Любимые рассказы

[Татьяна Силина]

Геннадий, г. Самара

Мое несостоявшееся монашество

В 21 год я влюбился. В однокурсницу по политеху. И причем весьма болезненно, до ревности! Прекрасно осознавая все последствия такой вот страсти. Но остановиться не мог. Девушка предпочла мне другого, как она выразилась, «без старческих заморочек» — имелась в виду моя вера: в Церкви я с юношеских лет. Разочарование было сильнейшее. Я решил, что в следующий раз буду встречаться только с воцерковленной девушкой!

Скоро такой случай представился. Лидия была из порядочной и верующей семьи, регент хора в нашем храме. Все в ней дышало богобоязненностью и чистотой. Я был доволен. Но прошло время — и я стал замечать, что это все внешнее, а внутри — моя избранница свое целомудрие возводит в культ и клеймит тех, кто ее идеалу не соответствует. Я просто взял и ушел, после этого твердо сказал себе в сердце, что пора завязывать с поиском невест. Не мой, видать, это путь! А какой же тогда? Да, конечно же, монашеский! Как же я сразу-то не понял!

И с еще большим азартом, чем прежде, я стал «вгрызаться» в книги афонских старцев. Стал вести почти иноческий образ жизни: никуда не ходил, все молился и Библию читал, ну, и на огороде родным помогал; всю современную одежду раздал нуждающимся, а сам стал ходить в «секонд-хенде», демонстрируя свой аскетизм и неприхотливость. Родители обеспокоились. Посоветовали сходить к духовнику. К нему я не пошел, а поехал сразу в Почаев. Старцев хотел повидать, благословение получить на иночество!

Приехал. Ходил по Лавре степенно, со скорбным выражением лица, беседовал с монахами, исповедался, причастился... да и спросил благословения на монашество у старца Н. Он долго смотрел на меня, а потом махнул рукой и говорит: «Разве ты не помнишь, как сказано в Писании “В полу бросается жребий, но решение оного — от Господа”?»
Я ждал ответа: да или нет. А услышал что-то неясное. Снова разочарование!

Вечером после службы поплелся в трапезную, а там угощали группу новых паломников. Помню, хмуро сел за стол, чтобы поужинать, а потом хотел идти в гостиницу. Но тут подошел один монах и попросил: «Помоги двум паломницам донести сумки до гостиницы». Внутренне я весь вскипел: «Да не хочу я этого, Господи!!! Как же Ты не видишь?» Но пошел.

Пока нес сумки, одна из паломниц, Галя, просто забрасывала меня вопросами: об истории Почаева, о молитве и
т. п. Видно было, что она совсем недавно пришла в Церковь, ей все на свете интересно. И глаза у нее, я заметил сразу, такие добрые, лучистые. Шли мы, и я по привычке стал перед ней блистать своими христианскими знаниями! Так и познакомились.

На следующий день я вновь увидел ее на службе, потом мы снова долго беседовали. И я с удивлением заметил, что Галина очень интересна мне. Немного как бы оттаял внутри. Перед отъездом из Почаева я зашел в храм помолиться... и тут-то до меня дошло, что имел в виду старец, говоря мне о жребии! Вопросы отпали сами собой. Уезжал я с чувством глубокой радости и ясности, а когда вернулся домой, сразу же позвонил Гале.
С тех пор о дивном Промысле Божием мы уже рассказываем двум нашим деткам.

( Источник : Интернет ).

 

[Татьяна Силина]

Участники Вечной Пасхи
Памяти убиенных на Пасху 1993 года Оптинских братий
Ольга Рожнёва

Верю, что Господь, призвавший их в первый день Святаго Христова Воскресения через мученическую кончину, сделает их участниками вечной Пасхи в невечернем дни Царствия Своего.
Патриарх Алексий II. 18 апреля 1993 г.


Когда ко мне обратились с просьбой написать о братии, убиенной в Оптиной Пустыни сатанистом на Пасху 18 апреля 1993 года, сначала я растерялась. До 18 апреля – дня памяти – оставалась неделя. И хоть тружусь я на послушании в Оптиной Пустыни пять лет и знаю многих насельников монастыря, но успеть за неделю расспросить оптинских отцов первого призыва – обремененных многочисленными заботами духовников обители – представлялось нереальным.
Прошло два, три дня, а я так и не смогла побеседовать ни с кем из отцов, знавших иноков, убитых на Пасху. Кто-то пообещал рассказать, но позднее, после поста, так как очень занят. Кто-то отказался, ссылаясь на то, что уже рассказал всё, что знал, и рассказ этот вошел в широко известную книгу «Пасха красная» Нины Павловой…

Каждый день перед началом послушания стараюсь приложиться к мощам старцев Оптинских и поклониться убиенной братии – иеромонаху Василию, инокам Трофиму и Ферапонту. И вот сегодня, войдя в часовню Воскресения Христова – место упокоения убиенных, попросила:

«Отцы дорогие! Простите, что дерзаю просить вас о помощи! Ясно чувствую недостоинство свое, но так хочется напомнить о вас людям, почтить вашу память и еще раз поклониться вам… Если можно, помогите, пожалуйста!»

Оптинцы опытным путем знают, как скоропослушливы отец Василий, отец Трофим и отец Ферапонт, как хотят они, чтобы никто не ушел из обители неутешенным. И дальнейшие события могут стать еще одной страницей летописи о молитвенной помощи убиенной братии всем, кто обращается к ним.

В этот же день я записала воспоминания о братии сразу трех человек...

Ольга Рожнёва. Участники вечной Пасхи / Православие.Ru

«Они были избранники Божии. Умереть за Христа – это честь, которую еще нужно заслужить».

pravoslavie.ru

 

[Татьяна Силина]

VK | VK

vk.com

Однажды молодая супружеская пара принесла своему духовному отцу тысячу рублей. Тогда это были очень большие деньги.

Батюшка их не принял, а благословил отдать первому встречному по дороге на станцию. Этим встречным оказался... вдребезги пьяный мужчина.

Молодая женщина растерянно сказала мужу: «Как же нам быть?». Однако тот невозмутимо ответил: «Поступим по словам батюшки…»

Как только они вручили деньги этому мужчине, он моментально протрезвел: «Миленькие! Да как же мне вас благодарить! Вы меня от смерти спасли!».

Оказалось, что этот несчастный работал в торговле, и у него образовалась недостача ровно на такую сумму. Денег дома не было, и ему грозила тюрьма. Он впал в отчаяние и решил наложить на себя руки.

Для храбрости порядком выпил… Священником, который спас ему жизнь таким необычным образом, был преподобный Серафим Вырицкий.

 

[Татьяна Силина]

Православие | VK

Православие | VK

vk.com

«Мне помог мученик Трифон»

Наконец-то на доске объявлений было вывешено сообщение, что все сотрудники нашего института и их иждивенцы могут получить в овощехранилище N 6 картошку. С замиранием сердца я искала в списке свою фамилию, вот она! Боже мой, нам с мамой дадут 70 килограммов! После того голода, который мы испытали здесь, в эвакуации, это же целое богатство!

Стоял октябрь 1942 года. Мороз пощипывал, но не очень больно.

В овощехранилище мне быстро насыпали картошки в мой огромный мешок, сделанный из льняной простыни, но я осталась с ним в проходе между закромами, не имея сил сдвинуть его с места. Мимо сновали люди, я всем мешала, меня толкали, бранили, а я лишь топталась на месте и просила помочь.

Наконец кто-то подхватил мой мешок за один край, я — за другой, и мы вытащили его наружу. Кажется, эти же руки помогли положить его на мои детские санки. Привязав мешок, я надела себе на плечи веревки от саней, поднатужилась, дернула и… очутилась на земле. Сзади раздался смех. Глядя на мою тощую фигуру, смеялась заведующая отделом, в котором я работала.

Потерев ушибленные колени, связала веревку и впряглась снова. Кто-то подтолкнул санки, и я поехала. Но через несколько метров полоса снега и льда кончилась, началась голая земля, и сани не шли.

Я со страшной натугой тащила сани по рыжей мерзлой земле, но вот веревка обрывается, и я снова падаю.

Тащу санки уже столько времени, а дороге конца нет. До города далеко. Еще надо по льду переезжать реку, а потом начнется самое трудное: крутой подъем — город стоит на горе.

Меня нагоняют двое мужчин в меховых куртках. На спортивных санках у них уложен один большой мешок. Слышу, как они говорят:

— До чего она жалкая!

— И смешная, — брезгливо добавляет второй.

Еще нагоняют меня санки, их везет целая семья.

Оглядываюсь назад, на дороге никого нет. А мороз все крепче, вот тебе и октябрь! Тру руки, надеваю на плечо веревку, тяну несколько метров и останавливаюсь: лед кончился, и предо мной голая земля. Что делать?

— Мученик Трифон, ты меня никогда не оставлял, помоги и сейчас! Не знаю, как, но помоги довезти картошку.

Никого нет, и я кричу мученику во весь голос. Тишина кругом. С одной стороны дороги — замерзшая река, с другой — какие-то бугры, поросшие кустарником.

— Мученик Трифон, помоги!

Лежу на мешке, молюсь и плачу. Потом встаю и берусь за веревку. На сердце отчаяние. Делаю шаг-другой и чувствую на себе чей-то взгляд.

