22-е января, 1967 г.

Дорогой Дмитрий Иосифович,

Прочел с интересом Вашу «Похвалу Недоверчивости», письмо Ваше от 26-го декабря. Я, конечно, понимаю Ваши рассуждения, их логику, их ход. Но мне кажется, все же, что тут дело в другом. В отношении и «Бесед»,⁷⁵ дело не так уж трагически стоит, как Вы сейчас думаете (имея опыт, столь горький, прошлого. Это понятно). В советской печати, я читаю, люди открыто говорят, что слушают иностранные радиопередачи и «Голос Америки». И уже лет 6–7, как Москва не глушит Голоса Америки. А раз не глушит, значит как то признает сей Голос «легальным» у себя. Я думаю, так на это уже и смотрят там. Более того, открыто записывают на ленту и музыку и то, что им хочется, из «Голоса Америки». И мои Беседы тоже. Об этом открыто говорят в СССР, даже на открытых собраниях. Как, например, студенты в Киеве сказали во время беседы с одним американским студентом... С Ваших пор, все же, не мало утекло воды там (хотя «ядро» и осталось то же). Что касается его оценки зарубежных поэтов, Евтушенко имел мужество повторить то, что он сказал мне, во всеуслышание Съезду Славистов американских в Нью Иорке, накануне своего отлета в СССР.

По просьбе бывшего моего прихожанина Юрия Николаевича Семенова, упсальского слависта, я послал недавно свою лирику переводчику Гюнтеру (по случаю его 80-ти летия!). Он прислал мне в ответ очень милое письмо, высказывая догадку, что это Вы дали мне его адрес, и он Вам напишет о том. Хотя мы с Вами, кажется, и говорили как то о нем, но, в этом отношении, он ошибался. Он хотел бы кое-что перевести из моей Лирики. Так что, вслед за лучшим поэтом эмиграции, Кленовским, и мы можем выйти «в большие забияки» – поэтические... Осинкину, вот кого надо перевести!

Я рад, что милый Vogl иночески исполняет свое послушание, поддерживает «творческий» контакт с Траунштейном. (Он, по типу, «белый инок» в мире).