О церковных Таинствах⁶⁸⁸

Во имя Отца и Сына и Святого Духа.

Вот, братья и сестры, мы беседовали с вами о таинствах крещения и миропомазания. Эти таинства совершаются над человеком только один раз в жизни и не повторяются; но есть и другие таинства, которые повторяются, которые являются постоянными спутниками жизни человеческой.

Вот, например, таинство покаяния. Это таинство – действительно постоянный спутник нашей жизни и, можно сказать, что если бы это таинство было от нас отнято хотя бы на один день, то не спаслась бы никакая душа.

Дары Крещения, Божественный дар Святого Духа, получаемый в таинстве миропомазания, мы скоро расточаем, отгоняем от себя Божественную благодать. Хотя эта благодать всё-таки остаётся в нашей душе, в глубине её, но она там находится под спудом множества наших грехов. И вот, когда мы совершенно отходим от этих Божественных даров благодати, когда мы впадаем во многие тяжкие грехи, когда душа наша изнемогает, и мы чувствуем себя совершенно бессильными в борьбе с тёмными силами, – тогда-то приходит к нам на помощь таинство покаяния, которое всегда внушает нашей душе надежду и проливает свет на нашу жизнь. К одному старцу пришёл его ученик и сказал ему: «Отче, я пал». «Встань», – отвечал старец. Снова приходит ученик и снова говорит: «Отче, я опять пал». «Встань», – отвечает ему старец. И опять приходит ученик и опять говорит: «Отче, я опять пал». «Встань», – отвечает старец. «До каких же пор мне вставать?» – спрашивает ученик. «До тех пор, пока не отдашь ты души своей Богу, до тех пор будешь ты вставать всякий раз, когда упадёшь», – отвечал старец. Так, каждый раз, когда мы чувствуем, что мы пали, что мы отступили от благодати, – таинство покаяния говорит нам: «Встань». Это таинство, как говорит святитель Тихон Задонский, – посох христианина. Каждому оно нужно, и вся Церковь живёт этим таинством. По словам прп. Ефрема Сирина, вся Церковь есть Церковь кающихся, есть Церковь погибающих, которые «спасаются только таинством покаяния».

Что же это такое за таинство? Что значит слово «покаяние»? Если мы возьмём это слово в греческом языке, то увидим, что это означает «передумать», «пересмотреть». Т.е. передумать, пересмотреть всю свою жизнь, как бы переоценить все ценности в своей душе.

Итак, таинство покаяния прежде всего предполагает внутреннюю переоценку своей жизни, внутренний пересмотр всего того, что у нас в душе. Но этим таинство покаяния далеко не исчерпывается. Мы знаем людей, которые очень любят копаться в своей собственной душе и там постоянно пребывать. Мы знаем писателей, которые изобразили таких людей в своих произведениях. В произведениях Тургенева, Чехова и других писателей мы встречаем подобные образы людей, которые больше всего на свете любят размышлять о своей собственной личности, и проводят в этом всю свою жизнь. Но такое размышление ещё не есть покаяние, от него до покаяния ещё целая пропасть, ибо покаяние не есть простое размышление о своей жизни. Покаяние – это чудо, это преображение человеческой души от соприкосновения со Христом.

Чудо покаяния вот в чём: вот душа человека, прожившего уже много лет, душа, принявшая на себя следы многих тёмных дел человеческой жизни. Эта душа вся покрыта тёмными пятнами от многих грехов и преступлений, вся искажена от падений этого человека, вся изуродована. И вот кажется человеку, что эту душу, совершенно загрязнённую, совершенно изъязвленную долгими годами греховной жизни, что её нельзя обновить, нельзя преобразить. Как нельзя преобразить, восстановить предмет, который искажён от долгого употребления, – так, кажется нам, нельзя преобразить душу, на которой лежат пятна многих грехов и преступлений, совершённых в течение многих годов и десятилетий. Но чудо покаяния в том, что Господь касается этой души обезображенной, и она преображается. Вся тьма, которая там была, исчезает, и душа снова облекается в ризу света, в ризу спасения.

Говорят, что прошлого нельзя уничтожить... Это неправда, ибо прошлое уничтожается, и тот, у кого много грехов и преступлений, тот может совершенно разорвать и уничтожить своё прошлое в таинстве покаяния, можно сказать, что таинство покаяния обращает наше прошлое в небытие.

Когда мы читаем Св. Евангелие, мы поражаемся обилию чудес, – мы читаем там об исцелении больных, слепых, о воскрешении мёртвых, но разве ещё не более те чудеса, которые творил наш Господь, когда Он возрождал павшую, погибающую душу. Вот перед нами Закхей – это маленький человек, притеснитель своих сограждан, живущий во грехе, – но вот одно мгновение – и вы видите этого человека уже совершенно иным, от прошлого нет и следа, и душа его – сияющий образ Божий. Вот Матфей, он живёт так же, как и Закхей, тоже без света. И вот только одна встреча с Господом – и он оставляет всё, ради чего столько лет губил свою душу, и отдаётся подвигам любви. Вот женщины-грешницы, которые всю свою жизнь жили ради наслаждения, и в одно мгновение они становятся невестами Христовыми, становятся чистыми, и души их облекаются в ризы светлые.

И вся история Церкви, вся её жизнь – это такое непрестанное чудо, которое свидетельствует о той благодати, которая живёт в Церкви. Но зачем нам обращаться к истории. Разве мы не видим, как непрестанно на наших глазах совершается это чудо, чудо преображения души человеческой. Мы видим это каждый раз, когда человек приходит в храм Божий, когда он сюда приносит свои слёзы и своё покаяние. Каждый священник может свидетельствовать об этих бесчисленных чудесах, свидетелем которых поставил его Бог, об этих душах, расслабленных и обезображенных от долгой греховной жизни и преображенных светом Божественной благодати, преображённых одним только касанием Самого Господа Иисуса Христа. Эти храмы, которые мы наполняем, – это, действительно, места, где каждый миг совершаются чудеса, и чудеса эти каждый раз совершаются с человеческими душами, когда Господь Иисус Христос невидимо касается этих душ.

