протоиерей Анатолий Правдолюбов
Беседы о музыке

Беседа первая

«Хвалите Его во гласе трубне, хвалите Его во псалтири и гуслех. Хвалите Его в тимпане и лице, хвалите Его во струнах и органе. Хвалите Его в кимвалех доброгласных, хвалите Его в кимвалех восклициния. Всякое дыхание да хвалит Господа». (150 псалом)

Вот как! Богодухновенная «Книга хвалений» призывает хвалить Бога силами всего симфонического оркестра! И духовые (глас трубный), и псалтири с гуслями (инструменты, подобные арфам и роялям), и ансамбли смычковые с аккомпанементом органа (во струнах и органе), и всевозможные литавры, барабаны (тимпаны и лики), и кимвалы доброгласные (медные тарелки и треугольники), и кимвалы восклицания (громоподобные там-тамы) мобилизуются для прославления Бога! И — всякое дыхание, то есть речитатив, вокализы и хор! И вся природа конечно. Все в музыке должно Бога хвалить. И вместе, и порознь!

Почему же все-таки увлечения чрезмерные музыкой не похваляются в Церкви, почему в храмах не практикуется употребление рядом с хором оркестра, органа или фортепиано? Потому что инструментальная музыка — очень удобное орудие диавола для отвлечения человеческих душ от Бога. И сами инструменты, хотя и по Божию попущению и на основании Божественных законов гармонии, акустики и прочего, устроены, но устроили-то их потомки нечестивого Каина, «показавшие цевницу и гусли», и конечно не замедлили употребить эти блестящие изобретения в своем духе — богопротивления и гордости.

Впоследствии, когда избранный Божий народ победил тех язычников, коих Бог предуставил им победить, то орудия их музыкальные красотой своего звучания прельщали сынов Божиих обратиться сердцами к ним, а вместе — к тем ложным богам, для воспевания коих орудия те были язычниками устроены. И Господь дозволил быть гуслям и кимвалам при скинии и звучать уже не в честь ложных богов, а в честь истинного Бога. Так языческие музыкальные орудия были поставлены на службу Богу, а богодухновенные псалмы в большинстве своем имеют надписания, какими музыкальными орудиями надлежит сопровождать пение их. Например: «Начальнику хора». «На Гефских орудиях».

Первые христиане не имели нужды и не имели настроения молиться под аккомпанемент оркестра или инструментального ансамбля. До того ли было «вменившимся, яко овцы заколения»: ежедневно готовившимся к кровавым мукам за Христа, ежедневно отправлявшим на муки тех своих родственников, коих по попущению Божию хватали язычники и влекли на нечестивый суд царей и игемонов.

Да вероятно, и Господь не заповедал Апостолам украшать новозаветную Свою Церковь Гефскими орудиями. По миновании гонений возникли добрые певчие, велелепные хоры, но и тогда никто и не думал устроить в церкви оркестровые ямы и концертные эстрады. Люди были настолько духовны и проникнуты молитвенным богообщительным духом, что не имели нужды подстегивать себя и искусственно вдохновлять наслаждениями слуховых органов. Только потом, когда произошло разделение церквей, тогда лишь ушедшие в сторону ветви, почувствовав некий духовный голод, возомнили себя способными утолить этот голод внедрением в храмы органа и оркестра. Так Гефские и иные музыкальные орудия, по жестокосердию древних допущенные в Ветхом Завете к богослужению, зазвучали и в храмах наших иноверцев, именующих себя верными последователями Христа и Его Нового Завета. Правда, первые римские папы, при которых делал первую попытку проникнуть в костелы орган, протестовали, запрещали это, только все напрасно. Вошел орган властно — и в католические, и в протестанские храмы, и звучат до сих пор, все усовершаясь технически, все более поражая слушателей своей мощью и искусством органистов.

Ксения Алексеевна Юганова, виолончелистка-дипломант Всесоюзного конкурса, имеет собственную виолончель, в которой сзади имеется искусно заделанное отверстие в деке. Отверстие это свидетельствует о том, что эта виолончель была церковная! Ее носили на особом крюке на поясе виолончелисты, которые ходили вокруг костела вместе с духовенством и соработниками своими, и звуками оркестра сопровождали пение крестного хода!

