Часть 1. Целомудрие как общеобязательная христианская добродетель

Значение слова «целомудрие» по Священному Писанию. Понятие о целомудрии как о чистоте души и тела от плотских грехов и как о непорочности – всеобъемлющем названии всех добродетелей.

В апостольских писаниях и в писаниях святых Отцов под целомудрием подразумевается чаще всего чистота от всякой плотской греховной скверны, а также здравие ума и души⁵. В их писаниях целомудрие обозначается греческим словом (hsw_frosúvh). Первоначально значение этого слова было: благоразумие (2Мак.4:37; Деян.26:25; 1Пет.4:7), здравомыслие, здравомудрие, премудрость в жизни и слове⁶. Целомудрие – это «полная мудрость, сколько умственная, столько же и нравственная»⁷.

«По своему этимологическому составу греческое слово “целомудрие” указывает на здравость, неповрежденносгь, единство и вообще нормальное состояние внутренней духовной жизни христианина, цельность и крепость личности, свежесть духовных сил, духовную устроенность внутреннего человека»⁸.

По определению святого Григория Нисского, «целомудрие вместе с мудростью и благоразумием есть благоустроенное распоряжение всеми душевными движениями, гармоническое действие всех душевных сил»⁹.

Целомудрие – это то, что оберегает дух человека от погружения его в плоть; это самосохранение человеческого духа, без чего человек становится плотяным, животным, теряет все человеческое¹⁰.

Противоположным целомудрию является состояние развращенности, развороченности души. Целина личности разворочена, наружу вывернуты низменные потребности и похоти плоти, а душа завалена, подавлена плотским, страстным, греховным. Развращенный человек – как бы вывернутый наизнанку, бесстыдно выставляющий наружу постыднейшее. Вместо стыдливости здесь бесстыдство и цинизм. Бесстыдство – указатель испорченности и растленности души¹¹. В развращенном человеке остается только личина человека, ибо дух постепенно умирает, угасает.

Ветхий (греховный) человек истлевает в обольстительных похотях (Еф.4:22), т.е. страстях, которыми обычно живет самоугодливый человек. «Эгоистическая жизнь в самоугодии и страстях разлагает, истощает и снедает естество человеческое»¹². Особенно это касается грехов плотских. «Прочие грехи, – говорит святой Афанасий Великий, – одной душе причиняют вред, а любодей и тело растлевает и разрушает, истощая душевную и жизненную силу»¹³.

По словам преподобного Ефрема Сирина, «греховное растление служит к пагубе, потому что, проникая скрытно в глубину, производит в природе неисцельную гнилость, которая кажется малою, но делается необъятною, потому что распространяет, подобно закваске, действие свое с ног до головы»¹⁴. Душа человека растлевается не только плотскими грехами, но и сребролюбием, славолюбием (тщеславием), завистью и ненавистью, гневом, дерзостью и жестокосердием, ложью, лихоимством и богозабвением, и всяким другим злом, ненавистным Богу¹⁵.

Христиане, будучи освящены в животворной купели крещения, очищенные от всякой нечистоты древней заразы, суть храмы Божии (1Кор.3:16–17), которые никем и ничем не должны быть растлеваемы и оскверняемы. «Мы, – говорит священномученик Киприан, епископ Карфагенский, – искуплены дорогою ценою – кровию пострадавшего за нас Господа Иисуса Христа и призваны повиноваться воле своего Искупителя во всех действиях своего служения Ему, прославляя и нося Господа в чистой душе и неоскверненном теле»¹⁶.

Обыкновенно добродетель целомудрия противопоставляется плотской и распутной жизни¹⁷. И тогда называется чистотою целомудрия или чистотою души и тела¹⁸. Однако под целомудрием подразумевается не одна только нравственная чистота души и тела. «Целомудрие есть воздержание и преодоление (всяких) похотей борьбою»¹⁹.

Целомудр тот, кто соблюдает себя в чистоте от всякого греха и в мыслях, и в чувствах, и во всех желаниях, намерениях, и в самых действиях²⁰. У апостола Павла это названо чистотою (1Тим.5:2) – когда «при телесном целомудрии сохраняют и душевное и не причиняют себе никакого нравственного вреда посредством зрения или слуха»²¹, а также осязания и проч. Преподобный Ефрем Сирин говорит, что истинно целомудр тот, кто не только все тело хранит от блуда, но когда каждый телесный член (например, глаза, язык) соблюдает целомудрие и во внутреннем человеке душевные помышления не входят в сочетание с порочными мыслями. Поэтому, чтобы быть целомудренным, надо заботиться о преуспеянии во всякой добродетели, чтобы Дух Святой, почив на добрых плодах, присоединил нас к Царству Небесному²².

Таким образом, целомудрие в широком смысле слова состоит в том, чтобы «соблюдать целыми все добродетели, наблюдая за собой во всех действиях, словах, делах, помыслах»²³. Преподобный Иоанн Лествичник говорит, что собственно целомудрие обнимает все добродетели: «Целомудрие есть всеобъемлющее название всех добродетелей»²⁴ и есть не что иное, как непорочность²⁵. Подобно говорит и святой Иоанн Златоуст: «Целомудрие... состоит не только в том, чтобы воздерживаться от прелюбодеяния, но и в том, чтобы быть свободным и от прочих страстей. Следовательно, и любостяжательный – не целомудрен; как тот (прелюбодей) пристрастен к телесному наслаждению, так этот (любостяжательный) к богатству; даже последний невоздержаннее первого»²⁶. «Целомудрие все страсти укрощает, удерживает бессловесные (животные, чувственные) стремления души и тела и управляет их к Богу»²⁷. «Целомудрие требует самоотверженной жизни со всесторонним попранием эгоизма и всякого самоугодия, все к себе стягивающего»²⁸.

В связи с приведенными определениями целомудрия (в узком и широком смысле) у святых Отцов находим указания на некоторые внутренние и внешние признаки целомудрия.

Священномученик Киприан Карфагенский пишет: «Заповедь о целомудрии относится, во-первых, к телу и вообще к нашей внешности и, во-вторых, к душе и ее внутренним помыслам. Что касается до целомудрия внутреннего, то оно состоит в том, чтобы все доброе мы делали для Бога и пред Богом, а не для людей (по человекоугодию), чтобы подавляли в себе самом зародыши зловредных мыслей и пожеланий; считали всех лучшими себя, никому не завидовали, не предполагали ничего сами от себя, но все относили к воле и расположениям Промысла Божия; памятовали всегда о присутствии Божием, привязаны были к одному Богу, сохраняли свою веру чистой и недоступной никаким ересям и внутреннюю чистоту приписывали не себе, но Спасителю нашему Иисусу Христу, которой Он и есть источник. Внутреннее целомудрие состоит в том, чтобы мы, пока живем, не считали себя завершившими и окончившими подвиг добродетели, но подвизались бы до тех пор, пока смерть не окончит наших дней; чтобы вменяли в тщету труды и печали настоящей жизни, не привязывались и не любили на земле ничего, кроме ближних, и ожидали награды за свои добрые дела не на земле, но от одного Бога на небе»²⁹.

По словам преподобного Иоанна Кассиана, признак истинной чистоты внутреннего целомудрия состоит в том, чтобы в бодрственном состоянии не допускать греховного услаждения плотскими чувствами, даже и во сне, в сонных мечтаниях пребывать без страстного движения чувств³⁰.

Кто стяжал совершенное целомудрие, говорит преподобный Исаак Сирин, тот не только борьбою уцеломудривает свой помысл, но уже постоянной чистотой, «истинностью своего сердца уцеломудривает зрение ума своего, не позволяя ему простираться к непотребным помыслам», при этом «стыд, как завеса, висит в сокровенном вместилище помыслов и непорочность (души) его, как целомудренная дева, соблюдается Христу верою»³¹.

Внешнее целомудрие, по словам святого Киприана Карфагенского, состоит в том, чтобы избегать всего, что может положить и малейшее пятно на чистоту души, не предаваться неумеренному смеху и не возбуждать его в других, не говорить ничего, что оскверняет приличие и истину, избегать общества людей зазорной жизни, не блуждать взорами и не рассеивать их по сторонам, не выступав горделиво, не принимать кичливого или сладострастного вида, не издеваться над страстями или недостатками других, не говорить, чего не знаем, а равно и не говорить бессмысленно и неуместно всего, что знаем³².

К внешним признакам целомудрия относятся скромность поведения и стыдливость. «Стыдливость есть постоянная спутница целомудрия и нравственной чистоты, которые во взаимном своем соединении охраняют нашу нравственность (особенно в юном возрасте)... Стыд есть превосходный наставник и руководитель в хранении телесной чистоты»³³.

Целомудренная скромность христианина проявляется не только в словах и поступках, но и в самых телодвижениях, в походке, в умении скромно вести себя в обществе. В наружности человека, во всех его телодвижениях отражается душа, как в зеркале, и все это служит для нас как бы отголоском или вывескою души, так что из внешних действий нашей телесной природы, по тесной связи души с телом, мы заключаем и о внутренних свойствах нашей духовной природы. Наглая походка, с разными кривляниями, нескромными позами и телодвижениями, служит выражением легкомыслия и нескромности³⁴. «Ноги, идущие бодро (бесчинно), ненадежные свидетели целомудрия и обличают болезнь, ибо и в самой походке бывает нечто наглое», – говорит святой Григорий Богослов³⁵. Скромное положение тела и вообще внешнее поведение – живое отображение благочестивого духа, благонравия и скромности христианина Кротость ваша да будет известна всем человекам, – говорит Апостол (Флп.4:5; срав.: 2Кор.10:1)

«Целомудрие, – говорит священномученик Киприан, епископ Карфагенский, – состоит не в одной только непорочности тела, но и в скромности и благопристойности одеяния», в скромном убранстве волос и др.³⁶

Целомудрие является и в слове – в чистоте нашего языка. Взор и слух целомудренного христианина отвращается от всякой нескромности (соблазнительных зрелищ, картин, книг, рассказов, нескромных плясок и веселья и т.п.). «Много срамного изрыгает язык (людей) похотливых (и развратных), много сокровенного и соблазнительного извергает он в уши слушающих»³⁷, повреждая души целомудренных.

Целомудренный христианин смотрит на все чистым оком (Тит.1:15). «Как неповрежденный глаз все видит чисто, действительно так определяя, как что есть... так и чистая душа все видит неукоризненно и чисто, а душа возмущенная (оскверненная грехами) имея око, покрытое тьмою греха, и хорошего не может видеть хорошим»³⁸, и (человека) чистого, целомудренного подозревает в лицемерии и скрытых пороках. Преподобный Исаак Сирин говорит, что «когда (христианин) видит всех людей хорошими, и никто не представляется ему нечистым и оскверненным, тогда подлинно чист он сердцем»³⁹.

Красота человеческого тела не вызывает в целомудренном страстных чувств, но побуждает к прославлению Создателя. Так, из житий святых известно, что подвижники, прославившиеся целомудрием и святостью, когда встречали прекрасную лицом женщину или юношу, не прельщались телесной красотой, но своими помыслами возносились к верховной святейшей красоте, виновнице всякой красоты земной и небесной, т.е. к Богу, прославляя Его за то, что Он из земли делает такую красоту, удивляясь красоте образа Божия, сияющего даже в поврежденном грехом естестве человеческом. Они мысленно созерцали неизреченную доброту лица Божия, красоту святых Божиих, святых Ангелов и Божией Матери, и тем более возгревали в себе чистую любовь к единому Господу Богу, «создавшему всякую красоту Себе ради»⁴⁰. «Поведал мне некто, – пишет преподобный Иоанн Лествичник, – об удивительной и высочайшей степени чистоты. Некто, увидев обыкновенную женскую красоту, весьма прославил о ней Творца, и от одного этого видения возгорелся любовью к Богу и пролил источник слез. Поистине удивительное зрелище! Что иному могло быть рвом погибели, то ему сверхъестественно послужило к получению венца славы»⁴¹.

Чистое целомудрие является источником внутренней духовной радости и мира. Это неизменные спутники чистой непомраченной совести; вовне оно проявляется в некоторой скромной веселости⁴². Целомудренный человек отличается воздержанием, терпением и мужеством в скорбях и напастях⁴³.

Целомудрие – особенный дар Божий. Человек не может своими только силами и старанием приобрести чистоту: только по милости и благодати Божией подается подвизающемуся освобождение «от брани плоти и господства преобладающих страстей»⁴⁴.

Истинное целомудрие возможно только в христианстве. В древности некоторые лучшие из язычников – языческие философы могли приобрести только некоторую частицу целомудрия – воздержание от блудных дел, но «внутреннюю, совершенную и постоянную чистоту духа и тела они не только делом не могли приобрести, но и думать о ней не могли; добродетель истинного целомудрия невозможно иметь иначе, как по благодати Божией, и ее имеют только те христиане, которые служат Богу с сокрушенным духом»⁴⁵.

Чистота целомудрия как добродетель, противоположная плотским страстям и разврату. В чем проявляется нравственная чистота тела и души.

Целомудрие; рассматриваемое в узком смысле слова как добродетель, противоположная плотским страстям и разврату, называется чистотою⁴⁶.

