Толкования на Деяния апостолов 21:20

Ст. 18-38 На другой день Павел пришел с нами к Иакову; пришли и все пресвитеры. Приветствовав их, Павел рассказывал подробно, что сотворил Бог у язычников служением его. Они же, выслушав, прославили Бога и сказали ему: видишь, брат, сколько тысяч уверовавших Иудеев, и все они ревнители закона. А о тебе наслышались они, что ты всех Иудеев, живущих между язычниками, учишь отступлению от Моисея, говоря, чтобы они не обрезывали детей своих и не поступали по обычаям. Итак что же? Верно соберется народ; ибо услышат, что ты пришел. Сделай же, что мы скажем тебе: есть у нас четыре человека, имеющие на себе обет. Взяв их, очистись с ними, и возьми на себя издержки на жертву за них, чтобы остригли себе голову, и узнают все, что слышанное ими о тебе несправедливо, но что и сам ты продолжаешь соблюдать закон. А об уверовавших язычниках мы писали, положив, чтобы они ничего такого не наблюдали, а только хранили себя от идоложертвенного, от крови, от удавленины и от блуда. Тогда Павел, взяв тех мужей и очистившись с ними, в следующий день вошел в храм и объявил окончание дней очищения, когда должно быть принесено за каждого из них приношение. Когда же семь дней оканчивались, тогда Асийские Иудеи, увидев его в храме, возмутили весь народ и наложили на него руки, крича: мужи Израильские, помогите! этот человек всех повсюду учит против народа и закона и места сего; притом и Еллинов ввел в храм и осквернил святое место сие. Ибо перед тем они видели с ним в городе Трофима Ефесянина и думали, что Павел его ввел в храм. Весь город пришел в движение, и сделалось стечение народа; и, схватив Павла, повлекли его вон из храма, и тотчас заперты были двери. Когда же они хотели убить его, до тысяченачальника полка дошла весть, что весь Иерусалим возмутился. Он, тотчас взяв воинов и сотников, устремился на них; они же, увидев тысяченачальника и воинов, перестали бить Павла. Тогда тысяченачальник, приблизившись, взял его и велел сковать двумя цепями, и спрашивал: кто он, и что сделал. В народе одни кричали одно, а другие другое. Он же, не могши по причине смятения узнать ничего верного, повелел вести его в крепость. Когда же он был на лестнице, то воинам пришлось нести его по причине стеснения от народа, ибо множество народа следовало и кричало: смерть ему! При входе в крепость Павел сказал тысяченачальнику: можно ли мне сказать тебе нечто? А тот сказал: ты знаешь по-гречески? Так не ты ли тот Египтянин, который перед сими днями произвел возмущение и вывел в пустыню четыре тысячи человек разбойников

