ПРИЛОЖЕНИЕ
Доказательства бессмертия души человеческой
Представляя доказательства в пользу истины бессмертия души человеческой, мы имеем в виду раскрыть и оправдать ее разумность, показать, что она не только не противоречит ни одной здравой человеческой истине, напротив того, вполне гармонирует с разумным взглядом на мир и человека и служит прекрасным и возвышенным его завершением.
а) Психологическое доказательство (свидетельство непосредственного сознания). Мысль о бессмертии души не дается нам опытом. Ежедневный опыт представляет нам, напротив того, смерть, тление и разрушение. В каждую секунду темная могила поглощает по одному сыну земли; каждая секунда отнимает у кого-либо из нас дорогое существо. И для каждого из нас настанет в свое время эта ужасная, ничем непредотвратимая секунда...
Откуда же в нас, в противность столь очевидному и подавляющему опыту, мысль о бессмертии, о вечной жизни? Как нам пришло в голову думать о бессмертии и желать его? Это может быть объяснено только тем, что человек носит идею о своем бессмертии в своем духе: она присуща ему непосредственно. Она служит в нем выражением голоса природы, который никогда не обманывает. С другой стороны, почему человек так отвращается смерти, зная ее полнейшую неизбежность. Если бы смерть была естественным, нормальным явлением, в таком случае она не возбуждала бы в нас такого ужаса и отвращения, мы не считали бы ее таким великим злом, таким страшным бичом, не видели бы в ней самого непримиримого нашего врага. Но дело в том, что смерть есть противоречие нашей бессмертной природе, и сознание этого противоречия служит сильнейшим, невольным свидетельством о нашем бессмертии.
Здесь нельзя не припомнить характеристически-верного изречения одного из древних христианских апологетов: «Душа – по природе христианка». Вот почему мы находим в ней свидетельство об одной из существеннейших христианских истин, с которой неразрывно связано все дело восстановления природы человеческой в ее истинном и чистом виде, – об истине бессмертия души человеческой.
б) Метафизическое или онтологическое доказательство. Что такое душа человеческая? Душа человеческая есть единичное, т. е. простое и невещественное самостоятельное и самодеятельное существо, и притом существо самосознательно-личное, одним словом, она есть духовный атом. Из этого понятия о душе человеческой с необходимостью вытекает невозможность ее уничтожения, потому что только сложное разлагается на составные части, или ее бессмертие157.
в) Телеологическое доказательство. Зачем мы живем на земле? Какая цель и какое назначение нашего существования? И осуществляется ли наше назначение вполне в здешней жизни? Вот вопросы, с которыми тесно связан вопрос о бессмертии человека.
Все в этом мире имеет свое назначение и все достигает своего назначения – сообразно с законами и пределами, указанными каждому роду предметов и существ. Никто не может сказать, чтобы солнце, чтобы дерево, чтобы животное не исполняли, не хотели или не могли исполнить своего назначения: они не могут не исполнять его, они исполняют его по необходимости.
Посмотрим на человека – высшее в видимом мире существо, венец творения на земле. Подобно всем прочим существам в мире, и он, конечно, имеет свое назначение: он должен сделаться и быть тем, чем ему следует быть – человеком, то есть он должен развить все силы своего существа, раскрыть все содержание своей природы, исчерпать полноту своего существования до последних возможных пределов. Теперь спрашивается: достигает ли он этого своего назначения на земле, как достигают своего назначения все прочие твари?
1) Человек есть прежде всего существо разумное. Итак, первая цель его жизни – развитие его ума. Более двух тысяч лет назад философ Аристотель в одном из своих знаменитых творений сказал: «Всякий человек имеет естественное желание знать» (Метафиз. 1, 1). А между тем, чем более расширяется перед ним горизонт знания, тем более встречает он неизъяснимых тайн, недоступных его уму. Только самодовольно мелкие умы не хотят ничего знать о тайнах природы, тогда как величайшие и серьезнейшие исследователи истины всегда сознают, что тайна повсюду составляет начало и конец, что самое существование мира и последнее основание всех законов остается и останется навсегда величайшей тайной. «Я знаю одно, – что ничего не знаю», – повторит вслед за Сократом всякий серьезный изыскатель истины, сопоставляя результаты, достигнутые человеческой мыслью, с бесконечной областью еще неисследованного и неисследимого.
И так мы приходим к тому признанию, что развитие человеческого ума не знает пределов, не имеет остановки, что жажда знания не столько удовлетворяется, сколько возбуждается только и раздражается теми познаниями, какие человек приобретает и может приобретать на земле, что самой продолжительной жизни не хватает ему не только на то, чтобы читать и понимать, но чтобы только разбирать по складам великую книгу природы, что, одним словом, человек как разумное существо не достигает на земле своего назначения.
