373. Слово в великий пяток

«Совершишася!» (Иоан. XIX, 30) – возопил Иисус на кресте, и возопил «гласом велиим» (Мф.27:46), дабы он услышался в небесных и земных и преисподних; – гласом, который расторгнул церковную завесу, чтобы показать прехождение законной сени; – гласом, который потряс землю и прошел в сердца гор каменных, дабы в тоже самое время проникнуть и – ежели сие возможно, всемогуществу – смягчить каменное сердце ожесточенного народа. Но «одебеле сердце людей сих, и ушима своима тяжко слышаша, и очи свои смежиша, да не когда узрят очима, и ушима услышат, и сердцем уразумеют, и обратятся, и исцелю я» (Ис. VI. 10) – жалуется Врач душ и телес.

О, Распятый! Мы и в отдалении многих веков слышим вопль Твой, видим язвы Твои – и оружие скорби сердце наше проходит. «Совершишася!» но Искупитель продан, истина осуждена, святость поругана, Бог «оставил» (Мф.27:46) Бога. «Совершишася!». Но благословение Израилево на древе проклятия, но чаяние языков умирает. «Совершишася!» но падший человек вновь падает ниже прежнего – самоубийца делается «богоубийцою». Какой ужас! Кажется, ад радостно скрежещет, и гордый враг наш хочет уверить себя и своих единомышленников, что «все совершилось» (Ин.19:24) – значит «все погибло».

О, Распятый! мы не соблазняемся о Тебе; мы с учениками Твоими «глаголем тя быти Христа, Божию силу и Божию премудрость» (1Кор. I. 24); мы веруем, что Ты «глаголы живота вечного имаши» (Иоан. VI, 68). Исцели словом Твоим рану Твоими ранами пронзенной души, а вместе и загради уста глаголющих неправедная (ср. 2Макк.14:36); научи нас тайне страданий Твоих; открой нам, какое великое дело и для кого с Твоею кончиною окончилось?

Христиане! Он не ответствует нам более. Уже Он «преклонь главу, предаде дух» (Иоан. XIX. 30), как бы желая оставить нас в размышлении при кресте и гробе своем.

«Совершишася!» (Иоан. XIX. 30) Не думайте, чтоб умирающая премудрость оставила нас в неведении о таинственном знаменовании сего изречения. Мы находим его пространное изъяснение, начатое в «книге бытия человеческого» (Быт.5:1) и оконченное в «книге жизни Иисусовой»⁸⁹⁶. Чтение сих великих книг может и должно занимать целую жизнь, но несколько строк из каждой достаточны вразумить нас.

Первая из сих книг подобна Иезекиилеву свитку, «в немже вписано бяше рыдание,... и жалость, и горе» (Иез. II. 10); или, точнее, сей грозный свиток есть один лист оный. Естественное положение племени Адамова заключает в себе не токмо «рыдание», но и отчаяние, не токмо «жалость», но и ожесточение, не токмо «горе», но и погибель. «Помышляет человек прилежно на злая» (Быт. VI. 5); за сим необходимо следует целый поток зла, который от мыслей распространяется на все дела, поглощает все способности, и во внешнем даже состоянии ничего не производит, кроме опустошения. Несчастный в сем бурном океане теряет часто самое чувствование потерянных совершенств. Не имея вещественного счастья, он приемлет за него призраки льстивого воображения. «Богат есмь, и обогатих­ся» (Откр.3:17), говорит он, хотя и природа, и закон, и совесть обличают его: «ты еси окаянен, и беден, и нищ, и слеп, и наг» (Откр. III. 17). Сократим бесконечное рукописание, которое вы не можете не знать, пиша в нем каждый свою участь слезами и кровью. Зачинаться в беззакониях, рождаться во грехах, жить среди страхов смерти, умирать в страхе жизни – «сия книга бытия человеча» (Быт. V. 1).

Может ли правосудный Бог без пламенного гнева взирать на ежеминутного преступника? Может ли благий Творец с хладным пренебрежением внимать стоны бедствующей твари? Правосудие пробуждает мстительные громы, благость удерживает руку, готовую пустить их. Милосердие хощет подать страдальцу чашу спасения, бесчувственный сын погибели не терпит и напоминания о врачевании лютой болезни своей. Если бы неограниченная Премудрость не знала средства согласить непостижимые сии противоречия, разрушающие гармонию созданий и союз их с своим Создателем; если бы не умела примирить – да, скажем человечески – Бога с Богом и потом Бога с человеком, то бы никогда не было речено в предвечном совете: «сотворим человека» (Быт. I. 26). В плане бытия мира должно быть назначено «пакибытие» нравственного ничтожества – человека.

