профессор А.И. Осипов

Сравнение практики молитвы Иисусовой по трудам святителя Игнатия (Брянчанинова) и «Откровенным рассказам Странника»

Сравнение практики молитвы Иисусовой по трудам святителя Игнатия (Брянчанинова) и «Откровенным рассказам Странника»

В 1881 году в Казани была опубликована книга «Откровенный рассказ странника духовному своему отцу, написанный слышавшим, по убеждению следующего изречения в слове Божием: «Тайну цареву добро есть хранити, дела же Божия открывати славно» (Тов.12:7)». Здесь, как и во всех последующих изданиях имя автора отсутствовало.

В 1884 году вышло третье издание книги с правкой епископа Феофана (Говорова) и уже под названием «Откровенные рассказы странника духовному своему отцу». Характер изложения в ней событий дает основание говорить, что ее анонимный автор повествует, скорее, не о реальной истории, но с помощью избранного сюжета излагает свое понимание молитвы Иисусовой. Книга подкупает простотой и увлекательностью изложения. Она многократно переиздавалась в России и за рубежом. Особенно большой интерес в настоящее время к ней проявляет католическое монашество.

* * *

Молитва, являясь одним из самых необходимых условий духовной жизни христианина, а молитва Иисусова – деланием обязательным для монашествующих, всегда требовала от подвижника не только труда и пота, но и соответствующих знаний для спасительного ее совершения. Нерассудительное к ней отношение, неспособность отличить наставлений святых Отцов, преподанных подвижникам высокой духовной жизни, от наставлений новоначальным, приводили, как правило, ревнителей молитвы Иисусовой к печальным последствиям, к прелести.

«Откровенные рассказы странника духовному своему отцу», предлагающие метод очень быстрого приобретения непрестанной молитвы Иисусовой, естественно, обращают на себя внимание с точки зрения его соответствия учению святоотеческому. Поэтому, чтобы дать объективную оценку этому методу, обратимся к одному из наиболее авторитетных духовных наставников и учителей молитвы святителю Игнатию (Брянчанинову). Он, являясь, фактически, современником автора «Рассказов», не просто излагает учение предшествовавших Отцов по всем основным вопросам духовной жизни, и, прежде всего, о молитве, но и, что особенно важно, соотносит его с бессильными силами современного христианина, монаха и мирянина, погруженного в водоворот стихий этого мiра. Ценность его творений особенно возрастает в связи с оскудением духоносных наставников молитвенного делания. Об этом оскудении он писал уже в середине XIX-го века: «Богодухновенных наставников нет у нас!» (I,274), – и настойчиво рекомендовал своим современникам: «По учению отцов, жительство... единственно приличествующее нашему времени, есть жительство под руководством с советом преуспевших современных братий; этот совет опять должно проверять по писанию отцов» (I,563). Одним из таких отеческих писаний являются его творения.

В качестве одного из руководящих принципов в духовной жизни христианина, указанных Отцами, он приводит закон «сродства между собой как добродетелей, так и пороков». Этот закон означает, что добродетели, как и страсти, так взаимосвязаны между собой, что возникновение и развитие любой из них всегда обусловлено другой. «По причине этого сродства, – объясняет святитель Игнатий, – произвольное подчинение одному благому помыслу влечет за собой естественное подчинение другому благому помыслу; стяжание одной добродетели вводит в душу другую добродетель, сродную и неразлучную с первой. Напротив того, произвольное подчинение одному греховному помыслу влечет невольное подчинение другому; стяжание одной греховной страсти влечет в душу другую страсть, ей сродную; произвольное совершение одного греха влечет к невольному впадению в другой грех, рождаемый первым. Злоба, сказали отцы, не терпит пребывать бессупружною в сердце» (V,351).

О безусловной необходимости соблюдения этого закона, свидетельствуют приводимые святителем Игнатием следующие слова опытнейшего наставника в духовной жизни преподобного Исаака Сирина: «Премудрый Господь благоволил, чтобы мы снедали в поте лица хлеб духовный. Установил Он это не от злобы, но чтобы не произошло несварения, и мы не умерли. Каждая добродетель есть мать следующей за ней. Если оставишь мать, рождающую добродетели, и устремишься к взысканию дщерей, прежде стяжания матери, то добродетели эти становятся ехиднами для души. Если не отвергнешь их от себя, скоро умрешь».

Святитель Игнатий в связи с этим предупреждает об опасности легкомысленного стремления сразу, без соответствующей духовной подготовки получить дары сверхъестественные: «Опасно преждевременное бесстрастие! Опасно преждевременное получение наслаждения Божественною благодатью! Дары сверхъестественные могут погубить подвижника, не наученного немощи своей» (I,532). Удивительные слова! Для духовно неопытного сама мысль о том, что какая-то добродетель может оказаться преждевременной, тем более, смертельной для души «ехидной», покажется странной, если не кощунственной. Но именно такова реальность духовной жизни, таков один из ее непреложных законов, открытый великим опытом святых. В пятом томе своих сочинений, который Святитель назвал «Приношение современному монашеству», в главе десятой – «Об осторожности при чтении отеческих книг о монашеской жизни», он прямо пишет: «Падший ангел старается обмануть и вовлечь в погибель иноков, предлагая им не только грех в разных видах его, но и предлагая несвойственные им возвышеннейшие добродетели» (V, 54). Это замечание, естественно, относится не только к инокам, но и к каждому христианину.

Молитва

Аскетические творения святителя Игнатия (Брянчанинова) являются своего рода святоотеческой энциклопедией духовной жизни христианина. Святитель Игнатий не только в доступной форме переложил учение предшествовавших Святых Отцов по всем основным вопросам духовной жизни, но и соотнес это учение с бессильными силами современного ему монаха и мирянина, погруженных в водоворот стихий этого мира. Ценность творений Святителя особенно возросла в настоящее время в связи с оскудением духовных руководителей. Хотя и в его эпоху проблема духовного руководства стояла очень остро. «Богодухновенных наставников нет у нас!» (I, 274)1), – писал он в середине XIX века и уже настойчиво рекомендовал своим современникам руководствоваться Священным Писанием и творениями Святых Отцов с советом старших, то есть более опытных в духовной жизни, братьев. При этом он указывает на один из важных законов духовной жизни подвижника, нарушение которого может привести подвижника к гибели.

Закон этот заключается в «сродстве между собой как добродетелей, так и пороков» и означает, что добродетели, как и страсти, так взаимосвязаны между собой, что возникновение и развитие любой из них всегда обусловлено другой. «По причине этого сродства, – объясняет святитель Игнатий, – произвольное подчинение одному благому помыслу влечет за собой естественное подчинение другому благому помыслу; стяжание одной добродетели вводит в душу другую добродетель, сродную и неразлучную с первой. Напротив того, произвольное подчинение одному греховному помыслу влечет невольное подчинение другому; стяжание одной греховной страсти влечет в душу другую страсть, ей сродную; произвольное совершение одного греха влечет к невольному впадению в другой грех, рождаемый первым. Злоба, сказали Отцы, не терпит пребывать бессупружною в сердце» (V, 351).

О безусловной необходимости соблюдения этого закона свидетельствуют приводимые святителем Игнатием следующие слова опытнейшего наставника в духовной жизни преподобного Исаака Сирина: «Премудрый Господь благоволил, чтобы мы снедали в поте лица хлеб духовный. Установил Он это не от злобы, но чтобы не произошло несварения, и мы не умерли. Каждая добродетель есть мать следующей за ней. Если оставить мать, рождающую добродетели, и устремиться к взысканию дщерей, прежде стяжания матери, то добродетели эти становятся ехиднами для души. Если не отвергнешь их от себя, скоро умрешь».

Святитель Игнатий в связи с этим предупреждает: «Опасно преждевременное бесстрастие! Опасно преждевременное получение наслаждения Божественною благодатью! Дары сверхъестественные могут погубить подвижника, не наученного немощи своей» (I, 532).

Удивительные слова! Для духовно неопытного сама мысль о том, что какая-то добродетель может оказаться преждевременной, тем более, смертельной для души, «ехидной», покажется, по меньшей мере, странной, если не кощунственной. Но именно такова реальность духовной жизни, таков один из ее непреложных законов, открытый великим опытом святых. В пятом томе своих сочинений, который Святитель назвал «Приношение современному монашеству», в главе десятой – «Об осторожности при чтении отеческих книг о монашеской жизни», он прямо пишет: «Падший ангел старается обмануть и вовлечь в погибель иноков, предлагая им не только грех в разных видах его, но и предлагая несвойственные им возвышеннейшие добродетели» (V, 54).

Указанные мысли имеют прямое отношение к пониманию важнейшего христианского делания – молитвы. Святитель Игнатий, утверждая согласно со всеми святыми, что «молитва есть мать добродетелей и дверь ко всем духовным дарам» (II, 228), и перечисляя общие требования к правильной молитве, настоятельно указывает при этом на особые условия для того христианина, который становится на путь молитвенного подвига. Несоблюдение этих условий, предупреждает он, делает молитву подвижника в лучшем случае бесплодной, но большей частью – средством его глубокого повреждения. Сравнение учения святителя Игнатия и «Рассказов» о молитве Иисусовой дает хорошую возможность уяснения как этих условий, так и многих других положений данного вопроса.

Истоки молитвы и ее цель

Прежде всего, необходимо обратить внимание на причины, по которым христианин приступает к деланию молитвы Иисусовой. Святитель Игнатий рассматривает этот вопрос в контексте безусловного соблюдения вышеназванного закона. Он подчеркивает:

«В упражнении молитвой Иисусовой есть свое начало, своя постепенность, свой конец бесконечный. Необходимо начинать упражнение с начала, а не с середины и не с конца...

Начинают с середины те новоначальные, которые, прочитав наставление... данное отцами-безмолвниками... необдуманно принимают это наставление в руководство своей деятельности. Начинают с середины те, которые без всякого предварительного приготовления усиливаются взойти умом в сердечный храм и оттуда воссылать молитву. С конца начинают те, которые ищут немедленно раскрыть в себе благодатную сладость молитвы и прочие благодатные действия ее.

Должно начинать с начала, то есть совершать молитву со вниманием и благоговением, с целью покаяния, заботясь единственно о том, чтобы эти три качества постоянно соприсутствовали молитве» (I, 225–226). «Основная и первоначальная молитва, – пишет он, – должна состоять из прошений о прощении грехов» (I, 516).

Сопоставим эти мысли святителя Игнатия с повествованием «Рассказов».

