Борьба христианской Церкви древних времен против увлечения азартными играми
Значение данного вопроса для нашего времени. – Понятие об азартных играх. – Азартные игры в древнем языческом мире – у греков и римлян. – Азартные игры этих народов: их происхождение; два вида игры в кости. – Игра в пешки, или шашки. – Особенная игра посредством монет. – Преимущественное распространение игр в кости. – Где они производились и степень пристрастия к ним. – Увлечение играми – в особенности в кости – некоторых древних христиан на Востоке и, главным образом, на Западе (доказательства этого). – Борьба древней Восточной и Западной церкви против этого увлечения: обличения пристрастия к играм со стороны церковных писателей того времени; прещения церковных правил против этого же явления. Содержание трактата «Об игроках», приписываемого св. Виктору, папе Римскому. – Несколько общих замечаний в виде заключения.
Наш так называемый «нервный» век, по этой ли причине или какой другой, страждет всякого рода увлечениями. Увлекается кто чем. Между этими увлечениями видное место занимает страсть к азартным играм – в виде карточной игры у нас, русских, и рулетки на Западе.
Азартными играми называются такие, счастливый исход которых для игрока зависит не от тонкости соображения, а от слепого случая, такие, которые ведутся с прямой целью наживы или выигрыша, словом, такие, которые нашими гражданскими законами воспрещено производить в публичных местах, например, клубах. Какие это игры, указывать на это не входит в нашу задачу, тем более что большинству лиц это хорошо известно.
Наша задача323 заключается в том, чтобы во-первых, раскрыть несомненно языческое, следовательно, нечистое происхождение так называемых азартных игр; во-вторых, указать на печальный факт увлечения этими играми со стороны некоторых – многих или немногих, трудно решить, – христиан древности, указать не для того, чтобы в слабости других найти оправдание нашей современной слабости, а для того, чтобы разъяснить, какой это застарелый недуг и как, поэтому, необходимо его серьезное лечение; в-третьих, дать несколько уроков, извлеченных из практики древнехристианской Церкви, уроков, поучительных и внушительных для любителей азартных игр в наше время. Мы не чувствуем себя призванными поучать кого-либо, но наша цель будет вполне достигнута, если кто-либо из людей увлекающихся азартными играми задумается о пагубности своего поведения и станет благоразумнее, или по крайней мере, если не знающие этой жалкой страсти найдут в наших речах некоторое подкрепление для своей благой воли324.
Начнем наш очерк описанием азартных игр у древних греков и римлян не только для того, чтобы показать чисто языческое происхождение явления, но и для того, чтобы надлежащим образом понимать свидетельства древнецерковных писателей и соборных правил, направлявшиеся к изобличению пагубности азартных игр и несоответствия их с достоинством христиан. Нужно помнить, что свидетельства эти возникли по поводу игр хотя и азартных, но мало похожих на наши известные азартные игры, а потому слова древнецерковных писателей и отцов соборов будут для нас не совсем ясны, если мы сначала не познакомимся с тем, каким именно азартным играм предавались язычники – греки и римляне, а по их не похвальному примеру, к сожалению, и некоторые из древних христиан.
Происхождение азартных игр теряется в глубине языческой древности. Одни из языческих писателей утверждают, что изобретателем игры в кости был египетский бог Тот; другие честь, или бесчестие, этого изобретения приписывают герою, упоминаемому Гомером – Паламеду. По древнеримским представлениям изобретателем той же игры в кости был какой-то, неизвестный теперь по имени, образованный человек, который пожелал достигнуть божественных почестей и поставил себе статую, на которой он был изображен в сидячем положении с игральной доской в руках; это будто бы привело к тому, что его стали считать изобретателем игр и в самом деле стали воздавать ему божественное почитание посредством жертв. Конечно, эти рассказы приведены нами не с тем, чтобы разбираться в том, чьи известия вернее (все известия равно не заслуживают внимания), но единственно затем, чтобы показать, в какой тесной связи азартные игры, по своему происхождению, стоят с языческой мифологией, этим источником языческого суеверия и безнравственности.
Какие же азартные игры известны были у древних языческих народов – греков и римлян? Таких игр было несколько. Больше известий сохранилось о наиболее распространенной из этих игр и наиболее азартной – игре в кости (она называлась alea). Различаются два вида игры в кости. Первый вид этой игры носил название «кивы» (κΰβοι, а у латинян tesseraе оба эти слова означают игорные кости). Кивы представляли собой равносторонние кубики и делались из различных твердых материалов. Каждая из шести сторон таких кубиков имела по цифре, начиная от 1 и кончая 6; эти цифры размещены были так, что две цифры, находящиеся на других противоположных сторонах, всегда давали в сумме число 7. Следовательно, на двух противоположных сторонах цифры были размещены так: 1 и 6; 2 и 5; 3 и 4. Другой вид игры в кости составляли «астрагалы» (αστραγαλοι, а у латинян talï оба эти слова значат собственно кости или позвонки); они делались из позвоночных костей некоторых животных, но также изготовлялись из других материалов; они имели вид несколько удлиненный по сравнению с кивами. Астрагалы были тоже шестисторонние: две стороны в них были довольно гладкие, третья выпуклая и четвертая вогнутая (вдавленная); оба верхних конца астрагалов были суженные и закругленные, так что этот вид игральных костей не давал в игре возможности ложиться астрагалам этими закругленными сторонами, по крайней мере, это должно было случаться редко и считалось неправильным «ходом», позволявшим игроку повторить игру. Гладкие стороны астрагалов помещались на двух противоположных сторонах и одна из этих сторон имела на себе цифру 3, а другая – 4; сторона выпуклая помечена была цифрой 6, а вогнутая – цифрой 1. Цифры же 2 и 5 совсем отсутствовали на астрагалах. Не всегда цифры писались на игральных костях, иногда они заменялись соответствующим числом точек или, как принято говорить, очков. Сама игра как в кивы, так и в астрагалы происходила следующим образом: бралась гладкая доска, которая называлась по-разному, но все эти названия означают «игральная доска»; края ее были несколько приподняты, чтобы кости во время игры не выскакивали за ее пределы (форма доски нам неизвестна). На эту доску игроки бросали или кивы, или астрагалы. Чтобы избежать обмана при этом броске, сам бросок производился не руками, а особым снарядом, который мы сейчас и опишем. На доске устраивалось нечто вроде небольшой башенки (так этот снаряд и назывался у древних: башенкой или крепостью), которая суживалась кверху, а расширялась книзу. Она имела два отверстия: одно вверху, куда метались кости, а другое внизу, откуда они выкатывались на доску; внутри башенки делалась маленькая винтовая лестница со ступеньками, по которым катились кости, по пути несколько раз переворачиваясь, прежде чем достигнуть игорной доски. Башенка сооружалась или из дерева, или из слоновой кости, или же приготовлялась из рога. Хотя снаряд этот выдуман был для избежания мошенничества, но обман все-таки встречался: случалось, что игральные кости заливали свинцом так, что они всегда ложились одной и той же стороной, которая обеспечивала выигрыш.
