Толкования на Апостола Павла послание к римлянам 2:26

Ст. 17-27 Вот, ты называешься Иудеем, и успокаиваешь себя законом, и хвалишься Богом, и знаешь волю Его, и разумеешь лучшее, научаясь из закона, и уверен о себе, что ты путеводитель слепых, свет для находящихся во тьме, наставник невежд, учитель младенцев, имеющий в законе образец ведения и истины: как же ты, уча другого, не учишь себя самого? Проповедуя не красть, крадешь? говоря: «не прелюбодействуй», прелюбодействуешь? гнушаясь идолов, святотатствуешь? Хвалишься законом, а преступлением закона бесчестишь Бога? Ибо ради вас, как написано, имя Божие хулится у язычников. Обрезание полезно, если исполняешь закон; а если ты преступник закона, то обрезание твое стало необрезанием. Итак, если необрезанный соблюдает постановления закона, то его необрезание не вменится ли ему в обрезание? И необрезанный по природе, исполняющий закон, не осудит ли тебя, преступника закона при Писании и обрезании

Ты, который знаешь и величаешься: и это величание может быть полезно для тебя, если все, что написано в законе - все исполнишь, но, если согрешишь против закона, то твое обрезание сочтется необрезанием.

Ст. 23-26 иже в законе хвалишися, преступлением закона Бога безчествуеши. Имя бо Божие вами хулится во языцех, якоже есть писано. Обрезание бо пользует, аще закон твориши: аще же закона преступник еси, обрезание твое необрезание бысть. Аще убо необрезание оправдание закона сохранит, не необрезание ли его во обрезание вменится

После того (апостол) излагает наиболее тяжкую вину иудеев, говоря: иже в законе хвалишися, преступлением закона Бога безчествуеши (ст. 23). Он представил две вины, а правильнее - три. Иудеи бесчестят, бесчестят тем, что назначено к их чести, бесчестят Того, Кто даровал им честь, а это и есть верх крайней неблагодарности. Но чтобы не подумали, что (апостол) обвиняет иудеев сам от себя, он выставил их обвинителем пророка, теперь Исаию, который в немногих словах и вообще изобличает их в главном пороке, а после и Давида, который и раскрыл их вины подробно и с большей доказательностью. Не я укоряю вас в этом, говорит (Павел), а послушайте, что сказал Исаия: имя бо Божие вами хулится во языцех (Рим. II, 24; Ис. LII, 5). Вот и еще два обвинения. Они, говорит, не только сами оскорбляют Бога, но и других приводят к тому. Итак, какая польза от обучения, как скоро вы не учите самих себя? Но об этом (апостол) сказал уже выше, а здесь он обратился к противоположному. Вы не только сами себя, но и других не учите тому, что должно делать; и, что всего хуже, вы не только не учите жить по закону, но учите противоположному, учите хулить Бога, что противно закону.