Раскроем другую книгу, и прочтем чудесное событие сего предопределения. – «Книга родства Иисуса Христа» (Матф. I. 1). Он есть Сын Божий, «сияние славы отчи и образ ипостаси его» (Евр. I. 3); Он есть сын человеческий, «приискренне приобщившийся плоти и крови» (Евр. II. 14). Он – Бог, чтоб иметь силу понести на себе немощи человеческия; Он – человек, чтобы соделать человеков «причастниками Божественного естества» (2Петр. I. 4). Он – «Сын... Адамов» (Лк.3:23, 38), дабы вторым быть Адамом новых чад Божиих; – «Авраамов» (Мф.1:1), чтобы по образу Исаака представить себя чистейшею, совершеннейшею жертвою Господу; – «Давидов» (Мф.1:1), чтобы наследовать и восстановить царство благодати. Наконец Он есть вечная любовь, низшедшая соединить с собою отчужденных от нея грехом смертных, удовлетворив за них Небесному Правосудию.

Так самое рождение Иисуса указует на Его смерть. И какой величественный свет простирается над крестом, из сей точки зрения рассматриваемым! Сие титло, содержащее вину невинного, сии служители мстящих законов, сие орудие казни, – все сие произвольный Страдалец собирает окрест себя для того, чтобы напомнить нам определение Вышнего судилища, которое исполняет земное неправосудие, в слепом неведении водимое одною злобою. Сии простертые руки объемлют и поддерживают мир над бездною, изрытою под ним его развратом. Сей угасающий взор еще испускает луч милосердия и, будучи устремлен горе, тысячекратно повторяет молитву, не только за виновных мучителей, но и еще более за совиновный человеческий род воссылаемую: «Отче! отпусти им» (Лук. XXIII. 34). Сия Божественная кровь... О, любовь бесконечная! одной капли ея довольно было бы омыть наши беззакония и угасить геенну нашу, а Ты проливаешь ее потоками! О, милосердый даже до немилосердия! Прости упрекам изумленной благодарности! – Довольно, довольно! – или нет! проливай до истощания сей неистощимый ток блаженства, сию воду жизни!.. Ах... я не знаю, что мне делать – плакать, или радоваться? Плакать ли о Твоей смерти, или радоваться о моем в ней бессмертии? Но уже довольно! У креста Твоего «милость и истина сретостася»; у гроба Твоего «правда и мир облобызастася» (Псал. LXXXIV. 11). Совершишася!

Искупление проданного под грех совершено; бесценная цена заплачена за его свободу: но что, если неключимый раб любит свои оковы; если не имеет и не хочет иметь понятия о даруемой ему свободе? – Божия сила и Божия премудрость должна была преодолеть сие затруднение, и – о, чудо жестокости человеческой! – в немногие дни Ходатай наш преклонил Бога к человеку. Целые годы неутомимых трудов потребны Ему были для обращения человека к Богу: по-видимому, легче было для Него положить предел вечной Вечного вражде, нежели ограничить дерзость праха, вихрем непостоянства возметаемого. За чистейшее учение, за пример святейшей жизни, за поражающие знамения, за бесчисленныя благодеяния Он требовал вместо благодарности одного согласия принять новое, величайшее благодеяние. Сими златыми оружиями наконец победил Он неверие, и торжественно исповедался Отцу Своему: «Аз прославих Тя на земли; дело соверших, еже дал еси Мне; ...явих имя Твое человеком» (Иоан. XVII. 4, 6). Я напомнил Тебя забывшим о Тебе; проповедал им славу благости Твоей, и вместо имен, коими земнородные доселе называли Тебя, и которые приводили только их в трепет, открыл им сладкое имя Отца, которым Я даю им область⁸⁹⁷ призывать Тебя. Я достиг цели моего посольства. Совершишася!