Смотрю по сторонам: высунув голову из-за бугра, на меня смотрит диковатого вида человек. Сердце мое замирает, а человек, тепло одетый, раскосый, встает во весь рос и подходит ко мне.

— Мученик Трифон, спаси, — только и успеваю прошептать.

— Помочь надо? — гортанным голосом спрашивает он.

— Да, — растерянно отвечаю я.

— Можно. А что дашь?

Я развожу руками:

— У меня же здесь ничего нет.

— А дома?

— Дома тоже, — начинаю я и сейчас же вспоминаю, что вчера неожиданно для себя нашла в пустом шкафу четвертушку водки.

— Дома есть водка.

— Это хорошо. Сколько?

— Четвертушка.

Человек кивает головой, взваливает на плечи мешок и идет, но не по дороге, а к бугорку, откуда выглядывал.

— Куда же вы? — кричу я в ужасе.

— Не бойся, там у меня лошадки.

И, правда, за бугром стоят сани, запряженные парой лошадей.

Мы быстро едем на лошадках. Все происходит так стремительно, что я не успеваю осознать случившееся.

Въехав в город я вижу маму. Она стоит на улице в очереди за хлебом. Увидев меня в санях рядом с косоглазым возницей, она от удивления роняет сумку.

Дома он вносит мешок в комнату и протягивает руку: — Водка где?

Я достаю бутылку. Открыв пробку, он делает глоток и, зажмурив глаза, говорит: — Настоящая.

Когда запыхавшаяся мама возвращается из очереди, сваренная картошка уже стоит на столе. Мы радостно целуемся.

— Слава Богу, не умрем с голода, — говорит мама. — Но кто же тебе помог?

— Мученик Трифон.

Сборник “Непридуманные рассказы”

 

[Татьяна Силина]

Православие | VK

Православие | VK

vk.com

Помощь на дорогах.

В одной православной книге я прочитала о том, что святитель Николай на помощь часто посылает тех, кто носит имя Николай. И в этом нам удалось убедиться. Как-то раз зимой у нас гостила моя младшая сестра, которая работает и живет в Самаре. Билет на обратную дорогу она купила заранее, но в день отъезда закапризничал наш старенький «Запорожец».
Мы заволновались: теперь сестре придется ехать на перекладных,— так и на поезд можно опоздать. Прочитали с сестрой акафист Николаю Угоднику. В этот вечер сестра благополучно доехала до райцентра на рейсовом автобусе, а оттуда на такси домчалась до Оренбурга и успела к поезду. Времени было в обрез, но таксист постарался. А звали его Николаем.

Несколько лет тому назад осенней порой родители поехали в степь по грибы на нашем видавшем виды «Запорожце». На этот раз грибов они не нашли, да плюс к тому еще и машина встала. Поломка серьезная, а вокруг — безлюдная степь. До села далеко, машины здесь проезжают редко. Ночевать в степи — перспектива безрадостная. И мама вспомнила о молитве: попросила помощи у святителя Николая.
Примерно минут через двадцать к нашему «Запорожцу» подъехал легковой автомобиль. В салоне — супружеская пара: спросили, в чем дело, предложили свою помощь. В конце концов они отвезли маму домой, в село, а она оттуда послала подмогу папе. В пути мама поинтересовалась, как зовут этих добрых людей, чтобы помолиться о них. Оказалось, что имя мужа — Николай.


Как-то раз я гостила у сестры в Подмосковье, а когда решила возвращаться домой, выяснилось, что денег на билет нет. Мы с сестрой обратили наши молитвы к святителю; я молилась о том, чтобы купить билеты в вагон «СВ», так как в купе или в плацкартном вагоне мне, инвалиду I группы, ехать тяжело. Наши молитвы были услышаны: нашлись добрые люди, которые оказали денежную помощь, и сестра купила билеты в вагон «СВ». На вокзале в Оренбурге нас встречал папа и водитель-односельчанин, по имени Николай, который и отвез всех нас в родное село.


Однажды родители на своей машине отправились в райцентр, но по дороге кончился бензин. Мама помолилась Николаю Угоднику, и через некоторое время рядом останавливается автомобиль, водитель которого по просьбе папы продал ему бензин. Звали этого человека Николаем.


Собираясь в очередной раз на техосмотр машины, папа не надеялся на благополучный исход, так как у «Запорожца» были сильно потерты шины. Родители опять обратились за помощью к Николаю Чудотворцу; и работник милиции, осматривавший машину, не успел обратить внимание на колеса, потому что его позвали к телефону. Он быстро подписал документы о прохождении техосмотра и отпустил папу с миром. Иначе как чудом это не назовешь.


Конечно же, описанные мною эпизоды — это лишь малая толика всех случаев помощи Николая Чудотворца нашей семье. Если писать обо всем, то одной тетрадью не обойдешься. Я уверена, что мы даже не всегда и догадываемся о том, что он нам помогает: он ведь любит помогать тайно (вспомним три узелка с золотом). Пусть мое письмо будет скромной лептой в благом деле прославления всеми нами любимого святителя Николая, архиепископа Мир Ликийских, чудотворца.

Борисова Наталья Александровна,
с. Новоуспеновка, Оренбургская обл.

 

[Татьяна Силина]

Рассказ
Наказание Божие за спиритизм

Успенским постом 1907 года София Александровна в Оптиной пустыни исповедала о своем грехе и наказании Божием:
Происхожу я из потомственных дворян Орловской губернии. У родителей моих было маленькое именьице в Елецком уезде. Доходов с имения этого едва хватало нашей семье, чтобы еле-еле сводить концы с концами, питаясь, как говорится, с хлеба на квас. Когда я подросла, меня родители отдали в Орловский институт, который я и окончила благополучно в 80-х годах прошлого столетия. Не успела я окончить курса, как передо мною во весь встал роковой вопрос: чем существовать.

У матери моей, с ее крохотными средствами к жизни, сил не было содержать меня в праздности. В руках у меня был диплом. Недолго раздумывая, с помощью добрых людей, я открыла в Ельце школу для девочек, постепенно развертывая ее в частную женскую гимназию с правами казенных гимназий. Дело мое шло настолько хорошо и стало на такую прочную основу, что мой годовой личный заработок начал давать мне средства к жизни в полном довольстве, без роскоши, но ни в чем себе необходимом не отказывая.

Неподалеку от имения матери, в нашем уезде, находилось и имение одной моей институтской подруги, вышедшей к тому времени замуж за известного в Орле доктора Г. Во время летних вакаций я жила в деревне у матери, и мы часто видались с моей подругой и с ее семьей, проводившей лето тоже в своей усадьбе.

У мужа моей подруги была сестра, молодая девушка, с которой я тоже подружилась. Все мы были молоды, здоровы, полны сил и энергии; всем нам «жизнь улыбалась» — жилось, словом, уютно, дружно, весело, беззаботно, не забивали головы никакими сложными вопросами да и сердца не отягчали ничем, что могло бы заставить их биться сильнее обыкновенного.

И вот, в такую-то беззаботную, чуждую всяких духовных запросов жизнь проникло, наконец, извне и нечто от «духа»: муж моей лучшей подруги, доктор Г., увлекся гипнотизмом и спиритизмом [1] и увлечением своим заразил и нас. Завелись в нашем кружке собеседования по этому вопросу, появилась целая литература о сем предмете, возбудился горячий интерес к изучению на практике явлений из области того же духа. «Коего духа» были эти явления, от Бога или от дьявола, никто из нас не интересовался: какое кому было до этого дело — было бы только интересно и весело и вносило бы оживление в однообразие деревенской жизни. Взбудоражился наш тихий мирок, обрадовавшись, как дитя новой, пряной «духовной» пище, которой ему не была в состоянии дать ни казенная наука, ни то, что нам тогда казалось нашей религией. Религия… Мы все были православные по крещению, по диплому, в котором были обозначены наши «успехи» в Законе Божием, но по духу, по проникновению в великое таинство нашей веры и нашего спасения, мы ничем не отличались от язычников. Мы были круглые невежды в нашем Православии, мы были даже хуже язычников.

И вот, углубились мы в изучение новых духовных возможностей. От теории, уснащенной примерами практики, мы не замедлили перейти и к самой практике: стали заниматься внушениями и отгадыванием мыслей, стали вертеть блюдечко и вступать в общение с невидимым миром по способу и указке той «науки», которою до сих пор увлекаются сознательные и бессознательные отступники от веры Христовой. К занятиям этим наиболее способными из нашего кружка оказались я и сестра мужа моей подруги, и мы до того увлеклись производством «чудес» из области новой для нас «науки», что ради радостей «духа» часто готовы были даже позабыть и об утешениях плоти.

И вот, наступил, наконец, день расплаты за наше безумие. Был день ангела моей подруги. Все мы были в сборе у нее в доме. Подруга моя утром была у обедни в своем селе в церкви [2]. Мы ждали ее с чаем, с пирогом, с разными подарками. Настроение у всех было приподнятое, праздничное. За чаем было шумно и весело… Отпили чай. Что будем делать? Давай за свое, что более всего захватывало в то время наши души — за внушение.

