§ 6. Христианство и его превосходство над ветхозаветным богооткровенным законом

Ветхозаветная религия, при всем своем высоком превосходстве пред всеми другими древними религиями, была, однако же, только приготовлением к полному откровению, которое содержится в христианской религии. Религия ветхозаветная ближайшим образом была назначена для одного израильского народа, а не для всего человеческого рода; поэтому многие из её законодательных и обрядовых постановлений явным образом были приспособлены только к иудеям и даже частнее к земле Иудейской.

Самое учение её, как догматическое, так и нравственное, было не полное и было только приготовительной ступенью к высшему откровенно.

Еврейские пророки глубоко сознавали это. Указывая на несравнимое превосходство своей религии пред всеми другими древними религиями, они в то же время устремляли взоры к религии будущего и от Мессии ожидали установления нового высшего завета.

Христианство есть единственная религия всеобщая, всеобъемлющая и удовлетворяющая всем потребностям духовной жизни человека. Такою заявила она себя при своем появлении и распространении, такова она и по своему существу.

Она не знает различий ни племени, ни народа, ни пола, ни возраста, одинаково обнимая собою все человечество. (Мф. 28:19; Мк. 16:15; Гал. 3:28; Кол. 3: 11). Благодетельное влияние его одинаково чувствуют на себе богатые и бедные, знатные и незнатные, господа и рабы, философы и простолюдины. Христианской истине одинаково обязаны все люди и успехами цивилизации, т.-е. внешнего гражданского быта, и внутренним преобразованием духовно-нравственной жизни.

Что же существенно ново в новом завете по сравнению с ветхим заветом? В христианской религии не все, без сомнения, ново по сравнению с религию ветхозаветною, но все является в глубоко усовершенствованном виде, не исключая и того, что воспринято в нее из ветхозаветной религии. Несомненно, что в ветхом и новом заветах находится некоторые общие обоим заветам догматическая истины, напр., учение о единстве Божественного Существа, о свойствах Божиих, о творении, о промысле Божием и проч. Но эти самые истины в новом завете являются яснее, определеннее, духовнее, свободнее от антропоморфизмов. Конечно, и в ветхом завете антропоморфизмы не предполагают собою человекообразного представления о Божестве, но они заслоняли собою идею духовности Божественного Существа. Эта идея является во всем её блеске, освобожденною от всякого покрова, в изречении Христа: «Бог есть Дух, и поклоняющееся Ему должны поклоняться в духе и истине». (Ин. 4:24). Ряд других откровенных истин в ветхом завете выражается лишь прикровенно или содержится только в зародыше. Таковы ветхозаветные указания на тайну троичности, изречения о Слове Божием, и т. под. Эти истины впервые в ясном свете открыты чрез Христа и сокрыты были от ветхозаветных пророков.

Представляя высочайший образец любви в пожертвовании Бога Отца Своим единородным Сыном за спасение рода человеческого, в добровольном страдании Сына Божия для нашего искупления и в нисшествии Духа Святого для нашего оправдания и освящения, христианство чрез то самое в высшей степени смягчило и облагородило человеческие понятия о Боге. Оно устранило древнее понятие о Нем, как лишь о грозном, неумолимом Существе и Владыке, способном лишь карать грешников, и заменило это понятие учением о Боге, как о любвеобильном Отце всего человечества. Чрез это христианство внесло существенно новую и в высшей степени возвышенную черту в понятие о Божестве, неизвестную древнему миру, и на ней основало учение об отеческом отношении Бога к человеку и о сыновнем отношении человека к Богу.

Возвестив такое полное и глубокое учение о Боге, христианство вместе с тем проповедало новое, также в высшей степени глубокое и полное нравственное учение. «Заповедь новую даю вам, – говорить Господь, – да любите друг друга» (Ин.13:34). Выше и плодотворнее этого начала для нравственной жизни ничего нельзя и представить. Только на любви может прочно созидаться благо и отдельных личностей, и целых обществ человеческих, – и её-то недоставало в древнем языческом мере, напрасно старавшемся умиротворить свою жизнь, уничтожить те разрушительные для неё явления, которые постоянно порождались борьбой личных эгоистических стремлений с интересами общего блага, правды и мира. Одному только еврейскому народу, из всех народов древности, было известно это животворное начало человеческой нравственности, но и в этом народе оно не получило, да и не могло получить, того полного и всестороннего развитая, какое дано ему в новом завете, в учении евангелия (см. Мф, гл. 5, 6 и 7).

Самые даже враги христианства (напр., Руссо), отвергавшие его догматическую сторону, в большинстве случаев отдавали должную дань удивления и уважения его нравственному учению, признавая несравненное превосходство этого учения пред всеми известными в роде человеческом нравственными кодексами.