Глава I. История Российской Иерархии

Собранная Новогородской семинарии префектом, философии учителем, соборным иеромонахом Амвросием (Орнатским). Части I–VI, Москва 1807–1815 г. Часть I. Москва 1822 г. и Киев, 1827 г. Мысль о ней Евгения и начатое им собирание материалов. Процесс составления и печатания Истории Российской Иерархии. Участие в том и другом преосвященного Евгения. Хлопоты его по приготовлению повторного издания Истории Российской Иерархии. Б. Г. Анастасевич. Отношение Святейшего Синода ко 2 изданию Истории Российской Иерархии. Работы над ним Амвросия Орнатского. Евгениевское (2-е) издание 1-ой части Истории Российской Иерархии в 1827 году. Дальнейшие его труды по части истории Российской Иерархии. M. Я. Диев. – Рукописный экземпляр истории Российской Иерархии, хранящийся в Московской Синодальной типографии, с поправками и пометами руки митрополита Евгения. Собранные им материалы для истории Российской Иерархии и его отвошение как к этим материалам, так и к материалам, собранным Амвросием. Приблизительное определение степени участия в составлении истории Российской Иерархии митрополита Евгения и преосвященного Амвросия. – Всеобщее введение в историю монастырей Грекороссийской церкви. – Описание Пекинского монастыря. – Описание Вологодских монастырей. – Историческое сведение о Вологодской епархии. – Историческое известие о Пермских, Вологодских и Устюжских преосвященных архиереях. – Список преосвященных архиереев Великоустюжских и Тотемских. – Краткое сведение об угодниках Божиих, по Вологодской губернии почитаемых. История Иерархии Новгородской в «Исторических разговорах о древностях Великого Новгорода» (Москва 1808 г.). Процесс составления и печатания последних; материалы, собранные Евгением для иотории Новгородского края; характер, содержание и значение истории Новгородской иерархии.

Судя по заглавию, первый из этих трудов обязан своим появлением и существованием в нашей науке одному лишь Амвросию, с 1819 г. епископу Пензенскому (1827 г.), и о нем, поэтому, не место бы говорит в сочинении о церковно-исторических работах митрополита Евгения. Но забудемте, читатель, заглавие, обратимтесь к другим данным для решения вопроса о виновнике «Истории российской иерархии» и тогда убедимся, что тут не мало потрудился и наш преосвященный автор. Ему принадлежит самая идея составления этой истории, в ней он помещает свои собственные и довольно капитальные статьи, для нее же энергично собираете множество материалов, следит за ходом ее издания, занимается исправлением и единолично переиздает в 1827 г. первую ее часть.

Мы уже знаем (из введения), что митрополит Евгений начал заниматься иерархическими работами еще в Воронеже и там же изучал не только историю местной иерархии, но и всей вообще Российской иерархии (вспомните составленный им «Памятный церковный календарь» и его выписки и заметки на собственном экземпляре Московского любопытного месяцеслова на 1776 г.). По переезде в 1800 г. в Петербурга, он, при всем своем недосуге, не покидал этих занятий, дополняя составленный ранее календарь, с тем чтобы в 1808 г. отпечатать его, разделяя их, как учитель, со студентами Александроневской академии¹⁰² и подготовляя материалы для того обширного труда, который известен у нас с именем Амвросия и мысль о котором зародилась у него, по всей вероятности, в это самое время.

Пользуясь близостию к синодальному архиву, знакомством с тогдашним обер-прокурором св. Синода Д. И. Хвостовым (10 июня 1799 г. – 6 января 1803 г.) и покровительством митрополита Амвросия (Подобедова), преосвященный историк не опустил случая, чтобы теперь же, как нам думается, приобрести: 1) «Копии с исторических описаний монастырей Российских», составленных в них самих по силе синодского указа от 24 марта 1781 г.¹⁰³. 2) «Каталоги архиереев, присланные в Синод из 33 епархий» по силе указа от 3 декабря 1778 г.¹⁰⁴. 3) «Ведомость, учиненную в канцелярии св. Синода из последне-присланных в св. Синод с 1660 по 1764 г. из епархий, ставропигиальных лавр и монастырей ведомостей же, колико в оных имеется мужеских и девичьих монастырей, також соборных ружных и приходских церквей и обучающихся в семинариях учеников». (Рукописный сборник Киево-Софийского собора библиотеки, № 177, л. 33–54). 4) Копию с оффициальных синодских, хронологически веденных записей (начиная с 1774 г. и до 11 ноября 1803 г.) относительно хиротонии преосвященных, их перевода с одной кафедры на другую и награждения и о вызывавшихся на чреду священнослужения архимандритах¹⁰⁵. Запасшись этими и другими материалами, архимандрит Евгений отправляется в Новгород на епископскую кафедру с счастливою мыслию составить здесь давно желанную Историю российской иерархии. Но трудность работы и сложность занятий по должности заставляли его найти себе пособника. Такой пособник и нашелся в лице молодого префекта Новгородской духовной семинарии иеромонаха Амвросия Орнатского (родился в 1778 г.). «Я, писал Евгений Анастасевичу в октябре 1814 г., начал (Историю российской иерархии) и собирал (для нее) материалы, a издание только пополнить поручил о. Амвросию»¹⁰⁶. Таким образом, начинается совместная и, как сейчас увидим, энергическая работа двух молодых ученых.

К сентябрю уже 1806 г. было собрано и дазке совсем к печати приготовлено материалов на «добрых три тома», как писал Евгений гр. Д. И. Хвостову (стр. 135)¹⁰⁷. Первый том, впрочем, даже печатался уже: «17 марта 1806 г., замечает Амвросий, прислан из типографии 1-й лист корректуры¹⁰⁸, a в сентябре преосвященный историк с своей стороны сообщал Хвостову: «теперь озабочиваете меня издание Иерархии, которой корректура ко мне присылается и напечатано уже 6 листов». Осуществление этой заботы заставило Евгения покинуть до поры до времени даже начатый им словарь писателей, остановиться на букве, I и, как сам он открывался тому же графу, «положить перо», (там же). Перо это, впрочем наш автор в скором времени снова поднимаете и продолжает словарным работы на литтеру К (письмо к Хвостову от 31 октября 1805 г., стр. 138–139). Но в тоже время, хлопочет и о продолжении издания «Истории российской иерархии», 9 отпечатанных листов которой 30 декабря 1806 г. отсылает уже в С.-Петербург митрополиту Амвросию, причем последний в своем ответном письме, замечает Евгению, что «мешкотно Иерархия печатается»¹⁰⁹. 24 января 1807 г. Амвросий получил от старорусского епископа план 1-й части истории или какого-то ее отдела, на что вскоре, и ответил: «Расположение о главе для Иерархии я одобряю. Помози Бог». 3 февраля Евгений отсылает своему высокому начальнику 10-й лист Иерархии, а в марте «тетради об отличиях иерархических», относительно которых митрополит Амвросий писал Новгородскому викарию, что они «отданы Гавриле Игнатьевичу для отсылки в типографию. Статью о Боровском захерили. Преосвященный Калужский¹¹⁰ своею рукою подписал, что, кроме обыкновенных, особенных привиллегий не имеет. Архимандрит служит просто». В марте же, 15 числа, замечает о. префект Орнатский, «прислан из типографии лист корректуры Истории¹¹¹. В апреле, вместе с письмом к Евгению, митрополит возвращает «тетрадь о святых»; в мае извещает его, что «получил лист Иерархии; 2-го июня Евгений посылает в С.-Петербург новый печатный лист иepapхии, по поводу которого Амвросия писал ему: «на 233 стр. ошибка: вместо Геннадий «Драницын надобно сказать Грацинский, – Драницын был Суздальский. На 233 стр. (sic) вы поправили вместо русском – Залесском: ближе, кажется, Рязанском». 30 июня был послан от Болховитинова еще лист Истории российской иерархии в С.-Петербург. В октябре Амвросий имел уже в руках листы кн. IV, I-й части «истории». «Об училищах, писал он Евгению, читать стало приятнее, нежели как прежде о привиллегиях монастырских». «Листы о Киевской академии, сообщал он в другой раз (в октябре же), я читал. Примечание мне понравилось, особо противу поносителей. Вы его писали или так из Киева прислано? Калужский на Вас негодует, что о семинарии Калужской или о заведении ее c прочими опущено. Я дивлюсь, откуда сие произошло, – надобно поправить». По поводу негодования преоосвящ. Калужского Евгений прислал 24 или 29 октября объяснение митрополиту, который передал его Феофилакту и в начале ноября извещал своего ученого викария, что «Калужский уверен о неумышленном пропуске об учреждении им семинарии». 15 или 17 ноября наш автор отсылает Амвросию дальнейшие листы Иерархии, о коих последний писал: «Спасибо за описание в Иерархии о Новгородской семинарии. В Троицкой пропущен первый префект Кирилл Лешевецкий, после черниговский епископ. Прочие все так; а на дальних, яко на нет, суда нет, – буде станут бранить, но не станут писать. Около самых первых чисел декабря митрополит, по просьбе Евгения, «смотрел записки св. Димитрия»¹¹² и сообщал ему, что они «кажется, не суть важны, особливо, что в других все напечатано, но Вашей руки надписи на оной, книге нет». Наконец, тоже в начале декабря, Евгений отсылает Амвросию последние листы 1-й части Истории русской иерархии; а 13 декабря всю книгу подносит ему, при письме, от своего имени о. префект Орнатский. По этому поводу митрополит пишет Евгегнию в конце декабря: «За книгу о. префекту благодарю; я ее послал к князю¹¹³, не рассудит ли поднесть Государю», – и потом хлопочет о награде для составителя. К августу 1808 г. награда была, действительно дана: «о. ректору (каковым тогда был уже Амвросий), сообщал митрополит преемнику Евгения Антонию, за Иерархию пожалован крест, который к нему вчера и отнравлен»; а самому ректору писал: «Полученный вами крест есть знак монаршего воззрения на труд ваш об Иерархии. Я уверен, что вы, будучи таковою милостию ободрены, не токмо сами, продолжите ревность к трудам, но подадите собою и другим побуждение к оным». В январском же письме к Н. Н. Б.-Каменскому митрополит Амвросий называл Амвросия Орнатского прямо «издателем истории об Иерархии». – Таким образом появилась на свет Божий 1-я часть «Истории российской иерархии» Из сохранившихся черновых записок Амвросия Орнатского (библ. Киево-Софийского собора, № 168) видно, что выборка иерархических сведений из печатных и рукописпых источников – летописей, истории Татищева, Древн. Российской Вивлиофики, Продолжения ее, разных именных указов, каталогов Киевского и Московского, грамот, соборных определений, периодических изданий XVIII столетия и пр. и пр. – была делом не Евгения, а подчиненного ему трудолюбивого префекта. Но так как выборка эта сделана относительно только некоторых преосвященных, далеко не всех, то ее можно считать лишь дополнением к готовым пособиям и прежде всего к переведенной самим же, Амвросием, работ Ад. Селлия и «Запискам до истории иерархии касающимся» H. H. Б.-Каменского.

После выпуска в свет 1-й части, казалось бы, должны следовать тотчас 2 и 3-я части Истории российской иерархии, приготовленные к печати еще в сентябре 1806 г. Но обстоятельства, к лучшему, сложились так, что сравнительно надолго задержали выход следующих томов. В начале 1808 г. преосвященный Евгений должен был устраиваться на новом месте своего служения в Вологде, а о. Амвросий (теперь уже архимандрит) привыкать к новой должности ректора семинарии. К том уже, вологодский архипастырь вскоре увлекся занятиями историего местной иерархии и, таким образом, стал приготовлять свежий материал для истории всей российской иерархии. А это в связи с другими находками, которые делал, вероятно, и Амвросий, заставило издателей переместить ранее задуманный план Издания «Истории» и, таким образом, помедлить. «Поскольку, писали они в примечании к 1-й стр. II ч., одних ставропигиальных монастырей (о которых в 1807 г. собирались говорит в одной части с остальными монастырями, – Предъуведомление стр. X.) оказалось достаточно для составления целой части, то рассуждено во 2-ой сей поместить оные отдельно. Прочие же епархиальные монастыри будут предложены азбучным порядком в 3-ей «части», которых, таким образом, намеревались сделать не 3, как предполагали, a более, – и потому, конечно, что скопляли и предвидели накопление новых материалов. Печатание 2-й ч. началось в конце 1808 г. и Евгений по прежнему и полистно же пересылает ее митрополиту Амвросию. «Описание Киевской и Троицкой лавры, извещает он преосвященного Вологодского в начале января 1809 г., получил; к Розанову¹¹⁴ писал я, что бы на счет лавры здешней особо напечатано было¹¹⁵ описания Александровской лавры 300 экземпляров». В марте митрополит опять сообщал преосвященному Евгению: «Писание ваше и листы напечатанные (Истории российской иерархии) и приготовленные тетради для напечатания впредь я получил. Благодарю за труд и попечение. Тетради вчера, думаю, в типографию отправлены или скоро отправятся. О присылке тетрадей в типографию прямо, поговоря, вас уведомлю.» «Бумаги об Иерархии, немного спустя, в том же марте, снова писал Амвросий, благоволите посылать отныне прямо в типографию, о чем туда писано. О Пекинском монастыре нечто в Синоде дополнено касательно нынешнего штата». В мае Петербургский митрополит дает знать в Вологду, что «5 листов Иерархии» им получены, и потом прибавляет: «Благодарю за подробное описание лавры Невской. Из Синода нечто велено прибавить о Пекинском монастыре». В октябре Амвросий сначала уведомляет Евгения о получении двух листов Иерархии, а в другой раз пишет: «Желательно видеть 2-ю ч. Иерархии. История, вами предполагаемая в предисловии, много украсить оную». В ноябре: «Введение к Иерархии прочитавши, тогда же Журихину¹¹⁶ я отдал. Он нашел кое-что прибавить к вашей главе, особливо о заштатных монастырях: но не мог поспешить для отправки сегодня к Вам, итак, в будущую неделю к вам доставим». И действительно, в начале декабря Амвросий мог уже известить своего преосвященного корреспондента, что «Введение к Иерархии г. Журихин сегодня обещал прислать к вам прямо» и, без сомнения, послал. А от Евгения оно перешло в типографию и, таким образом, завершило 2-ю ч. Истории российской иерархии, которая была выпущена в свет в начале 1810 г.

Как шло дело издания III-VI частей Истории российской иерархии, о том письменных свидетельств, подобных тем, коими мы сейчас пользовались, почти не сохранилось. Есть, однако, данные для утверждения, что чем печатание ближе подвигалось к концу, тем более принимал в нем участия Амвросий Орнатский, с 1812 г. архимандрит Новоспасского монастыря в Москве. Данными этими мы воспользуемся ниже. А теперь обратимся к письмам преосвященного Евгения к Анастасевичу, из коих увидим, между прочим, что первый, нашел в последнем нового помощника при составлении Истории российской иерархии, нашел, будучи уже калужским епископом. «Нашей Российской Иерархии, писал ему Евгений 19 апреля 1814 г., о сю пору напечатано уже 5 частей и печатается 6-я. Скажите, есть ли она у вас? Я бы доставил вам» (Древняя и Новая Россия, 1880 г., т. 18., стр. 344). Но чтобы доставить «Историю», преосвященный должен был прибегнуть к посредству Амвросия, который жил в то время в Москве всецело заведывал издательскою частию (ibid., стр. 346, 348 и 350, письма от 1 июля и 2 августа). Получивши «Историю российской иерархии», конечно, половины августа и не более 5-ти частей, – Анастасевич в письме к Евгению, до нас не дошедшем, сделал какие-то замечания на нее по просьбе самого же Евгения, – «просматривая сию книгу, не упускать уведомлять его об ошибках» (стр. 351)¹¹⁷. Замечания эти вызвали нашего историка на следующий ответ оправдательного характера: «Благодарю за ваше замечание на Историю Российской Иерархии. Она требует много поправок и дополнений; но при первом издании всего успеть было не можно. Карамзин 10 лет пишет: однако, беспрестанно поправляет, и я верю что успеет при такой осторожности» (стр. 354, письмо от 20 сентября 1814 г.). В следующем письме (от 11 октября) Евгений прямо уже адресует к своему корреспонденту за помощию: «Весьма бы вы меня одолжили сообщением ваших замечаний на не правильности и ошибки Истории Российской Иерархии» (стр. 355), и тут же упоминает, чтобы Анастасевич взял на себя труд «выбрать из Иерархии» и составить «росписи чиновные, хронологические и алфавитные», – от «этого скучного труда мы-де с о. Амвросием отказываемся» (стр. 358, письмо от 25 октября 1814 г.). В письме от 17 октября1814 г. преосвященный труженик сообщает Анастасевичу: «Жду замечаний ваших в поправку Истории Иерархии, коей последняя часть скоро отпечатается и вы немедленно ее получите» (с. 356). «Когда кончите примечания свои на Историю Иерархии, пишет ему же Болховитинов 24 уже ноября 1814 г., то сообщите мне поскорее, а 6-я и последняя часть печатанием уже кончена, и печатается прибавление (стр. 361), «которое, пояснял еще ранее Евгений (письмо от 11 ноября), нужно для остережения читателей» (стр. 359.)

