Глава II. История Псковской Иерархии

История княжества Псковского, ч. I-IV, Киев, 1831 г. Процесс ее составления и печатания. П. П. Румянцев, Б. Г. Анастасевич и другие. – Летопись древнего Славяно-Русского княжеского города Изборска, Спб., 1825 г. – Анализ «Истории» псковокой иерархии. – Описание монастырей Иоанно-Богословского Крыпецкого и Рождество-Богородицкого Светогорского с прибавлением списка преосвященных архиереев псковских, Дерпт, 1821 г. – Описание Псковско-Печерского первоклассного монастыря, Дерпт, 1821 г.²¹⁷ – Описание Иоанно-Предтечева псковского монастыря, Дерпт, 1821 г. – Описание Святогорского Успенского монастыря, Дерпт, 1821 г. Научное значение «Истории» псковской иерархии.

«В исследованиях древней Российской истории и отличной пользы от того ожидаю, что толь знаменитый ученостию муж ныне псковскою епархиею управляет. Вероятно, что богатое под спудом там хранится сокровище и предопределено, может быть, было судьбами к обработанию тому, кто более других к сему способен... Питаю надежду, что мы пребыванию вашему во Пскове наконец обязаны будем появлением ученой летописи сего для истории нашей любопытного края.»

С такими, полными веры в ученые силы своего преосвящ. друга, словами гр. H. П. Румянцев обратился к Евгению в мартовском (24 ч.) и октябрьском (21 ч.) письмах 1817 и 1818 г., спустя уже много времени по приезде последнего на псковскую архиепископию (Переписка, стр. 5, 13 и 14). Но любознательный Евгений давно уже шел на встречу этому ожиданию и этой розовой надежде ученого канцлера. «С самого приезда моего во Псков, сообщал он Румянцеву 9 апр. 1817 г. в ответ на первое его письмо, я занялся собиранием монастырских грамот и других известий, сверх собранных уже из печатных летописей и надписей и изданных» в 4-х частях (в шести?) с 1790 по 1794 г. (1795?) Н. Ильинским, под названием: «Историческое описание т. Пскова и его древних пригородов».²¹⁸ Но доселе не отыскал я еще ни одной грамоты старее времен царя Ивана Васильевича и отца его Василья Ивановича, да и сиu грамоты касаются только до вотчин монастырских и неподсудности мирским властям.²¹⁹ Во всех сих остатках беспрестанно повторяется, что прежние грамоты от пожаров и нашествия литовских и ливонских людей истреблены. По летописям действительно видно, что редкий год проходил, чтобы Псков не терпел нападения, разорения и совершенного по окрестностям опустошения от западных соседей; а союзные Псковичам Новгородцы мало и заботились о помощи им, и только их помощью в нуждах своих пользовалися» (Переписка, стр. 5).²²⁰ Занимаясь собиранием исторических материалов, преосвященный, как мы сейчас слышали, жалуется на недостаток их. Таже жалоба повторяется в его письмах к графу еще не один раз: «Во Пскове, также как и в Новгороде, писал он 30 авг. 1818 г., я ничего древнего сыскать не мог, ни даже известного псковского летописца, который достал я уже от Малиновского для списания. Но Псков подвержен был опустошениям гораздо больше и чаще, нежели Новгород» (Переписка, стр. 13); «я, сознавался Евгений в третий раз, по церковным древностям здесь не мог ничего во многих местах достать» (Переписка, стр. 18, письмо от 21 марта 1819 г.). Не смотря, однако, на всю бедность местных материалов, наш неутомимый автор не утерпел, чтобы не составить историю некогда зиаменитого края, для которой стал, поэтому, подыскивать материалы на сторон. «Не знаете ли вы какой-нибудь обстоятельной истории Литовских великих князей, спрашивает он Анастасевича в письме от 6 июля 1817 г. Мне бы нужно о некоторых из них спросить у вас по связи со псковского историею. Ибо некоторые отрасли великих князей литовских княжили во Пскове с XIII в., а у меня нет никакой литовской истории, кроме кратких хронологических имен и обыкновенных статей в исторических лексиконах».²²¹ Анастасевич, как и следовало ожидать, не отказался удовлетворить желанию преосвященного: «Естьли, писал ему последний 25 авг. 1817 г., не все еще обещания ваши литовские вы мне исполнили, то приятны пока и обещания. А между тем и я еще не свободен для псковской истории». Необходимая свобода скоро все-таки открылась и Евгений снова хлопочет: «я, извещал он того же корреспондента от 23 янв. 1818 г., просил у Малиновского псковской летописи и он отвечал, что оба списка у графа (Румянцева). Опросите его, правда ли?» А 18 окт. 1818 г. ученый иерарх пишет уже Анастасевичу: «Для дополнения псковской истории дожидаю уездных сведений, а историческое почти все начерно кончено, но много надобно и перечернивать; весьма бы много обязал меня граф, естьли бы поскорее прислал список с эрмитажной псковской летописи, – московский от Малиновского уже имею, но оный весьма неисправен, а с эрмитажного можно бы его поправить. Напомяните вы ему об этом при первом случае.» Около того же времени, именно 14 нояб., преосвящ. Евгений писал и самому графу: «Живучи в спокойном месте и в удалении от города, я имею довольно досугу заниматься.²²² Псковскую историю вчерне давно я уже кончил по общим летописям и но псковской, доставленной мне из Москвы А. Малиновским, употребляя в помощь и Ильинского описание Пскова, но неиначе, как поверяю с псковской летописью, с которою нашел я у него много и несходства. Лифляндскую хронику Луки Давида я получил (от вас)... С одним нищим здешним я всю ее пересмотрел, a немца заставил и всю сполна прочесть. Но во всех 8 томах не нашлось ни слова о пековских происшествиях, ни о г. Пскове... Гораздо больше воспользовался я лифляндскою историею графа Бреа и Дали новою шведскою историею. Моя история разделена на 4 отделения: 1) всеобщее историческое, топографическое и статистическое обозрение Псковского княжества, с описанием знатнейших происшествий; 2) Истории князей псковских, коих собрал я с 45; 3) История псковской церкви с историческими списками архиереев, монастырей, города Пскова церквей, святых псковских и чудотворных икон; для последней статьи сей собираю я еще из епархии уездные сведения; 4) сокращенный псковский всеобщий летописец с показанием по порядку времени не только важнейших, но и мелочных происшествий псковских (Переписка стр. 14). Известив в январе (20 ч.) 1819 г. Анастасевича о продолжении своей работы, ученый архипастырь пишет ему 8 июля того же года: «Я все еще правлю, чищу, переделываю во многих статьях свою псковскую историю. Два отделения ее уже переписаны. Но передовое много требует внимания, ибо это всеобщий обзор псковской истории. Многих справок из епархии я еще и не получал. История труднее математики в решениях. Но сделавши уже почти все, не хочется оставить неоконченным.» Спустя три месяца, именно 8 окт. 1819 г., Евгений опять сообщает тому же Анастасевичу: «Псковская моя история кончена и почти уже переписана; но Ильинский (именно ваш юрисконсульт) вызвался мне сообщить еще записки, не вошедшие в его историю Пскова. Я уже и получил их, но вскользь только просмотрел и, кажется, немного воспользуюсь.» Несколько ранее этого, в марте 1819 г. (21 ч.), преосв. автор писал и. другому своему приятелю, гр. Румянцеву: «Псковская моя история вчерне вся кончена по списку архивскому доставленному мне Малиновским, и по другим источникам. Осталось бы только поверить по эрмитажному списку» (Переписка, стр. 18). Список этот обещался доставить ему сам же Румянцев, еще в окт. 1818 г. «Для меня, сообщал он тогда (21 числа) Евгению, списывают рукописную летопись псковскую, которая принадлежит эрмитажной библиотеке, a несколько уже лет в руках A. Н. (Оленина); я таковой список пожелал для того, чтобы по получении его тот час вас оным ссудить и на довольно долгое время (стр. 18). Получив список, граф отослал его нашему историку в мае 1819 года (стр. 19). К 28 ноября Евгений возратил его хозяину (стр. 25), а 7 декабря писал о нем последнему, что по проверке он оказался «почти слово в слово сходным с архивскою летописью» (стр. 26). Но архивская, замечал преосвященный графу еще в письме от 19 мая, «подробнее и 200 летами далее первой» (стр. 19).