Храмы эти воистину та купель Вифезда, около которой собирались хромые и слепые, чающие движения воды. Но там Ангел Господень сходил и возмущал воду, и исцелялся только тот, кто первым входил в неё, здесь же не ангел, а Сам Господь Иисус Христос пребывает постоянно, и Сам движет эти волны благодати, и исцеляется не кто-нибудь избранный, но всякий, кто входит в эту животворную волну благодатной церковной жизни.

И каждый из нас, братья и сестры, если он хоть один только день, хоть один только час прожил в Церкви, может свидетельствовать перед Богом и людьми об этих чудесах, которые Господь творит в человеческой душе и человеческом сердце.

Почему же, однако, эти чудеса далеко не совершенно преображают нашу душу? Почему мы, несмотря на то, что часто каемся – не только каждый год, но каждый пост и даже каждую службу, – почему же всё-таки мы такие тёмные, почему наша жизнь такая грешная, и почему мы так далеко от этого преображения, от этого света, который обещает нам Церковь, обещает каждому, кто приносит Господу покаяние? Это потому, что мы с вами не имеем полного, совершенного покаяния, потому что я уверен, что одного мига, одного часа покаяния достаточно, чтобы преобразить нашу жизнь и сделать её светоносной. Истинное покаяние – это буря благодатная, которая посещает душу и преображает всё в человеке.

Чтобы эта буря пришла, чтобы таинство покаяния совершилось в полноте в человеческом сердце, нужно, братья и сестры, много условий, и первое условие, которое нужно, это живая любовь ко Христу, живое сознание того, что человек теряет, когда он от Христа уходит, когда он отходит от Божественной благодатной жизни. Нужна тоска о Христе. Не та тоска, не то мрачное разочарование, которое мы так часто переживаем, нет, нужна тоска, которая совсем не похожа на эту мрачную, холодную безнадёжность. Тоска о Христе – это мучительное желание Божественной близости, мучительное желание, чтобы объятия Отчие снова раскрылись, чтобы Отец наш Небесный принял нас в лоно Своей жизни.

Один старец шёл со своим учеником и пришли они на кладбище. Там увидели они мать, плакавшую на могиле своего ребёнка, и вот старец говорит своему ученику: «Ты видишь, как она плачет, она не может утешиться и не утешится всю жизнь. Так должен плакать тот, кто потерял дар благодати, так должен плакать тот, кто кается, что отошёл от Христа». Как изгнанник, который ушёл из своей родины, будет тосковать и не утешится, пока не увидит родных мест, – так каждый должен плакать о небесной родине, уйдя в чужую страну, в страну грехов, отделённую от Бога.

Итак, братья и сестры, прежде всего нужно устремление души ко Христу, ревность души о Христе.

Действительно, посмотрите, сколько силы тратит человеческий род на достижение своего видимого, естественного счастья. Если бы мы могли подсчитать то множество энергии, которую люди тратят каждый день, чтобы добыть то, что они называют счастьем, чтобы насытить и одеть себя, то мы увидали бы, какой громадный запас энергии каждое мгновение извергается в пространство человечеством для достижения этого преходящего, мимолетного счастья. Напротив, если бы мы могли учесть те духовные силы, которые тратит человечество на стяжание Божественной благодати, – я думаю, что мы поразились бы, увидев, как несоразмерно мала величина этих усилий, которые тратятся на то, что всего в жизни драгоценней.

Есть люди, которые довольствуются малой дозой, малым количеством благодати, которую им когда-нибудь в жизни придётся получить, их удовлетворяют малые касания Божественной жизни, малые касания духовного мира. Эти люди, получив когда-нибудь благодатный дар, не стремятся его раскрыть, а напротив, оставляют его в небрежении и расточают его. Но есть и другие души – ненасытные, которые каждый раз, когда получают хотя бы и малый дар, ревнуют о большем даре. Эти души живут как бы перед пучиной, перед бездной Божественной жизни. Чем глубже они входят в эту бездну, тем их жажда становится ненасытнее, и тем больше они хотят стяжать Божественных сокровищ. Свет, который падает в их душу, не только не успокаивает их, но возжигает в них всё больше пламень Божественной ревности.

Эта пламенность, эта ненасытимость души – это первое условие покаяния.

Второе условие, братья и сестры, это отвращение, которое человек должен питать ко греху. Мы живём во грехе, мы так привыкли ко греху, что даже не чувствуем брезгливости по отношению к той нечистоте, в которой все мы живём, в которой каждый миг оскверняемся. Когда вы входите в грязную хижину, где люди живут в грязной, ужасной обстановке, вы поражаетесь, вас ужасает эта грязь, и вас охватывает чувство брезгливости, но люди, которые привыкли к этой грязи, они уже не чувствуют этой брезгливости. Так, если бы какой-нибудь человек из другого мира пришёл бы в наш мир, он поразился бы этой грязи и греховности, в которой мы с вами живём и не чувствуем брезгливости, не тяготимся этим.

Один старец говорил со своим учеником о грехе. Ученик говорил о том, что его смущают похоти. «Иди на кладбище, – сказал ему старец, – разрой могилу поглубже, и когда наткнёшься на тление, то погрузись туда и вдыхай этот смрад, идущий оттуда. Вот чего ты хочешь, ты хочешь этого смрада, этой гнили... иди и дыши им, этим отвратительным гноем, который всякую душу разлагает и оскверняет».

Как непохоже на это гноение всё то, что обвеяно благодатию Божией. «Без истления Бога Слово рождшая»... чистая Богородица, Господь наш Иисус Христос, все святые – как они далеко от всего этого гниения, в котором живём мы.

