Любимые рассказы

[Татьяна Силина]

Андерсен. Сказки от которых больно.

С каждым годом мне встречается все больше родителей, которые с подозрением или неприязнью относятся к детской классике. Для этого у них есть объяснения и весомые причины. Зачем загружать детей чужими проблемами и пугать чужими страданиями? Детство должно быть беззаботной радостью. Когда вырастут — успеют узнать о страданиях и напереживаться. Сейчас им нужно как можно больше любви.

Согласна. Детям действительно нужна любовь, и чем больше, тем лучше. Важно, чтобы взрослые ее выражали — обнимали и целовали, говорили и смеялись вместе с детьми. Именно на любви, внимании и совместной радости растут люди.

Отчего мы решили, что человек, не знающий о страдании, сможет любить?

Только отчего мы решили, что любовь исключает разговор о страдании? Нет, не так: отчего мы решили, что человек, не знающий о страдании, сможет любить? Не от этого ли сейчас распадается больше половины браков — от уверенности, что отношения должны мне приносить только радость? Ключевое слово здесь — «мне».

Сейчас Великий пост, время, когда мы стараемся разобраться в своей душе. По мере сил это могут делать и дети. Для этого вместе с Евангелием и житиями святых можно читать им сказки. Те сказки, которые гневно отвергают многие современные родители. Те сказки, от которых больно.

Я постараюсь объяснить, почему они нужны. Почему не лишают детства, не наносят травму и умножают любовь.

***

Современники обвиняли великого датчанина в излишней сентиментальности. Сейчас ему предъявляют претензии посерьезнее. «Он с каким-то садизмом ставит своих героев в безвыходное положение, доводит их до края. Зачем все это моему ребенку?» — говорили мне знакомые родители.

Действительно, несчастных в сказках Андерсена хоть отбавляй. Тут тебе и Гадкий утенок, которого все гонят, клюют и щиплют, и Русалочка с ее несчастной любовью, и Герда, шагающая босиком по снегу, и Элиза, чьи руки изранены жгучей крапивой. Это добрые, благородные, смелые существа, которых мучают негодяи.

Каждая сказка — пособие по жизни души, наглядные примеры грехов и добродетелей

Андерсен сгущает краски, но не лжет. Это доказывает его собственная жизнь — нищее детство, голодная, полная насмешек юность, едкая критика. Андерсен всю жизнь боролся — большей частью с собой, со своим болезненным честолюбием и страхами. И всегда ощущал себя перед очами Божьими. Еще мальчишкой он крикнул управляющему, замахнувшемуся на него кнутом: «Как вы смеете бить меня, ведь Бог может увидеть!»

Беды и лишения, которые терпят герои Андерсена, — лишь верхний слой, отправная точка. Главное — как они воспринимают испытания и что при этом думают. Каждая сказка — пособие по жизни души, наглядные примеры грехов и добродетелей. Особенно хорошо это видно по переводам без купюр: это некоторые постсоветские издания или советское академическое собрание сочинений писателя. В них все становится на свои места, и к внешней логике сюжетов добавляется внутренняя логика. Андерсен передает своим персонажам ощущение Божьего присутствия.

Андерсен передает своим персонажам ощущение Божьего присутствия

Вот, например, Русалочка — один из самых трагичных андерсеновских образов. Диснеевский мультфильм и издания с купюрами приучили нас, что это история о трагической безответной любви. На самом деле Андерсен писал о другом: о жажде бессмертия и о жертве ради бессмертия.

« — Если люди не тонут, — спрашивала русалочка, — тогда они живут вечно, не умирают, как мы?

— Как же! — отвечала старуха. — Они тоже умирают, и их век даже короче нашего. Мы живем триста лет, зато, когда нам приходит конец, от нас остается одна пена морская, у нас нет даже могил, близких нам. Нам не дано бессмертной души, и мы никогда уже не воскреснем для новой жизни; мы, как этот зеленый тростник: вырванный с корнем, он уже не зазеленеет вновь! У людей, напротив, есть бессмертная душа, которая живет вечно, даже и после того, как тело превращается в прах; она улетает тогда в синее небо, туда, к ясным звездочкам! Как мы можем подняться со дна моря и увидать землю, где живут люди, так они могут подняться после смерти в неведомые блаженные страны, которых нам не видать никогда!

— Отчего у нас нет бессмертной души! — грустно сказала русалочка. — Я бы отдала все свои сотни лет за один день человеческой жизни, с тем чтобы принять потом участие в небесном блаженстве людей».

Русалочка полюбила, да. Но к любви ее привела именно жажда бессмертия — жажда Бога. Поэтому ее страдания не кажутся бессмысленными: они нужны ЕЙ, потому что она хочет получить нечто гораздо большее. Читая эту сказку ребенку, мы можем говорить с ним о том, ради чего люди готовы терпеть страдания. От сказки можно прийти к реальным примерам — поговорить с детьми о тех, кто страдал ради того, чтобы быть с Господом. И ни на что не променял бы свои страдания. И нет, такой контекст разговора не запутает ребенка, если мы ему все объясним. Примерно с 6–7 лет он способен воспринимать «Русалочку» Андерсена. С этого же возраста он начинает видеть разницу между сказкой и былью — если взрослый говорит с ним об этом.

Своих героев Андерсен порой доводит до самого края в несчастьях и унижениях. Гадкого утенка не принимают на птичьем дворе — но это только начало. Его отовсюду гонят, везде клюют, щиплют и унижают. В конце концов, доведенный до отчаяния, он плывет навстречу лебедям, чтобы те убили его.

Еще один персонаж, вызывающий в читателе острую жалость, — Элиза из сказки «Дикие лебеди». Ее ненавидит и старается уничтожить мачеха при молчаливом попустительстве отца, ей жжет руки крапива, коварный архиепископ клевещет на нее мужу-королю. Наконец, мы видим Элизу в позорной телеге, которая везет ее к месту казни. Девушка не может ни защитится, ни оправдаться, чаша ее горя, кажется, переполнена, а читателю остается только чувство острой жалости и несправедливости. Против него-то и протестуют родители, читая об Элизе или Утенке детям.

Но в том-то и дело, что главная идея Андерсена — не показать нам бездну страданий. Важнее, чтобы мы увидели душу героя, которая, как хороший металл из огня, выходит из испытаний еще более чистой и сияющей. Больно ли им? Да. Обидно? Безусловно. Но в них нет озлобления и осуждения, нет даже намека мысли о мести. Причина — сосредоточенность на жизни собственной, на цели. У Утенка цель — выжить, у Элизы — спасти братьев. Читая эти сказки, беседуя о них, мы видим их в двух плоскостях. Со стороны, как зрители, которые возмущены несправедливостью, и изнутри, из мира героя, который полон смирения и отваги. Истинного смирения, а не конформизма. Настоящей отваги, которая и есть волшебство.

У Андерсена много историй о любви. Самые, пожалуй, известные — «Снежная королева», к которой родители относятся благосклоннее — там все хорошо заканчивается. И «Стойкий оловянный солдатик», который вообще непонятно зачем нужен детям — там все просто сгорают в печке.

Подвиг Герды понятен ребенку, путь ее, как мост на опорах, держится на встречах: со старушкой-волшебницей, воронами, Принцем и Принцессой, Маленькой Разбойницей, Финкой. Каждая остановка на этом пути — испытание, соблазн остаться, перестать сопротивляться обстоятельствам, признать уже, наконец, что затея безумна и невыполнима, Кай навсегда потерян, а она всего лишь слабая девочка. Но решимости у Герды после каждой встречи только прибавляется.

В полном каноническом варианте сказки Герда обращается к Богу, и Он помогает ей. Именно Его воинство, светлые ангелы, помогают девочке преодолеть заслон слуг Снежной королевы. Герда и не подозревает о силе собственной любви, которую подкрепляет помощь Господа. У Снежной Королевы не остается шансов победить.

О чем мы можем здесь говорить с ребенком? Да, Герда — сильная духом и смелая девочка, это-то и двигает сюжет сказки. Но логику его определяет вера девочки: в самые тяжелые и опасные моменты ее поддерживает молитва. Даже самому смелому и сильному она нужна.

Хорошо, со «Снежной королевой» все понятно. А как говорить с детьми о «Стойком оловянном солдатике»? На первый взгляд, герой сказки — безвольная жертва обстоятельств, он не может ни принимать решений, ни действовать. Маленький неподвижный одноногий калека, он обречен на неудачу.

Это характерная для современного сознания логика: только хозяин собственной жизни может получать от нее удовлетворение и быть счастливым. С этой точки зрения Оловянный солдатик — несчастнейшее существо, безмолвный объект, движимый только чужой волей.

Солдатик мыслит и чувствует, он способен любить. И любовь делает его личностью

Но это не так. Солдатик мыслит и чувствует, он способен любить. И эта великая любовь к крошечной бумажной балерине делает его личностью. Внешне он беспомощен, а внутренне свободен и силен. И маленький черный тролль из шкатулки с секретом видит опасного соперника в одноногом солдатике: чувствует его внутреннюю силу.

Окончание сказки только на первый взгляд кажется безнадежным. Да, солдатик погиб, но погиб, заявив о своей любви и зная, что его тоже любят. Он не пролежал столетие в сточной канаве или в щели между досками пола. Даже на одной ноге он сражался, любил, радовался — действовал.

В связи с этой сказкой мы можем вспомнить репрессированных и новомучеников: людей плененных, истощенных, униженных — и внутренне свободных. Тех, чья любовь к Богу и людям, жизнь души была гораздо богаче, чем у тех, кто их пленил.

В каждой из сказок Андерсена раскрыт жизненный сценарий. Тяжелый, кажется, худший из возможных. Он достался внешне слабому герою, придавил его. Но у того находятся и силы, и мужество, и правильное решение. Выбрать страдание ради бессмертия, кротко сносить обиды, молчать ради любимых, даже если ведут на казнь, быть верным любви, несмотря ни на что — вот что происходит с героями.

Зачем это детям? Чтобы они видели, какой высоты достигает человеческий дух в страданиях и опасностях. Эти сказки — не про саму боль. И даже не про то, как ловко ее преодолеть и зажить счастливо. Они — про мужество остаться человеком и сохранить душу, когда тебе больно.
Мария Минаева
15 апреля 2022 г.

Мария Минаева. Андерсен. Сказки, от которых больно / Православие.Ru

Главная идея Андерсена — не показать нам бездну страданий. Важнее, чтобы мы увидели душу героя, которая выходит из испытаний еще более чистой и сияющей.

pravoslavie.ru

 

[Татьяна Силина]

Пирог перед алтарем.

Когда храм во имя святого великомученика Георгия в городе Азиастриде сильно уже обветшал, так что каждую минуту мог упасть, не было никого, кто бы выстроил новую церковь или обновил бы ветхий храм: по причине бедности жителей церковь была оставлена без внимания. Однажды в ней совершилось такое чудо.

Около этой церкви собирались дети, здесь они играли. Дети часто насмехались над одним отроком, которого они всегда побеждали в играх. Однажды, потеряв терпение, мальчик, обратившись к храму святого Георгия, взмолился:

– Святой Георгий! Помоги мне одолеть моих противников; в благодарность за это я принесу в храм твой большой пирог.

И действительно, отрок победил своих товарищей в играх, и победил не один, а много раз.

Придя к своей матери, мальчик сказал ей, что обещал святому в дар пирог. Мать из любви к ребенку, а также из уважения к мученику приготовила пирог и дала его сыну еще теплым, не успевшим остыть. Отрок принес пирог в церковь и, положив его перед алтарем, поклонился и ушел.

В это время мимо церкви проходили четыре купца. Они вошли в церковь для того, чтобы поклониться святому Георгию, и увидели на полу вкусный пирог (он еще не остыл и от него шел ароматный пар). Купцы сказали друг другу:

– Это не нужно святому. Съедим пирог, а вместо него положим фимиам.

Когда они съели пирог и направились к выходу из церкви, они никак не могли найти дверей: двери им представлялись стеною. Тогда они положили на пол по одной серебряной монете, но все равно не могли найти выхода. Потом положили они все вместе одну золотую монету и усердно помолились святому, чтобы он помог им выйти, но и на этот раз не смогли выйти. Наконец, каждый из них положил еще по золотой монете. Они еще усерднее помолились, и тогда только нашли открытые церковные двери.

Эти золотые и серебряные монеты послужили началом к сбору денег, необходимых для обновления храма. Слух об этом чуде прошел по всей стране, и многие благочестивые люди добровольно приносили туда золото и серебро; на эти деньги был создан новый каменный храм, более обширный, в достаточной мере украшенный и снабженный всеми необходимыми принадлежностями для богослужения. В новом храме совершались многие чудеса во славу Христа Бога и в похвалу святого великомученика Георгия.

Из книги "Чудеса св. вмч. Георгия Победоносца".

 

[Татьяна Силина]

Чудо первое св. Георгия.
Прол. Апр. 23
Многие из христиан чтут с особенною любовию некоторых из святых угодников Божиих и, по этой любви, приносят в храмы, посвященные их имени, свои дары. Что же, братие, есть ли польза жертвующим от таких жертв их? И приятны ли такие жертвы святым угодникам? Что сказать на это?
В странах Сирских был город, называвшийся Оравлие, и в нем созидалась церковь во имя святого великомученика Георгия. Так как церковь предполагалась огромная, то и потребовалось много столбов на утверждение ее. И была большая забота у христиан о приобретении таких столбов и о доставлении их на место стройки. В это время некоторая жена, имевшая великую любовь к великому угоднику, купила от себя один столб, нужный при постройке церкви. Но беда была в том, как его доставить на место? Она привезла его на свои средства к морскому берегу и стала умолять привезшего другие столбы, чтобы он переправил по морю и ее столб. Но человек тот в сем ей отказал, положил в корабль только свои столбы и с ними отплыл. Женщина от скорби, падши на землю, горько плакала и горячо молила великомученика, чтобы он помог ей доставить и ее столб на место построения церкви. – И великомученик ее молитву услышал. В сонном видении она узрела великомученика в воинских доспехах, и он спросил женщину: «О чем ты скорбишь, жена, и какая причина твоей печали?» Она отвечала, что желала бы сделать добро великомученику, но не может. Святый, сошедши с коня, сказал: «Где бы ты хотела поставить столб твой?» Она отвечала: «По правую сторону церкви». Святый перстом написал на столбе, что он должен быть поставлен при втором столбе по правую сторону церкви. Потом сказал жене: «Теперь ты сама помоги мне». И вместе с женою бросил столб в море. Этим сон кончился. Но на другой день столб оказался близ строящейся церкви, там, где ему должно быть. Царь и народ, видя такое чудо, ужаснулись и прославили Бога, и поставили столб там, где написано было перстом великомученика.
Итак, жертвы наши, приносимые угодникам Божьим на храмы, в честь их основанные, приятны святым и поэтому для нас даром не пропадут. Святые, озаряемые светом лица Божия, видят нас, знают, какие мы чувствования питаем к ним, и потому, несомненно, примут и наши жертвы и воздадут и нам за них сторицею. Они, конечно, отплатят нам любовью за любовь и вознесут за нас свои молитвы ко Господу. Аминь.

23-й день. Святые угодники Божии с любовью приемлют дары, приносимые в память их – Пролог в поучениях на каждый день года, прот. Виктор Гурьев

Святые угодники Божии с любовью приемлют дары, приносимые в память их. «Пролог в поучениях на каждый день года» протоиерея Виктора Гурьева - сборник душеполезных поучений, составленный на основе Предания Церкви. Труд можно скачать в форматах epub, fb2, pdf.

azbyka.ru

 

[Татьяна Силина]

Спустя четверть века после войны в глухом лесу под Вязьмой был найден вросший в землю танк БТ с хорошо заметным тактическим номером 12. Люки были задраены, в борту зияла пробоина. Когда машину вскрыли, на месте механика-водителя обнаружили останки младшего лейтенанта-танкиста. У него был наган с одним патроном и планшет, а в планшете — карта, фотография любимой девушки и неотправленные письма.

25 октября 1941 г.

Здравствуй, моя Варя!

