Пусть измелют меня зубы зверей (св. Игнатий Богоносец)
Сегодня – память святого Игнатия Богоносца.
С творениями этого святого отца я познакомился в первые дни своей учебы в Семинарии.
А началось все так: Поступив в Духовную Семинарию, я решил сверх программы ежедневно систематически читать духовную литературу.
Современная византийская икона св. Игнатия
Двадцать страниц в день читать отцов первохристианской Церкви (1-го – 4-го веков), двадцать страниц отцов золотого века Византийского богословия (5-й – 8-й века), и двадцать страниц читать из современных богословов.
Первым современным был… отец Павел Флоренский с его замудреным «Столп и утверждение Истины». Из византийских это был св. Григорий Богослов. Наконец, из первохристианских – св. Игнатий Богоносец.
Так я открыл для себя прекрасного святого отца. Мученика, которого везли на казнь из Малой Азии (нынешняя Турция) в Рим. Везли старца «звери», как он сам пишет, то есть жестокие и циничные воины. Христиане покупали святителю продукты, одежду, все это, гогоча, принимали воины, а когда повозка трогалась, забирали себе. «На пути из Сирии до Рима, на суше и на море, ночью и днем я уже борюсь со зверями, будучи связан с десятью леопардами, то есть с отрядом воинов, которые от благодеяний, им оказываемых, делаются только злее...»
Христине хотели все силы положить, чтобы защитить (деньгами, связями, знакомствами) владыку в Риме от смерти, но он, узнав об этом, умоляет их остановиться: «Ибо я боюсь вашей любви, чтобы она не повредила мне; потому что вам легко то, что хотите сделать, а мне трудно достигнуть Бога, если вы пожалеете меня…Если вы будете молчать обо мне, я буду Божиим, если же окажете любовь плоти моей, то я должен буду снова вступить на поприще (этой жизни). Не делайте для меня ничего более, как чтобы я был заклан Богу теперь, когда жертвенник уже готов, и тогда составьте любовью хор и воспойте хвалебную песнь Отцу во Христе Иисусе, что Бог удостоил епископа Сирии призвать с востока на запад. Прекрасно мне закатиться от мира к Богу, чтобы в Нем мне воссиять».
Какое мужество, какое воодушевление нам, слабым и жалким наследникам великих первохристианских подвижников… «О, если бы не лишиться мне приготовленных для меня зверей! Молюсь, чтобы они с жадностью бросились на меня. Я заманю их, чтобы они тотчас же пожрали меня, а не так, как они некоторых побоялись и не тронули. Если же добровольно не захотят, - я их принужу. Простите мне; я знаю что мне полезно. Теперь только начинаю быть учеником. Ни видимое, ни невидимое, ничто не удержит меня придти к Иисусу Христу. Огонь и крест, толпы зверей, рассечения, расторжения, раздробления костей, отсечение членов, сокрушение всего тела, лютые муки диавола грядут на меня, – только бы достигнуть мне Христа».
Читая такие творения, невозможно и самому не подтягиваться к такому образу жизни и мыслей…
Сегодня я предлагаю вам интересную работу о святом Игнатии, написанную моей женой Елизаветой Пархоменко. Помните запись в моем Дневнике, за 2005 год: «16-26 августа 2005. Кавказ Новый этап нашего летнего путешествия. Мы вместе с молодыми прихожанами нашего собора (19 - 29 лет) отправились на Кавказ. Во вторую половину нашего путешествия Лиза рассказывала о святых отцах I–II веков».
В 2003 году Елизавета написала интересную работу о ранних отцах Церкви. Я познакомил ее с этим сокровищем, которое и сам для себя открыл, и она, как и я в свое время, была поражена цельностью, горячностью, чистотой этих людей. Во время нашего путешествия в горы мы с нашими спутниками под треск костра, изумленные нависшим над головой таким близким звездным небом, говорили о святых отцах первых веков. Я так подробно об этом пишу, потому что это был потрясающий разговор и потрясающий опыт. Запомнился он всем и до сего дня.
Работа Лизы так и осталась в рукописи. Мы, если Бог даст, подготовим ее к публикации и выложим на сайт, но пока руки не доходят. И вот сегодня, в день памяти святого Игнатия, обо всем этом вспомнилось.
Итак, перед вами – одна из глав книги о святых отцах первых веков. Это сложное чтение. Кто-то не осилит, но кто-то, возможно, откроет для себя новый и очень интересный мир.
Архыз. У храма, которому больше тысячи лет.
Ночью у костра – беседа о святых отцах первых веков.
Автор статьи о св. Игнатии Елизавета Пархоменко
О св. Игнатии у нас очень мало сведений, основной источник информации о нем – писания церковного историка Евсевия Кесарийского. По свидетельству Евсевия, св. Игнатий был вторым епископом Антиохии. В царствование императора Траяна он был под строгим конвоем направлен из Сирии в Рим, где был отдан на съедение зверям во время народных зрелищ. По дороге он останавливался в Смирне и Троаде. Сюда к нему приходили христиане других областей со своими пресвитерами. На этих остановках св. епископ, вероятно, поучал пришедших. Им же св. Игнатий передавал свои послания, обращенные к членам христианских общин, оставшимся дома.
Мы не знаем точно времени мученической кончины Игнатия, но, поскольку несомненно, что погиб он при императоре Траяне и, видимо, во вторую половину его царствования, то считают, что это произошло где-то между 107 и 117 годами.
Что касается названия “Богоносец”, которым сам Игнатий надписывает свои послания (напр. “Игнатий Богоносец достоблаженной церкви Ефесской в Азии…”), то на этот счет существуют разные мнения. Согласно поздним сказаниям, это название епископ получил, так как он был тем самым ребенком, которого Христос взял на руки, чтобы поставить в пример ученикам, когда сказал: “…если не обратитесь и не будете как дети, не войдете в Царство Небесное” (Мф. 18, 3). Но, вероятно, это лишь благочестивая легенда. Во всяком случае, наши данные о времени жизни св. Игнатия не укладываются в эти сказания. Также и Иоанн Златоуст свидетельствует, что св. Игнатий не видел Господа лично. Кроме того, св. Игнатий, видимо, был язычником, который только впоследствии обратился ко Христу. Так что, вероятно, этот титул был присвоен епископу местными христианами за его высоконравственную жизнь и стал привычным названием епископа.
Необходимо упомянуть, что посланий, приписываемых св. Игнатию, сохранилось достаточно много, однако наука признает подлинными только семь. Это: к Ефесянам, к Магнезийцам, к Траллийцам, к Римлянам, к Филадельфийцам, к Смирнянам и к Поликарпу. Эти послания интересны нам, так как шесть из них являются замечательным примером пастырского наставления. Св. Игнатий выступает тут как мудрый наставник, слова которого ценны во все времена. Что же касается послания к Римлянам, то оно не может не быть признано одним из самых прекрасных произведений не только первохристианской, но вообще христианской письменности. Очень печально, что ныне мало кто знаком с этим посланием. Написанное ярко, с предельной искренностью человека, стоящего на пороге мученичества, оно несет в себе огромный заряд желания до конца следовать за Христом. Удивительное по своему настрою, послание вряд ли может оставить читателя равнодушным. Но пламенная любовь Игнатия ко Христу, отраженная в этом послании, зажигает и сердца слушателей.
До сих пор, когда речь шла о богословии первохристианских авторов, приходилось говорить, что четкого, подробного вероучения мы не находим в их творениях. У Игнатия уже иначе. Он вынужден предостерегать паству от ереси докетизма, ереси, которая, помимо других ложных моментов, отрицала Воплощение Христа. Учение докетов говорило, что тело – зло и только душа имеет подлинную ценность. А, значит, и Христос не мог обладать обычной человеческой природой. Докеты считали, что Господь был человеком только призрачно, так как Бог не мог иметь никакого контакта с материей. И вот как реакция на опасность ереси св. Игнатий начинает раскрывать в своих посланиях учение о Христе. Именно не создавать нечто новое, а раскрывать.
Замечательно об этом говорит Л. Карсавин: «Церковь стояла выше проблем язычески-иудейского мира, с его спорами, сомнениями, множеством взаимопротиворечивых учений. Она разрешала все проблемы не новыми измышлениями разума, но целостностью своей веры. Именно благодаря своей религиозной целостностности, полноте христианству и не требовалось придумывать нечто новое, а лишь размышлять над уже существующим». И вот Игнатий уже значительно больше внимания уделяет вопросам вероучительного характера. И можно только восхититься четкости и емкости формулировок многих богословских тем. Конечно, размышление над многими темами еще только начинается, и многие вопросы остаются раскрытыми неполно. Но в некоторых случаях перед нами уже формулировки просто почти как из Символа веры. Вот перед нами глава IX послания к Траллийцам: «Потому не слушайте, когда кто будет говорить вам не об Иисусе Христе, Который произошел из рода Давидова от Марии, истинно родился, ел и пил, истинно был осужден при Понтии Пилате, истинно был распят и умер, в виду небесных, земных и преисподних, – Который истинно воскрес из мертвых, так как Его воскресил Отец Его, Который подобным образом воскресит и нас, верующих в Иисуса Христа, ибо без Него мы не имеем истинной жизни».
Или глава I послания к Смирнянам: «Славлю Иисуса Христа Бога, так умудрившего вас. Ибо я узнал, что вы непоколебимо тверды в вере, как будто пригвождены ко кресту Господа Иисуса Христа и плотию и духом, утверждены в любви кровию Христовою; и преисполнены веры в Господа нашего, Который истинно из рода Давидова по плоти, но Сын Божий по воле и силе Божественной, истинно родился от Девы, крестился от Иоанна, чтобы исполнить всякую правду, истинно распят был за нас плотию при Понтии Пилате и Ироде четверовластнике (от сего-то плода, то есть, от богоблаженнейшаго страдания Его и произошли мы), чтобы через воскресение на веки воздвигнуть знамение для святых и верных своих, как между иудеями, так и язычниками, совокупленных в едином теле Церкви Своей».
Вынужденный оберегать паству от ереси докетизма, которая стала к тому времени серьезной опасностью, епископ отдельно останавливается на реальности Воплощения. Св. Игнатий много раз подчеркивает, что Христос обладал подлинной человеческой плотью, по-настоящему, а не призрачно страдал, умер и воскрес. Это видно и из приведенных выше отрывков, и из многих других. Он четко различает свойства двух естеств Христа: человеческого и Божественного. Так, в главе XX послания к Ефесянам он пишет о Господе как о «Иисусе Христе, происшедшем по плоти от рода Давидова, сыне Человеческом и Сыне Божием». Несколько раньше, в главе VII, Игнатий пишет, что Христос – «врач, телесный и духовный, рожденный и нерожденный, Бог во плоти, в смерти истинная жизнь, от Марии и от Бога, сперва подверженный страданию, а потом не подверженный страданию, Господь наш Иисус Христос».
Он вынужден полемизировать с еретиками, которые не отрицают Христа, но включают Его в свою систему, полностью искажая при этом учение Церкви о Христе. И св. Игнатий возмущенно восклицает: «А если иные, как некоторые безбожники, то есть неверующие, говорят, что Он страдал только призрачно, – сами они призрак, – то зачем же я в узах? Зачем я пламенно желаю бороться со зверями? Зачем, я напрасно умираю? Значит, я говорю ложь о Господе?» (Послание к Траллийцам, X). Тут слышится обращение одновременно к сердцу и к разуму верных. Они должны прочувствовать всем своим существом ложь данного еретического утверждения. Они должны в глубине своего сердца осознать то, о чем мы выше говорили. То, что еретические (гностические) системы, при всей своей внешней слаженности и мудрености, оставляют слишком много вопросов нерешенными. В данном случае: какая цена страданиям и смерти Христа, если они лишь видимость? Для чего все это? В то время как христианство в своей простоте и цельности содержит ответы на все вопросы, вечно волнующие людей. Зачем человеку дано тело? почему оно страдает? Как человеку, состоящему из духовного и телесного, встретиться с духовным Богом? Христос, подлинно воплотившийся, пострадавший и воскресший, отвечает на все вопросы и показывает путь к соединению с Отцом.
Св. Игнатий свидетельствует и от своего опыта: «зачем я пламенно желаю бороться со зверями? – восклицает он. – Зачем, я напрасно умираю? Значит, я говорю ложь о Господе?» Воистину, то, что мученики с готовностью шли путем Христовых страданий, должно бы было доказывать, что они не говорят ложь, что они имеют подлинный опыт общения с Богом. Да сама абсурдность жизни и смерти без Богочеловека Христа должна бы убедить. Но «их не не убедили ни пророчества, ни закон Моисеев, и дажедоселе не убеждают ни евангелие, ни страдания каждого из нас: потому что они и об нас должны думать точно также». И продолжает: «Ибо что мне пользы, если кто и хвалит меня, а Господа моего хулит, не исповедуя Его носящим плоть? Кто не исповедует этого, тот совершенно отвергся Его, и сам носит в себе смерть» (К Смирнянам, V).
Кроме ереси докетизма, внимание св. Игнатия занимал, как и у предыдущих авторов, вопрос об иудаизме, его месте и роли в истории. Епископ очень точно определяет это место, не обесценивая Ветхий Завет, но и не превознося его чрезмерно. Те, кто жил до Пришествия Христова согласно с Законом, входили через него к Отцу. Но теперь этот путь уже не имеет силы и смысла. Св. Игнатий хочет, чтобы слушатели ощутили всю абсурдность возвращения к тому, что уже пройдено. «Нелепо призывать Иисуса Христа, а жить по-иудейски; ибо не в иудейство уверовало христианство, напротив, иудейство в христианство, в котором соединились все языки, уверовавшие в Бога» (К Магнезийцам, X).
