ИЗ СЛОВА В ДЕНЬ СВЯТИТЕЛЯ НИКОЛАЯ, О БЛАГОЧЕСТИИ
Что есть благочестие? Трудно заключить сие понятие в границах так называемого определения: но довольно будет, если рассмотрим общие и главные черты для отличия противополагаемых им. «Благочестие есть навык просвещенного откровением рассудка, навык искренности, навык жертвовать Богу всем в жизни, навык ревностного сердца».
«Благочестие предполагает навык просвещенного откровением рассудка». Здесь не исключается сердечная простота говорить и делать все откровенно. Это есть мудрость, которой суетные мудрецы еще не находили в важных своих изобретениях, ведение Христианского учения, для всех возможного. Занятие откровением не для изощрения только понятий, не для блистательного умствования, занятие не для головы, но для сердца, и всего Христова учения сердечное приятие, с твердой надеждой, что во всем прочем просветит Тот, Кто просвещает всякого человека, Кто умудряет самих младенцев. «Благочестие предполагает навык просвещенного откровением рассудка». Оно не позволяет вкрасться неверию и суеверию. Пусть явится волк под шкурой овечьей, чтобы уловить кротость, не знающую хитрости, пусть придет в виде Ангела князь тьмы благовестить нечто новое, по-видимому, выше откровения. Но просвещенное благочестие проникает в злобные преднамерения утонченного искусства адского. Да и хотя бы искуситель, намереваясь обольстить, предложил все очарования благ сегодняшних и чувственных, представив перед очами царствия мира и славу, то и тогда истинный ученик Христов, которому Небесный Учитель показал правило: «Довольно для ученика быть как его учитель» (Мф. 10:25), не замедлит возразить: «Отойди от меня, сатана» (Мф. 4:10). Без этого небесного озарения кто бы воспротивился столь скрытной злости врага темного? Кто бы, при слабости чувств, без истинного просвещения, не уподобился трости, ветром учения всюду преклоняемой, младенцу, до изнеможения гоняющемуся за каждым мимолетящим насекомым? Без сего просвещения удивительно ли, что некоторые из легкомысленных заблуждения предков своих принимают законом, и слепые повести – Евангелием, малозначащие обряды – делами добродетельнейшими? Удивительно ли, что не разумея существа религии, водятся одной наружностью, и часто возжением на алтаре нескольких зерен благовонного фимиама думают заглушить зловоние нечестия своего, а этим священные обряды превращают в уродливые? Так истинное благочестие непременно основывается на просвещении свыше. Апостол Павел склоняет к этому Ефесян, говоря: «Hепрестанно вспоминаю о вас в молитвах моих: чтобы Бог Господа нашего Иисуса Христа, Отец славы, дал вам Духа премудрости и откровения к познанию Его» (Еф. 1:16–17). И пророк: «Oткрой очи мои, – вопиет ко Господу, – да уразумею чудеса закона Твоего» (Пс. 118:19), «который есть светильник ногам моим и свет стезям моим» (Пс. 118:105). Когда этот светильник зажжён в сердце благочестивого, то уже не может в нем таиться мрак. Тогда он искренен, а это отделяет благочестие от лицемерия. Хитрое притворство весьма искусно умеет показывать святость свою, так что всякий удобно в нем обмануться может. Представьте себе такого лицемера, воззрите на его вид: какая степенность, подумаешь, ничто ее переменить не может; на одежду: какой убор особенный, кажется, тут ничего не может крыться, кроме благоговения; послушайте разговор: какая строгость к соблазнам, какое знание нравственности! Представим, что он всю жизнь проводит в сем занятии. Следуйте за ним в храм: какое усердие! Как часто возводит очи, воздыхает, как низко приклоняет главу, как унижен, смирен. Кто не согласится, что это совершенный христианин!
