Толкования на Апостола Павла послание к римлянам 4:15

ибо закон производит гнев, потому что, где нет закона, нет и преступления

Ибо закон гнев соделывает. Верующие и неверующие должны были принять обрезание, так чтобы никто не отказывался. Поелику вера зависит не от тирана, а от воли человека, то все дела тирании совершены были во имя закона, а дела свободы - во имя веры. И поелику мир погрешил в отношении веры Авраамовой, что было произведением свободной воли, между тем как закон был страшным тираном, - то время закона сравнил с детством, а другое (время) - с юностью; не потому, чтобы эти времена властвовали над нами, но потому, что и самые эти времена получили названия от наших дел, как люди - от плодов дел своих.

Ст. 14-19 Аще бо сущии от закона наследницы, испразднися вера, и разорися обетование: закон бо гнев соделовает: идеже бо несть закона, (ту) ни преступления. Сего ради от веры, да по благодати, во еже быти известну обетованию всему семени, не точию сущему от закона, но и сущему от веры Авраамовы, иже есть отец всем нам, якоже есть писано: яко отца многим языком положих тя, прямо Богу, Емуже верова, животворящему мертвыя и нарицающу не сущая яко сущая. Иже паче упования во упование верова, во еже быти ему отцу многим языком, по реченному: тако будет семя твое. И не изнемог верою, ни усмотри своея плоти уже умерщвленныя, столетен негде сый, и мертвости ложесн Сарриных

Аще бо сущии от закона наследницы, испразднися вера, и разорися обетование (ст. 14). (Апостол) доказал, что вера необходима, что она древнее обрезания, сильнее закона и утверждает его. Как скоро все согрешили, то она необходима; если (Авраам) оправдался, будучи необрезанным, то она древнее обрезания; если чрез закон бывает познание греха, а вера явилась вне закона, то она и сильнее его; если, наконец, закон свидетельствует о вере, а она утверждает его, то она не противоположна ему, но дружественна и пребывает с ним в союзе. Теперь (апостол) опять, но иным способом, доказывает, что посредством закона невозможно было получить наследия. Сопоставив веру с обрезанием и отметив ее преимущества, он опять противополагает ее закону, говоря так: аще бо сущии от закона наследницы, испразднися вера. Чтобы кто-нибудь не сказал, что можно иметь веру и соблюсти закон, (апостол) и доказывает, что это невозможно. Кто держится закона в том мнении, что он может спасти, тот бесчестит силу веры. Потому и говорит: испразднися вера, то есть, нет нужды в спасении благодатью, так как вера не может показать своей силы, и разорися обетование. Может быть, иудей возразит: какая мне нужда в вере? Значит, если это справедливо, то с верою уничтожаются и обетования.

Обрати внимание на то, что (апостол) борется с иудеями во всем от самого начала, - со времени патриарха. Доказав его примером, что праведность есть сонаследница веры, он доказывает тоже самое и относительно обетования; и чтобы иудей не сказал: какое мне дело до того, что Авраам оправдался чрез веру? − Павел и говорит, что наиболее важное для иудея, именно − обетование наследия, не может прийти в исполнение без веры; а это особенно и устрашает иудеев. О каком же обетовании он говорит? О том, что иудей есть наследник мира и все в нем благословляются. А как упразднено это обетование, (апостол) говорит далее. Закон бо гнев соделовает: идеже бо несть закона, (ту) ни преступления (ст. 15). Если же закон производит гнев и делает виновными в преступлении, то ясно, что он подвергает и клятве, а те, которые подлежат клятве и наказанию и виновны в преступлении, достойны не наследовать, но подвергнуться наказанию и быть изгнанными. Итак, что же бывает? Приходит вера, привлекаемая благодатью, и обетование приводится в исполнение. Где благодать, там прощение, а где прощение, там нет никакого наказания; если же и наказание отменено и является затем праведность от веры, то нет уже никакого препятствия нам сделаться наследниками обетования от веры. Сего ради от веры, говорит (апостол), да по благодати, во еже быти известну обетованию Божию всему семени, не точию сущему от закона, но и сущему от веры Авраамовы, иже есть отец всем нам (ст. 16). Видишь ли ты, что вера не только утверждает закон, но и обетование Божие делает непреложным; закон же, соблюдаемый не по времени, напротив, и веру упраздняет, и обетованию препятствует.

