Глава I. Иоанн Скот Эригена и его произведения

Славе великого ученого и философа, которую оставил по себе Эригена, далеко не соответствует точность и полнота дошедших до нас сведений о внешних обстоятельствах его жизни. У современников его можно встретить лишь весьма немногие, случайно сообщаемые, известия о его личности. «Как будто, по-видимому, – говорит по этому поводу Куртц, – полное неведение, в каком оставили нас относительно обстоятельств жизни величайшего ученого и глубочайшего мыслителя своего времени все решительно писатели IX века (которые, однако, могли и должны были иметь о том более точные сведения), должно быть рассматриваемо как фактическое засвидетельствование того, что его появление было аномалией в духовном развитии того времени»¹⁴⁶. Из собственных сочинений его можно извлечь также очень немного биографических данных. Сведения же, сообщаемые позднейшими писателями, признаются большей частью не особенно ценными, как не нашедшие пока достаточного подтверждения в более древних памятниках. Место и время рождения Эригены, обстоятельства его воспитания и жизни до прибытия во Францию, ко ДВору Карла Лысого, частные обстоятельства жизни и деятельности его здесь, обстоятельства последних лет его жизни, год и место его смерти, – все это покрыто мраком неизвестности и может быть предметом только более или менее вероятных догадок. Самое имя «Эригена”, которое усвояется ему в настоящее время, его происхождение и значение до сих пор не разъяснено вполне удовлетворительно ¹⁴⁷.

От эпохи, в которую жил сам Эригена, мы имеем прежде всего твердо засвидетельствованным его кельтское происхождение, и именно из Ирландии. На кельтское происхождение Эригены указывает имя его, с каким он был известен у современников, Scotus или Scotigena. Что под Скотией, из которой он происходил, нужно разуметь Ирландию, Scotia major, об этом можно заключать из слов Пруденция Труаского, который прямо говорит, что Эригену, с его «кельтским красноречием», даровала или прислала Галлии Ирландия (Galliae transmisit Hibernia)¹⁴⁸. На происхождение из Ирландии так или иначе указывает, по-видимому, и имя «Эригена», по более вероятному объяснению, переделанное из первоначального Ierugeпа – урожденец «острова святых» (insula sanctorum), как называлась иногда Ирландия¹⁴⁹. Ирландия, в монастырях которой находило убежище просвещение и хранилось до позднейшего времени знание греческого языка, была страною, где скорее всего Эригена мог получить свое первоначальное образование. Но где именно и когда он полился, где и под чьим руководством воспитывался, долго ли оставался в Ирландии, об этом не имеется сведений. Предположения, что он родился между 800 и 810–815 годами или в 828 году, не имеют каких‑либо прямых и твердых оснований для себя. Рассказ о путешествии на восток с целью образования основывается на недоразумении, которое в настоящее время окончательно выяснено, именно на смешении Иоанна Эригены с позднейшим Иоанном Патрицием Испанским¹⁵⁰.

Впервые Эригена выступает в истории, как пользующийся уже известностью и уважением ученый, в половине IX века, во Франции, при дворе короля Карла Лысого. Переселение Скотов в Галлию и вообще на континент Европы, вследствие постигших их отечество стеснительных обстоятельств, было в то время довольно обычным явлением. Переселялись в числе других и лица, обладавшие ученостью, которые принимаемы были с благосклонностью, особенно в Галлии, где оказывали им покровительство сами короли¹⁵¹. Внук Карла Великого, сын Людовика Благочестивого и Юдифи, Карл Лысый (род. 823, 843–877) был по преимуществу известен как просвещенный ревнитель науки и покровитель ученых. Интерес к науке был возбужден в нем еще в детстве, благодаря стараниям его матери о его образовании; и когда он вступил на престол, он превратил свой дворец как бы в ученое учреждение, окружив себя представителями тогдашней учености. Интерес к науке и заботы о ней не ослабевали в нем, несмотря на все политические волнения того времени ‘.

При дворе этого государя, когда «чуть не вся Ирландия со своими учеными (cum grege philosophorum)», по выражению Гейрика, переселилась в Галлию, когда прибыл, например, сюда из Ирландии Британский епископ Марк, «привлеченный щедротами благочестивейшего короля Карла»¹⁵², и другие, появляется и «пришелец» (advena) Эригена, как он сам в одном стихотворении называет себя. Неизвестно, когда он пришел сюда; полагают, что не позже 847 года, судя по знакомству и даже дружеским отношениям между ним и жившим при дворе Пруденцием, который в этом году назначен был епископом в Труа (Troies)¹⁵³. Король, «плененный, как выражается Вильгельм Мальмсберийский, чудом учености», какое представлял из дебя Эригена, приблизил его к себе более других. Занимал ли Эригена официально должность учителя при дворе, об этом нет достоверных сведений¹⁵⁴. Несомненны лишь в общем близкие личные отношения его к королю. По словам Вильгельма Мальмсберийского, философ разделял с королем стол и был его неразлучным спутником. Никогда между ними не было разногласия, так как король не обижался даже иногда резкими ответами и замечаниями вспыльчицого «учителя», как он обыкновенно называл его. Трудно сказать, насколько достоверны эти сообщаемые писателем позднейшего времени сведения¹⁵⁵. У самого Эригены, в его произведениях, касательно отношений его к Карлу встречаются только немногие и недостаточно отределенные указания, не вполне согласные с рассказами Вильгельма. Воздавая похвалы Карлу, также супруге его Ирминдруде¹⁵⁶, и вознося о нем молитвы Богу¹⁵⁷, Эригена называет себя в некоторых стихотворениях «недостойным рабом», который, выступая в качестве поэта, исполняет лишь долг перед своим владыкой, ожидая от него награды¹⁵⁸; однажды он с огорчением замечает, что муза его осталась без награды в предыдущий раз¹⁵⁹. Но едва ли нужно видеть в подобных словах и выражение «чрезмерной лести» со стороны философа¹⁶⁰. Чувства его ввиду, с одной стороны, всеми единогласно признаваемой за Карлом славы образованного и щедрого покровителя науки, с другой, ввиду особенно важного значения покровительства короля именно для Эригены, как это можно видеть из далее излагаемых обстоятельств его жизни во Франции, могли быть искренними¹⁶¹.

