III. Египет

Ни одна страна в древности не представляла таких благоприятных условий для культурного развития, как Египет. Расположенный на берегу Средиземного моря, как бы соединявшего все культурные страны древнего мира, и орошаемый такой плодоносной рекой, как Нил, который благодаря своему разливу превращал всю страну в плодороднейший оазис, Египет мог бы занять самое передовое положение в среде древних цивилизованных стран. И он действительно достиг культуры, но культуры своеобразной, вызывавшей своей загадочностью удивление в греках и мало понятной для нас. Здесь не было идеальных порывов к высшим и лучшим формам жизни. Как китаец, египтянин за целые тысячелетия до Р. Х. застыл в выработанных формах культуры и не легко поддавался влиянию других народов: он был страшно консервативен и в государственной жизни, и в религии, и в искусстве. “Древний египтянин видел идеал не впереди, а позади себя, в далеких, первобытных временах; в его глазах имело авторитет только то, что носило на себе отпечаток древности: поэтому египетская цивилизация постоянно возвращалась назад; движение вперед в Египте совершалось только в силу необходимости» (Ланге). Подобно древним грекам, многие и из новейших ученых думали видеть в Египте страну, полную таинственной мудрости и неведомых знаний; но при ближайшем ознакомлении с его памятниками письменности и искусства оказалось, что своеобразная культура Египта на самом деле не имеет особенно высокой ценности: здесь много оригинально-странного и старинного, но мало высоко культурного.

Что за народ египтяне, откуда он явился на плодородных берегах Нила? – эти вопросы давно уже служили предметом научных изысканий, но путь к их разрешению и доселе еще не намечен. Принимая во внимание некоторое, хотя и отдаленное, сходство египетского языка с семитическими, многие из ученых думали, что египтяне в незапамятные времена переселились в Африку из Азии, а именно или из Аравии, или с берегов Тигра и Евфрата. Подобный взгляд имеет довольно многих сторонников, так как этим путем легче всего можно объяснить действительное сходство между египтянами и семитическими народами не только в языке, но и в обычаях и даже религиозных верованиях. Напротив, другие считают египтян вместе с ливийцами и нубийцами за особую североафриканскую группу народов, совершенно отличную от негритянской расы. Наконец третьи хотят примирить эти два противоположных взгляда и видят в египтянах смешанный тип, происшедший от слияния вторгшихся в Африку в доисторические времена азиатских народов с племенами негритянской расы. В виду такой не выясненности вопроса о происхождении египтян, при изучении их религии приходится считаться только с местными, туземными верованиями, а не отыскивать ее источник на стороне, у других народов. Что влияние азиатских народов на египтян действительно имело место уже в самое древнейшее время, это факт, едва ли подлежащий сомнению. Но если бы мы, исходя из этого факта, стали отыскивать у семитов и основы религиозных верований египтян, то это могло бы повести к смелым сближениям, натяжкам и ошибочным предположениям.

Исторические сведения о Египте хотя и восходят к четвертому тысячелетию до Р.Х., но застают его уже вполне организованным, с более или менее прочно сложившимся государственным строем и установившимися религиозными верованиями. Египетский историк жрец Мането, живший в 3 стол. до Р. X. и написавший на греческом языке египетскую историю, насчитывает от первого египетского царя Менеса до Александра Великого всего 30 династий египетских царей. Руководясь этим, новейшие египтологи делят эти династии на три главнейших периода египетской истории. Древнейшее египетское царство обнимаете собою шесть первых династий (приблизительно от 3200 до 2400 года до Р. Х.); уже и из этого периода до нашего времени сохранилось несколько больших и малых пирамид и значительное число гробниц с ценными изображениями и иероглифическими надписями. Затем следует темный период, о котором нам почти ничего неизвестно. После этого, с воцарением 11-ой династии, наступаете среднее египетское царство, существовавшее около 350 лет (приблизительно от 2130 до 1780-го года); в этот период египетское государство достигаете наибольшего расцвета; упрочив внутреннее благоустройство, египетские цари сумели в то же время расширить свои владения, покоривши Нубию; от этого периода сохранилось до нас очень большое число пирамид и богатая надгробная письменность. Период наибольшего расцвета сменяется периодом полного упадка; слабость египетского государства доходит до того, что некоторые из его областей подпадают под власть каких-то пришлых кочевых народов гиксов – «царей-пастухов». Только после их изгнания, с воцарением 18-ой династии (около 1530 г.), новое египетское царство опять достигает прежнего величия и простирает свои завоевания в Азию до самого Евфрата; но начиная с 20-ой династии, прежнее могущество Египта все более и более падает. При Псамметихе, воцарившемся в 666 году (26 династия), Египет как будто опять приобретает силу и величие; но после этого его история начинает клониться к окончательному закату: в 525 году персидский царь Камбиз положил конец самостоятельному существованию египетского царства, а затем оно вместе с азиатскими монархиями завоевывается Александром Великим, после чего Египет начинает жить эллинской культурой. Прежние религиозные верования теперь начинают мало-помалу забываться, пока окончательно не уступают места христианству, а затем исламу. В настоящее время древняя религия египтян является только преданием старины глубокой, не оставившей почти никаких следов в жизни и верованиях современных обитателей Египта.

Почти до начала 19 столетия единственными источниками для изучения религии египтян служили сочинения греческих и латинских писателей – Геродота (2-я и 3-я книги его истории), Диодора Сицилийского, Марцеллина, Страбона и особенно Плутарха (Об Изиде и Озирисе), а также неоплатонических философов Ямвлиха и Порфирия и некоторых христианских писателей. Сочинения эти и до сих пор еще не потеряли своего значения; к сожалению, египетские верования рассматриваются здесь с предвзятой точки зрения и получают своеобразную греческую окраску или же подводятся под определенные философские принципы (например, неоплатонические); кроме того, сочинения названных писателей говорят нам о религии Египта только в позднейший период его истории. Гораздо большее значение могла бы иметь вышеупомянутая история египетского жреца Мането, жившего в царствоваеие Птоломея Филадельфа, так как он руководился в своем труде сведениями, заимствованными из подлинных писаний, хранившихся в египетских храмах; но эта история сохранилась до нас только в незначительных отрывках, приведенных у христианских писателей.

Подробное изучение Египта и его религии началось со времени знаменитого французского ученого Шамполиона (1790–1832 гг.), разгадавшего тайну египетских письменных знаков. Сохранившиеся в надписях на гробницах и мумиях, а также в папирусных свитках памятники египетской письменности написаны двояким способом – гиероглифическим и гиератическим. Первый способ письма практиковавшийся в самую древнейшую эпоху, есть способ идеографический, картинный: здесь каждый знак обозначает не отдельный звук или слог, а целое слово или понятие. Напротив, гиератическое письмо, хотя и восприняло некоторые знаки из гиероглифического письма, но стало изображать не слова, а отдельные звуки или слоги. Конечно, большие трудности для чтения представляют гиероглифические знаки, но разгадка гиератического способа письма легко привела и к разгадке гиероглифов, так как египтяне, даже и в позднейший период, имели обыкновение писать на гробницах и мумиях, сначала гиероглифически, а затем повторяет ту же самую надпись для удобства чтения гиератическими знаками. Весь тот письменный материал, который открыт и собран до настоящего времени, является очень богатым и обширным; для изучения египетской религии он имеет прямое и непосредственное значение, так как наиболее большая его часть носит религиозный характер. Но, к сожалению, эти источники даже и в деле изучения египетской религии являются несколько односторонними, потому что в них описываются, главным образом, погребальные обряды и загробное состояние умершего. С другой стороны, и самое чтение этих памятников не может считаться окончательно установленным: и до сих пор многое в египетском языке, в его грамматике и словаре, остается непонятным для ученых египтологов.

Наибольшее значение для изучения египетской религии имеет так называемая «книга мертвых»: в египетских памятниках она носит не совсем понятное название – книга о «перт эм геру» (выход из дня), почему европейские ученые и дали ей более осмысленное название. В древнейшее время отрывки из нее писались на гробницах и мумиях, а затем ее стали писать на папирусных свитках, которые вкладывались в руки умершему. В издании Навилля «книга мертвых» заключает 180 глав, но здесь число глав увеличено, так как судя по наиболее полному саитскому кодексу, «книга мертвых» заключала в себе 165 глав не одинакового объема. Составление отдельных ее частей относится к самым разнообразным периодам египетской истории; некоторые главы были бесспорно написаны еще в эпоху древнего египетского царства, тогда как другие носят очевидную печать сравнительно очень позднего происхождения. Несмотря на то, что книга мертвых сохранилась до нас в громадном числе текстов и что в папирусных свитках имеются даже почти полные экземпляры ее, восстановление подлинного ее вида является до сих пор делом не осуществимым; трудно указать хотя бы два текста не только целой книги, но и отдельных ее глав, которые были бы более или менее тождественны между собой. Самое содержание ее представляет ещё много неразгаданного и невыясненного. Книга мертвых, по представлению египтян, должна была служить как бы руководством для умершего в его загробных странствованиях. Значительную часть ее содержания составляют магические формулы и заклинания, при помощи которых душа умершего может преодолевать все опасности путешествия по подземному миру, есть здесь затем песни и гимны в честь богов, опять-таки, очевидно, в руководство умершему. Некоторые главы посвящены изложению тех обрядов, которые входят в сложную процедуру приготовления мумии умершего к погребению; здесь же приводятся и те молитвы, и заклинания, которые произносятся при этих обрядах. Только самое незначительное число глав имеет общее религиозное содержание, например, изложение в самых общих и туманных чертах теологической и космологической системы.

