Византийская иконописная традиция

Расцвет храмоздательства в IV-VII веках стал причиной мощного всплеска христианского изобразительного искусства. Стены величественных храмов, создававшихся по всей империи, украшались фресками и мозаиками. Кроме того, в храмах стали появляться отдельные иконы, написанные на доске.

Иконографический канон сложился далеко не сразу. Об этом свидетельствует, в частности, послание святого Нила Подвижника, ученика Иоанна Златоуста, к Олимпиодору епарху (ок. 400). Последний намеревался в создаваемом им мученическом храме «поставить иконы и изобразить различные охотничьи и рыболовные сцены». Но святой Нил, назвав это «ребячеством», советовал «изобразить в алтаре на восточной стороне храма один только крест, ибо через один спасительный крест спасается род человеческий». Что же касается восточной и западной стен, то святой Нил дает такое указание: «Пусть рука искуснейшего живописца наполнит храм с обеих сторон изображениями Ветхого и Нового Заветов, дабы те, кто не знает грамоты и не может читать Божественных Писаний, рассматривая живописные изображения, приводили себе на память мужественные подвиги искренне послуживших Богу». Отсюда следует, что стены храмов украшались как декоративной живописью, не имевшей специально религиозного смысла, так и изображениями святого креста и сценами из Библии.

Наиболее полное представление о христианском монументальном изобразительном искусстве V-VI веков дают мозаики Равенны. Этот город в силу своего уникального геополитического положения стал выдающимся центром христианского изобразительного искусства. С 402 по 476 год Равенна была столицей Западной империи, с 493 по 540 год она находилась в руках остготов, а в 540 году была захвачена византийцами. Помимо латинян, здесь проживали греки, сирийцы, армяне, представители других народностей. В строительстве и украшении равеннских храмов принимали участие византийские императоры, римские папы и готские вожди.

Мозаики Равенны отличаются богатством колорита: в них преобладают яркие, сочные тона – зеленый, синий, голубой, золотой, коричневый, красный, белый. Наиболее древними из равеннских мозаик, как считается, являются мозаики мавзолея Галлы Плацидии, дочери императора Феодосия: они датируются первой четвертью V века. Мавзолей представляет собой здание скромных размеров, крестообразное в плане, с четырьмя люнетами. Нижний уровень стен облицован мрамором, верхний уровень стен и своды покрыты мозаикой. Подкупольное пространство украшено изображением звездного неба: в центре купола – крест в круге. В южном люнете – мученик Лаврентий с крестом в правой руке и раскрытым Евангелием в левой; в центре композиции – горящий костер под железной решеткой (по преданию, мученик был сожжен на костре); по другую сторону костра, напротив фигуры мученика, изображен шкафчик с четырьмя Евангелиями – от Матфея, Марка, Луки и Иоанна. В северном люнете изображен Пастырь Добрый – молодой человек без бороды, с длинными вьющимися волосами, сидящий в изящной античной позе и опирающийся на большой четырехконечный крест, который он держит в левой руке. Правой рукой Добрый Пастырь кормит овец, которые окружают его: овцы представлены в разных позах, но их головы обращены к Пастырю. В прочих люнетах размещены апостолы в белых туниках. Стены мавзолея богато украшены орнаментом, деталями которого являются звезды, растения, животные и различные геометрические формы.

Следующим по времени постройки и декорации является православный баптистерий, примыкающий к кафедральному собору. Мозаики баптистерия, относящиеся к третьей четверти V века, представляют собой стройный ансамбль, посвященный теме крещения. В куполе расположена сцена Крещения Господня, однако оригинальная мозаика этой композиции в значительной степени утрачена, поэтому судить о ее первоначальном виде не представляется возможным. Гораздо лучше сохранилась мозаика подкупольного пространства, состоящая из двух рядов. Первый ряд, примыкающий к сцене Крещения, содержит изображения двенадцати апостолов с мученическими венцами в руках, в римских одеяниях, на синем фоне. Второй ряд, расположенный под первым, представляет собой орнамент, включающий, как предполагается, символические изображения епископских престолов (кресла с подушками, столы с раскрытым Евангелием, троны, увенчанные крестами).

Аналогичная композиция содержится в арианском баптистерии, датируемом первой четвертью VI века. В куполе изображен Христос в виде молодого человека без бороды с длинными вьющимися волосами. Он полностью обнажен и по пояс погружен в воды Иордана. На берегу Иордана стоит Иоанн Креститель, с бородой и длинными волосами, спускающимися ниже пояса; Иоанн облачен во власяницу, оставляющую открытыми руки и ноги; в левой руке Крестителя пастушеский жезл, правая лежит на голове Христа. По другую сторону реки – седовласый старец, олицетворяющий Иордан. Как и в православном баптистерии, в арианском в подкупольном пространстве изображены апостолы, под ними – епископские престолы.

Базилика Сант-Аполлинаре Нуово была построена королем остготов Теодорихом в начале VI века. По сторонам центрального нефа расположены три регистра изображений. Первый, верхний регистр содержит 26 композиций, иллюстрирующих различные события из Евангелия: здесь Христос изображен с бородой и длинными волосами. Однако в сцене Страшного Суда Христос без бороды: рядом с Ним стоят два Ангела, а различные народы представлены в виде шести агнцев. Во втором регистре окна чередуются с монументальными фигурами пророков и апостолов. В третьем регистре изображены процессии мучениц (на северной стене) и мучеников (на южной стене), движущиеся с запада на восток, к алтарной апсиде. Процессия мучениц начинается от равеннского порта, изображенного в западной части южной стены, и завершается сценой поклонения волхвов и изображением Божией Матери на троне в окружении Архангелов. Процессия мучеников начинается от дворца короля Теодориха, изображенного на южной стене напротив равеннского порта, и завершается у алтарной апсиды образом Христа, восседающего на троне. Внутреннее пространство базилики, таким образом, решено как грандиозная литургическая сцена, объединяющая в поклонении Христу и Богоматери пророков, апостолов, мучеников и мучениц, земных властителей, а также прихожан храма, которые, присутствуя за богослужением, становятся частью композиции, составляя ее самый нижний регистр.

Впечатляющий мозаичный ансамбль находится в храме Сан-Витале, построенном после завоевания Равенны византийцами в 540 году. Сохранившиеся мозаики алтарной апсиды свидетельствуют о детально разработанной иконографической программе, отражающей как основные догматы христианства, так и особенности эпохи, в которую строился храм. В алтарной апсиде изображен Христос в виде безбородого юноши с широко раскрытыми глазами: Он восседает на голубой небесной сфере, в Его левой руке свиток с семью печатями, в правой, протянутой к святому Виталию, мученический венец. По правую руку Христа – Архангел и мученик Виталий, по левую – другой Архангел и епископ Экклезий. Вокруг головы Христа – крестчатый нимб, над головой небо и облака. Внизу композиции – орнамент, изображающий землю, траву и цветы. По правую и левую стороны от центральной композиции изображены ктиторы храма – слева император Юстиниан с придворными и епископом Максимианом; справа – императрица Феодора в окружении придворных. В центре купольного пространства – фигура агнца с нимбом вокруг головы; вокруг агнца – четыре Архангела, стоящие на голубых сферах; основная часть подкупольного пространства покрыта орнаментом, внутри которого изображены животные, птицы, плоды и растения.

Стены алтарной апсиды украшены сценами из библейской истории. Главная композиция северной стены апсиды – гостеприимство Авраама. В центре композиции – три мужа в белых одеждах, сидящие под деревом за столом, на котором лежат три круглых хлеба. Слева от мужей – Авраам в короткой, выше колен, коричневой одежде; Авраам протягивает мужам блюдо с тельцом; за Авраамом – смеющаяся Сарра под крышей дома. Справа изображен Авраам в длинном белом одеянии с мечом в руках; перед ним – жертвенник, на котором сидит юноша Исаак со связанными за спиной руками. Таким образом, гостеприимство Авраама и приношение Авраамом в жертву Исаака объединены в одну композицию. На противоположной, южной стене апсиды изображен престол, покрытый одеянием; на престоле чаша; над престолом благословляющая рука. Слева от престола – Авель, приносящий в жертву агнца; справа – Мелхиседек с хлебом в руках. Среди других персонажей композиций алтарной апсиды – Моисей, Исайя и Иеремия. Тематически все мозаики алтарной апсиды объединены христологической темой и подчинены центральной фигуре Христа, восседающего на небесной сфере.

Особый интерес представляет мозаика алтарной апсиды церкви Сант-Аполлинаре ин Классе, относящаяся к середине VI века. В центре композиции – медальон, внутри которого – богато орнаментированный крест; по сторонам креста буквы Альфа и Омега, под крестом латинская надпись Salus mundi («Спасение мира»), крест окружен шестиконечными золотыми звездами на голубом фоне. По сторонам медальона – парящие на облаках полуфигуры Моисея и Илии, а также три агнца, символизирующие апостолов Петра, Иакова и Иоанна. Здесь представлено не что иное, как Преображение Господне, однако центральная фигура Христа заменена крестом. Под этой сценой расположена другая композиция, в центре которой – небесный покровитель храма Святой Аполлинарий в святительской одежде (фелони и омофоре) с поднятыми вверх руками. По сторонам святителя – двенадцать агнцев, обращенных к нему. Ярко-зеленый фон композиции представляет траву, на которой в стройном порядке расположены элементы ландшафта, деревья и цветы. Обе композиции в совокупности представляют монументальную картину преображенного космоса, включающего мир небесный и мир земной: в центре небесного мира – преображенный Христос, символизируемый крестом; в центре земного мира – обоженный человек, пребывающий в гармоничном единстве с природой.

В совокупности мозаики равеннских храмов и баптистериев представляют собой непревзойденный по богатству содержания, по яркости красок, по разнообразию композиций ансамбль. Мозаики Равенны являют нам уже не Церковь гонимую, ютящуюся в катакомбах, а Церковь процветающую, пользующуюся покровительством светской власти, Церковь в зените славы и могущества.

Равенна – не единственный город, где сохранились памятники мозаичного искусства доиконоборческого периода. Такие памятники имеются также в Риме (церковь Санта-Мария Маджоре), Милане (Сан-Лоренцо, Сант-Амброджо), на Синае (монастырь Святой Екатерины), в Салониках (базилика Святого Димитрия) и в ряде других городов Востока и Запада.

Наиболее древние из салоникских мозаик, датируемые концом IV или началом V века, находятся в храме Святого Георгия (ротонде): здесь изображены мученики с лицами правильных античных пропорций и широко раскрытыми большими глазами. Мозаика монастыря Преподобного Давида (2-я пол. V в.) представляет видение пророка Иезекииля. В центре композиции – Христос в виде юноши без бороды, с длинными волосами; Он восседает на радуге, и от Него исходят лучи разных цветов радуги; Его голова окружена нимбом. Фигура Христа заключена в круг, поддерживаемый четырьмя животными, символизирующими четырех евангелистов. Весьма интересны также мозаики храма Святого Димитрия (VII в.), где солунский мученик предстает в разнообразных композициях, в окружении епископов, диаконов и ктиторов храма.

Мозаика алтарной апсиды соборного храма монастыря Святой Екатерины на Синае, датируемая серединой VI века, тематически и стилистически перекликается с современными ей мозаиками Равенны. Темой композиции является Преображение, однако, в отличие от Сант-Аполлинаре ин Классе, композиция решена не в символическом, а в историческом ключе. В центре композиции – Христос с длинными прямыми волосами и клинообразной бородой, в белой одежде с золотой оторочкой; фигура Христа, стоящего в полный рост, вписана в овал темно-голубого цвета. Исходящие от Христа лучи направлены на других действующих лиц композиции – Моисея и Илию, стоящих в полный рост справа и слева от Христа, и трех апостолов, поверженных у ног Христа в драматичных позах. Композиция заключена в мозаичную раму, в верхней части которой содержатся медальоны с изображениями двенадцати апостолов; в нижней части – медальоны с изображениями пророков; по углам изображены два монастырских игумена. Над алтарной апсидой по двум сторонам – медальоны с изображениями Иоанна Крестителя и Божией Матери. Над ними два летящих Ангела с разноцветными крыльями (расцветка крыльев напоминает павлиньи перья); в одной руке каждый Ангел держит сферу с изображением креста, в другой – крест на длинном шесте. Ангелы обращены к медальону, в котором изображен агнец на фоне золотого четырехконечного креста. Над Ангелами слева – Моисей, снимающий обувь перед Неопалимой Купиной; справа – Моисей, получающий из руки Божией скрижали Завета.

Если сохранившиеся от ранневизантийского периода мозаичные ансамбли дают достаточно полное представление об уровне мозаичного искусства того времени, то этого нельзя сказать о фресках. Лишь единичные образцы и фрагменты фресок сохранились от VII–VIII веков, например в храме Святого Димитрия в Салониках (основная часть фресок погибла при пожаре 1917 года), в монастыре Богородицы Дросиани на острове Наксос (Греция), в римской церкви Санта Мария Антиква.

В этом смысле особую ценность представляют фрески церкви Святой Марии в Кастельсеприо (северная Италия), расчищенные в 1944 году. Ученые расходятся в вопросе датировки фресок: одни рассматривают их как произведение доиконоборческого периода (VI–VIII вв.), другие относят их к IX или даже X веку. Преобладает все же мнение, согласно которому фрески появились около VII века и, следовательно, являются одним из самых ранних, не считая римских катакомб, дошедших до нас ансамблей настенной живописи. Среди сюжетов фресок: «Благовещение», «Встреча Марии и Елисаветы», «Испытание Марии водой обличения» (достаточно редкий сюжет, основанный на Чис. 5:11–28 и встречающийся впоследствии в мозаиках киевской Софии, атенского Сиона и некоторых других храмов), «Путешествие в Вифлеем», «Рождество Христово», «Поклонение волхвов», «Сретение». В одном из медальонов имеется изображение Христа в крестчатом нимбе; два других медальона, где изображались Богородица и Иоанн Креститель, утрачены. Над триумфальной аркой расположено изображение Престола уготованного с обращенными к нему летящими Ангелами с мерилами (длинными тростями) и порфирами в руках. По мнению В.Н. Лазарева, «самым интересным в росписях Кастельсеприо является их стиль, поражающий своей свободой и... реализмом, насыщенным живыми отголосками античного искусства. Стройные, легкие фигуры даются в разнообразных и редких поворотах... манера письма выдается своим уверенным характером и широкой живописностью, невольно заставляющей вспомнить о помпеянских росписях».

Все сохранившиеся памятники христианского изобразительного искусства до VI века представляют собой либо мозаики, либо фрески. Ни одной иконы, написанной на доске, от этого времени до нас не дошло. Впрочем, и число икон VI-VII веков весьма незначительно. Разумеется, многие древние иконы были со временем утрачены; немало икон было уничтожено в иконоборческую эпоху. И все же, по-видимому, можно с достаточной степенью вероятности утверждать, что до VI века создание икон на деревянной доске не было широко распространено. Во всяком случае, в храмах для них специального места отведено не было.

Наиболее ранние из сохранившихся до наших дней икон, написанных на деревянной доске, принадлежат монастырю Святой Екатерины на Синае (поэтому их называют «синайскими», хотя происходят они из разных мест). Все они выполнены в технике энкаустики и написаны в сочной, реалистичной манере, которая гораздо ближе к античным образцам, в частности к фаюмскому портрету, чем к иконам послеиконоборческого периода.

Одной из наиболее известных синайских икон является образ Христа Пантократора, датируемый первой половиной VI века. На этой иконе Христос изображен в виде человека средних лет с удлиненной бородой и длинными волосами, расчесанными на прямой пробор. На лбу и под глазами складки; мочки ушей открыты; шея тоже открыта. Правая рука Христа поднята в благословляющем жесте: указательный и средний пальцы подняты вверх, безымянный и мизинец пригнуты к большому пальцу. Христос облачен в синий гиматий, из-под которого видна нижняя одежда темного цвета с золотым клавом (галуном). В левой руке Христа – закрытая книга в богато украшенном переплете с изображением креста. Над головой Христа – золотой нимб, внутри которого вычерчен крест. На заднем плане – спинка трона, на котором восседает Пантократор. Иконографический тип, который использован в этой иконе, сохранится на многие века, вплоть до настоящего времени.

Синайский образ Пантократора написан в реалистичном стиле, сочными густыми мазками. Лик Христа на описываемом образе асимметричен: если условно разделить образ вертикальной чертой посередине, то левая сторона иконы (или правая сторона изображенного на ней Христа) будет представлять вполне гармоничный образ, выдержанный в античных традициях, тогда как в правой стороне иконы налицо дисгармония. В этой асимметрии некоторые искусствоведы видят сознательную попытку отобразить две природы Христа: Божественную и человеческую. Нельзя, однако, исключить и факт позднейшей переработки первоначального образа, вмешательства художника более позднего времени. В пользу такого предположения говорит цвет рук Спасителя, значительно отличающийся от цвета Его лика (что было бы невозможно, если бы лик и руки создавались одним художником в одно и то же время).