Первое, что обращает на себя внимание, это чисто внешняя причина, по которой Странник приступил к исканию молитвы. «Непрестанно молитеся. Сие изречение особенно вперилось в мой ум, и начал я думать, как же можно беспрестанно молиться, когда необходимо нужно каждому человеку и в других делах упражняться для поддержания своей жизни?» (с.15)2). «Сильное желание и любопытство возбудилось во мне» (19), – говорит он. Это любопытство заставляет его обращаться к разным лицам и является основной движущей силой, можно сказать, всех его странствований и трудов. Конечно, он молодой человек, ему всего какие-то двадцать лет, он еще ничего не понимает в духовной жизни. Однако и его дальнейшая молитвенная практика не только не изменяет первоначальной установки, но и прямо следует по тому же пути.

Если следовать классификации святителя Игнатия, то Странник начинает упражнения в молитве с середины (!), «прочитав наставление... данное отцами-безмолвниками» и «необдуманно приняв это наставление в руководство своей деятельности». Затем он действительно «без всякого предварительного приготовления усиливается взойти умом в сердечный храм и оттуда воссылать молитву». Очень при этом показательно, что единственными источниками, которыми Странник постоянно пользуется, являются Библия и затем Добротолюбие. «Я шел уже более по ночам, а дни преимущественно провождал в чтении Добротолюбия, сидя в лесу под деревами» (33). Из последнего он выбирает, как правило, наставления, даваемые монахам, значительно преуспевшим в духовной жизни. Потому очень скоро он пытается уже взойти на высшую ступень молитвенного делания: усиленно ищет «немедленно раскрыть в себе благодатную сладость молитвы и прочие благодатные действия ее».

Ступени молитвы

Святитель Игнатий пишет: «Упражнение молитвой Иисусовой имеет два главнейших подразделения или периода, оканчивающиеся чистой молитвою... В первом периоде предоставляется молящемуся молиться при одном собственном усилии; благодать Божия... не обнаруживает своего присутствия. В это время страсти, сокровенные в сердце, приходят в движение и возводят делателя молитвы к мученическому подвигу...» (I,270). «Первоначальные плоды молитвы заключаются во внимании и умилении... Далее плодом молитвы бывает постепенно расширяющееся зрение своих согрешений и своей греховности, отчего усиливается умиление и обращается в плач» (I,292).

У Странника на протяжении всех его рассказов не видно ни действия каких-либо страстей, ни «расширяющегося зрения своих прегрешений», тем более, нет и намеков на «мученический подвиг» в борьбе со страстями. Странник, можно сказать, с первого же момента занятия им молитвой Иисусовой погружается в мир блаженства и постоянно говорит лишь о легкости, отрадности (27), «несказанной радости и сладости сердечной» (65).

По святителю Игнатию, только «во втором периоде благодать Божия являет ощутительно своё присутствие и действие, соединяя ум с сердцем, доставляя возможность молиться непарительно, или, что то же, без развлечения, с сердечным плачем и теплотою; при этом греховные помыслы утрачивают насильственную власть над умом» (I, 270-271). Но «чтобы достичь второго состояния, необходимо пройти сквозь первое, необходимо выказать и доказать основательность своего произволения, и принести плод в терпении (Лк.8:15)». При этом, подчеркивает Святитель, «душою и целью молитвы в том и другом состоянии должно быть покаяние» (I, 271).

У Странника же вообще отсутствует первое. И потому едва ли можно говорить о втором.

«Хотящие взойти, – цитирует святитель Игнатий преподобного Симеона Нового Богослова, – на высоты молитвенного преуспеяния да не начинают идти сверху вниз, но да восходят снизу вверх, сперва на первую ступень лествицы, потом на вторую, далее на третью, наконец, на четвертую. Таким образом всякий может восстать от земли и взойти на небо. Во-первых, он должен подвизаться, чтобы укротить и умалить страсти. Во-вторых, он должен упражняться в псалмопении, то есть в молитве устной; когда умалятся страсти, тогда молитва, естественно доставляя веселие и сладость языку, вменяется благоугодной Богу. В-третьих, он должен заниматься умной молитвой». Здесь разумеется молитва, совершаемая умом в сердце: молитву внимательную новоначальных, при сочувствии сердца, Отцы редко удостаивают наименованием умной молитвы, приближая ее более к устной. «В-четвертых, он должен восходить к видению. Первое составляет принадлежность новоначальных; второе – возрастающих в преуспеянии; третье – достигших крайнего преуспеяния; четвертое – совершенных» (I, 226–227). Странник нигде не упоминает этой мысли преподобного Симеона, он ее не замечает. И понятно почему. Вопреки непреложному закону последовательности и постепенности в духовной жизни он, повторим, неудержимо стремится «немедленно раскрыть в себе благодатную сладость молитвы и прочие благодатные действия ее».

Ум и сердце в молитве

По учению Отцов, умная молитва, или соединение ума с сердцем, является высокой ступенью молитвенного подвига, имеющей принципиально важное значение в духовной жизни христианина. Таинственный акт этого соединения совершается, по преподобному Симеону, только на третьем уровне молитвенного подвига и особым действием Божиим. Святитель Игнатий уделяет этому вопросу большое внимание и, в частности, указывает на ряд серьезных моментов, имеющих прямое отношение к молитвенной практике Странника. Прежде всего, Святитель говорит о временных границах этого духовного события: «Мало-помалу молитва устная перейдет в умственную, а потом и в сердечную. Но на переход этот нужны многие годы» (II,200). При этом он решительно запрещает искать (мысленно) место в груди, где ум мог бы соединиться с сердцем и, таким образом, человек стал бы способным к переживанию благодатных действий Божиих: «...для новоначального искание места сердечного, то есть искание открыть в себе безвременно и преждевременно явственное действие благодати, есть начинание самое ошибочное, извращающее порядок, систему науки. Такое начинание – начинание гордостное, безумное!» (I, 271–272). «К преуспеянию в молитве покаяния, – продолжает святитель Игнатий, – должны стремиться все христиане; к упражнению в молитве покаяния и к преуспеянию в ней святые Отцы приглашают всех христиан. Напротив того, они строго воспрещают преждевременное усилие взойти умом в святилище сердца для благодатной молитвы, когда эта молитва еще не дана Богом. Воспрещение сопрягается со страшною угрозою» (I, 273). «Вот тебе завет мой: не ищи места сердечного» (I, 274).

Странник же не только сам употребляет все усилия низводить ум в сердце, но и другим советует сразу же приступать к поиску места сердечного. «Итак, прежде всего, я приступил к отыскиванию места сердечного, по наставлению Симеона Нового Богослова. Закрыв глаза, смотрел умом, т.е. воображением в сердце, желая представить себе, как оно есть в левой половине груди и внимательно слушал его биение. Так занимался я сперва по получасу, несколько раз в день... в скором времени начало представляться сердце и означаться движение в оном; далее я начал вводить и изводить Иисусову молитву вместе с дыханием в сердце, по наставлению святого Григория Синаита... Сперва я сим занимался по часу и по два ... наконец, почти целый день...» (50-51). Это же советует он и слепому: «Я тебе все прочту, что относится до сердечной молитвы и укажу способ, как отыскать место сердечное и входить в него» (103).

Как видим, поиск места сердечного быстро приводит к развитию воображения и мечтательности во время молитвы («в скором времени начало представляться сердце и означаться движение в оном»), что является, по опыту Отцов, одним из очевидных признаков ложного состояния подвизающегося. «Святые Отцы, – пишет святитель Игнатий, – строго воспрещают употребление способности воображения, повелевают содержать ум вполне безвидным, незапечатленным никакою печатью вещественного». Напротив, «падшие духи, – предупреждает он, – стараются возбудить в нас действие воображения...» (III, 287-288). «Ум во время молитвы должно иметь и со всею тщательностью сохранять безвидным, отвергая все образы, рисующиеся в способности воображения... Образы, если их допустит ум в молитве, соделаются непроницаемой завесою, стеною между умом и Богом» (I, 147).

Обращает на себя внимание и еще один совет в «Рассказах», связанный с аскетической практикой молитвы Иисусовой и имеющий серьезные последствия для занимающегося ею. В «Своде Отеческих уроков» Странник (без ссылки на кого-либо из святых Отцов) помещает пункт: «Отыщи воображением место сердца под левым сосцем (подчеркнуто нами. – А.О.) и там установись вниманием» (180). Однако святитель Игнатий, напротив, предупреждает: «Старающийся привести в движение и разгорячить нижнюю часть сердца приводит в движение силу вожделения...» (II, 299). Он даже говорит, что одни подвижники, не зная этого, начинали хулить молитву Иисусову, другие, принимая производимые такой молитвой страстные ощущения за действие благодати, впадали в душевное сладострастие.

Благодатные действия молитвы Иисусовой

Особенно серьезным искушением для начинающих подвижников является стремление к получению особых благодатных состояний, к быстрому достижению духовного совершенства. Кончается это, как правило, срывами, тяжелыми потрясениями, глубоким разочарованием, а не редко и гибелью мечтателя. Мудрый наставник, поэтому, неспешно увеличивает правило своему воспитаннику, чтобы таким образом последний мог достичь действительно многого. Этот путь является единственно верным в аскетике. Святоотеческий опыт свидетельствует что только постепенный подвиг, имеющий своей целью тщательное исполнение заповедей Христовых, является правильным. И он приводит христианина к познанию своей греховности и неспособности победить страсти своей силой. Усиленно же подвизающийся для получения благодатных даров непременно придет к тому же, к чему приводит т.н. естественная, безблагодатная мистика. Видения, прозрения, радость, блаженство, экстазы и т.д. различных неправославных мистиков ярко свидетельствуют о возможностях достижения очень сильных нервно-психических переживаний, часто связанных с прямыми демоническими воздействиями. Они характеризуются тем, что по своим внешним проявлениям иногда мало чем отличаются от явлений истинных, и человек, не знакомый с аскетическим учением святых Отцов, начинает видеть себя достойным Божественных дарований, и свои сладостные переживания и воздействия и явления темных сил принимает за благодатные. Так многие незаконно подвизающиеся (2Тим.2:5) впадают в самообольщение, в гордость, а не редко и в явные психические расстройства. Святые Отцы называют подобные состояния прелестными и со всей силой призывают подвижника следить за собой. Святитель Игнатий пишет: «Но если в тебе кроется ожидание благодати, – остерегись: ты в опасном положении! Такое ожидание свидетельствует о скрытном удостоении себя, а удостоение свидетельствует о таящемся самомнении, в котором, гордость. За гордостью удобно последует, к ней удобно прилепляется прелесть... Прелесть существует уже в самомнении, существует в удостоении себя, в самом ожидании благодати... От ложных понятий являются ложные ощущения. Из ложных понятий и ощущений составляется самообольщение. К действию самообольщения присоединяется обольстительное действие демонов» (II, 321).

