Первобытная религия

Среди «большой публики» пользуется широким признанием убеждение, что религия дикаря представляет из себя нечто, характеризуемое двумя признаками: во-первых, элементарностью, несложностью, скудостью и, во-вторых, произвольностью и нелепостью, дающей будто бы право культурному европейцу говорить о верованиях дикарей, как о диких суевериях. Наука давно опровергла это мнение, собрав и отчасти обработав богатый материал, касающийся религий всех известных европейцам областей Африки, Азии, Америки и Австралии.

Однажды миссионеры Кохинхины вздумали протестовать против обычая кохинхинских дикарей ежегодно потчевать своих умерших материальной пищей. Но дикари осмеяли невежественных, по их словам, миссионеров. – «Пища, – говорили они, – содержит в себе два начала: во-первых, свою сущность, а во-вторых, случайные качества: вид, вкус, запах и т. д. Невещественные души предков берут себе только сущность пищи, а все остальное, доступное телесным чувствам, оставляют на блюдах». Передающий этот рассказ патер Кристофоро Борри с полным основанием полагает, что дикарям, различающим такие тонкие понятия, вовсе не трудно будет объяснить таинство Евхаристии ¹.

На этом примере ясно видно, до какой тонкости мысли может дойти дикарь. Очевидно, он способен к самому отвлеченному мышлению, отвлеченному в том смысле, что ум его имеет силу подняться над данными опыта и твердо держаться представлений, которые не только не даны в опыте, но которым опыт прямо противоречит.

Существует великое множество диких племен, каждое со своим циклом религиозных легенд и поверий, со своим особым культом и общественным строем. Возможно ли при таких условиях говорить о первобытной религии, как о чем-то едином? Новейшие исследования показывают, что при всем многообразии местных дикарских религий и культов между ними можно установить множество общих черт, иногда вплоть до самых мелких подробностей, в результате чего получится полная возможность говорить о религии народов низшего культурного уровня, как о чем-то едином.

Насколько легко установить фактическую близость между религиями разных диких племен, настолько трудно объяснить эту близость. Пока дело идет о вере в духов, о фетишизме, почитании умерших предков, эту солидарность далеко отстоящих друг от друга народов можно объяснить сходством их духовной организации. Как бы ни были антропологически отличны караибы из Америки и, положим, осетины Кавказа, у них остаются общими, во-первых, их человеческие, психические свойства и, во-вторых, внешние условия жизни, а взаимодействие этих двух фактов может дать те же результаты в Азии, что и в Америке. Но этой теорией совершенно нельзя объяснить сходства в подробностях религиозной жизни дикарей. Приведем пример: в Кахетии и других местах Кавказа есть обычай лечить болезни высасыванием камней из отдельных частей тела. Лечение состоит в том, что знахарка, с молитвами и заклинаниями, начинает сосать больную часть тела и затем выплевывает изо рта небольшой камешек, который, по ее словам, находился в теле больного и причинял болезнь. Буквально такие же обычаи существуют у дакотов в Америке, в Ост-Индии и у некоторых племен Австралии. Может быть, еще поразительнее и нагляднее совпадение в религиозных символах, сказаниях, в предметах культа и особенно в рисунках и орнаментах священных украшений. Примером может служить крест, который в качестве священного изображения задолго до христианства имел распространение по всем странам обоих полушарий. Другим примером являются рассказы о всемирном потопе, о золотом веке, о грехопадении, о гигантах и т. п. Особенно поразительно распространение рассказа о потопе, который существовал кроме евреев еще у греков, индусов, китайцев, халдео- вавилонян и, что удивительнее всего, у мексиканцев. Мы приведем предание мексиканцев, как особенно поразительное. Ноем в этом предании является некто Тецпи с женою Ксогикветцаль. Он спасается от потопа в огромном корабле, куда берет с собою детей, животных и семена. Когда воды стали спадать, Тецпи выпускает коршуна, но птица не вернулась, найдя множество трупов. Из других птиц, выпущенных Тецпи, вернулась только колибри с веткой в клюве. Это значило, что земля стала покрываться зеленью, и что можно выйти из ковчега.

Есть два способа объяснять такие совпадения. Во-первых, признание единства человеческого рода, при котором люди, расселяясь по земле, сохраняли в памяти общие предания. Но это предположение, опирающееся на Библии, едва ли примиримо с наукой в ее теперешнем состоянии. Другая гипотеза состоит в признании «миграции», странствования символов, преданий и обрядов. Эта теория имеет свои трудности, но она наиболее подходит сейчас к уровню наших знаний. Исследования о торговых путях в древности показали возможность общения таких отдаленно лежащих стран, как Китай и Эфиопия, Ирландия и Индия, Скандинавия и Северная Америка, Сибирь и Канада. Так, напр., известна обширная торговля Египта с Эфиопией, а Египет, в свою очередь, был в постоянном общении с народами Европы и Азии при посредстве финикийских купцов. Страны Средиземного моря имели сношения с Балтийским морем и Скандинавией, Скандинавия – с Ирландией, а относительно жителей Ирландии известно, что в X столетии они образовали колонию (Эрик Рыжий) в Гренландии, а оттуда спускались к Лабладору (Америка) и южнее до Нью-Йорка. Между Бостоном и Нью-Йорком находят даже камни с руническими надписями, что доказывает существование колоний скандинавов в Америке до открытия Колумбом. Правда, это все факты сравнительно нового времени, но если скандинавы на своих очень несовершенных кораблях могли добираться до Америки, то нет ничего невозможного в том, что это делали и более древние народы. Древние часто говорят о стране Атлантиде, лежавшей к западу от Гиблартарского пролива, о ней знали и египтяне; у более поздних авторов существует замечательный разсказ о том, что карфагеняне открыли в Атлантическом океане огромный остров, орошаемый большими реками, покрытый огромным лесом, куда они выслали даже свою колонию. Наконец, существует еще один факт, необъяснимый без допущения сношения Европы с Америкой. У Плиния есть описание одного вида муравья, который водится только в Северной Америке (см. об этом статьи Вернутра в Revue scientifique, 1898 г. № 26 и 1891 г. № от 8-го августа). Кроме того, старый мир мог иметь сношения с Америкой и через Великий океан из Азии. Факт близкого родства народцев северной Америки и восточной Сибири и легкость сообщений через узкий Берингов пролив делают вполне правдоподобной мысль о подобном общении. Кроме того, в 1864 г. Нейман доказал, что в V веке китайцы посылали корабли в Фузан, под которым разумеется Америка. Австралия легко могла быть привлечена к этому мировому общению посредством своих архипелагов, которые очень облегчают плаванье на небольших лодках от острова до острова. Внутри материков движения были, правда, затруднены пустынями, лесными областями и горами, но мы имеем прямые исторические и современные свидетельства о том, что и эти препятствия не безусловно непреодолимы для кочевых племен.

Всеми перечисленными путями религиозные символы, обряды и легенды могли переходить от одного народа к другому, создавая те сходства и совпадения, которые мы теперь констатируем. Эта теория имеет, как мы сказали, свои слабые места, но как бы то ни было, мы остаемся при том факте, что религии диких народов всего мира имеют так много общего в главном и в частностях, что дают нам полное право говорить о первобытной религии, как о чем-то едином.

Религия естественно имеет две стороны: сторону рациональную – систему известных идей, представлений и верований, и сторону волевую, эмоциональную, практическую, которая выражается в обрядах, жертвах, посвящениях, заклинаниях и т. д. Короче говоря, мы будем рассматривать в первобытной религии теорию и практику, учение и культ. Как то, так и другое достигает у дикарей очень сложного развитая.

Разные исследователи по-разному понимали важность того или иного момента в первобытных религиях и, сообразно с этим, одни выдвигали на первое место обоготворение различных вещей и предметов (фетишизм), другие – культ предков, третьи – признание одушевленности природы, четвертые – преклонение перед ее грозными явлениями. Но все эти виды религиозного чувства и культа предполагают заранее одно: именно то, что дикарь верует в реальные духовные сущности, в души, в духов, которые могут вселяться в предметы (фетишизм) и животных, которые остаются после того, как умирает человек (культ мертвых), которые действуют в грозе, ветре и солнце. В виду этого, изложение первобытных верований мы и начнем с веры первобытных народов в известные духовные сущности, обладающие или бессмертием, или, во всяком случае, устойчивым, длительным существованием.