Второй половиной VI или первой половиной VII века датируют синайскую икону Пресвятой Богородицы со святыми великомучениками Георгием Победоносцем и Феодором Стратилатом. По композиции икона напоминает упоминавшуюся выше фреску из катакомб Коммодиллы, где Богородица изображена вместе с мучениками Феликсом и Адавктом. Как и на фреске из катакомб, на синайской иконе Богородица изображена восседающей на троне, с Младенцем на коленях. Она облачена в темно-синий мафорий, полностью закрывающий Ее фигуру и оставляющий открытыми только лицо, шею и руки. Взор больших темных глаз Девы устремлен в сторону; уста ярко-красного цвета; лик обильно покрыт белой краской; на щеках и подбородке яркий румянец. Мученики представлены в разноцветных одеждах римских воинов; в правой руке они держат кресты. За спинами Богородицы и мучеников – два Ангела со скипетрами в руках; лица Ангелов обращены к руке Божией, из которой на голову Богородицы ниспускается луч света. Разворот головы Ангелов и их динамичная поза контрастируют со статичными позами Богородицы и двух мучеников.

Тем же периодом (2-я пол. VI-1-я пол. VII в.) датируется энкаустическая икона апостола Петра – одно из самых ранних изображений этого первоверховного апостола. На иконе перед нами предстает человек зрелого возраста (45–50 лет) с коротко остриженными седыми волосами, слегка вьющейся седой бородой, широким носом, полными губами, мощной открытой шеей, внушительным торсом римского воина. Апостол одет в белую римскую тогу; в левой руке у него жезл с крестом наверху, в правой – связка ключей. Голова апостола окружена золотым нимбом, над которым в медальонах изображены Христос, Божия Матерь и молодой святой (предположительно Иоанн Богослов).

Одна из ранних синайских энкаустических икон, именуемая «Радуйтесь», представляет собой изображение явления воскресшего Христа двум женщинам. Христос облачен в темно-красный гиматий поверх голубого хитона; Его лик обращен к женщинам, рука поднята в благословляющем жесте. Одна из женщин стоит с протянутыми к Нему руками, другая припала к Его ногам. Над стоящей женщиной сокращенная надпись АГ MP, означающая Святая Мария. Этой надписью на ранних иконах обозначалась Божия Матерь; обозначение MP ОY – Матерь Божия появилось лишь в послеиконоборческий период. Таким образом, «другая Мария» из Мф. 28:1, 9–10 ассоциируется с Божией Матерью. Это соответствует восточно-христианскому преданию, согласно которому Божия Матерь первой увидела Христа после воскресения.

Три синайские иконы VI века были вывезены в середине XIX века архимандритом, впоследствии епископом, Порфирием (Успенским) и в настоящее время хранятся в киевском Музее западного и восточного искусства. На одной из этих икон изображена Божия Матерь в динамичной позе, напоминающей скорее античные портреты, чем христианскую икону. Взгляд Ее больших глаз с темными зрачками обращен не на зрителя и не к Младенцу, а в сторону – за поля иконы. Младенец сидит на левой руке Матери, правой рукой Она обнимает Младенца, как бы защищая Его. Взор Младенца устремлен в ту же сторону, что и взор Богородицы.

Другая икона представляет Иоанна Крестителя в полный рост. В левом верхнем углу иконы в медальоне изображен Христос, в правом – Богородица. Взор Крестителя устремлен на лик Христа, правая рука указывает на Него, в левой руке развернутый свиток с надписью: вот Агнец Божий, Который берет на Себя грех мира (Ин. 1:29). Длинные кудрявые волосы растрепаны и падают на плечи, борода взлохмачена. Перед нами – вполне реалистичный образ анахорета: его фигура динамична, лицо и жесты чрезвычайно выразительны.

Третья из вывезенных Порфирием (Успенским) с Синая икон VI века представляет святых мучеников Сергия и Вакха. На иконе изображены два юноши в одеждах римских воинов с крестами в правой руке. Лица юношей почти идентичны, взгляды устремлены на зрителя, курчавые волосы закрывают лоб и уши, головы окружены нимбами. На шеях мучеников железные обручи, с которыми, по преданию, их водили по городу перед казнью. Над головами мучеников в медальоне – голова Христа. В отличие от описанных выше икон Божией Матери и Иоанна Крестителя мученики изображены в статичных позах, их лица отмечены печатью бесстрастия.

Последней по времени из известных науке энкаустических икон Синая является изображение трех отроков в печи вавилонской, датируемое VII веком. В VIII веке энкаустика уступает место яичной темпере, а на смену античному реализму приходит стиль, тяготеющий к большей схематичности и графичности.

Эта перемена видна уже по синайской иконе Распятия, датируемой VIII веком. Икона представляет собой первое известное науке изображение мертвого Христа и первый пример изображения Христа в терновом венце. Глаза Спасителя закрыты, руки распростерты под прямым углом по отношению к телу, ноги стоят на прибитой к кресту подставке, что отличает данную икону от более поздних византийских изображений Распятия. Спаситель облачен в длинную темно-красную одежду, закрывающую тело почти до пят, но оставляющую руки полностью открытыми. У креста стоят Божия Матерь (над Ней надпись АГ MP) и Иоанн Богослов: их взоры устремлены на Христа. По двум сторонам Креста Христова – фигуры двух разбойников, значительно меньшего размера. Один из разбойников изображен еще живым, с открытыми глазами, в одной набедренной повязке: его руки связаны за спиной, а перекладина креста находится между спиной и руками; взор разбойника устремлен на Христа. Фигура второго разбойника не сохранилась. Над разбойниками надписаны их имена, известные из предания: Гестас и Димас. Под Крестом Спасителя три воина – еще меньших размеров, чем разбойники; над Крестом – четыре полуфигуры Ангелов, обращенных ко Христу, и надпись: «Царь Иудейский». В левом верхнем углу иконы изображено солнце, в утраченном правом углу, очевидно, была изображена луна.

Образ Христа, запечатленный на синайской иконе Пантократора, представляет собой вполне сложившийся канонический тип. Однако мы знаем, что в раннехристианской живописи Христос изображался совсем по-иному – в виде молодого человека без бороды. Канонический тип Христа появляется, по-видимому, не ранее IV или V века. Впрочем, уже в VI веке он почти полностью вытесняет из употребления «античный» тип (последний сохраняется лишь в трансформированном виде – как Спас Эммануил).

Каков генезис канонического облика Христа? Откуда – после нескольких столетий, когда доминировал совершенно другой образ – появился этот характерный лик с бородой и длинными волосами, расчесанными на прямой пробор? Однозначно ответить на этот вопрос вряд ли возможно, однако заслуживает пристального внимания гипотеза, увязывающая канонический облик Христа с преданием о Нерукотворном Образе, находившемся сначала в Эдессе, а затем в Константинополе. Это предание бережно хранится Православной Церковью, а день перенесения Образа из Эдессы в Константинополь до сих пор отмечается как церковный праздник.

Первое упоминание о Нерукотворном Образе находится в «Учении Аддаи» – сирийском литературном памятнике, условно датируемом рубежом IV и V веков. Здесь рассказывается об эдесском царе Авгаре, страдавшем «некоей болезнью». Услышав о Христе, царь послал к нему своего архивиста Ханнана. Иисус отказался прийти к Авгарю, но обещал после Своего вознесения послать к нему Своего ученика, чтобы тот пришел и исцелил его болезнь. «Когда же увидел Ханнан-архивист, что Иисус так ему сказал, то, поскольку он был живописцем царя, он взял и нарисовал образ Иисуса лучшими красками и принес его с собой Авгарю-царю, господину своему. Когда увидел Авгарь-царь образ этот, принял его с великой радостью и поместил с великой почестью в одном из покоев дворца своего».

Другой вариант той же истории содержится в греческих «Деяниях Фаддея» (VII в.). Здесь говорится о том, что Анания (Ханнан), посланный Авгарем к Спасителю для того, чтобы написать Его портрет, не смог этого сделать, хотя и вглядывался пристально в лицо Христа. Тогда Спаситель, взяв плат, умыл лицо и вытер платом, и тотчас Его лицо отпечаталось на плате. Получив плат из рук Анании и поклонившись святыне, Авгарь тотчас исцелился.

Итак, в сирийском литературном памятнике говорится о портрете, написанном с натуры, в греческом – о Нерукотворном Образе. В обоих случаях, однако, речь идет о прижизненном портрете Христа, то есть о портрете, верно отображающем Его реальный облик.

Именно вторая версия истории Авгаря получила распространение в Византии. О Нерукотворном Образе, отправленном Христом Авгарю, упоминают на рубеже VI и VII веков Евагрий Схоластик, в VIII веке Иоанн Дамаскин, в начале IX века преподобный Феодор Студит и Георгий Синкелл. К IX веку относятся упоминания об Эдесском Образе в трудах святителя Никифора, патриарха Константинопольского. В одном из своих трактатов в защиту иконо-почитания он пишет: «Если же Христос по просьбе одного из верующих запечатлел Свой лик на полотне и послал ему, то зачем зря обвинять других, изображающих Его?» В другом месте святитель пересказывает историю Авгаря так, как она изложена в греческих «Деяниях Фаддея».

Раннехристианские источники ничего не говорят о местонахождении Нерукотворного Образа. Его явление связано с осадой Эдессы персидским царем Хозроем в 545 году. Согласно церковному историку Евагрию, когда Хозрой готовился к штурму города, отчаявшиеся жители принесли «богозданный Нерукотворный Образ, который Христос Бог прислал Авгарю, когда сей хотел Его видеть». Этот Образ жители Эдессы окропили святой водой и затем той же водой окропили насыпь, построенную Хозроем. После этого им удалось поджечь насыпь, и через три дня Хозрой бесславно удалился. Более поздний вариант того же рассказа повествует о том, что Нерукотворный Образ был чудесным образом обретен епископом Эдессы Евлавием в замурованной нише, где он хранился на протяжении нескольких веков. После совершения крестного хода с вновь обретенным Образом персидские полчища отступили от города.

В течение четырех столетий (с 545 по 944) Нерукотворный Образ хранился в Эдессе и был главной святыней города, куда для поклонения ему стекались многочисленные паломники. Молва об Образе вышла далеко за пределы Эдессы, и многочисленные списки с него распространялись на Востоке и на Западе. Характерной особенностью этих списков было то, что на них изображался только лик Христа на плате; шея, плечи и руки отсутствовали. Древнейший список Нерукотворного Образа, известный под греческим именем «Мандилион», датируется предположительно VI веком и находится в Ватикане. Аналогичный список, более позднего происхождения (около сер. X в.), хранится в Генуе. В то же время и лик Христа на обычной иконе, где Он изображен по грудь, по пояс или в полный рост, приобретает черты, сходные с Нерукотворным Образом. Наиболее ярким примером является синайская икона Пантократора, о которой говорилось выше.

В 944 году Нерукотворный Образ был торжественно перенесен из Эдессы в Константинополь. Образ прибыл в византийскую столицу 15 августа, в праздник Успения Пресвятой Богородицы, и был помещен сначала во Влахернском храме. На следующий день Образ был торжественно перенесен в храм Святой Софии, а оттуда во дворцовый храм Богородицы Фара, который стал местом его постоянного пребывания на последующие 270 лет.

Следы Нерукотворного Образа теряются после разграбления Константинополя крестоносцами в 1204 году. Как и многие другие святыни Восточной Церкви, он мог оказаться в руках крестоносцев и быть вывезен из византийской столицы на Запад. На этом история Нерукотворного Образа как будто бы заканчивается.

Однако спустя полтора столетия начинается новая история: в 1357 году во владении французского рыцаря Жоффруа де Шарни оказывается объект, известный сегодня под именем Туринской плащаницы. Это длинное полотно (размером приблизительно 4,4 x 1,1 м), на котором изображен обнаженный мужчина с длинными волосами и бородой; его руки сложены крестообразно на поясе. Одна часть плащаницы содержит фронтальное изображение мужчины, другая – его же изображение со спины. Изображения расположены вдоль полотна таким образом, что голова мужчины в обоих случаях оказывается возле середины полотна, а ноги – по краям. Иными словами, изображения развернуты в противоположном одно от другого направлении. Если считать плащаницу погребальной пеленой, а изображения на ней – отпечатком тела умершего, то очевидно, что тело было положено на одну половину полотна и закрыто другой половиной, перекинутой через голову усопшего.

С 1578 года плащаница хранится в Туринском соборе. Католическая Церковь, хотя и далеко не сразу, признала плащаницу за полотно, в которое был завернут Христос после снятия с креста, а изображение на плащанице – за подлинное Нерукотворное изображение Христа. В течение XX века ученые неоднократно пытались оспорить это мнение, выдвигая различные гипотезы относительно возможного происхождения плащаницы и ее датировки. Высказывалось предположение, что это средневековое произведение искусства мастерская подделка, однако доказать неподлинность плащаницы так и не удалось.

Главным аргументом против предположения о средневековом и рукотворном происхождении плащаницы является тот факт, что после многих лет исследований химического состава изображения на плащанице ученые пришли к однозначному выводу: «Плащаница – не живописное изображение», так как на ней не удалось найти каких-либо следов краски. А никаких иных способов создания видимых образов, кроме как при помощи пигментов, Средневековье не знало. Кроме того, в Средние века считалось, что при распятии гвозди вбивались в ладони, и если бы художник подделывал плащаницу, он изобразил бы раны именно на ладонях. Между тем следы крови на плащанице находятся в зоне запястья каждой руки. О том же, что во времена Христа гвозди при распятии вбивались именно в запястья, а не в ладони, ученым стало известно лишь в новейшее время.

Ученые не пришли к единому мнению относительно происхождения Образа на плащанице. По одним предположениям, он мог появиться благодаря испарению влаги с поверхности тела умершего; по другим – благодаря радиоактивному излучению. И в том и в другом случае изображение оказывается результатом некоего химического процесса, природа которого остается неясной. И источник изображения – не кисть художника, а само тело умершего, завернутого в плащаницу. Об этом свидетельствует, в частности, тот факт, что, согласно проведенным исследованиям, изображение на плащанице ярче в тех местах, где ткань вплотную примыкала к телу, и бледнее там, где между тканью и телом возникало расстояние.

Имеется ли связь между Туринской плащаницей и эдесским Нерукотворным Образом? В течение долгого времени такая связь отрицалась – прежде всего на том основании, что на плащанице отпечаталось целиком тело Спасителя, тогда как Нерукотворный Образ, насколько можно судить по его многочисленным спискам, содержал только отпечаток лика Христа. Однако в последней четверти XX века целый ряд ученых пришел к выводу, что Туринская плащаница и Эдесский Образ – один и тот же объект.

Данный вывод был сделан, во-первых, на основании поперечных складок, имеющихся на плащанице. Они свидетельствуют о том, что плащаница складывалась в 8 раз и в течение длительного времени хранилась в сложенном состоянии. Эдесский Нерукотворный Образ вполне мог быть идентичен той части плащаницы, на которой отпечатался лик Христа, и именно эта часть сложенной плащаницы могла демонстрироваться паломникам, приходившим для поклонения Образу сначала в Эдессе, а затем в Константинополе.

Во-вторых, целый ряд литературных источников свидетельствует о том, что погребальная плащаница Христа до 1204 года находилась в Константинополе. Робер де Клари, автор «Завоевания Константинополя», написанного в начале XIII века, говорит: «И среди других была церковь, называемая церковью Богородицы Влахернской, где хранилась плащаница, в которую был обернут Господь и которая выставлялась каждую пятницу, чтобы облик Господа нашего был ясно виден. И никто, ни греки, ни франки не знают, что сталось с этой плащаницей после завоевания города». В 1205 году Феодор Ангелос в письме папе Иннокентию III говорит: «Венецианцы поделили между собой сокровища из золота, серебра и слоновой кости, тогда как французы сделали то же самое с мощами святых и самой великой святыней – плащаницей, в которую Господь наш Иисус Христос был завернут после Своей смерти и перед воскресением. Мы знаем, что эти святыни хранятся их похитителями в Венеции, во Франции и в других местах, а святая плащаница в Афинах».

В-третьих, согласно некоторым источникам, Эдесский Образ включал изображение не только лика Христа, но и всего Его тела. В частности, одна из латинских рукописей X века включает рассказ, относящийся к VIII веку. Здесь, со ссылкой на некоего Смеру из Константинополя, говорится о том, что в Эдессе хранилось полотно с изображением всего тела Христа, а не только Его лица: «Царь Авгарь получил ткань, на которой ты можешь видеть не только лицо, но и все тело» (non tantum faciei figuram sed totius corporis figuram cernere poteris).

