Слово в день преподобного Антония Великого⁶.

Глаголы, аже Азъ глаголах вам, дух суть и живот суть. (Ио ан. 6, 63).

Мы привыкли глагол или слово признавать облачением или выражением мысли, из совокупности мыслей составлять познания, из познаний – науки, а потом и самые науки прилагать к жизни, там где это возможно. Но вот из уст Иисуса Христа мы слышим иное определение слова: „слова, которые говорю Я вам, суть дух и жизнь“ Слово, наполненное духом и жизнью, для науки представляется как бы не имеющим определенного содержания; дух как личность, понять не трудно; жизнь, как проявление сил сотворенных существ, также может быть наблюдаема; но что такое дух и жизнь в слове? Правда, у нас есть понятие о духе, в каком говорится слово, и о жизни в слове, но только в смысле направления мысли и облачения ее в образы и картины, сообщающие ей ясность и силу впечатления; но мысль в слове, по требованиям человеческого знания, должна иметь главное преобладающее значение. Между тем в словах Христа Спасителя мы должны, по Его указанию, видеть преобладающими дух и жизнь; мысли как будто ставятся в тени. Должно сказать даже больше: самое слово здесь представляется не органом только мысли, а самою силою, духом, жизнью. Что же это за особое слово, столь отличное от научного по своему содержанию? Может ли оно быть обращено в предмет знания? Не противоречит ли оно нашим природным законам мышления и познания? Мы не знаем, даст ли кто на эти вопросы ответ отрицательный, но знаем, что по этому предмету существует много недоразумений и даже заблуждений, вредящих и науке и вере, и столь естественному и необходимому союзу между ними.

Попытаемся изъяснить приведенное нами изречение Христа Спасителя – не по нашим школьным условиям и требованиям, а как оно само дает разуметь себя, или как изъясняет его учение Самого Господа и его апостолов.

Священное Писание дает нам понять в слове Христовом три существенные особенности, отличающие его от слова человеческого: во-первых, в отношении к его смыслу и влиянию на людей, потом в способах проникновения его в души человеческие и, наконец, в господствующем его направлении.

Иисус Христос с первых слов Своей проповеди дал нам понять, что Он не человек-мыслитель, не ученый, сообщающий людям новое учение, а обетованный Искупитель мира, пришедший совершить спасение людей и призвать всех в царство Отца Своего небесного. Его слово, как слово Сына Божия, было, по сознанию самих слушателей, со властию, покоряющею дух человека силе Божией, а не таково, как слова книжников и фарисеев (Мар. 1, 22). Поэтому при первом его звуке смирялись души способные его слушать, как умолкает малое дитя пред твердым голосом своего отца. Это и теперь чувствуют все берущие в руки Евангелие с мыслью, что в нем Бог говорит душе человеческой.

При этом общем понятии о слове Христовом для нас становится весьма важною та особенность, что Господь никогда не обращался к одному уму человека, а всегда к целому духу человеческому, – его уму, сердцу и совести. Он брал людей там, где их находил – по внутреннему их состоянию, – в страданиях сердца, в мучениях совести, в скорбях земной жизни и, давши им почувствовать тягость настоящего их состояния, возводил их к сознанию возможности лучшей жизни и говорил: „покайтеся, приблизилось царствие небесное (Марк. 1, 15), – придите ко Мне все труждаюшиеся и обременные“ (Me. 11, 28). Таким образом Он, явившись в мир, как бы подавал Своему погибающему созданию Свой творческий и отеческий голос. Какая мысль в голосе человека, зовущего нас к себе и называющего нас по имени? На первый раз никакой. Все дело в том, знаком ли нам голос, мил ли он нам и желательно ли нам видеть того, кто зовет нас к себе. Если зовет любимый нами человек, мы идем и не зная зачем; с другой стороны, если мы заблудились, нуждаемся в

чем-нибудь, страдаем, мы идем на всякий понятный нам голос в надежде помощи. В этом смысле учение Спасителя нашего и называется званием Божиим, привлечением человека к Богу (Иоан. 6, 44. 2Тим. 1, 9) и в этом же смысле Он говорит, что овец своих Он знает по имени, и что овцы гласа Его слушают (Иоан. 10, 3). Это таинствен- ное отношение духа человеческого ко Христу Спасителю всегда познается и нами, но не умом, а сознанием и опытом сердца, если мы не очерствели и не оплотенели, а, по слову Господа, имеем уши, чтобы Его слышать (Mф. 11, 15).