И вот, братья и сестры, покаяться – это значит ощутить это гниение, этот ужас греха, и ощутить к нему живое отвращение. В душе нашей должно родиться живое отвращение ко греху и живое устремление ко Христу, живая тоска о Господе, Который пришёл, чтобы быть с нами бесконечно близко, чтобы соединиться с нами неслучайным соединением. Но вот, когда мы приходим к покаянию, нас всегда здесь ожидают соблазны и искушения, которые не дают душе раскрыться, не дают разгореться тому огню покаяния, которым пришёл нас крестить наш Господь Иисус Христос. И, прежде всего, тут наша серединность, наша привычка жить всегда чем-то серединным.

Мы невольно думаем: к чему эти слова, в самом деле, ведь мы же, в конце концов, не грешнее других, мы, по мере сил, исполняем заповеди, делаем всё, что нужно. И вот это чувство так живёт в нас, что мы даже самый идеал христианства, даже святое Евангелие уже в течение многих веков постарались принизить, постарались приблизить его к нашей грешной жизни. Не люди сами поднялись до Евангелия за эти девятнадцать веков, но постарались всеми силами Евангелие принизить к нашей грешной жизни.

Действительно, если мы посмотрим не только на нашу жизнь, но даже на те правила, которыми мы руководствуемся в отношении обыденной жизни, то увидим, что эти правила, эта средняя мораль среднего человека не имеет ничего общего (во всяком случае, очень мало) с огненной проповедью Евангелия. Евангелие – это огненная книга, это – меч, который пришёл принести на землю Господь, по Его собственным словам. Действительно, Евангелие ставит перед жизнью человеческой великие требования: оно говорит человеку, что он должен дать каждому просящему; оно говорит, что человек должен не противиться злу, должен прощать всякого, обидевшего его; оно говорит, что человек не должен заботиться о завтрашнем дне; что он должен от всего отречься, возненавидеть отца и мать своих, свою жену и детей, самую жизнь свою; должен от всего отречься и идти за Господом на крест.

Вот, что говорит Евангелие, и эти слова мы никогда не принимаем всерьёз. Эти страшные, призывные слова мы давно постарались ослабить в их силе, давно евангельский меч перестал рассекать нашу жизнь, давно Евангелие перестало действовать на глубину нашего сердца. Мы когда-то давно решили, что Евангельские заветы невыполнимы и что их можно выполнять, только приблизив их к нашей жизни, ибо иначе мы будем отрицать, мучиться, и обречём на страдания наших близких. И вот происходит то, что люди в течение девятнадцати веков почти не пробуют жить по Евангелию, за исключением святых угодников. Большинство христиан даже не пробуют жить по Евангелию и довольствуются своей серединной моралью, исполненные уверенности, что иначе жить нельзя, что Евангелие написано вовсе не для того, чтобы его исполнять до конца.

И что же, стали ли люди от этого действительно счастливее? Стала ли их жизнь радостнее? Напротив, мы видим, что люди стенают и мучаются, что они не нашли покоя: они не захотели быть мучениками Христа, а стали мучениками мира. Лучше быть мучеником Христа, чем мучеником мира, лучше страдать за Христа и со Христом, чем гибнуть в этой лжи, в этом отчаянии, в котором умирает и гибнет мир.

Поэтому, братья и сестры, когда мы будим свою совесть, то будем судить её перед лицем чистой Божественной Евангельской истины. Поставим перед собой Евангелие и не убоимся спросить свою совесть перед лицем Господа – исполняем ли мы Его заповеди, не нарушаем ли мы Его заветов. Возьмите, хотя бы те слова, которые сказаны Им в беседе о Страшном Суде, где Он говорит, что каждый, кто сделает что-нибудь для меньшего брата, тот сделает это для Него. Возьмите эти слова и перед лицем их проверьте вашу жизнь, проверьте, сколько вы в течение этих дней отдали сил на служение ближним своим, на служение Христу в лице Его младших братьев, а сколько сил потратили вы на ваши земные вожделения, – и тогда вы увидите, что эти слова Христовы далеко не осуществляются нами в меру наших сил.

Итак, чтобы возбудить в себе покаяние, мы должны обратиться к Господу Богу, к Его святым заповедям, и перед лицем Его Евангелия судить самих себя. Далее, мы должны думать о том, чтобы наше покаяние было не только ревностным и огненным, но и глубоким. Дело в том, что мы часто обращаем внимание только на внешние наши дела, и если всё во внешних делах благополучно, то мы считаем, что всё вообще благополучно. Между тем, наша душа гораздо глубже той поверхности, о которой мы обычно говорим. Наша душа, наше сердце – это бездна и в этой бездне кроются великие тайны. Покаяться – это значит заглянуть в себя глубоко, в самые тайники своего сердца. Мы живём только поверхностью нашего существа, между тем, чем больше человек углубляется в себя, тем больше он видит, как много в его душе таинственных глубин, которые нуждаются в просветлении. Поэтому, если вы обратитесь к святым, то увидите, что они каялись не только в делах, но больше всего в своих помыслах, они наблюдали за каждым движением своей души и сердца и каялись в этих движениях. В житии одного старца мы читаем повествование о том, что он, будучи ещё мальчиком, совершил такой грех: однажды он шёл по дороге, а перед ним шёл его отец и ещё кто-то. И этот другой потерял один плод, а мальчик его поднял и утаил. И вот, будучи уже старым, он вспоминал об этом грехе, потому что этот грех показал ему, что в глубине его души таились эти греховные возможности, может быть, не раскрытые ещё, но такие, которые могли привести его душу к гибели. И вот покаяться – это значит заглянуть в самые тёмные возможности своей души и покаяться в них.

