Глава XIII. Христианство в его историко-практическом выражении

Нужно исследовать, для какой цели и каким образом различные части земли разделены между духами¹⁰⁰⁵, как наместниками Бога и властителями, и можно ли считать их управление за благо? Так, у скифов законом допущено было отцеубийство; персиянин мог по закону женить сына на его матери и за брата выдать замуж свою дочь; некоторые признают жизнь святой, когда она кончилась посредством удавления; другие бросаются в огонь и верят, что чрез это средство получают очищение. Жители Таврического полуострова приносят в жертву Диане чужестранцев, народы Ливии – детей Сатурну. Можно ли, поэтому, находить какую-либо погрешность и порок в том, что какой-нибудь народ отделяется от другого народа, сознавая нравственную несостоятельность его? И не нарушается ли этим самое понятие о добродетели и благочестии, когда добродетель истолковывается не как божественная природа, а как нечто, определяемое по случайному мнению людей? Один человек в то же время может быть благочестивым и безбожным, смотря по тому, по каким законам он обсуждается. Что можно придумать более нелепого и неразумного, чем этот порядок богопочитания¹⁰⁰⁶?

Извлекая дальнейшие выводы из этих намеченных Цельсом положений, можно убедиться, что они поражают своей логической несообразностью. Так, если человек, живущий по законам своего отечества, сближается с другими народами, почитающими бога по местным законам, то он через это не делается безбожником (так как поступает под власть равноправного ему национального бога), но тогда все понятия о справедливости, святости и богоугодности извращаются и сами себя опровергают. Они лишаются собственной природы, и вместе с тем исчезает всякий признак, по которому можно было бы узнать, что люди, преуспевающие в благочестии, действительно богоугодны; и если каждая отдельная часть должна быть обсуждаема особо, согласна ли она разнообразным законам, господствующим в каждой отдельной стране, то что должно думать об умеренности, храбрости, великодушии, мудрости и науках?.. Вот тот безрассудный и самообличающий вывод, какой вытекает из всех рассуждений Цельса и который побивает его самого¹⁰⁰⁷. Почитание народами особого божества в качестве высшего покровителя, по-видимому, должно быть доказано; каждый народ должен пребывать неизменно при обычаях своей страны, и никто, делающий это, не может быть подвергнут порицанию и, следовательно, кто тогда не признает, что то, что сделали христиане и иудеи, не представляющие собою особого народа и в то же время оставившие свои древние законы и обычаи, является достойным наиболее сильного порицания? Но разве нет философов, которые, благодаря науке, освободили себя от прежних суеверий, изменили своим обычаям и стали пользоваться пищей, какую запрещали их предшественники? Почему же когда христиане, которым вера запрещает почитать изображения и статуи богов, возвышают свою душу к Творцу вещей, – почему они не без греха и упрека должны делать то, что свободно дозволяется философам? Цельс и его приверженцы, конечно, ответят по этому пункту, что и философы виновны, когда они не соблюдают законы своей страны. Но вот один мудрец, живший в Египте, обязан был исполнять достойный посмеяния обычай: не вкушать лука, особых частей зверя, в особенности головы и плеч, так как это противоречило преданию, установленному предками¹⁰⁰⁸; среди тех же египтян находятся люди, почитающие воздух, исходящий из тела человеческого: не будет ли такой философ, твердо удерживающий законы своей страны, достойным осмеяния, так как он свое высокое положение подверг бесчестию? Наставленные в христианском учении должны почитать только Высочайшего Бога, и если кто из них вместо того, чтобы возвышать свое сердце к Богу, подчиняется законам, господствующим в обитаемой им стране, и поклоняется местным богам и изображениям их, – то он оказывается не лучше философов, презирающих свою науку и боящихся вещей, не вызывающих никакого страха, считая за грех вкушать то или иное¹⁰⁰⁹.

Вообще существуют два закона: закон природы, происходящий от Бога, и написанный закон городов и стран. Несомненно, что написанный закон должен почитаться всем гражданским обществом, если он не вступает в противоречие с законом Божиим; но в том случае, если закон природы, происходящий от Бога, предписывает что-нибудь, направленное против написанного закона, то сам разум требует, чтобы оставлять без внимания написанный закон и признавать Бога единственным Законодателем, чтобы жить и поступать по Его воле, если даже при этом угрожают страдания, опасности, позор и даже смерть. Предметы, угодные Богу, часто не согласны с законами, имеющими в виду общественные блага, и так как невозможно угождать Богу и подчиняться гражданскому закону, то было бы очень неразумным поступком, чтобы опускать из внимания дела, при помощи которых достигается милость Творца. Если, таким образом, сообразно требованию разума, закон природы, происходящий от Бога, нужно предпочитать во всех отношениях писанному закону, то разве не должно этот закон в применении к Богу соблюдать с большим вниманием?.. Поэтому христиане не поклоняются их богу ни с эфиопами, живущими в Мерое, не почитают и других богов, распространенных по этой области; они и не считают за своих богов Бахуса и Уранию, но, напротив, ненавидят и отвергают их, – и тем более, что, по мнению арабов, Бахус – мужское существо, а Урания – женское. Они не оказывают божественной чести Осирису и Изиде, почитаемым всем египетским народом, и не присоединяются к почитанию Минервы. И если то правда, что навкратиты изобрели своего особого бога, то христиане вовсе не по примеру их избрали себе нового Бога, прежде не существовавшего и неизвестного людям, хотя Он в действительности и не представляет нового Бога: Он старше всех, так как Бог сказал: сотворим человека по образу Божию и по подобию (Быт. 1:26)¹⁰¹⁰.