Едва, однако, Эригена успел найти себе спокойное пристанище при дворе короля после различных скитаний в пределах Галлии, когда он, по его выражению, подобно кораблю под влиянием различных течений носим был по волнистому и бурному морю державы франкского монарха¹⁶², как разразилась над ним буря, виновником которой был отчасти он сам. Высокое уважение, которым он пользовался и как ученый, и как «святой во всех отношениях муж» (vir per omnia sanctus) по своей жизни, по отзыву Анастасия Библиотекаря¹⁶³, послужило, нужно думать, поводом к тому, что он вовлечен был в область церковно-практических интересов, в спор о предопределении, возбужденный Готтшалком. Гинкмар Реймсский и Пардул Лаонский, надеясь получить от ученого Эригены окончательное и вполне авторитетное решение вопроса о предмете спора, после того как учение Готтшалка осуждено уже было на двух соборах (в Майнце 848 и Керси 849), обратились к Эригене с настоятельным требованием – написать в опровержение Готтшалка сочинение. Сам король поддерживал это требование¹⁶⁴. Философ заранее предвидел недоразумения, какие вызваны будут его мнениями¹⁶⁵, однако не отказался принять участие в защите «кафолического исповедания» и написал в 851 году сочинение «О предопределении»¹⁶⁶. То, что он предложил в этом сочинении, поразило, можно сказать, своею неожиданностью представителей франкской ортодоксии. Решение вопроса, которое он дал здесь с отвлеченно-философской точки зрения, пользуясь правилами науки, «называемой обыкновенно у греков философией»¹⁶⁷, не применяясь к практическим потребностям времени, допустив притом крайние натяжки в истолковании некоторых мест в творениях бл. Августина, для франкских богословов показалось ересью более опасною, чем само учение Готтшалка. От Готтшалка внимание теперь было перенесено на Эригену и предметом опровержений сделалось уже его сочинение. В то же время, пригласившие Эригену к участию в споре Гинкмар и Пардул, которые оказались в очень неловком положении и вовсе не думали соглашаться с его учением, подвергались нападкам со стороны южногалльских богословов. Спор тяргим образом осложнился. Сначала борьба велась чисто литературяии путем, потом вопрос рассматриваем был на соборах.

Венилон, архиеп. Санский (Sens), извлек из сочинения Эригены 19 пунктов и прислал Пруденцию Труаскому, своему суффрагану, с поручением написать опровержение. Последний достал и само сочинение Эригены. Он нашел у него «яд пелагианского неверия, по местам безумие Оригена, также неистовство еретиков Коллириан», усмотрел сходство его в особенности с Юлианом экланским¹⁶⁸, вообще нашел в его книге, направленной, под именем Готтшалка, против всех нафоликов, богохульства, которые произвели на него тем более тягостное впечатление, что прежде он находился в дружеских отношениях к Эригене. «Ты думал, – говорит он, обвиняя Эригену в превозношении и любочестии (philocompos), – навязать нам то, чего, по твоему мнению, никто из нас не мог понять, подвергнуть критике и опровергнуть» (cap. I). «Кто будет слушать тебя, – говорит он в другом месте, – чужеземца (barbarum), который не отличен никакою церковною степенью или саном и которому кафолики и не должны давать никакой степени, когда ты дерзко поносишь предстоятеля апостольской кафедры города Рима Григория?» (cap. III). «Ты один умнее всех, – иронизирует Пруденций, – прислан Ирландией Галлии, чтобы чего никто без тебя не мог знать, тому научился от твоей учености» (cap. XIV). «Я мог бы, конечно, – заключает он свое сочинение, – произнесть анафему на тебя, если бы не ожидал и не желал твоего исправления более, чем погибели. Потому я и не обращаю пока на тебя тяжести анафемы, но (quoniam) убеждаю, увещеваю и прошу от всего сердца, чтобы пришел ты в разум по благоговению к превышней благодати»¹⁶⁹.

Еще более резким характером отличается другое, изданное от лица вообще лионской церкви и известное обыкновенно с именем диакона Флора, сочинение «Против нелепостей и заблуждений некоего пустейшего человека, по имени Иоанна, о предопределении и предведении божественном и об истинной свободе человеческого произволения»¹⁷⁰. Писания Эригены, «пустослова и болтуна» (vaniloqui et garruli hominis), говорится здесь, не требуют даже особого опровержения, как явно исполненные лжи и заблуждения. Но так как, по слухам, человек этот во многих возбуждает удивление, как бы ученый и знающий (quasi scholasticus et eruditus), и своей болтовней одних приводит в смущение, других делает последователями своих заблуждений, сочтено нужным отвечать ему. Авторы (или автор) сочинения употребляют при этом крайне резкие выражения об Эригене и его учении. Эригена – impiissimus et detestabilis blasphemator Dei; учение его – безбожная ложь, смертоносное заблуждение, исполненное языческих и дьявольских доводов; подобно блудному сыну, Эригена питается желудями мирской учености¹⁷¹. И в сочинении, направленном собственно притив Гинкмара и Пардула и известном с именем Ремигия Лионского, об Эригене говорится как о человеке, которого нужно или признать за глупца, или осудить как еретика¹⁷².

Не менее резко отозвался о «19 главах» Эригены и целый собор южногалльских епископов в Валенсе (855), направлявший свои определения прежде всего против собора в Керси (853) и против Гинкмара, а затем и против Эригены. Собор признал «главы», «нелепейшим образом составленные путем силлогизмов» (syllogismis ineptissime conclusa), более за измышление диявольское (commentum diaboli), чем за какое‑либо обоснование веры, и отверг изложенное в учение, как aniles paene fabulas Scotorumque pultes, puritati fidei nauseam inferentes. Другой собор, в Ланграх (859), повторил и подтвердил это определение «о 19 главах, нелепейшим и лживейшим образом составленных некоторым Скотом, которые вовсе не обнаруживают философского искусства в составлении, как это дерзко некоторыми утверждается, но представляют неискуснейшую смесь, в основе которой только тщетная лесть и обман»¹⁷³. Папа Николай I выразил со своей стороны согласие с последним собором (859)¹⁷⁴.

Гинкмар, отвечая противникам, писал два сочинения, из которых сохранилось одно (857 и 859–860)¹⁷⁵. В нем можно находить указания на некоторые мнения именно Эригены.

Так встречено было франкскими богословами сочинение Эригены о предопределении. Вмешательство философа в церковное дело только более осложнило это дело, а на него самого навлекло обвинение в ереси, и слух о нем дошел до Рима.

Сам философ, во всяком случае не потерявший расположения к себе короля, как это можно видеть из стихотворений его позднейшего времени, считал, вероятно, за лучшее отвечать молчанием на все возражения и нападки. Принимал ли он участие еще в каких‑либо богословских спорах того времени и вообще в решении различных вопросов, какие поднимаемы были тогдашними учеными, – например, о рождении Христа от Девы (de partu Virginis), о trina Deitas, о Filioque, об Евхаристии, об этом нет прямых сведений. При своем уважении к ученому, король, разумеется, должен был интересоваться его мнениями по тому или другому вопросу, хотя бы они и не были высказываемы гласно для всех, как это сделано было в сочинении о предопределении. В частности, в отношении к вопросу об Евхаристии можно в комментарии на Дионисря указать место с явно полемической тенденцией¹⁷⁶.

