I. Вселенский или всеправославный?

Кажется 38-летний расслабленный хочет встать. По почину главного иерарха Востока, патриарха Константинопольского, Восточная Церковь готовится к вселенскому собору. Для его подготовки вселенский патриарх раз, уже собирал на Афоне предварительный съезд, названный «просинодом». Протоколы его уже опубликованы в одном томе. Второй такой же «просинод» собирается там же на Троицу этого 1932 г. А за ним вскоре ожидается и это давно небывалое событие нового VIII-го по счету Собора...

Сравнение с расслабленным не мое, а преосвященного Порфирия (Успенского), нашего лучшего знатока и очевидца-наблюдателя жизни христианского Востока: «Палестинская церковь возлежит расслабленная у самой купели Силоамской и непрестанно взывает к небесному Жениху своему: Господи, человека не имам. Сии истины надлежит возвещать с дерзновением». Надышавшись крепким духом русского православия, православия молодого, могучего, плодоносящего народа, ученый посол нашей церкви на православном Востоке в половине XIX в. потрясен был внешним его убожеством под игом туретчины и более всего его миссионерской бесплодностью, миссионерским бессилием: «Давно эта церковь, заматорела и не только никого не рождает в жизнь вечную вне пределов своих, но и у себя дома не старается примирить и сблизить своих собственных чад, Она не Сарра, а Сара. Но Господь силен дать ей новое тмочисленное потомство. Он уже идет к ней, чтобы возобновить юность ее и возвратить ей преяшее плодородие, честь и силу ея». В первую очередь еп. Порфирий тут подразумевал вливание соков от великой русской церкви и чаемого освобождения от турецкого ига славянских церквей и затем всех православных народов. На наших глазах это освобождение совершилось, и православие стало оправляться от векового захирения. Хотя и умален в последнее время насильственным «ассиро-вавилонским» изгнанием всего греческого населения из его малоазийской родины Константинопольский патриархат, но зато численно выросли патриархаты Александрийский, Антиохийский и Иерусалимский. Объединились в великие церкви новые патриархаты Сербский и Румынский. Православие прославляется мученичеством всей русской церкви. Православие укрепилось внутренне в миллионной массе Зарубежной России. Православие оживилось в борьбе за свое существование в бывших ныне автономных частях русской церкви. Православие возродилось в Карпатской Руси и Чехии. К православию решительно двинулась Англиканская церковь, направляются некоторые течения в протестантизме. Нельзя в такое время лежать на одре расслабленного. И вот раздается зов к вселенскому собору. Не заслышала ли восточная церковь исцеляющий голос Господа, о котором пророчествовал еп. Порфирий? Не встает ли она, чтобы ходить? Не молодеет ли, чтобы вновь плодоносить?

Трудно было бы подкрепить чем-нибудь веру в такие возможности, если бы пред нами не было огненного искушения изощренным мученичеством и величайшей из восточных – русской церкви. Это – жестокое горнило очищения грехов церковных, выявляющее чистое золото славы и силы христианства. Верующая мысль не вмещает бесплодности для церкви вселенской этого мученического подвига и чает от него христианского возрождения. Но плоды этого испытания могут вскрыться лишь тогда, когда заколдованные, стены советского Иерихона падут, когда наступит внешнее освобождение голоса и совести русской церкви и православного народа. Между тем сейчас великий праздник вселенского соборования православия ставится на очередь при полном почти отсутствии могущественной части православии – русской церкви. Это вопиющая ненормальность. А потому, между прочим, наряду с другими соображениями, мы и ставим под сомнение законность титула «вселенский» для предстоящего собора. Очень похвален порыв восточных церквей к столь высокой цели. Но достижение ее должно быть законным и подлинным, а не «восхищением недарованного».