Что наиболее удивляет при рассматривании вновь возникших христианских общин, это их легкомысленное отношение к тому, чтобы все построить на разумных и основательных причинах (Цельс). Ориген: христианское устройство покоится на более твердом основании, чем разум – оно утверждено на силе Божией; Бог положил основу христианскому обществу, научив их через пророков, что Мессия придет в мир как раз в то время, когда нужно будет сделать мир святым. Неверующие напрасно думают, что христиане обманывают самих себя. Напротив, чем более они стараются доказать, что христиане впали в обман, тем более укрепляется вера христиан, что Иисус оставался Сыном Божиим до воплощения и после воплощения, и одаренным очами разума дал возможность видеть, что Слово, принявшее плоть, было истинным Словом Божиим, и потому устройство христианских общин возникло не из мудрости человеческой. Но Сам Бог основал Церковь, насадив Свою разнообразную мудрость, посредством чудес, проявленных Им в иудействе, а потом в христианстве¹⁰¹¹.

Это ложь, что евреи произошли от египтян и путем восстания и исхода положили основание своему устройству, как также и то, что во время Иисуса часть иудеев возмутилась против законов и перешла на сторону Иисуса. Ни Цельс, ни его современники не могут привести никаких данных в пользу того положения, что христиане вели когда-либо себя как возмутители общества. Правда, они произошли из иудеев, которым позволено было уничтожать зло злом и умерщвлять своих врагов, но если бы возмущение подало повод к их общественному устройству, то их законодатель никогда бы не дал заповеди не похищать жизнь у другого, а Иисус ясно учил Своих учеников, что они никого, даже безбожных, не должны уничтожать силой и всегда должны веровать, что они только обесчестят данный им от Бога закон, если бы могло случиться, что они пожелали бы лишить кого-либо жизни. Отсюда видно, что христиане несравненно менее, чем иудеи, могут быть обвинены в том, что в восстании лежит источник их происхождения и устройства, которое могло произвести такие мирные законы, что они позволяют себя убивать как овцы и обладают ничтожнейшей свободой бороться с преследователями¹⁰¹².

Цельс стремится приравнять христианскую веру к религиозным воззрениям египтян, изображая внешнюю сторону их, прекрасные рощи и сады, дорогие и пышные одежды, дивные храмы, полные таинственных религиозных церемоний, добавляя, что когда войдешь в храм, то увидишь кошку, обезьяну, козла или собаку, почитаемые в качестве божеств. Но что общего у христиан с египетским богослужением, которое представляется столь блестящим при первом знакомстве с ним? Что можно встретить у христиан хотя бы сколько-нибудь подобное бессловесным животным, обоготворяемым у египтян под покровом изящных портиков? Пророчества, поклонение высочайшему Богу, презрение к почитанию идолов, – все это в глазах Цельса является достойным уважения. На каком же основании распятого Иисуса можно приравнивать к неразумному животному, почитаемому у египтян, когда с христианской стороны приведено уже много доказательств, свидетельствующих о том, как полезно и спасительно было для всего рода человеческого все, что произошло с Ним по человечеству¹⁰¹³.

1. Состав христианского общества и характеристика его ¹⁰¹⁴

Партии и разделения иначе не могут и возникнуть, как только тогда, когда предметы, подлежащие обсуждению, превосходны и приносят миру пользу. Таково искусство врачевания: его полезность для человеческого рода очевидна, но далеко не все врачи бывают всегда между собой согласны и нередко спорят о средствах, как лучше помочь больным. Философия указывает путь к истине и к познанию вечных и неизменных предметов; она учит, как лучше устроить человеческую жизнь и предлагает людям средства к блаженству. Однако не оказались ли и эти вопросы причиной возникновения многих школ в философии, причем некоторые из них получили славу, а другие остались неизвестными? И в христианстве повторилось то же, как только оно встретило внимание и уважение не только среди бедных и ничтожных людей, но среди многих греческих ученых и привлекло их к себе; поэтому должны были появиться различные школы и направления, и не вследствие того, что христиане распались на отдельные партии и любят споры, – а потому, что эти ученые стремились понять тайну христианского учения в его достоверной основе. Отсюда и произошло то, что сочинения, принимаемые у христиан за священные книги, они разъясняют различным способом, и каждый из этих экзегетов имеет своих друзей, получающих свое наименование от имени изобретателей этих объяснений. Так возникли партии, хотя не вполне согласные между собой, но с твердым убеждением признающие, что вера христианская превосходна и заслуживает удивления¹⁰¹⁵.

