8 октября, 1961.
От львиного оглохнув рыка,
Овца – в смущении великом...
Овца! Запомни: ты не лев!
Знай свой шесток (то бишь: свой хлев).
Знаю, конечно, хорошо, что забот и дел у Вас полон рот, да к ним еще всякие странствия, так что в легком упреке моем, Вас явно обидевшем, было на 99% шутки. Неужели не почувствовали? Коли нет, то прозорливости в каком то проценте мы не проявили оба... Но если обидел – простите, не хотел (es war nicht so gemeint – как говорят немцы), просто «порезвился»! А вот насчет того, что беседовать с поэтом можно лишь в минуты своего собственного поэтического озарения – с Вами не согласен. Ведь беседуют не только поэт с поэтом, но и человек с человеком! Не говоря уже о том, что поэтически озарены Вы всегда, в самом существе своем!
Обращаю Ваше внимание на только что вышедшее «Собрание стихов Ходасевича, любимейшего моего поэта. Печатается (под редакцией Глеба Струве) полный Гумилев (стихи, проза, статьи) в 3 томах. А вот что меня глубоко взволновало – это советское издание избранных стихов Ахматовой. Как ее осквернили и обокрали! Я не говорю уже о гнусной статье Суркова и о жалкой (вынужденной, конечно, быть такой) автобиографии Ахматовой. Дело в отборе стихов для книги.. Я сравнил советские и старые тексты стихов и получилось, что изъяты и не включены в издание, совершенно независимо от их художественной ценности, почти все те стихи, где речь идет о религиозных чувствах автора. Мало того: достаточно было присутствовать в стихотворении таким словам как «Бог», «Господь, «Богородица», «ангел», «крест», «молитва», «причастие», «святитель» и проч, чтобы стихотворение было изъято. Я насчитал среди 140 стихотворений из первых книг А. не включенных в советское издание, около восьмидесяти таких «одиозных» стихотворений! Среди 120 включенных, эти слова встречаются не более 10 раз, да и то в самом невинном преломлении. А некоторые стихи даже «исправлены» в угодном смысле, так, например, в строках «таинственные, темные селенья – хранилища молитвы и труда» исправлено на «хранилища бессмертного труда»! Цель сборника была вероятно: исказить поэтический и человеческий облик Ахматовой, каким он еще сохранился в памяти, в списках, в старых (редчайших теперь) изданиях ее стихов. Горько это видеть... И какое счастье быть поэтом здесь, хоть и печатаешься тиражем в 750, а не в 50.000 экземпляров.