После неудачной, наполовину вынужденной попытки принять Уостие в церковных делах, философ, вероятно, всецело посвятил себя чисто теоретическим интересам науки в удовлетворение собственного стремления к знанию. Может быть, однако, занятия его восточным богословием, и именно изучение ареопагитских творений и перевод их, сделанный по поручению короля, стоят и в некоторой связи со спором о предопределении. Известно по крайней мере, что Гинкмар в сочинении об этом предмете ссылался и на авторитет Дионисия, но по переводу Гильдуина, крайне неудовлетворительному¹⁷⁷. Но к какому бы времени не относилось первое знакомство Эригены с этими творениями, перевод их, нужно полагать, был предпринят и выполнен уже после написания сочинения о предопределении, а не был первым делом Эригены при французском дворе¹⁷⁸. Со стороны короля поручение этого дела Эригене было вполне возможно и после истории с сочинением о предопределении, если, несмотря на нее, уважение и доверие его к ученому не поколебалось. И вероятно, папа Николай I (858–867) вскоре же после появления перевода и потребовал его для рассмотрения в Рим, услышав, что творения Дионисия «перевел недавно, как говорится в письме папы к Карлу (861 или 862), на латинский язык некто Иоанн, родом Скот», и не получив их в свое время для апробации, между тем как «этот Иоанн, хотя славился как человек, обладавший большою ученостью, некогда (olim) нездраво мудрствовал в некоторых вещах, по упорно ходившим о нем слухам (frequenti rumore)». Папа требует немедленно же восполнить это опущение¹⁷⁹. Другой перевод – одного из творений св. Максима Исповедника – предпринят был Эригеною также по повелению Карла, вскоре после перевода Дионисия¹⁸⁰.

Во время изучения Эригеной произведений восточных писателей, при его стремлении усвоить идеи их, развились собственные его воззрения, которые нашли выражение в его главном произведении, «О разделении природы». Если официальные представители церковной власти на западе отнеслись неприязненно к философу, который чувствовал себя безопасным благодаря лишь покровительству короля, то, с другой стороны, находились все‑таки и лица, сочувствовавшие ему, его занятиям и его воззрениям. Сам Эригена тесно связывает происхождение названного произведения с именем Вульфада, впоследствии архиепископа Буржского (†  876, 1 апр.), человека, обладавшего, по-видимому, высокими умственными и нравственными качествами¹⁸¹. В заключении сочинения, посвящая свой труд прежде всего имени самого Бога, Эригена затем подносит и вручает его для Испытания и исправления «возлюбленнейшему о Христе брату» Вульфаду и именно как своему сотруднику в занятиях мудростью (иn studiis sapientiae coperatori). «Ибо, – говорит автор, – (труд этот) М начат был вследствие твоих убеждений, и до конца доведен, каким бы то ни было образом, благодаря твоему живому участию». Предоставляя право Вульфаду напомнить о том, что могло остаться, вопреки обещанию, неразъясненным, при множестве и важности затронутых в сочинении предметов, он обещает потом представить со своей стороны нужные разъяснения. Относительно же того, что уже вредложено в сочинении, просит Вульфада, при его высоком уме (acutissima intelligentia), быть своим защитником, если не пред теми, которые не способны беспристрастно относиться к делу, то по крайней мере пред друзьями и искателями истины¹⁸². Неизвестны какие‑либо дальнейшие подробности о дружеских отношениях философа к Вульфаду, в чем именно выражалось содействие последнего ученым и литературным занятиям его и какое значение вообще имела для него эта дружба, равно как неизвестно и то, пришлось ли ему сделать дополнительные разъяснения к главному своему произведению¹⁸³.

Так как Эригена называет в своем сочинении Вульфада только «братом», между тем последний в 866 был уже епископом, то 866 год и может быть признан за terminus ad quem написания сочинения. За приблизительный terminus a quo можно с вероятностью считать время окончания перевода творений Дионисия (и Максима) ввиду того, что цитаты из них в этом сочинении обыкновенно буквально сходны с соответствующими местами его собственного перевода.

Время и обстоятельства происхождения прочих произведений Эригены неизвестны. Что комментарий на небесную иерархию Дионисия написан уже после сочинения о разделении природы, это видно из встречающихся в нем ссылок на последнее¹⁸⁴. То же, по-видимому, нужно сказать и о комментарии на Евангелие от Иоанна, равно о гомилии на пролог этого Евангелия, судя по содержанию этих произведений. Совершенно неизвестно, когда и по какому поводу предприняты были перевод сочинения Присциана философа и комментарий на Марциана Капеллу.

Вопрос о том, где и когда кончил свою жизнь Эригена, доселе является камнем преткновения для историков. В современных ему памятниках нет ясных указаний, где вообще проводил философ последнее время своей жизни и до каких годов IX столетия, хотя приблизительно, продолжалась его жизнь¹⁸⁵. Правда, позднейшие писатели не оставляют нас в неведении относительно последующей судьбы его и обстоятельств его кончины. Вильгельм Мальмсберийский, рассказав о жизни его во Франции, о переводе им Дионисия и о написании сочинения о разделении природы, о возникшем касательно него подозрении в неправославии, по поводу будто бы сочинения о разделении природы (haereticus putatus est), сообщает далее, что Эригена, вероятно вследствие этого бесславия (infamia), потом (succedentibus annis) оставил Францию и перешел в Англию, привлеченный щедростью короля Альфреда (871–901), и был учителем у последнего. Там он поместился в Мальмсберийском аббатстве и через несколько лет кончил жизнь от руки своих учеников, которые воспользовались для убиения его орудиями письма (a pueris, quos docebat, graphiis perforatus, animam exuit tormento gravi et acerdo). Когда над местом его погребения стал являться в течение многих ночей свет, его останки были перенесены в главный храм аббатства и он был признан мучеником (martyr aestimatus est), относительно чего не хочет сомневаться и сам Вильгельм, дабы не нанести оскорбления святой душе его. И хотя один из последующих аббатов, Варин, велел вынести отсюда вместе с останками прежних аббатов и останки высокопочитаемого монахами Иоанна Скота, но память о нем хранит оставшаяся в церкви гробница и в особенности эпитафия в стихах: «здесь покоится святой мудрец (sophista) Иоанн; при жизни еще было ему даровано быть дивным учителем (ditatus erat vivens jam dogmate miro), и наконец он удостоился путем мученичества взойти в небо (в царство Христа), где вечно царствуют все святые»¹⁸⁶. Но весь этот рассказ позднейшего писателя, повторяемый другими, вызывает сильнейшее недоумение в некоторых ученых, которые и отвергают его достоверность, именно при сопоставлении его с тем, что сообщает о приглашении Альфредом ученых из Галлии современник Альфреда Ассер. Говоря о призвании (884–886) вместе с Гримбальдом Иоанна, «пресвитера и монаха, мужа превосходнейших способностей, весьма сведущего во всех отраслях литературы, опытного и в других многих искусствах», он не называет его Скотом. Далее же у него встречается рассказ об Иоанне, пресвитере и монахе, который сделан был аббатом и умер насильственной смертью (887); но этот Иоанн был Старосаксонец (Ealdsaxonus), был не Мальмсберийским, но Эделингским аббатом, и рассказ о смерти его существенно отличается от рассказа Вильгельма, так что этот последний Иоанн не мог быть Иоанном Эригеной¹⁸⁷. Однако нет, по-видимому, особых препятствий признавать упоминаемого в первый раз у Ассера Иоанна тождественным с Эригеной, отличая его от Иоанна Старосаксонца, и предполагать в основе рассказа Вильгельма действительный факт переселения Эригены в Англию¹⁸⁸.