История знает ряд соборов, которые хотели быть вселенскими и оказались или только поместными или даже еретическими. И, наоборот, некоторые оказались вселенскими, хотя вначале не всеми признавались таковыми. Сердикский собор 343 г. собирался как вселенский, но из него получился только поместный. Ариминско-Селевкийский – как вселенский: – получился еретический. Константинопольский 381 г. – как только восточный. И еще в 452 году св. Лев Великий не считал его вселенским, но после этого времени его вселенское значение, как II-го по счету, никем не оспаривалось. V-й Вселенский КПл. собор 553 г. всеобщее признание на Западе получил только к 700 г. КПл. собор 754 г. считал себя вселенским, но оказался еретическим. VII-ой Вселенский 787 г. долго не признавался франкскими церквами и даже папой Николаем I в IX в. в переписке с п. Фотием. КПл. против Фотия собор 869 г. объявил себя вселенским, но через десять лет формально аннулирован другим КПл. собором 879–880 г., который также объявил себя вселенским, но остался в истории восточной церкви только с достоинством поместного. Не говорим уже о соборе Флорентийском 1439 г., на котором формально представлена была вся восточная церковь, и который был, однако, отвергнут верующим народом. Некоторые греческие богословы вплоть до современных нам пытались именовать вселенским собор патриарха Михаила Керуллария 1054 г., но безуспешно. Наоборот, некоторые соборы поместные для восточной церкви получили универсальное вероопределяющее значение. Не было бы удивительно, если бы на Востоке их начали считать вселенскими. Таковы исихастские соборы 1351 и 1368 гг. или Ясский 1643 г. и завершивший его Иерусалимский собор 1672 г. Первыми канонизованы новые догматические формулы о божественных энергиях вместе с их автором св. Григорием Паламой, что и закреплено в богослужении 2-й недели великого поста, а вторыми засвидетельствована чистота учения православной церкви от кальвинистских приражений. Следовательно, мало одних формальных признаков вселенскости для собора, мало его желания или дерзновения называть себя вселенским. Нужно еще признание его в таком качестве со стороны всей церкви в пространстве и времени. А это проверяется только в опыте церкви, иногда довольно длительном. Действительно, существует «рецепция», приятие или неприятие церковью соборов, усвоение их жизненной соборностью христианского опыта. Собор должен найти свое укоренение в этой соборности, свое соответствие ей. Тогда только определится его вес и значение. Собор есть до некоторой степени формальное, механическое сооружение с риском не совпасть с органической потребностью живого лона церкви. В таком случае он отсеется в истории церкви в разряд незначительных и будничных эпизодов, а не будет праздничным и творческим деянием достопамятным в веках.

В декларировании предстоящего собора вселенским есть немалый риск. Конечно, возможно и чудо восстания «расслабленного». Но рассчитывать на чудо значит незаконно искушать Бога. Рассуждая скромно и по-человечески, в таком замысле есть большая и неожиданная непоследовательность. 1200 лет не иметь вселенского собора, 600 лет (со времени флорентийского) не пытаться его иметь, разучиться соборовать, и вдруг сразу захотеть создать вселенский собор? Уже 250 лет, как восточные церкви, разделённые меду собой и турецкой неволей и местными национальными интересами и стеснениями, не выражали даже желания собраться на общий большой собор. За это время они в еще большей мере, чем прежде, растеряли знание друг о друге, привычку жить общей жизнью, иметь общий язык и в переносном и в буквальном смысле этого слова. Национализмы и провинциализмы горизонтов в них так укоренились, что нужны гигантские усилия для их преодоления. Православные массы привыкли смешивать суть православия с своим национальным бытом и иной быт почти несклонны признавать православным. Некоторые православные народы всю ревность о своей церкви вкладывают в борьбу с другой православной же церковью из-за внешних этнографических границ ее юрисдикции, языка и обряда. И особенно в последние, послевоенные годы эти конфликты национально-политического свойства, этот раж автокефализмов и автономизмов разрослись и размножились, внося новые темы раздора в среду и без того исторически разошедшихся между собой восточных православных церквей. Именно сейчас дорога к вселенской гармонии на Востоке засорена новым мусором мелочных междоусобных браней. Перешагнуть через все это, «яко не бывшее», прямо к вселенскому собору едва ли удастся. А делать задачей такого собора эту черновую расчистку дороги, было бы принижением его высокого имени, нарушением иерархического порядка ценностей, По евангельскому завету, сообразному с психологией, сначала грехи обличаются наедине, потом при свидетелях и затем уже поведаются церкви. Естественная последовательность подсказывает сначала практику местных соборов внутри каждой автономной церкви, затем соборы групп таких церквей для ликвидации их специфических споров и затем уже соборы всевосточные. Дорастут ли последние до авторитета вселенских, это покажет уже опыт. Так рисуется нормальное, степенное восхождение к достижению вселенского собора. Действие вселенского собора, дерзающее быть соединенным с благодатным озарением, требует какого то праведного ценза от участвующих в нем церквей, какой то предварительной подготовки и чистки от местных слабостей и недостатков. Мирянину не подобает приступать к св. Чаше без покаяния, а сонму церквей – к таинству собора. Согласитесь, что довольно нескромно, чтобы не сказать более, некоторым церквам, еще не умеющим или бессильным собрать свой собственный соборик (напр., Польской и Русской), сразу ехать – ни много, ни мало – как на вселенский собор! Не скажут ли таким: «врачу исцелися сам»; рано спасать других, не научившись спасать себя.