Между тем Анастасевич к тому же 24 ноября прислал уже преосвященному Евгению донесение «об ошибках им замеченных в I т. «Истории российской иерархии», которые, отвечал ему последний, «и сообщены издателю Иерархии» (стр. 362). Донес ли он об ошибках, замеченных в остальных томах, об этом можно заключить из письма к нему Евгения от 10 марта 1815 г., в котором последний «благодарите Анастасевича за замечания на Российскую Иерархию. Mы-де с о. Амвросием воспользуемся ими». Таким образом, надежда преосвященного получит от Анастасевича «окончание примечаний» осуществилась. Все или почти все эти примечания и поправки, сделанные Анастасевичем, вошли в «Прибавление к Истории российской иерархии» (ч. VI, стр. 859–1054). Сюда же вошли, конечно, и разные поправки самого Евгения, а равно и Амвросия; так как не вероятно, чтобы один Анастасевич, специально не занимавшийся «Историею иерархии» и располагавший столь коротким сроком (приблизительно половина августа, сентябрь-ноябрь и; может быть, декабрь 1814 г.), мог приготовить все материалы для столь длинного «Прибавления». К томуже, В. Г.Анастасевич должен был тратить не мало времени на такой кропотливый труд, как составление хронологической росписи российских монастырей. Сперанский несправедливо опираясь на известное уже нам письмо преосвященного Евгения к Анастасевичу от 11 октября 1814 г., прямо заявляет, что наш историк, желавший сначала поместить в «Прибавлении» «чиновные, хронологические и алфавитные росписи», с течением времени совсем «оставил эту мысль» (Рус. Вес., 1885 г., май, стр. 176). Если такое заявление вполне справедливо по отношению к первой и последней росписям, – так как их нет ни в 6-й части «Истории», где напечатано было «Прибавление», ни в Евгениевском издании 1-го тома (1827 г.) и так как из писем Евгения к Анастасевичу не видно, чтобы последний действительно занимался составлением их, – то положительно несправедливо по отношению к росписи хронологической. В письме от 11 октября, где идет речь о всех трех росписях, Евгений дает понять, что Анастасевич уже взялся за составление их. Из следующих писем открывается, что прежде всего он принялся за роспись хронологическую, на которой и остановился и которую отослал калужскому преосвященному 13 октября 1814 г. «Сердечно благодарю вас за письмо от 13 октября и за хронологические таблицы, отвечал последний Анастасевичу 25 октября. Я отдал их уже переписывать и подлинники скоро возвращу (стр. 357). Вместе с хронологическими таблицами Евгению и Амвросию хотелось иметь еще «синхронистическую таблицу», – впрочем, не для приложения ее к 6-й части «Истории», а к предполагавшемуся уже тогда (1814 г.) 2-му изданию 1-го тома. "Издатель Российской Иерархии, деликатно сообщает Евгений Анастасевичу от 4 ноября 1814 г., нe прибавит к 1 т. синхронистической таблицы; разве вы сделайте и сообщите мне: тогда прибавим с благодарностию» (стр. 358). Анастасевич, должно быть, обещал преосвященному исполнить его просьбу, так как в письме от 24 ноября он просит его «поспешить приготовить таблицы ко 2-му изданию 1-ой части: »мы-де подождем» (стр. 363). Таблицы, действительно, вскоре были приготовлены. И вот что писал составителю их преосвященный Евгений: «Таблицы ваши Российской Иерархии я все отсылаю к Новоспасскому архимандриту (т. е. Амвросию) и когда от него получу, то вам возвращу, а на святки я и самого его жду к себе, – тогда лично потолкуем.¹¹⁸ Удивляюсь вашему трудолюбию, и над столь мелкими предметами, может быть, вы в сем труде единственный в России. Но по пословице non sunt contemnenda quasi parva, sine quibus magna constare nequeunt» (стр. 363, письмо от 21 декабря 1814 г.). Амвросий, действительно, был на святках в Калуге у тамошнего епископа. Извещая об этом Анастасевича 10 февр. 1815 г., последний прибавлял: «я ему все ваши таблицы показывал, но они не могут быть умещены в его книгу». Таким образом никаких синхронистических таблиц и никогда на страницах «Истории российской иерархии», не появлялось. Появился лишь «Список монастырей всех вообще, как ныне существующих, так и упраздненных, по хронологическому порядку расноложенных» (ч. VI, стр. 1096–1148). Список этот, без сомнения, принадлежит перу Анастасевича и составляет одну из тех хронологических таблиц, которые время от времени пересылал он своему ученому корреспонденту. Последний, стало быть, не только не покидал мысли о росписях (покрайней мере некоторых), но даже и приобрел их¹¹⁹. Хлопоча о поправках, и «Прибавлении» к «Истории российской иерархии», наш преосвященный и энергичный труженик не намерен был, однако, ограничиться одним лишь этим прибавлением: ему хотелось снова переиздать «Иepapxию», с новыми уже дополнениями и с исправлениями. О повторном издании 1-ой части он заговаривает еще прежде, чем окончилась печатанием 6-я ч. «Истории российской иерархии» (1815 г.), «стоившей, казне, по словам Евгения, до 40,000 рублей» (письмо к Анастасевичу от 24 ноября 1814 г. стр. 361).¹²⁰ Кто был инициатором такого издания, – решить трудно. Сам Евгений приписывает инициативу как-будто о. Амвросию. По напечатании последней части «Истории», – писал он Анастасевичу от 20 сентября 1814 г., «автор намерен вторично издать 1-ю ч. с поправками и дополнениями»; точно также наш историк выражается и в следующем письме (11 октября), причем свои и вместе Амвросиевы намерения прямо противополагает единоличному его намерению: «Второго издания (истории) скоро начинать (мы) не намерены, ибо и сего 2400 не скоро сбудут с рук, а о. Амвросий намерен только вторично издать 1-ю ч. с поправками и дополнениями (стр. 355–356). Если, действительно, инициатором нового издания 1-ой ч. был Амвросий, то не безынтересно было бы знать причины, побудившие его к этому, предприятию. Доискиваясь их, мы остановились на предположении, что издатель главным образом имел в виду удовлетворить запросу читающей России на 1-ю ч. «Истории российской иерархии», которая, будучи издана задолго до выхода в свет остальных частей и будучи (для не-специалистов) интереснее их по содержанию и даже «нужнее», как после выражался преосвященный Евгений (см. стр. 62 соч.), могла сравнительно быстро разойтись и, таким образом, потребовать повторного издания.¹²¹ Вполне, сочувствуя намерениям и предприятию своего сотрудника, Евгений, кроме того, хотел дать ему возможность издать книгу с дополнениями и поправками, и что как нельзя более гармонировало с его постоянным желанием восполнять пробелы в печатавшейся «Истории» и подобно «Карамзину, пишущему уже 10 лет и беспрестанно поправляющему», поправлять свой труд, «чтобы успеть при такой осторожности» (стр. 354; письмо 20 сентября 1814 г.)¹²². Издать книгу с дополнениями был не прочь, конечно, и о. Орнатский; а потому и сам старался розыскивать нужные материалы, часть которых сохранилась в библиотеке Киево-Софийского собора за № 168 и была приготовлена в Москве, а потом в Новгороде, откуда Амвросий извещал Анастасевича; что он (будучи там викарным архиереем) занимается дополнением 1-й ч. Истории и российской иерархии. (Евг. сб., стр. 114).

Еще 6 января 1814 г. ученый архипастырь писал последнему: «Предлагаю Вам покорнейшую просьбу. Вы имеете сношения с польскими учеными. На сих днях я читал Игнатия Кульчинского книгу: Specimen Ecclesiae Rathenicae, Romae. Нашел я там список митрополитов униатских, титулующихся Киевскими и всея России. Но каталог сей доведен там только до 1729 г. и кончен Афанасием Щептицыпым. Нельзя, ли вам достать продолжение сих митрополитов, с краткими хотя биографиями, до нынешнего времени. Кажется, вам это легко. У папистов тщательнее ведутся иерархические записки, нежели у нас, и больше источников. Одолжите меня сим известием поскорее (стр. 338)¹²³. Как видит читатель, преосвященный Евгений пока не говорить еще, зачем это так скоро понадобились ему каталого-иерархические сведения. И только уже в следующем письме (от 27 января 1814 г.), в ответ на обещание Анастасевича исполнить его просьбу, он откровенно сознается, что список иерархический «крайне нужен для 2-го издания Истории российской иерархии, которое уже готовится» (стр. 340); а в письме от 2 марта Евгений заявляет, что все это (касательно униатской иерархии) поместит во 2-е издание истории российской иерархии, которое (опять повторяет) уже готовится» (стр. 341), или, как он выражается в письме от 15 марта, «сообщу Новоспасскому архимандриту для помещения в новое издание Истории российской иерархии» (стр. 342)¹²⁴. Здесь же (в письме от 15 марта) наш автор просить Анастасовича (даже дважды, в разной лишь форме): «пожалуйста сообщите мне все то, что у вас есть любопытного о церковной иерархии наипаче польских наших церквей: все это поместим в новом издании Истории российской иерархии» (стр. 343). Нечего говорить, что В. Г. Анастасевич выполнял все просьбы Евгения аккуратно (см. стр. 341, 342, 344, 345–6, 349–351, 356 и проч.). Евгений же с своей стороны доносил ему: «1-я ч. выйдет 2-м изданием совсем в новом виде. Но думаю еще не скоро; много и ваших выписок мы поместим» (письмо от 19 апреля 1814 г. стр. 344). «Ваши списки польской иерархии, извещал он Анастасевича в другой раз (14 октября 1814 г.), я ему (Амвросию) уже сообщил и они ему годились. Нет ли еще чего у вас такого, что может войти в эту часть» (стр. 356)? Анастасевич продолжал посылать свою польскую Иерархию (стр. 356), делился своими сведениями о российских иерархах и вместе приготовлял уже синхронистические таблицы, имевшие войти, по плану издателей, в новое издание 1-ой части (стр. 358, 362 и 363). «Чувствительнейше благодарю вас за выписки из Нарушевичевой истории, писал ему Евгений 28 февраля 1815 г. Они для меня драгоценность. Нужное сообщу и архимандриту Амвросию. Сделайте милость, продолжайте для меня сии любопытнейшие выписки. Вы много тем меня обяжете». 23 мая 1815 г.: «Замечание ваше о митрополии унитской сообщу я отцу Амвросию. Я верю, что и мелочные замечания часто объясняют целую историю; ибо в натуре вещей мелочи сопровождают важности. Но для полезных таких мелочей сколько надобно скопить и бесполезных. Labor impobus». В 1817 г., 5 марта, наш автор просить того же корреспондента сообщить ему фамилию тогдашнего харьковского преосвященного Павла¹²⁵; а в письме от 16 марта спрашивал: «Вы пишете, что Саввинский – племянник покойного преосвященного Подольского Иннокентия (Нечаева). Там не было Иннокентия, a Иоанникий (Полонский), который, кажется, и теперь жив. Объясните мне это».¹²⁶ 25 августа того же года Евгений благодарит Анастасовича «за уведомление о хиротонии костромского владыки. Все-де числа сего ради я отмечаю в своем списке Иерархии». 14 февраля 1819 г.: «Вы пишете, что преосвященный иодольский Иоанникий скончался. Узнайте и уведомьте меня, когда, – для отметки в Иерархии». 28 марта того же года: «Синодских вестей я прошу у вас трех родов», – и между прочим: 1) «о смертях и передвижке архиереев; 2) таковых же о настоятелях первоклассных монастырей и других знатнейших». 13 мая Евгений уже благодарить Анастасевича «за краткую выписку из формуляров в архиерейских», – а 26 мая «за именной список всех русских и иностранных в «России Архиереев», причем замечает, однако, что «лета жизни у всех весьма не верны». 30 января 1820 г.: «Вы ведете переписку с Киевом; узнайте для меня, где ныне находится бывший вологодский епископ Феофилакт? Он поселился в Киеве». Анастасевич, действительно, узнал и оповестил о том своего приятеля (письмо к нему Евгения от 24 февраля 1820 г).

Не смотря на всю эту подготовку, издание «Истории российской иерархии, сообщал Евгений Анастасевичу 11 ноября 1814 г., не может быть скоро, а развес половины будущего года (1815), ибо издатель занят другими трудами, столь же полезными, а именно изданием описания новгородского Софийского собора и уставов российских монастыре начальников» (стр. 859)¹²⁷. Но не началось оно и с половины 1815 г., почему не известно, может быть по той же самой причине, по которой Амвросий не брался за издание даже и в 1817 г. «Преосвященный старорусский (каковым он состоял с 1816 г.), хотя и жалуется на недосуги и множество дел, a мне, пишет Евгений Анастасевичу 8 апреля 1817 г., они в Новгороде не мешали; но скажу вам истину, что он изленился. Описание Софийского собора (новгородского), по моему плану начатое покойным протопопом и по моему же плану и с моими дополнениями порученное от митрополита преосвященному старорусскому, едва ли кончится. От меня же сообщен ему и план древнего Новгорода для приложения к описанию. Вот вам и изъяснение на ваш вопрос о сей книге (т. е. описании); тоже гадаю я и о новом издании 1-ой ч. «Истории иерархии», хотя и я многократно уже его побуждал. Но наконец и я перестал уже твердить ему» (стр. 625). Перестав твердить своему «изленившемуся» сотруднику о необходимости скорейшего переиздания 1-ой ч. «Истории российской иерархии», наш ученый исследователь не переставал, между тем, питать надежду издать не только одну 1-ю ч., но и остальные 5 частей, убежденный в том, что «долго еще надобно дополнять» эту книгу (письмо к Анастасевичу от 22 апреля 1819 г).¹²⁸ Так, по крайней мере, можно заключить из следующих его слов в письме к тому же корреспонденту от 16 января 1822 г. Сообщившему об отсылке своей статьи о Пекинском монастыре редактору «Сибирского Вестника» (1818–1825 г) Григорию Ивановичу Спасскому, Евгений говорит: «Григорий Иванович, может быть, в истории о сей миссии и от себя что-нибудь прибавит. Тогда и нам все сие годится во 2-е приуготовленное издание «Истории российской иерархии» (Древняя и Новая Россия 1881 г., февраль стр. 305). Таким образом, преосвященный Евгений лелеял мысль дополнить и исправить и те части этой последней (2–6-ю), в которых шла речь о российских монастырях исправить, при том, с помощию все того же о. Амвросия. И его мысль, как видно, переходила в дело, так как новое издание он называет уже «приготовленным» (имеются в виду, конечно, черновые материалы).¹²⁹ Да она и не могла оставаться не осуществленною: если сам Евгений перестал твердить пензенскому владыке о необходимости поправочного издания Истории российской иерархии, то об этом напомнили ему из другого места. «Св. Синод, пишет биограф о. Орнатского – г. Савваитов, усмотрев неоспоримую важность труда преосвященного Амвросия, поручил ему приготовить новое издание Истории российской иерархии по собранным дополнительным сведениям, а для содействия этому делу в 1820 году предписал указами епархиальным архиереям и ставропигиальным монастырям доставить в оный поправки и дополнения, который от многих (но не от всех) и были доставлены». (Странник, 1869 г., ноябрь, стр. 38, примечание). Получив требуемый поправки и дополнения или, как общее выражается преосвященный Евгений в письме к Строеву, «документы» (Барсуков 208),. св. Синод переслал их прямо в Пензу Амвросию (где тот епископствовал с 1819 г). Вслед за св. Синодом пришла было на помощь Амвросию и коммиссия духовных училищ. В рукописном сборнике Киево-Софийской соборы, библиотеки № 180 сохранилось 16 рапортов, присланных в Пензу на имя Амвросия в 1822–1825 г. от различных семинарий и духовных училищ и гласивших, что в силу определения коммиссии духовных училищ 1822 г., разосланного чрез академические правления, доставить прямо его Преосвященству подробные исторические сведения о каждой духовной школе для внесения их в Историю российской иерархии, семинария или училище №№ таковые имеет честь при сем почтительнейше ему представить. Почти всеми этими сведениями, доставленными в силу коммисского и синодского распоряжений, Амвросий воспользовался было и, как говорит Евгений, «поправил с них печатный экземпляр той книги» – Истории российской иерархии (Барсуков, стр. 208). Экземпляр этот (I–VI частей) в декабре 1825 г., январе и апреле 1826 г. он представил в св. Синод, с донесением, что исторических сведений об училищах многие училищные начальства не доставили, а потому и к исправление сей статьи ему приступить было не возможно. Одновременно Амвросий отослал в Синод (как сообщает преосвященный Евгений) и «все документы, доставленные ему (оттуда) для дополнения и поправки Истории российской иерархии». (Барсуков, стр. 208). Синод с своей стороны поручил рассмотреть работу пензенского архипастыря члену своему – м. киевскому Евгению. А так как последний взялся проверить только первые две части, то остальные было предположено отдать на рассмотрение в цензурный комитет, при с.-петербургской духовной академии учрежденный, откуда они должны будут отправиться уже на типографский станок. Но против этого предположения высказался московский м. Филарет, вошедший в синод с особою запискою¹³⁰, в которой о труде Амвросия он отозвался довольно резко и рекомендовал, «не отдавая еще в цензуру Историю росс. иерархии, обратить (ее) для исправления и сокращения». По выслушании этой записки св. Синод определением положил: «Как в сочинении сем, с одной стороны, усматриваются некоторые излишности. а с другой – недостает, нужного и существенно к оному принадлежащего, то посему, не разрешая теперь нового, отдельного издания первых двух частей оного, предложить синодальному члену, преосвященному Евгению, м. киевскому, не согласится ли он, для повторения издания книги сей, принять на себя труд тщательнее пересмотреть, исправить и даже сократить, сколько можно, все сие сочинение; и если на то последует его согласие, в таком случае принять в соображение замечания, изложенные в мнении преосвященного м. московского, о чем и послать преосвященному митрополиту киевскому указ возвратив представленную от него с поправками первую часть той же книги»¹³¹. Последовало ли согласие со стороны нашего автора или нет, – о том, за неимением нужных сведений, мы не знаем. Что же касается первой части, о которой говорит синодальное определение, и части второй, взятой Евгением для поправок вместе с первою, то дело относительно их представляется в таком виде. Взяв из Синода поправочный экземпляр 1 ч. или, что тоже, черновые материалы Амвросия, – те самые, которые мы не раз уже цитовали и которые хранятся теперь в Киево-Софийской соборной библиотеке за № 168, – преосвященный к 1827 г. дополнил и исправил первый три книги 1-ой части, вовсе не коснувшись 4-й книги, где идет речь о российских духовных училищах, и, как «первую часть первого тома», просил позволения у св. Синода отпечатать в типографии Киево-Печерской лавры. Позволение на этот раз было дано¹³². «1-ю ч. Истории российской иерархии я уже отпечатала писал Евгений И. М. Снегиреву 8 января 1828 г., и скоро к вам ее пришлю; но от продолжены отказываюсь. Слишком трудна работа; да и нужнее нам только 1-я часть». (Старина рус. земли, выпуск 1. Спб. 1871 г). Отпечатывая, ученый архипастырь предпослал ей следующее предисловие: «Со времени первого издания сей истории в 1807 г. многие напечатанные вновь летописи и исторические статьи послужили к исправлению и дополнению оной; а в 1820 г. св. Синод указами своими предписал епархиальным архиереям и ставропигиальным монастырям доставить оному также поправки и дополнения, который от многих и доставлены были, но не от всех. С сими пособиями и предпринято ныне 2-е издание¹³³, в котором сделаны некоторые перестановки и многие дополнены противу прежнего, как усмотрят сами читатели из сличения с первым изданием. При всем том останутся еще многие промежутки, особливо в древнейших сведениях, коих доныне нечем было дополнить, и потому исследование оных предоставляется будущему изданию с пособием поспешников сему делу. Это будущее, следовательно третье уже, изданию хотел предпринять было сам же м. Евгений, в l829 г. обратившийся в св. Синод с просьбою дозволить ему снова напечатать 1 ч. Истории российской иерархии «с новыми поправками и дополнениями последних перемен, а к ней присовокупить и вторую часть с поправками же из статей, в первом издании помещенных, а именно: из второй части всеобщее введение в историю монастырей грекороссийской церкви, из третьей части полный именной список лавр и монастырей российских, из шестой части ведомость об архиерейских кафедрах и монастырях и хронологический список монастырей. Но св. Синод 27 мая предписал преосвященному митрополиту привести прежде первую и вторую части в предположенный им вид, и представить оные на предварительное рассмотрение. Митрополит, исправив 1-ю часть, представил оную с предположением напечатать ее в московской синодальной типографии, из коей она более будет известна российской публике. На сие не последовало никакого от св. Синода разрешения, в ожидании от преосвященного митрополита 2-ой части книги»¹³⁴. Ее, однако, св. Синод не дождался; а потому и 1-ая ч. Истории российской иерархии осталась не переизданною. Все же неудача эта не остановила нашего энергичного ученого. «Благодарю за уведомление о новом вашем викарие, писал он в Москву И. М. Снегиреву от 8 июля 1881 г. Я отметил его по вашей записке в Истории Иерархии»¹³⁵. Для отметок подобного рода преосвященный Евгений нарочно вшил белые листы между листами печатного экземпляра 1827 г., и этот новый поправочный, переплетенный экземпляр находится в настоящее время в соборной Киево-Софийской библиотеке за (по каталогу печатных книг). Кроме добавлений, встречаются в нем и исправления ошибок, допущенных в прежних изданиях (см. стр. 83, 98, 100, 116, 117; 197, 213, 215–6, 218, 223, 224–227, 248, 314–316, 318–319, 427–430 и др). Последнее добавление относится к 21 ноября 1836 г. (стр. 170) и говорит за то, что м. Евгений работал над первою частию Истории рос. иерархии до последних месяцев своей трудовой жизни. Но работая над нею, он не забывал и других частей Истории рос. иерархии. В чем именно проявилась его деятельность по отношению к этим последним, – деятельность, быть может стоящая в зависимости от известного указа св. Синода, а быть может и нет, – о том несколько не совсем определенных данных мы сообщим ниже. Сейчас же вернемся на время к преосвященному Амвросию.