В-четвертых, наконец, ряд источников свидетельствует о следах крови на Нерукотворном Образе. Наиболее ярким из свидетельств подобного рода является слово, произнесенное архидиаконом храма Святой Софии Григорием в 944 году по случаю перенесения Нерукотворного Образа Христа из Эдессы в Константинополь. В этом слове Григорий сначала излагает легенду об Авгаре в том варианте, в котором она была известна в Византии. Однако когда речь заходит о самом Нерукотворном Образе, Григорий говорит:

Тотчас же будет приготовлено сверхъестественное изображение; посмотрим, как в зеркало, какими средствами оно сделано. Ведь оно написано не теми средствами, с помощью которых искусство живописи создает образы, предоставляя уму возможность постичь первообраз: живопись создает целостность облика разнообразными красками, отмечая румянцем ланиты, ярким багрянцем изгиб губ, сверкающей краской рисуя первый юношеский пушок, блестящим черным цветом – бровь и вместе с тем красивыми красками весь глаз; соединяя краски, (изображает) уши и нос, смешивая качества (красок) – впадины на лице, оттеняет подбородок кругом волосяных нитей. Но это изображение... запечатлено только потом предсмертного борения на живоначальном лике, стекающим как сгустки крови, и перстом Божьим. Они-то и есть поистине прекрасные цвета, создавшие отпечаток Христа, украшенный каплями, струившимися из Его собственного бока. И то и другое преисполнено учений: здесь кровь и вода, там – пот и облик. О сходство этих вещей! Ибо они произошли от Одного и Того же. Но и источник воды живой надлежит видеть в Его изображении, и он, научая, поит ликообразующей влагой пота, каковую источает всякое тело, как родник, который бьет ключом как бы из сосудов, увлажняющих древо жизни.

Таким образом, в слове архидиакона Григория ясно говорится о следах крови не только на лике Христа, но и на следах от раны в боку (см.: Ин. 19:34), что свидетельствует о наличии на плащанице изображения тела Христа. Архидиакона как будто бы не смущает то обстоятельство, что описанный им образ никоим образом не соответствует легенде об Авгаре, на которую он также ссылается.

Несоответствие между легендой и тем Образом, который увидели жители Константинополя в 944 году, отразилось и в «Сказании об Эдесском Образе», написанном вскоре после перенесения Образа из Эдессы. Здесь говорится о том, что, когда Иисус молился накануне Своей крестной смерти, капли пота с Его чела были подобны каплям крови (см.: Лк. 22:44); по окончании молитвы Он отер лицо платом, и капли крови отпечатались на нем. «Сказание» приписывается императору Константину VII Багрянородному, который видел Эдесский Образ своими глазами по перенесении его в Константинополь. С этим сказанием тематически перекликается западная легенда о Веронике, подавшей плат Иисусу, когда Он восходил на Голгофу: Иисус отер платом лицо, и на плате отпечатлелся Его лик с каплями крови.

Совокупность имеющихся свидетельств дает достаточные основания для утверждения о том, что Эдесский Нерукотворный Образ является тем же самым объектом, который ныне известен под именем Туринской плащаницы, только сложенным в 8 раз. В то же время нельзя исключить и того, что Нерукотворный Образ и Туринская плащаница – два разных объекта. В Евангелии упоминаются погребальные пелены Христа и плат, который был на главе Его, не с пеленами лежащий, но особо свитый на другом месте (Ин. 20:7). Возможно, что под верхнюю часть плащаницы на лик Христа при Его погребении был положен плат, на котором, как и на плащанице, отпечатлелся лик Спасителя. В этом случае следует предполагать, что изображение на плате было идентично изображению на плащанице. Если, наконец, принять за исторический факт легенду об Авгаре (будь то в ее византийском или сирийском варианте), тогда речь может идти еще об одном образе Христа – Его прижизненном портрете. Однако в любом из трех указанных случаев на плате был бы изображен один и тот же лик Христа – с бородой и длинными волосами.

Именно этот Нерукотворный лик, по своим пропорциям полностью совпадающий с Синайской иконой Спасителя, получил известность в VI веке и распространился во множестве списков. И именно распространение этих списков способствовало тому, что более древний, античный тип лика Христа, который мы видим на фресках римских катакомб и на некоторых мозаиках Равенны, практически полностью вышел из употребления. Парадоксальным образом христиане II–V веков не знали, каким Христос был в действительности, и потому могли представлять Его себе в виде безбородого юноши, а христиане VI и последующего столетий благодаря обретению Нерукотворного Образа узнали подлинный лик Спасителя. Обретение этого лика послужило мощным толчком к развитию иконописания на всем православном Востоке.

Излагая краткую историю христианской Церкви, мы уже говорили о том, что, возможно, иконоборчество своим происхождением обязано набиравшему силу исламу. Этой точки зрения придерживаются некоторые исследователи. Во всяком случае, первый официальный запрет на изображения появился не в Византии, а на территории Арабского халифата: в 721 году халиф Язид II издал запрет на употребление икон в христианских церквах. Византийский император Лев III Исавр, издавший иконоборческий эдикт в Византии несколько лет спустя, происходил из Сирии и был знаком с арабским менталитетом.

Другие ученые объясняют возникновение иконоборчества влиянием иудаизма, монофизитства или павликианства, однако убедительных доказательств подобного влияния найти не удалось.

Наконец, ряд исследователей полагает, что иконоборчество было изначально присуще Церкви и что лишь в послеконстантиновскую эпоху под влиянием культа изображений императора в христианской Церкви возникли священные изображения. Так, например, Ханс Бельтинг утверждает, что распространение в VI веке образа Христа было новшеством, которое нуждалось в узаконении. По словам исследователя, в течение длительного времени Церковь сопротивлялась культовым образам, но потом все же уступила. «Вслед за принятием образа возникает учение о нем, которое затем оправдывает культ иконы в теологическом споре о природе Христа». Такой точки зрения придерживаются многие протестантские ученые, видящие в иконоборчестве первую попытку религиозной реформации с целью освобождения христианства от влияния эллинизма и язычества.

В доказательство своей правоты эти ученые приводят несколько текстов, принадлежащих двум авторам IV века – Евсевию Кесарийскому (ок. 264–340) и Епифанию Кипрскому (ок. 315–403) – и якобы долженствующих свидетельствовать об иконоборческом характере раннехристианской Церкви. В одном из своих писем (сохранившемся, впрочем, лишь в опровержении Никифора Константинопольского) Евсевий обращается к христианке, попросившей его прислать ей икону Христа:

Ты пишешь мне относительно определенной иконы Христа с пожеланием, чтобы я прислал ее тебе. О какой иконе говоришь и какого она должна быть рода, которую ты называешь иконой Христа?.. Какую икону Христа ищешь? Подлинный, неизменный образ, который по естеству несет черты Христовы, или же, напротив, тот вид, который Он принял на Себя нас ради, облекшись во образ раба (см.: Флп. 2:7)?.. Я не могу себе представить, чтобы ты испрашивала икону Его Божественного вида. Ведь Христос Сам наставил тебя, что никто не знает Сына, как только единственно породивший Его Отец (см.: Мф. 11:27). Вероятно, тебе хотелось бы получить изображение Его в рабском образе, то есть в виде бедной плоти, в которую Он облекся нас ради. Но и о плоти мы наставлены, что она была проникнута славой Божества, что в ней смертное было поглощено жизнью (см.: 1Кор. 15:52–54: 2Кор. 5:4)... Если ты, однако, скажешь, что хотела бы от меня не изображение человека, превращенного в Бога, но икону Его смертной плоти, как она выглядела до Его преображения, то я отвечу: разве ты не помнишь из Писания, что Бог запрещает создавать подобия чего-либо вверху на небесах или здесь внизу на земле (см.: Исх. 20:4)?

Насколько этот текст – если он, конечно, подлинный – отражает точку зрения раннехристианской Церкви на священные изображения? Прежде всего, как отмечает кардинал Кристоф Шенборн, «из этого текста нельзя вычитать общего отвержения христианского искусства. Символические и аллегорические изображения Христа, которые в изобилии известны от времени Евсевия, им не отвергаются. Речь идет только об иконе, на которой Христос должен быть изображен точно, то есть таким, каким Он действительно был; и только подобное представление Евсевий отклоняет».

Кроме того, Евсевий был склонен к арианству и считал Христа творением Божиим. Материальное тело Христа, согласно Евсевию, было лишь инструментом в руках Божества, подобно арфе в руках музыканта. Когда Христос страдает на кресте, Его Божество остается бесстрастным, подобно тому как не пострадает музыкант, если его арфа разобьется и ее струны порвутся. В истории Боговоплощения тело Христа оказывается как бы случайным элементом, необходимость в котором отпадает после воскресения Христова. Характерно, что и евхаристические Дары – Тело и Кровь Христа – Евсевий воспринимает лишь как «символы Божественного домостроительства», «символы невыразимых слов Нового Завета». Смысл Евхаристии для Евсевия заключается прежде всего в символическом воспоминании о страданиях Слова Божия, а не в причастии Его обоженных Тела и Крови.

Такая богословская установка, конечно, существовала в древней Церкви, но она отнюдь не была доминирующей. Более того, она была отвергнута Церковью вместе с прочими аспектами арианской христологии. Для Евсевия Божественный Логос есть образ Бога Отца, а тело Христа – образ этого образа; изображение тела Христа, соответственно, становится образом того тленного и смертного образа, который не заслуживает поклонения. Принципиально иной подход мы встречаем, например, у Кирилла Александрийского, для которого образ Бога Отца есть воплотившееся Слово, то есть Божественный Логос вместе с Его человеческой природой. Тело Христа неразрывно сопряжено с Его Божеством и наполнено животворящей энергией Духа. Человеческую природу Христа и Его тело нельзя воспринимать лишь как инструмент:

Если некто признает за Христом только роль инструмента, то, не желая того, не отнимает ли он у Него Его действительное сыновство?.. Пусть у кого-то есть сын, умеющий чудесно петь и играть на лире. Итак, поставит ли он лиру и музыкальный инструмент в один ряд с сыном?.. Лиру употребляют, чтобы показать свое искусство, а сын остается сыном и без инструмента. Соответственно, когда некоторые говорят, что рожденный женою человек был принят (Логосом) в качестве инструмента, ради чудотворения и благовестия Евангелия, то они обязаны считать инструментами Божества также каждого из святых пророков... А тогда Христос ни в чем не превосходил бы их, Он ни в чем не превзошел бы Своих предшественников, если бы Он, подобно пророкам, употреблялся в качестве орудия...

Вот почему мы отказываемся считать, что воспринятый от Девы храм употреблялся как инструмент. Напротив, мы следуем за верой Священного Писания и святых отцов и говорим, что Слово стало плотью.

Приведенный выше текст из письма Евсевия Кесарийского, так же как и известные «иконоборческие» фрагменты из сочинений Епифания Кипрского (подлинность которых тоже ставится под вопрос), не могут восприниматься как отражение веры Церкви IV века. Культ икон к тому времени еще не получил широкого распространения, богословие иконы не было сформулировано, и потому по вопросу о почитании икон могли возникать разногласия. Однако утверждать, как это делают некоторые протестантские ученые, что христианская традиция была изначально иконоборческой, неверно. Против такого утверждения свидетельствуют памятники раннехристианского изобразительного искусства, которые дошли до наших дней. Эти памятники немногочисленны, но их было бы намного больше, если бы их не подвергали систематическому уничтожению сначала иконоборцы, а затем арабы и турки.

Богословская основа иконопочитания была создана в ходе христологических споров V-VII веков. В этот же период сложились основные художественные характеристики христианского изобразительного искусства, сложилось то, что принято называть иконографическим каноном: определенный набор иконографических сюжетов и средств художественной выразительности. Конечно, канон продолжал совершенствоваться и усложняться и в послеиконоборческую эпоху, однако уже в синайской иконе VI века и современных ей образах мы узнаем те канонические сюжеты, которые в своей основе останутся неизменными на века.

Иконоборческий кризис длился более ста лет: в течение этого времени власть в империи переходила от иконопочитателей к иконоборцам и обратно. Иконоборчество было «регрессивным движением, возвращающим христианское искусство назад, к условной символике и аллегориям». Кроме того, иконоборчество стало первой в истории христианства попыткой религиозной реформации:

Иконоборчество, прежде всего, – религиозное явление: перед нами спор об «истинной религии», о чистоте Церкви, о «поклонении в духе и истине». Этим отнюдь не исключается, что иконоборчество, «как все вероучения в ранней Церкви, имело также политические и социальные импликации». Судя по источникам, император Лев III сам себя считал религиозным реформатором. Он ощущал себя призванным восстановить в империи подлинную веру, которая якобы хулится и попирается иконопоклонством. Иконопочитание, по его мнению, – это идолопоклонство, а идолопоклонство подлежит искоренению... Лев III считал себя царем-первосвященником, Богом призванным очистить Дом Божий от всяческого идолопоклонства. Он видел себя новым Моисеем, богопоставленным пастырем богоизбранного народа, т.е. Римской империи.

Иконоборчество не было движением против изобразительного искусства вообще: оно выступало против священных изображений. Первым, по свидетельству Феофана Исповедника, был в 726 году уничтожен образ Христа над бронзовыми вратами Большого императорского дворца в Константинополе; этот образ был заменен на крест. По всей империи уничтожались иконы Спасителя, Божией Матери, святых, сцены из Ветхого и Нового Заветов. Во Влахернской церкви были сбиты изображения на евангельские сюжеты: они были заменены «деревьями, цветами, различными птицами и другими животными, окруженными побегами растений, среди которых копошились журавли, вороны и павлины». Представление о художественных стандартах иконоборцев дают мозаики храма Скалы в Иерусалиме (691–692) и мечети Омеядов в Дамаске (705–711). В этих мозаиках нашли воплощение основные принципы разработанного иконоборцами аниконического искусства (от греч. – образ), допускавшего изображения растений, животных и архитектурных сооружений. В мозаиках и росписях храмов иконоборческого периода широко использовались символы – крест, агнец, «Престол уготованный» (изображение трона с лежащим на нем Евангелием).

Каковы бы ни были внешние причины иконоборчества, очевидно, что внутри христианской Церкви к VIII веку существовало маргинальное иконоборческое течение, которое, вероятно, умерло бы своей смертью, если бы императоры не дали ему второе дыхание. Иначе трудно объяснить тот факт, что огромное число духовенства, включая епископов, стало на сторону иконоборцев (в иконоборческом Соборе 754 года участвовало 338 епископов). Не менее очевидно, однако, и другое: христианская Церковь встретила иконоборчество во всеоружии. На борьбу с ересью были брошены лучшие богословские силы Церкви. На защиту иконопочитания встало, прежде всего, монашество, но также и тысячи благочестивых мирян, для которых культ икон был неотъемлемой составляющей их собственного духовного и литургического опыта.

Главный идейный базис иконоборчества составлял ветхозаветный запрет на изображения. Первая заповедь Моисеева декалога гласит: Не делай себе кумира и никакого изображения того, что на небе вверху, и что на земле внизу, и что в воде ниже земли. Не поклоняйся им и не служи им, ибо Я Господь, Бог ревнитель (Исх. 20:4–5). Однако очевидно, что ветхозаветный запрет на изображения был направлен не против изобразительного искусства как такового, а против идолопоклонства, с которым это искусство в древнюю эпоху было неразрывно связано. Автор Второзакония разъясняет, почему нельзя изготовлять кумиры и подобия:

Дабы вы не развратились и не сделали себе изваяний, изображений какого-либо кумира, представляющих мужчину или женщину, изображения какого-либо скота, который на земле, изображения какой-либо птицы крылатой, которая летает под небесами, изображения какого-либо гада... какой-либо рыбы... и дабы ты, взглянув на небо и увидев солнце, луну и звезды и все воинство небесное, не прельстился и не поклонился им (Втор. 4:16–19).

Опасность идолопоклонства заключена и в попытках изобразить невидимого Бога при помощи живописи или скульптуры. Автор библейской книги подчеркивает, что истинный Бог невидим и неизобразим, и, когда Моисей беседовал с Богом на Синае, люди не видели Бога, а только слышали Его голос:

Вы приблизились и стали под горою, а гора горела огнем до самых небес, и была тьма, облако и мрак. И говорил Господь к вам из среды огня; глас слов Его вы слышали, но образа не видели, а только глас... Вы не видели никакого образа в тот день, когда говорил к вам Господь... из среды ОГНЯ (Втор. 4:11–12, 15).

Изображение невидимого Бога было бы равносильно идолопоклонству, потому что ни одна статуя и ни один портрет не могли бы адекватно изобразить Того, Кого невозможно ни изобразить, ни представить.