Кроме книги мертвых, до нас сохранились и другие, хотя и не столь важные памятники египетской письменности. Таковы, например, литании или сборники гимнов в честь бога солнца, легенда о боге Ра, истребившем человеческий род и затем восстановившем порядок на небе и на земле. «Книга о том, что находится в Дуате» (т.е. в месте ночного пребывания солнца), «Книга о Гадесе» и т.д. Не мало сохранилось и богослужебных книг с текстом молитв и указанием обрядов, совершаемых при различных священнодействиях. Таковы чины служб в честь бога Озириса в Абидосском и Амона в Фивском храмах, затем чин бальзамирования и погребения умершего. Некоторые из этих ритуалов сохранились в надписях на храмах и гробницах с соответствующими иллюстрациями. Есть много папирусных свитков с разного рода магическими заклинаниями против демонов при болезнях и других житейских несчастиях, но большая часть из них еще не изучена. Затем следуют разные назидательные рассказы, исторические сочинения, астрологические указания и т. д. Нужно заметить, что даже и те сочинения, который не имеют непосредственного отношения к религии, вроде, например, медицинских, астрономических и т. д., все же дают некоторый материал для изучения религии египтян.

Но, несмотря на такое обилие сохранившихся письменных памятников, религия египтян и до сих пор представляет еще очень много загадочного. Накопляющаяся с каждым годом масса исторического материала как бы только осложняет дело изучения египетской религии и затрудняет выработку определенного взгляда на нее. До сих пор появились целые десятки трудов по исследованию египетской религии, но мы не можем указать даже и двоих ученых, которые сходились бы между собою в своих выводах. Таким образом, вполне научное и плодотворное изучение египетской религии есть дело будущего; а теперь приходится ограничиваться главным образом только простым описанием тех часто противоречивых верований египтян, о которых говорят нам сохранившиеся памятники.

А между тем ничто не может так осветить нам жизнь египтян, как их религия, в которой сосредоточивались самые главные основы их культуры. «Египтяне, говорит Геродот, были благочестивейшим и религиознейшим народом из всех народов древнего мира». И действительно, египтянин жил как бы только для удовлетворения своих религиозных потребностей. «Свои богатства, плоды обширной промышленной деятельности, и все свое искусство, результат замечательной цивилизации, он посвящал на построение и украшение храмов и гробниц, из которых некоторые, например, храмы Амона в Фивах, постепенно сделались величайшими в мире. Вся его литература, даже та, которая не имела прямой религиозной цели, отличалась, за редкими исключениями, религиозным духом. Он довольно терпеливо переносил иго чужеземных правителей, которые поклонялись его богам, украшали его храмы, осыпали щедротами его жрецов и уважали его обряды; но стоило убить только какое-нибудь из его священных животных или оскорбить одного из его богов, и он готов был поднять знамя восстания (Тиле).

Что особенно поражает исследователя египетской религии, так это ее двойственный характер, смешение самых возвышенных представлений о божестве с грубейшими суевериями, доходящими до фетишизма диких племен. Уже древние греки, с высоким уважением относившиеся к своеобразной культуре египтян, не могли понять, каким образом этот высоко развитой народ мог мириться с широко распространенным по всему Египту культом животных. «В самом деле, когда любопытствующий просил показать ему египетские святыни, и когда жрец, как описывает это Климент Александрийский, проводя его в храм, через длинный ряд различных зданий, в самой глубине святилища во мраке указывал на кошку или на другое животное, говоря, что это бог, то нельзя было не прийти в сильное изумление» (Хрисанф). Такое же изумление выражает и Лукиан: «в Египте, говорит он, храм – здание больших размеров и притом великолепное, украшенное драгоценными камнями, золотом и надписями; но если вы войдете туда и посмотрите на божество, то увидите обезьяну или ибиса, козу или кошку». Почитание животных не было народным суеверием, а относились к официальному культу и практиковалось повсеместно: каждый округ, каждая местность, каждая даже семья имели свое собственное священное животное, но некоторые животные, как например ибис, сокол, кошка и т.д., были по особенным причинам предметом общего поклонения во всем Египте. По словам Тиле, египтяне более всего покланялись тем животным, который находились, по их представлению, в мистическом соотношении с источником жизни и благоденствия Египта – с рекою Нилом и ее периодическими разливами. Некоторые из ученых, не желая признавать поклонение животным первоначальной или древнейшей формой религиозного культа египтян, утверждают, что это поклонение было результатом религиозной дегенерации, результатом понижения религиозного сознания, и что оно появилось уже сравнительно в позднейший период египетской истории, а не в доисторическое время. Действительно, Мането относит появление культа животных ко второй династии. Но это весьма сомнительно: на самых древнейших памятниках боги изображаются вместе с своими животными символами и большей частью с головами символизирующих их животных: так, Горус изображается с соколиной головой, Гатор с головой или рогами коровы, Озирис – быка или ибиса, Хнум – барана, Амон – барана или сокола. В древнейшую пору изображение бога даже прямо заменялось изображением соответствующего животного; вместо, например, Горуса изображался сокол. Все это естественно наводит мысль на предположение: не была ли египетская религия когда-то тотемизмом, сущность которого состоит в том, что каждый род и семья избирают в свои покровители какое-нибудь животное. Если это так, то почитаемые животные только впоследствии стали соединяться с именами антропоморфических божеств, как их символы и воплощения.

И на ряду с этой зоолятрией (почитанием животных) мы встречаемся в памятниках египетской письменности с такими возвышенными представлениями о божестве, который свойственны только монотеистической религии. В молитвах и гимнах очень часто отдельным божествам, особенно Ра и Амону-Ра, приписываются свойства безграничности, независимости и абсолютного единства, чем устраняется, по-видимому, всякая мысль о множественности богов. Так, в египетских надписях, приводимых Бругшем, даются такие, например, определения бога: «Он есть единый и единственный, и рядом с ним никого нет; он есть дух вечный. Он сокрыт и лица его никто не знает; он есть истина и живет чрез истину; он есть жизнь, и только чрез него все имеют жизнь. Он производит, но не производится, рождает, но не рождается, творит, но не творится; он производит и рождает сам себя» и т. д.

Так как подобные выражения применяются не к одному какому-нибудь божеству, а к каждому из главнейших божеств, к которому обращаются с молитвою, то некоторые из ученых думают видеть здесь тот же катэнотеизм, какой замечается и в древнейшей индусской религии. Такое предположение является едва ли не наиболее удобоприемлемым. Если бы у египтян в самом деле существовало монотеистическое богопонимание, то трудно допустить, чтобы они видели единого Бога и в Амоне-Ра, и в Озирисе, и в Пта. Если в чем и могут объединиться здесь монотеизм и политеизм, то это именно в катэнотеизме, сущность которого состоит в том, что в сознании молящегося безграничным и абсолютно единым существом в ряду всех других богов становится то именно божество, к которому он обращается в данную минуту с молитвою.

Но многие из ученых вышеприведенные выражения понимают в смысле чистого монотеизма и в объяснении его происхождения допускают, что первоначальное религиозное развитие египтян началось с веры в единого Бога, с незатемненного «непосредственного чувства безконечного», но что затем это высокое религиозное сознание постепенно понижалось, пока дело не дошло до обоготворения животных и до самых грубых суеверий. Собственно, против такого объяснения двойственного характера египетской религии едва ли можно было бы что-нибудь возразить, если бы оно не было простым только предположением, которое трудно оправдать свидетельствами древних письменных памятников Египта. Впрочем, некоторые признают и самую дегенерацию религии у египтян трудно допустимой; «если бы мы признали, что действительно в доисторические времена существовала в Египте чистая и возвышенная религия, то остается непонятным, как при распространении цивилизации в народе эти верования сами по себе и без всяких посторонних причин дошли до самого грубого фетишизма и бессмысленного кудесничества, сопровождаемая формулами, которые не имели никакого внутреннего значения и оставались темными даже для того, кто их произносил» (Тиле). В виду этого проф. Тиле для объяснения двойственного характера египетской религии останавливается на теории двойственного происхождения самих египтян. По его мнению, египтяне образовались из смешения двух совершенно различных по степени развития народностей, и именно – с одной стороны культурных выходцев из Азии, а с другой – туземных негритянских племен. Такая двойственность происхождения отразилась и на религиозных верованиях: с одной стороны, египтяне сохранили высокие религиозные традиции культурных родоначальников, а с другой – не порвали связей и с грубыми верованиями негритянских племен. Двойственность происхождения египетской религии признает и Мензис, хотя он и не указывает источников этого происхождения: «Мы принуждены признать у египтян, говорит он, две религии, различные по природе и независимые по происхождению, существующие бок о бок и стремящиеся установить согласие друг с другом; и слияние обеих это такой процесс в египетской религии, который произошел ранее известного нам периода; это процесс доисторический». Но все это только теории, более оригинальные, чем научно обоснованные. Мы должны исходить из памятников египетской письменности и на них опираться.

Наиболее правдоподобным нам кажется объяснена Ланге. Он различает в египетской религии с одной стороны верования народные, а с другой – теологическую систему, выработанную жрецами. Что монотеизм, о котором свидетельствуют сохранившиеся памятники, не был общенародною верою в Египте, это едва ли кто-нибудь будет отрицать. Народные верования отличались здесь, как и всюду, примитивным характером: ясные следы первобытного анимизма и даже фетишизма, укоренившаяся вера в волшебство и заклинания, все это едва-ли может говорить о высоко развитом религиозном сознании. Священные животные, как в древнейшую, так и в позднейшую эпоху, были в глазах народа не символами божества, а действительными богами, почему культ этих животных имел большее значение в народной жизни, чем служение самим богам. Жречество в религиозном отношении стояло, конечно, выше этих народных верований; поэтому оно естественно старалось о том, чтобы облагородить эти народные верования, одухотворить их, сообщить им высшее символическое значение. Такая теологическая работа и привела к тому, что религия египтян является пред нами с двойственным характером: в форме народного верования она обнаруживает много чрезвычайно грубого и суеверного, а в теологической обработке она достигает такой высоты, что здесь справедливо усматривают ясно выраженный монотеизм.

