I. О главенстве Христовом и главенстве папы

Первая разность, как мы сказали, заключается в том, что православные с особенным ударением говорят об единой невидимой Главе Церкви, Господе нашем Иисусе Христе, и отвергают необходимость в какой-либо видимой; латины же, напротив, хотя и признают Христа спасителя невидимою Главою Церкви, но останавливаются исключительно на раскрытии учения о папе, как видимой главе Христовой Церкви. Причины такой разности, повторяем, заключается в неодинаковости взглядов той и другой церкви на учение о главенстве Христовом.

Мы утверждаем, что латины преувеличивают значение в Церкви римского епископа и, закрывая главенством его главенство Христово, чрез то извращают в Церкви самый порядок спасения. Дальнейшее изложение покажет основания, по которым мы так утверждаем.

Основным и исходным пунктом нашего исследования служит та мысль, признаваемая одинаково и латинами, что главенство Христово не есть только отвлеченное умопредставление о владычестве Его над Церковью, но живое, внутреннее, основное начало церковной жизни, которое определяет собою живые отношения членов церкви как к главе ее, Христу спасителю, так и взаимно друг к другу.

В изложении катехизического учения о Церкви мы уже представили учение о главенстве Христовом. Повторим вкратце сказанное. Христос спаситель есть в истинном и действительном смысле Глава Церкви. Вверив управление Церкви епископам, Он Сам остается верховным ее пастырем, оживляя ее спасительною благодатью Духа Святого, Сам невидимо учит, священнодействует и правит, Сам низводит на верующих Духа святого, который почиет на них в благодатных дарах премудрости и разума, совета и кротости, ведения, благочестия и страха Божия (Ис. 11, 2, 3); и приносит в них духовные плоды: любовь, радость, мир, долготерпение, благость, милосердие, веру, кротость, воздержание (Гал. 5, 22, 23) и другие добродетели. Установив пастырей, чрез которых, как чрез свои видимые орудия Он изливает свою благодать на верующих, Он в тоже время и Сам непосредственно входит в общение с каждым из них. Се стою при дверях и толку, и аще кто услышит глас Мой и отверзет двери, вниду к нему и вечеряю с ним и той со Мною (Апок. 3, 20 также Иоан. 14, 21). В такое общение со Христом – посредственное и непосредственное – входят все верующие без различия пола, возраста и служения, и делаются участниками, каждый в свою меру, благодатных даров Св. Духа (Деян. 2, 1–4. 16–21).

Чтобы находиться в живом общении с невидимой Главой, Христом спасителем. И жить под Его благодатным и спасительным воздействием для сего безусловно необходима вера в Него, как невидимую Главу Церкви. Без веры невозможно угодити Богу (Евр. 11, 5); иже веру иметь и креститься, спасен будет, а иже не иметь веры, осужден будет (Мр. 16, 16). Лишив нас своего видимого соприсутствия и в тоже время дав обещание быть с нами во вся дни до скончания века (Мф. 28, 20), Господь вводить, нас во внутренний подвиг веры. Если бы Он оставался с нами на земле и по своему человечеству, и был зрим нами телесными очами, мы бы жили не верою, а видением славы Божией лицом к лицу. Чудо пребывания с нами Господа действовало бы на нас поражающим и подавляющим образом; вследствие чего мы не имели бы подвига вера, а жизнь без подвига лишена бы была нравственного достоинства. Нет, Господь хощет, чтобы мы зрели Его очами веры, чтобы непрестанно представляли и чувствовали Его соприсутствие с нами, ради Него все творили и все терпели, как бы находясь в Его присутствии. Если ветхозаветные праведники терпели ради Него, как бы видя Его, по словам св. Апостола (Евр. 11, 27), хотя образ Его для них предносился в общих и еще неопределенных чертах, как образ грядущего, то тем свойственнее такое живое умопредставление о соприсутствии Господа нам, верующим Нового Завета, уже видевшим и слышавшим Его. Если в Ветхом Завете вера вводила сынов Завета в соучастие страстей Христовых (Евр. 11, 25, 26) и открывалась в чрезвычайных подвигах, которые с такою силою описывает ап. Павел (Евр. 11 гл.), то тем удобнее это нашей вере в Господа, уже совершившего дело нашего спасения.