²²³ Оказалось, что тот список составлял лишь первую часть псковской летописи, хранящейся в эрмитажной библиотеке (в С.-Петербурге) – она, доносил Румянцев Евгению 28 нояб. 1819 г., «там свою вторую часть имеет и меня-де к списку ее допускают. Кой-час он окончен будет, я с большим удовольствием к вам его перешлю» (стр. 25). Между тем еще прежде в 1819 г. обязательный канцлер переслал своему преосвящ. другу: 1) список Линдеблатовой хроники, сделанный для него в Кенигсберге (стр. 17–19, 21 и 22) и, как ненапечатанный даже ученым-де неизвестный (стр. 15 и 17);²²⁴ 2) выписки из «Гербовника» Патроцкого, в котором Евгений, по его собственным словам, нашел «много подробностей, касающихся и до Пскова» (письмо к Румянцеву от 17 окт. 1819 г.), но которым, однако, мало воспользовался (стр. 22, 26 и 29; копия с них хранится в рук. сб. киево-софийской собор. библ. № 536); 3) второй том «Государственных грамот (и договоров)», в котором и для псковской истории преосвящ. Евгений «нашел несколько пояснительных обстоятельств» (стр. 19, письмо к Румянцеву от 19 мая 1819 г.); и 4) сделанный по поручению графа рукописный перевод сочинения Коцебу о Свидригайле. Получив его 10 июля 1819 г., Евгений 25 числа того же месяца отвечал Румянцеву: «Книгу (Коцебу) прочитал я дважды и сперва просто, а потом с выписками для себя. Нашел нечто и к дополнению моей псковской истории, в других книгах, не обретающееся, а вообще много дополняющего и наши, и польские летописи. Грамота папы Евгения к нашему митр. Герасиму совершенная новость для нас. А митрополит сей но нашей истории росс. иерархии значится сожженным в Витебске за несогласие на унию, и это по сказанию Кояловича. Ваше Сиятельство изданием сей книги озарите несколько статей нашей истории» (стр. 20). Таким образом, гр. Румянцев время от времени помогал своему преосв. другу, от чего работа последнего с одной стороны улучшалась, а с другой невольно замедлялась. «Занят будучи вашим полным сочинением о псковской истории, писал канцлер архиеп. Евгению 28 нояб. 1819 г., хотя жажду его появления, часто, кажется, отклоняю срок сего доставлением разных бумаг» (стр. 25). С своей стороны ученый архипастырь извещал Румянцева от 7 дек. 1819 года: «Моя псковская история давно кончена и уже переписана. Но время от времени открывающиеся мне новые замечания заставили уже многие листы вновь переписывать» (стр. 26). Через месяц с небольшим после этого письма, 13 янв. 1820 г., Румянцев послал преосв. Евгению и 2-ю часть псковской летописи по эрмитажному списку, причем писал между прочим: «жаль, что сия летопись так постепенно искажена была ее переписчиками, но я имею причину надеяться, что тот, кто для меня списывал, своей путаницы не прибавил. Я в нем нашел совсем мне неизвестное и довольно любопытное обстоятельство, что в 1469 г. псковские попы и духовенство, подражая гражданской демократической форме управления, избрали себе будто в посадники какого-то попа Андрея и попа Харитона» (стр. 28). Получив летопись, преосв. Евгений замечал Румянцеву по поводу последних слов письма: «Обстоятельство 1469 г., записанное в псковской летописи, что псковское духовенство избрало над собою правителей и составило себе уложенье или грамоту, выписанную из Кормчей, как управлять церковными делами, слово в слово находится и в архивской псковской летописи, а оттуда почерпнуто и в историю Ильинского кратко. Но правители сии не названы посадниками, а только сказано, что «священно-иноки и священники всех пяти соборов над собою на ту грамоту правители всеми пятьми соборы и всем священством на вече пред всем Псковом посадили попа Андрея Козу св. Михаила Архангела, а другого с завеличья Харитона попа Успенья св. Богородицы.» Побуждением сему духовенство представляло разные между собою беспорядки и вступчивость мирских властей в духовные дела. Но скрытое намерение было – уклониться из-под власти новгородских архиепископов, кои отягощали их данями чрез свои приезды и чрез наместников своих, управлявших псковским духовенством, (стр. 28). К октябрю, если не ранее, 2-я часть эрмитажного списка была возвращена уже Евгением Румянцеву. Между тем 24 февр. 1820 г. преосвященный извещал Анастасевича: «Моя псковская история конченная покоится пока до последнего пересмотра, потому что умолен я заняться вторым изданием жизнеописания преосв. Тихона Задонского... По окончании (ее) перешлю к вам для исходатайствования цензуры: а печатать буду в Москве у Селивановского»²²⁵. 20 сентября того же года он благодарит этого своего корреспондента «за выписку псковских дел из польской метрики; скоро-де возвращу». С другой стороны, Н. П. Румянцев, получив возвращенную Евгением 2-ю часть эрмитажного списка псковской летописи, 19 октября 1820 г. писал ему: «обещаюсь и впредь всегда препровождать к Вашему Преосвященству все те бумаги, которые будут до рук моих доходить и относиться к Пскову» (стр. 86). Обещание свое граф, конечно, сдержал (см. Переписку, стр. 37, 38, 41–43, 48 и 49), почему, повторим опять, и затягивалось отчасти издание псковской истории. Отчасти же затянулось оно и потому, что наш «неугомонный» историк, как он выражался о себе (см. письмо его к Анастасевичу от 3 октября 1821 г., Древн. и Нов. Россия, 1881 г., февр., стр. 292), спешил покончить со вторым изданием «Словаря духовных писателей» и к тому же получил новое служебное назначение на киевскую митрополию. Здесь он увлекается известными уже нам работами, касающимися местной истории, и отсюда же в январе 1825 г. должен был уехать на целый год в С.-Петербург для присутствования в св. Синоде. Впрочем, и теперь преосвященный Евгений не забыл истории Пскова, – по крайней мере Румянцев и в Киев посылает кой-какие рукописи, относящиеся до нее (Переписка, стр. 74, 86, 87 и 96), так как, пишет он при этом Евгению, «вы хотите всех нас наградить особенною псковскою историею» (стр. 74, письмо от 11 апр. 1823 г.). Получив от Румянцева «оглавление» актов кенигсберского архива, «относящихся до Пскова и Новагорода» (стр. 93), ученый иерарх писал графу 20 января 1824 года: «О, как бы желал я иметь их и целые! Но буду дожидаться издания оных. Слава освещать тьму нашей истории ныне принадлежит Вашему Сиятельству» (Переписка, стр. 91). Его Сиятельство, между тем 7 октября 1821 г. сообщал киевскому митрополиту: «Препровождаю к вам записку о содержании одной очень хорошей рукописи XVI в.; в ней к сочинению Иосифа (Волоколамского) о новгородских еретиках, начиная с листа 420, прибавлены многие грамоты и почти все относящиеся к Пскову и псковитянам. Уведомьте меня, милостивый государь, не желаете ли вы для довершения важного труда вашего, чтобы составить полную псковскую и, так сказать, дипломатическую историю, иметь сии грамоты» (стр. 111). На это преосвященный Евгений отвечал Румянцеву 12 октября 1824 года: «Ваше Сиятельство сообщили мне весьма любопытный известия о рукописи Иосифа Волоколамского с прибавочными статьями, из коих многие псковские мне вовсе неизвестны. Покорнейше прошу прислать мне сию книгу для дополнения моей псковской истории, которая давно кончена, но лежит еще неизданная» (стр. 112). Книга эта была переслана ко 2-му ноября 1824 г. (стр. 114)²²⁶. Но до издания «Истории» было еще далеко. «Послушайтесь меня, Высокопреосвященнейший Владыко, как слугу верного! Писал граф митрополиту Евгению в конце того же года. Не торопитесь довершением вашей псковской летописи, выждите, чтобы напечатан был тот псковский древний летописец, который издает московское ученое общество²²⁷; выждите также непременно, пока можно мне будет доставить вам всю часть бумаг кенигсбергского архива, в которой есть отношение к Пскову; усилив себя таковым богатством, издайте уже тогда летопись псковскую, подкрепленную дипломатическими документами и оставьте потомству сие творение вечным об образцом, как писать и обработывать летописи»

