1) Господь наш Иисус Христос Духом Святым призывает к покаянию, возрождению и оправданию через веру в Него, Сына Человеческого и Сына Божьего, всех и вся. Но есть условия, ограничивающие возможность своевременного и полноценного восприятия полноты благодати. Если своевременность ее восприятия, в том смысле «благовременности», о которой говорится, например, в молитвах 1-го, 8-го и 40-го дней или в чинах и литургийных молитвах оглашения, в большой степени зависит от возраста просвещаемого, о чем речь уже шла, то полноценность усвоения человеком спасительных даров таинства Просвещения может сильно зависеть и от других его душевно-физических состояний.
2) Именно исходя из желания приобщить ко Христу всех, даже пришедших «в двенадцатый час», т. е. находящихся уже на смертном одре, а также тяжелобольных, стремясь, в меру сил и возможностей их веры, «проповедуя Евангелие Царства, исцелять всякую болезнь и всякую немощь в людях» (Мф 4:23, 9:35; подчеркнем, что всегда все-таки в людях, а не в человекообразных существах), Церковь уделяла больным и немощным особое внимание.
[Поэтому неудивительно, что посещение больных изначально рассматривалось Церковью как одно из универсальных евангельских требований, которое распространялось и на оглашаемых. Так, согласно св. Ипполиту Римскому (ок. 215 г.), одним из вопросов, выяснявшихся у готовящихся к Крещению, был вопрос об участии их в служении больным: «Когда будут определены намеривающиеся принять крещение, пусть исследуется их жизнь: жили ли они честно, пока были оглашаемыми, почитали ли вдов, посещали ли они больных, совершали ли добрые дела» [1, с. 288]. – Прим. авт.].
Она всегда шла путем предельного и жертвенного милосердия и снисхождения, часто сводя свои самые естественные и необходимые требования до минимума, хотя никому и никогда не позволяла этот минимум перейти.
3) При подготовке к Крещению тяжелобольных, в том числе психически, и умирающих, в силу особой ограниченности их собственных телесных и душевных сил и возможностей, значительно возрастает роль поручителей, их духовно-душевных церковных качеств, ответственности и подготовленности нести бремя поручительства в более сложных условиях, ведь пастырю иногда приходится доверять их поручительству больше, чем своему визуальному впечатлению, чем медицинским и прочим документам. Для этого он должен уделить этим поручителям сугубое внимание, что, впрочем, еще не обязательно означает сугубое время.
4) Сама подготовка к Крещению в этих случаях неизбежно должна быть более индивидуальной [«Пастырь всегда должен быть готовым видеть в человеке возможность разных противоречий. Человек – это загадка, иероглиф, который требует своего внимательного наблюдения и который не так-то легко может быть расшифрован» [7, с. 240]. – Прим. авт.], в зависимости от состояния и обстоятельств жизни крещаемого, сил и возможностей пастыря и его помощников. Также она должна быть более динамичной и трезвенно-радостной, т. е. ставящей большой акцент на своей светлой цели, на надежде и ее действии, и только в связи с этим – на необходимости покаяния, дальнейших аскетических усилий и т. д.
5) Сознание опасности опоздать с крещением, хотя и не должно ни на миг покидать пастыря, катехизаторов и поручителя, однако не должно и давить на них и заставлять идти на компромисс, по рассуждениям типа «а вдруг», «хуже не будет» и «на всякий случаи». Надо знать, что и по смерти у христиан остается надежда.
К тому же, поскольку человек сам осознанно выразил желание креститься [А если и не буквально сам, и не очень осознанно, то и тогда еще не беда, ведь минимум личной сознательности в этом решении, лишь при условии свободного исповедания им веры в Бога и Сына Божия Иисуса Христа, можно привести его усилием первой же встречи и беседы-общения, не прибегая, конечно, при этом ни к какому обману и давлению, а тем более насилию. – Прим. авт.], постольку всегда можно сделать его оглашаемым 1-го или 2-го оглашения, что, как мы знаем, сразу делает некрещеного христианина неполным членом Церкви, а значит, и снимает остроту вопроса.
