Древне-христианская практика Причащения Св. Таин, по памятникам письменности и искусства

Первым моментом, с которого началась история чина причащения, бесспорно является последняя пасхальная вечеря, совершенная Христом Спасителем в обширной, убранной комнате одного из иерусалимских домов. На этой вечери Им было установлено таинство евхаристии, и апостолы первыми сподобились вкушения Его пречистого тела и крови. Что же повествуют нам об этом первопричащении св. Таин ближайшие по времени свидетели этого события, – св. евангелисты? Они передают нам, что, во время пасхальной трапезы, возлежавший, несомненно, за невысоким столом Спаситель «взял хлеб и благословив преломил и, раздавая ученикам, сказал: приимите, ядите: сие есть тело Мое. И взяв чашу, и благодарив, подал им и сказал: пейте из нея все; ибо сия есть кровь Моя нового завета, за многих изливаемая во оставление грехов». (Мф. 26:26–28 срв. Мк. 14:22–24; Лк. 22:19–20; 1Кор. 11:23–25). Из этих кратких, но вполне ясных свидетельств нетрудно составить себе представление о том способе и той форме причащения, которые имели место на Тайной вечери. Несомненно, прежде всего то, что Апостолы приобщались тела и крови Христовой под двумя отдельными видами: сначала они приняли св. тело, a затем приступили и ко вкушению из чаши св. крови. Что касается, в частности, способа принятия ими евхаристического хлеба, то указание евангелистов на его раздаяние – διάδωσις – (конечно руками) заставляет думать, что и получение его – ετάληψις – было принятием в руки (χειροφηψία), a не прямо в уста (στωμαφηψία). Можно составить себе представление и о способе вкушения Апостолами святейшей Крови. В словах евангелистов Матфея и Марка: «взяв чашу и благодарив, подал им». (Ἔδωκεν αὐτοῖς) речь идет не о преподаянии содержавшейся в чаше св. Крови, a только о вручении самой чаши. Поэтому нужно думать, что Апостолы, принявши из рук Спасителя св. чашу, Его Благословенной Крови приобщились уже самостоятельно, каждый в своих руках поднося чашу к своим устам. Таковы были евхаристическая форма и способ причащения на пасхальной вечери. Они-то и, несомненно, и послужили незыблемою основою для всей последующей практики причащения. За это говорит вся дальнейшая история развития чина причащения: несмотря на ее тридцативековое протяжение, мы ни разу не встречаем в ней коренного изменения или преобразования этих форм; все оттенки и направления, которые принимала она в своем развитии, всегда были только лишь в большей или меньшей степени их комбинированием.

Нарисовать картину древнейшей практики причащения развившейся из указанной основы, – практики не только в строгом смысле церковной, но и имевшей большое употребление в древности, практики домашней, частной, – указать затем те перемены, которые пережил этот чин в своем развитии, пока наконец его форма не установилась окончательно, – мы и ставим своею задачею.

Остановимся прежде всего на периоде Апостолов и их ближайших преемников – мужей апостольских.

На существовавшую в это время практику причащения мы встречаем лишь немногочисленные и очень короткие указания. Это объясняется, вероятно, тем, что как самое совершение евхаристии, так и совершение входившего в ее состав причащения в апостольское время было еще в высшей степени простым и несложным литургическим действием, с самою еще неразвитою обрядовой обстановкой. Но и на основании тех немногочисленных данных, которые заключаются в книге Деяний Апостольских, в посланиях Апостола Павла и в писаниях мужей апостольских, об этой практике все же можно составить себе более или менее отчетливое представление. Из книги Деяний мы узнаем прежде всего то, что все евхаристическое священнодействие, обнимавшее собою и освящение евхаристических элементов, и их раздаяние верующим, и, наконец, их вкушение, – в апостольское время носило общее наименование «преломления хлеба». Первенствующие христиане, читаем мы здесь, «пребывали в учении апостолов, в общении и преломлении хлеба», «преломляя хлеб по домам, принимали пищу в веселии и простоте сердца». (Деян. 2:42–46). И в другом месте повествуется, что, «верующие Троады собирались для преломления хлеба» (20:7) Очевидно, преломление хлеба в глазах первенствующих христиан было действием настолько важным, что они и самое богослужение с входившим в него причащением стали называть его именем. Но является вопрос: не указывает ли это выражение (преломление) на то, что первенствующие христиане причащались только под одним видом евхаристического хлеба? Хотя в указанных местах книги Деяний и не встречается упоминаний о чаше благословения, однако, на основании ясных свидетельств Апостола Павла, можно с полным правом утверждать, что верующие в это время причащались под обоими видами. «Чаша благословения, которую благословляем, спрашивает, например, апостол Коринфян, не есть ли приобщение Крови Христовой? Хлеб, который преломляем, не есть ли приобщение Тела Христова?» (1Кор. 10:16). Подобного же рода указания можно встретить y Апостола и в других местах, например, в 1Кор. 11:26–29 стр. Несомненно, и евхаристический хлеб, и чашу благословения Апостол «почитал одинаково открытыми для всех верующих» (Сильвестр Εп., Догм. Богосл. Ч. 5, стр. 427).

Рассматриваемое выражение – «преломление хлеба» – таким же техническим термином, употреблявшимся, как pars pro toto для обозначения всего евхаристического богослужения, продолжало оставаться и в век мужей апостольских». Это можно подтвердить свидетельствами из их писаний. Уже в раннейшем из памятников христианской письменности¹ мы читаем: «в день Господень преломите хлеб и благодарите, исповедавше прежде грехи ваши, дабы чиста была ваша жертва». Это же выражение встречается и y Игнатия Богоносца, который в своем послании к Ефесянам (гл. 20) заповедует им частое преломление хлеба². Но будучи известно под общим наименованием «преломления хлеба» – наименованием, по-видимому, указывающим на вкушение одного только евхаристического хлеба, причащение и теперь, после Апостолов, продолжало совершаться под обоими видами. Об этом ясно свидетельствует целый ряд мест из тех же писаний мужей апостольских. «Хлеба Божия желаю, пишет Игнатий Богоносец, в послании к Римлянам (гл. 7), хлеба небесного, хлеба жизни, – (хлеба), который есть плоть Господа Христа Сына Божия. И пития Божия желаю, крови Его, которая есть любовь нетленная и жизнь вечная» ³. И в послании к Филадельфийцам (гл. 4) мы читаем y него: «старайтесь иметь одну евхаристию, ибо одна плоть Господа нашего Иисуса Христа, и одна чаша в единении крови Его» ⁴. Таким образом и в век апостольский и в век мужей апостольских причащение состояло в том, что каждый из верующих вкушал часть преломленного евхаристического хлеба и часть св. вина из чаши благословения.

За существование в это время такой формы причащения нам говорят и некоторые памятники искусства. Возьмем, например, вновь открытое в римских катакомбах св. Прискиллы фресковое изображение «Преломление хлеба». Оно помещается в камере, известной под именем «Capella Greca», и относится комментаторами к первому десятилетию II века. Содержание находящейся здесь живописи можно передать следующим образом: за полукруглым столом возлежат 6 участников вечери, a пo правую сторону стола помещается 7-е лицо, – бородатый мужчина, преломляющий хлеб. Близко к его ногам стоит чаша, затем два блюда: одно с двумя рыбами, другое же – с пятью хлебами, и, наконец, 7 наполненных хлебом коробов. По мнению комментаторов этой живописи Росси и Вильперта⁵, здесь содержится изображение преломления евхаристического хлеба во время богослужебного собрания. В бородатом муже, по мнению названных археологов, нужно видеть предстоятеля собрания (προεσεώς), преломлявшего хлеб, – в чаше же, изображенной возле блюда с рыбами – евхаристический потир, чашу благословения. Таким образом, описанная живопись является лучшим свидетелем за то, что в начале 2-го века христиане приобщались под обоими видами. При ее же руководстве мы можем составить себе представление и относительно обрядовой обстановки тогдашнего евхаристического священнодействия. Эта обстановка в описываемое время отличалась необычайной простотой: совершение евхаристии, a потому и причащение происходило обычно в просто-убранной горнице; верующие помещались за полукруглым столом; сюда приносились евхаристические элементы; здесь они освящались, здесь же происходило и преломление хлеба.

Что касается теперь вопроса о самом раздаянии и способе принятия первенствующими христианами евхаристических даров, то прямого ответа на него в памятниках письменности мы не встречаем. По всей вероятности, верующие получали св. хлеб из рук самого предстоятеля. Думать так заставляет следующее свидетельство Игнатия Богоносца: «отдельно от епископа, говорит он в послании к Смирнянам, никто не делал ничего относящегося до церкви»⁶. Если ни один богослужебный акт не мог происходить без участия епископа, то, конечно, и такое важное действие, как раздаяние молитвенно-освященного и преломляемого епископом хлеба, должно было принадлежать самому епископу, или «тому лицу, коему он предоставит это»⁷. Что же касается, далее, способа принятия евхаристического хлеба и вкушения из чаши евхаристического вина, то, нужно думать, он был точным воспроизведением того способа причащения, который имел место на пасхальной вечери.

С половины II века практика причащения начинает заметно расширяться. Помимо в собственном смысле церковно-общественного причащения, имевшего место при богослужебных собраниях, теперь образуется еще особый вид причащения частного, – начинает строго устанавливаться известный порядок в принятии верующими св. Таин, – к верующим церковию начинают предъявляться известные требования и т. д. Одним словом, при изложении собранного нами материала, состоящего из свидетельств об этой практике памятников письменности и искусства, было бы слишком трудно держаться строго хронологического порядка, т. е. брать практику каждого века в отдельности и рассматривать все ее разнообразные проявления за этот век. Чтобы избегнуть возможных, при таком способе изложения, повторений, мы будем держаться порядка предметного. Все сведения об этой практике мы расположим в двух отделах. В I-м отделе мы поместим сведения о практике причащения церковного; сюда войдут вопросы: о времени, месте, порядке причащения, о лицах совершавших причащение, о внешнем поведении христиан перед получением и во время получения св. Таин, о формуле, которая произносилась при раздаянии св. Даров, о пении псалмов и, наконец, о способе получения св. Таин. Во втором же отделе мы рассмотрим практику причащения частного, домашнего.