Это жизненное духовное влияние легко изъясняется примером из наших человеческих отношений. Есть люди, с которыми при первом знакомстве нам приятно быть: и лицо, и речь, и взгляд, – все располагаем нас к ним, все влечет к общению с ними. В чем же тайна этого влечения? Во влиянии их личности на нашу личность, их жизни на нашу жизнь. Какими путями идет к нам от них это влияние? Не знаем определенно, но очевидно, что и по- мимо испытующей мысли есть между нами неуловимые способы действования одного человека на другого. В данном случае мы изучаем человека и познаем умом уже после того, как расположились к нему, и только после ближайшего рассмотрения и опытов мы убеждаемся, что не ошиблись в нем. Посмотрите в Евангелии, как массы народа стремились к Иисусу Христу, окружали, теснили, всюду ждали Его, чтобы взглянуть на Него, хотя издали, – и это было тогда, когда не составилось о Нем ни в народе, ни между властями иудейскими определенного понятия. Его лицо, сияющее божественною чистотою, Его проникающий в душу взор, Его мощная речь, – все влекло к Нему народ, утомленный человеческою двуличностью, лицемерием и ложью. А какими силами духа современники принимали Его слово, и при том многие ли и многое ли в нем понимали, это трудно сказать; но слово Его влияло на людей, как объемлющая все существо человека и все покоряющая сила, – в нем всем чувствовалась и жалость к человечеству, и истина обличения, и сила любви, и озарение высшим светом и радостью жизни при изображении открываемого им царствия Божия. Люди, по нашему выражению, не мыслящие, каковы были воины, посланные от синедриона взять Его, послушав Его, отказались исполнить данное им приказание и на вопрос: для чего вы не привели Его, – отвечали: „никогда человек не говорил так, как этот человек“ (Иоан. 7, 45 – 46). А если бы их спросили, что Он говорил, в чем состоит превосходство Его учения, они сказали бы не больше того, что скажет и ныне простой неученый христианин, мало понимающий учение Господа, но всем сердцем Его любящий. А все ли понимали и сами апостолы до Его воскресения? Когда многие, следовавшие за Иисусом Христом, соблазнившись учением Его о таинстве Причащения, оставили Его, апостол Петр лучше всех, как мы видим из Евангелия, понимавший своего божественного Учителя, на вопрос Его: не хотите ли и вы Меня оставить, отвечал именно с той особенностью, которая, по нашим научным притязаниям, нам кажется неопределенностью: „Господи! К кому нам идти? Ты имеешь глаголы вечной жизни“ (Иоан. 6, 67–68). Апостол знал, что разумел под этим, но можно думать, что он тогда так же мало, как и другие, мог бы перевести свой ответ в логические понятия. Он знал, что чувствовал, что его чувство не обманывает его, что он счастлив внутренне в этом союзе своей души с божественным духом своего Учителя и отвечал почти тоже, что сказал без сознания в духовном восторге в минуты преображения Христова: Господи, добро есть нам зде быти (Мф. 17, 4). И так слово Христово не только есть сила, покоряющая и влекущая к Нему человека, оно есть дух, вводящий его в сознание возможности высшей и лучшей духовной жизни, чем та, какую он обыкновенно испытывает, – дух, производящий возбуждение и влечение к этой жизни, желание продолжения ее без конца: оно есть глагол живота вечного.