Оставил ли Эригена в среде своих современников, кроме славы великого ученого, соединенной в представлении, вероятно, большинства с мнением о нем как о неправомыслящем, прямых последователей своих воззрений, которые содействовали бы более или менее распространению его идей и научных стремлений и явились бы посредниками при передаче их последующим поколениям? Пользуясь покровительством короля, встречая сочувствие со стороны столь достойных уважения лиц, как Вульфад, философ, нужно думать, имел пребывавших верными ему учеников и после того, как представители франкской учености, считавшие себя защитниками ортодоксии, замечая, что «этот человек во многих вызывает удивление, как бы ученый и знающий» и своим учением «одних приводит в смущение, других делает последователями своих заблуждений, как будто он говорит нечто важное (magnum)»¹⁸⁹, дали крайне неблагоприятный отзыв о нем и о его воззрениях, изложенных в сочинении о предопределении. Но как велико было число их, в каких отношениях стояли они к философу, насколько способны были усвоить и усвоили на самом деле его воззрения, насколько содействовали распространению и передаче последующему времени его идей и стремлений, об этом имеется весьма мало сведений.

Неизвестно, в каких отношениях к Эригене находился Маннон, который называется начальником придворной школы Карла в позднейшее время ее существования (†  880)¹⁹⁰ и которому несправедливо приписывали иногда перевод некоторых сочинений Платона и Аристотеля на латинский язык¹⁹¹. В «Истории Оксеррских епископов» Сказывается, как ученик Эригены, Вибальд Камбрейский, занимавший с 879 года Оксеррскую кафедру (†  887). «Сделавшись в раннем возрасте последователем Иоанна Скота, распространявшего в то время лучи мудрости в Галлии (per Gallias), и долгое время пользуясь ею наставлениями, он научился, по свидетельству этого памятника, познавать как божественное (относящееся к религии), так и человеческое, и взвешивать правильно как доброе, так и худое», и в сане дпичсппя заявил себя добрыми качествами¹⁹². Учеником Эригены надевается еще Илия, епископ Ангулемский (engolismensis, d’AngoujAmp, – f 860). Теодульф Орлеанский (? f 821), говорится в одном памятнике, «чрез посредство Иоанна Скоттигены, образовал в философских науках Илию, принадлежавшего к тому же племени [и сделав из него] мужа во всех отношениях ученейшего (virum undecumque doctissimum philosoficis artibus expolivit»). Илия же был в свою очередь учителем Гейрика¹⁹³.

Последний (841–877), о котором известно более, чем о предыдущих непосредственных учениках Эригены (если только относительно Илии не скрывается здесь какое‑либо недоразумение), благодаря частию оставшимся после него сочинениям, изучая греческий язык и теософию ареопагитских творений в лаонской области, мог иметь и личное знакомство с Эригеной. Во всяком случае есть места в его стихах, в житии Германа Оксеррского, написанном в 864–873 годах, которые воспроизводят мысли сочинения о разделении природы; схолии же на греческие слова в этих стихах представляют почти буквальные выписки из этого сочинения. Приписываемые ему глоссы на некоторые сочинения по логике, по Наигёаи, также обнаруживают буквальное сходство с упомянутым сочинением и комментарием Эригены на Капеллу. Был ли согласен Гейрик во всем с воззрениями Эригены, влияние на него последнего в той или иной форме несомненно¹⁹⁴.

Учениками Гейрика были Гукбальд Сент-Амандский и Ремигий Оксеррский, благодаря деятельности которых, главным образом, научное образование сохранялось некоторое время и после царствования Карла Лысого. Интерес к спекуляции обнаруживает собственно только Ремигий (†  908), бывший учителем в Оксерре, затем в Реймсе и в Париже (после 900), и занимавшийся как диалектикой, так и богословием. В глоссах на книгу о диалектике в руководстве Капеллы он, по Наигёаи, «рабски воспроизводит все определения Эригены», являясь крайним реалистом. В богословских произведениях его, в комментариях на Св. Писание, составленных на основании древнейших западных учителей церкви и отличающихся мистическим оттенком, о которых с высокой похвалой отзываются как прежние писатели, даже Абеляр, так и новейшие ученые, не заметно, однако, по-видимому, особых следов влияния идей Эригены¹⁹⁵ .

Тем более нужно сказать последнее о других ученых и писателях более позднего времени, жизнь и деятельность которых относится частью уже к десятому веку, например Одоне Клюнийском (†  941), который обращался к Ремигию с целью получить научное образование и слушал у него диалектику в Париже, но который более известен как организатор клюнийской конгрегации, чем как ученый и писатель¹⁹⁶. Может быть, широкое до неуместности применение, какое дает греческим словам в своем стихотворении об осаде Парижа норманнами (885–887), Аббон из монастыря Германа Парижского (†  после 923), стояло не вне связи с шедшими от Эригены традициями относительно уважения к греческому языку и греческой литературе¹⁹⁷. Но если следы каких‑либо унаследованных от Эригены чрез посредство его учеников традиций, в виде тех или иных идей или в виде известных научных стремлений, и хранились некоторое время после него, они все равно вскоре должны были исчезнуть во мраке X века, сменившего эпоху каролингского просвещения¹⁹⁸.

Если весьма мало сохранилось сведений относительно внешних обстоятельств жизни Эригены, отчасти конечно потому, что она не богата была внешними фактами, будучи посвящена теоретическим интересам науки, зато остался памятник внутренней жизни его духа и его ученой деятельности – в его произведениях. На основании дошедших до нас произведений Эригены и является возможным иыне судить о нем как ученом и как мыслителе.

Плодом учено-литературной деятельности Эригены были, с одной стороны – переводы его с греческого языка, с другой – оригинальные произведения, причем к последним, кроме писанных прозою сочинений, относится ряд стихотворений. Все они, за немногими исключениями, собраны и изданы Флоссом в 1853 г. в 122 томе латинской патрологии Миня¹⁹⁹.

I. Переводы с греческого имели весьма важное значение в ученолитературной деятельности самого Эригены ввиду особого отношения его к греческим писателям, интереса к ним и стремления усвоить их воззрения.

а) Первое место между трудами этого рода занимает Versio operum S. Dionysii Areopagitae, перевод ареопагитских творений (Floss, с. 10351194), сделанный по поручению Карла Лысого, нужно думать, уже после написания сочинения о предопределении, как сказано выше, и не бывший первым трудом Эригены при французском дворе (после 851, 858?, до 861–862). Переводу предшествует посвящение его королю в стихах (Praefatio, с. 1029–1030) и особое предисловие в прозе, в котором, обращаясь также к королю, Эригена говорит о вызвавших его перевод обстоятельствах и об особенностях перевода и сообщает сведения о личности св. Дионисия и о содержании его произведений (с. 1031–1036). Кроме того, в начале перевода помещены стихи в честь св. Дионисия (с. 1037–1038), в конце – стихи, направленные против Рима (с. 1194). Эригеною переведены были все известные на греческом языке с именем Дионисия Ареочагита произведения. Перевод его пользовался большою распространенностью в средние века, даже после появления других, более удовлетворительных переводов, и сохранился в значительном числе рукописей. Издаваем был ранее в 1503, 1530, 1536, 1556 годах, вновь издан в 1853 году Флоссом²⁰⁰.