Выше нами приведено было письмо Евгения к Анастасевичу от 11 нояб. 1814 г., в котором сообщается, что Амвросий занят, между прочим, «изданием уставов российских монастыре начальников», которые должны были составить 7-ю часть Истории рос. иерархии. В этом деле принимал участие и наш автор. «Вы, писал он Я. И. Бардовскому в июле 1821 г., из числа тех немногих, которые чувствуют подлинную цену Нилова устава. Я настоял о помещении его в Историю иерархии и сам работал над сводом различных списков и над объяснением некоторых слов. При печатании сего устава в Ист. рос. иерархии¹³⁶ заказал на свой счет отпечатать оного особою книжкою 50 экз. Дарил ее всем, по мнению моему, понимающим духовность. Но от одного только покойного Ив. Вл. Лопухина получил благодарность. Прочие называли его темным, непонятным и даже мечтательным. Вот какою кажется мудрость духовная сынам века сего! Я исполню ваш совет о похвалении сего устава в словаре моем. Но в статье российской Иерархии о Нилове ските (мною же писанной) я только назвал оный достопримечательным. Мы с прсосвященным Амвросием составили целый 7-ой том к Истории рос. иерархии, заключающий в себе все уставы русских монастыреначальников. Но наши цензоры тогда сочли его не достопримечательным для публики. Заметьте, что может и прадеды наши не постигали цены устава Нилова, ибо Нил у нас не причтен в святые»¹³⁷. Приготовленная совместными усилиями Евгения и Амвросия, VII ч. Истории рос. иерархии начала даже печататься (всего отпечатано 20 листов in qu, стр. 1–819). Один из экземпляров ее хранится теперь в Моск. Румянцевском музее под № 1419 (по каталогу рукописей и книг В. М. Ундольского). Сюда вошли уставы: 1) преподобн. Варлаама, Хутынского новгородского чудотворца (стр. 1–5), 2) преподобн. Кирилла, Белоозерского чудотворца (стр. 5–12), 8) преподобн. Евфросина, псковского чудотворца (стр. 12–41, из библ. Новг. Соф. собора), 4) Иосифа Волоколамского (стр. 41–256, – из Новг. Соф. библ.), 5) Даниила, м. всероссийского (стр. 256–278), и 6) какой-то «обители пресв. Богородицы честного Ее Успения» (стр. 279–319). Устав «старца Евфросина, зовомого Елизаря» или его «Изложение общежительного пребывания» сохранился в двух копиях и в Киево-Соф. соборн. библиотеке (№№ 185 и 262). На первой из них рукою Амвросия замечено: «Читано с подлинным 1814 г.». В той и другой есть несколько поправок его же руки. В Киево-Софийской же библиотеке сохранились и копии уставов. Варлаама Хутынского, Кирилла Белоозерского (обе под № 184) и Иосифа Волоколамского (№ 262, л. 1–162). Во всех них кроме поправок самого Амвросия, сделанных при поверке копий с подлинниками, встречается не мало заметок и преосвященного Евгения, касающихся разных примечаний к уставам. – Как, однако, ни трудились над этими уставами, все-таки им не суждено было увидеть свет Божий, – почему именно, нам неизвестно. Этот труд Амвросия, так. обр., пропал для науки и общества бесследно. Тоже можно сказать (по крайней мере пока) и о поправленных им II–VI частях Истории и российской иерархии, который св. Синоду хотелось отдать для просмотра и редактирования м. Евгению. В синодальном архиве их давным давно уже нет. Пo всей вероятности они пересланы были оттуда в Москву, где в 30-х или 40-х годах был организован центральный комитет для пересмотра, исиравления и дополнения всей вообще Истории российской иерархии, не исключая и 1-ой ее части. История этого комитета крайне темная; оффициально он не был, кажется, закрыть и считается до сих пор существующим где-то в Москве. Что он поделал, где находятся его работы и бумаги, – Бог весть: едвали не все они, а в том числе и злосчастные Амвросиевские, запропали и стали достоянием разных частных лиц и учреждений. – Пред своею смертию (24 дек. 1827 г.), преосвященный Амвросий передал архим. Иннокентию, настоятелю Кирилло-Белоозерского монастыря (где он жил на покое с 1826 г.), еще какие-то «девять книг (а не частей) Истории российской иерархии с рукописными дополнениями»; а этот в свою очередь передал их в 1880 г. П. М. Строеву, как о том извещал последний м. Евгения. (Барсуков, стр. 207). М. Евгений, отвечая Строеву, высказал предположение, что «все (эти дополнения), вероятно, внесены в экземпляр (Истории), возвращенный Амвросием в Синод (Барсуков, стр. 208). Кой-какие бумаги Амвросия перешли, по завещанию, и к самому Евгению, но между ними, извещал он Строева, «мало относящихся к Истории российской иерархии, а больше епархиальные»¹³⁸. (Там же). Наконец, несколько рукописных, книга Ист. рос. иерархии, с поправками Евгения, находится теперь в собрании рукописей Е. В. Барсова (в Москве). Книги эти нам пока пе удалось видеть. Познакомить с ними нас обещал обязательный их владелец когда-нибудь в каникулярное время и при этом заметил, что г. Жмакин (в биогр. Амвросия, стр. 182, пр.) ошибается, приписывая поправки но м. Евгению, а московскому митрополиту Платону.

Со смертию преосвященного Амвросия, самое дело, веденное им, как мы знаем, не умерло, – в нем принял некоторое участие св. Синод, учредившш названный уже нами комитета¹³⁹; его непокидал и м. Евгений. Отношения последнего к І-ой ч. Истории рос. иерархии рассказаны нами выше. Что же касается его дополнительных работ в остальных частях, то о них можно судить только на основании писем иротоиерея M. Я. Диева к И. М. Снегиреву (Чт. в Общ. Ист. и Др. Российских 1887 г., кн. 1., стр. 18–116). Эти же письма пролыот небольшой свет и на дальнейшую историю составления Истории росс. иерархии, давая в тоже время некоторую оценку труду преосвященных Евгения и Амвросия. 12 марта 1832 г. Диев писал Снегиреву: «сердечно радуюсь, что скоро выйдет исправленная и дополненная История российской иерархии, этот предмет открывает важныые сокровища, – жаль, что он должен быть обработан не одною, но многими руками. На пространстве одной костромской губернии находилось более 50 монастырей, из коих половина известна только по своему названию, а некоторые совсем были пропущены в первом издании. У меня собраны подробности о некоторых монастырей костромской епархии, числом около 28, из них около 10-ти таких монастырей, о которых в первом издании словом нe упомянуто. Почел бы себя счастливым, если бы cии подробности были помещены в новом издании. Покорнейше прошу Вас, милостивый государь, не благоугодно ли будете о сем довести до сведения достопочтеннейшего иерарха¹⁴⁰. В мае описание сих монастырей будете готово», (стр. 88–89). Снегирев просьбу Диева удовлетворил в скором же времени (см. письмо от 30 апреля 1832 г., стр. 43). Вот почему 18-го мая 1832 года Евгений писал уже Снегиреву: «от священника Диева попросите его описание костромских монастырей и ко мне пришлите»¹⁴¹. Свое обещание Диев отчасти исполнил, о чем можно заключить из следующих слов в письме к Снегиреву от 19 августа 1832 года. «Почтеннейшему митрополиту Евгению намерен я послать в сентябре описание еще трех монастырей. Желал бы знать, как он пишет Вам о прежнем моем описании монастырей, Вами представленном» (стр. 45.). 24 сентября 1832 года о. Диев снова писал: «Вместе с сим письмом посылаю три рукописи о костромских монастырях к высокопреосвященнейшему Евгению, киевскому митрополиту. Жалею, что недосуги по постройке лишают меня удовольствия продолжать собирать подробности о прочих монастырях. Впрочем, скоро надеюсь представить Его Высокопреосвященству исторически записки об уничтоженном Сыпановском монастыре» (стр. 47). 14 декабря этого же года Диев получил от митрополита Евгения письмо, вероятно касающееся «Истории российской иерархии», и поэтому поводу 17 декабря писал Снегиреву: «Удостоиться внимания сего почтеннейшего архипастыря почитаю немаловажною наградою трудов моих. В непродолжительном времени надеюсь представить Его Высокопреосвященству несколько монастырских грамот. Жалею, что несколько их я представил для прочтения одному из костромских любителей старины, и он не только их мне нe отдает, но не позволяет снять с них списки (стр. 50). В самом начале месяца января 1833 г. M Я. Диев пишет Снегиреву: «В феврале намерен я представить киевскому митрополиту Евгению список с грамоты, данной Чудову монастырю Иоанном IV, – сей список от лица архимандрита Афанасия (ректора костромской семинарии) в прошедшем году был представлен в Историческое общество, а посему обществом, не препоручена ли сия грамота Его Высокопреосвященству для сочинения Истории российской иерархии, покорнейше прошу известить меня» (стр. 52). 5 мая 1833 г. неутомимый Диев извещает своего московского корреспондента: «несколько собрал я подробностей о монастырях, но владыке (костромскому Павлу), когда сказал он, что он получил письмо от Его Высокопреосвященства митрополита киевского, благоугодно было приказать мне, чтобы я прежде представления куда-либо о костромских монастырях, первее представлял ему. Впрочем, у меня есть подробности о монастырях других епархий, кои могу представить непосредственно. Великим постом я разобрал Сыпановскую архиву¹⁴² и теперь пишу о сем монастыре» (стр. 54–55). Но прошел почти целый год и Диев 6 апреля 1834 г. сообщал Снегиреву, что он митрополиту киевскому доселе не высылал (еще) сведении о монастырях разных епархий, (так как) Борисов (купец из Шуи), доставив мне несколько грамот о шуйских монастырях, еще обещал доставить и о других, но главною причиною сего то, что нуждаюсь в писцах» (стр. 59). Свое обещание Борисов скоро исполнил, и потому 22 мая 1834 г. Диев дает знать Снегиреву, что подробности и грамоты о монастырях он «скоро представит в Киев достопочтеннейшему любителю отечественных церковных древностей. Но осмеливаюсь, прибавлял он опять, откровенно повторить, что особенно нуждаюсь в писце, а при затеях – у одного руки коротки» (стр. 61). Представил, или нет Диев обещанное митрополиту Евгению, о том нет никаких указаний в письмах его И. М. Снегиреву¹⁴³. Узнав от последнего о смерти его, Диев только высказал свое сожаление «о потере почтеннейшего мецената» и выразился, что «Российская церковь до него едвали имела такого просвещенного, ревностнейшего и благонамеренного писателя и, может быть, долго не будешь иметь» (стр. 86, письмо от 28 апр. 1837 г.). Как видит читатель, об Истории российской иерархии здесь, ни слова. Диев, однако, и после смерти Болховитинова непереставал трудиться над этою историею, – сначала, как любитель отечественной науки, а потом и как присяжный член, комиссии по исправлению и дополнению Истории российской иерархии. 5 Февраля 1810 г. он писал Снегиреву: «реэстр владык, напечатанный в І-ом т. Истории российской иерархии, довольно не верен, в нем многие пропущены, а иные выказаны годы не верно; в исходе сего февраля буду иметь честь вам представить на сей предмет мои наблюдения и вменил бы себе в большое удовольствие, если бы вы удостоили это передать особами, исправляющими иерархическую историю» (стр. 99). Хотя и не в феврале, но Диев все-таки представил Снегиреву свои «наблюдения». «По вашему указанию касательно переславской епархии (см. предыдущее письмо, стр. 98 и 99) я, писал он 30 мая 1840 г., занялся поверкою иерархического каталога Никодима Селлия: по этому предмету составилась порядочная книга. Как я благодарен вам, что вы подали мне о том идею! У Селлия некоторые из епархий нe помещены, именно: корельская и каневская, a некоторых, как-то, брянской, совсем не было. Кроме многих несомнительных доказательств, брянские епископы под теми же именами и в тех же годах у него помещены по черниговской епархии, коей епископы долгое время назывались брянскими: многих иерархов ныне, годы же их посвящены и кончины большею частию не верны, даже митрополитов времен Иоанна ІV-го и самих патриархов! А не дивлюсь: Селлий при всей ученой ревности не имел одного – надежных источников! При обзоре каждой епархии помещал сведения о правах и пределах, а при обзоре митрополитов о суде святительском, выборе священноначальников церкви и святителей и проч., также владык великого Новгорода, где и это там дышало республиканством» (стр. 101–102). Прервали на некоторое время свои работы по части Истории российской иерархии, о. Диев снова принимается за них в 1843 г., как писал об этом 7 февраля И. М. Снегиреву: «Теперь занимаюсь поверкою каталога и митрополитов всея России с древними летописями; много открывается любопытного. На этот груд я решился, возымев недоверчивость к каталогу H. Селлия. По моему мнению, иерархическую историю не иначе можно положить на твердом основании, как ближе ознакомиться с летописями, чем верить каталогам Копыстенского и Коссова, введшим в заблуждение самого Селлия» (стр. 108). 20 декабря 1845 г. Диев опять извещал своего ученого корреспондента: «Поверку каталога митрополитов всей Руси я остановили на кончине святителя м. Алекея, за неимением под руками изданий Археографической комиссии, проливающих новый свет на церковную нашу историю. Теперь меня занимает поверка каталога епархиальных архиереев. Но охота страшная, а участь горькая, слабею зрением, другой год вооружаюсь очками, поэтому пишу менее, чем прежде, особливо затрудняюсь перепискою на бело. Впрочем по Иерархии замечено материалов довольно, ошибки вкрались даже в века патриархов и в Иерархию XVIII века» (с. 108–109). Почти через 10 лет после этого письма, именно 10 октября 1855 г. Диев писал Снегиреву: «Поверку иерархических каталогов вчерне касательно существующих епархий почти кончил. Продолжаю поверять закрытые епархии. Часть поверки существующих епархий, в числе 13, 1853 г. будет представлена в Святейший Синод по званию моему с 1843 г. сотрудника коммиссии о исправлении Истopии poccийcкой иерархии. Эта поверка из Синода при указе препровождена к Его Высокопреосвященству московскому митрополиту Филарету для заключения, – не будет ли признано полезными напечатать ее особым изданием; но знаю, дано ли это заключение» (стр. 111). 23 января 1857 г. Диев извещал уже Снегирева, что он «поверку иерархии с летописями вчерне кончили. Одна половина (листов до 200) набело переписана. Если бы Бог привели все переписать, думаю лично представить Святейшему Синоду. От нынешнего митрополита Григория, бывшего ранее архиепископом в Казани, в 1853 г. получили я в дар 2 тома его поучений за представления замечаний но казанской иерархии. Около этого времени иерархам прибавлены мною замечания о иерархиях ростовской, новгородской, суздальской и тверской; за некоторые удостоился от иерархов письменно получить благодарность. Статья о (Симоне) Лаговском есть часть продолжаемого мною сочинения: «111 лет костромской епархии» (с. 113). Наконец, в последнем письме к Снегиреву от 17 марта 1857 г. Диев сообщает следующую подробность относительно работ по части Истории российской иерархии. Прославский протоиерей, профессор Демидовского лицея, Иоанн Троицкий «взял один на себя составление церковно-исторического описания ярославской епархии и на бело переписал уже несколько фолиантов, между тем как над нашею (костромскою) епархиею трудилось и до селе трудится человек 7. Кстати сказать: мне еще 1851 года из 8 статей программы поручено 5, и я, окончивши их, представил через полгода и после того не по один раз представлял замечания по остальным статьям (с. 115). Митрополит Филарет, рассмотрев вышеозначенный труд Диева «поверка иерархических каталогов с летописями и актами», – рекомендовал наградить автора саном протоиерея, что и было сделано 4 сент. 1857 г.¹⁴⁴. (См. биографию Диева, составленную Титовым и напечатанную пред его письмами к Снегиреву, – стр. 7). Эта награда еще более поощрила Диева. В одном из своих, еще неопубликованных писем к О. М. Бодянскому,¹⁴⁵ именно в письме от 22 мая 1858 года он говорил: «Сколько бы ни желал я участвовать чем-либо в трудах Общества, но, право, не имею времени, будучи постоянно занят по синодальной коммиссии о поправлении Истории российской иерархии, особенно с того времени, как за поверку иерархических каталогов с летописями и актами награжден был повышением моего сана. Впрочем, этот труд почти в конце: остается только поверить по епархиям юго-западной России закрытые епископии». (Биография, с. 9). Окончив, о. Диев послал его в Святейший Синод, в библиотеке которого он и до сих пор покоится¹⁴⁶. Очень может быть, что им воспользовался покойный Ю. В. Толстой для своих «списков архиереев и архиерейских кафедр со времени учреждения Святейшего Синода» (СПБ. 1872 г.).

Таким образом, как ни старались и кто ни старался исправить и дополнить Историю российской иерархии, все же не дали нам ничего или почти ничего в замен ее¹⁴⁷. Стало быть, русской церковно-исторической науке приходится благодарить за эту книгу не целые коммиссии, а лишь двоих преосвященных тружеником – Амвросия и Евгения. Которому из них отдать пальму первенства в настоящей работе, судить пока не будем; а лучше соберем еще несколько данных для этого суждения и снова возвратимся к процессу нечатания разных частей Истории российской иерархии.

Между рукописями московской синодальной типографии сохранился за № 405 тот экземпляр Истории российской иерархии (за исключением 2 половины VI части), c которого печаталась она в этой тииографии. Первоначальное заглавие ее было, оказывается, несколько иное, а именно: «Опыт повествования о российской иерархии, сочиненный на латинском языке Никодимом Селлием, монахом Александроневского монастыря, а ныне с подлинной рукописи переведенный, справленный с летописями и другими рукописями, расположенный по нынешнему порядку иерархии российской, во многом дополненный и доведенный до наотоящего времени новгородской семинарии префектом, философии учителем, и соборным иеромонахом Амвросием». В настоящем экземпляре, на ряду с Амвросиевскими, есть не мало поправок, дополнений и заметок и преосвященного Евгения. Начинаются они с самого перечня содержания Истории, где есть уже указания и наборщику. На заглавном листе Евгений заметил: «набирать с

сей тетради и с нею прислать корректуру последнюю; тоже самое повторяет пред главой IX первой части («епархия Крутицкая» и др.). На заглавном листе 2-й части преосвященный опять делает «примечание наборщику: заглавие оставить набирать до окончания книги, ибо присланы будут для помещения напереди еще две главы». В одном из находящихся в этой части корректурных экземпляров «табели о монашествующих» по данным 1762 г. находится такая любопытная заметка нашего автора, явно обличающая в нем корректора: «в сии клетки (пустые) вставить цифры из прежней таблицы и с ними отпечатать вновь весь сей лист. Прочее же все по своду оказалось верно. По напечатании набело прислать мне три экземпляра. В той же 2-ой части, а также в частях первой и третьей, встречаются и другие Евгениевские указаны наборщику. Прекращаются они с IV части Истории российской иерархии, которую, как и части V с VI-ой, корректировал Амвросий, настоятельствовавший уже во время их печатания в московском Новоспасском монастыре. Так, на листе 175, начинающем собою одну из тетрадей V части, он замечает: «читана и выправлена». Что касается дополнений и исправлений в самой рукописи Истории российской иерархии, то особенно много сделано их рукою преосвященного Евгения в первых четырех частях этой последней. В частях 1-ой и 2-ой есть только одна глава без его поправок, – глава об епархиальных архиереях, которую во многом исправил сам Амвросий. Из статей Евгением более других статей исправленных, укажем на список ректоров киевской духовной академии (в I части), на описание ставропигиального Пыскорского монастыря (во II части) и описание монастырей новгородских (в IV части). В III части Евгению принадлежат почти все толкования разных непонятных слов и выражений, так часто встречающихся в древних монастырских грамотах. В помещенном на лл. 53–116 IV-ой части уставе преподобного Нила Сорского все цитаты к текстам, Священного Писания, тут встречающимся, подведены Евгением же. Нельзя сказать, чтобы он не просматривал прежде отправления в типографию и остальные две части Истории русской иерархии (V и VI), но просматривал более уже поверхностно: в V части встречаются незначительные поправки только на лл. 81, 98 и 127, а в VI-ой на лл. 487, 504 и 512, где речь идет о Юрьевском и Хутынском монастырях новгородской епархии. Самое заглавие Истории, прежде писавшееся обыкновенно Евгением, теперь написано уже Амвросием¹⁴⁸. Таким образом, повторим, ранее высказанное нами предположение (стр. 50), чем далее печатание шло к концу, тем менее принимал в нем участия преосвященный Евгений, – и наоборот, чем ближе печатание стояло к началу, тем участливее относился он к этому делу, держа корректуру (по крайней мере третью) и редактируя Историю российской иерархии. В последнем случае несколько помогал нашему автору (о чем говорили мы выше) митрополите Амвросий Подобедов.

