Толкования на Апостола Павла послание к римлянам 7:6

но ныне, умерши для закона, которым были связаны, мы освободились от него, чтобы нам служить Богу в обновлении духа, а не по ветхой букве

Ныне же, поелику освободились мы от закона того, то есть, - поелику излишен стал для нас закон, и мы умерли для того, кому преданы были в рабство, находились именно в подчинении его владычеству, - то да ходим в рабстве духа и не в ветхости письмени, то есть в духовном жительстве, а не в ветхом житии по букве. Новый Завет, исполненный духовного и небесного содержания, называет, животворным, так как он возвещает жизнь осужденным на смерть, именно тем, кои по Ветхому Завету были преданы смерти.

Ст. 5-8 Егда бо бехом во плоти, страсти греховныя, яже законом, действоваху во удех наших, во еже плод творити смерти: ныне же упразднихомся от закона, умерше, имже держими бехом, яко работати нам (Богови) во обновлении духа, а не в ветхости писмене. Что убо речем; закон ли грех; Да не будет: но греха не знах, точию законом: похоти же не ведах, аще не бы закон глаголал: не похощеши. Вину же прием грех заповедию, содела во мне всяку похоть: без закона бо грех мертв есть

Егда бо бехом во плоти, страсти греховныя, яже законом действоваху во удех наших, во еже плод творити смерти (ст. 5). Видишь ли ты, какой плод от первого мужа? И (апостол) не сказал: когда были мы под законом, - всячески избегая дать какой-нибудь повод еретикам, но говорит: егда бехом во плоти, то есть в худых делах, в плотской жизни. Не то он разумеет, что доселе они были во плоти, а теперь ходят, сделавшись бесплотными. Сказавши это, он и не говорит, что закон был причиною грехов, и не избавляет его от ненависти, так как закон занимал положение строгого обличителя, обнаруживая грехи; а кто человеку, нерасположенному повиноваться, дает большие повеления, тот увеличивает и преступление. Потому (апостол) не сказал: страсти греховные, бывающие под законом, но говорит: яже законом (dia tou nomou), даже не присовокупил: бывающие, но просто: законом, то есть законом обнаруживаемые или познаваемые. Потом, чтобы не обвинить и плоти, не сказал: страсти, которые производимы были членами, но: яже действоваху во удех наших, показывая, что в человеке есть иное начало порочности, зависящее не от управляемых членов, а от действующих помыслов. Душа занимала положение художника, а природа плоти была как бы гуслями и звучала так, как заставлял художник. Потому нестройную игру нужно вменять не гуслям, а художнику. Ныне же, продолжает (апостол), упразднихомся от закона (ст. 6). Видишь ли, как он опять щадит здесь и плоть, и закон? Не сказал - упразднился закон, или - упразднилась плоть, но - мы упразднихомся. Но когда же упразднихомся? Когда ветхий человек, одержимый грехом, умер и погребен. Это и выразил (апостол), сказав: умерше, имже держими бехом. Этим он как бы сказал: узы, державшие нас, истлели и порвались, так что держащему, то есть греху, нечего стало держать. Но ты не падай, не предавайся большей беспечности; ты для того освободился, чтобы снова служить, не по прежнему, но яко работати нам во обновлении духа, а не в ветхости писмене. О чем же говорит здесь (Павел)? Необходимо раскрыть это, чтобы не приходить уже в смущение всякий раз как встретимся с подобным выражением. Когда Адам согрешил, говорит (апостол), тело его сделалось смертным и страстным, в нем обнаружилось множество природных недостатков, оно стало упрямым и необузданным конем; но Христос, пришедши, посредством крещения сделал тело для нас более легким, подняв его крылом Духа.

