Построение акафиста

Изложив особенности разных групп русских акафистов со стороны их содержания, переходим к построению акафистов.

По внешнему виду русские церковные акафисты составляются по образцу древних, употребляемых Православной Церковью. Каждый акафист заключает в себе 13 кондаков и 12 икосов, следующих друг за другом по очереди, начиная с 1-го кондака и оканчивая 12-м икосом и заключительным 13-м кондаком. Каждый кондак и икос представляет собой изложение каких-либо истин богословского характера, фактов и событий из жизни святых или из истории христианских праздников и обстоятельств, касающихся святынь; иногда они дают только более подробное раскрытие и новое освещение прежде изложенных истин, фактов и событий.

Кондак по своему внешнему объему меньше икоса и имеет другое построение, чем икос. Помещаем несколько примеров:

Кондак 7 акафиста св. Димитрию, митрополиту Ростовскому:

«Хотя достойным образом совершити подвиг, возложенный на тя от Бога, первее укреплял еси свою душу прочитанием жития святых, предполагая себе подражание онех; таже почувствовав пользу из того проистекающую, не обленился еси быти списателем жизни тех, с нимиже ныне в невечернем свете ликуеши воспевая Богу: Аллилуиа»;

Кондак 2 акафиста св. Симону, епископу Владимирскому:

«Видя и слыша от иных самовидцев равноангельная жития преподобных отец Печерския Лавры, потщался еси, богомудре отче, не точию добре запечатлети я на скрижалех сердца твоего, но и писанием достоверно известити я родом последнейшим, да выну взирающе на скончание жительства угодников Божиих, и подражающе вере их, благочестно воспевают дивному во святых своих Господу: Аллилуиа»;

Кондак 8 акафиста свв. учителям словенским Мефодию и Кириллу:

«Странно преставление святаго Кирилла всем явися; не о жизни бо временней помышляше, но Господа о новопросвещенных им Церквах моляще, да утвердит я в православии и от треязычныя ереси и прочих напастей и бед да оградит я. Святаго же Мефодия увещаваше глаголя: се, брате, супруга волов бяхове, едину бразду тяжуща, и аз на лесе падаю, течение скончав; ты же любиши Святую гору вельми, не мози убо горы ради оставити учения языков словенских. Темже, толицей ревности святых братии дивящеся, воспоим Богу: Аллилуиа»;

Кондак 9 акафиста Пресвятой Богородице в честь Ее иконы Иверской:

«Всяко тщание имущи о написании честного образа Милостивыя Вратарницы, сонм постников иверских молебная пения совершает, водою от чудныя иконы омывает доску, на нейже имать изобразитися честный образ, и преподобнаго Иамвлиха освящает, иже подвизався в посте, молитве и бдении со всею братиею, списа вапы святою водою и мощами освященными честное изображение Богоматере, выну моляся и вопия Богу: Аллилуиа».

Входящий в состав акафиста кондак, как видим, представляет собой небольшую песнь, вкратце, но в живом изложении передающую какое-либо событие, подвиг, чудо и т. д., относящиеся к жизни воспеваемого лица или святыни и излагающую их в таком освещении и с таким исходом, чтобы песнь эта вызывала молитвенное чувство, разрешающееся возглашением «Аллилуиа». Все кондаки акафиста, кроме 1-го, заканчиваются припевом «Аллилуиа». Кондак 1 оканчивается тем возглашением, которое является заключительным припевом икосов.

Икосы по своему виду сложнее кондака и допускают большее разнообразие в построении, чем кондаки. В икосе не только передаются факты из жизни святых, описываются обстоятельства, касающиеся святынь и излагаются истины богословского характера, но наряду с описаниями, повествованиями и рассуждениями идет излияние чувств, которые вызываются данными фактами и истинами. Приводим несколько примеров:

Икос 2 акафиста Пресвятой Троице:

«Разум неуразуменный разумети ищя великий во пророцех Моисей, глаголаше: «Яви мне лице Твое, да разумно вижду Тя». Ты же к нему: «Задняя Моя узриши, лице же Мое не явится тебе; не бо узрит человек лице Мое и жив будет». Нам же, аще и недостойным, благоволил еси явити Себе в лице единороднаго Сына Твоего; темже благодарив вопием:

Свят, свят, свят еси, Господи Боже наш, Серафимов пламенно горящая Любы и Херувимов выну светящая Премудросте.

Свят еси, Господи Боже наш, небесных Престолов превышний Царю и премирных Господствий всеистинный Господи.

Свят еси, Господи Боже наш, вышних Сил непобедимая Крепосте и горних Властей всемогущий Властителю.

Свят еси, Господи Боже наш, архангелов всерадостное Благовестие и Ангелов неумолкающая Проповедь.

Свят еси, Господи Боже наш, разумных Начал верховное Всеначало, и всех прочих небесных чинов державный Повелителю.

Свят еси, Господи Боже наш, Един имеяй безсмертие и живый во свете неприступнем, со избранными же Твоими, яко со други, лицем к лицу беседуяй.

Свят, свят, свят еси, Господи Боже наш, помилуй ны, падшее создание Твое, имене ради святаго Твоего».

Икос 4 акафиста св. Евфросинии Суздальской:

«Слыша преподаваемая тебе о мире Божием учения, яко пчела, от внешних собирала еси умный сок, силою действовавшия в тебе благодати сладчайшаго паче меда Господа, в духовный сот превращала еси той, и вся искушающи, добрая точию держала еси. Таковую мудрость твою хваляще, взываем ти:

Радуйся, от видимых тварей к невидимым Божиим возносившаяся; радуйся, от красот мира краснеишему паче всех любовию возгаравшаяся.

Радуйся, созерцанием небес славу Божию поведающих, к снисканию славы пренебесной воскрилявшаяся; радуйся, от излияния света солнечнаго на злыя и благия, богоподобной любви научавшаяся.

Радуйся, во образе солнца, всевидящее око Божие умным оком своим зрети учившаяся; радуйся, в различии славы солнца, луны и звезд, различие небеснаго по делам прославления познававшая.

Радуйся, от воздыханий суете неволею повинувшияся твари, блаженный о грехах плачь восприявшая; радуйся, в тяготе вещей земных, тяготу грехов проразумевавшая.

Радуйся, стремлением огня горе горняя мудрствовати научавшаяся: радуйся, прехождением образа мира сего, в любви к благам непреходящим, утверждавшаяся.

Радуйся, в строении вещей земных, тайны устроения спасения прозревшая; радуйся, яко злато огнем искушаемое, очистительный искушений огнь радостно терпети предначинавшая.

Радуйся, Евфросиние, невесто Христова прекрасная». Икос 9 акафиста св. Иосифу, обручнику Пресвятой Девы Марии:

«Вития многовещанныя недоумеют по достоянию восхвалите тя, праведный Иосифе; Матерь Божия, Царица неба и земли, именует тя господином Своим, воплотившийся Сын Божий нарицает тя отцем, и дом твой на земли бысть вместилище святыни пренебесной, яко в нем обиташе Царь неба и земли. Темже мы смиренно вопием ти:

Радуйся, избранниче Божий, иже храняще кивот святыни пренебесныя; радуйся, дивный тектоне, в егоже доме живяше Творец неба и земли.

Радуйся, питателю и попечителю Отрока Иисуса, иже, яко Бог, дает бытие всем тварям и промышляет о всем мире, видимом и невидимом; радуйся, яко на земли сподобился еси лицезрети Сына Божия и держати Его в объятиях и лобызати Его.

Радуйся, яко и по отшествии в горния обители во свете лица Его, Царя славы, блаженствуеши, и выну прославляеши Его со Отцем и Святым Духом.

Радуйся, праведный Иосифе, скорый помощниче и молитвенниче о душах наших».

Икос 11 акафиста Грузинской иконе Божией Матери:

«Светозарными лучами чудес икона Твоя, Владычице, на святей горе Красней немерцаемо сияет и Российскую страну нашу православную благодатно озаряет, прогоняющи всякое темное действо вражие силою Божиею, побуждающи нас пред нею Тебе, Богоизбранная Отроковице, хвалебная пения возносити:

Радуйся, на пути нашего спасения неугасаемый Светильниче веры и благочестия; радуйся, Луче незаходимаго Солнца.

Радуйся, немерцающая во стране нашей православия Звездо; радуйся, добродетели путь освящающая.

Радуйся, заре Солнце Правды являющая; радуйся, Свете, мрак неведения отгоняющая.

Радуйся, Купино Неопалимая, Бога явившая; радуйся, Престоле огненный Вседержителя.

Радуйся, чистоты Сокровище; радуйся, Цвете неувядаемыя славы.

Радуйся, Вышняго освященное Божественное Селение; радуйся, яко Тобою дадеся радость всем Тя, Богородице, зовущим.

Радуйся, Невесто Неневестная».