Этого не отрицали и иконопочитатели. Но они настаивали на том, что изображение Бога стало возможным благодаря Боговоплощению: не изображение невидимого Бога Отца, а изображение Бога Слова таким, каким Он явился людям, то есть в человеческом облике. В отличие от Евсевия Кесарийского иконопочитатели считали тело Христа достойным поклонения, поскольку оно соединено с Божеством. Воздавая поклонение Христу, изображенному в Его телесном облике, мы почитаем невидимого Бога, ставшего видимым ради нашего спасения:

Не поклоняюсь твари паче Творца, но поклоняюсь Создателю, подобно мне сделавшемуся сотворенным и, не уничижив Своего достоинства и не испытав какого-либо разделения, снисшедшему в тварь, чтобы прославить мое естество и сделать участником в Божественном естестве. Вместе с Царем и Богом поклоняюсь и багрянице тела, не как одеянию и не как четвертому Лицу – нет! – но как ставшей причастною Тому же Божеству и, не испытав изменения, сделавшейся тем, что есть и освятившее (ее). Ибо не природа плоти сделалась Божеством, но как Слово, оставшись Тем, Что Оно было, не испытав изменения, сделалось плотью, так и плоть сделалась Словом, не потеряв того, что она есть, лучше же сказать, будучи единой со Словом по ипостаси. Поэтому смело изображаю Бога невидимого, не как невидимого, но как сделавшегося ради нас видимым чрез участие и в плоти, и в крови. Не невидимое Божество изображаю, но посредством образа показываю плоть Божию, которая была видима. Ибо если невозможно изобразить душу, то тем более – Бога, давшего нематериальность и душе!

Любое изображение невидимого Бога было бы плодом человеческой фантазии и ложью против Бога; поклонение такому изображению было бы поклонением твари вместо Творца. Однако Новый Завет был откровением Бога, Который стал Человеком, то есть сделался видимым для людей. С той же настойчивостью, с какой Моисей говорит о том, что люди на Синае не видели Бога, апостолы говорят о том, что они видели Его: и мы видели славу Его, славу, как Единородного от Отца (Ин. 1:14); о том, что было от начала, что мы слышали, что видели своими очами, что рассматривали... о Слове жизни (1Ин. 1:1). И если Моисей подчеркивает, что народ израильский не видел «никакого образа», а только слышал голос Божий, то апостол Павел называет Христа образом Бога невидимого (Кол. 1:15), а Сам Христос говорит о Себе: Видевший Меня видел Отца (Ин. 14:9). Невидимый Отец являет Себя миру через Свой образ, свою икону – через Иисуса Христа, невидимого Бога, ставшего видимым Человеком.

То, что невидимо, то и неизобразимо, а что видимо, то можно изображать, так как это уже не плод фантазии, но реальность. Ветхозаветный запрет на изображения невидимого Бога, по мысли преподобного Иоанна Дамаскина, предуказывает возможность изображать Его, когда Он станет видимым:

Ясно, что тогда тебе нельзя было изображать невидимого Бога, но когда увидишь Бестелесного вочеловечившимся ради тебя, тогда будешь делать изображения Его человеческого вида. Когда Невидимый, облекшись в плоть, становится видимым, тогда изображай подобие Явившегося... Все рисуй – и словом, и красками, и в книгах, и на досках.

Иудеям было запрещено изображение из-за их склонности к идолопоклонству. Но мы, христиане, «получили от Бога способность различать и знаем – что может быть изображаемо и что не может быть выражено посредством изображения». Поклоняясь иконе, человек воздает поклонение материальной плоти Христа, которая есть не что иное, как «видимая сторона Бога»; в отличие от Его невидимой стороны она может быть изображаема.

По словам Дамаскина, изображать можно лишь то, что было явлено людям во время земной жизни Христа: «неизреченное Его снисхождение, рождение от Девы, крещение во Иордане, преображение на Фаворе, страдания, освободившие нас от страстей, смерть, чудеса – признаки Божественной Его природы, совершаемые Божественной силой при посредстве деятельности плоти, спасительный крест, погребение, воскресение, восшествие на небеса». Святых также можно изображать на иконах, считает Дамаскин. Святые – это воины Христа, Его армия. Пусть император лишит себя своей армии, тогда пусть и Христа лишает Его армии; пусть с себя снимет диадему, тогда пусть и у святых отнимает ее.

Дамаскин различает несколько родов поклонения. Первое поклонение – богослужебное – принадлежит только Богу. Второе воздается Его друзьям – святым. Поклонение может быть воздаваемо также святым местам и священным предметам. Есть и поклонение, которое люди воздают друг другу из уважения. Для придания веса своему аргументу Дамаскин вводит различие между «богослужебным почитанием» и «поклонением»: первое воздается Богу, второе – Божией Матери и святым.

Вслед за Василием Великим Дамаскин говорит о том, что честь, воздаваемая образу, восходит к Первообразу. Честь, воздаваемая иконе Христа, восходит к Самому Христу; поклоняясь изображению Страстей Христовых, мы оказываем почитание не доске с красками, но Самому изображенному на доске Спасителю. Честь, воздаваемая Божией Матери, «возводится к Воплотившемуся от Нее», а честь, воздаваемая святым, «доказывает любовь к общему Владыке». Таким образом, если речь идет не об иконе Христа, то истинный Первообраз есть даже не тот, кто изображен на иконе, а Сам Христос – источник всякой святости и освящения.

Дамаскин определяет образ как «подобие, выражающее первообраз и вместе с тем имеющее и некоторое в отношении к нему различие». Образ есть «подобие и образец и оттиск чего-либо, показывающий собою то, что изображается», однако образ «не во всех отношениях подобен первообразу». Связь между образом и первообразом, согласно Иоанну Дамаскину, обеспечивается тем, что образ носит имя первообраза: «Божественная благодать сообщается состоящим из вещества предметам, так как они носят имена тех, кто (на них) изображается». Имя первообраза освящает образ, превращает его в икону: «Повинуясь Церковному Преданию, допусти поклонение иконам, освящаемым именем Бога и друзей Божиих и по причине этого осеняемым благодатью Божественного Духа».

Трактаты Иоанна Дамаскина против иконоборцев стали программным документом иконопочитателей в VIII веке. Именно эти трактаты легли в основу богословия VII Вселенского Собора, восстановившего иконопочитание. В послесоборный период, когда гонения на иконы возобновились с новой силой, антииконоборческая литература обогатилась трактатами святителя Никифора Константинопольского и преподобного Феодора Студита (759–826).

Последний, в частности, развил учение Иоанна Дамаскина о природе образа (изображения) и о соотношении между образом и его прототипом (первообразом). По мысли Феодора, образ и первообраз не тождественны по сущности, однако тождественны по имени:

Тот крест, на котором был вознесен Христос, называется в точном смысле крестом – и по значению наименования, и по природе оживотворенного древа. Что же касается его изображения, то оно называется крестом только по значению наименования, а не по природе оживотворенного древа; ибо это изображение состоит или из какого-нибудь дерева, или из золота, или из серебра, или из камня, или из какого-нибудь другого материального состава. И оно получает участие в имени первообраза, а равно и в его почитании и поклонении; по природе же оно совершенно ему чуждо... Невозможно указать какого-либо такого обозначения первообраза, которым бы не называлось и подобие. Таково же учение относительно Христа и Его изображения... В отношении имени изображение сходно с первообразом, равно как и в отношении чести и поклонения, по природе же совершенно обособлено от него. Поэтому какими именами назван Иисус Христос, такими же называется и Его изображение. Если назовем Христа Господом славы, то и Его изображение равным образом называется Господом славы. Если назовем Христа Божиею силою и Божиею Премудростью, то и Его изображение точно таким же образом называется Божиею силою и Божиею Премудростью... И какими бы именами ни обозначался Спаситель в боговдохновенном Писании, (каждым из них) может быть названо и Его изображение.

Не только изображение можно называть именем первообраза, но и «первообраз можно называть по имени изображения». Однако употребление одного имени по отношению и к образу и к первообразу возможно именно потому, что образ и первообраз онтологически отличны один от другого: это две реальности, не имеющие природного тождества, а потому не сравнимые и не сопоставимые. Христом может быть назван и Сам Христос, и Его изображение, «и однако не два Христа, так как одно от другого отличается не общностью имен, но природой».

В соответствии с таким подходом древнехристианская иконописная практика предполагала наличие надписи на любом иконном изображении. В Древней Церкви не было специального чина освящения икон: моментом превращения изображения в икону считалось нанесение на нее соответствующей надписи. Это, разумеется, не означало, что всякое изображение, надписанное именем Божиим или именем святого, автоматически становилось иконой: необходимо было соблюсти и другие условия, из которых главным являлась верность художника иконописному канону. Но без надписи икона, изготовленная по всем правилам иконописного искусства, не воспринималась как икона.

Характерно, что византийские иконоборцы обращали особое внимание на отсутствие в церковной практике специального чина освящения икон, однако делали из этого неверный вывод. «Нечестивое учреждение лжеименных икон, – говорили они, – не имеет для себя основания ни в Христовом, ни в апостольском, ни в отеческом предании; нет также и священной молитвы, освящающей их, чтобы сделать их из обыкновенных предметов святыми; но постоянно остаются они вещами обыкновенными». На это иконопочитатели отвечали:

Над многими из таких предметов, которые мы признаем святыми, не читается священная молитва, потому что они по самому имени своему полны святости и благодати... Таким образом, и самый образ животворящего креста, хотя на освящение его и не полагается особой молитвы, считается нами достойным почитания и служит достаточным для нас средством к получению освящения... То же самое и относительно иконы; обозначая ее известным именем, мы относим честь ее к первообразу; целуя ее и с почтением поклоняясь ей, мы получаем освящение.

Если имя делает изображение святым, то чему следует поклоняться, спрашивали иконоборцы, – самому изображению или надписи? На этот вопрос преподобный Феодор Студит отвечал в том смысле, что в поклонении надпись неотделима от изображения, так же как имя не отделяется от предмета:

Этот вопрос подобен тому, как если бы кто спросил, следует ли поклоняться Евангелию или наименованию, (написанному) на нем, образу креста или тому, что на нем написано? Я прибавил бы относительно людей, (следует ли почитать) известного человека или его имя, например Павла и Петра, и каждый из отдельных предметов одного и того же рода. Разве это не неразумно, чтобы не сказать – смешно? И что из видимого глазами лишено имени? И каким образом может быть отделено то, что названо (известным именем), от своего собственного наименования, чтобы одному из них мы воздавали поклонение, а другое лишали (поклонения)? Эти вещи предполагают друг друга: имя есть имя того, что им называется, и как бы некоторый естественный образ предмета, который носит это имя: в них единство поклонения нераздельно.

Отождествление образа-иконы с именем встречается в текстах иконопочитателей неоднократно. Так, преподобный Иоанн Дамаскин приводит слова Стефана Вострийского: «Так как икона есть имя и подобие того, кто на ней изображен, то посему с помощью как письменных знаков, так и изображений мы всегда вспоминаем о страданиях Господа и святых пророков, которые записаны в Законе и Евангелиях». Иконопочитатели ссылались также на слова святого Иоанна Златоуста об изображениях Мелетия Антиохийского, которые жители Антиохии начертывали на перстнях, печатях, камнях, чашах, стенах комнат, «чтобы не только слышать святое имя, но и везде видеть его».

По учению иконопочитателей, существует два вида изображений – «через вписываемое в книги слово» и «через чувственное созерцание». К первому виду относятся словесные символы божественной реальности, ко второму – ее видимые изображения. Первые освящают уста и слух, вторые – зрение. В деяниях Константинопольского Собора 842 года говорится: «Вечная память верующим, возвещающим и благовествующим, что одинаковую приносит пользу как посредством слова возвещение, так и посредством икон истины утверждение. Как очи зрящих освящаются честными иконами, так и уста освящаются словами».

Сочинения Иоанна Дамаскина, Никифора Константинопольского, Феодора Студита и других исповедников иконопочитания стали манифестом Церкви в борьбе с первым в ее истории реформаторским движением, стоившим ей многих человеческих жизней и многих навсегда утраченных произведений искусства. Подводя итог иконоборческого кризиса, Л. Успенский пишет:

Результат иконоборческого периода был крайне тяжелым для Церкви; в этот период было уничтожено все, что могло быть уничтожено, чем и объясняется то, что мы теперь имеем так мало икон предыдущей эпохи. Иконы подвергались всяческим поруганиям, их разбивали, жгли, замазывали... Государственные чиновники посылались в самые отдаленные провинции, чтобы разыскивать и уничтожать произведения церковного искусства. Множество православных было казнено, подвергнуто пыткам и заключено в тюрьмы с конфискацией имущества. Другие были сосланы в далекие провинции. Словом, это была настоящая катастрофа. Но для Церкви катастрофа эта в конечном итоге оказалась торжеством. До иконоборчества многим православным часто недоставало ясного сознания капитальной важности церковного искусства. Но жестокость преследований и твердость исповедников Православия в почитании икон раз и навсегда подчеркнули значение священного образа... В огне борьбы Церковь нашла слова, выражающие богатство и глубину ее учения. Исповедание ее было запечатлено кровью сонма мучеников и исповедников и составляет сокровище, которое мы унаследовали и которое в наше время особенно актуально.

Окончательная победа Церкви над иконоборчеством привела к новому расцвету изобразительного искусства. С утроенной энергией художники, ранее находившиеся в тисках запретов и вынужденные довольствоваться растительно-животной тематикой, взялись за восстановление священных изображений в тех храмах, где они были уничтожены. Между 843 и 847 годами императрица Феодора восстановила образ Христа над Бронзовыми воротами Большого дворца в Константинополе. Между 843 и 855 годами в апсиде храма Святой Софии было сделано мозаичное изображение Божией Матери с Младенцем на руках и двумя Архангелами по обеим сторонам. Мозаика была снабжена надписью, в настоящее время почти полностью утраченной: «Изображения, которые обманщики здесь низвергли, благочестивые правители восстановили». Образ Божией Матери, наряду с образом Христа Пантократора, занял центральное место в программе росписи храмов именно в послеиконоборческий период.

При строительстве новых храмов стали обращать особое внимание на художественное убранство интерьера. К периоду между серединой IX и концом XII века относится окончательное формирование концепции православного храма как здания, стены которого почти полностью покрыты живописными изображениями. Уже в доиконоборческий период храмы украшались мозаиками и фресками, однако изображения, как правило, размещались лишь в алтарной апсиде, в подкупольном пространстве и на верхних ярусах стен; нижние ярусы оставались свободными. В послеиконоборческий период стены храмов стали опоясывать несколькими рядами изображений, причем нижний ряд мог начинаться прямо на уровне глаз зрителя.

Программа росписи византийского храма приобрела в послеиконоборческий период строго канонические черты. В росписи храмов доиконоборческого периода важное место занимала композиция «Вознесение»: Христос в круге, сидящий на радуге, «Оранта» (молящаяся Богородица), двенадцать апостолов. Эта композиция могла размещаться в алтарной апсиде или куполе храма. В послеиконоборческий период вследствие изменения формы купола (который значительно уменьшился в диаметре и вытянулся в высоту) многофигурная композиция оказалась разбитой на несколько составных частей: полуфигура Христа Пантократора в медальоне оказалась в куполе, апостолы спустились в барабан купола, а изображение «Оранты» стало центральным элементом росписи алтарной апсиды.

Купол и апсида – два тематических центра росписи: ее доминанта и субдоминанта. Роспись купола задает тон всему храму, а роспись апсиды всегда связана с росписью купола. Если в куполе изображен Христос, то в апсиде, как правило, изображается Богородица «Оранта», в барабане двенадцать апостолов, а в парусах четыре евангелиста. Если же изображение Христа Пантократора размещено в апсиде, тогда в куполе может быть изображена Богородица с Младенцем. Иногда в куполе изображалась Пятидесятница: в центре «Престол уготованный», от него спускаются лучи и языки пламени на двенадцать апостолов, расположенных на стенах купольного барабана, а в парусах изображены внимающие апостолам толпы народов. Если в куполе храма не двенадцать окон, а шестнадцать, тогда вместо апостолов там изображались пророки.

Тематика росписи алтарной апсиды, как правило, связана с Евхаристией. Под изображением «Оранты» могут быть размещены сцены из Ветхого Завета, воспринимающиеся как прообразы Евхаристии: Каин и Авель, жертвоприношение Авраама, Мелхиседек с хлебом и вином, Моисей перед неопалимой купиной. Средний ряд нередко занимает композиция «Причащение апостолов»: в центре композиции Христос перед Престолом; в одной Его руке хлеб, в другой чаша с вином; апостолы, начиная с Петра и Павла, подходят к Нему с обеих сторон. Часто в такой композиции Христос изображается дважды, в этом случае Он стоит вполоборота к апостолам. Нижний ряд росписи алтарной апсиды, как правило, занимают изображения святителей. Ближе к центру располагаются творцы литургии – Василий Великий и Иоанн Златоуст, далее Григорий Богослов, Афанасий и Кирилл Александрийские, Игнатий Богоносец и другие.

