Иоаким, первый Епископ Новгородский

Иоаким, первый Епископ Новгородский, прозываемый Корсунянин, неизвестно потому ли, что он родом был из Корсуня, города Тавро-Греческого, или потому, что он может быть в Корсуне был до того времени Епископом. Известно только, что он посвящен в Константинополе, а в Новгород прислан 992 года Киевским Митрополитом Леонтием для обращения Новгородцев к вере Христианской, которых он обратив, построил там первую Церковь деревянную во имя Св. Софии о 13-ти верхах, или главах на Епископле улице. Он завел там и школу, в которой некто Ефрем, ученик его, обучал детей Христианскому Закону и Греческому языку. Новгородскою паствою он управлял 38 лет, и в 1030 году скончался. Татищев полагает его первым Русским Летописателем. Но Летопись его до нас не дошла и никто даже не знал о ней до 1748 года, пока сам Татищев не получил от ближнего своего сродника, Бизюкова монастыря Архимандрита Мельхиседека Борщова, трех тетрадок, вырванных из какой-то Летописи, а Мельхиседеку сообщенных от какого-то Монаха Вениамина. В сих-то тетрадках нашлось упоминание об Иоакиме с замечанием, что «о Князех Русских старобытных Нестор Монах не добре сведом бе, что ся деяло у нас Славян в Нове-граде; а Святитель Иоаким добре сведомый еже», и проч. Вслед за сим писано было повествование Иоакимово. Выписку из сих тетрадок с примечаниями своими Татищев поместил в 4 главе I тома своей Российской Истории. Ни в одной из известных доныне Летописей наших нет таких подробных и связных сказаний о Северных Славянах и Руссах до Рюрикова Княжения, какие находятся в сем отрывке. Иное в нем с Нестором сходно; многое дополняет и изъясняет его; а нечто и противоречит ему. Если бы возможно было удостовериться в подлинности сего сказания, то находка сия была бы неоцененна для нашей Истории. Но: 1) трудно поверить, чтобы Нестор, для объяснения Истории Славян тщательно выбиравший все известия о них даже из Византийских Историков, не знал своих Отечественных Записок, а наипаче Сочинителя, жившего недалеко и с небольшим только за сто лет до него в самом главном гнезде Славян; особливо же, если еще по Татищеву предположить, что сам Нестор был родом с Бела Озера, то есть из Новгородской Области; 2) Новгородский Летописец, приписуемый Новгородскому же Попу Иоанну, имеющий на себе неоспоримую печать глубокой древности, также Новгородский Софийский, в коем много подробных известий о Новгороде, описывают пришествие Иоакимово в Новгород и разрушение идолов, но нигде не упоминают о том, чтобы сей Епископ что-нибудь писал; а Гостомысла, коего Иоакимов отрывок называет Князем, Новгородский Летописец ставит только первым Посадником Новгородским; 3) Митрополиты Киприан, в XIV веке сочинявший Степенную Книгу, и Макарий, в XVI веке поправлявший и дополнявший оную, и также Никон, в XVII веке собиравший свою Летопись из разных частных Летописей, ничего не знали об Иоакимовой Летописи, несмотря на то, что двое последние были сами Новгородскими Архиереями. С другой стороны и сам Татищев, рассказывая о найдении своего отрывка Иоакимовой Летописи, признался, что имя Монаха Вениамина (от коего будто бы тетрадки сии сообщены Архимандриту Мельхиседеку) токмо для закрытия вымышленное; что в полученных им от Мельхиседека тетрадках (которые однакож почитает он выпискою только из книги оставшейся у Мельхиседека) письмо новое, худое, склад старой, смешанной с новым, но самой простой и наречие Новгородское; что сам Мельхиседек иногда сказывал, будто книга сия списана им в Сибири; иногда говорил, что она у него чужая и никому не показывал, а по смерти, де, его нигде отыскать ее не могли. Неизвестно также, почему Татищев не рассудил поместить при известии своем о сем отрывке все три тетрадки слово в слово, а представил читателям только выписку из оных. Наконец, сам он говорит о сей выписке: «Я намерен был все сие в Нестерову Летопись дополнить: но рассудя, что мне ни на какой манускрипт известной сослаться нельзя; и хотя то верно, что сей Архимандрит (Мельхиседек) яко грамот мало изучен, сего не сложил, да и сложить все не удобно; ибо требуется к тому человека многих древних книг читателя, и в языке Греческом искусного; к тому много в ней находится, чего я ни в одном из древних Нестеровых манускриптов не нахожу, а находится в Прологах и Польских Историях, которые как Стрыковский говорит, из Русских сочинили; и здесь те находятся. Сего ради я сию выписку особною главою положил и в Нестерове несогласие примечаниями показал; а что в сей не ясно, или не всякому известно, то я изъяснил». Впрочем Татищев ссылался везде на отрывок сей, как на важное и достовернейшее Нестора свидетельство. Однако ж, после его писавшие Историки наши не поверили сему его открытию. Ломоносов, Емин, Щербатов не удостоили оное даже и упоминовения в своих Историях; Миллер скромно объявил о нем свое сомнение в двух Предисловиях своих к изданию Татищевой Истории, также в книге своей о Народах издревле обитавших в России; а Луд. Шлецер в своем Опыте Русских Летописей (Probe Russischer Annalen) и в сводном своем Несторе прямо назвал отрывок сей Лже-Иоакимовым и отверг, так как подлог от самого ли Татищева, или от кого-другого составленный. Но с 1784 года Болтин опять воскресил доверенность к нему в Примечаниях своих на Леклеркову Историю, а потом в Ответе на Письмо Князя Щербатова. Императрица Екатерина II приняла сие Иоакимово сказание в свои Записки касательно Российской Истории, а после сочинила даже из лиц сей повести две Драмы, Историческое представление из жизни Рюрика и Начальное Правление Олега. Болтин подкрепил первую из них при втором издании 1793 года Историческими примечаниями из Иоакимова отрывка. Фелкнер, переведши Драму сию на Немецкий язык, при издании ее 1792 года вместе с подлинником, старался в Предисловии своем поддержать истину Иоакимова сказания ссылками на несколько похожие обстоятельства, упоминаемые у Стурлезона и Стрыковского, а при том сослался на покойного Комиссара Крекчина, уверяя, что Крекчин после Татищева сам нашел список Иоакимовой Летописи. Наконец, Елагин вслед за Фелкнером также подтвердил, что Крекчин нашел древнюю рукопись Иоакима, из которой Татищев, не могший целые достать, оставил нам перечень, о чем сам, де, Крекчин уверяет в своем Хронографе, что он имел ее между прочим собранием всю сполна. «Но, – продолжает Елагин, – и сей, де, список утрачен; и буде не ложно его свидетельство, то утратился он или у наследников Крекчина, или между рук Тауберта и Миллера» (Елагина Опыт, стр. 101). Вот все доказательства в удостоверении Иоакимовой Летописи! Между тем доверенность к ней мало по малу вошла уже во многие Исторические наши сочинения и многих занимает. Впрочем, кроме вышеупомянутых о ней сомнений, нельзя презирать и многие другие, выведенные Князем Щербатовым в Письме его к приятелю 1789 г., стр. 11–28, и в Примечаниях на Ответ Болтина, 1792 г., стр. 58–83. Но и напротив сего смотри замечания в Вестнике Европы 1811 г. Часть I, стр. 296 и след.