Но нужно сказать, что и жрецы-теологи не могли отрешиться от господствовавшего всюду политеизма. «Даже при самом возвышенном полете мысли этих древних мыслителей, когда они, по-видимому, говорят о Боге всемогущем и верховном, в основе их размышлений находится местное божество, которое имеет храм свой в определенном месте, символом которого служило известное животное и с которым связана местная легенда. Все это мешало полету египетской монотеистической мысли и снова возвращало ее на землю. Поэтому трудно найти в Египте вообще чистый монотеизм. т. е. веру в одного Бога, помимо которого не существует другого божества (Мензис). Жрецы и сами слишком были проникнуты идеями господствовавшего в стране политеизма; да и кроме того, в их расчет едва ли входило упрочение монотеизма во всем Египте в качестве общего народного верования. Египетские памятники сообщают нам очень любопытный в этом отношении факт. После освобождения Египта от гиксов и перенесения царской резиденции в Фивы, местный Фивский бог Амон-Ра был возведен на степень верховного бога всего Египта. Культ Амона-Ра достиг особенного расцвета при царе Аменхотепе III (из 18 династии около 1580 г. до Р. X.). Но сын его Аменхотеп IV решился произвести коренную религиозную реформу: он задумал ввести поклонение одному только солнечному богу Атену-Ра, уничтожив совершенно культ прочих божеств и главным образом Амона-Ра. Чтобы ничто не напоминало народу о прежнем божестве, царь стал называть себя Хун-Атеном и перенес столицу из Фив в окрестности нынешней Телль-эль-Амарны. Что побудило царя к такому шагу, исторические памятники об этом не говорят. Рассказывают, что его мать Ти, вывезенная из Азии, принесла с собою в Египет культ бога Атена и воспитала в этом культе своего сына. Но кроме религиозных побуждений здесь могли иметь место и причины политические: может быть царь хотел освободиться от власти жрецов Амона-Ра, которая сделалась опасной для самого царя. Сочувствие царя монотеизму является очень вероятным: до вступления на престол он был жрецом

солнечного бога в Гелиополисе, где теологическая работа раньше, чем в других местах, натолкнула жрецов на монотеистические выводы. И, однако, попытка Аменхотепа IV не встретила сочувствия ни в народе, ни тем более в жрецах: после смерти этого царя опять было восстановлено поклонение богу Амону-Ра и другим божествам, и жрецы получили прежнее значение.

Таким образом возвышенные идеи в египетской религии были не достоянием народа, а результатом жреческой теологической мысли, более отвлеченной, чем жизненной. Само собою понятно, что такая теологическая работа происходила в отдельных жреческих общинах независимо: каждая из них стремилась к тому, чтобы поставить местного бога в центре теологической религиозной системы. Но наибольшее значение на всю последующую религиозную жизнь Египта имела работа жрецов в Гелиополисе, которые создали солнечную систему богов; с этой системой мы главным образом и встречаемся в памятниках египетской письменности.

Мы можем даже отчасти проследить путь этой теологической работы, направленной в систематизации народных богов. Прежде всего разрозненные божества сливаются в триады, причем между отдельными членами этой триады устанавливается генеалогическая или родственная связь: каждая триада состоит из главного божества, его жены и сына. Такое соединение в триады сделалось возможным особенно после того, как египетские боги получили преимущественно солнечный характер: все члены триады – это одна и таже сила, одно и тоже солнце в различных формах и моментах его проявления (при восходе, при дневном движении и после захода). Таковы, например, триады: Амон, Мут и Хансу, Пта, Сехет и Нефер-Тум или Имготен, Озирис, Изида и Горус и т. д.

Дальнейшей ступенью в теологической систематизации богов является распределение их по эннеадам или девяткам: четыре пары богов и богинь группируются около одного главного божества. Такая группировка богов также началась в Гелиополисе, но затем она распространилась и по другим местностям, причем в каждой отдельной области во главу эннеады поставлялся главный местный бог. Там, где деление богов по триадам получило устойчивый характер и где, следовательно, трудно было отделить сына от отца и матери, там божеская эннеада увеличивалась до 10 или даже до 11 членов. Таким образом, цифра 9 была только круглым числом, которое могло несколько увеличиваться. Своеобразной особенностью египетской религии является объединение нескольких различных божеств под одним сложным именем. В египетской письменности постоянно встречаются такие, например, наименования: Амон-Ра, Ра-Гархамис, Нефер-Тум, Пта-Сокар, Пта- Сокар-Озирис и т. д. Здесь не простое только слияние имен, но и перенесение деятельности одного божества на другое, причем первое почти совершенно поглощается другим до полного уничтожения. Может быть здесь следует искать зародыш того пантеизма, который отмечается в египетской религии почти всеми учеными. Боги у египтян не имели ясно выраженного индивидуального характера: с каждым из них соединяется более или менее одинаковое представление: и Ра – солнце, и Горус – солнце, и Пта, и Озирис, и Амон – солнечные боги. А раз боги утрачивают свой индивидуальный характер и как бы уступают свое место одному наиболее сильному и великому богу, уничтожаясь и поглощаясь в нем, мысль жрецов естественно должна была наталкиваться на пантеистические выводы: только одно начало является источником всякой жизни, даже и божественной, а прочие боги суть лишь проявления и разнообразный формы его. Чаще всего таким объединяющим началом считается Ра, великий бог солнца в Гелиополисе; в одной молитве, прославляющей его, как творца не только всего существующего, но и самого себя, воспеваются 75 образов, в которых обнаруживается это великое божество: эти образы и суть боги, как временные формы единого великого начала. На этом основании Бругш говорит: «египтяне признавали единство духовного начала, которое существовало изначала и призвало к жизни своей волей и своим словом все творение, но которое затем сделалось как бы мировой душой, проникающей во все части мира, все виды космической жизни. Созидающая и сохраняющая сила этой мировой души раскрылась в ряде эманаций (истечений) высших и низших ступеней, которые получили значение богов и сделались предметом собственной мифологии». Нужно, однако, сказать, что пантеизм в египетской религии скорее чувствуется, чем определенно выражается в ясно формулированных положениях; он нигде не выступает здесь с такой ясностью, как, например, в браманизме.

Таким образом, народные верования и жреческие умозрения шли различными путями. Политеизм по самой своей сущности стремился все к большему умножению богов. Чтобы как-нибудь оправдать эту веру в многочисленных богов, жрецы стали объяснять, что это только различные имена одного бога, его разновидные воплощения и многочисленные, им же созданные, его составные части. Таким образом, в теории жрецы стремились к объединению богов в одном общем начале, но так как это не ставило границ политеизму и право последнего на существование было признано, то ни монотеизм, ни пантеизм не имели никакого практического влияния на народную религию.

В прежнее время ученые исследователи египетской религии держались такого взгляда, что для всего Египта существовали общие религиозные верования и общий пантеон богов. При таком взгляде все божества, о которых речь идет в письменных памятниках, не дробились по отдельным областям Египта, в которых преимущественно господствовал культ того или другого бога, а относились к общему сонму египетских богов. Таким путем удавалось, с большими, конечно, натяжками, сгруппировать все местные культы в общую систему с иерархическим подразделением богов на главных и второстепенных. Но это была система, созданная искусственно. Религиозные культы в Египте образовались в каждой области почти независимо. Весь Египет с древнейших времен разделен был на отдельные провинции или номы, число которых в верхнем и нижнем Египте доходило до 40. Сначала они, по-видимому, были совершенно независимы друг от друга; когда совершилось образование государства и верхний и нижний Египет были объединены под одной властью, отдельные номы, конечно, подчинились общим государственным нормам, но в тоже время они и после этого сохранили значительную долю самостоятельности; каждая провинция и теперь имела свою армию, своего правителя, свою систему обложения податями, свой культ» (Мензис). При таких условиях и религиозная жизнь в каждой провинции текла более или менее независимо: в каждом номе был свой особенно почитаемый бог с достаточным штатом второстепенных богов, хотя иногда воздавалось поклонение и богам соседних провинций. Так, в Мемфисе наибольшим почитанием пользовался Пга, в Абидосе Озирис, в Фивах – Амон-Ра и т. д. Местный бог считался как бы правителем данной местности, и его храм был в глазах его почитателей царской его резиденцией. В силу этого жители данной провинции все свое религиозное почитание сосредоточивали прежде всего на этих местных божествах. Нужно, однако, заметить, что с самых древнейших времен в числе египетских богов были и такие, которые не были приурочены к какой-нибудь определенной местности, а почитались почти повсеместно; таковы, например, Ра, Озирис, Горус и т. д. Но почитание и этих божеств носило местный отпечаток: они стали отождествляться с местными богами.

Таким образом, египетская религия представляет собою не что иное, как совокупность отдельных культов, которые более или менее сохраняли свою независимость в течение почти всего периода существования египетского царства. Вот почему в надгробных надписях и гимнах свойства верховного существа усвояются то одному божеству, то другому, на Фивских, например, гробницах таким верховным богом выставляется Амон-Ра, на мемфисских – Пта и т. д. Впрочем, с постепенным ходом исторической жизни местные культы все же шли мало по малу к некоторому объединению. Это совершалось, главным образом, под влиянием политических причин. Когда какая-нибудь провинция при смене династии занимала первенствующее положение в государстве, то ее главное божество становилось общепризнанным государственным божеством для всего Египта, хотя, конечно, это нисколько не исключало культа местных божеств; при другой династии общее распространение получало новое божество и т. д. Таким образом, «политическое развитие, приводившее к политическому объединению нильской долины, вызывало вполне естественно и более близкое единение местных божеств. Чем более народ сознавал свое национальное единство, тем более, сознательно или бессознательно, проявлялась необходимость единства и религиозного» (Ланге).