Что же из этого следует? Следует одно из двух: или человек есть аномалия в великом царстве природы, обнаруживая стремления, идущие далее пределов его земного существования и не могущие быть удовлетворенными, получив таким образом от щедрот природы, по какой-то странной ошибке или слепому капризу, более, нежели сколько ему требуется для земного его назначения; следует, одним словом, что «человек слишком широк для этого мира, – его нужно бы сузить». (Но мы не имеем никакого основания допускать такие аномалии, потому что природа представляет везде и во всем гармонически целесообразный порядок, мудрую экономию, строгую бережливость); или же следует допустить, что истинное назначение человека не ограничивается земной жизнью, что оно восходит за пределы его земного существования, что развитие его ума будет продолжаться в другой жизни, где он будет созерцать Вечную Истину и при свете Ее преуспевать в уразумении всего сущего, что это развитие ума и это преуспеяние в дознании не будут иметь пределов. В противном случае, – если бы, то есть, назначение человека прекращалось с его смертью, – он представлял бы действительно аномалию: это значило бы, что природа его организована вопреки, несоответственно своему назначению и есть как бы отрицание самой себя.
Таким образом, бесконечное развитие человеческого ума требует бессмертия человека.
«Когда я был младенцем, то по-младенчески говорил, по-младенчески мыслил, по-младенчески рассуждал; а когда стал мужем, то оставил младенческое. Теперь мы видим как бы сквозь тусклое стекло, гадательно, тогда же лицом к лицу; теперь знаю я отчасти, а тогда познаю, подобно как я познан» (1Кор.13:11–12).
2) Человек есть существо разумно свободное. Как ум его требует себе пищи – знания, точно так же и воля его стремится проявить себя в деятельности, сообразной с существом и достоинством человека – существа нравственно свободного. И как уму его постоянно предносится недосягаемый идеал истины, так воля его стремится к осуществлению добра. Что заставляло людей, «которых весь мир не был достоин, скитаться по пустыням и горам, по пещерам и ущельям земли» (Евр.11:38)? Что населяло пустыни и леса подвижниками, убегавшими от мира и посвящавшими целую жизнь самоусовершенствованию, тяжелой и непрерывной борьбе с самими собой, борьбе, от которой они никогда не успокаивались? – Стремление к осуществлению нравственного идеала. Но чем ближе они были, по-видимому, к этому идеалу, тем выше видели его над собою. Все мы стремимся сделаться и быть добрыми и нравственными, но никогда не можем успокоиться в этом стремлении, дойти до сознания, что нам ничего уже не остается делать в этом отношении, что мы достигли нравственного совершенства. Напротив того, чем серьезнее наше стремление к нравственному совершенству, тем сильнее и больнее тяготит нас сознание, что достижение нравственного совершенства невозможно для нас. Да и как достигнуть нам в здешней жизни нравственного совершенства, когда, по признанию людей, стоявших на возможной для человека нравственной высоте, мы постоянно делаем не то, что хотим, а то, что ненавидим (Рим.7:15)? Как нам достигнуть нравственного идеала, когда наш нравственный идеал есть богоподобие. «Будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный» (Мф.5:48) – вот заповедь, данная нам Тем, Который один из всех людей осуществил в Себе нравственный идеал.
Таким образом, нравственное наше совершенствование предполагает и требует более широкого поприща, нежели какое отведено для нас в настоящей жизни. Остановка в начале пути, на исходном пункте развития, ненормальна точно так же, как ненормально пребывание в младенческом возрасте в течение всей жизни.
3) Обладая умом, жаждущим истины, и волей, стремящейся к нравственному совершенству, человек одарен еще сердцем, жаждущим счастья, блаженства. Все мы и ищем его от начала до конца жизни, так что жизнь человека едва ли не справедливо будет охарактеризовать, назвавши ее погоней за счастьем. Но сколько на свете несчастных! А где счастливые? Найдется ли хоть один человек, который мог бы сказать о себе чистосердечно, что сердце его вполне довольно и покойно, ничего не желает, ни о чем не тоскует? В конце концов мы приходим к тому же заключению, к которому пришел некогда премудрый царь израильский, имевший полную возможность узнать и оценить человеческое счастье: «Все – суета!» В чем же заключается тайна неудовлетворимости сердца человеческого ничем земным? Вся тайна заключается в том, что все земное непрочно и непостоянно, что на свете нет ничего такого, что могло бы само по себе и навсегда доставить и нам полное счастье. В здешней жизни мы можем иметь только предчувствие истинного счастья, предназначенного человеку, который тоскует по нем, не находя его. Мы будем наслаждаться им только по соединении с вечным Источником блаженства – Богом. Оно будет дано нам на новом Небе и новой земле: тогда «Бог отрет всякую слезу с очей наших, и смерти не будет уже; ни плача, ни вопля, ни болезни уже не будет, ибо все прежнее пройдет» (Откр.21:4). «Ты создал нас для Себя, и сердце наше неспокойно до тех пор, пока не найдет покоя в Тебе» (Августин «Исповедь» I, 1). Тогда все труждающиеся и обремененные найдут для себя успокоение от земных скорбей, бед и треволнений.