2. Исключение умных и разумных из христианского общества¹⁰¹⁶

Христианское учение стремится к мудрости. Давид в своей молитве взывает к Богу: «Вот Ты Сам любишь истину и внуши мне мудрость Твою» (Пс. 50:8). Соломон просил мудрости у Бога и получил ее, и все его сочинения полны упоминания о ней. Он сам восхваляет мудрость и убеждает людей подражать ей¹⁰¹⁷. Отсюда уже ясно, как маловероятно утверждать, что христианское учение не может указать среди своих верующих никого разумного. Древние пророки некоторые истины раскрывали в темной и загадочной форме, другие – в образах и подобиях, чтобы ум исследователя их мог иметь пригодный ему повод прилагать свое усердие к изучению их и оттачивать себя. Так, один из пророков в заключение своего предсказания выражается следующими словами: «Кто мудр, чтобы уразуметь это? Кто разумен, чтобы познать это?» (Ос. 14:10). Даниил и его общество, заключенное в Вавилонии, сделались более разумными и мудрыми, чем все, выдававшие себя за мудрецов (Дан. 1сл.), и потому царь Сирский, гордившийся своей мудростью, получил приветствие от пророка словами: «Вот ты мудрее Даниила: нет тайны, сокрытой от тебя» (Иез. 28:3)¹⁰¹⁸.

Возможно думать, что некоторые из эллинов, обманутые своей философией, обратившись к посланию апостола к Коринфянам, пришли к мысли, что среди христиан нет ни одного умного и ученого человека. Но апостол имеет здесь в виду не вещественных людей, беспокоящих себя об истинной мудрости, связанной с духовными и невидимыми предметами и в то же время прилепившихся к видимым и земным предметам, так что они все существующее производят от них: они называются у апостола «мудрыми мира сего»; существуют и другие люди, не хотящие знать ничего, кроме материи и тел, и все, что другими мыслителями признавалось за самостоятельное существо, выдающие за телесную материю и отвергающие все, что относится к области духовного и невидимого. Это учение апостол Павел называет временной, преходящей мудростью (1Кор. 1:20), – мудростью, которую Бог превратил в безумие. Учение же, отвлекающее христианские души от земли и приводящее их к божественной святости, или, как говорят христиане, к Царству Небесному, поставляющее своей задачей презирать все чувственные вещи как ничтожные и преходящие, и свои мысли направлять на невидимое – это учение называется у апостола Павла мудростью Бога (1Кор. 1:21). Но, как любитель истины, он не стесняется сказать о некоторых эллинских мудрецах, что они не лишены истины, что они познали Бога, но не прославили Его как Бога и не возблагодарили Его (Рим. 1:21); он воздает им похвалу за то, что они могли бы познать Его, и вместе с тем внушает им, что этого познания они не могут достигнуть без помощи Божией. По всей видимости, эти слова о процессе возникновения познания, которое, черпая свой источник в видимых вещах, ведет людей к познанию вещей невидимых. На это и намекает апостол словами: «Невидимое Бога, – вечная сила Его и Божество, – от создания мира через рассматривание творений видимы, так что они безответны» (Рим. 1:20–21)¹⁰¹⁹. Ориген не отрицает, что христианское учение призывает к себе людей ничтожного достоинства, умственно-неразвитых, женщин и рабов, но для того чтобы улучшить их, облагородить и привлечь их к христианскому учению. Христиане не усматривают также ничего дурного в том, чтобы быть учеными, так как наука и ученость – путь к добродетели. Кто будет отрицать, что хорошо наполнять свои головы полезными и спасительными суждениями, согласными с истиной и возбуждающими человека к добродетели? Ни одна из этих вещей не вредит познанию Бога, а напротив – ученость, добрые мысли являются путем к нему¹⁰²⁰.

Цельс сравнивает христиан с фиглярами, выступающими на городских площадях и обольщающими людей различными фокусами. Но разве можно усмотреть какие-либо фокусы и непристойности в том, что христиане читают священные книги перед народом и изъясняют прочитанное, чтобы побудить людей возвыситься к страху и любви всевысочайшего Бога и к таким добродетелям, какие возникают отсюда, и отвлечь их от презрения к Богу и от пороков, осуждаемых разумом? Не то же ли делают и некоторые философы, охотно собирающие около себя собрания и предлагающие здесь лекции о добродетели и благонравии? По крайней мере известно, что некоторые из школы киников публично учат и собирают около себя толпы простых людей; неужели и эти люди могут быть сравниваемы с обманщиками, выступающими на рынке только потому, что они своих слушателей ищут не среди ученых людей, но в рядах простых и низших классов общества? Философы не избирают своих слушателей; каждый, имеющий желание их слушать, свободно может это делать. Если философов, поступающих таким образом, нельзя порицать, то не следует ли рассмотреть и убедиться, что христиане не только прилежнее, но и лучшими способами стремятся привести мир к добродетели и благочестию? Они желающих поступить в их общину прежде всего испытывают, в каком нравственном состоянии находится их душа и достойны ли уважения мотивы, побуждающие их к этому делу, и когда ответы их окажутся удовлетворительными, то они причисляются к классу слушателей и не прежде принимаются в общину, когда своим поведением докажут, что желают проводить добродетельную жизнь, и тогда причисляются к общим, составляя собой особый чин только что начинающих и вводимых, но еще не получивших символа очищения. Полноправные члены христианской общины ничего не должны желать такого, что несообразно с требованиями христианской жизни. Из них избираются люди, наблюдающие специально над нравственной силой приходящих в общину людей, за их жизнью и нравственной борьбой и, если они оказались впавшими в грехи, запрещающие вход им в общее собрание (κοίνός συλλόγος), чтобы не воспрепятствовать людям, всей душей преданным Церкви, ежедневно приготовлять лучших людей. Они ведут борьбу с грешниками и в особенности с прелюбодеями и отлучают их от общины. Вот как поступают христиане, которых Цельс сравнивает с людьми, разглашающими на площадях всякий вздор. Знаменитая школа пифагорейцев на отпадших от учения ее смотрела как на мертвецов и сооружала им надгробные памятники. Точно так же и христиане оплакивают, как погибших и умерших для Бога, всех тех, которые подпадают под власть распутства или какого-либо другого непотребства, как и тех, кто обнаружил достойную веру нравственного исправления, почитают как бы воскресшими из мертвых; такие люди принимаются в общину, хотя и после продолжительного срока, какой определяют для впервые приходящих. Лица же, павшие во время гонения, даже если бы они снова исповедовали свою веру, лишаются всяких надежд достигнуть какой-либо власти или предстоятельства в Церкви¹⁰²¹.