Что касается до способов действования слова Христова на человека или до тех путей, какими оно проникает в нашу душу и покоряет нас себе, то эти пути и способы навсегда останутся для нас тайною. Когда, где и как из нашей грешной жизни Господь позовет нас к Себе, с чего Он начнет убеждать, или лучше, побеждать нас, когда и чем Он даст нам почувствовать силу Своего слова, – всего этого ни узнать, ни изучить, ни привести в систему мы не можем. Это Господь дал нам понять в беседе о возрождении с ученым и любознательным Никодимом: „Дух дышит, где хочет, и голос его слышишь, а не знаешь, откуда приходит, и куда уходит: так бывает со всяким рожденным от Духа“ (Иоан.З, 8). Что это учение о таинственных действиях благодати возрождения относится не только к христианским таинствам, но и к слову или учению Христову, мы находим этому подтверждение в знамениях, явленных при сошествии Святого Духа на апостолов: на каждого из них низошли „огненные языки“ – знак слова, и „при шуме с неба, как бы от несущегося сильного ветра“ – знак силы; затем мы видим оправдание того и другого указания в последовавшем за тем обращении проповедью апостола Петра многих тысяч людей к вере во Христа (Деян. 2). Побеждаемые благодатью Христовою, мы подчиняемся Его руководству, а подчинившись, начинаем познавать и Его божественное учение в качестве истин, просвещающих ум до приобретения целого образа здравых словес (2Тим. 1, 13) или цельного христианского миросозерцания. Отсюда становится ясным, что просвещение учением Христовым совершается не так, как просвещение наукою человеческою, а в обратном порядке. В науке мы сначала изучаем, познаем и потом вследствие познания убеждаемся в истине, а в просвещении евангельскою истиною сначала убеждаемся в силе Христовой, покоряемся Ему и веруем в Него, как Сына Божия, как в свет, просвещающий всякого человека, грядущего в мир (Иоан. 1, 9), а потом уже в этом свете познаем всю совокупность открытых нам тайн божественной премудрости в деле спасения людей. И только этот путь ведет к истинному христианскому богопознанию. Кто относится к Евангелию сначала умом вопрошающим, пытливым, сомневающимся, тот встречает всюду затруднения и не дойдет до убеждения в Христовой истине, а кто начинает смиренным, послушливым приятием всеми силами своего духа благодатных впечатлений Евангелия, ощущая на себе благотворность его божественного света, тот сердцем верует в правду (Рим. 10, 10) и умом дойдет до сознательного убеждения в превосходстве христианского учения пред всеми учениями человеческими. И только при этом условии могут быть ясны, отчетливы и крепки христианские убеждения. Кто, по слову Спасителя, стал причастным силы Его, тот „не может вскоре злословить Его“ (Мар. 9, 39). Итак, если есть ныне в мире христианском люди, уничижающие и хулящие имя Его,-это ясный знак, что они не так подошли к Нему, не познали Его сердцем и не ощутили в себе духа и жизни Его слова, или же, по слову Апостола, и „вкусивши благого Божия глагола“, в долгом блуждании на ложных путях знания, растеряли святую теплоту сердца, сознание духовного союза с Ним и „отпали от Него“ (Евр. 6, 5–6).

Призыванием в царствие Божие определяется понятие и о направлении слова Христова. Оно не есть учение, питающее только любознательность ума человеческого, а созидающее новую духовную жизнь в человечестве, через проведение в его сознание истинного идеала человеческого совершенства и чрез указание способов приближения к нему. Сам Господь указывает на опыты благотворности своего учения в применении его к жизни, как на лучшие средства убеждения в его истине: „кто хочет творить волю Отца небесного, говорит Он, тот узнает о сем учении, от Бога ли оно“. (Иоан. 7, 17). Оторванное от жизни учение Христово представляет для ума человеческого непримиримые противоречия, – напротив, направляемое к жизни, оно становится для нас в каждом частном случае руководящим светом. Однажды апостолы, оскорбленные тем, что жители одного селения самарянского, не приняли их Учителя, возревновали о чести Его и просили, чтобы Он позволил им, по примеру пророка Илии, низвести огонь с неба и истребить их, но Господь сказал им: „не знаете, какого вы духа; ибо Сын человеческий пришел не погублять души человеческие, а спасать“ (Лук. 9, 52–56). Как цельность в исповедании учения веры, так и цельность во взглядах на жизнь, установленных словом и примером Спасителя нашего, у апостола Павла равно называются духом Христовым: „кто духа Христова не имеет, тот и не Его“ (Рим. 8, 9). Поэтому и весь характер учения христианского так определяет тот же Апостол: „слово мое и проповедь моя не в убедительных словах человеческой мудрости, но в явлении духа и силы“ (1Кор. 2, 4).

Сделаем вывод из высказанных нами оснований применительно к духовным потребностям нашего времени.

Если мы хотим быть, а не называться только христианами, – Библия в целом своем составе постоянно должна быть предметом нашего изучения. Оба завета, ветхий и новый, взаимно поясняют друг друга и только из совокупности всего их содержания нам становится ясным все домостроительство нашего спасения и во всем свете выступает перед нами главный предмет всего Писания -Божественное Лицо нашего Искупителя. Здесь мы находим разрешение недоумений, примирение противоречий; здесь из дышащего всюду духа Христова мы почерпаем дух веры и убеждение в божественном происхождении нашей религии. Разрушение целости библейского текста есть разрушение христианства; уважение по выбору к одним книгам Священного Писания с отрицанием достоинства других есть первое проявление произвола в обращении с делом рук Божиих и первый шаг к неверию. Чтение Священного Писания частое, если можно ежедневное, есть практическое питание, возбуждение и охранение нашей веры, но только тогда, когда разумение его не уклоняется от разумения Церкви Христовой. Слово Боже есть основание Церкви, Церковь есть осуществление слова Божия в жизни. Там и тут неотлучно пребывает Христос по данному Им обетованию (Мф. 28,20); там и тут мы у Него Самого учимся, от Него почерпаем жизнь, под Его руководством воспитываемся для царствия Божия.