Чтобы вера наша была благоугодно Господу и спасительною, для сего она должна вводить нас во внутреннюю сообразность с Ним, т.е. по вере мы должны становиться подобными Ему; для сего должны следовать Его учению, подражать Его примеру и принимать участие в Его страданиях и смерти, посредством таинств и расписания своей греховной плоти с ее страстьми и похотьми (Простр. Кат. Чл. 4); все это кратко ап. Павел выразил в следующих словах: сие да мудрствуется в вас, еже и во Христе Иисусе (Филипп. 2, 5), т.е. те чувствования и расположения, по которым Христос Сын Божий нисходил на землю и отдал Себя за спасение мира, должны устрояться и в нашей душе, именно: чувства смирения, послушания и самоотверженной любви к ближнему. Это мудрствование должно восходить до возможного сходства со Христом или уподобления Ему. Устрояя и настрояя свою душу по образу Христа Спасителя, верующий становится в один дух с Господом, отождествляется с Ним. Таким образом, Христос водворяется в душе верующих со всеми благодатными дарами Духа Своего.

Чтобы достигать такой сообразности с Господом и входить с Ним во внутреннее общение, для сего необходимо познание Господа, размышление о Его любви к человеку и молитва. Познание открывает божественные свойства нашего Спасителя, размышление углубляет из разумение, молитва приближает нас к Нему и открывает нашу душу для благодатного Его воздействия. Так зарождается, развивается и усовершенствуется любовь верующего ко Христу нашему Спасителю. Любовь эта должна главенствовать над всеми родами любви земной. Иже любить отца или матерь, паче Мене, сказал Сам Господь, несть Мене достоин; и иже любить сына или дщерь паче Мене, несть Мене достоин (Мф. 10, 37).

Так выясняется учение о главенстве Христовом, как основное учение о спасении человека. Сей есть камень, укоренный от вас зиждущих, говорил св. ап. Петр в обличение неверующего Синедриона, бывый во главу угла; и несть ни о едином же ином спасения. Несть бо иного имене под небесем данного в человецех, о нем же подобает спастися (Деян. 4, 11, 12).

Так объясняется и отношение верующих к невидимой Главе, Господу нашему Иисусу Христу. Все верующие, и пастыри и пасомые, все одинаково объединяются во Христе, как радиусы в своем центре, все пребывают в благодатном общении с Ним, посредством чрез пастырей и таинства, совершаемые пастырями, и непосредственно чрез молитву и чувствование Его соприсутствия, и все одинаковые имеют права участвовать в благодатных дарах Святого Духа.

Отсюда выясняется и то, как необходимо всем членам Церкви Христовой возглавляться во Христе, носить в своем сознании живое представление о Его соприсутствии нам, по Его примеру жить и Ему уподобляться, чтобы таким образом быть во един дух с Господом.

Отсюда же выясняется и определяются взаимные отношения как пастырей к пасомым, так и пасомых к пастырям.

В чем заключается существо пастырского служения? Если для участия в Церкви и для спасения верующих необходима вера во Христа, как главу Церкви и уподобление Ему, то, как само собою понятно, первейшая и существенная обязанность пастырей в отношении к пасомым состоит в том, чтобы приводить их ко Христу, утверждать в их умах мысль о главенстве Христовом и вводить их в благодатное общение с Ним, научая их мудрствовать еже и во Христе Иисусе.

Проходя это служение, и сами пастыри в свою очередь должны возглавляться во Христе. Кроме общих всем верующим добродетелей, они, как пастыри, должны усвоять себе еще и дух пастырского служения Христова: Аз есмь пастырь добрый, говорит Он земным пастырям; пастырь добрый душу свою полагает за овцы (Иоан. 10, 11); т.е. усвоять себе дух кротости, смирения, долготерпения к пасомым, благости и любви, до готовности положить за них душу свою. Все их служение должно совершаться от имени небесного Пастыреначальника, по Его примеру, Его благодатною силою и для Его пренебесной славы; забывая себя, в Нем одном они должны полагать начало, основание, продолжение, конец и цель своей пастырской деятельности.

Подобным образом определяются и отношения пасомых к своим пастырям. Верою возглавляясь во Христе, как Главе Церкви, как едином и истинном Пастыре, они взирают на земных пастырей, как на служителей Божиих, чрез которых действует, учит, священнодействует и правит сам небесный Пастыреначальник Христос, и потому по заповеди Его (Лук. 10, 16), приемлют их во время Христово, во имя же Христово оказывают им послушание и окружают их своим вниманием и почитанием. При таком воззрении веры чрез земных пастырей к небесному Пастыреначальнику, ни высокоименитые пастыри ничего не прибавят к учению и тайнодействию, ни незнатные, смиренные и худородные, ничего не убавят от Христова учения и Христовой благодати.

Так главенством Христовым утверждается должные отношения между пасомыми и пастырями.

При таких отношениях как пастыри служат истинными орудиями Христа, приводя пасомых в живое отношение к Нему, так и сии последние почитая пастырей, как служителей Христовых, утверждаются прямо во Христе, и таким образом Христос является действительным Главою для тех и других, основанием и последнею целью их деятельности и жизни, а потому и благодать Его, не задерживаемая Его орудиями, обильно сообщается всем верующим.