Для азартной игры кивами употреблялось сначала два, а потом три рода этих костей. Выигравшим, по-видимому, считался тот, кто при бросании костей через башенку на доску, на обращенной кверху стороне этих костей имел наибольшее число очков. Различная сумма чисел, получаемая при подобном счете, обозначалась между игроками на их игорном языке различными именами, взятыми из царства природы, истории и т.д. Между этими именами встречались и совершенно неприличные.
Различали хорошие и плохие «ходы». Игра же в астрагалы производилась четырьмя костями этого вида. Существовали определенные правила, по которым известное сочетание цифр на четырех астрагалах, бросаемых через вышеуказанный снаряд на игорную доску, условно считалось особенно счастливым и дающим неоспоримый выигрыш, или же крайне несчастливым. Лучшим «ходом» принято было считать тот, когда четыре астрагала на сторонах, обращенных кверху, показывали после метания следующие цифры: 1,3,4,6. Этот ход назывался «Венера» (богиня). Худшим ходом считался такой, который на тех же сторонах, обращенных кверху, давал цифры 1,1,1,1. Этот самый несчастливый «ход» назывался собака (canis). Различные сочетания цифр на астрагалах, получаемых при метании, имели, подобно самому счастливому и самому несчастному ходу (Венера, собака), различные принятые на языке игроков наименования; эти наименования заимствовались от имен богов, знаменитых мужей, гетер, зоологических видов царства природы и пр. С первого взгляда представляется непонятным, почему самым лучшим ходом в игре астрагалами принято было считать цифры: 1,3,4,6, что составляло сумму 14 очков, а не какие-либо другие, высшие цифры, сумма которых могла даже достигнуть цифры 24 (4x6). Рассматривая цифры, составляющие самый счастливый ход (Венеры): 1,3,4,6, видим, что здесь цифры все разные; на этом основании можно утверждать, что указанное сочетание цифр считалось самым удачным ходом ввиду именно этого обстоятельства, т. е. различия очков, показываемых четырьмя астрагалами после их метания. Можно было бы восстановить и другие подробности древней игры в кости, разъясняющие условия и правила этой игры, но в этом не представляется надобности.
О других играх древних греков и римлян, играх, принимавших азартный характер, скажем кратко. Кроме игры в кости у этих народов принята была игра на шахматной доске, причем ходили шашками или пешками и камешками. Один вид этой игры, называвшейся «город», имел некоторое сходство с нашей игрой в шахматы и шашки. Сущность игры сводилась к тому, чтобы запереть и преградить путь шашкам или пешкам противника. Шашка, очутившаяся между двумя шашками, принадлежащими противной стороне, считалась проигранной. По уверению ученых (Любкера), некоторые виды этой игры имели азартный характер, когда выигрыш зависел не от внимательности и соображения играющих, а от слепого случая или счастья. Существовали у названных древних народов еще игры под названием «игр в нечет». Здесь дело исключительно зависело от неразумного случая. Играли главным образом при посредстве денег. Эта игра велась таким образом: играющий должен был отгадать, четное или нечетное число монет находится у другого в руке. Игра простая, но несомненно азартная. Эта же игра принимала иногда другой вид, сохраняя свой главный характер. На игорную доску клали произвольное число игорных костей (с цифрами), закрывали их рукой и предлагали угадать другому: четное или нечетное число насчитывается на прикрытых костях. В случае, если спрошенный угадает, спрашивающий, конечно, считался проигравшим.
Древние греки и римляне предавались азартным играм при различных обстоятельствах и в различных местах. Чаще всего играли в кости; эта игра представлялась тогда наиболее завлекательной. Играли в кости прежде всего в семейных кругах. Конечно, это наиболее невинный род игры. Игра в кости была принята в качестве приятного занятия, которым гостеприимный хозяин развлекал гостей после званного обеда, в особенности во время питья вина, которое древние пили именно после обеда. Та же игра в кости была принадлежностью публичных домов. Игрок был улавливаем содержателем публичного дома, который ловко и хитро отнимал у посетителя и целомудрие, и кошелек. Были, наконец, игорные притоны, где ничем больше не занимались, кроме игры. Эти притоны, кажется, нередко устраивались под открытым небом. Для игры в кости в этом случае предпочтительно выбирались такие места, где находилась статуя мнимого изобретателя игры. Игра неразлучно была соединена с языческим суеверием. Игроки, вероятно для счастья, любили именовать себя названием мнимого божественного изобретателя игры. Они приносили жертву этому изобретателю как богу; мало того, имели у себя перед собой его статуэтки, как амулеты, приносящие счастье. Когда игра велась семейным образом, тогда играющие предавались ей не столько ради корыстолюбия, сколько для развлечения. Но не так было, когда игра велась в различных притонах. В этом случае игрой управлял и в нее втягивал особый специалист-банкомет. Если дело происходило в доме, то двери запирались. Нужно полагать, что игра в кости, как и в настоящее время рулетка, была всегда выгодной для содержателя притона и всегда невыгодной для игроков, если и не для всех, то для большинства из них.