Принимая серьезное участие в печатании Истории российской иерархии, высокопреосвященный Евгений принимал такое же, если не большее, участие и в подготовлении и обработке материалов для нее. Для доказательства этого было бы достаточно и тех выдержек из писем его к Анастасевичу, которые сделаны нами выше, но в интересах полноты приведем еще кое-какие данные. Еще до приезда своего в Новгород митрополит Евгений запасся довольно ценными и многочисленными материалами, хранящимися в архиве Святейшего Синода (см. выше стр. 43–44). Из собранных же в Святейшем Синоде около 1778 г. епархиальных известий и из указов Святейшего Синода он приготовили или помоги приготовить главу «об особенных преимуществах и отличиях, жалованных архимандритами» и проч. (I часть Истории российской иерархии, с. 354–398). Может быть, в С.-Петербурге, а быть может уже в Новгороде, наш ученый архипастырь на время получили от своего старого приятеля – Д. Н. Б.-Каменского собранные им в течение 50 лет в 18 больших портфелях. «3аписки до истории российской иерархии касающиеся». Записки эти, к сожалению, сгорели в большой московский пожар 1812 года. Но «многими материалами» из них, говорит биограф Бантыша – Д. Н. Б.-Каменский, «успел воспользоваться издатель Истории российской иерархии. Амвросий»¹⁴⁹. В черновой работе последнего (№ 168 Киево-Соф. соборн. библ.) мы встретили две ссылки на «записку г. Б.-Каменского» по вопросу о годе смерти (1790) Досифея, первого викария екатеринославского, и дне кончины митрополита киевского Гавриила Кременецкого, одну ссылку при перечне калужских преосвященных прямо на «записки Николая Николаевича, и одну на «Ведомость об архиереях устюжских, присланную «от Н. Н. Б.-Каменского». Каменский же «прислал» Евгению и «все статьи о мелких монастырях, помещенные в Истории российской иерархии к «вытребованные» им «у покойного преосвященного Феофана (Шиянова), викария киевского (письмо преосвященного Евгения к Анастасевичу от апр. 1817 г., – Древн. и Нов. Россия, 1880, т. 18, стр. 629). Наконец, на имя Евгения и, конечно, по его просьбе, был прислан Б.-Каменским оригинал Селлиева труда «De Rossorum Ніеrаrchia»¹⁵⁰, который перешел к нему от архиепископа Амвросия Зертис-Каменского и находится в московском архиве Министерства иностранных дел. С этого оригинала, может быть, и сделан Амвросием Орнатским перевод Селлиевой Иерархии, все пять книг которой вошли в «Историю российской иерархии», собранной первым¹⁵¹. Однако, преосвященный Евгений не ограничивался одним только собиранием или отбиранием иерархических материалов у других и при помощи других¹⁵², – он и сам разыскивал их, иногда при обстоятельствах далеко не благоприятных. «Кроме Софийской библиотеки там (в Новгородском соборе), писал он Румянцеву 20 февр. 1820 г., весьма много под кровлею и архивских старых бумаг, коими отчасти и я с преосвященным Амвросием пользовался при составлении Истории росс. иерархии. Но разобрать все сил и времени не достало» (Переп., стр. 29)¹⁵³. «Я, извещает Евгений того же графа и в том же году, нашел (в Новгороде) и архиерейского дома старую архиву, разбросанною по двору и кой-что выбрал». (Переп., стр. 30). Зaняв епископскую кафедру в Вологде, ученый архипастырь не перестаете делать архивные розыскания по части иерархической истории (местной), о чем мы упоминали еще выше и подробнее будем говорить ниже. У него, кроме того, имелись «свои (собственные) записки о всех русских архиереях», как сообщал сам он H. П. Румянцеву от 14 нояб. 1823 г. (Переп. стр. 83) и прот. И. И. Григоровичу от 5 нояб. 1824 г. (Чт. в Общ. Ист. и Др. Российских 1864 г. кн. 2, стр. 90) – записки, составлявшиеся, вероятно, с годами и, без сомнения, пригодившиеся для обоих изданий 1 ч. Истории рос. иерархии.

Так или иначе приобретенные Евгением материалы для этой последней, а равно и материалы, добытые Амвросием, не оставлялись без просмотра с его стороны Так в библиотеке Киево-Соф. собора сохранился за № 182 «Каталог российских архиереев», как назвал его сам Евгений или, что тоже, Московский иерархический каталог (л. 1–125 in fol.), несправедливо приписываемый некоторыми св. Димитрию Ростовскому. В нем рукою преосвященного историка сделано несколько поправок, дополнены (особенно касательно новгородских преосвященных) и указаний относительно того, где можно найти сведения об известном иерархе (л. 9 об., л. 14, 15, 26 об., 27, 28, 33, 39, 42 об., 65, 69 об., 95, 100 и 125). На л. 26 находим следующую характерную заметку, очевидно адресованную к Амвросию: «Всю сию главу (об архиереях великого Новгорода) лучше выписать из новгородского списка Селлиевой книги под № 571 или жития святых т. 1». – В рукописном сборнике № 162 тойже Киево-Соф. библиотеки есть статья «О архиереях новгородских» (л. 1–24 in fol.) – до 1804 г, и «О с.-петербургских Александроневских архимандритах, а потом и архиереях» викарных, кончая вступлением на епископскую старорусскую кафедру Евгения Болховитинова (л. 24 об.–27 об.): статья эта, составленная по летописям софийской, семинарской, синодской, по Селлию и др., во многом поправлена рукою нашего автора (л. 3. 4, 6, 10–13, 15–17 и 26 об.); помет руки Амвросия очень мало (л. 9 об., 11 об., и 23 об.). Гораздо больше встречаотся их в списанных для Евгения в Святейшем Синоде «Описании монастырей российских» (рук. сб. Киево-Соф. с. б. № 182, стр. 1–927) и «Каталогах архиереев, присланных в Святейший Синод из 33 епархий» (№ 595, л. 23–189)¹⁵⁴; но на ряду с ними встречаются иногда дополнения и поправки Евгениевские (стр. 44, 59, 60 и 190 в № 182 и л. 179 об. в № 595), которому принадлежит и нумерация листов и страниц сборников. В последнем сборнике (№ 595) вшиты еще статьи с дополнениями руки Евгения – «о Корольской епархии» (л. 191) и об особенных преимуществах при богослужении, данных архимандритам некоторых монастырей и лавр (л. 217 об.; дополнения касаются 1804 и 1805 гг.). В сборнике № 599 находятся между прочим «Известия о заведениях преосвященного Иова, м. новгородского ( листа), относительно коих Евгений заметил: «Сия моя записка по спросу Сухт... (не разобрано) у митрополита (Амвросия Подобедова) отослана им к нему в 1806 г., а я поместил ее всю в Историю рос. иерархии под статьею о Колмове монастыре»¹⁵⁵. Далее, как нам известно, в сб. № 262 (л. 1–162) помещен устав препод. Иосифа Волоколамского со множеством поправок руки Амвросия: непосредственно за ним вшит лист, на одном столбце коего Амвросием помещена «выписка статьям и словам, на которые сделано указание цензором», а на другом – «Мое (Амвросия) мнение». Ту и другое Амвросий отправил к Евгению. Последний сделал несколько весьма важных замечаний по поводу мнения и указания. Так, против оговорок Амвросия – «не понимаю смысла сих» слов (в уставе), которые подчеркиваешь цензор, или – «не знаю, что значит Евгений делает пояснения. В двух случаях Амвросий, соглашаясь с цензором, пишет: «исключить»; но Евгений замечает: «не должно» или «нет», и далее поясняет почему. В одном месте находим прямое доказательство того, что лист был нарочно послан Амвросием к Евгению. «Поскольку, пишет Евгений, тут текста у вас не выписано, то я и не знаю сего излишка», на который вместе с цензором указывал Амвросий. – Наконец, на полках библиотеки Киево-Соф. собора хранится несколько уже раз цитованный нами сборник № 168, который содержит в себе черновые Амвросиевские записи, относящиеяся к 1 ч. Истории рос. иерархии, с самым печатным экземпляром этой последней, испещренным пометами и поправками пензенского владыки, и который составляешь называвшийся уже нами поправочный экземпляр Амвросия, взятый м. Евгением из Святейшего Синода. В нем нет никаких поправок и дополнений нашего автора; но на самом деле он дополнял его, – и дополнял во многом, как то видно из сличения настоящего экземпляра с изданною Евгением в 1827 г. 1-ою ч. Истории рос. иерархии. Это же сличение даст нам возможность показать, что именно Евгений заимствовал из заготовленного Амвросием и насколько 2-е издание 1-ой ч. Истории рос. иерархии (1827 г.) может называться Евгениевским и насколько Амвросиевским. Сначала укажем взятое Евгением у Амвросия, означая лишь книги 1-ой ч. Истории рос. иерархии, их главы, статьи этих последних и номера или цифровые подразделения самых статей¹⁵⁶: Кн. I., гл. 1, ст. 2. №№ 8 и 4; ст. IV, № 1; ст. V, № 1; ст. VI, №№ 1 и 4; ст. IX, № 5; ст. X, №№ 1¹⁵⁷, 2, 3, 5, 6, 12, 15 и 17; Кн. III, гл. 1, №№ 6–8; гл. 2, №№ 10, 52 и 55; прибавление ко 2 гл. №№ 5, 6, 8 и 19; гл. IV, №№ 1 и 3. Кн. III, Отдел. II, гл. 1, № 28: гл. 2, № 4; гл. 4, № 62. Кн. IV, гл. 7, № 1; гл. 12, №№ 17 и 18; Кн. V, Отдел. I, гл. 2, №№ 1, 3, 7–10, 15, 22, 31, 32¹⁵⁸, 34¹⁵⁹, 36, 38, 39, 41, 43, 50, 53, 57, 62, 67 и 68; Отдел. II (о святых мужах русской церкви), век XI, №№ 5 и 8; в. XII, №№ 3, 10, 15 и 16; в. XIII №№ 12 и 18; в. XIV № 4; XV №№ 12 и 28; в. ХѴI № 5. Пользуясь теми же условными знаками, отметим теперь то, что преосвященный Евгений внес своего в второе издание 1-ой части Истории рос. иерархии. Кн. I, гл. 1, № 4 (про епархию Владимиро-Волынскую Амвросий здесь пишет, что она сделалась отступническою в 1–116 г., у Евгения же вместо этого замечено, что она «сделалась первым гнездом унии с 1596» г.); ст. III (вся); ст. IV, №№ 2–5; ст. V, №№ 1 (о рязанской епархии), 2, 3 и 4; ст. VI, №№ 2 (епархия суздальская), 5, 6 и 7; ст. VII, № 1 и 2; ст. VIII, №№ 1, 3, 4 и 5; ст. IX, №№ 1–4 и 8; ст. X, №№ 2, 3, 8–10, 11, (Ист. рос. иер. ч. VI, пол. 2, стр. 859–863 и 866–871), 12, 14, 20–23, 27 и 28; ст. XI (почти вся новая, – часть перепечатана из 2-й половины VI ч. Ист. рос. иер. стр. 863–865). Кн. II, отдел. I, гл. I (вновь переделана); гл. 2 дополнена, гл. 3 и 4 есть во 2 пол. VI ч. Истории рос. иерархии, но здесь полнее. Кн. III, гл. 1, №№ 3 и 6; гл. 2 (большая часть добавлена и переделана Евгением). Кн. IV – «об епархиях упраздненных» – сообщает более уже верные и порою (гл. 6, № 11) более подробные сведения, чем Амвросиевские материалы. Кн. V, отдел. I, гл. 2, №№ 25 и 27–29; отдел. II, стр. 517–522 (все написано Евгением). Вот все те данные, которые мы имели возможность собрать в качестве посылок для суждения об участии высокопреосвященного Евгения в составлении «Истории российской иерархии». Он, как заметил читатель, не вполне красноречивы и потому не дают нам желательно – точного решения поставленного вопроса. Но не наша вина, а лишь наша беда, что у нас не было лучших данных и что мы, не рискуя уклониться в сторону, не могли вести специального трактата о количестве труда самого преосвященного Амвросия. Итак, спросим опять, кому же из этих двух ученых тружеников отдать пальму первенства в их общей, совместной работе?.. Д. A. Сперанский безусловно отдает ее в руки м. Евгения, – Амвросий-де нес на себе (и то невсецело) только труд издателя; если же он и делал «некоторые дополнения» к Евгениевским материалам, то лишь такие, «которые ему случалось добывать из тех или других источников» (Рус. Вест. 1885 г., апрель, стр. 579 и 581) и которые, стало быть, нарочно он никогда не розыскивал. Биографы пр. Амвросия и архиепископ черниговский Филарет (Обзор духовной литературы стр. 215 и след. по 2 изд.) отдают пальму первенства Амвросию (Савваитов, стр.37, примеч.; Жмакин стр. 130–131), в тоже время принисывая м, Евгению большое участие в составлении Исгории рос. иерархии и даже самую инициативу составления (Жмакин), но не аргументируя своих взглядов. Покойный М. А. Максимович, бывший ректор университета св. Владимира и хороший знакомый Евгения по Киеву, говорит о нем, что «он подготовил, между прочим, шесть частей Истории рос. иерархии, изданной Амвросием в 1807–1815 г.¹⁶⁰. Сам м. Евгений в своей автобиографии пишет, что История рос. иерархии «вся под его руководством, рассмотрением и цензурою начата и окончена» (Словарь светск. писателей стр. 7); а в письме к Анастасевичу от октября 1814 г. открывается: «в издании иерархии и я половиною участвовал, да я начал и собирать материалы, a издание только пополнить поручил о. Амвросию». (Древн. и Нов. Рос. 1880 г. т. 18, стр. 355). Амвросий, с своей стороны, говорит в ненапечатанном предисловии к 1 ч. «Истории», что он, "издатель«, кроме пособий и источников пользовался «личным и всегдашним чрез все продолжение труда руководством наставлением и поощрением преосвященного Евгения»¹⁶¹. Тоже он повторяет и в письме к м. Амвросию Подобедову, посланном 13 декабря 1807 г. вместе с только что вышедшею 1 ч. Истории рос. иерархии¹⁶²; а Амвросий шлет ему за «труд» награду и называет его «издателем» последней. Наконец, установившиеся литературные традиции связывают Историю рос. иерархии всегда почти с именем только одного Амвросия Орнатского. Чему же и кому верить?

Мы знаем, что преосвященный Евгений подал мысль Амвросию заняться составлением Истории рос. иерархии и ему, стало быть, принадлежит честь инициативы. Он же, затем, пользуясь литературными богатствами такого умственного центра, как С.-Петербург, первый взялся за собирание нужных материалов, не покидал эту работу в Новгороде и Вологде, в больше, чем Амвросий, сделал для повторного издания 1 ч. Истории рос. иерархии, был деятельным посредником между ним и услужливыми учеными (Н. Н. Б.-Каменским, В. Г. Анастасевичем и др.) имевшими возможность облегчить его труд, давал ему советы и делал указания, до перевода его в Новоспасский монастырь ведался с московскою типографию и за все время печатания Иерархии редактировал ее или, как сам он выразился, цензоровал. С другой стороны, выше всякого сомнения, что и Амвросий в свою очередь приобрел и отыскал не мало материалов для предпринятой Истории рос. иерархии, изучая предшествующую историческую литературу и роясь в новгородских биолиотеках (главным образом Софийской) и в библиотеках и архивах московских¹⁶³. Недаром Евгений прямо выражался в одном письме к Анастасевичу, что материалы для Истории рос. иерархии «больше собирали мы (с Амвросием) из разных мест» (Древн. и Нов. Рос. 1880 г. т. 18, стр. 344), всюду называл эту «Историю» "нашею» (ib. стр. 344, 346 и др.), а Амвросия, кроме того, – издателем ее (стр. 358, 359, 362) и даже автором (стр. 354). A затем? Завещанные Амвросием м. Евгению, «немногие иерархические бумаги», таковые же бумаги, переданные им в Моск. Общество Истории и Древностей Российских¹⁶⁴, его избрание пoследним в число своих членов в ту самую пору, когда издание Иерархии было уже окончено¹⁶⁵, известность его работ св. Синоду, поручившему переиздать Историю ему же, а не преосвященному Евгению, наконец, черновые работы для 1-ой ч. Иерархии, хранящиеся в библиотеке Киево-Софийского собора, – все это говорит за тот факт, что Амвросий Орнатский был более, чем простой и случайный издатель Истории российской иерархии. На стр. IX «Предуведомления» к первому изданию 1-ой ч. этой последней замечено между прочим: «Поскольку при составлении (И. P. I.) употребляемо было всевозможное тщание о краткости, то для читателей, желающих иметь обстоятельнейшее познание о некоторых важнейших иерархических статьях, указаны те книги, в которых можно им почерпнуть оное». Кто, спрашивается, сокращал книги? Кто штудировал их и делал из них выборку? Никто иной, конечно, как Амвросий, у которого на это и времени свободного было больше и от которого, кромн трудолюбия и начитанности, не требовалось в данном случае никаких ученых знакомств. Он же перевел, так много помогшую ему, Селлиеву рукопись – «De Rossorum Hierarchia» и сам непосредственно руководил печатанием IV, V и обеих половин VI ч. Истории российской иерархии.