Но вера, как явление нравственной свободы, подлежит законам развития, может усовершенствоваться и возвышаться в силе и достоинстве, может извращаться или погасать до совершенного безверия; поэтому она требует внимательного и заботливого попечения о себе.

В необходимой связи с достоинством веры стоит и достоинство пастырского служения. Если вера пастыря ясно представляет образ веруемого, т.е. если пастырь ясно сознает и держит пред собою совершеннейший образец Христова пастырства и руководствуется им, то несомненно в своем пастырском служении он может достигнуть высокой степени уподобления своему первообразу, может приобрести силу действенного ходатайства за людей, быть посредником между Богом и людьми, проводником благодати Божией с неба на землю. Если же вера в пастыре не развивается и не совершенствуется, а тем паче, если угасает от порочной жизни, то, как само собою понятно, и пастырское служение утрачивает свою силу и значение; пастырь без веры, или пастырь порочный, оскорбляет свое служение, убивает чувство веры в пасомых, препятствуя их мысли обращаться ко Христу, а их сердцам раскрываться для принятия Его благодати, кратко, такой пастырь не привлекает к Церкви, а отгоняет от нее. Но кроме оскудения веры, может быть еще и извращение ее. Так, если пастыри по вере во Христа ревнуют о Его славе, но без должного усвоения духа Его человеколюбия, то они ниспадают в область земных или плотских воззрений. Такую ревность Господь осудил в лице своих учеников Иакова и Иоанна, просивших у Него позволения низвести огонь на самарянское селение, не принявшее Его. Не весте, коего духа еще вы, сказал им Господь, Сын бо человеческий не прийде душ человеческих погубити, но спасти (Лук. 9, 54, 55). Подобным же образом, пастыри впадают в плотский образ представлений о своем служении, когда свои духовные права и преимущества смешивают с видами земного господства и властвования; пример чего представляют те же ученики Господа, когда просили у Него первых мест в царствии небесном. Господь осудил такой плотский образ представлений о духовной власти, говоря всем ученикам, а в лице их и всем пастырям: весте, яко князи язык господствуют ими, и велицыи обладают ими. Не такоже будет в вас: но, иже аще хощет в вас быти первый, буди вам раб; яко же Сын человеческий не прийде да послужат Ему, но послужити, и дати душу свою избавление за многих (Мф. 20, 25–28). Подобным же образом, пастыри ниспадают с высоты истинной веры в плотский образ мыслей, когда преувеличенно смотрят на свои благодатные права и преимущества, и презрительно на невежество и простоту народа, как это мы видим в примере иудейских вождей, осужденных Господом. Когда слуги архиерейские, посланные взять Иисуса Христа во храме, не привели Его по той причине, что они увлечены были Его проповедью, фарисеи, говоря им в ответ, высказали следующее высокое мнение о себе и презрительное – о народе: еда кто от князь верова в Онь, или от фарисей? Но народа сей, иже не весть закона, прокляти суть (Иоан. 7, 46–49). Господь с силою обличал такое самомнение фарисеев, грозя им за то горем. Горе вам законником, яко взяте ключ разумения; сами не внидосте и входящих возбранисте (Лук. 11, 52). Подобным же образом впадают в плотский образ мыслей и тогда, когда вместо того, чтобы вводить пасомых в живое общение с Господом, останавливают их внимание на себе, на своих преимуществах и полномочиях, приводят их прежде всего к общению с собою, в полной уверенности, что чрез это общение пасомые потом войдут в общение с Самим Господом и получат спасение. Примеры таких плотских воззрений были во времена Апостолов (см. 1Кор. 1–3 гл. Гал. 5 гл.). В обличение такого рода неправых воззрений св. ап. Павел внушал пастырям и проповедникам, чтобы они не присвояли себе самостоятельного значения и как бы независимости от Господа, чтобы не останавливали на себе и на своих достоинствах и преимуществах взоров слушателей, но все направляли во славу Господа, и в вере и любви к Нему верующих имели свое утешение и свою награду. Такое внушение он дает в той мысли и для явления своей силы избрал не мудрецов и сильных мира сего, но худородных, немощных и простецов, и ими посрамил людей века сего, считающих себя и мудрыми, и сильными, и значащими; чтобы таким образом никакая плоть не хвалилась пред Господом, но чтобы всякий хвалящийся хвалился о Господе (1Кор. 1, 27–31). Раскрывши эту общую основную мысль, Апостол указывает затем на собственный пример. Будучи в Коринфе в немощи, в страхе и в великом трепете, Апостол не прибегал к каким-нибудь человеческим, искусственным мерам, чтобы поднять себя в глазах слушателей и привлечь их внимание к проповеди о кресте Христовом, для иудеев служившей соблазном, а для еллинов казавшейся безумием, но предлагал ее в простоте слова, и «в явлении духа и силы», с тою преднамеренною целью, чтобы вера слушателей утверждалась не на мудрости человеческой, а на силе божией (1Кор. 2, 1–5). И так по мысли Апостола, пастыри Церкви должны всемерно заботиться о том, чтобы не останавливать на себе, на своих каких-либо достоинствах, внимание пасомых, но скорее умалять, смирять себя, и чрез то давать возможность пасомым прямо и непосредственно взирать верою на Христа Спасителя, и так обр. входить с Ним в живое и непосредственное общение.