Решено было, что я должна уйти в дальнюю комнату дома, там что-нибудь задумать и задуманное внушить сделать сестре мужа моей подруги. Дальняя комната была спальней и кабинетом моей подруги и ее мужа. Я, не долго думая, побежала в эту комнату, конечно, одна, оставив остальную компанию под взаимным надзором в столовой, где пили чай. Первое, на что упал мой взгляд в кабинете, была девятичинная обеденная просфора, которую от литургии принесла моя подруга. Просфора лежала на письменном столе и, как предмет для него необычный, прямо мне бросилась в глаза. Я схватила ее и перенесла на умывальник. «Пусть, — задумала я, — она (сестра мужа моей подруги) возьмет ее с умывальника и переложит обратно на письменный стол». Задумала и крикнула: «Готово».

На мой крик сбежались из столовой все, а та, которой я внушила исполнить мною задуманное, нимало не колеблясь, кинулась сперва к письменному столу, от него — к умывальнику и только, было, хотела протянуть руку к просфоре, как внезапно, точно отброшенная чьей-то могучей рукою, перевернулась вокруг себя один раз и грохнулась на пол в обмороке, а я на том же полу уже билась в конвульсиях припадка падучей. Внушенная оправилась скорее, а меня, внушительницу, отходили только через три часа, несмотря на помощь доктора, мужа моей подруги.

Обе мы ничего не помнили, что с нами было, не понимали, как и от чего могло с нами это произойти. Ничего, конечно, не понимал в этом и доктор.

И вот, с самого этого памятного и страшного дня, перевернулась до неузнаваемости вся моя жизнь. Никогда не знавшая никакой болезни тела, души же и того менее, я стала подвергаться припадкам, так называемой, падучей болезни, эпилепсии, как зовется она людьми науки мирской. Сперва изредка, — раз в три месяца, — затем каждое новолуние, а потом повторяясь и по нескольку раз в день, припадки эти меня довели до полного изнеможения, до потери всякой способности к какому бы то ни было труду. Пришлось уйти от любимого моего дела, от источника моего пропитания.

И чем дальше, тем все хуже становилось мое состояние. Дошло до того, что мною овладело полное отчаяние, и я стала посягать на свою жизнь. Счету нет, сколько раз я покушалась на самоубийство — смертный грех. И стала я всем в тягость, а себе ненавистна, как лютый и беспощадный враг. В таком состоянии, в немоготу себе и людям, прожила я что-то около пятнадцати лет. Из молодой, здоровой девушки, видите, в какую я теперь превратилась старуху? Болезни моей, от которой меня безуспешно лечили всякими средствами, конечно, никто не понимал. Не понимала ее и я.

Как-то раз, в скитаниях моих по родным с одного хлеба на другой, поселилась я на временное жительство к родной своей сестре. Замужем она за начальником станции. Жалованье у мужа небольшое, семья огромная. Жутко мне было сидеть на их спине нахлебницей, да еще припадочной, а делать было нечего — пришлось сидеть. Муж сестры человек простой, без особого образования внешнего, но добрый и глубоко, по-старинному, верующий.

«А что. Соня, — спрашивает он меня как-то раз, — давно ли ты говела?». «Да с тех пор,— отвечаю,— как больная, ни разу не говела». «Ах, матушка, — воскликнул он с живостью, — да разве ж так можно? И не нашлось у тебя ни одного доброго человека, кто бы об этом позаботился. Да, так-то и без болезни болен сделаешься. Непременно поговей, поисповедайся, да причастись Святых Христовых Тайн: Бог милостив, глядишь, и выздоровеешь». Я не отказалась. Поговела я, походила в церковь, поисповедалась… Припадки меня как будто оставили… Наступил день причащения. Литургию я отстояла всю хорошо, чувствовала себя сносно, как будто даже здоровой… Открылись царские врата… «Со страхом Божиим и верою приступите…» И что же вы думаете? Меня, изможденную и обессиленную пятнадцатилетними страданиями, к святой Чаше, к Источнику жизни, едва могли подвести девять человек: такая явилась во мне невероятная сила сопротивления святыне, такая ненависть к Святым Тайнам, что ярости внезапно во мне проявившейся силы едва могли противостоять девять человек прихожан, помогавших сестре моей со мной справиться.

Я — институтка, барышня образованная, благовоспитанная, не верившая ни в беснование, ни в кликушество, смеявшаяся и издевавшаяся над этим якобы «невежеством и притворством», сама оказалась бесноватой [3]. Это был такой ужас, такой ужас, что о нем и вспомнить страшно. Слава Богу, что все теперь прошло, но и теперь еще, когда вспоминаю об этом прошлом, волос дыбом становится. Корень болезни, однако, был найден, и с этого дня началось уже правильное мое лечение: по совету верующих людей я часто стала причащаться, стала ездить, насколько позволяли мне средства, к святым местам. Припадки падучей почти прекратились: припадки явного беснования становились все слабее, но им на смену явилось в сердце моем чувство такой неописуемой нечеловеческой тоски, что, если бы не милость Божия, меня тайно поддерживавшая, я бы не была в силах противиться ее давлению и умерла бы с этой тоски.

Исполнилось уже восемнадцать лет с того дня, как я дерзнула произвести опыт внушения с девятичинной просфорой. Одна боголюбивая женщина уговорила меня поехать с нею к Оптинским старцам. Достали мне даровой билет по железной дороге, и я с женщиной этой добралась до Оптиной.

В Оптиной пустыни мне все очень понравилось. Понравились ее храмы, чин Богослужения тоже полюбился, как полюбилось и месторасположение этой славной обители; но ни к старцам, ни к старческим могилкам я идти ни за что не хотела, как ни упрашивала меня моя спутница: внутри меня точно все переворачивалось при одной мысли о старчестве вообще и, в частности, о подвижниках оптинских. Глухой, прямо им враждебный, протест поднимался во всем существе моем: «На что они мне? Что в них такого, чего нет у других им подобных людей? Ну их…». И я упорно обходила во время своих оптинских прогулок и кельи их, и могилы их великих предшественников.

Тоска, меня глодавшая, немного затихшая было, вскоре по приезде в Оптину, вновь принялась грызть мое сердце пуще прежнего. Моя спутница уговорила меня говеть, и мы с ней вместе стали готовиться. Вот в это время и произошло со мною нечто великое, что на веки связало мою жизнь с оптинскими старцами несказанною к ним благодарностью.

С тоской, которая мне не давала отдыху, у меня было связано еще одно внутреннее ощущение: я чувствовала в груди, под сердцем, как бы клубок какой, который даже ощущался иногда на ощупь. Этот клубок, очевидно бес, подкатывался под самое сердце, и тогда я готова была кричать от тоски и от боли.

И еще у меня было горе: я не могла плакать: потребность плакать была, но не было слез — слезы точно сдавлены были этим страшным клубком и наружу не изливались. Как же это было ужасно. И вот, в дни говенья, перед исповедью у отца С., я решилась, наконец, — не знаю сама, как, — пойти на могилу старца Амвросия. Решила одна, одна и пошла на могилу. И когда я вошла в открытую часовенку над этой могилой, преклонила колени у ее беломраморного надгробия и приложила к нему свою горемычную голову, вот тогда-то я впервые за все восемнадцать лет своей нечеловеческой муки почувствовала, что открылся исток моим слезам, что слезы безудержным потоком из груди хлынули к горлу и излились наружу горькими, покаянными рыданиями.

И долго, долго плакала я, склоняясь головой своей бедной на надгробие заветной могилы, пока не изошло из груди моей слезами все мое многолетнее страшное горе. И тут я почувствовала, что свалилась с меня какая-то тяжесть и что не стало в груди моей давившего ее столько лет страшного клубка. Я исцелилась от одержимости бесом.

Отец С., которому я на исповеди рассказала всю мою жизнь и то, что со мною произошло на могиле старца Амвросия, выслушал меня внимательно, с большой любовью, разрешил меня от грехов, содеянных мною от семилетнего возраста и исповеданных ему во время этой памятной исповеди, взял потом требник и стал меня по нему отчитывать, ибо кроме беса, давившего клубком, были и другие. Я кричала, билась, вырывалась из кельи, а потом затихла.

С того часа и поныне припадков моих со мною больше не повторялось. Душевно я стала совершенно здорова. После причастия я пошла на могилу батюшки Амвросия и тут внезапно почувствовала, что я исцелилась, совсем, окончательно и навсегда исцелилась. И низошла на меня тут такая блаженная радость, что не только от тоски моей не осталось и помину, но я думаю, что ей и места уже никогда не будет в сердце, раз испытавшем это неизъяснимое блаженство.

И представьте себе, что чувство блаженства этого меня не покидало в течение целого года по возвращении моем из Оптиной пустыни домой, целый год мне даровано было наслаждаться таким душевным миром и счастьем, что я вполне была вознаграждена за 18 лет моей муки, понесенной мною в наказание за грех моего кощунства. Восемнадцать лет: ровно по два года за каждую часть просфоры девятичинной… Отстрадалась здесь, — там, Бог даст, не буду…»

Из документов Оптиной пустыни. 1907 год.