6) При подготовке к Крещению и при крещении собственно тяжелобольных, т. е. страдающих от тяжелых хронических и изнурительных болезней, надо учитывать характер болезни знать насколько она опасна для других, а в случае нужды смиренно и заботливо принять меры предосторожности, которых не надо стесняться, знать и естественные перспективы ее течения [«Знакомство с научными данными сделает пастыря более осторожным в своих нравственных оценках. Многое узнав, он не будет делать ложных шагов и давать поспешные советы в случаях сомнительных и тревожных» [7, с. 251]. – Прим. авт.].
Большое значение имеет то, излечима ли болезнь, не приводит ли она к внешнему уродству, не ограничивает ли уже сейчас или в будущем семейную, социальную, профессиональную и церковную жизнь и т. д. Если подобные ограничения существенны, то надо помочь человеку избавиться от комплекса неполноценности, особо тщательно объяснив ему, что полнота человеческой жизни проистекает в первую очередь от жизни в полноте благодати Духа Святого, которую и надо стяжать любовью к Богу и ближнему и верою в них.
Нельзя допускать, чтобы целью Крещения больного были иные, одни индивидуалистические и даже целительские мотивы. Конечно, если человек, особенно поначалу, имеет внутреннюю установку на исцеление, то в этом ничего плохого нет, но ему не надо ее путать с целью и смыслом самого таинства Крещения. Исцеление может произойти, и так или иначе произойдет, именно тогда, когда такой путаницы не будет. Больному, готовящемуся к Крещению, необходимо дать понять, что всем надо верить во всемогущество Божье, но не свое, и надеяться на исцеление по нашей вере и милости Божьей, ибо любая болезнь – зло, даже если она иногда служит поводом к обращению и спасению человека.
Помогающим больному подготовиться к Крещению хорошо еще особым образом, тайно или явно, молиться о его исцелении. [При этом с самого больного, пока он лишь подходит к вере, нельзя требовать никакой молитвы. Вера является необходимым условием положительного результата молитвы, но и она совершенствуется и крепнет в процессе молитвы [4, с. 40]. В связи с этим еще надо помнить меткое, смелое и очень верное замечание св. Иоанна Сергиева Кронштадтского о духовном состоянии больных. Он пишет: «В болезни и вообще в немощи телесной, равно как и в скорби, человек поначалу не может гореть к Богу верою и любовью, потому что в скорби и в болезни сердце болит, а вера и любовь требует здравого сердца, покойного сердца; поэтому и не надо очень скорбеть о том, что в болезни и в скорби мы не можем, как бы следовало, веровать в Бога, любить Его и усердно молиться Ему. Всему время. Иногда и молиться не благоприятное время» [2, с. 82]. Это надо учитывать при катехизации любого рода больных и страждущих. – Прим. авт.]. Надо следить лишь за тем, чтобы оно вновь не стало корыстной целью Крещения [По справедливому замечанию архим. Киприана (Керна), «пастырь не должен создавать у больного механического, магического представления о Боге. Речь должна идти не о том, что Бог может сделать то, что не может сделать самый лучший врач, а о том, что Бог всегда с нами, в выздоровлении и в смерти» [7, с. 157]. – Прим. авт.].
При этом не следует противопоставлять духовные средства «лечения» и исцеляющую милость Божью средствам обыкновенным, традиционным (таблетками и проч.) и нетрадиционным (даже, может быть, с элементами «экстрасенсорными», «психотренинга», «йоги» и т. д.). Важно только, чтобы эти средства не противоречили по духу христианским, т. е. не являлись бы черно-магическими, колдовскими или темно-знахарскими, что, как известно, зависит в большей степени не от самих применяемых средств, а от породившего их духовного направления, для определения которого нередко требуется большой опыт, особые знания и благодатный дар «различения духов», т. е. специальное и, в идеале, общецерковное усилие.
