20. Говорит ли Ветхий Завет о Христе?

Новый Завет, как известно, говорит прежде всего об Иисусе Христе. При этом новозаветные авторы постоянно утверждают, что во Христе исполнились ветхозаветные пророчества. Но где именно в Ветхом Завете говорится о Христе, да и откуда мы знаем, что это сказано о Нем – ведь имя напрямую не названо?

В Евангелии от Луки есть одно удивительное место (Лк 24:13–32). Два ученика Христа, уже после Его смерти и воскресения, возвращаются домой из Иерусалима, беседуя обо всех происшедших событиях. Они уже слышали весть о Воскресении, но не могли поверить ей. Наконец, они встретили Самого Христа – но сначала Его не узнали, и Ему пришлось подробно раскрыть им смысл ветхозаветных пророчеств о страдающем Мессии, то есть о Нем Самом. И только потом, когда они остановились на ночлег и незнакомый Странник преломил с ними хлеб, они узнали в нем Учителя.

А ведь это были те самые люди, которые следовали за Ним во время Его земной жизни, слушали Его проповеди, жаждали установления Его Царства. Они наверняка много раз читали соответствующие места Писания – и тем не менее, они не могли связать одно с другим, распознать в происходивших событиях исполнение пророчеств. Как же так получилось?

Прежде всего, надо признать: в Ветхом Завете мы не находим таких строк, которые выглядели бы математически точными доказательствами правоты Нового Завета. Пророк Исайя или царь Давид никогда не говорили: «В таком-то году в городе Вифлееме родится сын Иисус у девы Марии, Он сотворит много чудес, а потом будет распят у стен Иерусалима и на третий день воскреснет».

Но разве было бы хорошо, если бы они так сказали? Тогда у людей не осталось бы свободы выбора; к примеру, мы можем узнать из календаря, в какой момент сегодня или завтра зайдет солнце – но к вере эти факты не имеют ни малейшего отношения, именно потому, что они факты. Вера предполагает выбор: ты можешь принять слова пророка, а можешь их отвергнуть.

Именно поэтому далеко не все видят в Ветхом Завете пророчества о Христе. Во времена евангелистов именно этот вопрос разделил еврейский народ: одни увидели в Писании, которое они знали (Новый Завет ведь еще не был написан) подтверждение всему тому, чему учили их последователи Иисуса из Назарета, и стали христианами. Другие решили, что Он тут не при чем – именно такое восприятие до сих пор отделяет иудаизм от христианства.

Что же это за пророчества, в которых можно увидеть, а можно и не увидеть Христа? В книге К.С. Льюиса «Серебряное кресло» (из цикла о Нарнии) есть точный образ: лев Аслан, отправляя двоих ребят в опасное путешествие, сообщает им о знаках, которые помогут им в пути. Но он не дает им точной карты. Если коротко перефразировать, он говорит так: «На одном из камней в этом разрушенном городе вы увидите надпись. Поступите согласно ее повелениям». И при этом он добавляет: «Знаки, которые ты увидишь в Нарнии, будут не совсем такими, как ты представляешь. Вот почему так важно помнить знаки наизусть, не обращать внимания на их внешнюю оболочку». Действительно, надпись в разрушенном городе оказывается такой огромной, что прочесть ее можно только с высоты, а ребята, утомленные дорогой, забывают о знаках, не пытаются соотнести их с тем, что видят вокруг себя, и потому не могут их распознать вовремя – и путь их становится куда более длинным и опасным.

И еще одна интересная деталь. Та надпись содержала всего два слова: «…подо мной», – это был остаток эпитафии древнего царя. Казалось бы, для путешественников эти слова не имели никакого смысла – но на самом деле под ней был вход в подземелье, где и находился принц, которого они искали. Тот, кто составлял текст надписи, наверняка не догадывался, что она будет иметь второй, сокровенный смысл – но для Бога нет ничего случайного, и новый смысл, знак для путешественников Аслана, оставался сокрытым до тех пор, пока они сами его не раскрыли.