Этим (апостол) доказывает, что вера не только не излишня, но и настолько необходима, что без нее невозможно и спастись. Ведь закон производит гнев, потому что все его преступили, а вера не оставляет и повода к возникновению гнева: идеже бо несть закона, говорит (апостол), (ту) ни преступления. Видишь ли, как вера не только истребляет совершенный грех, но и не позволяет ему рождаться? Потому (апостол) и говорит: по благодати. Для чего же это? Не для того, чтобы нас устыдить, но во еже быти известну обетованию всему семени. Здесь (апостол) указывает два блага, - во-первых, что дары непреложны и, во-вторых, что они даются всему семени, причем он включает сюда и язычников и показывает, что иудеи окажутся вне, если станут враждовать против веры. Ведь это (вера) более надежно, чем то (закон): вера не вредит тебе, только не упорствуй, она даже спасает тебя, бедствующего от закона. Потом (апостол), после того как сказал - всему семени, определяет, какому семени, и говорит: сущему от веры, указывая на родство (Авраама) с язычниками и на то, что не могут мудрствовать об Аврааме те, которые не веруют, подобно ему. Вот вера совершила и иное, третье: она сделала родство с праведником более полным и явила его праотцем многочисленнейшего потомства. Потому (апостол) наименовал его не просто Авраамом, но отцом всех нас, верующих. Потом, подтверждая сказанное свидетельством, (апостол) говорит: якоже есть писано, яко отца многим языком положих тя (ст. 17). Видишь ли, что это издревле установлено. Но что же? − возразишь ты: может быть, это говорится об измаильтянах или амаликитянах, или агарянах? Впоследствии (апостол) яснее доказывает, что не о них сказано, а пока для подтверждения того же самого спешит к другому, определяя образ такого сродства и раскрывая это с великим глубокомыслием. Что именно он говорит? Прямо Богу, Ему же верова (ст. 17). Смысл этих слов таков: как Бог не есть Бог частный, но Отец всех, так и Авраам. И еще: как Бог есть Отец наш не по естественному родству, а по усвоению веры, так и Авраам, потому что послушание делает его отцом всех нас. И так как иудеи думали, что такое родство не имеет никакого значенья, после того как они получили другое, более грубое, то (апостол) переведя речь на Бога, доказывает, что родство по вере гораздо важнее. А вместе с этим открывает и то, что (Авраам) получил его в награду за веру, так что, если бы этого не было, то, хотя бы он и был отцом всех живущих на земле, выражение: прямо Богу не имело бы места, но дар Божий был бы умален; слово прямо значит - подобно. Скажи мне, в самом деле, что удивительного - быть отцом тех, которые произошли от него? Это свойственно и всякому человеку. Но удивительно то, что он по дару Божию получил тех, которые не были его детьми по природе.

Таким образом, если хочешь поверить, что патриарх был удостоен чести, то верь, что он - отец всех. И (апостол), сказав: прямо Богу, Ему же верова, не остановился на этом, но прибавил: животворящему мертвыя, и нарицающу не сущая яко сущая (ст. 17). Здесь он ведет предварительную речь о воскресении, которая и нужна была ему для настоящего предмета. Если для Бога возможно оживлять мертвых и не существующее приводить в бытие, то возможно также и не рожденных (от Авраама) сделать детьми его. Потому (апостол) не сказал: приводящему в бытие не существующее, но - нарицающему, указывая на большую легкость этого дела (для Бога). Как нам легко назвать существующее, так легко и Ему, даже гораздо легче привести в бытие не существующее. А когда (апостол) говорит, что дар Божий велик и неизреченен, и когда рассуждает о силе его, то доказывает, что и вера Авраама достойна этого дара, чтобы ты не подумал, что Авраам удостоен почестей не по заслугам. Итак, ободрив слушателя, чтобы он не смущался и чтобы иудей не возражал и не говорил: «как можно не детей сделать детьми», (апостол) опять переводит речь на патриарха и продолжает: иже паче упования во упование верова, во еже быти ему отцу многим языком, по реченному: тако будет семя твое (ст. 18).