Вера в духовные существа настолько распространена, что Тэйлор, на основании изучения огромного материала, утверждает, что эта вера присуща всем низшим расам. Эту веру принято называть анимизмом. Мы только гипотетически можем нарисовать себе тот путь, которым первобытный ум дошел до этой веры. Очень правдоподобно допустить, что дикарь задумывался над сущностью сна, обморока, смерти. Примитивный ум, как и ум ребенка, часто путает факты действительной жизни и сны; дети очень часто рассказывают, как о действительных событиях, о своих снах; тоже самое и дикари. Естественно, что при такой спутанности понятий дикарь, увидав себя во сне охотящимся, проснувшись, рассказывает об этой охоте, как о факте, но так как для его близких очевидно, что он в это время спал и не двигался, то естественно является предположение, что охотился не он сам, а его двойник, его душа. В той же мысли утверждают дикаря те случаи, когда он видит во сне умерших лиц. Человек умер, его похоронили, а он все же фактически имеет возможность являться живым. Очевидно, умерло только тело его, а душа ушла в другое место. Душа, по представлениям дикарей, есть тонкий, нематериальный образ, нечто вроде пара, воздуха или тени, она одушевляет тело, в котором живет, но может покидать его и быстро переноситься в любое место; она способна являться людям, вселяться в других людей, в предметы и животных.

Какова же судьба души после смерти человека? Об этом предмете в первобытных религиях существует два рода верований: признание бесконечного странствования и перевоплощения душ и учение о рае, об островах блаженных и т. д. По верованьям многих дикарей, душа умершего возрождается вновь в ребенке. Северо-американские индейцы хоронят своих мертвецов у дорог, чтобы души покойников могли войти в проходящих мимо женщин и, таким образом, родиться вновь. Некоторые племена объясняют этой теорией сходство потомков с предками. Иорубы, напр., приветствуют новорожденных словами: «Ты вернулся!» – и ищут каких-нибудь примет, чтобы узнать, душа которого из предков вернулась на землю в образе новорожденного. Может быть, обычай давать ребенку имя дедушки или вообще сохранять в роду чередование определенных имен имеет как раз такое происхождение. Эта вера в возвращение настолько сильна у дикарей, что, напр., негры из западной Африки, увезенные с родины, убивали себя для того, чтобы возродиться у себя дома.

Наряду с верой в переселение человеческих душ очень распространена вера в способность души входить в тело животного и наоборот. В одной области северо-западной Америки индейцы верят, что души умерших переходят в медведей. Один путешественник видал эскимосскую женщину, которая отказалась от употребления моржевого мяса, потому что была уверена, что душа ее мужа переселилась в моржа. У ирокезов есть обычай выпускать в день похорон на волю птицу, чтобы душа покойника могла улететь вместе с ней. Подобные верования распространены и в Южной Америке, в Африке и Австралии. Это же учение нашло себе полное развитие в богословии индусов. Как известно, сам Гаутама Будда прошел через 550 рождений, причем бывал деревом, обезьяной, слоном, змеей, рыбой и т. д.

Наряду с учением о странствовании души, о перевоплощениях у дикарей существует очень определенное учение о переселении мертвых душ в особую страну, которая разным племенам представляется в разныхъ чертах. Обычно, вход в царство теней начинается в каком-нибудь безлюдном пустынном месте, через какую-нибудь пещеру, как это было в Исландии или в древней Мексике; путь этотъ очень опасен, потому что на нем приходится идти по бесплодным равнинам, крутым горам, через шаткие узкие мосты, переплывать быстрые реки и т. д.

Если спросить дикаря, откуда он знает все подробности о царстве мертвых, он приведет примеры, когда его соплеменники или кто-нибудь из предков спускались в это царство и потом рассказали о нем людям своего племени. Сюжет сошествия в ад распространен не только у культурных народов (Одиссей, Эней, Дант); этот сюжет существует и у первобытных племен: у эскимосов, северо-американских индейцев, у финнов в Калевале (посещение Вейнемейненом страны Туони), у зулусов в Африке. У многих племен эта таинственная страна помещается на Западе, т. е. там, куда каждый день уходит умирать солнце. Там, по учению одних народов, душа продолжает свое земное дело, строит себе дом, срезает рис, охотится на бобра и лося, доит корову и загоняет в кроаль свой скот, – одним словом, занимается тем же, чем занималась на земле, но только новое существование обычно представляется более легким и счастливым, так как леса в жилище теней наполнены в изобилии дичью, а всякие плоды и овощи не переводятся там круглый год. По представлениям, напр., гренландцев, «там вечное лето, солнечный свет, вкусная вода, изобилие птиц и рыб; тюлени и олени ловятся без труда или даже прямо варятся в огромном котле».

У других племен существует представление о возмездии за гробом; но эти представления далеко не пользуются всеобщим распространением и обычно представляют достояние более развитых религий культурных народов.

Подробно развитое учение о человеческой душе, естественно, приводит дикарей к признанию самостоятельного существоватя духов, во всем подобных человеческой душе, которые могут свободно блуждать по земле, вселяться в предметы, людей и животных и так или иначе воздействовать на мир.

Переходным звеном между человеческой душой и духами (демонами, богами) может служить идея о душах усопших, реальность которых признается почти повсеместно. Многие дикие племена чувствуют страх перед душами умерших. По понятиям австралийцев, души непогребенных покойников обращаются в злых духов. Новозеландцы полагают, что умершие получают наклонность вредить даже близким людям, родственникам.

В Китае в разряд таких вредоносных духов попадают души умерших нищих и прокаженных, и благоразумные люди изредка умилостивляют их различными дарами. В Индии эта вера очень сильна, как свидетельствует следующий рассказ: у одного брахмана кто-то похитил 40 рупий. Потерпевший, имея подозрение на одного своего знакомого, отрезал голову своей матери, с ее же согласия, в надежде, что та, ставши демоном, отмстит вору.

Это учение о злых духах, которое получило такое подробное развитие в средневековом христианстве, является очень распространенным и у дикарей. Для дикаря весь видимый мир полон враждебных духов; камень, о который он споткнулся, рана, нанесенная диким зверем, болезнь, неудача, – все это результаты действия злых личных сил, против которых всегда надо быть настороже, которых надо или умилостивить жертвой, или побороть, обезвредить заклинанием. Некоторые виды этих духов получили особенно подробное развитие. Сюда можно отнести учение о вампирах, признание которых мы встречаем у полинезийцев, каренов, малайцев, но классической страной которых является Венгрия и славянские земли, где они носят название упырей или вурдалаков. Упыри, это души живущих, но чаще – умерших людей, которые по ночам высасывают кровь у живых людей. Вампира легко узнать, разрыв его могилу: труп его остается свежим и полным крови, а если его ранить он начнет двигаться и кричать. По верованиям венгров, вампиризм заразителен, и в Венгрии он поражал целые деревни, превращаясь еще в XVIII веке в настоящие психические эпидемии.

В тесной связи с учением о враждебных духах стоит учение о духах предков, вождей или иных домашних и о покровительствующих духах. Эти духи являются защитниками и покровителями оставшихся родичей, и это верование вызывает повсеместно существующий культ предков, которые часто представляются в виде божков, принимающих молитвы и жертвы и за это доставляющих своим поклонникам здоровье, хлеб, скот и победу над врагами. В Китае в настоящее время культ предков составляет центр религии. Лары и пенаты греков и римлян были изображениями предков. Вместо изображений многие дикари употребляют черепа умерших или их мумии.

Таким образом, жизнь дикаря наполнена сношениями с духами добрыми и злыми; они являются ему в его сновидениях, душат его кошмарами, направляют его стрелы или, наоборот, пугают и разгоняют пред ним дичь. Эти духи могут вселяться в отдельные предметы, и тогда обрубок дерева, камень, палка или раковина приобретают магические свойства и превращаются в то, что наука называет фетишем. Собственно говоря, фетишизм понятие довольно неопределенное. С одной стороны, оно незаметно сливается с понятием идолопоклонства, когда фетиш начннает принимать человеческие очертания, продолжая быть предметом почитания и культа. С другой стороны, фетиши приближаются к предметам, в которых, если и не признается прямо присутствие духа, но все же предполагается особенное таинственное значение. Таковы амулеты, ладанки, предметы, приносящие счастье, вроде найденной монеты или лошадиной подковы. Святилища дикарей обычно переполнены массой предметов, относительно которых очень трудно установить подлинное их значение.