Такое название целомудрия мы встречаем у святителей Григория Богослова, Иоанна Златоуста, Василия Великого, преподобных Иоанна Лествичника, Исаака Сирина, Исидора Пелусиота, Марка Подвижника, Иоанна Кассиана и др. «Целомудрие, – говорит преподобный Иоанн Лествичник, – есть чистота души и тела» от всякой плотской (греховной) скверны⁴⁷.

Отечественный подвижник, епископ Игнатий (Брянчанинов), дает такое определение: «Чистота – это добродетель, противоположная блудной страсти, это отчуждение тела от действительного впадания в грех и от всех действий, приводящих к греху, отчуждение ума от помышлений и мечтаний блудных, а сердца от ощущений и влечений блудных, за чем последует и отчуждение тела от плотского вожделения»⁴⁸.

Иногда оба названия добродетели объединяются в одном термине «чистота целомудрия». Чистота целомудрия – когда при телесном целомудрии, при чистоте от всякой плотской греховной скверны сохраняется и чистота души от всяких нечистых мыслей и пожеланий⁴⁹.

«Надо знать (каждому христианину), – пишет святитель Димитрий Ростовский, – что чистота внешнего человека, т.е. чистота тела, без чистоты внутреннего человека, т.е. духа, не есть чистота, как это изъясняет святой Евфимий Великий, который говорит, что если кто и не творит скверного греха телом, но умом любодействует, имея скверные мысли, удерживая их, подчиняясь им и услаждаясь ими, он блудник и не может быть храмом Святого Духа. Ибо Дух Святой... подобен пчеле: как пчела не влетает в сосуд смрадный, так и Дух Святой не входит в нечистую душу»⁵⁰.

Современник святых апостолов, Климент, епископ Римский, писал в конце I века коринфским христианам: «Пока мы в этом мире, пока живем на земле, должны каяться в том зле, которое сделали во плоти, чтобы получить от Господа спасение, доколе еще имеем время покаяния... Итак, братья, мы тогда только получим вечную жизнь, когда исполним волю Отца (Небесного), сохраним в чистоте плоть и соблюдем заповеди Господни»⁵¹.

Связь чистоты и святости по Апостолу. Плоды чистоты, награда за нее. Преподобный Ефрем Сирин о чистоте целомудрия.

Воля Божия, – говорит Апостол, – есть освящение ваше (1Фес.4:3). И чтобы не оставить для нас сомнительным или неясным, что он хотел назвать освящением – праведность ли, или любовь, или смирение, или терпение, – ибо во всех этих добродетелях приобретается святость, – он разъясняет, что, собственно, он хотел назвать святостью. Воля Божия есть освящение ваше, чтобы вы воздерживались от блуда; чтобы каждый из вас умел соблюдать свой сосуд в святости и чести, а не в страсти похотения, как и язычники, не знающие Бога (1Фес.4:3–5). Чистоту целомудрия Апостол называет честью сосуда (т.е. тела нашего) и святостью. Напротив, кто вдается в страсти похотения, тот находится в бесчестии и нечистоте и бывает чужд святости.

Продолжая свою речь о чистоте, Апостол далее говорит: ибо призвал нас Бог не к нечистоте, но к святости (1Фес.4:7). И кто отвергает это, сказанное о святости, тот отвергает не человеческую заповедь, а Божию, отвергает Бога, Который назначил сердце наше в жилище Святому Духу Своему (1Фес.4:8). По толкованию святых Отцов, апостол Павел указывает здесь, что через чистоту целомудрия «Святой Дух будет обитать в нашем сердце, что составляет высшее воздаяние совершенной награды и блаженства»⁵². В подтверждение этого в другом Послании он пишет: старайтесь иметь мир со всеми и святость, без которой никто не увидит Господа (Евр.12:14). Этим наставлением Апостол также ясно показывает, что без чистоты целомудрия, без святости, которую обыкновенно называют непорочностью духа и чистотою тела, вовсе нельзя увидеть Бога. Чтобы еще более уяснить эту мысль, он добавляет: наблюдайте... чтобы не было между вами какого блудника или нечестивца... как Исав... (Евр.12:16)⁵³.

Чистота есть признак здравия души, источник духовной радости. Кто желает стяжать любовь к Богу, должен иметь попечение о чистоте своей души. Истинная чистота делает то, что душа приобретает дерзновение в час молитвы. Дерзновение есть плод чистоты и трудов над стяжанием ее⁵⁴.

«В чистоте, – говорит преподобный Ефрем Сирин, – обитают великий свет, и радость, и мир, и терпение; а в блуде обитают печаль, уныние, ненасытный сон и густая тьма»⁵⁵. Прекрасно сказано древними подвижниками, что «блуд есть ложь (обман), а целомудрие есть истина и истинное удовольствие»⁵⁶.

Приятность («сладость») чистоты целомудрия нельзя словами объяснить тому, кто не удостоился достичь высоты сей добродетели. Дивное дело Божие! Человек плотяный, находясь во плоти, отвергает плотские страсти и при великом разнообразии жизненных обстоятельств, вражеских нападений и соблазнов пребывает непоколебимым в чистоте силою Божиею. Кто достигнет этого состояния добродетели, по особой благодати, сам изумляясь, с искренним расположением сердца будет взывать: чудна дела Твоя, и душа моя знает зело (Пс.138:14).

Целомудренный получает постоянное душевное удовольствие от сознания победы над порывами страстей, от увеселения и спокойствия совести, от уважения к самому себе. В страсти же – волнение, неистовство, умоисступление, телесное расслабление, болезни. Удовольствие в страсти кратковременное, а после – угрызения совести, помрачение разума, скорбь, ревность, ссоры, опасения, постоянные неудовольствия, раздражительность и душевное смятение, а при смерти – великая скорбь и тяжесть души⁵⁷.

«Чистота усвояет нас Богу и, сколько возможно, делает Ему подобными»⁵⁸. Господь, как нетленный и бестелесный, радуется о чистоте и нетлении нашего тела, бесы же, по утверждению некоторых (подвижников), ни о чем другом столько не веселятся, как о злосмрадии блуда, и никакой страсти не любят так, как оскверняющую тело. «Как свинье приятно валяться в грязи, так и бесы находят для себя приятность в блуде и нечистоте»⁵⁹.

«Плотяные люди никакой (другой) добродетелью так близко не уподобляются духовным Ангелам в образе жизни, как; заслугою и благодатию целомудрия, посредством которой, еще пребывая на земле, они имеют, по Апостолу, жительство на небесах (Флп.3:20), которое (после воскресения из мертвых) по отложении плотского тления, согласно обетованию, будут иметь в будущей жизни святые, которые уже и здесь, в бренной плоти, владеют им»⁶⁰.

Преподобный Ефрем Сирин в похвале чистоте целомудрия говорит: «Чистота гнушается роскошью, негою, изысканным убранством одежд. Чистота – ненавистница дорогих яств, бегающая пьянства. Чистота – узда для очей, она изводит все тело из тьмы в свет. Чистота порабощает плоть, проникает взором в небесное. Чистота – родоначальница любви и ангельского жития. У чистоты чисто сердце, гортань сладостна и лицо светло. Чистота – дар Божий, исполненный доброты, назидания и ведения. Чистота радует сердце, приобретшее ее, и окрыляет душу к небесному. Чистота порождает духовную радость и умерщвляет печаль. Чистота умерщвляет страсти и производит бесстрастие. Чистота просвещает праведных, омрачает диавола, течет к почести вышнего звания Божия во Христе Иисусе (Флп.3:14). Чистота отгоняет уныние, внушает терпение. Чистота – легкое бремя, не тонущее на водах, и вечное богатство, скрытое в душе христолюбивого человека, которое владеющего им отыщет и во время нужды. Чистота – прекрасное имение, которого звери не опустошают и огонь не поджигает. Чистота – духовная колесница, которая владеющего ею возводит на высоту.

Чистота упокоевается в душах кротких и смиренных и производит Божиих человеков. Чистота расцветает, как роза, среди души и тела и наполняет весь дом благоуханием. Чистота – предшественница и собирательница Святого Духа. О любящем чистоту радуется Святой Дух и подает ему терпение. Чистота умилостивляет Бога, достигает Его обетований и у всех людей обретает себе благодать. Ее возлюбили святые, ее возлюбил святой евангелист Иоанн и, возлюбив ее, удостоился возлежать на персях Господа славы (на Тайной вечери). Чистота приобретает почести не только приснодевственникам, но и живущим в супружестве. Ее возлюбим всем сердцем и мы, благословенные последователи Христа Спасителя, чтобы возрадовать Духа Божия, живущего в нас»⁶¹.

Начало чистоты – воздержание. Степени чистоты по святому Иоанну Лествичнику и святому Иоанну Кассиану. Высшее состояние чистоты – непорочность и святость.

«Всякая добродетель, – говорит святой Григорий Богослов, – возводит праведника на одну степень выше. Кто проводит чистую безбрачную жизнь, тот уподобляется Ангелам. Кто подвизается в воздержании (от плотских страстей), тот старается сравняться с девственниками. Кто соблюдает супружескую верность, тот сделайся равен воздержанному. Только все подвизайтесь в целомудрии, чтобы достигнуть высших степеней»⁶².

Христианин, живущий в миру, встречает больше препятствий к стяжанию целомудрия, чем живущий в монастыре или в пустыне. Блаженный Каллист, патриарх Константинопольский (XIV век) говорит, что «удерживать плотские страсти и взыграния или с разумом устраняться от них можно живущим в миру... изгладить же и истребить их – в миру невозможно. Только пустынная (уединенная, подвижническая) жизнь может явно искоренять их»⁶³.

Началом чистоты служит воздержание от плотских страстей. Преподобный Иоанн Кассиан указывает на различие между воздержанием и чистотою. «Иное, – говорит он, – быть воздержанным, а иное чистым и, так сказать, прийти в расположение непорочности и нерастленности, что называется невинностью. Эта последняя добродетель присваивается особенно тем одним, которые пребывают девственниками или по уму, или по плоти (например, в Ветхом Завете пророки Илия, Иеремия, Даниил; в Новом Завете – святой Иоанн Предтеча и апостол Иоанн Богослов)... К ним могут быть причислены и те, которые, после опытов развращения, долгим трудом и тщанием достигли подобного состояния чистоты и непорочности души и тела... Надо заметить, что весьма трудно, а может быть и невозможно, достичь такого состояния среди многолюдства, особенно живя в миру»... Впрочем, нет сомнения и в том, что среди христиан, подвизающихся в миру, есть много воздержанных, которые борются с греховными возбуждениями плоти, укрощают и подавляют их страхом геенны или желанием Царства Небесного. Подвижники из опыта утверждают, что те, которые относятся к воздержанным, терпят борьбу, преодолевают и побеждают своего сопротивника, но иногда и сами бывают от него уязвляемы⁶⁴.

Степеней целомудрия, возводящих к нерушимой чистоте, весьма много, и всех их обозреть и перечислить не в наших силах. Преподобный Иоанн Лествичник указывает три степени чистоты целомудрия: начало, середину и конец (высшую степень) чистоты⁶⁵.

Преподобный Иоанн Кассиан лествицу усовершенствования целомудрия разделяет на шесть степеней, которые, впрочем, как он замечает, по высоте не много отстоят друг от друга, а те, которые находятся в промежутке между ними, трудно уловимы для человеческих чувств и ума; поэтому трудно описать словами, с какими успехами мало-помалу ежедневно возрастает совершенство самой чистоты. Сила души и зрелость чистоты приобретаются незаметно по подобию наших тел, которые каждый день нечувствительно получают свое приращение и без нашего ведома возрастают до совершенного своего вида.

Совершенная и всецелая чистота целомудрия, по словам преподобного Кассиана, состоит в том, чтобы душа не только в бодрственном состоянии, но даже и во сне отвергала и ненавидела все страстное, греховное, к чему прежде произвольно питала сочувствие. О таковом очищении души свидетельствует отсутствие и во сне нечистых грез, ибо сновидения обычно служат отражением деятельности души в бодрственном состоянии⁶⁶.

«Полная целомудренная чистота», в отличие от обычного (начального) воздержания от страстных плотских движений и помыслов, характеризуется «совершенным успокоением плотских возбуждений и покоем от них. Совершенно созревшее целомудрие всегда хранит невозмутимую и непоколебимую чистоту тела и души и есть не что иное, как святость. Это бывает, когда плоть, перестав похотствовать на духа, начинает согласоваться с его желаниями и добродетелью и когда они оба соединятся между собою твердым миром и, по изречению Псалмопевца, как братья, станут жить вкупе (Пс.132:1). Тогда и Бог с ними бывает, ибо говорится, что в мире место Его (Пс.75:3) – т.е. не в шуме брани и борьбы со страстями, а в мире целомудрия и в постоянном покое сердца. Вот почему когда кто чрез погашение плотских и других страстей сподобится стяжать это место мира, то в то же время сделается и жилищем Божиим»⁶⁷.

По словам преподобного Иоанна Лествичника, «похвала блаженной чистоте столь велика и высока, что некоторые из святых Отцов осмеливались назвать ее бесстрастием»⁶⁸.