Он особенно предупреждает: «Не ищи в молитве наслаждений, они отнюдь не свойственны грешнику. Желание грешника ощутить наслаждение есть уже самообольщение. Ищи, чтобы ожило твое мертвое, окаменевшее сердце, чтобы оно раскрылось для ощущения греховности своей, своего падения, своего ничтожества, чтобы оно увидело их, созналось в них с самоотвержением. Тогда явится в тебе истинный плод молитвы: истинное покаяние» (I, 149). «Не устремимся к исканию наслаждений при молитве нашей!» (I, 164). «Искание само собою уже есть обольщение...» (II, 200). «Воспрещается безрассудное, разгоряченное стремление к открытию в себе благодатной сердечной молитвы; воспрещается это стремление потому, что причина его – неведение или недостаточное знание и гордостное признание себя способным к благодатной молитве и достойным ее» (II, 272).

У Странника же, напротив, на пространстве всех его рассказов слышится активное искание сладостных переживаний, благодатных плодов молитвы. Он с воодушевлением говорит, что Отцы «ободрительно уверяют, как доступно и легко можно достигнуть сих сладостных внутренних ощущений в молитве; и сколь они вожделенны, как-то: сладость... теплота... восторг, радость...» и т.д. (269-270). Странник не сомневается, что все его ощущения сладости, света и проч. (105) от Бога. Он живет ими, с упоением говорит о них своим собеседникам.

Но древо узнается по плодам. И те выводы, которые делает Странник, испытав «сладостную теплоту», лучше всего говорят об источнике и природе этих переживаний. Вот что он рассказывает: «Испытывая таковые и подобные сим насладительные утешения, я заметил, что последствия сердечной молитвы открываются в трех видах: в духе, в чувствах и откровениях; в духе, например, сладость любви Божией, внутренний покой, восхищение ума, чистота мыслей, сладостное памятование Бога, в чувствах приятное растепливание сердца, наполнение сладостию всех членов, радостное кипение в сердце, легкость и бодрость, приятность жизни, нечувствительность к болезням и скорбям. В откровениях просветление разума, понятие священного писания, познавание словес твари, отрешение от сует и познание сладости внутренней жизни, уверение в близости Божией и любви его к нам (подчеркнуто нами. – А.О.)» (52).

В высшей степени показательно, что главным последствием сердечной молитвы, которое усиленно подчеркивает Странник во всех видах, это сладость. И ни в одном из них нет даже упоминания о главнейшем следствии на всех этапах духовной жизни – покаянии. Святитель же Игнатий пишет: «Если же кто бы то ни был, движимый, по выражению святого Иоанна Лествичника, гордостным усердием, ищет получить преждевременно сладость духовую или сердечное молитвенное действие или какое другое духовное дарование, приличествующее естеству обновленному, тот неминуемо впадает в прелесть, каким бы образом молитвы он ни занимался, псалмопением ли или Иисусовой молитвой» (Письма, №153). «Святые отцы Восточной Церкви, – объясняет он, – особенно пустынножители, когда достигали высоты духовных упражнений, тогда все эти упражнения сливались в них в одно покаяние. Покаяние обнимало всю жизнь их, всю деятельность их: оно было последствием зрения греха своего» (II, 125-126). И продолжает: «Зрение греха своего и рожденное им покаяние суть делания, не имеющие окончания на земле» (II, 127). Он цитирует преподобного Петра Дамаскина: «Начало просвещения души и признак ее здравия заключается в том, когда ум начнет зреть свои согрешения, подобные множеством своим морскому песку» (II, 410). Святой Исаак Сирин: «...ни одна из добродетелей не выше покаяния; потому что дело покаяния никогда не может быть совершенно. Покаяние всегда прилично всем грешникам и праведникам, желающим улучить спасение. И нет предела усовершению, потому что совершенство и самых совершенных подлинно несовершенно. Посему-то покаяние до самой, смерти не определяется ни временем, ни делами. Помни, что за всяким наслаждением следует омерзение и горечь» (Слово 72).

Поэтому, не иначе, как лишь попытку самооправдания, можно расценивать вырванные Странником из контекста слова святого Григория Синаита: «сердечное действие не может быть прелестным» (281), и при этом полное умолчание об учении этого святого о прелести. А святитель Игнатий приводит следующие его слова: «Обычно уму, особенно в людях легкомысленных, преждевременно стремиться к усвоению себе высоких молитвенных состояний... И потому должно тщательно рассматривать себя, чтоб не искать преждевременно того, что приходит в свое время, и чтоб не отвергнуть того, что подается в руки, направившись к исканию другого. Свойственно уму представлять себе мечтанием высокие состояния молитвы, которых он еще не достиг, и извращать их в своей мечте или в своем мнении». И делает вывод: «Прелесть в большей или меньшей степени есть необходимое логичное последствие неправильного молитвенного подвига» (I, 268). Выражается она, в частности, в том, что находящиеся в ней «тотчас влекутся и влекут читателей своих к высотам, недоступным для новоначального, заносятся и заносят. Разгоряченная... мечтательность заменяет у них все духовное, о котором они не имеют ни малейшего понятия. Эта мечтательность признана ими благодатью» (IV,498).

Святитель Игнатий иллюстрирует плоды прелести на библейском примере: «Всем известно, какое душевное бедствие возникло для иудейских книжников и фарисеев из их неправильного душевного настроения: они соделались не только чуждыми Бога, но и исступленными врагами Его, богоубийцами. Подобному бедствию подвергаются подвижники молитвы, извергшие из своего подвига покаяние, усиливающиеся возбуждать в сердце любовь к Богу, усиливающиеся ощущать наслаждение, восторг... Этот род прелести – ужасен: он ...редко оканчивается сумасшествием и самоубийством, но растлевает решительно и ум и сердце. По производимому им состоянию ума Отцы назвали его мнением» (I, 247).

Не удивительно поэтому, что Странник с такой поразительной скоростью достигает желаемой цели: плод срывается (Быт.3:6). «Недели через три... я начал чувствовать... что как-то насладительно кипело в сердце... и я прелагался в восторг. Иногда чувствовалась пламенная любовь к Иисусу Христу....» (50-51). С подобной же молниеносностью – менее чем через неделю – еще большего достиг слепой, начавший действовать по указанному Странником способу: «Дней через пять он начал чувствовать сильную теплоту и... по временам он начал видеть свет... иногда представлялось ему, когда он входил в сердце, что как бы сильный пламень зажженной свечи вспыхивал сладостно внутри сердца и, выбрасываясь через горло наружу, освещал его; и он при сем пламени мог видеть даже и отдаленные вещи» (105).

Но как часто случается с подобными людьми, однажды Странник едва не погиб. В марте, переходя по льду ручей, он провалился в воду по пояс. Но все же пошел к литургии и, причастившись, выпросил затем разрешение переночевать в нетопленной сторожке. «Весь оный день я был в несказанной радости и сладости сердечной; лежал на полатях в сей нетопленной сторожке, как будто покоясь на лоне Авраамовом: молитва действовала сильно. Любовь к Иисусу Христу и Матери Божией как сладостные волны клубились в сердце и как бы погружали душу в утешительный восторг... Поутру хотел встать, но вижу, что не могу и пошевелить ногами; совсем отнялись и расслабли как плети» (65). Только энергичное вмешательство спасло его от полной инвалидности, а, возможно, и гибели. Действительно, «опасно преждевременное бесстрастие! Опасно преждевременное получение наслаждения Божественною благодатью! Дары сверхъестественные могут погубить подвижника, не наученного немощи своей» (I, 532).

Сновидения

Немаловажным в понимании духовного состояния Странника является его отношение к сновидениям. Он сообщает, что «изредка видывал во сне и покойного старца моего, который многое толковал мне» (34) из Добротолюбия, наставляя его и даже делая пометки углем на полях книги (48–50, 63, 70). Все эти сонные видения Странник принимает без какого-либо сомнения и прямо следует полученным в них откровениям: «Сей случай уверил меня в истине сновидения и в богоугодности блаженной памяти старца моего. Вот я и принялся читать Добротолюбие по тому самому порядку, который указал мне старец во сне» (50).

Святоотеческое отношение к сновидениям хорошо известно. Святитель Игнатий, приводя высказывания Отцов, цитирует, например, очень яркие слова преподобного Иоанна Лествичника: «Верующий снам подобен гонящемуся за своею тенью и покушавшемуся поймать ее» (V, 348). Сам Святитель заключает свои рассуждения о сновидениях: «Нам надо знать и знать, что в нашем состоянии, еще не обновленном благодатью, мы не способны видеть иных сновидений, кроме составляемых бредом души и наветом демонов» (V, 347).

Наставления старца

Странник, по его собственному признанию, в начале своего духовного пути ничего кроме Библии не читал и о молитве, естественно, имел самое поверхностное представление. Поиски ответа на вопрос о непрестанной молитве привели его к встрече со старцем-схимником, рекомендации которого и определили всю дальнейшую духовную жизнь Странника. Сопоставим эти советы старца с учением по тем же вопросам святителя Игнатия.

1. Источники

У преподобного Исаака Сирина есть такие слова: «Не следует тому, кто передает знание ученикам, с самого начала подводить их к совершенному знанию предмета, не научив их прежде как следует буквам алфавита и чтению по складам. Также очень плохо, когда высокое предлагается прежде, чем проработано низкое» (Слово 44, §5).

С чего же начинает старец наставление 20-летнему молодому человеку, ничего непонимающему в духовной жизни и потому горящему жаждой не спасение получить, а приобрести непрестанную молитву? Прежде всего, советует ему поучения из Добротолюбия преподобных Симеона Нового Богослова, Григория Синаита, Каллиста и Игнатия Ксанфопулов, Никифора Уединенника, то есть тех Отцов, наставления которых давались совсем не новоначальным в современном смысле этого слова. Святитель Игнатий писал: «Делателю Иисусовой молитвы весьма полезно прочитать Примечания (Предисловия) схимонаха поляномерульского Василия, на книги святых: Григория Синаита, Исихия Иерусалимского, Филофея Синайского и Нила Сорского. По прочтении сих примечаний чтение всего Добротолюбия делается более ясным и полезным. При чтении Отцов не должно упускать из виду и того, что меры новоначального их времен суть уже меры весьма преуспевшего в наше время. Применение Отеческих наставлений к себе, к своей деятельности, должно быть совершаемо с большою осмотрительностью» (V, 117). Святитель Игнатий приводит слова святого Григория Синаита: «...всякий, проходящий излишне усиленный подвиг молитвы от слышания или учения, погибает, как не стяжавший руководителя» (II, 277), т.е. не нашедший истинного руководителя.

