До восемнадцати лет я был некрещеным, но кое-какой опыт молитвы мне передался от бабушки. До сих пор остался в памяти святой уголок, ярко освещенный радостным утренним солнышком, бабушка, читающая молитвы и необыкновенное умиротворение. Когда бабушка стояла перед иконами и что-то шептала, чувствовалась какая-то сила, что-то непередаваемое словами, какое-то твердое постоянство и теплота. Иконы тоже действовали на меня завораживающе – за ними ощущался другой, таинственный мир. Это хорошо передано в словах Евангелия: «Положу дух Мой на Него, и возвестит народам суд; не воспрекословит, не возопиет, и никто не услышит на улицах голоса Его; трости надломленной не переломит, и льна курящегося не угасит, доколе не доставит суду победы; и на имя Его будут уповать народы» (Мф.12:20-21). Когда мне было плохо, я сразу вспоминал тот святой уголок, бабушку, и как она читает молитвы.
Когда мне было 9 лет, как-то зимним вечером, возвращаясь от друга, жившего на отшибе деревни, я решил сократить путь, пойдя через пустырь. Там находился глубокий заброшенный пятиметровый колодец, кромки которого были вровень с землей. За день поземка надула над ним снежную шапку, и отверстие колодца совершенно скрылось из виду. Не помню, как туда свалился, сколько там пробыл, в памяти осталось лишь захватывающее дыхание, ощущение невесомости и резкий и острый как нож, пронизывающий холод ледяной воды. К счастью из снежной жижи с водой торчала какая-то деревянная рама с крючками, и я держался за нее.
Круглые обледенелые бетонные стенки колодца, по близости ни жилья, ни человека – звать на помощь бесполезно, к тому же резко усилился мороз. Тогда-то я и вспомнил весь свой скудный запас знаний о Боге. С Божьей помощью мне удалось выбраться из западни. Я упирался спиной и руками в одну стенку, ногами в другую. Всего было попыток около десяти, и каждый раз я окунался в ледяную жижу. Между тем, прошло уже около двух часов на морозе. Удалось выбраться только тогда, когда я снял с себя почти всю тяжелую, пропитанную водой одежду.
Никогда не забуду той неповторимой радости жизни, когда я увидел из-за края колодца огни деревни – это было как новое рождение. До дома добежал почти нагишом, и в конечном итоге не подхватил даже легкой простуды.
Но, к сожалению, о благодарности Богу я не помышлял – сработала советская пропаганда. Больше было гордости за свою силу и выносливость, хотя ясно было, что из такой ямы без Божьей помощи выбраться не помогла бы никакая собственная сила.
Однако в душе на всю жизнь ощущение, что кто-то о тебе заботится, кто-то помогает, все же осталось.
Это ощущение не покидало меня в тяжелые моменты жизни. Когда я учился в Москве, деревенский парень в огромном мегаполисе, – я заходил в Богоявленский собор, главный Собор страны, благо он был в пятнадцати минутах ходьбы от общежития. Я заходил и просто дышал неувядающей свежестью христианской Руси. Запах ладана, иконы, церковное пение… Все это вселяло ощущение, будто я где-то у бабушки, и некая сила присутствует со мной. Но я стеснялся даже перекреститься – формально я оставался комсомольцем.
Когда началась перестройка, и стало «все можно», по маминой инициативе меня крестили. Это был особенный день моей жизни, хотя явно я не чувствовал присутствия Духа, лишь вспоминая позже то свое состояние я понял, в каком был духовном подъеме. Он, как все Божественное, бесстрастен и сходу новичку неощущаем. «Дух дышит, где хочет, и голос его слышишь, а не знаешь, откуда приходит и куда уходит: так бывает со всяким, рожденным от Духа» (Ин.3:8). Неувядаемое ощущение от посещения храма и алтаря осталось навсегда.
Прошло несколько лет. Я бросил учебу. Мечты о космосе и о стратегической военной технике рассеялись как пар. Духовного удовлетворения это не дало, напротив, выяснилось, что все это как карточный домик – чуть двинь, и рассыплется. Учась в Бауманском университете, я тяготился техническими науками и царящей атмосферой «технической интеллектуальности», хотя поначалу было очень интересно и хорошо получалось. Имея в Москве широчайшие возможности разностороннего образования, я стал увлекаться театром, литературой, живописью, музыкой… Как понял уже сейчас, это были ступени на пути к Церкви. Последнее доброе впечатление от Бауманки, это успешный беспилотный запуск ракеты-носителя «Энергия» с челноком «Буран» на борту. Это был настоящий праздник на машиностроительном факультете; в общежитии множество плакатов и всеобщее ликование.