Сказанное о степенях чистоты целомудрия относится, в первую очередь, к лицам, подвизающимся в безбрачии: монахам и монахиням, живущим в монастырях, девственникам и девственницам, подвизающимся в миру⁶⁹; затем – к христианским юношам и девам, хранящим себя в чистоте добрачного целомудрия, и, наконец, к чисто живущим в христианском супружестве.

Что касается степеней целомудрия, понимаемого в широком смысле слова, как всеобъемлющей добродетели, то описания их святые Отцы не дают: от человеческого взора скрыто постепенное возрастание в добродетелях, ибо знание степеней совершенства не полезно для духовной жизни – такое знание может повредить охранительнице добродетелей – смирению.

Целомудрие связано с самоотвержением, воздержанием и терпением. Сокрушение сердца и страх Божий. Смирение. Молитва. Целомудрие и любовь возводят человека к святости и богообщению.

Добродетель целомудрия (в широком смысле слова), как добродетель всеобъемлющая, отражающая в себе здравие души и чистоту жизни, находится в существенной связи, в органическом единстве со всеми христианскими добродетелями⁷⁰.

Прежде всего, целомудрие и чистота связаны с самоотвержением, с воздержанием, терпением и страхом Божиим. Преподобный Никита Стифат указывает, что матерь целомудрия и чистоты есть «всестороннее воздержание, а отец – страх Божий»⁷¹.

Святой Иоанн Златоуст называет пост и воздержание опорой целомудрия⁷². Воздержание особенно необходимо для стяжания чистоты от плотских страстей⁷³. «Кто желает представить Господу тело целомудренным и сердце чистым, тот должен сохранять безгневие и воздержание, потому что без этих двух добродетелей весь труд наш будет бесполезен»⁷⁴.

Охранители целомудрия – сокрушение сердца и пребывание в покаянных чувствах. Сокрушение сердца есть враг лукавых и студных помыслов. Споспешник целомудрия – безмолвие в послушании⁷⁵.

Целомудрие зиждется на смирении. «Нельзя приобрести этой добродетели (целомудрия), если прежде не будут положены основания смирения»⁷⁶. За смиренномудрием следует воздержанность во всем, самоограничение, внутреннее духовное благоустроение и благоукрашение души целомудрием⁷⁷.

«Смиренного по страху Божию сопровождает во всякое время скромность во всех членах, благочиние чувств и сокрушенное сердце». Эти две добродетели – смирение и целомудрие – уготовляют душу к принятию благодатных даров Святого Духа – «для Святой Троицы обручательный залог»⁷⁸.

Добродетелям целомудрия и чистоты постоянно сопутствует молитва. «Возлюбил ли кто девство, или ревностно чтит брачное целомудрие, положил ли кто иметь своей спутницей кротость и безгневие или подобную добродетель – легко и удобно может совершить путь благочестивой добродетельной жизни, если примет в руководительницы молитву», – говорит святой Златоуст⁷⁹.

Добродетель целомудрия немыслима без милосердия, без любви, оживотворяющей каждую добродетель. По словам того же святителя, без милосердия теряется добродетель целомудрия. Так, юродивые девы были, по Евангельской притче, осуждены не за какой-либо смертный грех, а за недостаток елея, т.е. милосердия⁸⁰. Целомудрие и любовь находятся в тесной связи. «В правде с любовью... (заключается) одухотворение души, а одухотворение тела – в целомудрии, обнимающем и всякую отрешенность от всего чувственного (греховного) и полную чистоту от страстей»⁸¹.

Чрез посредство искренней любви чистота и целомудрие возводят человека к святости и богообщению – «сочетавают с Богом»⁸².

Воля Божия, – говорит апостол Павел, – есть освящение ваше (1Фес.4:3), чтобы каждый христианин соблюдал свое тело в святости и чести. Апостол особыми похвалами превозносит целомудрие (1Фес.4:3–8), приписывая собственно этой добродетели святость и указывая, что чрез нее в особенности «Святой Дух обитает в нашем сердце, – что составляет высшее воздаяние совершенной награды и блаженства». Без непорочности и святости души никто не узрит Бога (Евр.12:14–16)⁸³.

«Святость, – пишет епископ Феофан Затворник, – есть исполнение сердца всеми добродетелями, но преимущественно она свидетельствуется чистотою от плотских влечений и сочувствий»⁸⁴.

Целомудрие входит необходимой составляющей в святую жизнь вместе с праведностью и благочестием. Праведно жить – значит не только не нарушать правды по отношению к другим, но и делать им всякое добро. Жить благочестиво – значит все творить со страхом и благоговением перед вездесущим и всевидящим Господом Богом Вседержителем, все Тому посвящая и всячески ревнуя о славе пресвятого Его имени. Благочестие всесторонне обнимает отношения нашего ума и сердца к Богу, больше всего – молитву и творение всего во славу Его.

Таким образом, «целомудрие, праведность и благочестие обнимают всю святую жизнь и совмещают все заповеди, всю волю Божию» о нашем спасении⁸⁵.

Целомудрие – плод борьбы и подвига. Основание целомудрия – воздержание в пище, воздержание от гнева и памятозлобия. Смирение – охранитель целомудрия и прочих добродетелей.

Целомудрие – плод борьбы и подвига⁸⁶. Христианство требует постоянного самоотверженного подвига, нравственной силы и решимости к преодолению эгоизма, самоугодия и плотоугодия. Те, кто являются Христовыми последователями, распяли (грехолюбивую) плоть со страстями и похотями (Гал.5:24).

Христианский принцип подвижничества подвергается в наш плотоугодливый век ожесточенным нападкам. Его называют направлением, противным человеческой природе, враждебным человеческим радостям и счастью, вредным для общественной жизни.

Идут ли христиане против природы? Нет. Мы смотрим на человека как на создание Премудрости Божией и не лишаем его чистых радостей и удовольствий. Христианские подвижники хорошо изучили и знают человеческую природу со всеми ее склонностями и законами и на основании Евангельского учения и своего опыта указали пути ее совершенствования. В христианском подвиге они идут не против природы, а против греховного расстройства в человеческой природе, особенно против развращенной воли человека, неспособной держать его при удовлетворении потребностей в пределах, предписываемых тою же природою.

Один из выдающихся отечественных подвижников говорит «Прежде, нежели человек стал грешником против законов, предписываемых Божественным Откровением, он был грешником против природы или против законов, вложенных в природу Творцом. Так, все в живой природе имеет нужду в пище для продления жизни, но только человек способен обращать питание в наслаждение, доходящее до страсти, и утучнять себя пищей до потери здоровья. Все живые существа имеют нужду в питье, но только человек находит наслаждение в таких видах и в таком количестве питья, которые лишают его самосознания и самообладания. Все живущие в природе имеют инстинкт продолжения рода, но один человек обращает этот инстинкт в источник отвратительных пороков, разврата, ужасных болезней. Все живое любит свободу жизни и движение, но только человек доводит свою свободу до своеволия и буйства, которые плодят такое множество преступлений, что законодатели доселе не придумают достаточных мер и законов для их предупреждения и прекращения. Всякое создание Божие в природе в часы свободы и благоденствия радуется от играющего в нем чувства жизни, но один только человек стремится всю свою жизнь обратить в непрерывный праздник, истощается в изобретении удовольствий, в праздности и разгуле губит лучшие свои силы и способности.

Итак, чтобы быть только верным природе, человек должен быть аскетом (подвижником). Это сознавали еще древние языческие философы. Может ли не быть подвижником христианин, желающий воплотить в своей расстроенной природе тот высокий идеал истинно-человеческой жизни, который изображен для него в Евангелии?»⁸⁷

Наше христианское знание требует от нас подвига. Подвиг христианской добродетельной жизни сосредоточивается, в конечном итоге, на стяжании всеобъемлющей добродетели целомудрия, в которой участвуют все добродетели и венцом которой бывает чистота сердца и любовь.

Целомудрие достигается всесторонним воздержанием и терпением (особенно терпением скорбей), кротостью и безгневием, сокрушением сердца, смирением и послушанием, молитвою с постом и другими добродетелями⁸⁸.

Воздержание в пище. Воздержание от гнева, памятозлобия и других страстей. Хранение зрения, слуха и языка. Хранение себя от худых развлечений, развивающих чувственность и бесстыдство.

Воздержание служит «началом и основанием всех христианских добродетелей»⁸⁹. Оно, согласно преподобному Ефрему Сирину, есть опора всех добродетелей⁹⁰. Воздержание сопутствует христианскому подвигу подавления страстей и стяжания добродетелей, особенно же стяжанию целомудрия, чистоты сердца и благодатного мира.

Стяжать целомудрие и удержать его невозможно без умеренного воздержания в пище и питье. Воздержание в пище и пост – опора целомудрия, его надежный страж⁹¹. По словам преподобного Иоанна Лествичника, «утеснение чрева – виновник чистоты»⁹². Пресыщение лишает нас целомудрия⁹³. Чистота целомудрия без своих спутников – поста и воздержания – скоро изнемогает⁹⁴. Кто любит целомудрие, тот должен обучиться «владеть чревом», т.е. навыкнуть вести постоянный воздержанный образ жизни⁹⁵.

С воздержанием в пище необходимо соединить воздержание от гнева и памятозлобия. Погрешающие гневом и гордостью часто впадают в грехи против целомудрия. «Кто желает, – говорит преподобный Иоанн Лествичник, – представить Господу чистое тело и чистое сердце, тот должен сохранить безгневие и воздержание, потому что без этих двух добродетелей весь наш труд (стяжание целомудрия) будет бесполезен»⁹⁶. Преподобный Нил Синайский в одном из писем пишет, что целомудренных людей враг «покушается уязвлять стрелами лукавого похотения, зависти, злопамятности или посредством всякого другого порока воевать на душу; но несомненно будет побежден враг нашей жизни силою веры и призыванием Божественного имени Христова»⁹⁷.

Столь необходимое для стяжания целомудрия воздержание недостижимо без мужественного терпения. Терпение поддерживает и усовершает целомудрие и воздержание. Терпение с творимым себе принуждением борется со страстями за чистоту души; если душа препобедит страсти, то приобретает чистоту (целомудрия)⁹⁸. По словам преподобного Иоанна Кассиана, сколько кто успевает в кротости сердца и терпении, столько же преуспевает и в чистоте целомудрия, и чем дальше прогонит страсть гнева, тем лучше приобретает чистоту. Ибо кто наперед не подавит легко воспламеняющейся страсти гнева, тот не изгонит из своей души и тела волнения плотских страстей. Кто не стяжал терпения и кротости, тот подвергается жестоким нападениям демонов и уязвляется огненными стрелами многих страстей. Терпение есть такое врачевство сердца, которым истребляется не только страсть гнева, печали, уныния, тщеславия, гордости, но и похоть, и другие страсти⁹⁹. Кто всегда бывает терпелив («кроток и спокоен»), «тот не возмущается гневом, не снедается горечью печали и уныния, не увлекается суетностью тщеславия, не надмевается гордостью, ибо мир мног любящим закон Господень, и несть им соблазна (Пс.118:165)»¹⁰⁰.

Терпение состоит в перенесении скорбей и страданий. Терпелив тот, кто без ропота и гнева переносит наносимые ему оскорбления и другие скорби. Истинного же терпения и благодушия нельзя ни приобрести, ни сохранить без сердечного смирения. Если терпение будет происходить из этого источника (смирения), то не будет нужды ни в каком уединении, ни в пустыне. «Ибо оно не нуждается во внешних пособиях, когда внутри основывается на добродетели смирения, т.е. родительницы и охранительницы его. Если же мы возмущаемся от оскорблений других, то это значит, что в нас нет прочно утвержденного основания смирения – поэтому наше здание сотрясается и от малой бури до опасности падения»¹⁰¹.

Добродетель смирения – родительница и охранительница не только терпения и безгневия, но и добродетели целомудрия. Как гордость есть спутник всем страстям и порокам, так и смирение – спутник и охранитель всех добродетелей.

«Что соль для всякой пищи, то смирение для всякой добродетели»¹⁰². «Смиренномудрие, – говорит преподобный Исаак Сирин, – украшает душу целомудрием, а тщеславие... из всего встречающегося собирает нечистые сокровища и оскверняет сердце»¹⁰³.

Из сказанного весьма очевидна нужда в воздержании, терпении, кротости и смирении – для стяжания целомудрия.

Содержание добродетели воздержания, без которой невозможно стяжать целомудрие, не исчерпывается воздержанием в пище и питии. Сюда относится воздержание чувств, воображения и памяти, воздержание в сне, скромное поведение в общении с людьми и многое другое.

Целомудрие обычно обнаруживается не только в делах, но и в тайных помышлениях человека. «Подвизающийся обязан исправлять (отвергать) всякую нечистую мысль, вооружаться гневом на самого себя и призывать в помощь Всесовершенного до тех пор, пока явившийся греховный помысл расслабнет и изнеможет (исчезнет)»¹⁰⁴.