Несмотря на особенности в частностях внешнего построения приведенных икосов, в них замечаются и общие черты. В своих существенных чертах все четыре песни, взятые из разных акафистов, представляют собой одну поэтическую форму икоса.

Икос состоит из двух частей. Сначала идет часть повествовательная, фактическая, с историческим или догматическим содержанием; потом следует вторая часть – прославительная, вытекающая из первой. Прославительная часть икоса состоит из хвалебных обращений к чествуемым святым лицам. Эти хвалебные возглашения, вследствие невыработанной и неустановившейся терминологии, называются отцами цензорами в их отзывах об акафистах различно: молитвенными обращениями, воззваниями, возглашениями, ублажениями, возношениями, призываниями, приветствиями, хвалениями, похвалениями, восхвалениями, благохвалениями и запевами. Заключительное воззвание икосов и 1-го кондака в отзывах отцов цензоров устойчиво называется запевом или припевом. Общий припев икосов и 1-го кондака в некоторых акафистах заключает в себе основную мысль произведения, например: «Радуйтеся, Мефодие и Кирилле, язык словенских апостоли и богомудрии учителие»; «Радуйся, Владимире, державы Российския просветителю»; «Радуйтеся, Антоние и Феодосие, монашескаго в России жития первоначальницы»; «Радуйся, Трифоне, страны северныя просветителю» и т. д. Впрочем, в большинстве акафистов указанный прием не выдерживается. Припев охватывает только часть того содержания и тех черт жизни святого угодника, которые являются предметом акафиста.

Возглашения в икосах обычно начинаются словом «Радуйся». Но встречаются в акафистах возглашения и не связанные с этим словом, например, в приведенном икосе из акафиста Пресвятой Троице припев читается так: «Свят, свят, свят еси, Господи Боже наш, помилуй ны, падшее создание Твое, имене ради святаго Твоего». В акафисте Божественным страстям Христовым припев следующий: «Иисусе, Сыне Божий, помяни нас, егда приидеши во Царствии Твоем». В акафисте к Причащению: «Иисусе, Боже сердца моего, прииди и соедини мя с Тобою вовеки». В акафисте к Святому Причащению, «самим токмо иереем приличном», – припев: «Иисусе, Крепосте моя, осени мя».

В первоначальном акафисте Пресвятой Богородице, в древнейших и в большинстве новейших акафистов количество возглашений в икосах 12, кроме заключительного, 13-го, которое является припевом, общим для всех икосов и 1-го кондака. Во многих из новейших акафистов количество воззваний в икосах уменьшено. Например, в акафисте в честь Толгской иконы Божией Матери в икосах 10 возглашений, кроме заключительного. В акафисте Покрову Пресвятой Богородицы, кроме заключительного припева, принято 8 возглашений. Во многих акафистах количество воззваний в икосах уменьшено до 6-ти, не считая припева. Таковы, например, акафисты св. Георгию Победоносцу, св. Петру, митрополиту [Московскому], св. Димитрию Ростовскому (начало: «Избранному чудотворцу»), Воскресению Христову (сочинение барона Нольде), в честь икон Божией Матери «Троеручица», «Неопалимая Купина», «Боголюбивая», Почаевская. Каждое возглашение, находясь в зависимости от исторической части икоса, в лучших акафистах везде дает что-нибудь новое, несет новую мысль, новую подробность, дает освещение факта, предмета или лица с новой стороны. Далее, возглашения в икосах лучших акафистов в своем течении представляют не бессвязный набор фраз, которые можно выпускать и которые можно переставлять с места на место без ущерба для смысла и изящества создаваемого в икосе образа или воспроизводимой картины. В лучших икосах возглашения стоят между собой в группировках, полных смысла и значения, в группировках, дающих живую характеристику святого, яркое описание того или другого момента его жизни, трудов и подвигов, милостей, небесного заступничества и т. д.

Из вышеприведенных образцов икоса мы видим, что возглашения икоса из акафиста Пресвятой Троице в возвышенной картине представляют неизмеримое величие Господа через изображение Его отношения к миру разумных небесных сил. Чередование возглашений в икосе не случайное, а обусловленное изображаемым предметом.

В икосе акафиста св. Евфросинии Суздальской в ярких чертах изображается, как мысль преподобной при усвоении преподаваемого ей учения о мире возносилась от окружающих видимых предметов к предметам невидимым, духовным. Соотношение возглашений в икосе связное и гармоническое.

В икосе акафиста св. Иосифу, обручнику Пресвятой Девы Марии, изображено трогательное величие праведника, удостоившегося доверия быть хранителем Пресвятой Девы и пестуном и кормителем Богочеловека. Течение возглашений, дающих ряд контрастов, также полно глубокого смысла.

В икосе акафиста в честь Грузинской иконы Божией Матери группировка возглашений уже не имеет такой тесной и необходимой связи, как в трех вышеупомянутых икосах. Первая половина возглашений икоса, при внешней несвязанности образов, имеет, однако, внутреннюю связь – не логическую, а психологическую, основанную на однородности впечатлений, вызываемых следующими друг за другом образами. Вторая половина возглашений уже представляет свободное течение их, дающее возможность переставлять возглашения одно на место другого без особого ущерба для достоинства икоса. Так как большинство икосов в акафистах составлено по тому типу, представителем которого является четвертый образец икоса, то необходимо остановиться подробнее на этом типе икосов и выяснить, как лучшие акафисты избегают и могут избегнуть, по-видимому, неизбежной бессвязности образов. Чтобы видеть яснее типичные черты икосов данного порядка, приводим еще несколько примеров.

Икос 11 акафиста св. Николаю Чудотворцу:

«Светозарную лучу во мраце жития сущим неугасимую, видим тя, Богом избрание отче Николае; с невещественными бо ангельскими светы, беседуеши о несозданном Троическом свете, верных же души просвещаеши, вопиющих ти таковая:

Радуйся, озарение трисолнечнаго света; радуйся, деннице незаходимаго солнца.

Радуйся, свеще, Божественным пламенем возжженная; радуйся, яко угасил еси бесовский пламень нечестия.

Радуйся, светлое правоверия проповедание; радуйся, доброзрачное света евангельскаго сияние.

Радуйся, солнце, ереси пожигающая; радуйся, громе, устрашающий соблазняющия.

Радуйся, истиннаго научителя разума; радуйся, таинственнаго изъявителю ума.

Радуйся, яко тобою попрася поклонение твари; радуйся, яко тобою научихомся покланятися Творцу в Троице.

Радуйся, Николае, великий чудотворче».

Икос 8 акафиста св. Алексию, митрополиту [Московскому]:

«Весь ум свой имея в вышних вперен и нижних, паству твою не оставил еси, еже молитвы о них возсылати ко Всевышнему Владыце, преподобне Алексие. Не забуди и ныне нас, приглашающих тебе усердно:

Радуйся, горо, добродетельми выше небес вознесенная; радуйся, реко, скверны наша омывающая.

Радуйся, источниче, жажду греховную утоляющий; радуйся, каменю драгий, всю Российскую землю украшающий.

Радуйся, злато, во вся концы блещание от себе испущающее; радуйся, сребро седмерицею от скверн греховных очищенное.

Радуйся, кимвале всех на славословие Божие созывающий; радуйся, светильниче, седящих во тме озаряющий.

Радуйся, древо от жара греховнаго осеняющее; радуйся, благотучная ветве лозы Христовы.

Радуйся, таинственнаго тела здравый члене; радуйся, чадо славы воскресения.

Радуйся, Алексие, великий чудотворче и скорый помощниче».

Икос 9 акафиста св. Алексию, митрополиту [Московскому]:

«Радуйся, кедре, в церкве Христове, яко в Ливане умноженный; радуйся, яко финикс в дому Божием процветый.

Радуйся, кипарисе, верных сердца благовонием исполняющий; радуйся, винограде, сладкое благочестия вино нам источающий.

Радуйся, крине, горняя поля украшающий; радуйся, смоковнице благоплодная.

Радуйся, пшенице, чистым хлебом гладныя питающая; радуйся, маслино, елей милости изливающая.

Радуйся, цвете, от корене Христова процветый».

Икос 10 акафиста св. Сергию Радонежскому (начало: «Возбранный воеводо»):

«Радуйся, яко сапфир небообразный, блистаяй нам житие подобонебесно; радуйся, яко халкидон углевидный, огнем любве Божия разжженный.

Радуйся, яко смарагд зеленеющий присновесненным венцем увязенный; радуйся, яко сардоникс, ногтя нечувственнаго цвет имый, умерщвление страстей подаваяй.

Радуйся, яко хрисолиф златосветящий, многоценными добродетельми блистаяй; радуйся, яко вирилл, носяй морский вид, плавающих в море безбедно управляяй» и т. д.

Икос 6 акафиста св. Димитрию Ростовскому:

«Возсия в душе твоей блистающий свет истиннаго боговедения, освящая души верных, со сладостию внимающих учению твоему и похваляющих тя сице:

Радуйся, органе Духа всесвятаго; радуйся, тимпане, услаждающий благочестивых чувства.