Потому нам и предстоят подвиги неодинаковые с подвигами древних, так как тогда был не так удобен путь. Потому (Христос) и требует от нас не только быть чистыми от убийства, как требовалось от древних, но даже быть чистыми от гнева, предписывает нам воздерживаться не только от прелюбодеяния, но и от похотливого взгляда, не только не нарушать клятвы, но и не клясться, и повелевает нам любить вместе с друзьями и врагов; и во всем прочем Он назначил нам более длинные пути для упражнений, в случае же неповиновения угрожает геенною, показывая, что требуемое Им не предоставляется ревности подвизающихся, как девство и нестяжательность, но непременно должно быть исполнено. Заповеданное Христом необходимо и обязательно, и не исполнивший этого подвергается крайнему наказанию. Потому и сказал Он: аще не избудет правда ваша паче книжник и фарисей, не внидете в царствие небесное (Mф. V, 20). А кто не увидит царства, тот неминуемо впадет в геенну. Потому и Павел как выше говорил: грех бо вами да не обладает: несте бо под законом, но под благодатию (Рим. VI, 14), так и теперь говорит: яко работати нам во обновлении духа, а не в ветхости писмене. Теперь не буква осуждающая, то есть, ветхий закон, но Дух вспомоществующий. Потому для древних казалось весьма удивительным, если кто-нибудь соблюдал девство; а теперь это явление распространилось повсюду во вселенной; и смерть тогда лишь немногие мужчины презирали, а теперь и в селах, и в городах бесчисленные сонмы мучеников, состоящие не только из мужчин, но и из женщин. Потом, сказавши это, (апостол) опять разрешает возникающее возражение и в этом разрешении доказывает то, что желает. При этом он представляет решение не прямо, а чрез противоположение, чтобы при помощи необходимости решения получить повод сказать то, что хотел, и чтобы сделать свое обвинение менее резким. Так, сказав: во обновлении духа, а не в ветхости писмене, он присовокупил: что убо речем? Закон ли грех? Да не будет (ст. 7). Выше было сказано, что страсти греховныя, яже законом действоваху во удех наших, и еще: грех вами да не обладает: несте бо под законам, но под благодатию, также: идеже несть закона, ту ни преступления (IV, 15); и еще: закон же привниде, да умножится прегрешение (V, 20); и еще: закон гнев соделывает (IV, 15). Так как все это по-видимому служило обвинением закона, то апостол, чтобы устранить такое подозрение, представляет и возражение и говорит: что убо? Закон ли грех? Да не будет. Он ответил отрицательно прежде доказательства, чтобы расположить к себе слушателя и уврачевать соблазняющегося, так как, услышав и удостоверившись в направлении мыслей апостола, он вместе с ним будет исследовать то, что представляется недоуменным, и не будет подозревать говорящего; потому-то апостол заранее и предложил возражение. При этом он не выразился - что мне сказать? но - что убо речем? как бы подавались совет и мнение, и как бы собралась вся церковь, а возражение исходило не от апостола, а явилось в силу последовательности из сказанного и из сущности дела. Что буква убивает, никто не станет отрицать, говорит апостол; что дух животворит, и это ясно, и никто не может это оспаривать. Итак, если в этом нет сомнения, - что мы можем сказать о законе? Что он есть грех? Да не будет. Итак, разреши недоумение. Ты заметил, как (апостол) рядом с собою ставит противника и, приняв тон учителя, приступает к решению? В чем же состоит решение? Закон не есть грех, говорит апостол, что греха не знах, точию законом. Обрати внимание на высоту мудрости. Что закон не есть грех, (апостол) изложил при помощи возражения, чтобы, отвергнув это и тем угодив иудею, убедить его принять менее важное. Что же это такое менее важное? То, что греха не знах, точию законом; похоти не ведах, говорит, аще не бы закон глаголал: не похощеши (ст. 7). Ты видишь, как мало-помалу он показывает, что закон не только есть обвинитель греха, но и некоторым образом подает повод к нему? Впрочем, (апостол) раскрывает, что это случается не по вине закона, но от неразумных иудеев. Он постарался заградить уста и манихеев, которые обвиняли закон, именно, сказав: греха не знах, точию законом, и похоти не ведах, аще не бы закон глаголал: не похощеши, присовокупил: вину же прием грех заповедию, содела во мне всяку похоть (ст. 8).