Во многих странах, от Мексики до Индии и от Ирландии до Кавказа, распространен обычай уносить болезнь из дому в виде тряпки, пряжи и т. д. и вешать на деревья в священных местах. Такие тряпки тоже можно назвать фетишами, т.к. в них заключена (болезнь, обычно олицетворяемая дикарем в виде личного духа). Также фетишем называют останки мертвых, если в них признается присутствие души умершего. По сообщению Катлина, манданские женщины ежегодно приносят пищу черепам своих родственников и по целым часам оживленно болтают и шутят с духами своих покойников. Гвинейские негры сохраняют кости своих родственников в особых хижинах и по временам посещают их для беседы с умершими. У некоторых племен трупы покойных предков являются домашними идолами и обладают волшебными свойствами. Эти взгляды и обычаи имеют большую связь как с обычаем перуанцев и древних египтян мумифицировать тела, так и с поклонениемъ могилам, мертвым телам и т. д. в позднейших развитых религиях. Этот вопрос очень подробно разобран у Грант Аллена, который видит в культе мертвецов зародыш и корень всякой религии, включая и хрисианство.

По каким же мотивам и основаниям первобытный человек придает значение фетиша тому или иному предмету? Основания эти иногда поддаются исследованию, как, напр., в поклонении трупам умерших, в признании фетишем предметов, причинивших болезнь, но фантазия дикаря не ищет непременно исчерпывающих и достаточных, с нашей точки зрения, причин, чтобы заподозрить духа в том или ином предмете, благодаря чему количество предметов, населенных духами, становится чрезвычайно большим; негритянские хижины-храмы бывают наполнены сотнями подобных священных предметов, раковинами, камнями, кусками дерева и т. п.; естественно, что, в конце концов, у дикаря стирается граница между предметами, в которых находится дух, и остальной природой, и, признавая духа в том или другом фетише, дикарь не отрицает их во всей природе, так что вся природа является наполненной духами. Это воззрение станет совсем понятным, если мы припомним, что для дикаря духи являются удобной гипотезой, объясняющей ему все явления видимого мира. Что такое вулканы? А это, по верованиям австралийцев, подземные демоны разводят огромные костры и кидают вверх раскаленные камни. Кто приводит в движение реки? «Это – дух. Он велит течь реке, поется в одной алгонкинской песне. Что такое ветер? Это опять-таки особый сильный дух (или несколько духов, смотря по направлению ветра), от которого зависит хорошая или дурная погода, а след. урожай и благосостояние страны. Вообще, всякое движение, действие и состочние природы дикарь объясняет наиболее простым путем: по аналогии со своими действиями он и в жизни природы видит личные причины. С этой стороны, всю дикарскую философию можно охарактеризовать, как персонификацию причин. Рассмотрим результаты этого способа мышления подробно.

Вулканы, горы, опасные скалы в реках или море представляются обитаемыми злыми духами; гуроны, отправляясь на промысел, кладут табачные листья в расселину скалы и молятся такими словами: «Дух, живущий в этом месте, взгляни на табак, который я приношу тебе, помоги нам, спаси нас от кораблекрушения, защити от неприятелей и сделай так, чтобы мы с хорошими барышами вернулись невредимыми в наше селение». В другой стране Северной Америки рассказывали про одно опасное место на реке, где жил демон, подстерегавший всех плывущих, чтобы утопить и съесть их. Место это было – скала на повороте реки, где течение было очень быстро. Подобный же факт, как знаем, лежит в основе классического рассказа о Сцилле и Харибде.

Вода во всех своих видах (ручьи, озера, моря, колодцы, реки) тоже является предметом поклонения у всех низших народов. Известны культы великих священных рек Нила, Ганга и других. У древних русских славян реки Дон, Днепр, Волга и др. олицетворялись и становились героями легенд и рассказов. То же самое было и у древних греков, римлян, германцев. Болгарин, доставая воду из колодца, непременно выплеснет из ведра немного воды, потому что на поверхности воды может плавать дух, который вместе с водой войдет в человека и будет вредить ему.

Анимистическое понимание природы сказывается и на поклонении духам лесов, рощ и отдельных деревьев.

Non sine hamadriadis fato cadit arborea trabs (древесный дух, дриада, умирает вместе со срубленным деревом). Это классическое воззрение распространено буквально по всему земному шару. Не всякое дерево служит жилищем активному духу. Многие можно рубить без вреда для себя; но иногда после нескольких ударов топора дикарь замечает, что дух выходит из дерева, чтобы преследовать нарушителя своего покоя, и дровосек стремительно убегает, пролив сзади себя несколько капель масла, чтобы отвлечь духа от себя. В рощу или лес дикарь входит с чувством благоговейного страха, ощущая вокруг себя сложную жизнь могущественных личных сил. Демоны свистят ветром среди веток и шелестят листьями, изредка раздаются страшные вопли лесовика или лешего, в болотистых, дышащих лихорадкой чащах дикаря подстерегает болезнь, и он торопится защитить себя приношениями и заклинаниями. Сама тишина и молчание «дремучего» леса заставляет настораживаться и молитвенно настраиваться. Эту зависимость особенно чувствуют охотничьи племена, так как и звери в лесу и вся дичь находятся под властью лесных духов; да и животные сами по себе являются загадочными существами, одаренными разумом и хитростью, близкими по организации и образу жизни к первобытным племенам. Народы всего мира обнаруживают склонность называть обезьян хвостатыми лесными людьми и, таким образом, стирать грань между собой и животным миром. Некоторые дикари уверены, что они могут входить в духовное общение с животными и птицами и понимать их язык. На этом мотиве построено много народных сказок. Как ни странна мысль о таком общении и взаимном понимании, но нельзя совершенно отрицать возможности этого. Охотник и собака, всадник и лошадь, пастух и коровы при долгой совместной жизни во многом понимают друг друга без слов. Невероятно обостренная, но все же научно удостоверенная наблюдательность дикарей, усиленная опытом многих поколений племени, позволяет ему, действительно, понимать голоса зверей и птиц и становиться к ним в отношение такой близости, о которой культурные народы, веками удаленные от природы, едва могут составить себе отдаленное представление. Верованье, что души умерших могут переходить в животных, еще больше увеличивает эту близость.

Таким образом, дикарь судит о зверях по аналогии с собой, но это не мешает ему ставить многих зверей выше себя. Он видит могущество и силу тигра, бизона, слона, крокодила, очень хорошо знает их власть вредить человеку и преклоняется перед этой силой до обожествления ее, создавая культ животных. Камчадалы поклоняются китам, волкам и медведям. Филиппинцы, боясь аллигатора, кидают ему в воду различные предметы, умоляя его не трогать их. Это почитание странно соединяется с обычаем употреблят в пищу почитаемого зверя, или, наоборот, почитат тех рыб и животных, которые своим мясом кормят данное племя (об этомъ см. подробнее т. I „Нар. Ун.“). Так, северо-американские индейцы, убив медведя, подносят дары его отрезанной голове и в то же время едят его мясо. Некоторые сибирские народы, убив медведя, почтительно просят у него прощения за это. В некоторых местностях охотник задабривает различными жертвами какого-нибудь зверя и таким образом приобретает себе в нем покровителя. Этого воззрения придерживаются и целыя племена Северной Америки, Африки и Австралии, которые имеют особых покровителей среди животных и считают их своими предками. Животное, покровительствующее данному племени, называется тотемом, откуда вся система отношений между племенем и прародителем-животным получила название тотемизма. Остатки культа животных сохранились и в позднейших, развитых религиях. Египетские боги с головами ястреба, коровы, кошки, ибиса, вероятно, ведут свое происхождение от обоготворяемых животных. Животные, являющиеся в греческой религии атрибутами того или иного божества, тоже указывают на какую-то связь высших религий с культом животных.