Нет, не произнеся еще даже и А, нельзя сразу произнести Z. Не научившись еще ходить на своих ногах, или ходя только на костылях, рано претендовать быть вождем других. Тренировка в поместной соборности есть не только школа. Это просто приобретение зрелости по существу и права по существу на участие в соборности вселенской.

Но на собор просто всеправославный может быть уместно явиться и в неготовности и незрелости любой частной церкви с докладом о своих немощах и исканием братской помощи. Конечно, такая братская помощь и разбор маленьких конфликтов, как попутная работа, всегда находили себе место и на вселенских соборах. Но не в этой попутной работе поместного масштаба состояли главные задачи соборов вселенских. Они созывались для создания высшей авторитетной инстанции, могущей разрешить вопросы, не поддающиеся решению в инстанциях поместных. Это были вопросы веры, самого состава и смысла христианского откровения. Для прочих вопросов, канонических, практических, судебных достаточно было так называемых «великих» соборов, неопределенно широких. Вот таким «великим» собором для первоначальной чистки накопившихся болячек в жизни православного востока, и мог бы быть великий всевосточный собор (вернее, ряд соборов) пока он же, в том же составе, не дорос бы до силы внутреннего авторитета, способного продвинуть вперед и дремлющие вопросы веры, к которым забыли уже на Востоке прикасаться соборно. Так, «восходя от силы в силу»,и вырос бы органически, неискусственно и неложно вселенский собор, которого дальнейшая история церкви уже не развенчала бы в поместный. Дело не в количественной стороне состава собора, а в качестве его служения и роли в данный момент. Тот же по составу всеправославный и стал бы во благовремении достойно и праведно вселенским.

* * *

Но может быть такая постепенность восхождения к вселенскому собору есть голая теория, уже обогнанная острыми неотложными нуждами жизни? А «по нужде и применение закону бывает», по словам послания к Евреям. Ниоткуда этого не видно. Ни один вопрос веры не выдвинулся в сознании всего православия, как вопрос злободневный, требующий немедленного уяснения. Вот, например, как пестро и неударно перечислены вопросы, стоящие на повестке ближайшего предсобория в интервью, данном КПл. патриархом сотруднику «Messager d’Athenes» в ноябре 1931 года: Представительство от русской церкви; подготовка православного духовенства; установка более тесных отношений между православными церквами; настоящее положение православной церкви в Америке; реорганизация монашеской жизни и обновление ее деятельности в сфере научного знания, священных искусств и служения ближним; о новых методах борьбы с антихристианскими мировоззрениями. Исследование отношений с не православными церквами, склонными к сближению и не прозелитствующими среди православной паствы. Таковы: армяне, копты, абиссинцы, старокатолики, англикане. Отношения к церквам, практикующим прозелитизм и средства защиты от него. Таковы: римско-католическая, униатство, протестантизм, хилиазм и пр. Вопрос о кодификации канонов, о византийском искусстве во всех его видах».