Радуйся, златокованая труба, враги устрашающая; радуйся, свирель, утешающая овцы, тобою пасомые.

Радуйся, архиерею великий; радуйся, пастырю предобрый.

Радуйся, Димитрие, великий чудотворче».

Поэтическое произведение исходит из взволнованного чувства; оно всегда возникает на основе того или другого настроения. Но чувство вызывает не столько работу отвлеченной мысли, сколько деятельность воображения. Поэтическое настроение есть образно осмысленное настроение; поэтическое мышление есть образное мышление.

Хотя христианская вера в своих основах отвлеченна и для своего постижения, насколько оно возможно, требует напряжения ума, однако она есть в то же время и жизнь; и как жизнь она становится делом сердца. Эти сердечные переживания христианских истин и исторических фактов обнаружения христианства и христианской жизни вызывают в христианине образное мышление, составляющее основу поэтического творчества.

Но употребление образов для выражения духовных христианских истин в церковной поэзии носит другой характер, чем употребление образов в гуманитарной поэзии. В гуманитарной поэзии пластичность образа, его рельефность, то есть его отчетливая предельность в пространстве и времени, составляет необходимое и неотъемлемое явление, без которого немыслимо дать красоту в изображении предмета. В лирике внешним, материальным, пластическим образом закрепляется и фиксируется внутреннее поэтическое содержание произведения. Если же изображается в поэтическом произведении явление сложное и изменчивое, то сложность и изменчивость выражаются рядом образов, которые передают и фиксируют разные моменты этого сложного и изменчивого явления. (Таково, например, изображение бури в стихах Пушкина «Бесы».) Но истинно христианское настроение неизбежно становится благочестивым и молитвенным, следовательно, является духовным, именно духовным в христианском смысле. А христианское духовное несоизмеримо с материальным и телесным, то есть с тем, что гуманитарной поэзии дает пластичность. Церковные песнопевцы для выражения духовных предметов при посредстве образов из материального мира прибегают к другому приему. Так как христианскому поэту, чтобы сделать изображение живым, приходится воссоздавать духовное при посредстве материального, небесное – при посредстве земного, вечное – при посредстве скоротечного, то очень легко невещественное вещественным, сверхъестественное естественным, неизменное изменчивым, непрочным и исчезающим умалить, унизить и оземлить. Телесное, физическое, противоположное духовному в христианском смысле в общем грубо как материал для передачи и олицетворения духовного. Значит, церковному песнопевцу приходится разрешить нелегкую задачу: духовное выразить в конкретном, материальном образе так, чтобы этот телесный образ не ограничивал духовного, не заслонял его собой, чтобы, рельефно обнаружив духовное и вызвав в душе соответствующее впечатление, сам он отпал бы, как шелуха, стушевался бы и чтобы потерялись из виду отчетливые черты его телесности и физической ограниченности. Как эту задачу разрешают песнопевцы, посмотрим на приведенных образцах икосов.

В возглашениях 9-го икоса акафиста св. Алексию, митрополиту [Московскому], для воссоздания его духовного образа берется не один какой-нибудь образ материального мира, а ставится ряд образов, взятых от растений. В произведениях гуманитарной и народной поэзии в подобном случае был бы взят один образ или два из растительного царства, и при посредстве их только создана была бы яркая и пластическая картина или характеристика выводимого в произведении лица. В икосе акафиста прп. Сергию Радонежскому опять духовный образ праведного воссоздается в воображении молящихся при посредстве многих материальных образов, в данном случае заимствованных от драгоценных камней. В икосе св. Димитрию Ростовскому его духовный облик воссоздается при посредстве образов, заимствованных от музыкальных инструментов. Так как в данном случае взят не один тот или другой музыкальный инструмент, а разные: один – ударный, другой – струнный, третий – духовой, – то материальная сторона употребленных в икосе образов ослаблена, а остается, при слитии их, один духовный образ, возникающий на однородной основе слухового впечатления.

Приведенные примеры показывают, что для авторов данных акафистов отдельный образ материального мира представляется недостаточным для изображения и воссоздания духовного предмета и что только в своей совокупности вещественные предметы могут обрисовать духовный предмет с возможной широтой и глубиной.

Далее, в приведенных образцах икосов мы видим еще особенность, именно что при изображении предметов духовных в акафистах образы идут вереницами в порывистом движении. Стремительно сменяясь друг другом, эти образы, заняв на короткое время внимание молящегося христианина, вытесняют друг друга из его сознания. Стремительность движения вереницы образов препятствует им кристаллизоваться в выпуклые формы предметов и явлений материального мира. Быстрота смены и несвязанность между собой предметов, составляющих вереницу образов, делают то, что они, обнаружившись в сознании, быстро выпадают из памяти, вытесняемые другими, которые следуют за ними. Особенно это явление заметно в приведенном примере 8-го икоса акафиста св. Алексию, митрополиту [Московскому]. В этом икосе мы видим, что внимание молящегося не останавливается долго на вещественном предмете, а, скользнув по предмету, успевает лишь в известный момент заметить только более выдающуюся черту предмета, и затем образ выводится из сознания, заглушаемый другим. Всякое представление и понятие задерживается в памяти, когда оно поставлено в логическую связь с совокупностью других представлений и понятий, задерживающих его в сознании как необходимое звено мысли. В икосах конкретный образ вводится в течение речи изолированно, одиноко и легко ускользает из внимания, когда заменяется другим, так же легко скользнувшим в сознании и выпадающим из сферы памяти, заглушённым сменой третьего образа, такого же скоротечного. Хотя летучий образ быстро исчезает из сознания, но след, впечатление от него остается в душе и при повторении однородных образов углубляется. От каждого мимолетного образа в душе остается только отблеск, создающий при родственности многих, раскрывающих одну какую-либо сторону, общий образ, отрешенный от материальности. Но в данном случае есть двоякая опасность. Во-первых, обилие и разнообразие образов, следующих один за другим, должны рассеивать и утомлять внимание молящихся и подавлять молитвенное чувство, обессиливать его. Во-вторых, стремительное течение мимолетных, совершенно различных образов, вследствие их несвязанности и быстрого исчезновения из памяти, может дать смутное или даже не дать никакого представления об изображаемом предмете. Такие явления в акафистах, особенно не одобренных духовной цензурой к печати, довольно часты.

Упомянутая опасность слишком утомить внимание молящихся и не дать при посредстве группы земных образов образа духовного избегается тем, что вереница образов берется в икосах от материальных предметов хотя различных, но сближенных между собой какой-нибудь одной стороной, одним качеством. Однородность впечатления от предметов разных, но имеющих нечто между собой общее, сближает эти разнородные предметы на единстве чувства, облегчает их усвоение сознанием и менее утомляет внимание. Летучая смена образов при видимой случайности является, таким образом, не случайностью.

Образы текут по требованию сердца. А так как смена их обусловливается не логикой рассудка, а логикой чувства, то с точки зрения разума мы видим в подборе образов и идей, сделанном по требованию возбужденного чувства, если не случайность, то прихотливость и капризность.

Чтобы при изображении мира духовного образами природы телесной, материальной сохранилось впечатление духовности, в акафистах, как уже показано, материальный образ не задерживается надолго в памяти, а, сослужив службу, то есть проявившись в сознании для прояснения духовного предмета, отлетает, отпадает; однородность же ряда мимолетных впечатлений создает почву для живого представления предметов духовных. Так мимолетные световые образы, сливаясь в единстве впечатления, могут дать изображение духовной светоносности. Припомним вереницу образов, взятых в первой половине возглашений акафиста в честь Грузинской иконы Божией Матери, и ряд подобных же образов в акафисте свт. Николаю Чудотворцу.

Когда у молящегося быстро возникают и проносятся в сознании однородные образы, например горящей свечи, теплящейся лампады, сверкающей звезды, блистающей молнии, сияющего солнца и т. д., то все эти мимолетные образы сливаются в душе в один образ духовной светоносности. Этим и достигается цель величаний в акафистах. Задача их как церковных песнопений именно вести мысль и чувство христианина ввысь, помогать ему подняться душой от вещественных предметов к духовным, от земного – к надземному, от чувства – к сверхчувственному, от ограниченного – к бесконечному, от скоротечного – к вечному.

