Библия и наука по вопросу о происхождении мира и человека.

Сказание Моисея о шестидневном творении мира в течение многих веков и тысячелетий служило камнем преткновения и соблазна для всех людей: для верующих и для неверующих, для образованных, и необразованных, для мудрых и простых. Все соблазнялись о нём, все находили в нём массу внутренних противоречий и научных несообразностей, не признавали за ним подлинно-исторического характера и видели в нём ни более, ни менее, как миф или восточную легенду. Словом, ни по одному вопросу Св. Писания Ветхого Завета не писали и не говорили так много, ни одно библейское повествование не подвергалось такой ожесточённой, беспощадной критике, как Моисеево сказание о творении мира.

Теперь полемика по данному вопросу потеряла свою первоначальную остроту. Шум „совопросников века сего”, поднятый из-за настоящей темы, мало-помалу затих. Всё, что можно было сказать за и против означенного повествования, сказано.

Пользуясь наступившей тишиной, мы подведём итоги этой многовековой борьбы за истину и учтём её результаты. Посмотрим, куда теперь больше склоняется чаша весов – в сторону веры или против веры. И если в сторону веры, то каковы естественнонаучные данные последнего времени дают перевес вере в борьбе с неверием.

Что представляет собою библейское повествование о сотворении мира? Подлинно-историческое сказание или же миф, легенду, народную сагу?

Такие противники христианской религии, как Бюхнер ¹⁹⁷, Штраус ¹⁹⁸, Додель ¹⁹⁹, Геккель ²⁰⁰, Сендерленд ²⁰¹ и мн. др. утверждают, что Моисеево сказание о шестидневном творении ни что иное как миф, как сказка, полная восточной красоты и прелести.

Посмотрим, можно ли согласиться с означенным взглядом.

Говорят, что библейское сказание о творении мира – миф. Но вот вопрос: откуда мог появиться среди евреев этот миф, когда мифология у евреев совершенно отсутствовала? Когда язык еврейского народа был совершенно непригоден для выражения мифологических сказаний?

Возьмём, например, показания такого знаменитого и всеми признанного семитолога, как Ренан. Он в своём капитальном произведении: „История Израильского народа” пишет:

„Мифология есть искусство наделения слов жизнью. Но языки семитов не дают обширного поля для подобных персонификаций. Общая черта семитов, – это недостаток продуктивности воображения, отражающийся на их языках. Например, каждое слово первобытного арийца насквозь пропитано мифологией, содержит в себе, так сказать, миф в потенциале. Подлежащие таких фраз, как: „Его поразила болезнь, его унесла смерть, гремит гром, дождит” были для арийцев реальными существами, на самом деле воспроизводившими действия, выраженные глаголом.

„Семитами же, наоборот, все действия, причина которых была неизвестна, относились к одной всеобщей причине. Все явления, особенно метеорологические, так живо интересовавшие первобытные народы, семиты приписывали деятельности одного и того же существа. Одно и то же дыхание было принципом жизни всего живущего.

Гром был голосом Бога, молния – его светом, грозовые тучи – его покрывалом, град – метательными снарядами его гнева”...

„Корни семитских языков слишком, если так можно выразиться, материальны и грубы. Поэтому, они непригодны ни для метафизики, ни для мифологии. Нас положительно удивляют затруднения в еврейском языке в терминологии простейших философских идей книги Иова и Экклезиаста. Яркий материальный образ выражения семитических языков теряет свою гибкость при выражении и развитии отвлечённых понятий и препятствует тонкой нюансировке идей”.

„Не менее удивительна полная невозможность выразить на семитических языках мифологические и этические концепции арийских народов. Бесплодны всякие попытки представить себе, во что обратятся поэмы Гомера и Гезиода при переводе их на еврейский язык. Не только способ выражения, но и самое мышление семитов, носит глубоко монотеистический характер. Чуждая семитам мифология обращается в их устах в плоский протокольно-исторический рассказ” ²⁰².

Итак, согласно глубоким знатокам семитического языка и литературы, у семитов мифология совершенно отсутствовала.

Против такой постановки вопроса обыкновенно смело возражают:

„Как можно говорить, что у семитов не было мифологии? А арабы? А их знаменитые сказки „Тысяча и одна ночь”? Разве они не опровергают слов Ренана? Разве не говорят, что язык семитов вовсе уж не так сух, как показался Ренану? Что он вполне пригоден для выражения отвлечённых понятий и для создания фантастических и мифологических идей и сказаний? А если так, если у семитов, т. е. в данном случае у арабов, была мифология, то, значит, не чужды её были и Иудеи”.

Да, с этим выводом можно было бы согласиться, если бы „Шехеразада” была произведением подлинно арабского духа. Но в том-то и дело, что все эти сказки, полные восточной красоты и прелести, вовсе не арабского происхождения. В этом, в последнее время, убедились все более или менее крупные и авторитетные исследователи арабской литературы.

Вот голос одного из них.