Этот (Иаков) был брат Господень и епископ Иеруса­лимский, муж великий и дивный. К нему-то приходит Павел, подобно как и прежде он был послан к нему же; а каким образом, послушай. «На другой день», говорит (писатель), «Павел пришел с нами к Иакову». Смотри, как он чужд гордости. «Пришли и все пресвитеры. Приветствовав их, Павел рассказывал подробно, что сотворил Бог у язычников служением его». Опять рассказывает им случившееся у язычников, не из тщеславия, – да не бу­дет! – но чтобы показать Божие человеколюбие и исполнить их великой радости. «Они же», смотри, «выслушав, прославили Бога»; не стали превозносить Павла и удивляться ему, но прославили Бога, потому что рассказывая он все приписывал (Богу). «Они же, выслушав, прославили Бога и сказали ему: видишь, брат, сколько тысяч уверовавших Иудеев, и все они ревнители закона. А о тебе наслышались они, что ты всех Иудеев, живущих между язычниками, учишь отступлению от Моисея, говоря, чтобы они не обрезывали детей своих и не поступали по обычаям» (ст. 20, 21). Смотри, как скромно и они го­ворят. Не (Иаков) говорит, как епископ, со властью; но самого (Павла) они делают участником совещания, и тотчас же, с самого начала, как бы извиняются тем, что им не хо­телось бы (видеть его обвиняемым). Видишь ли необходимость этого дела. «Видишь, брат», говорят, «сколько тысяч уверовавших Иудеев»? Не говорят: сколько тысяч мы обратили, но: «уверовавших». «И все они», говорят, «ревнители закона». Две причины: множество (уверовавших из иудеев) и образ их мыслей. Если бы их было немного, то и тогда не следовало бы пренебрегать ими; если же их много, – хотя и не все держались закона, – то это – дело важное. Далее и третья причина. «А о тебе наслышались они», гово­рят, «что ты всех Иудеев, живущих между язычниками, учишь отступлению от Моисея, говоря, чтобы они не обрезывали детей своих и не поступали по обычаям». Не сказали: они слышали, но: «наслышались», т.е. убеж­дены и поверили, «что ты всех Иудеев, живущих между язычниками, учишь отступлению от Моисея, говоря, чтобы они не обрезывали детей своих и не поступали по обычаям». Сказав это, про­должают: «Итак что же? Верно соберется народ; ибо услышат, что ты пришел. Сделай же, что мы скажем тебе: есть у нас четыре человека, имеющие на себе обет» (ст. 22, 23). Говорят это, как советующие, а не как приказываю­щие. «Есть у нас четыре человека, имеющие на себе обет. Взяв их, очистись с ними, и возьми на себя издержки на жертву за них, чтобы остригли себе голову, и узнают все, что слышанное ими о тебе несправедливо, но что и сам ты продолжаешь соблюдать закон» (ст. 24). Советуют ему оправдаться не словами, а делом: «чтобы остригли себе голову», говорят, «и узнают все, что слышанное ими о тебе несправедливо, но что и сам ты продолжаешь соблюдать закон». Не сказали: ты учишь, но: «слышанное ими о тебе несправедливо», опять выражая, что они убеж­дены в том; «что и сам ты продолжаешь», т.е. что сверх того ты и сам хранишь (закон). Не то только нужно было знать, учит ли он других, но и то, соблюдает ли сам. А что, скажешь, если язычники узнают об этом, – не соблазнятся ли они? Как (они могут соблазнится), когда мы – иудейские учители – отпра­вили к ним послание? «А об уверовавших язычниках мы писали, положив, чтобы они ничего такого не наблюдали, а только хранили себя от идоложертвенного, от крови, от удавленины и от блуда» (ст. 25). Этого достаточно для опровержения. Слова их означают следующее: как мы заповедали им это, хотя проповедуем иудеям, так и ты, хотя проповедуешь язычникам, поступай здесь согласно с нами. Павел же, смотри, не сказал: я могу представить Тимофея, которого я обрезал, могу убедить словом; но послу­шался их и сделал все, – потому что так нужно было. Не то было бы, если бы он стал оправдывать себя, или сделал это так, чтобы никто не знал о том. К устранению подозрения могло служить и то, что он принял на себя издержки. «Тогда Павел, взяв тех мужей и очистившись с ними, в следующий день вошел в храм и объявил окончание дней очищения, когда должно быть принесено за каждого из них приношение» (ст. 26). «Объ­явив»; так он сам сделал это известным. «Когда же семь дней оканчивались» (ст. 27).