* * *
Доказательства духовности, самостоятельности и неучтожимости души после смерти человека. Во-первых, душа человеческая есть единичная, не сложная, духовная субстанция. Это доказывается единством ее отправлений: все разнообразные впечатления, воспринимаемые душой, сводятся в ней к единству сознания. Единство сознания предполагает единство сознающей субстанции. А зто единство исключает всякую сложность и материальность. Этим самым опровергается само собою учение материалистов, отождествляющих душу с нервной системой, которая, представляет большую сложность. Во-вторых, называя душу человеческую самостоятельным и самодеятельным началом, мы этим самым приписываем ей, как единственной действующей причине, всю умственную и нравственную деятельность человеческую: душа действует самостоятельно, сама из себя. И здесь мы опять становимся в прямой разрез с материализмом, отрицающим самостоятельную деятельность души человеческой. Говорить, как говорят материалисты, что мозг мыслит и ощущает, – все равно, что говорить: играет скрипка или флейта, а не музыкант. Без музыканта скрипка и флейта не могли бы издать ни одного звука; и без души мозг, несмотря на все возбуждения извне, не мог бы производить мышления и ощущения. А что душа при своих отправлениях находится в известной зависимости от тела, это – другой вопрос. Мы отнюдь не отрицаем зависимости души от тела, но должны сказать, что весь вопрос об этой зависимости сводится только к тому, что душа зависит от тела, но не по своему бытию или существу, а только по проявлению своего бытия, по своей деятельности, причем она пользуется телом, как своим покорным орудием. Очевидная ошибка материалистов заключается в том, что они смешивают существо души с условиями и обстоятельствами, сопровождающими ее деятельность, смешивают, значит, совершенно разнородные и несравненные вещи. «Как желчь есть отправление печени, точно так же, – говорят материалисты – мысль есть отправление мозга». Но ведь желчь сама – вещь чувственная, осязаемая, тогда как мысли мы не можем ни видеть, ни осязать. Причина и ее произведение оказываются разнородными, несоизмеримыми предметами. Душевные явления тесно связаны с телесными, и каждому духовному акту, ощущению, представлению или отвлеченной идее неизбежно соответствует какое-нибудь физическо-химическое или вообще механическое изменение в нервно-мозговых тканях. Это и понятно. Человек – не бестелесный дух, и пока он живет в условиях своего настоящего существования, нельзя думать, чтобы душевные явления, каково бы ни было их начало – духовное или материальное, происходили вне связи с телесными, так чтобы телесные явления в одном и том же человеке шли своим чередом, а душевные – своим. Этим объясняется и доказывается единство только действий, а не деятелей, только связь, а не единство и не тождество душевных явлений с материальными, точно так же, как нельзя, напр., заключать о единстве или тождестве телеграммы с распространением электрического тока по проволоке. Не душа есть продукт телесного организма, как говорят материалисты, но наоборот – тело есть, можно сказать, произведение души, орудие ее, которым она распоряжается по своему благоусмотрению. Состоя из различных составных частей, из различных элементов видимого мира, тело должно подлежать разрушению со стороны сил природы при враждебном столкновении с ними: оно, так сказать, разбивается в наших руках, как хрупкая посуда. Но душа наша, как самостоятельное духовное существо, хотя и соединенное с телом, однако отличное и независимое от него по своему бытию и существу, не может подлежать разрушению: она бессмертна. Материалистическая гипотеза, что дух есть следствие телесной организации, противоречит внутреннему ощущению нами в себе личной и независимой субстанции. Кроме того, с точки зрения этой гипотезы абсолютно необъяснимо, каким образом дух, если только он есть следствие телесной организации или, что то же, одно отвлечение, одно пустое понятие или идея, может так воздействовать на тело, что в состоянии производить в нем функциональные или даже органические перемены. Известно, что силой воли человек может господствовать над самыми сильными физическими потребностями и даже над болезненными страданиями. Примеров такого господства души над телом немало: а) Об известном французском математике Паскале биографы рассказывают, что во время самой жестокой зубной боли, которой он был подвержен, он имел обыкновение предаваться самым отвлеченным математическим вычислениям и этим способом подавлял, заглушал в себе физическое ощущение боли. б) Здесь кстати упомянуть о 40-дневном посте американского доктора Таннера, наделавшем немало шума несколько лет назад в газетной прессе, как aкт замечательной силы воли, замечательного господства души над телом. в) Нет недостатка и в таких примерах, где чисто духовные чувства надежды, доверия имели благоприятное влияние на выздоровление от болезни, равно как