Впрочем, нивелировка местных культов и перенесение областных богов из одной провинции в другую могло совершаться и иным путем: при часто практиковавшихся массовых переселениях из одной провинции в другую естественно совершалось перенесение и местно-чтимых божеств, которые мало-помалу приобретали на новом месте право гражданства и в конце концов включались в общий культ данной провинции.

По общему своему характеру религия египтян является обоготворением животворных сил природы: это космический натурализм, в котором преобладает, главным образом, культ солнца, как источник света, теплоты и производительной силы природы. В отдельных случаях можно подметить и обоготворение предков, так, один из наиболее почитавшихся в Египте богов Озирис в мифических сказаниях изображается мудрейшим земным царем, который ввел в стране строгий порядок и полное благоустройство; таким образом, в лице его египтяне обоготворяли как бы одного из величайших предков. Проф. Тиле считает даже поклонение мертвым и в особенности умершим царям наравне с почитанием животных самой характерной чертой египетской религии. Может быть и прав проф. Глаголев, утверждая, что, «с самых древних времен шесть различных типов высших существ были предметом религиозного почитания в Египте: боги, духи, люди умершие и живые, животные, растения и неодушевленные вещи». Отсюда понятно, как трудно дать общую характеристику египетской религии, отразившей на себе все ступени религиозного развития, начиная с анимизма и фетишизма и кончая туманными идеями пантеизма.

Дать вполне определенную характеристику даже самых главнейших египетских богов очень нелегко, так как в памятниках письменности они выступают пред нами чрезвычайно слабо очерченными в своих свойствах. Те эпитеты и качества, которыми они наделяются в гимнах и молитвах, одинаково приложимы ко всем богам, так что на основании их нельзя составить ясного представления об индивидуальных свойствах того или другого божества. Небольшую услугу может оказать и мифология, так как она у египтян сравнительно с арийскими народами была развита чрезвычайно слабо. Вместо мифа здесь выступает большею частью символ, но и он для нас часто, пожалуй, более загадочен, чем само выражаемое им божество. Не даром Гегель назвал религию Египта религией загадки.

Религия египтян, как мы сказали, была совокупностью местных культов. Поэтому при обзоре главнейших богов Египта речь может идти не об обще-египетских богах, а о богах отдельных номов или провинций. Значение того или другого бога для всего Египта зависело, главным образом, от значения самой провинции, в которой оно почиталось как главное божество. Но были и другие чисто религиозные причины, влиявшие на возвышение и широкую популярность некоторых богов во всех областях Египта. Весьма возможно, что культ Озириса, существовавший первоначально только в Абидосе, распространился затем по всему Египту благодаря тому, что в нем нашли удовлетворение жизненные интересы всех египтян, тем более, что этот культ должен был привлекать общее народное внимание своей торжественной обрядностью и драматическими церемониями.

К числу наиболее чтимых в Египте богов нужно прежде всего отнести Ра, бога солнца, который с самых древнейших времен пользовался особенным почитанием во всех областях Египта, хотя местом преимущественного его культа был Гелиополис (библейский Он). По мнению прежних ученых, «божество Ра было первоначальным и древнейшим богом Египта. Все первичные божества Египта суть различные олицетворения этого же понятия о солнце и свете, или имеют к нему близкое, непосредственное отношение. Все главные или более общие и распространенные боги Египта называются именем того же Ра; они становятся главными, получают это высшее значение чрез прибавление к ним общего для всех их имени Ра: Амон-Ра, Пта-Ра, Озирис-Ра, Менту-Ра. Словом, все приводит к заключению, что первоначальный культ Египта был культ солнца, а древнейший бог, известный всему Египту, – бог солнца Ра, первотип всех других главных божеств. Все местные божества возвышались и делались верховными чрез отождествление с этим общим и первичным богом Ра» (Хрисанф). Что бог Ра действительно сделался в некотором отношении прототипом всех других главных богов Египта, с этим согласиться возможно; но едва ли справедливо утверждать, что бог Ра был с самого начала египетской истории не только главным, но и общим для всего Египта божеством. Подобно другим богам, он был сначала местным богом Гелиополиса; на степень обще-египетского бога он возвысился благодаря только тому значению, какое получила теология Гелиопольских жрецов. Путешествие солнца-Ра – вот что составляет содержание целого цикла сказаний, связанных с именем этого бога: утром он в своей лодке начинает свое движение по небесному своду, рассеевая всюду лучи света и тепла и тем оживотворяя всю природу, а ночью он плавает по подземному миру Аменти или Дуат, направляя свой путь к востоку. Он ведет постоянную борьбу с демоном тьмы – змием Апепи (это имя последнего царя гиксов); в этой борьбе ему помогают богиня Гатор и вечно юное, победоносное, крылатое солнце Горус. Ра есть источник жизни, главный покровитель Египта и первый его царь; но место его жилища не на земле, в среде его почитателей, а на небе, где он совершает свое вечное движение. Особенно великим почитанием бог Ра пользовался в период древнего египетского царства при пятой династии, когда, по-видимому, возникала даже мысль об установлении одной государственной религии с культом Ра во главе. В последующее время он получал все более и более отвлеченный характер, и в эпоху нового царства культ его был перенесен на фивского бога Амона-Ра.

В близком соотношении с богом Ра всегда стоял другой солнечный бог Горус (Гор-ур, старший Горус), который в памятниках называется душой Ра или его сыном. Имя Горуса носило несколько различных божеств, разграничить которые чрезвычайно трудно; поэтому нельзя указать и определенной местности, где бы культ Горуса был господствующим. По-видимому, его почитали во всей Нильской долине. Горус – это Ра в дневном его движении по небесному своду. Символом его служил крылатый солнечный диск, а священной его птицей был парящий над землею сокол или ястреб; и сам Горус часто изображался с головою ястреба.

В эпоху древнего царства одно из самых выдающихся положений в египетском пантеоне занимал мемфисский бог Пта (Фта). Его возвышению способствовало, главным образом, значение в период древнего египетского царства города Мемфиса, как столицы государства и культурного центра. Основываясь на свидетельстве историка Мането, который называет Пта царем богов и отцом даже самого Ра, прежние ученые ставили его иногда во главу всех египетских богов; но теперь не может подлежать сомнению, что он возвысился на степень обще-египетского бога из местных богов. Впрочем, нужно сказать, что значение этого божества в период мемфисских царей укрепилось настолько прочно, что и после перенесения царской резиденции в другие города почитание бога Пта было общераспространенным во всем Египте. И Пта был также богом солнца или скорее живительной солнечной теплоты, хотя первоначально, по словам Масперо, он почитался как бог земли. Вместе с Пта в Мемфисе почитался погребальный бог Сокар, но этот бог вскоре слился с Пта в одно божество – Пта-Сокар, вследствие чего Пта стал считаться и погребальным богом. Впоследствии египтяне стали почитать погребальным богом преимущественно Озириса, но Пта и при этом сохранил значение могильного бога: он только ассимилировался с Озирисом, отчего образовалось новое сложное божество – Пта-Сокар-Озирис. Для древних греков имя Пта могло быть особенно известным потому, что с этим богом связано было почитание знаменитого Аписа (быка), который считался сыном и земным воплощением бога Пта. Какое значение имело в Египте почитание Аписа, об этом едва ли нужно говорить: нигде в Египте культ животных не обнаруживал такой полноты и такого общенародного характера, как в Мемфисе и именно – в почитании быка Аписа, в честь которого существовал особый сложный ритуал. Смерть Аписа была горем для всего Египта; успокоение наступало только тогда, когда на место умершего отыскивался новый Апис с теми особенностями и признаками, которые строго были определены ритуалом.

После образования нового египетского царства во главу всех египетских богов был поставлен Амон-Ра, солнечный бог. Сначала Амон был местным богом города Фив и почитался как бог земли, плодородия или, как думают некоторые, смерти; так как в древнейшую пору этот город занимал очень не видное положение в ряду других египетских городов, то и покровитель его бог Амон не выделялся из ряда других главных областных богов. В эпоху среднего египетского царства Амон сближается с солнечным богом Ра и ассимилируется с ним, отчего образуется как бы сложное божество Амон-Ра. Но после перенесения царской резиденции в Фивы значение Амона-Ра настолько возвышается, что, по-видимому, возникала попытка возвести его на степень верховного божеского начала или же сообщить ему характер единой пантеистической сущности всей мировой жизни. Те выражения в египетской письменности, в которых, по мнению ученых, выражаются монотеистические идеи, преимущественно обращаются к Амону-Ра, как единому безграничному существу, владеющему небесным и земным миром. Культ Амона-Ра распространялся и за пределы Египта. “Не только в Египте, но п в других странах, – в Сирии, Нубии, словом, куда только ни проникали могучие фивские властелины, везде умножались святилища Амона-Ра; один только Рамзес III велел соорудить 65 храмов в честь Амона-Ра, из которых 56 были заложены исключительно в Египте, а остальные 9 вне его пределов“ (Ланге). Священным животным Амона-Ра или его земным воплощением считался баран.