Как сверх надежды он поверил с надеждою? Сверх надежды человеческой, с надеждой Божией. (Апостол) доказывает и величие дела, и устраняет невероятность сказанного, а что было противоположно друг другу, то согласила вера. И если бы (апостол) говорил о потомстве, происшедшем от Измаила, то слова (паче упования) излишни были бы, потому что это потомство родилось (от Авраама) не по вере, а по естеству. Но (апостол) разумеет здесь Исаака, потому что (Авраам) уверовал не ради тех язычников, но ради того, кто должен был родиться от бесплодной жены. Значит, если (для Авраама) составляет награду то, чтобы сделаться отцем многих народов, то ясно, что именно тех народов, ради которых он уверовал. А чтобы тебе убедиться, что (апостол) говорит именно об этих народах, выслушай последующее: и не изнемог верою, ни усмотри своея плоти, уже умерщвленныя, столетен негде сый, и мертвости ложесн Сарриных (ст. 19). Видишь ли, как (апостол) указывает и препятствия, и высокий, все превосходящий, ум праведника? Обетованное, говорит он, было сверх надежды, это - первое затруднение, так как Авраам не имел возможности увидеть другого, который бы при таких обстоятельствах получил сына. Жившие после него взирали на него, а он ни на кого не взирал, кроме единого Бога, потому и сказано: паче упования. Потом, омертвевшая плоть его составляла второе затруднение, а омертвение утробы Сарриной - третье и четвертое.

ибо закон производит гнев; потому что, где нет закона, нет и преступления

Когда Павел говорит: закон производит гнев, то указывает на наказание, что относится к той ступени, когда человек находится под законом.

Апостол сказал так потому, что гнев Божий усиливается по отношению к преступнику, который знает грех из закона, но все-таки грешит. Такой человек, конечно же, есть преступник закона.

Но грех, взяв повод от заповеди, произвел во мне всякое пожелание: ибо без закона грех мертв

Я полагаю, что апостол хотел сказать нечто такое: грех, совершенный по неведению, безусловно, тоже подлежит наказанию; но для знающих кара будет тяжелее.

ибо закон производит гнев; потому что, где нет закона, нет и преступления

Теперь доказывает, каким образом бездейственно обетование. С законом, говорит, соединено преступление, а преступление закона производит гнев и подвергает клятве и наказанию. Как же, спрашивается, виновный в преступлении достоин наследовать?

Закон бо гнев соделовает: идеже бо несть закона, ту ни преступления

Где закон, там преступление; где преступление, там гнев карающий; где карающий гнев, там пресекается благословение; а пресечением благословения разоряется обетование. Следовательно, устраняя веру и выставляя закон, вы разоряете обетование. Если подзаконные — наследники, испразднися вера, разорися обетование.

Такое умозаключение ясно и определенно; но не совсем ясно, как закон гнев соделывает, когда, давая закон, Бог засвидетельствовал, что если народ будет верен Ему, то приимет благословение и будет наслаждаться обилием благ, и временных и вечных. Святой Апостол, хотя и приложил в основание сему положению то, что, где нет закона, там нет преступления, или, что с законом связано преступление, поводом ли только он к нему служит или прямою его причиною, давая доразуметь: а где преступление, там гнев; но и это самое, что закон подает повод или ведет к преступлению, не совсем понятно. Ибо закон дан, чтобы все видели, как должно действовать, чтоб действовали праведно и, следовательно, были чужды преступления, а не с тем, чтоб вводить в преступление.

