Беседа с бывшим членом Адвентистов Седьмого Дня Олегом Румянцевым, который после 25 лет пребывания в протестантизме возвратился домой в Православие. Почему в Адвентизме Елена Уайт больше почитается, чем Матерь Божья Мария? Что такое исповедь и Причастие в Православии.
А. Волков:
– Начнём с того, что как ты вообще пришел к Богу.
О. Румянцев:
– Если опуститься опять к тому, о чём мы с тобой как-то говорили, меня в Церковь привели первый раз в пятилетнем возрасте, а может, даже ещё раньше. Но я это очень живо запомнил, потому что было необычно. Храм, храм большой, на тот момент я маленький, а он большой, там какие-то картины, бородатые дядьки, всё так было очень интересно. И я бабку теребил всё за полы юбки, говорил: «Баба, покажи, где Бог, какой из них Бог, кого надо просить!» В принципе я не был никогда неверующим, то есть понимание, ощущение того, что Бог есть, оно присутствовало всегда. Ну, жил так, как жил. Тем более, что родители мои были вообще невоцерковлённые они вообще не были христианами. Меня окрестили родственники, родители в этот момент отсутствовали, меня оставили на год в Крыму, я болел сильно, там операцию нужно было делать, а родители жили на Камчатке. Я сам с Камчатки, родился там, жил до двадцати с лишним лет. И меня родственники окрестили – окрестили для того, чтобы операция хорошо прошла, как бы люди в это верят. А я как-то очень живо всё это воспринял. То есть моё движение к вере началось где-то с пятилетнего возраста, Бог был рядом со мной, по сути, неотступно. И уже в школе я учился, мне бабушка подарила иконку Николая Чудотворца, я её носил и не стеснялся совершенно этого. А в 1989 году приехали евангелисты на камчатку. Кстати, на Камчатке не было православной Церкви вообще на тот момент, то есть люди жили вообще без Бога, без какой-либо Церкви, не зная вообще куда идти, кому молиться, не было церквей на тот момент. Первый храм на Камчатке в Петропавловске был построен, по-моему, в 1992 или даже в 1993 году, была заложена первая православная церковь. На тот момент, соответственно, на таком поле ягодном огромное количество приехало из Америки, из Канады евангелистов всяких разных. И моя мама встретилась в автобусе с женщиной адвентисткой, пообщалась, и начала ходить к ним в церковь. И меня начала водить туда, мне было 16 лет на тот момент. А ходил с ней, потому что надо было добираться через весь город, а потом ещё за город ехать, а у матери сердце больное было, она меня всё время этим шантажировала, что мне станет в дороге плохо, некому поддержать будет, ну и я вместе с ней туда. Понятное дело, что в Церковь, в любую Церковь – баптисты, адвентисты, евангелисты, ещё куда-то, в основном идут хорошие люди. Только в одном месте они концентрируются и они подкупают своей доброжелательностью, своим каким-то счастьем на лице. Естественно, они другие, в любой Церкви. И вот я пришёл, посмотрел на людей, люди мне понравились, я остался. Естественно, читается Евангелие, естественно эти истины, ну нет в душе противоречия против них. Встреть любого человека на улице, он тебе скажет, что да, это действительно, это всё хорошо. И точно так же у меня, я во всё это поверил, и все эти истины я в себе, и нёс на протяжении осознанно с 16 лет. Потом я ушёл в армию, в армии у меня случилось некоторое несчастье. Я пришёл с армии, и в 1993 году адвентисты меня окрестили. Предложили мне, я подумал: почему бы нет, и покрестился. Правда, почему-то я практически сразу же ушёл. Ушёл, начал искать сам себя, бизнес и так далее. У меня там ничего не получалось в итоге, наоборот, набрал кучу проблем, а тут мы ещё с Камчатки переехали в Краснодарский край обратно. И в 1996 году я уже жил здесь, в Краснодаре, учился здесь, и пошёл на Пасху в православный храм. Просто зашёл, чтобы помолиться. Ну, естественно, контраст между адвентистским богослужением, протестантским, где все на лавочках сидят, проповедник поющий, а здесь огромное количество людей, свечная копоть, и не легло мне это на ум и на сердце. И я ушёл, нашёл краснодарских адвентистов, с ними подружился, там взял гитару, поиграл. Они такие: о, молодец, будешь у нас главным гитаристом! И с этой поры я играю на гитаре вместе с ними со всеми. Поэтому как тебе сказать, как я пришёл в веру: в веру меня привели в пятилетнем возрасте, потом мама в 16 лет, а потом уже вот после 20 уже и сам начал книги читать. Вообще, кстати, в протестантскую Церковь я пришёл не на фоне Библии, а товарищ, мне будучи нехристианином, прислал мне книжки, был такой у нас Сергей Лазарев, у него есть книги «Диагностика кармы», и он в этих трудах своих пытается соединить индуизм и христианство, кармические структуры и христианский рост объединяет, говорит, что всё это одно и то же. Я читаю, думаю, но я уже читал Библию. И беру Библию, и начинаю читать, начинаю как-то в этом расти, и соответственно, рядом люди. Почему остался адвентистом? Ты сам же знаешь, из баптистов вышел. Мы, по сути, верим не тому, что в Библии написано, а комментариям, которые нам дали другие люди на те самые тексты, которые мы прочитали. А люди тоже они хорошие, люди они добрые, вот на обед приглашают, всё вот так вот очень хорошо, спокойно, дружно. И соответственно, в этом живёшь, в этом растёшь, читаешь эти книги, которые тебе предлагают. Что-то начинаешь понимать, что-то начинаешь осознавать своим каким-то мироощущением. Это в любом случае какой-то рост.