Почему нам нравится органная, оркестровая музыка и хоровое пение католических и протестанских церквей? Потому что ветви эти не вполне отломились от единого Древа Вселенской Церкви, и, следовательно, какую-то благодать на себе носят. А во-вторых потому, что люди, выросшие в католической или протестанской среде, не особенно разбирались (как и многие и из нас, грешных) в тонкостях христианской догматики, были убеждены, что их-то вера и есть самая правильная. А если их вера допускает и приветствует инструментальную музыку при богослужении, то значит, думалось им, всякий, кто одарен от Бога музыкальным талантом, должен всю жизнь развивать его, чтобы на пять талантов принести Вечному Судии другие пять талантов, и всю жизнь посвятить музыке, как делу богоугодному, как делу богослужебному, священному, хвале ангельской. Люди даже просили у Бога — одарить и развить их дар — «ради вящей славы Божией». Очевидно Господь как-то слышал их и одарял, да так одарял, что и при некотором повреждении веры, при некотором отдалении от вселенской истины что-то и у них звучит Божественное — в их оркестре, в их ансамблях, в их органе или других музыкальных орудиях. И не только в костеле или кирхе, но и в музыке бытовой имелись отголоски благородные, величавые, на первых порах проникнутые благочестивым, целомудренным духом.

За границей очень знаменательно — все время музыку употребляют страшную, джазовую, аритмичную. А как Пасха или Рождество, то примерно неделю звучит у них во всех передачах музыка старинная: или церковная, или бытовая, но благородная — музыка древних строгих христиан.

Я знаю видных высших представителей нашего духовенства, которые иногда находят возможным и дозволительным послушать инославную строгую торжественную музыку. Отец Иоанн Крестьянкин слушал однажды у нас «Кирие элейсон» из 149 кантаты Баха, и слушал с удовольствием. Чем напомнил мне чье-то знаменитое выражение: «Если медведь в лесу скажет мне «Христос воскресе!», я отвечу ему «Воистину воскресе!»

А вот в канун служения Литургии батюшкам, духовным сыновьям своим, отец Иоанн не велел вовсе слушать музыку, что мы и исполняли строго. Замечательно, что слушание иноверческо-церковной музыки никем из нас не считается чем-то очень полезным и важным, не берет никого из нас почти целиком. Это явно — среднее занятие, для некоторого ослабления тетивы духовного лука. И лучше, как всякий согласится из духовных, послушать хорал или фугу древних «великих» музыкантов, которых даже в церкви не хоронили, чем тратить досуг, раня душу, на разные там «буги-вуги» и прочие невегласы современного джаза.

Епископ Феофан Вышенский писал одной девице, московской музыкантше, которая потом стала монахиней: «Исполняя хорошую музыку, Вы делаете то же, что хороший проповедник в церкви». Но не велел играть той пьесы, или продолжать чтение той книги, которой внутренне стыдишься , или после которой настроение духовное испортилось, обнизилось.

25 января 1977 года.

Беседа вторая

По небу полуночи Ангел летел
И тихую песню он пел;

И месяц, и звезды, и тучи толпой
Внимали той песне святой.

Он пел о блаженстве безгрешных духов
Под кущами райских садов,
О Боге великом он пел, и хвала
Его непритворна была.

Он душу младую в объятиях нес
Для мира, печали и слез,
И звук его песни в душе молодой
Остался без слов, но живой.

И долго на свете томилась она,
Желанием чудным полна,
И звуков небес заменить не могли
Ей скучные песни земли.

М.Ю. Лермонтов.

Поэзия есть Бог в святых мечтах земли.

В.А. Жуковский

Слова поэтов конечно нельзя принимать полностью, как догматы, даже если они несут в себе подобно приведенным здесь стихам высокие религиозные настроения. Нам не открыто в Священном Писании и Священном Предании, где Бог сберегает наши души до плотского нашего рождения, и приносят ли их Ангелы из горнего мира, или не приносят. В Писании наоборот есть нечто даже противоречащее сему.