 

[Татьяна Силина]

Об Архимандрите Амвросии Юрасове

архимандрит Амвросий (Юрасов) | VK

Памяти дорогого Батюшки- архимандрита Амвросия (Юрасова)

vk.com

Рассказывает иеродиакон Елеазар (Титов):

«То, что батюшка особенный человек, мы знали. Очередное подтверждение я получил в 2019 году, когда мы были на святой горе Афон. Поскольку о. Кирион (Ольховик) тогда был благочинным Пантелеимонова монастыря, батюшке приготовили келию, в которой ранее останавливался патриах Алексий II. Там расположение хорошее: вроде ты и в монастыре, но когда выходишь на балкон, то ни людей, ни монастыря не видишь. Батюшка устал, возраст уже. Решили отдохнуть. Сидим на балконе и вдруг батюшка говорит: «Так идем посмотрим монастырь». Я думал, сейчас выйду и покажу всё, я же помню, где что в монастыре находится. Батюшка взял с собой епитрахиль и поручи. Выходим. Батюшка спрашивает: «А там что?» – «Там выход из монастыря». – «Пойдем туда». Батюшка идет впереди, мы за ним. Думаю, ладно, сейчас выйдем, налево повернуть, там площадь, костница. Батюшке говорю: «Там костница»,

– А там что? – показывает на архондарик.

– Да там ничего интересного: архондарик, гостиница для паломников.

– Вот пойдем туда сходим.

Мы идем за батюшкой и с Витей переглядываемся. Заходим в корпус, а вход по середине. Широкие коридоры в обе стороны. Батюшка спрашивает: «А это что?» и показывает на лестницу.

– Это лестница на 2-й этаж.

– Пойдемте.

Я говорю, пойдемте, но там точно такие же, как и здесь на первом этаже, коридоры с множеством келий по обе стороны. Поднялись на 2-й этаж. И вот батюшка, посмотрел и направляется к какой-то келье и берется за ручку двери. Я, честно говоря, растерялся, подумав, что там, может, паломник отдыхает, а тут резко кто-то входит.
Советую: «Батюшка, постучаться-то надо!» Батюшка без стука открывает келью, заглядывает и оттуда доносится удивленный крик:

«Батюшка Амвросий, это Вы?» Он: «Я».
– Как вы здесь оказались.
– По промыслу Божьему.

И мы слышим голос человека, которого не видим.

– Я вас ищу уже 22 года.
– Ну вот он я, здесь.

Мы дождались батюшку и он нам рассказал, что этот человек – священник из Украины, который знает батюшку еще с Почаева. Он в священном сане 22 года, и у него был очень серьезный духовный вопрос, который мучал его на протяжении всех этих лет. Он сам себе сказал, что этот вопрос сможет решить только о. Амвросий. И молился Матери Божией, чтобы встретиться с о. Амвросием. И Матерь Божия таким образом встречу устроила. И я понял, что батюшке это было открыто, и он знал куда идти – среди сотен дверей, открыл именно ту дверь, за которой его ждали…

7 мая 2020 года в 10.43 утра батюшка перешел в иной мир. Я запомнил это время. Конечно, батюшка был уже в возрасте и меня иногда посещали мысли о том, что придет время, и батюшка должен будет перейти в тот мир. И я себе представлял, как всё это будет. Наверное, батюшка будет в монастыре, у себя в келье, среди чад. Так я думал…

Святые отцы говорят, что разлучение души и тела – это испытание. Даже для святых. Даже Матерь Божия просила у Господа помощи, когда ее душа разлучалась с телом. И думал, что хорошо было бы в этот момент находиться рядом с батюшкой, держать его за руку, говорить слова, что положит Господь на душу. И даже обдумывал те слова, которые мог бы сказать ему в такой момент. Так подумаешь, помечтаешь и понимаешь, что это невозможно. Вокруг батюшки соберется множество чад и к батюшке просто так будет не подойти. Это просто мечты.

А Господь-то рядом. Как говорил батюшка, Бог настолько близок, даже ближе чем наша нательная рубаха. И Господь слышал все мои мысли. Когда батюшка в больнице переходил в тот мир, именно так всё и произошло. Я сидел рядом с ним, держал его за руку и говорил ему те слова, которые мне вкладывал Бог.

Я уже понимал, что скоро душа батюшки будет выходить из тела, и его надо срочно причастить. А мы в ковидном отделении больницы. Я позвонил в монастырь, чтобы быстро привезли Причастие. Батюшка всё прекрасно понимал, был в сознании, просто из-за удушающего кашля говорить ему уже было тяжело. Я батюшке говорю: «Батюшка, вы 50 с лишним лет примиряли людей с Богом, исповедовали, помогали… Не может быть, чтобы при разлучении вашей души от тела Господь оставит Вас без Причастия».

Батюшка смотрит на меня, и я вижу, что он внимательно слушает. А в этот момент м. Кириена привозит о. Даниила со Святыми Дарами. Священника к нам не впустили. А в палату уже приехали врачи с каталкой, чтобы забрать батюшку в реанимацию. Я попросил пару минут подождать, объяснив, что это чрезвычайно важно и быстро спустился вниз за Святыми Дарами.

Батюшка был в полном сознании, причастился, попросил запить воды, с нашей помощью встал и сам лег на каталку, и его повезли в реанимацию. Через три минуты в лифте батюшка потерял сознание и душа его вышла из тела – это было видно всем: и мне, и реанимационной бригаде, которая его везла.

У меня было сильное смущение, мне казалось, что всё не так, как должно было быть. Это должно было быть в монастыре, в окружении духовных чад, при чтении канона на исход души, а тут больница и из близких ему людей только я один. Почему так?

Места себе не находил, сам себе объяснить не мог, а спросить не у кого. Это смущение было от врага. И у меня уже не было сил дольше пребывать в таком состоянии. Я вспомнил, батюшка говорил, что если очень большая нужда и спросить не у кого, тогда нужно усердно помолиться и открыть Евангелие, попросив: «Господи, вразуми через Святое Писание, это же Твое Слово».

И Бог обязательно вразумит. И я от безысходности помолился как мог: «Господи, открой мне суть того, что я видел, я ничего не понимаю». И с верой открываю Евангелие. 15 глава от Марка, 37 стих: «Иисус же, возгласив громко, испустил дух».

И здесь Господь попал в самую точку. Потому, что батюшка издал необычный звук при исходе души из тела. Такой, какой я ранее никогда не слышал. И тут в моем сознании всё стало на место. Ведь и Христос издал глас велий при исходе души. И потом, ну и что, что в лифте, ведь Христа вообще на Кресте распяли – это было самое позорное место. Значит, ученик пошел по стопам Своего Учителя-Христа. И моя душа мгновенно успокоилась. Все мысли в голове улеглись, встали на место.

Думаю, надо и Послания почитать еще. Успокоившись, открываю, что Господь пошлет. Апокалипсис. Сам думаю, ну что я могу здесь по моей теме прочитать? Три шестерки, антихрист, четыре всадника, – ну что другое там может быть? Читаю, куда падает взгляд. 14 глава, 13 стих: «Ангел говорит апостолу. Отныне напиши. Блаженны умирающие о Господе, ибо их дела идут впереди них» – и это стало точкой в моих сомнениях. Господь вразумил. Пришли тишина и покой!

Господь очень близко.

Ведь до этого момента, слова, что Бог рядом с нами были для меня красивой, отвлеченной фразой. Я это много раз читал у святых отцов и слышал от батюшки, но души они не касались.

Теперь на личном опыте познал, что Господь не то что близко, Он видит все наши помыслы, Он всё знает. И творит чудеса, исполняет мечты, о которых боялся и помышлять. Только через 2 месяца меня как молнией пронзило: всё, о чем я мечтал, исполнилось. Я не знал как Бога благодарить!


Мы не знаем где батюшка, но верим и надеемся, что Господь его помиловал и спас. А если он сейчас среди святых, он также как и они всё видит. И если я грешу, батюшке, наверное, стыдно за меня, за мои поступки. Тот, кто имеет духовного отца, знает, что это не только счастье, но великая ответственность».

 

[Дед Сергий]

Об Архимандрите Амвросии Юрасове

Спаси Бог, Татьяна, я его когда-то по радио "Радонеж" слушал, Царствие Небесное ...

 

[Татьяна Силина]

( Из книги Н. Е. Пестова : Современная практика православного благочестия; II том. Текст набирала в ручную. Поэтому оставляю его здесь без ссылки. Потом, когда искала обложку этой книги в интернете ( было нужно ) увидела что она есть на Азбуке. Если кто заинтересуется ей, то найдёте этот двухтомник, легко - на Азбуке. Спасибо! ).

Духовные книги.

- Чтение писаний отеческих - родитель и царь всех добродетелей. Из чтения отеческих писаний научаемся истинному разумению Священного Писания, вере православной, жительству по заповедям евангельским, глубокому уважению, которое должно иметь к евангельским заповедям, словом сказать, - спасению и христианскому
cовершенству.
Святитель Игнатий ( Брянчанинов )

Итак, наибольшую пользу душе ( после Священного Писания Нового Завета ) дают книги, написанные святыми отцами о пути ко спасению и об очищении сердца.

Преподобный Варсонофий Великий дал дал такой совет одному из своих учеников :

- Не хотел бы я, чтобы ты занимался догматическими книгами, потому что они возносят ум горе, но лучше поучайся в словах старцев, которые смиряют ум долу. Я сказал это не с тем, чтобы унижать догматические книги, но лишь даю тебе совет, ибо пища бывает различна.

Передают совет одного старца архиепископу Антонию ( Блуму ), при начале его духовной жизни :

- Изучай 12 лет святых отцов, а потом можешь читать и богословские книги.

Но когда архиепископ Антоний ( ныне митрополит Сурожский ) так поступил по его совету, то богословские книги оказались уже не нужными.