7) Придя к тяжелобольному, нельзя излишне утомлять его любыми впечатлениями, разговорами и спорами, тем более философско-апологетическими [«Разнообразны случаи обращения неверующих к живой вере и молитве, – пишет митр. Антоний (Храповицкий) в своей книге «Учение о пастыре, пастве и об исповеди», – но нередко они являются плодом постепенного опровержения всех воспринятых ими возражений против бытия Божия или бессмертия души… Ясно, что неверие только подпиралось ими, а исходило от озлобления или непокорства…» [5, с.326]. – Прим. авт.].
При этом надо не забывать следить за появлением с его стороны даже первых признаков перевозбуждения и переутомления.
К больным всегда, даже если они неопрятны и почему-либо вызывают чувства брезгливости и отталкивания, а эти чувства лучше преодолевать сразу, необходимо относиться с любовью сочувствием, с особым тактом, с лаской и мягкостью, вниманием и духовной чуткостью [Архиепископ Костромской Платон в своей книге «Напоминание священнику об его обязанностях при совершении таинства покаяния» пишет: «Дело попечения о больных и умирающих требует от пастыря многой любви, терпения, благоразумия и мужества духа, чтобы он мог сказать только то, что нужно и как нужно, чтобы расположить к себе больного, утешить его, тронуть, обратить к Богу – одним словом, чтобы сделать в несколько часов то, на что больной должен был употребить всю свою жизнь» [10, с. 256]. – Прим. авт.].
Нельзя пренебречь даже малой их просьбой (другое дело – исполнять ее буквально или нет, решать это надо особо), как нельзя не выполнить даже малое данное им обещание.
Больной человек обычно повышенно требователен, возбудим и раздражителен, но в то же время – слишком легко подавляется. Поэтому важно, не впадая в соглашательство, постараться ничем его не омрачить.
Покаяние такого человека часто слишком затруднено или наоборот – аффективно и внешне эмоционально, а потому или духовно неглубоко, или абстрактно, «не во имя Христа», поэтому оно требует особой проверки «по плодам» и «по духу» и, следовательно, снова особого внимания.
Усвоение больным каких-либо знаний затруднено, и потому их объем, как и объем молитвенных чинов, надо минимизировать, по возможности вообще избегая трудных мест и сложных форм изложения.
Если больных несколько, то надо уделить особое внимание и всем, и каждому.
Если у пастыря или катехизатора на все это не хватает времени, сил или терпения, то им лучше самим за такое дело не браться, а просить помощи у других, особенно у более способных, достойных и подготовленных мирян, начиная с поручителя. Не случайно еще в «Памятной книжке для священника, или размышлении о священнических обязанностях» говорится: «Если по множеству дел не можешь посещать больного, то старайся, чтобы сию помощь оказывал кто-либо из благочестивых и благоразумных и сообщал тебе о состоянии больного чтобы, по крайней мере, ты мог быть при нем во время большей опасности» [9, с. 246].
8) В тяжелых случаях у больных может возникать большая склонность к крайностям, подозрительности и отчаянию, к безрассудным решениям и действиям, к болезненным фантазиям и капризам. Пастырю и его помощникам надо постараться преодолеть это еще в процессе подготовки к Крещению.
9) Чин и форма крещения тяжелобольных должны выбираться по обстановке, как и все прочие чины. Традиционно это может быть почти неотличимое в настоящее время от обычного так называемое «клиническое крещение», часто в постели в доме, больнице и т. д., без полного обнажения и без погружения. Если, согласно канону о клиническом крещении, оно было совершено до окончания подготовки и научения вере, то по возможности все это должно быть довершено позже, при улучшении состояния или по выздоровлении больного.
10) Особое внимание должно быть уделено церковной жизни тяжелобольных и после их Крещения. Главное здесь – их участие в Евхаристии и какое-то посильное личное церковное дело или служение. Хорошо, чтобы среди членов церковной общины были такие друзья и близкие больного, которые могли бы быть связующим звеном между ним и общиной и которые могли бы информировать священника и других о состоянии его здоровья, духовном росте и возможных трудностях, требующих совместного преодоления.
11) Существует категория больных, с которой священнику в современном мире приходится особенно трудно. Это больные психически. Мы имеем в виду как носителей собственно психической болезни (психопатологии), так и людей, не столько психически больных, сколько психически болезненных, не обладающих устойчивой психикой, т. е. не вполне на данный момент (период) здоровых.