Со всей осмотрительностью надо наблюдать за помышлениями и очищать «тайники нашего сердца» и нашей совести. Господь – Подвигоположник наш и Помощник – «всегда смотрит на подвиг нашего течения и борьбы, чтобы тому, что боимся открыто сделать, мы не допустили возникнуть и внутри неосторожным помышлением, и что стыдимся обнаружить пред людьми, тем не должны оскверняться и тайным согласием. Хотя оно и может укрыться от людей, но не возможет утаиться от святых Ангелов и Самого Всемогущего Бога, от Которого не укроются никакие тайны»¹⁰⁵. Нет ничего тайного, что не сделалось бы явным, ни сокровенного, что не сделалось бы известным и не обнаружилось бы (Лк.8:17; Мф.10:26).

Греховные и нечистые помыслы возникают при содействии памяти и воображения, от внешних чувств (зрения, слуха, осязания и др.) и часто всеваются бесами.

Почти всякая страсть подступает к душе при соучастии воображения и памяти¹⁰⁶. Управление воображением и памятью в духовной борьбе совершается при помощи особых духовных деланий (о которых подробнее будет сказано ниже, в конце этой главы), а именно чрез собирание ума в сердце (внутрь-пребывание) в сочетании с молитвой и трезвением, с помощью духовного чтения и богомыслия, пребывания в покаянных чувствах.

Христианину, подвизающемуся в стяжании добродетели целомудрия, необходимо связывать воздержанием свои чувства, особенно зрение, слух, осязание и дар слова (язык).

Наши чувства – это окна души и легчайшие проводники греха. Особенно это касается зрения. Недаром подвижники назвали их (чувства) «скорыми окрадывателями». По словам преподобного Ефрема Сирина, кто соблюдает воздержание в пище и слове, но не сохраняет глаза от скитания (вольно-смотрения), – не может приобрести прочного целомудрия. «Как разломанный водопровод не удержит в себе воды, так рассеянное око не удержит целомудренного ума»¹⁰⁷. Плотское пожелание весьма много зависит от воображения, а мечты воображения более всего происходят от зрения. Если его не охранять строго, то оно приносит в душу всякого рода соблазнительные образы, которые, наполняя воображение, воспламеняют страсти. Поэтому надо всеусильно держать своих «скорых окрадывателей» – глаза, не позволять им засматриваться на соблазнительные виды, на чужую красоту (Сир.9:8–9), на нецеломудренные зрелища и пляски.

Непрестанное ви́дение и слышание всякого рода предметов и явлений окружающего мира вносят в дух рассеянность, часто нарушают внутреннюю собранность души и покой. Надо бы оградить чувства от всего этого, но это нелегко. Поэтому святые Отцы указывают ряд спасительных средств, чтобы восприятие внешних впечатлений не разоряло, а созидало добродетель целомудрия и весь строй духовной жизни. Одно из таких средств состоит в том, чтобы каждой вещи, всему виденному и слышанному давать «духовное знаменование». Так, например, солнце, свет и тьма, человек и зверь, камень и растение, дом и поле, сеяние и жатва, отцы и дети, голова и тело, пастух и стадо, путник и дорога, гости и пир – все может быть нам уроком.

Святитель Тихон Задонский, собрав душеполезные мысли, рождающиеся от воззрения на предметы окружающего мира, написал целую книгу «Сокровище духовное, от мира собираемое»¹⁰⁸. В начале другого своего творения «О истинном христианстве»¹⁰⁹ он пишет о христианской духовной мудрости и рассуждении, о том, как от видимого переходить умом к невидимому, от созданий к Создателю, во всем познавая Божие Всемогущество, премудрость, благость, долготерпение. Когда христианин укрепится в таком духовном истолковании видимых предметов и существ, тогда будет ходить как в училище, от всего окружающего почерпая духовное назидание.

«Что ты плачешь?» – спрашивали ученики у старца, увидевшего красивую, разряженную женщину легкого поведения. «Плачу, – ответил он, – о погибели твари Божией разумной и о том, что не имею такой заботы о душе во спасение, как она о теле на пагубу». Другой, услышав плач женщины на могиле, сказал: «Так христианин должен плакать о грехах своих»¹¹⁰. Так подвижники из всего, что видели, почерпали себе урок для назидания.

Приведем несколько примеров из духовных рассуждений святителя Тихона Задонского:

«Вот ты видишь горячую любовь родителей к своим детям. От этого примера возведи твой ум к любви Божией, которую Господь имеет к Своему разумному созданию – человеку. Его несказанная любовь проявляется в том, что Он много терпит согрешающих, ожидая их покаяния, с великой радостью принимает кающихся, любовь Его увеселяет праведников, утешает кающихся грешников и всем желает спастись и достигнуть познания истины (1Тим.2:4).

Видишь, как во время весны вся природа оживает... От этой чувственной весны да возведет вера твой ум к прекрасной и желаемой весне, дню всеобщего воскресения, когда тела усопших, верных Господу, восстанут силою Божиею и облекутся в новый прекрасный вид, оденутся в ризу бессмертия, примут венец доброты от руки Господней.

Видишь поутру ясно восходящее солнце и всех увеселяющее. Помысли, коль великое веселие ощущают души, в которых Христос, Сын Божий, вечное Правды Солнце, воссияет.

Видишь, как тьма и мрак покрывают землю, когда зайдет солнце. Рассуди, какая же тьма бывает на душе и какой окружает ее мрак, когда нет в ней света благодати Христовой.

Видишь на суде подсудимого: стоит со страхом и со стыдом, слышит о себе приговор, лишается чести, свободы, имущества. Помысли о том страшном вселенском последнем Суде Христовом, на котором обличаются тайные и явные наши грехи и преступления, помысли о последнем приговоре грешникам и праведникам...

Когда находишься где в пути или на чужой стороне, все мысли бывают о своем родном крае, о своем доме. От этого случая научись чаще обращать свою мысль к небесному Отечеству, к Отцу Небесному...

Видишь больного, горячкою мучимого, или видишь печь, огнем горящую, вспомни об огне геенском, в котором нераскаявшиеся грешники будут страдать, и воздохни о множестве своих прегрешений...

Вот ты слышишь прекрасное пение или сладкозвучную музыку. Да восхитит вера дух твой в небесные селения, в дом Бога Иаковля, и там слухом души внимай, как ангельский собор и лики святых воссылают согласное пение Триипостасному Богу. И помысли о своем недостоинстве..

Видишь красивое дерево, усеянное прекрасными плодами. От этого случая обрати твой ум ко внутреннему состоянию боголюбивого человека, душа которого так или еще более украшается и бывает исполнена плодами Духа Святого. Воздохни о своем духовном бесплодии.

Когда увидишь красивого человека, помысли о том, сколь прекрасным вышел человек из рук Божиих и сколь бессмертная душа прекраснее тела, когда она украшена добрыми делами, верою, любовью, терпением, целомудрием»¹¹¹.

О хранении целомудренного взора мы имеем прямую заповедь в Святом Евангелии: всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с нею в сердце своем. Если же правый глаз твой соблазняет тебя, вырви его и брось от себя, ибо лучше для тебя, чтобы погиб один из членов твоих, а не все тело твое было ввержено в геенну (Мф.5:28–29).

«Целомудрие может нарушаться не только делом, но самим намерением», пожеланием¹¹², возникающим чаще всего через любопытное и страстное смотрение на лица другого пола¹¹³. Страстная любовь обыкновенно рождается от зрения¹¹⁴. «И потому Творец и Создатель человеческого рода Бог, лучше всех зная природу и исправление Своего творения, приложил старание о врачевании там, где знал, что находится причина болезни»¹¹⁵. «Бог запрещает страстное воззрение, чтобы нам когда-нибудь не впасть в самое преступление»¹¹⁶.

«Иисус Христос называет прелюбодеем не того, кто увидел мимоходом и внезапно уязвился, извлек стрелу и уврачевал язву. Ибо не сказал: кто воззрел (посмотрел), а кто смотрит (взирает с страстным пожеланием на чужую красоту), намеренно привлекает на себя страсть, питает ее в себе»¹¹⁷. «Любодействует... в сердце тот, кто согласен на самое греховное дело, но препятствует ему в том или место, или время, или страх гражданских законов»¹¹⁸. Вот о таком сказано в Евангелии, что он уж прелюбодействовал в сердце своем (Мф.5:28).

«Кто чрез страстное воззрение, – говорит Златоуст, – возжжет в себе страстное пламя, тот в отсутствие виденной им женщины беспрестанно строит в воображении образы постыдных дел, а от них часто переходит к самому действию»¹¹⁹. Поэтому-то Спаситель и говорит: не прелюбодействуй глазами – иначе будешь прелюбодействовать и сердцем. Потому-то праведный Иов положил себе главным законом никогда не позволять себе такого воззрения на женские лица (Иов.31:1).

О том, как святые подвижники хранили свое зрение, чтобы чрез воспринимаемые образы не вошли в сердце помыслы, оскверняющие чистоту целомудрия, свидетельствует рассказ из жизни преподобного Арсения Великого (память 8 мая). Одна знатная девица нарочито прибыла из Рима, чтобы видеть Преподобного, подвизавшегося в пустыне Скит. Она обратилась к посредству архиепископа Александрийского, но преподобный Арсений Великий отказался ее видеть. Тогда девица направилась к нему в пустыню и застала его у дверей келии. Она поклонилась в ноги старцу, прося его святых молитв. Но старец отвечал ей: «Буду молиться Господу, чтобы Он изгнал из моего сердца память о тебе». Огорченная странница возвратилась в Александрию и с великой скорбью рассказала архиепископу об этом ответе старца. Святитель объяснил ей, что старец желает изгладить из своей памяти только ее телесный вид, а о душе ее будет молиться.

Спаситель не вовсе запретил смотреть на лица другого пола. Бог создал нам глаза не для того, чтобы мы делали их орудием греха, но для того, чтобы, взирая на Его творения, благоговели пред Творцом и прославляли Его¹²⁰. На чужую красоту надо смотреть целомудренным взором. «На глаза, – говорит преподобный Пелусиот, – надлежит возлагать вместо узды стыдливость, чтобы не вошло лукавое пожелание»¹²¹. «Многие погибли из-за жен. Некоторые убиты по причине своих супруг, другие по причине сестер, иные по причине дочерей, всему же этому поводом было нечистое вожделение (чрез недозволенное воззрение)»¹²².

Через вольносмотрение возбуждается в душе не только плотская страсть, но питаются такие страсти и пороки, как стяжательство (любостяжание), зависть, воровство, грабеж, обман и многое другое. Спаситель, говоря: вырви соблазняющий тебя глаз, – заповедует нам не смотреть с вожделением на все то, что может питать наши страсти и соблазнять нас. Кто твердо решится не смотреть на то, что ему вредит, что его соблазняет, или решит прервать встречи и дружбу с лицами, его развращающими, – такой человек вырвал у себя соблазняющий его глаз (Мф.5:29).

Если будешь хранить слух, то не согрешишь языком, – говорит преподобный авва Исаия¹²³. Подобно чувству зрения, нам необходимо охранять свой и от пустословия, сквернословия, злословия, клеветы, пересудов и осуждения, от слушаний праздных и пустых рассказов, от нескромных, соблазнительных и странных разговоров и шуток, от бесстыдного смеха, сладострастных песен, игр и плясок. От всего этого душа наполняется суетными мыслями, греховными мечтаниями, а сердце расслабляется приражениями страстных чувств.

Христианину надо удаляться и сколько можно избегать худых сообществ и близкого общения с людьми порочными, плотскими, чуждыми веры Христовой. Диавол пользуется такими людьми как приманкою на удочке, чтобы запнуть и развратить целомудренных христиан. «Как частое обращение с людьми, искренно расположенными к благочестию, сильно возбуждает и укрепляет в нас ревность к добродетели, так нет ничего гибельнее, как входить в частое (близкое) общение с людьми, не имеющими расположения к благочестию, честности в нравах, и дозволять себе вольное обращение с порочными»¹²⁴ – развращенными, которые под видом приятного дружества вливают яд в целомудренные сердца. Душевредное дружество с людьми злыми и развращенными премудрый Сирах уподобляет смоле, говоря: кто прикасается к смоле, тот очернится, и кто входит в общение с гордым, сделается подобным ему (Сир.13:1). «Так должно думать, – говорит святитель Димитрий Ростовский, – и вообще относительно всякого беззакония, а более всего относительно нечистоты плотского греха, ибо всякий, кто сводит дружбу с беззаконником, научается от него беззаконию его и оскверняет свою жизнь, как очерняется всякий, прикасающийся к смоле»¹²⁵.

От общения с людьми нечестивыми душа наша неприметно мало-помалу пропитывается превратными мыслями и чувствами нечестивых; даже самое смотрение на них вредно, потому что от их примера самые их пороки становятся привычными для нас и со временем легко усвояются нами, чувство же благочестия все более и более притупляется и ревность к добродетельной жизни вовсе охладевает. Апостол Павел предупреждает христиан: худые сообщества развращают добрые нравы (1Кор.15:33). Общающийся с мудрыми будет мудр, а кто дружит с глупыми, развратится (Притч.13:21). В Послании к коринфским христианам апостол Павел предписывает не входить в близкое общение с теми, которые, нося имя христиан, предаются явным порокам: я писал вам не сообщаться с тем, кто, называясь братом, остается блудником, или лихоимцем, или идолослужителем, или злоречивым, или пьяницею, или хищником; с таким даже и не есть вместе (1Кор.5:11), т.е. не проявлять к нему даже обычного хлебосольства: «ни к себе его не звать, ни к нему не ходить и в сделки с ним не вступать»¹²⁶.