В свою очередь и отношения пасомых к пастырям, смотря по вере, могут возвышаться, совершенствоваться и достигать полного и крепкого единения с пастырями, могут и ниспадать, извращаться и доходить до открытой вражды и отпадения от пастырей в ересь и раскол. Так, если вера пасомых совершенствуется познанием любви Божией к человеку, опытами внутренней жизни, чувством соприсутствия Христова, то, несомненно, такая вера приводит пасомых к разумному, сознательному послушанию пастырям. К крепкому с ними единению и любвеобильному общению. Но, не говоря уже о безверии, и эта вера может извращаться и ниспадать в область плотских воззрений. Так, если вместо того, чтобы возводить свои взоры от пастырей земных, как служителей Божиих, к Самому Христу, как Главе Церкви и верховному Пастырю, пасомые будут останавливать свои духовные взоры только на своих пастырях, на их личных достоинствах, напр. красноречии, дарованиях ума, знатности происхождения, важности места, величии сана и т. под., как будто эти достоинства сами по себе придают особенное значение их служению, возвышают мудрость проповеди и усугубляют благодать тайнодействий, в то же время будут с пренебрежением относиться к другим, не столь знатным и славным пастырям, в таком случае они стали бы ниспадать из области веры в плотский образ мыслей, уже противный истинному духу Христову. Подобный случай был в церкви Коринфской, основанной св. ап. Павлом. Коринфские христиане в деле проповеди, придавая особенное значение личным достоинствам проповедников, разделились на партии, из которых каждая называлась именем того проповедника, который казался ей наиболее знаменитым и достойным почтения; даже имя Христово понятно было в таком же плотском смысле, как имя наиболее важное и послужило прикрытием партии. Один говорил: я – Кифин; другой – я Павлов; третий – я Аполлосов, четвертый – а я Христов. В таком образе мыслей проповедникам Евангелия придавалось некоторого рода самостоятельное значение, некоторая независимость от Христовой благодати, как будто бы проповедники своими достоинствами придавали проповеди больше значения и силы, чем сколько она имеет сама по себе и по действию Духа Божия. Почему Апостол, назвав Коринфян плотскими, для вразумления их писал: разве Павел распялся за вас? Или во имя Павла вы крестились? Кто Павел? Кто Аполлос? Они только служители, чрез которых вы уверовали и при том по скольку каждому дал Бог. Я насадил, Аполлос поливал, но возрастил Бог. Посему и насаждающий и поливающий есть ничто, а все Бог возращающий (1Кор. 1, 13; 3, 5–7).

Таким образом в жизни Церкви соблюдается свобода отношений, которая в основе своей держится на вере в главенство Христово, а в развитии совершенствуется, при помощи благодати Божией, познанием и усилиями воли.

Отсюда становится понятным, что как для пастырей в их служении, так и для пасомых в их отношениях к пастырям, столь же свойственно ниспадать в плотской образ мыслей, как вообще свойственно человеку недоумевать, заблуждаться и грешить. Особенно близка эта опасность пастырям церкви. От простого пресвитера до высшего иерарха, – каждому всегда предстоит искушение увлечься своими духовными правами и преимуществами, преувеличить значение их в деле спасения людей, и ревновать об их поддержании и распространении, и нужна большая осторожность и внимательность к себе, чтобы устоять против этого искушения. Одно только может и должно предохранять пастыря, это именно ясное представление об истинном духе Христовом, духе Его человеколюбия. Сын человеческий приходил не погублять души, но спасать, не до послужат Ему, но послужити и дати душу свою избавление за многих.

Таково, по нашему убеждению, православное учение о главенстве Христовом. Оно так важно во всей своей совокупности, что в нем нельзя поступиться ни одною составною частью, ни одною частною мыслию; с изменением учения последует изменение в самом строе внутренней церковной жизни, как это мы и видим в латинской церкви.