б) Versio Ambiguorum S. Maximi, перевод сочинения св. Максима Исповедника, известного под названием A­πορα είς Γρηγόριον, или Περί τδ πορηθέντων κεφαλαίων tv τοίς τοϋ ίχγίου Γρηγόριου τοΰ θεολόγου Λόγοις (Floss, с. 1195–1222), сделан был также по поручению короля, вскоре после перевода Дионисия (около 861–862 г.).

Сочинение Максима было переведено в целом виде, как показывает изданный у Флосса под другим заглавием отрывок перевода относящийся к концу его (Liber de egressu et regressu animae ad Deum. Fragmentum. c. 1023–1024). И этому труду предпосылается предисловие, с обращением к королю, где указывается значение, какое тлеет произведение Максима для понимания ареопагитских творений (с. 1193–1196). Известны также стихи, имеющие отношение к этому труду, – посвящение перевода Карлу, стихи относительно дчика переведенного творения и стихи к читателю его (с. 1235–1236). В противоположность предыдущему, рассматриваемый труд в средние века был, по-видимому, почти совсем неизвестен. Флосс не встретил ни одного кодекса для своего издания и ограничился перепечаткой лишь того отрывка, который издан у Gale, в приложении к сочинению о разделении природы (1681), именно начала перевода²⁰¹.

II. Из оригинальных произведений Эригены, написанных прозой, какие известны и изданы доселе, имеет точную дату своего происхождения.

a) De divina praedestinatione liber, полемическое сочинение о предопределении против Готтшалка (Floss, с. 355–440), написанное, как сказано выше, в 851 году, по настоянию Гинкмара и Пардула и частью самого короля. Были уже указаны обстоятельства, сопровождавшие его появление. Сочинение состоит из 19 глав, кроме пролога с четверостишием в конце и эпилога. Надписания глав не вполне соответствуют действительному развитию мыслей в сочинении и вообще оно представляет значительные трудности при изучении. Полемические цели и необходимость применяться к авторитету бл. Августина препятствовали свободному изложению собственных воззрений автора, вынужденного притом спешить, и самые воззрения его еще не определились окончательно ко времени написания этого сочинения. В обычае той эпохи Эригена не стесняется употреблять самые резкие выражения против Готтшалка, которые потом обращены были против него самого²⁰². Сочинение обнаруживает ту глубину мысли и высоту абстракции, которые проявились потом в главном произведении философа, и при всех недостатках²⁰³ признается, однако, высоко стоящим и в формальном отношении над произведениями других писателей того века²⁰⁴. Встреченное осуждением со стороны франкских богословов и целых соборов сразу же по своем появлении, оно уцелело каким‑то образом до настоящего времени, в единственной, насколько известно, рукописи, современной, может быть, автору, и по ней издано Mauguin’oм в 1650 году и затем Флоссом²⁰⁵.

б) Главное произведение Эригены есть сочинение Περί φύσεως μερισμού id est De divisione naturae libri V, называемое также в кодексах и у самого Эригены просто libri περί φύσεως²⁰⁶, о разделении природы или о природах (Floss, с. 441–1022). Предпринятое по убеждению Вульфада, нужно думать, уже по окончании упомянутых переводов (858?, до 866), сочинение это представляет в своем содержании цельную систему воззрений философа и, разделяясь на пять книг, соответственно разделению самой системы, изложено в виде диалога учителя с учеником. В отдельных книгах нередко встречаются значительные отступления от главного предмета, о котором должна идти речь, и повторения прежде сказанного. Но они допускаются автором сознательно, ввиду важности и интереса некоторых затрагиваемых вопросов, имеющих притом особое значение в целом системы, и ради лучшего уяснения известных положений. В общем поэтому они не нарушают цельности произведения, сообщая лишь пазнообразие его содержанию²⁰⁷. Что касается диалогической формы сочинения, то нет нужды видеть в ученике, который вообще ставит вопросы и дает ответы вполне достойные самого учителя, представителя «церковного сознания» Эригены, как делает это Кристлиб²⁰⁸, или предполагать с Вильгельмом Мальмсберийским, будто маской собеседника философ хотел прикрыть неприятные для латинских читателей положения²⁰⁹. Свои убеждения он не стеснялся высказывать решительно и прямо, как в этом произведении, так и в других. Но следует признать, что эта форма, сама по себе сообщающая живость изложению, вполне соответствовала характеру внутреннего развития спекуляции Эригены, давая ему удобное средство в виде вопросов и возражений с особой рельефностью представить недоумения и противоречия, встречавшиеся ему в его философствовании. Способ выражения автором своих мыслей, по общему почти Признанию, отличается высокими достоинствами. Касаясь самых отвлеченных вопросов спекуляции, не имея за собой установившейся философской терминологии, он находит, однако, возможным говорить более или менее ясно и просто. По временам речь его, не чуждвя иногда некоторой растянутости, принимает поэтический оттенок. К рассматриваемому сочинению собственно и относятся похвальные, даже восторженные отзывы об Эригене как писателе некоторых новейших ученых²¹⁰.

Еще Вильгельм Мальмсберийский признавал книгу Эригены «весьма полезною (bene utilem) по причине решения [в ней] некоторых трудных вопросов, если только не вменять [в вину автору ее] уклонения в известных пунктах от латинян, вследствие излишнего увлечения греками, почему он и сочтен был за еретика²¹¹. И повидимому книга его стала было находить довольно широкое распространение в XI‑XII веках, перед временем расцвета схоластики, как на нее обрушилась булла Гонория III от 23 января 1225 года. Ввиду того, что книга эта (liber Perphisis titulatus, totus scatens vermibus haereticae pravitatis), как дошло до сведения папы, имелась в некоторых монастырях и в других местах и некоторые монахи и ученые мужи (claustrales nonnulli et viri scholastici), любители новшеств, очень усердно занимались чтением этой книги, в предупреждение вредного влияния ея буллой строго повелевал ось всем духовным лицам, на материке и в Англии, тщательно (sollicite) разыскивать это сочинение или части его и немедленно присылать в Рим для торжественного сожжения, или сожигать публично не отсылая, а тем, которые не доставят его через пятнадцать дней после обнародования буллы, объявлять отлучение²¹². Несмотря на столь строгий приговор, до нашего времени все‑таки сохранились частью почти полные экземпляры, частью отрывки сочинения, относящиеся главным образом к XI и XII векам. Впервые издал «давно ожидаемые» (в печати) книги о разделении природы Gale в 1681 году в Оксфорде. Издание вскоре же внесено было в индекс особым декретом Григория XIII от 3 апреля 1685 года и сделалось довольно редким²¹³. Перепечатку этого издания, далеко неудовлетворительного в научном отношении, дал в 1838 году Шлитер, но весьма неисправную, несмотря на титул: editio recognita et emendata. Более или менее удовлетворяющее научным требованиям издание принадлежит Флоссу (1853). С него сделан Ноаком перевод сочинения на немецкий язык (1870–1874)²¹⁴.