Это различие, при всей его условности, надо обязательно помнить, особенно если отношения с больным человеком выходят за рамки единовременной встречи, что практически почти неизбежно в любом случае серьезной подготовки к таинству Просвещения. Тогда психоболезненность надо учитывать как трудность противоречивого характера, как душевную немощь и «слабое место» человека, сами по себе вполне простительные и требующие лишь осторожности, помощи и снисхождения. Психоболезнь же надо не только учитывать, но еще и лечить, для чего бывает нужен врач-специалист, к которому, особенно, если пастырь или катехизатор лично знают его духовно-душевные качества, не зазорно вовремя направить своего подопечного (конечно, лишь в форме рекомендации).
12) Кроме того, не следует путать психически больного, а тем более болезненного человека, с одержимым, т. е. подлинно бесноватым, какими бы «бесами» он ни был одержим, – страха, сомнения, уныния, нетерпения, блуда, подозрения, гордыни, сребролюбия, осуждения, нигилизма, двойничества, т. е. рефлексивного «буриданова» раздвоения, иногда ведущего прямо к шизофрении, и т. д. [Интересно, что Ф.М. Достоевский, который, как известно, был гениальным писателем «не благодаря, а вопреки» своей психической болезни [8, с. 57], считал, что «эта черта свойственна человеческой природе вообще. Человек может, конечно, век двоиться и, конечно, будет при этом страдать… надо найти в себе исход в какой-то деятельности, способной дать пищу духу, утолить жажду его… Я имею у себя всегда готовую писательскую деятельность…» (из письма, написанного незадолго до смерти [цит. по: 8, с. 64]. – Прим. авт.]. Это – удивительно точная и трезвенная оценка, и вначале, когда Достоевский видит духовно падшую и потом бесноватую человеческую природу, и потом, когда предвидит пути ее восстановления, искупления, спасения и оправдания преображающим человеческое существование творческим духом в Духе. Не то же ли самое можно увидеть и сказать в отношении всех остальных «бесов»?
Если есть верные признаки одержимости, тогда надо особое внимание уделить экзорцизмам – «запретительным» молитвам чина оглашения.
13) Установить и выявить жесткое различие между беснованием или какой-либо иной духовной болезнью и психопатологией очень трудно, но всегда это есть различие духовного и душевного [Контакт с больными часто помогал пастырям выделять болезни духовные, когда пастырь сам мог оказывать помощь, и душевные, когда требовалась компетентность врача-специалиста. В 1920-е годы старец архим. Георгий из Даниловского монастыря очень четко различал эти болезни и одним говорил: «Ты, деточка, иди к врачу», а другим: «Тебе у врача делать нечего». Бывали случаи, когда старец, наладив духовную жизнь, рекомендовал сходить к психиатру или, наоборот, брал от психиатра людей к себе на духовное лечение [8, с. 5]. По поводу того же различения духовного и душевного сам проф. Мелехов писал, что этап установления «духовного диагноза» – момент очень ответственный. Заключается он в определении духовного уровня, которого достиг человек, выяснении глубоко скрытого в тайниках души его отношения к Богу и ко греху, а также его способности сопротивляться силе греха. По его мнению, именно здесь необходима компетентность опытного духовника (эту функцию издревле в Церкви выполняли еще поручители и катехизаторы), особый духовный дар (харизма) как присущая ему способность духовной прозорливости, или как результат обобщения духовного опыта, который апостол Павел называл «различением духов» (1 Кор 12:10) (8, с. 26]/ – Прим. авт.].
Единственной рассчитанной на пастырей высокопрофессиональной современной, но, к сожалению, более чем наполовину незавершенной работой на эту тему остается ценнейший труд известного психиатра проф. Д.Е. Мелехова (1899-1979) [8, c. 4-73]. [Можно еще воспользоваться кандидатской диссертацией дьякона (а ныне – прот.) Александра Андросова [4], где хорошо обработан и представлен материал работы Мелехова].