Таким образом, преосв. Амвросий Орнатский не был только орудием в руках Евгения, как то хочет утверждать, по-видимому, о. Сперанский. Он и сам самостоятельно и не мало потрудился над составлением Истории иерархии, и ничуть не менее, как на половину, по признанию его высокопреосв. сотрудника. Конечно, если бы с точностью было известно, что он половину отыскал материалов, половину из них приготовил к печати, редактировал и издал, то всего бы легче говорить об его участии в составление Истории российской иерархии, равно как и об участии м. Евгения. Но, к сожалению, такой точности нам не удалось установить. À если бы мы достигли ее, то, принимая в рассчет несколько оригинальных, а не компилятивных статей Евгения, ему мы и должны бы отдать пальму первенства в сосгавлении этой замечательной «Истории». С другой стороны, если бы предположить и знать, что Амвросий, не говоря о собранных им материалах, большинство и Евгением переданных или пересланных сырых (рукописных) материалов просматривал, выбирал из них все нужное для выполнения плана, сортировал их по рубрикам и по алфавитному порядку (монастыри), в таком случае и в этом смысле он должен быть преимущественно пред Евгением назван составителем и «собирателем» Истории росс. иерархии, ее издателем. Судя по вышеизложенному и не пускаясь в гадательную область только что высказанных предположений, вызванных недостатком у нас положительных данных, мы должны признать, что м. Евгений гораздо больше Амвросия достал (от других) и отчасти сам отыскал (вологодские монастыри, введение в историю монастырей, обозрение учреждения дух. училищ и пр.) рукописных материалов, многие из коих сам и обработал, Амвросий же менее Евгения добыл таковых материалов и, наоборот, более его поработал над некоторыми из них («Иерархия» Селлия и «Записки» Б.-Каменского) и несравненно более его проштудировал печатных источников Амвросий без Евгения ничего бы не поделал для задуманного последним грандиозного предприятия; но и Евгений без Амвросия едвали бы осуществил свою прекрасную мысль, если бы, впрочем, не нашел себе такого же сотрудника... Но тогда, кто знает, скоро ли бы русская церковно-историческая наука дождалась, – да и дождалась ли бы еще, – находящейся теперь в ее распоряжении Истории росс. иерархии.

***

Сейчас и неоднократно ранее нами упомянуто было, что перу преосв. Евгения в Истории российской иерархии принадлежит несколько цельных оригинальных статей. Статьи эти следующие: 1) «Всеобщее хронологическое обозрение учреждения и распространения российских духовных училищ»... (ч. I, стр. 401–457), 2) Всеобщее введение в историю монастырей Грекороссийской церкви» (ч. II, стр. III–CXLI), 3) «Описание Пекинского монастыря» (ib. стр. 439–500), и 4) Описание всех вологодских и воронежеких монастырей разбросанное по разным частям Истории. Росс. иерархии, начиная с третьей (автобиография м. Евгения при Словаре светских писателей, стр. 9). Есть в «Истории» и другие мелкие Евгениевские статьи – о Нилове ските, о новгородской семинарии (ч. I, – взято, хотя и не все, из «Полного описания жизни Тихона»... Евгения.) и упраздненных новгородских монастырях, (ч. IV и др.; ср. рук. сб. Киево-Соф. соборной библиотеки № 182, л. 59 и 60), – но на них мы не будем останавливать внимание читателя¹⁶⁶, – поговорим лучше о более капитальных, из них, только что названных нами, и первее всего о «Всеобщем, введении в Историю монастырей Грекороссийской Церкви оставляя речь об «Обозрении учреждения дух. училищ» до четвертой главы.

«Введение в Историю российских монастырей, напечатанное при 2-ой ч. Иерархии, все, сообщал Евгений Анастасевичу 20 дек. 1814 г., мною написано, как означено в конце буквою Е». (Древн. и Нов. Россия, 1880 г. 18 т. стр. 342)¹⁶⁷. Очевидно, сам преосв. автор не придавал существенно-важного значения тем прибавлениям к введению, которые в 1809 г. сделал обер-секретарь св. Синода Журихин и которые, судя по намекам м. Амвросия, касались статистических данных о наших монастырях. Большинство из них (стр. LXXVI–OХLIХ) взяты из оффициальных, синодских документов и распоряжений, в некоторой своей части приобретенных еще Евгением в бытность его на новгородской кафедре, когда он делал частые поездки в С.-Петербург, или даже на должности префекта Александроневской академии. Другие же (стр. LXVI–LXXVI) перепечатаны из разных исторических памятников и главным образом из соборных актов. Но, как ни важны все эти статистические сведения для церковно-исторической науки, не в них заключается центр тяжести введения в Историю российских монастырей, – заключается он в первых четырех и особенно в первых двух главах. Прочитывая их, прямо приходишь к заключению, что только из под пера нашего ученого иерарха они и могли появиться в ту, бедную историческими материалами, эпоху, – никто другой не был так близко знаком с рукописными богатствами новгородской Софийской библиотеки, как преосв. Евгений, и никто, следовательно, не имел возможности утилизировать их, как то делается в введении. Из рукописей этой библиотеки им процитованы: сочинены Максима Грека и князя – инока Вассиана Патрикеева, (стр. XXVI–XXVII, примеч. 18), послания м. Даниила к царю Ивану Васильевичу и др. лицам (стр. XXVIII), Деяния собора 1667 г. (стр. XLVII) и кормовые с келарскими книги (стр. XLV, пр. 5). Кроме того, м. Евгений ссылается на архивские записки новгородских монастырей (стр. ХХІ–ХХІІ и XLV) и вчастности; записки новгородского Хутынского монастыря (с. XVI). Однако, он не ограничился для своей работы одним, так сказать, новгородским материалом. Еще будучи, в С.-Петербурге, преосвященный приобрел список Стоглавника, исправленный, затем, по вологодским спискам, и список с слов, посланий и «показания новоявленной ереси» (жидовствующих) преподобного Иосифа Волоколамского¹⁶⁸; а так как последний список был «без конца», по собственно-ручному замечанию Евгения, то он достал в Вологде более полный¹⁶⁹. В Вологде же ему удалось приобрести «преподобн. Зиновия, монаха Отенского монастыря 56 бесед на еретика Феодосия Косого»¹⁷⁰ Стоглавник м. Евгений цитует на стр. XXVII, XLVI, XLVII, L и LIV, пр. Иосифа Волоколамского – на стр. XXV и пр. Зиновия Отенского – на стр. XXVIII–XXXII.

Располагая всеми этими источниками, а также и другими некоторыми, русскими и иностранными (печатными), процитованными в введении, ученый архипастырь имел в виду и материалы, вошедшие в самую Историю российской иерархии (см. стр. XXV, пр.)¹⁷¹. Но у него, нужно подчеркнуть, не было под руками ни одного пособия, так что он является на этот раз счастливым пионером. – Как и во всякой первой работе по тому или иному предмету, в труде Евгения встречаются некоторые пробелы. Часть их обусловлена крайнею ограниченностью нужного материала (напр. по вопросу о колонизации монастырей и секуляризации их имуществ), а часть теми апологетическими целями, с которыми написано введение (особенно 2-я его глава) и которые придают ему несколько односторонний и тенденциозный характер. Об этих целях Евгениевского труда мы и скажем теперь несколько слов.

«Я, сообщал преосв. Евгений Анастасевичу о своем введении 20 дек. 1814 г., защищал там старинные монастыри, а для нынешних сия апология не годится» (Древн. и Нов. Россия 1880 г. т. 18, стр. 863), – монастыри, до 1764 г. (в Великороссы) и 1786 г. (в Малороссы) владевшие вотчинами. Против чего, собственно, защищал наш автор русские монастыри, об этом кой-что можно узнать из его же писем к тому же корреспонденту. «Благодарю за известие об источнике вашего предисловия к книге Стройновского¹⁷², писал Евгений 27 янв. 1814 г. Оно-то и взбунтовало наших дворян; при отобрании вотчин от монастырей они торжествовали; но не предвидели, что те же доказательства применены будут и к их правам. Это то им и больно. Теперь и они доказывают, что монастырские вотчины полезнее государству были за монастырями, нежели за государем» (Древн. и Новая Россия, 1880 г., т. 18, стр. 840). «Сколько вы ни защищайте вотчинные права духовенства, снова пишет преосвященный 19 мая 1815 г., но я уверен, что отнятие оных избавило нас от весьма многих нареканий. Если для государства вотчины наши были полезнее нынешнего, то нынешнее положение наше полезнее для нас». Наконец, 15 февр. 1817 г. ученый иерарх, по поводу статьи В. Н. Каразина о сельских учреждениях (Вестн. Евр., 1817 г., № 2), говорил: «Титул тунеядцев, бывало (от дворян) духовным жалуемый, ныне перешел и на них; следствия будут одинаковые же, т. е. у духовных при сей титулятур в 1764 г. отобрали вотчины... Similium similis est ratio. Теперь и они уже твердят палинодию, что с отнятием у монастырей и духовных вотчин много потеряло государственное хозяйство!!!» (Древн. и Новая Россия 1880 г., т. 18, стр. 619). Так. обр., преосв. Евгений вспомнил неприязненные толки, давно уже ходившие относительно монастырей в дворянской среде (преимущественно) и сосредоточивавшиеся около вопроса о значении монастырей, как вотчинников, для государственной экономии. Но в приведенных письмах отмечено не все еще, что говорилось и писалось о наших монастырях во второй половине ХVIIІ ст. под влиянием европейских, утилитарных взглядов на религию. В ту пору за монастырями, кроме вредного, никакого другого значения вовсе не хотели и признавать, что особенно открыто высказано в переводной книге – «Человек в 40 талеров» (Спб. 1780 г.). На стр. 74 и д. читаем в ней: «Человек в 40 талеров спрашивает: для чего монахи, будучи сами в малолюдстве, толь многие по сорока талеров издерживают? Разве они полезнее меня отечеству? – Нет, любезный сосед. – Стараются ли они по моему о населении государства? – По видимому, совсем нет. – Пашут ли они землю? Защищают ли они отечество, когда оно угнетаемо бывает? – Нет, они молятся за тебя Богу. – Изрядно; так и я за них молиться буду, а денежки делить станем вместе... Всяк знает, что монахи суть такие люди, которые собираются в монастырь, не ведая друг друга, живут без взаимной любви и умирают без прискорбия. Так вы думаете, что им бы оказали отменную услугу, если бы их растригли. – Да без сомнения; они бы чрез то много выиграли, а государство и того более; отечеству возвратили бы граждан.. Сии мертвые тела извлечены были бы из гробов и тогда бы истинное воспоследовало воскресение. Из их бы домов поделали ратуши, больницы, народные училища или рукодельные заводы. Народ бы от того умножился и все бы художества процветать стали... Для приведения в цветущее состояние правительств надлежит иметь, как возможно, менее духовенства и, как возможно, более худозжников... Монахи все вообще суть убийцы, истребляющие целое потомство». Как видит читатель, монашествующие не считаются здесь даже за граждан и признаются бесполезными не только в счастливые годины существования государства, но и в военное время, когда все классы общества приподнимаются и хотят спасти свое дорогое отечество. – С другой стороны, на западе Европы духовенство (черное и белое) трактовалось в XVIII ст., как опасная политическая сила (клерикализм), с которою постоянно приходилось считаться тамошним государствам, как сословие корыстолюбивое и властолюбивое. От Запада, не отставала в этом случае и вольноумствующая Екатерининская Русь. Стоит только вспомнить Фон-Визинского Кутейкина («Недоросль») и его же эксцентричное «Послание к слугам моим: Шумилову, Ваньке и Петрушке» (Сочинения, изд. 1846 г., стр. 707–708), которым еще в рукописях зачитывались тогдашние интеллигенты, чтобы убедиться, как живуч был в то время взгляд на русских духовных особ, как людей в высшей степени корыстолюбивых и крайне эгоистичных. Кроме беллетристики, взгляд этот беззастенчиво высказывался и в исторической литературе,¹⁷³ которая вместе с тем не преминула кивнуть головой на духовных лиц (преимущественно монашествующих, как более высокопоставленных), как опасных политиканов, и, отчасти выходя из этой тенденциозной, беспочвенной точки зрения, решала вопрос о секуляризации церковных и монастырских имуществ. Так, напр., Щербатов, относивший начало секуляризации ко времени Ивана III и Ивана IV, прямо указывал причину ее в боязни князей и государей усиления чрез имущества влияния монашества на народ и его политического могущества в ущерб власти светской.¹⁷⁴ В этом взгляде, говорит проф. Знаменский, «высказывается вся задняя мысль, которая скрывалась в указах XVIII ст. о секуларизации духовных вотчин. Щербатов ищет для распоряжении Иоанна III и Грозного законного основания; при этом он почти буквально сходится с теми оправданиями и объяснениями, какие изложены в законах Екатерины II.»¹⁷⁵ Высказываемые во всеуслышание, такие взгляды не были, конечно, тайною для самого духовенства. Давно известны они были и нашему преосвящ. историку, что видно из его предисловия к «Вольтеровым заблуждениям,» сочинению аббата Нонота, переведенному под редакциею Евгения (напеч. в 1792 г.); а в 1809 г. он направил уже против некоторых из них первые две главы разбираемого нами «Введения в историю монастырей Грекороссийской церкви» (стр. III–XLIII).

1) Монастыри, по Евгению, обязаны своими богатствами, по ханженскому наживательству последних монашествующими (Болтин), не страсти к корыстолюбию и эгоизму их, a благочестию русского православного народа и вчастности великих князей, царей, бояр и знатных граждан, которые сами иногда строили монастырские обители: а «чрез сие многие монастыри сделались, так сказать, фамильными некоторых знатных родов кладбищами и обращали к себе из рода в род благотворительное внимание потомков, чтительных к памяти своих предков» (стр. VIII). Но «преимущественное усердие потомства к монастырям, говорится далее, обратили добродетели святостию прославившихся отшельников» (стр. IX); отсюда понятно и происхождение монастырских богатых имений, которые, поэтому, только и могут быть названы благоприобретенными. Желая доказать такой, а не иной их характер, преосв. Евгений делает экскурсию в область истории и передает читателю весьма убедительные факты (стр. XIII–XV). Справедливое заключение, к которому он приходит на основании их, следующео: «Монастыри, славившиеся порядком и строгостию правил, во все времена приобретали уважение и щедроты не только от народа, но и от самых великих князей и царей; и потому сохранились чрез несколько столетий в чести и неоскудении» (стр. XXXVII).

2) Удовлетворяя потребностям религиозной настроенности русского общества и с этой стороны в степени полезные, монастыри наши принесли государству громадную пользу в самые несчастный годины его сущесгвования, когда особенно была дорога их услуга. Так, в длинный период татарского владычества, «когда никто почти не был обеспечен в правах своих, народ, бояре и самые князья гонимые безопаснейшее убежище себе обретали только в монастырях, которые, яко места Богу и благочестию посвященные, были щадимы более других мест и самими татарами, пока они еще не обратились в магометанство» (стр. XII). А так как татарские ханы щадили монастырские имения, то многие светские вотчинники нарочно закладывали свои владения за монастыри и чрез то «не им только, но паче, подданным своим (вкладчиками были и князья) оказывали благодеяние» (стр. XV). В смутное время особенно много полезен был государству Троице-Сергиев монастырь: имена его архимандритов – Иocифа, Дионисия и келаря Авраамия Палицына, возбудивших тогда всеобщий патриотизм в сынах России, должны иметь, первое место пред именами Мининых и Пожарских, которых Россия без них тогда, может быть, и не видела бы» (стр. XXI). Вообще, «в военное время (монастыри) не только (своими вещественными запасами) снабжали отечество, но доставляли знатнейшее количество ратников; а иногда сами даже монашествующие выходили на сражение, и как увещаниями, так и примером своим способствовали не меньше других возбуждению всеобщего патриотизма» (стр. XVIII. Далее следуют «доказательства сему», – до стр. XXII).

3) Полезные русскому государству в разные периоды его военного положения, монастыри не менее того были полезны ему и в мирное время, – и прежде всего тогда, когда наше отечество территориально еще не определилось, когда шла их миссионерская и колонизаторская деятельность. Некоторые подвижники, пишет преосв. историк, «поселялись даже на границах и занимались обращением пограничных многих языческих племен, a тем самым распространяли пределы не только веры Христовой, но и самого своего отечества» (стр. X, далее следуют факты из истории Пермско-Вологодского края). «Пользу таковых пограничных монастырей после признали сами государи; и потому, при распространении границ, всегда за нужное почитали заводить на оных монашеские обители, дабы сими святилищами благочестия обратить внимание сосених язычников, а также ободрить к поселению на границах и своих подданных, как то было при населении Украинской линии в ХVI и XVII веке» (стр. XI). Самые «монастырские имения», если смотреть на них с колонизаторской точки зрения, «не меньше других» (княжеских, боярских и пр.) «приносили пользы в отношении к целому государству; ибо кроме того, что монастыри наравне с другими вотчинниками платили сонные и поземельным дани, они, беспрестанно распространяя хозяйство, посредством своих подданных обделали и удобрили многие дикие, впусте лежащие земли и населили оные людьми; осушили великие болота, прокапывали многие каналы и, чрез сообщение оных с реками, прежде других в России открыли хозяйственное судоходство; леса лишние вычищали, а сберегали лучшие; пролагали дороги по местам непроходимым, построили везде на удобнейших местах мельницы и другие заводы; выучивали подданных своих всем нужным для общежития мастерствам и имели самых лучших во всем мастеров; распложали в вотчинах своих наилучшие породы домашнего скота; заводили при своих местах знатные торговые съезды и ярмарки, от чего вокруг их населились потом целые посады и города и обогатились ими» (стр. XVII–XVIII). Здесь, как видит читатель, м. Евгений, констатируя колонизационные услуги, оказанным монастырями русскому государству, вместе с тем затрогивает вопрос и о значении последних для государственной экономии. Вопрос этот он прямее решает в других уже местах своего введения. «Монастырские вотчины, читаем на стр. XV, во все времена бывали несравненно в лучшем состоянии, нежели прочие»; а монахи-вотчинники относились к своим крестьянам и вообще обездоленному, беспомощному люду, гораздо сердечнее, чем кто-либо другой из вотчинников (стр. XVI–XVII). «Успехи (монастырей) в хозяйстве, говорится далее, и тщанием приобретаемое изобилие возбуждало в прочих зависть и алчность, так что напоследок вотчинным монастырям надлежало кормить и довольствовать не одну уже свою братию, нищих и сирот но всех приезжих, а особливо властей духовных, земских и областных, которые неотрицаемо требовали себе кормов, подвод, даров, посулов и других многих поборов, коих одно исчисление может составить длинную роспись» (стр. XXIII–XXIV). Монастыри, наконец, поработали и на пользу просвещения русского народа. «Нельзя сказать, чтобы они, пишет преосвященный, как бы прямо направляя свое слово против автора книги «Человек в 40 талеров», кроме богомолья, ничем тогда (в древне-русский период) не занимались; ибо до заведения в России типографии, в монастырях по большей части для всех Российских церквей списывались богослужебные и другие книги, и у монахов только бывали школы для обучения юношества чтению и письму, далее коих и не простиралось народное просвещение тех времен. Монахи также прежде всех собрали и сохранили российские летописи, и дополняли оные всякими историческими записками до самого запрещены им иметь в келлиях бумагу и чернила» (стр. XXXV-XXXVI).

Однако, как ни полезны были монастырские вотчины для России, правительство все-таки секуляризовало их, причем ограничение вотчинного права монастырей и секуляризация идут с самого начала XVI ст. Где лежат причины этого, по-видимому, ненормального явления, преосв. Евгений почти вовсе не говорит, хотя ему и не безызвестно было, что они кроются отчасти в самой монастырской жизни (стр. XXII, XXVI, XXVII, XXXVI и XXXVII), теневые стороны которой он старается как-будто затушевать.¹⁷⁶ Оттого читатель остается в недоумении, насколько заслуживают доверия взгляды на секуляризацию церковных имуществ наших историков прошлого века, и приходит к убеждению, что здесь то и есть самое больное место Евгениевского введения в Историю монастырей Грекороссийской церкви. Позднее, нашему автору опять пришлось высказаться по вопросу о секуляризации и он опять умолчал о действительных ее причинах, мягко выразившись лишь, что «Императрица Екатерина II, признав неприличными духовенству затруднения в распоряжении вотчинными имениями, изданным в 1764 г. духовным штатом освободила великороссийское духовенство от владения крестьянами».¹⁷⁷ Такое систематическое молчание нельзя, конечно, назвать случайностью, а нужно, кажется, искать объяснения его в тогдашних цензурных условиях... Ведь, сам же Евгений pro domo suо, в письмах к Анастасевичу, проговаривается, что монастырские имущества были секуляризованы по причине признанной высшею светскою властию их экономической бесполезности. Как бы то, впрочем, дело ни было, и при этом пробеле «Введение» читается с удовольствием и ни мало не упало в научной ценности даже до настоящего времени. – Приведенные в нем апологетические доказательства стали с тех пор общим местом однородных работ, а масса статистических данных о монастырях только здесь и может быть найдена.¹⁷⁸ Припомним, что м. Амвросий говорил преосв. автору «Введения», что оно «много украсит» Историю Российской Иерархии (см. гл. I стр. наш. соч.), и он, на самом деле, не ошибся...