(стр. 113). Евгений отвечал на это графу 2 ноября 1821 года: «Повинуюсь Вашему Сиятельству в том, чтобы не спешить изданием моей псковской истории до издания в Москве псковской летописи и до присылки мне от Вашего Сиятельства кенигсбергских грамот» (стр. 114). Немного ранее этих писем Н. П. Румянцев послал своему ученому приятелю «Лествицу Иоанна на 218 л.», «прелюбопытную», как он выражался, «в которой находится много статей, относящихся до Пскова» (стр. 114). Посылал ли он еще что-нибудь нашему автору, о том «Переписка» ничего не говорит, хотя, кажется, граф и продолжал собирать материалы для Евгенениевской псковской истории (см. стр. 123, письмо его к Евгению от 5 мая 1825 г.). В январе 1825 г. киевский митрополит, как мы уже знаем, переселился в С.-Петербург и здесь, посещая богатую библиотеку. гр. Румянцева (см. его письмо к канцлеру от 6 июня 1825 г., стр. 124), может быть, сам нашел что-нибудь новое для пополнения своего труда.

Кроме обязательного графа, ученому архипастырю помогали при составлении «Истории княжества псковского» подведомственные ему лица, от которых он ждал «уездных» и «епархиальных» сведений. В. Г.

Анастасевич, о помощи которого была уже речь, и прот. И. И. Григорович. Последний 10 марта 1825 г. прислал м. Евгению, «список (каких-то) псковских грамот», за который, отвечал ему преосвященный 26 марта, «много обязан Вам»²²⁸.

После марта 1825 г. мы долгое время не встречаем в переписке Евгения никаких указаний на занятия псковскою историею и прямо видим уже ее в 1881 г. в руках московского цензора И. М. Снегирева. 1-я ч. «Истории» подписана им 25 мая этого года; 2-я – 20 июля. 2 авг. 1831 г. преосв. автор писал Снегиреву: «Два письма ваши, от 11 и 18 июля, я получил, а на прошлой почте и 2-ю часть моей истории. Заметки ваши во 2-ой части я пересмотрел и согласен; прошу и в следующих частях замечать; но не понимаю, почему вам сомнительными показались годы о Судиславе князе, в Киеве постриженном»²²⁹. Следующие две части подписаны цензором 28 июля 1831 г. и в том же году все четыре были выпущены в свет. Хотя из писем м. Евгения к И. М. Снегиреву не видно, чтобы и в последних двух частях делал он свои замечания, но, судя по предыдущему, это весьма вероятно; a следовательно и в «Историю псковской церковной иерархии» (ч. 3) Снегирев привнес кое-что новенького, насколько то было возможно сделать неспециалисту вопроса.

Таким образом, начатая в Пскове, история тамошнего княжества была напечатана слишком через десять лет в Киеве (в типографии Печерской лавры). В Пскове же пр. Евгений успел отпечатать только 5 брошюр²³⁰, относящихся к истории псковской иерархии и заключающих в себе описания тех монастырей, названия коих выписаны нами в начале настоящей главы. 17 окт. 1821 г. он писал Румянцеву. «При сем представляю две книжки описаны двух псковских монастырей²³¹, напечатанные мною в Дерпте. Еще четыре таких же описаний печатаю я там же и по напечатании доставлю Вашему Сиятельству». (Переписка, стр. 49). Получив их, граф отвечал Евгению сожалением, что «в них не обрел исторических наших сведений» (ib). Остальные три брошюры были отосланы канцлеру 18 нояб. 1821 г. Он, извещал Румянцев автора 1 дек., «для меня удовлетворительнее прежних двух потому, что коснулися обстоятельств исторических» (ib).