Замечаешь ли, как (апостол) освободил закон от обвинений? Вину прием грех, говорит (апостол), а не закон, увеличил похоть, и произошло противоположное тому, чего желал закон, а это зависело от слабости, а не от дурного его характера. Всякий раз как мы питаем к чему-нибудь вожделение, а потом встречаем препятствие, то пламя страсти разгорается сильнее. Но это происходит не от закона, который наложил запрещение с тем, чтобы совсем отклонить (от страсти), а грех, то есть, твоя беспечность и твоя злая воля употребили добро во зло. Но в худом употреблении лекарства виновен не врач, а больной. Бог не для того дал закон, чтобы им воспламенять похоть, но для того, чтобы угашать ее; случилось же обратное; но вина в этом не его, а наша. Несправедливо было бы обвинять того, кто больному горячкою, не во время желающему холодного питья, не дает насытиться и тем усиливает в нем страсть этого гибельного для него удовольствия; дело врача - только запретить, а воздерживаться должен сам больной. Что из того, если грех получил повод от закона? Многие дурные люди и при посредстве добрых приказаний увеличивают собственную порочность. Так диавол погубил Иуду, ввергнув в сребролюбие и побудив воровать принадлежащее нищим; но не то обстоятельство, что ему был вверен денежный ящик, сделало его таковым, а лукавство воли. Оно же изгнало из рая Адама и Еву, побудив их вкусить от древа, и не древо в том было виною, хотя им и был подан повод. Не удивляйся, что Павел, говоря о законе, употребил весьма сильные выражения; он ограничивается необходимым, лишая возможности думающих иначе найти в его словах повод к возражению и обнаруживая большое старание правильно изобразить настоящее. Потому не просто оценивай настоящую речь, но вникни в причину, которая заставила (апостола) так говорить, представь себе неистовство иудеев, и непреодолимое их упорство, которое он старался преодолеть. По-видимому он много говорит против закона, но не с тем, чтобы обвинить закон, а с тем, чтобы уничтожить упорство иудеев. Если же в вину закону поставить то, что грех посредством него получил повод, то окажется, что это случилось и в Новом Завете. И в новом завете имеются бесчисленные законы и притом относительно многих очень важных предметов; и всякий может видеть, что тоже самое бывает здесь не только относительно похоти, но и вообще относительно всякого порока. Аще не бых пришел и глаголал им, говорит (Христос), греха не быша имели (Иоан. XV, 22). Значит, грех и здесь нашел для себя содержание, а наказание сделалось больше. Также и Павел, рассуждая о благодати, говорит: колико мните горшия сподобится муки, иже Сына Божия поправый (Евр. X, 29)? Следовательно, и худшее наказание получило повод отсюда - от большего благодеяния. Подобно и об язычниках (апостол) говорит, что они сделались безответными, потому что, будучи одарены разумом, созерцая красоту природы и имея возможность этим путем руководствоваться ко Творцу, не воспользовались, как должно, Божией премудростью. Но все это легко и удобопонятно, вызывается же только следующее затруднение. Почему (апостол) говорит: похоти не ведах, аще не бы закон глаголал: не похощеши? Ведь если человек не знал похоти, пока не получил закона, то почему произошел потоп? За что был попален Содом? Итак, о чем же говорит (апостол)? О похоти напряженной. Потому не сказал: произвел во мне похоть, но - всяку похоть, намекая здесь на сильное ее развитие. Какая же, спросишь, польза от закона, если он усилил страсть? Никакой, но даже большой вред. Впрочем, не закон виновен, а виновна беспечность принявших закон. Похоть произведена грехом, притом посредством закона, но тогда, когда закон заботился не об этом, а о противоположном. Значит, грех сделался гораздо сильнее закона; но и опять вина в этом не закона, а людской неблагодарности. Без закона бо грех мертв есть (ст. 8), то есть, не так известен. Хотя жившие и до закона знали, что грешат, но вполне узнали после дарования закона. Вследствие того с этого времени стали подлежать и большему осуждению. Не одно ведь и тоже - иметь обвинителем природу или вместе с природой и закон, который дает на все ясные предписания.

но ныне, умерши для закона, которым были связаны, мы освободились от него, чтобы нам служить Богу в обновлении духа, а не по ветхой букве

Закон есть письменный кодекс для тех, кто не исполняет его духом любви, которым держится Новый Завет.