Итак, находим ли мы в Ветхом Завете подобные знаки?

Прежде всего, нужно понять, что пророчества о Христе в Ветхом Завете – это не отдельные стихи или главы, а скорее идеи, которыми пропитано Писание. Например, представление об искупительной жертве, кровь которой смывает грех с человека (об этом мы поговорим в следующей главе). Другая центральная идея Ветхого Завета – представление о Боге как о единственном истинном Царе Израиля, Который однажды станет править Своим народом зримым образом, и подчинит Себе при этом весь мир.

Торжественный возглас «Господь воцарился» звучит и в псалмах, и в пророческих книгах, и он относится именно к этому времени.

Однако Господь в Ветхом Завете невидим и недоступен для человека – как же Он может взойти на царский престол, поместиться во дворце? Разумеется, израильтяне понимали Его царствование не так материалистически. На физическом престоле, как ожидали они, воссядет избранный Господом царь. Поскольку символически это избрание изображалась как помазание оливковым маслом, то и своего идеального царя израильтяне называли Помазанником; на еврейском это слово звучит как Машиах (отсюда русское Мессия), а на греческом как Христос.

«Ты ли Христос?» – спрашивали Иисуса на суде те, кто меньше всего был склонен увидеть в нем Христа (Лк 22:67). Примерно так же спрашивал Христа через своих учеников Иоанн Креститель: «Ты ли Тот, Который должен придти, или ожидать нам другого?» (Лк 7:19) Такое ощущение, что Мессию жители Палестины в I веке н.э. ожидали почти с тем же напряжением, с каким мы ждем незнакомого нам лично человека, с которым условились о встрече. Ну что же он запаздывает? Может быть, вот тот? Или этот? Подойти, спросить, что ли…

Откуда же они знали о приходе Мессии? Из Писания, которое сегодня мы называем Ветхим Заветом. Господь говорил Давиду о его потомке: «Я буду ему отцом, и он будет Мне сыном» (2Цар 7:14). Конечно, в историческом плане это пророчество относится к Соломону, любимому сыну Давида, который и построил храм в Иерусалиме. Но земной царь есть лишь наместник Царя Небесного, и в идеале отношения между ними должны стать отношениями отца и сына. Кстати, именно из-за этих слов Господа израильтяне верили, что Мессия, как и вообще любой законный израильский царь, будет прямым потомком царя Давида. Поэтому и Матфей начинает свое Евангелие с родословия Иисуса, поэтому и те, кто Его принимал, именовали Его «сыном Давидовым»

А Псалтирь, носящая имя царя Давида, говорит о Боге и царе такими словами:

«Сказал Господь Господу моему: сиди одесную Меня, доколе положу врагов Твоих в подножие ног Твоих» (Пс 109:1). Уже в евангельские времена этот стих понимался как описание отношений царя-Мессии (Христа) и Бога. Эту цитату приводил Сам Иисус, спрашивая фарисеев: как может Давид называть Мессию Господом, если Мессия – потомок Давида, его сын? Вопрос смутил их до такой степени, что они не просто не смогли на него ответить, но и впредь не задавали Иисусу каверзных вопросов (Мф 22:4– 46).

В самом деле, здесь нам приоткрывается тайна, которая не до конца была ясна даже самым ближайшим ученикам Иисуса: Мессия, с одной стороны, происходит по плоти от Давида, а с другой – неизмеримо больше его. То есть Он – человек, но вместе с тем Он и Бог. Наверное, конкретно-исторический смысл этого псалма, связанный с земными царями, не включал в себя столь сложного богословского элемента, но если бы речь шла только об историческом царе, к чему было бы включать этот гимн в состав Священного Писания? Нет, наверняка он имеет и более глубокое значение.

Много подобных мест Писания уже ко временам Нового Завета воспринимались евреями как мессианские пророчества, указывающие на грядущего праведного царя. Но каким будет этот царь?