Смотри, как много времени он посвящает на это! «Тогда Асийские Иудеи, увидев его в храме, возмутили весь народ и наложили на него руки, крича: мужи Израильские, помогите! этот человек всех повсюду учит против народа и закона и места сего; притом и Еллинов ввел в храм и осквернил святое место сие» (ст. 27, 28). Заметь, как они всегда склонны к мятежу: без стыда кричат среди (храма)! «Ибо перед тем они видели с ним в городе Трофима Ефесянина и думали, что Павел его ввел в храм. Весь город пришел в движение, и сделалось стечение народа; и, схватив Павла, повлекли его вон из храма, и тотчас заперты были двери» (ст. 29, 30). «Мужи», говорят, «Израильские, помогите! этот человек всех повсюду учит против народа и закона и места сего». Что особенно смущало их, именно храм и закон, на то и указываюсь. Между тем Павел, претерпевая все это, не упрекал апостолов, что они были винов­никами случившегося с ним: так был он великодушен! «Схватив Павла, повлекли», говорит (писатель), «его вон из храма, и тотчас заперты были двери». Они намеревались убить его, и потому извлекли вон, чтобы сделать это с большею свободою. «Когда же они хотели убить его, до тысяченачальника полка дошла весть, что весь Иерусалим возмутился. Он, тотчас взяв воинов и сотников, устремился на них; они же, увидев тысяченачальника и воинов, перестали бить Павла. Тогда тысяченачальник, приблизившись, взял его и велел сковать двумя цепями, и спрашивал: кто он, и что сделал» (ст. 31-33). Для чего он, намереваясь допросить Павла, приказал связать его двумя цепями? Для того, чтобы укротить ярость народа. «В народе одни кричали одно, а другие другое. Он же, не могши по причине смятения узнать ничего верного, повелел вести его в крепость. Когда же он был на лестнице, то воинам пришлось нести его по причине стеснения от народа, ибо множество народа следовало и кричало: смерть ему! (в ц.сл.: возьми его)» (ст. 34-36). Что значит: «смерть ему (возьми его)»? У иудеев был обычай – говорить это против тех, кого они обвиняли; так и о Христе они гово­рили: «смерть ему», т.е. истреби Его из среды живых. А иные думают, что выражение: возьми его значит то же, что у нас по римскому обычаю: посади его под арест. «При входе в крепость Павел сказал тысяченачальнику: можно ли мне сказать тебе нечто?» (ст. 37) Когда несли его по ступеням, он просит дозволения сказать нечто тысяченачальнику, и смотри, как кротко: «можно ли», говорит, «мне сказать тебе нечто?» «А тот сказал: ты знаешь по-гречески? Так не ты ли тот Египтянин, который перед сими днями произвел возмущение и вывел в пустыню четыре тысячи человек разбойников?» (ст. 38)? Этот египтянин был нововводи­тель и мятежник. Павел оправдывает себя и ответом своим отстраняет это подозрение. Но обратимся к вышесказанному. «Есть у нас», говорят (пресвитеры), «четыре человека, имеющие на себе обет. Взяв их, очистись с ними». Павел не противится этому, но повинуется. Отсюда ясно, что не непременно следовало сде­лать это (потому они и убеждают его), – а что это было делом предусмотрительности и снисхождения. Это не было препятствием проповеди, потому что они же дали заповедь (касательно языч­ников). Потому и сам (Павел), устрояя таковое дело, впослед­ствии укоряет Петра, и делает это не без причины, так как, что сделал он здесь, то Петр там, таясь и держась своего мнения (Гал. 2:11-14). Не сказали, что не нужно учить (иудеев) подобно язычникам, или что можно им и не проповедовать, но что должно сделать нечто большее, чтобы они удостоверились, что ты соблюдаешь закон. Это – дело снисхождения, не бойся. И смотри, не прежде убедили его, как изъяснив наперед, что (этого требует) предусмотрительность и польза. В Иеруса­лиме, говорят, сделать это позволительно. Сделай же это здесь, чтобы тебе можно было делать то и вне (Иерусалима). «Тогда Павел», го­ворит (писатель), «взяв тех мужей в следующий день»; не медлит, но, показывая свое послушание на деле, тотчас берет тех, с ко­торыми намеревался совершить очищение: так пламенно он разделял эту предусмотрительность! Но как, скажут, азийские иудеи увидели его во храме? Им позволялось быть там в некоторые дни. Смотри, как все это сделалось по смотрению (Божию). Когда (одни) иудеи убедились, тогда нападают (другие); а иначе и те напали бы на него. «Помогите», говорят, «мужи Израильские»; как будто в их руках кто-нибудь такой, кого трудно уловить и удержать, – кричат: «помогите! этот человек всех повсюду учит»; не здесь только, говорят, но «повсюду». Усиливают об­винение из соприкосновенных обстоятельств: «притом», говорят, «и Еллинов ввел в храм и осквернил святое место». При Христе и они приходили туда для поклонения (Ин. 12:20); но здесь говорится, что они при­шли не для поклонения. «И, схватив Павла», говорит (писатель), «повлекли его вон». Смотри, как они извлекают его вон из храма; они не думали о законах или судилищах, и потому сами стали бить его: так они во всем являются дерзкими и бесстыдными! В это время (Павел) не оправдывался, а после; и хорошо, – потому что тогда они не послушали бы. Для чего они кричали: возьми его? Опасались, чтобы он не убежал. Между тем, смотри, с каким смирением Павел говорит тысяченачальнику. Что же он говорит? «Можно ли мне сказать тебе нечто?» Так он был кроток, так смиренно вел себя везде. «Так не ты ли», спрашивает (тысяченачальник), «тот Египтянин»?

Посмотри на злоухищрение диавола. Этот египтянин был обманщик и обольститель; (диавол) и надеялся, прикры­ваясь им, представить Христа и апостолов участниками в приписываемых ему преступлениях. Но нисколько не успел в этом; напротив, истина стала еще светлее и воссияла бли­стательнее, не потерпев ничего от козней диавола. Если бы не было обманщиков, и (апостолы) одержали бы победу, тогда иной, может быть, стал бы подозревать. Но если и те явля­лись, а эти одержали победу, то нельзя не удивляться. Для того и попускается являться тем, чтобы более прославились эти, как и сам (Павел) говорит в другом месте: «дабы открылись между вами искусные» (1Кор. 11:19). Подобным образом и Гамалиил говорил: «незадолго перед сим явился Февда» (Деян. 5:36). Касательно разбойников (сикарей) одни говорят, что это был род разбойников, полу­чивших такое название от того, что они носили мечи, назы­ваемые у римлян сиками (sica). Другие (говорят, что они при­надлежали) к одной из еврейских сект. У (евреев) три главные секты: фарисеи, саддукеи и ессеи, которые называются праведными за чистоту жизни (οσιοι, – отсюда имя ессеев), – и сикариями, потому что они были ревнители (ςηλωταί).