Непосредственно из той же психологии вытекает вера в оборотней, составляющая опять-таки неизбежную принадлежность почти всякой дикарской религии. Это верованье настолько обычно, что некоторые народы (канури в Африке) имеют специальный глагол bultimdin, обозначающий – обращаться в пену. Способность обращаться в любое животное принадлежит преимущественно колдунам и героям. Герои почти всех народных эпосов имеют эту способность. В Калевале Jloyxa, Пойолайнен, Леминкайнен и др. обращаются в орлов, ястребов и пр., чтобы избежать опасности. То же самое проделывают герои индийского эпоса; в русских былинах Вольга охотится на лебедей и уток в виде сокола и обращается в муравья, когда ему надо пролезть через подворотню из рыбьего зуба. Эта же способность приписывается некоторым русским князьям в «Слове о полку Игореве».

Но дикари склонны поклоняться, как богам, не только деревьям и животным, но и особым людям, которых они почему-либо возводить в разряд богов. Монгомери сообщает, что индейцы-талтеки поклоняются живому человеку-богу. «Это был просто какой-то старик индеец, которого они нарядили особенным образом и поселили в особой хижине, куда приходят поклоняться».

Европейцы, попадая к дикарям, часто приобрщают у них репутацию богов. Когда Томпсон и Моффат пожелали увидать одну религиозную церемонию бечуанов, исполняемую одними женщинами, то женщины разрешили им это со словами: «ведь они – боги, пусть войдутъ».

А. Уоллес пишет про жителей острова Ару: «Я ничуть не сомневаюсь, что в следующем поколении или даже раньше, я сам превращусь в чародея или полубога, творца чудес. Они и теперь верят, что все те животные, которых я сохраняю в своей коллекции, оживут некогда снова». В некоторых странах в разряд богов попали завоеватели-англичане, и население поклоняется идолам, представляющим, по словам Спенсера, чудовищно-каррикатурные, но все же характерные изображения англичан. Функции таких «человеко-богов» заключаются в том, что они заведывают дождями, удаляют засуху, дают плодородие земле и т. п. Таким человеко-богом часто бывает царь данного племени. Например, на о. Мадагаскаре царь отвечает за неурожай, скверную погоду, вообще за все неудачи. Божественные правители Египта, Рима, японский Микадо и сын Неба – китайский богдыхан, – все это явления, развившиеся из первобытного представления о царе-боге. В этих представлениях есть еще одна подробность – распространенный обычай убивать бога-царя, когда он обнаружит признаки старости, для того, чтобы его божественный дух мог перейти в его преемника².

«Все полно демонов», говорил Фалес. Таково же воззрите и дикарей. По понятиям многих племен, не только отдельные предметы, деревья, реки и животные служат жилищами духов, но каждая вещь, каждый предмет на этом свете имеет свою духовную сущность, свой тонкий дух, вечный и не уничтожаемый. Вайц рассказывает об одном негр следующее: он приносил однажды пищу священному дереву; когда ему заметили, что дерево есть не может, он ответил, что, конечно, нашу грубую пищу дух дерева не ест, но он наслаждается ее духовной частью. Обычай, существующий у всех народов, приносить жертвы богам и духам имеет именно этот смысл. Тот же смысл имеет закалыванье или сожжение с покойником его коня, рабов и самой разнообразной домашней утвари, одежды и пищи. Патагонец так уверен в возможности брать с собой предметы на тот свет, что забирает с собой все свое имущество, разоряя остающихся родственников. Алгонкины уверены, что каждый предмет, например, котел и т. д., имеет свою душу и по смерти должен совершить путешествие к Великому Селению, туда, где садится солнце. Фиджейцы уверяют, что, «если умирает животное или растение, душа его немедленно отправляется к Болоту; если камень или другая какая-нибудь вещь будут разломаны, то наградой им служит также бессмертие; даже искусственные предметы пользуются одинаковым счастьем с людьми, свиньями и корнями ямса. Если топор или нож станут негодными вследствие долгого употребления или изломаются, их души немедленно отлетают для служения богам. Если дом будет разрушен каким бы то ни было путем, бессмертная часть его находит вечное место на равнинах Болоту». (Mariner, «Tonga lg» vol II, p. 129; цит. у Тэйлора). По верованьям камчадалов, в том мире возродится каждая мошка, жившая на земле.

Это поразительное учение о вечности всего живущего, о неуничтожаемости всякой личности и вещи имеет одну не менее интересную модификацию.

У некоторых народов существует учение о вечности не всех предметов, а типов, идей, если можно употребить здесь платоновскую терминологию. «В среде сравнительно цивилизованных перуанцев Акоста (Hist, de las Indias) нашел учение о небесных архитипах. Вообще они полагали, что все звери и птицы, живущие на земле, имели свой первообраз на небе, от которого зависело их размножение и процветание, и объясняли таким образом существование различных звезд, приближаясь этим до некоторой степени к догматам учения Платона». У ирокезов существует учение о духах каждого вида растений, но особенного развития это учение достигло в финской мифологии, где каждый класс предметов в природе имеет своего духа (Castrgn, Финская мифология). Нам очень трудно представить ту психологию, которая приводит дикаря к таким тонким, сложным и абстрактным построениям, но, во всяком случае, эти построения свидетельствуют об очень развитой духовной жизни, которая при всем своем своеобразии не так уж далека от духовной жизни культурных народов.

Сложное учение первобытных народов о душах, духах и богах приводит к созданию повествований, рассказов, легенд об этих духах, приводит к тому, что обычно называют мифологией. Если солнце есть божество и личность, то всякое описание его деятельности неизбежно будет клониться к мифу. Солнце правильно движется по небесному своду, чтобы потемнеть и погрузиться за горизонт, среди кровавой зари, и в уме дикаря рисуется могучий огненный бог, который каждый день умирает на западе, чтобы утром вновь возродиться на востоке; а может быть, это огненная птица, которую ранил невидимый охотник и она летит умирать, окрашивая своей кровью небесное море. Олицетворение природы и наклонность мыслить о ее явлениях по аналогии со своими поступками – вот главные факторы создания мифа.

Джемс Селли описывает мальчика, который для объяснения причины грома придумал настоящий миф; по его словам, гром происходит оттого, что Богу подарили на именины трубу и он забавляется ею. Это типичный образчик психологии создателя мифа, фантазирующего о явлениях природы по аналогии с собой. Поэтому мифы представляются в разных стадиях развития; сначала чистое описание астрономических, метеорологических или иных фактов терминами мифологии, потом придумыванье новых данных для объяснения данного явления, затем выводы из допущенных гипотез, переходящие в фантазии, уже не имеющую прямых оснований в фактах.

Большая часть мифов берет сюжеты из различных явлений природы и самыми популярными героями в рассказах народов всего земного шара являются солнце и луна, небо и земля, море, звезды, ветры и т. д. Мифы с этими сюжетами существуют положительно у всех народов земного шара, иногда совпадая между собой даже в деталях.

Солнце и Луна обычно соединяются в мифах в одну пару, и рассматриваются как муж и жена или сестра и брат. Их положение на небесном своде, восхождение луны после солнечного захода, фазы луны, лунные пятна, затмение луны и солнца дают повод к самым разнообразным рассказам. Вот как рассказывал один индеец миссионеру о солнечных и лунных затмениях. На вопрос миссионера индеец ответил, что Луна темнеет оттого, что берет иногда на руки своего сына, который и закрывает ее свет. – Если у Луны есть сын, то, стало быть, она замужем? – Да, ее муж Солнце, которое ходит по небу весь день, а она всю ночь, и если он тоже темнеет иногда, то это оттого, что он тогда берет своего сына у Луны.

Гораздо распространеннее другое толкование затмений, заключающееся в том, что определенный демон или чудовище набрасывается на Солнце (или Луну) и пожирает его. В виду этого у многих племен принято производить во время затмения шум, стрелять из ружей, бить в барабаны и металлическую посуду, чтобы испугать чудовище и отогнать его от Солнца. Этот обычай соблюдался еще древними римлянами; его отметили у средневековых англичан, ирландцев, германцев, а сейчас он существует у очень многих народов Востока. На языке Гупи солнечное затмение обозначается выражением: «ягуар съел Солнце». По другим верованиям (Суматра), затмение происходить от ссоры между собой Солнца и Луны (мужа и жены). Индусы рассказывают, что виною затмения является дух Рагу, которому Вишна отрубил голову за его незаконное вторжение в собрание богов. С тех пор бессмертная голова Рагу преследует Солнце и Луну, так как это они открыли непрошенного гостя на собрание богов.