Если, например, мы обратимся к произведениям Достоевского, то увидим, что во многих местах, во многих письмах, он говорит о каком-то преступлении, о каком-то тёмном грехе, и многие исследователи думают, что он совершил в юности какой-то тяжёлый грех, который его угнетал. Но большинство исследователей и его жена думают, что не было в его жизни такого греха, но он всегда чувствовал в себе, в глубине своей души возможность такого греха, и эта возможность настолько его угнетала, что он считал необходимым с ней бороться и принимал её за самый грех. Так и в наших душах множество тёмных уголков, из которых рождаются тёмные преступления.

И вот, когда мы каемся, мы должны внимательно пересмотреть все наши мысли и помыслы. Каждая наша мысль окружена множеством чувств. Вся наша жизнь полна кружащимися помыслами, вся наша душа исковеркана нечистыми помыслами, и покаяться – значит не только рассказать о своих делах, но это значит проверить все свои помыслы, всю глубину своей личности, своей души...

Вот, братья и сестры, какие условия необходимы для каждого из нас, желающего каяться. Как же мы должны каяться? Каждый раз, когда мы в храме, когда мы мысленно каемся перед Богом – всё это тоже таинство, но величайшей степенью покаяния, её вершиной, на которой покаяние достигает совершенства – является исповедь. Многие говорят: «Зачем же для этого идти к священнику? Разве недостаточно, оставшись наедине с Богом, покаяться перед Ним Всевидящим?» Тот говорит так, кто не понимает самой тайны христианского спасения. Дело в том, что христианство на том основывает своё учение о спасении, что человек не может спастись в одиночку, и что человек в одиночку может только погибнуть. А спастись он может только в общении с другими, в общении с Церковью. Христианство каждому преподаёт дары благодати в Церкви, и, когда он входит в Церковь, он здесь находит Господа Бога. Дары таинства крещения и миропомазания человек получает в Церкви. В Таинстве Евхаристии человек обретает полноту благодати в Церкви в единении со всеми верующими. Само слово «спастись» показывает, что человек должен быть в общении с другими. Приставка «с» показывает, что человек не один достигает вечной жизни, а вместе с другими. Когда человек ищет духовного исцеления, он должен искать его в общении с другими, в Церкви, и покаяние должно установить общение человека не только с Богом, но и с Церковью. При покаянии каждый верующий должен выйти из своей замкнутости, каждый кающийся при своём обращении примиряется с Богом и со всем человечеством в лице Иисуса Христа.

Один английский писатель, говоря о покаянии, указывает, что покаяние предполагает одиночество. Это совершенно нецерковная точка зрения, ибо покаяние выводит душу из самозамкнутости и вводит её в общение с Церковью. Ведь всегда, когда человек мучается от своих грехов, когда он кается, он всегда ищет других людей, чтобы поведать им о сокровенных своих помыслах. Это исповедание друг перед другом своих грехов имеет большое значение. Но такое исповедание – это только преддверие того, что мы совершаем перед служителем Церкви.

Когда-то исповедь носила другие формы, когда-то она имела характер общей исповеди. Человек, обременённый грехами, приходил и перед лицом всей Церкви каялся в этом грехе. А представитель Церкви потом выносил свой приговор. Там это соединение с Церковью было явным для всех. Потом эта форма исповеди несколько изменилась, и выступила иная форма – форма тайной исповеди, исповеди наедине перед священником. В данном случае священник представляет собою всю Церковь. Приходя к священнику, каждый исповедуется перед всей Церковью, и священник молится, чтобы Господь примирил и соединил его с Церковью. Поэтому прощение, получаемое от священника – это прощение, получаемое от Церкви, и примирение со священником есть примирение со всеми людьми. Исповедь священнику – это вершина покаяния, это совершенное покаяние.

Но для того, чтобы исповедь была полной и совершенной, нужны условия... Мы не должны внимать механически, когда священник произносит: «Прощаю, разрешаю...» Святые отцы свидетельствуют, что если человек не так исповедует свои грехи, как должно их исповедовать, то, как говорит Епископ Феофан Затворник, – священник может сказать: «Прощаю», а Бог может сказать: «Не прощаю». Прощение осуществляется, когда грех сглаживается в человеческой душе. Дело священника закончено, когда действительно душа исцеляется, а это бывает тогда, когда человек действительно кается в своём грехе. Между тем приходится свидетельствовать, что многие из нас не умеют каяться, не умеют исповедоваться. Или не умеют, или не хотят. Душевная наша дряблость, душевная наша сонливость мешает полному покаянию. Мы должны перед исповедью пережить не один час и не один день тяжёлых мучительных размышлений, мы должны пересмотреть каждый уголок не только в своей жизни, но и в своей душе. И только всё пересмотрев, над всем подумав, должны мы прийти к аналою. Между тем мы ленимся это сделать и приходим к исповеди с туманным сознанием, что что-то не так, что-то нехорошо, а что именно нехорошо, в этом мы не отдаём себе отчёта. И часто на вопрос: «Чем согрешил?» – приходится слышать ответ: «Всем согрешил», а точно он не может вспомнить, не знает. И вот стоит священник перед такой непробуждённой душой, стоит и не знает, как пробудить её, как привести её к полному покаянию. Как часто приходится слышать на исповеди, что человек говорит о чём-нибудь совсем неважном, о каких-то маленьких своих проступках, а в то же время чувствует священник, что он забывает о самом главном, о самом большом, может быть, о больших обидах и огорчениях, которые он причинил своим ближним – об этом он молчит, а исповедуется в маленьких нарушениях обычных правил. Поэтому такая душа человека не раскрывается вполне. Часто приходят люди к исповеди и говорят о своих тяжёлых житейских обстоятельствах, о тяжёлых материальных нуждах, забывая, что здесь нужно иметь сердце «горе», что здесь Сам Господь. Нередко исповедь превращается в осуждение своих ближних и возведение вины за свои грехи на других.