Нет, не встретимся мы с тобой.
Вчера мы в полдень громили еще одну гитлеровскую колонну. Фашистский снаряд пробил боковую броню и разорвался внутри. Пока уводил я машину в лес, Василий умер. Рана моя жестока.

Похоронил я Василия Орлова в березовой роще. В ней было светло. Василий умер, не успев сказать мне ни единого слова, ничего не передал своей красивой Зое и беловолосой Машеньке, похожей на одуванчик в пуху. Вот так из трех танкистов остался я один.

В сутемени въехал я в лес. Ночь прошла в муках, потеряно много крови. Сейчас почему-то боль, прожигающая всю грудь, улеглась и на душе тихо. Очень обидно, что мы не всё сделали. Но мы сделали всё, что смогли. Наши товарищи погонят врага, который не должен ходить по нашим полям и лесам. Никогда я не прожил бы жизнь так, если бы не ты, Варя. Ты помогала мне всегда: на Халхин-Голе и здесь.

Наверное, все-таки, кто любит, тот добрее к людям. Спасибо тебе, родная! Человек стареет, а небо вечно молодое, как твои глаза, в которые только смотреть да любоваться. Они никогда не постареют, не поблекнут.

Пройдет время, люди залечат раны, люди построят новые города, вырастят новые сады. Наступит другая жизнь, другие песни будут петь. Но никогда не забывайте песню про нас, про трех танкистов.

У тебя будут расти красивые дети, ты еще будешь любить. А я счастлив, что ухожу от вас с великой любовью к тебе.

Твой Иван Колосов
(Из интернета)

 

[Татьяна Силина]

Когда мои дети кричали до синевы, желая что-то получить, я говорила себе, что такая целеустремленность наверняка поможет им пробиться в жизни.
Когда моя дочь добавляла клубничный джем в салат с редиской (а потом отказывалась есть) — я говорила, что выдающиеся кулинары должны иметь смелость пробовать новые сочетания вкусов. И скрепя сердце выбрасывала результат эксперимента.
Когда ребенок после сада бегал по стенам и потолку, я говорила себе, что я его тихая гавань, где он может выразить все свои эмоции и быть принятым.
Когда дети недомогали и спали только на моем животе, я радовалась, что могу уснуть в этой позе, иначе совсем не поспать было бы.
После пребывания в инфекционке я бурно радовалась нормальному содержимому детских горшков.
Когда дети спали зимой на улице, я просто радовалась тишине, невзирая на урчащий желудок, бастующий мочевой, покрасневший нос и замерзшие ноги.
Когда дети носились по квартире стадом взбесившихся слонов и устраивали в ванне представление дельфинария, я радовалась, что мы жили на первом этаже, и я могу не стыдиться смотреть в глаза соседям снизу.
Сегодня я радовалась тому, что они съели по хорошей порции овощного салата с растительным маслом, давненько не баловали они меня таким счастьем…

Я всегда ищу повод порадоваться, иначе совсем не вывозится. Это странный парадокс — радоваться тому, что у обычных людей вызывает совершенно иные чувства. Поиски жемчужного зерна там, где его зачастую может и вовсе не быть… Наверное, это моя защита, я этим спасаюсь, особенно когда нет сил на то, чтобы «просто» запрещать, не пущать, строжить и грозить. Я неосознанно выбираю поиск повода порадоваться хоть чему-то...

Евгения Галышева

 

[Татьяна Силина]

«Храм закрыт! Всех не нажалеешься!» Мужчина заплакал и ушел..

Мужчина появился в том храме недели за две до приезда Валентины Викторовны. Он был из случайных захожан, поэтому никто толком даже не знал, как его зовут. То ли Виктор, то ли Валерий. Сказал только, что у него умерла от ковида жена, и спросил, где поставить свечки за упокой.

Приходил мужчина обычно в конце вечерней службы. Судя по виду — после работы. Придет, побудет до закрытия храма и уйдет. И так каждый день. Иногда плакал, иногда просто стоял. Молился, наверное. Валентина Викторовна сама приходила каждый день, поэтому могла наблюдать.

А однажды он пришел, когда храм уже закрывали. Женщины домывали полы, и церковный сторож обходил территорию и проверял, все ли в порядке. В тот день он почему-то был не в духе и всех подгонял:

— Сестры, не рассусоливаем! Быстрее убираемся и по домам, мне надо закрывать, — говорил он. — Бабули, не рассиживаемся! Служба закончилась, встали — ушли. Здесь вам не клуб для тех, кому за 70…

Ну и так далее…

Вдовец был явно выпивши. Наверное, впервые с того момента, как здесь появился. Но вел себя тихо. Просто зашел и встал.

— Храм закрыт на уборку! И вообще — закрыт! — подлетел к нему сторож.

— Я недолго. Пока убирают. У входа побуду.

Но сторож был непреклонен. Тем более, что почувствовал запах алкоголя.

— Все, домой, домой! Проспись и утром приходи!

— Ну пусть он постоит немного, не мешает же никому, — вступилась Валентина Викторовна, которую попросили помочь с уборкой.

— Так, женщина! У вас своя работа, у меня — своя! И вообще — не лезьте не в свое дело.

— Ну горе же у человека, — отвела она в сторонку охранника. — Жену похоронил.

— У половины тут горе! Всех не нажалеешься! Все! Закончен разговор!

— Да пошел ты! — выкрикнул вдруг мужчина. — Понабрали чертей!

— Слышь, ты! Я сейчас еще и полицию вызову!

— Давай, давай, иди, не хулигань, — присоединилась к охраннику бабушка со шваброй.

— Тихо-тихо. Не нужно ругаться, — гладила вдовца по руке Валентина Викторовна. — Ну все-все, пойдем. Завтра пораньше приходите. И не пейте.

Она пыталась увести мужчину с подворья, пока сторож и правда не вызвал полицию.

— Да я и не пью особо. Но сегодня невмоготу прямо. Так тяжело. Как жена умерла, места себе не нахожу. Постою здесь, в церкви, и немного легче становится. А этот сторож ваш — просто зверь какой-то…

И он заплакал пьяными слезами.

— Ну-ну, не ругайтесь. Его тоже можно понять. С него спросят, если что.

— Ты еще здесь? — послышался голос сторожа.

Мужчина обреченно махнул рукой и пошатался с церковного подворья. И Валентина Викторовна даже обрадовалась, что он ушел. Ей нужно было быстрее к родителям. И недосуг слушать пьяные излияния.

На следующий день местные дворники-таджики обсуждали между собой и с церковным сторожем вчерашнее вечернее происшествие: в двух кварталах от храма машина сбила какого-то пьяного мужчину. Вроде бы того, кого с подворья отправили. Но не точно. Пострадавший был еще жив, его увезли на скорой. А что было дальше — никто не знал…

Почернел и осунулся церковный сторож. Чаще стал заходить на службы и хмуро молчал о своем. Вздыхали храмовые тетушки и прятали друг от друга глаза. Не могла успокоиться Валентина Викторовна.

Все понимали, что теперь им с этим жить. И остается только молиться, чтобы пострадавший выздоровел и чтобы это был не тот человек, которого погнали из храма с его бедой.

— Даже когда тот вдовец не пришел уже несколько дней, — я все пыталась убедить себя, что просто обиделся. Страшно было представить другое. Что смерть может быть и на твоей совести. Ну разве сложно было дать ему помолиться или во дворике на лавочке с ним десять минут посидеть? И ушел бы человек утешенным… Если б знать…

А через неделю вдовец объявился. Также вечером. Да, в самый последний миг Господь изменил конец этой истории.

Мужчина очень удивился, когда церковный сторож вдруг кинулся к нему с распростертыми объятиями, а потом поклонился в ноги:

— Прости меня, брат!

Удивился, когда заплакала от радости Валентина Викторовна. И испуганно начала креститься бабушка со шваброй:

— Свят-свят…

Когда встретили его, как самого дорогого гостя, хотя дело шло к закрытию, и надавали бесплатно свечек:

— Иди-иди, сынок, помолись…

Нет, машина в тот день сбила не его. И он не сразу понял причину таких метаморфоз.

— А потом мы все вместе молились о том пострадавшем. Дай Бог, чтобы он был жив… Трапезную открыли на радостях. Чай пили. И еще, наконец, облегченно вздохнули. Как камень с души. Но понимали, что Господь преподал нам урок. Встряхнул, так встряхнул: «Человек пришел, потому что ему идти больше некуда. Горе у него, душа болит. А вы… Смотрите, к чему могло привести ваше равнодушие. Страшно?» Очень страшно. Еще как.

Елена Кучеренко

 

[Татьяна Силина]

Анастасия Матвеевна, собираясь в церковь ко всенощной, с опаской поглядывала на своего супруга, полковника авиации в отставке, Косицына Михаила Романовича.

Михаил Романович сидел перед включенным телевизором с газетой в руках. Но ни на телевизионной передаче, ни на газете сосредоточить своего внимания он не мог. В его душе глухо росло раздражение, некий протест против намерения жены идти в церковь. Раньше, еще в молодые годы, она захаживала в церковь раза два-три в год. Он на это внимания не обращал: мало ли какая блажь у женщины. Но как вышла на пенсию, так зачастила в храм каждое воскресенье, каждый праздник.

«И сколько этих праздников у церковников – не пересчитать, – с раздражением думал Михаил Романович. – То ли дело красные дни гражданского календаря: Новый год, 8 марта, 1 мая, 7 ноября и уж совсем святой, особенно для него, фронтовика, День Победы, вот, пожалуй, и все. А тут каждый месяц по несколько, с ума можно сойти».

Анастасия Матвеевна думала о том, что последнее время ее супруг очень раздражителен, оно и понятно: бередят старые фронтовые раны, здоровье его все более ухудшается. Но почему-то больше всего его раздражает то, что она ходит в церковь. Чуть ли не каждый уход ее на службу в храм сопровождается скандалом и руганью.

За всенощной Анастасия Матвеевна горячо молилась за Михаила, чтобы Бог просветил его разум и сердце. Несмотря ни на что, мужа своего она сильно любила. Когда приходила в храм, всегда становилась перед иконой Архистратига Михаила, стояла перед ней всю службу, молясь за то, чтобы Господь просветил ее мужа светом истины.

У каждого человека есть какая-то главная мечта его жизни. Такая мечта была и у Анастасии Матвеевны. Она всем сердцем хотела, чтобы настал когда-нибудь день и они вместе с Мишей под руку пошли бы в церковь к службе. После службы также вместе возвращались бы домой. Вдвоем читали бы молитвенные правила перед сном и утром. Этого она желала больше всего на свете.

– Господи, если тебе угодно, забери мою жизнь, только приведи Мишеньку в храм для жизни вечной.

Когда Анастасия Матвеевна вернулась домой, Михаил уже лежал в кровати. Не было еще девяти часов вечера, так рано он не ложился, это сразу насторожило Анастасию Матвеевну.
– Мишенька, ты что, заболел, тебе плохо?
– Немного неважно себя чувствую, но ты, Настенька, не беспокойся, пройдет.

Анастасия Матвеевна не успокоилась, она-то хорошо знала: уж раз он лег – дело серьезное, и вызвала врача. Врач ничем не утешил, измерил давление, прослушал сердце, поставил укол и заявил, что необходима госпитализация. Но Михаил Романович категорически отказался ехать в госпиталь. На следующий день его состояние ухудшилось.

– Миша, может, батюшку позвать, ведь ты ни разу не исповедовался, ни разу не причащался.
Он, открыв глаза, глянул сердито:
– Что, уже хоронишь меня?
– Да что ты, Мишенька, Господь с тобою, наоборот, верю, что через это на поправку пойдешь.

Он устало прикрыл глаза, а когда она собиралась отойти от постели на кухню, вдруг, не открывая глаз, произнес:
– Ладно, зови попа.
Сердце Анастасии Матвеевны зашлось в радостном волнении, она выбежала в соседнюю комнату, упала на колени перед иконами и расплакалась. Всю ночь она читала каноны и акафисты, чтобы Миша дожил до утра и дождался священника.

Батюшка пришел в половине девятого, как и договаривались. Она провела его к мужу и представила:
– Вот, Миша, батюшка пришел, как ты и просил, это наш настоятель отец Александр, ну, я вас оставлю, буду на кухне, если понадобится какая помощь, позовете.

Отец Александр, мельком взглянув на фотографии, где Михаил Романович был в парадном мундире с орденами и медалями, бодро произнес:
– Не беспокойтесь, Анастасия Матвеевна, мы, два старых вояки, как-нибудь справимся со всеми трудностями.

Михаил Романович глянул на молодого священника, сердито подумал: «Что он ерничает?».
Отец Александр, как бы отгадав его мысли, сказал:
– Пришлось немного повоевать, интернациональный долг в Афганистане исполнял. Служил в десанте, так небо полюбил, что после армии мечтал в летное пойти, был бы летчик, как вы, да не судьба.
– Что же так?
– Медкомиссия зарубила, у меня ранение было.
– Понятно.

Священник Михаилу Романовичу, после такого откровения, не то чтобы понравился, а прямо как родной стал. Немного поговорили, потом отец Александр сказал:
– У вас, Михаил Романович, первая исповедь. Но вы, наверное, не знаете, в чем каяться?
– Вроде жил как все, – пожал тот плечами. – Сейчас, правда, совесть мучает, что кричал на Настю, когда в церковь шла, она ведь действительно глубоко в Бога верит. А я ей разного наговорил, что, мол, летал, Бога не видел в небе и где, мол, был Бог, когда на войне невинные люди гибли.

– Ее вере вы этими высказываниями не повредите, она в своем сердце все ответы на эти вопросы знает, только разумом, может быть, высказать не умеет. А вот для вас, по всей видимости, эти вопросы имеют значение, раз в минуту душевного волнения их высказали.

По этому поводу вспомнить можно случай, произошедший с архиепископом Лукой (Войно-Ясенецким). Он был не только церковный иерарх, но и знаменитый ученый-хирург. Во время Великой Отечественной войны, назначенный главным консультантом военных госпиталей, он не раз, делая операции, самых безнадежных спасал от смерти.

Как-то владыка Лука ехал в поезде. В одном купе с военными летчиками, возвращавшимися на фронт после ранения. Увидели они церковнослужителя и спрашивают: «Вы что, в Бога верите?» – «Верю», – говорит Владыка. – «А мы не верим, – смеются летчики, – так как все небо облетали, Бога так и не видели».

Достает тогда архиепископ Лука удостоверение профессора медицины и говорит: «Я тоже не одну операцию сделал на мозгу человека: вскрываю черепную коробку, вижу под ней мозговой жир, а ума там не вижу, значит ли это, что ума у человека нет?».

– Какой находчивый Владыка, – восхитился Михаил Романович.
– А насчет того, что невинные гибнут, это действительно непонятно, если нет веры в бессмертие, а если есть христианская вера, то все понятно. Страдания невинных обретают высший смысл прощения и искупления. В плане вечности Господь каждую слезинку ребенка утрет. Всем Бог воздаст, если не в этой жизни, так в будущей, по заслугам каждого.

После исповеди и причащения отец Александр пособоровал Михаила Романовича. После чего тот признался:
– Веришь ли, батюшка, на войне смерти не боялся, в лобовую атаку на фашиста шел, а теперь боюсь умирать, что там ждет – пустота, холодный мрак? Приблизилась эта черта ко мне, а перешагнуть ее страшно, назад еще никто не возвращался.
– Страх перед смертью у нас от маловерия, – сказал отец Александр и, распрощавшись, ушел.

После его ухода Михаил Романович сказал жене:
– Хороший батюшка, наш человек, все понимает.

Ободренная этим высказыванием, Анастасия Матвеевна робко сказала:
– Мишенька, нам бы с тобой повенчаться, как на поправку пойдешь, а то, говорят, невенчанные на том свете не увидятся.
– Еще выздороветь надо. Иди, я устал, подремлю малость. Коли выздоровлю, там видно будет, поговорим.

Произошло действительно чудо, в чем нисколько не сомневалась Анастасия Матвеевна. На следующий день Михаил пошел на поправку.
Когда Анастасия Матвеевна напомнила мужу о венчании, он отмахнулся:
– Погоди, потом решим, куда торопиться?
– Когда же потом? Скоро Великий пост, тогда венчаться аж до Красной горки нельзя.
– Сказал потом, значит, потом, – с ноткой раздражения в голосе ответил он.