Всем известны многочисленные рассказы для объяснения темных пятен на Луне. Между прочим, по одной австралийской легенде пятна, эти происходят от золы, которую бросает в физюномию месяца его мачеха, которую он преследует своим ухаживаньем.

В самой глубокой древности люди представляли себе землю великой матерью всего существующего, а небо, которое вечно простирается над нею, ласкает ее своим теплом и оплодотворяет дождями – супругом ее и отцом всего мира. Это представление породило массу легенд: в иных говорится о Земле и Небе, как о супругах, в других забывается эта парность и трактуется или Земля, или Небо, отдельно взятые. Эти представления в высшей степени живы и сейчас и не только у диких народов, но и во всех европейских и азиатских культурных странах. Помимо легенд, сказок и т. д., это представление выражается и прямо в языке, в поговорках, метафорах и пр. По весьма понятным причинам более популярной личностью является Земля. Перуанцы чтили ее, под именем Mama-Paracha (Мать-Земля), караибы объясняют землетрясение тем, что это пляшет Мать-Земля; у всех арийских племен распространено представление о двух родителях всего сущего; в браманском свадебном обряде жених говорит невесте: «я небо, а ты земля, будь моей женою»; известны греческие мифы об Уране (небе) и Гее (земле). У китайцев есть учение, что небо породило мужчин, а земля женщин. У русских религиозное отношение к Земле, как к личной, божественной основе видимого мира получило глубокое и сложное развитие. Обожествление и почитание женского начала, вынесенное еще из древнего славянского язычества, соединяется с тем же культом христианским, в результате чего получается синтетический культ Богородицы, она же – Мать-Сыра-Земля, родственный по идее с культами Церреры и Кибелы.

Смена времен года, дня и ночи так же непонятны для первобытного ума, как и другие явления природы, и в этом случай дикарь олицетворяет явления, которые наблюдает и создает мифы-теории, по которым Зима сражается с Весной или Летом, а День поглощается Ночью. У многих народов эти мифы имеют прозрачный, ясный смысл, где день так и называется. Днем, а чудовище мрака – Ночью; в других мифах эта борьба света с тьмой осложняется, и солнечную природу рассказа можно заметить только после некоторого вглядыванья; таковы распространенные по всему миру рассказы о солнечном герое, попадающем в чрево чудовища (кита, слона, волка, дракона), от индийского Манабозо, проглоченного чудовищной рыбой, до Красной Шапочки, попавшей в желудок волка и потом освобожденной оттуда.

Переходя к мифам о звездах, мы прежде всего останавливаемся на том факте, что название звезд и созвездий не пустая случайность. Австралийцы называют именем Кенгуру созвездие Козерога и рассказывают, что звезды Кастор и Полукс гонятся за этим кенгуру, убивают его летом и жарят на большом костре. О других созвездиях они имеют соответствующие рассказы, как и прочие племена земного шара, причем часто бывает, что созвездия или звезды рассматриваются, как герои, жившие раньше на земле и обратившиеся в звезды после своей гибели. Особенно популярны во всех мифологиях рассказы о Плеядах. Австралийцы принимают их за пляшущих Девушек, северо-американские индейцы называют их танцовщицами, лопари – Группой Дев, древние греки считают их сестрами, убегающими от преследователя Оршна.

Существует масса мифов и о Млечном Пути. В очень многих мифологиях с Млечным Путем связано представление дороги. Базуты называют его Путь Богов, индейцы – Тропа Владыки жизни, Дорога Душ, по которой души идут в загробный мир и по пути раскладывают костры в виде большнх звезд. Те же представления о дороге существуют у сиамцев, испанцев, турок, сирийцев и у многих народов Европы.

Оставляя главные факты и явления природы и переходя к менее крупным, мы и здесь замечаем то же обилие мифов о радуге, громе, ветрах, рассказы о духах скал, водопадов, деревьев, об эльфах, нимфах и т. д. Но не только явления природы дают темы для мифов: Мифами можно назвать и многочисленные рассказы об олицетворенных фактах душевной жизни человека, напр., мифы о Правда и Кривде, о Горе-Злосчастии, о Счастье, Надежде, Добродетели и пр.

Примером может служить распространенная русская сказка о Лихе одноглазом, которая и начинается с олицетворения Лиха:

«Сидит кузнец Вавило у кузницы, песни распевает, сам про себя думает: «что мне за житье? работы сколько хочешь, заботы никакой; сколько на свете живу, никакого лиха не знаю. Хоть бы одним глазком на это лихо взглянуть». И дальше описывается встреча с Лихом одноглазым, представляющим вариант греческого циклопа Полифема в его встрече с Одиссеем.

III. Религиозная практика. Серьезное отношение к культу. Старейшины. Колдуны. Места культа. Жертвы, молитвы, заклинания, пост, очищение. Непосредственное богообщение. Общественный культ. Переход к высшим религиям

Религиозная практика, заключающая в себе обряды, церемонии, жертвы, посты и т. д., составляет настолько важный элемент во всех религиях, что некоторые исследователи полагали возможным утверждать, что «религия сама по себе является практикой и поэтому, сущность религии заключается почти исключительно в обычаях и обрядах» (Грант Аллен). Те сложные религиозные представления, которыми живет дикарь, и о которых мы говорили выше, не позволяют нам вполне согласиться с точкой зрения Грант Аллена, но эта точка зрения все же очень близка к истине, поскольку религиозные идеи и религиозные эмоции всегда стремятся перейти в действие, в поступок, следовательно, в культ, обряд, в религиозный уклад жизни.

Описание религиозной практики у дикарей мы начнем одним общим положением: обряд и культ имеют у первобытных народов самое серьезное и безусловное значение. Жизнь дикаря слишком трудна, она вся проходит в жестокой борьбе с угрожающими его жизни фактами, поэтому ему совершенно невозможно «выдумывать», «изобретать» для себя обычаи, часто ослабляющие его стойкость в борьбе за существование (различные виды религиозного изувечения), если к этому его не принуждает жестокая логика фактов и теорий, выведенных из фактов. Поэтому обычаи, которые выработало себе племя, пользуются безусловным авторитетом, нарушение их – высшее преступление и, большею частью, карается смертью.

«Во время табу, – сообщает один автор, – все огни на острове должны быть потушены; никто не смеет спускать лодки на воду или купаться; никто не имеет права выходить из дому; собаки не должны лаять, свиньи хрюкать, петухи кричать. Чтобы предотвратить это, гавайцы завязывают морды собак и свиней, а птиц сажают под тыкву». «Кто произведет шум в день табу, да будет предан смерти», гласит обычай, принятый на Сандвичевых островах. Пикарагуанцы, на вопрос о том, в каких грехах они каются перед своими старцами, ответили; «мы каемся в случае нарушения нами их праздников и несоблюдения их». Этот пример приводит Спенсер, но нам не за чем ходить так далеко. И сейчас у русского крестьянина нарушение поста или несоблюдение праздничного покоя рассматривается, как величайший грех и святотатство, гораздо более важный, чем нарушение любой из моральных заповедей.

Такое строгое подчинение обычаю вытекает, конечно, из полной веры в его целесообразность и спасительность. Хорошей иллюстрацией этой веры является безропотное подчинение дикарей всем тем ужасным, кровавым обычаям, которых так много у первобытных народов; таковы обычаи: увечие молодых людей по достижении ими совершеннолетия, сожжение жен на могиле мужа, практиковавшееся у всех арийских народов, человеческие бойни у некоторых народов Африки, напр., в Дагомее, где при царском дворе истребляется неимоверное количество рабов, барабанщиков, певцов, солдат и т. д., чтобы доставить их в царство теней в услужение покойного царя.

Вот примеры религиозных обычаев, соблюдающихся прямо в ущерб материяльному благосостоянию племени; чиневайи, которые уверены в своемъ происхождении от собаки, одно время отказались от употребления собак в упряжь; дагомейцы перед войной избивают огромное количество людей, принося их в жертву покойному королю, чтобы обеспечить себе его помощь, и этим явно ослабляют себя; многие племена Америки приносят в жертву покойнику все свое имущество, сжигая его, и этим доводят себя до полного разорения и голода; племена, которым вздумалось назвать себя именем какого-нибудь животного, не употребляют этого животнаго в пищу; калифорнийцы отказываются от употребления в пищу дичи, потому что убеждены, что в птицах обитают души предков. Надо ясно представить себе всю трудность жизни первобытного человека, чтобы оценить всю серьезность таких самоограничений.