„У арабов, пишет Дози, воображение очень слабо. У них кровь горячее нашей, страсти их более кипучи и, вместе с тем, это – народ менее всех изобретательный. Чтобы в этом убедиться, достаточно заглянуть в их литературу. В литературе полное отсутствие выдумки, пристрастие к реальному и положительному. Другие народы создали эпопеи, в которых сверхъестественное играет большую роль. В арабской литературе нет эпопеи, у неё даже нет повествовательной поэзии. Исключительно лирическая и описательная, эта поэзия никогда ничего другого не выражала, как только поэтические стороны действительности подлинной. Арабские поэты описывают то, что они видят и испытывают – они ничего не выдумывают – и если иногда они позволять себе сделать что-нибудь подобное, то их соотечественники, вместо одобрения грубо считают их за лгунов. Стремление к бесконечному, к идеалу им непонятно; то, что даже в самые отдалённые времена имело в их глазах главную важность – это правильность и изящество выражения, техническая сторона поэзии. Выдумка в литературе так редка, что когда нам встречается фантастическая поэма или сказка, то можно безошибочно утверждать, что она не арабского происхождения, а перевод. Так, в „Тысяче и одной ночи” все те волшебные сказки, все те изящные произведения свежей и смеющейся фантазии, которые так очаровывают нашу молодёжь, все они индийского и персидского происхождения. В этом огромном сборнике настоящими арабскими рассказами являются картины нравов и анекдоты, заимствованные из подлинной жизни. Отметим, наконец, что когда арабы утвердились в многочисленных областях, завоёванных оружием, и занялись научными предметами, они обнаружили то же отсутствие творческого духа” ²⁰³.

С этой характеристикой древних арабов вполне согласен и наш отечественный ориенталист, профессор Лазаревского Института Восточных языков А. Е. Крымский ²⁰⁴.

Итак, если у семитов не было мифологии, и если язык их препятствовал мифологическому творчеству, то, значит, и у евреев не было мифологии, и их сказание о шестидневном творении не миф, а подлинно-историческое повествование ²⁰⁵.

Да иначе на историю миротворения и смотреть нельзя, ведь если вся книга Бытия есть книга историческая, то и начало её (именно рассказ о творении мира) должно быть тоже историей, а не вымыслом, не мифом.

В данном случае для нас важно ещё и то, что сам пророк Моисей тоже понимал историю творения в буквальном смысле и на этой истории основал даже закон о субботе. „Помни день субботний, – писал он в книге Исход, – еже святити его: шесть дней делай, и сотвориши в них вся дела твоя: в день же седмый, суббота Господу Богу твоему: да не сотвориши всякого дела в онь, ты, и сын твой, и дщерь твоя, и раб твой, и раба твоя, и вол твой, и осля твое, и всякий скот твой, и пришлец, обитаяй у тебе. Зане в шести днех сотвори Господь небо и землю, море и вся, яже в них, и почи в день седмый: сего ради благослови Господь день седмый, и освяти его” ²⁰⁶.

Сам Господь наш Иисус Христос историю творения первых людей положил в основу брачного союза ²⁰⁷ и, следовательно, тоже понимал библейское сказание о творении мира в буквальном смысле. Ибо все учреждения такого рода, как-то: брачный союз, празднование субботы – не могут иметь под собою каких-либо фантастических оснований, а тем более – не иметь никаких оснований, а должны иметь основание историческое.

Вообще нужно сказать, что отступать от буквального, исторического понимания Моисеева сказания о шестидневном творении мира нет никаких данных. Напротив, самый характер этого сказания заставляет всякого непредубеждённого читателя согласиться с тем, что так не пишутся ни поэтические произведения, ни научные статьи и теории, – и что, следовательно, пр. Моисей изложил в первой главе своего Пятикнижия истинную и действительную историю происхождения мира и человека ²⁰⁸, а не легендарную.

„В начале Бог сотворил небо и землю”.

Мир не вечно существует. Он появился во времени, т. е. было время, когда его не было. Так учил бытописатель Моисей, так учили пророки, то же самое возвестил миру Христос Спаситель. Так веровали во все времена иудеи, так веруем и мы, христиане.

Но противники Библии стараются разрушить веру и в это. Они говорят:

„Естествоиспытатель наших дней сказал бы: Вселенная не имеет ни начала, ни конца, она бесконечна во времени и пространстве” ²⁰⁹.

В одной из брошюр „Немецкого Союза Монистов” мы читаем: „Признавать, что природа имела момент начала – немыслимо, хотя в настоящее время некоторые натурфилософы и считают нужным признавать его; но это – не логично... Наука и разум требуют веры в вечность всеобъемлющей природы” ²¹⁰.

Посмотрим, действительно ли это правда. Действительно ли естествознание против библейского учения о конечности мира во времени и пространстве.

В 1909 году на русском языке вышла книга Карла Снайдера – „Картина мира в свете современного естествознания” (перевод с немецкого под редакцией проф. В. Завьялова). Книга эта говорит об открытиях и теориях в области естествознания за последние десятилетие. В ней, между прочим, есть глава, озаглавленная вопросом: безграничен ли мир? И вот в этой главе автор, подробно изучивший естественнонаучные изыскания последнего времени, даёт такой ответ на выше поставленный вопрос:

„Существуют два основания, позволяющие считать мировое пространство конечным. Одно основание даётся слабостью звёздного света. То обстоятельство, что от многих звёзд идёт свет белый, показывает, что в мировом пространстве нет поглощающей среды. Если бы таковая была, белый свет разлагался бы. Но если в междупланетном пространстве нет поглощающей среды, и число звёзд бесконечно, тогда и ночью и днём должно было бы быть одинаково светло, и свет звёзд должен был бы быть ярче солнечного. Другое основание извлекается из фактов всемирного притяжения. Бесконечное число звёзд должно было бы заставить некоторые звезды двигаться с бесконечною скоростью. Но этого нет. Следовательно, мир конечен в пространстве” ²¹¹.

Если же Снайдер, подводивший итог последним новинкам в области естествознания, говорит, что вселенная конечна, значит проф. Додель и Кº не прав, когда утверждает, будто естествоиспытатель наших дней сказал бы: вселенная бесконечна во времени и в пространстве.

Итак, вселенная конечна по своему протяжению. Но может быть она бесконечна по времени?

Посмотрим.