Не в этом ли была главная ошибка того пути, по которому пошел Странник?

2. Молитва и добродетели (заповеди)

Основная мысль наставлений старца Страннику такова: «Стяжи матерь и произведет тебе чад, говорит св. Исаак Сирин, научись приобрести первую (прежде всего. – А.О.) молитву и удобно исполнишь все добродетели» (21–22). Но у Исаака Сирина в данном случае мысль совсем не о молитве, а об упоминавшемся выше законе последовательности в приобретении добродетелей (см. Слово 72), об опасности нарушения которого предупреждал святитель Игнатий. Как видим, схимник по-своему трактует святого Исаака. И причина этого очевидна – он, как и Странник, весь поглощен идеей непрестанной молитвы, в ней одной видит сущность христианского подвига и его цель. О самом же важном – нравственных и духовных условиях ее совершения он, практически, ничего не говорит.

Однако вся святоотеческая мысль, на которой настаивает и святитель Игнатий, утверждает, что задачей христианской жизни является исполнение заповедей Христовых и покаяние в случае их нарушения. Все другое является не более, как средством к достижению этой цели. И сама молитва, при всей ее исключительной важности в духовной жизни, есть только одна из основных заповедей, одно из средств, и потому без исполнения других заповедей не только недостаточна, но и бесполезна, и даже губительна. Святитель Игнатий пишет: «Единственно на нравственности, приведенной в благоустройство евангельскими заповедями... может быть воздвигнут... невещественный храм богоугодной молитвы. Тщетен труд зиждущего на песке: на нравственности легкой, колеблющейся» (I, 225-226). «Сущность подвига, – подчеркивает святитель Игнатий, – заключается в исполнении заповедей» (I, 526), то есть всего заповеданного Господом, а не одной только молитвы. Эта мысль красной нитью проходит через все творения всех святых Отцов. Потому святитель Игнатий, напоминая слова Христовы, «Кто имеет заповеди Мои и соблюдает их, тот любит Меня» (Ин.14:21), – говорит: «Исполнение заповедей Спасителя – единственный признак любви к Богу, принимаемой Спасителем» (II, 67–68).

Схимники же в «Рассказах» все дело христианской жизни сводят, по-существу, к «частости» молитв. Другие заповеди в поле зрения старцев, фактически, не присутствуют. И приводимые высказывания Отцов даются ими исключительно в этом ключе, без учета контекста, что часто радикально искажает их смысл. «Многие о деле молитвы, – научает один из них, – рассуждают совсем превратно, думая, что приуготовительные средства и подвиги производят молитву, а не молитва рождает подвиги и все добродетели» (20–21). Но эта мысль старца расходится с учением Отцов. Святитель Игнатий пишет: «Особенное попечение, попечение самое тщательное, должно быть принято о благоустроении нравственности сообразно учению Евангелия. Опыт не замедлит открыть у молящегося теснейшую связь между заповедями Евангелия и молитвой Иисусовой. Эти заповеди служат для этой молитвы тем, чем служит елей для горящего светильника; без елея светильник... гаснет, разливая вокруг себя дым зловонный» (I, 225–226).

«Как цвет и плод произрастает на стебле или дереве, которые сами прежде должны быть посеяны и вырасти, так и молитва произрастает на других добродетелях, иначе не может явиться, как на них» (I, 261-262). «А как молитва заимствует свою силу из всех прочих добродетелей и из всего учения Христова: то монахи прилагают особенное тщание к исполнению евангельских заповедей» (I, 458).

Говорит преподобный Макарий Великий: «Кто принуждает себя исключительно и всеусильно к молитве, но не трудится о приобретении смирения, любви, кротости и всего сонма прочих добродетелей, не внедряет их в себя насильно, тот может достигнуть только до того, что иногда, по прошению его, касается его Божественная благодать... Если же получивший не приобучит себя к прочим добродетелям, упомянутым нами, и не стяжет навыка в них, то или лишается полученной благодати или, вознесшись, ниспадает в гордость, или... не преуспевает более и не растет» (I,289).

3. Непрестанная молитва

Вызывает поэтому недоумение тот факт, что схимник преподносит Страннику молитву Иисусову как единственное и самодостаточное условие познания Бога и получения от Него всех даров. Старец прямо наставляет: «Токмо частость или непрестанность молитвы (как бы она ни произносилась вначале) есть единственное мощное средство как совершенства внутренней молитвы, так и спасения души» (246). «Если бы человек неупустительно выполнил одну сию заповедь Божию о непрестанной молитве, то в одной он исполнил бы все заповеди... Теперь видишь ли, как важно и необходимо количество в молитве?» (252). Ответом на это может служить приводимый святителем Игнатием следующий случай из Алфавитного патерика: «Брат сказал преподобному Сисою Великому: «Вижу, что во мне пребывает непрестанная память Божия». Преподобный отвечал: «Это не велико, что мысль твоя при Боге: велико увидеть себя ниже всей твари"» (I, 310).

Святитель считает, что «для занятия ею (умной, сердечной молитвой. – А.О.) приличествует возраст зрелый, при котором уже естественно укрощаются в человеке порывы. Не отвергается юность, когда имеет качество зрелости, в особенности, когда имеет руководителя» (II, 216).

Но приобрести зрелость Странник не имел еще времени, а должного руководителя, как видим, не встретил. Потому и слышим от Странника такие слова: «Наконец, через непродолжительное время почувствовал, что молитва сама собою начала как-то переходить в сердце, т.е. сердце при обычном своем биении, начало как бы выговаривать внутри себя молитвенные слова за каждым своим ударом, например: 1) Господи, 2) Иисусе, 3) Христе, и проч. Я перестал устами говорить молитву и начал с прилежанием слушать как говорит сердце... Потом начал ... в мыслях такую любовь к Иисусу Христу, что казалось, если бы Его увидел, то так и кинулся бы к ногам Его...» (33). «...иногда входил весь сам в себя и ясно видел все мои внутренности, удивляясь премудрому составу человеческого тела (подчеркнуто нами. – А.О.)» (107).

4. Техника молитвы

Можно лишь удивляться тому, что схимник все внимание совсем молодого и телом, и духом человека, сразу же обращает на те внешние приемы при совершении молитвы Иисусовой, которые использовали лишь отдельные подвижники. Схимник зачитывает ему строки из Добротолюбия: «сядь безмолвно и уединенно, преклони главу, закрой глаза, потише дыши, воображением смотри внутрь сердца, своди ум, т.е. мысль из головы в сердце...» (23). И Странник начинает «изводить Иисусову молитву вместе с дыханием в сердце, по наставлению святого Григория Синаита...» (51). Но ни тот, ни другой совсем не замечают, что говорит преподобный Григорий о такой молитве: «Удерживай и дыхание, то есть движение ума, смежив несколько уста при совершении молитвы, а не дыхание ноздрей, то есть чувственное, как это делают невежи» (I, 272). Святитель Игнатий по этому поводу пишет: «Возложение упования на эти пособия (ноздревое дыхание, тихость вдыхания и выдыхания и проч. – А.О.) очень опасно: оно низводит к вещественному, неправильному пониманию молитвы, отвлекая от понимания духовного, единого истинного» (II,288). И продолжает: «Из употреблявших с особенным тщанием вещественные вспомогательные средства достигли преуспеяния весьма редкие, а расстроились и повредились весьма многие» (II, 297). «Подвиг умной и сердечной молитвы исправляется умом... не от одного простого, вышеизложенного естественного художества через ноздревое дыхание или от сидения при упражнении молитвой в безмолвном и темном месте – да не будет! Это изобретено Божественными Отцами не для чего иного, как в некоторое пособие к собранию мысли от обычного парения, к возвращению ее к самой себе и ко вниманию (Ксанфопулы)» (II, 288-289). Поэтому заключает он: «Советуем возлюбленным братиям не доискиваться открытия в себе этого механизма, если он не откроется сам собою» (V, 114).

5. Количество и качество молитв

Святитель Игнатий часто напоминает мысль Отцов: «Видишь юного, летящего на небо, стащи его за ноги на землю». И в отношении количества молитв дает такой совет: «Первоначально положи себе произносить сто молитв Иисусовых со вниманием и неспешностью. Впоследствии, если увидишь, что можешь произнести больше, присовокупи другие сто. С течением времени, смотря по надобности, можешь и еще умножить число произносимых молитв. На неспешное и внимательное произнесение ста молитв потребно времени 30 минут... Не произноси молитву спешно... делай после каждой молитвы краткий отдых и тем способствуй уму сосредоточиваться. Безостановочное произнесение молитвы рассеивает ум» (V, 110). «Существенными принадлежностями этой молитвы должны быть: внимание, заключение ума в слова молитвы, крайняя неспешность при произнесении ее и сокрушение духа» (V, 107).

Полной противоположностью этому совету явился молитвенный путь Странника. Неопытному, не имеющему никакого навыка в молитве молодому человеку старец сразу же дает послушание: «Вот тебе четки, по ним совершай на первый раз хоть по три тысячи молитв в день... непременно верно выполняй по три тысячи в день» (26). «Дня два, – рассказывает Странник, – мне было трудновато, а потом так сделалось легко и желательно... Я объявил о сем старцу, и он приказал мне уже по шести тысяч молитв совершать в день... Целую неделю я в уединенном моем шалаше проходил каждодневно по шести тысяч Иисусовых молитв» (26), и «привык к ней в неделю» (27). Через десять дней старец повелел «неупустительно совершать по двенадцати тысяч молитв в день» (27). И поразительный результат: «...на первый день едва-едва успел в поздний вечер окончить мое двенадцатитысячное правило. На другой день совершил его легко и с удовольствием». «И так дён пять исполнял верно... и получил приятность и охоту» (27). Дальше желание творить молитву стало настолько непреодолимым, что оно заменило утреннее правило и «весь день провел я в радости... и с легкостью окончил двенадцать тысяч молитв в ранний вечер» (28). После этого старец разрешил: «твори молитву сколько хочешь, как можно более» (28–29).

Повествует далее Странник: «Месяцев пять проведши уединенно в сем молитвенном занятии и наслаждении помянутыми ощущениями, я так привык к сердечной молитве, что упражнялся в ней беспрестанно, и, наконец, почувствовал, что молитва уже сама собою, без всякого со стороны моего побуждения производится и изрекается в уме моем и сердце, не токмо в бодрственном состоянии, но даже и во сне действует точно так же, и ни от чего не прерывается, – не перестает ни на малейшую секунду, что бы я ни делал» (52–53).