Христианину надо искать общества и дружества с людьми скромного поведения, с людьми верующими и целомудренными, имеющими страх Божий, и надо возлюбить больше слушать и читать Священное Писание и духовные творения и псалмы, и все то, что чисто, свято, премудро, душеполезно и назидательно.

В наше время грехи чувственности и соблазны со всех сторон окружают христианина. Дух нашего времени – это дух антихристов, дух лжи и обмана, дух крайнего обмирщения, себялюбия и гордыни, преступного своеволия и противления, корысти и вражды, нравственной распущенности и разврата. И горе миру от соблазнов (Мф.18:7). «Горе! Ибо наполнился мир соблазнами, как и грехами. Соблазн зрения – потому что видятся делающиеся в мире столь великие беззакония! Соблазн слуха, так как в мире слышатся слова прельстительные, хульные, лживые, скверные и скаредные (мерзкие, гнусные). И кто может избежать сих соблазнов? Поэтому горе от них миру!»¹²⁷ Нелегко идти против этого «обаяния духа времени», трудно устоять против приманок и соблазнов греха, от развращения. «Но нравственное мужество и самоотвержение составляют существенную принадлежность христианской добродетели; христианское самоотвержение требует всецелого пожертвования собой», готовности перенести насмешки, укоры и даже гонения и тяжкие беды ради сохранения добродетели. Христианин не унизит в себе достоинство человека, не будет кланяться новоизмышленным и ложным богам современных новоязычников, он отвращается от нового культа плоти и удовольствий, ибо поклоняется Единому истинному святому и всесовершенному Богу и подвизается исполнять Его святую волю. Христиане! Трезвитесь, бодрствуйте, стойте в вере, будьте мужественны, тверды, – заповедуют апостолы (1Пет.5:8; 1Кор.16:13). Постоянно будьте на страже при душе среди соблазнов. Пусть не устрашает вас множество соблазнов и соблазнителей. Всегда были и до конца мира будут соблазны. Но «зло не перестает быть злом от того, что оно многим нравится, и Закон Божий не теряет своей власти над нами от того, что многие его не выполняют»¹²⁸.

Нам надо беречься не только лиц, соблазнительных для нравственности, но избегать и тех мест, в которых сеются соблазны. Бегите из среды Вавилона, – вещает пророк Иеремия, – и спасайте каждый душу свою, чтобы не погибнуть от беззакония его, ибо это время отмщения у Господа, Он воздает ему воздаяние (Иер.51:6).

«Как заразительный воздух вредит здоровью, так и соблазнительные места опасны для нравственности. Таковы, например, театры и зрелища, против которых святой Иоанн Златоуст гремит всею силою обличений и укоризн»¹²⁹. Клубы, театры, кинотеатры, стадионы, пляжи, курорты и прочие места развлечений и служения человеческой плоти превратились в наше время в места, где теряется целомудрие, стыдливость и скромность, развивается чувственность и бесстыдство.

Кино и театр принадлежат к наиболее распространенным в наши дни видам развлечений. Много лет тому назад, еще в начале XX века, возникла полемика вокруг вопроса, полезны ли театральные развлечения с нравственной точки зрения. Большинству наших интеллигентов и педагогов того времени свойственно было слепое преклонение перед воображаемым нравственно-полезным воздействием сценического искусства на людей. После этого прошло еще две трети века, многое изменилось в театральном искусстве, возникло еще одно искусство – кинематография, накопились наблюдения и опыт в части воздействия зрительных развлечений на нравственность, и можно сделать некоторые выводы.

Прежде всего, несколько слов о том, как вообще смотреть на развлечения и удовольствия, какие из них можно считать допустимыми и безвредными. Бесспорно, что в человеческой природе лежит потребность в отдыхе после напряженного труда в виде невинных развлечений и удовольствий. Человек никогда не был чужд среди трудов и скорбей жизни отвлечься от них, дать себе отдых в виде какого-либо развлечения, чтобы хотя бы на время скрасить будничную обстановку трудовых дней. И не может быть сомнений в том, что хорошие, здоровые развлечения освежают людей и поддерживают в них – добрых тружениках – прекрасный дух жизнерадостности.

По своей природе человек – существо разумно-свободное и от Самого Бога поставлен господином окружающей его природы. Следовательно, человек вправе распоряжаться благами природы, а равно и произведениями человеческих талантов, как благих даяний и даров, сходящих свыше, от Отца светов (Иак.1:17).

Лучшие плоды искусства (изобразительного, литературного и проч.), как результаты данных Богом человеку талантов, и нередко талантов недюжинных, вдохновенных, бесспорно, могут в какой-то мере дать нашему сердцу и уму много поучительного, интересного, назидательно-полезного. Но суть дела в том – действительно ли все без разбора (которого теперь, кстати сказать, не признают) произведения искусств назидательны и полезны; не пропитаны ли они подчас на самом деле ядом, могущим принести нравственный вред? И сколько сейчас встречаем произведений искусств, особенно театрального и киноискусства, которые не столько нравственно назидают, сколько высмеивают веру Христову, сеют неверие, развращают.

Для суждения о развлечениях и удовольствиях исходным пунктом могут служить для нас слова апостола Павла из Послания к коринфским христианам. Касаясь вопроса, какими свойствами должны обладать христиане, как должны вести себя, от чего уклоняться и чего избегать, чтобы опять не возвратиться к языческим нравам, Апостол говорит: все мне позволительно, но не все полезно; все мне позволительно, но не все назидает; все мне позволительно, но ничто не должно обладать мною (1Кор.10:23, 6:12). Усвоение христианином этих апостольских слов поможет правильно смотреть на окружающие явления и собственные поступки и избегать всего лишнего, вредного и опасного для нашей религиозно-нравственной жизни.

Отцы и учители Церкви о театральных зрелищах и забавах. Бани. Пляжи.

На человеке (христианине) лежит священная обязанность строго следить и наблюдать, действительно ли все ему вполне полезно; точно ли все служит его духовно-нравственному росту и преуспеянию, и вместе с некоторой долей правды или хотя бы безвредности не подкрадывается ли к нему губительный яд развращения и соблазна, опьяняющий его так легко и так постепенно (и незаметно), что теряется всякая возможность отнестись критически к своему состоянию и переживаниям¹³⁰.

Такой осторожный подход должен быть проявляем прежде всего в отношении наиболее популярных кино- и театрального искусств. Ибо многие утверждают о театре, что он, живо изображая пороки людей в безобразном виде, рисует в привлекательном виде добродетель и тем научает каждого отвращаться от зла и располагаться к добру и любить его¹³¹. Но так ли это?

Кто с полным правом и основательностью докажет нам, прежде всего, что любители зрелищ против которых в свое время восставал еще великий Златоуст, увлекаются ими с разбором и осмотрительностью и затем, что ищут в них только лишь назидательное, доброе и полезное, плотно оберегая свое сердце от доступа к нему вредного, возбуждающего чувственность, похоть и страсть? Кто, положа руку на сердце, по чистой совести, не захочет согласиться с нами, что если бы на сцене изображали только чисто-прекрасное, идеально-доброе, возвышенно-святое и истинное, то, увы, как опустели бы театральные здания?! Как театры потеряли бы свою притягательно-обаятельную силу, если бы перестали щекотать животные инстинкты падшей человеческой природы, перестали льстить страстям, увлекать заманчивыми и приятными для чувственности образами!¹³²

Даже такой далекий от христианства писатель, как Ж.-Ж. Руссо, утверждал, что театр приводит в движение человеческие страсти, не утишая их, возбуждает в сердце народа, особенно молодежи, побуждения и пожелания, несовместимые с нравственностью, содействует изнеженности, поощряет погоню за наслаждениями и дает повод людям смешивать мимолетные ощущения, возбуждаемые театром, с нравственными началами и действиями.

Нас могут спросить: неужели можно отрицать пользу таких театральных постановок, как «Иван Сусанин» Глинки или «Фауст» Гете, трилогия А.К. Толстого, «Гамлет», «Король Лир>, «Макбет» и другие произведения Шекспира, драмы и комедии Фонвизина, Грибоедова, Гоголя, Островского и многих других? На этот недоуменный вопрос можно ответить словами одного церковного писателя: едва ли бы кто решился похвалить библиотеку, в которой на тысячу охотно читаемых книг порнографического содержания есть сто книг добрых, но редко читаемых и не всем понятных¹³³. К этому можно добавить, что и в классических пьесах, вроде перечисленных, встречаются места не совсем полезные в нравственно-педагогическом отношении и могущие быть соблазнительными в театре для молодежи, как, например, сцены Фамусова с горничной в «Горе от ума». Правда, они взяты из жизни, но ведь в том-то и дело, что показ в театре «в духе реализма» всякого рода пошлости и порока, «взятых из жизни», является нарушением заповеди Спасителя не соблазнять ни одного из малых сих (Мф.18:6; Мк.9:42; Лк.17:2). Да, горе теперь миру от соблазнов! А их-то во множестве и видит современный человек, ненасытно ищущий зрелищных развлечений и чувственных удовольствий.

Страстное увлечение театром, кино и телевидением, а так же азартными играми ведет к забвению нравственных обязанностей, к богозабвению, к огрубению нравов, умножению пороков. Епископ Феофан (Говоров) в «Письмах о христианской жизни» писал, что христианину всячески надо избегать всего, что ведет к богозабвению. «Но такого ли свойства театры? – пишет святитель. – Припомните, что бывает с душою в театре и что после? У турок нет театров, его заменяют опиумом. Опиум и театр одно и то же. Театр есть вещь нехристианская»¹³⁴. Сказанное епископом Феофаном в конце XIX века о театре еще в большей мере относится в наше время к кино. Не служит ли оно, особенно для молодежи, «заменителем опиума»?

Известный отечественный подвижник, святитель Димитрий, архиепископ Херсонский, писал, что зрелища под видом научения потворствуют человеческим слабостям и страстям, дают пищу нашей склонности к осмеянию и осуждению ближних¹³⁵. Западный инославный моралист прошлого века епископ Мартенсен обращал внимание на опасность увлечения театральными зрелищами «для убивания времени». Чем более душа наполняется этими пустыми зрелищами, тем она и сама становится более пустою и ленивою, более теряет в себе жизненности, умственных сил¹³⁶.

«В театре изображается обыденная ситуация, исполненная страстей, надежд, очарований и разочарований, человеческая жизнь; и вот человек, как в зеркале, любуется в театре, забавляется собою и часто своими пороками, рукоплещет им, одобряет их» (о. Иоанн Кронштадтский)¹³⁷.

«В театре зрителям представляют обычно сцены из народной жизни (в духе реализма), – пишет о. Амвросий Оптинский, – и по времени эти сцены бывают очень грязны. Кроме того, какая обстановка в театре? Светская музыка, не дающая возникнуть в душе ни одной духовной мысли, ни одному духовному чувству. А эти рассеянные лица зрителей, переглядывающихся, смеющихся, иногда пересмеивающих друг друга, а при некоторых сценических представлениях приходящих в негодование, выражающееся в громких криках, или увлекающихся сладострастными чувствами, сопровождающимися неумолкаемым смехом и азартными рукоплесканиями и проч.? Это ли школа нравственности, как утверждают многие? Наоборот, это школа безнравственности, способная заморить в душе человека последние остатки нравственности, если она в нем есть. Оттого теперь и появляются люди – спорливые, упорные, раздражительные, – что они учатся нравственности в театрах. Приходилось слышать, что некоторые называют театр порогом Церкви. Пожалуй, с этим можно согласиться – что театр есть порог Церкви, только с заднего крыльца»¹³⁸.

«Театр, – пишет отец Иоанн Кронштадтский, – усыпляет христианскую жизнь, уничтожает ее, сообщая жизни христиан характер жизни языческой»¹³⁹. Театр производит в людях гибельное духовное усыпление. Театр – школа грехолюбивого мира сего и князя мира сего – диавола.

По воззрениям святого Отца IV века Иоанна Златоуста, театр приучает людей к жизни праздной и рассеянной, порождает холодность к обязанностям семейным и общественным и к святому благочестию. Увлечение кино-театральными развлечениями порождает нравственное легкомыслие и опустошенность, развращение жизни, расстройство брачных уз, распри и ссоры в семействах, неуважение к Церкви и ее установлениям, безверие и всякое нечестие. «Среди самых законов научаются (в театрах) тому, что запрещается законами», – пишет другой святой Отец, живший в III веке, Киприан Карфагенский¹⁴⁰.

Святой Иоанн Златоуст в весьма резкой форме обличал христиан, посещавших театр, который носил в его время явно языческий и безнравственный характер. «Это сам диавол, – пишет он, – изобрел такое искусство, чтобы привлекать к себе воинов Христовых и ослаблять силы духа. На то и построил он в городах театры и, обучив смехотворов, этою язвою поражает целые города»¹⁴¹.