А.Волков:
– Чем ты занимался у адвентистов?
О. Румянцев:
– Если брать именно осознанный период с 1996 года, сначала я устраивал музыкальные встречи. То есть организовали мы сначала музыкальную группу молодёжи, начали ездить по домам престарелых, петь песни, как-то их поддерживать в их ситуациях, в детские дома. Потом книги начал ходить распространять. Потом обучился проведению программ от наркотиков, алкоголизма, начал этим заниматься, то есть активно окунулся в евангельскую работу, так называемую, для того, чтобы как-то самому реализоваться. Ведь сам понимаешь, в Церковь, в любую Церковь приходят люди разные. Они приходят и добрые, приходят не очень добрые, приходят скромные – они в Церкви такие же скромные остаются, они сидят там тихо на лавочке где-нибудь. А приходят такие амбициозные, как я, которым надо как-то реализоваться, а тут в протестантской Церкви даётся широкий способ себя реализовать. Хочешь петь – пой, хочешь говорить – говори. Не всегда думаешь, правильно ты поёшь или правильно говоришь, ты по сути реализуешь какие-то свои амбиции. Ну и я их реализовывал полным ходом. Я и учительством занимался, я вёл класс субботней школы, в адвентистской Церкви одно из видов служения – это субботняя школа, где первая часть богослужение, и ведётся разбор текстов Священного Писания. Хотя опять-таки, разбор ведётся не на основании того, что ты об этом думаешь, а по книжечке которая тебе дается, и там написано, как об этом нужно думать правильно. Соответственно, я тоже этим занимался всем. Но в большей степени по внутреннему ощущению и сердцу понимал, что внутрицерковная возня ни к чему не приведёт, мне как-то хотелось в мир, к людям идти. Поэтому в 2003 году создали благотворительный фонд, и в большей степени до сих пор ещё в принципе мы работаем именно на проведение различных социальных программ для окружающих людей, то есть это даёт возможность себя каким-то образом реализовать.
А. Волков:
– Я так понял, что ты тоже женился на адвентистке.
О. Румянцев:
– Забегаю несколько вперёд. Моя жена тоже была окрещена в православной Церкви, тоже в пятилетнем возрасте, она это тоже очень хорошо помнит. А ты сам знаешь, уже будучи православным человеком, что в православной Церкви крещение обратной силы не имеет. Как вот я пришёл, вот буквально совсем недавно я говорю: я 25 лет протоптал протестантскую Церковь и еретические учения и так далее, что мне нужно сделать? Например, в протестантство если я перехожу из какой-то деноминации, мне нужно как бы перекреститься, по сути, принять какой-то там обряд или чин. А здесь, я говорю, что мне нужно сделать, может быть, миропомазание совершить или, может быть, заново покреститься? Он говорит: «Крещение обратной силы не имеет, ты в пять лет крестился, исповедуешься в своих грехах?» – «Исповедуюсь».– «Всё, приходи в Церковь». Я говорю: «Я невоцерковлённый». Он говорит: «А что такое Церковь? Церковь – это люди, приходи, помогай, служи и будешь воцерковлённым». Точно так же и супруга моя. Она была крещена в православной Церкви ещё в пятилетнем возрасте, она это тоже всё очень хорошо помнит. Но потом бабушка её привела в адвентистскую Церковь, когда она была ребёнком, так же, как и я, вот вера в комментарии Священного Писания, и там мы с ней встретились, поженились. У нас вчера 31 августа было 19 лет совместной жизни, трое сыновей, учим их христианским ценностям, тем ценностям, которые мы сами каким-то образом узнали.
А. Волков:
– Как вообще получилось так, что стал задумываться, что ты находишься не там, где нужно, что ты находишься в ереси, что здесь что-то не так? Ты говоришь, 25 лет пробыл, это же кусок лучших лет жизни, самые сочные годы ты отдал этому учению, самый активный отрезок жизни. Каким образом получилось так, что ты решил, что это не моё место, здесь ересь, и нужно оттуда уходить?