Пробовала еще несколько раз заводить разговор о венчании, но, почувствовав, что нарывается на скандал, сразу умолкала. Так и наступило Прощеное воскресение, и начался Великий пост. Анастасия Матвеевна старалась не пропускать ни одной службы, в первую неделю ходила вообще каждый день. Потом стала недомогать, снова, как раньше, появились сильные боли в правом боку. А к концу поста вовсе разболелась и слегла. Сын Игорь свозил ее в поликлинику, оттуда направили на обследование в онкологию.

– Надо готовиться к худшему, папа. Не знаю, маме говорить или нет?
– Что ты, сынок, не надо раньше времени расстраивать, я сам с ней поговорю.
– Что же ты расхворалась, моя верная подруга? Давай поправляйся скорей. Пасха приближается, куличи будем печь, яички красить.

– Что сказали врачи, Миша? – прямо посмотрев ему в глаза, спросила она.
Михаил Романович суетливо завертел головой.
– Ну что-что сказали, надо лечиться и поправишься. Вон сколько лекарств тебе понавыписывали.
– Не ври, Мишенька, ты же не умеешь врать, я и так сама все понимаю. Умирать мне не страшно, надо только подготовиться достойно к смерти, по-христиански. Ты мне отца Александра приведи, пусть исповедует, причастит, да и пособороваться хочу. Так мы с тобой и не повенчались, как пред Богом предстанем?

– Милая Настенька, ты выздоравливай, ради Бога, и сразу пойдем венчаться.
– Теперь уж, наверное, поздно. Страстная седмица начинается. Затем Светлая, до Фомина воскресенья я не дотяну. Значит, Богом не суждено.

Михаил Романович шел в церковь за отцом Александром и про себя бормотал:
– Это как же не суждено? Что значит: не суждено? Ведь мы, как-никак, сорок лет прожили.

В церкви, повстречавшись с отцом Александром, договорился, что утром тот подъедет к ним. Поговорил с ним насчет желания венчаться. Отец Александр подвел его к иконе Михаила Архангела.

– Здесь ваша супруга постоянно стояла за службой, наверное, за вас молилась, вашему Ангелу-хранителю. Я вам предлагаю, пока она болеет, заменить ее на этом боевом посту, я не шучу, когда говорю про боевой пост, апостол Павел пишет: «Наша брань не против крови и плоти, но против духов злобы поднебесных».

От этих слов все сразу встало для Михаила Романовича на свои места. Его соратница, его боевая подруга, его милая жена, пока он дома отлеживался у телевизора с газетой, была на боевом посту. Она боролась за него, за свою семью, против врагов невидимых, а потому более коварных, более опасных. Боролась одна, не имея в нем никакой помощи.

Мало того, что он не поддерживал ее в этой борьбе, он еще потакал врагу. Теперь, когда она лежит больная, он должен встать на этот боевой пост. И он встанет, ему ли, старому вояке, не знать, что такое долг воина-защитника. Он встанет, обязательно встанет и ничто не помешает ему в этом.

Анастасия Матвеевна заметила, что муж ее вернулся какой-то подтянутый, собранный, решительный и даже помолодевший.
– Настя, завтра утром батюшка придет, буду собороваться вместе с тобой. Сейчас покажи мне, какие молитвы читать, я за тебя и за себя почитаю.
– Мишенька, что с тобой? – еще не веря всему, прошептала Анастасия Матвеевна.
– Ничего. Вместе воевать будем.
– С кем воевать, Миша? – даже испугалась Анастасия Матвеевна.
– С духами злобы поднебесными, – отчеканил полковник. – И раскисать не будем, – увидев слезы на глазах жены, добавил он.
– Да это я от радости Миша, только от радости.
– Ну, это другое дело.

Каждый день на Страстной седмице Михаил Романович ходил в храм. Высшим командованием для него в данном случае был отец Александр. После службы он часто подходил к нему, что-нибудь спрашивал. Как-то поделился своими переживаниями.

– Сам-то я хожу сейчас в церковь, а вот сын со снохой, их разве заставишь, наш грех: сами не ходили в молодости и детей не приучили.

– Да, это проблема не только ваша, многие подходят с подобным вопросом. Честно признаться, не знаю, что и отвечать. Советую усиленно молиться за детей, молитва родителей много может.

Мне как-то рассказывали один случай. У одного верующего человека был неверующий сын. Отец, конечно, переживал сильно. А перед тем как умереть, завещал сыну, чтобы он после смерти в течение сорока дней заходил в его комнату каждый день на пятнадцать минут, ничего не делал, только молча бы сидел.

Сын исполнил последнюю просьбу отца. А как сорок дней прошло, сын сам пришел в храм. Я думаю, что просто тот отец понимал, что молодежь в суете живет. Некогда над вечным подумать: о смысле жизни, о своей душе, о бессмертии, о Боге.

Великим четвергом Михаил Романович причастился, а вечером после чтения двенадцати Евангелий, умудрился принести домой огонь в самодельном фонарике. От него зажгли лампадку в комнате Анастасии Матвеевны. В субботу сходил в церковь, освятил кулич и крашеные яйца. Кулич испекла им сноха, а яйца красил сам Михаил Романович, так как Анастасия Матвеевна, вконец обессиленная, постоянно лежала в кровати.

Врач-онколог, курирующий ее, был удивлен, узнав, что она до сих пор жива. После ночной Пасхальной службы Михаил Романович пришел весь сияющий, уже с порога закричал:
– Христос Воскресе!
– Воистину Воскресе! – ответила чуть слышно Анастасия Матвеевна, любуясь своим мужем, который на Пасху вырядился в свой парадный мундир со всеми наградами, раньше он надевал его только на 9 мая.

– Ты прямо как на День Победы, – улыбаясь, сказала она.
– А сегодня и есть День Победы, победы над смертью, так в проповеди отец Александр и сказал.
Они поцеловались три раза.
– Ты давай поправляйся, в следующее воскресенье, на Красную горку, поедем в церковь венчаться.
– Как уж Бог даст, но я буду ждать.

В воскресенье они венчались.
– Почитай мне, Миша, Священное Писание.
– Что из него почитать?
– А что откроется, то и почитай.

Михаил Романович открыл Новый Завет и начал читать:
– Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит. Любовь никогда не перестает... – он вдруг заметил, что супруга перестала дышать и, подняв голову от книги, увидел застывший взгляд его милой жены, устремленный на угол с образами.

– Мы скоро увидимся, Настенька, – сказал он, закрывая ей глаза. Затем он встал, подошел к столу, взял лист бумаги и стал писать:
«Дорогой мой сынок, прости нас, если что было не так. Похорони по-христиански. Сынок, выполни мою последнюю просьбу, а не выполнить последнюю просьбу родителей ты же знаешь – великий грех.

После того как похоронишь нас с мамой, в течение сорока дней заходи в эту комнату и посиди здесь минут пятнадцать-двадцать каждый день. Вот такая моя последняя просьба. Поцелуй за меня Люсю и внуков. Христос Воскресе! Твой отец».

Затем он подошел, поцеловал жену и, как был в мундире, лег с нею рядом, взял ее за руку и, закрыв глаза, сказал:
– Пойдем вместе, милая, я тебя одну не оставлю.

Когда вечером Игорь с женою приехали к родителям, то долго не могли дозвониться, так и открыли дверь своим ключом. Прошли в спальню и увидели, что мать с отцом лежат на кровати рядом, взявшись за руки, он в своем парадном мундире, а она в нарядном платье, в котором сегодня венчалась.

Лица у обоих были спокойные, умиротворенные, даже какие-то помолодевшие, казалось, они словно уснули, вот проснутся – и так же, взявшись за руки, пойдут вместе к своей мечте, которая ныне стала для них реальностью.


протоиерей Николай Агафонов

 

[Татьяна Силина]

Жить! Как хочется жить! Кто-нибудь,помогите!

Более пяти лет назад молодой человек приехал в Москву, причем приехал не на птичьих правах, а с намерением реализоваться в этом городе по полной программе. Кириллу было что предложить столице: небольшой капитал и врожденная эрудиция. Через два года парень был на коне, бизнес шел в гору, он мог себе позволить многое из того, о чем могли только мечтать юноши в его возрасте. Кирилл же не только мечтал, но и активно воплощал свои мечты в жизнь. Они были разные, желания становились все более рискованными.

Вдруг появилось очень много «самых преданных» друзей и подруг, которые всегда были рядом, кроме тех моментов, когда, к примеру, нужно было оплатить счет в дорогом ресторане. Парню было тогда 26 лет, он многое умел, но много в силу возраста не мог знать, например, о том, что в бизнесе мало умной головы и денег, нужен опыт и честные партнеры. Ни того, ни другого не оказалось. Аферисты быстро сделали свое дело, Кирилл был разорен в считанные месяцы. Ему пришлось продать все активы, квартиру, машину, но и после всего, с чем пришлось расстаться — долг оставался непомерным. Кредиторы требовали постоянно денег, а Кириллу в один момент стало некуда идти. Он не мог даже снять комнату, чтобы где-то переночевать.

Пришлось познакомиться с ранее неведомыми ощущениями, когда хочется есть, когда очень холодно и негде поспать. Все друзья разбежались, как будто бы их и вовсе не было. Рядом оказался грязный бомж, который сочувственно протянул дрожащему от холода парню бутылку водки. А дальше – смутные перемены мест: вокзалы, лестничные площадки, подвалы и всегда чьи-то грязные руки протягивали стакан водки.

С водкой стало как-то легче, не так холодно и не так больно от осознания, во что превратилась жизнь. Трезветь и не хотелось. Ведь опять начнутся проблемы, где жить, что делать с долгами… Прошло несколько месяцев, и в худом, бородатом, постоянно пьяном мужчине трудно было узнать совсем молодого парня. А еще через год ему стало противно, захотелось вырваться — но, оказалось, все это не так просто осуществить. Бездомная жизнь затягивает.

Куда бы Кирилл ни приходил с просьбой дать ему любую работу — все отказывали, опасливо глядя на рваную одежду не по сезону, запах перегара и синие круги под глазами. И он возвращался в свои притоны, напивался с еще большим рвением и с одной только мыслью: «Нужно все забыть». Забывал усердно, увеличивая постоянно дозу «амнезийного средства», удивляя масштабами даже прожженных алкоголиков. Дальнейшие события мелькали, словно сон: скорая, больничная палата, капельница, строгий врач, даже несколько врачей, но фраза одного из них вдруг совершенно ясно была услышана: «Печень разрушается, острый гепатит. Этот парень скоро умрет, даже если мы его сейчас поставим на ноги». «Ну вот и все, отмучился», – примерно такие ожидались собственные мысли Кириллу, но внутри сознание подсказывало совсем другое: «Жить! Как хочется жить! Кто-нибудь, помогите!». Но все, к кому он обращался, грустно отводили глаза: «Где ж ты раньше был?» или: «Как же ты дошел до жизни такой?». А еще очень хотелось выпить. Даже не с горя, не для того, чтобы опять все забыть, а просто потому, что этого очень требовала больная плоть.

Алкоголь чувствовал себя в молодом организме полноправным хозяином и уже давно превратился в зависимость. Выйдя из больницы, Кирилл первым делом отправился в винно-водочный магазин. Выпил — и снова беспамятство, и сквозь пелену больного сознания он слышал собственные слова: «Помогите, я не хочу больше пить, я не хочу умирать, кто-нибудь, помогите!». «Его в Серпухов надо, к Богородице, давайте его отвезем, ничего, что пьяный, поехали,» – услышал он. Его привезли и оставили посреди храма. Людей почти не было. Кирилл посмотрел на икону Богородицы, о которой раньше мало что слышал. Он просто понял, что это место — единственное, где ему могут помочь. Он не знал молитв, не знал, как молить Матерь Божью, он стал повторять шепотом одну фразу: «Господи, если Ты есть — помоги». Было стыдно вот так пьяным буквально валяться у святыни. Как мог подсобрался, неумело наклонил голову.

Когда Кирилл выходил за ворота монастыря, он со страхом к себе прислушивался: «Вот сейчас начнется эта ужасная тяга к выпивке или потеряю сознание, потому что нет сил, а потом — умру. Как бы хоть до автобуса дойти, чтобы не упасть». Но он дошел до одного поворота, другого, дождался автобуса — и не упал. Из притона, где ему участливо наливали по рюмочке — вылетел при первой же возможности. Неожиданно появилась работа, потом — другая. Пришлось приложить немалые силы в борьбе с зависимостью. Тянуло очень, и каждый раз, когда, казалось, сил на борьбу уже нет, да и что, в конце концов, будет страшного от одной рюмочки, он вспоминал глаза Богородицы, Которая первая поверила ему, что он действительно хочет жить по-другому. И парень не мог этого забыть, он почти со стоном отворачивался от витрин с манящими этикетками.

А потом был визит в поликлинику и недоумение лечащего врача, держащего результаты его анализов: «Ничего не понимаю, гепатита нет, причем настолько нет, как будто его и не было». Это значило, что жизнь продолжается, и даже не продолжается, а начинается новая. Сейчас мобильный телефон Кирилла разрывается, потому что он нужен многим. Он работает волонтером в центре помощи бездомным, регулярно ездит на «точки», раздает питание и одежду, которых так не хватало когда-то ему. Он ведет курсы трезвости, работает над созданием православных сайтов, один из которых — Неупиваемая.ру. Всем этим Кириллу заниматься нравится намного больше, чем когда-то тем же бизнесом. Его интеллектуальные данные нашли применение намного в большей мере, чем когда-то, когда он только приехал в Москву. На этом поприще еще и радовалась душа. И каждый год Кирилл при любой занятости приезжает в Серпухов для того, чтобы поблагодарить Ту, Которая когда-то поверила в него раньше, чем он поверил Ей.

Источник: Православие и мир

 

[Татьяна Силина]

К ревущей дочке подполз мальчик-инвалид и сказал: "Не плачь!"

— Я не понимаю, зачем рожать таких больных детей.

— Да-да… В наше время калек почти не было. Только мучаются…

Две старушки читали на днях нашу храмовую стенгазету, где я рассказала о том, что у нас родилась дочка с синдромом Дауна, и обсуждали. А я проходила мимо и слышала.

Вы думаете, это были случайные «захожане»? Модные бабушки с каким-нибудь гидроперитом на голове и нарисованными синими бровями? Которые являются в храм только для того, чтобы освятить куличи, покритиковать попов на мерседесах и возмутиться, какие здесь все злые?

Нет! Это были бабульки — Божии одуванчики. В платочках. Которые, как свечечки, отстояли всю всенощную. Крестились, кланялись, подошли к помазанию и смачно поцеловали руку батюшке. И вот теперь с чувством выполненного христианского долга обсуждали, кому жить, а кому нет. Я, конечно же, хотела «встрять», но понимала, что, если открою рот, уже не остановлюсь.

Я отошла… И вспомнила, как однажды на детскую площадку пришла мама с сыном-инвалидом. На вид ему было лет шесть, но он совсем не ходил. Он передвигался ползком, отталкиваясь локтями и волоча по земле совершенно недвижимые тонюсенькие ножки. Было видно, что это что-то врожденное.

Одни дети смеялись (а мамы на них шикали), другие удивленно смотрели. Но с ним никто не хотел играть. Я попросила своих дочек познакомиться с ним, но они восприняли это без энтузиазма.
В какой-то момент к моей Соне (ей тогда было года три) подбежал мальчишка, толкнул и отнял у нее то ли лопатку, то ли ведерко, не помню уже, и умчался. Соня начала истошно реветь. «Коллеги по песочнице», включая мою старшую, Варю, продолжали играть, не обращая на нее внимания.

И тут к Соне подполз тот мальчик-инвалид. Он протянул ей какую-то свою игрушку и, улыбнувшись, сказал:
— На, не плачь. Меня зовут Рома.
Эту улыбку я запомнила навсегда. Столько в ней было чистоты. Какой-то настоящей, безгрешной, детской чистоты.
Соня перестала плакать.
— Давай играть, — продолжил он. — Ты будешь прекрасной принцессой, а я — прекрасным принцем.