Остановимся прежде всего на вопросе о том, как часто и в какие именно дни древние христиане приступали к принятию св. Таин. Относящиеся к этому вопросу свидетельства письменности говорят нам, что они причащались почти за каждой литургией. В 9-м Апостольском правиле⁸, например, мы встречаемся с отлучением от церковного общения всех тех, которые, присутствуя при литургии, без достаточной причины оставляли собрание, не принявши причастия. Следовательно, о каждодневной почти практике причащения говорит нам и целый ряд свидетельств отеческих. Многие из отцов Церкви, изъясняя 4-е прошение молитвы Господней, выражение: «хлеб наш насущный» понимали в духовном смысле; они разумели под ним тело Христово и указывали при этом на обычай христиан приступать к св. Тайнам ежедневно. Так, св. Киприан говорит следующее: «Христа ты называешь нашим хлебом, потому что Он есть хлеб тех, которые прикасаются телу Его. Даровать же нам этот хлеб, просим ежедневно, чтобы мы пребывающие во Христе и ежедневно принимающие евхаристию в пищу спасения, будучи по какому-либо тяжкому греху отлучены от приобщения и лишены небесного хлеба, не отделились от тела Христова, Который Сам возвещает в наше наставление: Аз есмь хлеб животный»⁹. О почти ежедневном причащении христиан 1-й половины 4-го века говорит и 49 правило собора Лаодикийского¹⁰, и живший незадолго до этого собора Евсевий Никомидийский¹¹. Но уже в конце 4-го века и в начале 5-го этот обычай, по крайней мере на Востоке, начинает ослабевать. Во времена Златоуста начинают встречаться верующие, которые причащались св. Таин довольно редко, например, только в праздники Богоявления и Пасхи. Называя такой обычай предрассудком, Златоуст восклицает: «Напрасно приносится ежедневная жертва! Напрасно предстоим мы перед алтарем Господним. Никто не приобщается»¹². И в другом месте¹³ Златоуст говорит: «многие причащаются однажды во весь год, другие дважды, а иные несколько раз». Но если на Востоке каждодневное причащение начало терять свою прежнюю силу в конце 4-го века, то на Западе оно продолжало существовать еще и в течение 5-го века, хотя, несомненно, и здесь стало заметно ослабевать. Об этом, по крайней мере, говорят следующие свидетельства западных отцов и учителей Церкви. «Я знаю, говорит Иероним, что в Риме y верующих существует обыкновение принимать тело Христово когда бы то ни было; этого я не порицаю и не одобряю: кийждо своею мыслию да извествуется»¹⁴. И в другом месте, на вопрос Люциния, должно ли принимать евхаристию ежедневно, – Иероним, советовавший всегда сохранять церковные предания и обычаи предков, замечает: «и евхаристию без осуждения нас и без упрека совести можно всегда принимать»¹⁵. И блаженный Августин о существовавшей в его время практике причащения писал: «одни причащаются тела и крови Христовой ежедневно, другие приемлют в известные дни»¹⁶. Такое же указание дается им и в следующих словах¹⁷: «таинство приобщения Тела и Крови Христовой в иных местах уготовляется ежедневно, в других с опущением известных дней, уготовляется на Трапезе Господней и приемлется от Господней Трапезы». Ясно намекает на обычай частого причащения и Амвросий Медиоланский. «Если (евхаристический) хлеб, говорит он, преподается ежедневно, то почему ты принимаешь его по прошествии года? Каждый день принимай то, что для тебя спасительно»¹⁸. Но уже в начале 6-го века, когда для большинства западных христиан частое приобщение сделалось тягостию, являются соборные постановления об обязательном причащении только в известные дни года. Собор Агафский (506 г.) сделал, например, такое постановление (кан. 18): миряне (saeculares), которые не принимают св. Таин в дни: Рождества, Пасхи и Пятидесятницы, не должны считаться православными и находиться с ними в общении»¹⁹. И собор Турский 3-ий (813 г.) требовал, чтобы верующие приобщались, по крайней мере, три раза в году²⁰. Подобное же предписание было повторено на соборе Энгаменском (Aengamensis) 1009 г.²¹ Наконец 4 Латеранский, при папе Иннокентии III-м, постановил, чтобы верующие причащались однажды в год²².

Мы рассмотрели одну половину постановленного вопроса о времени причащения в древней Церкви; теперь постараемся рассмотреть другую, с целью увидеть, в какие дни недели древние христиане приобщались всего более. Свидетельства древнехристианской письменности говорят нам прежде всего о том, что все верующие считали своим непременным долгом приступать к причастию в «дни Господни» (Dies Dominici). Вот что читаем мы y св. Иустина мученика²³: «в так называемый воскресный день, все верующие, живущие в городах или селах, собираются туда. Здесь раздаются дары, над коими совершены благодарственные молитвы и оных причащаются все присутствующие». И в дальнейшее за Иустином время Dies Dominicus оставался излюбленнейшим днем причащения, «как о том повествуется в творениях Тертуллиана, Киприана и других отцов»²⁴. Что этот обычай соблюдался большинством христиан и в конце 4-го века, за это нам говорят следующие слова в приписываемом св. Амвросию 25 слове: omnes christiani omni Dominica debent offerre et communicare²⁵. В это время день воскресный получил даже наименование «dies panis»²⁶. О постоянном причащении в день воскресный мы находим указания и y других отцов Церкви, напр. y Златоуста²⁷, Василия Великого²⁸, Августина²⁹ и др. Рассматриваемый обычай продолжал существовать очень долгое время, особенно среди монашествующих. Есть некоторые свидетельства, которые говорят за его существование даже в 7 веке. Таково напр. свидетельство Феодора, архиепископа Кантуариенского³⁰, который писал о греках следующее: «греки причащаются в каждый воскресный день, как клирики, так и народ; те же, которые пропускают 3 воскресенья, отлучаются». В Западной же Церкви, по его сообщению, в воскресные дни приобщались только желающие, не желавшие же не отлучались. В 9 веке, по словам Магtene³¹, этот обычай совершенно вышел из употребления в Западной Церкви.

Помимо дней воскресных верующие в древности причащались и в другие дни. По свидетельству Тертуллиана, такими днями были дни стояний: среда и пятница. «Многие, говорил он, полагают, что во время богослужения при дневных стояниях не следует приносить бескровной жертвы под тем предлогом, что причащение прерывает и даже прекращает стояние. Но не заблуждается ли тот, кто думает, что Евхаристия может останавливать, a не усугублять наши обязанности и пр.³² Несомненно, что от причащения в эти дни уклонялась только известная часть христианского общества, другая же часть христиан в среду и пяток принимали св. Тайны. Подобно Тертуллиану и Василий Великий утверждал, что среда и пяток были не только днями поста, но и днями, назначенными для причащения. «Мы приобщаемся, говорил он³³, 4 раза в седьмицу: в день Господень, в среду, пяток и субботу». Но об Александрийской церкви церковный историк Сократ замечает следующее³⁴: «в Александрии в среду и в день, называемый пятком (παρασκεβή), читают писания и учителя изъясняют их и затем бывает все то, что происходит в собраниях, за исключением совершения таинств»³⁵. Это исключение он осуждает, потому что получать евхаристию в эти дни было всеобщим обычаем остальных церквей³⁶.

Кроме названных дней в древней Церкви мы видим частое причащение в дни, посвященные памяти мучеников. Об этом говорит, например, св. Киприан Карфагенский: «мы всегда, как и вы знаете, приносим о них жертвы, когда только ежегодным воспоминанием празднуем страдания и дни мучеников». Ясно свидетельствует об этом и св. Златоуст. «Смотрите, говорит он, сколь достойно смеха, то, что после такого собрания (в честь мучеников), после ночного бодрствования, после слушания божественных писаний, после участия в божественных таинствах и после духовного подвига, мужи и жены в те дни оказываются в корчемницах». О причащении древних христиан в эти дни ясно говорят так же: Василий Великий³⁷ и Сидоний Аполлинарий, еп. Клермонтский³⁸ (конца 5-го века)³⁹.

Таким образом, древние христиане освящали себя вкушением тела и крови Христовых в дни воскресные, в дни стояний, по субботам и, наконец, в дни памяти мучеников.

Раскрывши вопрос о времени причащения древних христиан, перейдем теперь к вопросу о месте раздаяния св. даров.

Определенным местом в молитвенных собраниях, где освящались принесенные верующими хлеб и вино, был вначале тот обеденный стол (τράπεζα), за которым христиане возлежали во время совершения таинства евхаристии. Но можно думать, что уже во втором столетии для этой цели стал употребляться особый стол (именовавшийся τράπεζα μυστηκή, ἁγία, πνευματική). «Если, говорит Augusti⁴⁰, не имеет особого значения, то предание, которое повествует об ап. Филиппе, что «cum sacerdotes et altaria ubique statuisset et construxisset, pro sacrificiis illis, quae fiebant in Daemonum altaribus, sacrosancte fuit in eis peragi sacram mysterii celebrationem», то существование особого евхаристического стола, носившего название θυσιαστήρια или altaria во втором столетии уже вне всякого сомнения». Около этого евхаристического стола или престола верующие в первые века и получали св. дары. По замечанию Зигеля, «это было вероятнейшей практикой уже во времена Иустина⁴¹». За существования этого обыкновения в 3-м веке может говорить одно место из письма Дионисия еп. Александрийского к Римскому еп. Ксисту⁴². Из него видно, что в Александрийской церкви женщинам, страдавшим месячными очищениями, было запрещено подходить к престолу (τῆ τραπέζῃ τῆ ἁγίῳ προεελθεῖν) и принимать здесь св. Тайны. Несомненно, что во всякое другое время как женщины, так конечно, и мужчины причащались около престола. Но уже с половины 4-го века причастникам доступ к престолу был запрещен. «Единым только освященным (τοῖς ἱερατικοῖς), читаем мы в 19-м правиле Лаодикийского собора, позволено входить в алтарь и тамо приобщатися»⁴³. Для того, чтобы яснее подчеркнуть это определение, в церковных зданиях с половины 4-го века начинают вводить в употребление особые перила или решетки (cancelli, κιγκλίδες ἔμπροσθεν τῶν θυρῶν ἰστάμνοι) и занавеси (καταπετάσματα), которые и стали теперь отделять то место, где стоял престол, от среднего пространства церкви, где обычно помещались молящиеся⁴⁴. Около этих перил миряне и стали теперь принимать св. Тайны. Исключение делалось лишь для императоров, которые могли причащаться в алтаре. «Никому, говорится в 69 прав. Трульского собора⁴⁵, из всех принадлежащих к разряду мирян, да не будет позволено входить внутрь свящ. алтаря. Ho, по некоему древнейшему преданию отнюдь не возбраняется сие власти и достоинству царскому, когда восхощет принести дары Творцу». Практика причащения мирян около перил сделалась достоянием почти всех церквей. На ее существование, например, в церкви Африканской дает указание блаженный Августин. «Те, говорит он, которые знают, что мне известны их грехи, пусть не подходят к причастию, чтобы не быть прогнанными от решетки (ne de cancellis projiciantur»)⁴⁶. Исключение в этой церкви делалось только для новообращенных (неофитов) из благоговения к тому благодатному возрождению, которого они только что сподобились. Свидетельство о такой практике мы находим y того же блаж. Августина. Обращаясь к новообращенным, он между прочим говорит им следующее: я вас умоляю именем Того, Который был призван на вас, этим алтарем, к которому вы только что подошли (per illud altare ad quod accessistis)⁴⁷. Практика причащения верующих вне алтаря вошла в употребление и в некоторых церквах Запада. За существование ее в Церкви Испанской говорит 17-е правило 4-го Толедского собора (633). «Священники и диаконы, читаем мы здесь⁴⁸, должны причащаться в алтаре, клирики на клиросе, и народ за клиросом». Что та же самая практика господствовала и в церкви Медиоланской, об этом говорит нам пример Медиоланского епископа Амвросия, который имел такое высокое понятие о св. алтаре, что однажды преградил доступ в него самому императору Феодосию. «Ἀλουργίς γάρ βαςιλέας, сказал он императору, οὐχ ἱερέας ποιεῖ»⁴⁹. Совершенно иного рода практика существовала в церкви Галльской. Здесь миряне: мужчины и женщины принимали причастие около престола. Это, по крайней мере, открывается из 4 прав. 2-го Турского собора (567), где сказано, что хотя миряне и должны слушать службу в той части Церкви, которая отделена от клироса певцов решеткой, однако для молитвы и причастия св. Тайн они, по древнему обычаю, должны входить в святое святых. На существование в Галльской церкви такой, совершенно отличной от других церквей, практики мы находим указание и в 10 кн. Истории Франции Григория Турского⁵⁰. Здесь находится такой рассказ. Однажды епископ Овернский Котэн отлучил за отцеубийство от причастия некоего Евлалия. Последний, явившись в день св. Иулиана во храм, упал к ногам епископа и стал упрашивать его, чтобы он дозволил ему, невинно-лишенному св. причастия, приступить ко святым тайнам. Епископ дозволил ему присутствовать за литургией наряду с другими верующими. «Когда же, замечает Григорий, наступило время причащения и Евлалий приблизился к престолу, епископ сказал ему» и пр.