В частности, в нем совершенно верно утверждается, что человек может быть психически больным и в то же время духовно здоровым. [На примере болезни Ф.М.Достоевского в полной мере может быть показано значение борьбы за сохранение критического отношения к болезни, духовного ядра личности и глубины покаяния. «Пока это у больного не исчезает, – пишет Мелехов, – можно говорить о духовном здоровье. Человек духовно здоров даже при наличии душевной болезни, если она не мешает ему сохранять основные признаки «духа в человеке» (по еп. Феофану Затворнику): 1) жажду Бога, поиск и стремление к Нему; 2) благоговение и страх Божий; 3) совесть, приводящую человека к покаянию [3, с. 32-33]. При этих условиях болезнь душевная, даже и врываясь в область духовных переживании, может сохранить больного от ложной мистики, от бреда, от прелести» [8, с. 71]. – Прим. авт.]. Пастырь или его помощники должны помочь человеку «найти глубину покаяния, правильное отношение к своему греху и к своему бессметному человеческому достоинству, которое подвергается таким драматическим испытаниям» [8, с. 65-66; см. с. 56 наст. сборника]].
Но пастырю нужно знать и помнить, что и наоборот, можно быть психически здоровым (относительно и внешне, конечно) и в то же время духовно больным – одержимым. А если человек бесноватый, то ему при этом нельзя быть богоносцем и христоносцем, а потому до исхождения завладевшего им злого духа крестить его не следует (соответствующий канон – Тим 2 – делает исключение, и то без достаточно выявленных оснований, только для умирающих).
Конечно, во всех случаях, когда крестить одержимого или психически больного оказывается пока невозможно, молитвенно огласить его, сделав оглашаемым 1-го или 2-го оглашения со всеми проистекающими отсюда последствиями, не только не вредно, но и просто желательно, если только им не потерян окончательно человеческий образ.
14) Абсолютным препятствием к Крещению является абсолютно бессознательное состояние человека и (или) состояние полной невменяемости. Тогда нельзя крестить даже умирающего, ибо такой человек или уже не человек, или, если человек, то не способный реально подтвердить свою свободную волю к Крещению и соединению с Богом. Крещение такого человека было бы актом насилия, которое, в отличие от требуемого от нас евангелием постоянного усилия, в христианстве ничем и никогда не может быть до конца оправдано.
Эти условия не относятся, по понятным причинам, к христианским младенцам. Однако если и младенец совсем не проявляет свойственных его возрасту адекватных человеческих реакций, то даже «страха ради смертного» нельзя крестить и его, ограничиваясь в лучшем случае (т. е. если есть реальная надежда на обретение им человеческого образа в будущем) молитвами чина 40-го дня – 1-го оглашения.
15) Самая трудная задача пастыря и (или) катехизатора с поручителем, начинающих подготовку к Крещению тяжело и особенно психически больного, – верно определить, не утрачен ли в нем человеческий образ. В эмпирии жизни это значит – человеческое «лицо», его характерная «персона» и, что еще важнее, его «ипостась», т. е. пусть и в минимальной степени, и временное, но ответственное сознание, совестливое самосознание и язык, дар слова, членораздельная речь, хотя бы только внутренняя [Как близко этому православному антропологическому опыту высказывание современного немецкого католического богослова и философа-персоналиста Романо Гвардини (1885-1968), блестяще выразившего то же, лишь на другом языке. Он писал: «В чем состоит решающий факт бытия человека? В том, что он – лицо. Что он окликнут Богом; поскольку способен отвечать за себя и из внутренней силы почина участвовать в действительности. Единственно этот факт делает человека человеком» [6, с. 199]/ – Прим. авт.].
За несохранивших этот образ можно лишь молиться, как мы молимся о стенающей в рабстве всякой твари и обо всем мире. Сохранивший же свой образ человек будет как-то способен и к вере, покаянию и личностной любви к Богу, миру и человеку, т. е. будет способен воспринять благодать таинства в человеческом достоинстве.
Если же пожелавший креститься человек потерял свой облик только на время, то следует подождать (но не пропустить!) улучшения его состояния и хотя бы краткого обретения им его вновь. Для этого есть и объективное основание, ибо хотя «дезорганизация личности при всяком психическом заболевании весьма значительна, а при некоторых болезнях даже разрушается контакт личности с действительностью, но все же этот контакт стремится к сохранению» [4, с. 96].