В лат. церкви, к которой мы теперь переходим, учение о главенстве Христовом, действительно, так изменено, что это изменение отражается на всем строе ее церковной жизни. То, что мы назвали ниспадением в области плотских воззрений, то именно совершилось в ней и повело к тем последствиям, которые при сем были неизбежны и логически необходимы.

В латинской церкви хотя и признается главенство Христово, но на самом деле его нет; оно перешло в главенство папы, и оказывается устраненным, излишним, недействующим. Папа есть наместник Христа, или, как выражается сами папы, наместник Бога на земле (папа Иннокентий III). Это слово наместник понимается латинскою Церковью, т.е. самими папами, наукою и журналистикой, в самом широком и исключительном смысле. Христос, покидая мир, вместо Себя оставил ап. Петра со всею полнотой своей власти, а ап. Петр, оставляя мир, в свою очередь передал эту полноту власти своим преемникам в Риме, папам. Так преемственно продолжается на земле наместничество Христово, или же по выражению пап, наместничество Божие. Папа не служитель только Божий, не домостроитель таин Божиих, как ап. Павел именовал себя и других Апостолов, но обладателем всей Христовой власти, продолжает на земле дела Христова, как бы Сам Христос, видимый Спаситель. «Как Христу по воскресении дана власть на небеси и на земли, так и папе безусловно принадлежит власть светская и духовная», – возвещает миру папа Иннокентий III (в булле Novit). «Все крещенные суть подданные папы и подлежат его суду», говорит папа Бонифаций VIII. «С каждым папою Христос пребывает вполне и совершенно в таинстве и авторитете», учит Фома Аквинат. В папе продолжается Боговоплощение, или соединение божества с человечеством, занимающее средину между соединением ипостасным и нравственным, учат новейшие богословы (напр. Диринге²¹). Папе вручены ключи царствия небесного. Как распорядитель небесной сокровищницы папа простирает свои действия не только на живых, но и на умерших; посредством индульгенции он восполняет грешным людям их недостатки в добрых делах, сокращает сроки их посмертного очищения в чистилищном огне и вводить в рай. Кратко, папа, за отсутствием Христа спасителя, есть полновластный управитель Его св. Церковью. Сам Христос поставил его за Себя, поэтому к нему нужно относиться так, как бы относились к Самому Христу, если бы Он оставался не земл²², проповедует римская газета Цивильта. Таково учение о наместничестве папы.

И так, папа есть глава церкви в собственном и буквальном смысле, как наместник Христов. Все католики возглавляются в нем, сперва епископы, а за ними их паствы. Катехизис Дегарбэ учит: «единство и порядок в церкви сохраняется тем, что каждый верующий находится в подчинении у своего приходского священника, – все священники у своего епархиального епископа, а все епископы – у своего св. отца – папы». Таким образом латинская Церковь представляет законченное пирамидальное здание: нижние слои составляет народ, средину – иерархия, вершину – папа. Но эта то именно видимая цельность и законченность нарушает и подавляет внутреннюю жизнь латинской церкви.

Прежде всего у католика нет истинной веры во Христа и не может быть: взоры его веры обращены на папу, как на Христова наместника, им задержаны и на нем остановлены. Папа заменяет католику Христа, папа служит для него посредником пред Богом, папа обещает и дает ему спасение, чего же еще нужно? Что прибавлять к этому? Зачем крестьянин будет обращаться к владетелю имения, живущему в чужих краях, когда в имении живет управляющий, снабженный от владетеля всеми полномочиями? Так и католику – зачем обращаться ко Христу, когда полнота Его власти почивает на папе? Правда, католика учат верить, «что Христос есть истинный Бог», но эта вера ему дозволяется только для того, чтобы иметь уверенность в том, что «Его божественный авторитет пребывает в Церкви в лице папы», т.е. ему дозволяется верить в божество Иисуса Христа на столько, на сколько это нужно, чтобы успокоиться в папе. Таким образом, и в самой вере опять главенствует папа; он есть мерило истины. Поэтому, если бы даже католик и захотел должным образом, т.е. свободно и по убеждению, веровать во Христа, он не может этого сделать; он должен уверовать во Христа так, как позволяет папа, и подражать Ему так, как попускает папа. Католик взирает на Христа только очами папы. В Церкви латинской нет объективной истины, а есть личная – папы. Истиной Христовой католик не может поверять папу, – а напротив папой поверяет истину Христов²³. Всякое поползновение сличать образ папы с образом Христа в Евангелие клеймится проклятием, как поползновение протестантское, дерзновенное, еретическое, и в прежние времена наказывалось инквизицией и сожжением на костре. Так погибли ревнители Евангелия Гусь, Иероним пражский, Саванарола и под.