Св. Игнатий выражает свою мысль о превосходстве Нового Завета над Ветхим очень осторожно, очень в духе апостола Павла. Св. Игнатий оставляет Ветхому Завету самоценность, если, конечно, он имеет свое завершение в Новом. «Хороши священники, но превосходнее Первосвященник, Которому вверены тайны Божии. Он есть дверь ко Отцу, которою входят Авраам, Исаак и Иаков, пророки и апостолы и Церковь. Все это для единения с Богом. Но евангелие имеет в себе нечто превосходнейшее: это пришествие Господа нашего Иисуса Христа, его страдание и воскресение. Ибо возлюбленные пророки только указывали на Него, а Евангелие есть совершение нетления». И завершает Игнатий, свое пространное рассуждение замечательными, примиряющими всех словами: «Все вместе прекрасно, если веруете с любовью» (К Филадельфийцам, IX).
Это, однако, не мешает Игнатию при необходимости высказываться достаточно резко. Он прекрасно понимает, что Ветхий Завет без Нового – ничто, а потому должен занимать положенное ему место, иначе не только не ведет к спасению, но к погибели. «Не обольщайтесь чуждыми учениями, ни старыми бесполезными баснями. Ибо если мы доселе еще живем по закону иудейскому, то через это открыто признаемся, что мы не получили благодати» (К Магнезийцам, VIII) «Не будем же нечувствительны к Его благости» (X), Смысл и цель всего – Христос, и все, что мешает быть Его учениками, искажает Его учение или отвлекает от него, не имеет права на внимание христианина. Поэтому епископ, в том же послании в котором он говорил «все вместе прекрасно», призывает: «Но если кто будет проповедовать вам иудейство, не слушайте его. Ибо лучше от человека, имеющего обрезание, слышать христианство, нежели от необрезанного – иудейство. Если же ни тот, ни другой не говорит об Иисусе Христе, то они, по мне, столпы и гробы мертвых, на которых написаны только имена человеческия» (К Филадельфийцам, VI).
Св. Игнатий трезво оценивает ситуацию. Он прекрасно видит ту угрозу для паствы, которую представляют собой всякого рода еретики. Он понимает, что недостаточно укорененные в жизни Церкви чада могут соблазниться гибельным учением. Поэтому необходимо предупреждать об опасности. Св. Игнатий и предупреждает об обмане, когда «к яду своего учения еретики примешивают Иисуса Христа, чем и приобретают к себе доверие: но они подают смертоносную отраву в подслащенном вине. Не знающий охотно принимает ее, и вместе с пагубным удовольствием принимает смерть». (К Траллийцам, VI) «Некоторые имеют обычай коварно носить имя Христово, между тем делают дела, недостойныя Бога. От них вы должны убегать, как от диких зверей; ибо это бешенные псы, изподтишка кусающие» (К Ефесянам, VII). А чтобы избавить себя от опасности прельститься еретическим учением, лучше всего и не общаться, и не слушать еретиков. «Но я предохраняю вас от зверей в человеческом образе, которых вам не только не должно принимать к себе. Но, если возможно, и не встречаться с ними, а только молиться за них, – не раскаются ли они как-нибудь» (К Смирннянам, IV). Как видим, формулировки тут одназначные и жесткие. А эпитеты, которые подбирает епископ при описании ереси и вреда, ею наносимого, очень точные и далеки от какого-либо конформизма и лояльности. Так что, как видим, уже первые ереси встречали у святых отцов твердый, непримиримый отпор.
Тема отношения Церкви к ересям смыкается у св. Игнатия с другой темой. Это тема роли и места епископа в жизни церковной общины. Собственно, три темы глубоко связаны между собой в учении св. Игнатия Антиохийского: это его учение о Церкви (экклесиология), учение о Евхаристии, и о иерархии. Обратите внимание – еще только начало 2-го века, а Церковь в лице своих святых уже четко формулирует основные положения, то, без чего она не может существовать. И можно с уверенностью утверждать, что все эти положения – не нововведения св. Игнатия, но к этому мы еще вернемся.
Центр жизни христианина – не абстрактные умствования о вере и даже не правильное поведение, но постоянные собрания верующих в одном месте для совершения Евхаристии. Именно это позволило Церкви сохранить себя и пройти через века не ущемленной, не выродившейся в какое-либо “тайное учение”. Церковь остается Церковью только, пока чада ее собираются на общие собрания для Евхаристии, которая “есть плоть Спасителя нашего Иисуса Христа, которая пострадала за наши грехи, но которую Отец воскресил, по своей благости” (К Смирнянам, VII). Евхаристия – встреча с Живым Господом, то, без чего не может обходиться христианин. Вот св. Игнатий восклицает: «Хлеба Божия желаю, хлеба небеснаго, хлеба жизни, который есть плоть Иисуса Христа, Сына Божия, родившагося в последнее время от семени Давида и Авраама. И пития Божия желаю, –- Крови Его, которая есть любовь нетленная и жизнь вечная» (К Римлянам, VII). Игнатий называет Евхаристию хлебом, который есть «врачество бессмертия, не только предохраняющее от смерти, но и дарующее вечную жизнь во Иисусе Христе» (К Ефесянам, XX).
«Итак, – призывает св. Игнатий, – старайтесь чаще собираться для евхаристии и славословия Бога. Ибо, если вы часто собираетесь вместе, то низлагаются силы сатаны, и единомыслием вашей веры разрушаются гибельные его дела» (К Ефесянам, XIII). Однако он вынужден предупреждать паству: те кто следует за еретиками, вводящими раскол, удаляются Евхаристии и Царствия Божия. Он напоминает, что подлинная Евхаристия не может сопутствовать расколу: «… старайтесь иметь одну евхаристию. Ибо одна плоть Господа нашего Иисуса Христа и одна чаша в единение Крови Его, один жертвенник, как и один епископ с пресвитерством и дьяконами, сослужителями моими, дабы все, что делаете, делали вы о Боге» (К Филадельфийцам, IV).
Итак, центр жизни христианина – Евхаристия. Однако не всякая Евхаристия истинна. И тут, как видим, возникает тема Церкви и иерархии как гаранта ее подлинности. «Без епископа, – пишет св. Игнатий, – никто не делай ничего, относящегося до Церкви. Только та Евхаристия должна почитаться истинною, которая совершается епископом или тем, кому он сам предоставит это». И продолжает о том, что и Церковь есть только там, где есть епископ и Евхаристия: «Где будет епископ, там должен быть и народ, так же, как где Иисус Христос, там и кафолическая Церковь» (К Смирнянам, VIII).
Тут мы впервые встречаем выражение «кафолическая Церковь», выражение, которое так точно и емко отражало одно из основных свойств Церкви, что вошло в Никео-Цареградский Символ Веры. Кто-то, правда, может сказать, что термина «Кафолическая Церковь» нет в Символе Веры. Действительно на русский язык он переведен как «соборная Церковь», что, впрочем, менее точно, чем греческий вариант, передает суть описываемого свойства Церкви. При размышлении над словом «соборная» скорее приходит на ум то, что имеется в виду географическая универсальность Церкви, т.е. единство Церкви на всей земле. Нередко именно в этом смысле и понимается верующими это свойство Церкви. А некоторыми термин «соборная» Церковь и вовсе толкуется как Церковь, чье вероучение выработано Вселенскими Соборами. Между тем исконное понятие «кафолическая Церковь» выражает несколько иную грань вопроса. Сам термин «кафолическая церковь» происходит от греческого «кафолон», что в переводе значит «согласно целому». И речь тут идет о том, что каждая христианская община, даже очень маленькая, может быть «согласной целому», т.е. абсолютно полноценной Церковью, хранящей в себе всю полноту благодатных даров. Таким образом, все поместные церкви равноценны и равны между собой , так как каждая является не частичкой единой соборной Церкви, а ею во всей полноте. Но, чтобы община стала Кафолической Церковью, необходимо присутствие в ней Христа, гарантом чего является присутствие в каждой общине епископа. Так что видим, что у Игнатия этот термин указывает на полноту благодати, которая присутствует в любой христианской общине, имеющей законно рукоположенного епископа.
Интересно, что католические богословы находят доказательства Примата Римского папы у Игнатия Богоносца и совершенно не замечают, что само учение епископа о «кафоличности» Церкви противоречит их выводам. Вот введение к посланию Игнатия Антиохийского к Римлянам, из которого, по мнению Католической Церкви, следует, что Римская Церковь изначально имела преимущества перед другими общинами, была главенствующей:
«Игнатий Богоносец церкви, помилованной величием Всевышнего Отца и Единого Сына Его Иисуса Христа, возлюбленной и просвещенной по воле Того, Которому благоугодно все, совершившееся по любви Иисуса Христа, Бога Нашего, – церкви, председательствующей в столице области Римской, богодостойной, достославной, достоблаженной, достохвальной, достовожделенной, чистой и первенствующей в любви, Христоименной, Отцеименной, которую и приветствую во имя Иисуса Христа Сына Отчаго, – тем, которые по плоти и духу соединены между собою во всякой заповеди Его, нераздельно получили полноту благодати Божией, чистым от всякого чуждаго цвета, желает премного радоваться во Иисусе Христе, Боге нашем».
Но даже с большой натяжкой сложно в этом тексте найти подтверждение догмата о первенстве Католической Церкви. Пышные и витиеватые восхваления были вообще присущи языку восточного человека. А что касается выражений «председательствующей в столице области римской», то оно употреблено вполне в соответствие с учением Игнатия о Церкви.
А вот противоречие игнорируется. Между тем из свойства «кафоличности» Церкви следует, что все поместные церкви равны между собой, как равны и все епископы, так как все председательствуют на месте Христа и совершают одну и ту же Евхаристию. Именно такой расклад мы и видим в Православной Церкви: все епископы равны между собой. Епископ, архиепископ, митрополит, патриарх – все они несут служения епископа, а именования лишь указывают на различие их административной деятельности.
Для первых христиан каждое собрание для совершения Евхаристии было повторением Тайной Вечери Христа, и соответственно кто-то должен был возглавлять собрание, кто-то должен был занимать место Христа на этом собрании. Таким образом, Церковь изначально и совершенно естественно получила организационное начало в лице епископа, возглавлявшего Евхаристическое собрание и выполнявшего на нем роль Христа. И Игнатий утверждает: «…всякого, кого посылает Домовладыка для управления своим домом, нам должно принимать так же, как самого пославшего. Поэтому ясно, что и на епископа должно смотреть, как на Самого Господа».
И неудивительно, что Игнатий столько внимания уделяет роли епископа в церковной общине, почему он снова и снова призывает к послушанию епископу. Иерархия – это скелет Церкви, ее организационная структура, позволяющая ей сохраняться и жить. Приведем некоторые примеры высказываний Игнатия о иерархии, которая состояла из епископов, пресвитеров и диаконов. Заметим, что, если в Новозаветных Писаниях и писаниях предыдущих авторов еще не была вполне определена терминология и авторы часто использовали слова «епископ» и «пресвитер» взаимозаменяемо, так как и то, и другое обозначало одну и ту же иерархическую должность, то тут уже существует определенное разделение обязанностей. Если ранее епископ выполнял роль и епископа, и пресвитера, то у Игнатия эти служения разделены.
«Все почитайте диаконов, как заповедь Иисуса Христа, а епископа, как Иисуса Христа, сына Бога Отца, пресвитеров же, как собрание Божие, как сонм апостолов. Без них нет Церкви» (К Траллийцам, III).
Или в послании к Магнезийцам, VII: «…убеждаю вас, старайтесь делать все в единомыслии Божием, так как епископ председательствует на месте Бога, пресвитеры занимают место собора апостолов, и дьяконам, сладчайшим мне, вверено служение Иисуса Христа».
Нас не должен, конечно, удивлять тот факт, что епископу приписывается роль то Христа, то Бога Отца. Мы понимаем, что, поскольку уподобляется Богу не сам епископ-человек, а его функции в церковной общине, то в зависимости от того, какой аспект служения епископа, пресвитера или диакона требуется подчеркнуть, они уподабливаются различным ипостасям Бога. Поэтому, возглавляя Евхаристическое собрание, епископ занимает место Христа. Сейчас это служение перешло и к пресвитерам, которые по большей части служат Литургию в отсутствие епископа. Но в смысле места и функций епископа как руководителя, как управляющего местной церковной общиной епископ может быть уподоблен Богу Отцу. И Игнатий прямо убеждает христиан в том, что, если епископ исполняет свое служение должным образом, то никакие его человеческие качества не имеют значения.
Посмотрите, как совсем по-современному звучат слова св. Игнатия. Как будто он обращается не к первохристианской общине, а к нам. Два тысячелетия разделяют нас, но у прихожан те же вопросы и сомнения, а мудрые наставники отвечают все то же. И именно в таких, можно сказать, бытовых проблемах для нас приоткрывается завеса старины и мы видим в первохристианах таких же людей, как мы с вами. Поэтому такие редкие эпизоды будничной жизни в произведениях древних писателей особенно ценны для нас.
Вот маленькое наставление св. Игнатия христианам магнезийской общины:
«И вам надобно не пренебрегать возрастом епископа, а, по силе Бога Отца (имеется в виду, видимо, по силе Бога, поставившей епископа), оказывать ему всякое уважение, как я заметил во святых пресвитерах ваших, что они не смотрят на видимую молодость его, а, как богомудрые, повинуются ему, впрочем, не ему, но Отцу Иисуса Христа, епископу всех» (Магнезийцам, III). В этой общине, как мы видим, был молодой епископ. И, совсем как ныне, христиане, видимо, были недовольны этим, не оказывали ему должного уважения и послушания и, можно предположить, все искали кого-то более авторитетного. Ну, совсем обычная, современная ситуация. Разве мы не встречаемся постоянно в нашей церковной жизни с христианами, которые вместо того, чтобы находиться в послушании у своего духовника и прилагать усилия к возрастанию во Христе, все недовольны тем или иным в своем священнике (его возрастом, внешностью и т.д.) и все находятся в поисках старца. На самом деле от духовника ведь не следует ждать, что он духовную жизнь будет вести за нас. Его дело – немного подкорректировать нас на путях духовной жизни, удержать от греха, напомнить о Евангельских заповедях. А этот путь уже мы должны совершать самостоятельно. Нам этого не хочется, но вместо того, чтобы сетовать на самих себя, мы сетуем на то, что все не те духовники нам попадаются.