Подобно тому как вереницей световых образов может быть воссоздан образ духовной светоносности, так группы других конкретных образов могут воссоздать другие стороны христианской духовности. Ввиду того, что пользование теми или другими образами материального мира не безразлично при употреблении их для изображения предметов духовных, остановим еще внимание на том, какие конкретные образы чаще всего употребляются в акафистах для выражения мира духовного. Берем несколько примеров:

«Радуйся, свеще неугасимая, в молитвах присногорящая у престола Господа славы» (ик. 10 акафиста Симону Кананиту); «Радуйся, свеще неугасимая, в молитвах к Богу возжженная горе» (ик. 11 акафиста Алексию, человеку Божию); «Радуйся, лампадо, елей милости Божия изливающая» (ик. 6 акафиста Прокопию, юродивому Устюжскому); «Радуйся, лампадо златая, ко умилостивлению Праведнаго Судии возжженная» (ик. 11 акафиста Артемию Веркольскому); «Радуйся, светильниче сияющий добродетельми» (ик. 9 акафиста Тихону Калужскому); «Радуйся, светильниче духовный, верным путь спасения освещающий» (ик. 11 акафиста Артемию Веркольскому); «Радуйся, луча, озаряющая сущия во мраке жития плотскаго» (ик. 11 акафиста Павлу Обнорскому); «Радуйся, лучу теплый, хладость нашу согреваяй» (ик. 11 акафиста Артемию Веркольскому); «Радуйтеся, углие, любовию божественною горящий» (ик. 2 акафиста Адриану и Наталии); «Радуйся, присногорящий огню Божественныя любве» (ик. 5 акафиста Пантелеймону); «Радуйся, пламень, пожигаяй злочестие» (ик. 11 Тихону Калужскому); «Радуйся, заре, свет новый миру возвестившая» (ик. 4 акафиста Иоанну Предтече); «Радуйся, деннице солнца незаходимаго» (ик. 4 акафиста Иоанну Богослову); «Радуйся, деннице, возшедшая просвещати Церковь Христову многими чудесы» (ик. 9 акафиста Алексию, человеку Божию); «Радуйся, звездо, блистающая на тверди церковной» (ик. 1 акафиста Димитрию Солунскому); «Радуйся, звездо, путь, ведущий ко Христу осветившая» (ик. 7 акафиста Иоанну Предтече); «Радуйся, звездо, греховную тьму, таящуюся в нас, светом учения твоего разгоняющая» (ик. 7 акафиста Павлу Обнорскому); «Радуйся, светозарное света евангельскаго сияние» (ик. 11 акафиста Иоанну Предтече); «Радуйся, светило, страну сию, прежде непроходимую, собою просвещающее» (ик. 7 акафиста Павлу Обнорскому); «Радуйся, яко солнце в добродетелех просияваяй» (ик. 11 акафиста Прокопию Устюжскому).

В приведенных возглашениях видим ряд световых образов, каковы свеча, лампада, светильник, луч, угль, огонь, пламень, заря, денница, звезда, сияние, светило, солнце – ряд световых образов, естественно передающих соответствующие им духовные предметы.

Берем ряд образов другой категории предметов:

«Радуйтеся, яко трие светлые ключи, ко единому источнику жизни притекший» (ик. 9 акафиста Вере, Надежде и Любови); «Радуйся, источниче чудес обильный» (ик. 6 акафиста Нилу Столобенскому); «Радуйся, неисчерпаемый источниче исцелений» (ик. 10 акафиста Савве Сторожевскому); «Радуйся, многообразных нам милостей Господних источниче» (ик. 4 акафиста Пантелеймону); «Радуйся, струя, напаяющая и веселящая жаждущих правды» (ик. 10 акафиста Савве Сторожевскому); «Радуйся, благодати Божией чистая струя» (ик. 6 акафиста Артемию Веркольскому); «Радуйся, реко, скверны наши омывающая» (ик. 8 акафиста Алексию, митрополиту [Московскому]); «Радуйся, реко многоводная чудес» (ик. 11 акафиста Алексию, человеку Божию); «Радуйся, чудес неисчерпаемый кладязю» (ик. 9 акафиста Димитрию Солунскому); «Радуйся, чудес пучино, Богом излиянная» (ик. 12 акафиста Никите Столпнику).

И вторая группа материальных образов (ключ, источник, струя, река, кладязь, пучина.) также вполне удовлетворительна для передачи новых сторон христианской духовности: жизни, чистоты, небесных милостей, чудес и т. д.

Переходим к ряду образов еще одного порядка:

«Радуйся, крине благоуханный святости и чистоты» (ик. 9 акафиста Алексию, человеку Божию); «Радуйся, благоуханный крине девства и нетления» (ик. 2 акафиста Димитрию Солунскому); «Радуйся, лилие прекрасная, сердце верных услаждающая» (ик. 6 акафиста Артемию Веркольскому); «Радуйся, едемская роза благовонная, души наша облагоухающая» (ик. 7 акафиста Артемию Веркольскому); «Радуйся, нетления цвете благоуханный и прекрасный» (ик. 11 акафиста Ефрему Новоторжскому); «Радуйся, цвете от корене Христова процветый» (ик. 9 акафиста Алексию, митрополиту [Московскому]).

Для выражения духовного благоухания берутся не только цветы, но и благовонные смолы и курения:

«Радуйся, благовонная смирно, Церковь Христову благоухающая» (ик. 11 акафиста великомученице Варваре); «Радуйся, благовонное миро, облагоухающее души» (ик. 4 акафиста Пантелеймону); «Радуйся, мироварнице на вся недуги врачевания содержащая» (ик. 5 акафиста Никандру Псковскому); «Радуйся, горнило, молитвенный аромат курящее» (ик. 11 акафиста Артемию Веркольскому); «Радуйся, молитв благовонное кадило, благоухающее горе у престола Божия» (ик. 9 акафиста Иакову Боровичскому); «Радуйся, златая кадильнице, фимиам молитвы от нас к Богу приносящая» (ик. 11 акафиста великомученице Варваре).

Приведенные образы (крин, лилия, роза, цвет или смирна, миро, мироварница, горнило, кадило и т. д.) вполне удобны для того, чтобы создать образ духовной чистоты, святости, молитвы, не связанный узами телесности и материальности.

То же можно сказать и о следующих образах:

«Радуйся, кедре в Церкви Христове, яко в Ливане умноженный» (ик. 9 акафиста Алексию, митрополиту [Московскому]); «Радуйся, кипарисе, верных сердца благовонием исполняющий» (ик. 10 акафиста Савве Сторожевскому); «Радуйся, маслина в дому Божием насажденная» (ик. 10 акафиста Павлу Обнорскому); «Радуйся, Церкве Христовы маслино, дивный елей милости Божия нам источающая» (ик. 6 акафиста Артемию Веркольскому); «Радуйся, яко финикс в пустыне сей процвел еси» (ик. 6 акафиста Павлу Обнорскому).

Выше была уже указана возможность сочетания образов слухового характера. Еще приводим несколько однородных примеров:

«Радуйся, кимвале, всех на славословие Божие созывающий» (ик. 8 акафиста Алексию, митрополиту [Московскому]); «Радуйся, сладкозвучная веры свиреле» (ик. 6 акафиста Пантелеймону); «Радуйся, свиреле, услаждающая слышание верным» (ик. 5 акафиста Димитрию Солунскому); «Радуйся, цевнице духовная» (ик. 8 акафиста Тихону Калужскому); «Радуйся, трубо, возвестившая миру предвечнаго и безначальнаго Бога» (ик. 9 акафиста Иоанну Богослову); «Радуйся, органе Духа Святаго» (ик. 8 акафиста Тихону Калужскому).

Берутся в акафистах образы и из царства одушевленных предметов:

«Радуйся, словесная агнице, от злаго волка к доброму пастырю Христу прибегшая» (ик. 4 акафиста великомученице Варваре); «Радуйся, горлице пустыннолюбивая и добровидная» (ик. 5 акафиста Савве Сторожевскому); «Радуйся, незлобивая голубице, от земнаго врана в покров небеснаго орла прелетевшая» (ик. 4 акафиста великомученице Варваре); «Радуйся, чистый птенче, в гнезда небесная приятый» (ик. 6 акафиста Артемию Веркольскому).

Приведенные образы вполне хороши для передачи невинности, непорочности.

Еще берем группу образов:

«Радуйется, трие светозарнии путие, ко престолу славы Господни нас ведущий» (ик. 12 акафиста Вере, Надежде и Любови); «Радуйся, пристанище благотишное по Бозе упование на тя возложивших» (ик. 11 акафиста Алексию, человеку Божию); «Радуйся, жезле, падающих подкрепляющий» (ик. 9 акафиста Савве Сторожевскому); «Радуйся, христиан несокрушимый щите» (ик. 1 акафиста Димитрию Солунскому); «Радуйся, столпе непоколебимый святыя Христовы Церкве» (ик. 10 акафиста Симону Кананиту); «Радуйся, неподвижный благочестия столпе» (ик. 8 акафиста Тихону Калужскому); «Радуйся, твердый столпе иночества» (ик. 4 акафиста Макарию Унженскому); «Радуйся, стено и утверждение Христовы Церкве» (ик. 3 акафиста великомученику Георгию); «Радуйся, храме триипостаснаго Божества одушевленный» (ик. 11 акафиста Павлу Обнорскому).

Приведенная группа предметов может воссоздать духовный образ небесной помощи и защиты.

