В каком веке жил Илья Муромец?

Народные великорусские песни и сказки величают Илью Муромца как главного богатыря Владимирова времени; и на этом основалось мнение, что он жил в десятом веке. Но такое основание ненадежно для вывода исторического; ибо в изустной поэзии северно-русского народа все древнее, до-татарское время сливается и смешивается в один богатырский век славного князя киевского Владимира, и в современники ему даются лица позднейших веков. Таковы, например, новгородцы: Ставр, современный Мстиславу великому, или Садкó, богатый гость, живший при Мономаховых внуках (см. новгородские летописи, под 1118 и 1167 гг.). Потому и мнение о принадлежности Ильи Муромца X-му веку мы не можем признать за основательное, и предпочитаем ему другое мнение, издавна существующее в Киеве. Здесь, в Антониевой или Ближней пещере почивают издревле мощи святого богатыря, — и декабря 19 празднуется «память преподобного отца нашего Ильи Муромца, в двенадцатом веке бывшаго». Признание за ним этого столетия утвердилось в Киеве особенно со времени митрополита Евгения; а впервые оно было обнародовано еще в 1638 году, в книге Тератургиме, напечатанной в Печерской лавре. Сочинитель ее, здешний монах Афанасий Кальнофойский, написал, что преп. Илия Муромец жил за 450 лет; выходит около 1188 года. Это давнее киевское показание обращается уже, по справедливости, в господствующее историческое мнение. He далее, как в прошлом, 1870 году, A. Н. Майков, в предисловии к своему переводу слова о полку Игореве, сказал так: «большая часть этих богатырей жили гораздо позже Владимира; например об Илье Муромце есть положительное сведение, что он жил в XII столетии, около 1188 года». Против этого мнения восстал г. Квашнин-Самарин, в пятой книге Беседы, в статье своей: «Русские былины в историко-географическом отношении». Там он говорит вот что: «Показание Кальнофойского не есть сколько-нибудь сильный аргумент. Он мог поставить цифру наугад; да притом в XVII-м столетии малороссы знали крайне плохо древнюю историю Руси. Мы не беремся даже сказать, знал ли Кальнофойский наверное, за сколько лет от него жил св. Владимир» (с. 225).

Зачем такое немилостивое и несправедливое осуждение от нынешнего великоросса?!... Оно изобличает собою незнание ни книги Кальнофойского, ни других исторических книг, написанных тогдашними киевлянами — Захарией Копыстенским, Сильвестром Коссовым, Феодосием Софоновичем… Где же и кто лучше их знал тогда древнюю историю Руси?

Афанасий Кальнофойский был один из тех ученых сподвижников достопамятного Петра Могилы, которые вместе с ним (1635 г.) открыли гробницу св. Владимира, в развалинах Десятинной церкви, как это видно из его Тератургимы. Что он знал все написанное дотоле в Киеве о св. Владимире, то видно также из его книги. Конечно не наугад написал он и свое показание о принадлежности Ильи Муромца второй половине двенадцатого века. В киевских пещерах, над мощами почивающих там подвижников, были стародавние доски с краткими о них известиями. Теми надписями руководились все, писавшие в том веке о св. отцах Печерских. Вот древний источник, из которого Кальнофойский мог заимствовать показание свое об Ильи Муромце. В историческом отношении оно важнее всякого баснословия поэтического, тем более, что не встречается ему противоречия в других преданиях киевских о святом богатыре.

А г. Квашнин-Самарин опровергает Кальнофойского двумя будто бы киевскими преданиями. Необходимо объяснить это двоякое недоразумение нынешнего москвитянина. Он говорит: «предание Печерского монастыря, восходящее тоже к XVII веку, если? (или) не далее, говорит напротив того, что Илья Муромец окончил дни в одной из киевских пещер раньше основания Печерского монастыря и раньше св. Антония, значит никак не в XII столетии, а много раньше, и легко может быть, во время Владимира» (стр. 224).

А я скажу на это, что такого предания не было и не могло быть, в Печерском монастыре, судя по всем писаниям о нем, начиная с Несторовых сказаний о его начале. Новейшее недоразумение произошло вот из чего. Спустя несколько лет после издания книги Кальнофойского, один лаврский «изобразитель» потрудился вырезать на дереве изображения разных отцев печерских, для распространения их между богомольцами; в том числе он представил и св. Илью, с таким надписанием: преп. Илья Муромский, иже вселися в пещеру преп. Антония в Киеве, идеже до ныне нетленей пребывает». Изображение сделано произвольно и несходно с мощами святого богатыря, у которого левая рука с язвою от копья, а на правой руке три первые перста сложены крестом по православному: видно, что они так и оцепенели в молитвенную минуту его кончины. Ho по чрезвычайной редкости того рисунка, он издан был г. Стасовым в известиях русского археологического общества (во 2 выпуске 3 тома); а потом скопирован был и г. Закревским при его описании Киева. Профессор Миллер, в своей книге об Илье Муромце, приводя вышеупомянутую надпись лаврского древореза, в которой слова преподобный, ныне поставлены под титлами, ошибся в ее чтении, и вместо слов: «вселися в пещеру преподобного Антония» прочел: «вселися в пещеру прежде Антония»! Так прочел он, конечно, под влиянием предвзятой мысли о принадлежности Ильи Муромца десятому веку. Эту случайную и недавнюю ошибку профессора Миллера г. Квашнин-Самарин поспешил обратить уже в давнее «предание Печерского монастыря» и опровергает ею показание Кальнофойского! На самом же деле и та надпись нисколько ему не противоречит; ибо пещера преп. Антония была выкопана им не раньше, как в княжение Изяслава Ярославича, и вселиться в нее нельзя было никому, раньше самого основателя и первоначальника Печерского монастыря. Но в той пещере почивают мощи русских подвижников, бывших и в XII-м веке, и в XIII-м, и кончавших дни свои не только в Киеве, но и вдали от него.