Тема места и роли епископа в церковной общине столь важна для св. Игнатия, а требования безупречного послушания епископу столь ригористичны, что богословы даже дали учению Игнатия о церковной иерхии название «монархический епископат».
Приведем еще несколько примеров высказываний Игнатия на эту тему и убедимся, что такой термин вполне оправдан. «…всякого, – пишет Игнатий в послании к Ефесянам,VI, – кого посылает Домовладыка для управления своим домом, нам должно принимать так же, как самого пославшего. Поэтому ясно, что и на епископа должно смотреть, как на Самого Господа».
Или в послании к Траллийцам, II: «…когда вы повинуетесь епископу, как Иисусу Христу, тогда, мне кажется, вы живете не по человеческому обычаю, а по образу Иисуса Христа, Который умер за вас, чтобы вы, уверовав в смерть Его, избежали смерти. Посему необходимо, как вы и поступаете, ничего не делать без епископа. Повинуйтесь также и пресвитерству, как апостолам Иисуса Христа – надежды нашей, в Котором дай Бог жить нам. И дьяконам, служителям таинств Иисуса Христа, все должны всячески угождать…»
Или даже: «Прекрасное дело – знать Бога и епископа. Почитающий епископа почтен Богом; делающий что-нибудь без ведома епископа служит дьяволу» (К Смирнянам, IX).
Такая усиленная проповедь безоговорочного послушания епископу, акцент, который Игнатий делает на этой теме, заставил даже некоторых богословов предположить, что в этой области он был новатором. Однако это, безусловно, не так. Ни из одного источника до нас не дошло упоминаний о так называемом «монархическом епископате» Игнатия. Между тем, если бы епископ действительно вводил новшества, которых не знала христианская община дотоле, это не могло бы не найти хоть какого-то отклика среди писаний его современников и христиан последующих веков. Нет, перед нами как раз обратная ситуация: епископ говорил об организационной структуре, присущей Церкви с самого ее основания. Для христиан такая организация была естественной и единственно возможной формой жизни Церкви. Потому-то никто из предшественников и не пропагандировал ее. Но вот теперь, когда возникла проблема ереси и разделений, Игнатий счел нужным особенным образом призвать христиан беречься расколов и пребывать в лоне Церкви. Епископ же и послушание ему сохраняют Церковь со всей полнотой подаваемых ею благодатных даров в нашем земном мире. «Кто внутри алтаря (т.е. Церкви), тот чист, – пишет св. Игнатий, – а кто вне его, тот нечист, – и поясняет, что значит быть вне Церкви, как можно вне Нее оказаться и где видимые границы Церкви, – то есть кто делает что-нибудь без епископа, пресвитера и дьякона, тот нечист совестию» (К Траллийцам, VII). Или уже приведенные выше слова: «Все почитайте дьяконов, как заповедь Иисуса Христа, Сына Бога Отца, пресвитеров же, как собрание Божие, как сонм апостолов. Без них нет Церкви» (К Траллийцам, III).
Наверное, следует уточнить еще одну деталь. В творениях св. Игнатия Богоносца, как мы видим, действительно очень много внимания уделяется власти в общине епископа. Много раз св. Игнатий повторяет: без епископа не делайте ничего. И, на первый взгляд, и вправду может показаться, что это нечто новое по сравнению с разбираемыми выше памятниками. В «Дидахе» автор специально останавливается на различных служениях в Церкви, и роли епископа не уделяется особенного внимания. А пророкам, апостолам и учителям предоставлялось право не только учить, но и совершать богослужение, да и тут у них было много пространства для творчества. Игнатий же пишет: «Не позволительно без епископа ни крестить, ни совершать вечерю любви; напротив, что одобрит он, то и Богу приятно, чтобы всякое дело было твердо и несомненно» (К Смирнянам, VIII). Но противоречия тут, конечно, никакого нет.
В другом послании св. Игнатий вот что с сожалением пишет на эту же тему: «Итак, надобно не только называться, но и быть христианами, тогда как некоторые на словах признают епископа, а делают все без него. Такие, как мне кажется, не добросовестны, потому что не вполне по заповеди делают собрания» (К Магнезийцам, IV). Надо полагать, что Игнатий не выступал против совершения богослужения теми служителями, о которых шла речь в «Дидахе», а епископ по-прежнему был в первую очередь административной главой общины. Но он не был номинальным главой, он должен был внимательно следить за тем, что делается в его общине, и только он мог позволить или не позволить крестить или совершать Евхаристию. «Только та евхаристия должна почитаться истинною, которая совершается епископом или тем, кому он сам предоставит это» (Смирнянам, VIII). Господь предает власть епископу, а тот – совершителю таинства. И эта преемственность позволяла и позволяет Церкви противостоять ересям и расколам.
Итак, кто вне Церкви, тот лишает себя Евхаристии. А кто отвергает Таинство, сам себя осуждает. «Кто не внутри жертвенника, тот лишает себя хлеба Божия. Если молитва двоих имеет великую силу, то сколько сильнее молитва епископа и целой Церкви? Поэтому кто не ходит в общее собрание, тот уже возгордился и сам осудил себя». Церковь же там, где епископ, поэтому Игнатий продолжает свою мысль: « ибо написано: Бог гордым противится. Постараемся же не противиться епископу, чтобы нам быть покорными Богу» (К Ефесянам, V). В идеале епископ, пресвитеры, диаконы и паства должны быть так внимательны друг ко другу, такое должно царить единомыслие и послушание, чтобы общину можно было уподобить хорошо настроенному инструменту или слаженному пению хора. К этому епископ и призывает пасомых: «Составляйте же из себя вы все до одного хор, чтобы, согласно настроенные, в единомыслии, дружно начавши песнь Богу, вы единогласно пели ее Отцу чрез Иисуса Христа, дабы Он услышал вас, и по добрым делам вашим признал вас членами Своего Сына. Итак, полезно вам быть в невозмутимом единении между собою, чтобы всегда быть и в союзе с Богом» (К Ефесянам, IV).
Вот мы рассмотрели учение Игнатия Богоносца о Церкви, о роли в ней епископа, увидели св. Игнатия как ревностного защитника единства Церкви, борца с расколами и ересеми. И св. Игнатий предстал перед нами как заботливый и бдительный пастырь, направляющий свою паству по правильному пути, оберегающий ее от опасностей пути. Св. Игнатий много внимания уделяет епископскому служению, его месту и роли в жизни Церкви. Сам Игнатий обладал всеми необходимыми качествами для этого ответственного служения и был прекрасным епископом: где нужно – строгим, где нужно – терпимым. Чутким и любящим наставником, с острым умом, позволявшим ему раскрывать перед пасомыми стороны учения Церкви, необходимые для спасения пасомых.
Но перед нами приоткрылась лишь часть личности святого, та, которая проявила себя в епископском подвиге. Между тем в посланиях мы видим св. Игнатия и несколько с другой стороны. Он предстает перед нами просто как смиренный христианин, отдающий себе отчет в своем несовершенстве, как человек, готовящийся принять мученическую кончину, со всеми чисто человеческими переживаниями и мыслями, как учитель, передающий накопленный опыт своему наследнику. Обратимся вновь к посланиям, чтобы посмотреть на св. Игнатия с этой стороны.
Вот перед нами послание св. Игнатия Богоносца к епископу города Смирны Поликарпу. Это послание – целиком пастырское наставление. Св. Игнатий, сам будучи епископом, делится в этом послании своим опытом этого ответственного служения. Послание посвящено главным образом обязанностям епископа и паствы. Св. Игнатий, как всегда, доброжелательно и мягко дает советы, чувствуется, что все сказанное пережито и осмыслено им на личном опыте. И действительно, кто, как не св. Игнатий, проявивший себя так ярко в служении епископа, может давать советы тому, кто тоже желает нести подвиг данного служения.
Чтобы быть хорошим епископом, необходимо, прежде всего, самому вести подвижническую жизнь и быть, таким образом, примером для паствы. Нужно, не жалея себя, полностью посвятить себя своей пастве. Нужно без страха и опасений отдавать себя своему служению, и тогда Господь придет на помощь: даст сил, если они закончились, даст разумения, если своего не хватает. Ко всем епископ должен относиться с терпением и пониманием. А когда терпения не хватает, и, быть может, не хватает вполне законно, так как всегда есть чада, которые своим своеволием и непослушанием испытывают терпение пастыря, епископ должен вспоминать, что и он постоянно испытывает терпение Господа. «Снисходи ко всем, как и к тебе Господь. Ко всем имей терпение в любви, как ты и поступаешь. Пребывай в непрестанных молитвах. Проси большего разумения, нежели какое имеешь. Бодрствуй, стяжав неусыпный дух. Говори с каждым, как поможет Бог. Носи немощи всех, как совершенный подвижник. Где больше труда, там больше и приобретения» (I).
Далее св. Игнатий продолжает и развивает тему отношения пастыря к той части паствы, которая доставляет ему огорчения. Они – главная забота епископа, и он не имеет права заниматься лишь достойными чадами, отстраняясь от тяжелой работы по наставлению остальных. “Если любишь только добрых учеников, – еще нет тебе за это благодати: лучше худых покоряй кротостью” (II). Затем мудрый епископ наставляет, как же следует окормлять “худых учеников”. Пастырь должен быть ко всем ласков, должен быть внимателен и терпим, чтобы не проявить резкость там, где не следовало. Но он также должен быть очень проницательным, чтобы видеть человека не только таким, каким тот хочет казаться, но и таким, каким тот является в глубине души. Иначе как пастырь поможет ему? “Не всякая рана врачуется одним и тем же пластырем; острыя боли утишай прохладительными примочками. Во всем будь мудр, как змея, и незлобив, как голубь. Для того ты вместе и телесен, и духовен, чтобы ласково принимал и то, что является тебе наружно, но молись, чтобы тебе открыто было и сокровенное (т.е. тайные наклонности и пороки в людях), дабы не иметь ни в чем недостатка, напротив, с избытком обладать всяким дарованием” (II). Непросто будет епископу выполнить наставления св. Игнатия, однако он должен помнить, что “как кормчим нужны ветры, или обуреваемому – пристань, так настоящему времени нужен ты – для того, чтобы достигнуть Бога” (II).
Епископ должен стараться чаще собирать свою паству для Евхаристии, должен следить, чтобы приходили все до единого и никто не был обижен и отвергнут. Все члены общины равны перед Богом, независимо от их мирского статуса и положения, поэтому рабы в Церкви ничуть не меньше, чем свободные граждане. Однако, продолжает св. Игнатий, это не значит, что рабам следует стремиться получить свободу. Христианин должен принимать ситуацию, в которой он живет, как полезную для спасения. Христианин должен думать не о том, как бы получше устроиться в этом мире, а о горнем мире, его желать, к нему стремиться. Здесь мы опять сталкиваемся с тем острым переживанием первохристианами себя гостями в этом земном мире, о котором говорили выше. В общем-то, наставление епископа в широком плане актуально не только для рабов того времени, но для христиан всех времен. И святые самых разных эпох постоянно повторяли: христианин должен с радостью и благодарностью использовать жизненные сложности как путь ко спасению. Должен понимать, что в иной ситуации ему сложней было бы достигнуть спасения, если не невозможно вовсе. Но для первых христиан данная мысль была особенно важна. Они ведь ждали, что второе Пришествие Господа случится вот-вот, не при них, так при следующем поколении. Св. Игнатий, призывая ефесян бояться Господа, так и говорит: “Уже последния времена” (К Ефесянам, XI). А, значит, незачем беспокоиться о благополучии своем или своих детей, незачем пытаться повлиять на государственное устройство, ведь мир доживает свои последние дни.
Все это, однако, не значит вовсе, что первохристиане оставались равнодушны к трудностям и несчастьям своих собратьев. Мы знаем, что, напротив, делом первостепенной важности для церковной общины была забота о бедных, больных, обиженных. В том числе и о рабах. А поскольку среди христиан были и обеспеченные люди, то нередко община скидывалась и выкупала из рабства своих собратьев-христиан. Именно об этом говорит св. Игнатий: “Пусть не домогаются получить свободу на общий счет, чтобы не сделаться им рабами страсти” (IV). Он стремится указать первохристианам золотую середину в их социальной деятельности. Золотую середину между двумя постулатами христианства: отдать последнее своему брату и вовсе не заботиться ни о чем мирском. И епископ как раз и призван следить, чтобы не было злоупотреблений и перегибов. Он должен следить, чтобы не были забыты те, кто нуждается в помощи. Но он также призван следить, чтобы никто не наглел и не требовал более необходимого. В частности, рабы, считает Игнатий, должны не о земной свободе мечтать, а о свободе от греха. Все необходимое для жизни у них было, а главное, они могли быть христианами, как и свободные граждане, вернее, это было для них так же опасно, как и для их господ. А стремиться получить свободу и получше устроиться было чуждо христианскому сознанию первых веков. Поэтому Игнатий и увещевает: «Созывай всех до одного. Рабов и рабынь не презирай: но и они пусть не надмеваются, напротив, пусть во славу Божию еще более поработят себя, чтобы получить им от Бога лучшую свободу. Пусть не домогаются получить свободу на общий счет, чтобы не сделаться им рабами страсти» (IV).
В этом послании епископ вновь возвращается к своей любимой теме – теме послушания иерархии. Он пишет: “Внимайте епископу, дабы и Бог внимал вам. Я – жертва за тех, которые повинуются епископу, пресвитерам и дьяконам. И пусть часть моя в Боге будет одинакова с ними”(VI). А также к теме единодушия, которое должно царить в общине: «Вместе подвизайтесь, вместе совершайте путь свой, вместе терпите, вместе успокаивайтесь, вместе вставайте, как Божии домостроители и домочадцы и слуги» (VI).
Св. Игнатий, как и многие другие христианские писатели, напоминает, что верующие во Христа – Его воины. Это сравнение очень хорошо отражает суть пребывания Церкви в этом мире. Это не мирное спокойное существование, это жизнь войска, всегда вооруженного, всегда готового дать врагу отпор. Постоянная борьба с диаволом – вот реальность, в которой живет христианин, потому-то тема войны, войска и оказалась столь близка учителям Церкви начиная от апостолов и до нашего времени.