Не погрешит тот, говорит он, кто театральную сцену, это пагубнейшее место, полное всякого рода нравственных болезней, назовет и седалищем пагубы, и публичной школой бесстыдства и распутства, и училищем невоздержания, и всего что ни есть постыднейшего. Там, на сцене, лицедеи представляют чужие несчастья, измены, прелюбодеяния, убийства, там можно слышать восхваление порока, высмеивание добродетели и религии, богохульные речи и самые негодные песни, так что болезнь проникает в душу и через глаза и через слух¹⁴². И множество людей, исполненных беспечности, ходят на такого рода зрелища; они смеются и забавляются представлениями, рукоплещут смехотворам и лицедеям, их кощунственным и срамным речам, хвалят их игру, встречают их как каких-то знаменитостей, тем самым всячески их поощряя, потворствуя «демонской работе» развращения людей¹⁴³. Да, пороки в наше время сделались искусством, и с каким стараньем и уменьем их изображают на сцене!¹⁴⁴

Подвижник нашего времени протоиерей Иоанн Кронштадтский решительно осуждал характер современных театральных зрелищ¹⁴⁵. «Оправдывают, – пишет он, – игру в театре и называют ее полезною и нравоучительною, или безвредною, или, по меньшей мере, меньшим злом в сравнении с пьянством и распутством, и с этой целью стараются заводить повсюду театральные зрелища. Удивительное дело, что христиане не нашли лучшего средства для провождения драгоценного времени, как театр, и по происхождению и по значению своему сохраняющий доселе характер языческий, идолопоклоннический; характер суетности, пустоты, вообще показывающий в себе полнейшее отражение всех страстей и безобразий мира сего, похоти плоти, похоти очей и гордости житейской (1Ин.2:16), и лишь редко, редко – доблестей сынов отечества, и то, конечно, сынов отечества земного, а не небесного. Все небесное, святое, носящее печать христианства, чуждо театру; если же когда и входит на сцену, то как предмет насмешки; самое имя Божие, страшное для всей твари, произносится здесь лишь легкомысленно, иногда со смехом, кощунственно; звания священные, например монашеское – это ангельское звание, – осмеиваются; уважение к начальству, к родителям, к священным лицам (духовенству) подрывается – когда публично осмеиваются некоторые предосудительные действия этих лиц, пред лицом всего общества, пред лицом легкомысленной молодежи, даже детей, для которых должны быть освящены имена их родителей и начальников. Иногда довольно одного неуважительного или непристойного слова относительно старших, чтобы подорвать к ним должное уважение. Так ли стали христиане легкомысленны, что не находят лучшего средства к провождению драгоценного времени, кроме театра, и из-за него оставляют храм Божий, богослужение, и драгоценное праздничное время, данное Богом для поучения в Слове Божием, в спасительных размышлениях и в делах добродетели, безумно расточается на пустые дела, на смехотворство и глупые рукоплескания в театрах? Нет, как хотите, а театр – богомерзкое учреждение. Только вникните в дух его, и вы согласитесь: это училище безверия, глумления, дерзкой насмешки над всем и разврата. Горе тому обществу, в котором много театров и которое любит посещать театры. Иногда, правда, театр бывает меньшим злом для любящих злое... Только слепые, у которых бог века сего [сатана] ослепил умы (2Кор.4:4), говорят, что театр и кино нравоучительны... Нет, христиане должны неотменно поучаться в законе Божием, читать чаще Евангелие, вникать в богослужение, исполнять заповеди и уставы церковные, читать писания святых Отцов, духовные книги и журналы, чтобы проникаться духом христианским и жить по-христиански. Вот ваши зрелища!»¹⁴⁶

Епископ и мученик III века святой Киприан Карфагенский в «Книге о зрелищах» писал следующее: «В Священном Писании запрещено смотреть на то, что запрещается делать... Что же делает на этих зрелищах христианин, верующий, которому непозволительно и помышлять о пороках? Какое удовольствие находит в изображениях похоти, могущих довести его до того, что и сам, потерявши здесь стыд, сделается более отважным на преступления? Приучаясь смотреть, он приучается и делать... Но даже если на сцене и не показывают что-либо постыдное и нравственно-недозволенное... однако тут есть величайшая и вовсе неприличная верным (христианам) пустота... Верующие, христиане, должны убегать этих столь пустых, пагубных и нечестивых зрелищ, надо блюсти от них и зрение наше, и слух. Мы скоро привыкаем к тому, что слышим и что видим. Человеческий ум сам по себе склонен к порокам – что же он сделает сам с собою, если будет иметь скользкие образцы телесной природы, которая охотно предается пороку; что он сделает, если она будет еще поощрена к тому? Да, нужно удалять душу от всего этого»¹⁴⁷.

«Если хочешь найти увеселение, – говорит святой Иоанн Златоуст, – то иди не в театр, а в рощи, леса, к текучей реке, на озера, в сады, слушай поющих птиц и кузнечиков, чаще посещай гробницы мучеников (в виде паломничества – места, освященные подвигами святых, монастыри), где здравие для тела и души и никакого вреда»¹⁴⁸.

Преподобный Ефрем Сирин пишет, что христиане не должны предаваться предосудительным забавам. Слово Божие осуждает нецеломудренные бесстыдные пляски и другие забавы (Ис.5:12; Лк.6:25; Еф.4:29, 5:1–5 и др.). «Не прилично христианам, – говорит преподобный Ефрем, – играть на гуслях и свирелях бесстыдно, плясать или скакать на улицах и в домах или бесчинно и бессмысленно кричать, шуметь и безобразничать, или упиваться, или иные творить беззаконные дела. Не христианам это свойственно, но неверным язычникам, не покорившимся Евангелию (Мф.5:47), это свойственно тем, которые не имеют у себя перед очами будущей (вечной) жизни и страха Божия. Научает их этому древний змий, враг истинных христиан, губитель всякой чистоты. Научивший любодействовать научил и плясать, научивший служить идолам научил и играть»¹⁴⁹. Где бесстыдные танцы, неистовый разгул, возбуждающая чувственность музыка – там «омрачение мужей и жен и праздник диавольский»¹⁵⁰.

«Нет ничего в человеческой мысли, в сердце и в воле или произволении человека, – пишет Иоанн Кронштадтский, – столь нечистого, скверного, лукавого, безобразного, несмысленного, глупого, злого, завистливого, гордого, дерзкого, убийственного для души, чего не внушил и не вложил бы обезумевший от злобы, гордости и лукавства диавол; нет ничего самого святого, чего он не похулил бы, нет ни одного члена в теле человеческом, над которым он не поругался бы и не внушил бы о нем самых нелепых, скверных, хульных мыслей; нет предмета, животного, растения, ткани, металла или минерала, к которым он не породил бы пристрастия самого нелепого, чтоб отвлечь, отчуждить мысль и сердце человека от Бога и привлечь к себе – осквернить, растлить душу и тело человека!»

Примером тому служит древнее и новое идолопоклонство и различно идолопоклонствующее современное христианство с его зрелищами, изящными искусствами, в которых человеческая нагота, особенно женская, пластическая (красивая гармоничность форм и движений) играет первую роль.... «О, блудное человечество, употребляющее изящество, красоту и совершенство творения Божия в повод к соблазну, к удовлетворению своих страстей, а не во славу Божию! Увы, человеческая близорукость, ничего не видящая дальше своего носа! Ибо что делается не сегодня – так завтра с этой красотой человеческого тела? Она делается смрадным, безобразным трупом, пищей червей – землею и прахом. А где душа, служившая прелести, осквернившаяся прелестью? – Ничто ведь скверное и нечистое не войдет в Царство Божие (Откр.21:27)»¹⁵¹.

Не любите мира, ни того, что в мире: кто любит мир, в том нет любви Отчей; ибо все, что в мире: похоть плоти, похоть очей и гордость житейская, не есть от Отца, но от мира (сего) (1Ин.2:15–16). Современный новоязыческий культ плоти (похоть плоти и похоть очей) находит свое выражение в повальном увлечении различными «культурами»: физической культурой, пляжами и т.п., где, ради служения идолу здорового тела и красоты, мужчины и женщины не стыдятся обнажать друг перед другом свои тела, насыщая свои любодейные взоры и оскверняя свои сердца нечистыми пожеланиями.

В век Златоуста Отцы Церкви решительно восставали против остатков языческого бесстыдства – общих для мужчин и женщин бань. «Мужчинам, – писал святой Нил Синайский (V в.), – мыться с женщинами никак не позволяли ученики Христовы, но отвращались сего, гнушались сим, запрещали это, и как нечто неприличное и вредное для христиан, отвергли и осудили»¹⁵².

Нечто подобное возникло в наш XX век, особенно в последние пятнадцать-двадцать лет, на Западе и у нас в России – в виде массового увлечения общими пляжами, на которых сотни и тысячи почти совсем обнаженных мужчин и женщин купаются и принимают «солнечные ванны».

В нравственном отношении общие пляжи – это место, где «оскорбляется честь и мужского и женского пола»¹⁵³, где «уважение к воздержанию и скромности, благоговению к целомудрию подрываются, вся слава и честь и доброе имя христианина предаются поруганию»¹⁵⁴. Пляжи – это «сонмище блудных жен и непотребных юношей»¹⁵⁵. «Лучше, – говорит Златоуст, – грязью или навозом вымарать себе все лицо, чем смотреть на такое беззаконие, потому что для глаза не так вредна грязь, как любострастный взгляд и вид обнаженной женщины»¹⁵⁶.

Священномученик Киприан Карфагенский писал: «Что же можно сказать о тех (женщинах-христианках), которые ходят в общие бани, которые любопытным и страстным к похотям очам (мужчин) выставляют свои тела, посвященные девственности и целомудрию, которые как сами смотрят на нагих мужчин, так и мужчинам дают возможность видеть себя нагими? Не служат ли они приманкою для пороков? Не сами ли возбуждают и подстрекают похоть присутствующих на собственный свой разврат и поругание? Приходят туда, – скажешь ты, – с какими кто хочет мыслями, а я прихожу только для того, чтобы омыть и освежить свое тело. Не защитит тебя такое оправдание, не извинит оно твоего распутства и наглости. Это омовение марает тебя, а не очищает, не убеляет членов, а чернит. Положим, ты ни на кого не смотришь с бесстыдством, но на тебя устремляют бесстыдно свои взоры другие. Ты своих очей не осквернишь нечистым услаждением, но, услаждая других, сама оскверняешься. Из бани (общего места купанья) ты делаешь зрелище, которое становится гнуснее самого постыдного зрелища. Там совлекается всякая скромность, вместе с одеждою отлагается все украшение тела и стыд; девство разоблачается как бы напоказ и публичную выставку. Рассуди же теперь сама, в состоянии ли ты сохранить скромность среди мужчин – ты, у которой смелость быть нагою пред ними помогает бесстыдству»¹⁵⁷.

Завсегдатаи пляжей, молодые женщины и девушки, являются первейшими последовательницами эпидемически распространяющихся современных бесстыдных мод (в одежде, наружном виде и др.). Привыкнув к свободному обращению и бесстыдству на общих пляжах, они потом без всякого стыда щеголяют и в общественных местах в непристойных нарядах – в безмерно укороченных и декольтированных платьях, с дико всклокоченными, растрепанными или взбитыми волосами на голове, с размалеванными лицами, все делая к тому, чтобы привлекать на себя, на свое тело взоры мужчин. На них оправдываются мудрые слова святого Отца Церкви: «Одежда человека и смех обнаруживают его качества»¹⁵⁸. Одежда является «свидетелем наших нравов»¹⁵⁹. «Поднятая выше колен одежда обличает бесстыдство души»¹⁶⁰. А другой великий святой отец сказал: «О целомудрии твоего (женщина) сердца я заключаю по неукрашенной красоте твоего лица»¹⁶¹.

Один современный русский писатель пишет: «Какая-то страшная эпидемия охватила род человеческий... Болезнь состоит в повальной зависимости людей от вещей»¹⁶². Вещи приобрели гигантскую власть над людьми. Жизнь человека сосредоточилась на внешности, а внутреннее души остается в запустении. Обуяла людьми погоня за наслаждениями, развлечениями, удобствами жизни, страсть к нарядам, суетным украшениям тела, щегольству, душепагубной роскоши.

Мода, щегольство. Суетные украшения и нескромные одеяния. В чем состоит истинная красота и украшение человека.

Увлекаться нарядами и суетными украшениями особенно свойственно женщинам. «Щегольство, – говорит Златоуст, – и само по себе великое зло... но оно (еще и) располагает к тщеславию и надменности, а потом из прикрас рождается и многое другое – явные подозрения, неблаговременные издержки, порицания, поводы к лихоимству»¹⁶³. Женский пол очень склонен к тщеславию¹⁶⁴. Внешняя красота лица, щегольство и всякого рода украшения еще сильнее развивают у женщин самомнение, тщеславие и гордость – эти источники неисчислимых бед в семейной жизни. «Гордость и высокомерие, – говорит Златоуст, – это такое зло, которое везде несносно, но особенно в женском поле»¹⁶⁵. Женщина, исполненная высокомерия, будучи легкомысленной и неразумной, легко развращается, утопает, терпит кораблекрушение от всякого бурного дуновения, так как гордость и высокомерие потопляют ее.

