Примерно до середины 19 века в среде христиан существовала лишь одна точка зрения: Бог создал мир за шесть календарных суток. Это мнение отражено в творениях-сочинениях святых отцов. В этом отношении полный Consensus patrum - согласие отцов.
Отсюда вытекал вывод : земле и небу около 7500 лет. Можно посмотреть греческие и русские богослужебные книги, в них черным по белому написано: от сотворения мира ... столько-то лет. Об этом пишет и говорит свщ. Константин Буфеев.
Это была официальная церковная точка зрения, другого мнения не было.
Научные исследования в корне перевернули это представление о сотворении мира. Пришлось придумывать разные способы, чтобы защитить текст Библии (книги Бытия), здесь кто в что горазд: день это не 24 часа, а непонятный промежуток времени; при этом первый день в Библии не равен , например, третьему, и т. п.
Но даже при всех этих ухищрениях библейский текст невозможно приспособить к науке В тексте: растения появились раньше Солнца, Луны и звезд, Луна это светильник, небо это твердь, а над ним вода.
Научные исследования, научные знания и наука в целом отрицают библейские тексты, такие как, рассказ о сотворении мира, создание человека из грязи, наличие двух первых людей, наличие рая, наличие грехопадения. Земледелие возникло гораздо позже скотоводства, на тысячи лет, а скотоводство гораздо позже охоты и собирательства, на тысячи лет. А значит в научном понимании не было ни Адама, ни Каина, ни Авеля. Отрицает наука и всемирный потоп. Отрицает наука и вавилонское столпотворение , в результате которого появились разные человеческие языки и т. д.
Наука противница , антагонист любой религии, основанной на Библейских текстах. Для христианства самое благоприятное время было, когда наука была в зачаточном состоянии, а люди были поголовно неграмотными. Современная наука и научная картина мира это враг номер один для любой авраамической религии.
Здравствуйте Василий. А может вся проблема в однобокости и убожестве нашего мышления???
Философия свободы (Бердяев Н. А., 1911)
II
Теперь обратимся к философскому анализу природы знания и веры. В разных формах распространенное учение о противоположности знания и веры, противоположности, понятой внешне и не осмысленной, требует пересмотра. По классическому и вечному определению веры, одинаково ценному и в религиозном, и в научном отношении,
вера есть обличение вещей невидимых. В противоположность этому знание может быть определено
как обличение вещей видимых. Само собою разумеется, что слово «видимый» и «невидимый» нужно понимать всеобъемлюще, не в смысле зрительного восприятия и не в смысле внешнего восприятия, а в смысле принудительной данности или отсутствия принудительной данности.
Видимые, т. е. принудительно данные вещи — область знания, невидимые, т. е.
не данные принудительно вещи, вещи, которые должно еще стяжать, — область веры. Современность признает лишь область видимых вещей, лишь принудительное принимает, невидимые же вещи в лучшем случае признает лишь как символы внутреннего состояния человека. Вот почему современность так притязательно и деспотически требует
доказательной веры, т. е. принудительной, т. е. направленной на видимые вещи.
Замкнувшись в царстве видимых вещей, рациональная современность отрицает веру и делает вид, что не нуждается в ней. Но посмотрим еще, на чем покоится эта уверенность в видимых вещах и твердость знания о них. Не потому ли так сильна эта уверенность, что уверовали в них?
Вникая в природу знания и веры, мы прежде всего должны констатировать огромное
психологическое различие между этими двумя состояниями. Психологическая противоположность знания и веры бросается в глаза даже человеку, не склонному к философскому анализу.
Знание — принудительно, вера — свободна. Всякий акт знания, начиная с элементарного восприятия и кончая самыми сложными его плодами, заключает в себе принудительность, обязательность, невозможность уклониться, исключает свободу выбора. Воспринимаемая мною чернильница принудительно мне дана, как и связь частей суждения; она меня насилует, как и весь мир видимых вещей; я не свободен принять ее или не принять. Через знание мир видимых вещей насильственно в меня входит. Доказательство, которым так гордится знание, всегда есть насилие, принуждение. То, что мне доказано, то уже неотвратимо для меня. В познавательном восприятии видимых вещей, в доказательствах, в дискурсивном мышлении как бы теряется свобода человека, она не нужна уже. Акт знания не есть акт волевого избрания, [Школа Виндельбандта и Риккерта ошибочно усматривает в познании свободное избрание и тем этизирует гносеологию.] и потому акт знания испытывается как что-то твердое и обязательное, тут почва не колеблется. Принуждение, которому мы подвергаемся в акте знания, мы обязательно испытываем как твердость знания, насилие называется нами обязательностью. Пока мы стоим на почве психологического описания, но нужно перевести эти психологические свойства знания на гносеологический язык. Как обосновывается твердость знания, как гарантируется общеобязательность знания? Ученые слишком часто бывают наивны. Они не отдают себе отчета в том, на чем покоится вся их работа. Но философ не имеет права быть наивным; он ищет гносеологических оснований твердости знания и изобретает ряд теорий. Существует много гносеологических учений, но можно установить три основных типа: эмпиризм, рационализм, критицизм. Присмотримся к этим оправданиям знания.