Вот как прекрасно пишет на эту тему св. Игнатий: “Благоугождайте Тому, для Кого воинствуете вы, от Кого получаете и содержание. Пусть никто из вас не будет перебежчиком. Крещение пусть остается с вами, как щит; вера, как шлем; любовь – как копье; терпение – как полное вооружение. Взносом пусть будут дела ваши, чтобы после получить вам следующую вам прибыль. Итак, будьте долготерпеливы друг ко другу с кротостью, как и Бог (долготерпелив) к вам” (VI).
Замечательно, что у Игнатия Богоносца мы впервые встречаем указание на то, каким образом супружеская жизнь включалась в жизнь общины. Епископ призывает, чтобы мужья были довольны своими женами, жены – своими мужьями. Кто может, пусть вовсе не вступает в брак. И далее пишет: “А те, которые женятся и выходят замуж, должны вступать в союз с согласия епископа, чтобы брак был о Господе, а не по похоти” (V). Тут перед нами прообраз современного Таинства венчания. Как видим, в первохристианской общине вступающие в брак должны были получить благословение епископа. Надо также учитывать, что это не было абстрактным благословением неизвестных епископу лично прихожан. Епископ должен был быть в курсе дел своей общины, знать и помогать в духовной жизни всем прихожанам. Поэтому епископ благословлял хорошо известных ему членов общины на супружескую жизнь, когда это было им полезно.
Мы уже видели, что св. Игнатий был прекрасным епископом: заботливым, проницательным. Ему было чему учить и паству, и ее пастырей. Тем замечательнее для нас его удивительное смирение, трезвое отношение к себе, к своим недостаткам. Начиная свое обращение к ефесянам, св. Игнатий скромно признает, что и сам еще далек от совершенства и что ему еще надлежит много учиться возрастанию в Господе, и в этом ефесяне не только его слушатели, но и учителя. “Не приказываю вам, как что-либо значащий; ибо хотя я и в узах за имя Христово, но еще не совершен в Иисусе Христе; теперь только начинаю учиться, и обращаюсь к вам, как моим соучителям: ибо мне надлежало бы получить от вас укрепление к вере, к вразумлению себя, к терпению и великодушию” (К ефесянам, III). А магнезийцам он пишет: «Ибо хотя я и в узах, но не стою ни одного из вас свободных» (XII).
Св. Игнатий ощущал себя постоянно в опасности, он прекрасно понимал, что диавол стремится взрастить в нем отрицательные качества его характера, тем больше усилий следовало приложить к подавлению их. Св. Игнатий знал о себе, что в нем много ревности о Господе, которая так влечет его к мученичеству, но к этой ревности легко примешиваются и помыслы тщеславия, гордости, от которых он не свободен. А, значит, он в опасности, так как все его подвиги могут не привести его к Богу, если он не справится с греховными побуждениями. И св. Игнатий ведет активную борьбу с тем в себе, что может отвратить его от главной цели – Бога. Он честно признается траллийцам: «Много разумею я о Боге, но смиряю себя, чтобы не погибнуть от тщеславия. В настоящее время еще более мне должно остерегаться, и не внимать надмевающим меня, ибо, хваля меня, они наносят раны. Я желаю страдать, но не знаю, достоин ли. Ревности (св. Игнатий, видимо, имеет в виду ревность к мученичеству, но не свободную от помыслов тщеславия) во мне многие не видят, а она сильно борет меня. Посему нужна мне кротость, которою низлагается князь века сего» (К Траллийцам, IV). И просит молитв о себе: «Очищайте дух мой, не только теперь, но и тогда, когда я приду к Богу. Я еще в опасности; но верен Отец в Иисусе Христе, чтобы исполнить мое и ваше прошение» (К Траллийцам, XIII).
Особое место занимает среди посланий Игнатия его обращение к Римской Церкви. Это послание – как исповедь. Игнатий раскрывает перед слушателями свою душу. Мы видим человека, все стремления которого обращены к Богу. Человека, до предела наполненного горением любви ко Христу, человека, все ценности которого находятся в горнем мире. Он восклицает: «О, если бы не лишиться мне приготовленных для меня зверей! Молюсь, чтобы они с жадностью бросились на меня. Я заманю их, чтобы они тотчас же пожрали меня, а не так, как они некоторых побоялись и не тронули. Если же добровольно не захотят, – я их принужу. Простите мне; я знаю, что мне полезно. Теперь только начинаю быть учеником. Ни видимое, ни невидимое, ничто не удержит меня придти к Иисусу Христу. Огонь и крест, толпы зверей, разсечения, расторжения, раздробления костей, отсечение членов, сокрушение всего тела, лютыя муки дьявола придут на меня, – только бы достигнуть мне Христа» (К Римлянам, V). Остается только благоговейно склониться перед свидетельством такой пламенной любви ко Христу. Вот оно, подлинное следование за Господом. Вот то христианство, которое сделало, казалось бы, невозможное: от маленькой группы верующих распространилось по всему миру, завоевало сердца миллионов людей.
Как ясно, первохристиане осознавали, что, только следуя за Христом до конца, только соучаствуя в Его страданиях, они становятся его подлинными учениками. Они не только не избегали крестного пути, они его искали. Так, у Игнатия была возможность избежать казни, и для этого ему не надо было отказываться от Христа. Из посланий мы знаем, что среди верующих в Риме были те, кто мог повлиять на рассмотрение дела св. Игнатия и избавить его от страшной смерти. Но Игнатия такой исход ужасает куда более, нежели сами страдания. “Его ищу, за нас умершего, Его желаю, за нас воскресшего. – пишет мученик. – Я имею в виду выгоду: простите мне, братья! Не препятствуйте мне жить, не желайте мне умереть (имеет в виду – для вечной жизни). Хочу быть Божиим: не отдавайте меня миру. Пустите меня к чистому свету: явившись туда, буду человеком Божиим. Дайте мне быть подражателем страданий Бога моего. Кто сам имеет Его в себе, тот пусть поймет, чего желаю, и окажет сочувствие мне, видя, что занимает меня” (VI). Игнатий не просто смиренно принимает свою участь, он ее жаждет. Невольно приходит на ум: а мы как часто несем свой не такой уж и сложный жизненный крест уныло, только и ждем, чтобы от него избавиться. А должны бы радоваться и благодарить за него Бога.
Собственно, главная цель Игнатия в этом послании – убедить верующих Римской общины, чтобы они не препятствовали ему принять мученическую кончину. Поэтому св. епископ на разные лады пытается убедить своих собратьев-христиан, что, избавив его от смерти, они причинят ему вред, а не пользу. Мученическая кончина обещает ему радостное пребывание с Богом, а если он избежит ее, то ему вновь предстоит борьба и труд, чтобы не лишиться Царствия Небесного, которое было уже совсем рядом. Поэтому он обращается к римлянам: «Желаю, чтобы вы угождали не людям, но Богу, как вы и благоугождаете Ему. Ибо ни я уже не буду иметь такого удобнаго случая достигнуть Бога, ни вы – ознаменовать себя лучшим делом, если будете молчать. Если вы будете молчать обо мне, я буду Божиим, если же окажете любовь плоти моей, то я должен буду снова вступить на поприще. Не делайте для меня ничего более, как чтобы я был заклан Богу теперь, когда жертвенник уже готов…» (II).
И в главе IV: «Я пишу церквам и всем сказываю, что добровольно умираю за Бога, если только вы не воспрепятствуете мне. Умоляю вас: не оказывайте мне неблаговременной любви. Оставьте меня быть пищею зверей и посредством их достигнуть Бога. Я пшеница Божия: пусть измелют меня зубы зверей, чтоб я сделался чистым хлебом Христовым. Лучше приласкайте этих зверей, чтоб они сделались гробом моим и ничто не оставили от моего тела, дабы по смерти не быть мне кому-либо в тягость. Тогда я буду по истине учеником Христа, когда даже тела моего мир не будет видеть. Молитесь о мне Христу, чтоб я посредством этих орудий сделался жертвою Богу».
Мы знаем, что св. Игнатий и по дороге из Сирии в Рим вынужден был терпеть жестокое обращение стражников, которых в посланиях он называет леопардами. Очень мучительной, должно быть, была дорога под охраной озлобленных воинов. Но св. Игнатий не только не ропщет, не только с радостью принимает оскорбления, он не считает это и подвигом, ему этого мало. «На пути из Сирии до Рима, на суше и на море, ночью и днем я уже борюсь со зверями, будучи связан с десятью леопардами, то есть с отрядом воинов, которые от благодеяний, им оказываемых, делаются только злее. (Тут подразумеваются, видимо, подарки, которые им делали христиане для смягчения их строгости.) Оскорблениями их я больше научаюсь, но этим не оправдываюсь» (V).
Приведенные выше строки настолько проникнуты жаждой Царствия Небесного, что может показаться будто св. Игнатий был совершенно чужд обычных человеческих слабостей. Будто мученичество и не было для него подвигом, будто оно было легким шагом для Игнатия. Однако это не так. Он обращается к римским христианам с просьбой, чтобы те не лишали его мученической смерти. И параллельно с этим он просит молитв о даровании ему сил для подвига. “Только просите для меня у Бога внутренней и внешней силы, чтобы я не говорил только, но и желал, чтобы не назывался только христианином, но был им в самом деле. Если я действительно окажусь им, то могу и называться им, и только тогда могу быть истинно верным, когда мир не будет более видеть меня”(III). Более того, св. Игнатий опасается, как бы он не испугался и не отказался от подвига. А между тем у него двойное искушение: ему предлагают такой легкий и не позорный путь избежать страданий. И он пишет: «Князь века сего хочет обольстить меня и разрушить мое желание, устремленное к Богу. Пусть же никто из вас, там находящихся, не помогает ему. Лучше будьте моими, то есть Божиими. Не будьте такими, которые призывают Иисуса Христа, а любят мир. Зависть да не обитает в вас. И если бы даже лично стал я просить вас о другом, не слушайте меня: верьте больше тому, о чем пишу вам теперь».(VII)
Тут, в контексте этого послания св. Игнатия, хочется привести пример того, насколько мы порой стали далеки от первоначального первохристианского отношения к миру и к Богу. На днях после богослужения о. Константин, как обычно, говорил проповедь. В этот день читалось Евангелие от Матфея, 10 глава, 30-е стихи. Отец Константин остановил внимание слушателей на 33-м стихе: «…А кто отречется от Меня пред людьми, отрекусь от того и Я пред Отцем Моим Небесным», призвав их строить свою повседневную жизнь так, чтобы она не являла собой отречение от Христа. После проповеди один наш знакомый задал нам вопрос, которого мы никак не ожидали. Проповедь была о том, каким образом мы в нашей сегодняшней жизни можем отречься от Христа, не говоря этого в открытую, даже наоборот, декларируя следование за Ним. Сами слова Христа о том, что и Он отречется от того, кто отречется от Него, не были обсуждаемы как нечто само собой разумеющееся и естественное. Знакомый наш, однако задал вопрос, который задали бы, наверное, многие современные люди. Он был расстроен и возмущен. «Как, – говорил он, – Христос может отречься даже от грешника. Неужели Он такой жестокий и равнодушный, разве это настоящая любовь к человеку – любить, если тебя любят. И люди-то часто способны на большее, а Бог…» Он рассказал, что знает женщину, которую возненавидела и прокляла собственная дочь, но она в ответ не прокляла ее. «А что же Бог?»
Его слова столь хорошо отражают дух нашей относительно благополучной и спокойной эпохи. Потому что, как бы то ни было, но никто не препятствует нам сейчас посещать храм, быть верующими людьми. Называя себя христианином, человек может не бояться последствий. Верить в Бога даже порой становится модно. И современный человек, привыкший к тихой, спокойной жизни, не требующей от него никаких особенных подвигов, порой просто забывает о том, что в духовном плане идет война. Забывает, что жизнь каждую минуту предлагает христианину делать выбор. Забывает, что мир по-прежнему состоит из белого и черного. Человек, привыкший к благополучной жизни, пред которым не встает ежедневно вопрос: выбираешь ты Христа или благополучную жизнь, отвыкает делать откровенный выбор в пользу Бога и идет на компромиссы. Но естественно, что, когда мы идем на компромиссы, прямой вопрос: «на чьей ты стороне?» кажется страшным и жестоким. Во времена гонений от него не уйдешь, не скроешься, а сейчас можно закрыть на него глаза.
В первый момент, когда был поставлен вопрос, мне пришли в голову рассуждения вполне в духе нашей эпохи: эти слова надо воспринимать не как свидетельство жестокости Господа, который будет рад оттолкнуть от себя неугодных людей, но как словесное выражение некоего духовного закона. Этот духовный закон – ничто злое, греховное просто не может приближаться к Богу, Его любовь и благость будет обжигающим огнем для греха. И это, конечно, так и есть. Можно и так объяснить закономерность этих слов. Но этот же духовный закон можно представить и чуть-чуть с другой стороны. Представим, что на войне, где воины сражаются, не жалея себя, один из солдат предает своего начальника и начинает сражаться на стороне противника. Что ж, начальник должен будет потом сказать: этот воин сражался с нами? Нет, он должен будет признать: это предатель, он был против нас. Или, если в сложных обстоятельствах человек предал своего друга, то что ж, разве он остается другом? Разве должен тот, кого предали, говорить – этот человек всю жизнь был моим преданным товарищем. Нет, он скажет: этот человек предал меня, он не со мной. И слова Христа, что Он отречется от отвернувшегося от Него, не значат, что Он оттолкнет такого человека. Они значат, что Он засвидетельствует, был человек с Ним или без Него. А и Новый Завет, и Ветхий много раз повторяет: Бог всегда любит и ждет человека, но только от человека зависит, принять эту любовь или отказаться. Вспомним притчу о блудном сыне.
На этом закончим рассмотрение посланий св. Игнатия Богоносца, епископа Антиохийского. Посланий, которые вряд ли могут оставить сердца читающих равнодушными. Посланий, которые в наших сердцах разжигают огонь первохристианской любви к Богу, когда он начинает затухать.