Но ныне мы освободились от закона, умерши для того, чем были связаны((νυνὶ δὲ κατηργήθημεν ἀπὸ τοῦ νόμου, ἀποθανόντες ἐν ᾧ κατειχόμεθα. Ср.: «Но ныне, умерши для закона, которым были связаны, мы освободились от него» (Син.); «Но теперь мы были освобожден от закона, умерши для него, которым мы были связаны» (еп. Кассиан). Эти переводы, как и многие комментаторы, в качестве антецедента для «ἐν ᾧ» принимают «закон». Но это не соответствует толкованию свт. Кирилла, согласно которому мы умерли, собственно, не для закона, а для греха. С тем, что здесь под прежними узами подразумевается грех, для которого умерли христиане, согласны свт. Иоанн Златоуст и блж. Феофилакт Болгарский. Такое понимание полагается допустимым и толкователями Нового времени (Sanday W., Headlam A. C. A Critical and Exegetical Commentary. P. 175). Даём перевод буквальный и не противоречащий толкованию святителя. Ср.: «Ныне же упразднихомся от закона, умерше, имже держими бехом» (Елизав.).)), чтобы нам служить Богу в обновлении духа, а не по ветхой букве.

Мы несли ответственность перед законом, говорит он, поскольку нас подчинил ему грех, но если мы умерли для того, чем были связаны, то есть для греха, то с ним непременно будет бездейственным и закон, ведь из-за него он установлен, дабы обличить преступников. Потому-то умершим для греха нет надобности в законе, ведь мы стали принадлежать другому (cр. Рим. 7:4), и Ему мы будем служить в обновлении духа, а не по ветхой букве.

но ныне, умерши для закона, которым были связаны, мы освободились от него, чтобы нам служить Богу в обновлении духа, а не по ветхой букве

Ныне же упразднихомся от закона,
Опять продолжает щадить закон и не сказал: «закон упразднен», но мы упразднихомся от закона, то есть закон для нас недействителен и мы живем уже не по закону. И как упразднихомся?

умерше, имже держими бехом,
Ибо, подлежа закону, приступили ко крещению, умерши же со Христом и с Ним восстав, сочетались с Законодавцем и не имеем более нужды в жительстве по закону, потому что прияли самую благодать Духа. Ибо сие дают видеть последующие слова:

яко работати нам во обновлении духа, а не в ветхости писмене.
И дух противоположил Апостол писмени, а новое – ветхому, чтобы писменем указать на закон, а словом ветхий на отменение закона. Ибо и устами Иеремии говорит Бог: Завещаю дому Исраилеву, и дому Иудину завет нов, не по завету, егоже завещах отцем их в день, в оньже емшу Ми за руку их, извести я от земли Египетския (Иер.31:31-32). Посему и Пророком показано различие и то, что с появлением завета нового надлежит устраниться завету ветхому. Сказав сие, божественный Апостол, и, как исполненный духовной благодати, провидя, что некоторые из еретиков обратят сие в обвинение ветхого завета и ветхий закон припишут иному какому-либо Богу, по необходимости представляет возражения и дает решения.

но ныне, умерши для закона, которым были связаны, мы освободились от него, чтобы нам служить Богу в обновлении духа, а не по ветхой букве

Апостол противопоставил букве дух, а ветхости - новизну, самими наименованиями показав величайшее различие вещей (см. 2Кор. 3:6).

Но ныне, умерши для закона, которым были связаны, мы освободились от него, чтобы нам служить Богу в обновлении духа, а не по ветхой букве

Чтобы не огорчить иудеев, не сказал: упразднился закон, но: мы освободились от него, то есть отрешились, освободились, умерли и стали мертвы и неподвижны по отношению к той привязи, на которой держали нас. А привязь эта есть грех; ибо на нем держались мы, как на цепи. Умерли же мы для греха, чтобы служить Богу в обновлении духа, а не по ветхой букве. В древности добродетель была трудна, потому что Адам получил в смертном теле своем множество природных недостатков; а теперь благодатью Христовой в крещении природа наша получила помощь от Духа, Который соделал нас новыми и юными и освободил от ветхости и немощи буквы. Поэтому во время закона девство было редкостью, а теперь в Церкви тысячи благочестиво ведущих девственную жизнь. То же самое следует сказать и о презрении к смерти.