О. Румянцев:
– Алексей, это был такой сложный процесс, честно тебе говорю. Реально сложный, потому что, если, например, какое-то первое десятилетие моего пребывания у адвентистов у меня было достаточно активное, пока я был молодой, там с молодёжью общался, и всё это было на таком подъёме духовном, покуда молодой. И потом следующее десятилетие, когда уже стал старше, к тридцати годам ближе, у меня уже родился первый ребёнок, потихонечку начинаешь больше погружаться в семейные заботы и в семейные проблемы.
А. Волков:
– Получается, ты как бы отошёл в сторону, и со стороны понял, как бы стал просыпаться, грубо говоря, как от некоего наркотика. Ты сделал и понимаешь, что что-то не то.
О. Румянцев:
– Что-то не то, реально что-то не то. Вообще что-то не то, откровенно. Потому что эта постоянная суета, субботняя школа, казначей, миссионерский отдел, ещё какой-то отдел, туда поехал, туда пошёл, с теми встретился. Какая-то, знаешь, суета постоянная, и она даёт ощущение твоей полезности твоей, как бы реализованности. А тут немножко раз – и притормозил, то есть надо было думать о том, как деньги зарабатывать, семью кормить, уже другие ценности, другие приоритеты, и от этого шума начинаешь потихоньку отходить. Когда от него начинаешь отходить, а к Богу-то всё равно тянет, что делаешь в первую очередь? Начинаешь тихо сам себе молиться, тихо почитывать Священное Писание. И мы собрались, и десять лет назад, в 2010 году, мы переехали из Краснодарского края в Крым. И я отказался от всех видов служения, вообще от всех, вот просто так, всё, я ничем не занимаюсь, я не хочу.
А. Волков:
–Ты отказался по причине того, что ты семейный человек, много забот, из-за этого?
О. Румянцев:
– Не совсем. Сейчас расскажу. Были некоторые обстоятельства в Церкви, когда я совершал какое-то служение, а потом нарывался на некоторые неприятности. Например, я у себя дома собирал детей из интерната. Я провёл несколько программ в ПТУ, и там учились дети из интерната. А у меня дома собирался кружок молодёжи, и я детей из интерната начал приглашать на этот библейский кружок, вместе петь песни, изучать Библию, молиться. Некоторые из них начали приходить, а их в ПТУ потом поймали – куда вы ходите. Они рассказали, куда мы ходим. И там человек позвал корреспондента, и корреспондент написал на меня такую мощную разгромную статью. Тогда моим братьям и сёстрам в Церкви нет бы меня поддержать, а они, наоборот, сказали, что ты лезешь со своим каким-то служением ещё, там портишь нам репутацию нашей Церкви!. Меня это в какой-то степени несколько зацепило, и я понял, что, наверное, надо мне от всей этой суеты потихонечку отказываться и отходить. Во-первых, это больно, когда тебя твои же единоверцы в какой-то степени не поддерживают, не понимают. И я решил от всех служений потихонечку отказаться. Потом я был какое-то время казначеем, посмотрел вот эту всю финансовую суету, мне она тоже не легла на душу, всё, что там происходит, не буду сейчас об этом говорить. Но я понял, что, так сказать, официальным каким-то служением внутрицерковным лучше не заниматься, потому что это всегда ходишь по лезвию ножа. Всегда есть шанс куда-то свалиться в какое-то лукавство, какую-то ложь, там ещё что-то, отчёты писать какие-то, в общем, всякая такая ерунда мне стала очень не по сердцу. И переезжая в Крым – там же другая община, мы о себе никак не заявляем, мы просто приходим на служение, сидим там на задних рядах на лавочке, нас никто не замечает, где-то порядка четырёх лет первых вообще к нам не подходят. Там была не столько большая община, сколько на тот момент это курортный город, они снимали кинотеатр, и там каждый раз люди приезжают, уезжают, постоянный поток каких-то новых лиц, и поэтому мы тоже оставались в такой серой незаметной зоне до тех пор, пока я не взял гитару и не вышел и не спел. Тогда – о!, у нас, оказывается, ещё кто-то поёт! Потихоньку когда от шума отходишь, начинаешь слышать голос Божий. Тем более, Феодосия – город моего детства, я нет-нет и зайду в церковь, где меня крестили, просто зайду, сяду на лавочку и сижу. Я ещё никогда не осеняю себя крестным знамением, для протестанта вообще-то смерти подобно взять себя и перекрестить. А я прихожу, просто сижу, просто вспоминаю, где меня крестили, где купель стояла. А потом зашёл в церковь, где маму крестили, старая греческая церковь V века ещё. И так постепенно-постепенно я как бы начал раздвигать рамки, начал просто заходить в храм. Потом мне попалась книга Иоанна Златоуста, его высказывания. У нас же как в протестантизме: учат, что всё это древние ереси, все эти люди – они тёмные мракобесы.
А. Волков:
– Протестанты Иоанна Златоуста часто цитируют.