Очевидно, что не только Священное Писание Нового Завета нам надо систематически перечитывать, но и наиболее важные для нас книги из творений святых отцов. Так, например, старец Макарий Оптинский через каждые три года перечитывал творения аввы Дорофея и
" Лествицу " и находил при этом в них всё новое и новое.

В заключении, однако, cледует предупредить, что одним только чтением духовной литературы христианин не спасётся. Об этом пишет отец Александр Стефановский :

- От чтения духовных книг без применения их в жизни скоро создаётся самообман, что духовное возрастание началось. Духовная жизнь подменяется воображением.
От чтения надо переходить к жизни, начиная сейчас же и духовный подвиг с первых ступеней.

Как говорит о том же преподобный Симеон Новый Богослов :

- Для людей, надежду спасения своего полагающих в одном изучении Божественного Писания, без мистического опыта, недоступна сила Божественных Писаний.

Cвятитель Игнатий ( Брянчанинов ) пишет :

- Непременно нужно чтение, соответствующее образу жизни.Иначе будешь наполняться мыслями, хотя и святыми, но неисполнимыми самим делом, возбуждающими бесплодную деятельность только в воображении и желании; дела благочестия, приличествующие твоему образу жизни, будут ускользать из рук твоих.
Мало того,ты сделаешься бесплодным мечтателем, мысли твои, находясь в беспристанном противоречии с кругом действий, будут непременно рождать в твоём сердце смущение, а в поведении неопределённость, тягостные, вредные для тебя и для ближних.

 

[Татьяна Силина]

VK | VK

vk.com

СОВРЕМЕННЫЕ ЧУДЕСА, НИКОЛАЯ ЧУДОТВОРЦА

Эту историю я узнал от иеромонаха Феофилакта, насельника Псково-Печерского монастыря, во второй половине восьмидесятых годов. А ему поведал военный — капитан первого ранга, человек верующий. Как он пришел к вере?

В молодости он командовал торпедным катером на Тихом океане. Однажды катер вышел на дежурство в море. Прогнозы синоптиков были благоприятны, ничего не предвещало беды. Однако вскоре на горизонте появилась вначале небольшая тучка, которая стала стремительно расти. Подул резкий ветер, который стал перерастать в стремительный шквал. Начался шторм. Огромные волны стали захлестывать небольшой корабль.

Катер бросало из стороны в сторону. Вода попала в машинное отделение. Вот-вот катер остановится — и тогда всему конец.

Капитан был не из робкого десятка, и тем не менее страх смерти приблизился к его сердцу — ведь он не один, он отвечает за команду. Что делать? И вдруг вспомнились далекие слова матери: «Молись Богу. Он везде спасет». И слова деда, старого морского волка: «Кто на морях не бывал, тот Богу не маливался». В храм капитан не ходил с детства: пионерия, комсомолия, потом служба. Как молиться — не знал. Но внутри, в душе воскликнул: «Господи, спаси. Господи, помилуй».

И вдруг произошло чудо. Он увидел, как прямо по волнам шел старик в священнической одежде. Капитан даже успел разглядеть его лицо — правильные черты, небольшая борода, ясный взгляд. Старик благословил двумя руками корабль и вдруг ветер стих. Море улеглось. Шторм кончился. Капитан перевел дух.

Возвращаясь, он дал себе слово непременно при первой же возможности пойти в храм и поставить свечку в благодарность за свое избавление и спасение экипажа. Но на Дальнем Востоке в годы гонений почти все храмы были истреблены.

Однако случай скоро представился. Его послали в командировку в Ленинград. Проезжая по Садовой, капитан заметил прекрасный пятиглавый собор. Он вышел из трамвая и пошел к нему. Это был Никольский собор, храм морской славы. Но капитан об этом не знал. Он вошел в полутемный нижний храм, купил большую свечу за 2 р. 50 копеек и стал оглядываться, куда бы ее поставить. Заметил икону с изображением благообразного старца в епископском одеянии и решил: «Поставлю этому деду». Капитан подошел поближе, вгляделся и обомлел. Лик святого точь-в-точь совпадал с чертами лица того удивительного старца, который тогда на Тихом океане остановил бурю! «Чей это образ?» — спросил капитан у служительницы в темном халате. «Как чей? Святителя и чудотворца Николая, защитника по морю плавающих», — ответила она.

Этот случай несколько иными словами был описан о. Феофилактом в сборнике «Это случилось в наше время». С того времени, как я его прочел, прошло 27 лет. Многое стерлось из памяти, но главное осталось — образ святителя Николая. Милостивого чудесного избавителя погибающих.

Диакон Владимир Василик

 

[Татьяна Силина]

VK | VK

vk.com

Огоньки

Группа паломников спускалась в Богом зданные пещеры Свято-Успенского Псково-Печерского монастыря. У каждого в руках горел маленький огонёк от восковой свечи, который мог потухнуть от самого малого дуновения ветерка, от быстрого передвижения и глубокого дыхания.

Все старались молчать и идти, замедляя шаг.

Люди обеими руками оберегали огоньки, которые были единственным источником света в полной темноте глубоко под землёй.

Группа переходила из одного коридора в другой. Каждый старался не только следить за своим огоньком, но и не выпустить из поля зрения впереди идущие огоньки.

Только по этим огонькам можно было понять, куда нужно идти. Песок под ногами, песок над головой, вокруг был только песок и небольшие памятные плиты.

Песок вбирал в себя все звуки. Голоса впереди идущих были почти не слышны. Единственный ориентир – огоньки.

Было страшно выронить огонёк из рук и потерять путеводную ниточку.

Сопровождающий группу экскурсовод вывел паломников к заветной могилке и дал всем напутствие:

– Это могила отца Иоанна (Крестьянкина). Он просил у Бога за людей при жизни, он и сейчас ходатайствует пред Ним за нас. Подумайте хорошенько, о чём именно вы бы хотели попросить у Бога через отца Иоанна. Подходите по одному, не задерживайтесь у могилы надолго.

Вереница огоньков потянулась к батюшке.

Просьбы полились рекой:

…батюшка, сын пьёт, помоги!

…батюшка, помоги, квартиру никак не продать…

…батюшка, помоги выйти замуж…

…батюшка, на работе беда…

Очередь дошла до женщины с ребёнком. Малыш повернулся к маме и весело спросил:

– Мама, и айфон попросить можно?

– Можно. Только помни, просьба у каждого всего одна.

Детское лицо стало серьёзным. Взгляд глубокий, направленный куда-то далеко в небо из-под земли. Секунды спустя он произнёс:

– Тогда только в рай!

Мама уткнулась головой в макушку ребенка, вдохнула родной запах детских волос, поцеловала его и тихонько заплакала.

Все её мысли до этого мгновения были о земном. Ей стало стыдно за них перед этим маленьким, но мудрым человеком. Подойдя к могиле старца, она попросила прощения и тихо повторила за сыном:

– В рай, только в рай! Всем вместе!

Огоньки потянулись к выходу.

Теперь было нестрашно потерять свет, который горел в руках. Огонь загорелся внутри.

Стали далекими и неважными те проблемы, с которыми пришла сюда эта женщина.

Сохранить Огонёк внутри, не затушить Огоньки тех, кто идёт по жизни рядом, освещать путь друг другу, чтобы нам всем дойти до рая.

Слава Богу за всё!

Мать Феодора

 

[Татьяна Силина]

https://vk.com/id467234013

Протоиерей Александр Авдюгин

Диалог недавний

- Батюшка?!
- Да.
- Завещание писать надо?
- Надо.
- Боюсь. Напишу и помру.
- Так все равно же помрешь.
- Вот вы всегда так. К вам за утешением, а вы…

 

[Татьяна Силина]

VK | VK

vk.com

Женщина пoстоянно требует внимания. Так уж нормальная женщина устроена.
Ей необходимо, чтобы любимый мужчина был рядом. И она лезет с вопросами, красивый ли у неё ... и прическа, и одежда… И спрашивает:
- ㅤ"Ты меня любишь?".
И заставляет вместе идти в кино или в гости, хотя вполне может одна сходить или с подругой. И лезет обниматься в неподходящий момент, как у Мопассана, когда граф тащил вязанку дров для камина, а жена повисла на шее. И чуть калекой его не сделала…

Хoчет все время быть вместе - это утомительно и мешает работать. Сидела бы, как Пенелопа, и ткала или вышивала. Смирно ждала в отдалении, чтобы отношения были психологически правильными… Так-то оно так.

Только именно потому, что любящей женщине надо быть рядом с любимым, она с ним на каторгу едет. Как декабристки - вот. В тюрьме навещает. И в больнице сидит рядом и за руку держит.
И в блокаду везёт исхудавшего мужа на саночках, на себе… И не бросает в горе, в болезни и бедности - потому что так устроена любящая женщина. Ей надо быть рядом всегда.
Так что не особо сердитесь, мужчины, чтo мы вам звоним, шлём сообщения, тащим на глупый фильм и садимся на диван, когда вы увлечённо играете в "танчики". Или дрова несёте, а мы вас хвать за шею…
ㅤЭти глупости и неудобства означают одно - мы за вами пойдём куда угодно. Или повезём на саночках по вымершему городу… Не сердитесь и не слушайте критиков - они не понимают этой особенности женской души.
Мопассан, кстати, умер один, в сумасшедшем доме. Может, надо было позволить хватать себя за шею и лезть с вoпросами? И ласково отвечать: "Конечно, люблю!".
ㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤ
Анна Валентиновна Кирьянова

 

[Татьяна Силина]

VK | VK

vk.com

На Каруле жил один монах, по имени Филарет. Его обвинили в соучастии в краже старинных книг и отвезли на суд в Салоники. Он был признан виновным и ему было объявлено:
- Либо плати, либо садись в тюрьму.
Он ответил:
- Выбираю тюрьму, потому что у меня нет денег. Это также будет для меня хорошей возможностью лучше помнить о вечной тюрьме.
Он был очень простодушный, без малейшей злобы или лукавства. В конце концов верующие заплатили за него, и его освободили. Вернувшись на Святую гору, он говорил:
- Я избавился от земной тюрьмы. Но избавлюсь ли от вечной?
Отцы его спрашивали:
- Ну как там, отец Филарет, в Салониках? Каким ты увидел мир?
А он не выезжал со Святой горы 50 лет!
- Ну что вам сказать, отцы. Я увидел, что все люди бегают. Спешат, заботясь о своем спасении. Один лишь я живу в лености и небрежении.