Сегодня – память святого Игнатия Богоносца.
С творениями этого святого отца я познакомился в первые дни своей учебы в Семинарии.
А началось все так: Поступив в Духовную Семинарию, я решил сверх программы ежедневно систематически читать духовную литературу.
Современная византийская икона св. Игнатия
Двадцать страниц в день читать отцов первохристианской Церкви (1-го – 4-го веков), двадцать страниц отцов золотого века Византийского богословия (5-й – 8-й века), и двадцать страниц читать из современных богословов.
Первым современным был… отец Павел Флоренский с его замудреным «Столп и утверждение Истины». Из византийских это был св. Григорий Богослов. Наконец, из первохристианских – св. Игнатий Богоносец.
Так я открыл для себя прекрасного святого отца. Мученика, которого везли на казнь из Малой Азии (нынешняя Турция) в Рим. Везли старца «звери», как он сам пишет, то есть жестокие и циничные воины. Христиане покупали святителю продукты, одежду, все это, гогоча, принимали воины, а когда повозка трогалась, забирали себе. «На пути из Сирии до Рима, на суше и на море, ночью и днем я уже борюсь со зверями, будучи связан с десятью леопардами, то есть с отрядом воинов, которые от благодеяний, им оказываемых, делаются только злее...»
Христине хотели все силы положить, чтобы защитить (деньгами, связями, знакомствами) владыку в Риме от смерти, но он, узнав об этом, умоляет их остановиться: «Ибо я боюсь вашей любви, чтобы она не повредила мне; потому что вам легко то, что хотите сделать, а мне трудно достигнуть Бога, если вы пожалеете меня…Если вы будете молчать обо мне, я буду Божиим, если же окажете любовь плоти моей, то я должен буду снова вступить на поприще (этой жизни). Не делайте для меня ничего более, как чтобы я был заклан Богу теперь, когда жертвенник уже готов, и тогда составьте любовью хор и воспойте хвалебную песнь Отцу во Христе Иисусе, что Бог удостоил епископа Сирии призвать с востока на запад. Прекрасно мне закатиться от мира к Богу, чтобы в Нем мне воссиять».
Какое мужество, какое воодушевление нам, слабым и жалким наследникам великих первохристианских подвижников… «О, если бы не лишиться мне приготовленных для меня зверей! Молюсь, чтобы они с жадностью бросились на меня. Я заманю их, чтобы они тотчас же пожрали меня, а не так, как они некоторых побоялись и не тронули. Если же добровольно не захотят, - я их принужу. Простите мне; я знаю что мне полезно. Теперь только начинаю быть учеником. Ни видимое, ни невидимое, ничто не удержит меня придти к Иисусу Христу. Огонь и крест, толпы зверей, рассечения, расторжения, раздробления костей, отсечение членов, сокрушение всего тела, лютые муки диавола грядут на меня, – только бы достигнуть мне Христа».
Читая такие творения, невозможно и самому не подтягиваться к такому образу жизни и мыслей…
Сегодня я предлагаю вам интересную работу о святом Игнатии, написанную моей женой Елизаветой Пархоменко. Помните запись в моем Дневнике, за 2005 год: «16-26 августа 2005. Кавказ Новый этап нашего летнего путешествия. Мы вместе с молодыми прихожанами нашего собора (19 - 29 лет) отправились на Кавказ. Во вторую половину нашего путешествия Лиза рассказывала о святых отцах I–II веков».
В 2003 году Елизавета написала интересную работу о ранних отцах Церкви. Я познакомил ее с этим сокровищем, которое и сам для себя открыл, и она, как и я в свое время, была поражена цельностью, горячностью, чистотой этих людей. Во время нашего путешествия в горы мы с нашими спутниками под треск костра, изумленные нависшим над головой таким близким звездным небом, говорили о святых отцах первых веков. Я так подробно об этом пишу, потому что это был потрясающий разговор и потрясающий опыт. Запомнился он всем и до сего дня.
Работа Лизы так и осталась в рукописи. Мы, если Бог даст, подготовим ее к публикации и выложим на сайт, но пока руки не доходят. И вот сегодня, в день памяти святого Игнатия, обо всем этом вспомнилось.
Итак, перед вами – одна из глав книги о святых отцах первых веков. Это сложное чтение. Кто-то не осилит, но кто-то, возможно, откроет для себя новый и очень интересный мир.
Архыз. У храма, которому больше тысячи лет.
Ночью у костра – беседа о святых отцах первых веков.
Автор статьи о св. Игнатии Елизавета Пархоменко
О св. Игнатии у нас очень мало сведений, основной источник информации о нем – писания церковного историка Евсевия Кесарийского. По свидетельству Евсевия, св. Игнатий был вторым епископом Антиохии. В царствование императора Траяна он был под строгим конвоем направлен из Сирии в Рим, где был отдан на съедение зверям во время народных зрелищ. По дороге он останавливался в Смирне и Троаде. Сюда к нему приходили христиане других областей со своими пресвитерами. На этих остановках св. епископ, вероятно, поучал пришедших. Им же св. Игнатий передавал свои послания, обращенные к членам христианских общин, оставшимся дома.
Мы не знаем точно времени мученической кончины Игнатия, но, поскольку несомненно, что погиб он при императоре Траяне и, видимо, во вторую половину его царствования, то считают, что это произошло где-то между 107 и 117 годами.
Что касается названия “Богоносец”, которым сам Игнатий надписывает свои послания (напр. “Игнатий Богоносец достоблаженной церкви Ефесской в Азии…”), то на этот счет существуют разные мнения. Согласно поздним сказаниям, это название епископ получил, так как он был тем самым ребенком, которого Христос взял на руки, чтобы поставить в пример ученикам, когда сказал: “…если не обратитесь и не будете как дети, не войдете в Царство Небесное” (Мф. 18, 3). Но, вероятно, это лишь благочестивая легенда. Во всяком случае, наши данные о времени жизни св. Игнатия не укладываются в эти сказания. Также и Иоанн Златоуст свидетельствует, что св. Игнатий не видел Господа лично. Кроме того, св. Игнатий, видимо, был язычником, который только впоследствии обратился ко Христу. Так что, вероятно, этот титул был присвоен епископу местными христианами за его высоконравственную жизнь и стал привычным названием епископа.
Необходимо упомянуть, что посланий, приписываемых св. Игнатию, сохранилось достаточно много, однако наука признает подлинными только семь. Это: к Ефесянам, к Магнезийцам, к Траллийцам, к Римлянам, к Филадельфийцам, к Смирнянам и к Поликарпу. Эти послания интересны нам, так как шесть из них являются замечательным примером пастырского наставления. Св. Игнатий выступает тут как мудрый наставник, слова которого ценны во все времена. Что же касается послания к Римлянам, то оно не может не быть признано одним из самых прекрасных произведений не только первохристианской, но вообще христианской письменности. Очень печально, что ныне мало кто знаком с этим посланием. Написанное ярко, с предельной искренностью человека, стоящего на пороге мученичества, оно несет в себе огромный заряд желания до конца следовать за Христом. Удивительное по своему настрою, послание вряд ли может оставить читателя равнодушным. Но пламенная любовь Игнатия ко Христу, отраженная в этом послании, зажигает и сердца слушателей.
До сих пор, когда речь шла о богословии первохристианских авторов, приходилось говорить, что четкого, подробного вероучения мы не находим в их творениях. У Игнатия уже иначе. Он вынужден предостерегать паству от ереси докетизма, ереси, которая, помимо других ложных моментов, отрицала Воплощение Христа. Учение докетов говорило, что тело – зло и только душа имеет подлинную ценность. А, значит, и Христос не мог обладать обычной человеческой природой. Докеты считали, что Господь был человеком только призрачно, так как Бог не мог иметь никакого контакта с материей. И вот как реакция на опасность ереси св. Игнатий начинает раскрывать в своих посланиях учение о Христе. Именно не создавать нечто новое, а раскрывать.
Замечательно об этом говорит Л. Карсавин: «Церковь стояла выше проблем язычески-иудейского мира, с его спорами, сомнениями, множеством взаимопротиворечивых учений. Она разрешала все проблемы не новыми измышлениями разума, но целостностью своей веры. Именно благодаря своей религиозной целостностности, полноте христианству и не требовалось придумывать нечто новое, а лишь размышлять над уже существующим». И вот Игнатий уже значительно больше внимания уделяет вопросам вероучительного характера. И можно только восхититься четкости и емкости формулировок многих богословских тем. Конечно, размышление над многими темами еще только начинается, и многие вопросы остаются раскрытыми неполно. Но в некоторых случаях перед нами уже формулировки просто почти как из Символа веры. Вот перед нами глава IX послания к Траллийцам: «Потому не слушайте, когда кто будет говорить вам не об Иисусе Христе, Который произошел из рода Давидова от Марии, истинно родился, ел и пил, истинно был осужден при Понтии Пилате, истинно был распят и умер, в виду небесных, земных и преисподних, – Который истинно воскрес из мертвых, так как Его воскресил Отец Его, Который подобным образом воскресит и нас, верующих в Иисуса Христа, ибо без Него мы не имеем истинной жизни».
Или глава I послания к Смирнянам: «Славлю Иисуса Христа Бога, так умудрившего вас. Ибо я узнал, что вы непоколебимо тверды в вере, как будто пригвождены ко кресту Господа Иисуса Христа и плотию и духом, утверждены в любви кровию Христовою; и преисполнены веры в Господа нашего, Который истинно из рода Давидова по плоти, но Сын Божий по воле и силе Божественной, истинно родился от Девы, крестился от Иоанна, чтобы исполнить всякую правду, истинно распят был за нас плотию при Понтии Пилате и Ироде четверовластнике (от сего-то плода, то есть, от богоблаженнейшаго страдания Его и произошли мы), чтобы через воскресение на веки воздвигнуть знамение для святых и верных своих, как между иудеями, так и язычниками, совокупленных в едином теле Церкви Своей».
Вынужденный оберегать паству от ереси докетизма, которая стала к тому времени серьезной опасностью, епископ отдельно останавливается на реальности Воплощения. Св. Игнатий много раз подчеркивает, что Христос обладал подлинной человеческой плотью, по-настоящему, а не призрачно страдал, умер и воскрес. Это видно и из приведенных выше отрывков, и из многих других. Он четко различает свойства двух естеств Христа: человеческого и Божественного. Так, в главе XX послания к Ефесянам он пишет о Господе как о «Иисусе Христе, происшедшем по плоти от рода Давидова, сыне Человеческом и Сыне Божием». Несколько раньше, в главе VII, Игнатий пишет, что Христос – «врач, телесный и духовный, рожденный и нерожденный, Бог во плоти, в смерти истинная жизнь, от Марии и от Бога, сперва подверженный страданию, а потом не подверженный страданию, Господь наш Иисус Христос».
Он вынужден полемизировать с еретиками, которые не отрицают Христа, но включают Его в свою систему, полностью искажая при этом учение Церкви о Христе. И св. Игнатий возмущенно восклицает: «А если иные, как некоторые безбожники, то есть неверующие, говорят, что Он страдал только призрачно, – сами они призрак, – то зачем же я в узах? Зачем я пламенно желаю бороться со зверями? Зачем, я напрасно умираю? Значит, я говорю ложь о Господе?» (Послание к Траллийцам, X). Тут слышится обращение одновременно к сердцу и к разуму верных. Они должны прочувствовать всем своим существом ложь данного еретического утверждения. Они должны в глубине своего сердца осознать то, о чем мы выше говорили. То, что еретические (гностические) системы, при всей своей внешней слаженности и мудрености, оставляют слишком много вопросов нерешенными. В данном случае: какая цена страданиям и смерти Христа, если они лишь видимость? Для чего все это? В то время как христианство в своей простоте и цельности содержит ответы на все вопросы, вечно волнующие людей. Зачем человеку дано тело? почему оно страдает? Как человеку, состоящему из духовного и телесного, встретиться с духовным Богом? Христос, подлинно воплотившийся, пострадавший и воскресший, отвечает на все вопросы и показывает путь к соединению с Отцом.
Св. Игнатий свидетельствует и от своего опыта: «зачем я пламенно желаю бороться со зверями? – восклицает он. – Зачем, я напрасно умираю? Значит, я говорю ложь о Господе?» Воистину, то, что мученики с готовностью шли путем Христовых страданий, должно бы было доказывать, что они не говорят ложь, что они имеют подлинный опыт общения с Богом. Да сама абсурдность жизни и смерти без Богочеловека Христа должна бы убедить. Но «их не не убедили ни пророчества, ни закон Моисеев, и дажедоселе не убеждают ни евангелие, ни страдания каждого из нас: потому что они и об нас должны думать точно также». И продолжает: «Ибо что мне пользы, если кто и хвалит меня, а Господа моего хулит, не исповедуя Его носящим плоть? Кто не исповедует этого, тот совершенно отвергся Его, и сам носит в себе смерть» (К Смирнянам, V).
Кроме ереси докетизма, внимание св. Игнатия занимал, как и у предыдущих авторов, вопрос об иудаизме, его месте и роли в истории. Епископ очень точно определяет это место, не обесценивая Ветхий Завет, но и не превознося его чрезмерно. Те, кто жил до Пришествия Христова согласно с Законом, входили через него к Отцу. Но теперь этот путь уже не имеет силы и смысла. Св. Игнатий хочет, чтобы слушатели ощутили всю абсурдность возвращения к тому, что уже пройдено. «Нелепо призывать Иисуса Христа, а жить по-иудейски; ибо не в иудейство уверовало христианство, напротив, иудейство в христианство, в котором соединились все языки, уверовавшие в Бога» (К Магнезийцам, X).
Св. Игнатий выражает свою мысль о превосходстве Нового Завета над Ветхим очень осторожно, очень в духе апостола Павла. Св. Игнатий оставляет Ветхому Завету самоценность, если, конечно, он имеет свое завершение в Новом. «Хороши священники, но превосходнее Первосвященник, Которому вверены тайны Божии. Он есть дверь ко Отцу, которою входят Авраам, Исаак и Иаков, пророки и апостолы и Церковь. Все это для единения с Богом. Но евангелие имеет в себе нечто превосходнейшее: это пришествие Господа нашего Иисуса Христа, его страдание и воскресение. Ибо возлюбленные пророки только указывали на Него, а Евангелие есть совершение нетления». И завершает Игнатий, свое пространное рассуждение замечательными, примиряющими всех словами: «Все вместе прекрасно, если веруете с любовью» (К Филадельфийцам, IX).