Премудрый Сирах говорит: по виду узнается человек, и по выражению лица при встрече познается разумный; одежда и осклабление зубов и походка человека показывают свойство его (Сир.19:26–27). «Во всем, – говорит Златоуст, – и в глазах, и в одежде, и в ногах, и в походке обнаруживается или целомудрие или распутство»¹⁶⁶. «Красивая женщина, если не украсила себя целомудрием (скромностью, кротостью) – гроб разукрашенный»¹⁶⁷.

За много веков до Рождества Христова пророк Исаия всячески порицал пустых легкомысленных женщин, осмеивая и надменный вид их, и высоко поднятую голову, и изгибающуюся шею, и игривую поступь (походку), и взгляд, и всякого рода побрякушки-украшения (Ис.3:16–22). И апостол Павел предписывал женщинам многие нравственные законы и обличал «за пышность и неприличие в одежде, за золотые украшения, за плетение волос, за изнеженность и тому подобное»¹⁶⁸. Скромность и кротость ваша да будут известны всем человекам, – говорит Апостол (Флп.4:5). «Не подобает христианину гордиться своей плотию, – говорит Тертуллиан. – Если уж гордиться своим телом, то разве тогда, когда оно бывает мучимо за Христа»¹⁶⁹.

Тертуллиан, святые Киприан Карфагенский, Григорий Богослов, Иоанн Златоуст, Тихон Задонский и другие Отцы сильно обличали женщин за их любовь к нарядам¹⁷⁰. «Если кто из женщин, – говорит Златоуст, – украшает себя для того, чтобы привлечь на себя взоры встречных мужчин, такая женщина хотя бы не уязвила своею красотою, подвергается величайшему наказанию. Она уже приготовила отраву, растворила яд, но только никому не успела поднести отравленной чаши, или, вернее, она уже и подносила эту смертоносную чашу, но только не нашелся желающий выпить ее»¹⁷¹. И какую можно указать причину того, что неразумные женщины не стесняются показываться на людях в нескромных нарядах, с размалеванными лицами? «Другой причины невозможно найти, как только – чтобы показать себя, обратить на себя внимание или, что хуже того, понравиться и в любовь войти»¹⁷².

Действительно, многие обращают на них взоры, но многие с глазами и сердце обращают, и оттого душевное око весьма помрачают. Не малая борьба предстоит юным и неутвержденным сердцам от этой прелести. К таким женщинам относятся слова Писания: горе тому человеку, чрез которого соблазн приходит (Мф.18:7). Бедные те христиане, которые в поношение своему христианскому званию увлекаются по недомыслию современной душевредной модой, украшают свои тела, а души свои помрачают, лица украшают, а благообразие душ своих теряют¹⁷³.

Таким украшением своих лиц они весьма погрешают пред Богом, оскорбляют Создателя своего, Который возраст тела и красоту лица всякому дарует; ибо исправлять и переделывать то, что сотворено Богом, означает осуждать премудрость Творца всех вещей. Из этого видно, что простое творение Божие им не нравится, они находят в нем недостатки, переделывают его. Если бы художник написал хорошее изображение кого-нибудь, а другой неискусный невежда переправил это изображение по-своему, всякий стал бы возмущаться такому неразумному поступку и дерзости, а самому художнику это было бы немалой обидой. То же самое делают и те женщины, которые красят свои лица. Бог и Создатель наш, как премудрый живописец, дает каждому человеку определенный вид лица. Но когда люди намазывают и накрашивают свои лица и вместо своего природного лица носят какую-то «накладную личину», то они переделывают дело рук Его святых, а чрез это оскорбляют Бога и вместе сами себя отдают на посмеяние разумным людям, а юным сердцам служат в соблазн... Вот куда ведет украшение женщинами своих лиц. Горе им, ибо они огонь прилагают к огню¹⁷⁴.

Святой Григорий Богослов, обращаясь к размалеванной (раскрашенной) женщине, говорит: «Смотри, чтобы прогневанный Бог не сказал тебе так: отвечай, чуждая Мне тварь, кто и откуда этот творец? Я не пса живописал, но создал собственный Мой образ. Как же вместо любезного Мне образа вижу кумир?»¹⁷⁵

«Скажи мне, – спрашивает священномученик Киприан Карфагенский, – неужели, поступая таким образом, ты не боишься, если Художник и Творец твой, в день общего Воскресения, не признает тебя, отринет и удалит, когда явишься за воздаянием и наградою, и, укоряя, строгим голосом Судии скажет: это не Мое создание, это образ не Наш! Кожу ты осквернила поддельным натиранием, волосы изменила не свойственным цветом, вид твой искажен ложью, образ извращен, лицо твое чуждо тебя. Ты не можешь видеть Бога, когда глаза у тебя не те, какие дал тебе Бог, но какие подделал диавол. Ему ты последовала, ты подражала златоцветным и раскрашенным глазам змия; враг убирал твои волосы – с ним и гореть тебе!»¹⁷⁶

«Бог создал тебя благообразною для того, чтобы чрез это умножить для тебя подвиг скромности (ибо не в одинаковой степени трудно сохранить целомудрие той, которая во всех возбуждает любовь к себе, и той, к которой никто не чувствует расположения). Бог создал тебя благообразною? Зачем же испещрять себя землей, то красной, то черной, то белой? Так поступающие подобны тому человеку, который золотую статую стал бы намазывать грязной тиной. Если же у тебя лицо некрасиво, то напрасно трудишься. Когда, скажи, искусство и изысканность превзошли природу? Неблагообразие лица не заключает в себе ничего зазорного – восполни это красотою и благолепием добродетельной души. Вот замечательные украшения души: целомудрие, скромность, благочестие, кротость. В них – красота души, а чрез душу и тела, красота, которая и более пленяет, и никогда не прекращается... Телесную же красоту и время продолжительное разрушает, и болезнь истребляет, и многое другое. Кроме того, телесная красота возбуждает зависть и возжигает ревность, а эта чиста от такой болезни и свободна от всякого тщеславия»¹⁷⁷.

«Если природа дала вам красоту, не закрывайте ее притираниями и красками, – говорит святой Григорий Богослов замужним женщинам, – но чистой храните для одних своих супругов и не обращайте на постороннего жадных очей, потому что вслед за очами неблагочинно ходит и сердце. А если при рождении не получили вы и дар красоты, то избегайте второго безобразия, т.е. не заимствуйте красоту у рук – красоту, которую доставляет земля, которую распутные женщины покупают за несколько оволов (копеек), красоту, которая стирается и стекает на землю и разрушается от многих причин... Не будьте похожи на мазанных галок. Эта птица, по древней басне, гордившаяся чужими перьями, вскоре была ощипана и предана осмеянию. Как же вы не думаете о последнем позоре... о том, сколько горестей приносит чужая, поддельная красота?»¹⁷⁸

Рассказывают о гордом павлине, что когда, изогнув шею в виде круга, он поднимает свои золотистые и звездами усеянные перья, тогда начинает приветливо окликать своих жен. «Удивительно будет для меня, – говорит тот же отец Церкви, – если и вы, жены, подкрашиваете свои лица не для похотливых очей. Если же это не так (если это только неразумное подражание и рабствование моде), если каждая из вас, замужних женщин, питает любовь только к одному своему супругу, то зачем выставляете свою красоту для многих, как сеть для стада пернатых, зачем стараетесь понравиться взорам других?..»¹⁷⁹

И еще надо знать, кто же учит сих неразумных женщин так поступать? «Не иной кто, как враг Божий, диавол. Действительно, кто в состоянии научить безобразить тело, как не тот, злоба которого успела изменить и ум человека? Перестанем сомневаться: он, именно он изобретатель всех этих преступных хитростей, чтобы в нас самих вести войну против Бога. Может быть, это устрашит женщин, которые любят наряды: претворяя дело рук Божиих, они следуют внушениям врага Божия и вместе врага всех людей – диавола»¹⁸⁰. Затем, у кого они еще учатся? Они учатся еще друг у друга. Вот почему святой Григорий Богослов и говорит христианкам: «Не ходите на общий совет с такими женщинами, которые накладывают руку на лицо свое и не дружите с ними... Ищите увеселения только в обществе целомудренных женщин и в одном своем муже (если какая из вас замужняя)»¹⁸¹.

Древние Отцы Церкви обращались со словами обличения больше к женам (замужним женщинам). Но это касалось и девиц того времени, касается оно и тех девиц нашего времени, которые, по выражению святого Киприана Карфагенского, «стараясь одна другую превзойти щегольством наружных украшений и более свободным обращением, увлекшись обольстительным бесславием, перестают быть девами, делаются вдовами прежде замужества»¹⁸². На них можно видеть все, что служит признаком излишней суетности, неблагопристойности и бесстыдства – притирания лица, и подкрашивание век, бровей, ресниц и волос, и вычурную обувь, изысканную и непристойную одежду, и жеманную походку, изнеженный голос, влажный взгляд, исполненный всякого блуда¹⁸³, и все прочее, – чтобы привлекать мужчин, у которых «зверонравен ум и женонеистова жизнь»¹⁸⁴. Среди них можно встретить и таких девиц, шумливых и необузданных (Притч.7:11), которые, «сохраняя свое тело нерастленным, имеют душу, исполненную всякого разврата, и украшаются, чтобы привлечь к себе отовсюду толпу поклонников, и обольщают взоры юношей, строя им козни и вовлекая в пропасть»¹⁸⁵.

Много зла проистекает от увлечения роскошью, щегольством, украшениями. Роскошь и щегольство развивают в душе пустоту, кичливость, надмение, уничижение ближних, увлечение недозволенными удовольствиями; в других же, кто на это смотрит, они возбуждают или зависть, или раздражение и осуждение. Не говорим уже, сколько на это тратится времени и средств... Средства, которые могли бы с пользой употребиться на помощь нуждающимся, расходуются на суетные украшения и франтовство.

Обращаясь к особе, увлекающейся этими пустыми занятиями, Златоуст говорит: «Потратив на это все свое старание и заботу, ты пренебрегаешь духовными упражнениями, исполняешься высокомерием, гордостью и тщеславием, прилепляешься к земле, теряешь духовные крылья... смотришь только долу, заботишься о металлах и материи (тряпках) и лишаешь душу твою твердости и свободы... И что за польза во внешних одеждах, когда душа облачена жалостнее всякого нищего...

Наверно, ты не представляешь геенского огня, наверно, не чувствуешь пустоты в своей душе! Точно ты совершенно оставила в небрежении душу, потому что все попечение свое истощаешь на свое тело. И что я говорю о душе? И самому вашему телу вы не доставляете того, о чем стараетесь. Смотри: ты желаешь казаться красивою, но твои украшения делают тебя безобразною; ты хочешь нравиться мужу, но это больше печалит его и как ему, так и другим подает случай осуждать тебя. Ты хочешь казаться молодою, но это тебя только старит и очень скоро, действительно, приведет тебя к старости. Ты желаешь похвалы, но это наносит тебе бесславие... Но что говорить об этом? Я опустил здесь самое тягчайшее зло: то, что ты оскорбляешь Бога, нарушаешь целомудрие, возжигаешь пламень ревности, подражаешь женщинам вольного поведения...

Нет ничего хуже, как заниматься такими вещами, радоваться им и прилепляться. Тем плачевнее тяжкое это рабство, что человек, и рабствуя, утешается. Душа живет как в темнице, она привязана только к тому, чтобы своей наружностью пленять других или, по меньшей мере, чтобы обращать на себя внимание, быть предметом удивления, зависти. Захочет ли такая осуетившаяся, вещелюбивая и плотолюбивая душа послушать что-либо духовное? – нет, не захочет выслушать даже одного слова духовного с надлежащей охотой и ревностью, тем менее исполнить на деле»¹⁸⁶.

«Поистине, многие (жены) пристрастились к этим украшениям, как бы к одушевленным каким существам, и любят их не меньше, чем детей»¹⁸⁷.

Пристрастие жен к нарядам и украшениям делает и мужей их черствыми, скупыми на милостыню и безвольными подражателями своих супруг.

Потеряв всякую стыдливость и скромность, многие жены как перед мужьями, так и перед посторонними являются одинаково в нескромном одеянии и украшениях тела. «Отсюда неисчетные беды. Отсюда ревнования в семьях, измена мужей, когда жены не к благочестию их побуждают, а заставляют их находить удовольствие в том, чем украшаются распутные женщины. Потому-то они очень скоро и уловляются. Если бы жены приучали их не любить одну только наружность и телесную привлекательность, приучали их питать презрение к этим украшениям и утешаться непорочностью, благонравием, скромностью, благочестием, то они не так легко могли быть прельщаемы (уловляемы) распутством»¹⁸⁸.