О. Румянцев:
– Не знаю, у нас в адвентистской церкви ни разу не слышал, чтобы кто-то цитировал Иоанна Златоуста. Начал почитывать его книжки изначально. А потом постепенно надо было поставить какую-то жирную точку, то есть определиться, где она, действительно истина, на самом деле. У меня педагогическое образование, я учился на историка на юридическом факультете, то есть я учитель истории и юриспруденции. Я сначала начал заглядывать в исторические документы, сверять то, что говорит, например, адвентистская церковь о тех или иных пророчествах, до исполнения их потом в истории, и сверять с тем, что было действительно на самом деле в истории. И все эти толкования адвентистские по истории, может быть, полезными и приятными были для тех, кто историю не знает. А когда начинаешь историю читать, видишь, что там очень глубокие расхождения. Просто некоторые моменты откровенно притянуты за уши, чисто как для историка, например даже. И я уже начал задумываться: так, что-то здесь, наверное, не то. Тем более, ты знаешь, что в адвентистском учении львиная доля времени отдаётся исследованию трудов Елены Уайт. Например, у нас, у адвентистов свой пророк, и там тоже не всё гладко. Например, когда я только пришёл в адвентистскую церковь, начал читать её книги, они откровенно вызывают состояние депрессии. Поверь мне, многие адвентисты даже не читают, а если те, кто начинают читать её книги, начинают глубоко туда как-то вкапываться, они остаются, но становятся крайне невыносимыми людьми. Им хочется всех как-то научать, обличать, они ходят, бегают прямо с цитатниками Елены Уайт, лупят тебя её фразами вдоль и поперёк, вызывают огромное какое-то чувство долга. Я начал исследовать, кто она сама по себе, сестра Уайт. И я увидел то, что сам по себе человек был крайне депрессивный, постоянно переживал о том, прощена ли она Богом или не прощена. То есть она сама такой крайне в себе неуверенный человек. И вот эту неуверенность она по сути передаёт всем тем, кто читает её книги. А потом дальше, впоследствии, исследуя некоторые источники, я увидел, что, оказывается, большая часть её книг, на которых строится адвентистское учение – это откровенный плагиат. Поэтому надо было уж делать какой-то окончательный выбор. То есть если это истина, то значит, должна быть истина, если это не истина, то что тогда я там делаю. И на мою удачу, в прошлом году я поступил в Кубанский госуниверситет на отделение теологии для того, чтобы полностью погрузиться, окунуться в самые первые истоки христианства, начиная от времён, как Христос вознёсся, и начиная от апостолов что было, что об этом говорили люди, жившие тогда. Я просто услышал фразу одного человека. Он мне как-то сказал: «Ты думаешь, что люди, жившие во втором столетии или в первом столетии от Рождения Христа, соображали о христианстве меньше, чем те, которые живут в XIX и XX столетии?» Те люди, которые по сути жили, рождённые в той культуре, которые понимают её, которые говорили на нескольких языках, они будут хуже понимать Христа и христианство, чем какая-то женщина, жившая в XIX столетии спустя почти две тысячи лет наложенных всех ересей и так далее. То есть изначально нужно окунуться в первоистоки. а когда окунаешься в первоистоки, понимаешь, что по сути Православная Церковь она знания, истину о Боге пронесла на протяжении всех этих двух тысяч лет. Конечно, многое что было внесено. Сам чин богослужений, какие-то обрядовые структуры и так далее, но не это главное, не это суть. А суть в том, что Православная Церковь несёт истину и знание о Боге на протяжении двух тысяч лет. И это знание не изменялось, оно дополнялось новыми источниками, которые опять-таки не должны были противоречить друг другу. И для меня это было просто как взрыв, как открытие. Я пошёл учиться для того, чтобы подтвердить свою правильность своей точки зрения как адвентиста. То есть мне нужно было понять, я там или не там, я в истине или я не в истине. Поэтому я буду учиться, я буду исследовать, я буду понимать. Я пошёл учиться, и я понял, что я не в истине.
А. Волков:
– То есть получается, для любого человека, который либо баптист, либо пятидесятник, либо адвентист, который хочет понять, в истине он находится или не в истине, потому что столько много деноминаций, естественно, логично понять, а где же истина. Протестанты по большей степени научены так в этом деле, если человек возьмёт и критически к этому отнесётся, и когда пойдёт к первоисточнику, то он поймёт, что его учение основано ни на чём. Комментарии – это песок просто и ересь, которого никогда не было никогда. Я потому советую всем протестантам, и даже, может быть, даже иногда не спорю, но говорю: ты просто почитай хотя бы учеников апостолов, их там немного, их хватит за один день почитать, и тебе сразу всё станет ясно, уже какая-то мысль появится, критическое состояние возникнет по отношению к тому учению, которое ты исповедуешь. И дальше уже I век, II век, можешь перейти к истории Церкви. И человек уже может понимать что то, что он знает, чему он учился, это полностью невежество самое настоящее. Люди находятся в невежестве, потому что они не знают первоисточников.