Что касается «Летописи древнего Славено-русского княжеского города Изборска», то она первоначально была напечатана в «Отечественных Записках» (1825 г., часть 22, № 61); отсюда сделан был отдельный ее оттиск (Спб. 1825 г., с. 1–62, in 8) и отсюда же целиком перепечатали ее на страницах Трудов и лет. Общ. Истории и Древностей Российских» (1830 г., ч. V, кн. I, 131–162). Мы будем пользоваться оттиском и, чтобы не возвращаться болеe к Летописи... г. Изборска», сейчас же скажем о ней несколько слов. Она вполне отвечает своему названию и, если на первых порах (с. 1–13), когда преосв. автор определяет топографию Изборска, решает вопрос о времени его основания и проч., представляет из себя сводную летопись, не дающую, кстати сказать, ничего церковному историку, то потом, начиная с стр. 14-ой и почти до самого конца (стр. 61) в ней помещаются погодные «об изборских происшествиях» известия одной лишь псковской летописи. Они имеют, конечно, тоже значение для историка русской церкви, как и известы, помещенные в IV-ой ч. истории княжества псковского. Важная разница между ними та, что в «Летописи г. Изборска» помещены полностию два дотоле неизвестные церковно-исторической науке и весьма интересные документа, – это: 1) жалованная грамота на вотчину (выпись на владения) изборской Николаевской соборной церкви, данная царем Алексеем Михайловичем (стр. 20–32), и 2) такая же выпись и от того же 1675 г. изборскому Рождественскому девичьему монастырю (стр. 32–49), с присоединением к ней выписей других годов. Откуда взята Евгением первая выпись (Николаевскому собору), не знаем (может быть, из соборной ризницы). Остальные же его источники и пособия до некоторой степени определяются следующею рукописною «книгою» В. Г. Анастасевича, хранящеюся в московском Румянцевском музее за № 913: 1) Опись г. Изборска 1701 г., сделанная по указу Императора Петра I; 2) Краткая летопись г. Изборска (топография, начало, далее 1330–1819 года); и 3) Сказания об Изборске из позднейших летописцев (на 3 л.). На верху рукою Анастасевича сделана копия с следующей Евгениевской надписи на принадлежащей ему такой же «книжке» (у Анастасевича был список): «Сию опись внести в церковную опись изборского Николаевского собора и хранить в ризнице. Евгений, архиеп. Псковский. 1819 г. дек. 1 дня». Вся эта «книжка» буквально вошла в «летопись... г. Изборска» и, если она существовала ранее преосв. Евгения, то последнему принадлежит только план и группировка материала и некоторые дополнения в «летописи». Если же она представляет из себя черновые, подготовительные работы самого нашего автора, в таком случае «летопись» всецело должна принадлежат его перу. Впервые он посетил Изборск в год своего прибытия на псковскую архиепископскую кафедру и посетил, конечно, не только с целию начальнической визитации, но, по обычаю, и с ученою целию (см. письмо его к Румянцеву от 9 апр. 1817 г. Переписка, стр. 5).

От Изборска возвратимся теперь к Пскову. В 1-ой ч. Евгениевской «Истopии княжества псковского», кроме стр. 20–22, где преосв. автор делает археологическое описание древнейших псковских церквей, и с. 205–218, историк русской церкви для себя почти ничего не найдет. Во 2-ой ч. он найдет 16 церковно-исторических документов (преимущественно жалованные грамоты), начинающихся 1535 г. (стр. 77–136) и, след., не восходящих далее великого княжения Василия Ивановича, как о том и писал Евгений гр. Румянцеву (см. 132 с. н. соч); здесь же (с. 137) есть не безынтересные для него данные в «статистической таблице о гор. Пскове в 1727 году». Но, нечего и говорить, что историку отечественной церкви всего интереснее 3-я ч. Истории княжества псковского, содержащие в себе «Историю псковской церковной иерархии» (с. 1–171). Не говоря о печатных источниках, коими располагал наш автор для составления этой части²³², скажем несколько слов об источниках рукописных, которые придают труду Евгения особенную цену. Сам он указывает только 4 таких источника: 1) Псковскую летопись (по архивскому и эрмитажному списку)²³³; 2) Летопись кн. Курбского, 3) Серапиона монаха описание осады Пскова королем Баторием (1581 г. см. Словарь духовных писателей, т. II, с. 200 по изд. 1827 г.), и 4) Летопись Покровской церкви на Проломе о том же. Но на самом деле рукописного материала было несравненно более у нашего автора. Указывать его мы станем по отделам, на которые распадается история псковской иерархии, и начнем с введения к ней (с. 1–53), как можно назвать первый отдел с точки зрения самого Евгения. В нем первее всего приятно поражает читателя множество ссылок на грамоты (жалованные, тарханные и др.) и послания (разных преосвященных)²³⁴, часть которых ему могла быть известна по Карамзину, часть по рассказам летописи, а часть была известна по непосредственному знакомству (2-я ч. истории княж. псковского). Далее преосв. Евгений упоминает об апокрифическом житии преп. Елеазара (Евфросина, – стр. 43), так мастерски разобранном им в «Словаре духовных писателей»; с житием этим он был еще знаком в Новгороде: кроме «словаря за это говорит рукописный сборник киево-соф. соборной библиотеки № 262, в котором находятся между прочим: 1) «Послание» Евфросина архиеп. новгородскому и псковскому Евфимию о сугубой аллилуи, и 2) Послаще архиепископа преподобному о том же предмете (оба с заметками Евгения); на них Амвросием Орнатским сделана помета: «выписано из жития преп. Евфросина» (в новгородской софийской библиотеке). Наконец, преосвященный ссылается на Стоглавник (стр. 43, 44), говорит о постановлениях собора 1503 г. (стр. 38, 39), обнаруживает знакомство с «Просвятителем» Иосифа Волоколамского (стр. 23, 37)²³⁵, цитует синодик Псково-Печерского монастыря (стр. 10, 11) и пользуется надписями (стр. 4). Как увидим, рукописями же м. Евгений не мало руководится и в других отделах своей «Истории». С содержанием составленного на основании их и разных печатных источников, самим автором (хотя и не всегда точно) называемых (о работе Ильинского умолчено), «введения» знакомить читателя не находим нужным²³⁶. Остановим лишь его внимание на общем характере настоящего отдела, причем коснемся и Евгениевского отношения к источникам, и на некоторых, более важных, частностях.