Что касается церкви Римской, то по свидетельству Шардона⁵¹ (слов Bonac ч. I кн. 2. гл. 17) здесь в древности существовала такого рода практика: «совершавший евхаристию (как и теперь) причащался перед престолом, священники по сторонам престола, диаконы за престолом, иподиаконы и клирики при входе в алтарь или на клиросе, остальные верующие за решеткой». Но причащаясь за решеткой, древнеримские христиане, говорит Шардон, принимали св. тайны не y самой решетки, a каждый на своем месте⁵².

Положивши строгое различие между лицами духовными и мирянами, и указавши тем и другим свое определенное место для принятия св. Таин, Церковь позаботилась и о том, чтобы установить известный порядок при раздаянии св. Таин. Точный порядок приступающих ко св. Причастию указан уже в Постановлениях Апостольских. «Пусть, говорится здесь⁵³, причащается сначала епископ, потом пресвитеры, диаконы, иподиаконы, чтецы, певцы, аскеты, a между женщинами диакониссы, девы, вдовицы, потом дети, a затем весь народ по порядку». Этот порядок сделался обычной практикой не только восточных, но и западных Церквей. Чтобы видеть это нагляднее, сравним ту практику, которая существовала в 3-м веке, с практикой церкви Греческой 15-го века. Сведения об этой последней мы находим y Симеона Солунского⁵⁴. «К Таинственной жертве, по его словам, первым приближается Архиерей, затем священники и диаконы. После этих, перед святыми дверями – прочие: иподиаконы, a с ними чтецы и певцы. За сим причащаются те, которые имеют монашеский образ, как имеющие преимущество перед народом; a за ними тотчас по порядку миряне: ибо и они не все равны». He трудно заметить, что порядок описанный Симеоном Солунским, совсем почти не отличается от того порядка, какой существовал в древнехристианской церкви. Но было бы ошибочно думать, что этот порядок все время оставался неизменным. Если в истории Церкви не встречается никаких указаний на то, чтобы миряне причащались раньше лиц духовных, то встречаются указания иного рода, свидетельствующие о нарушении описанного порядка или при причащении лиц духовных, или при причащении мирян. Примером первого рода искажений установившейся практики может служить осужденный Никейским собором обычай, в силу которого в некоторых церквах диаконы причащались ранее епископов. «Соделалось известным, говорится в 18-м⁵⁵ правиле этого собора, что некоторые из диаконов прежде епископов евхаристии прикасаются. Сие убо... да пресечется и диаконы да пребывают в своей мере, зная, что они суть служители епископа и низшие пресвитеров. Да приемлют же евхаристию по порядку после пресвитеров». Подобного рода уклонений от церковной практики в истории посленикейского периода мы уже не встречаем. Что касается теперь второго рода изменений обычного порядка, имевших место при причащении мирян, то их примером может служить практика Сирийской Церкви (7-го века). Указание на нее мы находим y Иоанна Мосха в его, Луге Духовном⁵⁶. «В церкви, говорит он, вошел в употребление обычай, чтобы дети во время литургии стояли перед святилищем и первые после духовенства причащались св. Таин».

Мы рассмотрели вопрос о том, как часто и в каких местах церковных зданий приобщались древние христиане; видели также и то, что древние христиане подходили к принятию св. Таин в определенном порядке; теперь возникает вопрос, от кого же они получили св. Тайны, кто был раздаятелем евхаристических даров? Первым историческим свидетелем, y которого мы находим ответ на этот вопрос, является св. Иустин мученик. Из его апологии⁵⁷ мы узнаем, что в его время освящение евхаристических даров совершалось епископом, раздаяние же их составляло обязанность диаконов. «После благодарения предстоятеля, говорит он, и возглашения всего народа так называемые y нас диаконы дают каждому из присутствующих причащаться хлеба, над которым совершено благодарение и вина и воды». Но если в век Иустина собрание приобщалось через диаконов, то в последующее время такая практика причащения несколько изменилась. Уже в 3-м веке раздача освященных даров стала принадлежать епископам, или пресвитерам; диаконам же было предоставлено только право раздаяния чаши с смешанным евхаристическим вином. На первое указывает Тертуллиан, когда говорит, что таинство евхаристии должно быть принимаемо из рук председательствущих (nec de aliorum niani, quam praesidentium sumimus)⁵⁸. О последнем же неоднократно упоминает Киприан. «Когда же, читаем мы y него⁵⁹, по окончании Божественной службы диакон начал подносить присутствующим чашу и по принятии прочими дошла очередь до нее (одной малютки), то она отвратила свое лицо» и пр. На вновь образовавшуюся практику раздаяния евхаристических даров, мы находим указание и в Постан. Апостольских⁶⁰. «Епископ, говорится здесь, пусть преподает приношение; диакон же пусть держит чашу». Но несмотря на этот твердо установившийся обычай раздаяния евхаристического хлеба через епископов, a чаши с вином – через диаконов, мы все же в некоторых церквах видим и существование древней практики причащения чрез одних только диаконов. Но права диаконов теперь были уже строго ограничены. Прежде всего, под угрозою лишения сана, им было запрещено преподаяние евхаристии пресвитерам (18 прав. Никейского собора)⁶¹; a затем – на 4-м Карфагенском соборе (399 г.) было постановлено, чтобы диаконы никогда не раздавали св. даров, без особой нужды и без повеления священника (diaconus, praesente presbytero, eucharistiam corporis Christi populo si necessitas cogat, jussus erogat)⁶².

Раздавая св. Дары, священнослужители обычно произносили особую формулу, на которую верующие отвечали словом: Аминь. В этом обычае нельзя не видеть подражания примеру Спасителя, Который, вручая Своим ученикам евхаристический хлеб и чашу с вином, произносил: «приимите, ядите: сие есть тело Мое», и «пийте от нея вси: сие бо есть кровь Моя». – Произносимая священнослужителями формула не всегда имела одну и ту же форму. Первоначально, как это видно из Постановлений апостольских⁶³, она состояла из слов: «тело Христово», произносившихся при раздаянии священником освященного хлеба, – и слов: «кровь Христова – чаша жизни» – при раздаянии чаши с евхаристическим вином. Но в начале 7-го века, как это видно из жизнеописания св. Григория Великого (604), сделанного диаконом Иоанном⁶⁴, формула раздаяния приняла на Западе новую форму, вместо прежней вопросительной, скорее форму благожелания⁶⁵: Corpus Domini nostri Iesu Cristi servet animam tuam. В 8-м же и 9-м в.в., при Алкуине и Карле Великом она приближалась уже к принятой на Западе в настоящее время, состоя из следующих слов: Corpus Domini nostri Iesu Christi custodiat in vitam aoternam (формула времен Алкуина) или prosit tibi in remissionem peccator, et ad vitam aeternam (формула 9-го в.)⁶⁶. Впрочем, позднейшие догматические взгляды еще раз оказали свое влияние на западную форму, прежде чем она установилась окончательно. Во время господства на Западе причащения под видом хлеба, напоенного вином, здесь существовала такая формула: Corpus Domini nostri Iesu Christi sanguine suo inlinctum conservet animam tuam in vitam aeternam⁶⁷. Что касается теперь Восточной Церкви, то в Александрии, как это видно из употреблявшейся здесь литургии св. Марка, такой формулой служили слова: «Тело Святое» и «Драгоценная Кровь Господа и Бога, и Спасителя нашего»⁶⁸. Можно думать, что сходная, если не по форме, то по смыслу, формула существовала и в других церквах Востока.

Принимая св. Дары, каждый причастник, как в первенствующей церкви, так и в последующее время, должен был произносить слово: Аминь. На существование такого обычая указывает прежде всего Тертуллиан⁶⁹, когда в своем трактате «о зрелищах» говорит: «братья любезные, вникните, что мы делаем? Устами, произносившими аминь, при совершении богослужения (in sanctum), выхваляем мы гладиатора в амфитеатре». He менее веским доказательством древности такого обычая служит и свидетельство Корнилия, еп. Римского, в его письме к Фабию Антиохийскому. Сказавши о том, что Новат во время преподавания св. Тела, принуждал каждого кляться в том, что он никогда не оставит его, Корнилий восклицает далее: «и бедный человек вместо того, чтобы, приняв хлеб сказать: аминь, говорил: не перейду к Корнилию»⁷⁰. Ответствовать на формулу священнослужителя словом «аминь» повелевается и постановлениями Апостольскими⁷¹. Сохранились о том свидетельства, относящиеся и к более позднему времени. Так, Кирилл Иерусалимский говорит⁷²: «приими Тело Христово и тут же скажи аминь... Приступи и к чаше Крови, говоря аминь». И Амвросий Медиоланский⁷³ замечает: «священник говорит тебе: Тело Христово, a ты говоришь аминь, т. е. истина». To же свидетельство мы находим и y блажен. Августина⁷⁴ в его сочинении против Фавста: «Кровь Христова, говорит он, вызывает великий крик (magnum vocem) на земле, так как все народы после ее принятия восклицают: аминь». Наконец, ясно говорит об этом блаж. Иероним и папа Лев Великий. У первого мы читаем⁷⁵: «с каким сознанием подойду я к евхаристии и отвечу аминь, когда вы сомневаетесь в ее ценности». И y второго⁷⁶: «тщетно возвещается аминь теми, которые что-либо имеют против того, что они получают».

Во время причащения св. Таин, в древнехристианской церкви обычно происходило пение, наиболее соответствующих идее таинства, псалмов. Так уже в Постановлениях Апостольских⁷⁷ предписывается пение 33-го псалма, начинающегося словами: «Благословлю Господа на всякое время». В этом псалме особенно знаменательными для данного момента являются слова: «вкусите и видите, яко благ Господь». На пение этого же псалма указывает и Кирилл Иерусалимский, когда говорит⁷⁸: «вы слышите певца, с сладкопением призывающего вас к причащению св. Таин, словами: «вкусите и видите, яко благ Господь». Свидетельство о пении 33-го псалма мы находим затем y Иеронима⁷⁹: «о если бы мы могли, восклицает он, получать евхаристию без осуждения и упреков совести и слушать певца, возглашающего: вкусите и видите, яко благ Господь, и вместе с ним петь: «отрыгну сердце мое слово благо» (44:1). На пение этих слов мы находим, наконец, указание и в литургии ап. Иакова⁸⁰. Вместо псалма 33-го, в некоторых церквах было в обычае петь слова псалма 133-го: «ce, что добро или что красно, но еже жити братии вкупе». Об этом ясно свидетельствует Тертуллиан⁸¹ и блаж. Августин⁸². В церкви же Александрийской, как это видно из древней литургии ев. Марка⁸³, во время причащения происходило пение псалма 41:1 и сл.: «имже образом желает елень на источники водныя». Наконец, в век Златоуста⁸⁴, причащение сопровождалось пением псалма 144, и, главным образом, 15-го стиха этого псалма: «очи всех, на Тя Господи уповают, и Ты даешь им пищу во благовремении». Впрочем, в известной с его именем древней литургии на пение этого псалма при причащении не указывается⁸⁵.