***

Кроме «Введения» во 2-ую ч. Истории российской иерархии, перу Евгения принадлежит «Описание Пекинского монастыря» (стр. 489–500). «Во 2 ч. Истории российской иерархии, писал он Анастасевичу 16 авг. 1814 г, статья о Пекинском монастыре вся моего сочинения и собрана из записок синодских и последней нашей миссии, выехавшей из Китая в 1808 г.» (Древняя и Новая Россия 1880, т. 18, стр. 351–302). Здесь, однако, пр. Евгений умолчал об одном, весьма солидном, своем источнике, – мы имеем в виду Дипломатическое собрание дел между Российским и Китайским государствами, происходивших с 1619 по 1792 г., учиненное государственной коллегии Иностр. Дел московского архива канцелярии советником H. Б-Каменским 1792 г.». Собственноручные выписки преосвященного из этой книги сохранились в рукописном сборнике Киево-Софийской соборной библиотеки № 506 (или 505), причем замечено о ней, что она «прислана была ему от автора для прочтении и выписки по случаю сочинения истории Пекинского монастыря в 1809 г.» Сделанная выписка почти целиком вошла в эту историю. «Огромную книгу Б.-Каменского (603 листа) читал я, сообщал Евгений тому же Анастасевичу 22 апреля 1819 г., из нея всю почерпнул статью о Пекинском монастыре во 2 ч. Истории российской иерархии». «Эверс, прибавляет он тут же, перевел уже ее и на немецкий язык в своем Sammlung Russischer Geschichte». Сам ученый архипастырь впоследствии времени несколько переделал свою статью и, отсылая ее чрез Анастасевича в редакцию «Сибирского Вестника», извещал, что он на этот раз воспользовался еще кой-чем из «трех собственноручных тетрадей бывшего в Пекине архим. Софрония Грибовского». (Древн. и Новая Россия 1881 г., февраль, стр. 305; письмо от 6 янв. 1822 г).¹⁷⁹.

В последнее время появилась обстоятельная «История Пекинской миссии» (Казань 1887 г., ч. 1 и 2) архимандрита Николая Адоратского. Нет, поэтому, нужды обращаться уже к статье Евгения за сведениями об этой последней, но обращаться за сведениями о самом монастыре и до сих пор приходится к ней. Перечисляя источники, которыми пользовался о. Адоратский, он говорит о статье, помещенной на страницах Истории российской иерархии, что все сведения, заключающиеся здесь, «собраны одним членом восьмой (Пекинской) миссии, студентом Липовцевым»¹⁸⁰. Но после всего сказанного нами об этой статье приходится или отказаться от такого предположения, или же во многом ограничить его.

В свое время Евгениевское «Описание» было довольно ценно, как составленное на основании документального архивного материала, сохранившегося в св. Синоде и в московской коллегии Иностр. Дел. Цены этой долгое время оно не могло потерять и потом, так как «Дипломатическое собрание».... H. H. Б.-Каменского отпечатано только еще в текущем десятилетии (Казань, 1882 г.). Его (Описания), как мы знаем, не миновал и архим. Николай.

К чести высокопреосв. Евгения и для пользы наших историков нелитним считаем заметить, что первый собрал весьма много хороших материалов как для истории Пекинской миссии, так и самого Китая и некоторых восточных окраин нашего обширного отечества, напр. Манджурии (рукой, сборн. Киево-Соф. собор, библиотеки №№ 505 и 506). Материалы, касающиеся миссии, состоят из записок о ней, различных инструкций (есть и подлинные, – напр. архим. Софронию от 24 февр. и 16 авг. 1793 г.), данных из коллегии Иностр. Дел, синодальных указов, «Листов» из правительствующего Сената в трибунал Иностр. Дел Китайского государства, биографических сведений об архимандритах в миссии, рапортов Пекинских студентов иркутскому губернатору от 1805 г. и пр.

В четырех следующих частях Истории росс. иерархии м. Евгений, как мы уже знаем, поместил описания всех воронежских и вологодских монастырей. Вовсе не касаясь первых, мы прямо поведем речь о последних.

В библиотеке вологодского Софийского собора хранится, говорит г. Суворов, «описание монастырей вологодской епархии, ныне находящихся и прежде бывших» (числом 88) с пометою преосв. Евгения: «сие описание сочинено в 1809 г. Но после поправлено и умножено, и по статьям все гораздо полнее и неправ-де напечатано в Истории росс. иерархии в словаре епархиальных монастырей»¹⁸¹. Другой экземпляр «Описания», тоже черновой, поправочный сохранился в Киево-Соф. соборной библиотеке за № 167. Здесь сначала сообщаются сведения «о монастырях бывшей устюжской епархии» (числом 40), л. 1–36 in fol, а затем «о монастырях вологодской епархии» (числом 39), л. 1–26, – начатое описание монастырей по уездам далеко не окончено. В этом экземпляре (вологодская нам не пришлось видеть), переписанном писцем и едвали не представляющем первую редакцию. Описания и потому относящемся к 1809 г.,¹⁸² вновь написана рукою Евгения целая статья об Устьвымской арх. пустыни и им же сделано множество поправок и дополнений, большею частию существенных¹⁸³ там, где приводятся разные грамоты, касающиеся монастырей, ученый иерарх делает в конце описание их печатей и внешнего вида (материалы для сфрагистики и палеографии), а в самом тексте – иногда поправки, – очевидно, он сам сверял копии с оригиналами, контролировал переписчиков и, таким образом, гарантировал безошибочность и верность с подлинниками отпечатанных в Истории росс. иерархии документов (см., напр., ст. о Глушицком Покровском монастыре и грамоты Корнилову монастырю, л. 27–48). Это обстоятельство говорит, с другой стороны, и за то, что преосв. Евгений нисколько раз принимался за отделку «Описания» и хотел представить его читателям в возможно усовершенствованном виде. Начал же он его вскоре по приезде в Вологду, причем ему стоило громадных усилий, чтобы придать своему труду желанную полноту.

В самом деле, ни одного порядочного пособия ученый исследователь не имел под руками, когда задумал «Описание». Сочиненное «в духовной преосв. Иосифа, eп. вологодского и белозерского, консистории в 1772 г. известие о вологодской епархии, о преосвященных архиереях, о училищах, о монастырях, церквах и городах» не давало ему почти ровно ничего. Вот что сообщалось там о монастырях: «Святодухов мужеский монастырь в г. Вологде; a кем и когда построен, о том знания не отыскалось»; или: «Св. пророка Илии, что в Каменье (в г. Вологде) мужеский (ныне приходская церковь) монастырь; а когда и кем построен, значельства не отыскалось»; «Покровский Глушицкий мужеский монастырь, от г. Вологды в 40 верстах, при р. Глушице, да при оном же монастыре состоит малый монастырь, что на Сосновце, от большого монастыря в 4 верстах; построены преп. Дионисием, глушицким чудотворцем, большой – в лето от сотв. мира 6901, а от P. X. 1393, малой монастырь – от сотв. мира 6928, а от P. X. 1420 г.» Такие же точно сведения, говорит Суворов, сообщаются в «Известии» и о всех прочих монастырях. Правда, они были пополнены в 1781 г., когда Академия Наук затребовала их себе; но пополнены опять-таки весьма недостаточно. О Глушицком монастыре, напр., послано было только то прибавочное сведение, что он построен преп. Дионисием, по благословенно Григория, eп. ростовского, иждивением тогда владеющего округ озера Кубенского кн. Димитрия»; а о «малом» Глушицком монастыре в настоящем донесении не сказано ни слова, как бы он уже и не существовал» (Суворов. У него же приведены и другие примеры). В просмотренном нами рукоп. сборнике Киево-Софийской соборной библиотеки № 182 (см. выше 48 стр.), прекрасно знакомом Евгению, сделано описание всего лишь 17 вологодских монастырей (стр. 881–349), и большинства – на нескольких строках. Счастливое исключение представляют только два монастыря – Кирилло-Белоозерский (стр. 331–335) и Спасо-Прилуцкий (стр. 335–339). – Само собою понятно, после всего этого, что ученый, располагавший серьезно заняться историею вологодских монастырей, не мог довольствоваться подобными данными, – ему нужны были новые данные; a таковые в обилии заключались в архивных материалах. За поисками этих последних преосвященный Евгений и отправился, как только решил составить свое «Описании». Посетив летом 1808 г. некоторые места ввереной ему епархии, он сообщил о впечатлениях поездки и вместе с тем, надо полагать, о сделанных им литературных приобретениях м. Амвросию Подобедову¹⁸⁴. Последний отвечал ему в августе того же года: «Довольно объехали и видели. Приятно будет, если, что найденное вами любопытным, сообщите оное свету. Достойно вы посетили Устьвымское селение и видели гробы (с надписями?) пастырей»¹⁸⁵. Кроме настоящей поездки энергичный архипастырь предпринимал и другие, как то видно из писем его к Македонцу от сентября 1808 и 25 сент. 1809 г.¹⁸⁶, и, без сомнения, не оставил без осмотра ни одного монастырского архива. При этом некоторые исторические памятники он брал с собою, напр., из Корязкинского монастыря другие памятники и материалы просил доставить ему в копиях, а третьи – прямо в подлипниках. «Мы слышали от одного здешнего сторожила, современника преосвященного Евгения, пишет г. Суворов, что из всех концев епархш в то время доставляемы были в вологодский архиерейский дом архивные материалы целыми возами» (стр. 739, прим.). Обращаясь к самому «Описанию», действительно убеждаешься, что наш автор сплошь и рядом эксплоатирует эти, нетронутые ранее, материалы. Так, говоря о Глушицком монастыре, он приводит несколько жалованных ему грамот, «замечательнейших, найденных в (монастырской) архиве старых дел» (История российской иерархии ч. III, стр. 704); по вопросу о начале, Булавинской Богоявленской пустыни ссылается на «одну старинную сего монастыря записку» (ib., стр. 464–465); в статьях об Иоанно-Предтечовом Устюжском монастыре (История российской иерархии ч. IV, стр. 315–317), Прилуцком Николаевском (V, стр. 646–648), Сольвычегодском (VI, стр. 183) и Филипповской Знаменской пустыни (VI, стр. 593–594) цитует переписные книги 1678 г., перепись 1722 г. и «Генеральное свидетельство 1728 г.» (ч. V, стр. 647), для статьи o Kоряженском Николаевском монастыре (IV, стр. 778–786) пользуется писцевыми Сольвычегодскими книгами 1630 и 1678 г., описью 1740 г. и кормовыми книгами; для статьи о Каменном монастыре (III, стр. 325–341) – «летописью или сказанием о Спасо-Каменном монастыре, собранным» после пожара 1472 г. «из записок и известий старцем Паисием Ярославовым» (к этой летописи наш автор относится критически и поправляет ее, – стр. 327–328, примеч.), и т. д. Все грамоты, кроме того, – жалованные, несудимые, ставленный, – публикуемые преосвященным Евгением при описании некоторых (но не всех) вологодских монастырей, найдены нигде иначе, как в их же архивах (ч. III стр. 705–734, 281–295, ч. IV, стр. 660–772, ч. V, 433–445, и пр.). Местами встречаются у него ссылки на рукописные летописцы, напр. устюжский – в статье об Иоанно-Предтечевом Устюжском монастыре (ч. IV, стр. 315–317). В его же распоряжении был, вологодский летописец господина Слободского» (1341–1685 гг.), по временам сообщающий краткие сведения и о вологодской иерархии, и в частности о тамошних монастырях (см. годы 1341, 1447, 1452, 1481, 1537, 1542, 1568, 1631, 1643 и 1685)¹⁸⁷. – Не мог он обойтись без рукописных житий святых основателей того или другого монастыря, находящихся, как увидим ниже, в архиве вологодского Софийского собора. Наконец, преосвященный Евгений не пренебрегал при составлении своего «Описания» надписями на иконах, на «дсках» и пр. (см., напр., ст. о Коряжемском Николаевском монастыре, История российской иерархии, ч. IV, стр. 780, 783–784). Все это приходилось отыскивать ему самому – непосредственно или чрез посредство других (по его указанию и распоряжению), – просматривать, прочитывать и выбирать оттуда все, что требовалось самым планом «Описания». Труд, без сомнения, громадный¹⁸⁸; но, с другой стороны, и в высшей степени плодотворный: под пером Евгения, говорит специалист – историк вологодского края Н. И. Суворов, «состоявшие дотоле из немногих строк сухие известия о многих вологодских монастырях обратились в толстые, наполненные любопытными и интересными материалами, тетради, и о большой части обителей вологодских явились сведения, дотоле совершенно неизвестные» (стр. 740). Вместо, например, прежней четверти листа, занятой описанием Корнильево-Комельского монастыря (рукопись вологодского Софийского собора), теперь явилось целых 7 печатных листов (История российской иерархии, ч. IV, стр. 651–772).

Как (отчасти) в описании этого монастыря, так и других преосвященный исследователь говорит: о местонахождении монастыря по отношению к губернскому или уездному городу, происхождении его названия, времени, поводе (случае) и виновнике его основания¹⁸⁹, угодниках, коими прославился монастырь (есть ли им служба и когда творится их память), виде настоятельства – игуменского, строительского и архимандричьего, монастырских церквах (время их построек, перестроек и пр.) и других зданиях, количестве братии (редко) и числе священно-церковно-служителей, если известный монастырь упразднен и преобразовать в приходскую церковь, достопримечательных событиях и предметах¹⁹⁰, количестве крестьянских душ и дворов, коими владели монастыри до штатов 1764, и сумм шедшего с них оброка в пользу монастырей, монастырских угодьях (редко) с доходами с них, ярмарках при монастырях и, наконец, вкладах, какие получали монастыри от тех или иных жертвователей. Ответы на все эти вопросы входили вообще в план Евгениевского «Описания»; но он отвечает не на всякий из них в каждом отдельном описании того или другого монастыря. Разбирать эти описания, делать их оценку мы не будем, так как не имеем непосредственного знакомства с тем архивным материалом, над которым оперировал наш преосвященный автор, и так как считаем это излишним для характеристики самого его – с одной стороны, и малополезным для церковно-исторической науки – с другой. Достаточно заметить, что митрополит Евгений является в них тем же, что и в описаниях монастырей воронежской епархии. Он «имеет в виду установить внешний исторический факт, отметить перемены в положении изучаемого им объекта..., с большим вниманием относится к дате основания монастыря, пожалованию, царской грамоте, смене одного лица другим»¹⁹¹, и с меньшим к подкладке явлений, к внутренней, бытовой стороне жизни, которую в огромном большинстве случаев вовсе даже игнорирует. До некоторой степени пробел этот восполняется в данном случае опубликованием многих монастырских грамот, чего нe было сделано при описании воронежских монастырей.

Дальнейшие розыскания в области истории вологодских монастырей дали возможность исследователям местами поправить преосвященного Евгения, местами дополнить, причем, однако, они, при составлении своих описаний, не могли уже обойтись без его работ¹⁹². Новые описания начали выходить в свет еще с 40-х годов. Особенно много потрудился тут Н. И. Суворов¹⁹³. Перечислим эти описания, насколько они нам известны или по указателями или по непосредственному знакомству: 1) Описание вологодского Спасо-Прилуцкого монастыря, составленное П. Савваитовым, Спб., 1844 г. 2) Описание вологодского Спасо-Каменного Духова монастыря, его же. Спб., 1860 г.; 8) Спасо-Прилуцкий монастырь (XIV в.) (Вологодские губернские ведомости 1865 г. № 10); 4) Несколько новых сведений для истории Спасо-Прилуцкого монастыря, Н. Суворова. (Вологодские епархиальные ведомости, 1874 г., №№ 13 и 16); 5) Описание Спасо-Каменного, что на Кубенском озере, монастыря, Н. Суворова. (Вологод. епархиальные ведомости, 1871 г., №№ 1–10; есть и отдельный оттиск, 1871 г., 87 с. in. oct.); 6) Описание Павло-Обнорского монастыря, ib., 1866 г., №№ 3–7; 7) Лопотов монастырь, ib., 1875 г., №№ 18–20; 8) Глушицкий монастырь, ib., 1876 г., №№ 16–23; 9) Исторические сведения об упраздненном Авнежском Троицком, монастыре вологодской епархии, ib., 1869 г., №№ 11 и 12; 10) Владимирская Заоникиева пустыня, H. Суворова, ib. 1865 г., №№ 11 и 12 (есть отдельные издания: первое 1865 г., второе – 1875 и третье – 1888 г.); 11) Описание Спасской Ульяновской пустыни, С. Мельников и Н. Суворов (Волог. губерн. вед., 1867 г., №№ 2 и 3); 12) Описание Арсениево-Комельского монастыря, H. Суворова, (Волог. епарх. вед. 1869 г. №№ 2–4, и 1870 г., №№ 2–3); 13) – с приложением сведений о двух, основанных преподобным Арсением, ныне упраздненных, пустынях: Арсениево-Маслянской и Александро-Коровиной; 14) Сольвычегодский монастырь, (Иллюстрированный листок, 1862 г., № 42) и 15) Новое церковно-историческое открытие. Неизвестный составителям Истории российской иерархии Николаевский женский монастырь, бывший близ Спасо-Прилуцкого монастыря, в XVII в., Н. Суворов (Волог. еп. вед., 1864 г., № 2). Кроме этих своих статей г. Суворов в «Известиях Истор. Археологического Общества», т. 3, вып. 4, столб. 301–327, отпечатал кормовую книгу вологодского Спасо-Прилуцкого монастыря, и в № 47 Волог. губ. вед. за 1860 г. заметку о «времени основания горная Успенская девичьего монастыря в Вологде».

Как ни много, по-видимому, описано после уже преосвящ. Евгения разных вологодских монастырей, но все же далеко еще до описания всех 88 монастырей бывшей вологодской епархии.

H. И. Суворов предполагает, еще, что перу того же ученого архипастыря принадлежит и описание 24 Белоезерских монастырей, с 1658 по 1788 г. причисленных к вологодской епархии (стр. 737). Но это – только предположено, не более. Между тем на отдельном, напр., оттиске из III ч. Ист. рос. иерархии «описания Кириллова Белоезерского монастыря» (Москва, 1811 г., стр. 1–117 in fol.) прямо помечено, что оно «учинено первоклассного Юрьевского монастыря архимандритом и новогородской семинарии ректором Амвросием».