Христиане не скрывают, что они, насколько это возможно, всех людей привлекают к учению Божию; поэтому они увещевают и детей, если годы их позволяют это делать. Учителя христианства без всякого стеснения и открыто признаются, что на них лежит обязанность преподавать христианское учение эллинам и варварам, мудрецам и невеждам (Рим. 1:14). Они считают своим долгом серьезно относиться к сердцам простых людей, чтобы они, как это часто случается, извлечены были из невежества и ревностно стремились к мудрости, чтобы отдаться ей навсегда. Они повинуются при подобных случаях наставлениям Соломона: «Научитесь, неразумные, благоразумию, и глупые – разуму» (Притч. 8:5) и «Кто лишен разума, обратись сюда; идите, ешьте мой хлеб и пейте вино! Оставьте неразумие и ходите путем разума» (9:4–6). И если при этом имеются у них рабы, то христиане и их увещевают принять христианскую веру, чтобы при помощи ее они наследовали благородный дух и свободу души. Но разве и эллинские философы не приглашали приходить к себе детей?

Погрешил ли чем-нибудь Пифагор по отношению к Замолксису¹⁰²²? Должно ли пренебречь Зеноном, сделавшим Персея мудрым? Наконец, можно ли усматривать какой-либо недостаток в том, что Эпиктет вполне посвятил себя истине¹⁰²³? Если, таким образом, эллины пользовались полной свободой призывать к себе молодых людей, рабов и глупцов, так как вопрос здесь идет о всеобщем человеколюбии, то что удивительного в том, что и христиане прилагают все свое усердие к тому, чтобы каждое разумное существо, каким бы общественным положением оно не пользовалось, получило в христианском учении врачество от всяких болезней и достигло дружества высочайшего Бога, Которым все сотворено¹⁰²⁴?

3. Христианские проповедники

Цельс неодобрительно обсуждает проповедующих христианское учение. Христианские же учители не жалеют никакой работы и никакого труда, чтобы возвысить души всех к Творцу всех людей; они постоянно напоминают, что нужно презирать все чувственные, видимые и преходящие вещи, и неустанно учат, чтобы всеми способами стараться достигнуть общения с Богом и созерцания духовных и невидимых вещей, пользования блаженной жизнью, какую Бог обещал подарить любящим Его. И этих людей Цельс сравнивает с сапожниками, чесальщиками и валяльщиками шерсти, с самыми грубыми и ничтожными людьми этого мира; и, далее, обвиняет их в том, что они привлекают детей и женщин к злому и идут так далеко, что убеждают их оставить своих родителей и учителей и присоединиться к ним. Но разве можно назвать какого-нибудь разумного отца и мудрого и добродетельного учителя, от которых христиане могли бы сманить детей и женщин? Можно ли думать, что христиане детям и женщинам, приступающим к христианскому учению, подтверждают все вышесказанные вещи и убеждают мир в этих вредных мнениях вместо того, чтобы проповедовать доброе и спасительное учение? Напротив, христиане убеждают женщин, чтобы они удалялись от нецеломудрия, чтобы они мирно жили с мужьями, оставили свою страсть к зрелищам и танцам и всякое суеверие; они сдерживают пылкую страсть юношества, выражающуюся в необузданных удовольствиях, они приводят не только к сознанию, насколько ненавистен и позорен этот грех, но и указывают и на наказание, предстоящее им¹⁰²⁵. И кто такие учители, за которых так нападает Цельс, как будто они предлагают совершенное учение, причем христиане выдаются за глупых и суеверных людей? Быть может, он называет разумными учителями тех, которые юных людей увлекают и заражают пороками и другими дурными поступками, от которых они и сами несвободны? Христиане же, насколько они могут, прилагают все свое усердие к тому, чтобы людей, опирающихся на философию, приблизить к христианскому учению и дать им почетное и превосходное место у себя. Цельс отрицает это и думает, что христиане могут приготовить только пустые и глупые головы. И если он предъявит христианам возражение, что они, полагающие свою основу в философии, сами отказываются от нее, то это обвинение ложно и имеет лишь вид кажущейся истины. Возможно еще одно нарекание на христиан: что они вступающих в их веру отвлекают от добрых эллинских учителей, но пусть он скажет, кто, кроме тех, кто изучил философию и другие науки, может быть признан ученым и мудрым учителем? Христиане свободно и открыто признают, что все люди оказались бы блаженными, если бы жили по руководству богописанного закона и свое поведение устрояли с тем предположением, что как бы Сам Бог присутствовал при них¹⁰²⁶.