Но для чего такая строгая исполнительность, для чего такое беспокойство к приобретению всего почтенного? Для того, чтобы выгодно поместиться в мыслях народа, для того, чтобы сим похвалиться с тщеславием, для того, чтоб когда-нибудь указали на него: вот человек благоговейный! Оригинал сего изображения показал Иисус Христос в фарисеях своего времени, к которым относится такая угроза: «Змии, порождения ехиднины! как убежите вы от осуждения в геенну» (Мф. 23:33). Ах, слушатели, что, если и между нами, здесь, таятся еще остатки такого проклятого невежества! Напротив, наружность истинно благочестивого есть изображение внутреннего. Искренность есть изображение внутреннего. Искренность есть единственное его свойство. Он не имеет тех мыслей, какие фарисей, хотя по наружности иногда с ним сходен. Он ничего не помышляет, кроме того, что предписывает Апостол: «Братия мои, что только истинно, что честно, что справедливо, что любезно, что достославно, что только добродетель и похвала, о том помышляйте» (Флп. 4:8). Он в сердце своем непрестанно вопиет с Петром ко Спасителю: «Господи, Ты все знаешь; Тебе открыто сердце мое: Ты знаешь, как люблю Тебя» (Ин. 21:17); а таким образом непрестанно силится воспламенить в себе любовь к Богу, соответствующую любви Его. Есть люди, по природе склонные к уединению, скромные, молчаливые. Они не вдаются в чрезмерную радость, в излишние удовольствия, они естественно занимаются более собою, редко с кем-нибудь общаются, удаляются шумной толпы народа, мятежного мира. Все это похвально, но если они исполняют это по своим только склонностям, только для своего удовольствия, для своего спокойствия, то эта блистательная наружность впоследствии может быть пагубна. Их можно сравнить с теми, которые истинам Евангелия верят только по предубеждениям, потому что, к счастию их, верили оным или отец их, или дед, или наставник. Как эти не имеют истинной, живой веры, так и те, которые исполняют некоторые обязанности христианские только потому, что они с их нравами сходны, никакой не возносят перед Богом приятной жертвы повиновения.
Истинно благочестивый для Бога всем жертвует, оставляет дом отца, детей, супругу, имение, оставляет себя самого, чтобы приобрести Бога. "Вот мы, – говорили Апостолы, – оставили все» (Мф. 19:27), «те, которые Христовы, распяли плоть со страстями и похотями» (Гал. 5:24). Счастлив, кто в жизни своей самым тайным нападениям вражиим со стороны тонкого самолюбия непрестанно противится, и, как воин, защищающий град, мечет отовсюду на врага своего огонь, укрепляется, и все против него устремляет усилия. К такой деятельности, к такой неутомимости удобно присоединяется ревность и жар к исполнению всех обязанностей. Следственно, недеятельность и леность христиан противны благочестию. Да и в самом деле, эти ли христиане, которые хорошо знают все обязанности религии, но только умозрительно? Это ли христиане, которые признают свое идолопоклонство, но от него не отказываются. Всем жертвуют, даже если можно, самой религией собственному кумиру, какой-нибудь господствующей в них страсти? Это ли христиане, которые показывают некоторую ревность ко внешности христианства, а духу и существенности его противятся? Которые нередко посещают храмы, отверзают слух для словес Божественных, собственною и, кажется, усердною рукою возжигают светильники, чтут празднования, но все это только по обыкновению или из-за благопристойности, а сердце и мысли заняты своими расчетами? Это ли ревность христианская – скучают иногда медленным молитвословием? Боже мой! Если уже беседа с Тобою тягостна, то что будет для них Крест Твой? Нет, слушатели, истинно благочестивый имеет ревность ко христианству ничем не преодолимую... Поэтому осмелится ли кто считать себя истинно благочестивым, если имеет только холодные к Богу чувства? В нем хотя ревность иногда возгорается, но как зажженная солома, воспламенившись, тотчас гаснет, как луч молнии во время мрачной ночи, осветивши все, в той же оставляет темноте. В сердце истинно благочестивого этот огонь никогда не гаснет, поскольку имеет общение с Богом. Он столько близок к таинственному Жениху своему, что «левая рука Его, – говорит, – у меня под головою, а правая обнимает меня; так любит Его, что любовь его крепка как смерть. Она пламень весьма сильный. Большие воды не могут потушить ее и реки не зальют ее» (Песн. 8:3–7). Вот некоторые черты истинного благочестия, того самого, о котором упоминает Апостол: «Благочестие на все полезно» (1Тим. 4:8).
Произнесено 6 декабря 1807 года