Это, однако, не мешает Игнатию при необходимости высказываться достаточно резко. Он прекрасно понимает, что Ветхий Завет без Нового – ничто, а потому должен занимать положенное ему место, иначе не только не ведет к спасению, но к погибели. «Не обольщайтесь чуждыми учениями, ни старыми бесполезными баснями. Ибо если мы доселе еще живем по закону иудейскому, то через это открыто признаемся, что мы не получили благодати» (К Магнезийцам, VIII) «Не будем же нечувствительны к Его благости» (X), Смысл и цель всего – Христос, и все, что мешает быть Его учениками, искажает Его учение или отвлекает от него, не имеет права на внимание христианина. Поэтому епископ, в том же послании в котором он говорил «все вместе прекрасно», призывает: «Но если кто будет проповедовать вам иудейство, не слушайте его. Ибо лучше от человека, имеющего обрезание, слышать христианство, нежели от необрезанного – иудейство. Если же ни тот, ни другой не говорит об Иисусе Христе, то они, по мне, столпы и гробы мертвых, на которых написаны только имена человеческия» (К Филадельфийцам, VI).
Св. Игнатий трезво оценивает ситуацию. Он прекрасно видит ту угрозу для паствы, которую представляют собой всякого рода еретики. Он понимает, что недостаточно укорененные в жизни Церкви чада могут соблазниться гибельным учением. Поэтому необходимо предупреждать об опасности. Св. Игнатий и предупреждает об обмане, когда «к яду своего учения еретики примешивают Иисуса Христа, чем и приобретают к себе доверие: но они подают смертоносную отраву в подслащенном вине. Не знающий охотно принимает ее, и вместе с пагубным удовольствием принимает смерть». (К Траллийцам, VI) «Некоторые имеют обычай коварно носить имя Христово, между тем делают дела, недостойныя Бога. От них вы должны убегать, как от диких зверей; ибо это бешенные псы, изподтишка кусающие» (К Ефесянам, VII). А чтобы избавить себя от опасности прельститься еретическим учением, лучше всего и не общаться, и не слушать еретиков. «Но я предохраняю вас от зверей в человеческом образе, которых вам не только не должно принимать к себе. Но, если возможно, и не встречаться с ними, а только молиться за них, – не раскаются ли они как-нибудь» (К Смирннянам, IV). Как видим, формулировки тут одназначные и жесткие. А эпитеты, которые подбирает епископ при описании ереси и вреда, ею наносимого, очень точные и далеки от какого-либо конформизма и лояльности. Так что, как видим, уже первые ереси встречали у святых отцов твердый, непримиримый отпор.
Тема отношения Церкви к ересям смыкается у св. Игнатия с другой темой. Это тема роли и места епископа в жизни церковной общины. Собственно, три темы глубоко связаны между собой в учении св. Игнатия Антиохийского: это его учение о Церкви (экклесиология), учение о Евхаристии, и о иерархии. Обратите внимание – еще только начало 2-го века, а Церковь в лице своих святых уже четко формулирует основные положения, то, без чего она не может существовать. И можно с уверенностью утверждать, что все эти положения – не нововведения св. Игнатия, но к этому мы еще вернемся.
Центр жизни христианина – не абстрактные умствования о вере и даже не правильное поведение, но постоянные собрания верующих в одном месте для совершения Евхаристии. Именно это позволило Церкви сохранить себя и пройти через века не ущемленной, не выродившейся в какое-либо “тайное учение”. Церковь остается Церковью только, пока чада ее собираются на общие собрания для Евхаристии, которая “есть плоть Спасителя нашего Иисуса Христа, которая пострадала за наши грехи, но которую Отец воскресил, по своей благости” (К Смирнянам, VII). Евхаристия – встреча с Живым Господом, то, без чего не может обходиться христианин. Вот св. Игнатий восклицает: «Хлеба Божия желаю, хлеба небеснаго, хлеба жизни, который есть плоть Иисуса Христа, Сына Божия, родившагося в последнее время от семени Давида и Авраама. И пития Божия желаю, –- Крови Его, которая есть любовь нетленная и жизнь вечная» (К Римлянам, VII). Игнатий называет Евхаристию хлебом, который есть «врачество бессмертия, не только предохраняющее от смерти, но и дарующее вечную жизнь во Иисусе Христе» (К Ефесянам, XX).
«Итак, – призывает св. Игнатий, – старайтесь чаще собираться для евхаристии и славословия Бога. Ибо, если вы часто собираетесь вместе, то низлагаются силы сатаны, и единомыслием вашей веры разрушаются гибельные его дела» (К Ефесянам, XIII). Однако он вынужден предупреждать паству: те кто следует за еретиками, вводящими раскол, удаляются Евхаристии и Царствия Божия. Он напоминает, что подлинная Евхаристия не может сопутствовать расколу: «… старайтесь иметь одну евхаристию. Ибо одна плоть Господа нашего Иисуса Христа и одна чаша в единение Крови Его, один жертвенник, как и один епископ с пресвитерством и дьяконами, сослужителями моими, дабы все, что делаете, делали вы о Боге» (К Филадельфийцам, IV).
Итак, центр жизни христианина – Евхаристия. Однако не всякая Евхаристия истинна. И тут, как видим, возникает тема Церкви и иерархии как гаранта ее подлинности. «Без епископа, – пишет св. Игнатий, – никто не делай ничего, относящегося до Церкви. Только та Евхаристия должна почитаться истинною, которая совершается епископом или тем, кому он сам предоставит это». И продолжает о том, что и Церковь есть только там, где есть епископ и Евхаристия: «Где будет епископ, там должен быть и народ, так же, как где Иисус Христос, там и кафолическая Церковь» (К Смирнянам, VIII).
Тут мы впервые встречаем выражение «кафолическая Церковь», выражение, которое так точно и емко отражало одно из основных свойств Церкви, что вошло в Никео-Цареградский Символ Веры. Кто-то, правда, может сказать, что термина «Кафолическая Церковь» нет в Символе Веры. Действительно на русский язык он переведен как «соборная Церковь», что, впрочем, менее точно, чем греческий вариант, передает суть описываемого свойства Церкви. При размышлении над словом «соборная» скорее приходит на ум то, что имеется в виду географическая универсальность Церкви, т.е. единство Церкви на всей земле. Нередко именно в этом смысле и понимается верующими это свойство Церкви. А некоторыми термин «соборная» Церковь и вовсе толкуется как Церковь, чье вероучение выработано Вселенскими Соборами. Между тем исконное понятие «кафолическая Церковь» выражает несколько иную грань вопроса. Сам термин «кафолическая церковь» происходит от греческого «кафолон», что в переводе значит «согласно целому». И речь тут идет о том, что каждая христианская община, даже очень маленькая, может быть «согласной целому», т.е. абсолютно полноценной Церковью, хранящей в себе всю полноту благодатных даров. Таким образом, все поместные церкви равноценны и равны между собой , так как каждая является не частичкой единой соборной Церкви, а ею во всей полноте. Но, чтобы община стала Кафолической Церковью, необходимо присутствие в ней Христа, гарантом чего является присутствие в каждой общине епископа. Так что видим, что у Игнатия этот термин указывает на полноту благодати, которая присутствует в любой христианской общине, имеющей законно рукоположенного епископа.
Интересно, что католические богословы находят доказательства Примата Римского папы у Игнатия Богоносца и совершенно не замечают, что само учение епископа о «кафоличности» Церкви противоречит их выводам. Вот введение к посланию Игнатия Антиохийского к Римлянам, из которого, по мнению Католической Церкви, следует, что Римская Церковь изначально имела преимущества перед другими общинами, была главенствующей:
«Игнатий Богоносец церкви, помилованной величием Всевышнего Отца и Единого Сына Его Иисуса Христа, возлюбленной и просвещенной по воле Того, Которому благоугодно все, совершившееся по любви Иисуса Христа, Бога Нашего, – церкви, председательствующей в столице области Римской, богодостойной, достославной, достоблаженной, достохвальной, достовожделенной, чистой и первенствующей в любви, Христоименной, Отцеименной, которую и приветствую во имя Иисуса Христа Сына Отчаго, – тем, которые по плоти и духу соединены между собою во всякой заповеди Его, нераздельно получили полноту благодати Божией, чистым от всякого чуждаго цвета, желает премного радоваться во Иисусе Христе, Боге нашем».
Но даже с большой натяжкой сложно в этом тексте найти подтверждение догмата о первенстве Католической Церкви. Пышные и витиеватые восхваления были вообще присущи языку восточного человека. А что касается выражений «председательствующей в столице области римской», то оно употреблено вполне в соответствие с учением Игнатия о Церкви.
А вот противоречие игнорируется. Между тем из свойства «кафоличности» Церкви следует, что все поместные церкви равны между собой, как равны и все епископы, так как все председательствуют на месте Христа и совершают одну и ту же Евхаристию. Именно такой расклад мы и видим в Православной Церкви: все епископы равны между собой. Епископ, архиепископ, митрополит, патриарх – все они несут служения епископа, а именования лишь указывают на различие их административной деятельности.
Для первых христиан каждое собрание для совершения Евхаристии было повторением Тайной Вечери Христа, и соответственно кто-то должен был возглавлять собрание, кто-то должен был занимать место Христа на этом собрании. Таким образом, Церковь изначально и совершенно естественно получила организационное начало в лице епископа, возглавлявшего Евхаристическое собрание и выполнявшего на нем роль Христа. И Игнатий утверждает: «…всякого, кого посылает Домовладыка для управления своим домом, нам должно принимать так же, как самого пославшего. Поэтому ясно, что и на епископа должно смотреть, как на Самого Господа».
И неудивительно, что Игнатий столько внимания уделяет роли епископа в церковной общине, почему он снова и снова призывает к послушанию епископу. Иерархия – это скелет Церкви, ее организационная структура, позволяющая ей сохраняться и жить. Приведем некоторые примеры высказываний Игнатия о иерархии, которая состояла из епископов, пресвитеров и диаконов. Заметим, что, если в Новозаветных Писаниях и писаниях предыдущих авторов еще не была вполне определена терминология и авторы часто использовали слова «епископ» и «пресвитер» взаимозаменяемо, так как и то, и другое обозначало одну и ту же иерархическую должность, то тут уже существует определенное разделение обязанностей. Если ранее епископ выполнял роль и епископа, и пресвитера, то у Игнатия эти служения разделены.
«Все почитайте диаконов, как заповедь Иисуса Христа, а епископа, как Иисуса Христа, сына Бога Отца, пресвитеров же, как собрание Божие, как сонм апостолов. Без них нет Церкви» (К Траллийцам, III).
Или в послании к Магнезийцам, VII: «…убеждаю вас, старайтесь делать все в единомыслии Божием, так как епископ председательствует на месте Бога, пресвитеры занимают место собора апостолов, и дьяконам, сладчайшим мне, вверено служение Иисуса Христа».
Нас не должен, конечно, удивлять тот факт, что епископу приписывается роль то Христа, то Бога Отца. Мы понимаем, что, поскольку уподобляется Богу не сам епископ-человек, а его функции в церковной общине, то в зависимости от того, какой аспект служения епископа, пресвитера или диакона требуется подчеркнуть, они уподабливаются различным ипостасям Бога. Поэтому, возглавляя Евхаристическое собрание, епископ занимает место Христа. Сейчас это служение перешло и к пресвитерам, которые по большей части служат Литургию в отсутствие епископа. Но в смысле места и функций епископа как руководителя, как управляющего местной церковной общиной епископ может быть уподоблен Богу Отцу. И Игнатий прямо убеждает христиан в том, что, если епископ исполняет свое служение должным образом, то никакие его человеческие качества не имеют значения.
Посмотрите, как совсем по-современному звучат слова св. Игнатия. Как будто он обращается не к первохристианской общине, а к нам. Два тысячелетия разделяют нас, но у прихожан те же вопросы и сомнения, а мудрые наставники отвечают все то же. И именно в таких, можно сказать, бытовых проблемах для нас приоткрывается завеса старины и мы видим в первохристианах таких же людей, как мы с вами. Поэтому такие редкие эпизоды будничной жизни в произведениях древних писателей особенно ценны для нас.
Вот маленькое наставление св. Игнатия христианам магнезийской общины:
«И вам надобно не пренебрегать возрастом епископа, а, по силе Бога Отца (имеется в виду, видимо, по силе Бога, поставившей епископа), оказывать ему всякое уважение, как я заметил во святых пресвитерах ваших, что они не смотрят на видимую молодость его, а, как богомудрые, повинуются ему, впрочем, не ему, но Отцу Иисуса Христа, епископу всех» (Магнезийцам, III). В этой общине, как мы видим, был молодой епископ. И, совсем как ныне, христиане, видимо, были недовольны этим, не оказывали ему должного уважения и послушания и, можно предположить, все искали кого-то более авторитетного. Ну, совсем обычная, современная ситуация. Разве мы не встречаемся постоянно в нашей церковной жизни с христианами, которые вместо того, чтобы находиться в послушании у своего духовника и прилагать усилия к возрастанию во Христе, все недовольны тем или иным в своем священнике (его возрастом, внешностью и т.д.) и все находятся в поисках старца. На самом деле от духовника ведь не следует ждать, что он духовную жизнь будет вести за нас. Его дело – немного подкорректировать нас на путях духовной жизни, удержать от греха, напомнить о Евангельских заповедях. А этот путь уже мы должны совершать самостоятельно. Нам этого не хочется, но вместо того, чтобы сетовать на самих себя, мы сетуем на то, что все не те духовники нам попадаются.
Тема места и роли епископа в церковной общине столь важна для св. Игнатия, а требования безупречного послушания епископу столь ригористичны, что богословы даже дали учению Игнатия о церковной иерхии название «монархический епископат».