Цельс утверждает, что эти «чесальщики, сапожники и башмачники» не смеют детям говорить правду, когда присутствует при них отец или учитель. Пожелаешь ли и ты сам, Цельс, охотно объяснять тайное учение юношам, отец которых презирает всякую мудрость, выдавая ее за ненужные и бесполезные выдумки? Если ты придаешь серьезное значение тому, чтобы основательно обучить детей философии, то не признаешь ли и ты за лучшее удалить на это время такого непригодного отца: то же нужно сказать и об учителе. Где же находятся такие учителя, которые не только учат философии, но и осуществляют предписания ее в жизни? У таких учителей христиане не похищают слушателей, а напротив того – стараются, чтобы этих юных людей, достаточно упражнявшихся в изучении общечеловеческих наук и приготовленных чрез наставление философии, привлечь к себе с той целью, чтобы не только они могли возвыситься к достоинству христианских учителей, отличающихся высоким почетом, но и неизвестным простым и необразованным членам христианского общества, чтобы они в ясном и отчетливом виде раскрывали пред ними то положение, что пророки Господа и апостолы Иисуса у христиан заняли место философов, и под этой формой предлагали им то же учение, что и философы¹⁰²⁷.

4. Эллинские мистерии и христианство

Так как христиане учат, что премудрость не войдет в лукавую душу и не будет обитать в теле, порабощенном греху (Прем. Сол. 1:3), то христиане и призывают тех, кто имеет чистые руки и произносит молитвы без гнева и сомнения, кто постоянно занимается высшими и божественными истинами и со всей мудростью может сказать о себе: «Да направится молитва моя, как фимиам пред Тобою» (Пс. 140:2). Христиане говорят дальше: кто имеет мудрый язык, тот размышляет о законе день и ночь (Пс. 1:2) и посредством уразумения его смысла научается различать между добрым и злым; кто близок к Богу и без всякого стеснения приступает к твердой пище, приготовленной для тех, которые трудятся и борются за благочестие и все другие добродетели (ср.: Евр. 5:14), – и для него открыт путь к христианам. И так как христиане знают, что милость Божия сильна в людях, указывающих путь к добродетели, соединенной с совершенной любовью, то они также и говорят: «Всякий, кто чист и свободен не только от грубых злодеяний, но и от обычных грехов, кто не имеет в себе ни одного недостатка, тот смело приходи к нам, чтобы быть введенным в таинства учения Иисуса, назначенного только для святых и чистых». Жрецы, восхваляемые Цельсом, говорят: «Приходите к нам те, которых не мучит совесть и не беспокоит». Но руководящие в таинствах по примеру Христа обращаются к людям, имеющим очищенные уже души, с такими приглашениями: «Тот, кто начиная с того времени, когда он почувствовал, что он воспринял силу христианского учения, никакого злодеяния и греха не имеет в своем сознании, иди к нам, слушай откровение Иисуса, сообщенное в особенности истинным ученикам Его». Отсюда ясно обнаруживается разница между предстоятелями эллинских таинств и учителями христианской религии: одно дело призывать грешников и безбожников к очищению, другое дело – даровать им истинное очищение¹⁰²⁸.

У христиан нет ни воров, ни прелюбодеев, ни ядосмесителей, ни разрушителей гробов, ни всех тех, которых щедрое красноречие Цельса причисляет к участвующим в христианских таинствах, в общении тайной и сокровенной премудрости, предназначенной для праведных. Христиане призывают всех людей, нуждающихся в исцелении. Для духовно больных христиане обладают особым средством, данным в христианском учении и обозначенным в словах Иисуса: «Не здоровые имеют нужду во враче, но больные» (Мф. 9:12). Но христианская община состоит не только из людей, нуждающихся в поправлении своего телесного или духовного здоровья. Существует в ней и другая группа людей, которым, как чистым по делу и вере, показано откровение тайн, сокрытых прежде мира и теперь открытых и сделавшихся известными через пророков и через явление Господа нашего Иисуса Христа, даровавшего совершенную мудрость и внутреннее существо душ верующих в Него, просветившего к безошибочному познанию вещей (Рим. 15:14; 1Тим. 2:4). Цельс, чтобы дать более значения своему обвинению, заключает свой реестр еще более грубыми грехами. Но кто хочет грабить и убивать, тот пусть и принимает к себе воров и убийц. Но Христос призывает к Себе даже и таких людей, но делает это в другом намерении. Он хочет перевязать раны души их христианским учением, и огонь, возбуждаемый их страстями, уничтожить через лечение христианской верой, подобно тому, как врачи помогают выздоровлению посредством вина, масла и других средств¹⁰²⁹.

5. Взгляд христианских учителей на отношение Бога к человеку

Почему Бог послан только к грешникам? Ставить такой вопрос так же неразумно, как если бы он, Цельс, стал обличать милостивого и любвеобильного царя, прибывшего к жителям какого-либо города в качестве врача для больных. Слово, как Бог, во всяком случае, послан был к грешникам как врач. Но Цельс, не понимая этого различия и не имея желания правильно судить, обращается с таким вопросом: почему же Он не послан к тем, которые не знали греха? Разве это зло – не отдаваться никакому греху? Что Цельс подразумевает под теми, которые не знали греха? Если тех людей, которые не знали греха и потому не грешили, то Иисус пришел к ним не как врач, а как Божественный учитель только для очистившихся уже от грехов и переставших грешить. Но если слово «греховность» понимать в общем смысле, т. е. в применении ко всему человечеству, то христиане на это ответят, что невозможно среди людей отыскать ни одного человека, который бы не погрешил, за исключением только одного-единственного человека Иисуса, о Котором сказано, что Он не имел греха (1Петр. 2:22). Христиане веруют, что грех царствует во всех сердцах человеческих, о чем свидетельствует апостол Павел, когда говорит: закон пришел и оживил грех, а я умер (Рим. 7:9–10).