Нельзя без радостного волнения читать этот список вопросов. После стольких веков застоя, как первая травка после жестокой и долгой северной зимы, молодит душу уже одно словесное заявление, что наступают весенние дни постановки каких бы то ни было вопросов в православии. Ведь казалось все уже навеки мумифицировалось, окостенело и покрылось музейной пылью. Томительна была эта без-вопросность православия, как усыпляющее молчание раскаленной, бурой сирийской пустыни. И вдруг эта постановка на ноги залежавшихся, ссохшихся реликвий! В добрый час! Но где же центр в этом смешанном ряде проблем? Где главное и второстепенное? Где крик жизни и где просто канцелярская регистрация? Почему только эти вопросы, а и не многие другие, столь же непочатые или столь же застарелые для Востока? Не касаясь догматики, например, давно назрели вопросы о ликвидации разных расколов, о богослужебных чинах и обрядах, об уставе, о постах, о календаре, о роли мирян в церкви, о соотношении библейской традиции и библейской науки, об ориентации церкви в проблемах политики, экономики и культуры, и много других вопросов, чувствительно близких отдельным поместным церквам. Для одного только полного списка их и правильной классификации нужен всевосточный собор на базе ряда местных соборов. Опубликованный список вопросов очень показателен, как симптом неготовности восточных церквей к вселенскому собору. Как много еще им следует предварительно соборно проработать и урегулировать, чтобы не обременять программу грядущего вселенского собора неподобающими его чрезвычайности мелочами!

Но если даже на время отвлечься от расценки вопросов по их важности, если поставить депутатов от отдельных церквей пред всем дремучим лесом этих не переработанных вопросов сразу на арене вселенского собора, то могут ли они по совести принести сюда не свое только личное, наспех придуманное, а соборное же мнение своих церквей, которого теперь епископы не знают и не могут знать, ибо и самых соборов на местах еще на эти темы не собиралось? Вселенский собор, без опоры на поместную соборность, повис бы в воздухе, как вершина пирамиды без основания. Он не игра в формальную парадность, а завершение реально выношенной соборной думы всей церкви. Один механизм голосования епископов, оторванных от живой мысли своих церквей, был бы действием римского клерикализма, видящего в иерархии командующее начальство, а в пастве послушных подданных. Отрава этого неправославного клерикализма очень еще сильна в сознании большей части клира и мирян в наших церквах. Ее изгнание из восточного церковного организма возможно только в процессе неослабевающей практики соборования на всех ступенях церковкой жизни и работы. Русская церковь после 200-летней бессоборности, если и достигла сравнительно многого для своей организации через прерванный большевиками первый собор в 1917–18 гг. то только потому, что еще при царском правительстве в 1905 г. все епископы были запрошены дать свои отзывы о назревших реформах и вопросах для предстоящего собора. А затем в ряде предсоборных совещаний и в журналистике целого десятилетия все церковные силы высказали и обдумали все, что было нужно в связи с собором. Собор работал уже в сознании себя подлинным носителем реально существующих в недрах своей церкви запросов и течений. Идейная борьба в нем была соборной, а не бюрократичной или клерикальной.

И в данном случае процесс поместного соборования в течение некоторого периода времени, разрешая вопросы частные и второстепенные, просеивал бы в сознании отдельных церквей вопросы более крупные и требующие сил и компетенции высшей соборной инстанции. Так естественно обрисовалась бы и стала живой и очередная тема для вселенского собора. Может быть это был бы вопрос соединения православия с другими церквами, ищущими такого единения, может быть вопрос социальной миссии церкви, – во всяком случае вопросы действительно вселенской значительности и труднейшей новизны. А в настоящую минуту объявление вселенского собора производит впечатление беспредметности или, во всяком случае, несоответствия величественной формы какому то черновому, хаотическому и будничному содержанию. Результат непоследовательности и скачка в будущее через пропасть не пройденной еще стадии.

Эта не пройденная еще стадия – состояние «расслабленности» восточной церкви в ее неорганизованности, рассыпанности на несвязанные между собою части. То, чего нам до крайности не достает – это живой, деятельной связи всех национальных и автокефальных церквей в одно стройное целое. Нам нужен, прежде всего, и раньше всего, «Всеправославный Собор». Без него нам стыдно и прямо невозможно сунуться во вселенское плавание. Мы не в порядке. И еще до общего собора нам нужно ввести соборный строй во всех своих церквах, этим помочь им освободиться от гнета местной политики и завоевать право на свободное, чисто церковное мнение. Из этих свободных соборных голосов сложится сам собою подлинный, не клерикально-бюрократический, всеправославный собор. И нужен не один, а ряд таких соборов, перманентная периодическая система таких соборов. Только на этом пути наш Восток может обрести недостающее ему, реальное, а не мечтательное только, единство и силу, вытекающую из такого единства.