На столпах или стенах по обеим сторонам алтарной апсиды нередко располагается композиция «Благовещение»: слева Ангел, обращенный лицом к Богородице и в профиль к зрителю, справа Богородица, обращенная лицом к зрителю либо в трехчетвертном обороте.

Центральное пространство храма, как правило, расписано в несколько рядов, причем каждый ряд представляет собой тематическую подборку сюжетов, расположенных по кругу, слева направо, в хронологическом порядке. «Праздничный» ряд может включать двенадцать композиций: «Благовещение», «Рождество Христово», «Сретение», «Крещение Господне», «Преображение», «Воскрешение Лазаря», «Вход Господень в Иерусалим», «Распятие», «Сошествие во ад», «Вознесение», «Пятидесятницу», «Успение». Нередко вместо праздничного ряда в росписи храма присутствует два ряда росписей: в одном изображены сцены из Евангелия и события из жизни Христа, в другом – сцены из жизни Богородицы. Если храм посвящен какому-либо святому, то отдельный ряд может быть посвящен сценам из его жития.

Изображения святых тоже располагаются, как правило, рядами, в соответствии с принятыми в Церкви категориями святости: в одном ряду изображаются святители, в другом преподобные, в третьем – мученики. Оплечные изображения святых нередко расположены в медальонах. Подбор образов святых не был случайным. Как правило, большое внимание уделялось святым, особенно почитаемым в данной местности. В росписях монастырей значительное место занимали преподобные отцы – святые иноки, чьи образы должны были служить источником вдохновения для монашествующих.

Доминирующими в художественном убранстве византийского храма являются образы Христа и Богоматери. Между этими образами и их расположением нередко наблюдается параллелизм: сцены из жития Богородицы могут следовать в отдельном регистре параллельно сценам из жизни Христа (подобно тому как в церковном календаре Богородичные праздники сосуществуют с праздниками Господскими).

Иконография Христа на православном Востоке отличается большим разнообразием. Как говорилось выше, уже в росписях катакомб присутствуют три типа изображений Христа: символические; в виде молодого человека с короткими волосами и без бороды («античный» тип); в виде человека средних лет с бородой и удлиненными волосами («иконографический» тип). Помимо этого, в V-VI веках эпизодически встречается еще один тип, условно называемый «семитско-палестинским»: здесь Христос представлен в виде молодого человека с короткой бородой и короткими вьющимися волосами. Такой тип встречается, в частности, на одной из миниатюр Евангелия Раввулы, на одной синайской иконе VII века, на монетах императора Юстиниана, в мозаике «Христос Священник» собора Святой Софии в Киеве (1040-е), на одной из фресок Панселина в афонском Протате. Впоследствии «семитско-палестинский» тип практически полностью исчезает, из символических изображений сохраняются лишь некоторые, «античный» тип трансформируется в Спаса Эммануила, а всеобщее распространение получает «иконографический» тип, известный под названием Пантократора (Вседержителя).

Образы Христа Пантократора столь многочисленны и разнообразны, что объединить их в одну группу можно лишь весьма условно. Общее между ними то, что на них Христос всегда изображен фронтально; Его правая рука поднята в благословляющем жесте; в левой руке Евангелие, раскрытое или закрытое. Вседержитель может быть изображен в полный рост сидящим на Престоле, по пояс или оплечно. В куполе храма погрудное изображение Пантократора вписано в круг; в алтарной апсиде оно может быть также оплечным, либо поясным, либо в полный рост, в зависимости от формы апсиды и от программы росписи.

Иконографический тип, известный под названием «Нерукотворный Образ», получает распространение в VI веке в связи с обретением Эдесского Образа, о чем уже говорилось выше. Здесь представлен только лик Христа на плате; в некоторых случаях плат опускается и остается только лик Христа.

Образ Спаса Эммануила представляет Христа в отроческом возрасте. Такой образ чаще всего размещается в медальоне, поддерживаемом двумя Ангелами.

Традиционная одежда Христа в большинстве композиций – синий гиматий (плащ), закрывающий левое плечо и левую руку; правое плечо и правая рука покрыты темно-красной нижней одеждой с золотым галуном. Иногда гиматий может быть белым; в сцене «Преображения» вся одежда Христа белого цвета с золотой отделкой. На некоторых композициях Страстного цикла Христос изображается в набедренной повязке: это, прежде всего, сцена «Распятия», где Христос изображен висящим на кресте; у подножия креста слева от зрителя Божия Матерь, справа Иоанн Богослов в виде молодого человека без бороды. Также в набедренной повязке Христос представлен в сценах «Снятия с креста», «Оплакивания» и «Погребения». В композиции «Крещение Господне» в равеннском арианском баптистерии (VI в.), в мозаиках монастырей Осиос Лукас (сер. XI в.) и Дафни (кон. XI в.), а также во множестве других случаев Христос представлен полностью обнаженным. В более позднее время Его стали и в этой композиции изображать в набедренной повязке.

На некоторых изображениях, тематически связанных со Страстным циклом, Христос представлен мертвым: это опять же сцены «Распятия», «Снятия с креста», «Оплакивания» и «Погребения». С этими сценами генетически связана композиция, известная под названием «Не рыдай Мене, Мати» (название заимствовано из начальных строк ирмоса 9-й песни канона Великой Субботы). Это поясное фронтальное изображение Христа, наполовину погруженного во гроб; руки Спасителя скрещены на поясе, голова наклонена, глаза закрыты, торс обнажен.

Иконография Богоматери отличается большим разнообразием, чем иконография Христа. В апсидах византийских храмов Богоматерь нередко изображается сидящей на престоле, во фронтальной позе, с Младенцем на коленях. Из этой композиции развился иконографический тип «Одигитрия» («Путеводительница»), в котором Богородица представлена держащей на руках Младенца; Ее лик обращен к зрителю, правой рукой Она указывает на Младенца; лик Младенца также обращен к зрителю, правая рука поднята в благословляющем жесте, в левой руке свиток.

Широко распространенный и один из наиболее древних иконографических типов – «Оранта» («Молящаяся»): Богородица изображена во фронтальной позе с воздетыми руками. Разновидностью «Оранты» является образ Богородицы как часть Деисиса: композиции, в центре которой изображен Спаситель, а по сторонам Божия Матерь и Иоанн Креститель. Греческое слово «деисис» (берок) буквально означает «моление»; на Руси такой тип стали ошибочно называть Деисусом, очевидно, имея в виду центральную роль Иисуса в композиции. Здесь Божия Матерь представлена, как правило, с простертыми руками, но не во фронтальной позе, а вполоборота к зрителю; Ее лик обращен ко Христу. Другой разновидностью «Оранты» являются изображения Богоматери, в том числе поясные, с Младенцем-Христом в медальоне: такой образ, получивший название Никопея («Дарующая победу»), впервые появляется на печатях императора Маврикия (582–602), он встречается, в частности, в росписях монастыря Преподобного Аполлония в Бауите (Египет) и церкви Санта-Мария Антиква в Риме (VIII в.), а также в росписях алтаря храма Святой Софии в Охриде (30-е гг. XI в.).

На иконах типа «Элеуса» («Умиление») Богородица представлена обращенной лицом к Младенцу, нежно прильнувшему к Ее щеке и обнимающему Ее за шею: этот тип получает широкое распространение в Византии начиная с XII века. По мнению В. Лазарева, тип «Умиление» развился из типа «Одигитрия» в результате сближения голов Богоматери и Младенца, что позволило Ему обхватить Ее шею руками и прижаться к Ней Своей щекой. Одним из вариантов «Элеусы» является тип «Взыграние», известный начиная с XII века: здесь Младенец представлен играющим со Своей Матерью. Этот тип представлен, в частности, на синайской иконе XII века, на фреске алтарной преграды церкви в Старо-Нагоричино (Македония), расписанной в 1318 году, на многочисленных русских иконах. Другим вариантом типа «Умиление» можно считать тип «Галактотрофуса» («Млекопитательница»): здесь Богородица представлена питающей Младенца грудью. Впервые этот тип встречается в III веке в катакомбах Прискиллы; о нем упоминает в письме Льву Исавру папа Римский Григорий; широкое распространение он получает в поздневизантийский период.

Образы Христа и Божией Матери встречаются в многочисленных сценах из Евангелия, в иконографии праздников, в Страстном цикле, в целом ряде других композиций. Обозреть все многообразие этих композиций не представляется возможным. Отметим лишь, что иконография праздников находится в тесной связи с богослужебными текстами этих праздников. В некоторых случаях, когда празднуемое событие вообще не упоминается в Евангелии (например, Рождество Богородицы и Введение Ее во храм), богослужебные тексты становятся единственной основой для построения иконографической композиции.

Непременными участниками многих композиций праздничного ряда и Страстного цикла являются Ангелы. Изображение Ангелов в византийской иконографии тоже подчинено определенному канону. Чаще всего Ангел представлен в виде бесполого существа (скорее, впрочем, похожего на юношу, чем на девушку) в светлой одежде с разноцветными крыльями; волосы Ангела, как правило, повязаны ленточкой; на ногах у него сандалии; нередко он держит в руке трость с крестом на навершии. В композициях литургического характера Ангелы могут держать в руках рипиды. Во многих композициях, в частности в сцене Успения Богородицы, встречаются поясные изображения Ангелов. Херувимы, в соответствии с видением пророка Иезекииля, изображаются шестикрылыми: предполагаемая человекообразная фигура полностью закрыта двумя крыльями, опущенными вниз, два других крыла подняты над головой, еще два крыла простерты в стороны. Серафимы, в соответствии с тем же видением, изображаются с многочисленными очами.

Основные принципы канонического изображения святого – будь то пророка, апостола, мученика, святителя или преподобного – сложились уже к VI веку и получили окончательное оформление в послеиконоборческий период. Святые изображаются, как правило, во фронтальных позах, с нимбами вокруг головы и с атрибутами чина, к которому они принадлежат.

Атрибутом апостола может являться либо свиток, либо кодекс в левой руке; евангелисты всегда изображаются с кодексами; иногда апостол держит в руке символ мученичества – крест. Особым атрибутом Петра, начиная с IV века, являются ключи (Мф. 16:19): Петр изображен с ключами в руке, в частности, на мозаике церкви Святой Констанции в Риме (сер. IV в.) и на известной синайской иконе (VI в.). Лица апостолов постепенно приобретают индивидуальные характеристики. Так, например, Петр изображается с короткой бородой и курчавыми седыми короткими волосами. Павел – с высоким лбом, лысиной и удлиненной темной бородой клинообразной формы. Иоанн в евангельских сценах представлен безбородым юношей, в других композициях – седовласым старцем с лысиной и длинной бородой. Двенадцать апостолов во главе с Петром и Павлом фигурируют в сценах Вознесения, Пятидесятницы, Успения, Страшного Суда и Евхаристии. Количество апостолов обычно не меняется (их всегда бывает двенадцать), тогда как состав может несколько варьироваться: нередко в число двенадцати включают евангелистов Марка и Луку. Петр и Павел в качестве первоверховных апостолов нередко являются персонажами самостоятельной композиции. В композиции «Тайная Вечеря», а также в некоторых других евангельских сценах (например, арест Иисуса) изображается Иуда-предатель: от других апостолов его отличает отсутствие нимба; кроме того, как правило, его лицо обращено в профиль к зрителю.

Пророки обычно изображаются в светлых одеждах со свитками в руках. Иногда на раскрытом свитке помещается текст из книги пророка: например, пророк Исайя нередко держит в руке свиток со словами: се, Дева во чреве приимет и родит Сына (Ис. 7:14). Шестнадцать пророков нередко изображаются в куполе храма или в медальонах на стене, в том числе в алтарной апсиде. Моисей и Илия являются непременными участниками композиции «Преображение».

Иоанн Предтеча – последний из пророков и первый из апостолов – присутствует в композициях «Крещение Господне» и «Деисис»: в первом случае он возлагает руку на голову Спасителя, во втором предстоит Христу в молитвенной позе. Нередко Креститель изображается отдельно: его лицо отмечено крайним аскетизмом, борода и волосы взлохмачены, тело покрывает власяница или в некоторых случаях гиматий. Иногда Предтеча держит в руке жезл с крестом в навершии.

Крест в руке является непременным атрибутом мученика. В большинстве случаев мученики изображаются фронтально; портреты-иконы мучеников в медальонах украшают стены храма. Иногда на иконах мученика изображаются орудия пыток, известные по их житиям. Некоторые мученики, принадлежавшие при жизни к воинскому чину, изображаются в военной форме с оружием в руках: в частности, в мозаиках монастыря Осиос Лукас великомученики Феодор Тирон и Димитрий Солунский изображены с копьем в правой руке, щитом в левой и мечом за поясом. Наряду с одиночными изображениями мучеников имеются их парные изображения, например Сергий и Вакх, а также групповые, например 40 мучеников Севастийских. В последнем случае мученики представлены обнаженными и тонущими либо уже погрузившимися в воду; над головами мучеников – 40 венцов.

Святители изображаются, как правило, в литургических облачениях – фелонях и омофорах (в поздневизантийскую эпоху некоторые святители изображаются в саккосах). В композициях алтарной апсиды, где святители выстроены в ряд вокруг Христа и обращены к Нему вполоборота, они держат в руках свитки с литургическими текстами: Василий Великий держит свиток с текстом из приписываемой ему литургии, Иоанн Златоуст – с текстом из литургии, надписанной его именем. В других композициях святители изображены фронтально, в левой руке у них закрытое Евангелие. Лица святителей имеют индивидуальные характеристики. Василий Великий изображается с короткими волосами, высоким лбом и длинной темной бородой. Григорий Богослов – лысый, с широкой седой бородой. Златоуст и Николай Чудотворец – лысеющие, с короткой вьющейся седой бородой. Кирилл Александрийский – в шапочке с крестами (митре). В редких случаях, например в росписях монастырских храмов, некоторые святители могут быть представлены в монашеской одежде.

В литургической одежде изображаются также святые диаконы и пресвитеры: диаконы в стихарях с орарями, иногда с кадилом в руке, пресвитеры в фелонях. Отметим, что в святцах Византийской Церкви пресвитеров было очень мало, а потому и на фресках они встречаются крайне редко. Диаконы, напротив, встречаются весьма часто.

Благоверные цари и царицы изображаются в драгоценных одеждах, с коронами на головах; иногда в левой руке царь держит порфиру. Императоры Константин и Елена часто представлены стоящими возле креста. Иногда императоры и благоверные князья, принявшие перед смертью иночество, изображаются в монашеской одежде. Нередко в притворе, а иногда и в главной части храма, изображаются императоры или ктиторы, не причисленные к лику святых, но имеющие отношение к строительству или благоукрашению данного храма: в таком случае они могут держать в руке макет храма.

Монашеская одежда – темная мантия, надетая поверх более светлой по тону нижней одежды – атрибут преподобных отцов. Некоторые преподобные представлены с обнаженной головой; во многих случаях голова преподобного покрыта капюшоном круглой или заостренной формы. Иногда руки преподобных воздеты к небу, в других случаях они подняты на уровне груди и обращены ладонями к зрителям (этот жест символизирует отторжение мира и греховных страстей).

Святые жены в византийской иконографии всегда изображаются с покрытой головой (одно из редких исключений – Мария Египетская, которая изображается полуобнаженной, без головного убора, с короткими взлохмаченными волосами). Одеяние праведной Анны, матери Пресвятой Богородицы, напоминает одеяние Самой Богородицы; в аналогичном одеянии изображаются жены-мироносицы. Мученицы, принадлежавшие к высшим сословиям, иногда представлены в богатых одеяниях с коронами на голове и крестами в руках: так представлены великомученицы Ирина, Екатерина и Варвара в мозаиках монастыря Осиос Лукас.

В послеиконоборческий период происходило постепенное усложнение структуры внутреннего декора храма за счет обогащения традиционных композиций дополнительными фигурами и создания новых многофигурных сцен. Помимо композиций, соответствующих годовому кругу церковных праздников, в XII-XIV веках приобрели популярность другие многофигурные композиции, тематика которых навеяна страницами Ветхого Завета или богослужебными текстами. Такие композиции, как «Сотворение мира», «Страшный Суд» или «Второе Пришествие», могли размещаться в западной части храма или в нартексе. Каждая из многофигурных композиций подчинена определенным каноническим нормам, за пределы которых художник, как правило, не выступает. Однако и внутри канонических рамок достигалось значительное разнообразие за счет использования широкого арсенала художественных средств.