И вот, братья и сестры, при такой несовершенной исповеди положение священника бесконечно тягостно. Он не может так отпустить эту душу и не чувствует в себе способности пробудить покаяние в этой душе ленивой и нерадивой. Ведь священник несёт великую ответственность за тех, кто к нему приходит каяться.

Теперь, когда церковная связь вообще значительно ослабела, мы не ощущаем той живой связи, которая существует между исповедующим священником и исповедующимся мирянином. Когда-то эта связь ощущалась очень реально, очень действенно. Если вы посмотрите, как жили наши предки на Руси, то увидите, что там эта связь между духовником и его духовными чадами была очень велика.

Каждый выбирал себе духовника, а священник, прежде чем принять духовного сына или дочь, размышлял о том, может ли он понести на себе бремя его грехов. Те же, кого он принимал, образовывали около него особую покаянную семью. Эти люди были связаны со своим духовником до самой гробовой доски. Без особо важных причин они духовника не меняли, и ему они открывали всю жизнь. В древности проповедей было мало, а всё поучение происходило во время исповеди. Поэтому исповедь была не только покаянием, но и наставлением. Когда духовник умирал, он своих духовных чад завещал тому, кого он считал наиболее достойным. Связь с духовником понималась так, что он несёт ответственность за грехи своих духовных чад. Если исповедующийся высказал свои грехи, то с этого момента духовник принимает духовное чадо в своё сердце, отныне он должен постоянно в своих молитвах поминать того, кто соединён с ним таинством покаяния, и он должен чувствовать ответственность за всё то, что делает его духовное чадо, потому что за всё спросит с него Господь. И на Страшном Суде духовник ответит за все души, которые были ему поручены, а духовные чада ответят за всё, в чём они виноваты перед своим духовным отцом.

Вы видите, какая глубокая связь между исповедующимся и тем, кто его исповедует.

Пусть это заставит вас подумать об этом великом таинстве, которым каждый из нас живёт, которым каждый из нас дышит. Пусть эти слова заставят каждого подумать о том, так ли мы живём, так ли мы каемся, и каемся ли мы. Так ли мы исповедуемся и исповедуемся ли мы. Если мы почувствуем, что это было не так, то будем молить Господа Иисуса Христа и Пречистую Матерь, чтобы мы научились каяться, чтобы помогли Они нам во время нашей исповеди.

Действительно, братья и сестры, будем помнить о том, что Сам Господь Иисус Христос внимает нашей исповеди, не будем забывать, что Сам Господь стоит здесь, ощутим хотя бы на мгновение, что Сам Христос принимает нашу исповедь. Какое же мы будем иметь оправдание на Страшном Суде, если перед лицем Господа мы не принесли совершенного покаяния, совершенного раскаяния.

Да пошлёт же нам в этом помощь Господь наш Спаситель молитвами Пречистыя Своея Матери и всех святых. Аминь.

Во имя Отца и Сына и Святого Духа.

Таинство Евхаристии, о котором я буду говорить сегодня, – это вершина религиозного восхождения человечества. Медленно и постоянно поднималось человечество с низших ступеней религиозного сознания на эту вершину.

Религии, даже языческие религии, это не бессвязные собрания соблазнительных человеческих заблуждений, как принято думать, – это пути искания Бога, лествица, этапы Богопознания.

В том, что для непросветлённого и предубеждённого взора представляется каким-то непонятным и фантастическим хаосом, в том, при свете высшего понимания, открывается внутренняя закономерность и последовательность, закон развития и поступательного движения.

Наш русский мыслитель Владимир Соловьёв указывал на четыре предварительные ступени на пути Богопознания.

Если мы посмотрим на низшие формы религиозной жизни, то мы увидим, что в то время человек ещё точно не знает, чему он поклоняется. Он ещё не отделяет Бога и духовного мира от мира внешнего, видимого. Это первая ступень религиозной жизни, когда человек поклоняется видимому миру, видимым предметам.

На второй ступени религиозного познания человек начинает понимать, что духовный мир – это иной мир, отличный от мира видимого. Он ещё не в силах понять, что такое представляет собою этот мир, но он уже не может утверждать, что этот внешний мир есть подлинная действительность. Он приходит к мысли, что всё видимое есть только сон, но он не в силах определить, в чём истинная действительность. Эта ступень, на которой стоит индусская религиозная философия – буддизм.

Третьей ступени достигли греческие философы, греческие мыслители. Они пришли к мысли о том, что над этим видимым миром, есть другой мир – мир духовный. Но они не могли найти пути к этому миру, связи между этим идеальным миром и миром явлений. Мир идей был для них недоступным, закрытым. Между ним и видимой действительностью лежала ничем незаполненная пропасть.

И вот, наконец, четвёртая ступень, на которой стоял богоизбранный иудейский народ. На этой ступени божественный мир открылся человеку явлением Бога и Его силы. Духовный мир открылся человеку, как личность, как живое существо. Бог не только явился избранному народу, но и заключил с ним завет. Но и здесь мы видим только внешний закон, которым человек был связан, и который он должен был исполнять. Поэтому и этот внешний закон не представлял собою последней ступени религиозного восхождения. Поэтому в недрах самой иудейской религии зародилась тоска о каком-то ином завете, который будет записан не на каменных скрижалях, а на скрижалях сердца. Пророки иудейские, как мы видим, пророчествуют и предвозвещают об этом Новом Завете.