Великое несчастие нового христианского мира состоит в том, что он дозволил себе извлекать из слова Христова одно учение в качестве голых мыслей, составлять из них системы по человеческой логике и довольствоваться этими системами, как изложением сущности христианства. Никто не отрицает достоинства научного изложения христианского учения, но не ему принадлежит первое место в нашем духовном просвещении, а непосредственному слову Божию. Мыслями из составляемых нами систем питается ум, но духом Христовым из слова Божия питаются преимущественно сердце и совесть – самые неточные начала нашей жизни. Ум может быть наполнен благими мыслями, но они без воспитания сердца и совести, по притче Спасителя, корене не имут (Лук. 8, 13) и не дают плода христианской жизни. Мысли не углубленные в почву сердца надмевают ум, плодят споры, возбуждают сомнения, допускают смешение учения веры с учениями человеческими и из христиан делают воспитанников школы, а не Церкви. В странах глубокого севера бывают и теплые дни, и дожди, и свет солнца, но не растут высокие деревья и не зреют благородные плоды, потому что там вечный лед в подпочве: таково состояние нашего духа с образованным умом, но с несогретым духом Христовым и невозделанным сердцем.

Великое наше несчастье состоит и в том, что мы перестаем оценивать наши нравы и обычаи и все направление нашей жизни по учению Христову, а смотрим на все с человеческих точек зрения и нами самими утверждаемых начал жизни. Отовсюду – и в рациональных воззрениях к нам подкрадывается, но в противохристианских нравах и обычаях преимущественно находит себе место, так называемый, дух мира или дух времени. Это тоже во всей точности и полноте неопределимый, неописуемый и неуловимый живой дух, также непрестанно дышащий и движущийся – иногда тихо, но настойчиво, а иногда порывисто и бурно, – но дух враждебный Христу, дух не жизни, а смерти. Многие его отрицают, многие не замечают, но под его влиянием вечно движутся, волнуются не озаряемые светом и не оживотворяемые духом Христовым массы человечества, и наш земной мир безостановочно идет к своему концу указанным от Господа путем оскудения веры в Него и любви к Нему (Лук. 18, 8).

Нельзя довольно надивиться той любви и заботливости, с какою предостерегает нас слово Христово от беспечности и побуждает к бдительному охранению нашего духовного зрения и слуха для постоянного наблюдения за движениями духов. А св. Иоанн Богослов дает в этом отношении наставление такое ясное, что оно может служить руководством и для самого простого христианина: „искушайте духов, говорит он, от Бога ли они; всякий дух, который не исповедует Христа, пришедшего во плоти, не есть от Бога“ (1Иоан. 4, 3). Вот решительный и ясный приговор всем учениям, смешивающим Библию с книгами человеческими и нашего Христа Спасителя с мудрецами мира.

Спросим свободомыслящих образованных людей нашего времени: желаете ли вы при ваших воззрениях и убеждениях, далеких от точности христианского учения и послушания законам и уставам Церкви Христовой, остаться христианами, или хотите быть под каким- либо иным знаменем в вашей умственной и нравственной жизни? Думаем, что только люди неверующие ни в Бога живого, ни в мир духовный, ни в бессмертие души, – для которых любимое общество есть царство животных, – могут дать на этот вопрос решительный ответ не в пользу христианства; большинство же не отречется от имени христианского, по крайней мере потому, что христианская цивилизация доселе признается ими лучшею всякой не христианской. Другой вопрос: как вы желаете быть христианами, – по своему, или по учению и установлениям Учредителя христианства, Которого имя носите? Если по своему, то вы с каждым либеральным движением ума и воли выступаете из ограды христианства, или из Церкви Христовой, членов которой Он только и называет Своими (Иоан. 10, 14) и чем дальше вы отсюда уходите, тем больше становитесь Ему чужими. А быть Ему чужим – значит не иметь части с Ним (Иоан. 13, 8), т. е. наследия в том царстве вечной жизни, к которому Он нас путеводит. У кого не дрогнет сердце при мысли быть Им отверженным, или выброшенным из корабля-Церкви в бурное море, так называемого в писании мира, противополагаемого Церкви, – с его сомнениями, заблуждениями, пороками, с его изменчивостью, нравственным бессилием, мраком, лежащим над будущим земным и непроницаемою тьмой, покрывающею будущность замогильную, – для кого все это не страшно, тот, как свободный, может распорядиться своею судьбой, как ему угодно; но пусть он знает, что он уже теряет права на имя христианина. Аминь.