Период с середины IX по XIV век стал временем наивысшего расцвета византийской мозаики и фрески. Одним из наиболее ранних памятников этого периода является мозаика храма Святой Софии в Салониках. В куполе храма расположена композиция «Вознесение» (880–885). В центре – Христос в медальоне, с непропорционально большой головой, сидящий на радуге. Медальон поддерживают два летящих Ангела в белых одеждах с разноцветными крыльями. Непосредственно под Христом в барабане купола изображена Богоматерь в полный рост с воздетыми руками («Оранта»), по двум сторонам от Нее – два Ангела, указывающие рукой на возносящегося Христа. В том же ряду расположены двенадцать апостолов, отделенных один от другого высокими деревьями с голыми стволами и зеленой кроной. В конхе апсиды изображена Богоматерь с Младенцем, сидящая на престоле (рубеж XI и XII вв.). В своде алтарной вимы – изображение креста, оставшееся со времен иконоборчества.

Выдающимся памятником христианского изобразительного искусства эпохи македонского ренессанса являются мозаики монастыря Осиос Лукас (преподобного Луки), датируемые 1-й половиной XI века и великолепно сохранившиеся. В куполе храма изображена Пятидесятница: в центре композиции – «Престол уготованный», поверх которого голубь с головой в золотом нимбе, символизирующий Святого Духа. От медальона на сидящих в куполе двенадцать апостолов нисходят лучи света, над головой каждого апостола – язык пламени. Апостолы изображены сидящими на престолах и беседующими друг с другом; каждый апостол держит в руке Евангелие. В парусах купола – стоящие и внимающие апостолам представители разных народов в причудливых одеждах. Конху алтарной апсиды занимает изображение Богородицы с Младенцем, сидящей на троне. Христологический цикл составляют четыре композиции в основной части храма («Благовещение», «Рождество», «Сретение» и «Крещение») в парусах над тимпаном купола, сцены Страстей в нартексе («Умовение ног», «Распятие», «Сошествие во ад») и «Пятидесятница» в малом куполе над алтарем. Остальное пространство храма украшено множеством изображений святых (около 150) с широко раскрытыми, непропорционально большими глазами и темными зрачками: среди святых значительное место занимают преподобные, что обусловлено монашеским характером постройки. В диаконнике сохранились мозаики на ветхозаветные сюжеты: Даниил во рву львином, три отрока в печи Вавилонской.

Помимо мозаик, в Осиос Лукас сохранился целый ряд фресок, датируемых серединой X – первой четвертью XI века. На одной из них изображен Иисус Навин в воинской одежде: на голове у него шлем, на тело надета кольчуга, в левой руке копье, за поясом меч. В двух арках размещена композиция «Встреча Христа с Иоанном Предтечей»: в левой арке изображен обращенный ко Христу Предтеча в плаще на подкладке из шерсти, с крестом в правой руке и протянутой к Иисусу левой рукой; в правой арке – Христос со свитком в левой руке и поднятой в жесте благословения правой рукой; Предтеча изображен стоящим на земле, Иисус – идущим к нему навстречу. В композиции «Вход Господень в Иерусалим» Христос, со свитком в руке, восседает на осле; на Христа смотрит ребенок, залезший на дерево; народ с пальмовыми ветвями встречает грядущего Мессию. В сцене «Положение во гроб» Христос изображен завернутым в погребальные пелены; лишь лицо Его с закрытыми глазами остается открытым; над телом Христа склонилась скорбящая Богородица; Иосиф с Никодимом поддерживают тело руками. В той же композиции изображена другая сцена евангельской истории: две женщины-мироносицы у пустого гроба, на крышке которого сидит Ангел.

Сохранившиеся мозаики храма Святой Софии в Константинополе дают лишь частичное представление об ансамбле его внутреннего убранства. Большое значение в мозаиках уделялось образам Христа и Богородицы, а также изображениям императоров и императриц. В конхе алтарной апсиды сохранилось выполненное в 867 году мозаичное изображение Богоматери на троне с Младенцем, сидящим у Нее на коленях. Поза Богоматери статична, фигура величественна, тело, облеченное в темно-синий мафорий, непропорционально велико по сравнению с головой; лики Матери и Младенца выдержаны в античных традициях. К началу X века относится мозаичное изображение Христа на троне с раскрытым Евангелием; по двум сторонам Христа медальоны с изображением Божией Матери и Архангела; у подножия трона – склонившийся в благоговейной молитве император Лев VI Мудрый (886–912). На рубеже X и XI веков создано мозаичное изображение Богоматери на троне с Младенцем; по правую руку от Нее предстоит император Юстиниан с макетом храма Святой Софии в руках, по левую руку – Константин Великий с символическим макетом города. К 1044 году относится изображение Христа на троне с предстоящими императором Константином Мономахом и императрицей Зоей. Около 1118 года была создана мозаика, на которой рядом с Богородицей, держащей на руках Младенца, изображены император Иоанн Комнин и императрица Ирина.

Наиболее впечатляющим по силе экспрессии из всех сохранившихся мозаичных композиций константинопольской Софии является «Деисис», датируемый 1261 годом. В центре композиции – Христос в синем гиматии с поднятой в благословляющем жесте правой рукой и Евангелием в левой. Лик Христа отмечен печатью мягкой сосредоточенности, нос удлиненный, губы полные. Глаза, как и на синайской иконе Пантократора, асимметричны; взгляд расфокусирован, что создает ощущение присутствия и в то же время некоторой отстраненности Христа от молящегося. Божия Матерь и Иоанн Креститель обращены вполоборота к Спасителю: их лики отмечены печатью скорби и сосредоточенности.

Мозаики собора Святой Софии в Киеве – один из наиболее замечательных памятников византийского изобразительного искусства 1-й половины XI века. В целом программа внутреннего убранства храма ориентирована на византийские образцы. Из первоначального мозаичного ансамбля, занимавшего площадь в 640 кв. м, сохранилось лишь около 260 кв. м, но и сохранившиеся мозаики дают представление о грандиозности замысла и совершенстве его воплощения. В куполе храма расположен медальон с изображением Христа Пантократора, под ним – четыре фигуры Архангелов (из них частично сохранилась лишь одна). В барабане купола, между окнами, располагались изображения апостолов (уцелела лишь часть фигуры апостола Павла); в парусах – четыре евангелиста (уцелел только Марк). На арках, поддерживающих купол, было четыре медальона, из которых сохранилось два – Божия Матерь и Христос Священник: последний представляет собой «семитско-палестинский» тип изображения Христа с короткими кудрявыми волосами и коротко подстриженной бородой. На поперечных арках расположены медальоны с изображениями сорока мучеников Севастийских (сохранилось 15 медальонов из сорока). В конхе апсиды изображена Богоматерь «Оранта» в полный рост: Ее фигура (высотой 5,45 м) доминирует во всем мозаичном ансамбле храма. Над «Орантой» расположен Деисис в трех медальонах; под «Орантой» в среднем регистре – «Причащение апостолов» (Христос изображен дважды), а в нижнем – чин святителей, в центре которого в трехчетвертном повороте изображены диаконы с дароносицами, что придает всему чину подчеркнуто литургический характер. На столбах перед алтарной конхой размещена композиция «Благовещение». На стенах собора – многочисленные изображения святых. Фигуры Христа, Богородицы и святых в композициях киевской Софии отличает статичность и монументальность; преобладают фронтальные позы. Черты лица большинства персонажей подчеркнуто геометричны, глаза укрупненные, губы полные, нос широкий.

Выдающимся памятником византийской монументальной живописи являются фрески храма Святой Софии в Охриде (Македония), датируемые 1037–1056 годами. Фрески отличаются мастерством исполнения, выразительностью ликов, композиционным разнообразием. В конхе алтарной апсиды изображена Богородица в статичной позе, восседающая на троне; на Ее руках в овальном медальоне Младенец Христос. В нижнем регистре – причащение апостолов: в центре композиции Христос, стоящий под киворием и обращенный лицом к зрителю; Его правая рука поднята в благословляющем жесте, в левой руке Он держит хлеб; по сторонам от Спасителя – два Ангела; справа и слева к Спасителю подходят, выстроившись в ряд, апостолы. На своде алтарной апсиды – грандиозная композиция «Вознесение», в центре которой в медальоне изображен сидящий на радуге Христос; медальон поддерживают четыре Ангела. По двум сторонам медальона расположены ряды апостолов и Ангелов (по одному Ангелу в каждом ряду); апостолы представлены в динамичных позах с лицами, обращенными к возносящемуся Христу; среди апостолов – Божия Матерь. Под каждым рядом имеется еще один, в котором изображены Ангелы. Стены алтарной апсиды украшены изображениями святителей, сценами из Ветхого Завета, имеющими отношение к Евхаристии (в частности, гостеприимство Авраама), сценами из Нового Завета.

Грандиозный ансамбль мозаик монастыря Успения Богородицы в Дафни (Греция) датируется концом XI века, временем так называемого комниновского ренессанса. В ансамбле доминирует образ Христа Пантократора: высоко поднятые брови, направленный в сторону взгляд, складки на лице, на лбу и на шее, мощный торс – все это придает образу необычную по византийским стандартам суровость. В барабане купола изображены шестнадцать пророков. В алтарной апсиде – Богоматерь с поклоняющимися Ей пророками. Большое внимание уделено многофигурным композициям, посвященным основным церковным праздникам. Фигуры действующих лиц динамичны и изящны; персонажи представлены в самых разнообразных позах – в фас, в профиль, вполоборота; лики отмечены печатью спокойствия и сосредоточенности. Ангелы являются действующими лицами многих композиций, что создает ощущение постоянного присутствия Небесных Сил в жизни человека. Богородичный цикл включает многочисленные композиции из жизни Божией Матери, в том числе Ее рождение, Введение, Успение. В целом мозаичный ансамбль характеризуется стремлением к максимально полному отражению основных событий литургического года: тематика мозаик ориентирована не столько на последовательность евангельских событий, сколько на церковный календарь.

90-ми годами XI века датируется роспись Успенского храма в с. Атени (Атенский Сион). Грузинская монументальная живопись была генетически связана с Византией, однако имела ярко выраженные национальные черты, в полной мере отразившиеся в росписи Атенского Сиона. В конхе алтарной апсиды изображена Богоматерь Никопея с Младенцем Христом, по сторонам от Нее – Архангелы Михаил и Гавриил. Ниже располагается композиция «Евхаристия» с апостолами, обращенными к Христу. В самом низком регистре расположены святители, в проемах между окнами – столпники. Среди других изображений алтарной апсиды – архидиакон Стефан и преподобный Роман Сладкопевец, а также ктиторы храма, в числе которых царь Давид IV Строитель. В северной апсиде расположен цикл из 12 праздников, в южной – 14 сцен из жития Пресвятой Богородицы, в западной – Страшный Суд. В тромпах (вместо евангелистов) изображены персонифицированные библейские реки Нил, Фисон, Тигр и Евфрат в виде юношей на волнах. Общий стиль росписей говорит об их принадлежности грузинским мастерам. Преобладают темные краски, силуэты фигур четко очерчены, образы отличаются монументальностью, статичностью и тяжеловесностью форм.

В течение XII – первой половины XIII века целый ряд мозаичных ансамблей византийского стиля создается в храмах Италии, в частности в сицилийских городах Чефалу, Монреале и Палермо, в Венеции и Риме. Мозаики алтарной апсиды собора в Чефалу, датируемые 1-й половиной XII века, представляют собой одно из наиболее совершенных произведений византийского искусства. По словам исследователя, «эти мозаики с первого же взгляда поражают благородной красотой своих чисто византийских форм. Фигуры отличаются строгостью пропорций, рисунок – замечательной крепостью, трактовка одеяний – почти что античным изяществом». Образ Пантократора в конхе отличается особой утонченностью, волосы и борода тщательно моделированы, выражение лица подчеркнуто аскетическое. Под Пантократором расположена «Оранта» значительно меньших размеров, по сторонам от Нее по два Ангела. Нижние регистры алтарной апсиды заняты изображениями апостолов. Христос и Божия Матерь представлены в строго фронтальных позах, тогда как фигуры апостолов даны в разнообразных поворотах. Графичность рисунка, точность и четкость линий сочетаются в мозаиках Чефалу с экспрессивностью образов, каждый из которых обладает своими характерными чертами.

В мозаиках Италии византийское влияние сосуществует с влиянием латинского богословия и местных традиций. На одной из мозаик XII века в Торчелло (Венеция) представлена композиция «Второе Пришествие», включающая четыре регистра. В центре верхнего регистра в овальном медальоне изображен сидящий Христос с простертыми вниз руками, ладонями обращенными к зрителям (Он показывает раны от гвоздей на руках). Из медальона истекает огненный ручей, разделяющий композицию на царство спасенных (слева от зрителя, т.е. по правую руку от Христа) и царство осужденных (по левую руку). По сторонам Христа предстоят Божия Матерь и Иоанн Креститель, за ними – сонм Ангелов. В том же регистре изображены апостолы в белых одеяниях, с Евангелиями или свитками в руках; Петр, по традиции, держит ключи. В центре второго регистра расположен «Престол уготованный» со стоящим позади него восьмиконечным крестом; возле креста два Ангела, у подножия Престола – склонившиеся на колени Адам и Ева. В левой стороне второго регистра изображены Ангелы, отверзающие праведникам двери рая; в правой – Ангелы, ввергающие головы грешников в огонь вечный; внутри пламени изображен сатана в виде существа зеленого цвета с белыми когтями, белыми волосами и бородой, сидящий на двуглавом драконе. Левая сторона третьего регистра занята изображениями спасенных: святителей, мучеников, преподобных и святых жен, обращенных в молитве ко Христу. В правой стороне – осужденные на муку грешники, представленные обнаженными. Левая сторона нижнего регистра занята изображением Херувима, стерегущего вход в рай, благоразумного разбойника с крестом у дверей рая, Авраама и Сарры с многочисленным потомством. В правой стороне представлены различные отделения ада. Вся композиция в целом отражает не столько византийское видение посмертного воздаяния грешников, сколько то представление о Втором Пришествии, Страшном Суде и вечных муках, которое характерно для латинского Средневековья.

Мозаики собора Святого Марка в Венеции, построенного по образцу константинопольской церкви Святых апостолов, создавались на протяжении трех столетий – с XII по XIV век. Мастера – как греческие, так и местного происхождения – следовали сложившейся в Византии программе живописной декорации храма, однако привносили элементы, характерные для западного искусства. Значительная часть мозаик подверглась повреждениям и была переделана в позднейшую эпоху. Мозаики Сан-Марко представляют богатейший по содержанию ансамбль, включающий многофигурные композиции, выполненные с виртуозным мастерством. Нередко несколько сцен объединены в одну композицию. Сцены Страстного цикла, создававшиеся в разное время, объединяет экспрессивность и динамичность. В сцене предательства Иуды (1180–1190) черты лиц отрицательных персонажей (Иуды, воинов, первосвященников) почти гротескные, многие персонажи изображены в профиль. В сцене Гефсиманского борения (XIII в.) спящие апостолы изображены в реалистичной манере; каждый спит в характерной только для него позе: один – подперев голову рукой, другой – положив голову на колени, третий – лежа на спине, четвертый – склонив голову на колени пятого, и т.д.

На потолке западного притвора храма расположена композиция «Сотворение мира» (1-я пол. XIII в.), иллюстрирующая первые две главы книги Бытия. (Подобная композиция есть также в соборе в Монреале на Сицилии.) В центре композиции – медальон с орнаментом внутри. Медальон опоясывают три регистра изображений: основным действующим лицом большинства из них является Творец, представленный в виде Отрока в крестчатом нимбе; в этом образе возрожден «античный» облик Христа как Доброго Пастыря. Дни творения символизируются ангелоподобными существами в белых одеждах, небесная твердь – кругом, в который вписаны солнце и луна с человеческими лицами, а также шестиконечные звезды. История Адама начинается во втором регистре и продолжается в третьем: лицо Адама основными чертами напоминает лик Творца, что указывает на сотворение Адама по образу и подобию Божию. (В мозаиках собора в Монреале, где Творец представлен с бородой и длинными волосами, Адам тоже имеет бороду и длинные волосы.) Черты лица Евы, в свою очередь, подобны чертам лица Адама. Композиция поражает не только совершенством художественного решения, но и богатством богословского содержания.

В период с XII по XIV век многие храмы Малой Азии, Греции, Кипра, Македонии, Сербии и других стран были украшены фресками.