У Римской церкви есть единство, и есть сила, вытекающая из этого единства. Ее единство основано на ее специфическом догмате о единоличной монархической власти в церкви. Опираясь на эту экстерриториальную власть папы, все национальные части ее подчинены давлению местных политик и правительств лишь до известного предела, за которым они находят защиту в Ватикане и обязуются вступать на путь мученичества. Это бесспорное преимущество организованности и независимости церкви.

У Востока этого нет. У Востока осталась от древности лишь туманная идея «вселенскости», не воплощенная теперь ни в чем, кроме почетного титула Константинопольских патриархов А когда то под этим разумелась «экумени»-ромейская империя и ее глава, экуменический-вселенский царь православный, придававший телу церкви внешнее единство и по идее охранявший ее свободу. Но мечтательный, непрактичный Восток и не заметил, как история безжалостно похитила у него эту внешнюю ненадежную, преходящую опору его «вселенскости» – имперского единства и взамен ее не оставила ничего. Пробел, оставшийся в системе восточного единства ничем не заполненным, заполнить нам необходимо. Мистика вселенского (уже не в государственном, а чисто церковном смысле) единства, не исключает, а, наоборот, требует организационного, делового, административного воплощения этого единства. И его можно и нужно создать через систему всеправославных соборов. В них теперь ключ к нашему реальному экуменизму, к нашей административной вселенскости.

Было бы жалким и лицемерным наше сопротивление римскому папству, если бы мы позавидовали ему и пожелали дублировать его на Востоке. Бывали и есть у нас теоретики восточного папизма, привязанного к лицу вселенского патриарха. Они ссылаются на проникнутые этой идеей прецеденты: на сговор патр. Фотия с папой Иоанном VIII (IX в.), на переговоры патр. Евстафия с папой Иоанном XIX (нач. XI века), на планы патр. Михаила Керуллария (XI века), на тенденцию всей дальнейшей истории КПл. патриархата. История не есть каноническая норма. Идейных искривлений в ней несчетное число. Истолкование привилегий первенства чести КПл. патриаха в смысле создания монархической власти одного сверх-епископа над прочими епископами мы отрицаем, как в прецедентах прошлого, так и в проектах будущего. Это и было бы ересью папства, упразднением веры в благодать соборности и заменой ее иной верой в благодать первосвященнического откровения. Раз мы своей восточной вере в Единого Невидимого Главу церкви и, следовательно, в соборную богодухновенность не изменяем, то и привилегии вселенского патриарха мы принимаем совсем не в смысле папства, а как счастливую традицию истории, избавляющую Восток от всегда изнурительных и лишних споров о первенстве. Ибо первенство среди равных, т. е. председательство, есть элементарная техническая необходимость правильной организации всякого коллектива, в том числе и правящего органа вселенской церкви. И такого устойчивого примаса и председателя мы традиционно имеем в лице патриарха вселенского. Но, не будучи над нами папой, в римском догматическом смысле он должен на правильных основаниях соборности получить силу и возможность играть роль центра и экстерриториальной опоры для поглощаемых и часто порабощаемых отдельными национальностями частей восточной церкви. Он не должен быть папой дурного сорта, без догматической мистической основы. Да такой бюрократической власти ему и не позволит осуществлять ни одна автономная церковь. Другое дело развернутая полностью снизу доверху соборная система, долженствующая дойти до трона вселенского патриарха и окружить его. Восходя концентрически от соборов местных к собору все восточному, мы должны закрепить это все православное соборное достижение не только в виде периодичности таких соборов, но и в виде перманентного между соборного органа по подобию практики междусъездных комитетов мировых конференций. Такой все восточный σύνοδος ἐνδημου σα, состоящий из делегатов – апокрисиариев всех церквей, может периодически заседать и в разных географических пунктах, около разных автокефальных примасов, ради символизации братской солидарности, но преимущественная его резиденция должна быть около своего старейшего председателя, КПл. патриарха. Опираясь на этот всеправославный и экстерриториальный соборный орган, каждая автокефальная церковь будет защищать себя им от крайних посягательств на свободу церкви ее светского правительства. У неё будет перманентная высшая инстанция во всех нужных случаях, ведущая ее быстро и непосредственно к соприкосновению с собором всех братских церквей, на пороге всегда возможного вселенского собора. У патриарха вселенского, с другой стороны, через такой общецерковный синод будет сосредоточиваться отраженный пульс жизни всех восточных православных церквей. И ему будет открыта возможность отечески влиять на ход их жизни в интересах православия, как целого. Лишь тогда он станет не титулярно, а реально «вселенским патриархом». У него прибудет реальной правящей власти без греха догмата папства, а у церквей прибудет свободы от провинциализмов. Дух вселенскости будет организован в деловую систему единства, на началах животворящей соборности. Восток выйдет из анархии и докажет не пустыми словами, а делом, что можно иметь видимое единство церкви и силу этого единства, не впадая в ересь папства. Вот для чего нам нужно правильное достижение неложного, подлинного всевосточного собора с вытекающей из него реорганизацией всего строя Православного Востока, раньше чем посягать на осуществление вселенского собора, которого мы еще недостойны.