Так, за ничтожное время Странник достиг, кажется, того, чего подвижники, находящиеся под руководством опытных наставников, достигали многими годами (святитель Игнатий: «...на переход этот нужны многие годы») – способности без утомления ума непрерывно совершать молитву Иисусову. Но многоопытный подвижник молитвы святитель Игнатий объясняет: «Новоначальные иноки нуждаются в продолжительном времени для обучения молитве. Невозможно, вскоре по вступлении в монастырь или по вступлении в подвиг, достичь этой верховной добродетели. Нужны и время, и постепенность в подвиге, чтобы подвижник созрел для молитвы во всех отношениях» (I, 458). При этом очень важно отметить, что «признак непрестанности и самодейственности в совершении Иисусовой молитвы отнюдь не является признаком ее благодатности, потому что не гарантирует... тех плодов, которые всегда указывали на ее благодатность... духовная борьба, результатом и целью которой является приобретение смирения... подменяется у некоторых иной (промежуточной) целью: приобретением непрестанной и самодвижной Иисусовой молитвы, которая... не является конечной целью, а лишь одним из средств ее достижения»3).

Даже простой арифметический подсчет показывает, насколько неверен был метод приобретения Странником непрестанной молитвы. По святителю Игнатию, для совершения 12 тысяч кратких Иисусовых молитв («Господи Иисусе Христе, помилуй мя (меня)»), потребуется 37,5 часов (для полной молитвы: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешного», – нужно 60 часов)! При максимальном допущении, что Странник повторял молитву непрерывно, без отдыха в течение 18 часов в сутки, то он должен бы произносить 666 молитв в час. Если же учесть, что он «с легкостью окончил двенадцать тысяч молитв в ранний вечер», то можно себе представить, какова была скорость произнесения молитвы Странником и насколько были сохранены важнейшие и безусловные требования ее совершения: неспешность, внимание и сокрушение сердца. Совершенно очевидно, что молодой человек думал лишь об одном – о количестве молитв. А старец не только не сдерживал его неразумных порывов, но и прямо способствовал им.

Но святитель Игнатий предупреждает ревностных искателей непрестанной молитвы Иисусовой: «Достоинство молитвы состоит единственно в качестве, а не в количестве... Качество истинной молитвы состоит в том, когда ум во время молитвы находится во внимании, а сердце сочувствует уму» (II, 163). «Новоначальным должно заниматься молитвой понемногу, но часто»4). «Особенно способствует сохранению внимания во время молитвы весьма неспешное произнесение слов молитвы» (V,98).

Некоторые следствия и выводы

Молитвенная практика Странника в сравнении с учением святителя Игнатия (Брянчанинова) вызывает, по меньшей мере, серьезные недоумения. Как можно было видеть, она противоречит всем основным законам духовной жизни. Странник, можно сказать, молниеносно приобретает непрестанную молитву. Трудности длятся день-два, самое большее – неделю, но опять-таки трудности не борьбы с своим ветхим человеком, о котором он, судя по его «откровениям», не имеет никакого представления, а трудности, проистекающие от простой усталости, вызванной огромным количеством молитв, возлагаемых на него духовником.

Особенно противоречащими учению Отеческому выглядят следствия его молитвы, о которых Странник говорит везде и постоянно. На пространстве его рассказов, по существу, нет упоминания о самом главном в правильном молитвенном подвиге: покаянии, о видении своей духовной поврежденности, о недостоинстве предстояния перед Богом и, тем более, недостоинстве получения каких-либо благодатных даров, нет ни видения своих грехов, ни плача и сокрушения сердечного, не просматривается никакой борьбы со страстями. Зато повсюду и непрестанно: сладость сердечная, восторги, радость и т.д. По святителю Игнатию, это очень опасное состояние, ибо «все виды бесовской прелести, которым подвергается подвижник молитвы, возникают из того, что в основание молитвы не положено покаяние, что покаяние не сделалось источником, душою, целью молитвы» (I, 233).

Еще одна яркая иллюстрация. Странник говорит о молитве: «Я многих видал, которые просто, без всякого просветительского наставления, и не зная, что есть внимание (подчеркнуто нами. – А.О.), сами собою устно творя беспрестанную Иисусову молитву, достигали того, что уста и язык их не могли удерживаться от изречения молитвы, которая впоследствии так их усладила и просветила, и из слабых и нерадивых сделала подвижниками и поборниками добродетели» (264). Странник, видимо, не знает, что, например, бесконечное повторение мантры индуистскими аскетами также делало их и подвижниками и поборниками добродетели, также приносило им сладости, доходящие до экстаза. Однако все это не давало им благодати и оставляло без Христа. Подобным же образом, повторяя Иисусову молитву без внимания, следовательно, и без покаяния и сокрушения духа, как мантру, можно стать подвижником и поборником добродетели, и придти к тому, что на аскетическом языке называется прелестью. Святитель Игнатий пишет: «Все виды бесовской прелести... возникают из того, что в основание молитвы не положено покаяние, что покаяние не сделалось источником, душою, целью молитвы» (I, 255).

Нервно-психические состояния, порождаемые непрерывным, механическим повторением одних и тех же слов молитвы, легко воспринимаются неразумным подвижником за действия благодати, в результате чего он легко впадает в т.н. мнение, то есть в гордость, хотя бы и прикрытую личиной внешнего смирения. Отсюда начинается искание благодатных переживаний, откровений, даров Духа Святого и т.д., что окончательно губит подвижника. Таковой, производя с внешней стороны впечатление святого, всех любящего, никому не делающего зла, находящегося в непрестанной молитве, радости и подвиге – с внутренней же, как не приобретший путем борьбы со своим ветхим человеком главнейшего в духовной жизни – смирения, оказывается в действительности лжесвятым.

Прямо напоминает «христианский дзен», «христианскую йогу», трансцендентальные медитации5) и наставление одного священника, весьма понравившееся Страннику: «чтобы просветиться духовно и быть внимательным и внутренним человеком, следует взять один какой-нибудь текст из Св. Писания, и как можно дольше держать на нем одном все внимание и размышление, и откроется свет разумения... Очень мне понравилось сие наставление священника» (112).

Без какого-либо сомнения принимает Странник и следующее более, чем странное, назидание схимника: «для спасения ничего более не нужно, как всегдашняя молитва: «молись и делай что хочешь, и ты достигнешь цели молитвы... Молись и мысли, что хочешь, и мысль твоя очистится молитвою"» (265).

Сами ощущения Странника полностью совпадают с теми прелестными состояниями, о которых сообщает святитель Игнатий. Странник рассказывает: «Иду иногда верст по семидесяти и более в день, и не чувствую, что иду... Когда сильный холод прохвати меня, я начну напряженнее говорить молитву, и скоро весь согреюсь. Если голод меня начнет одолевать, я стану чаще призывать имя Иисуса Христа и забуду, что хотелось есть. Когда сделаюсь болен... стану внимать молитве и боли не слышу» (30).

У святителя Игнатия находим следующие интересные сообщения. В одном случае речь идет о чиновнике, который «занимался усиленным молитвенным подвигом». «Оказалось, что чиновник употреблял образ молитвы, описанный святым Симеоном, разгорячил воображение и кровь, при чем человек делается очень способным к усиленному посту и бдению... Чиновник видел свет телесными очами; благоухание и сладость, которые он ощущал, были так же чувственные» (I, 238).

Подобный случай был и с афонским схимником. «Оказалось, что иеросхимонах носит вериги, почти не спит, мало вкушает пищи, чувствует в теле такой жар, что зимою не нуждается в теплой одежде. К концу беседы пришло мне на мысль поступить следующим образом: я стал просить афонца, чтоб он, как постник и подвижник, испытал над собою способ, преподанный святыми Отцами, состоящий в том, чтоб ум во время молитвы был совершенно чужд всякого мечтания, погружался весь во внимание словам молитвы, заключался и вмещался, по выражению святого Иоанна Лествичника, в словах молитвы... «Когда ты испытаешь над собою, – сказал я афонцу, – то сообщи и мне о плоде опыта; для меня самого такой опыт неудобен по развлеченной жизни, проводимой мною». Афонец охотно согласился на мое предложение. Через несколько дней приходит он ко мне, и говорит: «Что сделал ты со мною?» – «А что?» – «Да как я попробовал помолиться со вниманием, заключая ум в слова молитвы, то все мои видения пропали, и уже не могу возвратиться к ним"» (I, 242).

Первую часть Рассказов завершают «Три ключа к внутренней молитвенной сокровищнице», подводящие, так сказать итоги опыта и учения рассказчика и перечисляющие основные условия и свойства молитвы. И в них опять-таки ни слова о том, что «сознание своей греховности, сознание своей немощи, своего ничтожества – необходимое условие для того, чтобы молитва была милостиво принята и услышана Богом» (I, 155). Это, самое ценное в молитве, «Рассказы» оставляют совершенно без внимания (119–120).

* * *

«Откровенные рассказы странника» всегда вызывали разноречивые о себе суждения. Как правило, они увлекают людей, недостаточно знакомых с основами святоотеческого опыта. Причина этого очевидна – «Рассказы» предлагают быстрый, захватывающий воображение и без борьбы со своими страстями путь достижения непрестанной молитвы и благодатных состояний. Поэтому святитель Феофан (Говоров) писал из затвора: «Книжка – рассказы странника – внешний чин дела изображает, а писания отеческие – внутренний»6). «В книгу – рассказы – не смотрите. Там есть советы, не пригожие для вас, которые могут повесть к прелести»7).

Слово о молитве Иисусовой Святителя Игнатия (Брянчанинова)

Молитва Иисусова произносится так: Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго. Первоначально произносилась она без прибавки слова «грешного»; слово это присовокуплено к прочим словам молитвы впоследствии. Это слово, заключающее в себе сознание и исповедание падения, замечает преподобный Нил Сорский, нам прилично, благоприятно Богу, заповедавшему воссылать молитвы к Нему из сознания и исповедания своей греховности.