Но, о Совершитель благодатного о нас смотрения! Не для всех ли человеков Ты совершил его? Для чего ж еще не все наслаждаются плодами Твоих подвигов? Ты явил имя Отца Небесного: почто же и ныне слишком много таких, иже «древу рекоша: яко отец... еси Ты; и камени: Ты мя родил еси» (Иер. II. 27). Доколе, Господи, доколе?.. Что я сказал? Пусть таким образом вопрошают те, которым «слово... крестное... юродство есть» (1Кор. I. 18). Для чего столь наглым любопытством хотеть раздрать завесу непроницаемых судеб? «Несть наше разумети времена и лета» (Деян. I. 7); наше есть только желать любовию и молить духовного вертоградаря, «да все дивии ветви прицепятся» к плодоносному древу веры, «да исполнение языков внидет» в Церковь, и «весь Израиль спасется» (Рим. 11:24–26).

Обратим лучше заботливость нашу на самих себя. Для всех ли нас во всем пространстве совершилось великое дело Иисусово? – Увы! и солнце не освещает вдруг всей земли; угрюмая ночь не стыдится ступать по его следам и расстилать свои мраки в местах, им посещенных. Самая глубокая тишина не есть прекращение бури, но только ее действие в других странах воздуха... Пусть бы одна только буря закрыла тучами Солнце правды; пусть бы единожды пострадал и распялся Сын Божий; но тягчайшие страдания Его еще не кончились. Его Апостол и между чадами нового Израиля видит извергов, «второе⁸⁹⁸ распинающих его» (Евр. VI. 6). Паки оставленную добродетель окружают противные полчища. Паки в жилище благочестия чистая теплота ревности оскудевает; а суеверие и гонение «возгнетают свой огнь» (Лук. XXII. 55), изгребием и плевелами питаемый. Паки робкое и вероломное сердце, страшась трудных путей Иисуса, едва осмеливается следовать за ним издалека и, при малейшей опасности от его врагов, или даже по одному стыду от его поносителей, «отрицается его с клятвою: не знаю человека» (Матф. XXVI. 72). Тщетно Христовы «алекторы»⁸⁹⁹ на сих священных местах возглашают жалостную песнь: она не извлекает более слез раскаяния; она проста и единообразна, как истина, и не трогает искусственной чувствительности. Паки Святый предается нечестивому суду – суду неочищенного верою разума. Новый Пилат, вместо беспристрастного исследования, старается показать мнимую власть свою, представляя Его в чужой одежде и странном виде. Мятеж неистовых страстей умножается; слабый оный судия слышит вопль: «распни его» (Иоан. XIX. 15) и, в угождение зверству сей толпы и князю века сего, отказывается далее защищать справедливость. Паки венчает Христа тернием – нега; напояет желчию и оцтом – невоздержание; жестокосердие к меньшим его братиям обнажает его, и заставляет алкать и жаждать; злоба источает кровь его; корыстолюбие и грабительство разделяют ризы его; самолюбивое суемудрие и упорное невежество уже с большим, нежели в первом мучении, бешенством раздирают его нешвенный хитон, терзают самое тело его на части; вольнодумство и неверие прободают его сердце. И здесь все совершается, но совершается к совершенному осуждению богоубийственного нечестия, а во благо, во спасение ничего не совершается. «Се лежит сей» и по смерти своей, так как прежде в пеленах, не токмо «на воcстание», но и «на падение... многим» (Лук. II. 34), – многим, которые, гонясь за высокоумными мечтаниями своими, претыкаются о гроб его и невозвратно в преисподняя низвергаются.

Вы безопасны от сего преткновения, слушатели, когда столь внимательно и внешним и внутренним оком рассматриваете гроб сей; когда ваше сердце не распинает Иисуса, но сраспинается ему. Таковые расположения составляют славу настоящего дня и ваше будущее блаженство. Нести крест самоотвержения и терпения, восходить на самую высоту любви к Божеству и человечеству, распинать плоть со страстьми и похотьми, умирать миру, чтобы жить Богу – сие есть стяжать все, что совершил Богочеловек; сие дает право каждому подражателю его при конце своего течения и чувствовать и говорить: «совершишася!» (Иоан. XIX. 30) Совершитель нашего спасения! Соверши стопы наши во стезях Твоих. Жизнь умершая! Оживи нас Тобою во веки. Аминь.⁹⁰⁰