«Сам Левий, принимающий десятины, в лице Авраама дал десятину: ибо он был еще в чреслах отца, когда Мельхиседек встретил его» (Евр.7:9-10). Нам не открыто как, но оказывается все мы были в чреслах отца, деда, прадедов наших, наконец, — в чреслах праотца нашего Адама все мы были, там «все во Адаме согрешили», и в крещении снимается с каждого из нас первородный грех, как бы совершенный нами вместе с Адамом, в чреслах коего мы были при его грехопадении.

Так что прекрасное, трогательное и полезное стихотворение Лермонтова совершенно не годится как пособие при изучении православной догматики, хотя и несет в себе поэтическим даром угаданное зерно истины.

Равно как и «поэзия» не может строго назваться «Богом в мечтах земли», даже и «святых», потому что святые мечты — понятие не православное. Мечтательность опасна и противопоказана, как говорится в одной из молитв правила: «Отыми от мене мечтание неподобное и похоть вредну». И опять-таки Державин стремился выразить истину: тот человек, которому сказано: «Земля еси и в землю отыдеши» (Быт.3:19), не лишен способности посильно зреть Бога, вдохновляться светлыми чувствами, воспевать Божество возвышенными гимнами.

К чему я это пишу? К тому, что как душу ни занимай разными тленными приманками, как ни подавляй ее объядением, любострастием и заботами житейскими, как ни надмевай ее гордостью и превозношением, как ни распаляй ее враждою и злобою, когда-то она заявит о том, что Бог вдохнул ее в человека, что она выше всего этого, что она враждебна и похоти, и объядению, и суете тленных забот, и злобе. Она страдает, мучится и толкает своего носителя и мучителя своего — человека обратиться к небу, к «единому на потребу», к Источнику вечной радости и «мира, превосходящего всяк ум». Бывает, что и обратит, но и другой исход возможен, когда в человеке грехолюбивая, злая, похотливая плоть и послушная плоти душа подавят богоподобный и боговдохнутый дух совершенно. И вот получается «душевный человек, не имеющий и не желающий принять Духа Божия», все духовное, святое, чистое, прекрасное почитающий безумием. Не дай Бог никому этого навеки губящего подавления в человеке духа.

Об этом прекрасно пишет Лермонтов:

«И долго на свете томилась она (то есть душа, данная человеку Богом)
Желанием чудным полна (желанием души быть с Богом, Который и дал ее).
И звуков небес заменить не могли
Ей скучные песни земли».

В этих словах огромный смысл: скучные песни земли ведь не всякому и не всегда скучны. Но бывает такое Божие посещение: хочется всякой душе чего-то большого, чего-то высшего, райского, небесного, чего самая благородная земная песня не имеет и дать не может.

Во времена благополучия человека он еще и пляшет и поет. Песни, выражающие радость земного бытия, еще может быть и не очень грешны. Они как радостное восклицание безсловесных животных, как пение птиц, свойственны полуживотной природе человека. Но до поры и не чрез меру.

«Видно, много ты, брат, горя видал, что заплакал от песни веселой» — написано где-то у Некрасова.

Когда горе жгучее терзает сердце, веселые песни ему нестерпимы. И когда горя много было, невольно исчезает у человека легкомысленный, животно-радостный взгляд на жизнь. Хочется чем-то высшим успокоить раненое бедами сердце, а не свистульками, гармошками и скоморошьими выкриками.

Кто может, смотрите внимательно на картину Виктора Васнецова «Царевна-несмеяна». Это — гениальное изображение души, неудовлетворенной примитивным житейским весельем, ищущей чего-то высшего, что удовлетворило бы Божественной своей всеблагой и бессмертной сущностью.

И долго на свете томилась она
Желанием чудным полна,

И звуков небес заменить не могли
Ей скучные песни земли.

...Нам, музыкантам, то есть людям, одаренным музыкально, даже и не нужно, чтобы песни земли заменили нам звуки небес. В песнях земли (если хотите — это тоже по Державину «святые мечты Земли», когда они поются по праведному поводу, и поются чинно, без утраты скромности и благоговения пред небом), в песнях земли мы находим нечто приемлемое для нас, мы отдаем им иногда, как это выше писалось, некоторую долю своего житейского времени. Но очень строго надо относиться к песням, стихам, сказкам и басням: какую немного послушать, а от какой и бежать, заткнув уши. Какую в семейном кругу и самому хозяину иногда спеть, а за какую и ребенка розгой наказать.