 

[Татьяна Силина]

https://pravoslavie.ru/154101.html

Разве можно сомневаться в милости Божией Матери ?

Избранные истории из бабушкиной жизни.

Нередко люди спрашивают, почему не слышны наши молитвы, не происходит чуда. Простые истории из жизни, возможно, помогут кому-то увидеть и убедиться, что милость Божия, заступничество Пресвятой Богородицы рядом с нами. Среди случаев – детские, в чем-то смешные и наивные, есть и серьезнее: например, по молитве к Пресвятой Богородице женщина в 40 лет впервые стала мамой.


Мы с братом всегда все рассказывали бабушке, делились с ней радостью и детскими обидами, победами и неудачами, она первая жалела и утешала нас, не выдавала родителям наши маленькие секреты.

Бабушка всегда находила доброе слово, после разговора с ней появлялась улыбка на лице. Однажды меня мучило чувство несправедливости: почему у всех ровесников «правильные» фамилии и их не дразнят, а у меня фамилия Казакова, «неправильная», поскольку придумывают прозвища? Девочка из секции по спортивной гимнастике Сорокина называла «казачихой», смеялась, что в честь меня танец «казачок» придумали. Я делилась с бабушкой:

– Ты не подумай, бабуль, в обиду себя не дала, я ей сказала: «Сорока-ворона кашу варила, деток кормила». Все, кто слышал, смеялись.

Бабушка улыбнулась и сказала, что казаки всегда были красивыми, здоровыми людьми, у них прекрасные песни, веселые танцы. А насчет сороки и кашки… Не дать в обиду себя – это хорошо, но можно и по-другому поступить: тебе «казачиха» – а ты в ответ улыбнись, про себя скажи: «Пресвятая Богородица, помоги мне найти хороших подружек, помоги, чтобы все радовались мне».

Бабушку мы любили, поэтому у меня сомнений не было, что надо именно так и поступить.

Бабушка мне тихо сказала: «Доброму сердцу все рады, помни об этом»

А через какое-то время с Сорокиной что-то случилось. Я забыла ключ от квартиры, после тренировки растерялась, не знала, что делать, куда идти, а еще такой аппетит разыгрался, а кто-то из взрослых придет не скоро… Стою у раздевалки с сумкой, чуть ли не плачу, все расходятся по домам, а я одна. Сорокина подходит ко мне и говорит:

– Плачешь? Что-то случилось?

– Ключ забыла…

– Пойдем ко мне, у меня компот и сырники дома.

Девочка по дороге рассказала, что ее в классе мальчишки сорокой-воровкой зовут, а недавно придумали новое прозвище «ситцевая сорочка», поэтому она и «злая такая». Мы посмеялись с ней, решили на мальчишек внимания не обращать, они же не могут, как мы, по бревну ходить или на брусьях упражнения показывать.

За семейным ужином я рассказала о превращении плохой Сорокиной в хорошую. Бабушка мне тихо сказала: «Доброму сердцу все рады, помни об этом».

***

В школе я училась хорошо, но по английскому, который нам преподавали со второго класса, делала особые успехи. Была любимицей «англичанки», на всех родительских собраниях преподавательница по этому предмету меня хвалила. Английский мне нравился, а с классным руководителем сначала отношения не очень складывались. Первая учительница была строгая, принципиальная и любила повторять, как ее педагог в начальной школе (это было при Сталине) за ошибки и плохое поведение наказывала учеников:

– Видела бы моя Светлана Сергеевна, как И. сидит и ворон считает, ух, дала бы подзатыльник!

Или:

– За такие каракули, как у П., прямо курица лапой писала, моя учительница тяжелой указкой по пальцам дала бы!

Нет, свою первую учительницу мы уважали. Хоть она и любила такие страшилки рассказывать, но давала нам глубокие знания, оставалась после уроков и помогала отстающим или пропустившим по болезни занятия, она прекрасно шутила, нас научила понимать юмор, благодаря ей мы подружились с книгами, учились защищать слабых, предлагать свою помощь.

Но иногда были ситуации, когда становилось обидно за себя или своих друзей. Например, описывали картину. Мальчик говорит, что небо темное, тучи, и ветер дует. А учительница перебивает его: «Андрей дует». Мальчик пытается исправиться, но снова возвращается в своем описании к ветру, который «сильно дует». Учитель вновь: «Андрей дует…» Класс смеется.

Или рассказывали на классном часе о животных, и девочка подготовила доклад о бегемотах. Ее спросили, из-за чего истребляют этих животных. Ученица подумала и сказала, что для шуб и меховых шапок. Педагог комментирует: «Давайте Лене подарим шубу из шкуры бегемота».

Мне по-детски были горьки ее упреки: «Ты так хорошо по-английски говоришь, одни пятерки у тебя, ты бы так по математике щелкала задачки и примеры».

Бабушка так успокаивала: «Не обижайся, учительница хочет, чтобы ты и математику хорошо знала, чтобы по всем предметам были высокие оценки. Она считает тебя способной ученицей, иначе бы так не говорила… Ты вместо переживаний вспомни о Пресвятой Богородице, как Матерь Божия всем помогает, как смягчает сердца, помолись Богородице о том, чтобы учительница добрее к вам была, чтобы у тебя и в математике были успехи».

В детстве это казалось смешным, но, вспоминая потом, после окончания школы, я понимала бабушкину мудрость и ее искреннюю веру в милость Господа Нашего и Пресвятой Богородицы. Запомнились не острые слова первой учительницы, а ее желание нас достойно выучить, ее умение приходить нам, ученикам, на помощь. Задевали нас старшеклассники, а наша учительница тут как тут, одним взглядом разгонит всех, успокоит шумных «взрослых» школьников. Всегда отстаивала, если на нас жаловались другие педагоги. Потом она с нами строго беседовала, и нам попадало за шалости и глупые шутки-розыгрыши, но другим в обиду не давала.

Педагог на наш выпускной бал пришла, мы были ее последним классом перед выходом на пенсию. Она уже тяжело болела, но каждому нашла поддерживающее доброе слово, каждого обняла, пожелала удачи. Попросила прощение, сказала, что если и были резкие слова, то это из-за любви к нам, из-за желания видеть нас достойными. Она наши ошибки, выходки воспринимала как свои недочеты в работе, переживала.

Позже я узнала, что наша учительница тайно (потому что советское время было) ходила в храм, который в нашем городе не закрывался, подолгу стояла у икон, у образа Пресвятой Богородицы: плакала и что-то тихо говорила. Моя бабушка иногда видела ее в храме, но не рассказывала мне, пока я училась в начальной школе. Наверное, не хотела смущать и подводить учительницу из советской образцовой школы с углубленным изучением английского языка.

Когда я поступила в вуз и поехала в Москву, бабушка просила не забывать молиться Господу, Пресвятой Матери Божией.

Я тогда еще была не воцерковленной, спросила у бабушки, почему она обращается к Пресвятой Богородице и нам с братом рассказывала о Господе. Она же медик, много лет и еще после пенсии работала в роддоме, а верит в чудо, в то, что искренняя молитва – наша защита и сила.

***

Бабушка рассказала свою историю. Она была акушеркой, помогала стольким детям появиться на свет, а у нее и дедушки, ее мужа, своих детей долго не было. Знакомые сочувствовали и говорили ей: «У тебя бабушки и прабабушки были повитухами, ты сама акушерка, помогаешь при родах, все знаешь о новорожденных, а самой Бог детей не послал. Как же так, какая-то несправедливость!» Бабушка с мужем смирились с этим. Они, как православные верующие, мыслили не категорией справедливости/несправедливости, а категориями милости, любви, прощения. Они продолжали молиться, обращались к Пресвятой Богородице о послании ребенка. Любили перечитывать в Евангелии главу о рождении Иоанна Предтечи у благочестивых супругов преклонного возраста, которые много лет были бесплодными. Просили смилостивиться, дать узнать, что такое счастье матери, увидеть первые зубы ребенка, его первые шаги. Молитвы были услышаны.

Бабушка забеременела в 40 лет. Она с мужем плакала от радости, несколько раз ходила к врачу и переспрашивала, не сон ли это, не ошибка. Бабушка радовалась утренней тошноте, набору веса, желанию съесть самый кислый лимон или соленый огурец. Она сшила себе десяток сарафанов и платьев для беременных и начала их носить, когда еще срок маленький был. Так хотелось ей, чтобы все видели ее счастье и раздели ее радость. Конечно, они с дедушкой благодарили Господа и Матерь Божию.