с) Прочие труды Эригены – характера экзегетического. Из них -огранялся комментарий на небесную иерархию св. Дионисия (Ехроsitiones super ierarchiam caelestem S. Dionysii. Floss, c. 125–266), хотя с довольно большим пропуском в середине и без нескольких страниц в конце. В этом труде делаются уже ссылки на сочинение о разделения природы²¹⁵, но нет следов знакомства с приписываемыми св. Максиму Исповеднику схолиями на Дионисия, присланными во Францию в 875 году Анастасием Библиотекарем. Ближайший повод к происхождению его неизвестен. Общая задача комментатора – сделать переведенного им ранее слишком буквально и трудного для понимания автора более доступным для латинских читателей. Приводя последовательно текст Дионисия в своем переводе, он дает обыкновенно вслед за тем перифраз его и разъясняет смысл, вставляя нередко собственные рассуждения по тому или другому вопросу. Во всех по-видимому, известных доныне рукописях недостает некоторые· частей комментария (с. 176, гл. Ill, § 1-VII, § 1, cf. с. 1044 С-1050С; с.266, XV, §3, cf. C.1067D-1070C). В таком неполном виде издан он В первый раз Флоссом. Пропуски не восполнены и в позднейшем издании Маи 1872 г.²¹⁶

d) К позднейшему периоду жизни и деятельности Эригены с вероятностью должны быть отнесены и другие экзегетические труды ею, именно, посвященные истолкованию Евангелия от Иоанна. Известна, прежде всего, в целом виде отдельная гомилия на пролог этого Евангелия (1,1–14), Homilia in prologum S. Evangelii secundum Ioannem (cod.: Omelia I. Scoti translatoris Ierarchiae Dionysii. Floss, c. 283–296). Замечательна в ней решительность и определенность, с какою автор высказывается по некоторым труднейшим и важнейшим вопросам, решаемым в сочинении о разделении природы²¹⁷. Представляя подробное объяснение текста Евангелия, с обращением к греческому подлиннику, гомилия может служить, в некоторых местах, образцом красноречия Эригены. Издана Равессоном в 1841 году по рукописи, не описанной им с точностью; перепечатана у Taillandier и Флосса²¹⁸.

е) Помимо указанной гомилии Эригеною предпринят был комментарий в собственном смысле на Евангелие от Иоанна (Commentarius in S. Evangelium secundum Ioannem. Floss, c. 297–348). От этого труда сохранились только три отрывка, довольно значительные впрочем по объему (гл. 1,11–29. Ill, 1 -IV, 28. VI, 5–14). Заглавие произведения и имя автора не сохранились, но древность рукописи и содержание отрывков не могут, кажется, оставлять сомнения в принадлежности его Эригене. Начало первого отрывка захватывает несколько стихов, истолкованных с большею подробностью в гомилии (гл. I, 11–14); сличение его с гомилией, однако, едва ли может привести к каким‑либо выводам об отношении их по времени. Особен ности в содержании комментария, близкое знакомство автора его с греческим богословием, заставляют относить его вообще к позднейшим произведениям Эригены²¹⁹. И здесь, как и в гомилии, имеется в виду греческий текст Евангелия. Толкование отличается обстоятельностью и имеет научно-спекулятивный, не практически-назидатель – ный характер. Истолковываемый текст дает при этом нередко повод комментатору к самостоятельным экскурсам в область спекуляции. В полном виде комментарий, если он доведен был до конца, должен был приближаться по величине к сочинению о разделении природы (по приблизительному расчету – 400 или 500 столбцов издания Миня), и если бы сохранился вполне, имел бы без сомнения весьма важное значение для уяснения воззрений Эригены в некоторых частных пунктах. Отрывки изданы были Равессоном, по найденной им в Лаоне рукописи, может быть, IX века, в 1849 году; перепечатаны у Флосса, с присоединением поправок²²⁰.

III. Живя при дворе и пользуясь покровительством короля, ученый в силу обычая того времени, по необходимости, так сказать, должен был выступить и в роли поэта. Сохранилось до 16 стихотворений Эригены на латинском языке, греческие фразы из нескольких не дошедших до нас и два стихотворения на греческом языке. Были уже упомянуты стихи, стоящие в связи с переводами Дионисия (Floss, с. 1029–1030, с. 1037–1038, с. 1194 ­­ p. XXIII) и Максима (с 1235–1236, Sect. Ill, I ш). Из прочих (с. 1221–1240) некоторые написаны, по-видимому, на особые случаи: I, ι, где воспевается возращение Карла после поражения Людовика Немецкого в 859 году 15 января; I У – похвала Ирминдруде, супруге Карла Лысого (V, ι, 20 – Карлу); II п, V, и – в честь св. Дионисия по поводу украшения его храма; IV, ι – по случаю построения храма в честь Божией Матери. Большая же часть была, по предположению Эберта, поэтической данью Эригены своему меценату, может быть ежегодной, которая преподносилась обыкновенно к празднику Пасхи, как указывают на то сами заглавия и содержание стихотворений. Таково может быть и I, ι – О распятии Христа; далее: I, и – О кресте; I, ш – О пасхе; I, ν – Q воскресении Христа; I, νι – Сошествие Христа во ад и воскресение; I, VII – Еще о воскресении Христа; II, ι – Торжество Христа над смертью и диаволом; Ι, V III – О воплощении Слова (De Verbo incarQato) – могло быть написано к празднику Рождества Христова.

Философ не был поэтом по призванию и облекал лишь обыкновенно в форму пентаметров или гекзаметров абстрактные положения своей спекуляции. В этом отношении заслуживает внимание особенно последнее из поименованных стихотворений (Ι,νιιι), представляющее как бы схему воззрений Эригены (ср. также Ι, V III; 1, III; 1V). С истинным, даже сильным пафосом написано, по Эберту, одно стихотворение (II, ι). Что касается формальной стороны в стихотворениях Эригены, то по отзыву того же знатока латинской литературы, стихи текут у него легко и чужды всякой напыщенности, рбычной у ирландских поэтов. По Куртцу также они «отличаются большим искусством в выражении (Gewandheit im Ausdruck), чистотою языка, естественностью изложения и тщательным соблюдением просодических и метрических законов»²²¹. Особенность их составляет нередкое употребление греческих слов и целых фраз. Известны опыты и особых стихотворений на греческом языке (V, I, 20; V, II), к которым, однако, не будет несправедливым приложить вместе с Флоссом эпитет «incompti et horridi»²²². Стихи сохранились главным образом в ватиканской рукописи с заглавием: Liber versuum plurimorum. [ad marginem:] Versus Ioannis sapientissimi ad Carolum Calvum, filium Ludovici Pii, cujus avus fuit Carolus Magnus, и по ней изданы, с присоединением двух стихов из другой ватиканской же рукописи, Маи и перепечатаны Шлитером. Некоторые стихотворения находятся в рукописях библиотек парижской и кембриджской. Все вместе изданы Флоссом и должны в новейшее время войти в издание произведений поэтов каролингского века в Monumenta Germaniae historica²²³.