В перечисленных случаях эту веру в спасительность известного обряда усиливает общественный его характер, но та же вера существует у дикарей и в отношении к фактам более мелкого значения.

«Лерд и Ольдфильд, рассказывая о неграх внутреннего материка, говорят, что одна женщина племени Нуффи вообразила, что она обладает заклятием, которое делает ее неуязвимой для всех режущих и колющих орудий. Она была так убеждена в сем своем заклятии, что охотно соглашалась на испытание. Король того города, где она жила пожелал проверить силу заклятия. Нога женщины была положена на плаху, и ей быль нанесен сильный удар топором пониже колена. К ужасу несчастной нога ее отлетела на другой конец комнаты» (Спенсер. Осн. социологии).

Другой негр предлагал европейцу, меткость которого он знал, стрелять в него пулей, будучи уверен, что его защитит талисман.

Каждый ли частный человек данного племени имеет полный доступ к богам? Есть такие обряды, которые могут совершаться всяким взрослым мужчиной и даже женщиной; таковы все обряды, имеющие, так сказать, частный характер, не выходящие из пределов данной семьи или даже такие, в которых заинтересовано только то лицо, которое совершает обряд. Такими обрядами будет молитва и приношения своему личному или семейному фетишу, заклинания в случае болезни, кровотечения и т. д., поминание своих покойников. Но у каждого первобытного племени существует множество обрядов общенародного характера, общие праздники, публичные жертвы и т.д. и они обычно совершаются под руководством стариков, старейшин.

Но бывают случаи, когда бессильны не только частные лица, но и старики, и тогда выступает особое лицо, вдохновенный человек, имеюший способность вступать в общение с духами и непосредственно руководиться ими – колдун, знахарь, шаман.

Вот один из путей, которым люди приобретают способность общения с духами, прорицать будущее и исцелять болезни. Это рассказ одного из предводителей алгонкинского племени. «Древние индейцы считали пост делом очень почетным. Они постились иногда шесть-семь дней, пока тело и дух их не делались легкими и светлыми, что приготовляло их к снам. Стремлением древних духовидцев было увидать во сне солнце, так как они думали, что этот сон делал их способными видеть все на земле. И они обыкновенно успевали в этом путем долгого поста и долгих размышлений о предмете. Посты и сны предпринимались с раннего возраста. Все, что юноша видит и испытывает во время поста и снов, считается им за истину и становится руководящим началом его последующей жизни. Если посты были для него благоприятны, и народ уверует в его способность прозревать будущее, для такого человека открыть путь к высшим почестям. Пророк испытывает свою силу сначала втайне, в присутствии одного лишь лица, свидетельство которого ему необходимо в случае удачи. Он отмечает образы своих снов и откровений знаками на древесной коре, хотя бы для этого ему потребовалась целая зима, и таким образом сохраняет память о своих главнейших откровениях. Если его предсказания сбываются, свидетель заявляет об этом, а памятные заметки служат дальнейшим доказательством его пророческой силы. Наконец, его таблички представляются в совет стариков, которые совещаются об этом предмете, так как весь народ верует в эти откровения. Старики решают дело и объявляют, что человек одарен пророческим даром, вдохновлен мудростью и способен руководить умами своего народа».

У других племен путь к приобретению тайных знаний и силъ несколько иной, но всюду в нем присутствует, как непременные элементы, одиночество, строгий пост, видения, иногда некоторые ядовитые и одуряющие травы и снадобья. Готовый колдун обладает, как было сказано, пророческим даром, искусством в любой момент отдаваться во власть духа, распознавать болезни и лечить их, изгоняя враждебного духа из тела пациента, умением отгадывать тайное и отыскивать пропавшее. Обычно колдун совершает свое дело в состоянии экстаза. С помощью мерных ударов барабана, вдыхания дыма одуряющих трав или ритмических, а затем неистовых движений собственного тела, колдун приводит себя в такое состояние, когда дух входит в него, и с этого момента перестает действовать колдун и через тело его прорицает фетиш, божество, дух, вошедший в него. Иногда этот дух здесь же начинает выкрикивать чужим исступленным голосом, иногда колдун впадает в глубокий обморок и, очнувшись, сам рассказывает о том, что сообщил ему дух. По описаниям путешественников и наблюдателей, колдуны во время своих припадков производит впечатление людей, страдающих припадками большой истерии или одержимости. Ученые исследователи тщательно избегают упоминания о фактах действительного ясновидения у колдунов, а между тем то обстоятельство, что психиатрия с несомненностью констатировала возможность ясновидения у истеричных, давало бы, кажется, право не бояться констатировать такие факты и у колдунов, тем более, что существуют вполне достоверные описания таких фактов у беспристрастных этнографов, собирателей и путешествеников (см. о ясновидении у истеричных «Курс психиатрии Корсакова, 123 стр., и исследование доктора Краинского «Порча, кликуши и бесноватые», изд. 1901 г.).

От лиц, имеющих ближайшее отношение к культу, мы перейдем к местам, назначенным для культа, чтобы затем уже рассмотреть по порядку все элементы религиозной практики дикаря.

Собственно говоря, для дикаря священным местом было всякое место, где он предполагал присутствие духа, к которому он обычно приближался с благоговейным страхом и где чувствовал себя близким к богу. Такими местами были ручьи, источники, рощи, лес, берег моря, сказы, отдельно стояния деревья, словом, священным было для дикаря все окружающее. В лесу, у реки, над тихим озером, шелест листьев, однообразный ропот волн погружали его в состояние сосредоточенной восприимчивости к стихийным божествам.

Но это настроение священного трепета и чувство близости бога не есть еще религиозная практика в буквальном смысле, и перечисленные места не есть еще непременно места культа. Правда, дикарь приносит жертвы и совершает молитвы во всех этих местах. Он делает возлияние ромом в тех местах, где ему отвечает эхо-фетиш, он приносит жертву священному дереву, кладет приношения в расщелину скалы, но есть специальные места первобытного богослужения, созданные нарочно для этой цели и являющияся зародышами храмов более развитых религий.

У многих, почти у всех диких и культурных пародов замечается особое отношение к трупу; с одной стороны, в комнате, где лежит мертвец, стараются тихо говорить, не делать шума, оказывать своим поведением как бы уважение к покойнику; а с другой, мертвеца боятся, избегают жить в той комнате, где он умер, а кладбища всегда считались самыми страшными местами, населенными призраками. Это двойное чувство почтения и страха, от которого совершенно не свободен и культурный человек, очень развито и у дикарей. Таитяне никогда не исправляют дома, в котором кто-либо умер; веддахи обычно бросают пещеру, в которой умер кто-нибудь, и отыскивают себе другую, дакоты выражают сильный страх к умершим, готтентоты покидают хижину после смерти одного из обитателей. Это все – явные признаки страха к умершему. С другой стороны, покинутые дома или места погребения, могилы немедленно становятся священными местами где воздвигается алтарь (если этим алтарем не служит могильная плита), где приносятся жертвы и совершаются моления. Хижина покойника превращается в небольшой храм; таким же храмом делается пещера или могила, если она устроена не в доме покойного. Насколько глубока и как естественно неизбежна идея связи трупа с храмом показывает пример всех великих религий. Есть основание думать, что в Египте в древний период не было храмов, которые не были бы в то же время гробницами; в Индии храм архитектурно развился, по всей вероятности, из могильного кургана и почти всегда содержит в себе останки или Будды, или которого-нибудь из его учеников; наконец, христианские храмы почти всегда строились на могилах мучеников и святых, и сейчас престол является одновременно и гробницей мощей какого-нибудь святого.

Каковы же главные элементы варварского культа? В естественном порядке это будут жертвы, молитвы, заклинания, пост, всякого рода истязантя и самоистязания, очищение и посвящение богу или табу.