* * *

Есть робкие души, которым тысячелетний сон Востока навеял детскую мысль, что кроме семи вселенских соборов (число священное) других и быть не может. Но это мертвящая точка зрения, ставящая могильный крест над жизнью церкви, как бы уже усопшей навсегда, будучи бессознательным неверием в Духа Животворящего, к счастью, чужда церкви греческой, и в древности властно творившей жизнь церкви, и до наших дней не забывшей этой властности над судьбами православия.

Есть другое сомнение, более сложное. Говорят: древние вселенские соборы, единственные, которые признаны на Востоке, были созданы церковью еще неразделенной, с участием Запада в лице легатов папы. Может ли теперь восточная церковь одна, без пап, собирать вселенские соборы? Достаточно спросить только себя: а разве после разделения наша церковь перестала быть подлинной Христовой Церковью? чтобы перестать сомневаться в ее праве совершать все, что она совершала искони. Ведь западная церковь, имеющая такое же мистическое самосознание своей подлинности, никогда не имела и тени колебаний, собирая после семи древних свыше десятка новых вселенских соборов. Почему же Восток должен в этом вопросе оглядываться на Запад? Это неживой археологизм. Иной вопрос: а как быть с этими особыми, то западными, то восточными вселенскими соборами на случай, если бы великие разделённые церкви вновь когда-нибудь сговорились и соединились? Тогда встал бы вопрос не об одних соборах, а о разнообразных духовных ценностях (святых, праздниках, святынях, духовной письменности и пр.), нажитых каждой церковью в отдельности. Тогда, как видно по опыту воссоединения с православием отдельных фракций других церквей (напр., Несторианской) все, непротиворечащее догматическому соглашению, признается en bloc, как священное отеческое прошлое для данной церкви, без обязательного предписания этого наследства другим, в нем не участвовавшим. Соборы – в том же порядке.

Значит, в термине «вселенский» может быть какая то сложность: то древняя универсальность неразделенной церкви Востока и Запада вместе, то универсальность позднейшая, лишь в пределах Востока или Запада раздельно? Да, это та же самая догматически-антиномическая сложность, что и в вопросе взаимоотрицания и одновременно взаимопризнания разделившихся церквей Востока и Запада. Каждая из сторон признает реальность иерархии другой, т, е. полноту благодатной жизни и таинств другой, и в то же время мыслит себя (и не может и не должна иначе) подлинной истинно вселенской церковью Христовой.

В этом отношении поистине замечательны слова о римской церкви в цитированном интервью вселенского патриарха Фотия:

«Римская церковь есть великая и древняя церковь, которую мы чтим и уважаем. Мы никогда не думали отрицать у римского архиепископа первенства чести. Мы его рассматриваем как первого в ряду епископов. Но римский папа не желает первенства чести, а первенства власти церковной и при том власти абсолютной. Вместо системы «федеральной» он хочет абсолютистского централизма. Но и это не единственное его притязание. Церковь римская не только имеет притязания, но она отказывается даже обсуждать их. Она говорит: у меня ключ истины, кто хочет, приходит ко мне».

Таим образом, признавая благодатную реальность римской церкви и предполагая таковую же с ее стороны в отношениях к кафолическому Востоку, вселенский патриарх желает он неё только той доли любви и смирения, чтобы она согласилась вновь обсудить правильность ее притязаний на власть над Востоком. Это не релятивизм, не отказ от церковного ключа истины пред неверием и иноверием. Это любовь и смирение пред равной обладательницей ключа церковной истины, пред ее восточной кафолической сестрой.

