16 июня, 1972 года

Милый Дмитрий Иосифович,

Привет Вам и Осинке... Письмецо Ваше дошло до меня. Я Вас не хотел укорять, а, так как пишу Вам всегда искренно («без дипломатии») и желаю Вам всегда душевной пользы, то, может быть, говорю иногда то, что никто Вам не скажет. Да и, может быть, не заметит того, о чем говорю и не поймет, о чем речь.

Но, так как мое отношение к Вам «весьма приязненное» (говоря на низких регистрах), то мне бы хотелось всегда лицезреть Вашу светлую вдохновенность не только в области одних рифм. Вы меня все же поймете. Судьей же сам себе поэт может быть только, если, кроме трех измерений поэзии, в которых он благословенно живет, ему дорога еще поэзия такая, которая самое простое слово может сделать словом все с большей перспективой и более богатым, чем то, что в его рифмах.

Как и Вы, я тоже прибаливаю. И кроме того, на мне висит еще и мое служение душам в Сан Франциско, на котором все держит меня Хозяин жизни... Будучи теперь в мае в Париже, устроил я у себя в гостинице (благо, номер был вместительный) прием для писателей-литераторов, сотрудников «Русской Мысли» (сестры моей и ее мужа не было: они отдыхали в Германии и Австрии). И я поэтам и литераторам показал те любопытные замечания, которые Женя Евт-ко сделал (по моей просьбе) на мою поэму «Упразднение Месяца». Весьма это любопытно и характерно оказалось! С большой дозой откровенности и смелости с его стороны. Но, конечно, кое в чем и «советскость» его проявилась.

Обнимаю Вас. Привет р.Б. Маргарите Денисовне, консулу ангелов Ваших.

Арх. Иоанн

Если будет время и охота, прошу Вас, с откровенностью (которая есть эквивалент дружества высшего) выскажите мнение о прилагаемых четырех «пиэсах». Какие из них Вы бы включили в сборник? Почему – да, а если нет, тоже – почему. Отбросьте боязнь затронуть обидчивость поэтов (существ, как известно, обидчивых).