И они играли, долго, весело. К ним присоединилась Варя, потом другие дети. Они ползали по площадке, все в песке, грязи, и было так хорошо, тепло. И центром этого тепла был мальчик-инвалид Рома…

«Зачем рожать больных детей?» — удивлялась старушка. Наверное, затем, что ползающий на животе и никогда не встававший на ноги Рома оказался действительно прекрасным принцем. Настоящим. Прекрасным душой, которая умеет жалеть, любить, дружить и радоваться жизни. И разве это не главное. Но поймет ли это та бабушка?

Иногда к нам на подворье забегает паренек. Именно забегает, потому что передвигается он почему-то только так. Он на бегу говорит, на бегу крестится, на бегу что-то жует. Я не знаю, как его зовут. Некоторые называют его «Божий человек». У него совершенно детские глаза, ведет он себя как ребенок, а на вид ему можно дать от 25 до 40 лет. Я не знаю, что у него, но явно видно, что он не совсем здоров. В нашем стандартном понимании.

Помню, еще будучи беременной Машенькой, я пришла поработать в наш «Николин уголок» — пункт приема и выдачи вещей.
В тот день к нам как раз привезли огромные мешки с вещами, которые нужно было снести в подвал.
— Вы мне не поможете? — обратилась я к какому-то мужчине. Очень здоровому на вид.
— Найдите кого-нибудь другого, я не грузчик, — неожиданно ответил он.

А тут как раз мимо пробегал этот «Божий человек», махал руками и над чем-то громко смеялся.
— Дурдом, а не храм! — сказал мужчина. — Псих какой-то…
Я сама потащила мешок… Паренек подбежал ко мне и выхватил его.
— Нельзя! Нельзя! — показал он на мой живот. И начал таскать вещи.
Мужчина покраснел.
— Простите, — выдавил он. — Я помогу…

…А недавно я видела, как этот паренек смотрит на небо. Там плыли облака, белые, пушистые… Он стоял, смотрел и улыбался. И улыбка у него была, как у того Ромы. Чистая, безгрешная. Он видел красоту и был счастлив. Как может быть счастлив только Божий человек, глядя на Божие творение. И ему больше ничего было не надо.

Зачем рожать больных детей? Почему Бог дает жизнь «психам?» Наверное, потому, что «дурачок» часто оказывается настоящим мужчиной и просто настоящим человеком. Который сразу приходит на помощь и радуется каким-то дурацким облакам. И умеет быть счастливым. Глядя на таких людей, мы можем стать лучше.

А еще я знаю, что «калеки» не мучаются, о чем сильно переживала одна из бабушек в начале моего рассказа. Мучаем их мы, как бы здоровые.

Вспоминаю одну весьма церковную старушку. Тоже в платочке, как те, первые, и с таким же перманентным чувством выполненного христианского долга. Улыбка, которая при виде батюшек приторно расплывается далеко за пределы лица. И которая с самозабвенным шипением гоняет всех, кто, по ее мнению, не слишком «христианообразен» и улыбчив.

Однажды она, рассматривая семью с мальчиком-аутистом, удивлялась: «И почему родители его не сдадут?» То есть человек днюет и ночует в храме, молится, постится, читает Евангелие, «православно» выглядит и при этом уверен, что больного ребенка можно просто «сдать» и тем самым решить проблему… Как-то эта же бабушка, показывая на женщину-инвалида с абсолютно здоровым мужем и доверительно улыбаясь своей приклеенной безразмерной улыбкой, сказала мне: «Ну да, Боженька, конечно, дает жизнь, кому считает нужным. Но я бы запретила таким инвалидам выходить замуж и рожать. Зачем портить генофонд?»…

А у меня есть одна хорошая знакомая. Женщина с ДЦП и одновременно многодетная мать. Я бы с радостью и гордостью назвала ее подругой. Но из-за банальной нехватки времени видимся и общаемся мы урывками. И поэтому не знаю, могу ли.

Она, человек с инвалидностью и, повторю, многодетная мать, не раз предлагала мне помощь, аргументируя это тем, что я могу уставать. Не я, здоровая, без ДЦП, предлагала помощь ей. А она мне, понимаете? Она постоянно делает мне подарки и угощает «вкусностями».
Я все время ною и жалуюсь то на головную боль, то на давление, то непонятно на что. На все, в общем. А она говорит: «Я никогда не чувствовала себя инвалидом!» И у нее можно поучиться жизнерадостности, жизнелюбию и внимательному человеческому отношению к окружающим.

И у меня возникает вопрос: кто «портит генофонд»? Люди, которые уверены, что больных детей можно куда-то сдать и жить спокойно? Которые считают, что человек без ноги не имеет права дышать полной грудью, жить счастливой жизнью, любить, выходить замуж и рожать детей. Если у тебя четыре конечности, то милости просим в наш прекрасный мир. А если конечностей вдруг стало меньше, то лучше и вовсе не жить. Или те, кто, казалось бы, слабее, а на деле оказывается сильнее? И, наверное, счастливее.

Что я хочу всем этим сказать? Да, наверное, ничего особенного.

Просто с тех пор, как в нашей семье появился ребенок-инвалид, я много думаю обо всем этом. Вспоминаю, пересматриваю. Я сталкиваюсь с разным отношением и к нам, и к особым людям вообще… Хорошего, конечно, намного больше. И об этом я обязательно еще напишу. Но есть такое, от чего волосы встают дыбом. И чего быть не должно. Не только потому, что это не по-христиански и просто не по-человечески. И слабому надо посочувствовать и помочь, а не добить и «сдать».

А еще и потому, что эти «слабые» люди на деле часто оказываются сильнее и лучше нас. И счастливее. Нет, я не утешаю себя. Понятно, что быть здоровым лучше, чем быть больным. И родить здорового ребенка лучше, чем больного.

Но гораздо страшнее инвалидности физической — инвалидность души. Когда мы считаем себя лучше только потому, что беда пока обошла нас стороной. И когда решаем, кому стоит жить, а кому нет. А когда это говорит человек, считающий себя верующим — страшнее вдвойне.

Елена Кучеренко

 

[Татьяна Силина]

О Машке-дурочке

Погибла Машка. Точнее, Мария. Ей было уже за 60, но на приходе у отца Евгения ее все так и звали – Машка, обращались на «ты» и считали местной дурочкой. Все свое время Машка проводила в храме. Хотя она почти не стояла на службах, а больше играла на подворье с детьми. И даже причащали ее иногда без исповеди – как ребенка.

Да она и вела себя как маленькая. Взрослые прихожане ее не то что не любили, но сторонились. Она была очень навязчива: то лезла обниматься, то что-то выпрашивала, то просто говорила без умолку. Жаловалась, что у нее порвались колготки, что ее кто-то обидел, что батюшка отругал. А отец Евгений ее любил. Только просил не мешать во время службы...
– Машка, отстань, Херувимская, – говорили ей одни. – Так, бери конфету и иди, дай помолиться, – подталкивали ее к выходу другие.

И она шла, грустно опустив голову. Но видела на подворье детишек и расцветала. И тут же отдавала кому-нибудь выпрошенную конфету. Церковная малышня считала Машку ровней и висла на ней гроздями. Она играла с ними в прятки, догонялки, куклы, лепила в песочнице куличики, читала им какие-то детские стишки. А больше всего ей нравилось возить по подворью чью-нибудь коляску с младенцем. Ей иногда доверяли. Машка шла с этой коляской гордо и робко одновременно, часто останавливаясь и заглядывая внутрь. Она смотрела на кроху с непередаваемой нежностью и какой-то глубокой тоской. Как будто душа этой болящей женщины плакала о несостоявшемся материнстве.

А еще она очень любила Богородицу... Как-то в тот храм привезли чудотворную икону Божией Матери. Всего на сутки. Весь день шли к Ней люди. В какой-то момент к святыне подошла важная, модная и очень душистая дама. Машка почему-то начала дергать ее за рукав и смеяться. – Отстань, дура! – со злостью выпалила женщина. – Уберите ее кто-нибудь. Это услышал отец Евгений. «Богородица пришла и к дурам», – тихо сказал он. Дама опешила, но больше опешила Машка. Она посерьезнела, встала перед иконой на колени, поклонилась и тихо вышла. Потом она иногда подолгу стояла перед каким-нибудь образом Божией Матери. Смотрела на Ту, которая пришла и к ней – к «местной дурочке». И о чем-то думала...

... И вот ее не стало. Случилось это после службы. Машка куда-то пошла по своим делам. И, проходя мимо одного из домов, увидела, что там горит квартира. Пожарные уже успели вывести жильцов, но какой-то маленький мальчик рыдал и кричал на всю улицу: «Там Пушок, там мой котенок!» Мама прижимала его к себе, а он все кричал и кричал. Потом рассказывали, что Машка кинулась в подъезд... Ее пытались остановить: «Куда, дура! Погибнешь!» Но она не слушала. Удивительно, но Машка котенка нашла. А сама умерла в реанимации. Отравилась угарным газом. Хоронить ее было некому, и всё взял на себя храм.

После отпевания кто-то сказал: – Надо же вот так погибнуть по глупости. – Не по глупости, а по любви, – ответил отец Евгений.

И рассказал то, чего никто здесь, кроме него, не знал. Когда-то в детстве маленькая и здоровая Машенька вот так же полезла за котенком, который застрял высоко на дереве. Спасла, но сама упала, ударилась и повредилась головой. Лечили – ничего не вышло. И осталась она ребенком на всю жизнь, дурочкой-Машкой, которую никто не воспринимал всерьез, но которая любила и жалела всё живое и которую обожали дети, а детей не обманешь. – Да, она погибла из-за любви, – повторил отец Евгений. – Царствие Небесное рабе Божией Марии…

Елена Кучеренко

 

[Татьяна Силина]

ПИСЬМА ДОКТОРА ЛИЗЫ

Санек

В хоспис его привезла железнодорожная милиция. Окровавленный – сопротивлялся при «доставке», с огромной распадающейся опухолью слева на шее. В кармане держал газету со статьей обо мне. Статья эта, собственно и послужила причиной конфликта. Открылось кровотечение, кто- то пожаловался в милицию и гражданина Григорьева, 1958 года рождения, судимого, без определенного места жительства арестовали.
В отделении он развернул газету и потребовал привезти его в хоспис.

«Петривна меня возьмет. Вот тут написано. Разойдитесь, сссуки!!» Ему не поверили, завязалась драка. Он их убедил. Привезли, минуя приемное, сразу в палату.

Первая фраза, которую он мне сказал заключалась в том, что он убийца. В тональности «не нравится – не бери». Отсидел 15 лет за убийство отчима. После освобождения бомжевал.
В палате был один, но так как был человеком общественным, в ней только ночевал, часами просиживая в холле хосписа.
Несмотря на то, что я разрешаю курить в палате, выходил на лестницу, без стука в ординаторскую никогда не входил, и за обедом или ужином приходил непосредственно к кухне, хотя еду больным сестры развозят по палатам. Ложку носил в кармане, вилкой не пользовался.

Говорил на фене, от него я получила не только сами блатные слова, но и их толкование. Даже органы имеют на блатном языке свое название. К примеру «репа» и «бубен», «макитра» – это голова, а «свекла» – это сердце. И то и другое у него болело. Я не спрашивала у него, как он попал в тюрьму. Он отчего-то решил рассказать сам. Спросила, не хочет ли он исповедоваться священнику.
– Поп у тебя, Петривна, хлипкий какой-то. Не внушает. Ну его в жопу. Да и забздеть может. Я не раскаиваюсь. Сволочь он (отчим) был редкая, беспредельщик. Мать в гроб уложил.
Вкуриваешь (понимаешь)?
Он сидел около церкви во время службы. Ставил свечки, когда никого не было рядом. Но от «попа» упрямо отворачивался.
Пришлось понять, а что мне оставалось делать.
– Хата у тебя грамотная, но к Пасхе я от тебя уйду. Свободы хочу.

Санёк был самым политизированным. Я уже писала о том, что о всех политических течениях на Украине узнала от него. Жить не мог без газет, буквально умоляя принести ему все, что можно читать. Читал медленно, очень внимательно, вставляя смешные комментарии, особенно по депутатам Верховной Рады. Хотя и в стороне от российской политики тоже не оставался. Жириновский был у него «бакланом». Тогдашнего премьер министра Украины величал «дешевым фраером», Януковича – «честный пацан», заседания – «гнилыми базарами»и «шоблами».
Санёк умер ночью, от кровотечения. Всё закончилось минут в пять. Он даже не успел испугаться.

В тумбочке нашли записную книжку и бумажную иконку Николая – чудотворца.

По той же записной книжке нашли и сокамерника, который не опустился после тюрьмы и едва сдерживал слёзы, забирая «Сашку»в последний путь.
Он оплатил его похороны. Вот только не было места, где закопать его. Я купила землю на кладбище недалеко от Киева, где сейчас хороним хосписных бомжей и малоимущих, не имеющих своего места. На первой могиле хосписного кладбища стоит крест на котором написано «Александр Григорьев».
Его последним желанием было сфотографироваться «в натуре с тобой, Петривна и шобы висела это не на доске «Их разыскивает милиция», а где- нить ещё. Я тебя обниму, Петривна!»
Из писем доктора Лизы.

 

[Татьяна Силина]

«ВОТ КАКИЕ ЧУДЕСА ТВОРИТ ВЕРА»

Сестра милосердия Лариса Иванычева:

- Хочу поделиться с вами историей о том, какие чудеса творит вера. Я несу послушание в 9-й больнице. Перед Новым годом ко мне подошел мужчина-мусульманин, весь в слезах. Я впервые видела, чтобы мужчина в расцвете сил стоял и плакал. Он рассказал, что отдал сыну свою почку, но она не приживается. Врачи трижды оперировали, но четвертый раз сын не выдержит, организм совсем ослаб.
«Что мне делать?» — спросил он. Что я могла ему ответить?

«Будем молиться: вы своими молитвами, мы своими». Постояли, помолчали, но он не уходит. И такая в его глазах мольба...
«А Вы верите, что у каждого человека есть Ангел Хранитель?» — вдруг спросила я.
«Да, верю». — «Тогда держите. По вере вашей да будет вам». И дала ему ложку с изображением ангела.

Он заулыбался и ушел. После праздников этот мужчина снова подошел ко мне, уже бодрый и оптимистично настроенный. Сообщил, что очередную операцию делать не пришлось, дело пошло на поправку, почка стала приживаться.
«Сын взял вашу ложку, привязал к больной почке и постоянно молился. Я даже сам удивился».

А через недели три они подошли ко мне уже вдвоем. И такие светящиеся глаза у них были! Вот какие чудеса творит вера.

Отец Андрей Лемешонок:
- Вы сказали с верою — и человек тоже поверил. Нет безвыходных ситуаций. Бог есть Отец для всех, и Он всем помогает.

Из материалов сестрического собрания

VK | VK

vk.com

 

[Татьяна Силина]

Рассказ Елены Кучеренко

Когда я была молодой, наивной и не такой умудрённой опытом, как сейчас, я думала, что уж мои-то девочки не то что будут всегда радостно бежать на службы – волосы назад, но вообще убегут в монастырь, иконописную и регентскую школы, православный затвор и многодетные супруги иереев. Никакого мира, который лежит во зле! И, даже вынужденно пока пребывая в этом миру, будь он неладен, они будут вести себя, как и подобает истинно-верующим барышням, подвижницам и исповедницам. А не вот это все – светское, непотребное и хулиганское.

А как может быть иначе?!

Все беременности я исповедовалась и причащалась каждую неделю, молилась, читала сплошняком все существующие акафисты и мазала живот всеми освящёнными везде, где только можно, маслами. Мы крестили дочек сразу после нашего выхода из роддома, укладывали их спать и будили под православные песнопения и не кормили без предварительных просфор и святой воды. Вокруг их кроваток всегда стояли иконостасы и висели разные молитвы от сглаза, порчи, грехопадения и за все хорошее против всего плохого.

Мы прочитали им все существующие Детские Библии, Евангелия и православную детскую литературу. Мы объездили с ними все монастыри и окунулись во все источники. Мы не пропускали с ними ни одной воскресной литургии, разве что только с температурой под 40. Едва начав говорить, они уже знали «Символ веры», «Отче наш», «Богородицу» и «Царю Небесный». Сесть за стол без молитвы, а также лечь спать, проснуться, выйти на улицу и вообще что-либо сделать было невозможным, немыслимым и не про нас.