IV Все рассмотренные произведения Эригены, которые изданы у Флосса и с несомненностью принадлежат ему, или носят прямо богословский характер, или, по крайней мере, отражают религиозную лдсхроенность автора. Но с его именем, с вероятностью, доходящей достоверности, должны быть связаны и некоторые, не помещенные в издании Флосса, произведения светского содержания. Это прежде всего:

а) перевод одного неоплатонического сочинения: Prisciani philoaophi Solutiones eorum de quibus dubitavit Chosroes Persarum rex, – "Решения недоумений (о некоторых предметах) персидского царя Хозроя», Присциана лидийского, одного из тех философов, которые в 529 году удалились из Афин искать покровительства в Персии, в предисловии к сочинению указывается до 33 авторитетов, на основании которых даются решения, но далее можно встретить ссылки только на 12 из них, так как сохранились всего только 8–9 глав переведенного сочинения. Обширнее других ответ на первый вопрос – «о душе, в особенности человеческой»; далее следуют ответы на вопросы: о сне, о сновидениях, о временах года, о медицине, о морских приливах и отливах, о телах, находящихся в воздухе, об изменении формы в переселяющихся [животных организмах], о ядовитости [некоторых] пресмыкающихся. Греческий подлинник неизвестен; нет по-видимому, даже упоминания об этом сочинении у какого‑либо писателя. Перевод найден Quicherat в 1853 году, в рукописи IX века, и едва ли, по его предположению, мог принадлежать кому‑либо другому кроме Эригены, хотя имя его и не обозначено в рукописи. Это та самая рукопись, в которой находится и сочинение Эригены о предопределении, и перевод помещен в ней непосредственно за этим сочинением. Напечатан перевод Дибнером в приложении к изданию эннеад Плотина 1855 г., вместе с трактатом Quicherat²²⁴.

6) Затем – комментарий на известное руководство Марциана Кавеллиы к изучению «семи свободных наук» (Satyricon sive Nuptiae Philologiae et Mercurii, libri IX), доселе, насколько известно, не изданный в целом виде. Происхождение его стояло, конечно, в связи с учительской деятельностью Эригены. В рукописях ИХ-Х века, где он помещен вслед за отрывком из De divisione naturae и трактатами Боэция, наряду с двумя другими комментариями на Капеллу, имя автора не указано. Но принадлежность его Эригене достаточно подтверждается, помимо некоторых данных в самом содержании, цитатами из него у Ремигия Оксеррского с поименованием Иоанна Скота. Издание комментария давно уже было обещано Питрою, который в 1849 году нашел в Великобритании (depоt de Middle‑Hill) глоссы на первые книги Капеллы и признал их принадлежащими Эригене; но обещание осталось неисполненным. Флосс, не имевший, по его словам, возможности издать комментарий, ограничился только беглым описанием парижской рукописи, в которой он находится. Наконец, по этой рукописи Наигёаи издал в 1862 году часть комментария. Изданы глоссы на 4-ю книгу, о диалектике, и именно более полный текст их, представляющий повторение, с поправками и дополнениями, непосредственно перед тем находящегося текста комментария того же самого автора и на ту же самую книгу²²⁵.

[Из Дополнения: Кроме а) перевода Присциана и b) комментария на Капеллу с вероятностью можно приписывать Эригене еще: с) Excerpta Macrobii de differentiis et societatibus graeci latinique verbi, coxpaнившеяся в отрывках, изданных в новейшее время Кейлем. Codd.: 1) Paris. 186. 2)Vindob. 16 (olim Bobbiens.). 3)Vindob. 17 (olim Bobbiens.). 4) Laudun.

444. Ed.: H. Keil. Grammatici latini. Vol. V. Lipsiae. 1868. 599–655 (cf. 595–598). В парижском кодексе имеется приписка: explicuit defloratio de libro ambrosii macrobii theodosii quam iohannes carpserat ad discendas grecorum verborum regulas. Эксцерптором считали Эригену уже Pithou и Labbe; с ними соглашается более или менее и Кейл. Keil, 595. Cf. Traube. Poetae. Ill, 518i. He Эригеною ли составлен и находящийся в cod. Laud. 444 греко-латинский глоссарий (ср. с. 108 прим.)?

d)Vita Boetii, одна из 6 версий тех кратких сведений о Боэции, которые помещаются в рукописях перед сочинением De consolatione philosophiae (занимает в издании Пейнера всего 20 строк). Codd.: Gothanus 103 et 104 s. ΧΙ-ХЦ (olim Halesbrunnensis, postea monast. Trium Fontium), Bamberg. F. 7­M IV 2 s. XI, Bernens. 421 XI‑X, Florent. (Laurent.) XII (cf. Bandini, III, 166, XIX), Pans. 6640, Victorin. 200, Victorin. 751. Edd.: Ch. Jourdain. Des Commentaires inidits de Guillaume de Conches et de Nicolas Treveth sur la Consolation de la philosophie de Воёсе. Paris. 1861. p. 16. R. Peiper. Boetii Philosophiae consolationes. Lipsiae. 1871. Praefatio, p. 32–33: vita III (cf. 5–18, 29–30, 66). В cod. Florent. перед этой «vita» стоит надписание: Ioannis Scoti verba (Fabric. -Mansi, IV, 136–142). Peiper, 30. Cf. Traube. Poetae. Ill, 518i, где цитируется еще Scherrer. Verzeichniss der Handschriften der Stiftsbibliothek v. St. Gallen. p. 104. Cf. Poole в Diet. of. national biography LI. 119, где указывается: G. Vitelli e C. Paoli. Collezione fiorentina di Facsimili paleografici. Firenze. 1884. IV.].

Поименованными произведениями и ограничивается собственно, насколько доныне известно, число произведений, которые несомненно принадлежат Эригене, или приписываются ему с весьма большою вероятностью. В дополнение к сведениям о литературном наследии, оставшемся от Эригены, необходимо сделать несколько замечаний о том, что хотя приписывается Эригене, или, по крайней мере, издано в качестве отрывков из несохранившихся произведений его, но на самом деле не принадлежит ему, или не представляет отрывков из каких‑либо особых сочинений помимо перечисленных выше, – и вообще о том, что усвояется ему некоторыми библиографами и учеными прежнего и нового времени.