Наблюдение, какие приходится делать ежедневно, воочию убеждают нас в том, что всё, существующее в мире, получило начало во времени. Несомненно, что человечество не существовало вечно, а некогда имело своё начало. То же самое нужно сказать о царстве животных и растений. Геология знает периоды в жизни мира т. н. азоические, т. е. такие, когда животных совсем не существовало. Точно также было время, когда наша планета не знала и не имела никакой органической жизни. В связи с палеонтологией геология доказывает, что задолго до появления на земле органической жизни, земной шар пережил несколько „трансформаций” или видоизменений, постепенно переходя от огненно-жидкого и газообразного состояния в более плотное. Астрофизика то же самое доказывает относительно небесных тел.

Ясно, таким образом, что мир в том самом виде, в каком он существует, таким сначала не был.

Маленькое примечание. Материалисты, например Бюхнер ²¹², Геккель ²¹³ и др. хотят доказать безначальность материи тем, что она не возникает, что количество существующей в мире материи и энергии остаётся всегда неизменным. „Между тем, самое положение ²¹⁴, что материя не возникает, может быть признано несомненно верным только тогда, когда будет доказано, что материя безначальна. Таким образом, материалистическое доказательство содержит в себе логический круг – circulus pitiosus. В нём положение, требующее доказательства, опирается на предварительное признание несомненности самого же этого положения”.

Наконец, совершенно ошибочно мнение, будто наука стоит за вечность мира, за вечность материи. Ничего подобного. Напротив, наука последних дней громко и во всеуслышание заявила, что не только формы, но и самые первоосновы материи не вечны ни в прошлом, ни в будущем. Материя не знает вечных, неменяющихся основ. В ней нет ничего абсолютно неизменного, она преходяща, разрушима, она может не быть. Следовательно, она должна иметь начало.

Таков общий вывод науки.

А вот отдельные, наиболее громкие и ясные голоса жрецов науки.

„Наука, – пишет Л. Пуанкаре, – считает всё более и более вероятным, что в явлениях радиоактивности мы присутствуем при настоящих трансформациях вещества, и эти трансформации в корне подрывают учение о вечности и неизменности основ материи – атомов” ²¹⁵, а вместе с ними и всю, будто бы научную твердыню материалистического мировоззрения.

„Всё существующее количество материи есть явление преходящее... – пишет известный О. Лодж. – Так или иначе, материя, некоторыми неизвестными ещё нам путями, получила начало; она должна иметь и конец” ²¹⁶.

Знаменитый Густав Ле-Бон, учёный настолько же разносторонний, насколько проницательный и смелый, ещё до открытия радия убедившийся в диссоциации атомов и раньше всех оповестивший учёный мир о следствиях, отсюда логически вытекающих, посвятил горячо написанную книгу „Об эволюции материи” для доказательства того, что „вопреки казавшейся всегда установленной доктрине о вечности материи и энергии, материя не вечна и может разрушаться безвозвратно; что атомы, считавшееся вечными, не вечны; но что, вместе с тем, эта материя, описываемая доселе, как нечто инертное, есть, в лице этих погибающих атомов, резервуар колоссальной энергии, вероятного источника всех сил вселенной” ²¹⁷.

Догмату неразрушимости материй, воспетому ещё Лукрецием и подкреплённому Лавуазье, теперь противопоставлена опытно подтверждённая способность материи диссоциироваться „ до потери всех самих материальных качеств”.

„Эту способность, – говорит Ле-Бон, надо признать за качество не одних радиоактивных тел, а за универсальное свойство материи вообще, в большей или меньшей степени. Строение всякой материи постоянно диссоциируется и дематериализуется, проходя постепенно через последовательные фазы развития, заставляющие её постоянно утрачивать свои материальные качества до тех пор, пока она окончательно не вернётся в лоно неведомого эфира, из которого она, по-видимому, произошла” ²¹⁸. „Материя, вернувшаяся в эфир, не может уже вновь стать материей” ²¹⁹.

Голоса подобного рода слышатся всё чаще и чаще, всё громче и настойчивее ²²⁰.

Итак, в вековечной борьбе христианская истина о начале мира во времени и в пространстве не только не потеряла своей силы, но приобрела ещё бо́льшую устойчивость и бо́льшую обоснованность.

Теперь перейдём к другому вопросу первого библейского стиха:

„В начале Бог сотворил”...

Православная церковь учит, что творцом всего видимого и невидимого мира является Господь Бог, и что без Него ничто непонятно и ничто необъяснимо: ни появление первичного вещества, ни образование видимого мира, ни возникновение жизни, ни происхождение человека, словом, ничего из того, что существует.

В ответ на это учение веры слышатся другие голоса, раздаются другие речи. Говорят, что всю историю мироздания можно объяснить иным путём, без участия Бога, что Бог вовсе не нужен, что всё совершается механически, при помощи железных законов природы, которые исключают самомалейшую нужду в руководстве Высшей, Разумной, Творческой Силы.

Выразителем такого рода воззрений на мировую жизнь является известный философ Фридрих Ницше. Вот его кощунственные по этому поводу слова:

„Где твой Бог?.. Твой Бог умер. Законы и люди и силы природы убили Его. Разве к нам ещё не доносится шум могильщиков, хоронящих Его? Разве мы ещё не слышим Божественного разложения? Да, Бог умер! Бог не воскреснет!” ²²¹.

Но правда ли это? Правда ли, что Бог умер, что в нём нет никакой нужды, что и без Него всё понятно, всё объяснимо? Правда ли, что учёные и без Него великолепно обходятся, что к Нему не возвратятся никогда, что Он никогда более не воскреснет? И никому не нужен?

Нет, неправда. Самые крупные авторитетные учёные, так называемые светила науки, и те никак не могут обойтись без Бога. И они признают, что есть Высшая, Разумная, Творческая Сила, „Кто всё собою наполняет, объемлет, зиждет, сохраняет. Кого мы называем Бог”.