Моление молитвой Иисусовой есть установление Божественное. Установлено оно не через посредство пророка, не через посредство апостола, не через посредство Ангела; установлено Самим Сыном Божиим и Богом. После Тайной вечери, между прочими возвышеннейшими, окончательными заповеданиями и завещаниями, Господь Иисус Христос установил моление Его именем, дал этот способ моления как новый, необычный дар, дар цены безмерной. Апостолы уже знали отчасти силу имени Иисуса: они исцеляли им неисцелимые недуги, приводили к повиновению себе бесов, побеждали, связывали, прогоняли их. Это могущественнейшее, чудное имя Господь повелевает употреблять в молитвах, обещая от него особенную действительность для молитвы. Еже аще что просите, – сказал Он святым апостолам, – от Отца во имя Мое, то сотворю: да прославится Отец в Сыне, И аще чесо просите во имя Мое, Аз сотворю (Ин.14:13-14). Аминь, аминь глаголю вам, яко елика аще чесо просите от Отца во имя Мое, даст вам. Доселе не просисте ничесоже во имя Мое: просите и приимите, да радость ваша исполнена будет (Ин.16:23-24). О, какой дар! Он – залог нескончаемых, безмерных благ! он истек из уст неограниченного Бога, облекшегося в ограниченное человечество, нарекшегося именем человеческим – Спаситель. Имя, по наружности своей ограниченное, но изображающее собою Предмет неограниченный, Бога, заимствующее из Него неограниченное, Божеское достоинство, Божеские свойства и силу.

Податель бесценного, нетленного дара! Как нам, ничтожным, бренным, грешным, принять дар? Неспособны для этого ни руки наши, ни ум, ни сердце. Ты научи нас познать, по возможности нашей, и величие дара, и значение его, и способ принятия, и способ употребления, чтоб не приступить нам к дару погрешительно, чтоб не подвергнуться казни за безрассудство и дерзость, чтоб, за правильное познание и употребление дара, приять от Тебя другие дары, Тобою обетованные, Тебе единому известные.

Из Евангелия, Деяний и Посланий апостольских мы видим неограниченную веру во имя Господа Иисуса и неограниченное благоговение к этому имени святых апостолов. Именем Господа Иисуса они совершали поразительнейшие знамения. Нет случая, из которого можно б было научиться, каким образом они молились именем Господа; но они молились им непременно. Как могли они не молиться им, когда это моление было преподано и заповедано Самим Господом, когда заповедание укреплено двукратным повторением и подтверждением его? <...>

Правило монашеское заключается наиболее в молитве Иисусовой. В таком виде преподается это правило вообще для всех монахов Православной Церкви; в таком виде преподано оно Ангелом преподобному Пахомию Великому для его общежительных монахов. <...>

В действии молитвы Иисусовой имеется своя постепенность: сперва она действует на один ум, приводя его в состояние тишины и внимания, потом начнет проникать к сердцу, возбуждая его от сна смертного и знаменуя оживление его явлением в нем чувств умиления и плача. Углубляясь еще далее, она мало-помалу начинает действовать во всех членах души и тела, отовсюду изгонять грех, повсюду уничтожать владычество, влияние и яд демонов. По этой причине при начальных действиях молитвы Иисусовой «бывает сокрушение неизреченное и болезнь души неизглаголанная», – говорит преподобный Григорий Синаит. Душа болезнует как болящая и рождающая, по Писанию (см Сир.48:21): живо бо слово Божие и действенно, и острейше паче всякаго меча обоюду остра, то есть Иисус проходит, как свидетельствует апостол, даже до разделения души же и духа, членов же и мозгов, и судительно помышлением и мыслем сердечным (Евр.4:12), проходит, истребляя греховность из всех частей души и тела. <...>

Если монахам воспрещается безвременное стремление к молитве, приносимой умом в сердечном храме, тем более воспрещается оно мирянам. Имели глубочайшую сердечную молитву святой Андрей юродивый и некоторые другие, весьма немногие миряне:

это – исключение и величайшая редкость, которая никак не может служить правилом для всех. Причисление себя к этим исключительным личностям есть не что иное, как обольщение себя самомнением, скрытая прелесть прежде явной прелести. Паисий Величковский в письме к старцу Феодосию говорит: «Отеческие книги, в особенности те из них, которые научают истинному послушанию, трезвению ума и безмолвию, вниманию и умной молитве, то есть той, которая совершается умом в сердце, исключительно приличествует только одному монашескому чину, а не всем вообще православным христианам. Богоносные отцы, излагая учение об этой молитве, утверждают, что ее начало и непоколебимое основание есть истинное послушание, от которого рождается истинное смирение, а смирение хранит подвизающегося в молитве от всех прелестей, последующих самочинникам. Истинного монашеского послушания и совершенного во всем отсечения своих воли и разума отнюдь не возможно стяжать мирским людям. Как же возможно будет мирским людям, без послушания, по самочинию, которому последует прелесть, понуждаться на столь страшное и ужасное дело, то есть на таковую молитву, без всякого наставления? как им избежать многоразличных и многообразных прелестей вражиих, наводимых на эту молитву и ее делателей прековарно? Так страшна эта вещь, то есть молитва – молитва, не просто умная (умственная), то есть совершаемая умом нехудожно, но действуемая художественно умом в сердце, – что и истинные послушники, не только отсекшие, но и совершенно умертвившие волю свою и рассуждение пред отцами своими, истинными и преискусными наставниками деланию этой молитвы, всегда находятся в страхе и трепете, боясь и трепеща, чтоб не пострадать в этой молитве какой-нибудь прелести, хотя и хранит их всегда от нее Бог за истинное смирение их, которое они стяжали благодатью Божией при посредстве истинного послушания своего. Тем более мирским людям, жительствующим без послушания, если они от одного чтения таких книг понудятся на молитву, предстоит опасность впадения в какую-либо прелесть, приключающуюся начинающим самочинно подвиг этой молитвы. Эту молитву святые назвали художеством художеств: кто ж может научиться ей без художника, то есть без искусного наставника? Эта молитва есть духовный меч, дарованный от Бога, на заклание врага наших душ. Молитва эта просияла как солнце, только среди иноков, особенно в странах Египетских, также в странах Иерусалимских, в горе Синайской и Нитрийской, во многих местах Палестины и на иных многих местах, но не повсюду, как явствует из жития святого Григория Синаита. Он обошел всю Святую (Афонскую) Гору и, сделав тщательное разыскание делателей этой молитвы, не нашел в ней ни одного, который бы имел хотя малое понятие о этой молитве. Отсюда явствует: если в таком святом месте преподобный Григорий не нашел ни одного делателя молитвы, то и во многих местах делание этой молитвы было неизвестно между иноками. А где и занимались им, где она сияла между иноками подобно солнцу, там хранилось делание этой молитвы, как великая и неизреченная тайна, известная лишь Богу и ее делателям. Мирскому народу делание этой молитвы было вполне неизвестно. Но ныне, по напечатании отеческих книг, узнают о нем не только иноки, но и все христиане. По поводу этого боюсь и трепещу, чтоб по вышесказанной причине, то есть за самочинное вступление в подвиг этой молитвы без наставника, таковые самочинники не подверглись прелести, от которой Христос Спаситель да избавит Своею благодатью всех, хотящих спастись». <...>

Пречистое имя Иисуса не терпит пребывать посреди нечистоты: оно требует, чтоб из сосуда душевного было извергнуто и извергаемо все нечистое; входя в сосуд по степени чистоты его, оно само начинает действовать в нем и совершать дальнейшее очищение, для которого собственные усилия человека недостаточны и которое требуется для того, чтобы сосуд соделался достойным вместилищем духовного сокровища, всесвятой святыни. Устранимся от пресыщения и даже насыщения; положим себе в правило умеренное постоянное воздержание в пище и питии; откажем себе в наслаждении вкусными яствами и питиями; будем упокоевать себя сном удовлетворительно, но не чрезмерно; откажемся от празднословия, смеха, шуток, кощунства; прекратим ненужные выходы из келлии к братиям и прием братий в келлию под предлогом любви, именем которой прикрываются пустые беседы и занятия, опустошающие душу. Откажемся от мечтательности и суетных помышлений, возникающих в нас по причине нашего неверия, по причине безрассудной попечительности, по причине тщеславия, памятозлобия, раздражительности и других страстей наших. С полнотой веры возложим все на Господа и многомыслие наше, наши пустые мечты заменим непрерывающеюся молитвою ко Господу Иисусу. Если мы окружены еще врагами, то будем вопиять с сильным плачем и воплем к Царю царей, как вопиют обиженные и угнетенные из толпы народной; если же мы допущены во внутренний чертог Царя, то будем приносить Ему жалобу и просить Его милости с величайшей тихостью и смирением, из самой глубины душевной. Такая молитва – особенно сильна: она – вполне духовна, произносится непосредственно к самому слуху Царя, к Его сердцу.

Необходимое, существенное условие преуспеяния в молитве Иисусовой есть пребывание в заповедях Господа Иисуса. Будите в любви Моей, – сказал Он ученикам Своим (Ин.15:9). Что значит пребывать в любви ко Господу? – Значит, непрестанно памятовать о Нем, непрестанно пребывать в единении с Ним по духу. Первое без последнего мертво и даже не может осуществиться. Аще заповеди Моя соблюдете, пребудете в любви Моей (Ин.15:10); если будем постоянно соблюдать заповеди Господа, то духом нашим соединимся с Ним. Если соединимся с Ним духом, то устремимся к Нему всем существом нашим, будем непрестанно памятовать о Нем. Направь поступки твои, все поведение твое по заповедям Господа Иисуса, направь по ним слова твои, направь по ним мысли и чувствования твои, – и познаешь свойства Иисуса. Ощутив в себе эти свойства действием Божественной благодати, из этого ощущения стяжав опытное познание их, ты усладишься сладостью нетленною, не принадлежащею миру и веку сему, сладостью тихою, но сильной, уничтожающей расположение сердца ко всем земным наслаждениям. Усладившись свойствами Иисуса, возлюбишь Его и возжелаешь, чтоб Он вполне обитал в тебе; без Него сочтешь себя погибающим и погибшим. Тогда будешь непрестанно вопиять, вопиять из полноты убеждения, от всей души: Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго. <...>

Жительство по евангельским заповедям есть единый и истинный источник духовного преуспеяния, доступный для каждого, искренно желающего преуспеть, в какое бы наружное положение он ни был поставлен недоведомым промыслом Божиим.

Упражнение молитвой Иисусовой по самому свойству этого упражнения требует непрерывного бодрствования над собою. <...> Непрестанно должно наблюдать за собою, чтоб не подкрался каким-либо образом грех и не опустошил души.

«Слово» печатается с сокращениями по изданию: Творения иже во святых отца нашего Святителя Игнатия, епископа Ставропольского. Т.2. Аскетические опыты. – М.: Сретенский м-рь, 1998.

