12 января, 1952 г.

Глубокочтимый и дорогой Владыко!

Узнал, что, будучи в Лос Анжелосе, Вы справлялись у С. по телефону обо мне и просили передать свой привет и благословение. Спасибо за то и другое! Письмо от Вас я получил в последний раз в середине августа, тотчас-же ответил Вам (приложив стихи) и поблагодарил. Далее-же, не получая от Вас более никаких весточек, не решился больше беспокоить Вас своими письмами, только к Рождеству Христову послал Вам поздравительную карточку. Теперь же, узнав из писем А. В. и Е. В., что Вы интересуетесь моей судьбой – берусь опять за перо.

Самое радостное, чем могу поделиться с Вами, это известие о предстоящем выходе новой книги моих стихов «Навстречу небу». Рукопись уже в типографии и, если не случится ничего непредвиденного, книга выйдет в марте из печати, а в апреле дойдет и до Вас. И на этот раз, как 2 года тому назад, издание книги – безкорыстный акт дружбы со стороны одного верного почитателя моих стихов, взявшего на себя вторично все расходы. Как и в первый раз, я на этом, конечно, не зарабатываю ни копейки, но счастлив уже и тем, что мои стихи увидят свет.

На этом счастливые вести кончаются. Всю эту зиму я болею и притом не случайными, а хроническими, видно всё углубляющимися, болезнями. Сильно за последние полгода сдал: ослабел, постарел. Плохо с сердцем. Дошло до того, что жене, самой еще в сущности на 3/4 больной и беспомощной, приходилось то и дело за мной ухаживать. Не щадя своих сил, она в таких случаях скоро сваливалась сами... Так мы и подпираем друг-друга по очереди, как две жердочки, пока окончательно не повалит нас ветер.

А как Вы поживаете, дорогой Владыко? Здоровы ли? Из посылаемых мне иногда Вашей канцелярией, №№ Вашей газеты я с интересом знакомлюсь с новым, всегда вдохновенным, словом Вашим.

Жена просит передать Вам свой сердечный привет.

Глубоко любящий Вас и поручающий нас обоих Вашим молитвам

Д. Крачковский

12 января, 1952.

Прилагаю стихотворение.

О детстве вспомнить хорошо,

Хотя-б оно и горьким было.

Оно цветным карандашом

В тетради жизни, не чернилом.

Нагнись над нею и прочти

Неназываемые краски.

Да! стерлось многое почти,

Но потому еще прекрасней.

Смотри, как радостно-легки

Над крышей крохотного дома

Цветов огромных лепестки

И крылья бабочки огромной.

Пойми чудесный этот взлёт!

В рисунке детском не спроста ведь

Все то, что дышет и цветет,

Все мертвое переростает!

Ведь в лепете карандаша

Под неуверенной рукою

Поет свободная душа,

Еще не ставшая земною.

Она привыкнет и врастет

В законы, сроки и границы,

Но прежний запредельный взлет

Еще ей долго будет сниться...

До самой смерти, до конца,

Чтобы в последнее мгновенье

В чертах уснувшего лица

Расцвесть улыбкой возвращенья.

***

Тяжело, конечно, здесь и горько,

Ничего не удержать в руке...

И одно освобождает только:

Холодящий иней на виске.

Вот уйду и звездному глаголу

Научусь (в который раз!) опять,

Чтобы все, что было здесь тяжелым,

Самым легким именем назвать.

Окт. 1952 г.