Вот несколько свидетельств, подтверждающих нашу мысль.

Величайший физик нашего времени лорд Кельвин счёл в 1903 г. нужным публично и демонстративно заявить, что „современная наука стоит не за недоказуемость Бога, а, наоборот, настойчиво указывает на необходимость признания и принятия идеи Бога-Творца” ²²².

„В пределах строго-научного наблюдения и опыта природа не только показывает нам Бога, но и доказывает Его”, – пишет Фламмарион в своей интересной и содержательной книге „Бог в природе”.

„Изучение природы, – говорит ботаник Рейнке, – приводит к признанию Божества с необходимостью: это – необходимое логическое следствие теории организмов; это не обман воображения, не порождение веры или суеверия, а логический вывод из фактов точного знания” ²²³.

В своём „Курсе дифференциального анализа” известный математик Буссинеск также заявляет, что бытие Бога – не гипотеза только, а доказуемый научный вывод из законов вселенной, заставляющих признать необходимого „Мирового Двигателя”, необходимую упорядочивающую интеллигенцию, аналогичную с нашим разумом, но несравненно превосходящую человеческую разумность” ²²⁴.

Генри Макинтош, проф. зоологии и сравнительной анатомии в Дублинском университете, пишет: „чем пристальнее изучаю я ту часть творения, с которою моя профессия приводит меня в наибольшее соприкосновение, тем более я убеждаюсь в том, что творение может быть объяснено только путём признании Разумного Творца, превосходящего в бесконечной степени решительно всё, нам известное” ²²⁵.

Дарвинист Уоллэс свою долгую, научную, столь плодотворную деятельность заканчивает обширным трудом об „обнаружении Творческой Силы Правящего Духа и конечной цели в мире”, и притом „на основании старательного изучения научных фактов величайшими научными авторитетами” ²²⁶.

И таких признаний и свидетельств можно привести несколько десятков и, во всяком случае, не менее сотни. Все они собраны в книге А. Г. Табрума: „Религиозные верования современных учёных” и в книге В. А. Кожевникова: „Современное научное неверие”, к каковым книгам мы отсылаем всех, интересующихся данным вопросом.

Отсюда ясно, что Бог не умер, но жив, что учёные не только не расстались с мыслью о Нём, но сами после долгих научных изысканий пришли к тому, что без Творческой Силы ничего и понять и объяснить нельзя. И они веруют в Него, и благоговеют пред Ним и в своих трудах прославляют Его.

Пусть же после этого смолкнут голоса Ницше, Геккеля и всех их учеников, утверждающих и говорящих, что „Законы, и люди, и силы природы убили нашего Бога”.

Нет, Бог наш жив. И будет жить. И никогда не умрёт, ибо Он – вечный.

Теперь перейдём к самому спорному и самому интересному вопросу, к вопросу о существовании света ранее светил небесных.

Ст. 2–5: „Земля была безвидна и пуста, и тьма над бездною, в дух Божий носился над водою! И сказал Бог: Да будет свет! И стал свет! И увидел Бог, что свет хорош, и отделил Он свет от тьмы. И назвал свет днём, а тьму – ночью. И был вечер, и было утро, день первый”.

„Помилуйте, – возражают нам рационалисты, – разве свет может существовать без светил небесных? Разве помимо солнца и звёзд есть ещё другие источники света? Конечно, нет. Естествознание не знает другого света, кроме того, который исходит от светил, имеющих свой собственный свет или отражающих его от других светящихся предметов... Ни один смертный не в состоянии объяснить и понять, что обозначает собой «свет» первого дня Моисея” ²²⁷.

Долго, долго так думали и так говорили все, от мала до велика ²²⁸. И верующие христиане ничем не могли опровергнуть этого возражения, никак не могли решить его. Но они не сомневались в истинности библейского повествования. Они твёрдо верили, что рано или поздно, но истина откроется людям, и они узнают, что „невозможная у человек, возможна суть у Бога”.

И истина открылась. В начале XX века наиболее авторитетные представители естественных наук сами пришли к мысли, что свет действительно существовал ранее светил небесных.

Вот, например, как доказывает и иллюстрирует эту мысль крупный немецкий учёный Бельше в своей книге „Дни творения”, появившейся и на русском языке в 1908 году ²²⁹.

„При помощи телескопа можно совершенно ясно заметить между звёздами настоящие туманные пятна, часто весьма слабых очертаний... Спектральный анализ доказал, что эти настоящие туманные пятна представляют скопление газов. Долго думали, что и они стоят далеко вне нашей системы. Полагали, что это возникающие системы, подобные нашей, мировые зародыши. В настоящее время всё более склоняются к тому, что эти туманности носятся в пределах нашей системы. Они, по-видимому, представляют более древние части этой системы, остатки первобытной материи, из которой постепенно образовались и продолжают образовываться такие звёзды. Частицы неизрасходованного вещества располагаются в промежутках между звёздами...

Эти остатки тумана среди действительно пылающих и светящихся солнц нашей теперешней системы мы, несомненно, можем видеть только потому, что первобытный туман обладает свойством каким-то образом светиться. В настоящее время вполне основательно склоняются к определённому мнению: свет здесь происходит вовсе не от того, что туманность раскалена. Скорее, это явление фосфоресценции при низкой температуре.

При крайней степени разряжения у всех газов, по-видимому, наступает такой момент, когда они начинают светиться. Так и это космическое туманное облако, газ которого до крайности разряжён, носится ничем не согретое в ледяном пространстве и вспыхивает, согласно указанному закону, своим собственным светом.