Как и во всей 3-ей ч. Истории княжества псковского, ученый иерарх, «дабы не распространяться», во введении избегает различных подробностей: «все подробные происшествия, коих сведения дошли до нас» нашли себе место в 4-ой части (см. предисловие «от сочинителя читателям»). Передавая же только существенное (по его мнению), он стоит на объективной точке зрения, держится формы рассказа (в хронологическом порядке) и недостающее в одних источниках (напр. псковских летописях) пополняет другими, не брезгуя и сомнительными (напр., «так называемою» Иоакимовскою летописью, с. 5–6). Столь обыкновенный в других исторических трудах преосв. Евгения свод разных известий по одному и тому же вопросу, неприятно поражающий читателя, здесь составляет лишь исключение (стр. 8 и 31). При встрече с известиями иностранных источников, противоречащих домашним, м. Евгений встает на сторону последних, доказывает их компетенцию и полемизирует с первыми (с. 9–12). Его научный объективизм особенно заметно для нас обнаруживается при сравнении известного уже нам декабрьского письма его (1819 г.) к гр. Румянцеву (см. 137 с. н. соч.) и стр. 33 введения: там и здесь идет речь о факте, рассказанном псковскою летописью под 1469 г., но в первом случае преосв. автор указывает подкладку факта, объясняет и освещает его, а во втором находит нужным только познакомить с ним читателя. Едва ли не подобному же объективному отношению к материалу следует приписать и то, что наш историк вовсе не входит в исследование причин происхождения ереси стригольников и ереси жидовствующих (с. 37), – о первой лишь из них замечено, что она произошла «от неудовольствий» (с. 22), – и не производит анализа той почвы, на которой выросло учение о сугубой аллилуии.

Второй отдел, где собственно идет речь о самостоятельной псковской иерархии, открывается «Историческим списком преосвященных архиереев псковских» (стр. 54–73), тем самым списком, который в 1821 г. был приложен к «Описанию монастырей Иоанно-Богословского Крыпецкого и Рождество-Богородицкого Снетогорского» (стр. 35–54). Разница между ними лишь та, что здесь прибавлены сведения о двух преемниках Евгения на псковской архиепископской кафедре (стр. 73) и вставлены две надписи на гробах – архиеп. Симона Тодорского (стр. 65–67) и епископа Гедеона Криновского (стр. 69–70)²³⁷. Ранее «Истории княж. Псковского» и этого «Описания» список преосвященных псковских был помещен, если не ошибаемся, только в московском Любопытном Месяцеслове на 1776 г. (стр. 130–133), под заглавием: «Роспись архиереев псковских и изборских со времен Государя Царя и вел. кн. Феодора Иоаиновича». Оканчиваясь преосв. Иннокентием Нечаевым, роспись эта во многих случаях недостаточна сравнительно с «Списком»²³⁸: в ней, напр., о преосвященных – Макарие, Геннадие, Сильвестре, Иоанне, Иоакиме, Арсение и Варлааме вовсе не упомянуто, как долго они занимали псковскую кафедру и когда скончались; а о Рафаиле Заборовском не указано ни одной хронологической даты. Те же даты, которые указаны относительно других епископов, порою неверны и потому исправлены Евгением (см. об еп. Геннадие, Сильвестре, м. Маркелле и пр., – стр. 55 и 57); в одном месте перепутан даже самый порядок преосвященных, – именно архиеп. Павел поставлен ранее архиеп. Иоакима (стр. 56). Евгениевский «Список» отличается и большею полнотою, особенно начиная с Феофана Прокоповича, но это – большею частию полнота формулярных списков с редким прибавлением к ним надписей, как своего рода биографического материала. Иногда, впрочем, встречаются и такие сведения, что известный преосвященный построил собор (стр. 59), или завел училище (стр. 63) и построил для школ каменные здания (стр. 64), или присутствовал на таком-то поместном соборе (стр. 54, 55), или, наконец, обновил и украсил церкви (стр. 67). Неопределенностей в биографических известиях, за исключением одной (стр. 60), нет. Сообщаются они главным образом на основании летописей и оффициальных данных (консисторского архива); упоминаются какие-то «записки» (стр. 60), – может быть те, которые списаны были для Евгения в архиве св. Синода, (стр. 44 н. соч.) а может быть моск. иерархический каталог.

За «Списком» преосвященных в 3-ей ч. Истории княж. псковского следует «Хронологический список псковских угодников Божиих, издревле во Пскове почитаемых, из коих иные внесены уже Российкою церковью и в месяцеслове церковные, иных память творится только в церквах при гробах их, а иные вписаны только во псковские синодики церковные» (стр. 74–81). Как видит читатель, здесь указаны преосв. автором и те источники, коими он пользовался; но помимо их, в самом тексте он ссылается на летописи (стр. 76 и 79), пролог (стр. 78), рукоп. житие (ib.) и надписи (стр. 76), без которых невозможны были бы сообщаемые здесь биографические сведения о святых. Кроме того, существовали еще раннеособые жития некоторых святых, напр., препод. Никандра (изд. при службе ему, M. 1805 г.), a другие приготовлял к отдельному изданию сам архиеп. Евгений. «Я рад покою и досугу с музами, писал он Анастасевичу 18 окт. 1818 г.. Без сего не услужил бы я Пскову изданием служб и житий здешних угодников и сообщением псковской истории. Две службы я уже отослал в московскую цензуру, а и еще готовлю»²³⁹. И Князев говорит, что Евгений «исправлял ненапечатанные жития святых»²⁴⁰. Вот почему настоящий «Список» и полнее (в численном и биографическом отношениях), и вернее такого же печатного списка в 1-ой ч. Истории российской иерархии по изд. 1807 и 1822 г. (в изд. 1827 г. он уже дополнен) и рукописного списка помещенного в известном нам «Каталоге российских святых», хранящемся в киево-соф. соборной библиотеке за № 137. Не говоря уже о «Христа ради юродивых псковских», в последнем совсем опущены св. кн. Ольга, преп. Василий и Иоасаф, пр. Харитон, пр. Иоаким, пр. Иоанн и пр. Евфросиния (Евпраксия); вместо благоверной княгини Марфы Димитриевны там внесена Мария. В отношении хронологии преосв. Евгению пришлось сделать только четыре поправки, когда он говорил об Исидоре, Иoне, Вассе и Никандре; но за то гораздо более он сделал биографических дополнений и всюду указал местонахождение св. мощей, о чем «Каталог» почти никогда не сообщает.