О. Румянцев:
– Я просто понял в какой-то момент, что вся моя вера строилась, по сути, на комментариях каких-то авторов по отношению к тем истинам, которые я читал в Библии. Потому что действительно никто не породил столько различных ересей, как само Священное Писание и огромное количество комментаторов, которые потом пытались его комментировать на свой лад. Даже в первые века николаиты, ариане, о чём говорить. Все эти ереси знают, и все их осуждают, но все они были основаны как бы на Священном Писании. И поэтому мы по сути верим, но в том или ином виде мы верим комментаторам, которые каким-то образом комментируют те тексты, которые мы читаем в Священном Писании. Сначала я попытался разобраться, что истина, а что не истина. Хорошо, я понял, что Православная Церковь несла знания о Боге на протяжении двух тысяч лет. Что это даёт мне сегодня, для меня это какую роль играет на сегодняшний день? Поэтому я начал ходить в храм. Я начал ходить в храм для того, чтобы понять, как бы преодолеть, во-первых, вот этот барьер. Потому что меня всё время в адвентистской церкви пугали православными. У меня есть некоторые знакомые, которые конкретно говорят, что это собрание бесов, и колокола когда звучат, это они бесам звонят. Представь, с такой зашоренностью мозга идти куда-то в православную церковь… Нужно было преодолеть какой-то этот барьер, в первую очередь. Я начал ходить на православное богослужение. И тут у меня как пелена с глаз спала. Я вдруг увидел вот это самое главное для себя, я не знаю, как, может быть, кто-то по-другому воспринимает, но для себя я увидел две первоосновы, первые две главные причины, что делает христианина христианином. Это исповедь и это причастие. Для себя я нашёл, в чём заключается суть христианского возрастания – это исповедь и это причастие. Это нужно открыть рот и называть свой грех по имени, и это нужно сделать в присутствии другого человека, и нужно это сделать действительно искренне, потому что в этот момент тебя видит и читает Бог, и ты уже в себе там ничего не спрячешь, нужно это открыть, и об этом нужно сказать, что ты из себя представляешь, чем ты нагрешил на протяжении этих дней перед исповедью. Кого ты оболгал, кому ты сказал грубое слово, где ты заматерился, где ты слукавил или ещё что-то – об этом нужно сказать. И тогда священник покрывает тебя покрывалом, произносит над тобой благословение, и ты чувствуешь, что тебе грехи прощаются. Потому что прощает тебе не священник, а прощает Бог. А потом ты подходишь и принимаешь Дары Тела и Крови Христовой. Ты принимаешь силу для того, чтобы дальше жить и не грешить. Это ты делаешь постоянно, потому что твой процесс греха постоянен, никто из нас не безгрешен. Мы всякий раз согрешаем, и всякий раз это нужно делать, и тут у меня падает пелена с глаз, я понимаю: вот оно, оказывается, целебное средство, вот он, елей благотворный, который поможет мне, поможет моей семье жить дальше святой, православной, чистой христианской жизнью. У меня супруга в прошедшие выходные первый раз участвовала в Евхаристии и приняла причастие, исповедалась и приняла причастие.
А. Волков:
– Ты стал ходить в храм – ты уже практически перестал ходить к адвентистам?
О.Румянцев:
– К адвентистам я перестал ходить уже больше года тому назад.
А. Волков:
– Ты стал ходить в храм, и получается, у тебя произошёл такой плавный переход, ты исповедовался, стал причащаться, и соответственно стал постоянно это делать.
О. Румянцев:
– Первый раз я исповедовался полгода назад. Я понял, что без этого я никуда не продвинусь в своём христианстве. И самое главное, почему я к этому пришёл: опять-таки этот процесс не изменялся на протяжении двух тысяч лет. Первые ученики, когда собирались вместе, что они делали: они рассуждали о текстах Священного Писания? Нет. Они преломляли хлеб. Они исповедовали другу свои грехи, они преломляли хлеб, и какой рост Церкви когда произошёл. Это потом продолжалось на протяжении всех последующих веков. Посвящается священник, что делает священник: он собирает свою паству, он их исповедует, он их причащает. И по сути всё богослужение и всё вокруг богослужения строится вокруг этих двух главных таинств: исповеди и причастия. Так если оно не изменялось две тысячи лет, зачем мне нужно своим каким-то американским измышлением или какой-то истиной это брать и менять? И тем более в этом есть национальный вопрос. Я русский, я говорю по-русски, вокруг меня куча русских людей, 80% окружающих меня людей ассоциируют себя с православием. Да, может быть, кто-то из них номинально, но тем не менее они считают себя православными. Соответственно, если я хочу им послужить, я должен им послужить так, как они, на той волне, на которой они находятся.
