О СВОЕМ ЗДОРОВЬЕ
Письмо Ваше в декабре я получил, тогда я был очень слаб. Действие сильного и полезного лекарства держало меня наиболее в постели, а голову так одурманило, что я сделался неспособным ни к каким умственным занятиям. Поэтому как перед Вами, так и перед многими другими провинился одной и той же виной – молчанием. 206.
Или обременил я себя излишними письменными занятиями, или подействовали на слабое мое телосложение искушения, или хроническая моя болезнь – солитер, или все вместе привело меня в середине зимы в такое болезненное положение, что я оставил пищу, почувствовал сильнейшую боль в груди, в продолжение Великого поста так был слаб, что едва подписывал имя мое на аналое; со Страстной недели поправляюсь. 256.
Долго не отвечал я на почтеннейшее, дружеское письмо Ваше. Так прихворнул в это время, что опасались воспаления в груди. Произведено кровопускание, приставлены пиявки, и приговаривают к повторению кровопускания. Сохраняю большую «диету» от письма и пишу только в крайних случаях: этому причиной большая слабость в груди с болью и потерей голоса. Так переплавляемся мы в здешней жизни, и дай Боже, чтобы не бесполезно! 258.
Вот и глаза Ваши ослабели. Понимаю, как отяготительна болезнь сия для человека, которого главнейшим занятием суть чтение и письмо. И почерк Ваш сказывает, что глаза Ваши не прежние. Я страдаю глазной болезнью уже семь лет и длинные зимние вечера провожу в своей комнате без свечек; пишу и читаю только при свете дневном, впрочем, и сие без боли глаз только с нынешней зимы, после того, как я стал привязывать к глазам на ночь рубленую или лучше мелко крошенную свеклу в платке батистовом на полчаса или час, предварительно помочив голову ромом, предпочтительно белым, и обтерши им лицо. Все прежние лекарства, все знаменитые капли, чужестранные и здешние, не принесли мне никакой пользы; напротив, еще более ослабили, притупили зрение. Последнее средство, будучи вполне неопасно, очень мне помогает; должно наблюдать, чтобы как свекольный сок, так и ром не попадали в глаза. Для Вас, на котором лежит столько должностей общественных, при исполнении которых Вы не любите не смотреть пристально, ослабление зрения есть большая потеря, большое лишение. Инок должен меньше чувствовать тягость сего лишения, потому что он может, сидя в своей келий, чуждый всякой наружной деятельности, разгибать книгу души своей и читать в сей книге назидательнейшие истины. 259.
...Я продолжаю прихварывать; мои болезни сопряжены не столько с тяжкими болями, сколько с изнеможением и лихорадкой; в течение нынешней зимы почти не выхожу из своих комнат, а с половины января доселе – решительно не выхожу. Буди воля Божия! Скудельные сосуды могут ли рассуждать, что для них нужно и полезно? 264.
Я лечусь, и до сих пор, от застарелой простуды с медленным, но уже значительным успехом. Все иностранные лекарства или вовсе не помогли, или помогли очень недостаточно; с отличной пользой подействовали самые простые средства: ванна с солью и натирание чистым дегтем. Теперь на опыте знаю, что перед отечественным деготьком ничего не значат заморские оподелькоки – не только какая-нибудь летучая мазь. Второй год продолжается мое лечение, и сознаюсь, что состояние лечащегося от хронической болезни труднее, нежели состояние болящего: отнимает все время, действие лекарств поставляет тело в ненатуральное положение, отнимает способности телесные и душевные, отнимает возможность умственных занятий, держит в состоянии непрерывающейся усталости, какого-то онемения и усыпления. Человек – как трава! Взойдет в его тело какая-нибудь посторонняя влага, займет место на путях крови, расстроит ее обращение – и весь человек изменился не только по телу, но и по душе, по уму! «Во обилии моем не подвижуся во век» (см.: Пс.29:7). – Этими словами Пророк изобразил крепость человека, силу его при здравии тела, при здравии души, поучающейся день и ночь в законе Божием. «Отвратил же еси лице Твое, и бых смущен» (Пс.29:8). Эти слова вскоре последуют за вышеприведенными – и как справедливы! Не говоря уже о душевных искушениях, одно оскудение сил телесных есть искушение, и при изнеможении тела невольно изнемогает душа. Вот, бесценнейший Стефан Димитриевич, подробное описание собственно моего состояния, внешние же обстоятельства остаются такими, какими были и прежде: приятное сменяется скорбным, скорбное сменяется опять приятным. Да дарует милосердный Бог рабу Своему встречать то и другое с одинаковым чувством недоверчивости и холодности. 266.
Я слаб силами, а по причине золотухи, обратившейся к глазам, должен беречь глаза. 271.
После последнего приема сиропа чувствую необыкновенную слабость. Ноги не служат. Боль в сердце, которая была уже очень сильной в Сергиевой пустыни, обнаружилась после сиропа с особенной ясностью. Проведши жизнь под игом различных немощей, в постоянных преткновениях, в постоянном упущении обязанностей моих, имею тот счастливый результат из такой жизни, что всю надежду спасения моего должен возлагать на единого Бога. 299.
Со мной совершилось несчастье! Двадцать третьего августа, полубольной, я ехал к преосвященному митрополиту по делам монастыря и благочиния; на десятой версте от Стрельны дорожный рабочий испугал лошадь моего экипажа, которая, выскочив из постромок, его задела, уронила, отчего он и умер. Дав знать о сем куда следует, я возвратился в монастырь, сраженный болезнью и сердечной, и телесной. Ныне, немного оправясь телом и умом, осмеливаюсь повергнуть к стопам Вашим... просьбу, извлекаемую из сердца, растерзанного горестью! Дозвольте мне... в глубоком уединении, вне всякой должности – как бы заживо умершим – окончить дни мои! Для сего повелите уволить меня от начальства Сергиевой пустыни с дозволением избрать уединенное место, соответствующее моему слабому здоровью. Понесу в мое гробище тяжкую мысль и тяжкое чувство, что за все милости... истекавшие ко мне прямо из глубины великой души Вашей, я принес Вам только одни огорчения! 366.