Земные образы пастыря, стража, вождя, кормчего и т. д. дадут образ небесного руководства и бдительного попечения святых о христианах.

Образ лествицы, моста, несущегося вверх облака, подымающегося курения и т. д. дадут выражение духовного стремления ввысь:

«Радуйтеся, яко орли, ко Солнцу правды сопарившии» (конд. 8 акафиста Адриану и Наталии); «Радуйтеся, орли небеснии, крилами молитв ваших нас подкрепляющий» (ик. 9 акафиста Феодору и Иоанну Суздальским).

Приведенные возглашения живо изображают восхождение христианских святых в мир горний.

Но не все материальные образы удобны для передачи духовных предметов. В главе «Историко-библиографический обзор акафистов <...>, существовавших в России до учреждения Святейшего Синода», мы показывали, как были удалены из акафиста свт. Николаю возглашения «Радуйся, крылатый всадниче естеством» и «Радуйся, птак (или птица), скорый летанием».

Образы птицы и всадника, взятые для выражения быстроты, с какой свт. Николай Чудотворец помогает всем, просящим у него помощи, стали казаться молящимся неудобными в акафистах, как бы унижающими достоинство святителя. Пока в России было много непроходимых лесов и мало удобных для передвижения дорог, русские святители часто принуждены были ездить куда-либо верхом на коне. Но когда это явление сделалось редким или исчезло совсем, представлять свт. и чудотворца Николая всадником стало для русских людей зазорным. Точно так же неудобен для наименования святого и общий образ птицы: в уме молящегося христианина, слышащего наименование святителя птицей, возникают образы знакомых птиц, и ни одной из них не оказывается такой, которая хоть сколько-нибудь могла бы быть приложимой к святителю, даже голубь в данном случае не подходит. Выше мы уже показали пример странности выражений наименование святого: «петел».

Для изображения нравственной чистоты, святости, праведности, духовности, [как] мы видим: в акафистах берутся образы из природы и ее явлений, из царства одушевленного и неодушевленного, органического и неорганического. Но для выражения нравственного совершенствования и чистоты, праведности и святости могут служить только те образы, в которых есть жизнь, свет, ясность, прозрачность, чистота, свежесть, теплота, обновление, возрождение, где есть неувядаемость, возвышение, воздушность, полет, благоухание, непорочность, безупречность, искренность, невинность; точно так же – и те земные образы, где выражается глубина, широта, высота предметов. Само собой понятно, что вполне пригодны для выражения христианской духовности, праведности и святости те образы, в которых есть священность, которые являются святыней, например, скрижаль, кивот, скиния и т. п.

При изучении тех образов, какие употребляются в акафистах для выражения предметов мира духовного и небесной сферы, обнаруживается, что особенно являются удачными для цели конкретные образы тех физических явлений и предметов, которые заключают в себе некоторую физическую неуловимость и неосязаемость, которые или удалены от нас по времени, или отдалены от нас пространством, или мало доступны нам вследствие своей ценности, или при внешней величественности имеют контуры, стушевывающие их предельность, или же, напротив, при видимой предельности заключают в себе нечто мощное, твердое, устойчивое, или возвеличены ореолом древности и неприкосновенности священного назначения. Те же предметы, в которых заметны косность вещественного, дебелость плотского, прельщение мирского, пошлость, низость, порча, увядание, тление и т. п. не могут быть точными выразителями высоких духовных образов, возникающих на основе христианской веры, христианского благочестивого настроения и молитвенного самочувствия.

Духовный христианский образ, как уже сказано, не может быть охвачен тем или другим образом внешнего мира в его единичной обособленности, но в значительной мере он может быть исчерпан или, по крайней мере, уяснен, раскрыт, воссоздан совокупностью земных образов, между которыми при отсутствии внешней связанности должна быть связь внутренняя на единстве чувства. Вереница образов непременно должна быть сцеплена единством плана и состава, она должна представлять собой гармоничную систему из отдельностей. Для своих художественных целей церковный песнопевец не довольствуется тем или другим цветком, тем или другим образом; он создает букеты и гирлянды из цветов, венки из образов, и венками, гирляндами и букетами он выражает красоты христианской чистоты, высоты, духовности, святости и небесного величия. Но тайна гармонического сочетания цветов и образов есть уже дело художественного вкуса и таланта; некрасивые и грубые узоры и безвкусие рисунка, конечно, свидетельствуют о художественной бездарности их творцов.

Кроме образов, заимствованных из внешнего мира, для яркости изображения прославляемых святых авторы акафистов иногда пользуются сравнением их с более известными из ветхозаветных и новозаветных праведников:

«Радуйся, Аврааме, не сына, но себе самаго в жертву Богу принесший» (ик. 12 акафиста Алексию, митрополиту [Московскому]); «Радуйся, Давиде российский» (ик. 5 акафиста князю Михаилу Тверскому); «Радуйся, Давидово раскаяние явивый» (ик. 2 акафиста Никите Столпнику); «Радуйся, Елисее сугубую благодать восприявый» (ик. 12 акафиста Алексию, митрополиту [Московскому]); «Радуйся, Израилю, молитвою укрепивыйся с Богом и благословение вечное от Него приемый» (там же); «Новаго тя Илию Фесвитянина познаваем» (ик. 7 акафиста Павлу Обнорскому; ик. 12 акафиста Алексию, митрополиту [Московскому]); «Новаго тя Иосифа незлобиваго разумеваем» (акафист князю Михаилу Тверскому); «Радуйся, яко Иов искушение крепко терпевый» (ик. 2 акафиста Никите Столпнику); «Радуйся, яко Иеремиа с плачем велиим люди устюжстии к Покаянию призвавый» (ик. 5 акафиста Прокопию Устюжскому); «Новаго тя Ноя, начальника ковчега душеспасительнаго веры Христовы во Иверии, познаем быти, Симоне Богоглаголиве» (ик. 7 акафиста Симону Кананиту); «Яко втораго Павла человеколюбие к себе призва» (ик. 1 акафист Никите Столпнику); «Радуйся, Петровы слезы источивый» (ик. 2 того же акафиста); «Радуйся, Самуиле, царем благословение подающий» (ик. 12 акафиста Алексию, митрополиту [Московскому]).

Преданный Богу Авраам, целомудренный и незлобивый Иосиф, терпеливый в бедствиях Иов, грозный ревнитель Божественной славы Илия и т. д. своей нравственной чистотой и величием пленяют сердце христианина. Введенные в акафист талантливым художником, имена эти могут живо, глубоко и привлекательно освещать прославляемое лицо; но бездарное нагромождение имен в акафистах вызывает только скуку и рассеивает молитвенно настроенное внимание.

В некоторых акафистах с именами прославляемых святых сопоставляются созвучные им предметы и на этом сопоставлении воссоздаются духовные образы прославляемых лиц.

Более удачное применение этого литературного приема мы встречаем в акафисте свв. мученицам Вере, Надежде, Любови и матери их Софии:

Икос 1:

«Ангели на небеси радовахуся, добродетельное житие ваше зряще, еже провождасте в чтении Писаний Божественных, в трудех, посте, молитве и милостыни, материю вашею непрестанно сущя поучаемы, да явитеся образы живии триех богословских добродетелей, ихже именами наречены бысте. Мы же таковей мудрости матере вашея и совершенному благоразумию вашему дивящеся, благоговейно рцем вам:

Радуйтеся, единомысленныя сестры, трием добродетелем тезоименитыя; радуйтеся, в повиновении богомудрей матери вашей на степени совершенствования вшедшия.

Радуйся, Софие, дщерем твоим имена добродетелей нарекшая, яже вещию исполняти научила еси.

Радуйся, Веро, верою невидимое, яко видимое, зрети нам помогающая.

Радуйся, Надеждо, надеждею страдания наша во юдоли скорби ослабляющая и в горняя десницею указующая.

Радуйся, Любы, любовию Божественною блаженство безсмертныя жизни нам открывающая.

Радуйся, Софие, сиесть премудрость, премудре дщери твоя воспитавшая; радуйся, в добродетелех веры, надежды и любве нас утверждающая».

Икос 2:

«Радуйтеся, три добродетельныя сестры, твердую веру, несумненную надежду и нелицемерную любовь ко Господу Богу явившия.

Радуйся, Веро, мучением за Христа веру твою исповедавшая; радуйся, сестры твоя крепкою верою воздвизавшая.

Радуйся, Надеждо, твердое надеяние на Христа возлагавшая; радуйся, сестры твоя неслабною надеждею укреплявшая.

Радуйся, Любы, муками за Христа любовь твою действенную показавшая; радуйся, сестры твоя огнем любве ограждавшая».

Икос 3:

«Радуйся, Веро, души наша верою озаряющая; радуйся,

к тихому пристанищу нас возносящая.

Радуйся, Надеждо, сердца наша сладостию надежды оживляющая; радуйся, из пучины отчаяния нас извлекающая.