Вместе с верою утрачивается внутреннее подвижничество нашего духа. Христос, как мы выше раскрыли, соприсутствует нам невидимо, для того, чтобы мы взирали на Него очами веры. Православные так и понимают это; сообразно с этим так и располагают образ своих мыслей и чувствований. Для католика, напротив, Христос заменен видимостью; в папе он видит продолжателя Христа, Его преемника, наместника, полномочного заместителя. Как Апостолы веровали во Христа, что Он есть Сын Бога живаго, и за это они названы блаженными; так и католики веруют в папу, что в нем пребывает Божественный авторитет со всею полнотою Христовой власти, и за это получают спасение. Следовательно, всякая истина познается и приобретается не внутренними усилиями веры, не внутренним подвигом, а внешним образом, так сказать, приложением папского штемпеля. Где папа – там истина, папа – мерила истины.

Вследствие такого отношения ко Христу католика, он не может должным образом уподобляться Христу и входить в сообразность с Ним, потому что католик не может понять и усвоить себе дух человеколюбия Христова. если он будет взирать на Христа только сквозь призму папизма, он никогда не увидит образа Христова в цельности, но всегда в разложении на радужные цвета. Католик слышит проповедь о Христе, о Его жизни, о Его совершенствах, но никогда не услышит речи о чрезвычайной и всеобъемлющей любви Его к человек, в той силе, в какой это нужно, чтобы подорвать латинскую нетерпимость и фанатизм. Христос не понять в Риме, и никогда не может быть понять, пока там живет Его наместник, в котором нет соответствия образу Христа; настоящее понимание духа Христова потребовало бы изменения в Его отображении, в папе.

Когда, таким образом, вера во Христа не может быть центральною добродетелью католика, ее место заняла добродетель специально латинского характера это рабского послушание. Папа – непогрешимое правило веры; надо принимать все, чему он учит, к чему обязывает веровать, что выдает за догмат. «Церковь есть рабыня папы» – вот классическое выражение сущности папизма (Каэтан). «Церковь должна принимать всякое учение, какое папе угодно будет предписать ей, учит знаменитый Беллярмин; о каком-нибудь исследовании не может быть и речи; без всяких рассуждений, не смотревши, Церковь должна верить, что все, чему учит папа, безусловно истинно, что повелевает – безусловно хорошо, что запрещает – безусловно худо и вредно. Если бы даже папа точно погрешил (напр. предписал грех и осудил добродетель); то и тогда Церковь обязана считать грех за благо, а добродетель за зло, если она не хочет идти против своей совест²⁴. Поэтому, если папа разрешает подданных от присяги государю (на что по Беллярмину, он имеет полное право), то Церковь должна верить, что совершает нечто доброе, и каждый христианин должен считать за грех оставаться верным и послушным своему государ²⁵. Тот же богослов рассуждает о Соборах, что со стороны их это была извращенная притязательность – подвергать исследованию и одобрению папские решения в делах вера. Епископ Корнелий Муссо битонский проповедовал в Риме: «что говорит папа, то мы должны принимать, как если бы говорил Сам Бог. В делах божественных мы считаем его богом; и в таинствах веры я поверил бы одному папе более, чем тысячам Августинов, Иеронимов, Григориев²⁶. О. Шмидц в своей брошюрке о непогрешимости папы, изданной в свете для приготовления читателей к принятию нового догмата, пишет: «Церковь стоит тем, что Спаситель дал главу, который все члены ее в нисходящем порядке обязаны непосредственным и посредственным послушанием. Следовательно сверху вниз только права, снизу верх только обязанности. Такое послушание образует единство и сохраняет порядок²⁷. Это послушание мы назвали специально латинскою добродетелью, потому что только в латинской Церкви оно доводиться до той крайности, когда попираются все права человека-христианина, когда отнимается у него разум, и он лишается свободы. И в восточной Церкви послушание ценится высоко, как одна из высших добродетелей, но оно понимается, как воспитательное средство, как лучший и совершеннейший путь к искоренению в человек греховной воли, упрямства, своенравия и самомнения, и в то же время, как превосходное средство к насаждению и укоренению в душе добрых расположений: смирения, незлобия, самоотвержения и вообще всех добрых навыков. В латинской же церкви послушание есть средство держать христианина всегда в состоянии детства и постоянной зависимости от церковной власти. В ордене иезуитов, – этом, так сказать, сконцентрированном латинстве, – послушание практикуется как средство подавить в душе человека сознание различия между добром и злом и сделать его слепым орудием чужой воли, всегда готовым как на добро, так и на зло²⁸.