Психологическая сторона жертвы представляется сложной. При жертвоприношении может быть троякий мотив: 1) или хотят умилостивить бога, полагая, что ему приятен и нужен самъ дар, как таковой; 2) или этой жертвой хотят показать богу свое ycepдиe и благоговение, причем жертва получает значение не материальное (насыщение бога), а символическое, 3) или же подчеркивается именно момент жертвы, лишения, отказа поклонника от чего-либо ценного ради бога. Первый род жертвоприношений, когда бога (или духа) хотят буквально накормить, напоить или снабдить приятными для него предметами, является наиболее распространенным в первобытных религиях. Он существует еще в полной силе в гомеровской Иллиаде, где боги наслаждаются дымом сжигаемого на алтарях жира, и о них говорится, что они «насыщаются» жертвами. Два других вида, хотя и существуют в первобытных религиях, но полное свое развитие получили в позднейших религиях культурных народов. Дар, который приносится в жертву, обычно сжигается, иногда зарывается в землю, иногда бросается в реку, море, колодезь, если это жертва водяному богу, а иногда просто ставится в священном месте или перед фетишем, для того, чтобы тот взял себе дух или сущность этого приношения. Символической жертва становится всякий раз, когда богу уделяется явно недостаточное количество пищи, когда, например, за едой, дикарь отливает на землю несколько капель питья или бросает в огонь щепотку риса. В этих случаях дикарь имеет намерение не накормить бога, а помянуть его перед едой или освятить всю пищу принесением части ее богу.

Перейдем теперь к жертвам, значение которых не в том, чтобы боль получил, а в том, чтобы поклонник лишился чего-нибудь, пожертвовал чемъ-нибудь. Классическим примером такого рода жертвы будет принесение финикийцами в жертву Молоху своих первенцев. Явно, что для насыщения бога безразлично, принесен ли в жертву единственный сын, или нет, так что жертва измеряется не ценностью ее для бога, а тяжестью ее для жертвователя. Жители Тонга отрубают сустав мизинца для исцеления от болезни кого-либо из родичей. Весьма возможно, что это отсечение сустава является заменой принесения в жертву всего человека. Такое значение, во-первых, жертвы и, во-вторых, замены ее имеют многие варварские обычаи изувеченья, где заменой жертв являются волосы, зубы, пальцы, кровь и т. под.

Жертва всегда приносится с корыстной целью, и эта цель, выражающая желание поклонника, составляет первобытную молитву человека. «Сострадательный отец, – молятся папуасы, – вот пища для тебя; ешь ее и надели нас ею». На самоанских островах отец семейства, совершая возлияние, молится: «Вот ава для вас, боги! Обратите милостивый взор на это семейство, пошлите ему благоденствие и пусть оно размножится; сохраните нас всех в добром здоровье. Пошлите плодородие нашим полям и рост хлебу» и т. д. Разумеется, молитва может отделяться от жертвоприношения и совершаться самостоятельно. В трудные моменты жизни, во время опасности, перед началом важного дела дикарь призывает богов и духов-покровителей, и это призывание уже есть краткая молитва. Зулусы, напр., думают, что духи сами знают, в чем нуждаются их просители, так что достаточно только призывать их возгласом: «отцы нашего дома!». По мнению зулуса, во время чихания духи особенно близки от него, и он торопится выкрикнуть во время этого акта свои желания: «корову!», «скота!», «здравия!». Конечно, бог в праве и не исполнять всякую молитву своего поклонника. Принесение достаточной жертвы и правильная молитва уже до некоторой степени связывают духа, и он уже обязан помочь молельщику. Это стремление связать, принудить духа к какому-нибудь поступку или обезвредить злого демона создало особую разновидность обращения к духам – заклинание. Заклинания применимы только к низшим духам, так как высшие духи представляются более или менее всемогущими, и связывание их жертвой или церемониями имеет характер скорее морального и далеко не безусловного принуждения. Наоборот, человек, знающий «слово», «заговор», «заклятие» против определенного злого духа низшей категории безусловно властен над ним. Этими заклинаниями побеждаются духи болезней, духи животных и ядовитых змей, вредное действие колдунов и всякой нечистой силы, которая водится в воде, в лесу, в поле, в доме.

Очень близка к заклинаниям вера в амулеты, в «заговоренное» оружие, в приворотные средства и т. д.

И жертвы, и молитвы, и заклинания могут рассматриваться, как средства стать в близкие отношения к миру духов и вовлечь их в человеческую жизнь. Но религия дикарей знает и более непосредственные пути к богам, это – сны, внутренние откровения и экстатические состояния. Для нас, рассмотревших тот путь, каким индейцы достигают высших духовных состояний, это не должно звучать неожиданностью или натяжкой.

Обычное средство для приобретения таких состояний, когда сам бог начинает говорить с душой человека – пост.

«Малаец, желая застраховать себя от ран, удаляется на три дня в лес для уединения и поста, и если на третий день к нему является во сне прекрасный дух, то цель достигнута». «Связь между постом и общением с духами считается у зулусов столь несомненной, что у них есть поговорка: «постоянно упитываемое тело не может видеть тайных вещей». «В жирного пророка они никогда не уверуют». Пост довольно обычное дело у колдунов, прорицателей и ясновидящих всех племен, но насколько он распространен среди обыкновенных граждан дикарских племен, у нас не имеется достаточных сведений. Впрочем, есть данные, что некоторые религиозные церемонии у австралийцев сопровождаются частичным или даже полным воздержанием от пищи. Таковы обряды посвящения молодых австралийцев в высшие степени гражданского состояния.

Другим средством для приведения себя в состояние экстаза или для приобретения способности видеть пророческие сны служит прием внутрь или вдыхание дыма одуряющих трав, семян и пр. Курение табака у диких народов часто имеет назначением священную наркотизацию и одурение до состояния бреда, который принимается за божественный экстаз. Питье божественной, «родящей гимны» и «возбуждающей могучую поэтическую силу». Сомы у индусов относится сюда же («Мы напились Сомы, мы стали бессмертными, мы осиялись светом, мы познали богов» Риг-Веда, VIII), как и употребление вина на празднествах Диониса.

Нам осталось сказать несколько слов об очищениях, которые практикуются у дикарей.

Обряд очищения совершается обычно над новорожденными, роженицами, людьми, пролившими человеческую кровь или прикоснувшимися к трупу. Производится оно или водой, посредством погружения или опрыскивания, или огнем, посредством окуривания и пронесения над огнем. Обычаи эти пользуются повсеместным распространением. У новозеландцев очищение ребенка совершается на восьмой день; оно состоит в том, что жрец окропляет ребенка водой с помощью древесной ветки, дает ему имя и в особых молитвах или заклинаниях внушает ему его обязанности в жизни. У мандитов очищение состоит в том, что у семидневного ребенка стригут волосы, а затем нарекают имя. У многих народов очищение над членом племени повторяется еще раз по достижении им известного возраста. У полукультурных народов обряд очищения приобретает явный нравственный смысл, который затем вполне уже укрепляется в великих национальных религиях. Так, у древних перуанцев очшцающиеся, погружаясь в реку, произносил: «О, река, прими мои грехи, которые я исповедал сегодня пред солнцем, унеси их в море и пусть они никогда не возвращаются».

Рассматривая религиозную практику дикаря, мы, стараясь не упустить основных ее моментов, не старались перечислить все те манипуляции, символическе движения и другие действия, которыми сопровождается дикарское богослужение. Мы подчеркнем здесь два рода таких сопровождающих обряд действий – священные пляски и музыку (пение), которые по всему земному шару и во всех религиях сопровождают религиозные обряды. И то, и другое, вероятно, зародилось из беспорядочных выражений радости по поводу того или иного торжества, танцы – из беспорядочных телодвижений, которые по известному физиологическому закону стремятся сделаться ритмическими (хлопанье в ладоши, прыжки), пение и музыка – из выражений радости криками и ударами по твердым предметам, откуда затем развилось пение и музыкальные инструменты.