И вот Новый Завет осуществился в лице Господа нашего Иисуса Христа. Господь наш Иисус Христос есть истинный Богочеловек, т.е. в Нём Божественное естество и человеческое естество соединились в одно лицо и в одну ипостась. Поэтому можно сказать, что в лице Господа нашего Иисуса Христа человечество достигло той ступени религиозной жизни, к которой оно стремилось в течение всей своей истории, и выше которой нет ничего, потому что здесь человек настолько соединился с Богом, что воистину в лице Иисуса Христа мы имеем истинного Бога и в то же время истинного человека. И не только Господь в лице Иисуса Христа принял на Себя человеческое естество, но это человеческое естество он вывел из смертного уничижения и сделал его бессмертным. Он спас его от смерти и вознёс в лоно Божественной жизни. Так в лице Иисуса Христа совершилось то чудо, которого чаяли все народы. Но дело спасения человеческого рода было бы далеко не законченным, если бы оно завершилось только одной личностью Господа нашего Иисуса Христа, если бы Господь наш соединился с миром в одной только плоти. Нет, то, что совершено в этой плоти, то должно распространиться на весь человеческий род. Дело боговоплощения для того, чтобы быть спасительным для всего мира, должно быть продолжено во всём мире, во всём человечестве. Богочеловек должен был явить миру богочеловечество, тайна Христа должна была стать тайной каждого верующего, и это-то и совершается в таинстве Божественной Евхаристии. В этом таинстве мы действительно видим продолжение боговоплощения, здесь мы видим, как тайна Богочеловека становится тайной богочеловечества. В таинстве Евхаристии каждый верующий соединяется со Христом таинственными, неразрывными узами, он соединяется так, что действительно становится одним с Ним духом и одной плотью.

Как часто, конечно, мы все мечтали о том, чтобы жить нам в то время, когда Господь наш Иисус Христос жил на земле и ходил среди подобных нам. Как часто хотелось видеть нашего Господа телесными очами. Но, братья и сестры, мы с вами имеем больше этого, потому что мы можем не только видеть Господа очами духовными, но мы можем сопричаститься Его Божественной плоти, можем соединиться с Ним в несказанном соединении.

Человеческая любовь никогда не даёт человеку совершенной полноты соединения, потому что, как бы тесно человек ни соединился с другим человеком, как бы он не был близок этому человеку, он всё же никогда не достигает совершенного с ним единства, всегда между одним и другим человеком стоит какая-то невидимая, но в то же время реальная грань. Между тем, в таинстве Евхаристии мы действительно соединяемся с Господом в единый дух и единую плоть, соединяемся в совершенном соединении. Это таинство возводит нас от нашего тленного бытия к нетленной совершенной жизни. Это таинство не только нас освящает, но оно нас «обожает», т.е. возводит в самые недра Божественной жизни, соединяет со Спасителем совершенным соединением.

Но тут возникает вопрос: почему же Господь для совершенного единения человека с Собой указывает нам именно этот путь, на котором Он становится пищей человека, так что человек принимает Тело своего Господа под видом вина и хлеба, принимает Его, как пищу? Почему именно такой путь указывает Господь и, таким образом, естественный процесс питания становится для нас величайшим путём, путём таинственного Богообщения?

Для того чтобы это понять, мы должны вдуматься в самую сущность того, что такое человеческое питание, вдуматься в то, что происходит с человеком в то время, когда он питается, когда он принимает обычную пищу. Человек должен питаться, должен принимать пищу, потому что он так устроен, что сам в себе не находит достаточно жизни, а непременно должен черпать эту жизнь из внешнего мира, из окружающей его стихии. Когда он питается, он вбирает в себя эту стихию. Человек принимает хлеб, но ведь этот хлеб вырос из земли, а земля питалась и водой, и лучами солнечными, и орошалась дождями. Прав один мыслитель, который говорил, что когда мы принимаем в пищу хлеб, то в то же время мы как будто принимаем и небо, и воду, и все стихии мира, и солнечные лучи. Поэтому, когда мы питаемся, мы приобщаемся ко всем этим естественным стихиям, соединяемся с ними так, что они претворяются в нашу плоть и кровь. Но это соединение является у нас стихийным, процесс питания является неразумным, так что, хотя мы и приобщаемся ко всей природе, но это соединение внешнее.

Питание обрекает нашу личность, наше существо на зависимость от внешней природы. Принимая пищу, мы тем самым подчиняемся законам внешней природы, законам необходимости, законам плоти. Учение материализма хочет утвердить до конца это подчинение духа законам плоти. Оно утверждает, что питание есть самое важное, что духовная жизнь должна находиться в зависимости от процесса питания. Когда диавол приступил ко Господу, он тоже искушал Его этим самым. Он говорил: «Если Ты Сын Божий, то сделай так, чтобы эти камни стали хлебом». Диавол хотел, чтобы Господь Свою духовную силу употребил на служение плоти, он хотел процесс телесного насыщения поставить выше духовной жизни. Так хотели и иудеи, которые требовали манну с неба. Но Господь сделал иначе. Он сказал, чтобы мы думали не о пище телесной, а о пище нетленной, пребывающей вечно. Он сказал, что Он Сам есть хлеб жизни, что Его Тело есть истинная пища, а Кровь Его – истинное питие. Таким образом, Он сделал обратное тому, что от Него хотели иудеи. Он подчинил телесное духовному и не только подчинил, но и возвёл его на высшую ступень совершенства.

Именно так относится христианство к питанию. Оно освящает нашу пищу тем, что, например, когда мы принимаем освященный хлеб, мы не только совершаем процесс питания, но этот процесс становится в нас источником нашего освящения. А в таинстве Евхаристии стихийный телесный процесс питания получает совершенное духовное содержание, так что питание становится в нас источником нашего непосредственного общения с Господом. Если естественное питание соединяет нас с мёртвыми стихиями мира, то таинство Евхаристии соединяет нас с нетленной плотию Господа Иисуса Христа.