Едва научившись ходить, они ковыляли к аналоям и целовали кресты. А дома – иконки. Да они их везде целовали!.. Старшая по собственному желанию выстаивала все службы и в свои 3 года убила наповал и так еле дышащую от прожитых лет храмовую старушку.

– Деточка, на тебе конфетку, -– прошамкала та.

– Спасибо! Но я съем ее после поста...

В общем, самое благочестивое благочестие меркло на нашем и наших девочек фоне, и святые украдкой утирали растроганную слезу, глядя на нас с икон. И, наверное, даже думали – не пора ли им уступить нам место.

И?.
...И однажды старшая сказала:

– Мама, вы с папой сами, осознанно пришли к вере, а нас привели в храм! Я тоже хочу сама все понять! А сегодня я не хочу на службу!

Это та девочка, которая когда-то мечтала стать монахиней!

Практически мой обморок, слёзы, разговоры с мужем... И сейчас она ходит по большим праздникам. Чтобы не расстраивать нас... И слава Богу! А я молюсь:

– Господи! Просто за то, что она пока нас слушается, зачти ей это в Своей небесной канцелярии.

...Что ещё?..

– Лена! Как же так! Ты православный писатель, муж – алтарник... А ваша Соня проболтала с подружкой всю службу. И вообще она в джинсах!

...Или вот:

– Лена! Ты православный писатель (прямо клеймо какое-то), муж у тебя – алтарник (опять же)... А ваши две средние подрались прямо во время Исповеди перед аналоем... И батюшка был очень недоволен...

Можно подумать, я была очень довольна. Но мы их этому не учили, чесслово. Мы водили их каждый день в храм и воспитывали в вере. И думали, что они навсегда так и останутся ангелочками в рюшах.

– Лена! Как же так! (дальше пропущу, ну, вы поняли)... Одна ваша дочка оплевала батюшку!

Ну да, было дело! Ей было года два, и священник призвал ее к порядку. За что и пострадал. Благо, у него у самого куча детей, и его уже ничем не удивить...

– Мама! Я не пойду на Исповедь к отцу N! – заявляет ещё одна дочь. – Он нарушает мои границы, личное пространство и свободу выбора!

Ась? Что? Пространство? Откуда они вообще это берут?!

...В миру будут исповедовать, проповедовать, миссионерствовать и вести себя как барышни из православного пансиона?

– Елена Александровна! Это классный руководитель! Дети напуганы, родители хватаются за сердце! Ваша дочь записывает всех в «Тетрадь смерти!»

– Лучше бы она записала всех в тетрадь Страшного Суда! – проворчал муж, когда я прибежала к нему с криками об ужасах, которые, оказывается, творятся. Выяснилось, это у них игра дурацкая какая-то...

– Елена! Это сосед! А вы знаете, что одна ваша дочь с подружкой кидают из окна на прохожих шарики с водой! Как же так, Елена?! Вы же верующие! От кого, а от вас не ожидал!

Вы думаете, я ожидала?

У меня в этом смысле сейчас вся надежда только на Машу с синдромом Дауна. И то:

– Мама! Храм – нет! Гулять!

А она, между прочим, тоже родилась практически в храме и уже умеет креститься и молиться. И мне все доказывали, что такие дети – ангелы. И спят и видят, как бы не вылазить из церкви!

– Мама! Гулять! – повторяет Маша и топает ногой. А потом в знак протеста просто ложится перед алтарем. И молодой батюшка делает мне страшные глаза. Я ему в ответ – ещё страшнее. У него просто только родился первенец, и не знает он ещё жизни!

***

– Лена, не переживай! У нас не самый худший вариант, – утешает меня муж.

Тут согласна, у нас вообще прекрасные девочки.

– Мама, у нас это просто возраст, – успокаивают меня сами дочки...

...Что там ещё говорят про верующие семьи? А, вот... Что детей духовенства, например, видно сразу! А как может быть иначе? Это же святые дети святых людей, которые возрастают в окружении всего святого! Все плохое убивается наповал благодатью ещё на подлёте к ним...

– Батюшка! Это директор школы МарьВанна! А вы знаете, что ваш сын курит в туалете? – позвонили как-то знакомому священнику.

Священнику, который, между прочим, пару раз приходил на беседы в ту школу и рассказывал: «Будете, дорогие родители, водить деток в храм, и все у вас будет хорошо!»

– А ещё ваш сын склонял к курению физрука...

– Что? Сын? Алтарник и отличник воскресной школы? Первенец и гордость?

Парень и правда хороший. Проблем никогда батюшке с матушкой не доставлял. Только радовал. Пока в переходный возраст не вошёл. И как подменили! Такое ощущение, что вместе с первым подростковым прыщом у них в мозгу и других местах происходит короткое замыкание и начинает истошно орать какая-то красная кнопка. И все! Механизм бесконтрольно летит в неизвестном направлении.

Ну, и помимо всего прочего, о чем я рассказывать не буду, решил он с одноклассниками в школьном туалете электронные сигареты покурить. Лучше места не могли найти. Хоть бы со старшими и опытными посоветовались.

– Господи! А физрук тут при чем? – простонал в телефон батюшка.

А при том, что в этот момент сортир решил посетить какой-то молодой паренёк. Старшеклассник по виду. Мелкий, щуплый, ну физрука не похожий.

– Че, будешь? – вальяжно протянул ему сигарету батюшкин сын. – Или стремаешься?

– А че, можно, – ответил щуплый.

И вдруг скрутил парня, тот даже пикнуть не успел. И – к директриссе. Новый физрук, оказалось. Первый день вышел на работу. Кто ж знал. Как малец выглядел.

– Вы батюшка, не волнуйтесь так, – запереживала и сама МарьВанна. – Они все в этом возрасте курят.

– Но он же – мой, мой! Я же священник, и я сам говорил: «Водите в храм – и все будет хорошо!»

– Ну, вот так... Бывает.

Что там батюшка с сыном своим сделал, история умалчивает... Помолился, наверное... Ну, я надеюсь...

Это курение – вообще какой-то бич всех подростков. Вот тоже история.

Семья церковная. Мама иконы пишет, в трапезной работает, папа алтарничает, на клиросе поёт. Детки верующие, все такие из себя в православной гимназии. Едва не мироточат. Пример, образец и все такое.

– Алло! Это полиция! Мы задержали вашего двенадцатилетнего сына курящим у метро! Приезжайте за ним в отделение!

– Я сейчас не могу! Я на клиросе пою! – прошептал в трубку со службы обалдевший папа, вмиг перепутавший все ноты, крюки и молитвы.

– А мама?

– А мама поминальную трапезу готовит.

– Все ясно! Блаженные! Ну, мы сами его привезём.

Что дальше было, я тоже не знаю. Но вроде все живы.

***

У друга моего, отца Евгения, сына-подростка вообще забрали в обезьянник. Тоже пубертат подкрался незаметно. А такой хороший мальчик был. Церковные бабушки обрыдались от восторга, глядя на него. И сам священник украдкой тоже. Чудо, а не ребёнок. А тогда подрался на улице и витрину магазина разбил.

Нельзя сказать, что батюшка был до дрожи удивлён. Удивлён он был раньше, когда у его ангелоподобного сына, который все детство в монаха играл и кадил всем, что висит, что-то вдруг щелкнуло в голове, и он заявил, что «надоела мне эта ваша Церковь. И вообще, я свободная личность в поисках себя!» Ну, и пошло-поехало. И обезьянник, в принципе, стал вполне логичным завершением этих поисков и метаний молодой неокрепшей души.

Но все равно, сын попа в полиции, под арестом – это перебор. К тому же городок маленький, все друг друга знают. И когда из отделения, хихикая, ему сообщили эту приятную новость, отец Евгений справедливо вознегодовал.

Первым порывом любящего отцовского сердца было, само собой, надрать засранцу задницу. Вторым – поехать спасать беззащитное, попавшее в беду чадо. Тем более что батюшка сам – бывший мент. Это отдельная прекрасная история.

Знал он не понаслышке, что такое местный обезьянник. Это вам не заграничные тюрьмы, больше похожие на курорт. Удобств не имеется. Да и контингентец не самый гламурный. Можно и вшей домой принести, помимо всего прочего. И вообще душой повредиться.

Но, помолясь и здраво рассудив, решил отец Евгений, что пусть паскудник посидит пару-тройку деньков, чтобы неповадно было. Главное – супругу сердобольную удержать от спасательных порывов и женских эмоций. Да и самому слабину не дать. Тоже ж не камень, человек.

Помолясь и здраво рассудив, решил отец Евгений, что пусть паскудник посидит пару-тройку деньков, чтобы неповадно было.

Выждав положенное, отправился вызволять. Понятно, что едва не расплакался, увидев драгоценного своего ребёнка, больше похожего на ощипанную курицу. Но драться и поучать не полез. Многозначительно и угрожающе молчал. Что ещё хуже.

А потом возликовал, когда полицейские ему по секрету сказали, что сынок его от таких потрясений в обезьяннике молиться начал. И даже проповедовал бомжам и алкашам. Что, мол, не по-христиански им вообще-то такую жизнь вести. Надо бы завязывать с пьянством и тунеядством и к Богу обращаться, чем быстрее, тем лучше.

В общем, подействовала батюшкина воспитательная хитрость. Да так подействовала, что сынок сейчас в семинарии учится. Священником хочет стать. Шоковая терапия…

***

А недавно у меня разговор с одним новоиспеченным отцом приключился. Который в маленькой своей дочке души не чает, обцеловывает всю, причащает, задыхаясь от гордости и нежности, и мечтает ей густые косы плести, когда на ее лысой голове хоть какая-то поросль образуется.

– Я вот даже представить себе не могу, что появится когда-нибудь грубое животное и заберёт у меня мою принцессу, – говорил он мне с неподдельным ужасом в глазах.

«Животное» – это мужчина, значится... Ну-ну...

– Я очень придирчиво буду отбирать ей женихов, – продолжал он. – Мимо меня даже мышь не проскочит.

– Ну, или дочка тебя даже не спросит, – жестоко и бесцеремонно «выстрелила» я в его наивную, чистую отцовскую душу.

И мне показалось, что он сейчас, и правда, склеит ласты прямо у меня на руках от такой перспективы.

Ну, и историю по случаю вспомнила...

Жил-был батюшка. Хороший, добрый, правильный, многодетный. Пастырь всяких разных овец, как он есть. Сыновья чудесные, дочки в платочках. Старшая – вообще загляденье. Умница-красавица, папина любимица. Глаза – озёра, коса русая до пояса, нрав кроткий. И всем другим Бог ее тоже не обидел.

Папа-священник мечтал и ее супругой священника видеть. Ну, и следил за дочкиным поведением и целомудрием изо всех сил. И она не подводила. Глаза в пол, «да, папочка», «да, мамочка», «спаси вас Господи»...

Женихов ей родители отбирали скрупулезно. Всех священников в городе объездили, ко всем поповским сыновьям присмотрелись. Выбрали самого перспективного. Высокий да статный, благочестивый не на шутку, борода пробивается, несмотря на юные годы, – знак будущего священнического достоинства. И пробор прямой! Как на картинках. Осталось только набриолинить.

– Вот, доченька, скоро свататься к тебе придут, – сказал заботливый отец.

– Да зачем же, папенька! У меня уже есть суженый!

И осел папенька, как громом поражённый. От кого-кого, а от доченьки любимой, кроткой да смиренной, такой строптивости и заявлений не ожидал.

Ну, и привела на следующий день поповская дочь в свой поповский дом женишка.

– Ты только не волнуйся, только не волнуйся, – махала на батюшку матушка всем, что машется. – Ты поговори сначала. Может, нормальный он человек. А что выглядит так... Ну, с кем не бывает.

Но с будущим батюшкиным зятем такого бывать не могло по определению. Куртка чёрная, кожаная, мотоцикл тарахтящий, в ухе серьга, взгляд наглый и вызывающий, речи дерзкие. И на красный угол не перекрестился.

– Папа, мама, это Гоша! Он рок-музыкант.

Матушка замахала на батюшку ещё активнее. Где их дочь, которая, кроме православных песнопений, ничего не слушала, и где рок-музыкант?! А вот поди ж ты...

– Да где ж вы познакомились то?

– На рок-концерте.

Все, чем махалось, закончилось...

Но, слава Богу, обошлось без смертоубийства. Священникам, как известно, это нельзя, а то бы... А дочка проявила такую настойчивость («Люблю, не могу, не благословите – убегу»), что пришлось несчастным родителям смириться.

Но парень оказался неплохой. Чудесный даже парень. А самое интересное, что со временем он свои железки поснимал, электрогитару на антресоль закинул, мотик в гараж загнал – и стал... священником. Так что сбылась батюшкина мечта. Правда, не без сопутствующих потрясений.

А по праздникам, в тёплой семейной обстановке, гитарку все же зятёк иногда достаёт. И под кагорчик песенки разные лабает. Но тут уж ладно... Тесть прощает. И даже подпевает. Ну, а что, не человек?

***

Ну, а если серьезно и возвращаясь к началу...

Конечно же, надо водить детей в храм, кто ж спорит. Но жизнь показывает, что совсем это не панацея от разных пердимоноклей и подростковых и детских выкрутасов. И не гарантия, что ребёнок однажды не скажет: «Не хочу я в этот ваш храм!» Или не придёт весь в чёрном, с синими волосами и тату, распугивая бабушек. И не заснёт на службе. Просто принципиально!

И не начнёт чудить. И искать себя вне Церкви. Это больно, это страшно, но это... нормально. Да, очень хочется, чтобы они не повторяли наших ошибок. Но и моя мама просила меня когда-то:

– Леночка, может, не надо? Не делай этого!

А я, вся в том же чёрном, с тремя серьгами в одном ухе, шестью – в другом и кольцом в носу, искала свой путь. И, совершив все ошибки, нашла.

И наши дети будут совершать свои ошибки, увы. А потом просить своих детей: «Может, не надо?» И так из поколения в поколение.

Поэтому сейчас я просто молюсь:

– Господи! Не оставь наших девочек! Прости им все! И нам прости! Исправь все, что я с ними напортачила! А я напортачила. Открой им Себя! Ведь открыть человеку Бога может только Бог! Только Ты! И да будет воля Твоя!

... И – да, «злорадно» потираю руки, когда молодые родители любуются в храме на своего ангела-младенца. И думают, что с их-то дитяткой точно ничего такого не случится. И дай им Бог.

Но знаю я, что пройдут годы, и они, так же, как и мы, родители подросших детей, будут шептаться в храме:

– Твоя пришла?

– Нет, не хочет.

– А мой сказал: «Только на Пасху!» И слава Богу!

– А мой пришёл, пришёл...

– Моя крест сняла....

... И ничего не остаётся делать, как только молиться, ждать и любить. И позволить действовать Богу! Он не оставит! Я это точно знаю! Пройдёт время, совершатся ошибки, и наши дети вернутся! Обязательно! А куда им ещё идти? У человека один только путь – к Богу!

 

[Татьяна Силина]

Спасение.

В селе Борисовке был дивный батюшка – о. Николай. В 30-е годы, когда рушили храмы и сажали духовенство, во второй половине дня он подметал двор. На нем была широкополая шляпа и халат. Приходит группа каких-то людей и спрашивает его:

– Где батюшка? Дома?

Понял он, что нет воли Божией предаваться им в руки, раз они его не узнали. Показал рукой в одну сторону, сказав, что он ушел туда. А сам побежал в другую. Там речка у них довольно широкая. Время холодное было, к вечеру. Ни моста, ни переправы, а в воду лезть – не проплывешь, холодно. Вдруг заметил он рыбака на лодчонке. Тихонько окликнул и подозвал к себе, показывая, что надо ему на другую сторону переправиться. Будучи на середине реки, рыбак спрашивает: «Ты кто?»

«Наступил момент испытания веры моея, если не скажу правду, то какой я христианин, а если признаюсь, кто я, то сразу утопит меня (так как в то время имел право любой человек глумиться над верующими людьми)». И не поколебался истинный пастырь Христова стада. Предался в руки Божии, призвав на помощь святителя Николая, и произнес:

– Я священник.