Разумеется, все хотят видеть своих царей победителями. Не сказано ли и в том самом псалме: «положу врагов Твоих в подножие ног Твоих?» (Пс 109:1). Нечто похожее мы встретим и у многих пророков: славный образ торжествующего царя, которому поклоняются и покоряются его былые враги.

Но у того же Исайи мы встречаем и совсем другой образ: страдающего Мессию.

«Он взошел пред Ним, как отпрыск и как росток из сухой земли; нет в Нем ни вида, ни величия; и мы видели Его, и не было в Нем вида, который привлекал бы нас к Нему. Он был презрен и умален пред людьми, муж скорбей и изведавший болезни, и мы отвращали от Него лице свое; Он был презираем, и мы ни во что ставили Его. Но Он взял на Себя наши немощи и понес наши болезни; а мы думали, что Он был поражаем, наказуем и уничижен Богом. Но Он изъязвлен был за грехи наши и мучим за беззакония наши; наказание мира нашего было на Нем, и ранами Его мы исцелились. Все мы блуждали, как овцы, совратились каждый на свою дорогу: и Господь возложил на Него грехи всех нас. Он истязуем был, но страдал добровольно и не открывал уст Своих; как овца, веден был Он на заклание, и как агнец пред стригущим его безгласен, так Он не отверзал уст Своих» (Ис 53:2–7).

Как же так? Разве можно быть одновременно победителем и побежденным? Судьей и подсудимым? Прославленным и презренным? Ветхозаветные пророчества не открывают нам этой тайны полностью, они – те самые знаки, что оказываются не совсем такими, какими ты их себе представлял. Но их все же слишком много, и тот, кто ищет добросовестно, наверняка опознает хотя бы некоторые из них.

Евангельское повествование о Христе, по сути, начинается с провозглашения Его Мессией. Архангел Гавриил, возвещая Марии о рождении Иисуса, говорит, что Он «будет царствовать над домом Иакова во веки, и Царству Его не будет конца» (Лк 1:33). Обратим внимание, что здесь с самого начала речь идет о Мессии-победителе, и значит, последующие страдания и даже смерть Христа вовсе не означали ни Его поражения, ни какого-то умаления Его Царства.

А дальше начинается множество деталей и подробностей; особенно много внимания уделяет им евангелист Матфей. Значимой оказывается буквально каждая деталь, причем не только для евангелиста, но вообще для всех. Когда царь Ирод хочет выяснить, где родился новый Царь (причем сам Ирод понимает Его царство исключительно в политических терминах и видит в Нем угрозу собственному правлению), то его советники обращаются ни к чему иному, как к книге пророка Михея: «И ты, Вифлеем-Ефрафа, мал ли ты между тысячами Иудиными? из тебя произойдет Мне Тот, Который должен быть Владыкою в Израиле и Которого происхождение из начала, от дней вечных» (Мих 5:2). А когда Иосиф и Мария бегут в Египет и через несколько лет возвращаются домой, то евангелист приводит слова пророка Осии: «Когда Израиль был юн, Я любил его и из Египта вызвал сына Моего» (Ос 11:1).

Кстати, между этими двумя пророчествами – немалая разница. Михей явно говорит о некоем правителе, его слова относятся к Мессии вполне однозначно. Но слова Осии в контексте его книги проще понять так: речь идет о самом народе Израиля, который был в египетском рабстве, но Господь вывел его оттуда. То есть некоторые из пророчеств, в Евангелии отнесенных ко Христу, изначально могли иметь иной исторический смысл. Это вполне нормально; более того, если Мессия – идеальный царь и идеальный израильтянин, то понятно, что некоторые события из его жизни будут так или иначе повторять события из жизни других царей и всего израильского народа.