Хотя Христос Спаситель и установил таинство евхаристии вечером, преподавши апостолам Свое Тело и Кровь после пасхального ужина, однако, Церковь с самых ранних времен считала необходимым, по уважению к божественным тайнам, принимать их прежде всякой пищи. Указание на такой обычай мы встречаем впервые y Тертуллиана. Обращаясь к жене-христианке, имевшей мужем язычника, Тертуллиан рассуждает так: «не заметит ли он (муж язычник), что ты как будто нечто в тайне отведываешь прежде ужина. И когда узнает, что это не что иное, как хлеб⁸⁶, то что он в состоянии подумать на твой счет, в своем невежестве»⁸⁷. Ясный намек на обычай поста перед вкушением св. Таин, можно находить y св. Киприана. «Господь, говорит он в письме к Цецилии, не утром, a после вечери принес чашу, растворенную вином. Так неужели и нам совершать таинство Господне после вечери, и предлагать растворенную чашу тем, которые должны быть при священнодействии? Христу надлежало принести жертву в конце дня для того, чтобы самым временем жертвы изобразить запад и вечер мира. A мы торжествуем воскресение Господне утром»⁸⁸. И Златоуст говорит⁸⁹: «а ты если прежде причащения постишься, чтобы сколько-нибудь оказаться достойным причащения, то после причащения, когда надлежало бы усилить воздержание, погубляешь все». О том же свидетельствует Василий Великий (беседа о посте) и Григорий Богослов. «Христос, говорит последний, таинственно преподает ученикам пасху в горнице, по вечери, и за день до страдания, a мы совершаем в молитвенных домах, до вечери, и по воскресении»⁹⁰.

В начале V века, по свидетельству Августина⁹¹, этот обычай был уже всеобщим. «Св. Духу угодно было, говорит он, чтобы в честь этого таинства в уста христианина прежде Тела Господня не входило никакой другой пищи. Вот почему этот обряд содержится всем миром». Впрочем, на основании свидетельства Сократа Схоластика (430), мы должны признать, что в описываемое время все же были и исключения из указанной блаж. Августином общецерковной практики. «Соседи Александрийцев, пишет этот историк церкви, – Египтяне и жители Фиваиды, хотя делают собрания в субботу, но принимают Таины не тогда, как это, вообще, бывает y христиан, но приносят жертву, и приобщаются таин уже по насыщении всякими явствами – около вечера»⁹².

Исключением из общецерковной практики был и распространенный в некоторых церквах обычай – в Великий Четверг принимать св. Тайны после вечери. Этот обычай существовал, например, в церквах Африканских. Вот, что читаем мы в 50-м правиле Карфагенского собора⁹³: «святое таинство алтаря да совершается людьми не ядшими. Исключается из сего в году единый день, в который вечеря Господня совершается». Есть некоторые исторические указания на существование этого обычая и в Гальской церкви. Об этом говорит напр., 6-е правило II-го Масонского собора (585)⁹⁴, которое, хотя и запрещало священнослужителям употреблять божественные тайны после вкушения пищи, однако, по примеру Карфагенского собора, делало исключение для Великого Четверга. Этот обычай продолжал существовать до конца 7-го века, пока, наконец, 6-м Трулльским собором не был отменен окончательно. «Последуя апостольским и отеческим преданиям, определяем (говорят Отцы этого собора), яко не подобает в четыредесятницу, в четверток последния седмицы, разрешати пощение (пред причастием), и тем всю четыредесятницу безчествовать»⁹⁵.

Перейдем теперь к вопросу о том, в каком положении тела, древние христиане обыкновенно приступали ко святому причастию. «На этот вопрос, говорит Bingham⁹⁶ следует ответить: иногда они причащались стоя, иногда на коленях, но никогда не получали причастия сидя». Что верующие в древней Церкви имели обыкновение получать св. причастие стоя, об этом говорят прежде всего те слова, из литургии Апостольских Постановлений, которые произносились диаконом перед началом литургии верных: «прости (прямо) ко Господу со страхом и трепетом стояще, станем приносити»⁹⁷. На такую же практику причащения указывает и целый ряд свидетельств из святоотеческой письменности. Так, напр., Дионисий Александрийский, повествуя об одном христианине, часто приступавшем ко св. причастию, «представляет его стоящим пред трапезою» (τραπέζῃ παραστάντα)⁹⁸. И Кирилл Иерусалимский, преподавши совет о том, как должно подходить к получению св. Тела Христова, продолжает свою речь такими словами: «приступи и к чаше Крови: не простирая рук, но наклоняясь (κυπτων)⁹⁹. Равным образом, и Златоуст¹⁰⁰ изображает и священника, и народ стоящим перед жертвенником. «Страшнее сего жертвенника или престола, Тот, перед Которым предстоишь ты, мирянин»; и немного ниже: «и как здесь предстоит иерей, призывающий Духа Святого, так и ты призываешь Духа, не словами, a делом». Наконец, о том же говорит¹⁰¹ блаж. Августин. «Но слышал ли кто-нибудь из верных когда-либо, чтобы священник, стоя перед жертвенником, построенным даже в честь и почитание св. мученика, говорил в своих молитвах: тебе Павел, или Петр, или Киприан приношу жертву». – Рассматриваемая практика причащения «стоя», по замечанию Bingham’a, имела место, главным образом, в те дни, в которые в церковных собраниях молитвы приносились верующими стоя; такими днями были: дни Господни и все дни Пятидесятницы. «В остальные же дни, говорит Bingham¹⁰², особенно в дни стояний в церкви господствовал другой обычай – приношения молитвы на коленях. Можно думать, что этот обычай имел место и при причащении св. Таин, хотя ясных свидетельств об этом и не имеется». Намек на этот обычай принятия св. Таин на коленях, можно видеть в следующих словах Златоуста¹⁰³: «будем приступать ко св. Таинам с трепетом, благодарить, припадать, исповедуя свои прегрешения, проливать слезы» и пр. Но если древние христиане иногда приобщались «стоя», a иногда на коленях, то они никогда не принимали св. Таин сидя. У древних христианских писателей об этом не находится никаких указаний.

Глубокое чувство благоговения перед св. Тайнами побуждало некоторых древних христиан, главным образом, лиц монашествующих, подходить к ним «босыми». Но этот обычай снимания перед причастием обуви, был местным, существовавшим только в некоторых западных монастырях. О его существовании свидетельствует Одон Глюнийский¹⁰⁴.

Из всех намеченных нами вопросов о древнецерковной практике причащения, нам остается рассмотреть вопрос о способе принятия св. Таин. Как получали древние христиане св. Тело? Прямо ли в уста, как теперь, или же на руки? Какой способ принятия св. Таин имел место на первой вечери, и по всей вероятности, в век апостольский? Равным образом, нам нужно указать и способ вкушения древними христианами св. Крови.

К рассмотрению древнего способа причащения мы теперь и приступим.