***

В той же самой рукописной книге вологодского Софийского собора, где помещено только что разобранное «описание монастырей вологодской епархии, ныне находящихся и прежде бывших», помещается еще составленное Евгением «Историческое сведение о вологодской епархии и о пермских, вологодских и устюжских преосвященных архиереях» (числом 42). «Сочинено» это сведение, как замечает тут сам преосв. автор, «1811 года». Hесколько экземпляров, его имеется и в Киево-Соф. соборной библиотеке – №№ 188, 161, 166 и 167. – экземпляров, неодинаково полных и исправных. Разница между ними дает начало четырем редакциям «Сведения» или даже пяти, если иметь в виду вологодский экземпляр. Самая первая редакция – это вологодская, самая «последняя – № 161, а предпоследняя – № 166.0¹⁹⁴ Предпоследнею мы и будем пользоваться при знакомстве er, трудом Евгения, так как последняя редакция не сохранилась в целом своем виде и так как она представляет из себя только беловой список предпоследней, почти ни в чем неизмененный и, быть может, назначаемый автором для печати. Та и другая редакция относится приблизительно к 1820 году: в них есть ссылка на VIII т. Истории Государ. Российского Карамзина, вышедший в этом году, и упоминание об удалении в это же время на покой вологодского епископа Антония Знаменского.

«Историческое сведение о вологодской епархии» (без сведения о тамошних преосвященных) в 1865

г. было опубликовано на страницах вологодских губернских ведомостей (52–58, № 8), – и опубликовано, если не ошибаемся, целиком. К сожалению, нам не удалось найти полного экземпляра этих ведомостей, а в экземпляре Императорской публичной библиотеки стр. 58–54 нет. Поэтому, мы будем руководиться при знакомстве с «Сведением» рукописью киево-софийской библиотеки № 166. – Хотя, как мы сказали, оно появилось в печати только в 1865 г., но им еще в 1857 г. воспользовался П. И. Савваитов для своей статьи «Об учреждении вологодской епархии», сначала печатавшейся в «Вестнике исторического русского географического общества» за 1857 г. и потом без изменений перепечатанной в «Вологодских епархиальных ведомостях» за 1865 г., № 5, стр. 164–169, и № 6, стр. 196–201 (их мы и будем цитовать); в последних, кроме того, H. И Суворовым сделаны «Дополнения к статье об учреждении вологодской епархии» (ib., стр. 170–180, 201–210, и № 7, стр. 235–241). Правда, г. Савваитов ссылается на рукопись нашего автора, бывшую у него в копии (см. примеч. 16), всего лишь один раз по вопросу о титуляции преосвященных, вологодских в конце XV ст. (ib), но, сравнивая ее с его статьею, можно установить большую зависимость последней от первой. Так, Савваитовым заимствованы у Евгения сведения о тех местностях, которые до учреждения самостоятельной вологодской или пермской епархии были подчинены в иерархическом отношении новгородским и ростовским владыкам (стр. 164, 165 и 167). Самые факты, констатирующие эту подчиненность, чуть ли не на половину теже самые, что и в «историческом сведении», – Савваитов или вновь, или точнее указал лишь те источники, откуда преосв. историк заимствовал эти факты.¹⁹⁵ Далее, – сообщения г. Савваитова о присоединении к вологодской епархии уездов белоезерского и пошехонского, об учреждении епархии великоустюжской и ее пределах (стр. 198–200), о присоединены к вологодской епархии уездов вольского и никольского (стр. 200–201) – весьма близки к сообщениям о том же м. Евгения, что, конечно, может быть объяснено пользованием одними и теми же источниками, именно, разными грамотами и указами, которые Евгений должен еще был розыскивать по вологодским архивам, а Савваитов имел уже готовыми в «Актах археографической экспедиции» (т. IV, №№ 107 и 155), бывшей в вологодских краях в 20-х годах, в портфелях археографической комиссии (примеч. 44 и 48) и в «Полном собрании законов Российской Империи». Хронология преосв. Евгения и вообще все почти «Сведение» исторически верно. Исключение составляют: сообщение о начале постройки Сольвычегодского собора в 1510 г. (в 1558 г.), по «Летописцу о г. Сольвычегодске, о подчинении устюжской епархии вологодской в 1786 г. (в 1788 г.), об учреждении костромской епархии в 1742 г. (в 1744 г.) и об отписи вольского уезда из холмогорской епархии в вятскую в 1786 г. (в 1788). Относительно же отписи от вологодской епархии к вятской Устьвыма, Яранска и Вожемска с уездами в настоящей редакции «Сведения» сказано, что она произведена в 1672 г., а в редакции более ранней (рук. № 138) – в 1676 т., как действительно и было (Савваитов, стр. 169). Время отхода (3 июля 1787 г.) от вологодской епархии к новгородской Белоезерска и Чаронды у Евгения обозначено более точно (рук. № 161), чем у Савваитова (стр. 201). –

Но не смотря на все свои ученые достоинства, труд нашего автора в настоящую пору не важен уже для историка русской церкви, – последний, в случае надобности, всегда будет обращаться к г. Савваитову и дополнившему его, на основании новых архивных, части консисторских данных, ускользнувших от внимания Евгения, H. И. Суворову. Будь «Сведение» опубликовано в свое время, его отечественная историческая наука встретила бы с радостью. И это потому, что ранее, в конце XVIII ст., хотя и были собраны кое-какие известия об учреждении вологодской епархии, но известия эти крайне скудны, недостаточны. Переписанные на трех столбцах, они хранятся теперь в рукописном сборнике шево-софийской соборной библиотеки (№ 167, л. 50 об. и 51 in fol.), что дает нам возможность познакомить читатели с их характером. «Состоящие ныне под ведомством вологодской епархии города и уезды, говорится там, были под ростовской епархией». Из «Сведения» же Евгения известно, что, кроме ростовской, некоторые города вологодской губернии подчинялись в церковном отношнии новгородским преосвященным; те и другие города им точно и указаны. Фактов, доказывающих подведомственность вологодских городов ростовской епархии, в известии XVIII ст. не приведено ни одного. Год и виновники основания пермской епархии хотя и указаны, но не указано время присоединения Вологды к Перми (1492 г.), равно как и подчинения Перми Вологде и потом Вятке. Вообще, объем вологодской епархии, то расширявшейся, то съуживавшейся, остался для самого составителя (Известия) неясен и обрисован им неполно, да и неверно. Пробел этот первее всего и стал восполнять преосв. Евгений, делая громадный добавления на соседних столбцах того же самого списка (№ 167). Здесь им было положено прекрасное начало своему «Сведению», которое, со временем, ему удалось еще более обработать (рукой, киево-соф. соб. библиотеки за №№ 188, 167, 166 и 161), тем значительно облегчить труд П. И. Савваитова и чрез него сослужить, так. обр., службу родной исторической науке.

Непосредственно за «Историческим сведением о вологодской епархии» во всех известных нам редакциях следует «Историческое известие о пермских, вологодских и устюжских преосвященных архиереях (числом 30), а в редакциях №№ 167 (л. 4–24), 138 и экземпляре библиотеки вологодского Софийского собора еще «Список преосвященных архиереев великоустюжских и тотемских» (числом 12). Как и сама епархия, вологодские иерархи еще до Евгения имели своего историка. Приехав в Вологду, он там нашел уже готовое «Известие вологодской епархии о преосвященных архиереях. Сочинено в духовной преосвященного Иосифа, епископа вологодского и белоезерского, консистории в 1772 году, с дополнением о бывших по сем преосвященных»¹⁹⁶. Известие это также хранится теперь в библиотеке киево-софийского собора в сборнике № 167 (л. 33–51) и также, как известие об епархии вологодской, неполно и ошибочно, особенно касательно преосвященных, бывших до ХѴІІІ-го столетия. Прежде всего в нем нет ни слова об епископах пермских (5-ти), бывших у Зырян на Устьвыме до присоединения Вологды к Перми. Об остальных (31) обещаны. Следующие сведения: «когда были в оной (вологодской) епархии преосвященные архиереи, с показанием имян и прозваний их, также когда кто посвящен и где скончался, откуду родом и что достонамятного учинил, и какие над гробами их имеются надписи».

Но от обещания далеко еще до исполнения, по крайней мере, желательного. О первом же епископе пермском и вологодском, неправильно названном здесь Алексеем, только и сообщено (да и то не так), что он посвящен в 1503 г., и далее следует оговорка: «А когда скончался и откуда родом был, и что достопамятного учинил и где погребен, знания не отыскалось». Относительно 2-го епископа Никона указан лишь год погребения, относительно 3-го (Пимена) и 4-го (Алексея) – год посвящения и монастыри, в коих они настоятельствовали до посвящения; о всем же остальном «знаний (опять) не отыскалось». 5-й епископ только назван, – и то неправильно (Афанасием вместо Киприана, который поставлен 8-м), и так далее... Но если составитель «Известия» сплошь и рядом, особливо на первых порах, не сдерживаете своего обещания то относительно одного, то относительно другого вопроса, или иногда перепутываете даже самый порядок вологодских святителей, за то по местам у него встречаются сведения совершенно верные, – и чем ближе к его времени, тем полнее и вернее. Сведениями этими безусловно воспользовался потом наш ученый иерарх, сделавший с другой стороны в самом «Известии» значительные дополнения и исправления, результатом которых явилось его собственное «Историческое сведение».

Свои поправочные и дополнительные работы преосв. Евгений начал производить вчерне на соедних столбцах «Известия, список с которого был у него под руками и которое, как мы уже говорили, находится в настоящую пору в библиотеке киево-софийского собора. Прежде всего он хочет установить порядок пермских, вологодских и белоезерских преосвященных, с каковою целию делает выписки из Селлия и из помянника Лонотовского монастыря и из помянника же монастыря Прилуцкого. «Вернее всего, замечает Евгений, порядок указанный в этом последнем (л. 50 оборот.)¹⁹⁷. Но так как и он не чужд неполноты и путаницы, то Евгению приходилось для восстановления истины прибегать к источникам более компетентным. «Порядок пермских и вологодских епископов, пишет он в примечании к «Сведению», по синодикам соборному Софийскому, Спасоприлуцкому и Лонотовскому, а также по каталогу консистории, 1779 года сочиненному¹⁹⁸, и по Селлиевой иерархии, и по Истории российской иерархии весь перемешан и число епископов по всем сим спискам различно, a многие между ними вставлены та-те, которые никогда в Перми и Вологде не были. И для того по справкам, сколько отыскать возможно было в летописях и архивских записках, предлагается здесь достовернейший список». Список этот, действительно, оказался настолько достоверным, что позднейший специалист – историк вологодской иерархии H. И. Суворов, «располагавший уже многими новыми архивными данными», ни мало не изменил установленный в нем порядок преосвященных и лишь вставил пропущенного нашим автором архиерея Макария (1617–1620)¹⁹⁹. Достоверность его, бесспорно, обусловливается внимательным изучением нужных источников, преимущественно самим же Евгением отысканных, их количеством и качеством. Источники эти, давшие вместе с тем материал для всего вообще «Исторического сведения», общеуказаны автором в вышеприведенной цитате и частнее в самом сведении. Кроме того, Евгению помог «Вологодский летописец господина Слободского», дающий несколько сведений о вологодских иерархах, напр., под 1685 г. о смерти и погребении епископа Симона. В вопросе о месте погребения первых 5-ти пермских преосвященных Евгений руководился, конечно, собственными своими наблюдениями в Устьвыме (см. письмо к нему м. Амвросия). Начиная же с биографии Иосифа (вологодский архиепископ с 1708 г.), наш историк много пользуется уже «Известием», которое аккуратно списывает все надгробные надписи²⁰⁰ и с другой стороны, будучи составлено в консистории, руководится оффициальными записями, а также указами и гранатами, данными вологодским преосвященным и настолько еще сравнительно новыми, что для отыскивания их не приходилось разрывать беспорядочные кучи старых и полугнилых, трудно разбираемых, архивских бумаг. И если биографии Иосифа-Амвросия Юшкевича (19–22 епископы) немного дополняются, биография eп. Пимена (23) почти целивом уже заимствована Евгением из «Известия» и лишь об отношении этого иерарха к семинарии прибавлено как-будто свое но и то, оказывается, заимствовано из приложенной к «известию» неполной истории вологодской семинарии (л. 52). Тоже самое следует сказать о биографиях следующих епископов: Серапиона и Иосифа II (Золотого). Биография последнего, впрочем, в «известии» гораздо полнее²⁰¹, – Евгению оставалось только сократить ее и с своей стороны добавить, что архимандрит Иосиф в 1758 г. был из тульского Предтечева монастыря переведен в московский Высоко-петровский. Тоже наш автор сделал по отношению к биографии Иринея Братановича, Арсения Годорского и Антония Знаменского. Пользуясь так широко «Известием» 1772 г., Евгений, однако, ни разу не упомянул о нем. Не упоминает он также и о другом своем пособии, составленному между прочим тоже на основании рукописных житий святых, устюжского летописца, вологодского летописца Слободского и др., и отмечающем время построения церквей, монастырей, время жизни угодников, вологодских преосвященных и проч. (с. 23–52), – это «Исторические и топографические известия по древности о России и частно о городе Вологде и его уезде, из разных печатных и рукописных российских и иностранных книг и из собственных примечаний собранные и сочиненные А. А. Засецким 1777 г., а потом от него же с пополнением исправленные по 1781 г. Москва. 1782». В экземпляре, бывшем у м. Евгения, есть кое-какие, не особенно важные дополнения, сделанные его рукою (стр. 84, 38 и 39)²⁰². «Сведение» Евгения оканчивается его собственною короткою автобиографиею, доведенною в начальных редакциях до 1811 г., а в последних двух до 1812 г. – Что касается Евгениевского «Списка преосвященных архиереев великоустюжских и тотемских», то прежде его еще, в 1791 г., штаб – лекарем Фризом была составлена небольшая роспись под заглавием «Имена бывших в велико-устюжской провинции епископов»²⁰³. Но роспись эта, кроме имен, года поступления на устюжскую кафедру и места, откуда прибыл тот или другой преосвященный, ничего не дает. Гораздо более нашему автору мог дать находившийся в его библиотеке «Летописец о великом граде Устюге, собранный и написанный в вечное воспоминание впредь будущим родом из разных харатейных книг и достоверных повествователей, в тыя лета и времена житие свое продолжающих, и от преемников их последи бывших и ныне настоящих самовидцев»²⁰⁴. Но с одной стороны неизвестно еще, когда и как летописец этот перешел к Евгению (может быть уже после 1817 г., на котором он оканчивается в его списке); а с другой – ему не было в нем и надобности, так как он получил от кого-то готовый «Каталог преосвященных архиереев бывшей устюжской епархии²⁰⁵, оригинально расположенный по месту погребения преосвященных (в устюжском Успенском соборе и «не в соборе»). Каталог, этот, только лишь в двух местах поправленный рукою Евгения, всецело вошел в его список и сам, главным образом, составлен по указанному летописцу, не значительно исправленному им (см. напр., о дне прибытия в Устюг последнего преосвященного Иоанна, который в летописце указан на 20 октября вместо 22). Евгений добавил к каталогу фамилии архиереев, время хиротонии там, где оно не указано, а указано только время приезда на паству (см. напр., об епископе Александре) Боголепе и Пахоме), или же указано неточно (Феодосий), год увольнения на покой Иосифа, устройство Варлаамом загородного архиерейского дома, день смерти Луки Копашевича и год смерти Феодосия. Добавления, как видит читатель, не особенно важны и могли быть сделаны на основании оффициальных данных. По этой причине мы с своей стороны признаем «Список преосвященных устюжских» постольку лишь принадлежащим нашему ученому иерарху, поскольку он санкционировал его своим собственным именем и проверил при помощи некоторых нелетописных источников. Долгое время хранившийся на полках соборных софийских библиотек – киевской и вологодской, он был, наконец, отпечатан, с незначительными дополнениями, в 1862 г. прот. Румовским в его «описании великоустюжского Успенского собора» (с. 53–59) и, таким образом, стал общим достоянием историков российской церкви.

Приблизительно около того же времени было опубликовано и Евгениевское «Историческое сведение о пермских, вологодских и устюжских преосвященных архиереях». Сначала на страницах (60–73) «Описания вологодского софийского собора Н. И. Суворова (Москва. 1863 г.) появились только отрывки его²⁰⁶. А потом все, без малейшего изменения, отпечатала его тот же автора в 1865–1867 г. г. в цитованных уже нами статьях своих под заглавием «Исторические сведения об иерархах древне-пермской и вологодской епархии», причем сделала к ним собственные ученые и обширные примечания. Список, с которого отпечатано им «Сведение», принадлежит к 1811 г. и, следовательно, не из числа тех, кои составляют две последние редакции (киево-соф. соборн. библиот. №№ 166 и 161) и которые Евгений поправлял после уже 1811 г.²⁰⁷. Читатель легко убедится в этом, если мы заметим только, что в списке вологодского Софийского собора оставлены все надгробный надписи, а потому отпечатаны и Суворовым, тогда как (о чем мы имели случай заметить выше) в позднейших редакциях они выпущены. Но он но будет, конечно, много тужить об этом, так как примечания самого г. Суворова гораздо полнее Евгениевских поправок и, что также весьма важно, более аргументированы в научном отношении, – каждое из них почтенный автор сопровождает точною ссылкою на грамоту, указ или какой-нибудь другой убедительный источник, чего, к сожалению, не делает (по крайней мере по отношению к грамотам и указам) наш преосвященный историк. Содержание «Исторические сведения» редко дает более того, что должно бы дать и отчасти дал составитель «Известия». Кроме годов рождения, обучения и смерти того или другого преосвященного, места его погребения, годов той или иной службы до принятия епископская сана и годов служения на вологодской кафедре, в некоторых биографиях сообщены Евгением кое-какие подробности, именно, что такой-то епископ был на таком-то соборе или что при таком-то епископе «заложен», подновлен такой-то храм, или колокольня, или стена городская, отлит колокол, заведена и улучшена семинария и что один из епископов (Питирим) составил канон. Все эти подробности, не бесполезные для историка русской церкви, на самом деле далеко недостаточны и читателю хотелось бы видеть за ними нечто более важное и существенное. Очищенное и от них, «Сведение» преосв. Евгения вошло в 1-ю ч. Истории российской иерархии, изд. 1827 г., стр. 348–357 и 394–395.