Рассматривая элементы первобытной религии, мы должны иметь в виду, что эти элементы, соединяясь в разных комбинациях, дают множество сложных обрядов, церемоний и т. д., которыми освящаются все важные моменты жизни дикаря: рождение, брак, смерть, охота, принятие пищи, половая зрелость, приобретение гражданских прав и т. д. Мы не будем описывать всех этих церемоний, т. к. многиe из них подробно описаны в первом томе «Народного Университета». Мы ограничимся только одним примером, недавно описанным Жонгом в Revue des Questions scientifiques. (Изложение этой статьи у С. Глаголева «Мистерии на берегах Конго» в «Богословск. Вестн.» 1907, XII). У племен нижнего Конго мальчиков, достигших половой зрелости (около 10–15-ти лет), собирают из многих деревень и удаляют в лес, где они живут около трех лет, никого не видя, кроме товарищей и жреца, которому дети поручены. Здесь они проводят время в различных упражнениях, подвергаются испытаниям и усваивают от жреца религиозные обычаи и предания. Вступление в эту «школу» совершается ночью. «Принимаемый дает клятву хранить в тайне все, что услышит или увидит. В противном случае ему грозит смерть. Потом ему дает возбуждающие вещества, бреют голову, совершают обрезание и вымазывают белой глиной. Все это – символы того, что вновь принятый рождается в новую жизнь, что старое все кончено. Это особенно подчеркивается наречением посвящаемым новых имен. Все эти акты перемежаются священными плясками и истязаниями. Перед окончательным заключением в школу посвящаемых демонстрируют женщинам деревни со словами: «посмотрите, они были мертвы и вот воскресли». В школк посвященные усваивают всю ту мудрость, которой обладает племя и которая необходима для того, чтобы быть членом общества. Как мы сказали, юноши усваивают там прежде всего сведения о предметах веры; жрец сообщает им все, что касается духов, фетишей, обрядов; кроме того, им сообщаются туземные обычаи, свойства целебных трав, приемы постройки хижин, плетения корзин, рыбной ловли и пр. Особенное внимание обращается на танцы и пение. Вот два из гимнов из которых один поется утром, а другой вечером:

Антилопа спит в лесу,

Но ее хвост не спит никогда.

Смысл этой песни в том, что надо всегда бодрствовать. Другая песнь:

Быть участником нкимба

Значит иметь дух,

Который без этого исчезает,

Как луна на ущерб.

(„Нкимба“ – название всего этого учреждения).

Кроме заанятий, посвященные имеют ночные собрания религиозного характера, празднуют полнолуние и другие праздники. Они ведут строгий режим, не едят ни мяса, ни рыбы, спят на голой земле, не видят женщин и обязуются даже не думать о них. Всякое общение с людьми безусловно воспрещается.

Возвращение из школы в деревни совершается очень торжественно. Юноши смывают с себя белую краску, одевают передники и браслеты и с шумом направляются к деревне. «В деревне царствует лихорадка ожидания. Все в сборе, все – в праздничных костюмах. Женщины прячут свои лица – им страшно увидеть обитателей увала (школы). Новые нкимба являются как бы выходцами из другого мира. Сначала они не должны никого узнавать, даже собственной матери. Они делают вид, будто не умеют ходить, не знают обычаев, они едят землю, гримасничают, дерутся. Им все прощается, потому что они – выходцы из другого мира. Наконец, происходит сцена узнавания. Сына представляют матери, брата – сестре, жениха – невесте. Радость выражается бурным образом, празднество продолжается несколько дней».

Несмотря на всю экзотичность описанного нами учреждения, мы, знающие европейские учреждения в роде университетов, банков, войска, акционерных предприятий, не можем не удивляться мудрости этого дикарского института. Мы не преувеличим, если будем утверждать, что принципы этой негритянской школы ничуть не ниже принципов любой европейской. Во-первых – ее программа, охватывающая всего человека, дающая ему всестороннее развитие, связанная с традициями племени, сохраняющая весь вековой опыт племени в области религий, законов, техники. Во-вторых – метод: удаление детей от всяких влияний на время обучения, совместная жизнь с учителем жрецом, неразрывность науки, религии и жизни, серьезная, священная обстановка обучения. Выходя из школы, юноша готов к жизни; с другой стороны, трехлетняя совместная жизнь связывает его со всеми его сверстниками и на будущее время, и этим поддерживается целость и солидарность племени.

На этом мы закончим описание первобытной религии. Мы рассмотрели религиозное мировоззрение дикаря, его взгляды на духов, затем перешли к его практическому поведению относительно мира духов. И там, и здесь обнаружилось богатство элементов первобытной религии, такое богатство, что многие высшие религии представляются сравнительно легкими выводами из тех понятий и отношений, которые уже существуют у дикарей. В кратких чертах мы покажем сейчас переход от учения о неопределенном мире духов к классификации их на низшие и высшие разряды я затем к выделению из них главных божеств с определенными характерными чертами и функциями. Но прежде, чем говорить о таком переходе, мы сделаем небольшую оговорку.

Хотя в современной науке и принято говорить о развитии и прогрессе первобытной религии, но надо признаться, что такого развития никто нигде не наблюдал. Археология, раскопки, изучение памятников говорят нам о прогрессе материальной культуры, но этот прогресс далеко не всегда совпадает с прогрессом религии. Религиозное развитие Европы регрессирует непрерывно, в то время как прогресс материальной культуры растет. То же самое явление наблюдается в Индии, в мусульманских государствах. Мало того, мы не только не видали прогрессирующих дикарских религий, но, наоборот, в нашем опыте нам дан дикарь, явно вырождающийся и забывающий свою религию. Многие важные и глубокие обряды и легенды современный дикарь едва может рассказать, совершенно не понимая их смысла; сложные религиозные установления, идеи высшего порядка, как, напр., идея возмездия, Бога-Отца, греха, искупления – у многих дикарей сохраняются в отрывочном и искаженном виде, давая такое впечатление, будто эти племена имеют позади себя, в отдаленном прошлом, период высокого расцвета религии, жалкие остатки которой и явную деградацию мы наблюдаем. В таком предположении нет ничего антинаучного. История знает множество фактов одичания целых народов, носителей высоких цивилизаций; кто узнает в нынешних греках, феллахах, итальянцах потомков эллинов, египтян и римлян? Поэтому нет ничего дикого в предположении, что состояние многих нынешних примитивных племен, застывших века в своей неподвижности или явно дегенерирующих, есть ниспадение с более высокой степени духовного развития.

Имея в виду все эти трудности, мы и перейдем к рассмотрению перехода от первобытной религии к высшим понятиям, помня, однако, что рассуждения о «переходе» и «развитии» имеют здесь, как и в следующих главах скорее логический, философский смысл, чем реальный фактический. Иначе сказать – мы не знаем, как на самом деле шло развитие религии, но при наших философских и логических навыках мы можем представлять себе движение религиозной идеи нижеследующим образом.

Имея постоянное дело с духами, молясь им, принося жертвы и чувствуя себя от них зависимым, дикарь естественно хотел знать, какие из них сильнее, чтобы обращаться к ним предпочтительно, и какими можно иной раз пренебречь. Факты его жизни показывали, что молитвы такому-то богу пользуются большим успехом, а ум рационализировал, обобщал эти факты и выделял одних духов, как более сильных. С другой стороны, представляя себе богов по образу человеческому, дикарь по-человечески мыслил себе и отношение между богами, и если среди людей есть начальствующие и подчиненные, короли и подданные, то как же не быть им и в мире духов. Конечно, у данного племени имел тенденции выдвинуться тот бог, который, по роду занятий племени, был ему наиболее важен.

У племени, живущего у моря и морем, выдвигался бог моря, у других – бог леса, солнца и п. д. Иные племена имеют тенденции, разделяя духов на добрых и злых, выделять и из тех и из других главного Добраго Духa и Злого (у манаосов в Ю. Америке).

Таким образом, дифференцируясь по старшинству, боги начинают разделяться и по своим функциям. У австралийцев существует дух вод, у полинезийцев есть боги войны и мира; боги Грома, Неба, Солнца, Земли, Огня и Моря пользуются всюду особенным почитанием и культом, являясь прототипами божеств великих религий – Зевса, Аполлона, Геи, Посейдона, имеющих себе параллели в индусской, египетской и др. религиях.

Наконец, у многих дикарей есть представление о несотворенном творце Неба и Земли. Таков бог Тапа у даяков. Великая общая прародительница Мезуккумик Окви у алгонхинов. Но здесь мы выходим уже из области первобытной религии и вступаем в область языческих религий.

Литература:       Тейлор.       Первобытная      культура.      I – II т.т. СПБ. 1896 г.

Спенсер. Ocнования социологии. СПБ. 1897–8.

Грант-Аллен. Эволюция идеи божества. СПБ. 1906.