Многочисленные показания отцов и учителей обеих церквей ясно свидетельствует нам, что евхаристический хлеб подавался первенствующим христианам в руки. О существовании такой практики говорит уже Климент Александрийский¹⁰⁵. В его «Строматах» мы читаем: «раздробив евхаристию, пo обычаю, некоторые предлагают каждому из народа самому брать часть ее, потому что каждому лучший судья в том, приступить или устраниться, его совесть». Несомненно, здесь речь идет о принятии св. Тела на руки. И Тертуллиан, восставая против некоторых христиан, занимавшихся деланием идолов и в то же время приобщавшихся евхаристии, говорит¹⁰⁶: «не горько ли видеть, как христианин, оставляя на время идолов, приходит в нашу церковь; как он из мастерской демона является в дом Божий... Простирает к Телу Господню руки, недавно созидавшие тела демонов». И несколько ниже: «какие руки заслуживают быть усеченными, как не те, которые ежедневно навлекают соблазн на Тело Христово». Целый ряд таких указаний мы встречаем и y Киприана, еп. Карфагенского. «Прежде чем загладить свои грехи, говорится y него, исповедать свое преступление... (падшие) насилуют тело Его и кровь Его, и, таким образом, руками и устами грешат теперь против Господа более, нежели тогда, когда отверглись Господа». В том же его сочинении¹⁰⁷ мы читаем: «лежащий угрожает стоящим, раненый – неповрежденным, и святотатец негодует на священников Божиих за то, что не вдруг допускают его к принятию нечистыми руками тела Господня и к питию оскверненными устами крови Господней». Наконец, и в его письме (48) к фиваритянам¹⁰⁸ мы читаем: «вооружим и десницу духовным мечом, чтобы она храбро отринула скверные жертвы, чтобы, помня евхаристию, в которой преподается Тело Господа, она обняла Его, когда потом будет принимать от Господа награду венцов небесных». Ясное свидетельство о практике причащения евхаристического хлеба руками находится и y Дионисия Александрийского, который рассказывает про себя следующее. «Я, говорит Дионисий, не решился сделать это (перекрестить принявшего крещение от еретиков), сказав, что я не дерзаю снова приготовить того, который внимал благословение даров, приступал к трапезе, протягивал руки для принятия св. пищи, принимал ее и долгое время приобщался Тела и Крови Господа нашего Иисуса Христа»¹⁰⁹. Но особенно подробное указание на эту практику мы встречаем y св. Кирилла Иерусалимского¹¹⁰: «Приступая к причастию, говорит он, подходя не с простертыми дланями рук, но левую руку сделав престолом правой, как хотящей Царя принять и, согнувши ладонь, прими тело Христово». И Василий Великий¹¹¹ замечает: «в церкви иерей преподает часть и приемлющий с полным правом держит ее, таким образом собственною своею рукою подносит ее к устам». Равным образом на существование рассматриваемой практики проливает свет своими частными замечаниями и Григорий Богослов. «Юлиан, замечает он, воду крещения смывает скверною кровию, наше таинственное совершение, заменяя своим мерзким, творит очищение над своими руками, чтобы очистить их от бескровной жертвы, через которую делаемся мы участниками со Христом в страданиях и божестве»¹¹². Неоднократное упоминание о принятии древними христианами евхаристического хлеба на руку содержится и в беседах Златоуста. «Когда, говорит он, в 3-й беседе на послание к ефесянам¹¹³, предстанешь ты перед судилище Христово, ты, который нечистыми устами и руками осмеливаешься принимать тело Его... Скажи, продолжает он несколько ниже, дерзнул ли бы ты с неомытыми руками приступить к жертве? He думаю. Напротив, ты скорее решишься вовсе не приступать, чем приступать с нечистыми руками». И в 27-й беседе на I коринф.¹¹⁴ мы читаем. «Пусть каждый соблюдает в чистоте руку свою, язык и уста, которые послужили предверием при вшествии Христа». О том же свидетельствует он и в 6-й беседе против иудеев. Обличая христиан, во время болезни просивших y иудеев для исцеления ладонок, он говорит¹¹⁵: «как тебе оправдаться перед Христом? как умолить Его? С каким чувством после сего придешь в церковь? Какими глазами станешь смотреть на священника? Какою рукою прикоснешься к святой трапезе?» – Что такая же практика причащения господствовала и в Западной Церкви, об этом свидетельствует св. Амвросий Медиоланский. В своей обличительной речи к императору Феодосию он, между прочим, говорит следующее¹¹⁶: «какими глазами ты будешь смотреть на храм общего всех Господа? Как прострешь руки, с коих каплет еще кровь неправедно убиенных? Как будешь принимать сими руками Пресвятое Тело Господне?» Евхаристический хлеб подавался верующим на руки и в 5-м столетии. Вот что говорит блаж. Феодорит¹¹⁷: «св. Апостол словами: повинен будет телу и крови Господни, дает разуметь, что как предал Его Иуда и наругались над ним иудеи, так бесчестят Его и те, которые всесвятое Тело Его приемлют нечистыми руками и влагают в скверные уста». И блаж. Августин спрашивает: «in cujus manibus eucharistiam ponebatis?»¹¹⁸. Несомненно, на ту же практику принятия св. хлеба он намекает и в следующих словах: «с каким тщанием мы охраняем Тело Христово и заботимся о том, чтобы от него ничего не упало из наших рук на землю, – с таким же тщанием мы должны заботиться о том, чтобы слово Божие, когда мы что-либо мыслим или говорим, не погибло для нашего сердца»¹¹⁹. Отмеченная отцами Восточной и Западной Церкви практика является обычной на Востоке и в более позднее время. О ней упоминает собор Трулльский 692 г. В 101 правиле этого собора говорится следующее¹²⁰: «аще кто хощет во время литургии причаститься пречистаго Тела и едино с ним чрез причастие быти: руки да слагает во образ креста и тако да приступает, и да приемлет общение благодати». Последним свидетельством о древневосточной практике принятия евхаристического хлеба на руки является указание Иоанна Дамаскина¹²¹ (8 в.). В своем «Точном изложении православной веры» он говорит: «слагая руки на подобие креста, мы принимаем Тело Распятого». Существуя в церквах восточных, древняя практика причащения в 8 столетии господствовала и на Западе. Об этом свидетельствует Беда Достопочтенный † 735 г. Описывая смерть инока Цельнона, он передает следующее¹²²: «когда Цельнон почувствовал приближение смерти и пожелал причаститься св. Таин, – ему принесли св. евхаристию; принявши ее своими руками, он причастился и, таким образом, приготовился к кончине». Хотя отмеченный Бедою случай падает на конец 7-го столетия, однако, по словам профессора Петровского, он имеет значение и для начала 8-го века, «так как Беда не оставил бы без замечания изменений в практике причащения, если бы они были при нем налицо»¹²³. Более позднее пo времени свидетельство о существовании древней практики находится в статутах св. Бонифация († 754 г.)¹²⁴. Так как принимать евхаристию в уста здесь предписывается только одним больным, то можно думать, что здоровые получали евхаристию при Бонифации на руки. Как увидим ниже, такой же практики Римская Церковь держалась и в дальнейший период.

Таким образом, как в Восточной, так и в Западной Церкви раздача евхаристического хлеба на руки была обычной практикой в течение целых 8 веков.

Чтобы при таком способе принятия евхаристического хлеба не было какой-либо неосторожности или небрежности, Церковь самого раннего времени стала требовать от верующих особенно внимательного отношения к акту раздаяния. Уже Тертуллиан говорит: «мы тщательно заботимся о том, чтобы от нашего хлеба или чаши не упало чего-либо на землю»¹²⁵. To же замечает и Ориген¹²⁶: «вы, привыкшие присутствовать при божественных Таинствах, знаете, какую осторожность и благоговение обнаруживаете, когда, принимая Тело Господне, со всякою осторожностью и благоговением стараетесь, чтобы от него не упало что-нибудь, и чтобы не погибло что-нибудь от священного дара. Ибо вы считаете себя виноватыми, и справедливо считаете, если что-нибудь упадет от него по небрежности». С благоговением относиться к принимаемому евхаристическому хлебу побуждает христиан и св. Кирилл Иерусалимский¹²⁷. «С осторожностью, говорит он, освятив очи твои прикосновением св. Тела, причащайся, остерегаясь, чтобы от него ничего не погубить. Если же ты погубишь что, то чрез это лишишься как бы собственного своего члена... To, что драгоценнее золота и дорогих камней, ты должен охранять так, чтобы y тебя ни одной крупицы не упало».

Заботясь тщательно о том, чтобы из полученной части евхаристического хлеба ничего не упадало на землю, древние христиане старались выражать свое уважение ко св. дарам еще и тем, что приступали к ним с омытыми руками. На это мы находим частые указания в святоотеческой литературе. Вспомним, хотя бы вышеприведенные слова Златоуста из 3-й беседы на послание к ефессянам и 27-й беседы на послание к евреям. Но особенно ясно говорит об этом блаж. Августин: «Все мужчины, говорит он¹²⁸, когда пожелают причаститься, пусть моют руки». Очевидно, в древности ablutio manum требовалось не только от пресвитеров, приступавших к совершению евхаристии, но и от народа. При рассмотрении вопроса о способе принятия евхаристического хлеба, нельзя пройти молчанием одного своеобразного обычая, имевшего место в некоторых церквах Запада. Мы говорим про обычай раздаяния евхаристического хлеба женщинам не прямо в руки, a в особый продолговатый полотняный плат, носивший название Dominicale. Первое указание на его употребление мы находим y блаж. Августина, в его 252 слове «de Tempore». Заметив, что мужчины должны приступать к принятию евхаристического хлеба с чистыми, вымытыми руками, он продолжает свою речь такими словами: «а все женщины должны иметь чистый плат (полотенце), чтобы в него получать евхаристию»¹²⁹. Существование Dominicale неоспоримой истиной является и около времени Григория Великого. Это открывается из следующих определений Антисиодоренского собора¹³⁰ (578 г.), – прав. 36: «не позволительно женщине принимать евхаристию обнаженною рукою»; и прав. 42: «каждая, подходящая к принятию св. Таин, женщина должна иметь свое Dominicale; кто же не будет иметь Dominicale, пусть не причащается до следующего дня». Этот обычай существовал только на Западе. У восточных же отцов и учителей Церкви о нем не упоминается.

Рассмотревши древний способ принятия верующими евхаристического хлеба, перейдем теперь к вопросу о способе вкушения ими из евхаристической чаши освященного вина. Самым древним способом, общим для церквей Востока и Запада, было вкушение евхаристического вина непосредственно из самой чаши. Ясное указание на такую практику ми имеем в творениях Киприана, Кирилла Иерусалимского и др. отцов Церкви. «Когда, говорит св. Киприан, диакон стал подносить чашу присутствующим и дошла очередь до девочки, то он, несмотря на сопротивление... влил ей в рот»¹³¹. Несомненно, о том же свидетельствует и Кирилл Иерусалимский¹³², когда приступающим ко св. чаше дает такое наставление: «по причащении Тела Христова приступай и к чаше Крови, не простирая рук, но наклоняясь... и причащаясь Крови Христовой, ты освятишься. И когда влага еще находится на устах твоих, прикоснувшись к ней руками, освящай и чело, и глаза, и прочие чувства». Этот обычай продолжал существовать и в дальнейшее время. В Гальской Церкви мы встречаем его в конце 6-го века. Живший в это время Григорий Турский упрекал ариан за то, что они имели обыкновение «из одной чаши причащать мирян, a из другой царей»¹³³. В более позднее время на Западе явился обычай причащать посредством особого рода трубок (calamus syphon), сделанных из золота, серебра и пр. При таком способе причащения один конец трубки помещался обычно в чаше, другой же в устах. Когда начал существовать этот обычай, определить, по словам Martingy, невозможно¹³⁴.

Наглядное объяснение и дополнение тех данных о древней практике причащения, которые встречаются в памятниках письменности, можно находить в археологических памятниках христианского искусства. Особенно яркий свет эти памятники проливают на вопрос о форме и способе причащения древних христиан. Остановимся, прежде всего, на памятниках христианского искусства катакомбного периода.

Под символической завесой, накинутой на эти памятники, нетрудно найти, прежде всего, указание на то, что причащение в эпоху гонений совершалось под двумя видами: хлеба и вина. Остановимся, например, на недавно открытой в Риме усыпальнице св. Каллиста. В одном из ее отделений, по свидетельству Rossi¹³⁵, найдены два экземпляра изображения рыбы, плавающей в волнах, с плетеной корзинкой на хребте; наверху в корзине изображены пять круглых хлебов, a в средине сквозь решетчатую стенку виден стеклянный сосуд красного цвета, вероятно с вином¹³⁶. По общему мнению археологов, изображение хлебов на древних памятниках обычно указывает на евхаристию. Здесь к хлебам присоединен еще сосуд с виноградным вином – другим веществом евхаристии. Следовательно, нет никакого сомнения в том, что рассматриваемая живопись служит изображением евхаристии. Отсюда же становится ясным, что в 3-м веке для причащения верующих употреблялись хлеб и вино. A что такая же форма причащения существовала и несколько раньше, в конце 2-го столетия, за это говорит нам одна надгробная надпись, принадлежащая Аверкию, епископу Иерапольскому, современнику Марка Аврелия: «Вера, читаем мы здесь, предложила в пищу Рыбу, превеликую, чистую, Которую зачала Пренепорочная Дева: эту Рыбу вера предала в снедь верным, предложивши вино доброе вместе с хлебом»¹³⁷. В памятниках древнейшего периода христианского искусства мы находим указание и на способ принятия евхаристии. Вот, напр., пред нами одно из сакраментальных изображений в упомянутых уже катакомбах св. Каллиста¹³⁸: обеденный стол, вокруг которого сидят 7 обнаженных фигур: одною рукою они делают какой-то жест, другую протягивают к столу, на котором находятся две большие рыбы. Пред столом уцелели также части 7-ми корзин с хлебами. Если, по мнению Росси и его школы, это изображение символически обозначает евхаристию, протяжение присутствующими рук ко столу является лучшим показателем того, что в 3-м веке верующие принимали евхаристический хлеб нa руки. Подобную же группу мы встречаем на диптихе 5-го столетия, принадлежащем миланскому кафедральному собору. На такой же способ принятия евхаристического хлеба указывает и один интересный памятник, найденный в 1839 г. в Антуне (Франция). Это – греческая метрическая надпись, конца 2-го или начала 3-го века. «Сын небесной Рыбы, говорится здесь, принимай медовую пищу Спасителя святых: ешь, пей, имея в руках Рыбу» (ἰχθύν)¹³⁹. По мнению Wilpert’a¹⁴⁰ и Магtingy¹⁴¹, эта надпись является самым лучшим свидетелем за то, что в начале 3-го века верующим евхаристический хлеб преподавался на руки. Если мы теперь от памятников искусства катакомбного периода перейдем к памятникам византийского периода (VI и др.), то увидим, что древняя практика причащения под видом хлеба, раздававшегося на руки, и вина, предлагавшегося из чаши, оставалась обычною в Церкви и после эпохи гонений. Об этом ясно говорит тот длинный ряд изображений тайной вечери по литургическому переводу, который начал свое существование с 6-го века. Сюда относятся изображения евхаристии в евангелии россанского кодекса (6 в.), в сирийском евангелии Раввулы (586), в парижском, греческом четвероевангелии XI в. (Пар. Нац. Биб. № 74), в греческой псалтири Лобкова (9 в.), в псалтирях: британской (1066 г.), афонопандократорской (9 в.), барбериновой (XI в.) и др. псалтирях, – в фресках Накрези (не ранее 8-го в.), в мозаике Киево-Софийского собора (X–XI вв.), Киево-Михайловского монастыря (XI–XII вв.)¹⁴². Во всех указанных изображениях тайной вечери Апостолы представляются подходящими для получения евхаристического хлеба с протянутыми руками. Впрочем, самый акт причащения в указанных памятниках изображен неодинаково. В одних памятниках Спаситель изображен держащим: в правой руке часть евхаристического хлеба, a в левой руке потир; к Нему приближается группа Апостолов, из которых передний, склонившись, простирает руку для принятия евхаристии (Еванг. Раввулы). Между тем, в других памятниках изображение вечери делится на две части: в одной – Иисус Христос преподает 6-ти Апостолам св. хлеб, в другой – св. чашу (в Еван. россанском, в фресках Некрези, в мозаике Киево-Софийского собора). В некоторых же памятниках, хотя акт причащения из чаши и отделяется от акта раздаяния Христом св. хлеба, однако, потир изображается находящимся в руках самих Апостолов. При рассмотрении этих памятников, возникает вопрос: какую ценность имеют они для определения продолжительности существования древней практики? Ценность их, по словам проф. Покровского¹⁴³, неодинакова: тогда как одни из них воспроизводят практику, им современную, другие изображают практику прошедшую, уже отжившую свой век. К последнего рода памятникам нужно отнести все изображения, появившиеся после IX века, ибо восточный чин причащения в это время изменил свои древние, первоначальные формы.