«Список» псковских угодников Болжиих сменяется «Историческим списком монастырей псковской епархии, доныне существующих» (стр. 82–116), который составлен частию на основании Ильинского и данных «Истории российской иерархии», частию, «сколько можно было собрать», на основании «летописей и оставшихся разных грамот» (стр. 15, III ч. Истории княжества псковского)²⁴¹ частию при помощи монастырских описей (стр. 85), писцевых книг (стр. 91), монастырских записок (стр. 101), жизнеописаний святых (стр. 103) и пр., – словом, если не в большинстве случаев, то во многих – при помощи рукописного материала. К настоящему списку присоединяется еще «Хронологический список упраздненных псковской епархии монастырей, по известию в летописях и в разных старых грамотах²⁴² о их построении, или других каких случаях до них касающихся» (стр. 117–133). Ни о тех, ни о других монастырях, исключая описанных преосвященным Евгением в отдельных брошюрах, мы не станем долго говорить; a заметим только, что: во 1-х, о некоторых монастырях (напр. Николаевском на Волку или Волоку, Михайло-Архангельском, Николаевском на Песках и Благовещенском на Песках) в Истории российской иерархии вовсе не было упомянуто; во 2-х, в этой последней сведения сообщаются порою короче Евгениевских (см. напр., о Покровском Озерском монастыре, ч. V, стр. 581, у Евгения стр. 121 о Петро-павловском Верхнеостровском, ч. III., стр. 528–529, у Евгения стр. 121), и о всех монастырях, описанных у Евгения отдельно²⁴³, а по временам и подробнее (см. напр., о монастыре Великолуцком Троицком Сергиевом, ч. III., стр. 510–512, у Евгения стр. 106–107, о Воскресенском со Стадища, ч. III, стр. 620, у Евгения стр. 120, и др.),²⁴⁴ так что, пользуясь трудом нашего автора, церковному историку необходимо пользоваться и «Историею российской иерархии»; в 3-х, наконец только три монастыря из неописанных особо митрополитом Евгением вновь и много подробнее, a местами вернее описаны после его смерти, – это:

«Спасо-Елеазаровский монастырь» (ст. М. Миротворцева в «Памятной книжке псковской губернии на 1860 г.», стр. 29–44) или, как у Евгения, «Елизарьев-Трехсвятительский, ныне именуемый Спасо-Елизарьев Великопустынский» (стр. 94–99), Псковский Спасо-Мирожеский мужской третьекласный монастырь (Васильева И., Псков, 1868 г., у Евгения стр. 79–103) и «Великолуцкий Троице-Сергиев монастырь» (Псковск. губ. вед., 1870 г., №№ 84–38, св. И. Пульхерова; у Евгения стр. 106–107).²⁴⁵

Что касается монастырей, описанных ученым иерархом в особых брошюрах, то четыре из них нашли себе историков и по кончине его, а два (описание коих сделано в одной брошюре), – Крыпецкий Иоанно-Богословский (стр. 1–22) и Снетогорский Рождество-Богородицкий (стр. 23–34), обязаны описаниями только ему одному, если не иметь в виду Истории росс. иерархии. Составлены они, как проговаривается местами сам автор, при помощи псковской летописи (стр. 23), древних грамот, государевых и святительских – жалованных, тарханных и др. (стр. 3,4,10–15,17, 18, 26, 28 и 29),²⁴⁶ с подтвердительными надписями на них (стр. 16), указов, находящихся в монастырских архивах, и церковных псковских синодиков (стр. 11, 14, 18, 19 и 23), писцевых книг 1621 и: 1626 г. г. (стр. 26 и 29), рукоп. жизнеописания Саввы, основателя Крыпецкого монастыря (стр. 4 и 6), штатов 1764 г. и собственного, непосредственного знакомства с монастырскими зданиями (стр. 8 и 13).²⁴⁷ Кроме того в рукописном сборнике киево-софийской соборной библиотеки № 529, между листами 114 и 115, хранится написанное собственноручно Евгением «Сказание летописца псковского о преподобном Иоасафе, первом игумене, обители Пресвятой Богородицы, яже на Снетной горе»; конечно, и оно помогло преосвященному историку, если только не составляло выписки из упомянутой уже нами псковской летописи (по архивному или эрмитажному списку). Нечего и говорить, что «Описание», составленное почти исключительно на основании рукописного материала, и не замененное доселе никаким другим описанием, имело и до сих пор имеет солидное значение для исторической науки. Остальные четыре описания, весьма важные, нужные и интересные в свою пору, со временем потеряли свое первоначальное значение, хотя и не всецело, в чем читатель сейчас убедится из их разбора.²⁴⁸

В основу "Описания Псково-Печерского монастыря« положена была Евгением отпечатанные в 1807 г., в Москве, «Повесть о начале и основании Псково-Печерского монастыря» (во 2-й раз издана в 1849 г.), рукопись которой (XVII ст.) до сих пор находится в библиотеке последнего. Там же хранятся еще «синодики и кормовая книга, заведенные со времени Корнилия²⁴⁹» и тоже эксплоатированные нашим ученым архипастырем (стр. 52 и др.). Он, кроме того, ссылается на описи монастырского имущества (стр. 17, 27 и пр.), на монастырские грамоты, «из коих 10 сохраняются до ныне подлинниками, с государственными печатями, в монастырском архиве» (стр. 31),²⁵⁰ на надписи и :.на «одну рукопись» Троице-Сергиевой лавры, передающую факт посещения Печерского монастыря д. Иваном Грозным. О псковской летописи, оффициальных монастырских записях касательно вкладчиков, о которых речь есть и в синодиках, посетителей и пр., о штатах 1764 г. и о личном знакомстве м. Евгения с монастырем, как источииках, мы уже не упоминаем и на будущее время упоминать не будем. Но любопытно, что Евгений работал по части описания псковского Печерского монастыря (должно быть для Истории росс. иерархии) еще в Новгороде: в библиотеке тамошнего Софийского собора он нашел (за № 693) список, кажется, названной уже нами «Повести и сделал из нее краткое извлечение, которое можно найти в рукописном сб. Киево-Софийской соборной библиотеки № 187 на л. 112 об. и после которого преосвященный заметил: «прочее о Печерском монастыре см. в месяцеслове». Едвали не хранится в библиотеке же Киево-Софийского собора и копия с самой «Повести», – там, по крайней мере, за № 548 есть такая рукопись: «Повесть о Печерском монастыре, иже во псковской земли...; о первом старце печерском и о игуменах, в ней же явлено вкратце и о чудесех от иконы Пресв. Богородицы честного и славного ее успения и умиления; и о избавлены града Пскова и обители Печерские от пленения в нашествие безбожного короля польского Стефана Абатора» (л. 33–65 об., in fol.). За № 598 киево-софийской библиотеки находится и еще «Повесть преславная, сказуема о пришествии Пресв. Владычицы нашея Богородицы и Присно-Девы Марии Печерские», об ее «чудесах во время нашествия на Псков короля Стефана Батория и каким образом защитились» (л. 5–31 об., in fol; есть поправки руки самого м. Евгения)²⁵¹. К сожалению, нам не пришлось сравнить ни той, ни другой «Повести» с печатною «Повестью»; сделать же указание на них мы сочли необходимым для характеристики их высокопреосв. владельца, как собирателя и серьезного составителя «Описания», – описания, которым – и только им одним – отечественная церковно-историческая наука пользовалась почти целых 40 лет. В 1860 г. еп. Аполлос издал свое описание – «Псково-Печерский монастырь» (Спб.), переизданное, с незначительными опущениями на конце, в 1864 г. Под тем же заглавием и в том же 1860 г. написал статью цитованный уже нами М. Миротворцев, «собиравший сведения на месте по поручению г. начальника губернии» (стр. 3, прим.). Приглядываясь к брошюре преосв. Аполлоса, мы находим, что он только шире воспользовался печатною «Повестью» и псковскою летописью, чем Евгений, и в тоже время, по собственному признанию, не обошелся без «Описания» и «Истории княжества псковского», составленных последним (напр., сведения о настоятелях монастыря, до 1822 г. почти всюду и буквально заимствуются у нашего автора, – исключение сделано для Тихона и Иоакима). Понятно после этого, что его работа отличается большею уже полнотою сравнительно с Евгениевскою; он находит даже возможным поправить своего предшественника (стр. 46, 47, 55 и 72).²⁵² Если к работе eп. Аполлоса присоединить статью Миротворцева, изредка дополняющего первого (см. напр., краткое описание монастырской библиотеки), то «Описание м. Евгения можно назвать отслужившим свою службу родной церковно-исторической науке; но тем не менее за ним навсегда останется честь и авторитет единственного ученого, непосредственно знакомого с жалованными грамотами Псково-Печерскому монастырю.