---

Примечания:

***

«Ответ на критику книги «Откровенные рассказы странника» проф. Осиповым». (архимандрит Рафаил Карелин)

К статье профессора Осипова «О духовности»

Одной из самых любимых книг для тех, кто в настоящее время стремится стяжать внутреннюю Иисусову молитву, является книга под названием «Откровенные рассказы странника». Эта книга написана неизвестным подвижником, который хотел скрыть свое имя от мира. В этой книге, отличающейся простым и в то же время задушевным и ярким языком, он с какой-то глубокой проникновенностью рассказывает о своем внутреннем духовном пути, как под руководством схимника – своего духовного отца – он научился Иисусовой молитве и достиг высокой степени в том, что аскеты называют внутренним деланием, тайным поучением, хождением перед Богом, любовью Божией, цель которого заключается в соединении сердца с именем Иисуса Христа, а через имя Божие – с Самим Господом.

В этой книге отражен непосредственный и неподдельный опыт того, кто стяжал благодать Духа Святого своими трудами и кровью. Кажется, что слова книги проникнуты и напоены светом и теплом благодати. Эта книга с первых же страниц захватывает душу читателя. Кажется, что сам странник беседует с нами лицом к лицу. Когда открываешь ее, то кажется, что ты слышишь тихий голос этого безвестного странника, который зашел в твой дом, и ощущаешь его дыхание, соединенное с именем Иисуса Христа. Когда читаешь эту книгу, то кажется, что вместе с рассказом странника в ее подтексте звучит непрестанная Иисусова молитва.

Данную книгу прочитал великий учитель Иисусовой молитвы – святой Феофан Затворник и одобрил ее. Другой великий святой, сын духоносных подвижников и отец последних Оптинских старцев, преподобный Амвросий Оптинский дополнил рукописи этой книги, дописав к ней несколько глав. Эта книга является прекрасной живой иллюстрацией к «Добротолюбию». Странник пишет не только о себе, но и о встретившихся ему людях различных сословий, которые занимались Иисусовой молитвой, и он как бы призывает читателей книги войти в их число.

Господин Осипов, прочитав «Рассказы странника», огорчился и решил, что эта книга – вредная, а сам он может быть более правильным и опытным наставником в Иисусовой молитве. И тем самым вместе со своим судом над книгой он подверг сомнению отзывы святителя Феофана и преподобного Амвросия о правильном духовном пути странника, т.е. усомнился в их компетентности в вопросах внутренней духовной жизни, и таким образом, выразив свой плоский рационалистический взгляд на исихазм. Может быть, ему показалось обидным, что странник, вместо того, чтобы ходить и проповедовать, выбирал пустынные для безмолвия места и занимался вдали от людей Иисусовой молитвой.

Прежде всего, г-н Осипов бросил камень своей критики в келью старца-схимника, который учил странника Иисусовой молитве. Г-н Осипов приводит цитату из творения святителя Игнатия (Брянчанинова), где тот советует новоначальным медленно произносить слова Иисусовой молитвы, не обращая внимания на число молитв, и сравнивает это с продолжительным правилом, которое схимник дал своему ученику – 12000 молитв.

Вырванные из контекста цитаты без учета того, для кого писал святитель Игнатий (Брянчанинов), и без сопоставления их с общим учением святителя Игнатия о молитве, занимающим значительное место в его творениях, доказывают только непонимание или верхоглядство и поверхностное отношение многих ученых современников к вопросам христианской мистики и аскетики.

Святитель Игнатий советовал начинать обучение Иисусовой молитве с медленного чтения по следующей причине: у наших современников сознание и память обременены большим объемом информации, которую они глотают жадно и без разбора. Их ум привык к мечтательности, оценкам, суждениям, рассудочным построениям, воображению, сочинительству и т.д., а молитва – это созерцание, где ум должен заключить в себя слова молитвы и вместо привычного потока мыслей и представлений стеснить себя, вернуться извне к своей собственной душе, а оттуда – к Богу. Это так трудно, как обуздать дикого коня, поэтому рассудок начинает метаться от слов молитвы к привычному хаосу помыслов и воображений. Нужно время, чтобы возвращать ум к словам молитвы и заставлять его пребывать в них.

Святой Иоанн Кронштадтский пишет то же самое: вначале молитвы надо читать медленно, но когда человек навыкнет к молитве и очистит ум и сердце, то тогда можно молиться быстрее. Что касается странника, то он подготовился к этой Иисусовой молитве постоянным чтением Библии и акафистов, при которых он клал до тысячи поклонов. Само странничество освободило его ум от забот, а сердце – от земных привязанностей, поэтому схимник, учитывая духовное стояние и образ жизни странника, дает ему большое количество Иисусовых молитв на каждый день, чтобы скорее привести его в состояние непрестанной молитвы и памяти о Боге. Странник вначале ничего не знал о Иисусовой молитве, но сразу же почувствовал ее силу, и стяжание молитвы стало главным делом его жизни.

Многие наставники молитвы, руководствуясь указаниями преподобного Григория Синаита, разделяли Иисусову молитву на две части: «Господи, Иисусе Христе, помилуй мя» и «Сыне Божий, помилуй мя грешного». Каждая из этих частей представляла собой законченную молитву. Часть дня ученик говорил по четкам одну из сокращенных молитв, затем, для отдыха ума, переходил к другой. Таким образом, в этот период обучения молитва состояла из пяти слов, затем предлагалась Иисусова молитва в полном виде. На Востоке часто читали Иисусову молитву, состоящую из семи слов, опуская слово «грешного» (у святителя Феофана Затворника есть указание на такую молитву). Современные афонские монахи чаще всего произносят Иисусову молитву из пяти слов: «Господи, Иисусе Христе, помилуй мя». Так что обучение Иисусовой молитве, по св. Григорию Синаиту, включало в себя определенный период, когда ученик говорил Иисусову молитву в сокращенном виде, а потом уже переходил к восьмисловной молитве. Поэтому благословение схимонаха страннику читать вначале пятисловную Иисусову молитву имело своим основанием одно из древних монастырских преданий.

Господин Осипов находится в благоприятных условиях для изучения Иисусовой молитвы, так как он связан с Троице-Сергиевой Лаврой, где еще живут делатели Иисусовой молитвы,– те, кого называют старцами. Поэтому г-н Осипов имеет возможность учиться под их руководством этому таинству внутренней жизни, а затем, учившись, говорить о том, что познал своим опытом, на лекциях студентам. Может быть, тогда он другими глазами прочитает книгу «Рассказы странника».

Теперь остановимся на одной профанации профессора Осипова по отношению книги «Рассказы странника своему духовному отцу», являющейся одним из лучших памятников позднего исихазма.

Господин Осипов взял у святителя Игнатия (Брянчанинова) совет для мирян и новоначальных монахов медленно читать Иисусову молитву, определил это время (15 минут для 100 молитв), и нашел, что для благоговейного исполнения правила странника – 12000 молитв – потребуется 32 часа в сутки. (Сначала г-н Осипов определил 30 минут для неспешного чтения 100 Иисусовых молитв, что для правила странника составило бы 64 часа в сутки (?!). Этот дешевый психологический эффект должен был превратить в глазах студентов книгу «Рассказы странника» в анекдот, подписанный по ошибке святителем Феофаном Затворником и преподобным Амвросием Оптинским.).

С этим «открытием», как с военным трофеем, подобным шкуре задушенного льва, из которой известный герой сделал себе плащ, он пришел в лекционный зал и поразил слушателей сообщением о том, что земные сутки нельзя растянуть на 32 часа, и, следовательно, книга «Рассказы странника» – или вымысел, или странник произносил слова молитвы с быстротой скороговорки, т.е. по сути дела, странник не молился, а кощунствовал священными словами: произносил имя Бога всуе.

Однако оказывается, что г-н Осипов или недостаточно внимательно прочитал текст книги, или умышленно исказил его. Между тем, в книге ясно сказано, что схимник благословил странника читать Иисусову молитву в сокращенном виде, а именно: «Господи, Иисусе Христе, помилуй мя». В книге имеется указание на то, что странник произносил каждое слово молитвы синхронно с биением сердца. Теперь последуем методу г-на Осипова, чтобы высчитать, сколько часов понадобилось в сутки страннику для исполнения своего ежедневного правила – 12000 молитв.

Среднее число биений сердца у мужчин 72 удара в минуту. Время одной Иисусовой молитвы равно 5-ти ударам сердца. 72 делим на 5, получается 14–15 молитв за минуту. 14 умножим на 60 и получим 840 молитв за 1 час. Итак, 12000 делим на 840, получается 14 часов 30 минут. Значит, странник мог выполнить свое правило за 14–15 часов. Это вполне соответствует рассказу странника, который писал, что начинал правило утром и продолжал до начинающихся сумерек. У него оставалось еще время на сон и еду 9–10 часов. Поэтому пословица «Поспешишь – людей насмешишь» относится не к страннику, а скорее к его критикам.

стр. 22–25 из работы «Еще раз о еретических заблуждениях профессора МДА А.И. Осипова» архимандрита Рафаила Карелина. © Церковь и время, №1(30) 2005, с. 142–167.

***

Критика исихастских методов проф. Осиповым А.И. (Н.М. Новиков)

«Свт. Игнатий Кавказский известен своей осторожностью по отношению к умному деланию, но и он не сомневается в широкой доступности деятельной умносердечной молитвы. В писаниях святителя встречаем такие высказывания: «Всем христианам можно и должно заниматься молитвою Иисусовою… Могут и должны заниматься Иисусовою молитвою не только монахи, живущие в монастырях и занятые послушаниями, но и миряне. Такая внимательная молитва может назваться и умною и сердечною, как совершаемая часто одним умом и в тщательных делателях всегда при участии сердца… Такого вида умная и сердечная молитва приличествует всем без исключения христианам и новоначальным инокам… всем благочестиво жительствующим и ищущим спасения христианам, и мирянам и инокам». А по поводу своих собственных сочинений свт. Игнатий выразился так: «Труд наш может быть с пользою приложен… и к жизни инока, и… к жизни мирянина, который захотел бы среди мира с особенным тщанием заняться своим спасением… Всякое место и положение представляют много удобств для этого делания и подвига»[1*].