а) Не принадлежит Эригене изданный Флоссом с его именем комментарий на мистическое богословие Дионисия Ареопагита, Expositiones seu Glossae in Mysticam theologiam Sancti Dionysii²²⁶. Текст Дионисия здесь комментируется в том переводе, который сделал в XII веке Иоанн Saracenus (Sarrasin), имевший перед собой более исправный греческий текст, чем какой имел Эригена²²⁷. Ему же, кажется, принадлежит и изданный комментарий²²⁸. В самых приемах толкования и в содержании комментария нет чего‑либо напоминающего Эригену, и у новейших ученых, признающих принадлежность Эригене, при изложении учения последнего, однако, не цитируется это произведение, – «весьма полезное, но и весьма темное», как замечается в приписке к нему.²²⁹

б) Изданное у Флосса в качестве пролога к несохранившемуся будто бы комментарию Эригены на церковную иерархию: Expositiones super ierarchiam ecclesiasticam S. Dionysii²³⁰, по рукописям, содержащим собственно перевод творений Дионисия и частию толкования на него, представляет в первой части («Secundus vero liber, etc.) не что иное, как отрывок из предисловия Эригены к до переводу Дионисия²³¹. Дальнейшая часть «пролога» («Ad beatum Timotheum secundum scripsit librum» etc.), после эпиграммы, переведенной с греческого, взята из ареопагитик Гильдуина²³². Очевидно, средневековые глоссаторы или просто переписчики творений Диойшсия предпосылали эти отрывки, вместе с заимствованным откуда‑то третьим («Praecumbentium capitulorum» etc.)²³³, книге о церковной Иерархии в качестве введения.

с) То, что принимается обыкновенно за отрывок особого сочинения – «Liber de egressu et regressu animae ad Deum», есть на самом деле, как было упоминаемо ранее, отрывок из перевода произведения ок Максима De ambiguis²³⁴. Какое именно сочинение с означенным заглавием видел в Трире собиравший в 1594 году рукописи для ватиканской библиотеки В. Нортгаузен, по которому это сочинение, написанное неоплатоническим стилем, заключает, как свидетельствует Александр Галес и другие ученые (alii post eum doctores Gymnastici), правильное учение о Троице²³⁵, равным образом, какую рукопись С чем же надписанием встретил в Clairmarais Мабильон²³⁶, это еще требует разъяснения. В настоящем столетии Грейт, безуспешно пытавшийся отыскать указанное этими учеными сочинение, принял за отрывок из него найденный им в одной рукописи листок переводу творений Максима, содержавший рассуждение о скоротечности земной жизни²³⁷, и издал с таким значением в 1838 году²³⁸. Флосс и ранее его Taillandier, перепечатавшие этот отрывок с тем же заглавием²³⁹, лишь последовали в данном случае Грейту. Так как при напечатании оборотная сторона листка принята была, очевидно, за первую, то начало и конец отрывка в печатном его издании оказались соединенными в середине²⁴⁰. Можно, кажется, с вероятностью предполагать, что надписание «De egressu et regressu animae ad Deum», виденное Нортгаузеном и Мабильоном, относилось к известной части сочинения о разделении природы, или даже перевода Максима²⁴¹; Галес же мог иметь в виду именно сочинение о природах.

d) Едва ли не должно предполагать нечто подобное и относительно «трактата» De visione Dei, который, по Gale, был найден Мабильоном также в Clairmarais и начинался словами: Omnes sensus согроrei ex conjunctione nascuntur animae et corporis ²⁴².

e) Писал ли Эригена особое сочинение об Евхаристии, для окончательного решения этого вопроса, по-видимому, пока не имеется достаточных данных. Признается в настоящее время обыкновенно доказанным, что приписанное ему в XI веке, во время возбужденного Беренгаром Турским спора об Евхаристии, сочинение (De Eucharistia), которое осуждаемо было на соборах в Париже, затем в Верчелли и в Риме (1050), и наконец, предано огню рукою самого Беренгара в Риме в 1059 г., было в действительности сочинением Ратрамна De corpore et sanguine Christi²⁴³. Но остается невыясненным, что именно послужило поводом к усвоению Эригене чужого сочинения. Внимание его во всяком случае было обращаемо на вопрос об Евхаристии, по которому в его время происходил спор, и сам он явно склонялся в своих взглядах на сторону Ратрамна, как это видно из сохранившихся его произведений²⁴⁴. Известно направленное против Эригены сочинение современника его Адревальда, монаха Флерийского монастыря, De corpore et sanguine Christi contra kieotias loannis Scoti²⁴⁵. Но это есть просто ряд буквальных выписок Иеронима, Августина, Григория и Киприана, без особого вступлеи без видимой связи. Вероятным можно считать мнение, что Любого, более или менее значительного по объему сочинения об Евхаристии Эригена не писал²⁴⁶.

Если у некоторых писателей можно встретить довольно длинный доисок усвояемых Эригене произведений, кроме рассмотренных выто этот список в большей его части основывается, вероятно, разного рода недоразумениях. Более или менее правильное, лотя весьма неполное представление о литературной деятельности Эригены имеет Вильгельм Мальмсберийский, знающий его как пеоеводчика Дионисия и автора сочинения De divisione naturae²⁴⁷, и те, которые следуют ему (Винценций †  1264, указывающий еще на сомнение De Eucharistia и комментарий на Дионисия, вслед за Гелимндом †  1223, Антонин †  1459)²⁴⁸. В позднейшее время, не принимая, соображение показаний Вильгельма и неправильно комбинируя Некоторые отрывочные данные средневековых библиографов, Тритений (†  1516) и Bale (†  1560) главное произведение Скота Эригены увюяют Другому Иоанну Скоту, а на самого Эригену, переводчика Дцонисия, последний переносит произведение другого лица с именам Иоанна²⁴⁹.

[Из Дополнения: На основании напечатанного у Беккера (G. Becker. Catalogi bibliothecarum antiqui. Bonnae. 1885. p. 152, 192) известия, что в Тульской библиотеке (Tullum Leucorum‑Toul) в XI веке (до 1084) между «libri divinorum ро-etarum» отмечается «Iohannes Scottus de compoto et natura canum et Hincmarus de fonte vitae», Траубе предполагает, что Эригена мог писать сочинение «о собаках». Traube. Poetae. Ill, 757: «canum» mihi suspectum (cf. p.69) nunc defendo, cum Johannes e Plinio, Solino, Isidoro, Ambrosio, aliis libellum de canibus compilare potuit (D. η. III, 39, 738). Комбинация «de compoto (computo?) et natura canum» во всяком случае является странной и никаких иных следов существования сочинений Эригены как о собаках, так и de computo, по-видимому, не имеется.].

Правильное и более или менее полное представление о деле установлено уже в новейшее время, после издания произведений Эригены. Первый издатель сочинения De divisione naturae, Gale (1681), признал тождество автора этого сочинения и вместе автора сочинения De praedestinatione, изданного ранее (1650), с переводчиком Дионисия и Максима. Однако, он, относя к числу тех творений, «касательно которых у древних нет колебания», книгу об Евхаристии и трактат De visione Dei, почти отрицательно решает вопрос о принадлежности Эригене комментариев на Капеллу и даже на Дионисия и ничего не знает о комментарии на Евангелие от Иоанна.

Составленный им частью по Bale («confidentissimus Baleus»), с коон, впрочем, не во всем соглашается, список сочинений, правильно или неправильно, по его мнению, усвояемых Эригене, попяегся у Фабриция, Ceillier, Кристлиба²⁵⁰. Результаты новейших Рысканий в этой области нашли выражение в издании Флосса, к Второму необходимо, однако, сделать и некоторые поправки и дополнения, как видно из сказанного выше.