Радуйся, Любы, страдания и скорби наша в радость прелагающая; радуйся, окамененная сердца наша во умиление преводящая.

Радуйся, Софие, мудростию на благое нас наставляющая; радуйся, потемненное око душ наших просвещающая».

Икос 9:

«Радуйтеся, аки трие светлии ключи, ко единому источнику жизни притекший; радуйтеся, аки трие благовоннии цвети, на единей благоплодней ветви прозябший.

Радуйтеся, аки три зерцала, безпредельную красоту Божию в себе отражающая; радуйся, Софие, аки маслина, три ветви, отягченныя изобильными плоды даров Божиих, произрастшая».

Совокупность возглашений в икосах, как уже было выяснено выше, связана с его исторической частью. Возглашения икосов обычно находятся между собой в известной преемственности. Ведя мысль молящихся далее и далее, подымая их чувство выше и выше, они являются переходным звеном к следующей за ними группе кондаков и икосов. При чередовании кондаков и икосов во всех акафистах, за исключением немногих, выполняется установившаяся уже следующая условность. Начало кондаков и икосов всех акафистов соответствует началу кондаков и икосов первоначального акафиста Пресвятой Богородице. Кондак 1 акафиста Пресвятой Богородице начинается словами «Взбранной Воеводе победительная». И все акафисты начинаются или словом «взбранный», или похожим по созвучию, но содержащим другой смысл словом «избранный». Икос 1 акафиста Благовещению начинается словами «Ангел предстатель с небесе послан бысть». И во всех акафистах 1-й икос начинается словами «Ангел», «Ангелоподобно», «Ангелов Творец», «Ангелов множество», «Ангелов Царице» и т. п. Начало 2-го кондака акафиста Благовещению читается так: «Видящи Святая Себе в чистоте». Во всех акафистах 2-й кондак начинается словом «Видя» (гонение нечестивых на христиан, обильную реку чудес, свет добродетелей, яко в мире сем всяческая суета и тление и т. д.). То же самое явление повторяется и в следующих кондаках и икосах. Чтобы видеть, как авторы применяют в своих акафистах указанную условность, приводим из разных акафистов по несколько примеров начальных слов 4-го кондака, 7-го икоса и 10-го кондака:

Кондак 4:

«Бурю внутрь имея помышлений сумнительных, целомудренный Иосиф сметеся» (акафист Пресвятой Богородице). – «Буря помыслов смущаше родителя твоя, отче наш Макарие, егда внезапу оставил еси отай дом их» (акафист св. Макарию Желтоводскому); «Бурю смятений и крамолы врагами воздвигнутую в стране нашей утолити тщащься блаженный Гермоген, списатель чудес Твоея, Богомати, иконы, слезно пред нею моляшеся» (акафист Пресвятой Богородице ради чудотворной иконы Казанской); «Бурею злобы дышаще, нечестивии болгаре терзаху тя, яко агнца незлобива зверие дивии» (акафист св. мученику Авраамию Болгарскому); «Бурю страстей и искушений вражиих препобеждая постом, бдением и молитвами, утолил еси до конца» (акафист св. Савве Сторожевскому); «Бури житейских бед и напастей бежавши, преподобная, паче брака честна, житие девственное возлюбила еси» (акафист св. Евфросинии, княжне Полоцкой); «Буря скорбных помышлений обдержаша тя, преподобная, егда юный князь, блага ради людей своих, волею пойде в жилище ярящихся злонравных агарян, яко овча в ложа дивиих зверей» (акафист св. Евдокии-Евфросинии).

Икос 7:

«Новую показа тварь, явлься Зиждитель» (акафист Пресвятой Богородице). – «Новаго тя Ноя, наставника ковчега спасительнаго разумеем, отче святый Николае» (акафист Николаю Чудотворцу; ср. с акафистом Симону Кананиту); «Новаго тя Николая Мирликийскаго стяжа град Ростов, святителю отче Леонтие» (акафист свт. Леонтию Ростовскому); «Новаго тя Николая Мирликийскаго и Златоуста Цареградскаго видим, святителе Димитрие» (акафист св. Димитрию Ростовскому; начало: «Избранный чудотворче»); «Новому царствующему граду святая икона Твоя, Богомати, воистинну явися благая Одигитрия, якоже древле в Цареграде» (акафист Казанской иконе Божией Матери); «Новый источник чудес в стране северной явися икона Твоя Тихвинская, Пресвятая Владычице» (акафист в честь явления Тихвинской иконы Божией Матери); «Новград и всю землю Российскую дивная икона Знамения твоего, Богородице Дево, чудесы благодатными осия» (акафист иконе «Знамение»); «Новый подражатель древних ратоборцев на страсти плотския явился еси, отче Савво» (акафист св. Савве Сторожевскому); «Новую купель Силоамскую зрим, Пресвятая Богородице, храм Твой, иже в Раифе» (акафисты Грузинской иконе Божией Матери, Трифону Печенгскому); «Новый труд и новый подвиг по возвращении в пещерная ваша жилища восприяли есте, отцы преподобнии» (акафист свв. Антонию и Феодосию); «Новую казнь измышляя мучитель злый, повеле воем своим отнюд не впускати в темницу к узником жен, из града приходящих утешения ради и облегчения страдальцев Христовых» (акафист свв. Адриану и Наталии).

В других акафистах 7-й икос начинается словом «дивный»:

«Дивная показал еси дела Твоя в Пречистой Матери Твоей, Господи» (акафист Покрову Пресвятой Богородицы). – «Дивны дела твоя, Господи, вопияше ветхий денми старец» (акафист св. Симеону Богоприимцу); «Дивно прославила еси чудесы икону Твою святую, Неопалимую Купину именуемую, Богородице Дево» (акафист иконе Божией матери «Неопалимая Купина»); «Дивни апостоли явишася святая братия, не имуще покоя в трудех своих» (акафист свв. Кириллу и Мефодию); «Дивный во истину Победоносец показался еси на страсти плотския» (акафист св. Ефрему Новоторжскому).

Кондак 10:

«Спасти хотя мир, иже всех украситель, к сему самообетован прииде» (акафист Пресвятой Богородице). – «Спасти хотя душу, плоть твою духови покорил еси» (акафист Николаю Чудотворцу); «Спасти хотя магометан и язычников, в новой пастве твоей находящихся, ты, яко добрый пастырь, всю мудрость твою к сему употребил еси» (акафист Гурию Казанскому); «Спасти можеши всякаго, к твоему предстательству и заступлению прибегающаго» (акафист праведному Иосифу, обручнику Пресвятой Девы); «Спасти хотяй от заточения и уз преподобнаго Петра Афонскаго, яве предста ему Богоприимец в темнице» (акафист св. Симеону Богоприимцу); «Спасти хотя многия люди от бед и скорбей, источаеши, Богомати, неоскудный источник милости, от Своея иконы роду нашему» (акафист в честь Иверской иконы Божией Матери); «Спасительное и тихое пристанище от треволнений моря житейскаго видим святую обитель Твою на Толге» (акафист в честь Толгской иконы Божией Матери); «Спасения залог даровася нам святая и всечестная Твоя икона, Богородительнице Дево» (акафист иконе Божией матери «Троеручица»); «Спаса Христа умоляти не престай за град и люди, тя почитающия» (акафист Петру, митрополиту [Московскому]); «Спасение и блаженство райское житием праведным унаследовал еси, святче Божий» (акафист Иакову Боровичскому).

Начальные слова кондаков и икосов всех акафистов, соответствуя начальным словам акафиста Благовещению, сообщают им черты сходства с прототипом и в остальном их построении, именно: определяют точку зрения на изображаемые в кондаках и икосах разнообразные предметы. Только акафист св. Ферапонту Можайскому, отчасти акафист св. Макарию Унженскому (в конд. 2–3, 9, 12 и в ик. 3, 5, 7, 9) и некоторые другие не следуют установившейся традиции. Установление рассматриваемой условности относится еще к Досинодальному периоду русского церковного песнотворчества. В главе об акафистах Досинодального периода мы показывали, как перерабатывался акафист свт. Николаю Чудотворцу, не имевший сначала в своих кондаках и икосах начальных слов, однородных с начальными словами акафиста Пресвятой Богородице.

Кондаки и икосы во всех акафистах следуют друг за другом парами, то есть 1-й кондак и 1-й икос, 2-й кондак и 2-й икос и т. д. В большинстве случаев такая пара строф, то есть кондак и икос, имеет однородное содержание, причем в икосе предмет излагается более подробно и всегда более возбужденно, чем в кондаке. В лучших акафистах икосы не являются простым разбавлением кондаков, а служат необходимым дальнейшим раскрытием содержания, иногда – продолжением изложения факта или события в новых подробностях или раскрытием мысли с новой стороны. Помещаем для примера 6-й кондак и 6-й икос акафиста Пресвятой Богородце пред Ее иконой, именуемой «Троеручица».