Другое возражение: «западный путешественник Ляссота, бывший в Киеве в XVI столетии, говорит, что он видел около развалин десятинной церкви разрушенную гробницу некоего героя Ильи Муровлянина, о котором ходит много сказок... (с. 225). Здесь опять неверная передача киевского предания, записанного Эрихом Ляссотою, 1594 года, в его дневнике (tagebuch), весьма любопытном для истории тогдашнего казачества приднепровского. У него нет и помину о развалинах Десятинной церкви: их поставил г. Квашнин-Самарин от себя под влиянием той предвзятой мысли, что богатырь Илья окончил дни еще при св. Владимире.

Ляссота описывает старо-киевскую церковь св. Софии и говорит, что при ней «вне ее, в особой каплице, находилась прежде гробница Ильи Моровлина (Morowlin) знаменитого героя или богатыря (bohater), о котором рассказывают много сказов. Она теперь разрушена; но гробница сподвижника его уцелела в той же каплице. Вне церкви показывают также место, где похоронены благотворители и строители церкви, но на их могилах нет памятников».

Это киевское предание о гробнице Ильи при церкви Софийской, записанное иноземцем Ляссотою^[1] почти за полвека до книги Кальнофойского, не только не противоречит его показанию, но подтверждает собою, что богатырь наш скончался не при св. Владимире, а уже по кончине его сына Ярослава; следовательно, никак не раньше второй половины XI-го века; но погребенными при той церкви Илья и его сподвижник могли быть и в исходе XII-го века.

Итак, нет противоречия известию Кальнофойского ни в этом местном старо-киевском предании о гробнице богатыря Ильи, бывшей при церкви Софийской; ни в той надписи лаврского древореза о вселении преп. Ильи в пещеру Антониеву, означенном, как мне кажется, уже по народному понятию и представлению о святом служителе Русской земли. А потому киевское давнее мнение о принадлежности Ильи Муромца второй половине двенадцатого века остается в полной силе своей, и должно быть признаваемо за положительное сведение историческое.

При этом сведении не значительным оказывается и то предположение г. Квашнина-Самарина, что Илья Муромец, может быть, есть одно лицо с тем Рохдаем удалым, о котором говорится в позднейшей летописи Никоновской, что он «наезжаше на триста человек»; что он умер и погребен в 1000-м году (то есть, за 15 лет до кончины св. Владимира).

***

«Много сказок» о богатыре Илье, по словам Ляссоты. Вот одна из тех староукраинских сказок, записанная им в Киеве за 276 лет, стало быть, много раньше, чем великорусские стихи о богатырях стали входить в русскую письменность. «Здесь (в киевских пещерах) находятся также мощи великана и богатыря, прозываемого Чоботьком». (Что это народно-украинское прозвание принадлежало Илье Муромцу, то известно из книги Кальнофойского). «О нем ведется следующий рассказ. Однажды напали на него нежданно многочисленные враги, в ту самую пору, как он обулся только еще в один чóбот (сапог). Второпях, не успев найти другого оружия, он стал обороняться от них другим, еще не надетым на себя чóботом, и побил им всех напавших на него врагов. От того и получил он свое прозвание».

На родине Ильи Муромца, в селе Карачарове (которое в нынешнем столетии принадлежало еще графу Разумовскому, а потом, досталось графу Уварову), есть крестьяне Ильюшины, присвояемые в потомство славного богатыря. С такою же вероятностью может быть приписан ему в родню и дворянский род Чобóтьков, еще на моей памяти процветавший в Киеве.

1871 г. 9 июля

Михайлова-гора.

Источник: М. А. Максимович, «В каком веке жил Илья Муромец?» Собрание сочин., Киев 1876, т. I

Примечание

^[1] В Тератургиме Кальнофойского, в конце выписки из Печерского помянника, означен между земянами киевскими Ляссотпа. He будет ли это Юрий Ляссо та, известный из подымной росписи 1631 года? В дневнике Окольского 1638 года упоминается еще Андрей Ляссота, сотенный атаман полка Черкасского.