Ныне же упразднихомся от закона, умерше, имже держими бехом, яко работати нам Богови во обновлении духа, а не в ветхости писмене

Ныне же — по совершении благодатного домостроительства спасения, по вступлении нашем в него и по сочетании со Христом Спасителем. В 5-м и 6-м стихах объясняет Апостол, как сделалось, что, сочетавшись с Господом, мы получили возможность плод приносить Богови. В 5-м объяснил, что было в нас прежде сего сочетания, — что тогда страсти действовали, несмотря на обличение их законом, и только мертвенность в нас распложали. В 6-м показывает, что сталось с нами по таковом сочетании, и вследствие его, — ныне. Ныне — указывает не на одно устроение спасения в Господе, а более на получение его каждым. Апостол ссылается на опыт, говоря как бы: смотри, что в тебе, и суди. Ибо спасительная благодать всегда присуща в истинно верующих и с плодами своими.

Упразднихомся от закона, κατηργήθημεν, — упразднены, разделались, развязались. Мысль такая: не имеем более нужды в законе. Закон дан был, чтоб обуздывать страсти строгостию предписаний и страхом наказаний временных и вечных. Это и успевал он делать, но самых страстей не отнимал; они и при нем оставались в сердце и влекли к беззаконному. Сущие под законом похожи на дитя. Дитя протягивает руки к тому, что вредно; мать бьет его по рукам, — и оно прячет руки; но все посматривает на то, куда протягивало руки, и, если бы не мать, бьющая по рукам, непременно схватило бы то вредное, — что и делает, как только увидит, что нет матери. Так и подзаконные, влекомы будучи страстьми, тянулись к противозаконному. Закон страхом суда обуздывал эти покушения, — и, пока память о сем была жива, подзаконные удерживались от противозаконных дел, не переставая, однако ж, сочувствовать им и желать их. Но коль скоро память сия отходила, тотчас следовали противозаконные дела. Таков общий характер подзаконной жизни. Ныне же, — говорит Апостол, совсем другое: нам не нужен уже такой страж и обуздатель, — мы упразднены и освобождены от него. Почему же? Потому что нет уже в нас того, для обуздания чего он был к нам приставлен, — в нас качествует новое начало жизни — истинной, духовной.

Умерше, имже держими бехом, — умерши тому, чем были мы держимы. — Чем же были мы держимы? Самостию, или самоугодием, которое, сочетавшись со сластию, присущею порожденным от него страстям греховным, держало нас в узах своих, не давая возникать высшим стремлениям, а возникавшие подавляя. Благодать Божия, по вере в Господа, чрез таинства вселяющаяся в истинных христиан, возбуждением полного самоотвержения умерщвляет самость, а дарованием живого ощущения высших благ отбивает сласть греховную и таким образом избавляет нас от того, чем бываем держимы до приятия благодати. Тут мы умираем тому, чем были держимы, и то, что нас держало, умирает в нас.

Но это только одна сторона: умерше. В вещественной природе смерть есть отрицание жизни: живое престает жить. В духовной жизни умирание не есть престание жизни, а порождение новых начал жизни, отметающих прежние. Самоотвержение убивает самость, или самоугодие; что же после того? Ничего? Нет, не ничего. Отвергшийся себя, или пресекший в себе самоугодие, не в пустоту какую поступает, но в то же время, как отвергается себя, привергается к Богу, и в то же время, как убивает в себе самоугодие, возрожденным в себе чувствует ревнование о богоугождении; равным образом, когда подсекается сласть греховная, сущая в страстях, в то же время порождается ощущение сладости высших духовных благ, такой сладости, с которою никакая сласть греховная в сравнение идти не может. И даже потому отходит первое, что привходит последнее. Все сие производит Божественная благодать, возрождающая к новой жизни.

Таким образом верующие в Господа, умерши тому, что держало, бывают вместе с тем оживлены противоположными тому началами духовными: вместо самоугодия — ревнованием о богоугождении, вместо сласти греховной — неизреченною сладостию духовною, заглушающею сласть греха. Присутствие этих начал делает то, что верующие уже не себе живут, а Богу, находя в том радость и сладость. Это и выражает Апостол, говоря: во еже работами нам Богови во обновлении духа, а не в ветхости писмене. — Обновлением духа — называет он именно присутствие в нас этих новых, благодатию Божиею образуемых и действующих в нас начал духовной жизни, а: ветхостию писмене — предписания закона того не делать, другого не касаться. Теперь, говорит, мы так настроены, что можем работать Богу по возбуждениям, извнутрь обновленного духа исходящим, а не по указаниям совне. Эти последние нужны были прежде, а теперь уже они излишни, — упразднихомся от закона тем самым, что сами по себе и хочем, и можем творить все, требуемое законом. Апостол назвал это работанием Богу: ибо во Христе Иисусе от Бога все исходит и к Богу все возвращается, поколику Им все и действуется.