Бабушка верила, что это Пресвятая Богородица услышала молитвы и смилостивилась. Все врачи удивлялись, называли произошедшее чудом: первая беременность в 40 лет, когда давно был поставлен диагноз бесплодия, причем беременность без патологии, и роды прошли естественно и относительно легко. Бабушка родила в том же роддоме, где и работала.

***

Потом моя мама в детстве заболела корью и тяжело переносила недуг, даже лежала несколько дней в реанимации, и прогнозы были неутешительные. Бабушка неустанно молилась Пресвятой Богородице и верила в милость Божию. Болезнь отступила.

Она молилась Пресвятой Богородице, просила защитить мужа от последствий гриппа. И опять чудо: через полтора месяца зрение восстановилось

Бабушкин муж, переболев гриппом, ослеп. К болезни отнесся легкомысленно, не послушал врачей, не соблюдал постельный режим, и наступило тяжелое осложнение, такое испытание. Бабушка, конечно, испугалась за близкого человека, но не отчаялась, не искала виноватых, а молилась Пресвятой Богородице, просила защитить от последствий гриппа, простить за несерьезное отношение супруга к здоровью. Опять чудо: через полтора месяца зрение восстановилось. Как было стопроцентным, так и осталось.

Свой рассказ бабушка закончила словами:

– Вот мои истории. Разве можно сомневаться в силе и милости Пресвятой Богородицы, есть ли вопросы, почему надо молиться? Это наша Заступница! Разве то, что со мной произошло, случилось в моей семье, не чудо? В радости и горе молись Божией Матери, Господь Наш Иисус Христос, Пресвятая Богородица и святые милостивы к нам, грешным. А вы в такое время живете, когда празднование Крещения Руси показывают в телепередачах, когда храмы открываются и возвращаются Церкви, можно открыто ходить в храм, помолиться перед иконами, исповедоваться и причащаться.

Александра Грипас.
https://vk.com/photo289219144_457309741

 

[Татьяна Силина]

VK | VK

vk.com

Когда-то в детской песенке звучала краткая, но исчерпывающая формула настоящего папы: «Папа может, папа может все что угодно. Только мамой, только мамой не может быть». Несмотря на очевидный максимализм, это очень верное определение. Сколь бы ни менялся мир вокруг нас, в нем все равно остаются вещи, которым ребенка должен научить именно папа.

А для этого ему самому нужно уметь все, что должен уметь мужчина, у которого растут дети — плавать, разводить костер в лесу, драться, запускать в небо змея, ловить рыбу, ходить на лыжах, играть на гитаре, строить снежную крепость, жарить мясо на углях, пилить, строгать, играть в футбол и волейбол, точить нож и топор, отличать съедобные грибы от несъедобных…

Перечень может быть очень длинным, но суть, надеюсь, понятна. И если по каким-то причинам папа этого не умеет, ему нужно срочно учиться хотя бы чему-нибудь из таких пропущенных в детстве уроков. Нужно обязательно расширять репертуар своих папских умений и навыков, латать дыры в собственном воспитании, чтобы они не перешли от тебя к твоим детям.

У меня таких дыр было множество, поэтому сквозь их пустоту приходилось продираться к совсем простым вещам. Так, например, однажды мне (уже взрослому, многодетному папе) знакомый объяснил, как можно из самых простых подручных материалов буквально за полчаса сделать воздушного змея. Не кусок бумаги на веревочке, а настоящего змея, способного взлететь на несколько сотен метров. А мне в детстве ужасно хотелось такого змея соорудить, но вот… не пришлось как-то. И я загорелся идеей, прибежал домой, собрал своих мальчишек, и говорю: сейчас будем делать змея.

Сбегали в ближайший подлесок, срезали пару прочных ивовых прутов, нашли остаток полиэтилена от прошлогодней теплицы, купили в магазине скотч, моток прочной капроновой нити, и я принялся за дело, в точности следуя полученным от знакомого инструкциям. Дети, затаив дыхание, смотрели на меня, как на доброго волшебника. А у меня… у меня ничего не получалось. Нитки, вместо того, чтобы надежно стянуть ивовые прутья, упорно с них соскакивали. Скотч приклеивался к чему угодно, кроме того, к чему был должен приклеиться. Нож не резал, пленка топорщилась, и вообще все шло не так. Дети стояли вокруг, смотрели на мои сомнительные манипуляции, и думали, что еще вот-вот, и папа сделает им настоящего летучего змея, которого можно будет запускать под облака. А папа вдруг бросил заготовку, отвернулся и молча ушел к себе в комнату. Не хватало еще, чтобы дети видели, как их всемогущий бог плачет из-за такой ерунды, как не получившийся змей.

Через полчаса в дверь просунул нос старший сын (ему было тогда лет восемь) и тихонько сказал:

— Пап, я там все, вроде бы, сделал. Только как хвост привязывать, не знаю. Пойдем, покажешь.

Я вышел. Мы привязали к змею хвост и отправились на поле за огородами. День был ветреный, и все получилось именно так, как я мечтал с детства: змей, словно большая рыба, попавшая на крючок, упруго натянул нить, покружил над нашими головами, и стал стремительно уходить ввысь. Через пять минут он уже парил так высоко, что был едва различим в ослепительно-синем небе. И мы с детьми пускали к нему вверх «письма» из пустых полиэтиленовых пакетов. А потом, прислонив к нитке пустую консервную банку, слушали, как поет ветер в вышине, гадали — как далеко упадет наш змей, если нитка вдруг оборвется. И еще делали множество всяких радостных дел, которые, наверное, совсем непонятны тем, кто ни разу не запускал настоящего воздушного змея.

Примерно с таким же скрипом и пробуксовкой я в первый раз жарил с детьми шашлыки и водил их на рыбалку.
В эти моменты папой быть особенно трудно. Но уж лучше вот так, «на скаку», с ошибками и неудачами учиться, чем бросить все как есть, даже не попытавшись заполнить пустоту, которую ты рискуешь оставить им в наследство.

Александр Ткаченко

 

[Татьяна Силина]

VK | VK

vk.com

Сегодня разговорились с коллегой о печальном явлении нашего времени: взрослые, не задумываясь, унижают и размазывают друг друга на глазах у детей - тем самым, как выразилась коллега, «обесценивая взрослость». Разрушая в ребенке то, что издревле заложено в этические законы всех народов и что совсем не нужно отменять: УВАЖЕНИЕ К СТАРШЕМУ.

В междугороднем автобусе, еще не тронувшемся со станции, сидит девочка лет шести с бабушкой. Девочка уплетает булочку. В салон входит пожилой водитель и вежливо (!) просит не есть в автобусе булочки, пирожки, бутерброды и тому подобное:
- Через два часа остановка, там есть кафе, можно будет поесть, если уж кто сильно голодный.
Однако бабушка, вместо того, чтобы попросить внучку выполнить вполне понятную просьбу взрослого человека, находящегося при исполнении служебных обязанностей - дает ему настоящий боевой отпор!..
- Это почему, скажите пожалуйста? Это где написано?..

Водитель, по сути, ничего ей противопоставить не может. Он пожимает плечами и уходит в кабину. Бабушка, разгоряченная и довольная победой, оборачивается к внучке:
- Запомни - ты имеешь право!.. И никто не имеет права!..

Она не понимает, что не права внучкины в данном случае защитила, а преподала ей урок неуважения к человеку вообще, и к взрослому человеку в частности.
Недавно наблюдала вполне приличную с виду семью, где мальчик лет семи дико хамил маме, а присутствующий тут же папа не делал ему даже словесного замечания... Неглупый вроде человек, с образованием - должен понимать, что предает сейчас жену... А она-то сама что?.. Она потомка зарвавшегося - не останавливает? Нет, она растеряна, подавлена и пытается «не обращать внимания». Почему? А вот именно поэтому - что ее УЖЕ ПРЕДАЛИ.

Наши родители не были идеальными, они могли, например, поссориться и в пылу ссоры забыть о нашем присутствии, что тоже плохо; но вот такое циничное безразличие было для них невозможно. Для нас в детстве нашем каждый взрослый человек был — нет, не богом! Взрослые тоже разные бывают, и дети это знают прекрасно. Но он был все же ВЗРОСЛЫМ человеком, и мы уважали в нем старшего — даже если видели пьяным, например. И это сохраняло нас нравственно! Потому что защищало наш детский мир. Этот мир не был идеальным, конечно, но в нем была иерархия, были те, кто устанавливает правила. Сегодня мы получаем детей, для которых нет ничего, кроме их собственного «я»; нет иерархии; нет тех, кто устанавливает правила, соответственно, и правил нет. Это не просто невоспитанные, это несчастные и больные дети. И несчастные взрослые, которые этого вовремя не поняли... Конечно, это не обо всех, и слава Богу! И все же все, здесь описанное - совсем не лишнее подтверждение: Если Бога нет... ТО НИЧЕГО НЕТ.

Марина Бирюкова

 

[Татьяна Силина]

VK | VK

vk.com

Однажды я неудачно сломал ногу, и девять месяцев ходил на костылях. За это время узнал про себя много нового, о чем раньше не задумывался. Например, я искренне считал себя веселым неунывающим человеком, с которым нескучно и легко. Но стоило пару месяцев походить на костылях, как оказалось, что внутри меня прятался совершенно другой, вредный эгоистичный и мрачный человек! Он буквально доставал всех бесконечными придирками, постоянно брюзжал и был всем вечно недоволен.
Неизвестно, чем бы это закончилось, если бы однажды со мной не произошел случай. Как-то раз родители привезли меня в храм на службу, потом я должен был вызвать такси и приехать домой самостоятельно.