Богатейшее собрание фресок сохранилось в нескольких храмах греческого города Касторья (провинция Западная Македония). Особым богатством внутреннего убранства отличаются храмы Святителя Николая Казницы, Святых бессребреников Космы и Дамиана и Панагии Мавриотиссы. Храм Святителя Николая был расписан в 1160–1180 годах; преобладают евангельские сюжеты, а также сцены из жизни святителя; на одной из фресок изображены строитель храма Никифор Казницис и его жена Анна, держащие макет храма. В похожем стиле был около 1180 года расписан храм Святых бессребреников. Глубокой выразительностью отличается композиция «Оплакивание Христа» (широко распространенный сюжет в живописи византийских храмов). Внутренняя сдержанность присутствует в лицах великомучеников, чьи изображения украшают стены храма. В росписи обоих храмов преобладает стремление к реализму и экспрессии; лики тщательно прописаны, позы пластичны и выразительны; рисунок точен и графичен. Стиль росписей храма Панагии Мавриотиссы, датируемых началом XIII века, несколько иной: в фигурах не всегда соблюдены правильные пропорции, фигуры отличаются некоторой угловатостью, лики более схематичны и условны.

Впечатляющие фресковые ансамбли сохранились в сербских храмах: Богородицы в Студенице (1208–1209), Святых апостолов в Пече (1230–1240), Спасителя в Милешево (1-я пол. XIII в.), Святой Троицы в Сопочанах (самые ранние фрески относятся к 1265 г., более поздние – к XIII в. и 40-м гг. XIV в.), Богоматери в Грачанице (ок. 1320), Спасителя в Дечанах (ок. 1348) и других. В этих фресках византийский стиль сочетается с местными влияниями. В сюжетах преобладают традиционные темы: сцены из Ветхого и Нового Заветов, образы древних святых. Однако встречаются и образы людей, сыгравших важную роль в истории Сербии и ее Церкви: святителя Саввы, короля Владислава и его брата Радослава (в Студенице), короля Уроша и его матери Анны (в Сопочанах). Некоторые образы из сербских храмов приобрели всемирную известность, например Ангел на камне пустого гроба из росписи Милешевской церкви.

Не меньший интерес представляют сохранившиеся фрески македонских храмов того же периода: Святого Пантелеимона в Нерези (1164), Святого Георгия в Курбиново (1191), Богородицы Перивлепты в Охриде (1295), Святого Георгия в Старо-Нагоричине (1317–1318), Святого Димитрия в Марковом монастыре (ок. 1370) и других. В куполе Пантелеимоновского храма в Нерези изображен Христос Пантократор, в конхе апсиды – полуфигура «Оранты» с Младенцем в круглом медальоне. Нижний регистр апсиды занимает композиция «Евхаристия», центром которой является продолговатый жертвенник со стоящими на нем хлебом и вином; за жертвенником – два Ангела с рипидами у кивория; по сторонам жертвенника Христос, изображенный дважды, раздающий Причастие ученикам. На стенах алтаря изображены святители, стоящие вполоборота к зрителю, со свитками в руках. Перед алтарной преградой – образ святого Пантелеймона, небесного покровителя храма, в резном мраморном киоте. Стены храма украшены многофигурными композициями, изображающими различные сцены из Священного Писания. Непревзойденными шедеврами являются композиции Страстного цикла – «Снятие с креста» и «Оплакивание Иисуса»: по силе экспрессии они не имеют равных в византийской живописи. В обеих сценах Богоматерь со скорбным лицом (скорбь передана в линиях бровей, высоко поднятых к центру и опущенных по краям, в изгибе губ, в наполненных слезами глазах) прильнула к лицу мертвого Христа. В сцене «Оплакивания» Богородица держит тело Христа двумя руками, одной обхватив за шею, другой за талию, так что Спаситель возлежит у Нее на лоне (это необычное расположение фигур подчеркивает материнство Богородицы, Ее кровную связь с рожденным от Нее Спасителем). Иоанн и Иосиф с Никодимом склонились перед телом Умершего в благоговейных молитвенных позах; над всей композицией парят полуфигуры Ангелов.

Небольшая по размерам церковь в Курбиново поражает обилием многофигурных композиций, исполненных с виртуозным мастерством (искусствоведы различают стиль трех мастеров). Основная часть фресок относится к XII веку, некоторые были дописаны в XVI. В конхе апсиды изображена сидящая на троне Богородица с играющим у Нее на руках Младенцем Христом; по сторонам Богородицы – Архангелы Михаил и Гавриил. Нижний регистр апсиды занимают изображения святителей. Над апсидой расположена композиция «Вознесение» с Христом в медальоне, Ангелами, Богородицей и апостолами. По сторонам апсиды – Благовещение: с левой стороны Ангел в динамичной и грациозной позе, с детально прорисованными складками одежды; справа – полусидящая Богородица в не менее неожиданной позе: Ее голова развернута в сторону Архангела, а согнутые колени – в другую сторону. Стены храма украшены многочисленными изображениями святителей, а также святых великомучениц – Феклы, Параскевы, Феодоры, Варвары, Анастасии и Екатерины. Многофигурные композиции посвящены главным церковным праздникам. По оригинальности композиции и мастерству исполнения выделяется композиция «Сошествие Христа во ад»: в центре представлен Христос в позе стремительного движения; правой рукой Он держит за руку Адама; в левой руке у Него крест с терновым венцом; голова сильно наклонена к Адаму; гиматий развевается на ветру. Фигура Христа вписана в круг, разделенный восемью лучами света на восемь сегментов; направление основных линий, образующих фигуру, совпадает с направлением лучей, что придает всей композиции почти геометрическую правильность и строгую пропорциональность.

Концом XII – началом XIII века датируются фрески храма Пресвятой Богородицы и трапезной монастыря Святого апостола Иоанна Богослова на о. Патмос (Греция). Написанные с замечательным мастерством, фрески представляют собой выдающийся памятник монументальной живописи. Одна из фресок изображает «Гостеприимство Авраама» – сюжет, известный еще по росписям римских катакомб и мозаикам Равенны. Однако в данном случае над тремя Ангелами, сидящими в статичных позах, стоит надпись «Святая Троица». Правый и левый Ангелы написаны вполоборота, средний обращен лицом к зрителю; правая рука каждого Ангела поднята в благословляющем жесте; в левых руках двух боковых Ангелов жезлы, в левой руке среднего Ангела свиток. Фигура среднего Ангела занимает центральное место; одет он в синий гиматий и темно-красный хитон (характерные цвета одежды Христа), тогда как два других Ангела одеты в светлые гиматии и хитоны. На столе лежат три хлеба, три ножа и блюдо с головой и костями тельца. В левом углу композиции представлен Авраам с блюдом в руках; Сарра отсутствует.

Храм афонского Протата (северная Греция) был расписан около 1290 года легендарным художником Мануилом Панселином (сведения о нем сохранились в труде афонского художника XVIII в. Дионисия из Фурны). Иконографическая программа храма разделена на несколько тематических циклов, каждый из которых размещен в отдельном регистре. Праздничный цикл включает события из жизни Христа на основе Евангелия. Богородичный цикл основан как на евангельском повествовании, так и на сведениях из церковного Предания; кульминацией Богородичного цикла является фреска «Успение», занимающая всю западную стену центрального нефа: это самая многофигурная композиция во всем ансамбле. Страстной цикл состоит из восьми композиций, иллюстрирующих последние дни, часы и минуты земной жизни Христа. Пасхальный цикл включает четыре композиции, посвященные явлениям Христа ученикам после воскресения. Семь композиций составляют цикл, связанный с праздником Пятидесятницы и соответствующий празднованиям, отраженным в богослужебной книге Триодь цветная (Пентикостарион). Стены храма украшены множеством изображений святых: прародителей и пророков, евангелистов и прочих апостолов, святителей и диаконов, монахов, воинов, мучеников, бессребреников и целителей. Особое внимание Панселин уделил образам святых, происходивших из Салоник, его родного города.

Искусство Панселина отличается особой духовной глубиной, пластической ясностью, красотой образов и яркостью цветов. Художник тяготеет к симметричным композициям, портретному реализму, скульптурности в изображении человеческого тела. В искусстве художника чувствуется влияние исихазма; лики – будь то Христа на троне, Богородицы на троне, великомучеников Феодора Стратилата или Феодора Тирона – дышат внутренней тишиной, одухотворенностью. Чрезвычайно разнообразны лики Христа в одиночных и многофигурных композициях. Одна из фресок, известная под названием «Христос дремлющий», изображает Младенца, лежащего на подушке: глаза Младенца открыты, но выражение лица у Него сонное, голову Он подпирает рукой. На другой фреске Христос представлен в виде молодого человека с короткими вьющимися волосами и короткой бородой (семитско-палестинский тип); надпись гласит: «Иисус Христос в другом облике». В композиции «Сошествие во ад» Христос изображен склонившимся к Адаму, которого он выводит из ада; черты лица Спасителя отмечены печатью сострадания и спокойствия; лица и фигуры Адама и Евы, напротив, исполнены драматизма.

Одной из вершин изобразительного искусства эпохи палеологовского ренессанса является ансамбль мозаик константинопольского монастыря Хора (Кахрие Джами). Храм, построенный в XII веке, представляет собой купольное здание, к которому пристроены еще три здания, каждое со своим куполом: нартекс, эксонартекс и пареклесий. Храм был украшен мозаикой в начале XIV века. В одном из куполов храма изображен в медальоне Христос; вокруг медальона рядами расположились 24 праотца. В куполе нартекса – Богородица, вокруг которой расположены 16 праотцев. Таким образом, все прародители Христа, упомянутые в Его родословной (Мф. 1:1–16), представлены в мозаичном ансамбле двух куполов. Стены, своды и паруса нартекса украшены многочисленными сценами исцелений и чудес из Евангелия, эпизодами из жития Пресвятой Богородицы, образами святых. Образы Христа и Богородицы доминируют в ансамбле фигур. На одной из мозаик нартекса Христос изображен сидящим на троне; у подножия трона на коленях стоит ктитор храма Феодор Метохит, великий логофет (первый министр) императора Андроника II Палеолога, в высоком головном уборе, протягивая Спасителю макет храма. В другой мозаике Христос представлен стоящим; по правую руку от Него – молящаяся Богоматерь, обращенная к Нему вполоборота; в нижней части композиции представлены маленькие фигуры севастократора Исаака Комнина и монахини Мелании (предположительно сводной сестры императора Андроника II Палеолога). В люнете эксонартекса – впечатляющий образ Христа «Земля живых».

Мозаичный ансамбль монастыря дополняется ансамблем фресок, расположенных в парекклесии монастыря и созданных в 1315–1320 годах. Смысловым центром ансамбля, включающего несколько многофигурных сцен и многочисленные одиночные образы святых, является композиция «Воскресение». Традиционная тема «Сошествия во ад» (точнее, исхода из ада) трактуется здесь с особым драматизмом. В середине композиции – фронтальное изображение Христа в белой одежде; Христос стоит, широко расставив ноги, и держит правой рукой руку Адама, а левой – руку Евы. Адам и Ева представлены в динамичных позах: Адам – почти бегущим навстречу Христу, Ева – с усилием поднимающейся из глубин ада. По правую руку Христа (слева от зрителя) изображены Иоанн Предтеча и ветхозаветные праведники с нимбами. По левую руку (справа от зрителя) – ветхозаветные грешники во главе с Каином, сыном Евы, стоящие в нерешительности.

Послеиконоборческий период стал временем расцвета византийской иконописи. Именно в этот период икона, написанная красками на доске, получает широкое распространение, становится неотъемлемой частью храмового интерьера. Доски для иконы изготовляются главным образом из кедра и кипариса. Иконы бывают разных размеров и разной формы. Как правило, в иконе вырезается ковчег – поле глубиной до 10 мм, повторяющее форму доски. Основное изображение помещается внутрь ковчега, а поля иконы либо остаются свободными, либо на них помещаются дополнительные изображения.

Как уже говорилось, с VIII века иконы пишутся преимущественно яичной темперой – минеральными красками, смешанными с яичным желтком. Краска накладывается на левкас – грунтовое покрытие, изготовленное из мелового или гипсового (алебастрового) порошка, растворенного в рыбьем или животном клее. Краска может накладываться на левкас несколькими слоями, причем нижний слой, как правило, представляют собой краски темных цветов, тогда как более светлые тона кладутся поверх темных. Эффект объемности достигается не за счет накладывания теней на светлые тона (как это принято в светской живописи), а, наоборот, за счет высветления необходимых частей композиции.

Техника иконописания, складывавшаяся в Византии на протяжении многих веков, описана в сборниках под названием «Ерминия» (толкование). В начале XVIII века Дионисий из Фурны составил такую «Ерминию» на основании иконописной практики, сложившейся в значительно более ранний период (XIV-XVI вв.). В первой части сборника содержится руководство по созданию иконописного лика. Согласно «Ерминии», живопись лика многослойна: она состоит из семи слоев разного цвета, а именно – из прокладки, плавки, телесного колера, румян, разбеленного телесного колера, белил и теневой лессировки. Красочные слои накладываются один на другой в двенадцать этапов. Сначала мастер наносит прокладку, затем рисует контур лика, наносит плавку и поверх нее – телесный колер. Далее телесным колером уточняются морщины и пространство вокруг глаз, а выпуклые части лица отделываются разбеленным телесным колером; на эти же части при необходимости наносятся белила. На завершающем этапе наводится румянец, лессируются теневые части, обводятся контуры, еще раз прописываются (если необходимо) морщины, плавкой уточняется рисунок лба. Для изображения других частей тела, одежды и ландшафта существовали свои правила.

Важную роль в византийской иконописи послеиконоборческого периода играет золото. Многие иконы написаны на золотом фоне. Материалом для этого фона являются тонкие листы сусального золота, накладываемые на клей поверх левкаса и затем тщательно разглаживаемые. Золото используется также для отделки различных элементов одежды. В этом случае рисунок наносится на икону при помощи чесночного сока, обладающего свойствами клея; затем на поверхность кладется лист сусального золота, который прилипает к поверхности иконы в тех местах, где чесночным соком был сделан рисунок; далее ненужные части золотого листа счищаются с поверхности.

Золото в сочетании с белилами использовалось для создания уникальной системы передачи энергии и отблесков света в византийской иконе XI-XV веков. Многие иконы этого периода пронизаны светом, озаряющим образы как бы изнутри, падающим на лики, складки одежды, предметы. Тонкие мазки белил накладывались на красочный слой, делая изображение не только более рельефным, но и легким, светоносным. Подобный же прием использовался в монументальной живописи.

На иконе с изображением «Деисиса» из монастыря Святой Екатерины на Синае (2-я пол. XI в.) представлено фронтальное изображение Христа и фигуры Божией Матери и Иоанна Предтечи в трехчетвертном повороте. Образы написаны на золотом фоне, а нимбы, как это часто бывает на синайских иконах, вызолочены таким образом, что у зрителя создается ощущение светящегося диска за головами изображенных персонажей. Лицо Христа, Его покрыты тонкими мазками белил, высветляющих надбровные дуги, нос, верхнюю часть лба, пальцы благословляющей руки. Золото использовано для передачи складок одежды Христа и Божией Матери. Все три фигуры статичны, дышат внутренним покоем. Взгляд Христа обращен прямо на зрителя, взгляд Божией Матери обращен внутрь. Отметим, что как на этой, так и на других византийских иконах (в том числе на иконе «Успения») Божия Матерь никогда не изображается в виде пожилой женщины: Ее лик всегда сохраняет молодость и гармоничность. На описываемой синайской иконе Христос выглядит даже несколько старше Своей Матери. На полях иконы в полный рост изображены святые Иоанн Милостивый и Иоанн Лествичник.

На синайской поясной иконе святителя Николая (XI в.) перед нами предстает человек средних лет с напряженно-сосредоточенным выражением лица, взглядом, обращенным в сторону, тонкими губами, складками между надбровными дугами. Икона написана на золотом фоне; за головой святителя – светящийся золотой нимб. Благодаря сочетанию светло-коричневых тонов и белил лик святителя приобретает объемность, реалистичность и наполненность внутренним светом. Борода и волосы покрыты тонкими мазками белил. Одет святитель в коричневую фелонь и широкий белый омофор с крестами; в левой руке он держит Евангелие, правая указывает на Евангелие. На полях иконы в медальонах изображены Христос и святые – воины и целители.

Первой третью XII века датируется икона Божией Матери, получившая на Руси название «Владимирской». Эта икона попала на Русь из Византии около 1131 года как подарок Юрию Долгорукому от Константинопольского патриарха Луки Хрисоверга. В 1155 году икона была перевезена во Владимир, а в 1395-м в Москву. В настоящее время икона находится в храме Святителя Николая в Толмачах при Третьяковской галерее. Икона неоднократно поновлялась, и первоначальное изображение было покрыто несколькими слоями позднейших записей. В 1919 году поновления были сняты, и перед взором зрителя предстал образ редчайшей красоты и утонченности. Божия Матерь изображена на иконе облаченной в темно-коричневый мафорий с изящной золотой оторочкой. Взгляд больших миндалевидных глаз Богородицы направлен прямо на зрителя, выражение лица мягкое и печальное, брови чуть подняты у переносицы, линии носа и губ выполнены с изяществом и тонкостью. Младенец обнимает Мать левой рукой за шею, левой щекой Он прильнул к правой щеке Матери. Губы Младенца почти вплотную приближены к губам Матери, что придает композиции характер теплоты и интимности. По гармоничности пропорций, совершенству линий, выразительности образа Владимирская икона Божией Матери не имеет себе равных во всем византийском иконографическом искусстве.