Мысль эта приобретает ещё большое значение, если смотреть на эту туманность как на первое сгущение эфира. По нашим современным понятиям, эфир является передающей средой для волнообразного движения, которое мы воспринимаем как свет. В данном случае свет исходил бы из него самого. Эти волны, пробегающие в настоящее время по несгустившимся частям туманности, как рябь и круги на поверхности пруда от брошенного камня, посылались бы тогда его собственными центрами сгущения, благодаря этому самому сгущению.

Во всяком случае, дело происходило так, как будто это первая „твердь” выделялась в голубоватом сумраке, в одновременно с нею возникшем первобытном свете, который таинственно мерцал над нею фосфорическим блеском, как пылинки радия в тёмном, холодном погребе. И только тогда, когда такие туманности или отдельные части в них постепенно сгущались и всё более стягивались, в недрах их происходило настоящее накаливание: теперь в них светятся раскалённые добела солнца.

Таким же образом и наше Солнце, несмотря на постоянную потерю тепла в окружающее его ледяное пространство, в котором оно несётся, уравновешивает и непрерывно возобновляет свою теплоту”...

Словом, Бельше объясняет существование света ранее светил небесных таким образом: в начале на месте видимого мира существовала газообразная масса, которая, не будучи ничем согрета, и будучи крайне разряжена, вспыхивала особенным светом, подобно тому, как и пылинки радия сами собою светятся в тёмном холодном погребе.

Так думает Бельше. Но ведь и христианская вера учит сему же. Именно, она говорит, что сначала Бог создал „сущность” неба и земли ²³⁰, зародыш мира и всех его существ в виде бесформенной массы (хаоса), которая в первый же период жизни обладала свойством светиться: „в первый день Бог сотворил свет”.

Таким образом, и библейская космогония и научная в данном пункте не только не противоречат друг другу, как это долгое время казалось очень многим, но согласуются как нельзя лучше. Другими словами: первые стихи Библии есть вместе с тем первые главы науки о творении земли.

Помимо Бельше ещё де-Рива признаёт существование света ранее светил небесных. Его взгляд по данному вопросу несколько иной.

„Свет окружал нимбом всю громаду мира, ещё не распавшегося на мириады миров, – всю «землю и небо» первого стиха кн. Бытие. Этот первобытный свет сроден нашим северным сияниям. Это был результат энергичного выделения электричества, вследствие соприкосновения морских вод с внутренним огнём земного шара. И эти световые явления, вследствие высоты и однообразия температуры, не должны были сосредоточиваться исключительно около полюсов, а образовывали, как бы атмосферически „ореол вокруг нашего шара” ²³¹.

Всё чаще и чаще, с каждым годом всё больше и больше находится людей, которые, оперируя чисто научными данными, приходят к тому заключению, что первые стихи книги Бытия представляют собою „предвосхищение” великих откровений науки ²³². Пройдёт ещё немного времени, наука быстрыми шагами пойдёт вперёд, разум человеческий разовьётся, и тогда все те „малые и великие”, которые до настоящего времени и теперь смеялись и смеются над библейским сказанием о творении света в первый день, поймут свою ошибку и станут молиться тому Богу, которого отвергали, и исповедовать то вероучение, над которым смеялись. И это будет, будет!

Противники христианской веры, чувствуя, что из их рук ускользает последняя опора, пытаются помешать подобному соглашению веры с наукой. Они говорят: если даже учёные и признают возможность существования света ранее светил небесных, то этим не оправдывается библейское повествование. Дело в том, что по представлению науки весь процесс мирообразования совершался постепенно, тянулся несколько веков и тысячелетий, так что от первобытной светящейся массы до образования светил небесных прошёл весьма длинный промежуток времени, исчисляемый некоторыми учёными даже миллионами лет ²³³, между тем по описанию Библии, создание мира совершилось в течение 6 дней! Какая огромная разница! Какая великая, ничем незаполнимая пропасть лежит между Библией и наукой! А ещё говорят об их соглашении!

В ответ на это возражение до́лжно сказать следующее.

Те миллионы лет, о которых твердят и которых требуют натуралисты для всего процесса мироздания, в высшей степени проблематичны. Последние научные изыскания показали, что надобности в них не ощущается никакой, и что без них можно всё удовлетворительно объяснить.

Чтобы не быть голословными, мы приведём несколько соответствующих справок.

Например, Джордж Дарвин (сын Чарльза Дарвина) предложил собственную теорию происхождения Луны чрез отделение её и постепенное удаление от Земли. И требовал, по крайней мере, 60 миллионов лет для того, чтобы реализовать действительные движения Луны, относительно которой ранее предполагалось, что она была сперва чем-то вроде нароста на Земле. А известный Эмиль Бело, опубликовавший в 1913 году статейку: „Les Nebuleuses et l’origine des mondes (Bulletin de la Socièté Belge d’Astronomie), представляющую собою резюме его раннейших работ и вместе с тем попытку подвести итог всему тому, что было сделано по данному вопросу от времени Дарвина до настоящих дней, свёл лишённую для нас цифру Дарвиновских миллионов к двум годам. Какой поразительный контраст между старыми и новыми цифрами естествоиспытателей! 2 года и 60,000,000) Это кажется даже невероятным, баснословным, но между тем это так. Более того, оказывается, что и все светила солнечной системы современны, и их образование заняло не больше времени, чем эволюция какой-либо Nova (новой звезды), т. е. менее двух лет.

На основании же каких данных наука получает новые цифры? – На основании следующего положения. Всякая звёздная система в своём существовании имеет две последовательные фазы, незаметно и быстро переходящие одна в другую: период картезианский, или вихревой, очень короткий, характеризуемый громадными скоростями, преобладанием отталкивающих сил, определением геометрических форм системы и радиальным рассеянием её масс, и период ньютоновский, в котором сопротивление туманной среды, увеличив массы молекул, и ослабив их скорости, останавливает радиальное рассеяние и подчиняет силе притяжения все первоначальные силы. Вот эта-то вихревая гипотеза и уничтожает нужду в миллионах и биллионах веков того щедрого кредита, который испрашивали прежние творцы космогонических теорий.