Строго говоря, даже и духовную, даже и церковную песнь иной раз надо петь, а иной раз и заменить либо молчаливой внутренней молитвой, либо монотонным, хотя и четким чтением. Чему яркий пример подает церковный Устав, В будни Великого Поста предлагающий молящимся множество чтения, а на Пасху одно пение, и пение исключительно радостное, ликующее, не покаянное и не заупокойное. Да не только Устав Церкви, но и Священное Писание то же заповедует: «Злостраждет ли кто в вас, да молитву деет, благодушствует ли кто, да поет псалмы».

Преподобный Серафим среди лета Пасху пел. Это ему было по настроению его праведной души. А нам грешным это не рекомендовано, только что сказано: злостраждешь — молитву твори («выдыбай» из уныния молитвой, главным образом — Иисусовой), а весело станет, не беги к скоморохам — в псалмах святых найдешь правильный исход твоему законному веселью и богоблагодарности.

Вот старинные стихи поэта давнишнего, глубоко верующего:

Когда от скорби сердце ноет
И дух уныния томит,

Одна молитва успокоит,
Одна молитва оживит.
Покоя ты найти не можешь
В утехах суетного света:
В нем нет тепла, в нем нет привета.
Одно: молись, молись, молись!

27 января 1977 года

Беседа третья

Мы писали во второй главе, что у христиан православных есть жестоко заповеданное Священным Писанием правило: «Злостраждет ли кто, да молитву деет, благодушествует ли кто, да поет» (Иак.5:13). А так же есть правило: не богословствовать на сытый желудок, или же не трактовать о благодатной радости, если сам находишься под непреодоленным гнетом уныния. Поэтому у православных, строгих верующих, внимающих себе, мало можно найти творений упадочнических, духовно вредных, унылых, а может быть и залихватски веселых, навеянных духом злобы, который унынием ли, буйством ли, или чем еще, чем ему удобнее, неусыпно старается погубить нас.

Не то у людей средних — и верующих будто, но не считающих себя обязанными изучить науку жизни духовной хоть сколько-нибудь. Если они музыкально, или поэтически, или живописно — талантливы или даже гениальны, такое их аскетическое невежество может принести много вреда людскому обществу. И приносят. У Гоголя есть два прекрасных рассказа, оба под названием «Портрет». Замечательно в них старание сатаны — художественно воплотить себя на земле, чтобы принести людям этим воплощением как можно больше вреда. Эти рассказы не только поэтически великолепны, но и мудры: в них не единичный эпизод показан, а как бы выведен закон бесовского влияния: под видом прекрасного творения искусства удобно ему и желательно внедрить в человечество бесовщину. Примеры из литературы. Бесы стараются измучить поэта или писателя, совершенно его измотать, довести до невыносимого состояния, из которого он может освободиться никак не раньше и никак не иначе, как только тогда, когда напишет то, что бесу нужно. Тогда бес отступает. Творение пошло в свет и действует так, как бесу нужно, а человек — творец уже охладел к своему творению и почти о нем забыл, как свидетельствовал об этом создатель «Страданий молодого Вертера» — Гете. Полная аналогия с беременной женщиной — пока не родит, тягота ее нарастает и не проходит; но, увы, не всегда и роженое чадо приносит покой и радость. Как часто потом матери скорбят и говорят ему: «Лучше бы ты не родился».

Шаляпин не имел покоя, все воплощая и воплощая в себе рубинштейновского «Демона». За границей, говорят, даже летал по оперной сцене на огромных перепончатых крыльях.

Воплощению того же самого отдал себя и пал даже жертвой (сошел с ума) большой художник Врубель. Лермонтов, с которого Демон начал воплощаться, тоже много-много пострадал, и многих покалечил и заставил страдать. Творцы «Бедной Лизы» и «Молодого Вертера», сами того не желая и не предполагая, сделались чрез свои изящные творения виновниками многих и многих самоубийств. Сатане хотелось романтизма, трогательно — поэтической окраски самоубийства, чему прекрасно послужили и Лиза, и Вертер: оба прекрасные и молодые, оба желавшие чистоты и любви, своим самоубийством как бы протестовавшие против жизненной грязи и вероломства. «Сатана принял вид ангела света».