Кондак 6:

«Проповедует обитель Хилендарская на Афоне богатство милостей и щедрот Твоих, Богородице Дево, и светло красуется, имея святую икону Твою Троеручицу, во игумена себе; ибо таковая бысть воля Твоя, еже пребывати иконе Твоей тамо на игумена месте во храме Божием и в душах братии, от Тебе единыя благословение на всякое послушание приемлящей и хвалебно зовущей тако благоволившему о них Творцу: Аллилуиа».

Икос 6:

«Возвестила еси волю Твою, Богомати, иноком хилендарским, разногласием во избрании игумена смущенным, чудесно поставив святую икону Твою на игуменском месте во храме Божием и открыв единому от них в видении, яко сама Ты хочещи пребывати настоятельствующею во обители их, иконою Твоею честною, и да прочее не избирают себе игумена. Они же во умилении душ и сердец обрадовании возопиша к Тебе:

Радуйся, иноков благоподвизающихся Известная и Всемощная Покровительнице; радуйся, к Сыну Твоему и Богу теплая о них Предстательнице.

Радуйся, жезл игуменский в Хилендарстей обители невидимо приемшая; радуйся, обитель сию доселе целу и благоустроенну сохраняющая.

Радуйся, страхом и благоговением сердца братии, благословение от иконы Твоея приемлющих, исполняющая; радуйся, неблагоговейных и дерзостных грозно наказующая.

Радуйся, Помощнице наша, троеручною иконою Твоею нам помогающая».

Установившееся правило, чтобы кондак и соответствующий ему икос излагали один предмет, в акафистах не всегда строго соблюдается. Часто содержание икоса представляет собой продолжение того повествования, которое дало содержание предшествующему кондаку.

Кондаки и икосы в своей совокупности, как уже было показано, передают историю какой-либо святыни или излагают богоугодное житие, труды, подвиги, блаженную кончину и небесное прославление святых. Между кондаками и икосами устанавливается внутренняя связь. Дальнейшие кондаки и икосы вытекают из предшествующей речи.

Акафист развивается в своем течении с таким расчетом, что служит нарастанию и углублению молитвенного чувства.

Глубокое молитвенное настроение не может возникнуть сразу. Начальные кондаки и икосы, рассказывая о детстве прославляемого святого и о фактах его дальнейшей жизни, постепенно подготовляют ум и сердце внимающих богомольцев к более высоким, глубоким и сильным чувствам, вызываемым последними кондаками и икосами акафиста, в которых мысль молящихся переносится уже от земли на небо, переходит от скромного земного положения праведника к небесной его славе, когда он представляется стоящим у Престола Божия ходатаем и молитвенником за христиан, низводящим на них Божие благословение и милости. Возбужденная мысль и сердце богомольцев невольно превращаются в восторженное обращение к святому лицу: «О всепетая Мати»; «О великий святителю и преславный чудотворче»; «О великий угодниче Божий»; «О святый, славный и всехвальный апостоле» и т. п. Восторженное обращение к святому молящихся, сознающих свою немощность и чувствующих нужду в нравственной поддержке, также невольно превращается в просительную молитву, чтобы святой не оставил молящихся своим небесным покровительством и многомощной помощью, испросил у Господа им избавление от скорбей и болезней и прощение грехов, чтобы умолил Бога избавить молящихся от вечных мук и сподобил их небесного блаженства. Когда восторженный порыв, как сильно возбужденное волнение, должен ослабеть, акафист снова обращает мысль молящихся к 1-му икосу и 1-му кондаку. 1-й кондак заключает в себе общую мысль акафиста, выраженную вкратце. В 1-м икосе в одних из акафистов начинается уже изложение детства святых угодников или вообще передача предшествующих событий; в других акафистах в 1-м икосе раскрывается общая мысль 1-го кондака подробнее, но все же в сжатом виде. Иногда в 1-м икосе бывает схвачен в существенных чертах общий ход содержания всего акафиста, причем возглашения 1-го икоса дают мотив для содержания тех или других дальнейших кондаков и икосов. Например, 5-е и 6-е возглашения в 1-м икосе акафиста св. Прокопию Устюжскому «Радуйся, во обители Хутынстей благочестию христианскому добре навыкий; радуйся, наставлением старца духовнаго в православии крепко утвердивыйся» подробно раскрываются во 2-м кондаке, а 7-е и 8-е – во 2-м икосе акафиста; 9-е и 10-е возглашения 1-го икоса развертываются в 3-м кондаке и 3-м икосе. Помещаем их для примера.

Икос 1, 9-е и 10-е возглашения:

«Радуйся, в Великий Устюг, яко нищ и странен пришедый; радуйся, юродственное житие в нем проходивый».

Кондак 3:

«Силою Господа сил укрепляемь, мраз и зной добльственне претерпел еси, Прокопие блаженнее, полунаг, во единей ризе, лето и зиму обходяй стогны Великаго Устюга, не имый места где главу приклонити, токмо в притворе соборнаго Пресвятыя Богородицы храма нищетне пребывали, идеже присно пел еси Христу Богу: Аллилуиа».

Икос 3:

«Имел еси, святче Божий, велие терпение и незлобие, памятуя бо распеншагося нас ради Христа, о распинателех Своих ко Отцу Своему молившася, и ты о оскорблявших и бивших тя тепле молился еси, яко о благодетелех твоих, темже наставь и нас не памятозлобствовати, но в кротости духа вопити к тебе таковая:

Радуйся, словеса апостола Павла «мы убо буи Христа ради» делы твоими известивый, радуйся, первый в Российстей стране юродства Христа ради подвиг на ся приявый.

Радуйся, великим праведником Симеону и Андрею Христа ради юродивым верно подражавый; радуйся, подобно им поругания и биения претерпевый.

Радуйся, на высоту безстрастия восшедый; радуйся, во глубину смирения приникни.

Радуйся, кроткий Христов последователю; радуйся, незлобивый о оскорблявших тя предстателю. Радуйся, ангелонравный человече; радуйся, зримый в мире обаче от мира сокровенный подвижниче.

Радуйся, Пресвятыя Богородицы избранный слуго; радуйся, милостей и щедрот Ея усердный прославителю.

Радуйся, святый блаженный Прокопие, великий и преславный чудотворче».

9-е и 10-е возглашения 1-го икоса, имея общий характер, в 3-м кондаке и 3-м икосе раскрываются и дробятся на возглашения более частного характера.

Когда общая мысль 1-го кондака раскрыта в подробностях в следующих кондаках и икосах и достигнута цель молитвенного подъема духа, то расширенное содержание акафиста снова восстановляется в общих чертах в синтезе подробностей, какой дает в некоторых акафистах 1-й икос, а затем это содержание еще более стягивается и объединяется в 1-м кондаке. Когда же припев 1-го кондака и икосов содержит в себе основную мысль всего произведения, то в этом припеве, заканчивающем 1-й кондак, являющийся и заключительной песней акафиста, сливается все его содержание в одно целое, охваченное одной мыслью.

Первый акафист Пресвятой Богородице на греческом языке написан стихотворным размером. Русские акафисты представляют собой стихотворения в прозе. Ритм звуковой в них заменен ритмом мыслей. Только в возглашениях икосов акафиста св. Александру Невскому еще чувствуется стихотворный размер, но с совершенно свободным чередованием стоп, не связанным с установившимися формами русского стиха. В этом акафисте в окончаниях возглашений введена и рифма. Помещаем несколько отрывков из 1-го, 3-го и 9-го икосов.

Икос 1:

«Радуйся, отрасле пречестная корене благочестиваго; радуйся, благоверия предков наследниче.

Радуйся, подражателю добродетелей отца боголюбиваго; радуйся, кротости и благочестия матернего преемниче».

Икос 3:

«Радуйся, подвижниче истиннаго трезвения; радуйся, любителю спасительнаго созерцания.

Радуйся, наставниче наш в подвизе от мира удаления; Радуйся, стяжателю совершеннаго дара бодрственнаго себе внимания».

Икос 9:

«Радуйся, общаго мира во днех своих устроителю; радуйся, изгнаннаго страхом нашествий татарских народа своего собирателю.

Радуйся, безпомощных присный защитителю; радуйся, нищих алчущих питателю.

Радуйся, сирых сильный покровителю; радуйся, и ныне всех скорбящих и нуждающихся мощный пред Господем предстателю.

Радуйся, святый благоверный великий княже Александре».

Во всех других акафистах вместо внешнего стихотворного ритма употребляется внутренний ритм. Этот внутренний ритм проявляется в параллелизмах мысли и образов, внешне выражаясь в возглашениях, соединенных между собой попарно. Приводим несколько примеров.