Выхожу я из храма, собираюсь звонить, сунул руку в карман, а телефона нет, впопыхах я его дома забыл и деньги тоже. На улице была ранняя весна, светило солнце, воздух пах тающим снегом, и хотелось чего-то хорошего и бесстрашного, например, пойти домой в деревню на костылях пешком. До нашей деревни недалеко, километров девять по краю леса с видом на реку. Дорога знакомая, по ней я ходил много раз и зимой, и летом. Места там красивые, раньше была городская зона отдыха, куда на праздники и спортивные состязания собирался весь город.

Когда тротуары закончились, идти стало тяжело, костыли норовили разъехаться, но я быстро освоился. Главное было поймать ритм ходьбы и правильно переносить вес, выставил вперед костыли, а потом как маятник раз – и тогда ты двигался со скоростью здорового человека.

На середине пути я спустился к реке и остановился на обрыве, откуда в обе стороны открывался прекрасный вид на километры вокруг. Воткнул костыли в снег, снял шапку и слушал, как теплый весенний ветер треплет вспотевший лоб.

Над головой солнце в ярко-голубом небе, которое только весной бывает. Отогревшиеся после зимы птицы радостно орут в зарослях ивы на берегу, а подтаявший кругом снег переливается всеми цветами радуги. И в эту минуту, когда от умиления сердце готово было выпрыгнуть из груди, мои костыли неожиданно начали петь! На реке дул весенний ветер, и когда он задувал в отверстия для ручек, костыли издавали мелодичный звук, словно ребенок дул в свирель. От этой музыки у меня словно камень свалился с души. Какая-то детская ликующая радость затопила до краев сердце, и впервые за долгое время я улыбнулся. Стою, слушаю, как поют костыли, и улыбаюсь во весь рот. И чувствую, что могу пройти сколько угодно километров и преодолеть любые невзгоды!

После этой прогулки я словно очнулся: перестал себя жалеть, роптать и донимать домашних придирками. Хватит, думаю, болеть, пора дальше жить, пускай пока и на костылях!

Стал, как и раньше утром и вечером молитвенное правило читать, днем работать и чего-нибудь полезное по дому делать, обед готовить и другое, что получалось. И завел правило каждый день на природу выходить. У нас в деревне места красивые, гуляй – не нагуляешься! Правда, костыли больше не пели, но теперь мне это было уже не нужно. После той прогулки душа у меня словно оттаяла и сама стала петь.

Денис Ахалашвили

 

[Татьяна Силина]

10 июля - Обре́тение мощей преподобного Амвро́сия Оптинского ( 1998 ).

( Источник рассказа - Интернет ).

Прозорливость старца Амвросия Оптинского

Вот один из случаев прозорливости старца Амвросия, рассказанный одним из посетителей старца - неким мастеровым:

"Незадолго до кончины старца, годочка этак за два, надо было мне ехать в Оптину за деньгами. Иконостас мы там делали, и приходилось мне за эту работу от настоятеля получить довольно крупную сумму денег. Получил я свои деньги и перед отъездом зашел к старцу Амвросию взять благословение на обратный путь.

Домой ехать я торопился: ждал на следующий день получить большой заказ - тысяч на десять, и заказчики должны были быть непременно на другой день у меня в К. Народу в этот день у старца, по обыкновению, была гибель. Прознал он про меня, что я дожидаюсь, да и велел мне сказать через своего келейника, чтобы я вечером зашел к нему чай пить. Хоть и надо было мне торопиться ко двору, да честь и радость быть у старца и чай с ним пить были так велики, что я рассудил отложить свою поездку до вечера в полной уверенности, что хоть всю ночь проеду, а успею вовремя попасть.

Приходит вечер, пошел я к старцу. Принял меня старец такой веселый, такой радостный, что я и земли под собою не чувствую. Продержал меня батюшка, ангел наш, довольно-таки долго, уже почти смеркалось, да и говорит мне: "Ну, ступай с Богом. Здесь ночуй, а завтра благословляю тебя идти к обедне, а от обедни чай пить заходи ко мне". Как же это так? - думаю я. Да не посмел перечить. Переночевал, был у обедни, пошел к старцу чай пить, а сам скорблю о своих заказчиках и все соображаю: Авось, мол, успею хотя к вечеру попасть в К. Как бы не так! Отпил чай. Хочу старцу сказать: "Благословите домой ехать", а он мне и слова не дал выговорить: "Приходи, - говорит, - сегодня ночевать ко мне". У меня даже ноги подкосились, а возражать не смею. Прошел день, прошла ночь!

На утро я уже осмелел и думаю: Была не была, а уж сегодня я уеду; авось денек-то мои заказчики меня подождали. Куда тебе! И рта мне не дал старец разинуть. "Ступай-ка, - говорит, - ко всенощной сегодня, а завтра к обедне. У меня опять заночуй!" Что за притча такая! Тут я уже совсем заскорбел и, признаться, погрешил на старца: вот и прозорливец! Точно и знает, что у меня, по его милости, ушло теперь из рук выгодное дело. И так-то я на старца непокоен, что и передать не могу. Уж не до молитвы мне было в тот раз у всенощной - так и толкает в голову: "Вот тебе твой старец! Вот тебе и прозорливец...! Свистит теперь твой заработок". Ах, как мне было в то время досадно! А старец мой, как на грех, ну, точно вот, прости, Господи, в издевку мне, такой меня после всенощной радостный встречает! ... Горько, обидно мне стало: и чему, думаю я, он радуется... А скорби своей все-таки вслух высказать не осмеливаюсь. Заночевал я таким-то порядком и третью ночь. За ночь скорбь моя понемногу поулеглась: не воротишь того, что плыло да сквозь пальцы уплыло... Наутро прихожу к старцу, а он мне: "Ну теперь пора тебе и ко двору! Ступай с Богом! Бог благословит! Да по времени не забудь Бога поблагодарить!"

И отпала тут у меня всякая скорбь. Выехал я себе из Оптиной пустыни, а на сердце-то так легко и радостно, что и передать невозможно... К чему только сказал мне батюшка: "Потом не забудь Бога поблагодарить!?"... Должно, думаю, за то, что Господь в храме три дня удостаивал побывать. Еду я себе домой неспешно и о заказчиках своих вовсе не думаю, уж очень мне отрадно было, что батюшка со мной так обошелся. Приехал я домой, и что вы думаете? Я в ворота, а заказчики мои за мной; опоздали, значит, против уговору на трое суток приехать. Ну, думаю, ах ты мой старчик благодатный! Уж подлинно дивны дела Твои, Господи! ... Однако не тем еще все это кончилось. Вы послушайте-ка, что дальше было!

Прошло с того временине мало. Помер наш отец Амвросий. Года два спустя после его праведной кончины заболевает мой старший мастер. Доверенный он был у меня человек, и не работник был, а прямо золото. Жил он у меня безысходно годов поболее двадцати. Заболевает к смерти. Послали мы за священником, чтобы исповедовать и причастить, пока в памяти. Только, смотрю, идет ко мне от умирающего священник да и говорит: "Больной вас к себе зовет, видеть вас хочет. Торопитесь, как бы не помер".

Прихожу к больному, а он, как увидел меня, приподнялся кое-как на локоточки, глянул на меня да как заплачет: "Прости мой грех, хозяин! Я ведь тебя убить хотел..." "Что ты, Бог с тобой! Бредишь ты..." "Нет, хозяин, верно тебя убить хотел. Помнишь, ты из Оптиной запоздал на трое суток приехать. Ведь нас трое, по моему уговору, три ночи подряд тебя на дороге под мостом караулили; на деньги, что ты за иконостас из Оптиной вез, позавидовали. Не быть бы тебе в ту ночь живым, да Господь за чьи-то молитвы, отвел тебя от смерти без покаяния... Прости меня, окаянного, отпусти, Бога ради, с миром мою душеньку!" "Бог тебя прости, как я прощаю". Тут мой больной захрипел и кончаться начал. Царствие небесное его душе. Велик был грех, да велико покаяние!

 

[Татьяна Силина]

VK | VK

vk.com

Молитесь, приложите усилие.

На днях женщина пришла в лавочку, подает на Псалтирь имена родных, которые в отпуск уезжают. «Я так переживаю!» Я говорю: «Вы не переживайте, а молитесь». А подход у людей другой: вы там в монастыре молитесь, а я буду переживать. Стараешься объяснить, что переживаниями делу не поможешь, зато молитва всегда помогает.

К молитве надо себя понуждать. Телевизор посмотреть силы находятся, а помолиться — сил нет. Ну ты же зубы чистишь минимум два раза в день, а как же ты не будешь чистить свою душу? Я иногда тоже прихожу уставшая с послушания, думаю: «Сегодня кратенько помолюсь». А потом начинаешь и просишь: «Господи, помоги». И получается прочесть всё вечернее правило. Идет борьба, и нам нужно прикладывать силы и просить помощи у Господа. Молитва — это постоянный труд, в котором не нужно себя жалеть.

Сестра милосердия Елена Мартинович