Этою добродетелью определяется и взаимные отношения пастырей и пасомых латинской Церкви. Как православные пастыри должны приводить ко Христу всех верующих; так латинские пастыри должны всех приводить к покорному и безусловному послушанию папе, – наместнику Христову. Утратив свои древние права и ставши к папе в отношения подчинения, как пресвитеры к своим епископам, латинские епископы пред своим посвящением дают папе присягу, в которой обещаются «защищать, приумножать и распространять права, почести, преимущества и авторитет св. римской церкви, государя нашего папы и преемников его», а вместе с сим «еретиков, схизматиков и противящихся папе сколько возможно гнать и преследовать». После такой присяги все пастырское служение епископов будет состоять в том, чтобы эти обязательства передать пасомым и наблюдать за их усердным выполнением. Для чего они должны развить в пасомых представление о величии и высоком достоинстве папы и утвердить их в мысли, что папа есть наместник Христов, и что без него нет Церкви и нет спасения, а вместе с сим – породить, развить и укрепить чувство ненависти, вражды и нетерпимости к еретикам и схизматикам. По тому и другому предмету забот пастырей увлечение с их стороны, как знак усердия, как плод благочестивого настроения, не только естественно, но и желательно и спасительно. Чем ревностнее выполняется епископами их обязательства, чем более усердия в данном направлении, тем тверже единство латинской церкви, тем полнее ее жизнь. Отсюда легко объясняется, каким образом ревнители папства, как напр. Беллярмин, могли дойти до такой дерзости, что папу называли Вице-Богом на земле, равно объясняется и то, почему такие типы религиозного фанатизма, как Игнатий Лойола, Петр Арбузов, Иоасафакт Кунцевич и под. Могут быть чтимы как святые, т.е. именно потому, что они суть представители латинской добродетели, религиозной ревности. Так выясняется вторая добродетель латинской Церкви – именно ревность о папе, которая. При невозможности католика понять чистый образ Христа и усвоил дух Его человеколюбия, во всех истых католиках переходит в фанатизм. На этом основании, настоящий папизм, нормальный, верный своей идее, есть папизм римский, ультрамонтантский, или, точнее, иезуитский. Папизм же спокойный, равнодушный, терпеливый, уже изменяет своей идее и не есть настоящий папизм; если он не граничит с индифферентизмом в вере или с безверием, он приближается к православию. В том и другом случае он не может быть одобрен в Риме, и потому, когда мы говорим о папизме, мы везде разумеем папизм, какой идет из Рима.

Перейдем теперь к рассуждению относительно главы латинской церкви – папы и спросим: какая в нем центральная добродетель, которую определяются его отношения как к невидимой Главе Христу, так и ко всем сынам латинской церкви? без сомнения, вера; она должна быть живым началом в его сознании, определяющим его отношения и деятельность. Но этот ответ не разрешает всех возникающих при сем недоумений. Папа не простой пастырь, как мы понимаем по православному положение нашего епископа; – папа – наместник Бога, – носитель всей полноты Христовой власти, – лице, в котором продолжается Боговоплощение, т.е. Дух Святый пребывает в соединении, среднем между ипотасным и нравственным. Как такое лицо, он должен носить в себе сознание своих полномочий и своей чрезвычайной Боговдохновенности. Как же вера будет относиться к такому сознанию? Нужно помнить, что вера есть дело свободы и внутреннего подвига; она может колебаться, возвышаться и упадать. Поэтому. Если мы признаем ее основанием служения папы и его отношений ко всему католическому миру, как это мы признаем в наших православных пастырях, то тем самым мы признаем в нем возможность колебаний в вере. Т.е. возможность высокого подъема ее и возможность глубокого упадка во тьму неверия и заблуждений, как опять признаем эту возможность в наших пастырях. Но по теории папизма этого признать никак нельзя; в таком случае папа был бы низведен в ряд обыкновенных пастырей, облеченных епископским саном; в нем ничего бы не было великого и чрезвычайного. Но папа – наместник Христа; благодать его первосвященства действует в нем и помимо его веры, всею полнотой Христовой власти. Всею силою Духа божия; иначе погибло бы священство на земле. Поэтому в ответ на предложенный нами выше вопрос – об основной добродетели папы – надо идти не от веры, а от его сознания обитающих в нем даров. Вера может существовать и действовать в папе в его частной жизни, как его лично определяющее начало; но в официальном его положении и служении одной веры мало было пап неверующих, потребно нечто другое, более действительное, более неизменное и твердое. Что же это такое? Если папе дарована полнота власти Христовой, если в нем обитает и в отправлении им его верховных обязанностей всегда действует Дух Святый и если к этому прибавим. Что эти полномочия и это действование Духа Святого обнаруживается тем сильнее и становятся тем благоплоднее, чем яснее сознание такой благодати, то понятно, что центральную добродетель в папе составляет именно это ясное сознание. В подъеме этого сознания и заключается идеал папской добродетели и папского величия. Так было во Христе, подобное должно быть и в его наместнике. Христос спаситель носил в Себе сознание своего Божественного величия, своего единодушия и равенства с Богом Отцом. Так и Его наместник – папа носит в себе сознание всей полноты Христовой власти и чувство обитания в нем Духа Божия. Христос Спаситель взывал и взывает всему миру: Аз есмь свет миру (Иоан. 8, 12); Аз есмь путь, истина и живот (14–6), и никто же приидет ко Отцу, токмо Мною, (14–6). Подобно и наместник Его объявляет всему миру, что свет истины сияет только в нем; что в его лице непоколебимое и непогрешимое основание Церкви Христовой и потому только чрез признание его главенства и подчинение ему – возможно спасение для людей. Христос Спаситель, призывая к себе людей, говорит: приидите ко Мне вси труждающиися и обременении, и Аз упокою вы (Мф. 11,28). Так и наместник Его папа зовет к себе все народы или чрез своих миссионеров, или чрез свои послания, обещал всем спасение в лоне римской Церкви. Словом, – наместник Христов действует с полным сознанием своего звания – наместника. И история нам свидетельствует, что папы именно тогда приближались к идеалу своего служения, когда собственное их самосознание достигало наибольшей силы и высоты. Величие таких пап, как Николай I, Григорий VII, Иннокентий III, Бонифаций VIII, состояло именно в чрезвычайном подъеме их самосознания.