Кроме памятников византийского искусства, существует еще ряд памятников искусства западного. Они ясно свидетельствуют нам о том, что древний чин причащения, господствовавший на Западе в VIII веке, продолжал свое существование и в дальнейший период времени. К числу этих памятников относятся изображения евхаристии в сакраментариях: турском (9 в.), мецком (855 г.), геттингенской университетской библиотеки и Бамберга A. II, 52 (конец X или начало XI в.), в антифонарии № 390–391 города Gallen, в евангеллистарии берлинского музея гравюр (сред. XI в.) и на золотом рельефе алтарной колонны в городе Ахене (X в.)¹⁴⁴. Спаситель изображается здесь держащим в одной руке евхаристический хлеб, в другой же – св. чашу. Характерной особенностью при этом является то, что для принятия евхаристического хлеба руку простирает обычно один только Иуда. Такой же литургический характер, тайная вечеря, по словам проф. Покровского, иногда принимает и в памятниках XI–XIII в.¹⁴⁵. «Таковы, говорит он, эмалевый ящик, изданный Кайэ (Cahier), и миниатюра рук. нац. библ., № 9561 (л. 164): Иисус Христос, стоя за престолом, подает Апостолам правою рукою св. хлеб, левою – чашу (на ящике – кубышку)». Особенную важность для нас имеет первый разряд поименованных памятников, как воспроизводящих наличную практику причащения. В памятниках же XI–ХIII в.в. древний способ причащения «является почти анахронизмом. ХIII век представляет для Западной Церкви время введения новых, существующих в ней до сих пор, форм приобщения»¹⁴⁶.

Из всего сказанного о способе причащения древних христиан мы должны сделать тот вывод, что, начиная с конца II века и кончая VIII на Востоке и XI на Западе, христиане причащались Плоти и Крови отдельно, при чем евхаристический хлеб им полагался на руки.

Но уже довольно рано, как на Востоке, так и на Западе, одновременно с древней практикой, начинает входить в употребление и новый обычай раздаяния евхаристического хлеба не в руки, a прямо в уста. Что касается Запада, то следы этого обычая можно видеть еще в половине VI столетия. Об этом свидетельствует папа Григорий Великий, в своей 3-й книге диалогов, где он замечает, что папа Агапит повелел одному хромому и слепому положить Тело Господне в уста¹⁴⁷. Правда, этот случай был исключительным: он говорит только о том, что преподаяние евхаристического хлеба в уста первоначально имело место лишь при причащении больных. Но уже в 9 столетии этот способ стал практиковаться и при причащении всех верующих. О его существовании в описываемое время в Церкви Испанской свидетельствует собор Кордовский (839 г.). Он замечает о местной секте, казианах, что они уклоняются от причащения в церквах, так как там св. хлеб преподается в уста¹⁴⁸. На тот же 9-й век падает начало новой практики и в Галльских Церквах. Вот что было постановлено на, бывшем при Людовике (косноязычном), руанском (Rothomagensis) соборе: пресвитер «nulli laico aut feminae Eucharistiam in manibus ponat, sed tantùm in os ejus»¹⁴⁹. Ho эта вновь возникшая на Западе практика существовала, по всей вероятности, недолго. По крайней мере, так думать заставляет то обстоятельство, что, кроме приведенных свидетельств письменности, других указаний на ее существование совсем не встречается. В памятниках же искусства эта практика воспроизводится лишь два раза: в штутгардтской псалтири (X в.) и в евангелии св. Бернарда, начала XI в. Иуда изображается здесь принимающим евхаристию прямо в уста¹⁵⁰. На Востоке такого способа причащения не существовало. Принятие Тела Христова на руки и приобщение Крови Христовой из чаши сменилось здесь их совместным вкушением посредством лжицы. Вопрос о времени, с которого лжица сделалась достоянием восточных Церквей решался неодинаково. Некоторые, как например, Никифор¹⁵¹, Латиниус¹⁵², Аркудий¹⁵³, относили ее происхождение ко времени Златоуста и папы Иннокентия II-го (417). Но мы уже видели, что и сам Златоуст, в своих беседах (3-й на посл. к ефесянам, 24-й и 27-й на 1-е послание к коринфянам), и другие, современные ему, писатели Восточной и Западной Церкви упоминают исключительно лишь о раздаянии евхаристического хлеба на руки. Поэтому нет никаких оснований начало этого обычая соединять с именем Иоанна Златоуста. Первое свидетельство о существовании лжицы мы находим y Иоанна Постника (595)¹⁵⁴. Вот что читаем мы в приписываемом ему толковании¹⁵⁵ на литургию:

Τὸ δὲ διὰ τῆς λαβίδος μεταλαμβάνειν τὴν τοῦ Ἠσαΐου λαβίδα σημαίνει, δὶ ἧς τὸν ἐξ» οὐρανοῦ ὑπεδέξατο ἄνθρακα.

Приобщение же посредством лжицы означает клещи пророка Исаии, посредством которых он достал с неба огонь.

Ho, пo словам проф. Петровского,¹⁵⁶ это место едва ли можно считать принадлежащим Иоанну Постнику, так как, при руководстве ясных свидетельств о существовании древней практики в 7 и 8 столетиях, становится несомненным, что причащения посредством лжицы в конце 6-го столетия еще быть не могло. Первые исторически-достоверные свидетельства о существовании новой практики причащения мы встречаем y Софрония, патриарха иерусалимского, и во втором правиле собора Пражского (Бракарского) 675 г. Софроний, повествуя о мучениках Кире и Иоанне, замечает, что они носили чашу, наполненную Телом и Кровию Христовой. Приводя это свидетельство, проф. Петровский¹⁵⁷ делает такого рода замечание: «как видно из хода речи, к новой практике прибегали лишь в исключительных случаях, в случаях приобщения больных; обычным способом приобщения оставался, следовательно, прежний». He говорит об окончательном утверждении новой практики причащения и 2-е правило 3-го Бракарского собора. Вот что читаем мы в нем: «обыкновение преподавать народу вместо полного причастия напоенную евхаристию (pro complemento communionis intinctam tradunt eucharistiam) не находит себе подтверждения в Евангелии, в котором упоминается об отдельном раздаянии хлеба и чаши. Мы видим, что Христос не преподавал напоенного хлеба другим Апостолам, после того, как омоченный кусок был получен предателем, да и этот кусок был подан для обозначения предателя, a не знаменовал собою установления таинства»¹⁵⁸. Очевидно, во времена этого собора причащение посредством лжицы было далеко еще не всеобщей практикой. Во всеобщее употребление этот способ вошел, но ранее конца 8-го или начала 9-го века. Основанием для такого утверждения может служить прежде всего помещенный в собрании древних литургий текст Барберинова списка литургии Василия Великого и литургии Иоанна Златоуста. Древность этих списков одними (Бунзеном, Гоаром)¹⁵⁹ относится к 8-му веку, другими (Петровский) – к 9-му. Вот что читаем мы здесь¹⁶⁰: «После того, как скажет народ: один свят, один Господь Иисус Христос во славу Бога Отца, священник берет из Святого Тела частицы и влагает в святые чаши». Содержащееся здесь указание на вложение частиц Св. Тела служит лучшим ручательством за то, что на причащение посредством лжицы указывает и одно место в изданном Красносельцевым «Толковании на литургию св. Германа в редакции 8–10 в.в.»¹⁶¹. В греческой редакции этого толкования (не позднее IX)¹⁶² мы находим, между прочим, такое выражение: πίνομεν τό ποτήριον, ὡς σάρκα καὶ αἷμα (мы пьем чашу, как Тело и Кровь)¹⁶³. Это выражение содержит в себе ясное указание на то, что верующие приобщались в это время из чаши, содержавшей в себе Тело и Кровь Христову, и приобщались, конечно, из лжицы. Но этот новый способ причащения в IX столетии еще не сделался достоянием всех восточных Церквей без исключения. Некоторые исторические свидетельства говорят нам, что в Церкви Иерусалимской еще и в XI веке оставалась господствующей древняя практика причащения. Ясное указание на это находится в Мессинском (984–5 г.г.)¹⁶⁴ и Россанском (не позднее конца XI века)¹⁶⁵ списках Иерусалимской литургии Aп. Иакова. После молитвы, читаемой священником перед причащением, в указанном чинопоследовании помещено такое замечание: «потом священник преподает клиру; когда же диаконы берут дискосы (на которые, конечно, полагалось Тело Христово) и чаши для преподавания народу, то диакон, взявший первый дискос, говорит: «Господи, благослови!» и пр.¹⁶⁶. О том же свидетельствует и писатель XI века, Гумберт¹⁶⁷.