А. Волков:
– Нас будут слушать протестанты, и они должны понимать. Вообще, когда ты приходишь к человеку и говоришь, что я православный, это одно. Но когда ты приходишь и говоришь, что я баптист, это другое дело. Когда ты начинаешь разговаривать с человеком, который, может быть, называет православным, хотя он не есть таковой, то он к тебе прислушается, потому что ты православный. У меня такой был случай, я был даже удивлён. Я пришёл по работе к одной женщине, мы с ней общаемся, мы заговорили о православной вере. А получилось так, что она мне приносит чай, и принесла мне кусочек торта. А идёт Великий пост. И я говорю: «Извините меня, я пощусь, Великий пост, я православный». Она говорит: «Да я тоже православная, но я не пощусь». Я говорю: «Ну, тогда извините меня, я не знаю, православная вы или нет». И у нас пошёл разговор об этом. То есть человек сразу действительно понимает: вот он, человек православный, который действительно воцерковлен, а я вроде бы православная, но называюсь православной. Уже беседовать с людьми намного проще в этом отношении.
О.Румянцев:
– Да, я тоже тебе хочу рассказать. Несколько дней назад, на той неделе нас пригласили быть крестными родителями наших родственников. У них подросли две девочки, и они узнали, что мы перешли в православие. Они такие: «Ура, ура! Мы так долго этого ждали!» И они взяли нас крёстными родителями своих девчонок. И потом после крестин мы сели, мы начали разговаривать о них. Они знали, что мы были когда-то адвентистами, они знали, что мы проходили через этот путь, и они по сути к нам не лезли. А тут мы стали их кумовьями. А у них сразу огромное количество вопросов: а что это, а почему это, а как это, а что означает крещение? То есть мы окрестили, а родители сами не знают, что это за процесс и для чего он нужен. И тут приходится объяснять, что, оказывается, крещение – это взятие на себя ответственности за дальнейшее духовное воспитание ребёнка. То есть на мне теперь лежит ответственность, кем вырастет это чадо, я должен теперь помогать и родителям, и должен помогать этому ребёнку. Я должен его воцерковлять, должен его учить молиться, я должен научить его познанию о Боге. То есть крещение вкладывает вот этот смысл, а не какой-то другой. А люди этого не знают, и когда им это открываешь, они действительно удивляются, потому что без этого никак. А у людей вокруг огромное количество вопросов. И я как адвентист, ничего не могу им принести, я ничего не могу. Моё адвентистское им не нужно, им нужно их национальное, местное, православное, на их волне. Мало того, когда присутствуешь на адвентистских богослужениях, особенно внутри субботнего класса, идёт размышление, нет-нет, кто-нибудь да выскочит и скажет: а знаете у православных у них иконы, вот у них яйца, вот у них куличи, там есть своя такая история поклонению Астарте, фаллосу и всякое такое, и многое таких вещей. И то, что, например, в православную церковь ходят только бабушки, что это тёмные мракобесы, которые ничего не соображают, и которым нужно истину открывать. Я когда начал ходить сюда в церковь, здесь служение идёт обычно не в праздничные дни, оно идёт два дня – суббота и воскресенье. В субботу утром литургия, а воскресенье две литургии: в 6:30 утра и в 9:00 утра. Когда есть время, я хожу на субботнюю – ну, наверное, это ещё осталась адвентистская привычка субботний день оставлять для богослужения, а тут такая возможность, я иду на исповедь, я исповедуюсь. Есть возможность в воскресенье пойти – я и в воскресенье пойду в 6:30. И я всякий раз удивляюсь, как много людей в церкви, как много молодых людей в церкви, наверное, 80% – это молодёжь, это люди до 40 лет. Пацаны, девчонки стоят, молятся два с половиной часа, пока идёт Литургия, они стоят и молятся. Они не разговаривают, они не улыбаются, они не сидят в телефонах, они стоят и молятся. Что мы можем им принести, когда на наших богослужениях на задних лавочках сидит молодёжь, и сидят они там кто в инстаграме, кто вконтакте, то ещё где-то. Потому что даже им самим те истины, которые пытаются преподать на протестантских богослужениях, неинтересны. Зайдите в православный храм, посмотрите, как ваши сверстники молятся, как они тянутся к тем или иным истинам – что мы можем им дать?