Но ни один из египетских богов не пользовался таким общенародным почитанием, как Озирис; около него создалась группа мифологических сказаний, получивших в отдельных местностях своеобразную обработку. О почитании Озириса имеются подробные сведения и у греческих писателей, и в подлинных египетских памятниках; однако, несмотря на это, его культ и до сих пор представляет очень много невыясненного. Не решен даже окончательно вопрос, в какой местности первоначально возникло почитание Озириса; наиболее, впрочем, вероятным считается то мнение, что сначала он был местным богом, главным образом, в Абидосе; почитавшийся также здесь могильный бог Хентаментет («тот, что на западе»), очень рано слился с Озирисом, почему последний часто называется двойным именем – Озирис-Хентаментет. Точно также нельзя с полною определенностью сказать, какой натуралистический смысл соединялся с именем Озириса: его считают то богом Нила, то солнечным богом, то богом смерти, то, наконец, и тем, и другим, и третьим вместе. А между тем этот вопрос имеет особенно важное значение в виду того, что знаменитый миф об Озирисе и Изиде, положивший начало многим празднествам и процессиям в Египте, получает тот или иной смысл смотря потому, представителем какого физического или нравственного начала будет призван Озирис.

В наиболее подробном виде миф об Озирисе и Изиде передается Плутархом, и памятники египетской письменности в значительной мере подтверждают правильность его передачи. Сын Кеба (или Себа) и жены его Нут (Нутпе), Озирис был мудрейшим царем страны: он ввел в Египте гражданское благоустройство, дал законы, научил жителей искусствам и т. д., чем и приобрел великую славу. Завидуя Озирису, брат его Сет решился его убить. По возвращении Озириса из одного путешествия, Сет пригласил его на пир; здесь присутствующим был показан ящик-гроб художественной отделки, сделанный нарочито соответственно росту Озириса. Когда гости стали выражать свое восхищение изящным видом ящика, Сет пообещал отдать его тому, чей рост будет соответствовать его мерке. Не предполагая злого умысла, Озирис лег в ящик, но Сет быстро закрыл крышку, заколотил гроб и бросил его в Нил, откуда гроб уплыл в море. Изида, сестра и жена Озириса, когда услыхала об этом, отправилась на поиски и после долгих распросов и блужданий узнала, что гроб с трупом Озириса прибило к городу Библосу; горе и труды Изиды разделяла Нефтис, жена и сестра Сета. С большими трудностями Изиде в конце концов удалось добыть гроб Озириса и переправить его на родину к своему сыну Горусу. Однако Сет, проведав об этом, опять успел овладеть трупом Озириса; рассекши его на 14 частей, он разбросал их по Нилу. Опять Изида принимается за поиски; с большим трудом ей удается собрать разбросанные члены, составить из них при содействии своего сына Горуса, а также Анубиса, сына Сета, полное тело и затем оживить его; после этого Озирис становится царем в царстве мертвых. Между Горусом и Сетом происходит страшная борьба, которая заканчивается победой Горуса, захватившого Сета в плен; но Изида, вопреки желанию сына, выпускает Сета на свободу. Конец борьбе положил Кеб, разделивший власть над Египтом между Горусом и Сетом.

Как создался этот миф и какой его смысл, – эти вопросы и до сих пор не получили должного разрешения. Некоторые из ученых думают, что он вырос не на туземной почве, а составляет только некоторую переделку «сказания или финикийского об Адоне и Астарте или ассиро-вавилонского о Таммузе и Истар. Собственно, против такого предположения трудно что-нибудь сказать, но и обосновать его твердыми данными также не легко; да и кроме того, это предположение не объясняет нам, почему миф об Изирисе привился так прочно к египетской почве и получил здесь такое широкое распространение. В виду этого многие ученые видят в мифе отражение самобытного взгляда египтян на природу и поэтому приписывают ему туземное происхождение. Туманным является и идейный смысл приведенного сказания. Если смотреть на Озириса, как на бога Нила, то изображаемая в мифе вражда между ним и Сетом должна служить олицетворением «вечной борьбы Нила и плодородной почвы нильской долины с бесплодной пустыней» (Ланге). Напротив, Масперо видит в мифологическом сказании выражение взгляда египтян на смерть и ее происхождение: «Озирис – это первый человек и в то же время первый умерший, а Сет есть источник и виновник смерти; он представитель не нравственного зла, а зла физического, именно – смерти». Но, может быть, ближе к истине те, которые видят в мифе об Озирисе и Изиде олицетворение солнечного года и периодических изменений в природе, т. е. олицетворение солнечного зноя и удушливых ветров пустыни и затем ее расцвета под действием живительного солнца и разлития Нила. Изида – это сама страна египетская, жаждущая плодотворного тепла и оживляющей влаги для почвы. Самый широкий и обобщающей смысл придает мифу проф. Тиле; по его мнению, «он представляет борьбу между двумя могущественными братьями, – между светом и мраком, между временами года, между плодородием и бесплодием почвы, между культурными и грубыми силами общества».

В изложенному мифе поставляются в связь с Озирисом и Изидой несколько других богов, которые и сами по себе имели значение в Египетском пантеоне. Родители Озириса Кеб (или Себ, бог земли) и Нут (или Нутпе, богиня неба) были_, очевидно, космогоническими божествами, почему Плутарх приравнивает их к греческим богам Кроносу и Рее; в тоже время имена их были связаны у египтян с погребальным культом. Брат Озириса Сет, отождествляемый греками с Тифоном, был богом разрушения, солнечного жара, а также бесплодной песчаной пустыни. В древнейшее время он, как местный бог (в восточной части нильской дельты), почитался наравне с другими богами; но впоследствии он был отожествлен со злым духом – змием-Апепи и стал считаться виновником всего, что египтянин признавал злом в физическом мире, – тьмы, бесплодной пустыни, жгучего южного ветра, болезни, смерти, даже рыжих волос и т. д. Причину такой перемены видят в том, что этого бога, под именем Сутеха, почитали поработившие египтян гиксы; ненависть к поработителям естественно должна была изменить и отношение египтян к божеству Сет; имя его стало вычеркиваться на памятниках; точно также и посвященные ему животные (крокодил, осел и бегемот) сделались во многих местах предметом отвращения. Замечательно, что в триаду Сета входили добрые божества, и именно – жена его Нефтис, разделявшая с Изидой скорбь о погибшем Озирисе и помогавшая ей в поисках, и сын Анубис, также идущий против отца и участвующий в оживлении Озириса. Анубис почитался как могильный бог; местом его культа был, главным образом, Сиут. Что касается сына Изиды – Горуса, играющего такую видную роль в мифологическом сказании, то ученые затрудняются сказать, тот ли это Горус «старший», культ которого был распространен по всему Египту, или же это совсем иное божество, только одноименное с ним.

Из других египетских богов наиболее выделяется бог Тот, культ которого особенно распространен был в Великом Гермополисе (Хемну) Верхнего Египта и в Малом Гермополисе Нижнего Египта. В натуралистическом смысле это был бог луны и «распределитель времени»; но, главным образом, с ним соединялось представление, как об изобретателе письменности и покровителе наук; поэтому греки отожествляли его с Гермесом. И в подземном мире Тот является в роли великого писца при совершении суда над умершими. Его священной птицей был ибис или павиан.

К числу наиболее почитаемых в Египте богов должны быть отнесены также следующие божества: 1) Тум (или Атум), божество Гелиоролиса или Она; это тоже солнце, тот же бог Ра, но не в его дневном проявлении, а в ночном движении в царстве Дуат. Сам по себе Тум не занимал в народном веровании видного места, но, ему придано было значение в силу установившейся тесной связи его с Ра. 2) Упуат, покровитель города Сиута; ему покланялись в образе шакала; первоначально это был, по-видимому, солнечный бог, но впоследствии он отождествился с могильным богом Анубисом. 3) Анхер, местный бог Абидоса и тинитского округа в Верхнем Египте; это также бог солнца, но почему-то он изображался в виде воина; впоследствии Анхер слился с богом Шу в одно общее божество Анхер Шу, почитавшееся, главным образом, в Себеннитосе в Нижнем Египте. 4) Шу был первоначально богом земли, но затем он превратился в солнечного бога; местом его культа был главным образом Гелиополис. 5) Хентаментет («тот, что на западе») почитался в Абидосе, как бог-покровитель умерших, доставляющей им пищу; впрочем, этот бог, как мы уже говорили, в довольно раннее время слился с Озирисом в одно божество – Озирис Хентаментет. 6) Мин (иначе Амси или Хем), местный бог Коптоса и Панополиса в Верхнем Египте, хотя культ его был принят и в других местностях; это бог земли и плодородия, а также покровитель каменоломен; уже в древнее время Мин и Горус были объединены в одном культе. 7) Хонсу почитался в некоторых частях фивского округа; это бог луны, почему он часто отождествлялся с Тотом; но нередко он выступает в качестве могильного бога и изображается в виде приготовленной к погребению мумии. 8) Менту (или Монт) почитался в Гермонтисе вблизи Фив; он известен не только как бог солнца, но и как бог войны; культ его получил значение только после возвышения Гермонтиса на степень главного города округа. 9) Себек (у греков Сухос) местный бог Омбоса в Верхнем Египте; как солнечный бог, он ставился в связь с Ра и часто именовался Себек-Ра; его священным животным был крокодил, почему и сам Себек изображался часто с головою крокодила. 10) Хнум, культ которого был распространен в Нижнем Египте и в Нубии, был бог Нила; значение его усилилось только в позднейшую эпоху и именно со времени Птоломеев; при римских императорах ему был выстроен великолепный храм в Эзнехе. В триаду Хнума входили еще две богини Сатет и Анукет, не имевшие особенного значения в египетской теологии.