Судья не обращает внимания на то, что преступник плачет и рыдает пред ним..., следовательно, христианский Бог судит не по мотивам истины, а по лести, но благочестивых отклоняет, так как они не знают такого искусства (Цельс). По христианскому учению, Бог не принимает к себе ни одного безбожника, который не обращается к добродетели, и не отвергает никого благочестивого и добродетельного. Сострадание никогда не побуждает Бога, чтобы Он умилостивился над теми, которые, сознавая свои прежние грехи, не оплакивают их и не считают себя потерянными и ничтожными. Но если они серьезно желают, чтобы жизнь их улучшилась, Бог вследствие покаяния принимает их, хотя бы они прежде были злыми и порочными, и таким образом добродетель, постепенно возрастающая в душах, изгоняет из них зло, прежде царствовавшее в них. Быть может, они перестают думать о прежних злодеяниях. И хотя добродетель их несовершенна, но довольно и того, что душа получила плодотворную силу по своему улучшению, и чем дальше она пойдет по этому пути, власть нечестия будет уменьшаться, так что почти ничего не останется и в душе¹⁰³⁰.

Цельс продолжает: судья, желающий произвести праведный суд, не обращает внимания на то, что преступник плачет и рыдает..., христианский же Бог судит не мотивом истины, но по лести (Цельс). Ориген: но вот, что говорит Священное Писание: «Всякий, возносящий себя, унизится» (Лк. 18:14), и Платон рассуждает, что благочестивый и добродетельный человек должен быть не иначе, как нравственным и смиренным¹⁰³¹, а по отношению к нехристианам говорится: «Смиритесь под властной рукой Божией и Он вас возвысит» (1Петр. 5:6). Где тут какая-либо лесть? Где тут рыдания и плач? Вот молитва грешника к Господу: «Я открыл Тебе грех мой и не скрыл беззакония; я сказал: исповедаю Господу грехи мои, а Ты снял с меня вину мою» (Пс. 31:5). Цельс уверяет, что в мире находятся люди, никогда не подпадавшие греху, навсегда принявшие обязанность защищать добродетель и неустрашимо возвышать глаза свои к Богу. Св. Писание утверждает иное. «Что такое человек, чтобы быть ему чистым и рожденным женою праведным, и это бесспорно, что человек склонен к греху» (Ис. 1:16)¹⁰³². Цельс воображает, что христиане только и заботятся о приобретении грешников и потому широко открывают двери Церкви для самых порочных и любострастных людей, не имея возможности призвать к себе добродетельных людей. Но кто беспристрастно рассмотрит христианскую общину, тот найдет в ней не только людей, живших пред обращением в христианство нечестиво и грешно по сравнению с другими, но отличавшихся совершенно приличным поведением. Этим людям, которых не слишком обвиняет совесть, христиане считают справедливым рассказывать об обещанных Богом благочестивым благах, чтобы скорее приблизить их к христианскому учению, чем отрекшимся от всякой добродетели и благопристойности. Высший Судия каждый раз присуждает их к наказанию, когда их грехи и злодеяния заслуживают этого. И здравый разум также требует, чтобы Судия поступал с нечестивыми именно таким образом. Нет недостатка и в таких грешниках, которые надеются достигнуть прощения чрез милость и покаяние и верят учению о будущем суде; таких христиане, правда, не отталкивают от себя, но только по той причине, что они долгой привычкой грешить утвердились и запутались в зле и нечестии, так что вообще с трудом могли достигать разумного и добродетельного поведения. Цельс говорит: всякий знает, что природная наклонность к греху так укрывается временем и обычаем, что не уничтожается ни страхом, ни тем более милосердием¹⁰³³. Христиане охотно признают, что люди по природе склонны грешить, и знают также, что люди как по природе, так и по привычке привлекаются к греху, однако отсюда нельзя еще заключать, что ни один человек не может осознать вину и улучшиться. И не только христиане, принимающие божественное учение, но и многие школы философов говорят о таких людях, развращенных и потом исправившихся. Таковы в древнейшее время Геркулес и Одиссей; в среднее время – Сократ, в наше – Музоний¹⁰³⁴. Итак, христиане не одни, которых Цельс, впадая в ошибку, обвиняет, что по их собственному признанию естественная наклонность ко злу, укрепляемому, не может быть через наказания исправлена. Все философы соглашаются с христианами и считают возможным привести порочного к добродетели. Итак, ложно, что люди, привыкшие чрез естественное влечение ко греху, не могут измениться даже чрез наказания¹⁰³⁵.