Страсть к азартным играм не с одинаковой силой господствовала в разные времена греко-римского мира. Что касается очень глубокой древности, то нет точных известий, насколько в эту эпоху распространены были игры, да для нашего вопроса и не особенно важно знать это. В период республиканского Рима, т.е. до времен Рождества Христова, азартные игры считались запрещенными для граждан Римского государства. Они позволены были только в течение того времени года, когда совершался языческий праздник Сатурналий. До нас, впрочем, не сохранилось определенных законов, воспрещающих игры в Римской республике, а дошли до нас лишь частные правительственные распоряжения угрожающего характера относительно азартных игроков. Особенному наблюдению подлежали гостиницы в римском государстве, потому что в те времена гостиницы были вместе с тем и публичными домами. Надзор за гостиницами был поручен так называемым эдилам, которые смотрели за тем, чтобы здесь не происходило азартных игр. Игры получают особенное распространение в период так называемого императорского Рима. Тогда стали играть с особенной страстью и увлечением. Имеем в виду I и II вв. по Р. Хр. Значит, развитие страсти к азартным играм в язычестве, к сожалению, совпадает с тем временем, когда христианство распространялось и утверждалось в языческом мире. Сами римские императоры нередко принадлежали к страстным игрокам. Так, любителем азартных игр был первый римский император Август. Один из его ближайших преемников, император Клавдий (сер. I в.) с увлечением отдавался азартным играм; ему принадлежит сочинение «Об игре в кости» (De aleae lusu), которое, впрочем, не сохранилось до нас. С какой страстью, с каким самозабвением в это время отдавались азартным играм язычники греки и римляне разных сословий, об этом сохранилось красноречивое свидетельство знаменитого языческого врача Галена (II в.). Он говорит: «Некоторые люди во время пиршеств с таким же увлечением предаются игре в кости и шашки, с каким серьезные мужи занимаются благородными науками; тратя время на это неблагодарное занятие, игроки являются чрезвычайно выносливыми, так что они готовы бывают претерпевать сильный холод и чрезмерный жар (из этого видно, что игра велась иногда вне дома, на воздухе), не чувствуя ни того, ни другого, так что они и голодают, и мучаются жаждой, проводят ночи напролет без сна и наживают себе тяжелые болезни». В этих словах Галена заключается не только описание увлечения играми, но и обличение игроков.
Христианство распространялось в греко-римском мире в то время, когда греко-римское государство ослабевало нравственно во всех отношениях. Вследствие этого некоторые более слабые христиане, видя перед собой недостойные примеры распущенной жизни язычников, по слабодушию и столь свойственной человеку склонности подражать в особенности дурным примерам, переняли кое-что из языческих нравов и обычаев. Они стали увлекаться языческим театром, грубыми, кровавыми зрелищами так называемого амфитеатра (публичного цирка), и между прочим азартными играми тех видов, о каких мы упоминали выше. К нашему утешению, однако, нужно сказать, что увлечение азартными играми стало встречаться среди христиан не раньше конца II в., следовательно, первые христиане, жившие до этого времени и считаемые нами идеалом нравственного совершенства, во всяком случае, остаются достойными своей славы: они не сближались с миром до порабощения этим миром.
Увлечение азартными играми встречаем в среде некоторых христиан, как на Востоке, так и на Западе325. На Востоке это зло в течение долгого времени проявляется в незначительных размерах. До VI и VII в. встречаем здесь лишь отдаленные примеры пристрастия к азартным играм. Не то видим на Западе. Западные христиане очень рано начинают увлекаться этим жалким делом (с конца II в.) и не ослабевают в своем увлечении во все времена древней Церкви.
На Востоке первые примеры увлечения играми указываются в обществе монтанистов (в конце II в.), следовательно, вне Церкви. Правда, монтанисты отличались очень строгими нравами, и примеры увлечения играми среди них, пожалуй, могут наводить на мысль, что если монтанисты, эти приверженцы очень строгой нравственной дисциплины, не в силах бороться против страсти к играм, то тем более члены христианского общества, не доводившие строгости нравственных правил до крайности, тоже легко могли заключать в своей среде слабых братьев, не чуждавшихся азартных игр. Но подобное заключение будет едва ли верно. Монтанисты больше говорили о строгости правил их жизни, чем исполняли эти правила. У лицемерных людей всегда можно встретить больше скрытых пороков, чем у людей не хвалящихся своей добродетелью, но зато в самом деле руководящихся этой добродетелью. Поэтому нисколько не удивительно, что если монтанисты, при их самохвальстве совершенством своей жизни, втайне допускали себе многие увлечения; последних совсем не знали действительные христиане, чуждавшиеся похвалы своими правилами и поведением. В Восточной церкви такого раннего времени, как конец II в., увлечение играми со стороны христиан могло встречаться разве изредка, при исключительных условиях, например в таких больших и распущенных городах, как Александрия, вторая столица тогдашнего мира. Имеем в виду свидетельство Климента Александрийского, который, по-видимому, знал некоторых александрийских христиан, показывавших наклонность к достойным осуждения играм326. Относительно же прочего христианского Востока, мы, к счастью, не имеем никаких свидетельств, которые бы доказывали, что члены восточных христианских общин увлекались азартными играми; и это должно сказать не только о II, но и о III, и IV вв. Определенный случай достоверного характера, случай увлечения непозволительными с христианской точки зрения играми со стороны лица, принадлежащего к Церкви, встречаем в V в. Синезий, неоплатонический философ, обратившись к христианству, не оставляет своей языческой привычки проводить свободное время в играх, как это видно из его письма к своему брату Евоптию, где Синезий перечисляет те удовольствия и привычки, которые ему придется оставить при посвящении в епископа, когда его выбрали жители египетской Птолемаиды. Конечно, принимая во внимание этот случай, можно по-видимому, утверждать: если лица философского настроения, вроде Синезия, следовательно, самые серьезные, увлекались жалкими играми, то тем естественнее допускать существование страстных игроков в среде христиан менее просвещенных и менее строгих к себе. Но такое заключение нам кажется поспешным. Нужно помнить, что Синезий, несмотря на свой философский ум, имел множество увлечений; во-вторых, он уже в зрелом возрасте перешел от язычества к христианству и потому нелегко мог бороться с застарелыми недугами, нажитыми им в язычестве. Поэтому заключать от поведения Синезия к поведению прочих христиан V в. представляется неосмотрительным .