***

Наконец, в бытность свою на епископской вологодской кафедре преосв. Евгений составил «Краткое сведение об угодниках Божиих, по вологодской губернии почитаемых» (числом 73). Сведение это, с небольшими подстрочными добавлениями г. Суворова, напечатано в «Вологодских епарх. Ведомостях» за 1864 г., № 1, с. 9–20 и, без всяких добавлений, в книге Верюжского «Исторические сказания о жизни святых, подвизавшихся в вологодской епархии, прославляемых всею церковию и местночтимых» (Вологда, 1880 г., с. 8–16). Две рукописи «Сведения» хранятся в библиотеке киево-софийского собора за №№ 167 (первая редакция) и 138 (беловой, полный экземпляр) и одна (нам непосредственно неизвестная) в библиотеке вологодского софийского собора. В первой же библиотеке за № 137 сохранилось перешедшее от м. Евгения и одно из главных пособий, коим он пользовался для своего «Сведения», – это – «Каталог российских святых» или «Книга глаголемая российских святых благоверных князей и благочестивых княгинь, преосв. митрополитов, и архиепиекопов, и епископов, и архимандритов, и игуменов, преподобных святых отец, в коем граде или области, или в монастыре, или в пустыни пожиша и чудеса сотвориша, всякого чина святых, и где кто положен»²⁰⁸. На ряду с немногими поправками чьей-то посторонней руки встречаются здесь и поправки руки преосвящ. владельца рукописи. Они сделаны относительно святых новгородской, псковской, вологодской и древне-пермской епархии и касаются главным образом: 1) топографии монастыря или церкви, где покоятся мощи святого, 2) точного обозначения самого места упокоения (в приделе храма, или в алтаре и пр.), 3) хронологических дат, 4) имен святых (напр., имя св. Марии Димитриевны – супружницы Домонтовой – поправлено на Марфу), и 5) названия монастырей (напр., вместо Сергия «Курумерского» у Евгения написано «Нуромского»). Но несравненно более поправок и вместе дополнений сделал наш автор в самом «Сведении» своем. От того биографические известия об угодниках Божиих у него сравнительно полнее. Там, напр., о св. Антоние сообщено только: «Св. Антоний, eп. вологодский, чудотворец, преставися в лето 1589, марта в 13 день». Евгений же пишет: «Антоний, eп. вологодский и великопермский, коего мощи почивают под спудом в вологодском Софийском соборе, поставлен был из игуменов Дорогобужского Болтина монастыря во епископа на Вологду в 1586 г. октября 11, а преставился 1588 г., октября 26». Как видно, здесь и дата совсем иная. В датах Евгений поправляет каталог еще не один раз (особенно касательно сольвычегодских святых); но иногда, как и там, не обозначает их, за неимением источников (см. напр., о св. кн. Феодоре, о препод. Тарасие и Феодосие и пр.). У него же сообщается много новых сведений о том, где покоятся св. мощи, когда они свидетельствованы (см. о Прокопие Устьинском), и кто из угодников Божиих был основателем монастыря и какого именно. Наконец, наш преосв. исследователь открыл, если можно так выразиться, несколько новых вологодских святых. То были: кн. Димитрий Андреевич Углицкий (память 19 мая), блаж. Василий юродивый (неизвестно когда), преп. Иосиф (сент. 21), преп. Феодосий Глушицкий, современник Дионисия (неизвестно), блаж. Максим (12 янв.), блаж. Андрей (10 окт.),. преп. Аганит (неизвестно), преп. Тихон – основатель бывшей Крестогерской Тихоновской пустыни никольского уезда, вологодской губернии (неизвестно), преп. Леонид (13 июля), преп. Серий Малопинежский (неизвестно), преп. Петр Черевковский (неизвестно), преп. Димитрий – основатель бывшей Цилибинской Архангельской пустыни (неизвестно) и преп. Филипп – или основатель Филипповского монастыря или Преображенского – оба на Сухоне (неизвестно). Имена всех этих угодников Божиих не были известны не только составителю «Каталога», но, до Евгения, и местной вологодской иерархии или вообще всей тамошней церкви. Сам он узнал о них, благодаря своим розысканиям «в архивных документах или другим способом на самых местах почитания этих святых» (Суворов, Памяти пр. Евгения..., стр. 740, пр.). Как ученый исследователь делал розыскания, неизвестно. Известно только, что ему не сразу посчастливилось сделать свое приятнейшее открытие, – в первоначальной редакции «Сведения» (рук. сб. К.-С. с. № 167) не названы еще: блаж. Василий юродивый, пр. Филипп, блаж. Максим, пр. Сергий Малопинежекий и преп. Петр Черевковский; там же было нечто такое, что требовало поправок и действительно поправлено преосв. Евгением для списка № 138 и для печати. Таким образом, вологодский край стал обязан бывшему в нем архипастырю знанием 73 своих святых вместо 60. Число это безусловно принимается и позднейшим исследователем апологии этого края г. Верюжским, который добавил с своей стороны всего лишь двоих – преп. Нифонта, основателя Троицкого Телегова монастыря (1553 г.), и св. Кирилла Вельского или Важеского. Вся книга его (стр. 25–692) наполнена биографиями святых²⁰⁹ и нечего говорить, конечно, что «Сведение» м. Евгения становится теперь ненужным для исторических справок и работ. Но за Евгением все же навсегда останется честь и слава инициаторского предприятия и открытия.

Покончив на этом с вологодскою иерархиею, перейдем теперь к «Истории иерархии новгородской», как она излагается во втором из «Исторических разговоров о древностях великого Новагорода» (М. 1808 г., брош. стр. 31–42), и прежде всего скажем несколько слов о самых «разговорах».

Спустя несколько недель по презде в Новгорода именно 4 апр. 1804 г., преосв. Евгений писал Городчанинову в Казань: «Я всегда с сладким движением сердца распечатываю ваши письма и особливо в таком городе, как ветхий деньми Новгород. Однакож, он мне самыми сединами и меланхолическою унылостию нравится. Я часто со вздохами взираю на место Ярославля двора, на руины княжого дома, на щебень Марфиных палат, на месте коих, кажется, никто со времени смерти ее не осмелился еще ставить своего жилья. A Софийский собор! palladium древних новгородцев. Он много видал около себя происшествий славных и позорных, радостных и плачевных. Он все их пережил, был увешиваем трофеями и умываем слезами. Такой старец достоин низкого поклона от всякого мимоходящего. И он то у меня пред окнами. Я часто, развертывая, глядя на него, новгородскую летопись, писанную точным старинным языком новгородцев, возобновляю в сердце моем при оригинальных их фразах оригинальные их чувствования, и сам себе кажуся существующим за несколько веков пред сим. Вот мои упражнения на досуге, которого, однакож, у меня не много к сожалению моему (ср. письмо от 17 февр. 1804 г.). Иначе я бы мог открыть здесь многое сокровенное от русских историописателей»²¹⁰. Но и тот досуг, которым Евгений располагала дал ему желанную возможность сделать не только несколько открытий, пригодившихся для Истории российской иерархии и Словаря духовных писателей, но и составить «Исторические разговоры о древностях великого Новагорода». «Посылаю книгу мою, для новгородцев написанную, шутя, в ребяческих разговорах, сообщал преосвященный Македонцу от 25 мая 1808 г. Пусть новгородцы помянуть, что Евгений, бывший у них, не оставил без внимания их древнюю славу, которую и сами они забыли и почти ничего ныне не знают»²¹¹. «Разговоры» здесь названы ребяческими в том смысле, что они (публично) велись семинаристами, на их школьном празднике, велись не так, однако, полно, как изложены в брошюре (второй разговор веден в дек. 1807 г). Написанные Евгением, они прежде печатания отправлены были им для прочтения новгор. митрополиту Амвросию (Подобедову), как непосредственному начальнику семинарии и самого преосв. автора. Тот с первых же пор прищел в восторг от «Исторических разговоров» и в декабре 1807 г. сообщал тогдашнему оберъпрокурору св. Синода, кн. А. П. Голицыну: «Упоминаемый разговор в письме (моем к вам?) содержит всю древность Новагорода: все было забыто или по крайней мере рассеяно, a Евгений собрал в одну кучу прекурьезную и любопытную»²¹². А самому Евгению Амвросий писал (тогда же): «О Новегороде вы так написали, что как бы с начала его сами живете доселе. Благодарю вас из глубины сердца». Но одною простою благодарностию дело не ограничилось, – Амвросий хотел, чтобы «Разговоры» были опубликованы печатно, и для этой благородной дели пожертвовал своими собственными средствами (897 руб). В начале 1808 г. работа нашего историка попадает, так обр., в московскую синодальную типографию и там печатается под непосредственным наблюдением H. H. Б.-Каменского, которому в первых числах марта этого года м. Амвросий писал между прочим: «Желательно видеть многим новгородские разговоры. По отпечатании, прошу уведомить, сколько потребно денег». В ответ на это письмо Бантыш ограничился пока только посылкою 12 марта скольких – то «листов разговоров новгородских», да в апреле «трех листов». В мае же «Разговоры совсем были заброннорованы, пересланы в количестве немногих экземпляров м. Амвросию, как издателю, а этот три из них препроводил к кн. Голицыну при следующем любопытном письме: «Предаю (их) воле Вашего Сиятельства, – не угодно ли будет поднести Их Величествам. Исследование древней столицы, кажется, достойно воззрения Монарха, благоволящего ко всему отечественному и патриотическому. Прибавлены для сторонних читателей маловажны, но для новгородцев драгоценная находка. Разговоры были в школах краткие; но пр. Евгений их умножил и утвердил ссылками на писателей. Летописец новгородский, – из коего преосвященный брал, – рукописный, принадлежащий здешней Невской библиотеке». Самого трудолюбивого автора в июньском к нему письме Амвросий «благодарит за пополнение и весь труд, много-де чести вам делающий», а в августе пишет радостную весть, что «Разговоры новгородские читают (в С.-Петербурге) с удовольствием». 500 экземпляров их митрополит взял себе, часть подарил Б.-Каменскому, «сколько угодно» позволил взять самому Евгению, а остальные «предоставил пустить (в продажу) в московский мир».

Но Евгений не успокоился, увидав свои «Разговоры» в печати, и не поступил так, как теперь иногда поступают наши ученые с избранным ими предметом исследования. В библиотеке киево-софийского собора под № 1083 б. (по каталогу печатных книг), сохранился его собственный экземпляр «Разговоров», который наглядно убеждает нас, что преосв. автор занимался историею Новгорода и вчастности его церкви и по отъезде оттуда. Так, здесь приложены (в конце брошюры) два, очень недурно выполненные, плана великого Новгорода в пол. XVIII ст. и в 1169 г., из коих о последнем замечено, что он «списан (для Евгения) в генв. 1812» г. с подлинника, находящегося в «новгородском Знаменском соборе в клейме под чудотворною иконою»²¹³; первый же снабжен объяснительною таблицею (помещен между 70 и 71 стр.). – В виде прибавления к росписи новгородских церквей и монастырей, помещенной на стр. 81–87, в настоящем экземпляре прилагается (после планов) список разоренных и сожженных Шведами пред 1615 г. монастырей и церквей около озера Ильменя и по всему новгородскому уезду. Наконец, между лл. 80 и 81 вшита четвертка бумаги, на которой выписано мнение какого-то Ивана Клементьича относительно топографии «церкви Иоанна Крестителя у немецкого двора» и ответ на него, кажется, самого Евгения. – Время этих дополнительных работ определяется приблизительно следующими письмами м. Евгения к Анастасевичу: «я, писал он 29 апр. 1819 г., согласен буду на вторичное издание «Разговоров о древностях Новагорода» и поправлю, а также и план отыщу. Но он не слишком древний, а только с описью древних улиц очень сходный, и потому к книге годится. Есть ли вы можете достать Аделунгов отпечаток корсунских врат, то прошу доставить и мне, ибо я не имею. Было у меня два рисунка: но один оттягал покойный Мусин-Пушкин, а другой – Б.-Каменский». В июле того же 1819 г. преосвященный опять пишет: «Это правда, что я Keппену обещал вторично приготовить к изданию новогородские разговоры. Но мне надобно их много поправлять. Осенью сие исполню над своим экземпляром и вам пришлю». 8 августа: «Получил я от нашего общества соревнователей оффициальную благодарность за обещание им уступки о древностях новогородских. Я не знаю, что и отвечать им, не исполнивши, еще сего». Наконец, 30 янв. 1820 г. Евгений сообщал: «для поправки новогородских разговоров я еще не выбрал досугу». Нет никакого сомнения, что если бы этот досуг нашелся у него, он бы, действительно, во «многом поправил» свою прелиною работу, располагая для того очень солидным материалом. Не задолго пред своею кончиною ученый иерарх прямо говорил киевскому проф. Максимовичу: «много собрано у меня записок о великом Новгороде, да пусть уж после меня кто-нибудь составит из них книгу²¹⁴» Что это за записки, с точностию определить трудно, – может быть те самые, которые переданы преосв. Евгением в киево-соф. соборную библиотеку и теперь хранятся там в рукописном сборнике № 162 под заглавием, писанным его собственною рукою: «Выписки о Новегороде». В них, кроме летописных, сравнительно с Историею российской иерархии подробных сведений «О архиереях новгородских» и новгородских церквах (л. 1–35 об., in f.), сведения о коих (церквах) доставлены были из новгородской консистории, помещена весьма ценная, особенно для того времени, сводная летопись касательно новгородской истории от времени постройки Новгорода и до 1674 г. включительно (л. 36–76), которая, в случае опубликования имела бы тоже значение, какое и помещенная Евгением в IV ч. его «Истории княжества псковского» сводная псковская летопись. Свод ее (новг. летопись) сделан из Татищева, Кенигсберского списка Несторовой летописи, летописца киевского и «русского (?) Софийского, как замечает Евгений, неизданная, взятая у Кукина» (л. 36), – надо полагать, 2 части Софийской летописи, тогда еще неизвестной в печати (издана Строевым в 1820 г.). Кроме настоящей пометы руки Евгения, есть и другие (л. 76); его же рукою перемечены и страницы «выписок». Но рука, которою написан весь свод, весьма похожа на руку Амвросия Орнатского. В той же киево-софийской соборной библиотеке хранятся: 1) сборник № 431 – «Разные новгродские грамоты по духовным делам» (в копиях) – несудимые, жалованные, и указы; всего 107 №№, изложение содержания или описание коих сделано всюду самим Евгением; начинаются 20-м февр. 1552 г. и оканчиваются 2-м авг. 1703 г. (л. 1–281 in f.); 2) в № 599 – «Краткое описание новгородских соборов²¹⁵ и «церквей по хронологическому порядку» – беловая рукопись с пометами руки Амвросия Орнатского; и 3) сборник № 550 – «Описание новгородской губернии» (как озаглавил его сам Евгений), содержащее в себе краткие сведения о тамошних городах, монастырях, соборах, числе церквей, о торговле, фабриках и заводах и пр. (л. 1–47 in qu.).

Вот те материалы, которые высокопреосвященный Евгений приготовлял с годами для дополнения своих «Исторических разговоров о древностях великого Новагорода». К сожалению, он ими не воспользовался и нам приходится иметь дело только с «Разговорами», отпечатанными в 1808 г. Что же дает в них преосвященный автор касательно истории новгородской иерархии?

Коротко передавая рассказ об обращении новгородцев в православную веру, митрополит Евгений следует исключительно «достовернейшим», как он выражается, «новгородским летописям Иоанновой и Софийской» (стр. 81), трактующим о мирном распространении там христианства при первом епископе – Иоакиме Корсунянине. При этом об Иоакимовской летописи недоверчиво замечает, что она «много рассказывает о бунтах в Новегороде при основании христианства». Между тем, спустя 4 или 5 лет после выхода в свет настоящих «Разговоров», в § 28 своего «Введения в историю Словено-русской церкви» преосвященный историк ни слова не говорит о свидетельстве рекомендованных им «достовернейших» летописей и рассказывает о крещении новгородцев только на основании летописи Иоакима и отчасти Степенной книги. Каким образом составился у Евгения радикально-противоположный взгляд на летописные авторитеты, составился, при том, в ничтожный период времени, это остается для исследователя тайной. Сообщая, затем, сведения о времени основания древнейших новгородских церквей и монастырей с общим указанием источников содержания последних и причин уничтожения тех и других, ученый архипастырь первыми церквами в Новгороде считает Иоакимовскую и Софийскую (стр. 32; тоже и в Истории российской иерархии, ч. 1, изд. 1827 г., стр. 171), тогда как в § 28 «Введения», опираясь наизвестие Иоакимовской летописи, категорически заявляет о существовании там еще до крещения новгородцев (при св. Владимире) церкви Преображения Господня. – От церквей преосв. Евгений переходите к новгородским епископам и митрополитам. Хронологического или какого-нибудь другого списка этих последних, равно как и их кратких биографий, читатель здесь не найдет. Этим, главным образом, и отличается «Разговор» о новгородской иерархии от историй воронежской и вологодской иерархии того же автора. Но за то здесь Евгений касается новых вопросов, и именно: о порядке избрания новгородских владык, какой существовал до великого князя Ивана III, и о преимуществах их в отношении к власти, чести и политическому значению сравнительно с другими иерархами русской церкви; наконец, перечисляет святых между ними, а также и тех, которые «знамениты великими заслугами, оказанными отечеству» (стр. 42). Особенно долго он останавливается на вопросе «о белом клобуке» (стр. 37–41), отличавшем в былое время новгородских, преосвященных от всех других, причем известную легенду о происхождении его из Рима безусловно отрицает и принимает за действительный летописный рассказ о присылке белого клобука патриархом Филофеем архиепископу новгородскому Василию²¹⁶.

Пособий при составлении «разговора» о новгородской иерархии преосвященный Евгений не имел никаких – он руководился одними лишь источниками, каковы: Scriptores rerum Moscoviticarüm, Historium loannis Cantacuzeni ex – lmperatoris, «Князья новгородские» (Ежемесячные сочинения Миллера, 1761 г.), постановления собора 1667 г. (рукопись архива св. Синода), История Татищева, Русский Времянник, Никонова летопись и летописи Новгородская 1-я с Софийскою (ч. 1). Что за рукописный «Летописец новгородский», принадлежащий библиотеке Александроневской академии (если не лавры), из которого наш автор, по словам м. Амвросия, (см. выше) «брал» нужные ему сведения, решить трудно. Быть может, это третья Новгородская летопись (см. «Новгородская летописи», изд. 1879 г., стр. 172–890), которую Евгений «сыскал» потом и в Вологде и о которой в январе 1820 г. писал Румянцеву, что в ней «содержится много таких новгородских подробностей, которых нет и в древних летописях», – подробностей, «наипаче церковных» (Переписка, стр. 28 и 27). Заглавие этой летописи начинается так: «Летописец новгородский церквам Божиим, в которое лето и которая церковь во имя строена и при котором епископе, или архиепископе или митрополите, и в котором годе кой епископ, или архиепиекоп, или митрополит поставлены быша» и пр. (988–1701 г.). Экземпляр летописца, бывший у Евгения, сохранился в киево-софийской соборной библиотеке за № 527 и имеет несколько помет и заметок его руки (см. напр. л. 18, об.).

В приложении к разбираемому нами «Разговору» на стр. 81–88 помещена «Роспись, сколько в великом Новгороде на софийской и торговой стороне градских и окологородних монастырей, местных храмов и приделов, учиненная в 1615 г. после опустошений, произведенных в Новегороде шведскими войсками, под предводительством генерала Якова Пантуса де-Лагарди». Роспись эта известна науке только благодаря м. Евгению. В марте 1822 г. сам он писал гр. Румянцеву: «Я, приехавши в Новгород в 1804 г., нашел и архиерейского дома старую архиву разбросанною по двору и кое-что выбрал. В бывших присутственных местах, сгоревших в 1812 г., не было уже старых бумаг, а давно до того вынесены они под софийскую колокольню. Оставались только в губернском правлении две подробные описи Новугороду 1615 и 1623 г. Но они в пожаре сгорели. К счастью, я из них прежде выписал опись новгородских концов, церквей и пятин и напечатал при моих исторических разговорах о древностях велникого Новгорода» (Переп., стр. 30), В «росписи историк русской церкви найдет лишь то, на что указываете выписанное выше ее заглавие, – в ней не обозначено даже время основания того или другого монастыря, той или другой церкви. Хотя м. Амвросий и писал по поводу ее, что «Прибавлены (только) для новгородцев драгоценная находка», а «для сторонних читателей» – маловажная вещь однако и сторонние пользуются ими и дорожат: так, на «Роспись» ссылается, между прочим, покойный варшавский профессор, Никитский в своем прекрасном «Очерке внутренней истории церкви в великом Новгороде» (С.-Петерб. 1879 г., стр. 137).

Нужно заметить, однако, что после труда Никитского, а также после трудов Костомарова («Северно-русские народоправства»), Толстого («Древности и святыни великого Новгорода»), Макария («Археологическое описание церковных древностей в Новгороде и его окрестностях», М. 1860 г.) и др., – Евгениевский «Разговор» о новгородской иерархии потерял уже значение для церковного историка. Но в свою пору он имел значение в науке, как единственный по затронутому им вопросу, и недаром же читался в Петербурге «с удовольствием» (стр. выше).