«Иисусе, Сыне Божий и Сыне Девы, от сынов беззакония умученный; Иисусе, поруганный и обнаженный, даяй лепоту крином сельным и одеваяй небо облаки. Иисусе, насыщенный ранами, пятию хлебы пять тысящ насытивый; Иисусе Царю всех, вместо дани любве и благодарения жестокия муки приемый» (ик. 4 акафиста Страстям Христовым); «Радуйся, веры православной утверждение; радуйся, неверия и зловерия посрамление» (ик. 6 акафиста иконе Божией Матери «Достойно есть» («Милующая»); «Радуйся, всех скорбящих Радосте; радуйся, всех печальных Утешение» (ик. 8 того же акафиста); «Радуйся, яко из Тебе в плоть облечеся, Одеваяй небо облаки; радуйся, яко млеком Твоим питала еси Питателя Вселенныя» (ик. 4 акафиста иконе Божией Матери «Знамение»); «Радуйся, Божие к смертным благоволение; радуйся, смертных к Богу дерзновение» (ик. 4 акафиста Феодоровской иконе Божией Матери); «Радуйся, Дщи благословенная Отца Небеснаго; радуйся, Родительнице неискусомужная Сына Предвечнаго» (ик. 7 акафиста иконе Божией Матери «Скоропослушница»); «Радуйся, яко благодать Тебе дадеся силу огненную угашати; радуйся, яко благостынею Своею угашаеши в нас огонь нечестия пламенем огня Божественнаго» (ик. 8 акафиста иконе Божией Матери «Боголюбивая»);

«Радуйся, Свеще неугасимая, в молитвах за нас у Престола Господня присногорящая; радуйся, огнем любви Божия и наша хладные сердца воспламеняющая» (ик. 5 акафиста иконе Божией Матери «Неопалимая Купина»); «Радуйся, яко во глубину смирения приникл еси; радуйся, яко на высоту безстрастия возшел еси» (ик. 4 акафиста Митрофану Воронежскому); «Радуйся, возшедый на высоту совершенства духовнаго; радуйся, достигнувый глубины смирения христианскаго» (ик. 4 акафиста Петру, митрополиту [Московскому]); «Радуйся, строгость власти материнскою любовию умерявшая; радуйся, материнскую любовь строгостию власти отрезвлявшая» (ик. 9 акафиста Евфросинии Суздальской); «Радуйся, яко клас зрелый пшеничный на землю, тако тихо старческую главу твою на ложе смерти склонивый; радуйся, яко путник дальним странствием утомленный, мирно сном смерти почивый» (ик. 7 акафиста Симеону Богоприимцу); «Радуйся, яко радостно уневестилася еси Безсмертному Небесному Жениху, Христу; радуйся, земнаго обручника паче небеснаго знати не восхотевшая» (ик. 1 акафиста мученице Параскеве); «Радуйся, незлобивая голубице, от иссушений лукаваго врага свободившаяся; радуйся, словесная агнице, от злаго волка мучителя к доброму пастырю Христу Богу прибегшая» (ик. 3 того же акафиста); «Радуйся, агнице вседобляя, пастыреначальнику Христу принесшаяся, яко жертва благоуханная; радуйся, Безсмертному Жениху Христу непорочное мучение твое, яко вено пречестное, представившая. Радуйся, отроковице чистая, истинное исповедание веры православныя пред неверными явившая; радуйся, праведная обличительнице, неправду нечестиваго судии яве открывшая» (ик. 4 того же акафиста); «Радуйся, силою свыше на брань противу сил преисподних препоясанная; радуйся, победоносною славою в вышних от Христа победителя одеянная. Радуйся, оружием благоволения Божия венчанная на земли; радуйся, цветом неувядаемым украшенная на небеси» (ик. 10 того же акафиста).

Второй член ритмической пары возглашений, находясь в соотношении с первым членом, несет продолжение мысли, то повторяя первую мысль в новом ее освещении, то пополняя ее, то обосновывая, то вообще уясняя. Особенно оживляется внутренний ритм внесением в параллелизмы контрастов внешнего мира для выражения контрастов в мире духовном.

Особую своеобразную приятность представляет во многих акафистах игра слов и некоторое подобие аллитерации, то есть подбор одинаковых звуков:

«Радуйся, Чистая чисте Чистаго возлюбившая» (ик. 8 акафиста великомученице Екатерине); «Радуйся, питателю Питавшаго люди Своя манною» (ик. 7 акафиста Иосифу Обручнику); «Радуйся, безнадежных Надеждо» (ик. 4 акафиста иконе Божией Матери «Скоропослушница»); «Радуйся, ненадеющихся Надеяние» (ик. 7 акафиста Бого-любской иконе Божией Матери); «Радуйся, Безплотнаго Воплотившая» (ик. 5 акафиста иконе Божией Матери «Скоропослушница»); «Радуйся, безоружный вооруженных победивый» (ик. 3 акафиста Леонтию Ростовскому); «Радуйся, во плоти безплотныя враги победивый» (ик. 5 акафиста Димитрию Солунскому).

Составители акафистов иногда не имеют правильного представления о построении их, являющихся церковными песнопениями. В отзывах об акафистах, неодобренных цензурой, часто встречаются указания на неправильное и неумелое построение их. Прежде всего по объему своему акафист оказывается иногда неудовлетворительным, оказываясь или черезвычайно малым и кратким (например, не одобренный цензурой акафист Анастасии Римлянине), или огромным, далеко превышающим обычные нормы (например, неодобренный заупокойный акафист). Иногда построение акафиста таково, что получается неправдоподобие содержания. В одном из неодобренных цензурой акафистов, например, иноки обители еще живому своему сожителю святому подвижнику говорят: «Радуйся, яко смерть твоя честна и успение твое свято бысть; радуйся, яко истинный угодник Божий скончался еси». Иногда недостаток порядка в распределении материала акафиста ведет к темноте мысли. Например, 4-й кондак неодобренного акафиста св. Стефану Сурожскому был начат так: «Буря несогласия людей сурожских умиротворися богоизбранным поставлением твоим в архиепископа им», – тогда как выше не было речи ни о каком несогласии, и кондак оказывается непонятным.

Иногда в акафисте нет единства лица излагающего. То акафист исходит от собрания молящихся, то переходит в личную молитву одного богомольца, а то даже и одного только христианина, носящего имя чествуемого святого угодника. Субъективная узость объема лишает акафист значения церковной, то есть общей, молитвы.

Иногда замечается в акафистах недостаток стройности в расположении мыслей, не только между собой отдаленных, но и ближайших. «Радуйтеся, четверочисленнии столпи, утвердивший святую Российскую Церковь» и вслед за сим: «Радуйтеся, напоивший землю Российскую животворною водою учения». Или: «Радуйся, Царю царей, в мудрости исполняяй» и тотчас сказано «радуйся, мудрых подражателю».

Иногда авторы смешивают форму и содержание икоса с формой и содержанием кондака.

Иногда встречается в икосах несоответствие между основной мыслью и величаниями, которые должны быть построены или выведены из основной мысли. В 1-м икосе акафиста свв. Кирику и Иулитте, например, автор указывает подвиги одной матери, то есть Иулитты, а восхваляет затем вместе с ней и ее сына, то есть блаж. Кирика, о котором до сих пор еще не было сказано ни слова.

Иногда в икосах не выдерживается определенное количество величаний, их может быть от 3-х до 14-ти.

Иногда запев в икосах, вопреки принятому обычаю, составляется для каждого икоса различный.

Иногда неправильное построение акафиста определяется неправильным тоном его. Акафист – песнь радостная и хвалебная, а автор или представляет в нем «покаянное моление», или хочет «вознести глас плачевный», или сообщает акафисту жалостливый тон, или возбуждает чувство негодования ([например,] к цареубийце св. Димитрия Борису Годунову) и т. п.

Нередко в акафистах встречаются недостатки, касающиеся образности в изображении предметов. Допускается излишняя картинность, понижающая слишком чувственной изобразительностью достоинство духовного предмета; например: «да будем достойны снести обед в Царствии Небесном».

Иногда встречается неумелое употребление образов и сравнений: «Радуйся, яко ты еси Матерь краеугольнаго камени, держащаго весь мир своею дланию»; «мы же тя, зельным объятую пламенем, похвальными песньми прохлаждаем»; «радуйся, бравшаяся с огнем; радуйся, теплотою веры студень прелести отгнавшая».

Иногда из Четьи-Миней приводятся примеры, но так кратко, что мысль бывает лишена ясности; например: «Господи, воскресивый из мертвых Таксиота с поручительством ангелов»; «Господи, известивый Копиоса чувственным видением явившагося умершаго брата» и т. д. или «Радуйся, Ефрему любобезмолвному последовавый». О каком Ефреме упоминается в акафисте, не выяснено ³⁴⁰.

В общем нужно сказать, что неудачные приемы в построении акафиста, как в целом его составе, так и в частях, не соответствующие этой форме церковных песнопений, в отзывах отцов цензоров отмечаются в меньшем количестве, чем недостатки, касающиеся содержания акафиста и его языка.