Приведем еще несколько примеров высказываний Игнатия на эту тему и убедимся, что такой термин вполне оправдан. «…всякого, – пишет Игнатий в послании к Ефесянам,VI, – кого посылает Домовладыка для управления своим домом, нам должно принимать так же, как самого пославшего. Поэтому ясно, что и на епископа должно смотреть, как на Самого Господа».
Или в послании к Траллийцам, II: «…когда вы повинуетесь епископу, как Иисусу Христу, тогда, мне кажется, вы живете не по человеческому обычаю, а по образу Иисуса Христа, Который умер за вас, чтобы вы, уверовав в смерть Его, избежали смерти. Посему необходимо, как вы и поступаете, ничего не делать без епископа. Повинуйтесь также и пресвитерству, как апостолам Иисуса Христа – надежды нашей, в Котором дай Бог жить нам. И дьяконам, служителям таинств Иисуса Христа, все должны всячески угождать…»
Или даже: «Прекрасное дело – знать Бога и епископа. Почитающий епископа почтен Богом; делающий что-нибудь без ведома епископа служит дьяволу» (К Смирнянам, IX).
Такая усиленная проповедь безоговорочного послушания епископу, акцент, который Игнатий делает на этой теме, заставил даже некоторых богословов предположить, что в этой области он был новатором. Однако это, безусловно, не так. Ни из одного источника до нас не дошло упоминаний о так называемом «монархическом епископате» Игнатия. Между тем, если бы епископ действительно вводил новшества, которых не знала христианская община дотоле, это не могло бы не найти хоть какого-то отклика среди писаний его современников и христиан последующих веков. Нет, перед нами как раз обратная ситуация: епископ говорил об организационной структуре, присущей Церкви с самого ее основания. Для христиан такая организация была естественной и единственно возможной формой жизни Церкви. Потому-то никто из предшественников и не пропагандировал ее. Но вот теперь, когда возникла проблема ереси и разделений, Игнатий счел нужным особенным образом призвать христиан беречься расколов и пребывать в лоне Церкви. Епископ же и послушание ему сохраняют Церковь со всей полнотой подаваемых ею благодатных даров в нашем земном мире. «Кто внутри алтаря (т.е. Церкви), тот чист, – пишет св. Игнатий, – а кто вне его, тот нечист, – и поясняет, что значит быть вне Церкви, как можно вне Нее оказаться и где видимые границы Церкви, – то есть кто делает что-нибудь без епископа, пресвитера и дьякона, тот нечист совестию» (К Траллийцам, VII). Или уже приведенные выше слова: «Все почитайте дьяконов, как заповедь Иисуса Христа, Сына Бога Отца, пресвитеров же, как собрание Божие, как сонм апостолов. Без них нет Церкви» (К Траллийцам, III).
Наверное, следует уточнить еще одну деталь. В творениях св. Игнатия Богоносца, как мы видим, действительно очень много внимания уделяется власти в общине епископа. Много раз св. Игнатий повторяет: без епископа не делайте ничего. И, на первый взгляд, и вправду может показаться, что это нечто новое по сравнению с разбираемыми выше памятниками. В «Дидахе» автор специально останавливается на различных служениях в Церкви, и роли епископа не уделяется особенного внимания. А пророкам, апостолам и учителям предоставлялось право не только учить, но и совершать богослужение, да и тут у них было много пространства для творчества. Игнатий же пишет: «Не позволительно без епископа ни крестить, ни совершать вечерю любви; напротив, что одобрит он, то и Богу приятно, чтобы всякое дело было твердо и несомненно» (К Смирнянам, VIII). Но противоречия тут, конечно, никакого нет.
В другом послании св. Игнатий вот что с сожалением пишет на эту же тему: «Итак, надобно не только называться, но и быть христианами, тогда как некоторые на словах признают епископа, а делают все без него. Такие, как мне кажется, не добросовестны, потому что не вполне по заповеди делают собрания» (К Магнезийцам, IV). Надо полагать, что Игнатий не выступал против совершения богослужения теми служителями, о которых шла речь в «Дидахе», а епископ по-прежнему был в первую очередь административной главой общины. Но он не был номинальным главой, он должен был внимательно следить за тем, что делается в его общине, и только он мог позволить или не позволить крестить или совершать Евхаристию. «Только та евхаристия должна почитаться истинною, которая совершается епископом или тем, кому он сам предоставит это» (Смирнянам, VIII). Господь предает власть епископу, а тот – совершителю таинства. И эта преемственность позволяла и позволяет Церкви противостоять ересям и расколам.
Итак, кто вне Церкви, тот лишает себя Евхаристии. А кто отвергает Таинство, сам себя осуждает. «Кто не внутри жертвенника, тот лишает себя хлеба Божия. Если молитва двоих имеет великую силу, то сколько сильнее молитва епископа и целой Церкви? Поэтому кто не ходит в общее собрание, тот уже возгордился и сам осудил себя». Церковь же там, где епископ, поэтому Игнатий продолжает свою мысль: « ибо написано: Бог гордым противится. Постараемся же не противиться епископу, чтобы нам быть покорными Богу» (К Ефесянам, V). В идеале епископ, пресвитеры, диаконы и паства должны быть так внимательны друг ко другу, такое должно царить единомыслие и послушание, чтобы общину можно было уподобить хорошо настроенному инструменту или слаженному пению хора. К этому епископ и призывает пасомых: «Составляйте же из себя вы все до одного хор, чтобы, согласно настроенные, в единомыслии, дружно начавши песнь Богу, вы единогласно пели ее Отцу чрез Иисуса Христа, дабы Он услышал вас, и по добрым делам вашим признал вас членами Своего Сына. Итак, полезно вам быть в невозмутимом единении между собою, чтобы всегда быть и в союзе с Богом» (К Ефесянам, IV).
Вот мы рассмотрели учение Игнатия Богоносца о Церкви, о роли в ней епископа, увидели св. Игнатия как ревностного защитника единства Церкви, борца с расколами и ересеми. И св. Игнатий предстал перед нами как заботливый и бдительный пастырь, направляющий свою паству по правильному пути, оберегающий ее от опасностей пути. Св. Игнатий много внимания уделяет епископскому служению, его месту и роли в жизни Церкви. Сам Игнатий обладал всеми необходимыми качествами для этого ответственного служения и был прекрасным епископом: где нужно – строгим, где нужно – терпимым. Чутким и любящим наставником, с острым умом, позволявшим ему раскрывать перед пасомыми стороны учения Церкви, необходимые для спасения пасомых.
Но перед нами приоткрылась лишь часть личности святого, та, которая проявила себя в епископском подвиге. Между тем в посланиях мы видим св. Игнатия и несколько с другой стороны. Он предстает перед нами просто как смиренный христианин, отдающий себе отчет в своем несовершенстве, как человек, готовящийся принять мученическую кончину, со всеми чисто человеческими переживаниями и мыслями, как учитель, передающий накопленный опыт своему наследнику. Обратимся вновь к посланиям, чтобы посмотреть на св. Игнатия с этой стороны.
Вот перед нами послание св. Игнатия Богоносца к епископу города Смирны Поликарпу. Это послание – целиком пастырское наставление. Св. Игнатий, сам будучи епископом, делится в этом послании своим опытом этого ответственного служения. Послание посвящено главным образом обязанностям епископа и паствы. Св. Игнатий, как всегда, доброжелательно и мягко дает советы, чувствуется, что все сказанное пережито и осмыслено им на личном опыте. И действительно, кто, как не св. Игнатий, проявивший себя так ярко в служении епископа, может давать советы тому, кто тоже желает нести подвиг данного служения.
Чтобы быть хорошим епископом, необходимо, прежде всего, самому вести подвижническую жизнь и быть, таким образом, примером для паствы. Нужно, не жалея себя, полностью посвятить себя своей пастве. Нужно без страха и опасений отдавать себя своему служению, и тогда Господь придет на помощь: даст сил, если они закончились, даст разумения, если своего не хватает. Ко всем епископ должен относиться с терпением и пониманием. А когда терпения не хватает, и, быть может, не хватает вполне законно, так как всегда есть чада, которые своим своеволием и непослушанием испытывают терпение пастыря, епископ должен вспоминать, что и он постоянно испытывает терпение Господа. «Снисходи ко всем, как и к тебе Господь. Ко всем имей терпение в любви, как ты и поступаешь. Пребывай в непрестанных молитвах. Проси большего разумения, нежели какое имеешь. Бодрствуй, стяжав неусыпный дух. Говори с каждым, как поможет Бог. Носи немощи всех, как совершенный подвижник. Где больше труда, там больше и приобретения» (I).
Далее св. Игнатий продолжает и развивает тему отношения пастыря к той части паствы, которая доставляет ему огорчения. Они – главная забота епископа, и он не имеет права заниматься лишь достойными чадами, отстраняясь от тяжелой работы по наставлению остальных. “Если любишь только добрых учеников, – еще нет тебе за это благодати: лучше худых покоряй кротостью” (II). Затем мудрый епископ наставляет, как же следует окормлять “худых учеников”. Пастырь должен быть ко всем ласков, должен быть внимателен и терпим, чтобы не проявить резкость там, где не следовало. Но он также должен быть очень проницательным, чтобы видеть человека не только таким, каким тот хочет казаться, но и таким, каким тот является в глубине души. Иначе как пастырь поможет ему? “Не всякая рана врачуется одним и тем же пластырем; острыя боли утишай прохладительными примочками. Во всем будь мудр, как змея, и незлобив, как голубь. Для того ты вместе и телесен, и духовен, чтобы ласково принимал и то, что является тебе наружно, но молись, чтобы тебе открыто было и сокровенное (т.е. тайные наклонности и пороки в людях), дабы не иметь ни в чем недостатка, напротив, с избытком обладать всяким дарованием” (II). Непросто будет епископу выполнить наставления св. Игнатия, однако он должен помнить, что “как кормчим нужны ветры, или обуреваемому – пристань, так настоящему времени нужен ты – для того, чтобы достигнуть Бога” (II).
Епископ должен стараться чаще собирать свою паству для Евхаристии, должен следить, чтобы приходили все до единого и никто не был обижен и отвергнут. Все члены общины равны перед Богом, независимо от их мирского статуса и положения, поэтому рабы в Церкви ничуть не меньше, чем свободные граждане. Однако, продолжает св. Игнатий, это не значит, что рабам следует стремиться получить свободу. Христианин должен принимать ситуацию, в которой он живет, как полезную для спасения. Христианин должен думать не о том, как бы получше устроиться в этом мире, а о горнем мире, его желать, к нему стремиться. Здесь мы опять сталкиваемся с тем острым переживанием первохристианами себя гостями в этом земном мире, о котором говорили выше. В общем-то, наставление епископа в широком плане актуально не только для рабов того времени, но для христиан всех времен. И святые самых разных эпох постоянно повторяли: христианин должен с радостью и благодарностью использовать жизненные сложности как путь ко спасению. Должен понимать, что в иной ситуации ему сложней было бы достигнуть спасения, если не невозможно вовсе. Но для первых христиан данная мысль была особенно важна. Они ведь ждали, что второе Пришествие Господа случится вот-вот, не при них, так при следующем поколении. Св. Игнатий, призывая ефесян бояться Господа, так и говорит: “Уже последния времена” (К Ефесянам, XI). А, значит, незачем беспокоиться о благополучии своем или своих детей, незачем пытаться повлиять на государственное устройство, ведь мир доживает свои последние дни.
Все это, однако, не значит вовсе, что первохристиане оставались равнодушны к трудностям и несчастьям своих собратьев. Мы знаем, что, напротив, делом первостепенной важности для церковной общины была забота о бедных, больных, обиженных. В том числе и о рабах. А поскольку среди христиан были и обеспеченные люди, то нередко община скидывалась и выкупала из рабства своих собратьев-христиан. Именно об этом говорит св. Игнатий: “Пусть не домогаются получить свободу на общий счет, чтобы не сделаться им рабами страсти” (IV). Он стремится указать первохристианам золотую середину в их социальной деятельности. Золотую середину между двумя постулатами христианства: отдать последнее своему брату и вовсе не заботиться ни о чем мирском. И епископ как раз и призван следить, чтобы не было злоупотреблений и перегибов. Он должен следить, чтобы не были забыты те, кто нуждается в помощи. Но он также призван следить, чтобы никто не наглел и не требовал более необходимого. В частности, рабы, считает Игнатий, должны не о земной свободе мечтать, а о свободе от греха. Все необходимое для жизни у них было, а главное, они могли быть христианами, как и свободные граждане, вернее, это было для них так же опасно, как и для их господ. А стремиться получить свободу и получше устроиться было чуждо христианскому сознанию первых веков. Поэтому Игнатий и увещевает: «Созывай всех до одного. Рабов и рабынь не презирай: но и они пусть не надмеваются, напротив, пусть во славу Божию еще более поработят себя, чтобы получить им от Бога лучшую свободу. Пусть не домогаются получить свободу на общий счет, чтобы не сделаться им рабами страсти» (IV).
В этом послании епископ вновь возвращается к своей любимой теме – теме послушания иерархии. Он пишет: “Внимайте епископу, дабы и Бог внимал вам. Я – жертва за тех, которые повинуются епископу, пресвитерам и дьяконам. И пусть часть моя в Боге будет одинакова с ними”(VI). А также к теме единодушия, которое должно царить в общине: «Вместе подвизайтесь, вместе совершайте путь свой, вместе терпите, вместе успокаивайтесь, вместе вставайте, как Божии домостроители и домочадцы и слуги» (VI).
Св. Игнатий, как и многие другие христианские писатели, напоминает, что верующие во Христа – Его воины. Это сравнение очень хорошо отражает суть пребывания Церкви в этом мире. Это не мирное спокойное существование, это жизнь войска, всегда вооруженного, всегда готового дать врагу отпор. Постоянная борьба с диаволом – вот реальность, в которой живет христианин, потому-то тема войны, войска и оказалась столь близка учителям Церкви начиная от апостолов и до нашего времени.