– А я святитель Николай.

И стал невидим, а о. Николай оказался на другом берегу.

«Правило веры», №5, 1999 г.

 

[Татьяна Силина]

О ВЕЛИКОЙ ЛЮБВИ

...я ей говорю: ну откуда ты взялась такая, откуда эта фантазия и все прочее?
Она говорит: о, это очень понятно, это очень легко объяснить. Я выросла в тени великой любви.

— Мoй отец, когда ему было семнадцать лет, на ярмарке увидел девочку. Четырнадцатилетнюю девочку в синем платье с синим бантом. И влюбился. Ждал, когда ей исполнится восемнадцать, попросил ее в жены и получил ее в жены. Он ее обожал...
Oни были довольно бедные фермеры, мама доила коров, делала всю работу, но они жили и радовались каждому пережитому дню, до самого конца. И это было искренне, так трогательно и прекрасно!

Я видeлa, как хорошие люди в хороших семьях ругаются, кому пойти пocтaвить чайник. У нас ругань шла только в обратном смысле — каждый хотел пойти поставить чайник. Каждый хотел взять на себя. Когда твой спутник хочет взять на себя больше, то тебе хочется взять еще больше... Здесь интересный механизм, я его проследила. Чем меньше хочет взять на себя твой спутник, тем меньше тебе хочется взять. И наоборот. Тут обратная связь. И родители рвали друг у друга из рук домашние дела, неприятные поручения, трудные задачи — все это каждый хотел сделать за другого...

Счастливым и веселым оказался их брак - единство душ и стремлений, и вот такого брака я не встречала ни у кого — чтобы он был не только глубокий и серьезный, но радостный и веселый в каждую данную минуту...
И каждое утро начиналось с молитвы отца – он благословлял Бога за то, что ему послали эту чудо-жену, эту чудо-любовь, это чудо-чувство. И вот мы в тени этой великой любви, обожания, выросли...

Потом я спросила:
- А мама?
- Мама умерла десять лет назад.
Я говорю:
- Господи, а отец?
- Отец жив.
- Как же он пережил, ужасно, наверное, смерть матери?
- Что ты! Он благословляет каждый день Бога, что боль разлуки выпала ему, а не ей...

Лилианна Лунгина «Подстрочник»,
воспоминания об Астрид Линдгрен

 

[Татьяна Силина]

СОВРЕМЕННЫЕ ИКОНОБОРЦЫ

Всего этого не слышат, не хотят услышать современные иконоборцы — протестанты, которые святую икону называют идолом, смеются над ней. Я сам лично слышал такое не раз.

К нам сейчас в Новосибирскую область различные проповедники иностранные (или иностранцами обученные) приезжают, над иконами глумятся. Лет 8 назад один такой пришел в наш храм в Бердске, поздоровался за руку — и, как говорится, вопрос в лоб: — Скажите, батюшка, почему вы идолам поклоняетесь? — Как звать-то тебя? — спрашиваю — Геннадий. — Геннадий, я старик, слепой, не вижу, а ты молодой, у тебя глазки зрячие, ты покажи — где ты идолов увидел в церкви?

Он показывает на икону Царицы Небесной. У меня даже руки опустились. Нехорошо мне стало. Говорю ему: — Слушай, Геночка! У тебя мамочка есть? — Есть. — А мамина фотография? — Есть, конечно. — Ты где живешь? — В Новосибирске. — Ну, так ты, Геночка, когда домой приедешь, возьми фотографию мамы, подойди к мамочке и говори: «Мам, а вот это — идол!» Что она тебе скажет?! Он только глазами заморгал… — Ну что, говори, идол это?! Замолчал «проповедник». — А паспорт у тебя есть, Геннадий? — Есть. Взял я паспорт и на его фотографию показываю: — Ген, вот это идол! — Так это же человек, — сказал он, смутившись. — Ах, человек? Значит, не можешь на свою фотографию сказать, что это идол? — Нет! — А ты знаешь, на Кого показал на иконе? — Вы называете ее Царицей Небесной, а она такая же женщина, как все, у нее много детей было, — и давай куролесить, все сектантские басни выкладывать. — Да ты, видно, не знаешь, чья Она Мама? — спрашиваю я. — Знаю. Мать Иисуса. — А почему же ты на свою мамочку не можешь сказать, что она идол, а на Мамочку Иисуса, Которого ты проповедуешь, ты дерзко говоришь, что Она идол? Этот портрет — Ее личность! Ты знаешь, что позоришь Иисуса Христа? Какой же тебе благодати Христос даст, если ты Его Мамочку называешь идолом? И замолчал он… Долго мы с ним сидели, разговаривали. — Вы и креста не признаете, — говорю ему. — А зачем? И где написано, чтобы креститься? Ведь Иисус Христос креста не носил, только вы крестик носите! — Как не носил?! Он — основатель крестоношения, Он нес деревянный крест на Голгофскую гору, на этом кресте Его распинали. Знаешь? — Знаю. — А ты говоришь — не носил! На этом кресте Он победил смерть.

Вот мы и носим крест в знак Его любви, в знак Его победы над смертью. Крестик этот — оружие против врага. Мы этим крестом тоже побеждаем — всякие лукавые мысли отгоняем. Вы крестов не носите и не креститесь, а мы крестимся — во имя Отца и Сына и Святаго Духа, — и я начал осенять себя крестным знамением. Как вскочил сектант, как бросился бежать от меня. А я, хоть и старик, но догнал его: — Ты что, Геннадий, убегаешь? — Так ведь это же смерть! Крест — это смерть! — говорит он мне. — А ты видишь меня — я хоть и старенький уже, немощный, но живой.

Сколько я крестился — всю жизнь, с самого детства, и крест ношу, и на фронте был — но не умер! Кто тебе сказал, что это смерть? — А нас так учат… А у самого все руки исколоты наколками — ну прямо как перчатки разрисованы. — Что это с твоими руками, Гена? — спрашиваю. — Я в лагере сидел два года, там нечего делать, кололись — я весь исколотый… Расстегнул он рубашку, показал — а там «свитер» целый на теле выколот. Вот сектанты и ловят таких, воспитывают. И литературу бесплатную дают, посылки контейнерами присылают из Америки, из Англии, из Германии — лишь бы души их заполонить.

Такую же сатанинскую ненависть к иконе и кресту проявляют иеговисты. Сам наблюдал. Как-то позвонила мне в квартиру одна шустрая девица: — Идите скорей на детскую площадку, там сейчас проповедь говорить будут. Вышел я на площадку, смотрю — молодые люди сидят на скамеечках. Я говорю: — Как приятно, молодые люди речь ведут о Боге… — Да, дедуль, — отвечают, — сейчас будем проповедь читать, только все дома обойдем. Через 15 минут начнем. — Что же вы читать будете? — спрашиваю. — Пророка Моисея. — Вот как хорошо. Ну а в церковь вы ходите? — Нет пока, мы еще только собираемся церковь строить. — Какой же вы веры? — Православной. — Я вас ни разу не видел в православной церкви. — Так мы туда не ходим, мы — иеговисты. — Зачем же вы обманываете людей, говорите, что православные?

Люди разобрались в вашем обмане. Смотрите — уж полчаса прошло, а никто на вашу «проповедь» не идет, ни одного человека. Начал задавать им вопросы. Им отвечать нечего. — О, да вы знаете Священное Писание! — говорят. — Еще как! Только в отличие от вас мы крестимся — вот так, — и только я стал осенять себя крестным знамением -сектантов как ветром сдуло. Бегут и оглядываются на меня. Я говорю: — Вон вы кто, креста боитесь! — Дедуль, так это же смерть… Не стал я спрашивать, кто их этому научил, — и так понятно. Вот уже второй сектант сказал, что крест это смерть. Это мнение бесовское, сатанинское. Всё это борьба против Креста. Надо защищать Крест и икону. Быть солдатами Небесного Отечества.

Протоиерей Валентин Бирюков из книги «На земле мы только учимся жить»

 

[Татьяна Силина]

«На меня смотрел юноша. Оказалось, целитель Пантелеимон» - история врача о личном чуде..

Когда-то давно, лет 40 назад, моя бабушка молила целителя Пантелеимона о моем спасении. Несколько месяцев я, тогда трехлетний малыш, балансировал над пропастью в хирургическом отделении московской детской больницы им. Русакова. Шансов выжить, по прогнозам врачей, практически не оставалось.Мама уже думала о том, в чем же такого малютку хоронить, а бабушка не сдавалась. Была уверена, что ее услышит этот святой. Дни и ночи она пыталась дотянуться до него. Святой услышал. Я выжил.

Уже много позже она шептала мне, что именно целитель Пантелеимон взял меня под свое крыло и вымолил у Господа тогда, когда надежды совсем не осталось.
Бабушка давно умерла. Многие годы я жил абсолютно мирской жизнью, в которой слова «храм», «святые», «молитва» всплывали лишь на Пасху, когда дома головокружительно пахло куличами и произносилось мало понятное мне «Христос воскресе». Да, в силу своей профессии я видел немало чудесных исцелений, но относил их больше к неким необъяснимым совпадениям - «ух ты, ну ничего себе!», - чем к милости Божией.
У каждого своя дорога в храм, хотя, кажется, у меня она похожа на миллион других дорог: заболел близкий человек. Заболел серьезно, можно сказать, смертельно. В такие моменты ты начинаешь искать То Самое - то, что поможет, что поддержит и укажет путь. «Помоги Господи!» - вырвалось из моего нутра. И я отправился в храм.Шли дни, недели, месяцы. Я уже понимал, что такое акафист, литургия, сорокоуст. Я верил, молился, но легче не становилось. Ни у близкого - со здоровьем, ни у меня - на душе. Но я не сдавался.

Путь на работу изо дня в день проходил мимо небольшой иконной лавки. Когда-то я пролетал мимо, когда-то останавливался, разглядывая товар на ее витрине. Может быть, ничего бы не произошло и в то утро, если бы дома, читая утреннее правило, я не взвыл от бессилия: «Верую, Господи! Помоги моему неверию!»

С витрины на меня смотрели глаза юноши. Возможно, даже не просто смотрели, а остановили меня тогда. «Я с тобой», — как бы говорили они. Я остановился. Рассмотрел икону, перевел взгляд на остальной товар, потом опять на икону… Тянула меня именно она. Сильно тянула, я это чувствовал. «Я с тобой!» — говорил юноша, изображенный на ней.

Я отошел. Вернулся. Постоял еще. И все же спросил женщину в окошке:
- Скажите, а что это за икона? Что за святой?
- Это целитель Пантелеимон…

Пантелеимон! Током отозвалось забытое имя в каждой моей клетке. Вспомнилось и детство, и боль, и бабушка, и ее слова про крыло.
«Я с тобой!» Мне уже казалось, что этот голос слышат все, и сама продавщица, - настолько он был четкий.
- Это совсем новая икона. Вчера только привезли из Киевской лавры.
Я забрал ее, сунул за пазуху быстрым движением и побежал на работу. Сердце словно отпустило. Впервые за несколько месяцев стало спокойно. «Я с тобой!» - грело меня изнутри.

Так у меня дома появилась икона целителя. Впереди еще было много проблем, но я был будто обнят чьими-то добрыми руками, я чувствовал поддержку и помощь. Когда было трудно, взгляд сам натыкался на икону и напряжение спадало.Чуда со здоровьем моего близкого человека не произошло. Там совершенно не было шансов и я, как медик, это понимал. Но нам дали чуть больше времени насладиться обществом друг друга на этом свете. И я очень благодарен за это.
И все равно - чудес в этой истории было много. Только они происходили со мной самим. Тогда, быть может, я этого до конца не осознавал, но по прошествии времени я многое понял.

Придя в храм помолиться о здоровье болящего, я стал учиться делать там свои собственные шаги. Впервые исповедался, причастился. Да, Господь, от Которого ничто не утаится, знал, что не исполнится мое главное желание. И сейчас я осознаю, что Он тогда всячески пытался оградить меня, приласкать, помочь, подстраховать, чтобы я продолжал идти к Нему, к Cвету. Надеюсь, просят мне такие дерзновенные размышления, но именно так я это ощущаю.

Я постоянно чувствовал руку свыше. Это проявлялось во всем: в людях, которые из ниоткуда появлялись в моей жизни, в книгах, на которые я наталкивался и получал ответы, в знаках. Я не чувствовал себя в темноте и одиночестве со своей бедой. Меня вели и вели умело к тому, чтобы достойно принять неизбежное и не отвернуться от веры с кончиной родного человека.
Если бы не было тогда этой невероятной поддержки, то, скорее всего, на финише меня просто бы вынесло из храма, как выносит многих, с криками «Я верил в тебя, Господи! Я просил - и что в итоге??!». У меня не случилось подобного. Я не поскидывал с полок иконы, не разочаровался.

Можно тысячу раз смеяться над «расписными деревяшками», как называют иконы некоторые люди, которые еще не пришли в храм, можно не верить в святых, в Бога. Это дело личное. Но я твердо знаю, что помощь от святых есть. Причем они не ждут наших обращений к ним, приходят сами, обнимают сзади и тихо молятся за нас Господу. И Господь слышит эти молитвы.
Один из сильнейших помощников в проблемах со здоровьем - целитель Пантелеимон (всемилостивый). Он не напрасно считается покровителем врачей и воинов.

Святый великомучениче и целебниче Пантелеимоне! Моли Бога о нас!
Авторы: ГЛИНСКИЙ Дмитрий, САБЛИНА (Бавинова), Анастасия.
Фома. ру.

 

[Татьяна Силина]

СВЕТЛОЙ ПАМЯТИ АРХИМАНДРИТА ГЕРМАНА (ЧЕСНОКОВА) /†08.08.2020/

В настоящее время встречаются случаи, когда при крещении священники сокращают Чин Таинства, не читают заклинательные молитвы и даже имея возможность крестят без полного погружения, поливанием воды на голову, так называемым "латинским мытьем". Таинство безусловно конечно совершается, но духовные последствия такого отношения могут проявиться в дальнейшей жизни.

Один такой случай произошел не так давно. При освящении квартиры батюшкой, присутствующую молодую девушку начало корежить и скручивать.

Родители этой девушки вместе в ней обратились за советом к одному пожилому священнику. Какой разговор был у них наедине остается конечно тайной, но среди причин было упомянуто сокращение Таинства крещения, а именно опускания чтения заклинательных молитв.

Ниже приводится воспоминания о почившем насельнике Троице-Сергиевой Лавры - архимандрите Германе, который с 1982 года имел благословение Собора Лаврских отцов на «Чин изгнания злых духов из человек» – так называемые «отчитки бесноватых».

"Многое на отчитках видеть приходилось. Мальчик один уж больно сильно орал. Разорвал на себе все, голый по полу катается. Мать его завернула в какой-то свой пуховый платок, а тот вопит-вырывается:

– Мама, мама! Вытащи изо рта хвост! Вытащи изо рта хвост! Мама! Ой, полный рот волос. Вытащи изо рта хвост! Хвост вытащи!

Она к нему: – Сыночек, нет у тебя ничего…

– Хвост вытащи!!

Так он надрывался. Всех перекричал.
Батюшка обошел всех, его покропил уже тоже. Тот вроде смолкнет. Потом опять начинает. Думалось, он сейчас связки себе сорвет – не может так ребенок изрываться в оре. Батюшка вернулся к нему. Оставил уже всех.

Мальчик надрывался в страшном крике. Потом выяснилось: мать в абортах не каялась, а это обычная причина беснования детей.

Потом спросили батюшку про этого мальчика.
– Он страдает за грехи родителей, – ответил он; правда, в тот раз так остановился, глядя перед собой, и добавил: – Может быть, еще что.

Священники, когда крестят, сокращают Таинство, не читают все молитвы. Это очень серьезно. По-быстрому крестить можно только в одном случае – страха ради смертного.

Отец Герман был против сокращения соборования, вообще любых служб, против всяких новшеств. Модернисты не знают, что творят, – отмечал, – и каково потом людям все это расхлебывать…

А тогда батюшка взял кропило, подошел к мальчику. Стал его кропить. Тот стал затихать. Потом батюшка его крестом осенять начал. После помазывать. Про всех точно забыл. Все стоят молятся, там никакого празднословия не было: «Богородице Дево, радуйся» или Иисусову молитву читают.