Никакие компромиссы здесь недопустимы, как и ссылки на благополучное прошлое или неподкрепленные серьезно надежды на будущее. Надо помнить, что таинство может быть совершено «в суд и во осуждение», что оно – не один только сакраментальный акт и тем более не лекарство и не магическое действо, хотя и может подействовать исцеляюще на состояние и души, и тела больного человека. Надо быть во всех случаях духовно трезвенным и внимательным, ответственным как в своей любви и милосердии, так и в своей принципиальности и строгости.
16) Степень вменяемости человека часто выясняется в самом процессе подготовки к Крещению. Для этого оглашение должно быть предельно личным, но также предельно щадящим внешние силы человека. В процессе же таинствоводства уже новопросвещенных психически болезненных и больных надо особым образом раскрыть конкретно для каждого из них необходимые именно ему стороны многогранного аскетического опыта Церкви.
Проф. Мелехов пишет, что представителю церкви «необходимо учитывать индивидуальные особенности характера и темперамента людей и внимательно относиться к проявлению психических заболевании, помня, что человек свободен только в своей духовной сфере и сознательном выборе своего пути к Богу или отвержении Его, но в сфере душевной он детерминирован (современная наука как раз и раскрывает биохимические, эндокринные, генетические и церебральные механизмы, которые обуславливают душевный склад человека). Об этом же говорит и весь подвижнический опыт, свидетельствуя, что изменить свой характер, эффекты, страсти и пристрастия можно только длительной и упорной работой над собой, системой аскетических приемов влияющих как на психику, так и на соматику, как на душу, так и на тело. Всякая мысль о произвольности и легкости изменения своей природной организации признается необоснованной, продиктованной только отсутствием духовного опыта» [8, с. 29-30].
17) Итак, в каждом отдельном случае душевного расстройства пастырь и его помощники должны действовать с особой осторожностью, проникшись духом сострадания, внимания и внутреннего такта. Без ложного оптимизма и самоуверенности, разрешая вопросы и сомнения, они должны способствовать воцерковлению больного и готовить его к правильно понимаемому и осознанному участию в таинствах церковной жизни и веры [4, с. 101].
Литература
1. Св. Ипполит Римский. Апостольское предание // Богословские труды. №5.
2. Прот. Иоанн Ильич Сергиев. Моя жизнь во Христе. Т. 2. М., 1894. (Балто-славянское общество культурного развития и сотрудничества – МИИП Внешторгиздат «Дейта-Пресс». 1991: Полн. coбp. соч. СПб.: Издательство Л.С.Яковлевой, 1994.)
3. Eп. Феофан. Что есть духовная жизнь и как на нее настроиться? М., 1914. (Л., СПб., 1991.)
4. Диакон Александр Андросов. Пастырское душепопечение о больных и умирающих, согласно учению и практике православной церкви Ленинградская духовная академия, 1984 (ркп.).
5. Митр. Антоний (Храповицкий). Учение о пастыре, пастве и об исповеди. Нью-Йорк: Изд. Сев.-Американской и Канадской епархии, 1966.
6. Романо Гуардини. Конец нового времени. Попытка найти свое место. Пер. с нем. С.С. Аверинцева // Современные концепции культурного кризиса на Западе: Реф. сб. АН СССР, ИНИОН, Ин-т философии. М., 1976 (Сер. Проблемы современной буржуазной культуры).
7. Архим. Киприан (Керн). Православное пастырское служение. Париж: Изд. журнала «Вечное», 1957. (Есть репринтное изд. московского Свято-Владимирского братства.)
8. Проф. Д.Е.Мелехов. Психиатрия и проблемы духовной жизни. М., 1979 (ркп). См. также: «Синакс», 1992, №1.
9. Памятная книжка для священника, или размышления о священнических обязанностях. М., 1860.
10 Архиеп. Костромской Платон (Фивейский). Напоминание священнику об его обязанностях при совершении таинства Покаяния. Ч.2. М., 1861.
Комментировать