Но особенно много пророчеств связано с Распятием и Воскресением Христа. Чуть ли не каждая деталь крестной смерти находит свое отражение в словах пророков и псалмопевцев. Это казнь, когда Христа прибили ко кресту, а Его одежду делили по жребию (Пс 21:16–19); и уксус, который Ему дали пить на кресте (Пс 68:22); и гробница богатого человека, в которую положили Его мертвое тело (Ис 53:9). Это, наконец, рассказ о тридцати серебряных монетах, которые Иуда получил за свое предательство, а потом в ужасе от совершенного бросил их в Храме на пол, и на них купили землю горшечника (Зах 11:12–13).

Есть в Ветхом Завете и пророчества о Воскресении Христовом и о нашем всеобщем воскресении. Ведь еще задолго до рождения Мессии было написано: «Ты не оставишь души моей в аде и не дашь святому Твоему увидеть тление» (Пс 15:10). Наконец, есть в Ветхом Завете и некое подобие хронологии – таинственная книга Даниила. В ней говорится, что от восстановления Иерусалима до появления Мессии должно пройти «семь седмин и шестьдесят две седмины» (Дан 9:25). Правда, срок этот можно отсчитывать от разных событий, и пророчества Даниила трактуются разными толкователями очень по- разному, но издавна существовало и такое понимание: между восстановлением Храма после вавилонского плена и явлением Христа народу прошло шестьдесят девять седмин, или 483 года.

Впрочем, важнее всего тут не детали, а скорее общий смысл множества мест Ветхого Завета, говорящих о страданиях и конечной победе праведника, и о пасхальной жертве, кровь которой спасает людей – ведь именно накануне Пасхи был распят Иисус. И у любого человека, как у тех самых путников из Евангелия от Луки, остается свобода принять или отвергнуть эту победу, заметить Христа или торопливо пройти мимо.

Обратим внимание и на то, как в Евангелии люди узнают в Иисусе долгожданного Мессию, Христа. «Иисус спрашивал учеников Своих: за кого люди почитают Меня, Сына Человеческого? Они сказали: одни за Иоанна Крестителя, другие за Илию, а иные за Иеремию, или за одного из пророков. Он говорит им: а вы за кого почитаете Меня? Симон же Петр, отвечая, сказал: Ты – Христос, Сын Бога Живаго. Тогда Иисус сказал ему в ответ: блажен ты, Симон, сын Ионин, потому что не плоть и кровь открыли тебе это, но Отец Мой, Сущий на небесах» (Мф 16:13–17).

Иисус не провозглашает себя Мессией – Он задает открытый вопрос, и только после того, как Петр (другие, видимо, не смогли или не посмели это сформулировать) назвал Его полным мессианским титулом, Христос подтверждает его правоту и добавляет: человек не может сам додуматься до этого, ему эту тайну открывает Бог.

Но никак не умаляется свобода человека принять или отвергнуть эту тайну.

Пророчества, как мы уже выяснили, не имеют силы математических доказательств, и каждое из них можно объяснить случайным совпадением, а то и неточным переводом… Именно поэтому многие знатоки Ветхого Завета не видят в нем Христа. Собственно, такова позиция иудаизма: часть пророчеств иудеи относят к приходу Мессии, который, с их точки зрения, еще не состоялся, а часть – к кому-то или чему-то еще. Например, 53-ю главу Исайи, о страданиях Мессии, они прилагают к народу Израиля в целом. А мусульмане, почитая Иисуса (Ису) как великого пророка, вовсе не считают Его Сыном Божьим, да и вообще мессианские идеи чужды исламу.

Более того, в иудаизме то и дело возникали люди, которые объявляли себя мессиями. Наиболее известен Сабатай (или Шабтай) Цви, живший в XVII веке в Османской империи и в конце концов принявший под угрозой смерти ислам (но даже это не смутило наиболее рьяных его последователей). Назывались и другие имена… Подобные идеи всегда использовались и в политической борьбе за власть, и в религиозных войнах за умы людей. Но если мы действительно знаем имя Того, Кто воцарился над всем миром, Кто принес нам исцеление от греха и смерти и Кто примиряет нас с Богом, то эти манипуляции нам не особенно важны, ведь самое главное нам уже открыто.