Заметим, что несправедливо многие толковники слова: имже держими бехом — относят к закону и в переводах своих делают перестановки, перепутывающие Апостольские слова и тем паче понятия. Наши толковники под именем державшего нас разумеют не закон, а грех. Приводим слова святого Златоуста: «но как же упразднихомся». Так, что ветхий человек, одержимый грехом, умер и погребен. Сие выразил Апостол, сказав: умерше, имже держими бехом. Сим как бы сказал он: та привязь, на которой нас держали, предана тлению и распалась; так что держащему, то есть греху, нечего стало «держать». Так Феофилакт, Экумений и другие.

но ныне, умерши для закона, которым были связаны, мы освободились от него, чтобы нам служить Богу в обновлении духа, а не по ветхой букве

Закон назван «законом смерти» потому, что он наказывает виновных и умерщвляет грешников; то есть закон не зол, но справедлив. Хотя зло поражает грешников от закона, он сам не содержит зла, ибо производит гнев справедливо. Потому он - не зло для грешников, а справедливость; для добрых же людей он духовен. Ибо кто усомнится, что запрещать грешить - духовно? Но поскольку закон не смог спасти человека прощением грехов, был дан закон веры, освобождающий верующих от власти закона, чтобы смогли вернуться к жизни те, кого закон удерживал в осуждении на смерть. Для тех он закон смерти, в ком производит гнев по причине греха.

Чтобы нам служить Богу в обновлении духа, а не по ветхой букве. И хотя апостол полагает закон ниже закона веры, он не осуждает его. Ибо теперь, говорит он, мы вырваны из закона, чтобы служить закону веры, дающему нам спасительную помощь, чего ветхий закон дать не мог. И это для того, чтобы не казалось, будто мы, служа закону ветхому, обесцениваем благодать. Закон назван «ветхим» не потому, что он порождает зло; его ветхость - знак времени: он состарился и вышел из употребления . Закон духа есть закон веры. Поскольку вера в душе, она постигается не делами, но сердцем. Сам разум понимает, что верить естественно; не глазами постигается вера, не руками ощущается, да и блага, на которые мы надеемся, не видимые, не земные, но духовные. Ветхий закон записан был на каменных скрижалях; закон же духа духовно записывается на скрижалях сердца, дабы быть вечным, а буква ветхого закона со временем стирается. Есть и другая интерпретация закона духа: прежний закон удерживал от злых дел, новый же, уча, что мы не должны грешить даже в сердце нашем, зовется законом духа, поскольку он всего человека делает духовным.

но ныне, умерши для закона, которым были связаны, мы освободились от него, чтобы нам служить Богу в обновлении духа, а не по ветхой букве

Здесь закон означает закон вообще, и естественный, и письменный… В данный момент Павел упоминает письменный и естественный закон, так как писаный закон также содержит в себе естественный.

но ныне, умерши для закона, которым были связаны, мы освободились от него, чтобы нам служить Богу в обновлении духа, а не по ветхой букве

Освобождение от закона не есть освобождение от всякой зависимости. Напротив, свободный от закона верующий несет высшее и лучшее служение в обновлении духа. Это новое состояние, в какое вводит верующих Св. Дух, есть состояние полной гармонии между склонностями сердца и нравственными обязанностями, когда человек с радостью идет на подвиги самопожертвования из любви к Богу. Этому состоянию противоположно прежнее, которое Апостол называет жизнью по ветхой букве. Здесь под ветхою буквою, конечно (ср. Евр. 8:13), Апостол разумеет обветшавший закон Моисеев, названный у него буквою потому, что он обращал внимание, главным образом, на внешнее состояние человека и оставался со своими предписаниями чем-то внешним, чуждым для человека. - Несомненно, что Апостол здесь, как и далее, имеет в виду читателей - природных евреев или же прозелитов иудейства (Цан).

См. также Толкование на Рим. 7:1