Вот как прекрасно пишет на эту тему св. Игнатий: “Благоугождайте Тому, для Кого воинствуете вы, от Кого получаете и содержание. Пусть никто из вас не будет перебежчиком. Крещение пусть остается с вами, как щит; вера, как шлем; любовь – как копье; терпение – как полное вооружение. Взносом пусть будут дела ваши, чтобы после получить вам следующую вам прибыль. Итак, будьте долготерпеливы друг ко другу с кротостью, как и Бог (долготерпелив) к вам” (VI).
Замечательно, что у Игнатия Богоносца мы впервые встречаем указание на то, каким образом супружеская жизнь включалась в жизнь общины. Епископ призывает, чтобы мужья были довольны своими женами, жены – своими мужьями. Кто может, пусть вовсе не вступает в брак. И далее пишет: “А те, которые женятся и выходят замуж, должны вступать в союз с согласия епископа, чтобы брак был о Господе, а не по похоти” (V). Тут перед нами прообраз современного Таинства венчания. Как видим, в первохристианской общине вступающие в брак должны были получить благословение епископа. Надо также учитывать, что это не было абстрактным благословением неизвестных епископу лично прихожан. Епископ должен был быть в курсе дел своей общины, знать и помогать в духовной жизни всем прихожанам. Поэтому епископ благословлял хорошо известных ему членов общины на супружескую жизнь, когда это было им полезно.
Мы уже видели, что св. Игнатий был прекрасным епископом: заботливым, проницательным. Ему было чему учить и паству, и ее пастырей. Тем замечательнее для нас его удивительное смирение, трезвое отношение к себе, к своим недостаткам. Начиная свое обращение к ефесянам, св. Игнатий скромно признает, что и сам еще далек от совершенства и что ему еще надлежит много учиться возрастанию в Господе, и в этом ефесяне не только его слушатели, но и учителя. “Не приказываю вам, как что-либо значащий; ибо хотя я и в узах за имя Христово, но еще не совершен в Иисусе Христе; теперь только начинаю учиться, и обращаюсь к вам, как моим соучителям: ибо мне надлежало бы получить от вас укрепление к вере, к вразумлению себя, к терпению и великодушию” (К ефесянам, III). А магнезийцам он пишет: «Ибо хотя я и в узах, но не стою ни одного из вас свободных» (XII).
Св. Игнатий ощущал себя постоянно в опасности, он прекрасно понимал, что диавол стремится взрастить в нем отрицательные качества его характера, тем больше усилий следовало приложить к подавлению их. Св. Игнатий знал о себе, что в нем много ревности о Господе, которая так влечет его к мученичеству, но к этой ревности легко примешиваются и помыслы тщеславия, гордости, от которых он не свободен. А, значит, он в опасности, так как все его подвиги могут не привести его к Богу, если он не справится с греховными побуждениями. И св. Игнатий ведет активную борьбу с тем в себе, что может отвратить его от главной цели – Бога. Он честно признается траллийцам: «Много разумею я о Боге, но смиряю себя, чтобы не погибнуть от тщеславия. В настоящее время еще более мне должно остерегаться, и не внимать надмевающим меня, ибо, хваля меня, они наносят раны. Я желаю страдать, но не знаю, достоин ли. Ревности (св. Игнатий, видимо, имеет в виду ревность к мученичеству, но не свободную от помыслов тщеславия) во мне многие не видят, а она сильно борет меня. Посему нужна мне кротость, которою низлагается князь века сего» (К Траллийцам, IV). И просит молитв о себе: «Очищайте дух мой, не только теперь, но и тогда, когда я приду к Богу. Я еще в опасности; но верен Отец в Иисусе Христе, чтобы исполнить мое и ваше прошение» (К Траллийцам, XIII).
Особое место занимает среди посланий Игнатия его обращение к Римской Церкви. Это послание – как исповедь. Игнатий раскрывает перед слушателями свою душу. Мы видим человека, все стремления которого обращены к Богу. Человека, до предела наполненного горением любви ко Христу, человека, все ценности которого находятся в горнем мире. Он восклицает: «О, если бы не лишиться мне приготовленных для меня зверей! Молюсь, чтобы они с жадностью бросились на меня. Я заманю их, чтобы они тотчас же пожрали меня, а не так, как они некоторых побоялись и не тронули. Если же добровольно не захотят, – я их принужу. Простите мне; я знаю, что мне полезно. Теперь только начинаю быть учеником. Ни видимое, ни невидимое, ничто не удержит меня придти к Иисусу Христу. Огонь и крест, толпы зверей, разсечения, расторжения, раздробления костей, отсечение членов, сокрушение всего тела, лютыя муки дьявола придут на меня, – только бы достигнуть мне Христа» (К Римлянам, V). Остается только благоговейно склониться перед свидетельством такой пламенной любви ко Христу. Вот оно, подлинное следование за Господом. Вот то христианство, которое сделало, казалось бы, невозможное: от маленькой группы верующих распространилось по всему миру, завоевало сердца миллионов людей.
Как ясно, первохристиане осознавали, что, только следуя за Христом до конца, только соучаствуя в Его страданиях, они становятся его подлинными учениками. Они не только не избегали крестного пути, они его искали. Так, у Игнатия была возможность избежать казни, и для этого ему не надо было отказываться от Христа. Из посланий мы знаем, что среди верующих в Риме были те, кто мог повлиять на рассмотрение дела св. Игнатия и избавить его от страшной смерти. Но Игнатия такой исход ужасает куда более, нежели сами страдания. “Его ищу, за нас умершего, Его желаю, за нас воскресшего. – пишет мученик. – Я имею в виду выгоду: простите мне, братья! Не препятствуйте мне жить, не желайте мне умереть (имеет в виду – для вечной жизни). Хочу быть Божиим: не отдавайте меня миру. Пустите меня к чистому свету: явившись туда, буду человеком Божиим. Дайте мне быть подражателем страданий Бога моего. Кто сам имеет Его в себе, тот пусть поймет, чего желаю, и окажет сочувствие мне, видя, что занимает меня” (VI). Игнатий не просто смиренно принимает свою участь, он ее жаждет. Невольно приходит на ум: а мы как часто несем свой не такой уж и сложный жизненный крест уныло, только и ждем, чтобы от него избавиться. А должны бы радоваться и благодарить за него Бога.
Собственно, главная цель Игнатия в этом послании – убедить верующих Римской общины, чтобы они не препятствовали ему принять мученическую кончину. Поэтому св. епископ на разные лады пытается убедить своих собратьев-христиан, что, избавив его от смерти, они причинят ему вред, а не пользу. Мученическая кончина обещает ему радостное пребывание с Богом, а если он избежит ее, то ему вновь предстоит борьба и труд, чтобы не лишиться Царствия Небесного, которое было уже совсем рядом. Поэтому он обращается к римлянам: «Желаю, чтобы вы угождали не людям, но Богу, как вы и благоугождаете Ему. Ибо ни я уже не буду иметь такого удобнаго случая достигнуть Бога, ни вы – ознаменовать себя лучшим делом, если будете молчать. Если вы будете молчать обо мне, я буду Божиим, если же окажете любовь плоти моей, то я должен буду снова вступить на поприще. Не делайте для меня ничего более, как чтобы я был заклан Богу теперь, когда жертвенник уже готов…» (II).
И в главе IV: «Я пишу церквам и всем сказываю, что добровольно умираю за Бога, если только вы не воспрепятствуете мне. Умоляю вас: не оказывайте мне неблаговременной любви. Оставьте меня быть пищею зверей и посредством их достигнуть Бога. Я пшеница Божия: пусть измелют меня зубы зверей, чтоб я сделался чистым хлебом Христовым. Лучше приласкайте этих зверей, чтоб они сделались гробом моим и ничто не оставили от моего тела, дабы по смерти не быть мне кому-либо в тягость. Тогда я буду по истине учеником Христа, когда даже тела моего мир не будет видеть. Молитесь о мне Христу, чтоб я посредством этих орудий сделался жертвою Богу».
Мы знаем, что св. Игнатий и по дороге из Сирии в Рим вынужден был терпеть жестокое обращение стражников, которых в посланиях он называет леопардами. Очень мучительной, должно быть, была дорога под охраной озлобленных воинов. Но св. Игнатий не только не ропщет, не только с радостью принимает оскорбления, он не считает это и подвигом, ему этого мало. «На пути из Сирии до Рима, на суше и на море, ночью и днем я уже борюсь со зверями, будучи связан с десятью леопардами, то есть с отрядом воинов, которые от благодеяний, им оказываемых, делаются только злее. (Тут подразумеваются, видимо, подарки, которые им делали христиане для смягчения их строгости.) Оскорблениями их я больше научаюсь, но этим не оправдываюсь» (V).
Приведенные выше строки настолько проникнуты жаждой Царствия Небесного, что может показаться будто св. Игнатий был совершенно чужд обычных человеческих слабостей. Будто мученичество и не было для него подвигом, будто оно было легким шагом для Игнатия. Однако это не так. Он обращается к римским христианам с просьбой, чтобы те не лишали его мученической смерти. И параллельно с этим он просит молитв о даровании ему сил для подвига. “Только просите для меня у Бога внутренней и внешней силы, чтобы я не говорил только, но и желал, чтобы не назывался только христианином, но был им в самом деле. Если я действительно окажусь им, то могу и называться им, и только тогда могу быть истинно верным, когда мир не будет более видеть меня”(III). Более того, св. Игнатий опасается, как бы он не испугался и не отказался от подвига. А между тем у него двойное искушение: ему предлагают такой легкий и не позорный путь избежать страданий. И он пишет: «Князь века сего хочет обольстить меня и разрушить мое желание, устремленное к Богу. Пусть же никто из вас, там находящихся, не помогает ему. Лучше будьте моими, то есть Божиими. Не будьте такими, которые призывают Иисуса Христа, а любят мир. Зависть да не обитает в вас. И если бы даже лично стал я просить вас о другом, не слушайте меня: верьте больше тому, о чем пишу вам теперь».(VII)
Тут, в контексте этого послания св. Игнатия, хочется привести пример того, насколько мы порой стали далеки от первоначального первохристианского отношения к миру и к Богу. На днях после богослужения о. Константин, как обычно, говорил проповедь. В этот день читалось Евангелие от Матфея, 10 глава, 30-е стихи. Отец Константин остановил внимание слушателей на 33-м стихе: «…А кто отречется от Меня пред людьми, отрекусь от того и Я пред Отцем Моим Небесным», призвав их строить свою повседневную жизнь так, чтобы она не являла собой отречение от Христа. После проповеди один наш знакомый задал нам вопрос, которого мы никак не ожидали. Проповедь была о том, каким образом мы в нашей сегодняшней жизни можем отречься от Христа, не говоря этого в открытую, даже наоборот, декларируя следование за Ним. Сами слова Христа о том, что и Он отречется от того, кто отречется от Него, не были обсуждаемы как нечто само собой разумеющееся и естественное. Знакомый наш, однако задал вопрос, который задали бы, наверное, многие современные люди. Он был расстроен и возмущен. «Как, – говорил он, – Христос может отречься даже от грешника. Неужели Он такой жестокий и равнодушный, разве это настоящая любовь к человеку – любить, если тебя любят. И люди-то часто способны на большее, а Бог…» Он рассказал, что знает женщину, которую возненавидела и прокляла собственная дочь, но она в ответ не прокляла ее. «А что же Бог?»
Его слова столь хорошо отражают дух нашей относительно благополучной и спокойной эпохи. Потому что, как бы то ни было, но никто не препятствует нам сейчас посещать храм, быть верующими людьми. Называя себя христианином, человек может не бояться последствий. Верить в Бога даже порой становится модно. И современный человек, привыкший к тихой, спокойной жизни, не требующей от него никаких особенных подвигов, порой просто забывает о том, что в духовном плане идет война. Забывает, что жизнь каждую минуту предлагает христианину делать выбор. Забывает, что мир по-прежнему состоит из белого и черного. Человек, привыкший к благополучной жизни, пред которым не встает ежедневно вопрос: выбираешь ты Христа или благополучную жизнь, отвыкает делать откровенный выбор в пользу Бога и идет на компромиссы. Но естественно, что, когда мы идем на компромиссы, прямой вопрос: «на чьей ты стороне?» кажется страшным и жестоким. Во времена гонений от него не уйдешь, не скроешься, а сейчас можно закрыть на него глаза.
В первый момент, когда был поставлен вопрос, мне пришли в голову рассуждения вполне в духе нашей эпохи: эти слова надо воспринимать не как свидетельство жестокости Господа, который будет рад оттолкнуть от себя неугодных людей, но как словесное выражение некоего духовного закона. Этот духовный закон – ничто злое, греховное просто не может приближаться к Богу, Его любовь и благость будет обжигающим огнем для греха. И это, конечно, так и есть. Можно и так объяснить закономерность этих слов. Но этот же духовный закон можно представить и чуть-чуть с другой стороны. Представим, что на войне, где воины сражаются, не жалея себя, один из солдат предает своего начальника и начинает сражаться на стороне противника. Что ж, начальник должен будет потом сказать: этот воин сражался с нами? Нет, он должен будет признать: это предатель, он был против нас. Или, если в сложных обстоятельствах человек предал своего друга, то что ж, разве он остается другом? Разве должен тот, кого предали, говорить – этот человек всю жизнь был моим преданным товарищем. Нет, он скажет: этот человек предал меня, он не со мной. И слова Христа, что Он отречется от отвернувшегося от Него, не значат, что Он оттолкнет такого человека. Они значат, что Он засвидетельствует, был человек с Ним или без Него. А и Новый Завет, и Ветхий много раз повторяет: Бог всегда любит и ждет человека, но только от человека зависит, принять эту любовь или отказаться. Вспомним притчу о блудном сыне.
На этом закончим рассмотрение посланий св. Игнатия Богоносца, епископа Антиохийского. Посланий, которые вряд ли могут оставить сердца читающих равнодушными. Посланий, которые в наших сердцах разжигают огонь первохристианской любви к Богу, когда он начинает затухать.
- Перейти к следующей записи Блаженная Ксения
- Перейти к предыдущей записи Три великих святителя
