7. Свидетельства св. отцов церкви о благодати священства

Примеч. Древне-христианский взляд на сложение духовного сана священнослужителями. Вопрос о сложении духовного сана священнослужителями по собственной их воле в настоящее время есть один из самых животрепещущих и с тем вместе серьезных вопросов, касающихся русского православного духовенства. Таким своим значением данный вопрос обязан известному, ныне действующему у нас, законоположению 1839 года, в силу которого оставление священнослужительского сана по собственному желанию неизбежно должно соединяться с известного рода лишениями для лиц, решающихся на переход из звания священнослужителей в звание мирян, светских членов общества. В виду такого современного интереса данного вопроса, полагаем, для многих не безынтересно будет проследить этот вопрос исторически по тем памятникам, которые предлагает древне-вселенское и наше отечественное, как церковное, так и гражданское законодательство. Итак, что же находим прежде всего в узаконениях древне-вселенской церкви по данному предмету? Для решения этого вопроса приходится обратиться прямо к половине 5-го века (451 г.), к канонам четвертого вселенского собора – Халкидонского, потому что правила церкви ранее этого времена не касаются предмета вашего исследования. Такое обстоятельство, как совершенное отсутствие за указанное время церковно-юридических постановлений известного рода, может быть объясняемо, более чем предположительно тем, что в первые века христианства, если и были случаи совершенного оставления священнослужителями своего сана, то они были не более, как весьма редкими исключениями, потому что тогда – в древности, по замечанию одного из авторитетных исследователей – писателей о церковных древностях, все лица, принадлежащие к иерархии, обязывались на всегдашнее служение церкви ( Вingh. оrig. eccles t. ІІ, lib. III сар. 1, § 9. ), тогда твердо верили таинственной силе рукоположения, – тому, что дарование и звание Божие нераскаяны (Рим. XI, 29) и что не на время облекает таким священством Облекающий силою свыше (Лук. XIV, 49). Итак, первое, так сказать, церковно-юридическое слово относительно священно-служителей, слагающих с себя духовный сан по личному желанию, принадлежит отцам вселенского – Халкидонского собора. На этом соборе по данному вопросу было определено следующее: „Вчиненным единожды в клире, и монахам, определили мы не вступати ни в воинскую службу, ни в мирский чин, иначе дерзнувших на сие, и не возвращающихся с раскаянием к тому, что прежде избрали для Бога, предавати анафеме« ( См. Книг. прав. Халкид. соб. – это правило трактует, как понимают его известные изъяснители древних церковных правил – Вальсамов, Зовара и Аристин, об оставляющих духовное звание я переходящих в мирское, а не совмещающих только то и другое (Ап. пр. 81, 83). ) Для того, чтобы судить о степени строгости сего церковного определения, необходимо здесь вспомнить, какое значение имело в древности на церковно-юридическом языке слово – анафема и что было за положение в христианском обществе тех лиц, которым приходилось услышать это слово, произнесенным над собою из уст церковной власти. – Анафема имела значение высшей степени церковного наказания, – всецелого, полного отлучения от церкви ( Вingh. оrig. eccles. vol. VII, lib. XVI. р. 81. ); такое отлучение от церкви древность уподобляла изгнанию из рая ( Synes, ер. 58. ), соединяло с ним то же значение, какое в ветхозаветной церкви имело проклятие и совершенное погубление ( Второз. 13, 16, 16. – Блаж. Августин, при объяснении этого места из книги Второ-закония, замечает: что в ветхом завете означало проклятие (анафема) и совершенное погубление, то в церкви нового завета означает извержение». Аug. quast in. dеuter. 1. III, lib. 6, р. 570. ). С лицами, подпавшими этому наказанию, церковь прерывала всякие связи, как с отторгшимися, нравственно зараженными членами. И такое полное разобщение с анафематствованными не ограничивалось только тою церковию, к которой они принадлежали: нет, отлученный законно от одной церкви, по правилам соборноцерковного единения, почитался во всех церквах отлученным дотоле, пока не являл своей церкви достаточного исправления ( Антиох. соб. пр. 2 в 6. Вас. Вел. 88; сн. ап. пр. 12, 32 в всел. 6. В практике церковной был обычай, в силу которого известная церковь, в случае, если она кого-либо из своих членов предавала анафеме или отлучению, оповещала о сем особыми посланиями все другие церкви, чтобы последние, зная об этом, не допускали такого лица к своему общению (Synes ер. 58 Bingh. VII, lib. XII, стр. II, VIII, IX, р. 85, 86). Так напр. Александр, епископ александрийский, лишив Ария сана и предав его анафеме, письменно известил об этом всех градских епископов (Сокр. нет. ц. кн. 1, гл. VI). Подобным же образом папа Корнилий (3 века), отлучив Новата, известил об этом восточную и африканскую церкви, и Антихийский собор (3 века), отлучив Павла Самосатского, написал о том окружное послание к церквам (Евсев. и. ц. 6 гл. ХLIII). ). В состояния отлучения человек лишался всякого права на участие в общественной христианской молитве; мало того: апостольские и соборные правила запрещают даже в частном доме молиться с отлученными, под опасением такого же отлучения (Ап. пр. 10, Ант. 2). Когда же эти отлученные умирали закоснелыми, упорными и нераскаянными грешниками, то их наравне с прочими злохулителями уставов церкви, лишали даже христианского погребения ( Вingh. оrig. eccles. vol. VII, lib. XVI, сар. 2, § 8. ). Над ними не совершали ни псалмопения, ни молитв, ни поминовения пред алтарем. Такие люди умирали в отлучении и вечном осуждении (Вас. Вел. 88 пр. и Петр. Александр. 