Вообще, кажется, можно утверждать, что увлечение азартными играми встречалось нечасто между восточными христианами от II по V в. Нельзя этого сказать о VI и VII вв. истории христианского Востока. Знаменитый Юстиниан в своем законодательном кодексе дает очень ясные факты, свидетельствующие, что игроки между христианами VI в. умножились и их увлечение азартными играми приняло чисто болезненный характер. Так, в одном законе Юстиниана указывается, как далеко простиралась страсть к азартным играм в его время. Он говорит, что древняя игра в кости, на которую до сих пор смотрел закон снисходительно, сделалась предметом, достойным сожаления, потому что виды этой игры размножились и разнообразились. Мало того: страсть к играм перешла, по уверению Юстиниана, в какое-то сумасшествие. Стали предаваться игре, замечает он, и такие лица, которые совсем не знали правила игры; они играли в азартные игры, зная почти одни названия игр; тем не менее они играли с самозабвением, со страстью, проигрывали свое состояние, посвящая играм день и ночь и не разбирая играли во все игры. Юстиниан не молчит, что и сами духовные лица вовлекались в игру и, во всяком случае, с услаждением смотрели на игру других, так что их самих можно было считать увлекающимися игроками. Отчего зависело такое развитие страсти христиан к азартным играм во времена Юстиниана, трудно сказать. Можно полагать, что очень большое число язычников, обратившихся в это время к Церкви ради житейских соображений, принесли с собой и порчу нравов, заразившую членов христианского общества. В VII в. положение дел было не лучше. Пято-Шестой (Трулльский) Вселенский собор боролся против увлечения азартными играми как в среде мирян, так и клириков. Очевидно, что число игроков было очень значительно и в VII в. между византийскими христианами. Этот собор полагает на игроков те же самые наказания, как и на любителей сценических представлений; значит, увлечение играми так же беспокоило отцов собора, как и увлечение театрами, которое давно сделалось предметом порицания со стороны Церкви, как имеющее много точек соприкосновения с языческими нравами и преданиями. Вот что известно о приверженности членов восточного христианского мира к азартным играм.
Картина выходит много мрачнее, когда мы посмотрим, в каких фактах проявлялась и как далеко простиралась страсть к непозволительным на Западе играм разного рода, в среде христиан латинского происхождения и других национальностей. На Западе страсть к азартным играм среди христиан находим сильно укоренившейся и развитой уже в конце II в. Римские христиане этого времени, как бы забывая свое высокое призвание, играли с таким же азартом, как и язычники. Древнейшее и обстоятельнейшее изобличение игроков на Западе, находящееся в одном древнелатинском сочинении, относится учеными к концу II в. и известно под заглавием «Об игроках». Автором этого сурового трактата признается св. Виктор, папа Римский (кон. II в.). Если это верно, то значит были очень серьезные причины, заставившие этого папу обратиться с грозным словом против лиц, увлекавшихся азартными играми, из числа его пасомых. Карфагенский пресвитер Тертуллиан, живший несколько позже Виктора, со своей стороны также знал и обличал азартных игроков, хотя они и не принадлежали к чадам Православной Церкви. Теперь мы обратимся к целому ряду замечательнейших западных свидетельств, свидетельств, заимствуемых из памятников вещественных, но в высшей степени красноречивых. Имеем в виду катакомбы, в особенности римские, где находятся захоронения древних римских христиан. Раскопки последнего времени в катакомбах дали богатый материал для характеристики жизни древних христиан. По изучаемому нами вопросу катакомбы не молчат; они дают ясное свидетельство о том увлечении, с каким христиане эпохи образования и развития катакомб предавались азартным играм. Есть однако же одно важное неудобство при пользовании данными, заимствуемыми от вещественных памятников – катакомб. Никто не в состоянии точно решить, к какому именно времени относятся эти данные. Катакомбы возникли в конце I в. и оставались в употреблении в качестве христианских кладбищ до конца IV в. Но никем не уяснено (да едва ли это и удастся), к какому веку относятся данные, которые мы сейчас приведем. Чтобы не сделать крупной ошибки, можно утверждать одно: так как с одной стороны известно, что страсть к играм появилась у римских христиан не раньше конца II в., и так как, с другой стороны, с конца IV в. катакомбы перестали быть христианскими кладбищами, то данные, о которых у нас речь, можно вообще относить к двум векам христианской истории – от конца II до конца IV в. Какие же это данные? В гробах христиан, погребенных в катакомбах, исследователи находят возле останков от тел христиан игорные кости, диски, употреблявшиеся при этой игре, и игорные марки. Раскопки новейшего времени дали большую массу этого археологического материала. Прежде думали, что игорные кости попали в гробы христиан как значки или номера для счета гробов, так как на игорных костях, как известно, находились цифры, или же полагали, что предметы, относящиеся к игре, помещаемы были в гробах в качестве своего рода символов: игорная кость, говорили прежние археологи, означала скоротечность жизни или же указывала на победу над смертью, так как счастливый игрок одерживал верх над противниками. Но в настоящее время все подобные объяснения оставлены и даже католические ученые склоняются к мысли, что некоторые малопросвещенные христиане клали игорные принадлежности в гробы покойников вследствие суеверия, которое христиане заимствовали у язычников. В настоящее время открыто в катакомбах несколько шутливых и неприличных надписей, относящихся к погребенным здесь покойникам, любившим игры. Надписи эти, находимые на игорных досках, зарытых на месте с трупом покойника, отличаются языческим характером327. Очевидно, хоронившие покойников родственники и друзья клали с телами покойников в могилу то, что увеселяло их при жизни. От этого в гробах, кроме игорных костей и досок вообще, нередко находят кости именно со счастливыми номерами, т.е. такими, которыми определяется выигрыш. Наконец, мы должны указать на тот факт, что в одной из римских катакомб найден даже гроб, как гласит надпись «мастера предметов, имевших отношение к игре в кости» (artifex artis tesselariae lusoriae). После всего этого едва ли может быть какое-либо сомнение в том, что римские христиане III и IV вв., по крайней мере некоторые из них, были страстными игроками, и что христианское общество слишком снисходительно смотрело на таких недостойных его членов. Что касается IV в., то история имеет определенные свидетельства, что западные христиане этого времени своею привязанностью к играм обращали на себя внимание как соборов, так и церковных писателей. Из правил собора Эльвирского (в Испании, в начале IV в.) видно, что борьба с игроками входила в программу его деятельности. А по некоторым выражениям св. Амвросия, епископа Медиоланского, можно заключать, что азартная игра доводила некоторых христиан до печального нравственного состояния. В позднейшее время древней Западной церкви зло не только не уменьшается, но еще увеличивается, как это можно видеть из того, что Церковь теперь ведет борьбу не против увлечения игрой простых христиан, – по-видимому, зло это представлялось неистребимым среди мирян, – а монахов и духовенства. Значит, и лица духовного сословия не меньше других стали пристращаться к игре. Григорий Турский (западный писатель VI в.) рассказывает очень замечательный случай об аббатиссе (игуменье) монастыря св. Радегунды в Пуатье (во Франции). Подчиненные ей монахини обвиняли аббатиссу между прочим в том, что она играет в кости. Обвиняемая не запиралась, а объявляла в свое оправдание, что она стала играть еще при жизни св. Радегунды и что ни Св. Писание, ни церковные правила не запрещают играть. Впрочем, она не отказывалась исполнить волю епископа и бросить игру (Histor. Franc. X, 16). Собор Майнцский (в начале IX в.) полагает прещение на духовных лиц и монахов, позволявших себе азартные игры. Так сильно было распространено рассматриваемое нами зло на Западе к концу эпохи древней церковной истории! Вообще можно утверждать, что западные христиане гораздо больше увлекались азартными играми, чем восточные.