А что можно сказать о тех мужьях, которые, «ежедневно имея перед собою этот срам, сами себе застилают глаза туманом и услаждаются чувственным грехом! Ибо они не гнушаются прикрасами своих жен и сами подкладывают в огонь сухие дрова, когда надлежало бы их убавлять, а не прибавлять. И есть мужья, которые стараются превзойти друг друга в нарядах своих жен, чтобы одному перед другим иметь преимущество в неразумии. Часто и при недостаточном состоянии они употребляют все усилия, чтобы возбудить наглость своих жен... Они похожи на тех, которые открывают пути горному потоку на свои нивы...»¹⁸⁹

«Христианские жены и девицы своей внешностью не должны подавать повода к дурному заключению о своей добродетели (нравственности). Зачем доставлять другим предлоги к преступному пожеланию того, чего сами гнушаемся? Одежда должна быть свидетельством наших (целомудренных христианских) нравов»¹⁹⁰.

Обращаясь к женам-христианкам, святой Иоанн Златоуст говорит: «Хочешь казаться прекрасною и благопристойною? Довольствуйся тем образом, который дал тебе Творец. Одежда твоя пусть будет приличной, благопристойной, покрывающей все тело, но не изысканной, исключающей всякое щегольство... Хочешь казаться благопристойной? Облекись в милосердие, облекись в человеколюбие, облекись в целомудрие (и скромность), в смирение. Все это дороже золота, все это и красивую делает еще благопристойнее, и некрасивую благообразною. Кто взглянет на лицо, выражающее доброту, тот произнесет свое мнение от любви, а лицо злое, хотя бы оно было и красиво, никто не может назвать прекрасным»¹⁹¹.

Святой апостол Павел, который был поставлен Господом проповедником и учителем народов в вере и истине, написал такое наставление христианкам: желаю, чтобы... и жены (были) в приличном одеянии, со стыдливостью и целомудрием, украшали себя не плетением волос, не золотом, не жемчугом, не многоценною одеждою, но добрыми делами, как прилично женам, посвящающим себя благочестию (1Тим.2:8–10). Апостол Павел видел, что такая заботливость (у женщин) о внешности делает великий вред душе. «Если ты хочешь украшаться, то украшайся истинным украшением, которое прилично благочестивым женам: украшайся добрыми делами. Вот украшение души, которое не подлежит никакому осуждению от посторонних людей»¹⁹².

Нравственная чистота и целомудрие христианина несомненно должны отражаться на наружности и в одежде человека. «Истинная красота познается не по внешнему виду, а по нравам и пристойному поведению»¹⁹³.

Если душа женщины-христианки украшена добродетелью, скромностью и целомудрием, то «не увидишь на теле ее ни обезображенного красками лица, ни окровавленных губ, ни уст, подобных устам медведицы, обагренных кровью, ни бровей, очерченных сажей, как бы от прикосновения к очагу, ни подведенных глаз и ресниц, ни ланит, подобных стенам гробов повапленных: все это сажа, прах и пепел и знак бескрайнего безобразия»¹⁹⁴. Всякое желание нравиться чрез суетные украшения противно христианскому целомудрию¹⁹⁵.

Древние жены в Ветхом Завете, будучи целомудренными, не имели чрезмерной привязанности к украшениям, не помышляли ни о каких прикрасах, не портили своего лица, а всегда сохраняли неизменными его черты. Также и в век апостольский женщины-христианки не заботились, о чем заботятся нынешние – как бы одеться в великолепные одежды и приукрасить свои лица умываниями и притираниями, – и не мучили своих мужей, заставляя покупать и платье более дорогое, чем у других, и самое модное, и обстановку богатую, и многое другое, относящееся к смешной пышности¹⁹⁶. Для христианок первых времен внутренняя благоустроенность, целомудрие, кротость, смирение и добрые дела были лучшими украшениями¹⁹⁷.

Каждый христианин, по словам святого Иоанна Златоуста, должен быть «светильником для мира и солью», осоляющей загнивающий, разлагающийся от греховности мир. Верующий от неверующего должен отличаться прежде всего добрым нравом, достоинствами души, новой во Христе добродетельной жизнью. Но если верующий «и самому себе не светит, не избавляется от собственной гнилости, то вполне естественно, что его ничем не отличишь от человека чуждого вере Христовой...

Верующий должен блистать не тем одним, что получил от Бога (не одним фактом крещения), но и тем, что ему собственно принадлежит (добродетельной жизнью). Надобно, чтобы он по всему был виден – и по поступи, и по виду, и по взору, и по голосу. Говорится это для того, чтобы нам, христианам, соблюдать благоприличие не для показа, а для пользы тех, кто смотрит на нас... Если же нас будут видеть в беззаконных поступках, худых сборищах, в сообществе людей развратных, наряжающимися ничем не хуже комедиантов, то правы будут, говоря: вот, верующие ничем не отличаются от язычников и неверующих»¹⁹⁸.

В подвиге христианской добродетельной жизни необходимо решительно устраняться от причин и поводов ко греху. Благодатные источники укрепления души в добродетели.

В подвиге христианской добродетельной жизни требуется соблюдать основное правило подвижничества всеми мерами и решительно устраняться от причин и поводов ко греху. Человеческая природа весьма удобосклонна ко греху. Легче бывает предостеречься и устранить соблазны и причины возбуждения страстей, чем потом бороться и удерживаться от падений. «Кто не удаляется от причин страстей, – говорит преподобный Исаак Сирин, – тот невольно увлекается в грех»¹⁹⁹. Благое произволение человека укрепляется вдали от соблазнов, получает необыкновенную твердость и силу; напротив того, будучи приближено к соблазнам, оно начинает мало-помалу ослабевать и наконец совершенно извращается. «Так лед на морозе крепнет более и более, но, будучи подвергнут влиянию тепла, тает и исчезает»²⁰⁰.

Никогда не следует нам, христианам, подражать и следовать худым примерам, и не смотреть с сочувствием на то, что делают люди, чуждые веры и благочестия, а обращать свое внимание на примеры благочестивой целомудренной жизни и иметь всегда перед взором то, чему учит закон Божий. Тогда не повредят нам никакие соблазны (Пс.118:165)²⁰¹.

Для стяжания и сохранения добродетели целомудрия христианин должен пламенно желать освободиться от господства страстей и достигнуть заповеданной нам всегдашней чистоты и целомудрия под покровительством Божиим²⁰². Надо вседушно возлюбить сию добродетель и чаще размышлять о ее красоте и возвышенности, о великой награде на небесах всем верным, в чистоте и целомудрии пожившим на земле. «Любление и хранение чистоты есть свет душевный»²⁰³, которым просвещается душа.

Всегдашним хранителем добродетели целомудрия является страх Божий. Кто имеет страх Божий, тот боится прогневить Бога своими грехами, боится нанести оскорбление Его неизреченной любви к нам грешным.

Страх Божий и любовь к Богу – два основания истинного благочестия²⁰⁴. Христианину необходимо постоянно оживлять страх Божий, приводя себе на память то, что от Бога ничто не может быть утаено: Он на всяком месте присутствует, и неотступно есть с нами везде, и все, что мы делаем и думаем, ясно видит, и все, что говорим, слышит, и всяким грехом прогневляется, и каждому воздает по делам его²⁰⁵.

Страх Божий оживляется памятью следующих четырех: смерти, суда, ада и рая. Представляй пред глазами будущий Страшный суд Божий, – наставляют святые Отцы, – и каков будет жребий развратников и осквернивших себя в мыслях и делах непотребных! И возможем ли мы понести этот великий стыд при обнаружении нашей нечистоты пред Ангелами и Архангелами, и всеми людьми? Убоимся Того, Кто и мертвых живит, и воздает каждому по делам его²⁰⁶.

Весьма отрезвляюще действует на человека и память смерти. «Дни нашей жизни быстро сокращаются, – говорит святитель Тихон Задонский. – И никто не знает часа своей смерти. Смерть невидимо ходит за человеком. Тогда его постигает она, когда он не ожидает, так постигает, как он никогда не предполагал. Будь же, христианин, всегда таким, каким желаешь быть при кончине. Бодрствуй, трезвись! Размышляй об этом неизбежном итоге жизни. Ведь если не сегодня, так завтра призовет тебя Господь твой, Судия и Мздовоздаятель. Дорожи, человек, временем, данным для спасения души, не трать его попусту. Страшен этот час смерти, страшен не только для грешных, но и для святых. Святые проводили всю свою жизнь в размышлении о смерти, взоры их ума и сердца то были устремлены к вратам вечности, в необъятное пространство, начинающееся за этими вратами, то обращались к своей греховности, смотрели туда, как бы в темную бездну, и из сокрушенного болезнующего сердца проливали они теплейшие и непрестанные молитвы о помиловании. Так и каждый из нас, памятуя о последнем часе, должен находиться в непрестанном покаянии, в подвиге веры и благочестия»²⁰⁷.

Плач покаяния... являет душу чистейшей солнца, блистающей добродетелями целомудрия²⁰⁸. «Без сокрушения сердца невозможно совершенно избавиться от зла (страстей)»²⁰⁹.

Покаяние – причина смиренномудрия, а целомудрие – благодатный плод смирения. Поэтому покаяние не оставляли до самой смерти и весьма благоугодившие Богу подвижники и святые. Покаяние прилично всегда и всем хотящим спастись, и грешным, и праведным. Покаяние, по словам преподобного Марка Подвижника, совершается следующими тремя добродетелями: очищением помыслов, непрестанной молитвой и терпением постигающих нас скорбей; без них нельзя совершить и прочие добродетели²¹⁰.

Ничто так не приводит к покаянию и добродетельной жизни, как страх Божий. Он научает внимать голосу совести и очищать душу теплым покаянием. Страх Божий наставляет всегда молиться и воздыхать к Богу, чтобы не впасть в грех.

Страх Божий, подобно верному стражу, охраняет душевный дом от всякого зла. Страх Божий учит трезвенно и осторожно относиться к чести, мирской славе, богатству и удовольствиям, ибо они дают почву ко всякому греху и отворяют дверь всякому нечестию. Страх Божий наставляет избегать всех случаев и поводов ко греху: развращающих увеселений, игр и развлечений, тлетворных бесед и собраний, неполезных знакомств и дружбы с людьми, чуждыми страха Божия и благочестия. Страх Божий увещевает прощать обиды, не злобиться на врагов, не злословить поносящих нас, не укорять укоряющих. Страх Божий научает христианина премогать (одолевать) страх человеческий, научает ради сохранения чистоты и целомудрия не бояться ни скорбей, ни бед, ни болезней, ни самой телесной смерти. Страх Божий есть истинное училище смирения, которое привлекает благодать Божию²¹¹.

Страх Божий есть «корень благих» (добрых) дел и всякой добродетели²¹². Страх Божий – великий дар от Господа, и блаженны имеющие его!

Страх Господень – слава и честь, и веселие и венец радости. Страх Господень усладит сердце и даст веселие и радость и долгоденствие. Боящемуся Господа благо будет напоследок, и в день смерти своей он получит благословение. Страх Господень – дар от Господа и поставляет на стезях любви. Начало премудрости – бояться Господа... Венец премудрости – страх Господень, произращающий мир и невредимое здравие... (Сир.1:11–13, 15:18).

«Страх Божий понуждает нас вести борьбу с пороком, и когда мы боремся, Господь истребляет его»²¹³.

Без помощи Божией невозможно ни побороть страсти, ни стяжать страстоистребительные добродетели. Поэтому христианин должен на всяк час (в молитве) взывать ко Господу о благодатном укреплении своих духовных сил в подвиге добродетельной жизни.

Кроме молитвы, для всех христиан важнейшим средством, благодатным источником укрепления душевных сил в борьбе со страстями является Таинство исповеди, и особенно величайшее из Таинств – Таинство Святого Причащения. Без Причащения Святых Таин Тела и Крови Христовых не может быть преуспеяния в добродетельной жизни. В Святом Причащении душа чрез благодатные ощущения и воздействия постепенно приобретает сродство и стремление ко всему чистому, духовному, святому и богоугодному.

Значение Причащения Святых Таин для христианина всесторонне раскрыто в молитвах ко Причащению и по Причащении. Причащение Божественных Святых Пречистых и Животворящих Таин Христовых подает верующим очищение от всякой греховной нечистоты плоти и духа, отчуждение (устранение) страстей плотских, укрепляет силы души к отсечению греховных помыслов, навыков и обычаев, располагает к духовным подвигам, к чистоте и целомудрию и ко всякой добродетели.

Достойное Причащение Святых Таин есть источник облагодатствования, очищения, просветления, оживотворения души, омраченной грехом, укрепления ее в добродетели и исполнении заповедей. Благодать Божия, подаваемая в Причащении, изливается на нас по мере нашей способности к принятию ее, таинственно и постепенно – вначале обычно незаметно. Кто причащается с надлежащим приготовлением, с благоговением, с искренним покаянием и твердой решимостью исправиться, тот после принятия святыни более или менее ощущает сладкую тишину и мир в душе, умиротворение помыслов, спокойствие совести, светлость в уме, отраду и радость в сердце, укрепление сил души против греховных влечений, расположение к духовным подвигам и добродетели, бодрость духовную и телесную.

Христиане, ревнующие о стяжании целомудрия и других добродетелей, несомненно должны сколь можно чаще причащаться Святых Таин.