Против этого тезиса свидетельствует и история философии. Вот человек, поставленный в самые ужасные условия, которого, по приказанию его господина, должны были водить по публичным домам, где всякий, кто хотел, мог издеваться над ним, сколько было ему угодно. Это история рассказывает о Федоне. Но вот другой человек, проводивший развратную жизнь, с играющей на флейте и буйной компанией людей, любящих увеселения, вторгся на кафедру почтенного Ксенократа, чтобы нанести обиду мужу, которому удивлялись товарищи, однако можно ли считать его самым худшим из всех его товарищей: твердое слово Ксенократа обуздало его и, отказавшись от всех пороков, он обратился к философии. Федон высоко почитался Платоном за то, что пересказал ему речь Сократа о бессмертии души и о его геройской стойкости при смерти. Чаша яда, какую предстояло принять Сократу при смерти, не приводила его ни в малейшее смущение; он без всякого волнения с таким совершенным спокойствием души обсуждал высокие и глубокомысленные вопросы, что даже люди, имеющие острую мысль и не тревожимые никакими заботами и волнениями чувства, едва ли могут понять его. Полемон из похотливого и неумеренного сделался самым умеренным и добродетельным из людей и так далеко пошел, что занял кафедру Ксенократа и воплотил в себе его идеи. Ничем, следовательно, нельзя оправдать защищаемый Цельсом тезис, что люди, имеющие по природе охоту грешить, никогда совершенно не исправляются, даже под страхом наказаний¹⁰³⁶.

Далее Цельс обращается к христианскому учителю и говорит так от лица его: «Мудрые из эллинов не обращают на нас никакого внимания; поэтому остерегайтесь их мудрости: она вводит нас в заблуждение». Ориген: если мудрость есть не что иное, как познание божественных и человеческих вещей и причин, из которых она возникает, и свое определение находит в словах Писания, что она представляет собой чистое дыхание божественной силы, луч вечного света, чистое зеркало действия Божия и образ благости Его (Притч. 14:15–21), то ни один мудрец не воспротивится вниманию тому, что хорошо обученный христианин хочет предложить из учения его веры, если только он не был введен в заблуждение. Истинная мудрость никого не вводит в заблуждение или обман – это результат невежества: ничто в мире так не прочно, как наука и истина, и обе они имеют источник в высшей мудрости. Если Цельс не придает никакой ценности предложенным сейчас рассуждениям и называет мудрыми тех, которые опираются на ложные заключения и мнимые основания, то нужно признать, что эти мудрецы не будут иметь охоты слушать божественную истину и чрез ложные доказательства удаляются от нее. Наука о злых, если так можно выразиться, наблюдается у людей, принявших ложные учения и посредством их введших себя в заблуждение; такую науку можно назвать только заблуждением, а не мудростью¹⁰³⁷.

Цельс продолжает еще сильнее порицать христианских учителей, утверждая, что они болтают потешные вещи, и даже влагает в уста их такие выражения: «Не принимайте никакого учения от мудрых, и толпа (простой народ) должна отстраниться от них». Это все равно, если бы он сказал: никакой разумный не должен повиноваться законам Солона, Ликурга и Залеска¹⁰³⁸ только потому, что их соблюдает множество простых людей. И если Цельс понимает под мудрыми людьми таких лиц, которых разумными делает добродетель, то и все его выходки оказываются неразумными. Подобно тому как упомянутые сейчас законодатели предложили законы простым людям, считая полезным и добрым, чтобы они управлялись ими, так и Бог, возвестивший через Иисуса Свои законы всему миру, желал людей, имеющих мало света и познания, возвысить ко благу¹⁰³⁹.

Христианские учители проповедуют сумасбродство, но какие же люди могут быть названы сумасбродными? В точном и положительном смысле все, ведущие порочную жизнь, могут быть названы сумасбродными. Если же все сумасбродные люди составляют собой разряды порочных людей, то пусть Цельс скажет, каких он думает создать людей, когда он хочет учить их философии? Цельс, по-видимому, не намерен при них оставаться, так как добродетельные по самому своему имени уже мудры (т. е. ни в каком смысле не сумасбродны), но тогда он должен обратиться к порочным людям и у них приобретать себе сумасбродных людей. Христиане, действительно, привлекают к себе подобных людей и подражают врачу, разыскивающему повсюду больных, чтобы дать соответствующее их болезни лекарство и восстановить потерянное здоровье, и если эти люди по природе тупы и слабы, то и в этом случае христиане могут потрудиться над ними, чтобы улучшить их, так как они вовсе не стремятся к той цели, чтобы их община состояла из одних только чистых людей.