Переходим к изложению истории борьбы древней Церкви против увлечения христиан азартными играми. Сообразно с тем явлением, что азартные игры были больше распространены на Западе, чем на Востоке, борьба церкви Восточной против этого зла не так энергична и потому не очень богата фактами.
Самое ранее свидетельство о борьбе Восточной церкви с азартными игроками находим в одном полемическом сочинении (оно не дошло до нас) христианского писателя конца II в. – Аполлония. Этот писатель обличает за увлечение играми так называемых монтанистических пророков, т. е. лиц, которые считались у этих сектантов за учителей, руководителей других, и просвещаемых непосредственно от самого Бога (подобно пророкам Ветхого и Нового Завета). Аполлоний говорит (Евсевий. Церк. история, V, 18): «Нужно испытать все плоды пророка. Скажи мне: пророк намащается? Пророк подкрашивается? Пророк наряжается? Пророк играет в шашки и кости) Пророк дает деньги в рост? Пусть они по совести скажут, позволительно это или нет? А я докажу, что у них действительно так бывало». Этот первый случай обличения игроков между христианами, к нашему утешению, касается не христиан православных, а отщепенцев от Церкви. Следует заметить об этом обличении, что полемист перечисляет нравственные недостатки монтанистических пророков, начиная от более извинительных и кончая более тяжким из них, и ставит игру в кости и шашки в середине, между более простительными грехами и наиболее тяжким из числа замечаемых в мнимых пророках, – лихоимством. Из этого видно, что полемист относит игру не к самым тяжелым грехам. Почему так, определить трудно. Вероятнее всего потому, что на Востоке в это время увлечение азартными играми не было сильно и не сопровождалось всеми печальными последствиями этого жалкого занятия. Почти одновременно с Аполлонием в борьбу с азартными игроками вступает Климент, учитель Александрийский. На этот раз дело идет, по-видимому, о некоторых православных христианах богатой и распущенной столицы Египта. В одном из своих сочинений (Paedag. III, 11,75) Климент писал: «Мужчины не должны шататься по баням (которые тогда служили, заметим, чем-то вроде наших клубов) и питейным домам, болтая всякий вздор, и, наконец, они должны перестать охотиться за мимо проходящими женщинами; притом же они, мужчины, так неутомимы в злословии других, имея в виду возбуждать смех. Должны быть запрещены, далее, игра в шестисторонние кости (т.е. кивы), а также удовлетворение корыстолюбия посредством четырехсторонних костей (т.е. астрагалов), чему так охотно предаются. Такого рода забавы изобретает расточительность ради праздных людей. Да и изнеженность так же стала причиной этого явления. Любят вещи, ничего не стоящие, лежащие вне области истины; да и нужно помнить, что нет ни одного развлечения, которое не сопровождалось бы потерей». Климент, как видим, много строже относился к игрокам, чем Аполлоний. Он, по-видимому, готов считать азартных игроков такими же преступниками, как прелюбодеи и праздные люди, извращающие свои чувства и проматывающие свое имущество. По крайней мере, к такому заключению приводит то обстоятельство, что он одинаково недоволен поведением как игроков, так и прелюбодеев и жалких празднолюбцев.
После времен Климента Александрийского проходят целые столетия, в течение которых мы не встречаем прещений и порицаний на игроков. Едва ли отсюда можно выводить заключение, что в течение целых веков восточные христиане вели себя благонамеренно и не допускали себе играть в азартные игры. Скорее можно думать, что игроков было немного и их игры были умеренны и относительно скромны. Во всяком случае, дальнейшее проявление борьбы против азартных игроков встречаем на Востоке уже в VI и VII вв. В VI в. очень ревностно боролся против этого зла знаменитый Юстиниан, стоявший в своих законах на церковной точке зрения и, конечно, вполне поддерживаемый предстоятелями Церкви. Он издал закон, которым строго запрещалось вести азартную игру, как публично, так и в частных домах (исключение сделано только для некоторых игр, более невинных). Он справедливо находит, что игра завлекательна (несмотря на свою нелепость), что она ведет к потере имущества, что она всегда порождает ссоры и ругательства, что она развивает ненасытное корыстолюбие. Юстиниан приказал духовенству следить за тем, чтобы не допускалось недозволенных игр и чтобы оно доносило правительству о случаях азартной игры. Самим духовным лицам Юстиниан запрещает не только вести игру, но и смотреть на игру других, указывая на то, что игра всегда сопровождается такими явлениями, которые оскорбляют и слух, и зрение (Cod. Ill, 43, 1). Мало того, в одной из своих новелл (новых законов), он прямо определяет довольно строгое наказание духовному лицу, допускающему себе заниматься азартной игрой. По определению Юстиниана, клирик, предающийся играм, на три года отрешается от должности и заключается на это время в монастырь (Novell. 123, 10). В VII в. относительно увлекающихся азартными играми, на Пято-Шестом (Трулльском) Вселенском соборе, составлено следующее постановление, имеющее в виду не одних мирян, но и лиц духовных. Правило 50-е указанного собора гласит: «Никому из мирян и клириков не играть отныне в азартные игры (в греческом тексте употреблено здесь слово κυβευειν, означающее именно игру в кости). Если же кто-либо окажется делающим это, то если он клирик, да будет извержен (из сана), а если мирянин, да будет отлучен (от св. Причастия)»328. Замечательно, что в правилах собора Трулльского азартные игры поставлены на одну ступень с увлечением театральными зрелищами и зрелищами звериной травли. Это можно видеть из того, что в следующем (51-м) правиле собор увлекающихся этими зрелищами подвергает тому же самому церковному наказанию, какому и азартных игроков. А нужно сказать, что древняя Церковь очень строго относилась к увлекающимся театральными представлениями, балетом и звериной травлей, так как все эти увеселения долго сохраняли чисто языческий, необузданный и непристойный характер. После законоположений Юстиниана и правил Трулльского собора, направленных против азартных игроков, в древней Церкви более уже не встречаем на Востоке новых законодательных определений по этому предмету. Это, конечно, зависело от того, что сейчас приведенные определения Юстиниана и Трулльского собора могли служить достаточной уздой для укрощения упорных игроков.