Если естественное питание даёт мертвенное единство со стихиями мира, то духовное питание, Евхаристия, даёт нам живое, личное общение с Господом. Таким образом, духовное питание является путём к полноте Богообщения, и благодаря ему достигается полная гармония в нашем существе. Самый корень нашей телесной жизни освящается, одухотворяется и, таким образом, наша духовная жизнь получает внешнее телесное выражение, а наша телесная жизнь освящается в самом своём корне, в самом своём существе.

Вот почему Господь предлагает нам Своё Тело и Свою Божественную Кровь именно так, под видом питания, и тем самым Он освящает в нас тот процесс, который является таким обычным, освящает само наше существо, саму нашу плоть.

Но, братья и сестры, возникает ещё вопрос, вопрос о самой сущности того, что совершается в божественном таинстве Евхаристии. Мы говорим, что в этом таинстве вино и хлеб прелагаются в Тело и Кровь Господа. Нам часто задают вопрос о том, как это совершается, и этот же вопрос нередко возникает и в нашем сознании. Но когда это случается, мы должны помнить, что впервые этот вопрос поставили враги Христа – иудеи, которые во время беседы о святом таинстве спрашивали: «Как может Он дать вам Свою плоть есть?». Кирилл Александрийский говорит: «Берегитесь этого «как», потому что если будете спрашивать, как это совершается, то будете подражать этим, отступившим от Господа иудеям». Здесь тайна, здесь вера. Верующий человек не боится тайн, потому что религия неизбежно предполагает тайны. Если бы не было тайн, то не было бы и веры, потому что мы верим в то, что превышает наше обычное естество, мы верим в то, что выше нашей естественной жизни, и что должно неизбежно быть для нас таинственным. И если вера наша, наша религия полна тайн, если, чем больше наша вера, тем больше этих тайн, то, конечно, особенная тайна присуща этому величайшему таинству христианской жизни, таинству Божественной Евхаристии.

Поэтому мы можем сказать, что здесь тайна и что мы не знаем, как совершается это Божественное чудо, но мы верим и исповедуем то, что оно действительно совершается. Православная Церковь, говоря об этом таинстве, учит, что св. Дары «прелагаются». Католическая же Церковь больше употребляет другой термин – «пресуществление». Этот термин принимает и наша Церковь, но она не вкладывает в него того содержания, которое влагает в него западное учение. Западное учение хочет проникнуть этим термином туда, куда мы не должны проникать, в самое существо таинства. Западное учение хочет этим термином объяснять, как это таинство происходит. И вот какое объяснение оно предлагает: когда мы видим какой-нибудь предмет, то мы видим признаки этого предмета – его окраску, цвет, запах и т.д. Философия говорит, что эти признаки не являются сущностью предмета, это всё случайные признаки, зависящие от того, что мы так предмет воспринимаем, а сущность предмета для нас остаётся неизвестной. И вот Западная Церковь говорит, что во время таинства внешние признаки предмета остаются неизменны, беспеременны, но самая сущность изменяется и совершается «пресуществление». Православие не отвергает этого термина, но оно говорит иначе, – как бы так: вот солнце светит, и все мы питаемся и живём солнечными лучами. Если бы солнце погасло хотя бы на краткий срок, то окончилась бы всякая жизнь. Что касается того, как именно светит солнце и в чём сущность его света, то от этих слов и размышлений самый солнечный свет не меняет своих свойств. Так и от теорий наших не меняется свойство таинства. Таинство Евхаристии есть солнце, которое нам светит и греет, и мы знаем, что оно действительно нас животворит, что же касается вопросов о том, как совершается таинство, то мы их просто не ставим.

Я укажу только на один пример, на который указывают многие святые отцы и особенно Григорий Нисский. Он сравнивает то, что происходит на престоле с тем, что происходит в обычной жизни; ведь и в обычной жизни хлеб и вино становятся нашим телом и кровью в процессе питания. Это тоже тайна, потому что наука до сих пор не может объяснить, как органически мёртвое может стать живым, она никогда этого не объяснит, т.к. она не может сделать из мёртвого живого, а между тем, в обычной жизни эта тайна совершается с каждым из нас. Эта тайна является прообразом той величайшей тайны, которая совершается на престоле, когда действительно хлеб и вино претворяются реально, прелагаются невидимо для нас, но ощутимо для сердца в Божественную Плоть и Божественную Кровь Агнца.

Братья и сестры, святая Евхаристия иначе называется жертвой. С таким наименованием мы постоянно встречаемся. Жертву Господь принёс однажды, принёс её для искупления нашей нечистоты и наших грехов. Западные богословы выставляют много разных теорий для объяснения сущности искупления. Восточные же богословы, св. отцы, предпочитают здесь молчать, потому что опять здесь тайна великая. Христос искупил нас любовию. Он пришёл в мир, в мир, полный злобы и ненависти, и этому миру Он противопоставил Свою волю, Свою любовь. И мир Его возненавидел, мир стал Его гнать и распял, но Он ответил на это любовию и ни разу не поколебался в Своей жертве. Эта жертва Христа заключается в совершенной любви.

Святой Исаак Сириянин говорит о любви Отца Небесного и Христа к миру: «Тако бо возлюби Бог мир, яко и Сына Своего Единородного дал есть за него на смерть, не потому, что не мог искупить нас иным образом, но чтобы научить нас тем преизобилующей любви Своей, смертию Единородного Сына Своего приобщить нас к Себе. А если бы у Него было что более драгоценное, и то дал бы нам, чтобы сим приобрести Себе род наш. И по великой любви Своей не благоволил стеснить свободу нашу, хотя и силен Он сделать это, но благоволил, чтобы любовию собственного нашего сердца приблизились мы к Нему. И Сам Христос по любви Своей к нам послушен был Отцу Своему, чтобы с радостью принять на Себя поругание и печаль».

Жертва Богочеловека в совершенной любви. Но эта жертва становится спасительной для нас только тогда, когда мы сами к ней приобщаемся, когда она распространяется на нас.