Христианские учители, продолжает Цельс, подобны человеку, который обещает помочь больным и в то же время старается всеми мерами воспрепятствовать тому, чтобы приглашен был к больному разумный и опытный врач, способный раскрыть его невежество. Надо исследовать, что за люди, которых христиане называют простыми врачами? Такими врачами никоим образом не могут быть названы те из философов, которых исповедующие христианскую веру отвергают. Правда, что христиане людей, обольщенных учением Эпикура и его последователей, выдающих себя за опытных врачей, удаляют от верующих. Но разве христиане не имеют оснований поступить так? Этим путем христиане освобождают людей от опасных болезней, так как те научают людей, что не существует никакого божественного Провидения и что высшее благо людей состоит в наслаждении. Допустим, что христиане идут так далеко, что запрещают избирать врача из какой бы то ни было школы философов, впадают ли они в грех при таком суждении? Вот Аристотель учил, что провидение Божие не достигает до нашего мира и Бог не стоит ни в каком общении с человеком. Не должны ли христиане как люди, боящиеся Господа, тех, кто держится подобных мыслей, наставлять, делать их здоровее и направлять к той цели, чтобы они все передали и посвятили высшему Богу? Христиане отнюдь не хотят умалчивать и о том, что они убеждают своих слушателей отвращаться от учения стоиков, превращающих Бога в существо изменяемое и преходящее; они приписывают Ему телесную природу, непрерывно изменяющую свои виды и формы, и убеждают христиан, что все вещи исчезнут, исключая Бога. Поступают ли христиане дурно, когда они оберегают людей от таких врачей, а, напротив, приводят их к спасительному учению благочестия, чтобы привлечь их души к Творцу всех вещей, Творцу и Основателю христианской веры, Который, движимый любовью к человеческому роду, возвестил христианскую веру? Христиане не могут терпеть, чтобы кто-нибудь из них доверял, как разумным врачам, мудрецам, принимающим бессмысленное мнение, что душа переходит из одного тела в другое и разумные духи превращаются в бессмысленное животное-тварь, лишенное даже силы воображения¹⁰⁴⁰. И разве не сделаются совершеннее и более здоровыми эти люди, если христиане постараются убедить их, что Бог ни от какого злого, если Он хочет его наказать, не отнимет ни силы воображения, ни чувств восприятия, напротив – страдания и наказания, при помощи которых испытывает Бог грешников, являются лишь средством, через которое они должны очиститься, и приведет к тому, чтобы они снова могли возвратиться к Богу. Так христиане думают, ибо вера их основательна во всех отношениях. Они обучают людей, имеющих менее света, и относятся к ним, как отец к своим детям.

Следовательно, и обвинение в том, что христиане ничтожных, простых и невежд против их воли отвращают от врачей, убеждая их: наблюдайте, чтобы никакая наука не касалась вас, не основательно. Христиане никогда не учат, чтобы наука представляла в себе что-нибудь злое: они не так глупы и сумасбродны, чтобы думать, что мудрый и ученый страдал каким-нибудь недостатком в научной опытности или мудрость такого мужа могла подвергаться извращению. Они, конечно, учат и наставляют простых людей, но никто из них не скажет им: иди ко мне; они, напротив, много раз повторяют: идите к Всемогущему Богу, следуйте Иисусу, открывшему миру Божественную истину, и никто из христиан не бывает так горд и высокомерен, чтобы он мог сказать своим ученикам: я один могу сделать вас блаженными. Не ясно ли из этого, что Цельс может быть обличен во многих неправдах¹⁰⁴¹?

Христианские учители, продолжает свои обличения Цельс, поступают подобно пьяным, которые в пьяной компании обвиняют трезвого в том, что и он пьян. Цельс, утверждающий это, должен был, например, из посланий апостола Павла доказать, что он составлял свои послания пьяный, а не как муж, который для читателей имел такое важное значение, или из сочинений Иоанна заключил, что он был не что иное, как пустая опьяненная голова, когда он предлагал свои сочинения. И никого из христианских учителей нельзя сравнивать с пьяными, так как на это не дано никакого права. И кто в собственном смысле должен быть назван пьяным? Христиане называют пьяными тех, которые высказывают бессмысленные вещи и думают, что они говорят с Богом. Безумными они вбегают в храмы и поклоняются там идолам и животным, воображая, что это боги, и почитают тех художников, которые сами приготовляют безбожных и любострастных идолов¹⁰⁴². – Далее Цельс упрекает христиан в том, что они подают людям тщетные надежды в целях обратить их в христианство, и самое учение христиан о будущих благах вызывает у него упрек. Но разве пустыми надеждами обманывались Платон и Пифагор, когда они учили, что дух человеческий имеет силу, способную возвыситься выше, чем небо, в область, летящую выше всех небес, и рассматривать там вещи, созерцанием которых наслаждаются блаженные? Разве и ты, мой добрый Цельс, не утешаешься ничтожными надеждами, которые не сомневаются, что душа, когда она отделится от тела, становится полубогом и живет в общении богов¹⁰⁴³?

Пользование христианским богословом эллинскими философами, учившими о бессмертии души или продолжении ее жизни после смерти, не противоречит интересам христианской веры; христиане имеют некоторые предметы обсуждения, составляющие собой общее владение христиан и философов, учение которых совпадает с воззрениями христианской религии, и легко могут доказать, что они имеют дерзновение ожидать будущей счастливой жизни. Люди, усвоившие себе учение Иисуса, служат Творцу всех вещей с правым и чистым сердцем без всякой примеси того, что относится к почитанию существа сотворенного. Должно сличить тот счастливый удел, о каком говорят философы не только среди эллинов, но и среди варваров, обещая раскрыть таинства каждой религии своим последователям. Тогда будет очевидно, что таинства, обещаемые философами, не согласны ни с разумом, ни с истиной. Христиане же возлагают свои надежды на заслуги людей, живших добродетельно, и веруют, что все эти обещания будущего блаженства произошли от Св. Духа, наполнявшего чистые души пророков. Итак, вот какие блага христиане обещают приходящим к ним: для них ясно, что ничего не должно быть более благородного и высшего, как всецело предать себя всемогущему и всеблагому Богу, твердо держаться учения Его, освобождающего от всего тварного, возвышать ум и приводить его к Богу чрез оживотворенное Слово Его, Которое вместе с тем есть живая Мудрость и Сын Божий¹⁰⁴⁴.