Скажем о тех усилиях и тех мерах, которые со своей стороны Западная церковь употребляла в борьбе против страсти к азартным играм. Азартные игры, как мы видели, очень рано проникли в среду западных христиан и не переставали вовлекать их в грех во все времена, составляющие период древней Церкви. Западная церковь с прискорбием смотрела на пристрастие некоторых ее сынов к этому постыдному для христианина занятию и стремилась к врачеванию этого зла. Эта Церковь то выступала против увлекающихся играми с энергичными, но краткими прещениями, то подробно и обстоятельно раскрывала и разъясняла опасность и пагубность рассматриваемой страсти. Прещения краткие, но энергичные делались как соборами, так и церковными писателями. Перечислим сначала эти прещения. Древнейшее церковное свидетельство против игроков встречаем у Тертуллиана Карфагенского. При одном случае в своих сочинениях, объясняя слова Христа, сказанные Им в ответ тем, которые заявляли Ему: «Вот матерь твоя и братия твои стоят, желая говорить с Тобой», – слова: «Кто матерь Моя? И кто братия Мои?» (Мф. 12, 48), Тертуллиан пользуется этим случаем, чтобы сделать несколько замечаний против игроков. Между древними еретиками были и такие, которые допускали только небесное рождение Христа и отрицали Его человеческое происхождение, основывая свое лжеучение на словах Христа: «Кто матерь Моя? И кто братия Мои?» – в которых, по толкованию указанных еретиков, Спаситель будто бы отрицал Свое человеческое происхождение. Такими еретиками во времена Тертуллиана были Маркион и Апеллес. Разбирая и опровергая это лжеучение, Тертуллиан справедливо утверждал, что на основании приведенных слов Христа никак нельзя отрицать Его принадлежность к человеческому роду по происхождению, ибо всякий человек, рассуждал Тертуллиан, может иногда находиться в таком положении, что он как бы желает на время позабыть о своих родителях и своих родственниках. И в пример возможности такого положения указывает на игроков, объятых страстью к игре. Тертуллиан говорил: «Позволь заметить тебе, Апеллес, или тебе, Маркион, разве вы, будучи увлечены игрой в кости или спорами об актерах и наездниках и услыхав, что вас желают видеть мать и братья, не воскликнули бы: «Кто моя мать и кто мои братья?"» (De came Christi, cap. 7). He вдаваясь в рассуждения о том, прилично ли, уместно ли приводить подобные примеры, когда речь идет о Божественном Искупителе (заметим однако: едва ли наше время, более благочестивое на словах, чем на деле, вправе строго судить древнехристианских писателей, хоть и неразборчивых в словах, но зато исполненных действительной ревности по Бозе), укажем, как сравнительно много сказано Тертуллианом в немногих словах по интересующему нас вопросу. Во-первых, как тонкий психолог, он отмечает самозабвение, до которого доходит азартный игрок: такой игрок, как известно, готов забыть обо всем на свете, за исключением самой игры: он не помнит ни о своих общественных, ни семейных обязанностях; он так объят постыдной страстью, что от него легко услышать: «Да что мне мать, братья; мне теперь не до них!» Во-вторых, тот же писатель, желая образумить приверженных к игре своих единоверцев, сравнивает их увлечение игрой с увлечением театром и конскими бегами; для нас только тогда будет понятна степень строгости суждения Тертуллиана, когда вспомним, что театр тогда отражал и совмещал все худшие стороны языческого общества; представления заимствовали свои сюжеты из языческой мифологии, речь постоянно шла о Венере да о Бахусе; театр был учителем безнравственности и убежищем для безобразных оргий. Сравнивая увлечение игрой с увлечением театром, он тем самым порицает игроков как самый худший род людей.