На ряду с богами у египтян существовал также многочисленный сонм богинь. В египетской теологии они не получили вполне определенной обрисовки; только некоторые из них играют более или менее самостоятельную роль, а большинство составляют только как бы дополнение к мужской половине. Богиня – это производящая и рождающая сила, которая только и имеет смысл при оплодотворяющей силе, какою является мужское божество. Кроме выше упомянутых богинь Изиды, Нут и Нефтис наибольшим почитанием у египтян пользовались: 1) богиня Нейт, почитавшаяся, главным образом, в Саисе; с одной стороны, она считалась богиней войны, а с другой – богиней смерти; в период нового египетского царства ее значение возвысилось настолько, что она стала отожествляться с Изидой и заступать ее место в мифе об Озирисе. 2) Не меньшим почитанием пользовалась и Гатор; местом преимущественного ее культа был Дендерах в Верхнем Египте, где еще в эпоху древнего египетского царства был устроен в ее честь храм. Это была богиня неба, оплодотворяющая землю; символом ее была корова. Но имя Гатор часто связывалось также с погребальным культом: по верованию египтян, она снабжает умерших в подземном царстве хлебом и водою. 3) Богиня Мут выделилась из ряда других второстепенных богинь только потому, что считалась женою Амона-Ра и входила в его триаду; в честь ее существовал храм в Корнаке около Фив, устроенный уже в эпоху нового египетского царства.

Перечень египетских божеств далеко не исчерпывается, конечно, указанными именами. Помимо многочисленных местных богов в Египте иногда почитались и чужеземные божества, – ливийские (Нейт), нубийские (Дедун), ассиро-вавилонские и хананейские (Ваал, Астарта, Решеп) и т. д. Кроме того, в различных местностях Египта почитались свои собственные боги и богини, духи и демоны, которые в повседневной жизни имели гораздо большее значение, чем официально признанные боги; таковы божества жатвы, покровительницы грудных детей, феи рождения и т. д.

§27. Египетская космогония и антропология; взгляд на загробную жизнь

То, что говорят нам египетские памятники о космогонических представлениях древних египтян, обличает крайнюю скудость творческой мысли: как будто египтяне менее всего задумывались над вопросом о происхождении мира. Впрочем, может быть, бедность космогонических мифов в египетских памятниках объясняется отчасти крайнею односторонностью содержания этих памятников, сосредоточенного главным образом на погребальных обрядах и загробном состоянии умершего.

Египетская космогония носит точно также местный характер, вследствие чего творцом или устроителем мира и каждой отдельной области признается местное божество. Самый процесс образования мира представлялся в разных округах чрезвычайно разнообразно. Так «в области водопадов бог Хнум представлялся в виде гончара, выделывающего на своем станке мировое яйцо, из которого возникло все. Мемфисский Пта создал мир, как настоящий художник или ремесленник. Саисская Нейт была великой ткачихой и в этом качестве являлась космогоническим божеством» (Ланге). Мысль египтян в космогонических вопросах удовлетворялась иногда самыми наивными народными представлениями; в магических текстах встречаются такого рода мысли, что нагретый лучами солнца нильский ил произвел людей, животных и растения, что каждое действие божества, каждое его движение является как бы творческим актом; в этом случае весь мир рассматривается как обнаружение самого божества. «Явления природы, по такому представлению, и ныне, как в начальном акте происхождения вселенной, бывают продуктом божественных свойств, божественных действий, их, так сказать, воплощением. Боги движут рукою, кладут ее на голову, – и земля приходит в движение, боги плачут, – и на земле являются продукты их плача. Когда плачет Горус, вода из его глаз падает в растения и производит приятное благоухание. Слезы Шу и Тефну, падая на землю, производят ладан; слезы Ра, падая в цветы, производят мед. Плач Нефтис дает из себя мяту; кровь из носу Сета, падающая на землю, порождает теревинф там, где была вода» (Хрисанф).

Но все это только намеки на решение вопроса о происхождении мира и его явлений. Наиболее развитое космогоническое учение можно встретить только в гелиопольской теологии; здесь участие в образовании мира принимает вся эннеада (девятка) богов Гелиополиса. По учению гелиопольских жрецов «вначале существовал один бог Тум и находился в хаосе или первобытной воде; затем он, посредством самооплодотворения, произвел на свет Шу и Тефнет. Кеб (земля) и Нут (небо) лежали в первобытной воде, крепко обнявшись друг с другом. Шу проник между них, поднял богиню Нут кверху и дал возможность солнцу начать свой ежедневный путь по небу. Первоначальное значение и характер Шу определить трудно; что касается Тефнет, то она является просто лишь как женское дополнение к Шу, искусственно созданное теологией. На основании этимологического объяснения она впоследствии признавалась олицетворением росы, а Шу – слоем воздуха, отделяющим небо от земли. Кеб и Нут в свою очередь произвели Озириса, плодородную землю с Нилом, и Сета – пустыню, вместе с двумя сестрами Изидой и Нефтис. Этим закончилось устроение мира, после чего могла начаться его история» (Ланге). Этот космогонический миф иллюстрируется в памятниках египетской письменности чрезвычайно любопытным рисунком: богиня Нут с рассеянными по ее телу звездами стоит на вытянутых руках и ногах в форме дуги, образуя как бы небесный свод; под нею лежит в позе распростертого человека Кеб (земля); а в середине между ними стоит Шу с поднятыми руками, как бы устанавливающими грань разделения между небом и землею.

Трудно с уверенностью утверждать, что в космогоническом учении египтян выражаются пантеистические взгляды. Здесь все так смутно, так неопределенно, что едва ли кто может уверенно сказать, как смотрел египтянин на жизнь мира и ее происхождение, т. е. видел ли в ней продукт божественного творчества или же смотрел на нее, как на саморазвитие и самооткровение божества в пантеистическом смысле.

Большого внимания заслуживает антропологическое учение египтян, тем более, что на этом учении была основана изумительная забота о сохранении тела умершего. По учению египтян, в человеке кроме тела и души нужно различать еще особенную сущность, которой они усвояли название Ка. Это – невидимая сущность телесной природы человека, ее двойник. Существование Ка всецело зависит от существования тела, хотя смерть последнего не ведет за собою уничтожения Ка, если только тело сохраняет свои формы и не подвергается полному тлению. После смерти тела Ка продолжает свое существование в гробнице («Дом Ка»), но только до тех пор, пока здесь существует набальзамированное тело в виде мумии. Впрочем, для существования Ка достаточно, если в гробнице есть статуя умершего, более или менее близко передающая его действительные черты; этим объясняется тот факт, что в египетских гробницах кроме мумии постоянно встречаются статуи погребенного здесь умершего. Ка составляет хотя и невидимую, но все же материальную часть человека и поэтому нуждается в пище, питье и других условиях телесного существования. Отсюда понятно, почему в гробницу умершего клались не только пищевые продукты, но и те вещи, который необходимы для человека в земном его существовании; умерший снабжался даже рабами, которые клались в гробницу в виде статуэток. Погребальные службы в честь умершего с разными приношениями были для Ка как бы праздничною трапезою. Чувство голода и жажды, по верованию египтян, может вынуждать Ка оставлять гробницу, блуждать в поисках за пищей и причинять беспокойство и даже болезнь своим живым родственникам. Впрочем, мысль египтянина в представлении о Ка как бы двоилась: то они приписывали этому невидимому двойнику человека действительную телесность, то видели в нем что-то духовное и отвлеченное. Египтяне, например, думали, что Ка может удовлетворяться вместо действительных пищевых продуктов только изображениями их и даже молитвою о даровании их: «простая молитва магического характера о хлебе, пиве, жареных гусях, одежде и «о всех хороших вещах, чем живут боги, для Ка такого-то умершего», как нельзя лучше могла заменить самую жертву in natura, ибо магическое слово творит то, что само обозначает; нарисованное на стенах имущество могло также хорошо удовлетворить Ка, как и настоящее, помещенное в могиле. Картинно изображенный на жертвеннике стол, переполненный великолепными дарами, не был простой иллюстрацией жертвенной молитвы, а заменял собою самую жертву» (Ланге).

Душа человека – Ба, по представлению египтян, не так тесно связана с телом, как Ка; после смерти тела она может сама по себе существовать на земле и наслаждаться всеми ее благами; мумию умершего она может навещать, как временная гостья. На памятниках душа человеческая обыкновенно изображается в виде птицы с человеческим лицом или в виде кузнечика, которого египтяне считали также птицей; этот символ души стоит в связи с верованием египтян, что душа, подобно птице, устремляется по смерти тела в небесное жилище и находит там место среди других небожителей. Но чаще всего в памятниках говорится о трудном путешествии души в царство Озириса; на своем пути она встречает разнообразные препятствия, преодолеть которые можно только при помощи магических изречений, полагавшихся обыкновенно с этою целью в гробницу умершего. Подобно Озирису каждый умерший должен начать свое загробное путешествие от Абидоса; поэтому египтяне, прежде чем предать мумию умершего погребению, часто носили ее сначала в Абидос; а более состоятельные люди всячески старались о том, чтобы быть погребенными в этом городе; иногда путешествие мумии в Абидос заменялось посылкой туда могильного памятника с надписью имени умершего. Путь в царство мертвых лежит через реку, которую душа и должна прежде всего переплыть на таинственном пароме; попасть на этот паром и переплыть благополучно реку можно только опять-таки при помощи магических изречений.