Так батюшка, помазав его маслицем, стал ему воду прямо в рот лить – причем тот даже не глотал, она у него как-то так сплошным потоком и затекала внутрь.

– Еще! Еще! – он сам уже батюшку выпрашивал, когда отец Герман паузы делал, и, кстати, это уже был голос ребенка, а до этого он каким-то не своим басом фразы из себя будто выбрасывал, а тут уже тоненький мальчишечий голосенок: – Еще, еще, еще…

Батюшка: – Давай-давай-давай, – действительно прямо уже заливает в него воду святую. Так он где-то полчаса с ним провозился. Мальчик весь мокрый был, он еще и до этого, когда бился и голосил, вспотел весь сильно. А тут уже тишина такая настала.

Матери батюшка говорит:
– Подыми его, – а тому лет шесть на вид было. – Сейчас принесут большое полотенце, – как раз принесли, вытерли его всего, мальчик уже уснул, завернули его в это полотенце, носочки надели, сверху мать еще этот свой пуховый платок навертела.

– Положи его, – батюшка указал, – вон там (это на лавочки у окон).

Потом отец Герман, закончив отчитку, подозвал еще мать:
– Ты должна принести покаяние. Пойми, что это все не просто так. И я не волшебник. Слышала проповедь? – а батюшка в проповедях основы духовной жизни растолковывал, Евангелие изъяснял, почему люди по грехам своим мучаются, болеют, детей обрекают на страдания…

– Слышала.
– Крестов на вас не было. Вам дали здесь крестики.
– Ой, батюшка, буду носить!
– Носить – этого мало. Ты должна каяться.

А враг-то держит, не отпускает – близ батюшки это все как-то зримо становилось.

– Стыдно. Не могу сказать, – отнекивается.
– А перед Богом? А ребенка своего ты хочешь потерять?

Эта мать с ребенком потом и еще на отчитках были – дня три подряд. Соборовались. Ее батюшка поисповедовал в конце концов, благословил причаститься – один раз; а мальчика все дни, пока они были, благословлял ко Причастию, первым говорил ему причащаться – это тоже раза три подряд, каждый день. И маленький уже нормально причащался, не бился, не вырывался.

Матери отец Герман после еще сказал:
– Будешь носить брюки – будешь болеть. Не должна женщина брюки носить. Не оправдывайся, что, мол, женские брюки бывают. Никаких оправданий.

В следующие дни она уже в платье приходила. Вот так – и через внешнее, и через внутреннее осознание – люди менялись. Батюшка ей наказал еще через год к нему приехать, а благословляя уже на дорогу, предупредил:

– У вас там храм есть, – они откуда-то с юга были, может быть, с родной батюшке Кубани, – чтобы ты причащалась раз в месяц обязательно. С глубоким покаянием. А его причащать еженедельно, – на мальчишку посмотрел. – Соблюдать пост в среду-пятницу и тебе, и ему, а тебе еще и понедельник блюсти.

«Держать пост и в понедельник!» – наставлял отец Герман мам, если они о детях по-настоящему пекутся. Это и отец Кирилл благословлял, и отец Герман: матерям – понедельничать за своих чад. Особенно тем, у кого проблемы с детьми. «Это непреложное условие», – наставлял отец Герман мам.

Эту маму с сыночком и спустя год у отца Германа видели. Они даже с отцом приезжали. Батюшка таким опять же про венчание всегда напоминал, и эти муж с женой еще и до беснования сына были венчаны, да только вот так, «по моде», без особой еще тогда веры. А потом воцерковились.

Мальчик нормальным уже потом был. Хотя по глазам, и через год еще, какой-то ужас в них точно сохранялся. А так хорошенький такой мальчишечка – светленький, бодренький."

VK | VK

vk.com

 

[Татьяна Силина]

16 августа - 31 год назад отошел ко Господу блаженный Василий Самарский /1925 - 16.08.1991/

По словам одних, блаженный Василий родился и вырос в деревне. По другой версии, он жил в Ленинграде. Как бы то ни было, однажды он отрекся от мира. Он не получал ни пенсии, ни пособия, жил за счет милосердия окружающих.

Повествование о Василии Ивановиче приводятся по фрагментам воспоминаний вдовы известного протоиерея Иоанна (Букотина) /+08.05.2000/, клирика Петропавловской церкви города Самары и духовника Самарской епархии и других рабов Божиих имевших честь знать блаженного лично.

"Тридцать лет мы в Самаре прожили с Василием Ивановичем. А его мы знаем, я даже не знаю сколько. Отца Иоанна направили служить в Чудово Новгородской епархии. Он одну службу там отслужил — появляется там Васенька, с палкой, и кричит на всю церковь: «О, хорошая птичка к нам прилетела, но ненадолго».

Одну службу только отец Иоанн там отслужил, и его перевели в Боровичи. А Васенька говорит: «Я тебя и там найду» Жил Васенька тогда большей частью в Акуловке Новгородской области, но стал постоянно приезжать к нам в Боровичи.

Батюшка Иоанн сразу понял, что он за человек. Отец Иоанн стал настоятелем, потом благочинным, по благочинию ездил, а Василий Иванович — за ним. Один раз отец Иоанн стоит на остановке — ехать ему в деревню надо, должна лошадка приехать за ним, откуда ни возьмись Васенька: «Палку бери, тумак!» Он батюшку звал «тумак», меня — «тумачиха», почему, не знаю.

Приходит Пасха, тепло. А Васенька приехал в ватных брюках. Отец Иоанн, Царствие ему Небесное, говорит: «Куплю я ему брюки». А Васенька ходит: «Да, да, да, купишь, купишь, темно-синие в полосочку, за четыре рубля» — и сколько-то копеек назвал.

А батюшка думает: «Ну, я такие уж не буду ему покупать, куплю подороже». Поехал покупать сам, все Боровичи объехал, все магазины — нашел брюки только темно-синие в полосочку, за четыре рубля с копейками. Приносит, а Васенька: «Во-во, тумак, я и говорил!»

Васеньке дьякон Рябков задумал отдать свое бобриковое пальто, оно ему надоело. А Васенька к нему никогда домой не ходил, у него жена строгая была, и адреса его даже не знал. Приходит дьякон домой после службы, а Васенька уже у него дома в гостях и ходит у вешалки. Дьякон только хотел сказать про пальто, а Васенька ему: «Смотрю, мое-то пальто висит!» Дьякон был поражен, он очень был религиозный. А Васенька взял «свое» пальто и пошел.

Стоит отец Иоанн на остановке, ждет автобуса и читает про себя Иисусову молитву. Вдруг появляется Васенька: «Ну что, кричишь? Кричи, кричи, взывай к Нему, взывай!», и показывает в небо.

Вечером батюшка говорит мне: «Мать, пора помидорку сажать». А у нас хоть и маленький огородик был, а Господь давал урожай, потому что батюшка всегда сам сажал с молитвой. Я рассаду принесла, а тут Васенька пришел.

А батюшка подумал: «Господи, хоть бы он не остался сегодня. Я так устал, хочу отдохнуть». Отец Иоанн пошел сажать помидоры, а мы с Васенькой сидим на веранде. И вдруг Васенька вскакивает, собирает все — уходить.

Я говорю: «Посмотри, какой закат нехороший, куда ты собираешься на ночь, ночуй у нас».— «Не-ет, тумачиха хочет, а тумак не хочет, чтобы ночевал. Пойду в папоротник к Голубихе (к одной монашке)»

Уходя, говорит батюшке: «Ну что, сажаешь? Сажай, сажай, а покупать будешь вон там», — и показывает в сторону рынка. И что же вы думаете? Помидор уродилось тьма, но мы ни одной ни попробовали, они все сгнили на корню.

На второй год батюшка спрашивает у Васеньки: «Сажать, что ли?» — «Сажай, сажай. Что потопаешь, то и полопаешь». Помидоры уродились на славу.

Батюшка Иоанн задумал переехать из Боровичей, в Самару. Владыка Иоанн (Снычев) /+02.11.1995/ постоянно ему говорил: «Отче, не пора ли тебе ко мне?» Они учились вместе в Саратовской духовной семинарии, в одной спальне спали, они были такие друзья!

А Митрополит Никодим никак батюшку не отпускал. Мы поехали к Митрополиту на Благовещение в Ленинград, он спрашивает: «Отец Иоанн, я вас отпущу, раз вы так просите, но какая причина?». Причины-то у нас нету, батюшку там любили. Но просто хотелось поближе к родине, Саратовская область рядом, детей надо учить, да и Владыка Иоанн зовет.

Митрополит Никодим просил отца Иоанна: «Не уезжай!», но указ подписал, возил его с собой. Он поехал в Рим и там умер, указ весь истрепанный в его кармане нашли.

Никто не знал, что отец Иоанн решил уехать в Куйбышев. Он был скрытный, никогда никому ничего не говорил, пока не сделает дело. А Васенька прибегает к нам, батюшки тогда не было дома: «Тумачиха, пляши!» Сам пляшет со мной: «Хорошо на Волге жить, ходят пароходики. Незаметно пролетают молодые годики».

Приехали мы сюда в Самару. Я вот так сижу — у нас еще контейнеры не пришли — и в это окошко вот так — лицо! Мамочка, Василий Иванович! Выхожу: «Ты как к нам попал?» — «А меня дворничиха привела» — «Какая?».

Их сколько на вокзале, дворников-то. — «Я вышел из поезда, говорю ей: «Веди меня к тумаку!» Она опешила, не понимает, что он говорит. — «Ну батюшка вот недавно только приехал». Она его и привела. Как он знал, что она живет с нами рядом за углом? Я была поражена.

Все мои дети испытывали какой-то трепет, страх перед Василием Ивановичем. Детей он любил, часто гладил их по голове. Отец Иоанн ложится спать, а Васенька встанет рядом с ним на колени и всю ночь молится. Все время за него молился.

На кухне Мария Дмитриевна посуду мыла, чай пили, я сижу напротив него. Он что-то бормочет, бормочет, Мария Дмитриевна в сердцах говорит: «Да перестань ты бормотать!» — «А ты не слушай, я не тебе говорю, я Сергею говорю».

Звонят нам по телефону знакомые, Василий Иванович у них в гостях, и говорят, что он собирается к нам гости. Мария Дмитриевна кладет трубку и говорит: «Хоть бы он один пришел, никого не приводил». Выходит, на крыльцо садится — Василий Иванович из-за угла выворачивает, от угла кричит: «Один иду, один!»

Приходит к нам — жара, а на нем тысячу одежек. Раздевается, у него кресты, крестов не снимает. Ляжет здесь на диван отдохнуть. Зашел на кухню, чай пить с Марией Дмитриевной. Она думает: «Сейчас опять на диван с этими жирными волосами ляжет». Он заходит в комнату и ложится на пол. Там, говорит, жестко спать, я лучше на полу. Если бы я сам этого не видел и не слышал, я бы всему этому не поверил.

Простуду он лечил одним чаем. Сижу, нога на ногу, он говорит мне: «Так сидеть нельзя!», вытянул ноги и скрестил –«а так сидеть можно». Сколько такого всего было — сразу не вспомнишь.

Говорил непонятно, как расшифровать его слова? Никто и не расшифровывал. Он скажет — проскользнет какое-то слово — к чему, почему? А пройдет неделя, месяц — становится понятно, так как что-то случилось. А когда он говорил, понять его было почти невозможно.

Сегодня у него куча денег, и он их раздает всем встречным. А вы подойдете и попросите у него десять рублей, а он скажет: «Они вам не нужны». А к другому подойдет, сам даст и спрашивать не станет.

В храме во время службы может подойти к кому-нибудь и обличить. Он вел себя так, как Господь его направлял. Он жил, как Господь ему велел. Он же сам перечеркнул все свои документы, отрекся от военных наград. От всяких земных заслуг.

А между прочим, он был человек большого ума, немецкий знал в совершенстве и другие языки. Он был командир танка, участвовал в Сталинградской битве, был ранен в пятку и потерял глаз. Мы с батюшкой вместе смотрели его документы.

Вот на этом самом месте я усадила его и говорю: «Васенька, или ты вперед уйдешь (он говорит: «Конечно!»), или я — не знаю. Я даже не знаю, кто ты. Давай с тобой по-умному поговорим, кто ты, откуда ты. — «Давай!»

Он рассказал, что родился под Ленинградом, потом они жили семьей в Ленинграде, мать Екатерина, отец Иван, были сестра, брат. Сказал, что рано начал стремиться к этому подвигу. А тут война. Когда узнал, что родители и вся родня погибли в блокаду, вступил немедля на этот путь.

А какие у него были документы! На всех документах — паспорте, на квартиру, на военном билете он везде все зачеркал и написал: «Вася — дурак». Показал их мне: «Ты хочешь знать, кто я? На посмотри! Не нужна мне квартира. Квартира должна готовиться ТАМ, а тут все временное… »

Говорил он постоянно. Придет к нам, я на кухне, три часа сидит и говорит, говорит. И откуда у него что бралось. Я: «Вась, ну ты немножечко помолчишь?» Подойду, поцелую его: «У меня уже голова болит». –«Во-во, тумачиха». И еще больше говорит.

Я ему: «Васенька, ну возьми на себя подвиг немного помолчать». — «А ты меня благословила говорить-то? Ты знаешь, кем я благословлен? Вот сними с меня это благословение, тогда замолчу. Если я замолчу, тогда камни возопиют».

Посты он не нарушал. Единственное, если иногда в среду ему где дадут чего скоромного, он съедал, а в четверг постничал. Он учил так: «Никогда человека не обижай. Я пришел к ней, а она: «Ой, Васенька пришел!» И не знала, какой день, поставила мне угощение — как я ее обижу?».

Если пришла к человеку в среду, а он не знает и угостил тебя скоромным. Ты съешь, а в четверг попостничай, и Господь заменит дни». Он часто мне повторял: «Тумачиха, не это нас губит (показывает на брюхо), а это» — и показывал язык.

Звонят мне: «Дмитриевна, к тебе гости идут, Василий Иванович и три бабы». Я думаю: «Ну, Васеньку я с удовольствием приму, а три бабы мне не надо». Я тогда устала, у меня внук Данилка, качаю его. С улицы Маяковского в тот же миг выворачивает Васенька, палку поднял и кричит: «Один иду, баб оставил!».

Я все уже поняла, но опять мысли лезут: «Начнет сейчас меня чаем мучить, чай ему подавай, я устала, а надо его обслуживать». Он подходит ко мне, сел рядом на крыльце: «Ну что, завидуешь моей жизни? На мою палку, походи с ней сорок лет, а я под твоей крышей поживу». Я бухнулась на асфальт перед ним на коленки: «Васенька, прости!»

— «Во-во-во! Завози-ка малыша во двор, только накрой его марлей, чтобы мухи не кусали». Я завезла коляску, поставила, он подошел к малышу, что-то там сказал ему, помолился. И мы пошли с Васенькой пить чай. Налью ему чай — он: «Бу-бу-бу-бу-бу-бу», безостановочно говорит, чай и остынет: «Ты что мне холодный даешь?» Опять вскипячу и налью.

Раз двадцать так он испытывал мое терпение. Я и забыла, что у меня сейчас внучок Данилка, такой горластый. Подхожу к нему, а он ручонки вот так сложил и спит! Василий выходит: «Вот, Тумачиха, как надо-то, а ты давай, давай, ставь чай!» Мальчишка проспал около трех часов! Василий Иванович помолился, перекрестил его, вот так, говорит, делать надо.

Василий Иванович посылал посылки. Некоторым, своим близким духовным чадам, кто чтил его, соберет все хорошее, все сложит. А некоторым наберет кирпичи или от гнилых рыб головки, целый ящик соберет, забьет, да как аккуратно, и пошлет.

В Петропавловском храме был священник отец Александр, ой, как он Василия не любил. А Вера-алтарница всегда звала его: «Васенька, идем, я тебя покормлю!». Отец Александр выходит: «Опять этого косого привела» — у Василия Ивановича глаз-то выбитый.

