7-го ноября, 1959 г.

Нью Йорк.

Дорогой Дмитрий Иосифович,

Снова спасибо за Ваши советы. Вы меня очень ободряете печатать... Аргументы Ваши сильные, – именно в том, что книга,³⁰ как бы продолжит (а кое в чем утончит) то, что я говорю «прозаически». Это сильный аргумент. Но есть у меня еще та «отрава» поэтическая (о которой я, кажется, еще не составил специального стиха): любовь к «ризе словесной», облекающей силу священнодейственную, которая становится и ее уделом... Я удовлетворен вполне лишь частью своих стихов... Потому мне легко принимать и критику, – я вижу нечто еще менее совершенное в них, чем то, на что указывается мне...

Вот «Рим»... Душа стиха живая, кажется, хорошая, но как неповоротлива (еще не поворотлива!) форма. «Старуха» – Ваша – не плоха, конечно, но стоит ли (примо) обижать старость? Секундо, слово это фонетически резкое, сухое, как выстрел (сердитое, даже, немного). Но дело не в этом, только, а в том, что если старуха протянула мне розу, а я купил ее, то это похоже, что я купил старуху (а не розу), а это будет противоречить всей книге. Если же поставить, вместо «ее» – во второй строке – «цветок», – это «уточнение» в стихе будет лишним... Как видите, «старуха» имеет свою и «проруху»; да и старушку эту осудить пришлось бы. (К эстетике так и липнет этика). А вообще это, конечно, не так плохо (и не так уж сухо), – «старуха»... Как Вам такое приглянется вступление:

«На одной из тихих улиц Рима,

Я купил у итальянки розу»?

Возраст итальянки оставляется читателю. В Траунштейне это будет, конечно, маститая «старуха». Но вот, надо в третью строку перейти, – «купил»: я ведь уже купил... Как быть? Здесь вопрос и существования «фольги», и всей вообще мишуры... Сие привожу как пример того, сколь можно увязнуть в пиэсе, которая уже теряет для автора свой первый аромат, ту пыльцу, которая призвана автора оплодотворять... Так дороги могут забастовать и перестанут вести в Рим...³¹ С «Человеком» «Вашим» трудно. Идея хороша, но конец все двоится и троится, в равном (не очень сильном) достоинстве. Подумаем.³² Проект шлю адвокату человека. Совет разлучить 5 и 6 страницы понятен, но не больше ли приязни и связи во всей цепи этой, чем взаимоотталкивания? Изъяв 6, попадаем на 5 и 7! («Мы летим...) Это, может быть, хуже, чем совпадение «отголосков седьмой строки»?.. Значит, надо далее переставлять, а все места заняты, как в Московском автобусе, а «локтями работать» стихам не полагается, «Начало» полета связано с «началом» всего – архитектонически, а после ночи не надо ли показать, что из звезд рождается утро?

За 6-м идет некая «серия», почти слаженная, – 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13. Здесь аккорд философический на стыке двух континентов, и опять новая серийка, куда не переместишь ни 5, ни 6... В сознании, как то все связывается звеньями. И легкая лиричность 5 и 6 должна быть достаточным, все же, мостом для разделения – несколько иронического – вступления – 2, 3, 4 и серии 7–13... Не придумаю, как же тут помочь тому, на что указываете...

Я видел, что у 52 родительный падеж, из за угла, высовывает голову (и спрашивает – «а вы что здесь делаете, милостивые государи?»)... Но – в винительном падеже есть, согласитесь, некое благородство (может быть, оттого его и употребляют иногда бессознательно), и «Башни» родительного похожи на «Башни» именительного множественного числа. И эта двойственность тут – слабость именно родительной позиции и сила винительной. Больше тут слово подчеркивается (заглавная буква и, в придачу, винительный падеж).

...Мы с Вами, право, беседуем, как атомные ученые – о мезонах, фотонах и антипротонах и прочих бесконечно малых величинах... Но, как жизнь, так и поэзия, стоит на этом; и духовная жизнь, тоже

Согласен, что «в воздухе» есть струя чего то не вполне созвучного (в 11-м). Согласен соединить строки в 16-м. Согласен в 60-м изъять одно слово, «не обязательное». С «Принцевыми островами» недоразумение. Переписчица на машинке написала «родиной», вместо «родиною». Тут перебоя нет. Но родиной нам стала вся земля» – легче, хотя вариант первый как то более весомый, как – поступь годов долгих... Но, не возразил бы тут. Что к облегчению книги, – я за то.

Это, кажется, все, о хороших заметках Ваших.

С «двумя буквами» Вы как то очень неохотно примиряетесь, а предложить, не предлагаете ничего, кроме «Странника».³³ да еще утешаете, что это похоже на «Скитальца»!! О «Д. Ш.» не говорю: нельзя ни человеку, ни змию залезать в старую кожу. Третья книга стихов юности (1925): «Предметы» (которая в продажу, даже, не пошла, а только друзьям) – была подписана фамилией, без имени (и в простейшей ее форме), словно ощущалось, что вскоре умрет и имя.

Так как все мы, в сущности, более псевдо, чем реальность, я взял бы тоже, если бы кто, что-нибудь краткое и простое посоветовал. Иначе – «две буквы»...

Послесловие, я согласен, имеет в себе нечто ненужное; вероятно, это есть отзвук ненужной прозаической честности. Весьма утешает, что «к сердцу» приняли мои стихи и защищаете их от Торпейской скалы...

Е.И.