Сделавшись в X–XI в.в. обычным явлением почти на всем Востоке, причащение посредством лжицы начинает проникать и на Запад. В половине XI столетия к этому обычаю здесь относились еще несочувственно. Вот что писал, например, об этом способе причащения Гумберт (XI в.): «Если вы (греки) имеете обыкновение принимать напоенный в чаше хлеб жизни вечной со лжицы, то чему вы противоречите? Господь, ведь, не влагал хлеба в чашу с вином и не говорил Апостолам: приимите, и со лжицы ядите, ибо сие есть Тело Мое. Но Он, как и теперь нерушимо сохраняет Римская Церковь, взявши св. хлеб, благословил его, и, преломивши, раздавал, говоря: приимите, ядите», и пр.¹⁶⁸. Однако, вскоре причащение со лжицы начинает свое существование и на Западе. Этот обычай возник здесь в конце того же XI столетия, и практиковался сначала при причащении больных. Об этом ясно свидетельствует 28-е правило Клермонтского собора¹⁶⁹, которым преподавать евхаристию со лжицы дозволялось лишь в случае крайней нужды, например, под опасением пролития св. Крови при причащении больных. Равным образом и папа Пасхалис 2-й, в 32-м письме к Понтию¹⁷⁰, заметивши, что в принятии Тела и Крови Господней следует соблюдать Божественное предание, сделал, однако же, в этом случае исключение для младенцев и больных, которые не могут проглатывать св. хлеб. Еще благосклоннее отнесся к этому новому виду причащения собор Турский. «Всякий пресвитер, читаем мы в одном из его правил, должен иметь ковчежец (pyxidem) или сосуд, куда с тщанием он должен полагать Тело Христово, предназначенное для напутствования отходящих от мира. При этом св. приношение должно напоять Кровию Христа, чтобы пресвитер мог говорить больному: Тело и Кровь Господа нашего Иисуса Христа да соблюдет тебя во отпущение грехов и жизнь вечную»¹⁷¹. За распространение на Западе причащения посредством лжицы говорят и некоторые свидетельства, приводимые литургистом Боного¹⁷². Таковы, например, свидетельства из древнего ритуала миссы, описанного Иоанном, епископом абринкатенским, и из древних правил монастыря Клюниаценского. Наконец, этот обычай защищал Эрнульф, епископ рочестерский (1115–1124) в одном своем письме, опубликованном Даяерием¹⁷³. Но самый способ причащения вызывал на Западе и порицание. Многие считали его нововведением и даже не желали его допущения при причащении больных и детей. Неодобрительно отнеслись к нему Бернольд Константский¹⁷⁴ (1100) и собор Лондонский. На последнем было постановлено, например, следующее: inhibemus, ne quis quasi pro complemento communionis intinctam alicui eucharistiam tradat (сан. XI)¹⁷⁵. He приняв практику Восточной Церкви, a с другой стороны видя неудобство и древнего способа причащения, постоянно угрожавшего пролитием Крови, Западная Церковь начинает вырабатывать практику причащения мирян лишь под одним видом Тела. Первые указания на эту практику относятся к XII веку. По свидетельству Боны, за новую практику стояли в это время: аббат Лютихского, Рудольф (1100) и Роберт Пуллейн¹⁷⁶. Последний утверждал, например, следующее: «было бы весьма хорошо преподавать народу только хлеб, потому что от вина постоянно может быть нечто пролито»¹⁷⁷. По словам проф. Петровского, за новую практику причащения высказывались и соборы: Кельнский (1179) и в провинции Кентербери (1181 г.)¹⁷⁸. Но целый ряд других свидетельств, относящихся к тому же XII веку, говорит нам, что господствующей практикой в это время все же оставалось причащение под обоими видами. Укажем, например, на показания Петра Ломбарда (средины ХII в.)¹⁷⁹ и Грациана (того же века). «Некоторые, говорит последний, будучи проникнуты схизматическим высокомерием, вопреки божественному определению и апостольским установлениям, преподают народу вместо полного причащения intinctam eucharistiam. Что это противно евангельскому и апостольскому учению и противоречит церковной практике, – открывается из самого источника истины, от коего получили начало божественные таинства и пр.»¹⁸⁰. Осуждая способ причащения посредством лжицы, Грациан, как мы видим, стоит за раздельное преподаяние св. хлеба и вина. Защищаемое писателями XII века причащение под обоими видами продолжало свое существование на Западе и в XIII столетии. Так, например, Альберт Великий называет его заповедию Спасителя¹⁸¹. О его существовании говорят и соборы XIII века: Дургамский и Экзетерский¹⁸². Но при существовании в ХIII столетии древней практики причащения все более и более начинает распространяться и новый обычай причащения мирян под одним лишь видом хлеба. Фома Аквинат, относившийся к этому новому обычаю более или менее сочувственно, замечает, что он был распространен уже «во многих церквах»¹⁸³. He менее ясно о новой практике говорит и Бонавентура. Ратуя за совершенное лишение мирян чаши, он утверждал, что действие причащения под одним видом хлеба то же самое, что и действие причащения под обоими видами¹⁸⁴. На распространенность новой практики указывает и одно из постановлений (1261 г.) генерального капитула ордена цистерцианцев¹⁸⁵. «Монахи, говорится здесь, и бельцы (Laienbrüder) и монахи ордена не должны вкушать из чаши: это право принадлежит только пресвитеру». В конце XIII века communio sub una делается всеобщим обычаем, так что писатель XIV века Дунс Скот считает его уже за нечто давно-известное¹⁸⁶. В XV столетии собор Констанцский (1415 г.) окончательно узаконяет новую практику¹⁸⁷; то же подтверждает и собор Базельский¹⁸⁸ (1431) г.); a Тридентский собор¹⁸⁹ включил его в число канонов церковных.

Мы рассмотрели древнехристианскую практику причащения (в собственном смысле) церковного. Но помимо этого вида причащения, в древней Церкви широко было распространено причащение домашнее. К рассмотрению этой частной, домашней практики причащения мы теперь и приступим.

Целый ряд исторических свидетельств говорит нам прежде всего о том, что в древней Церкви, по окончании евхаристического богослужения, св. дары отсылались к тем из верующих, которые, по уважительным причинам, не могли присутствовать в молитвенных собраниях. По словам Гарнака, «основание этого обычая лежало¹⁹⁰ в той идее общества, которою древняя Церковь прониклась и одушевлялась во всей своей жизнедеятельности, и которая свое конкретное выражение, свою таинственную печать находила в приобщении евхаристии. Из числа тех христиан, которые не приобщались св. даров на литургии, Церковь особенное внимание обращала на больных, на заключенных под стражу или в темницу, и на кающихся, если их жизнь была в опасности. Первое историческое свидетельство об этой практике мы находим y Иустина мученика. «После благодарения предстоятеля, читаем мы в его 1-й апологии¹⁹¹, так называемые y нас, диаконы дают каждому из присутствующих причащаться хлеба, над которым совершено благодарение и относят к тем, которые отсутствовали»; и несколько ниже: «и бывает раздаяние каждому и причащение даров, над которыми совершено благодарение, a к не присутствовавшим они отсылаются чрез диаконов». О древнем обычае причащения отсутствующих ясно свидетельствуют и акты св. Лукиана¹⁹², пресвитера антиохийского. После повествования о том, как однажды св. Лукиан совершил таинство евхаристии на собственной своей груди (в Мамертинской тюрьме), здесь делается такое замечание: «и сам он сделался участником таинства, и отослал к тем, которые отсутствовали (aberant)». Перенесение св. таин отсутствующим обычно поручалось диаконам. Но в случае особой нужды это возлагалось и на кого-либо из низших клириков. Ясное подтверждение этому мы находим в сказании о мученической кончине аколуфа Тарсициуса¹⁹³. Этот исповедник принял мученический венец за то, что не хотел отдать язычникам св. тайны, которые он нес, по поручению пресвитера Дионисия, заключенным в Мамертинской темнице. Иногда же св. причастие относили даже и простые верующие. Указание на это мы находим в письме Дионисия, епископа александрийского, к Фабию антиохийскому¹⁹⁴. Здесь повествуется об одном, отпадшем и еще не успевшем покаяться, старце Серапионе, что он принял причастие, за болезнию пресвитера, из рук своего малолетнего внука. Во времена гонений такой способ перенесения св. Таин мирянами практиковался довольно часто. He выходил он из употребления при причащении больных довольно долго и в последующее время. Особенно долго существовал он в Западной Церкви. Здесь мы видим его даже в 9-м столетии. «До нашего сведения дошло, читаем мы в одном из определений Реймского (при папе Николае 1-м) собора, – что некоторые пресвитеры настолько непочтительны ко св. Тайнам, что св. Тело Господне, для отнесения больным, вручают мужчинам и женщинам»¹⁹⁵. Вооружаясь против такого «дерзкого» обычая, собор постановил, «чтобы каждый пресвитер причащал больных сам лично». Но этот обычай продолжал существовать и в X столетии. За это говорит то обстоятельство, что епископ Веронский, Ратерий, в одном из своих посланий¹⁹⁶ к пресвитерам требовал, чтобы ни один из них «для причащения больных не вручал евхаристии народу или женщинам». И только после X века причащение больных сделалось исключительною принадлежностью: сначала диаконов и пресвитеров, затем (с XIII в.) и одних пресвитеров¹⁹⁷.

Наглядным выражением одушевлявшей первохристианское общество идеи единения всех в Христе является и другой, практиковавшийся в первые века, обычай обмена церквей между собою евхаристическими дарами. Этот обмен происходил обычно около времени Пасхи. Ясное свидетельство о его существовании оставил Ириней, епископ лионский, в своем письме к папе Виктору¹⁹⁸. Указав на существование в Малоазийских Церквах разногласий по поводу празднования Пасхи, Ириней замечает, что отказ некоторых праздновать ее в воскресенье еще не влек за собою церковного отлучения. «Напротив, обращается Ириней к Виктору, те самые несоблюдавшие его и предшествовавшие тебе пресвитеры братьям, приходившим из других, соблюдавших его, епархий, посылали евхаристию». Впрочем, уже очень рано этот обычай вызвал некоторые злоупотребления, так что собор Лаодикийский нашел нужным отменить его. «В праздник Пасхи, читаем мы в 14-м¹⁹⁹ правиле этого собора, не посылати св. Таин в иные приходы в виде благословения». Впрочем, в некоторых местах он продолжал свое существование долгое время и после Лаодикийского собора. Об этом свидетельствует, например, блаженный Августин (Epist. 31): «Хлеб, который мы послали в знак уважения к приемлющему, пусть будет плодоноснейшим благословением». Указание на этот обычай находится и в письме Павлина к Августину: «мы просим тебя принять хлеб, который мы послали тебе в знак единомыслия». (Ер. 25) ²⁰⁰. Обычай взаимного обмена св. Тайнами существовал не только y целых Церквей и епископов, но и y простых верующих. Особенно же он распространен был среди монахов. Свидетельство об этом мы находим y Иоанна Мосха²⁰¹. «Православный подвижник, повествуется в его «Луге Духовном», просил еретика (последователя Севера) прислать ему частицу причастия. Тот обрадовался и немедленно послал ему просимое, ничего не подозревая. Православный, приняв частицу от еретика, раскалил сосуд и положил в него частицу, и она немедленно исчезла в жару пылающего сосуда». Но причастие православной Церкви осталось целым и невредимым.