Они же, выслушав, прославили Бога и сказали ему: видишь, брат, сколько тысяч уверовавших Иудеев, и все они ревнители закона

Я думаю ясно, что Иаков указал на это, чтобы те, кто уверовали во Христа из иудеев, но остались ревнителями закона, знали, что является ложным то, что они об этом слышали: что через учение Христа осуждаются как святотатственные и не данные Богом заповеди, которые Моисей передал отцам. Ведь о Павле это говорили не те, кто думал, каким образом эти обряды должны были соблюдаться верными иудеями для передачи божественного авторитета и пророческой святости, а не для получения спасения, которое обнаруживается уже во Христе и осуществляется через таинство крещения, но те это распространили о Павле, которые хотели, чтобы это соблюдалось таким образом, как будто без них в Евангелии не могло быть спасения для верующих. Ведь они поняли, что он является ревностным проповедником милости и учит прямо противоположному их мнению, тому, что человек оправдывается не обрядами, но милостью Иисуса Христа, ради предвозвещения которой в законе были даны эти образы. И поэтому они, стараясь возбудить ненависть и преследование, лживо утверждают, что он - враг закона и божественных указаний. Он не смог бы избежать ненависти, вызванной этим ложным обвинением, более подходящим образом, чем если бы сам не совершил то, что, как считалось, он осуждает, как святотатственное, показывая таким образом, что иудеи не должны удерживаться от них как от беззаконных, и язычники не должны принуждаться к этому как к обязательному.

Я утверждаю, что обрезание и прочее, подобное этому, было божественным образом дано древним людям через Завет, называемый Ветхим, для извещения о будущих событиях, которые должны были быть исполнены через Христа. С их наступлением христиане должны это читать только для понимания заранее сделанного пророчества, но не должны это обязательно выполнять, как будто бы теперь ожидалось, что придет откровение веры, о приходе которой говорили эти пророчества. И хотя это не должно было возлагаться на язычников, однако это не должно было быть исключено из обычая иудеев, как то, чем следует гнушаться и что следует осуждать. Итак, постепенно и мало-помалу действительно пламенела проповедь о милости Христа, и верующие люди знали, что только ею они оправдываются и спасаются, а не теми образами ранее предсказанных дел, уже приходящих и присутствующих. И обращением техиудеев, которых таковыми обнаружило присутствие плоти Господа и апостольские времена, было исчерпано все это действие теней. И этого достаточно, чтобы сказать, что обрядов не следовало избегать, словно скверного или идолослужения, но они не имели дальнейшего развития, не считались необходимыми для спасения, словно спасение зависело от них или без них не могло быть, как считали еретики, которые, желая быть иудеями и христианами, не смогли стать ни иудеями, ни христианами. Я должен остерегаться их мнения, хотя я его никогда не придерживался, однако ты Иероним соизволил благосклонно напомнить.

Они же, выслушав, прославили Бога и сказали ему: видишь, брат, сколько тысяч уверовавших Иудеев, и все они ревнители закона

Прославили Бога, чем признали и великое достоинство дела Павлова среди язычников. Но в то же время Иаков и пресвитеры не скрывают от него неблагоприятного о нем мнения христиан из иудеев, полагавших, что обращение к Евангелию не обязывает их к отмене формальности и обрядов, предписанных законом. Эти убеждения ревнителей закона, с которыми требовалась особенная осторожность и постепенность введения их в царство христианской свободы духа, возбудили немалое предубеждение против Павла, считавшего царство закона закончившимся, и тем из иудеев, которые были способны и склонны возвыситься до такого же понимания, советовал жить вполне по Евангелию. Это «предупреждение» исторического развития идей христианства, имевшее столько добрых плодов среди язычества, не могло не явиться предметом раздора в иудействе, в котором надо было преодолеть инерцию столь возбужденного за последнее время тяготения к исконным святыням, обычаям и правилам Моисеева закона.

Видишь, брат - выражение любви и дружеского благопожелания. Сколько тысяч уверовавших Иудеев - не только иерусалимских, но и иногородних, коих, по обычаю, стеклось в это время, вероятно, множество в Иерусалим. Уже 20 с лишком лет тому назад их насчитывалось до 8000 человек (Деян. 2:41; 4:4). Теперь число их тем более давало право сказать об их множественной неопределенности - сколько тысяч!

Все они ревнители закона. Хотя апостольский собор и выработал строго определенные минимальные требования для христиан из язычников, однако, апостолы, как видно, долго еще допускали привычную приверженность иудеев-христиан к ветхозаветному Богослужению, руководясь мудрою осторожностью, которую признавал сам апостол языков, когда, снисходя к «слабым», признавал за ними право соблюдать некоторые обряды, и «сильных» убеждал не соблазнять слабых равнодушным нарушением требований закона. Сам епископ иерусалимский Иаков был, по преданию, строгий законник, чем много способствовал примирению иудеев с другими новыми для них явлениями и верованиями христианства.