Но важно обрезание, говорит (иудей). Согласен и я, но важно тогда, когда сопровождается внутренним обрезанием. И обрати внимание на благоразумие (апостола), как благовременно он завел речь об обрезании. Он не стал говорить о нем сначала, потому что оно было в великом уважении. Но когда доказал, что иудеи оскорбили Бога в важнейшем и виновны в богохульстве, когда слушатель готов был сам обвинить их и лишить первенства, тогда начинает речь об обрезании, надеясь, что уже никто его не осудит, и говорит: обрезание бо пользует, аще закон твориши (ст. 25). Конечно, обрезание можно было отвергнуть и другим способом, например, спросив: что такое обрезание? Не есть ли это заслуга обрезывающегося? Не составляет ли оно доказательства его доброй воли? Но ведь оно совершается в незрелом возрасте, затем многие, жившие в пустыне, оставались необрезанными, а также и из многих других примеров можно видеть, что обрезание не весьма было необходимо. Но однако (апостол) не этими доводами отвергает обрезание, а примером Авраама, чем преимущественно и следовало. Ведь в этом и было торжество победы, чтобы малозначительность обрезания доказать тем самым, за что оно было уважаемо иудеями. Хотя (Павел) мог сказать, что и пророки называют иудеев необрезанными, но это было недостатком не самого обрезания, но злоупотреблявших им. А требовалось доказать, что обрезание не имеет никакой силы и при добродетельной жизни. Это наконец и раскрывает (апостол). И здесь он не приводит еще в пример патриарха, но, сперва опровергнув обрезание другими доводами, оставляет его (патриарха) для последующего, когда он ведет речь о вере, говоря: како убо вменися вера Аврааму? Во обрезании ли сущу, или в необрезании (Рим. IV, 10)? (Апостол) пока противополагает обрезание языческому необрезанию и не желает сказать ничего другого, чтобы не слишком было обидно (иудею); а когда рассматривает обрезание в отношении к вере, тогда и сильнее нападает на него. Конечно, пока предлагается противоположение обрезания необрезанию, (апостол) выражается легко и говорит: обрезание бо пользует, аще закон твориши, аще же закона преступник ecu, обрезание твое необрезание бысть. Здесь (апостол) говорит о двух обрезаниях и двух необрезаниях, равно как допускает и два закона. Есть закон естественный и есть закон писаный; но есть и средний между обоими - закон от дел. Смотри же, как (апостол) показывает и раскрывает все эти три закона. Он говорит: Егда бо языцы не имуще закона - какого закона, скажи мне? - закона писанного - естеством законное творят - по какому закону? - по закону, обнаруживающемуся в делах - cиu закона не имуще - какого? - писанного - сами себе суть закон - как это? - пользуясь законом естественным - иже являют дело законное - какого закона? - закона дел. Один закон, именно тот, который в письменах, есть внешний, другой, который дан природой, есть внутренний, а третий открывается в делах. Первый сообщают письмена, второй - природа, а третий - дела. Этот именно третий закон и нужен, для него даны и первые два - естественный и письменный; если его не существует, то нет никакой пользы и в тех, даже от них бывает и величайший вред. Это именно доказывает (апостол) когда говорит о законе естественном: имже бо судом судиши друга, себе осуждаеши, и о законе писанном: проповедая не красти, крадеши. Равным образом, и необрезаний два, одно естественное, а другое нравственное. И обрезание одно совершается над плотью, а другое зависит от воли. Например, я говорю, что некто обрезан в восьмой день, это - обрезание плотское; а когда говорю, что кто-нибудь исполнил все узаконенное, то это есть обрезание сердца, которого преимущественно и требует Павел или, вернее сказать, самый закон.

Итак, ты видишь, как (апостол), допустив обрезание на словах, уничтожает на деле. Он не сказал, что обрезание излишне, бесполезно, непригодно, но что же именно говорит? Обрезание бо пользует, аще закон твориши. Он пока принял обрезание, говоря: согласен, не спорю, что обрезание есть дело хорошее, но когда? Когда ты соблюдаешь и закон. Аще же закона преступник ecu, обрезание твое не обрезание бысть. И здесь не сказал: оно уже не приносит пользы, - чтобы не подумали, что он уничтожает обрезание; но, сперва освободив иудея от обрезания, потом уже поражает его, так что теперь укоризна падает не на обрезание, а на того, кто утратил его по нерадению. Как тех, которые находятся в чинах, а потом уличены в важнейших преступлениях, судьи сперва лишают отличия чинов, а потом уже наказывают, так и Павел поступил (с иудеем). Сказав: аще же закона преступник ecu, прибавил: обрезание твое нeoбpезaниe бысть, и доказав, что он необрезанный, безбоязненно, наконец, изрекает над ним приговор. Аще убо необрезание оправдание закона сохранит, не необрезание ли его во обрезание вменится (ст. 26)? Смотри, что делает (апостол): он не говорит, что необрезание превосходит обрезание, - это было бы очень прискорбно для тогдашних его слушателей, - но говорит, что необрезание сделалось обрезанием. Потом рассматривает, что такое обрезание и что такое необрезание, и говорит, что обрезание есть дело доброе, а необрезание - дело худое. Затем необрезанного, имеющего добрые дела, включив в понятие обрезания, а обрезанного, пребывающего в порочной жизни, исключив из обрезания, он таким образом отдает преимущество необрезанному. И не говорит уже о человеке необрезанном, но переходит к самому действию - необрезанию, говоря так: не необрезание ли его во обрезание вменится? Опять и здесь не сказал: признается, но: вменится во обрезание, что гораздо выразительнее; равно и выше не сказал: обрезание твое считается в необрезание, но: бысть необрезание.

Итак, если необрезанный соблюдает постановления закона, то его необрезание не вменится ли ему в обрезание

Так язычники становятся членами дома Израилева, когда их необрезание засчитывается как обрезание, поскольку праведность закона они демонстрируют не через обрезание плоти, но любовью сердечной. Потому что если плоть охраняет праведность закона, то неужели не зачтется им в обрезание?