4). Смотря на отлученных, как на чуждых себе, церковь не позволяла принимать от ннх никаких даров и приношений, ни для богослужения, ни для содержания своего (Ап. пр. 46, Лаод. соб. 37 и 38. Амвросий не хотел принять даров для церкви от Валентиниана (Ер, 30 аd Ваlеntin); Василий Вел. – от Валента, как защитника арианской ереси (Григорий Бог. пох. сл. Вас. В.); Либерий отверг дары Констанции (Феод. 2, 16). ), потому что это значило бы иметь с ними некоторое общение, в видах корыстолюбия; она не хотела даже удерживать у себя и тех даров, которые свободно принесены были отлученными во время их общения с нею (Так, по свидетельству Тертуллиана, Маркион был извержен из церкви и с двумястами сесторсов, которые он прежде внес в церковь (Прещение прот. еретиков в русск. переводе Карнеева, ч. 1, гл. 30, стр. 175, 176). ). Относясь так строго к отлученным, сама церковь в то же время и верным членам своим предписывала не иметь ничего общего с такими людьми, дабы не заражалась я верные их болезнию ( Вас. Вел. пр. 84 и 85. См. объясн. этих пр. в кур. ц. закон. арх. Иоанна). Верующим не безызвестны были преданные церковью отлучению, потому что отлучение составляло гласный суд церкви, а с другой стороны, соборные послания по местным церквам с оповещением последних о лицах, подвергшихся отлучению, были читаемы повсюду ( «Он, т. е. совершенно отлученный от церкви, становится, по выражению св. Василия Великого, известен всей церкви. Отлучение его провозглашается повсюду и он обличается пред всеми и своими, и чужими» (См. изд. твор. св. Вас. В. в русск. пер. част. 6, стр. 161 в част. 7, стр. 285 и 296). ), и таким образом соборное отлучение делалось известным всему христианскому обществу (Iid. Вingh. оr. ессеl. 1. VII, lib. XVI, сар. 2, § VIII, IX, р. 85, 86. ). Верующие должны были отказывать отлученным в своем сообществе не только, как мы уже сказали, в делах веры (Ап. пр. 10 и Антиох. соб. 2), но и в обыкновенном житейском быту. В таком случае отлученный был для членов церкви тоже, что язычник и мытарь (Матф. 18, 17). Его чуждались как прокаженного; считали достойным презрения, с ним избегали жить под одною кровлею, в одном доне, иметь общую трапезу ( Sуnesii eр. 58. Св. Василий Вел.; «Все признают его совершенно отлученного от церкви, достойным презрения, не хотят иметь с ним общения ни в жилище, ни в пище и ни в чем“ (В русск. изд. твор. св. Василия В. ч. 6, стр. 161, сн. ч. 7, стр. 285, 286). ); ему отказывали даже в обычном приветствии; на него смотрели, наконец, как на преступника. Таково значение анафемы и таково положение было в древности тех лиц, которые имели несчастие подвергнуться за известного рода проступки этому виду церковного наказания. Человек, анафематствованный церковною властию, как бы умирал для церкви и всего церковного общества; его имя изглаждалось из списка членов последнего. И вот такая то плачевная, жалкая участь ожидала между прочим тех, которые, будучи пастырями церкви и служителями алтаря Господня, решались наконец, по своей воле, оставить эти священные, высокие звания и низойти в звание мирян. За такой резкий, дерзкий и беззаконный с точки зрения вселенской православной церкви шаг священнослужителей, обнаруживающий в лице, совершающем его, неуважение к таинству священства и преподанному ему в нем и принятому ин добровольно сану священнослужителя, церковь определяет в наказание им анафему... Строгость наказания церковного в этом случае вполне соответствует тяжести совершаемого преступления. И нужно полагать, что с таким заключением о соответствии данного наказания с трактуемым преступлением, без сомнения, не может не согласиться всякий, кто только знает и верит, что священство есть таинство, что рукоположение в новозаветной церкви, чрез которое даруется священство, не есть только действие, принадлежащее к действиям священно-символическим, каковым оно было в ветхозаветной церкви, а есть священнодействие, установленное Самим Богом, – священнодействие, чрез которое подается рукополагаемому дар Св. Духа (2Тим. XVI), Духа силы, любви и целомудрия (2Тим. 1 – 7), кто имеет православный – истинный взгляд на звание священнослужителя, как на состояние таинственного, духовного освящения человека, находящегося в этом звании, – звании по преимуществу Божием (Рим. XI, 29). Взявшийся за рало и озирающийся назад, говорит св. евангелист, не может быть управлен в царствие Божие (Лук. IX, 62). Итак, древняя вселенская церковь не оставляла без наказания случаев сложения или добровольного оставления священнослужителями своего духовного сана в грозном слове анафема, определявшем известное уже нам положение анафематствованных лиц в среде правоверующих, она изрекала те последствия, которыми должно было сопровождаться указаннаго рода преступление клириков.