Святой Павел решает возникающее при сем недоумение ниже, говоря, что не закон тому причиною, а наша немощь. Закон сам в себе свят, и заповедь свята и праведна и блага; но я продан под грех, во мне живет грех, увлекающий меня к противозаконию. Вижу, чего требует закон, и порываюсь исполнить то, но приходит греховное возбуждение и увлекает меня к преступлению закона. Итак, закон — плохой мне помощник. Он только ярче изобличает мою грешность и преступность. Не знай я закона, то хоть и грешил бы, но то были бы у меня грехи неведения. А тут видишь и грешишь. И добро бы это раз-два в месяц или неделю, а то каждый день и час: редкое дело обходится без кривды. Выходит, что закон только облепливает тебя грехами, так что не знаешь, куда деваться от них и как сбросить подавляющее бремя их. Окаянен аз: кто мя избавит? (ср.: 7, 24).

Но как же быть? Так бы и быть, если б Бог навсегда оставил нас с одним законом. Глубже и глубже погрязал бы человек в сознание своей греховности и, по причине того, в чувство подгневности Божией — и только; а как поправить дело, способа к этому не находил бы он в законе. — Это сознание безвыходности своего положения при одном законе и имеет в мысли Апостол внедрять всякий раз, как рассуждает об отношении закона и веры. То же намерение у него и здесь. Он говорит как бы: останься только ты с одним законом, — и будешь все в грешности и подгневности. Чрез это пресечешь благословение, не дашь возможности прийти в исполнение над тобою обетованию Авраама, разоришь сие обетование. Хочешь ли, чтоб исполнилось над тобою обетование, данное Аврааму, прими веру. Вере дано обетование; под условием веры оно приводится и в исполнение. Вера приносит прощение прегрешений, бывающих в отношении к закону, дает силу на исполнение закона — и вводит таким образом в праведность, на коей почивает благословение: чем и исполняется обетование.

ибо закон производит гнев; потому что, где нет закона, нет и преступления

Чтобы показать, что человек не может оправдаться законом перед Богом и что через закон не могло быть дано обетование, Павел говорит: Ибо закон производит гнев. Закон был дан, чтобы обвинить преступающих его. Вера же есть дар благодати Божией, чтобы виновные по закону могли получить прощение; потому вера производит радость. Он не говорит против закона, но ставит веру впереди, ибо тот, кто не мог быть спасен по закону, милостью Божией спасается через веру. Так что сам закон не есть гнев, но он производит гнев, то есть наказание, для грешника. Он не прощает, но отмщает; наказание же рождается из гнева, а гнев от греха.

Потому и хочет Павел, чтобы закон был оставлен, чтобы можно было укрыться в вере, которая ради спасения прощает грехи. Где нет закона, нет и преступления. Это говорит он потому, что когда виновные освобождены от власти закона и прощены, то нет преступления, ибо бывшие прежде преступниками закона ныне оправданы. Бездействует закон дел, то есть закон соблюдения суббот и новомесячий, обрезания, различения пищи и нечистых животных (см. Лев. 11).

Ст. 14-15 Если утверждающиеся на законе суть наследники, то тщетна вера, бездейственно обетование; ибо закон производит гнев, потому что, где нет закона, нет и преступления

Доказательство высказанной в 13-м ст. мысли Апостол теперь заимствует уже не из истории, как в 10-12 ст., а из логики. Если бы наследование, говорит он, было поставлено в зависимость от жизни по закону, то не оставалось бы вовсе места для веры, так как вера и дела закона взаимно себя исключают (ср. ст. 4 и сл.), и через это самое обетование превратилось в какую-то насмешку над людьми, так как человек через исполнение дел закона не может найти благоволения в очах Божиих (3:20). Мало того. Закон подвергает человека гневу Божию и наказанию [Нельзя отсюда выводить такую мысль, что если бы не было закона, то евреи не подверглись бы гневу Божию. В 1-й гл. Апостол доказывает как раз противное этому. Здесь он только указывает неизбежность нарушений закона и, след., неизбежность наказания для подзаконных иудеев.] - какая же может быть при этом речь о награде? Напротив, где нет закона - именно в христианстве (3:21, 26), - там нет и преступления воли Божией и нет места гневу Божию, там, след., нет препятствия к исполнению божественного обетования. Конечно, Апостол смотрит здесь на христианство с идеальной точки зрения, он видит его таким, каким оно может и должно бы быть…

См. также Толкование на Рим. 4:13