Итак, если необрезанный соблюдает постановления закона, то его необрезание не вменится ли ему в обрезание

Не говорит, что необрезание превосходит обрезания, ибо это слишком больно, но говорит, что вменится ему в обрезание. Поэтому истинное обрезание есть добрая деятельность: равным образом необрезание есть худая деятельность. Заметь, не сказал: если необрезание сохранит закон; ибо, вероятно, предполагал такое возражение от кого-нибудь: возможно ли, чтобы сохранил закон человек необрезанный, когда самое бытие необрезанным составляет нарушение закона? Как же выразился? Постановления закона, то есть постановления, выполнением которых думают оправдаться. Ибо обрезание не было делом, но страданием, претерпеваемым тем, кого обрезывали, почему и не может называться оправданием закона. Оно дано как знак, чтобы не смешивали иудеев с язычниками.

Аще убо необрезание оправдание закона сохранит, не необрезание ли его во обрезание вменится

Слово: необрезание — стоит вместо: необрезанный. — Поставив значение обрезания под условие исполнения закона и указав таким образом, что иудей, не исполняющий закона, стал то же, что необрезанный, — теперь с противоположной стороны впечатлительнее представляет ту же мысль: положим, что необрезанный исполнит закон; тогда он станет то же, что обрезанный. Апостол выставляет здесь не действительный факт исполнения необрезанным оправданий закона, а говорит это предположительно: если так случится, что необрезанный исполнит закон. По течению речи у него прямо так выходило, а чтоб и на деле так было, отсюда заключить нельзя. Ибо на деле хотя и бывали нехудые язычники, но, строго говоря, все они и понятий истинных не имели о нравственном совершенстве, и тем паче сил к достижению такого совершенства. В сем смысле можно только на частные указывать случаи и грешника иудея в одном каком роде противопоставлять не грешащему в сем роде язычнику. Например: иной иудей вор, а иной язычник не вор: язычник исполняет в сем случае требование закона, а иудей нет; и в сем отношении тот обрезанный, а этот необрезанный. Полагать же на основании сих слов, что Апостол почитает возможным, чтоб язычник необрезанный явился нравственно совершенным, нельзя. Он говорит о сем только предположительно, чтоб сильнее напечатлеть в уме иудея мысль, как низко он падает, нарушая закон, и чрез то успешнее расположить его к покаянию и ко взысканию иного оправдания, кроме обрезания: в чем вся цель у Апостола в сем отделении.

Смысл слов: аще необрезание оправдание закона сохранит — тот же, что в предыдущем стихе смысл слов: аще закон твориши. Как там разумеется сердечное исполнение нравственно-религиозных требований, так и здесь. Оправдание, δικαιώματα, — права, требования неотложные. Кто исполнит их или будет свят, тот, хоть и не обрезан, сочтется обрезанным. Феодорит пишет: «закон требует дела. Посему, если ты, обрезанный, дел не имеешь, а необрезанный имеет, то не справедливо ли тебе называться беззаконным, а ему принять на себя твое почетное название и именоваться уже не необрезанным, как ты в укоризну называешь его, но паче обрезанным, как обрезавшему порочность души?» Святой Златоуст дает понять, что здесь у Апостола идет рассуждение отвлеченно. Именно: «он разбирает, что такое обрезание и что такое необрезание, и говорит, что обрезание есть добрые дела, а необрезание — худые дела. И необрезанного, имеющего добрые дела, включив в понятие обрезания, а обрезанного, но ведущего порочную жизнь, исключив из понятия обрезания, отдает преимущество необрезанному».

Итак, если необрезанный соблюдает постановления закона, то его необрезание не вменится ли ему в обрезание

Праведность закона - в вере во Христа, как апостол говорит в другом месте: Конец закона - Христос, к праведности всякого верующего (Рим. 10:4). Поэтому становится очевидным, что если язычник верит во Христа, то он становится сыном Авраама, который является отцом веры (см. Рим. 4:16; Гал. 3:7-8).

Итак, если необрезанный соблюдает постановления закона, то его необрезание не вменится ли ему в обрезание

Здесь Апостол берет обратный случай, чтобы показать нелепость расчета иудеев на одно обрезание. Если язычник станет исполнять закон, не приняв обрезания, то не зачтется ли ему это на суде Божием как бы принятие обрезания? Апостол, очевидно, имеет здесь в виду те случаи, о каких он говорил в 14-ом ст. Могли быть где-нибудь в далекой стране язычники, совсем не имевшие понятия о Моисеевом законе, но, по влечению сердца, исполнявшие в существе то же, что требовалось этим законом - дела милости и заповедь о чистоте. Такие люди не могли остаться без награды от Бога (ср. ст. 10), хотя они и не имели на себе обрезания.

См. также Толкование на Рим. 2:17