Из III в. мы не имеем указаний на борьбу на Западе с рассматриваемым злом. Но зато в IV в. против этого вооружаются и соборы, и церковные писатели. Вышеупомянутый нами собор Эльвирский постановил такое правило (прав. 79-е): «Если кто из числа верующих (христиан) играет в кости ради денег (nummis), таковой пусть перестанет это делать; он должен быть на год лишен права принимать дв. Причастие и может быть допущен до Причастия по истечении указанного срока лишь в случае исправления поведения». Вот первое церковное правило, которым игрок, приверженный к азартным играм, подвергается важному церковному наказанию. Но, как кажется, постановление собора Эльвирского нисколько не уврачевало недуга. По крайней мере, в том же IV в. (в конце его) св. Амвросий Медиоланский сильно ратует против увлекающихся играми. Св. отец, обличая игроков между христианами, сравнивает прибыток, добываемый путем игры, с воровством, ставит его на одну ступень с барышом, получаемым ростовщиками, и говорит, что самые лица, предающиеся игре, похожи по своим нравам на диких зверей (в соч. его De Tobia, cap. 11). Как ни суров приговор св. отца относительно азартных игроков, этот приговор вполне справедлив. Азартные игроки, если им благоприятствует удача, т.е. если они выигрывают, мало чем отличаются от воров и ростовщиков: вор и ростовщик обогащаются без труда, они не потом и кровью создают свое благосостояние, – точно так же и счастливые игроки. Азартные игроки, с другой стороны, все вообще, как справедливо замечает св. Амвросий, похожи на диких зверей: как звери только и заняты одним – отыскиванием себе обильного корма, так и у игроков одно на уме: выиграть побольше во что бы то ни стало; как зверь, под влиянием голода, доходит до остервенения, так и азартный игрок, под влиянием ненасытного корыстолюбия, готов обобрать всех, не различая друзей, родных, бедняков, проигрывающих в азартной игре последнюю копейку; как вершину наслаждения для зверя составляет лакомый кус, так для игрока большой куш денег, услаждающий корыстолюбивую душу. – Как кажется, и голос знаменитого отца Церкви не имел большого влияния на Западе. Так можно думать на том основании, что собор Майнцский (813 г.) запрещает пристращаться к азартным играм (aleas amare) лишь лицам монашеского и духовного чина (прав. 14-е), а о мирянах не упомянуто, – не упомянуто вероятно потому, что Западная церковь не находила средств обуздать мирян, предоставив их в этом случае их собственной совести.
Самое обстоятельное, самое внушительное раскрытие всех темных сторон увлечения азартными играми сделано на Западе в трактате «Об игроках» (De aleatoribus), древнейшем латинском христианском сочинении, приписываемом учеными (Гарнаком) римскому епископу II в. – Виктору. Сочинение это представляется нам настолько богатым назидательными мыслями, что мы решились сделать из него большие извлечения и поместить их в конце нашей статьи, на основании правила: «Конец – делу венец». Автор-епископ пишет: «Мы обеспокоены за все братство наше (христиан) по причине дерзости игроков, которые и других вводят в соблазн, и сами приносят себе пагубу. Господь по Своему милосердию внушает нам, чтобы никто из верующих по неосторожности не попадал снова в сети дьявола; Он повелевает нам быть предусмотрительными и опытными, так как дьявол различными способами улавливает чад Божьих. Искушения его разнообразны; главнейшие из них вот: идолопоклонство, прелюбодеяние, воровство, грабеж, корыстолюбие, обман, пьянство и т.д.; к числу этих же искушений относится и игорная доска. На ней стоит сам дьявол со смертоубийственным ядом змеи и приводит верующих к падению, улавливая их кажущейся невинностью занятия. Но вспомните: должна ли рука, очищенная от неправд человеческих, принимающая участие в Господней жертве, поднимающаяся вверх для хвалы Господа (указание на древний способ молитвы посредством воздеяния рук), полагающая крестный знак на челе, получающая божественные таинства (в древности евхаристический хлеб давался прямо в руку причастнику), снова запутываться в тенетах дьявола? Рука игрока причиняет ему повреждение, осуждает сама себя, ибо игорная доска есть орудие дьявола, наносящее неисцелимую рану. Здесь дьявол торжествует свою победу над нами; здесь возникает вероломство и лжесвидетельство. Вокруг игорной доски царит безумный смех, ни во что ставится божба и слышится шипение, подобное змее; самые злые страсти, споры, ругательства и дикая зависть не умолкают около игорной доски и ссорят между собой братьев и друзей. На игорной доске растрачивается состояние, с трудом нажитое; что заработано предками в поте лица, губится вследствие постыдного занятия игрока. О злосчастная рука, бьющая того, кому принадлежит, рука, не знающая покоя, день и ночь вооруженная бессмысленным инструментом, и не прежде перестающая играть, как когда отвратительные кости уносят все имущество и игрок остается беден и нищ. Закон Божий ненавидит эти кости, ибо они порождают преступление и горькую нищету. Игорная доска есть изобретение дьявола, имеющего в виду обнищание человека и побуждающего человека играть даже и тогда, когда у последнего уже ничего не осталось. Без какого-либо судебного процесса человек лишается всего своего достояния. Никто не причиняет ему вреда, никто не преследует его, но он сам преследует себя и изживает свое и отеческое наследство игрой в разнообразные костяшки. Этого мало: игроки проводят у банкомета целые ночи в обществе блудниц, при запертых дверях. Отсюда рождается двоякого рода преступление; здесь раздаются звуки от метания костей, а там в молчании совершается прелюбодеяние; здесь при забвении своего достоинства в игорной горячке растрачивается игроком имущество, а там (в спальне) выпивается смертоносный яд. Кто изобретатель этого преступления (игры)? Об этом говорят писатели. Кто-то знакомый с науками329 пожелал приобрести себе божественные почести, велел сделать себе статую, в руках которой находилась игральная доска, обозначил на статуе свое имя и прослыл изобретателем. Его именем стал зваться каждый игрок, даже принадлежащий к христианскому обществу; игроки стали приносить ему жертву. Кто играет в кости, – продолжает автор, – тот совершает злодеяние и в день Суда (страшного) будет брошен в огонь. Кто играет в кости, тот наперед обязывается принести жертву изобретателю игры, следовательно, делается идолопоклонником, а этих последних, по слову Писания, ожидает смерть вечная. Но и тот, кто не приносит языческой жертвы перед началом игры, все же виновен в подобном же преступлении, ибо Св. Писание многократно грозит осуждением и всякому соприкосновению со скверной. Каждый христианин, увлекающийся игрой, пусть знает, что он не христианин, а язычник, а его участие в Господней жертве не будет иметь для него значения. Христианин-игрок напрасно называется христианином, ибо он находится в сетях Mipa и, сделавшись другом врага Христова, не может пребывать в содружестве с Христом. О неразумные христианские игроки, которые держат себя также худо, как и языческие игроки; ведь и первые также впадают в ярость, кричат, дают ложные клятвы, бранятся, впадают в отчаяние, проматывают свое имущество; увлекаемые дьяволом и неразумной страстью, они продолжают играть, несмотря на проигрыш, пока не останутся наги. Играющий христианин пятнает свою руку идоложертвенным, между тем как Господь возвещает Свой гнев простирающим руки к злому, а Апостол (Павел) говорит: «Не сообразуйтесь с веком сим, но воздерживайтесь от всякой неправды мира» (в смысле: Рим. 12, 2). Ведь здесь речь идет о грехе против Бога, за который, как свидетельствует Писание, нельзя ожидать ни извинения, ни снисхождения, ни прощения. Несчастный, удержись от своего безумия! Зачем ты вместе с дьяволом хочешь низвергнуться в сеть смертную? Так как ты воздаешь хвалы врагу твоему (дьяволу), то необходимо и наказан будешь вместе с ним. Не как игрок, а как христианин, принеси лучше деньги твои на трапезу Господню, где председает Христос, где ангелы взирают и присутствуют мученики; раздели свое достояние между бедными». Затем автор-святитель начинает говорить метафорически и очень остроумно пользуется различными выражениями, взятыми из языка игроков, например: «игра», счастливый «игрок», «развлечение», «искусство игрока» – для того чтобы отвлечь игрока от этого постыдного дела и сделать из него благочестивого христианина; особенно остроумно говорит автор в том случае, когда пишет: «Да будет ежедневно твоя (игрока) игра с бедными» (т.е. пусть он занимается этими последними). В заключение писатель внушает: «Бегай от дьявола, бегай от костей – этих врагов твоих добрых дел; выбрось вон кости из твоего сердца» (см.: Гарнак. Указ. соч.).