Васенька посмотрел на него: «Саша, не гони Васю! А то дадут по шапке, шапка слетит и Саши не будет». Через неделю Владыка снимает с отца Александра митру и отправляет за штат. И тут уважительно стали относиться к Васеньке все священники.

Ходит по Петропавловке — с завязанным глазом, весь отекший — он сердечник был. Одна подумала: «Завязал глаз, чтобы больше дали». Помыслила только. Он тут же подходит к ней: «На, посмотри, есть у меня глаз или нет»

Про наступающие времена он мне так мне говорил: «Тумачиха, что в подвале есть, пусть будет, только чтобы не отравиться. Берегите все, не выбрасывайте. Горсточку вынете и так над ней подышите».

Когда мы только собирались в Самару, Василий говорил: «Я приеду к вам и сложу кости там». У него всегда все было в рифму. И правда, он познакомился с Куликовыми, и они его в свою оградку в Рубежке на 10-й линии похоронили.

Владыка Иоанн (Снычев) говорил батюшке: «Отче, ты записывай за Василием Ивановичем. Какие у нас еще люди есть. Это наши столпы, которые нас держат». Отец Иоанн делал наброски, но где они, может, еще найдутся.

Он и на вокзале спал, и в милицию попадал, его и били, и обливали водой. Били, а он молчал. И в сумасшедшие дома забирали. Он говорил, что кто поживет в психбольнице, тому в ад не захочется. Ему надо было туда попадать, он там людей вразумлял, говорил им о Боге.

Он очень умный, знал, где как себя вести. Говорил: «Мне надо было в Томашево побыть. Борода и волосы — не ум, лишь бы ум не взяли». Его же там обстригали. Он не был седой, бородка у него была рыжеватая. Роста он был среднего. Ходил большею частью с повязкой, а иногда только ее снимет. Ходил с палкой — хромал, у него перебита была на фронте пятка. Сам он болел, но никогда не говорил, что у него что-то болит. Никогда! Он только вынимает маслице и помазывается, святую водичку пьет — «вот это лекарство»

Только очень умные мудрые люди берут на себя подвиг юродивых. Игумения Феодосия в Печерах взяла на себя подвиг юродства. Мария Ивановна была учительницей, Василий Иванович — военным. Мы все показываем, что мы — умные. А это сознательно взять на себя подвиг безумного!

Он ходил во всем старом, грязном, подвязан каким-то непонятным кушаком, в карманах напихано незнамо чего. Сумку носил, в помойку зайдет и наберет в нее всего. Даже собрал бумажки запачканные из туалета. Завернул, принес одной и на стол положил. «Не какай людям!».

У него на груди на цепи один большой крест висит, еще что-то. Люди считали его глупым, но верующие знали, что Василий — Христа ради юродивый. Он очень смиренный был. Никогда не сказал никому ничего плохого.

Но если надо, обличал прямо в глаза. Его за это и щипали, и били. Он больше ходил в Петропавловский храм. Стоял и молился прямо при входе. Один раз служба идет, а он громко на весь храм: «А-а!», как подавился -«Вася, да ты что?» -«Молчи, тумачиха, я всю самарскую грязь съел, мне плохо». Я тогда поняла, как он молился за всех.

Ночью он не спал, молился. У него на коленях были кровавые язвы, он молился на коленях. Днем приляжет ненадолго — и сразу встанет, не знаю, когда он спал.

Возьмет у меня Псалтирь почитать, подчеркнет что-то, выпишет. Переписывал как-то всю ночь, его тетрадь утром дочь подняла — она вся мокрая от слез.

Читаю Евангелие и думаю: как это верблюд может пройти через игольное ушко? А он идет мимо и говорит мне: «Не через обычное игольное ушко, это когда верблюдов загораживали, был проход, и его называли "игольное ухо", верблюды не могли через него пройти».

Наставишь на столе всяких яств, Василий Иванович с каждой тарелки себе понемножку молча собирает и складывает все вместе — чтобы не чувствовать вкуса. Ел он мало. А не пригласишь, сам к столу не пойдет.

Приготовила ему еду и оставляю, ухожу на работу. «Ты меня не закрывай, я тебе сам открою». Я-то знаю, как он откроет! Анна Ивановна с Павлом Григорьевичем, у которых он жил, приходят домой, звонят, стучат ему — не открывает. Они прочитают «Живый в помощи», 50-й псалом, все молитвы перечитают — он подойдет к двери и все равно не открывает: «Не эта молитва!». Еще, значит, надо читать. Думаю, мне тоже так придется стоять под дверью и все молитвы вспоминать.

Василий Иванович редко говорил, как мы с вами. Но в этом безсвязном потоке слов обязательно поймаешь то, что тебе нужно. Спросила: «Василий Иванович, как тебя понять, что же делать нам?» — «Первое слово лови!». Батюшка Иоанн Букоткин мне говорил: «Ты слушай. То, что тебе нужно, он скажет».

У одной нашей родственницы рос зоб. Василий Иванович смотрит на него: "Ох, какой растет!", а сам бочком его все крестит, крестит. И зоб исчез.

Одна женщина сделала тридцать поклонов: десять — Спасителю, десять — Богородице и десять — Николаю-Угоднику. Василий Иванович заходит в комнату и говорит: "Ох ты, три торта получила!"

Он всегда одевался в синий короткий плащ — вместо схимы. Не снимал его ни зимой, ни летом, в рубашке его редко можно было увидеть.

VK | VK

vk.com

 

[Татьяна Силина]

Пpoщaльнoe пиcьмo 27-лeтнeй девушки из Австралии, кoтopoe поможет посмотреть по иному на жизнь...
Истосник: Интернет.

Она умерла 4 янваpя 2018 года — агреccивная фoрма рaкa сoжрала дeвушкy буквальнo за гoд. За день до смeрти Холли Батчер пoдeлилась с «тeми, ктo oстаётся» своими размышлениями, pассказав о том, с чем ей прощаться труднее всего и, что действительно является самым ценным в жизни.

"Это очень стpанно — понимать и принимать тот факт, что ты смертен, в 26 лет. Всего лишь в 26. Смеpть относится к тем вещам, о которых мы пытаемся не думать. День пpоходит за днём, и нам кажется, что так будет всегда... Но однажды случается то, к чему ты не гoтов. Абсолютно не гoтов.

Я всегда знала, что однажды постарею. Что однажды моя кожа станет дpяблой, в волосах появится седина, на талии — лишние сантиметры.
И все эти изменения будут связаны с мoей семьёй — заботами о любимом человеке, наших детях. Я пpедставляла, что у меня pодится много малышей. Что я буду петь им колыбельные, недосыпать, уставать… Сейчас пoнимаю: я так сильно этого хотела и хочу, что сама мысль о той семье (семье, которой у меня никогда не будет!) причиняет мне невеpоятную боль.

Эта жизнь такая хpупкая, драгоценная, непредсказуемая… Каждый день — это бесценный подаpок, а не данность.

Сейчас мне 27. Я не хочу умирать. Я oчень люблю жизнь. Я безмерно счастлива в ней и каждый миг благодарю за это счастье своих близких. Но увы — от меня бoльше ничего не зависит.

Данное письмо я пишу не потому, что мне страшно. Пока мы живы, мы не осознаём, что такое смерть и насколько она близка. И мне это нравится. Кроме тех случаев, когда нам по какой-либо причине хочется поговорить об этом, мы делаем вид, что смерти не существует. Что она не придет ни за кем из нас. Это такое табу. О нём не разговаривают. Мне тоже сложно это даётся. Слишком тяжело. Слишком… непонятно.

Я хотела бы, чтобы люди перестали так сильно переживать из-за своих проблем. На фoне смерти эти пpоблемы, cтрессовые ситуации кажутся настоящими мелочами. Просто поверьте мне. Всех нас — и меня совсем скоро, и вас (возможно, через много-много лет) — ждёт одна участь.
Мы все исчезнем.

В последние месяцы у меня было достаточно вpемени, чтобы подумать об этом. Зачастую эти мысли приходили ко мне ночами, и я могла как следует проанализировать их в тишине. Так вот.

Каждый раз, когда вам хочется понервничать по мелочам, пожаловаться на свою жизнь, просто подумайте о тех, кто столкнулся с настоящей пpоблемой. Той, которую не преодолеть. Той, от которой не убежать. Той, которая пеpечёркивает всё. Вспомните обо мне. И поблагодарите жизнь, что ваши проблемы — это сущий пустяк. Их, в отличие от смерти, можно преодолеть. Помните об этом.

Да, жизненные сложности могут раздражать. Но попытайтесь хотя бы не изливать свой негатив на других людей. Вы живы — и это уже счастье. Вы можете выйти на улицу и вдохнуть свежий воздух. Можете увидеть, каким голубым бывает небо и какими зелёными — деревья. Можете, а я совсем скоро уже не смогу. Вам повезло. Действительно повезло.

Возможно, сегодня вы попали в пробку или не выспались, потому что ваши прекрасные дети будили вас всю ночь. А может, ваш парикмахер ошибся и состриг волосы короче, чем вы просили. Или накладной ноготь сломался. Или грудь слишком маленькая, на попе целлюлит, а живот похож на дряблое желе.

Господи, да перестаньте думать об этом! Я клянусь, вы напрочь забудете об этих вещах, когда наступит ваша очередь! Всё это ерунда, если смотреть на жизнь в целом.

Я вот смотрю на своё тело, как оно тает на глазах, и ничего не могу с этим поделать… Всё, чего бы я хотела, — это не идеальные формы, а ещё один день рождения или Рождество, проведённое с семьёй. Или ещё один день (всего лишь день!) наедине с любимым и нашей собакой.

Иногда слышу, как люди жалуются на тяжёлую работу или слишком сложные упражнения, которые даёт им тренер в спортзале. Ха! Будьте благодарны, что вы вообще в силах их делать! Работа или тренировки кажутся такими обыденными, скучными вещами. Пока ваше тело вообще позволяет их выполнять.

Я старалась вести здоровый образ жизни. Наверное, это даже можно было бы назвать моей страстью. Но всё это сейчас стало неважным. Цените здоровье и собственное работоспособное тело, даже если у него неидеальный размер. Ухаживайте за ним, любите его — просто за то, что оно вас не подводит и оно замечательное. Балуйте его движением и здоровой пищей. Но не зацикливайтесь на этом.

Крепкое здоровье — это ведь не только про физическую оболочку. Постарайтесь найти душевное, эмоциональное и духовное счастье.
Тогда вы поймёте, насколько неважно то «идеальное тело», которое навязывают нам массмедиа и соцсети. Удаляйте из своей ленты любой аккаунт, который заставит вас сомневаться в красоте вашего тела. Неважно, чей это аккаунт — кого-то постороннего или друга. Будьте безжалостны в борьбе за собственное счастье.

А ещё будьте благодарны за каждый день, когда у вас ничего не болит. Говорите спасибо даже за те дни, когда не очень хорошо себя чувствуете из-за гриппа, заболевшей спины или, например, подвёрнутой лодыжки. Да, это неприятно, но не угрожает вашей жизни и скоро пройдёт.

Меньше жалуйтесь, люди! И больше поддерживайте друг друга.
Отдавайте, отдавайте, отдавайте. Это святая правда: вы почувствуете себя более счастливым, если помогаете кому-то. Жаль, что я делала это не так часто…

С тех пор как я заболела, я встретила массу невероятно отзывчивых, щедрых и добрых людей. Я услышала от них множество добрых слов. Получила гору поддержки от семьи, друзей и даже незнакомцев. Это гораздо больше, чем я смогу отдать взамен. Я никогда этого не забуду и до конца останусь благодарна этим людям.

Знаете, это было бы очень странно: имея деньги, начать тратить их в конце, перед смертью. В это время совершенно не хочется идти в магазин и покупать, например, новое платье (хотя я очень любила шопинг раньше). Платья потеряли смысл. В конце ты абсолютно чётко осознаёшь: глупо тратить деньги на новую одежду или другие вещи.

Вместо платья, косметики, украшения купите что-нибудь приятное для своего друга. Что-нибудь, что доставило бы ему радость. Угостите друзей обедом. Приготовьте для них что-нибудь самостоятельно. Купите им симпатичное комнатное растение, абонемент на массаж, подарите красивую свечу. Неважно, что это будет. Важно лишь, чтобы этот подарок сообщал вашему другу: «Я люблю и ценю тебя».

Научитесь ценить время других людей. Даже если вы склонны опаздывать — что ж, просто заведите привычку готовиться к выходу из дома заранее. Цените то, что другой человек готов подарить вам час или полчаса, просто чтобы поговорить с вами. Не заставляйте его ждать, уставившись в телефон. Этим вы заслужите уважение.

В этом году моя семья решила не делать традиционных подарков на Рождество и даже не украшать ёлку. Вы бы знали, как меня это расстроило! Я чуть не испортила всем праздник! Но всё оказалось очень необычно и мило. Поскольку никому не пришлось бегать по переполненным магазинам, мои близкие потратили время на то, чтобы написать друг другу поздравительные открытки.

Наверное, это было правильно: представьте, если бы семья всё-таки решила сделать мне подарок, я бы воспользоваться им всё равно не смогла и он остался бы у них — странно, не так ли? А открытки… Знаете, они значат для меня гораздо больше спонтанно приобретённых подарков. Мораль этой истории: не нужно тратиться, чтобы праздник обрёл смысл.

Если хотите потратить деньги — тратьте их на впечатления. Или хотя бы не заставляйте себя отказываться от впечатлений, потратив всё на материальную, по сути ненужную вам ерунду.

Потратьте день, чтобы поехать, наконец, на пляж — выбраться в поездку, которую вы давно откладывали. Окунитесь в воду, заройте пальцы в песок. Почувствуйте солёную воду на своём лице.
Ощутите себя частью природы.

Почувствуйте этот момент, насладитесь им, а не пытайтесь поймать в камеру вашего смартфона. Глупо проживать жизнь через экран смартфона, глупо тратить время на поиски идеального кадра! Просто наслаждайтесь этим моментом. Сами! А не пытайтесь поймать его для кого-то другого.
Да, вот риторический вопрос. Время, которое вы ежедневно тратите на макияж и укладку — оно действительно того стоит? Никогда не понимала этого в женщинах.

Просыпайтесь раньше, слушайте пение птиц, наслаждайтесь первыми красками восхода.

Слушайте музыку. Именно слушайте! Музыка — это лекарство. Старая лучше.

Обнимите своего домашнего питомца. Я буду отчаянно скучать по своей собаке.

Поговорите с друзьями. Не по телефону. Как у них дела по-настоящему?
Путешествуйте, если этого хотите. Не путешествуйте, если не хотите.
Работайте, чтобы жить, но не живите, чтобы работать.

Серьёзно: делайте только то, что заставляет ваше сердце биться быстрее, а вас — чувствовать себя счастливым.
Хотите торт? Съешьте — и никакой вины!
Скажите «нет» тому, чего вы не хотите.
Перестаньте думать о том, что подумают о вас и вашей жизни другие. Да, у них могут быть иные представления о том, как надо и правильно. Но вы можете пожелать прожить самую заурядную, зато полную счастья жизнь — и будете совершенно правы!

Говорите близким, что любите их, так часто, как это возможно. И любите их искренне, всем сердцем.

Если что-то заставляет вас чувствовать себя несчастными, будь то работа или личная жизнь… Просто напрягитесь и измените это! Никто из нас не знает, сколько времени ему отведено. Нельзя тратить это драгоценное время на то, чтобы страдать. Да, я знаю, это часто повторяют. Но ведь правда!

В любом случае это всего лишь совет от молодой девушки.
Можете следовать ему или нет — я не настаиваю.

И последнее. Если возможно, сделайте доброе дело для человечества (и меня) — станьте донором крови. Этим вы спасёте чью-нибудь жизнь, а заодно и сами почувствуете себя лучше. Каждая сдача крови может спасти три жизни! Это огромный вклад, который доступен каждому.

Донорская кровь (а я уже сбилась со счёта переливаний) дала мне возможность прожить ещё один год. Год, за который я всегда буду благодарна, потому что провела его здесь, на Земле, со своей семьёй, друзьями и собакой. Это был лучший год в моей жизни. Спасибо.
И до встречи..."