Святитель вспоминает, что во времена его молодости «некоторые благочестивые миряне, даже из дворян… занимались Иисусовою молитвою. Этот драгоценный обычай ныне, при общем ослаблении христианства и монашества, почти утратился»[2*]. Конечно, следует отличать деятельную (или естественную, в терминологии свт. Игнатия) умно-сердечную молитву, «приличествующую всем благочестивым инокам и мирянам», от благодатного углубленного делания, присущего опытным исихастам. «Глубокая сердечная» молитва, совершаемая силою благодати, которая является «молитвенным священнодействием ума в сердце», действительно доступна лишь «преуспевшим, возведенным в преуспеяние Божиим благоволением». Для этого требуется «значительное приуготовление», и «преждевременное стремление» к такому подвигу опасно. Правы те подвижники, кто «разделяет умную молитву на естественную и благодатную. Естественную всякий проходить может, лишь бы не принимал душевные действия за благодатные, а вторую Бог дарует достигшему умерщвления». Свт. Игнатий порицает невежественные страхи перед прельщением, бытующие среди тех, кто об умном делании «большей частью имеет самое темное, сбивчивое понятие». Ибо прельститься можно при любом роде деятельности, которому сопутствует гордыня. Отвергать же умную молитву из-за необоснованных страхований – уже само по себе есть прелесть, считает святитель[3*]».

---

Примечания:

http://www.nnproekt.ru/pdf/tom1_n_novikov.pdf

***

«…Надо несколько слов сказать о скорости чтения Иисусовой молитвы1, в связи с тем, что в последнее время активизировались попытки дискредитировать как саму священную исихию, так и некоторых выдающихся подвижников священнобезмолвия. Со времен Варлаама и Акиндина их антиисихастски настроенные последователи не ослабляют своего противления православному Преданию, изыскивают всевозможные уловки с целью опорочить умное делание, смутить и сбить с толку начинающих искателей молитвы. Мы упомянем здесь только об одном примере и лишний раз убедимся в том, каков уровень интеллекта и духовной опытности у нынешних адептов антипаламизма.

В брошюре, где предпринята попытка высмеять книгу «Рассказы странника», сделан совершенно некорректный подсчет времени, якобы потребного страннику на совершение молитвенного правила, и утверждается, что на прохождение 12000 положенных ему в сутки молитв потребовалось бы от 37,5 до 60 часов2. Такой вывод, по замыслу составителя брошюры, должен изобличить нелепость описанной в книге молитвенной практики и убедить читателей в том, что герой «Рассказов странника» вместе с автором пребывают в глубокой прелести.

Сами расчеты строятся на спекуляции известным советом свт. Игнатия Кавказского отводить на 100 Иисусовых молитв 30 минут. Прежде всего, надо заметить, что это всего лишь совет, а не общее правило, совет, которого в других святоотеческих писаниях не встретим, – свт. Игнатий дает его исходя из личного опыта. Действительно, существуют разные методы вхождения в Иисусову молитву. Данный совет очень хорош для людей определенного душевного склада, но отнюдь не для всех и не во всяком случае. А что самое главное, совет этот предназначен специально для начинающих, впервые приступающих к исполнению келейного правила: «первоначально положи себе произносить сто молитв…»3. Разумеется, начинают обучение всякому делу, например чтению, обычно с неспешного произнесения слов по слогам, но, научившись, так читать уже никто не будет – читают бегло, а смысл прочитанного при этом понимают не хуже, но лучше начинающего.

Героя же «Рассказов странника» никак к начинающим не отнесешь. К занятиям по стяжанию непрестанной молитвы он приступил на четвертом десятке, к тому времени более десяти лет проведя в странническом подвиге и имея многолетний молитвенный опыт, начавшийся примерно с десятилетнего возраста: «мы ко всем службам ходили в церковь, да и дома очень часто молились, меня заставляли читать “Помилуй мя, Боже”»; к двадцати годам молодой человек к ежедневному правилу добавлял акафист и полагал по тысяче поклонов с молитвой4. Поэтому закономерно, что старец, понимающий внутреннее устроение тридцатитрехлетнего подвижника, дает ему келейное правило, соответствующее обычной исихастской практике: пятисловную Иисусову молитву, по слову на удар пульса5.

Критика исихастских методов, наподобие упомянутой выше, обнаруживает у ее авторов не только отсутствие теоретических знаний, и тем более личного опыта, в области молитвенной жизни, но и незнакомство с традицией отечественного подвижничества, что ниже будет показано на конкретных примерах. Чтобы браться за подобные вычисления, следует прежде всего понимать и учитывать, что скорость молитвы значительно колеблется в зависимости от индивидуальных особенностей человека: поскольку «как телесное, так и духовное устроение не у всех одинаково», то «некоторым прилично скорое псалмопение, а другим медлительное, ибо первые борются с пленением мыслей, а вторые – с необучением»6. Коль это справедливо для псалмопения, то тем более для Иисусовой молитвы. Скорость естественно изменяется на разных стадиях прохождения молитвы, зависит она и от методов, применяемых в разных традициях и школах. Кроме того, молитва может ускоряться либо ощутимо замедляться под воздействием физического состояния, сердечного чувства и так далее.

Теперь приведем расчеты грамотные и добросовестные, подкрепленные личным пастырским и иноческим, а главное, молитвенным опытом, который истинным поклонникам и позволяет в разум истины приити7. Из книги ясно, что странник имел благословение читать 5-словную молитву и «произносил каждое слово синхронно с биением сердца». Отсюда не составляет труда произвести расчет: «среднее число биений сердца у мужчин 72 удара в минуту. Время одной Иисусовой молитвы равно 5-ти ударам сердца. 72 делим на 5, получается 14–15 молитв за минуту. 14 умножим на 60 и получим 840 молитв за 1 час. Итак, 12000 делим на 840, получается 14 часов 30 минут. Значит, странник мог выполнить свое правило за 14–15 часов. Это вполне соответствует рассказу самого странника, который писал, что начинал правило утром и продолжал до начинающихся сумерек. У него оставалось еще время на сон и еду: 9–10 часов»8.

Такой темп молитвословия означает, что сотню молитв, или одну четку, человек проходит за семь минут. Это мы для наглядности выразим формулой – 100 : 7 мин. Насколько сообразуется такое соотношение с реальным опытом подвижников священнобезмолвия? На Руси общая мера для устной 7-словной молитвы формально определялась древним Номоканоном: «Да глаголет пятьсот молитв на час, глаголя со вниманием: “Господи Иисусе Христе, Богородицею помилуй мя грешнаго”»9. То есть сотня за 12 минут (100 : 12 мин). Значит, на практике для 5-словной молитвы словесной и умной нормальным как раз и будет время около 7–10 минут (100 : 7–10 мин). Какова же была в реальности общепринятая скорость Иисусовой молитвы в исихастской среде XIX столетия? В среднем такая и была. Как известно из письменных источников, русские подвижники проходили пятисотницу за 40–50 минут (100 : 10 мин). И в наш век так же молились, например, схимонах Никодим Карульский на Афоне10, схиархимандрит Иоанн (Маслов) в России11 и другие отцы.

Имеется много свидетельств по этому вопросу. Обратимся к одному из самых авторитетных и показательных, поскольку речь идет о святогорском монашестве. Инок Парфений (Агеев) внимательно изучал афонский опыт непосредственно «на Святой Горе Афонской, в которой, – как он пишет, – я проживал не малое время, с 1839 и по 1846 год, и которую исходил своими ногами». «Теперь хощу описать общежительную жизнь афонскую», в том числе и в «Русском монастыре»; что касается молитвенных занятий, то «келейное правило положено такое: в самую полунощь, то есть в 12 часов нощи, возбуждают всех на келейное правило… Всего выходит пятнадцать четок… Через час по полунощи ударяют в било, и собираются все на соборную молитву в церковь и читают полунощницу»12. Таким образом, афонское правило, составлявшее 15 четок за час (100 : 4 мин), значительно превышает по скорости правило странника (100 : 7 мин), и святогорцу на прохождение 12000 молитв потребовалось бы всего 8 часов. Так что в нашей традиции, отраженной в «Рассказах странника», был принят на самом деле сравнительно неспешный метод.

Приведем, наконец, и конкретные примеры, подтверждающие тот факт, что 12-тысячное правило странника это отнюдь не исключение13, но известная на Руси практика. В числе подвизавшихся подобным образом широко известный старец Гавриил Седмиезерский (Зырянов; 1844–1915), канонизированный святой, которого не заподозришь в прелести. «С наступлением осени, – читаем в житии прп. Гавриила, – старец стал усиленно заниматься молитвой Иисусовой. И прежде он всегда, можно сказать, дышал ею, других обучал и даже написал и напечатал целое поучение о ней. Но здесь он стал заниматься ею с особенным трудом и усилием, поставив себе задачей – по четкам проходить ежедневно по 12 тысяч молитв. Помимо сего он неопустительно вычитывал положенные по Уставу Св. Церкви службы: полунощницу с кафизмой, утреню, часы: первый, третий, шестой и девятый, вечерню с повечерием и келейное общее правило: три канона с акафистами. При этом он никому никогда не отказывал в беседе или даже в простом разговоре, принимал приходящих к нему богомольцев, писал письма, читал Псалтирь, Св. Писание и творения святых отцов… Правда, от напряжения в Иисусовой молитве у него начинались сильные головные боли, но он не сдавался, прилежно справлял свои 12 тысяч молитв»14.

Еще один яркий пример аналогичного подвига имеем в лице старца Онуфрия15. С молодости влекомый духовной жаждой, он, наподобие героя «Рассказов странника», стремился к обретению непрестанной молитвы и вымаливал этот дар у Господа и Божией Матери. Наконец ему довелось обратиться за руководством к известному в то время затворнику Александро-Невской Лавры, который, взявшись за обучение, дал отцу Онуфрию следующее правило: «Твори 3000 молитв Иисусовых в день». От занятий у него скоро распух язык, но, придя за советом к затворнику, он услышал: «Твори теперь 6000 молитв в день». Оказывая послушание и усердие, Онуфрий стал испытывать жестокие нападения врага, им овладела страшная, мучительная злоба. От наставника он услышал лишь одно слово: «Ничего». И вместо ожидаемых послаблений получил новое задание: старец велел читать по 9000 молитв. Онуфрий исполнил и это, но по телу его пошли волдыри, словно от ожогов. Вновь обратившись к старцу, он получил наказ: «Терпи, не ослабевай, читай теперь 12 тысяч молитв». Это правило отец Онуфрий мужественно и неотступно держал до тех пор, пока однажды не снизошло на него благословение Божие – благодатная теплота затопила грудь и отныне самодвижная молитва уже никогда не прерывалась у него в сердце16».

---

Примечания:

О молитве Иисусовой: Аскетический трактат.

О молитве Иисусовой: Аскетический трактат. Составлен на основе келейных записей священника Антония Голынского / авт.-сост. Новиков Н.М. – М.: Отчий дом, 2011. – 240 с. – (Серия «Путь умного делания»).