Мы познакомились с древнейшим христианским сочинением против игроков. Оно достойно полного внимания. Обличения, заключающиеся в нем, многосторонни. Оно старается вразумить страстного игрока ссылками на Св. Писание, раскрывает вред и пагубу игры для души человека, особенно христианина, обращает внимание игрока на возможность потери всего имения, указывает на непристойность и зазорность того общества, среди которого вынужден вращаться игрок. Словом, писатель рассуждает и как благочестивый богослов, и как опытный психолог, и как осторожный экономист.
Несправедливо было бы думать, что обличения, прещения и увещания древней Церкви, обращенные к азартным игрокам, не имеют приложения к нашему времени. То правда, что теперь не существует тех самых игр, которые имела в виду древняя Церковь, не существует и многих обычаев, сопровождавших игры в прежнее время. Но изменились только формы, а сущность осталась одна и та же. Теперь нет азартной игры в кости, но выдуманы азартные игры в карты и в рулетку. А главное: поведение, нравы игроков нашего времени совершенно одинаковы с поведением и нравами игроков давнего времени; прежде среди азартных игр бранились, всячески клялись, допускали неистовый шум, завидовали и ненавидели, т.е. нравственно портились; но не то ли видим и теперь? Прежде играли в надежде на быстрое и незаслуженное обогащение; тем же мотивом руководствуются и игроки нашего времени. Прежде несчастливые игроки проигрывались до последней нитки; то же бывает и теперь. Старинные игроки были суеверны; а разве мало суеверных примет радостно или печально настраивает душу теперешнего игрока? Даже обстановка игроков прежнего и настоящего времени мало изменилась: прежде играли в обществе публичных женщин; но и в настоящее время, как скоро появляется газетное известие о том, что полицейскому надзору удалось обнаружить существование тайного игорного притона и арестовать виновных, – в числе необходимых принадлежностей такого притона почти всегда фигурируют женщины легкого поведения, имеющие значение приманки. Если так много схожего между проявлениями страсти к азартным играм в прежнее и нынешнее время, то обличения, прещения и увещания древней Церкви, обращенные к игрокам давнего времени, сохраняют всю свою силу и для нашего века. В особенности не следует забывать, что одно из правил Вселенского собора (Трулльского) прямо запрещает всем христианам азартные игры. Правда, правило это, по благоснисхождению Церкви, не действует, но оно не отменено и призывает нарушителей его к исправлению своей жизни, если они действительно считают Церковь своей матерью.
Да и одни ли азартные игроки могут извлекать для себя полезные уроки из тех обличений и прещений, с какими обращается древняя Церковь против азартных игр? Всякий, играющий в какую-либо игру на деньги и чувствующий пристрастие к ней, уже носит в своем сердце зачатки той болезни, которою страждут игроки азартные. Как легко из игрока для развлечения сделаться игроком азартным! Пусть и для таких людей голос древней Церкви послужит вразумлением и предостережением.
* * *
В качестве источников и пособий для нашей статьи будет следующее: 1) Harnack. Tractat De aleatoribus – die alteste lateinische christliche Schrift. Лейпциг, 1888. 2) Свидетельства древних христианских писателей и правила соборов (цитирование будет сделано в тексте статьи). 3) Pauly''s Real-Encyklo-padie der classischen Alterthumswissenschaft. Bd. I, Artikel: Alea. Stuttgart, 1854. 4) Любкера – Реальный словарь классической древности. Перевод Модестова. Выпуск 5-й, статья: Игры. Петерб., 1887.
Впрочем, нужно сказать, что и всякая игра на деньги (например, игра в карты), хотя бы и она не считалась законами азартной, на деле может становиться азартной. Потому что игроки могут играть, что называется, «по большой» (на крупные суммы), вследствие чего даже дозволенная игра может принимать характер азартной игры; притом же почти никогда игра на деньги не обходится без ссоры и часто крупных неприятностей между игроками. Следовательно, каждый человек, играющий на деньги, нуждается в предостережениях и уроках благоразумия.
Дальнейшая наша речь будет идти о древних христианах, т.е. о христианах от II до IX в.
Большая часть свидетельств, приводимых нами при рассказе о распространении игр между христианами, не цитируются здесь, ибо будут процитированы ниже.
Вот некоторые из таких надписей: Victus (это слово употреблено здесь в значении счастливого игрока) leva te, ludere nescis, da lisori iocum (дай место игроку); Domine, frater hilaris semper ludere tabula (брат пусть всегда весело играет на игорной доске). Полный перевод делать неудобно.
Ср. Апостольские правила 42-е и 43-е.
Предание это, вероятно, возникло по той причине, что различные «ходы» в игре носили имена лиц исторических или мифологических, что является признаком учености.