В области геологических расчётов оказывается возможным то же самое, что имеет место в космогонической области. Из роста сталактитов и сталагмитов ²³⁴ можно получить совсем иные цифры, чем те, которые извлекали Ляйэль и его последователи.

Вот пример.

В адельсбергской пещере есть огромный сталагмит. По научным вычислениям, рост его образования в 70 лет равен ¼ линии, так что возраст его=21,7100 лет. Но в Юрьеве, менее полутораста лет тому назад, был построен каменный мост, с которого свешиваются теперь сталактиты в 3 дециметра длиною. Они образовались вследствие просачивания подпочвенных известковых вод через щели и скважины сводов. Рост сталактитов здесь оказывается, в среднем равен двум миллиметрам в год. Если сталагмит в адельсбергской пещере рос в среднем по этому масштабу, то его возраст в настоящее время равен приблизительно 2,250 годам, т. е. почти во сто раз менее выше обозначенной цифры.

Обратимся теперь к каменному углю. В конце восьмидесятых и начале девяностых годов прошлого столетия, Фойэль предложил новую теорию происхождения каменного угля. Эта теория так же мало нуждается в миллионах лет, как и Луна, по теории Бело. Гипотезу Фойэля развил и подкрепил новыми доводами Лаппаран, автор известного труда: „Наука и Апологетика” ²³⁵.

Можно привести ещё один пример того, как постепенно сокращаются миллионы и миллиарды гордой своими успехами науки. Каменный век в жизни человечества подразделяют на два периода: послелитический – период употребления орудий из полированного камня. Обыкновенно принимали, что конец последнего отстоит от нашего времени более чем на 10,000 лет. Но что же оказалось? – С 1874 г. на берегах Луары, около места её впадения, берегах, занимающих, очевидно, место прежнего моря и образовавшихся вследствие илистых отложений Луары, производились раскопки. Там нашли много черепов, бронзовых и каменных неолитических орудий, и на основании геологических вычислений Ренз Кервиллера, которые в науке общеприняты, установлено, что 1) в 6 в. до Р. Христова, в устье Луары уже пользовались полированным каменным топором, с рукояткой из оленьего рога; 2) что введение бронзы в этой местности произошло в 7 веке до нашей эры; 3) что за 1,000 лет до нашей эры, здесь употребляли полированные топоры несравненно более грубые, чем в последующее время ²³⁶. – Вот вам и десять тысяч лет.

И так во всём. Везде со счетов науки сбрасываются огромные цифры. Везде уменьшаются кредиты на миллионы и биллионы. И мы верим, что настанет время, и оно близко уже, когда и в данном вопросе установится полное согласие между Библией и наукой. Наука откажется от миллионов, а Библия своим божественным авторитетом оправдает её новые хронологические даты.

Таким образом, речи о миллионах лет, которыми так свободно оперировали учёные, и на которых ещё и теперь настаивают некоторые современные жрецы науки, по меньшей мере, смешны. Если хорошенько вдуматься в них, то мы увидим, что они представляют собою не что иное, как результат поспешных выводов, неточных и неверных догадок и научного верхоглядства. Что это так, в этом достаточно убеждают нас вышеприведённые справки и соображения.

Помимо всего этого, нужно обратить внимание вот на что.

Первая глава книги Бытия совсем не ставит и не решает вопроса о длине первых дней. Но мы думаем, что не было бы противоречием Св. Писанию, и не было бы уступкой времени, если бы мы считали библейские дни за огромные мировые периоды. Текст Библии позволяет это. День, по-еврейски, „йом”. Но это слово не означает 24-часового периода. „Йом”, равное русскому „час”, славянскому „година”, означает период времени, без определения его длительности. Иногда слово „день” обозначает в Библии целую эпоху, например „мессианскую”. Седьмой день, в который Господь почил от дел своих, продолжается и доселе. Это, во-первых. Во-вторых – и самое главное: день в 24 часа существует только для Земли, так как его долгота определяется вращением Земли вокруг оси. На другой планете, вращающейся вокруг оси не в 24 часа, день будет либо больше, либо меньше. Смотря по тому, в какой промежуток времени будет совершать планета своё вращение вокруг собственной оси. Следовательно, у той „земли”, о какой речь идёт в 1-м стихе 1-ой главы кн. Бытия, о великом хаотическом ядре, из какого родились миры, день, конечно, равнялся тому периоду, в продолжение которого сиял первобытный свет, сменявшейся периодически первобытной ночью.

Мы не знаем, конечно, длительности этого древнего дня. Если иметь в виду свидетельство Фая, что вращение первых миров было очень медленно, то нужно научно признать, что день „первой земли”, великого шара, из которого развились миры, был огромной длительности.

По словам 89 псалма, автором которого является пророк Моисей, в очах Господних – тысяча лет, как день единый. Итак, всё говорит за то, что в Св. Писании „день” не всегда обозначает время в 24 часа, но обозначает иногда целые периоды.

Что в данном случае, т. е. первые дни творения, нужно мерить не нашей меркой, видно, по крайней мере, из того, что смена утра вечером зависела здесь не от захода и восхода солнца.

Принимая во внимание всё, только что сказанное, приходишь к тому заключению, что и „библейские дни” не являются существенным препятствием к соглашению Библии и науки.

Ст. 6–8: „И сказал Бог: да будет твердь посреди воды и да отделяет она воду от воды, и стало так. И сотворил Бог твердь и отделил воду, которая под твердью, от воды, которая над твердью. И назвал Бог твердь небом... И был вечер, и было утро, день второй”.