Представление египтян о загробном состоянии умерших отличается крайней неопределенностью и туманностью; в различных местностях эти представления носили своеобразный характер. По воззрению, господствовавшему в Гелиополисе, конечная цель умершего состоит в том, чтобы попасть в лодку Ра и вместе с этим светоносным богом совершать движение, – днем по небесному своду, а ночью – по той темной таинственной области, которая лежит за пределами горизонта. В лодке Ра душа умершего чувствует себя достигшей полного блаженства. Иногда же в египетских памятниках местом последнего и вечного успокоения умершего считаются блаженные поля Озириса, где он (умерший) находит полное довольство и приятный труд. Но в общем, кажется, загробная жизнь представлялась египтянам повторением земной жизни со всеми ее занятиями и удовольствиями. По-видимому, иногда в памятниках выражается такого рода мысль, что умерший, благополучно совершивший свои загробные странствования, в конце концов становится Озарисом. Но едва ли это нужно понимать в смысле обожествления умерших; скорее здесь выражается только та мысль, что и умерший, подобно Озирису, достигает восстановления жизни, если он погребен с соблюдением всех положенных обрядностей, и если благополучно преодолел все препятствия в своем загробном странствовании.

Как и когда происходит, по верованию египтян, соединение души с телом, на этот вопрос египетские памятники не дают определенного ответа. Некоторые, впрочем, думают, что решение данного вопроса нужно искать в египетском учении о так называемом апокатастасисе, т. е. о возобновлении мира и всех его тварей в первоначальном виде по истечении известного периода времени. О существовании такого учения можно будто бы догадываться на основании того, что у египтян признавались особые циклы времен, которым придавалось таинственное значение в истории мировой жизни. Таковы, например, циклы Аписа в 25лет, Сета в 30, звезды Сириуса или по-египетски Сотиса в 1460 лет. Но особенно важным является цикл Феникса; продолжительность его точно не определена, но, по мнению некоторых, он содержит двойное число лет цикла звезды Сириуса, т. е. около трех тысяч лет, что согласно с указанием Геродота, по словам которого египтяне назначали для странствования души срок в 3000 лет. По прошествии этого цикла Феникса и должно совершиться восстановление жизни на земле в новых формах, а также соединение душ умерших людей с их телами или сохранившимися в гробах мумиями. «Очевидно, говорит Лепсиус, великие небесные циклы или сидерические периоды, очень рано в Египте, где человек был отобразом неба и его движений, начали сопоставляться с представлениями о странствовании души и о времени, назначенном для осуществления стремлений души к соединению с божественным светом солнца, которое составляло основной предмет или начало египетской религии». Но нам кажется, что все эти догадки о значении египетских циклов мировой истории не имеют твердых фактических оснований.

Идея возмездия в загробной жизни выступает в древнейших египетских памятниках очень слабо; по-видимому, здесь считаются достаточными для достижения блаженства души те погребальные обряды и магические средства, которые обеспечивают ей беспрепятственное путешествие в царство мертвых. Но в позднейшую эпоху в памятниках часто идет речь о суде Озириса над умершим; суд совершается в присутствии Горуса, Анубиса и Тота, причем последний исполняет роль писца. Самый суд заключается в взвешивании души умершего и в оправдательной речи последнего, в которой он указывает судьям, что он в течение земной жизни не делал таких-то и таких-то грехов. Впрочем, и в позднейших памятниках этому суду придается меньшее значение, чем магическим изречениям, путем которых человек очищается от всяких грехов. Почти совсем отсутствует в египетских памятниках и мысль о наказании грешников. «Только в текстах, содержащих изложение фивского солнечного учения о ночном путешествии солнца в Дукат (страну тьмы), мы находим описание ада согласно египетскому представлению в словесных образах и в картинах, где осужденные мучаются самым жестоким образом. Но и здесь не отмечается связи между земной жизнью и наказанием за гробом, и здесь магический элемент имеет преобладающее значение, и мысль о возмездии за грехи, не смотря на несомненное ее существование, никогда, по-видимому, не имела особого влияния на умы» (Ланге).

В связи с изложенным учением египтян о загробной жизни стоят все их своеобразные погребальные обряды. Забота об умершем должна быть направлена, по их мнению, к тому, чтобы предохранить труп от полного разрушения, так как и Озирис только этим путем, благодаря стараниям Изиды, Нефтис, Горуса и Анубаса, был восстановлен к жизни. Средством для этого служить бальзамирование и произнесение положенных молитв и магических изречений, без чего бальзамирование не достигает цели.

Бальзамирование, как чрезвычайно сложная процедура, требующая большой опытности, совершалась особыми служителями некрополиса (кладбища). Прежде всего, вынимались внутренности умершего и клались в особый сосуд, отдававшийся под охрану богов. На место вынутого сердца вкладывалось каменное изображение жука-скарабея, игравшего очень видную роль в египетской символике и связанного с именем бога Ра; кроме того, во внутренность умершего полагались различные амулеты. Затем труп натирался особыми дезинфицирующими веществами и обертывался полотном, после чего он полагался в гроб, сделанный из камня, дерева пли картона; иногда первый гроб вкладывался в другой. На наружной стороне гроба делались изображения и священные надписи, состоящие или из отрывков из книги мертвых или из заклинательных молитв и изречений. В позднейшее время вошло в обыкновение класть в руки умершего или прямо в гроб папирусные свитки с более или менее длинными выдержками из книги мертвых. После всех эти подготовлений мумия умершего переносилась в место погребения, в некрополис; в похоронной процессии, кроме родственников и знакомых, участвовали жрецы и плакальщицы. Самый обряд погребения состоял в драматическом повторении тех действий, которыми сопровождалось погребение Озириса, причем роли Изиды, Нефтис, Горуса и Анубиса исполнялись присутствующими. При погребении богатых приносились в жертву два быка, сердце и бедра которых предназначались для умершего. Обряд заканчивался открытием рта и глаз мумии, что давало возможность умершему, по верованию египтян, принимать пищу и питье; после этого мумия полагалась в наиболее сокровенную часть гробницы.

Некрополис, город мертвых, занимал обширное пространство и обыкновенно располагался на запад от «города живых»; если последний находился на берегу Нила, то некрополис всегда устраивался на противоположном (западном) берегу реки. Для царей гробницами служили главным образом пирамиды, на постройку которых затрачивались громадные средства; «часто вся деятельность царя за все время его царствования сосредоточивалась на приготовлении только места для своего погребения. Эти грандиозные сооружения тем более должны казаться нам странными, что в них только самое ничтожное отделение предназначалось для погребения царской мумии, а остальная часть представляла как бы крепость, ограждающую неприкосновенность мумии. Гробницы частных богатых лиц состояли из трех отделений: переднее, самое просторное, предназначалось для совершения погребальных и номинальных обрядов; здесь стоял стол для жертвенных даров умершему; во втором меньшем отделении ставились статуи покойного; наконец в последнем помещении, ход в которое почти совсем заделывался, полагалась уже мумия умершего; здесь делалось большое углубление в земле, куда и опускался гроб. В последнем отделении обыкновенно помещались предметы, потребные для умершего в его загробном существовании: пищевые продукты, кружка для питья, даже стулья, постель, рабы в виде статуэток, оружие, маленький кораблик с матросами из деревянных кукол для путешествия в царство мертвых и т. д. Вообще гробницы устраивались таким образом, чтобы с одной стороны охранить мумию от порчи и обеспечить умершего всем необходимым, а с другой – сделать гроб более или менее недоступным; последняя цель, по мнению профессора Тиле, была внушена, главным образом, боязнью нападения со стороны демонов. Для бедняков такое роскошное и дорогостоящее погребение было не по средствам; поэтому они полагали труп умершего для предохранения от быстрого гниения в дезинфицирующий раствор, обертывали затем его полотном и зарывали в землю. Только на долю некоторых выпадало счастье воспользоваться чужой старой гробницей, если она оказывалась забытой и заброшенной.

Но загробное спокойствие умершего достигалось не одним только соблюдением всех похоронных предписаний; и после погребения двойник умершего – Ка нуждался в молитвенном поминовении и жертвенных дарах. Выполнение всего этого лежало, прежде всего, на обязанности родственников умершего. Но многие, чтобы обеспечить себя по смерти жертвенными дарами, еще при жизни договаривались с жрецами, которые должны были после их смерти за завещанную плату в определенное время приносить им дары и совершать за них положенные обряды и молитвы; иногда на подобную цель жертвовались целые состояния.

Спокойно и без трепета смотрел древний египтянин на смерть, видя в ней только переход к другой лучшей жизни. Но в позднейший период египетской истории этот светлый взгляд на смерть, может быть под влиянием греческого скептицизма, уступает место горькому разочарованию. Бругш приводит одну чрезвычайно любопытную надпись на саркофаге из эпохи Птоломеев: «брат, супруг, друг! – взывает погребенная женщина, – не переставай пить и есть; спеши пользоваться всеми радостями жизни, потому что запад (Аменти) есть страна глубокого сна и мрака. Умершие не пробуждаются, чтобы видеть своих живых братьев, они не призывают ни отца, ни матери, их сердце не знает ни жены, ни детей. Всякий из вас может утолить жажду водою, только я жажду вечно; там, где я, вода никого не утоляет; я даже не знаю, где я, с тех пор, как пришла сюда. Здесь царствует один бог, имя которому – «всеуничтожение». Пред ним все равны – и боги, и люди. Он никого не слышит и никому не дает пощады».

Ни в одной религии, кроме еврейской, идея теократии (богоправления) не выступает с такою ясностью и определенностью, как в религии древних египтян. По их верованию, сами боги управляют египетской страной чрез посредство царя и своих служителей – жрецов. Царь есть наместник бога на земле, его сын; он только выполняет божественный предначертания. Постепенное развитие теократической идеи привело к тому, что сами цари стали считаться божественными существами, благодаря чему мысль о непосредственном божеском управлении египетским царством получила конкретное выражение. Когда Узертезен III, царь из 12-ой династии, завоевал Нубию, то он ввел в обычай провозглашать местным богом покоренной страны самого фараона. Теократический взгляд был причиной и того, что жрецы в Египте пользовались громадным влиянием на ход государственной жизни: на них смотрели, как на непосредственных выразителей голоса божества. Само собою понятно, что при господстве теократической идеи культ богов в Египте должен был считаться скорее делом государственным, чем частным. На царе, как на избраннике и земном заместителе богов, прежде всего, лежала обязанность служения богам согласно требованиям религии, так как от этого зависели целость и благосостояние государства.