«Описание Иоанно-Предтечева псковского монастыря», то самое, в котором Н. П. Румянцев «не обрел исторических наших знаний» (стр. 142 н. соч.), не было так счастливо на источники, как предыдущее: в архиве монастырском, оговаривается Евгений, по случаю частых разграблений обители неприятелями, «ни книг, ни описей древних не осталось» (стр. 14). Все-таки преосвященный нашел там некоторые грамоты и одну из них (1623 года) привел полностию (стр. 9–12); воспользовался также он надписями, приведенными тоже полностию (стр. 4–5, 7–8),²⁵³ псковскими синодиками (стр. 7), новыми духовными штатами 1797 г. (стр. 14) и древнею (первою) новгородскою летописью по изд. 1781 г. (стр. 4). Короткое описание, явившееся результатом эксплоатации этого скудного материала, не только долгое время не заменялось каким-либо другим, но даже популяризовалось: в 1840 г. псковские губ. ведомости (№№ 21 и 22, стр. 133, 134, 141 и 142) сделали «Извлечение из описания Иоанно-Предтечева монастыря, составленного покойным архиеп. псковским, впоследствии киевским митрополитом Евгением».²⁵⁴ После того прошло еще слишком 30 лет, пока не появилось новое «Описание псковского Иоанно-Предтеченского женского монастыря» А. Панова (Спб. 1874 г.), названное по отношению к Евгениевскому «вторым». Интересен повод появления этого «Описания», указанный в предисловии к нему: имея в виду, что в «течении слишком 50 лет, после первого издания, многое совершилось, изменилось в монастыре, а весьма многое, без сомнения, совершилось в нем еще до 1821 г., но почему-то опущено в том описании, многие благотворители и посетители монастыря часто жаловались «на краткость» Евгениевской работы и «просили нынешнюю настоятельницу ближе ознакомить их с давними судьбами и с недавним положением вверенной ей обители». Явившееся ответом на эту просьбу «Описание» Панова, составленное весьма полно и обстоятельно (на 175 стр. in 8̊); может вполне удовлетворить благочестивое желание богомольцев и, с другой стороны, не заставлять историка русской церкви обращаться к брошюре нашего ученого иерарха. Опущенное в ней указание на год основания монастыря (1243) сделано в 3 ч. Истории княжества псковского (стр. 114), на которую г. Панов и опирается (стр. 2). Другое описание, – самое маленькое из всех (стр. 3–8), – в котором Румянцев тоже не «обрел исторических наших знаний», было «Описание Святогорского Успенского монастыря». Жалуясь на недостаток материалов (стр. 7), высокопреосв. составитель последнего пользуется всего более «древнею летописью, хранящеюся в монастыре» (стр. 3–5). О ней позднейший историк монастыря (кто именно, не знаем) в своей статье «Святогорский монастырь»²⁵⁵ говорит: «об основании (монастыря) встарину написано было особое сказание; оно хранилось в монастыре до двадцатых годов нынешнего столетия, когда им пользовался митроп. Евгений; после Евгения эта рукопись утрачена» (стр. 35). Евгений, следовательно, и здесь является тем счастливым ученым, которому удалось непосредственно ознакомиться с ценным источником и в пересказе всегда сохранить его для церковно-исторической науки²⁵⁶. Его преемник по «Описанию» прямо заявил, что он пользуется псковскою летописью и брошюрою 1821 года. Но в последней и теперь описано больше монастырских зданий, чем в статье 1860 года. Вот почему, пользуясь этою статьею, нельзя оставлять без внимания и Евгениевского «Описания».

«Описание Благовещенской Никандровой пустыни», о своем знакомстве с библиотекою которой говорит сам м. Евгений в письме к Анастасевичу от 9 марта 1820 г., касается главным образом (стр. 11–29; всего 32 стр.) современного автору («настоящего») состояния монастыря, его зданий и «сокровищ». Для прошлого пустыни он имел под руками печатное житие препод. Никандра (М. 1805 г.) и разные рукописный грамоты (стр. 6 и 8) или «старинные акты», как выражается составитель статьи – «Никандрова пустынь» (стр. 11, прим.),²⁵⁷ – акты, «после утраченные» (ibid.). В виду этой утраты, историческая наука опять-таки только одного преосв. Евгения должна благодарить за сохранение вечной памяти о содержании грамот описанной им пустыни.²⁵⁸ К тому же, она не минует и самого «Описания», где только и можно найти список настоятелей (стр. 29–32) и подробные сведения о монастырских зданиях и достопримечательностях, – упомянутая нами статья, дающая лишнее относительно библиотеки, ярмарки и крестных ходов (стр. 24–32) и шире пользующаяся житием св. Никандра, не может в этом случае заменить его. Об «Описании же свято-Благовещенской Никандровой пустыни», составленном иеромон. Иосифом (Спб., 1858 г. стр. 1–16 in 8°), и говорит нечего, – это в болыпинстве случаев простая компиляция Евгениевской брошюры, с дополнениями касательно «значения пустыни», ее судьбы после 1821 г. и «порядка крестохождения» (стр. 9–16). Кое-что можно найти и в «Поездке в Псков и в Никандрову пустынь» Солнцева (1849 г.), но мы ее не видали и знаем о ней с чужих только слов. Вот все, что мы считали нужным и возможным сказать об Евгениевских отдельных «Описаниях» шести псковских монастырей. Заметим еще, что их общий характер одинаков со всеми другими описаниями, вышедшими из-под пера того же преосв. историка, – внутренняя монастырская жизнь здесь не находит себе места. Но о ней также мало говорят и все новейшие описания тех же монастырей...