Совсем по-иному решен образ Богоматери с Младенцем на иконе первой половины XII века, известной под названием «Киккотисса» (от Киккского монастыря на Кипре), хранящейся в монастыре Святой Екатерины на Синае. Здесь Младенец представлен играющим на руках Матери: Его поза причудлива; левая нога высоко поднята, левая рука утонула в складках одежды Богородицы. В правой руке у Младенца свиток, взгляд Младенца обращен на зрителя. Голова и плечи Богородицы покрыты коричневым мафорием, тело облечено в темно-синий хитон, взгляд обращен в сторону. Левой рукой Богородица поддерживает Младенца, правой как бы отбирает у Младенца свиток; губами касается волос Младенца. Богородица сидит на золотом троне с красной подушкой. Отсутствие симметрии в позе Богородицы подчеркивает элемент игры, являющийся основным лейтмотивом образа. Фигуры Богородицы и Младенца заключены в пространство арочной формы. На полях иконы – изображения Спаса в силах, пророков и святых.

На развитие византийского иконографического искусства оказала значительное влияние монашеская духовность. Многие иконописцы были монахами, стремившимися воплотить в своих произведениях аскетические идеалы. Влияние монашества выражалось как в особой одухотворенности и утонченности образов, так и в целом ряде иконографических сюжетов, связанных с аскетической литературой. Одна из известных синайских икон 1-й половины XII века называется «Лествица»: своим названием и сюжетом она обязана одноименному произведению преподобного Иоанна Лествичника. Центральным элементом иконы является лестница, диагонально пересекающая пространство иконы. По лестнице, наверху которой в полукруге представлен Христос, восходят монахи в светлых хитонах и темных мантиях; некоторые из них падают с лестницы, влекомые демонами в преисподнюю. Процессию восходящих ко Христу открывает Иоанн Лествичник, за ним следует архиепископ Синайский Иоанн (современник написания иконы), далее представлено 23 инока, из которых 6 падают вниз, а один наполовину зарыт в землю. Отражено ли здесь представление византийских монахов о приблизительном процентном соотношении между спасающимися и погибающими? Во всяком случае, к числу спасающихся иконописец отнес большинство иноков.

Стиль некоторых икон и фресок второй половины XII века определяется искусствоведами как «позднекомниновский маньеризм»: наименование указывает на утрированность, манерность поз изображаемых персонажей. В этом стиле написана синайская икона «Благовещение» конца XII века. Архангел Гавриил представлен здесь в своеобразной позе: его лик изображен в почти трехчетвертном обороте, нижняя часть фигуры вполоборота, а торс развернут в сторону, противоположную зрителю. Ощущение легкости фигуры Ангела, словно идущего по воздуху, усиливается благодаря мастерскому использованию золота для отделки одежды. Богородица изображена во фронтальной позе: Она сидит на троне и держит в руках моток пряжи; Ее лицо обращено к Архангелу. Аналогичное композиционное решение сцены «Благовещения» мы находим в описанной выше фреске македонского храма в Курбиново.

Некоторые поздневизантийские иконы святых включают не только изображение того или иного святого, но и сцены из его жизни: это так называемые иконы с житием. Клейма со сценами из жизни святого располагаются в виде рамы по сторонам от основного изображения и читаются по часовой стрелке. Каждое клеймо представляет собой миниатюрную икону, написанную в соответствии с иконописным каноном. В то же время клейма, которые выстроены в единую цепь, воспроизводящую жизнь святого в порядке, максимально приближенном к хронологическому, вписываются в общую архитектонику иконы. Если основное изображение святого являет итог его подвижнической деятельности, то клейма иллюстрируют тот путь, по которому он шел. Поэтому в клеймах святой может быть изображен в движении. К числу икон с житием относятся, в частности, синайские иконы святой Екатерины (i-я четв. XIII века) и святителя Николая (нач. XIII века).

В послеиконоборческую эпоху получают широкое распространение иконы с изображениями двенадцати великих праздников. Такие иконы нередко размещаются на архитраве алтарной преграды и называются эпистилием (слав. «тябло»). Часто иконы эпистилия пишутся по нескольку в ряд на длинных досках. В центре иконного ряда, как правило, помещается Деисис. Цикл праздничных икон, датируемый концом XII – началом XIII века, находится на Синае. Другой Синайский эпистилий, датируемый второй или третьей четвертью XII века, содержит изображения сцен из жития святого мученика Евстратия.

Одной из самых выразительных византийских икон является образ Христа Пантократора из афонского монастыря Хиландар (3-я четв. XIII в.). Лик Спасителя на этой иконе не отличается совершенством пропорций. Однако сочетание внутренней силы и духовной энергии с человеческой теплотой и притягательностью делает этот образ уникальным среди современных ему произведений искусства:

Никогда еще в византийском искусстве образ Спасителя не был столь близок к человеку, поставлен столь рядом с ним, так с человеком соизмерим и, позволим себе сказать, так гуманизирован. Возможно, это была предельная мера приближения понятия Божественного к человеческим ценностям, дальше которой византийское религиозное сознание... пойти не могло.

В византийской иконе второй половины XIV века угадываются следы влияния исихастских споров. Учение исихастов о Божественном свете, по мнению целого ряда искусствоведов, нашло прямое отражение в иконописи. Выразилось оно, как считают, в том, что лики Христа, Богородицы и святых на многих византийских иконах этого периода густо моделированы белилами. Одной из таких икон является образ Христа Пантократора (1363), хранящийся в Государственном Эрмитаже. Другая известная икона, написанная в подобной технике, – образ святого Григория Паламы (2-я пол. XIV в.), хранящийся в Государственном Музее изобразительных искусств им. А.С. Пушкина. В обоих случаях белила наложены на лик столь обильно, особенно вокруг глаз, что создается ощущение внутреннего свечения: материя как бы пронизана светом и источает свет.

Некоторые византийские иконы отличаются особой экспрессией и внутренней выразительностью. Это относится, прежде всего, к иконам Страстного цикла. Византийские иконописцы достигали высокого мастерства в передаче скорби и страдания. В иконах «Распятия» Божия Матерь и Иоанн, стоящие перед крестом Спасителя, изображены находящимися в состоянии глубокой скорби: скорбь проявляется в выражении их лиц, позах, жестах. На иконе «Распятия» второй половины XIV века, хранящейся в Византийском музее в Афинах, Богоматерь изображена с воздетыми ко Христу руками и поднятыми к Его лику глазами; брови Богородицы высоко подняты у переносицы и опущены по краям, что придает Ее лику выражение глубокой печали; благодаря искусному наложению белил глаза Богородицы кажутся наполненными слезами. Не менее экспрессивен Иоанн, стоящий по другую сторону креста с поднятой в жесте изумления рукой: он как бы задает безмолвный вопрос Спасителю о смысле происходящего на Голгофе. Чрезвычайно выразительны лица других персонажей: каждое лицо отражает тот или иной оттенок скорби. Лик мертвого Христа наполнен внутренней силой, источает тишину и покой.

Параллельно с развитием монументальной живописи и иконописного искусства в период с VI по XIV век на христианском Востоке развивалось искусство книжной миниатюры. Сюжеты миниатюр, иллюстрировавших кодексы Священного Писания и труды отцов Церкви, как правило, соответствовали аналогичным иконам, однако, в отличие от икон, они были привязаны к иллюстрируемому тексту, а не к церковному календарю. Поэтому в книжных миниатюрах мы встречаем не только те же сюжеты, что в иконах и фресках, но и вполне оригинальные, характерные только для рукописной традиции или даже только для одной конкретной рукописи.

Одна из древних иллюминированных рукописей хранится в Венской национальной библиотеке: это кодекс VI века (ок. 540), содержащий греческий текст книги Бытия (Codex Vindob. theol. gr. 31). Сохранилось 24 из оригинальных 96 листов рукописи, текст которой написан унциальным шрифтом. Миниатюры располагаются в нижней части листа, под текстом. Многие из них представляют собой развернутые многофигурные композиции. На одной из миниатюр представлен всемирный потоп: в верхней части композиции при помощи прямых вертикальных линий голубого цвета изображен дождь; в нижней части горизонтальные линии символизируют воду. В воде – утопающие и уже утонувшие люди: их позы разнообразны и экспрессивны.

Другой известный иллюминированный манускрипт – Евангелие Раввулы – датируется 586 годом. Он содержит сирийский перевод четырех Евангелий (Пешитта), написанный восточно-сирийским шрифтом эстрангела на пергаменте высшего качества. Основной текст Евангелий написан в две колонки черными или темно-коричневыми чернилами; многочисленные подстрочные примечания выделены красным шрифтом. На 28 миниатюрах рукописи представлены отдельные действующие лица библейской истории, четыре евангелиста и сцены из Евангелия. Наиболее интересны сцены «Распятия», «Вознесения» и «Пятидесятницы».

Сцена «Вознесения» условно делится на два ряда. В верхнем ряду в центре – Христос в белой одежде: его фигура вписана в синий овал, поддерживаемый огненно-красными крыльями Херувимов. Справа и слева от овала – Ангелы в белых ризах. В нижнем ряду – Божия Матерь в окружении апостолов; два Ангела обращены к апостолам; один из них указывает рукой на возносящегося Спасителя, рука другого обращена к апостолам.

Распятие Христа и Его воскресение в Евангелии Раввулы представляют единую композицию, состоящую из двух рядов. В верхнем ряду три креста – Иисуса и двух разбойников. Иисус на кресте изображен в длинном темном хитоне без рукавов; разбойники – в набедренных повязках. Возле креста Иисуса два воина – один подносит Ему губку с уксусом на трости, другой пронзает Его бок копьем. На некотором отдалении стоят Божия Матерь и другие женщины, рядом с Божией Матерью – Иоанн Богослов. Под крестом Иисуса расположились три воина, которые бросают жребий о Его одежде. Нижний ряд композиции представляет воскресение Христово: в центре – миниатюрный домик, изображающий гроб; возле него два воина, поверженные в страхе; слева от гроба – Ангел, возвещающий воскресение двум женщинам, одна из которых Божия Матерь; справа – сцена явления Христа Марии Магдалине. В композиции, таким образом, объединено несколько евангельских событий, происходивших в разное время.

Если в сцене «Вознесения» Христос изображен как человек средних лет с длинными волосами и клинообразной бородой, то в некоторых других миниатюрах Он представлен как молодой человек с короткими волосами и короткой бородой («семитско-палестинский» тип). В одном случае Он изображен сидящим на троне и беседующим с четырьмя монахами. В другом случае мы видим Христа облеченным в темный хитон; правая рука Христа поднята в благословляющем жесте. Большие темные глаза Спасителя устремлены вдаль.

От периода иконоборчества сохранилось всего две иллюминированных рукописи: «Священные параллели» Иоанна Дамаскина в Парижской национальной библиотеке (Par. gr. 923), датируемые 1-й половиной IX века, и «Астрономические таблицы» Птолемея в Ватиканской библиотеке (Vatic, gr. 1291), переписанные между 828 и 835 годами. На основании этих рукописей трудно составить представление о том, в какой степени искусство книжной миниатюры развивалось в рукописях иконоборческой эпохи. Возможно, что иллюминированные рукописи в этот период подвергались такому же уничтожению, как иконы, фрески и мозаики.

Что же касается послеиконоборческой эпохи, то она характеризуется расцветом всех видов изобразительного искусства, включая книжную миниатюру. В иллюстрациях некоторых рукописей христианская тематика причудливо сочетается с античными мотивами. Некоторые исследователи в связи с этим говорят о «двойном языке» византийского искусства – античном и христианском, – отраженном в рукописных миниатюрах.

На одной из миниатюр греческой Псалтири первой половины X века из Парижской национальной библиотеки (Par. gr. 139) изображен Давид, играющий на струнном музыкальном инструменте; за его спиной – дева в античной одежде, положившая локоть ему на плечо; надпись возле девы указывает, что это символическое изображение «Мелодии»; полуобнаженный мужской персонаж в лавровом венке полулежит, внимая музыкальным звукам. На другой миниатюре из той же рукописи представлен молящийся пророк Исайя; за его спиной – «Ночь» в виде женщины в античной тунике, накидывающей на плечи плащ (фигура женщины и складки ее одежды напоминают фрески Помпеи); напротив Исаии – символическое «Утро» в виде младенца с факелом в руке.

Рукописные Евангелия украшались образами евангелистов, помещаемыми в начале каждого из четырех Евангелий. Чаще всего евангелисты сидят на невысоких табуретах перед пюпитром, на котором лежит раскрытая книга с начальными словами Евангелия; на столике возле пюпитра – чернильница, трость для писания, иногда циркуль; фоном композиции, как правило, служит символический архитектурный ансамбль. Так изображены евангелисты Матфей, Марк и Иоанн в рукописном Четвероевангелии 950–960 годов из библиотеки афонского монастыря Ставроникита (№ 43); что же касается Луки, то на его пюпитре лежит закрытая книга, а на ней длинный свиток с минускульным текстом (очевидно, имеется в виду, что Лука писал сначала на черновик). Иоанн Богослов часто изображен диктующим своему юному ученику Прохору, записывающему слова Евангелия на свитке.

Сцены из евангельской истории, украшающие рукописные Евангелия, чаще всего совпадают по композиции с соответствующими сценами на стенах храмов.

В рукописях, содержащих творения святых отцов, изображаются авторы текста в разнообразных позах и различных ситуациях. Сборник литургических Бесед Григория Богослова из монастыря Святой Екатерины на Синае (№ 339), датируемый 1136–1155 годами, содержит многочисленные образы святителя, тематически связанные с содержанием Бесед. Так, например, Беседа о нищелюбии предваряется образом святого Григория, подающего милостыню толпе нищих. В начале Беседы на память святого мученика Маманта представлен святитель, стоящий возле горы, на которой сидит этот мученик. Над заглавием Слов против Юлиана Отступника помещена композиция, в одном углу которой – Григорий на деревянном кресле со свитком в руках; в противоположном углу – Юлиан на табурете, также со свитком; между ними четыре мужских фигуры, символизирующих ту аудиторию, к которой обращается святой Григорий.

Иногда в рукописных сборниках помещаются изображения заказчиков рукописи. На миниатюре кодекса 1074–1078 годов, содержащего Гомилии Иоанна Златоуста, из Парижской национальной библиотеки (Coislin. 79), представлен Златоуст, вручающий книгу заказчику – императору Михаилу VII Дукасу. На миниатюре кодекса XI-XII веков из библиотеки афонского монастыря Дионисиу (№ 61), содержащего литургические Беседы Григория Богослова, Григорий вручает кодекс безымянному заказчику, облеченному в одежду аристократа. На миниатюре синайского Четвероевангелия, законченного около 1250 года (рукопись № 198), Иоанн Богослов вручает Евангелие монаху Герману: последний представлен в образе стоящего на коленях молодого человека с едва пробивающейся бородой; на нем темная мантия и такого же цвета чепец, закрывающий голову и уши.

От поздневизантийской эпохи сохранились многочисленные рукописи, содержащие жития святых. В начале XI века при византийском дворе проводилась систематическая работа по упорядочению церковного календаря и кодификации житий. Одним из продуктов этого труда стала рукопись, известная под названием «Менологий Василия II», хранящаяся в Ватиканской библиотеке (Vat. gr. 1613). Рукопись объемом 439 страниц (формат страницы 363 x 287 мм) содержит жития святых с 1 сентября по 28 февраля, то есть, очевидно, представляет собой первый из двух томов, охватывающих полный литургический год. Каждая страница разделена на две половины: одна половина (верхняя или нижняя) содержит миниатюру, другая – текст на 16 строк, сопровождающий эту миниатюру. Таким образом, перед нами не столько иллюминированная рукопись, сколько собрание миниатюр с кратким описанием их содержания.

Миниатюры «Менология» чрезвычайно разнообразны по содержанию. Здесь представлены святители в литургических облачениях, преподобные в монашеских одеждах, воины в военной форме, святые жены в традиционных для византийских женщин одеяниях. На многочисленных миниатюрах запечатлена казнь мучеников: их распинают на крестах, им отсекают головы, их отдают на съедение зверям, жгут огнем, топят в воде. Изображения реалистичны, позы разнообразны и исполнены динамизма. В своей совокупности миниатюры рисуют грандиозную картину истории Церкви в первые века ее существования – эпоху гонений и массового героизма христиан, отдававших жизнь за веру во Христа.