Тем не менее, духовная атмосфера падала «не по дням, а по часам». Многие студенты подались в «бизнес», сопряженный с пьянкой и развратом. В общежитии все чаще возникали криминальные «разборки». Железные решетки на входе и у пропускной будки, вооруженные омоновцы, строгий режим, с 23.00 стали нормальным явлением.
В армию я пошел добровольно, хотел таким способом сделать из себя настоящего мужчину, обрести внутреннюю уверенность и свободу, и в этом духовную твердость. Просился в Афганистан, но в тот год уже выводили оттуда войск (осень, 1989г.)
Все закончилось, очень плачевно – без Бога, как говорится, не до порога. Не буду рассказывать, что в армии пережил, но ничего, что хотел, не достиг.
Из армии меня комиссовали по здоровью. Пять лет я учился живописи, жил в Москве, там и сбывал «свой товар». Дело шло плохо, скитаясь с квартиры на квартиру, я чувствовал, что превращаюсь в бомжа, но оптимизм не покидал меня никогда. Таких, как я было много. Когда становилось совсем плохо – я заходил в какой-нибудь храм, крестился и плакал, после чего мне становилось лучше и появлялось удивительное ощущение упокоения.
Чтобы не пропасть в сутолоке столичной жизни, я уехал домой к родителям в деревню, женился, занялся фермерством – пчеловодством и доходно, и есть масса времени для увлечений. Мечтая о достатке, разводил свиней, коров, кур, занимался производством шлакоблоков и других строительных материалов. Я жил мечтами, которые то возводили меня в житейском плане на высоту, то оставляли лишь с краюхой хлеба. В конце концов, все мечты полопались как мыльные пузыри. Осталась одна деревенская жизни вся деятельность и жизнь сводились к зарабатыванию пропитания с последующим поглощением его. А в стране продолжались беспорядки, кризис, началась первая чеченская война – все это погружало в глубокое уныние. Ни много ни мало, не хотелось жить. Казалось, Бог покинул нас – на фоне нескончаемых неурядиц, мелких и крупных, казалось к Богу достучаться слишком недоступно. И лишь семья, дети как-то скрашивали серые тона.
В это время у меня появился верующий друг. Он подарил мне Новый Завет, жизнеописание старца Сампсона и молитвослов. Первое я давно уже хотел прочитать, второе постольку поскольку, третье совсем не знал куда применить, но принял из вежливости.
Так сложилось, что Новый Завет я читал с упоением от корки до корки, потихоньку, каждый день. Потом захотелось почитать жизнеописание, а после этого прочтения я с большим желанием открыл молитвослов и просто говоря, услышал, как «Дух дышит, где хочет…». Так, я в очередной раз вошел в церковь с огромным интересом и уже совершенно уже другим человеком.
Нельзя сказать, что все сразу пошло гладко, но, тем не менее, все преобразилось: за пчелами я ухаживал с воодушевлением, кидал навоз с задором, с родителями не спорил, делал все с радостью – все стало ради Христа.
Первый храм, в который я вошел осознанно – храм Покрова Божьей Матери в Студенцах. Там мне очень понравилась простота и бесхитростность во всем. Тем не менее, семью я перевез поближе к церкви в Черный Отрог, в более благоприятные условия для воспитания детей.
Здесь я окунулся в церковную жизнь: послушания, службы, церковная пасека.
Позже я поступил в Свято-Тихоновский Университет – учеба там стала для меня как псалтирь, песнь Богу – для меня открылся новый мир. Богословие, философия, истории разных стран и народов всего мира, соединенные всемогущим промыслом Божиим. Я духовно встал на ноги. Сейчас я понимаю, что Бог вел и берег меня всегда. Сейчас я чтец и алтарник в церкви, пчеловод, имею семью, четверо детей, все надежды и желания наши связаны с Богом, у меня есть цель и смысл жизни.
Источник: Саракташское благочиние
Комментировать