У меня до сих пор звучит в ушах прекрасная ария Вертера, которая, кстати, распевается в тюрьмах ворами, иногда очень музыкальными, и приводит всех в восторг. Благороднейшие тенора-артисты, вроде Собинова и Козловского, прекрасно пели арию самоубийцы, явно не прозревая ее дьявольский характер и смысл. Ибо во всякой хорошей музыке есть что-то божественное, само по себе трогающее душу, независимо от содержания песни. Как я случайно узнал, знаменитая песня «Реве та стогне» имеет неприличный и вредный текст, изображение грубого, неудержимого, хохлацкого распутства. А ведь музыка песни настолько хороша, что можно было бы петь ее на любой молитвенно-церковный текст. Так и артисты поют, как птицы, часто не отдавая себе отчет в том, что поют. Ведь так часто в прекрасных операх бывают совсем плохие либретто, и с этим артисты давно свыклись.

Вот какой вред бывает от музыки. Она многое хорошее в нас воспитала, но если взглянуть с точки зрения отцов — «не держу ли я в келлии врага Божией Матери», то много музыкальной благородной классики придется немедленно выбросить из фонотек и нототек и уничтожить.

Музыкальная классика, особенно произведения православных, а отчасти и инославных христиан, казалось бы, вся благородна, полезна и приемлема. Но это только кажется. «Благодушствует ли кто, да поет». Это правило для христиан обязательно, но совершенно игнорируется музыкальными гениями (и многими поэтами тоже). Они поют непрерывно. Их пение выносит на показ всем любое состояние их души, пусть очень и очень поддавшееся в тот или иной момент бесовскому искушению. Враг этим пользуется, протаскивая свое в широкий мир любителей и слушателей классики, среди которых есть и мученики ученического долга — изучить по возможности всего Бетховена, всего Баха, всего Чайковского и так далее. А люди эти писали не только для того, чтобы «исполнить долг, завещанный от Бога», но и нередко под действием сатаны. Им казалось, что их колоссальный дар обязывает их на всякий день и час совершенно обнажаться пред слушателями, хотя бы это и было им неловко, от того-де великая польза человекопознания происходит. А часто просто, чтобы избавиться от невыносимой тоски: так называемых мук творчества.

Отчасти верно положение Державина: «Поэзия есть Бог в святых мечтах земли». Было бы верно вполне, если артисты всех видов художеств умели бы только святые мечты делать достоянием современников и потомков, а вовсе не «мечтания неподобные и похоть вредну» (Мол. св. Василия Вел. на Вел. Повечерии). А раз уж они сделали нашим достоянием все, выворотив, бедные, наизнанку пред множеством людей свои не всегда исправные души, то нам остается единственное, что и Библией заповедано: взять подобно Симу и Иафету покрывало и закрыть ту наготу наших гениальных учителей, которая и позорна для них, и сама по себе плоха и вредна для нас, хотя иногда и привлекательна.

Итак, если тебе не приходится то или иное мучительское или вредное в классике поневоле изучать школьным предметом, совсем то не изучай и не слушай. Еще Пушкин возмущался тем, что того или иного поэта издают полностью, «роются в его грязном белье».

Великий дар музыканта — гения Богом дан ему для чистой жертвы Ему, для пользы слушающих, для Богохваления и воспитания возвышенного. Будем разборчивы, отберем себе только полезное. Этим гениев мы не оскорбим, а только почтим!

1 февраля 1977 год.

О музыке

Оптинский старец Варсонофий незадолго до своей кончины говорил своему духовному чаду так: «Когда у тебя будут дети, учи их музыке. Но, конечно, настоящей музыке, а не танцам и песням. Музыка способствует развитию восприятия духовной жизни. Душа утончается. Она начинает понимать и духовную музыку. Вот у нас в церкви читают Шестопсалмие, а люди часто выходят на это время из церкви. А ведь не понимают и не чувствуют они, что Шестопсалмие есть духовная симфония, жизнь души, которая захватывает всю душу и дает ей высочайшее наслаждение. Не понимают люди этого. Сердце их каменно. Но музыка помогает почувствовать всю красоту Шестопсалмия».

(За шесть дней до кончины)

29 сентября 1978 года

Каналы АВ
TG: t.me/azbyka
Viber: vb.me/azbyka