Только так достойно и праведно подходить великим церквам-сестрам друг к другу, чтобы не ставить креста над малейшей надеждой к сближению. Не гордой усладой раскола, а смиренной скорбью о разделении продиктованы эти слова старшего епископа Востока. И что именно эта доля смиренной любви или любовного смирения руководит мыслью патриарха видно из его ответов на вопрос: «Можно ли все-таки мыслить вселенский собор без римской церкви?» Да, отвечает патриарх: «Это будет вселенский собор православных церквей». Что значит такой ответ? И по букве и по контексту – только то, что это будет такой же «вселенский собор церквей Востока», как после разделения были «вселенские соборы Запада», но что мыслим и вселенский собор древнего типа, вместе Востока и Запада, и к смелой постановке условий такого собора патриарх непосредственно и переходит. Вот его еще более замечательные, чем выше приведённые, слова;

«Мы не будем возражать против участия на вселенском соборе, который был бы созван папой, по праву его первенства (en raison de la primaitie), но на котором епископ Рима поверг бы на обсуждение и решение собора все, что католическая церковь усвоила как догматы со времени разделения до сегодня, И если все новости, введённые папской церковью, были бы одобрены вселенским собором, то мы их приняли бы без оговорок. Но без такого решения, как хотите вы, чтобы мы приняли, даже не рассуждая, все, что католическая церковь притязает предписывать? Именно в силу этого мы и не имеем никакого контакта с ней и всякие рассуждения о соединения абсолютно проблематичны».

Итак, на том же условии смиренной любви, отлагающей в сторону механический начальственный приказ и признающей равенство голоса в обсуждении и формулировке кафолической истины, возможен и теперь общий вселенский собор церквей Востока и Запада. без упоминания о взаимных анафемах в прошлом, без кощунственного отрицания благодатного церковно-кафолического достоинства друг в друге. Какая дерзновенная широта иерархической мысли! Воистину вселенский полет, пленительный особенно для нас русских, после Филарета и не слыхавших ничего подобного из уст наших заробевших под старой политической ферулой епископов и захиревших от этой недостойной церкви робости. От такой точки зрения веет духом, казалось, невозвратной церковной античности. Римская церковь не называется прямо ни еретической, ни схизматической. Она – реальная кафолическая церковь, имевшая как таковая право делать нововведения и формулировать учения. На условиях кафолического равноправия православная церковь пойдет с ней на вселенское соборование и примет, как общецерковное приобретение, все ее достижения за период раздельной жизни, если соборно будет доказана Востоку их церковная правота. Восток не считает свою церковную жизнь все исчерпывающей полнотой в количественном смысле. Он допускает и благодатный опыт других кафолических церквей и их творческое право и творческую мудрость, могущую обогатить и его в случае любовного соборного его на то согласия. Как это апостольски смело и догматически последовательно! Как это возвышается над провинциальным грубословием некоторых – увы! – не профанов о том, что «папа – простой мужик»!..

Но чтобы не в абстракции, а реально обратиться с таким предложением к римской церкви, надо иметь на это гораздо больше моральных прав и конкретных данных, чем это имеется в наличности у православного востока. Мы еще не стоим на путях к такому униональному вселенскому собору, не по вине только одного гордого папства, но и по нашей собственной вине. Чтобы состязаться с папством не пустыми словами, а делами и фактами, нужно нам ещё осуществить ту самую соборность, которой мы чаще всего всуе хвалимся в теории и не выполняем ее на деле. Мы еще не на путях к вселенскому собору, а только на путях к элементарной соборности. Мы еще не готовы к единому соборному фронту перед Западом. Еще не создали и не доказали своего единства на основе соборности, без папской монархии. Еще непрерывно ссоримся, дробимся и распадаемся, справедливо заслуживая «покивание главами» римско-католиков: тебе ли нас критиковать и спасать, когда себя не можешь спасти!..

Да, по грехам нашим не короток еще путь наш к вселенскому собору и не послужит ни к силе, ни к славе нашей церкви его иллюзорное сокращение. Festinare lente, lente не в смысле медленности во времени, а в смысле качественной основательности и честной постепенности, – должно быть нашим руководственным правилом на путях даже собственно и не к вселенскому, а пока лишь к всеправославному собору.