Несмотря на то, что у египтян божеским почитанием повсеместно пользовались различные животные, общее их представление о богах носило вполне антропоморфический характер. Боги – те же люди, но только безгранично возвышенные над миром; поэтому и служение богам у египтян носило чисто человеческий характер. Если каждый из богов есть царь данной области, ее покровитель и защитник, то все смертные, не исключая и царей, суть только подданные их, обязанные заботиться об их довольстве, спокойствии и величии. Отношение человека к божеству у египтян действительно лучше всего может быть охарактеризовано, как отношение подданного к своему царю.

Поэтому и храмы в глазах египтян были только царскими дворцами богов; это были не столько места для молитвы народа, сколько жилища для богов, приспособленные к удовлетворению всех их потребностей. Верующие собирались для молитвы не в самом храме, а на переднем дворе его, где стояли, иногда в большом числе, обелиски, как символы божества. Здесь приносились жертвы, совершались различные церемонии, процессии и т. д. Самый храм состоял, прежде всего, из небольшой темной часовни, в которой помещалось изображение главного божества: это было святое святых, куда не должен был проникать взор никого из простых смертных. Рядом с этой главной часовней обыкновенно устраивались другие небольшие часовни для второстепенных богов. Вторую часть храма составлял, так называемый, гипостиль, изображавший собою весь мир, как небесный, так и земной; он освещался небольшими окнами, расположенными в самом верху. Свод гипостиля был усеян звездами, а с полу поднимались колонны наподобие деревьев. И в эту часть храма могли входить только жрецы. Около храма обыкновенно делались пристройки, число которых с течением времени постепенно увеличивалось; здесь хранились священные сосуды, различные принадлежности богослужения, церковные сокровища и т. д.; некоторые из пристроек занимались жрецами.

В древнейшую эпоху верховным жрецом главного божества являлся сам царь: и в позднейшую эпоху жреческое достоинство считалось неотъемлемым от царя, но фактически за ним осталось одно только звание, а вся жреческая власть сосредоточилась в руках особого верховного жреца. По мере того, как культ делался более сложным, вследствие чего для совершения разнообразных богослужебных обрядов и действий требовались люди со специальной, подготовкой, число жрецов все более и более увеличивалось.

Вместе с тем росло и их значение, как в общественной, так и государственной жизни. Обособившись в замкнутую касту с наследственной передачей звания, жрецы чувствовали полную независимость от кого бы то ни было, тем более, что они в материальном отношении были обеспечены наилучшим образом. Если в древнее время доходы храма составлялись главным образом из добровольных пожертвований молящихся, то в эпоху нового царства жреческое сословие обладало вполне прочным материальным обеспечением: многие из царей делали чрезвычайно богатые пожертвования на храм и его служителей и нередко обеспечивали их большими земельными угодьями. Этим путем фивские цари сами создали такое положение дел, что жречество сделалось великой силой, опасной даже для царской власти. Многие из жрецов добивались высших государственных должностей и благодаря этому оказывали непосредственное влияние на течение государственных дел. Но главная сила жрецов была не в этом, а в религиозном влиянии на царя и народ. Геродот рассказывает, что когда египетский царь Неха решился провести канал между Нилом и Красным морем, то жрецы не одобрили его намерения, указывая на то, что это может послужить только на пользу врагам и во вред Египту. Несмотря на то, что для производства работ было уже собрано множество тысяч рабочих, задуманное дело было прекращено.

Соответственно своему служебному положению, а также и своим обязанностям, жрецы делились на несколько классов. Памятники говорят, например, о хер-геб, т. е. о жрецах-чтецах, на которых лежала чрезвычайно важная обязанность правильно и с надлежащей интонацией произносить слова молитвы, так как, по верованию египтян, действенность молитвы и заклинательных изречений всецело зависит от умелого произношения их. По свидетельству Геродота и Климента Александрийского, между классами жрецов были также писцы или книжники (так называемые переносцы, так как они носили на голове перья), наблюдатели неба и времен года, т. е. астрологи, певцы и гимнологи, гиеростолисты, на которых лежала забота об убранстве храма и облачении в одежды священных статуй богов; к ним же принадлежали жрецы, заведовавшие жертвами и их приготовлением, носильщики священных изображений богов и их символов, жрецы погребальные, приготовлявшие мумии, и т. д.

Богослужебный ритуал египтян отличался чрезвычайною сложностью; один уход за статуями богов, которые ежедневно нуждались не только в жертве, но и в облачении в одежды, умащении тела благовонными веществами, подкрашивании бровей и т. д., требовал многих рук. «В Абидосе жрецу вменялось в обязанность совершить 56 церемоний при ежедневном совершении туалета божества и очищении его жилища. В Фивах ритуал был еще сложнее: там предписывалось совершать 60 церемоний» (Ланге). Особенный ритуал наблюдался по отношению к священным животным, которые «имели за собою особенный уход: им устроились особые священные жилища, за которыми присматривали жрецы; их мыли, умащали, кормили дорогими яствами, воздух, где они жили, наполняли ароматами, а ночью клали их на мягких подушках. Еще с большим почтением относились к ним после смерти: умершее животное оплакивалось, как человек, и бальзамировалось» (Хрисанф).

Особенно важное значение в египетском культе имели торжественные процессии, устраивавшиеся в великие праздники; чаще всего они состояли в обнесении статьи божества в корабле вокруг храма. Здесь божество становилось как бы лицом к лицу с народом; «велико было торжество народа, и радость доходила до крайних пределов, когда божественные покровители и благодетели округа, обыкновенно пребывавшие в своем великолепном уединении, выступало на вид народа, чтобы хоть на короткое время слиться со своей верной общиной» (Мензис). Иногда процессы устраивались и на Ниле, главным образом, в воспоминание мифологического сказания об Озирисе и Изиде; раз в год совершалась речная процессия, направлявшаяся из Дендераха в Эдфу в воспоминание посещения богиней Гатор бога Горуса, особенно почитавшегося в Эдфу.

Число праздников в Египте было очень значительно; они большей частью падали на важнейшие периоды в годовом солнечном обращении. Кроме общенародных праздников в каждой области были свои собственные праздники в честь местных богов.

Что касается частного, домашнего культа, то в каждом доме существовали изображения особенно чтимых богов, которым приносились жертвы и возносились моления. Но в массе народа религиозный культ имел, по-видимому, меньшее значение, чем магия, волшебство и разные суеверные обряды. Амулеты и заклинательные изречения сопровождали чуть не каждый шаг в жизни египтян; особенно часто прибегали к ним в случае болезни; целебная сила лекарства полагалась не столько в его свойствах, сколько в сопровождавших его употребление заклинательных изречениях. Чтобы предохранить себя от несчастий и опасностей, египтянин обвешивал себя всякого рода амулетами, которые сопровождали его и в загробной жизни. Само собою понятно, что здесь мы имеем дело с остатками фетишизма, который до самого позднейшего времени не мог быть вытеснен официальной религией. Насколько вся жизнь египтян была опутана суевериями. можно видеть из того, что каждый день в году у них был отмечен какими-нибудь счастливыми или несчастными предзнаменованиями: в такой- то день нельзя начинать путешествия, в другой – нельзя мыться, в третий – не следует выходить из дому, в четвертый – не нужно слушать веселых песен и т. д.

Моральный элемент в религиозной жизни египтян стоял, по-видимому, на втором плане: боги требуют от людей не столько добродетели, сколько строгого исполнения религиозных обрядов и церемоний. Этим и объясняется то обстоятельство, что идея возмездия за грехи не получила у египтян должного развития в их представлениях о загробной жизни. Впрочем, в книге мертвых есть одна глава, в которой умерший говорит своим судьям, каких грехов он не совершал в течение земной жизни. Судя по этой главе, а также по сохранившимся нравственным наставлениям, можно видеть, что моральные понятия египтян достигли достаточной высоты. Однако и здесь можно заметить, что религиозная мораль египтян стояла на той ступени развития, когда еще не существует определенного разграничения между чисто нравственными требованиями и обрядовыми предписаниями. Умерший говорит пред судьями: я не врал, не лицемерил, не похищал вещей, принадлежавших богам, не участвовал в заговорах, не богохульствовал, не стриг шерсти со священных животных, не оскорблял богов, не клеветал на раба пред его господином и т. д. Здесь все смешано, – и нравственные, и обрядовые и даже правовые требования.

Наиболее ценились у египтян социальные и гражданская добродетели; исполнение своего гражданского долга считалось основой как общественного, так и частного благополучия; голод, губительная язва и всякого рода общественные бедствия считались, прежде всего, результатом нарушения своих обязанностей по отношению к государству. Но в тоже время египтяне хорошо сознавали нравственную высоту и таких проявлений морального чувства, как сострадание, милосердие, жалость к несчастным и т. д. Вот отрывки из надгробных надписей, приводимых Бругшем: «я был, говорит умерший, справедлив и ненавидел ложь. Я давал хлеб алчущему, воду жаждущему, одежду нагому, жилище не имеющему крова. Я делал людям все, что они могли бы мне сделать. Я любил отца, почитал мать, был прибежищем братьев, другом соседей, благодетелем всех людей в моем городе. Я принимал у себя и господ и рабов на их пути, мои двери были открыты для путника. Я не мучил сына бедняка, не притеснял вдовы; не было голодного в мое время. Я не предпочитал богатых бедным». Для древнего египтянина подобные нравственные понятия должны быть признаны очень возвышенными.