А. Волков:
– Я согласен, что всё заключается в том, что просто нужно разобраться. Мне многие вопросы задают, я говорю: вы просто разберитесь. Пойдите в храм, сходите, понаблюдайте. Я, кстати говоря, прежде чем перейти в православие, стал историю Церкви изучать. Я по работе много ездил и часто посещал, меня тянуло в храмы. Я зашёл в храм не молиться, просто постоять там и посмотреть иконы, архитектуру посмотреть, службы посмотреть. Это всё меня тянуло конкретно. Я потом стал разбираться. Протестанты просто должны разобраться в этом деле. И если протестанты говорят, что православные поклоняются Божией Матери как Астарте, то это вообще-то это хула на Божию Матерь самая настоящая. Потому что Божия Матерь Сама сказала, что будут Меня ублажать все народы. Интересно, у адвентистов есть гимн какой-нибудь или песня, которая посвящена Божией Матери? Нет этого. Божия Матерь, получается, считается просто человеком, обычным человеком. Но это не обычный человек, с чего вы взяли? Она родила Бога. Она же просто-напросто Божия Матерь, Она пережила это всё на Себе: смерть Сына Своего, Его гонения, постоянное скитание Его, Его смерть. Она не предала. Ученики убежали, а Она не предала. Мне понравилось место о браке в Кане Галилейской. Там оказалось, что у них вино закончилось, и Она подослала ко Христу и говорит, что вот, вино закончилось, как бы дала намёк, а Христос сказал Ей: «Что тебе, Жено, ещё не пришёл час Мой». Он как бы, грубо говоря, сказал Ей: «Подожди немного, извини Меня, Я пока здесь чуда не буду делать». А что Она сказала слугам: «Что Он скажет вам, то делайте». И всё, и ушла. То есть Сам Христос Богочеловек – и Он послушался Своей Матери. Если Христос послушался Своей Матери земной, это не простой человек, и Он, можно сказать, сделал чудо, первое чудо в Кане Галилейской, хотя Он сказал, что Мой час не пришёл. То есть Христос, Бог, Он послушался Своей земной Матери. И поэтому мы в Православии молимся Божией Матери, чтобы и Она молилась Христу за нас, ходатайствовала, потому что Он слушает Свою Мать, в конце-то концов.
О. Румянцев:
– Адвентисты, как и все остальные протестанты, опять-таки верят в комментарии, которые им рассказывают, и которые им говорят, не вдаваясь глубоко в суть вопроса, верят всем этим сказкам по поводу того, что Божия Матерь – это Астарта, перешёл культ откуда-то из языческих религий, что иконы – это идолы, хотя это совершенно не так, это вообще не так. И мне стыдно, я каюсь перед Богом, что я тоже людей учил и отвращал их от Православной Церкви за этими всеми сказками и россказнями. Что икона – это не идол, это свидетель Божий, тот, который был свидетелем чудес Божиих, который сам совершал чудеса, который мученическую смерть принял за Христа. И он, как на досках почёта в городах висят знаменитые люди города, это знаменитые люди, те, которые свидетельствуют о том, что Божии чудеса в силе совершаются. А что касается Божьей Матери – это вообще очень стыдный поклёп в отношении Неё, хотя бы в том отношении, что в каждой протестантской деноминации хватает своих людей, которым практически поклоняются. Я знаю, у баптистов это Билли Грэм, он практически чуть ли не пророк; у адвентистов Елена Уайт, чуть ли не своя собственная Божия Матерь. Опять-таки это в большей степени из-за того, что человек сам не думает. Суть вообще всех христиан любой деноминации, и у православных тоже, что люди не пытаются думать самостоятельно, самим взять и подумать. Вот вы просто перестаньте на какое-то время ходить и слушать то, что вам говорят. Сядьте и поразмышляйте сами. Откройте источники, сейчас благодаря интернету есть всё, пожалуйста, доступ ко всему. Открывайте, читайте, размышляйте, ищите, слушайте голос Божий в сердце своём, он вас обязательно приведёт и выведет туда, куда надо. Самая большая беда в этом: гордость и нежелание думать самостоятельно. Нигде, как в протестантских деноминациях, не воспитывается гордость человеческая, в то время как в православном храме всё служение настроено на то, чтобы научить тебя смирению, чтобы ты мозгами смирился даже, в тишине услышал голос Божий. Ведь на протяжении всей Литургии ты просто стоишь, молчишь и слушаешь, как где-то молитва звучит, и повторяешь эту молитву.
А. Волков:
В православном храме это служба, а в протестантизме это служение. В православии Бог служит человеку, я имею в виду Литургию. И священник он служит Богу. В протестантизме в основном идет служение друг другу: песни пропели, проповедь прочитали. Вроде бы написано «Дом молитвы», а молитва там занимает не больше трети.
О. Румянцев:
– Три раза встали, помолились: до начала богослужения, в середине, и в конце богослужения.
А. Волков:
Да, получается, что в этом отношении служение возникает друг другу. Расскажи, пожалуйста, про семью, про жену. Она, я так понял, в прошлое воскресенье причастилась. Какие у нее впечатления? Я о своей жене, она протестантка была, и у неё родственники все протестанты, Православие – это вообще что-то далёкое было. И исповедь, конечно, её впечатлила, потому что это даже чисто психологически, особенно для женщины высказать всю свою внутренность, это очень сильный эффект имеет, в присутствии священника. И получить ещё наставление вдобавок к этому – это вообще. Просто обычно моя жена выходит после исповеди просто как на крыльях. Как твоя жена, вообще какие-то впечатления получила от исповеди и Причастия?