По поводу этого библейского повествования, проф. Додель, известный своею резкою критикой первых страниц Библии, восклицает:

„В этом заключается значительное противоречие! Первый стих гласит, что Бог сотворил „небо” в начале, и вот оказывается, что небо было сотворено вторично на второй день. Это совершенно непостижимо, непонятно, бессмысленно. Здесь страшная путаница” ²³⁷.

Для других рационалистов „твердь” – это зеркальный небосвод. По их мнению, Библия отразила здесь поэтическое, но конечно, невежественное представление о небе, как о стеклянном куполе. Другими словами, Моисей понимал небо – как его невежественные современники ²³⁸.

Какое невежественное представление! Какой ненаучный комментарий! Ведь слово „твердь” вовсе не содержит в себе, по первоначальному еврейскому тексту, намёка на что-то твёрдое. Так что, утверждать, будто Моисей словом „твердь” указывает на установку какого-то твёрдого свода, распростёртого над нашими головами, и разделяющего верхние воды от нижних, есть, по существу, невежество, ошибка, основанная на незнании древне-еврейского языка.

Свою мысль мы подтвердим ссылкой на авторитетных толкователей, на глубоких знатоков библейского языка.

„Еврейское слово „rakia”, служащее для обозначения в Библии тверди, – пишет Марсель Серрес, – не имеет ни близкого, ни отдалённого отношения к тому, что обыкновенно понимают под ним, т. е. к чему-то твёрдому и жёсткому, каково кристаллическое небо Птоломея. Оно означает собственно пространство, или протяжение (expansum, expansio–от глагола expanere – простирать, протягивать). В дальнейшем значении это выражение указывает на твёрдую, необыкновенно лёгкую материю, какова эфирная материя” ²³⁹.

„Под твердью, – пишет Ж. д’Этьен ²⁴⁰ – нужно разуметь не небо, а пространство (rakia), образовавшееся вследствие подразделения первобытной массы на множество отдельных, самостоятельных планет”. Поэтому, на латинский язык он переводит rakia не словом „firmamentum”, а словом „expansio”.

По словам Меньяна, „rakia” не заключает в себе никакой идеи свода, но означает только пространную, вещественную массу (из вещества твёрдого или нетвёрдого), представляющую гладкую и тонкую поверхность” ²⁴¹.

По переводу Мандельштама ²⁴²: „и сказал Бог: да будет пространство посреди воды”... тоже видно, что он под словом rakia разумел не то небо, какое разумеют рационалисты.

Таким образом, разделение вод и устроение тверди до́лжно понимать в смысле обособления миров, соединённых прежде в одно целое.

А такое понимание вполне гармонирует с научными космогоническими теориями. Возьмём, например, теорию Фая. По этой теории „вселенная в начале представляла хаос, в состав которого входили все элементы земной химии. Эти материалы, связанные взаимным притяжением частиц, с самого начала, как воды океана, находились в волнообразном движении по разным направлениям (воды вверху и внизу). Движение произвело отделение их в виде облаков или хлопьев. Последние сохранили быстрое наступательное движение в пространстве и в то же время чрезвычайно медленные внутренние круговороты. Эти мириады хаотических хлопьев, путём постепенного сгущения материи, дали начало различным мирам вселенной” ²⁴³. Это разделение миров и образовало между ними „прорывы”, „промежутки”, „междупространства” – rakia – или „твердь”.

Ст. 9–13: В третий день Бог отделил воду от земли и повелел земле произвести растения.

Рационалисты не могут принять этой части библейского повествования и говорят:

„Сотворение растительного мира, прежде чем солнце появилось на небе, является физической невозможностью. Ещё большей невозможностью является сохранение растительного мира – без солнца – в течение долгого промежутка времени, который отводят каждому дню творения Моисея учёные толкователи Библии” ²⁴⁴.

Посмотрим, действительно ли рационалисты правы в данном случае. Действительно ли растения не могли появиться и существовать без светил небесных, в частности без Солнца?

Третий день (период) характеризуется появлением наземной флоры. Он соответствует в геологии эпохам девонской и каменноугольной. Исследование растений этих эпох показывает, что Земля была тогда в совершенно иных условиях, чем теперь, именно: атмосфера её была тогда чрезвычайно насыщена углекислотою; затем, на Земле тогда не было различия климатов и времён года. Первое доказывается обилием углерода в растениях этих эпох. Второе – тем, что растения одних и тех же видов были распространены тогда по всей земле, они встречаются и у Шпицбергена и у тропиков; и это же доказывается ещё тем, что при перерезывании этих растения, в стволах не оказывается тех концентрических кругов, по которому в настоящее время мы узнаём возраст растений, и существование которых обусловлено различием времён года.

Всё это показывает, что тогда были иные астрономические условия, чем теперь. И значит, тогда растения ²⁴⁵ могли существовать и без солнца.

Это, во-первых. Во-вторых, в ответ на это возражение нужно заметить, что по теориям Фая и Лигондэ, Солнце вообще моложе Земли, и образование его было актом значительно последующим за образованием Земли.

Но об этом после.

Ст. 14–19: „И сказал Бог: да будут светила на тверди небесной, для отделения дня от ночи, и для знамений, и времён, и дней, и годов; и да будут они светильниками на тверди небесной, чтобы светить на землю; и стало так. И создал Бог два светила великие, светило большее, для управления днём; и светило меньшее, для управления ночью, и звёзды”.

Таким образом, в четвёртый день Господь сотворил светила небесные.

По поводу этого дня творения противники христианской веры возражают.