Вслед за списками псковских монастырей в 3-ей ч. «Истории княжества псковского» м. Евгений помещает далеко не безразличный для историка отечественной церкви «хронологический список древних псковских церквей, упоминаемых в летописях и старинных грамотах» (стр. 134–146) и «список ныне находящимся в г. Пскове соборам и церквам штатным, приписным и упраздненным» (стр. 147–150) с статистическою «Общею ведомостью о церквах псковской епархии в нынешнем состоянии» (стр. 151–152). Следующие затем «разные надписи» (стр. 152–165) важны для русской церковной истории, как материал, как источник хронологический, биографический и пр. Заканчивается настоящая часть Истории княжества псковского «росписью, в какие именно дни или числа и к каким церквам в губернском г. Пскове установлены крестные ходы» (стр. 168–171).

Четвертая часть «содержит» в себе «Сокращенную псковскую летопись, избранную из разных российских и чужестранных летописей и особенно из псковской» (стр. 1–192). Важная и ценная в свою пору, когда ее главный источник не был известен в печати, летопись эта теперь потеряла уже свое значение и современный историк во всяком случае предпочтет обращаться к первоисточникам, в которых (Псковские летописи) исправлена уже и не замеченная Евгением хронологическая путаница (Полн. собр. русс. лет. т. IV, Спб. 1848 г., стр. 172 и 170). Нечто подобное не так давно дал г. Прозоровский в своем топографическом словаре – «Новгород и Псков по летописям, с добавлением по другим источникам», Спб., 1887 г. (из IV т. «Записок отделения русской и славянской археологии Ист. рус. археологического общества).

В заключение несколько слов о всей вообще «Истории княжества псковского» и ее церковно-историческом значении.

Какое впечатление она произвела на совремонников, о том можно судить отчасти по следующему отзыву о ней «Московского Телеграфа»: «Автор убеждался, кажется, что Псков не может быть самобытно рассматриваем в истории. По крайней мере, автор под именем «Истории Пскова» представляет нам только историко-статистические материалы для изложения событий в Пскове и его окрестностях. В первой части помещено 20 статей, относящихся к истории и статистике древнего и нового Пскова. Во 2-ой, имея целию единственно приведоние в систематически порядок собранных им материалов, почтенный автор не входил в критические исследования. Он означает откуда что почеркнуто: иже чтет, да разумеет. Не можем не изъявить почтенному автору признательности за множество новых подробностей, им представляемых.²⁵⁹ – Это – богатое собрание материалов для истории русской вообще, не только для истории г. Пскова. Нам кажется даже, что название книги не вполне соответствует содержанию оной, ибо с водворением единовластия в России княжество псковское перестало существовать: остался город и округи, к нему причисляемые, но не образующие прежнего. княжества. Как часть истории России, история Пскова любопытна, даже важна по многим отношениям, и мы, с чувством благодарности к достопочтенному сочинителю, признаем великость услуги, оказанной им изыскателям русской истории. Если бы о всех губерниях российских были написаны подобные истории, то это бесконечно облегчило бы изыскания бытописателей и статистиков нашего отечества» (№№ 22, стр. 249–251, и 24, стр. 488–489). Так. образом, современники нашего преосв. автора видели в его труде преимущественно сборник исторических материалов, но материалов приведенных уже в систему, в порядок.²⁶⁰ Этим, первее всего, заметим мы с своей стороны, «История княжества псковского» отличается и от «Исторического описания г. Пскова»..., составленного Ильинским и сделанного, за исключением первой части, в бессистемном, летописно-хронологическом порядке (доведено до 1768 г.). Другая, главная отличительная черта работы м. Евгения указана им самим в письмах к Румянцеву, где он открывался, что собираешь «монастырские грамоты и другие известия сверх уже собранных Ильинским» (см. гл. III наш. соч.) и что «употребляет в помощь (его) описание Пскова не иначе, как поверяя с псковскою летописью, с которою нашел у него много и несходства» (стр. 156).

Позднейшие исследователи, специально занимавшиеся историею псковской церкви (60-х уже годов, след., 80 лет спустя после Евгения), естественно не ставят уже труд покойного киевского митрополита на ту научную высоту, на которой он стоял в свое и следующее затем время. Вот почему Н. И. Костомаров для своих «Северно-русских народоправств во времена удельно-вечевого уклада» (т. 2, Спб. 1868 г., гл. IX – «Церковь», – стр. 261–448) предпочитает пользоваться не им, а прямо первоисточниками, хотя и не всегда (см. напр., данные о монастырях на стр. 866–878). Проф. А. Никитский, оставивший после своей смерти прекрасный «Очерк внутренней истории Пскова» (Спб. 1873 г.), третью главу которого посвящает вопросу о «Состоянии церкви в Пскове» (стр. 187–238), а пятую вопросу о «Влиянии Москвы на дела церкви» (стр. 812–844), хоть и пользуется «Историею княжества псковского», но почти всегда только второю ее частью, где отпечатаны разные грамоты (см. стр. 199, 200, 216, 217, 221, 224, 236, 323, 330, 334 и 338), – исключение для третьей части сделано всего лишь один раз (стр. 225). Приблизительно тоже самое следует заметить и об о. Смиречанском. (см. его «Историко-статистический сборник сведений о псковской епархии. I. Исторический очерк. IX-XVII в. Псков, 1875 год²⁶¹, стр. 10, 23, 29, 89, 93, 99, 105, 106, 113–116, 132, 135–137, 141–143, 145, 149, 152, 157, 167, 177, 179, 216, 217 и 221). Но нужно заметить, что все эти три ученые исследователя говорят о псковской епархии только в период ее зависимости от новгородских владык. История же второго ее периода (с конца XVI ст.), периода самостоятельной жизни в отношении к архипастырю, может быть найдена в целом только на страницах разобранной нами работы приснопамятного митроп. Евгения. Никогда не забудет его церковно-историческая наука, как автора истории знаменитого некогда уголка России, а тем более не забудет сам Псков, для которого он работал с таким самоотвержением. «Спасибо за доставление псковской летописи в дом Шишкова, писал преосвященный Анастасевичу 27 июня 1819 г. Ваша правда, что сей сумбур разбирать нужно только псковолюбцу: а чужой не захочет тратить для него и времени. Однакож, я имел терпение все из него высосать».