О. Румянцев:
– Во-первых, если, например, когда мы были адвентистами, мы только с ней поженились, у нас первая ссора произошла из-за того, что я её заставлял идти в церковь. У нас в пятницу было бракосочетание, в субботу я уже её с утра пораньше: «Вставай, нам в церковь надо идти!» А у неё ещё одежды даже не было такой, чтобы переодеться и в церковь ехать. Наша первая ссора оказалось на волне того, что я как правоверный адвентист, должен обязательно после бракосочетания посетить церковь, а она считает, что это, наверное, не нужно, по крайней мере, сегодня. А когда я начал ходить православный храм, я взял такую позицию, что я ни в коем случае не буду не продавливать свои интересы, она просто молча за мной наблюдала, что происходит со мной. Видимо, каким-то образом это всё-таки её зацепило, что она начала со мной делать первые шаги. Сначала пару раз она пришла со мной в церковь, постояла на богослужении. И в прошедшее воскресенье приняла решение исповедаться и причаститься. На исповедь она шла как на Голгофу, честно тебе говорю. Это действительно был очень тяжёлый такой момент. Она мне говорит: «А как это нужно делать, я не знаю, а что говорить, а что говорить не надо?» Я вижу, что ей очень сложно, что если она начнёт говорить, там будет истерика, она будет плакать после этого, будет вся опухшая. Я говорю: «Ты знаешь, можешь написать на записках все свои грехи и боли и подать священнику записку». – «Да, так можно?» – «Так можно». А тут ещё так получилось – видимо, ради неё. Священник был один в церкви, и у него не было возможности отдельно исповедовать и отдельно вести Литургию. Он провёл чин общей исповеди, там нужно было говорить своё имя, это само по себе тоже такое интересное, красивое служение, но вот она исповедалась как бы сначала общей исповедью, а потом подошла на Причастие, то есть это все для неё впервые. Она всё это ещё пока воспринимает на уровне сознания. Она пытается это понять, она пытается это услышать в голове. Я думаю, когда поймёт, когда услышит сердцем, будет совершенно всё по-другому. Если я хоть как-то прошёл через православную церковь с детства, то она вообще нет, её окрестили в пять лет, и всё, она никогда туда ни заходила, ни слышала, всё время слышала только одно: что православие – это очень плохо, вот православие, потом сатана – как-то вот так. Поэтому я её ни в коем случае не трогаю, вот как идёт, так и идёт. Но она идёт, она делает те шаги, которые она считает сама правильными в этом направлении сделать. Я не продавливаю ни в коем случае. Но то, как она идёт, и то, что она делает, для меня является подтверждением того, что Божия истина управляет людьми. На последней исповеди я исповедался и говорил священнику что я очень переживаю за то, что мои дети – у меня два сына, они уже большие, 18 и 15 лет, они ходили в адвентистскую церковь, там не нашли себе ни друзей, они хорошие пацаны у меня, не курят, не пьют, читают со мной Священное Писание, молятся, но как-то в адвентистском окружения себе не нашли, ни друзей ни подруг, как-то не с кем было общаться, я их пытаюсь в православную Церковь привести, чтобы они там как-то начали возрастать, но для них это все ещё страшно, для них это непонятно. И я священнику исповедуюсь, он говорит: «Ну чего ты переживаешь, тебя же Бог как-то нашёл со всеми твоими грехами, и их найдёт, молись за них». Меня очень много поражает в Православии вот эта умиротворённость, спокойствие и полное доверие Богу, во всех процессах буквально. Даже что касается каких-то спорных моментов. Ты имеешь право рассуждать и думать так, как ты считаешь возможным и нужным, только единственное: не надо никаких революций в Церкви устраивать, думай, как ты думаешь. Бог тебя наставит. Обращайся к Богу, Он найдёт тебя, Он найдёт твой разум и найдёт, что тебе сказать в тот или иной момент. У меня в семье в этом отношении полное спокойствие и мир. Мы ни в коем случае каких-то спорных моментов не касаемся. И что касается наших родственников. У меня, например, по моей линии у меня нет родственников протестантов. У супруги только мама и бабушка, и они очень вежливые, очень искренние, очень добрые люди – и мама, и бабушка. Наш переход они воспринимают очень спокойно, и ни в коем случае не кричат и не плачут: «А, что вы делаете, вы предали истинную церковь и ушли куда-то в мракобесие, какое-то!» Нет, всё хорошо.
А. Волков:
– Я очень рад, что у тебя прошёл такой плавный переход. Конечно, у некоторых это не так, у меня такого не было, у меня было претерпевание различных нападок. Я рад был с тобой пообщаться, было всё очень интересно. Спасибо, что ты поделился.
О. Румянцев:
– Алексей, если мы что-то не досказали, можно будет потом ещё встретиться, мало ли у кого-то какие-то вопросы будут.
Комментировать