противоположные чувства опасения, страха, мнительности имели влияние на дурной исход болезни. Подобные факты указывают на то, что в человеке есть самостоятельная духовная сила, отличная от тела, хотя и тесным образом связанная с ним. г) Еще более это доказывают такие факты, при которых человек сознательно и намеренно может отказываться от самой жизни по каким-нибудь чисто духовным мотивам. Не указывая на высокие примеры самопожертвования и героизма ради высших нравственных целей, возьмем несчастные примеры столь распространенных в наше время самоубийств; каковы бы ни были их мотивы – важно при этом то, что человек (если он не заведомо умопомешанный, а сознательный самоубийца) силой воли, вообще силой душевной энергии подавляет в себе самый сильный инстинкт – инстинкт самосохранения. Что в подобных случаях одерживает верх над самым глубоким и сильным физическим чувством – чувством жизни, чувством самосохранения, если не предположить, что в человеке есть особое духовное начало, есть душа, которая добровольно, и притом вопреки самым сильным протестам со стороны жизненных инстинктов, решает: «Не хочу больше жить, мне жизнь надоела»? Таким образом, каждый факт сознательного и намеренного самоубийства, как это ни странно на первый взгляд, доказывает бытие человеческой души. Много можно было бы привести и еще примеров, доказывающих самостоятельность нашей духовной субстанция, но и приведенных достаточно для нашей цели (Из кн. «Христиан. апологетика», проф. Рождественского, т. I, стр. 415–416). В-третьих, душа человеческая есть не индивидуальное только, мыслящее и действующее, но сверх того самостоятельно-личное существо. На все наши мысли, желания, стремления, словом, – на всю нашу умственную и нравственную жизнедеятельность мы налагаем печать нашего самосознания, делаем ее нашим личным достоянием. Мы сознаем себя непрерывно и неизменно одним и тем же существом от первого пробуждения в нас сознания и до последнего момента нашей жизни; мы постоянно отличаем себя от всего, что вне нас и что – не мы. Если индивидуальная (обособленная) жизнь свойственна еще в низшей степени и всем животным, то лично-самосознательная жизнь принадлежит на земле исключительно одному только человеку: животные живут как бы во сне, жизнь их сливается с жизнью природы. Один человек является существом личным, всегда и во всем проявляющим и сохраняющим свое «я»: свет самосознания озаряет и освещает весь путь, все течение его жизни; и, будучи однажды возжен, этот внутренний свет не может уже потухнуть, а пребудет навсегда светильником светящим и горящим.По смерти человека, – то есть, вернее, по смерти тела человека, – душа его не перестает существовать: она вступает только в новую форму существования – существования для себя, а не для других. Вот перед нами лежит умерший человек: вместе с его смертью прекратилась душевная жизнь, проявляющаяся при посредстве тела. Умерший уже не смеется и не говорит, глаза его ничего не видят, он не может отвечать на наши вопросы и просьбы: одним словом, исчез всякий след прежней жизни. Если доверять только непосредственному свидетельству внешних чувств, то как не сказать, что и душа его точно так же мертва, как и тело. Однако односторонность и поспешность этого суждения вполне очевидна. В самом деле, всякий человек знает, что он может проявлять себя другим, сообщать им свои мысли и чувствования только через посредство тела – при помощи звуков, различных телодвижений и т. п.; но он знает в то же время, что он существует сам по себе и без или помимо этих видимых знаков, мало того – он может даже сам по себе думать и чувствовать совершенно противное тому, что обнаруживает своими телодвижениями в словами, как например, актер-комик может находиться в печальном настроении духа вследствие каких-нибудь своих личных неприятных обстоятельств, между тем другим он кажется веселым. Поэтому, необходимо различать жизнь для себя или в себе от жизни для других. Объясним это примером: мы слушаем игру отличного скрипача, видим движения его пальцев по струнам и восхищаемся его игрой. Но вот, по какому-нибудь несчастному случаю, скрипка его разбивается и затем бросается в огонь. Мы уже не видим более движений пальцев скрипача по струнам и не восхищаемся уже его игрой. Для других он перестал быть скрипачом; но имеем ли мы право делать заключение, что музыкальная способность и искусство умерли в нем вместе с уничтожением его скрипки? Кто знает, не найдет ли он когда-нибудь лучшей скрипки и не явится ли тогда и для других еще лучшим скрипачем? Итак, человек бессмертен по своей природе, или по своему существу. Но где последнее основание и, так сказать, запечатление его бессмертия? По учению Писания, бессмертие принадлежит одному только Богу (1Тим.6:16). Да, собственно и абсолютно бессмертен один Бог – Самосущее и Самобытное Бытие, Единый Сущий. Человек же бессмертен, если можно так выразиться, взаимообразно, во второй степени.