Мы видели, что в древней Церкви все отсутствовавшие при совершении литургии, если только это зависело не от их вины, принимали св. Тайны на дому; теперь мы остановимся на рассмотрении другого, широко распространенного в эпоху гонений, обычая, в силу которого «верующие, присутствовавшие на торжестве совершения св. таинства в катакомбах и других тайных местах, получали еще другие освященные части евхаристического хлеба. Их они относили домой с собой и здесь причащались всякий раз, как только являлась нужда в укреплении их веры и, по большей части, в минуты приготовления к мученичеству» ²⁰². Ясные свидетельства за существование этого обычая мы находим в творениях Тертуллиана и Киприана. Тертуллиан, вразумляя недоумевающих, каким образом совместить общественное совершение литургии и причащение евхаристии с требованиями во дни стояний поста, писал²⁰³: «приняв Тело Господне и сохранив, ты соблюдешь то и другое неприкосновенными: и причащение жертвы, и исполнение долга»²⁰⁴. О том же свидетельствует и Киприан, когда, в своем сочинении о падших, передает нам, что «одна женщина, покусившаяся недостойными руками открыть ковчег свой, в котором хранилась святыня Господня, была устрашена вышедшим оттуда огнем». Указание на этот же обычай находится y Киприана и в его сочинении: «О зрелищах», где²⁰⁵ он об одном недостойном христианине повествует следующее: «спеша на зрелище, по выходе из церкви, и, по обыкновению, неся еще с собой евхаристию, этот неверный принес в среду студных тел блудниц святое Тело Христово». На широкое распространение этого обычая во времена гонений указывает и Василий Великий, когда, в своем письме к Кесарию²⁰⁶, пишет: «а что ни мало не опасно, если кто во время гонений, за отсутствием священника или служащего, бывает в необходимости принимать причастие собственною своею рукою. Излишним было бы это и доказывать, потому что долговременный обычай удостоверяет в этом самым делом». Рассматриваемая нами практика домашнего причащения продолжала свое существование долгое время и после времен гонений. Об этом свидетельствует тот же Василий Великий. «Все монахи, говорит он о своем времени, живущие в пустынях, где нет иерея, храня причастие в доме, сами себя причащают... A в Александрии и Египте, продолжает он, и каждый крещеный мирянин имеет y себя причастие в доме и сам собою приобщается, когда захочет» ²⁰⁷. И Григорий Богослов, в надгробном слове сестре своей, Горгонии, пишет, что y ней в доме хранились св. дары²⁰⁸. В описываемое время (5 в.) св. дары очень часто брали с собою в путешествия. На этот обычай указывает св. Амвросий Медиоланский, повествующий о своем брате Сатире, что он получил св. евхаристию от своих спутников на корабле²⁰⁹. Об обычае домашнего причащения упоминает и блаж. Иероним²¹⁰. «Я знаю, говорит он, что в Риме y верующих существует обыкновение принимать Тело Христово, когда бы то ни было: этого я не порицаю и не одобряю. Но я обращаюсь к их совести: почему они на другой день после того, как предаются сообщению и, по выражению Персея, ночь смывают в реке, почему они не смеют идти к мученикам? Почему не хотят в церковь? Разве Христос не Один и Тот же в их доме и в доме, куда собирается общество верующих?» Однако, мы должны заметить, что обычай домашнего причащения одобрялся не всегда и далеко не всеми. Против него высказывался уже Ориген, в своем толковании на 8-ю главу книги Левит. «Тот хлеб, который Господь раздавал Своим ученикам со словами: приимите, ядите, Он не заповедал сберегать им до следующего дня»²¹¹. Но особенно сильно ратовали против этого обычая соборы (Испании): Цезарь–Августанский (381) и Толедский I (400). «Если кто принятую святыню евхаристии осмелится не употребить, да будет анафема вовек», читаем мы в одном из определений первого собора²¹². To же было постановлено и на Толедском соборе: «если кто полученную от священника евхаристию не употребит, пусть зовется святотатцем» (Sacrilegus)²¹³. Причиною такого строгого отношения к древнему обычаю послужил целый ряд злоупотреблений со стороны прискиллианистов, которые пользовались церковною раздачею даров для того, чтобы скрывать свое неправомыслие и вовсе не вкушать евхаристии. Но если обычай домашнего причащения в Испании прекратился уже в начале V века, то в остальных Церквах христианского мира он продолжал свое существование гораздо дольше. Упоминание о нем мы встречаем, например, y папы Григория Великого, в 3-й книге «Диалогов» (cap. 36). «Всякому монаху, говорит папа, куда бы он ни шел, нужно иметь с собою евхаристию»²¹⁴. Свидетельство об этом обычае мы находим и y Иоанна Мосха, в его повествовании об одном чуде, имевшем место в Селевкии, при епископе Дионисии (средина VI в.). «Один православный слуга, повествует Мосх²¹⁵, принявши, по обычаю страны, в Великий Четверток св. дары, завернул их в чистое полотно и положил в свой шкаф… Здесь они оставались в течение целого года. Когда же хозяин решился предать их огню и отворил шкаф, то увидел, что все св. частицы произрастили стебли и колос». На домашнюю практику причащения указывают и Анастасий Библиотекарь, когда передает, что y одного придворного вельможи (Филиппина) постоянно находилось в дому св. Тело Христово²¹⁶. В X столетии y восточных монахов существовал даже целый церемониал домашнего причащения. Вот что предписывал коринфский архиепископ Луке Пустыннику: «если есть молельня, то полагай сосуд, содержащий в себе евхаристию на алтаре, за отсутствием же его – на особо чистом столе: развернувши плат, полагай на него святые частицы, воскуряй фимиам, пой псалмы, трисвятое и символ; после этого, сделав три поклона, в знак почтения, принимай Тело Христово, говоря: аминь»²¹⁷. Этот обычай продолжал существовать и в более позднее время.

Рассматривая древнюю практику домашнего причащения, нельзя не остановиться на вопросе о способах перенесения и сохранения св. даров. Что касается прежде всего перенесения св. Тайн, то для этой цели как клирики, так и простые верующие употребляли особый плат, который шнуром прикреплялся к шее и был известен под именем orarium (Амвросий Медиоланский)²¹⁸. Иногда же св. причастие полагалось верующими в особые сосуды из золота, серебра и т. п. ²¹⁹. Более же бедные члены христианской общины для перенесения св. Тайн пользовались маленькими ивовыми ковчежцами и стеклянными сосудами. О последнем ясно свидетельствует блаж. Иероним, говоря: «нет никого богаче того, который Тело Господне носит в плетеной корзинке (canistro vimineo), кровь – в стеклянном сосуде (vitro)»²²⁰. В катакомбах можно находить изображения, которые являются как бы переводом слов блаж. Иеронима. Мы уже упоминали про них. Это – продолговатые решетки, на верху которых изображены хлебы с крестообразным надрезом, a внутри заметен сосуд, наполненный красным вином. И в домах св. евхаристия сохранялась в сосудах, ценность которых, конечно, определялась материальным состоянием их владельцев. Св. Киприан, в своем сочинении: «О падших», для обозначения такого рода сосудов употребляет общее наименование «ковчега» (асrа)²²¹. Но можно, по словам Мартиньи²²², составить себе о них и более точное понятие по одному круглого вида ковчежцу, с голубем наверху, который был изображен в одной молельне ватиканского кладбища над саркофагом (Bottari, tav. XIX). Это становится тем более вероятным, что на другой стороне этой молельни изображены: фигура молящейся женщины и большая связка книг. По словам Мартиньи²²³, «этот двойной сюжет живописи напоминает собою обычай употребления в базиликах двоякого вида дарохранительниц, из которых одна обычно заключала в себе евхаристию, a другая – священные книги».

Рассмотревши древнюю практику причащения церковного и домашнего, в заключение упомянем об одном очень оригинальном обычае, который был достоянием некоторых христианских Церквей. Это – обычай причащения умерших. Является вопрос: как могла возникнуть такая профанация таинства евхаристии? По всей вероятности, происхождению этого обычая много содействовали: с одной стороны желание помочь загробной участи умерших, a с другой – глубокая, но не вполне сознательная, разумная вера в силу этого таинства. Способ причащения умерших точно неизвестен, но, основываясь на смысле запрещавших его соборных определений, можно думать, что св. причастие полагалось покойникам в уста. Первое упоминание о сем существовании мы встречаем в 26-м правиле Карфагенского собора. «Положено, читаем мы в этом правиле, да не дается евхаристия телам скончавшихся. Ибо писано есть: приимите, ядите, но тела скончавшихся ни прияти, ни ясти не могут»²²⁴. Причащение умерших практиковалось и в Гальской Церкви, как об этом свидетельствует 12-е правило Антисиодоренского собора (578 г.), «мертвым, говорится здесь, не подобает давать ни евхаристию, ни братского поцелуя»²²⁵. Можно думать, что этот обычай был распространен и в Церквах восточных. Намек на его существование некоторые археологи, например, Августи, Бингам, находят в следующих словах св. Златоуста²²⁶, направленных против маркионитов: «к кому, скажи мне, относятся слова Спасителя: аще не снесте Плоти Моея, ни пиете Крови Моея, живота не имате в себе (Ин. 6:53) – к живым или мертвым?» Особенно сильно распространенным было оно здесь в VII веке, так что собор Трулльский (83 др.)²²⁷ нашел нужным еще раз повторить постановление Карфагенского собора.

В древней Церкви существовал еще один обычай, весьма сходный с только что описанным, обычай полагать освященные элементы, особенно евхаристический хлеб, вместе с телом умершего в гроб. Это особенно часто практиковалось при погребении лиц духовных, и служило для умерших, как бы ultimum viaticum²²⁸. Исторические данные по этому вопросу собраны y Martene, в его «De antiquis ecclesiae ritibus»²²⁹. Известно, читаем мы y него, что св. Василий, во время одной миссы, разделил св. хлеб на три части, из которых одной причастился сам, другую, положивши в золотой, имеющий форму голубя, сосуд, поместил над престолом, и третью, наконец, оставил для совместного с собою погребения (conservavit consepeliri sibi). Указание на существование этого обычая мы встречаем и y св. папы Григория, в его 2-й книге «Диалогов» (cap. 24.). Он передает нам, что папа Бенедикт приказал положить св. тайны на грудь одного монаха и вместе с ним похоронить их. Можно думать, что этот обычай практиковался долгое время и после св. Григория, – как на Западе, так и на Востоке. Ясный намек на его существование в восточной церкви сохранился, например, y толкователя церковных правил Вальсамона (ХIII в.)²³⁰. Сказавши о том, почему причащение мертвых было запрещено соборами, он замечает: «а что архиереям по кончине влагают в руки св. хлеб, и таким образом погребают, это делается, думаю, для отгнания злых духов, и дабы напутствуем был им к небесам удостоенный великого и апостольского обетования». О более же позднем существовании этого обычая в Западной Церкви свидетельствует Иво (12 в.) Он повествует, что «когда переносилось тело св. Отмара, то вместе с ним были перенесены из его усыпальницы и св. дары» (Вinghami, Oper. VI, 427.). Рассмотрением этого, долго практиковавшегося в Церкви, обычая мы и закончим свою речь о древнехристианской практике причащения св. таин.