Что же совершается в миг причащения? Совершается вот что: здесь на престоле возлежит тот же Агнец, Который заклан за грехи мира, здесь плоть Господа, хотя и прославленная, но претерпевшая все преследования и беззакония мира. Эта жертва – это воплощённая и совершенная любовь возлежит на престоле. И вот, когда мы подходим к причастию, мы причащаемся этой совершенной жертве, этой совершенной любви.

Подумайте, братья и сестры, о том, какую ответственность мы берём на себя каждый раз, когда подходим к Св. Причастию. Ведь Господь отдаёт нам в этой жертве Самого Себя. Вот Он возлежит на престоле и сейчас Он войдёт в наше сердце, войдёт в нашу душу. Он понесёт на Себе наши беззакония и нашу неправду. Он соединится с нами, и наши личные грехи, наши беззакония возлягут на Него.

Братья и сестры, Его жертва любви есть жертва для всякого, Он отдаёт Себя в жертву для каждого из нас. Вы знаете, что значит принять жертву любви? Это значит ответить не эту жертву такой же жертвой. Когда человек жертвует для нас своей жизнью, и мы принимаем эту жертву, это значит, что мы тоже обязываемся, если нужно будет, отдать для этого человека жизнь, потому что жертву жизнью можно принять только тогда, когда сам за это отдаёшь жизнь. Поэтому, каждый раз, когда мы причащаемся, когда принимаем Божественную Плоть и Кровь, мы сами в это же время даём страшный обет, обет жертвы любви, мы обещаем Господу отдать всю свою жизнь даже до смерти. Поэтому миг причащения есть в то же время миг страшного обета, это страшная минута, когда человек принимает жертву и в то же время приносит себя в жертву.

Пусть же, прежде чем подойти к св. Чаше, каждый подумает о том, что он делает. Ведь он обещает всё сердце, всю жизнь даже до смерти отдать Богу. Если он этого не сделает, то он будет виновен перед Телом и Кровию Спасителя, если он нарушит свой обет, то он надругается над Божественной жертвой.

Когда мы подходим к Телу и Крови Господа, мы не должны забывать, что Господь есть Путь, Истина и Жизнь. Он есть Жизнь, но в то же время и Путь. Эта жертва есть путь, путь Голгофский, путь страданий, путь жертвы. И вот, когда мы принимаем Тело и Кровь Господа – это значит, что мы вступаем на определённый путь, на путь жертвы, отдачи себя на путь жертвы любви. Если мы причащаемся, то значит мы должны идти в мир тем же жертвенным путём, каким шёл Господь. Мы уже не можем бороться со злом посредством зла, мы уже не можем ненавидеть и проклинать, мы можем только жертвовать, жертвовать всей полнотой своего существа. В этом сущность пути на Голгофу. И если мы принимаем св. Тайны, мы тем самым уготовляем свою душу ко всяким страданиям, и мы уже не должны бояться никаких страданий, которые посылаются Господом. Мы уже должны нести эти страдания и внутренне, и внешне, как тот удел, в котором мы соединяемся с Господом.

Вы видите, братья и сестры, какие обязанности возлагает на нас причастие Божественной жертвы. Помните, что по слову Апостола, каждый раз, когда мы подходим к св. Чаше, мы возвещаем смерть Господа, мы приобщаемся этой смерти, мы её принимаем как то, что Он принял ради нас. Мы эту жертву приняли, а раз приняли, то вместе с тем и дали обет. Поэтому каждое наше причащение да будет оно в совершенном соединении с Господом, да будем мы всегда сознавать наш обет при этом. Да сподобит нас Господь неосужденно приступить к Божественному причащению Его Тела и Крови.

Я закончу словом Иоанна Кронштадтского. Когда однажды он причащал многотысячную толпу, он в молитвенном вдохновении воскликнул: «Подумайте, вот перед вами Сам Христос, Христос всей полнотой Своего существа, живой и жизнь дающий. Тело Христово приимите, источника бессмертнаго вкусите».

Каждый раз, подходя к причастию, будем и мы думать о том, что ведь здесь Христос со всей полнотой Своего существа, живой и жизнь дающий.

«Тело Христово приимите, источника бессмертнаго вкусите».

Дорогие читатели, братья и сестры, помяните в своих молитвах ко Господу следующих рабов Божиих, принявших участие в издании и финансировании данной книги:

О здравии

Архиепископа Гурия

Архиепископа Виктора

Архиепископа Филиппа

Игумена Дамаскина

Игумена Аркадия

Протоиерея Сергия

Протоиерея Николая

Протоиерея Николая

Протоиерея Максима

Протоиерея Владимира

Протоиерея Александра

Протоиерея Ярослава

Протоиерея Стефана

Протоиерея Петра

Протоиерея Кирилла

Иерея Артемия

Диакона Димитрия

Диакона Игоря

Елены

мл. Серафима

Вадима

Лидии

Киры

Алексея

Димитрия

Галины

Анны

мл. Вероники

Андрея

Светланы

Игоря

от. Вячеслава

Игоря

Владимира

Ирины

Игоря

Аллы

Марии

Игоря

Евгения

Владимира

Раисы

Владимира

Анатолия

Игоря

Лидии

Игоря

Галины

Галины

Анатолия

Евы

Помяните такожде преставшихся рабов Божиих – родственников и знаемых священномученика Епископа Аркадия:

О упокоении

Иерея Павла

Иерея Иосифа

Монахини Софии

мл. Любови

мл. Павла

мл. Николая

Владимира

Евгения

Ларисы

Пелагии

Надежды

Игоря

Евгении

Екатерины

Монахини Анны

Надежды

Наталии

Наталии

Софии

Веры

Веры

Прот. Иоанна

Прот. Николая

Прот. Николая

Прот. Стефана

Марии

Ольги

Нины

Иулии

Николая