Логически неизбежным последствием такого самосознания было и есть стремление к господству и ревность о сознанных полномочиях. Папы не могли действовать по примеру ап. Павла, раскрытому нами выше, т.е. умалять себя, чтобы ап. Павла, раскрытому нами выше. Т.е. умалять себя, чтобы тем яснее открывалась чрез них сила Божия, – напротив, они поставили себя центром нравственно-религиозного мира, и подчинили себе всю западную половину Церкви. Все, что имели в себе признаки самостоятельности и свободы, все было порабощено, подавлено, попрано. Самое главное и существенное из этого – похищена была у верующих свобода их во Христа, – свобода веры и жизни. – свобода живых и непосредственных отношений к невидимой Главе Церкви; вместе с этим ими утрачены были и права на участие во всех благодатных дарах Царствия Божия. Все было поглощено папою. Церковь, действительно, стала рабынею папы.

Чем выше, таким образом, поднималось самосознание пап, и вместе, чем более права переходили с Церкви на одно лице – наместника Христова, – тем сильнее возбуждалась в них забота об охранении своих прав и полномочий, и тем крепче, глубже и тверже укоренился дух истребительной ревности. Отсюда становится понятным, почему такие папы, как Иннокентий III, ополчали на еретиков католические народы и не находили в том ничего противного истинному духу Христову; почему в Риме радовались и благодарили Бога за Варфоломеевскую ночь, о которой с ужасом и отвращением повествует история; почему папа Пий IX в канонизации Петра Арбуза и Иоасафата Кунцевича – освятил свирепый фанатизм. Все это делалось и делается потому, что фанатизм составляет существо духа и настроения латинской церкви.

И так, главенством папы, как мнимого наместника Христова, извращается весь строй и склад духовной жизни верующих во Христа. Основные начала христианской жизни – вера во Христа и уподобление Ему, заменены другими специальными добродетелями, и не могут раскрываться в ней во всей силе, и если раскрываются, то или как исключения, или как несовершенные добродетели, окрашенные цветом слепого послушания и нехристианской ревности.

Мы не судим и не смеем судить папизм латинской церкви; но он уже осужден словом Божиим. Как мы видели, самим Господом осуждены все раскрытые нами свойства папизма: его господство и властвование, его дух ложной ревности его самомнение и присвоенная им монополия знания (см. выше стр. 42–4). Папизм, если подвести его под взглыд ап. Павла на разделение коринфян, осуждается им, как ниспадение с высоты веры в плотской образ мыслей; ибо паписты, как разделившиеся коринфяне, говорят о себе: мы Петровы, как будто Петр распялся за них, или во имя Петрово они крестились. Этим образом мыслей все верующие опять обращаются в духовное рабство, и хотя считаются верующими во Христа, но в существе дела, по выражению того же Апостола, остаются без Христа и отпадают от благодати (Гал. 5, 4).

Поэтому, если бы нам, православным, пришлось когда-нибудь входить с латинами в соглашение относительно соединения Церквей, то, разумеется, первым условием такого соглашения было бы отречение папы от незаконного и дерзновенно-присвоенного им названия наместника Христова в исключительном смысле.