„Противоречие на противоречии, невозможность на невозможности! ведь Земля, Солнце, месяц и звёзды возникли в совершенно другом хронологическом порядке, чем рассказывает Моисей. Именно, Солнце появилось задолго до Земли, Земля задолго до Луны, а бесчисленные звёзды существовали во вселенной за миллиарды лет до нашего Солнца со всеми его планетами и спутниками. Конечно, Моисей противоречит сам себе, когда на четвёртый день он отделяет ещё раз свет от тьмы, хотя это уже произошло в первый день, и уже раньше день чередовался с ночью, вечер с утром” ²⁴⁶.

Посмотрим, насколько правдоподобно и серьёзно настоящее возражение.

Теперь предложено несколько новых космогонических теорий. Они различаются между собою в подробностях, но все согласны между собою в своей основе и сущность их заключается в следующем.

На месте нынешней солнечной системы находилась некогда разреженная пылеобразная туманность, или вернее: вещество солнечной системы некогда представляло собою разреженную туманность, так как место, которое занимала эта туманность в пространстве, было, разумеется, совершенно иным, чем теперь (солнечная система имеет собственное движение, она направляется теперь к созвездию Лиры и Геркулеса). В различных пунктах туманности образовались местные сгущения вещества, из этих местных концентраций образовались планеты. Из ближайшего вещества к этим планетам начали образовываться их спутники. Образование планет имело своим следствием то, что в туманности явился центр тяжести. Остатки пылеобразного вещества, не вошедшего в состав планет и их спутников, устремились к центру, и из них возникло солнце. Очень только незначительное количество вещества ( ¹/ ₇₀₀) пошло на образование планетной системы, громадная же часть туманной массы вошла в состав Солнца. Образование Солнца происходило с постепенностью и, как это ни странно, можно сказать не окончилось до сего дня. Дело в том, что пылеобразное вещество, при своём движении по направлению к Солнцу, не всегда попадало в сферу центрального притяжения, но в значительном количестве уходило от Солнца назад по удлинённым эллипсисам, чтобы потом снова и ещё ближе подойти к Солнцу и т. д., пока, наконец, приближающееся вещество не вступит в сферу центрального притяжения и не упадёт на Солнце. Кометы и падающие звёзды, это – остатки того первичного вещества, из которого образовался солнечный мир, это материал, который рано или поздно также пойдёт на постройку Солнца, а отчасти и планет ²⁴⁷.

Таковы теории Лигондэ ²⁴⁸, Морэ ²⁴⁹, Фая ²⁵⁰, Уоллэса ²⁵¹ и мн. др. Все они доказывают ту мысль, что Земля в солнечной системе родилась ранее, чем сорганизовалось, приняло настоящий вид Солнце. Но ведь это же самое говорит и Библия. А если так, то, значит, нет никакого противоречия между астрономией и Богословием. Значит, Моисей был прав, когда изображает творение четвёртого дня в том виде, в каком описано оно на первой странице Библии.

Разберём ещё одно возражение.

„Как, – скажут нам, – разве звёзды – малые светила рядом с Луной?”

Конечно, ведь Моисей писал для людей, как „они видят”, и, конечно, был прав, называя для Земли, в отношении к Земле, Луну большей, чем Юпитер и т. д.

Ст. 20–23. По библейскому сказанию, в пятый день Бог сотворил рыб и птиц.

Посмотрим, что говорят рационалисты против творения пятого дня.

„На пятый день, – пишет Додель, – Бог сотворил водяных животных и птиц в воздухе. Между тем, естественные науки доказали самым очевидным образом, что животный мир развился одновременно с растительным, и что птицам в воздухе предшествовали земные животные, тогда как Моисей говорит, что земные животные появились только на шестой день” ²⁵².

Возражение совершенно неосновательное! Точка зрения ошибочная.

Раскроем, например, книгу такого выдающегося естествоведа, как Бельше. Книга его по данному вопросу озаглавлена так: „Научная Библия”. В конце 3 главы мы читаем: „Представим себе картину мира перед рождением млекопитающего, когда стая ихтиозавров, плавая в открытом море, встречается на залитой солнцем поверхности моря с древней птицей, свободно парящей в воздухе. Библейское предание оправдывается на деле. Только одни водяные животные и птицы, – и так тихо в безграничном пространстве между голубым небом и безбрежной синей пропастью”.

Из этих слов авторитетного представителя естественных наук XX века мы видим, что сначала появились только водные животные и птицы. Таким образом, Додель и Кº глубоко ошибаются, когда говорят, что животный мир развился одновременно с растительным, и что птицам в воздухе предшествовали земные животные.

Если, наконец, возьмём мы последние, наиболее выдающиеся курсы по палеонтологии, то и там найдём подтверждение своих взглядов и опровержение „научных” доводов наших религиозных противников.

Так, в сочинении проф. Л. Бейсгаузена ²⁵³: „Развитие мира животных”, мы читаем, что позвоночные животные следуют одни за другими в таком порядке: рыбы, пресмыкающиеся, птицы и, наконец, млекопитающие. Эта указанная последовательность организмов считается, нужно заметить, верным результатом палеонтологических исследований.

И этих цитат вполне достаточно для доказательства той мысли, что сказание пр. Моисея о шестидневном творении мира нисколько не противоречит современным научным данным о развитии мира и животных.

В шестой день Бог сотворил животных и человека. Против этого дня творения ничего не возражают рационалисты. Даже Додель, наиболее резкий критик Моисеева повествования, и тот не нашёлся ничего возразить. И он согласился, что „Моисей прав, отводя сотворение человека на самый конец”.

Остаётся последний вопрос – как понимать сотворение человека? Или он произошёл от животных, и представляет собою последнюю ступень развития органического мира, или же он ничего общего с животными не имеет?

Об этом дальше.

Подводя итог всему вышесказанному, приходишь к тому заключению, что между библейским сказанием о сотворении мира и научным описанием не существует никакого противоречия. Напротив, во всём полная согласованность.