Отчего сердце человеческое ожесточается? Ответ кажется простым и очевидным: от перенесенных страданий и тягот, от нужды, от непосильного горя… А если еще точнее — от людской злобы и бесчувствия, на которые человек просто вынужден был научиться отвечать тем же. Вроде бы все тут логично и правильно. Но — лишь на первый взгляд.
При более серьезном рассуждении эта простая схема не выдерживает никакой критики. Уже хотя бы потому что огромное множество людей сумели не ожесточиться и сохранить способность к любви и милосердию в самых чудовищных условиях — на войне, в концлагерях, в палатах для неизлечимо больных. И напротив — вполне благополучные, ни в чем не нуждающиеся и ничем не стесненные люди могут вести себя так, будто у них вместо сердца — камень. А самое главное, если принять мысль о том, что ожесточение человека — результат воздействия на него извне, то с неизбежностью нужно будет признать, что человек несвободен в своем выборе между милосердием и черствостью, что выбор этот целиком зависит от обстоятельств его жизни, а добрым и отзывчивым способен быть только тот, кому судьба всю дорогу выдавала одни лишь медовые пряники. Однако практика убедительно доказывает, что в реальной жизни все обстоит ровно наоборот: как раз люди хлебнувшие в жизни лиха куда чаще бывают способны к состраданию и участию в чужой беде. И потом все мы хорошо знаем, что именно в преодолении трагических обстоятельств выявляют себя самые лучшие, самые благородные и возвышенные человеческие качества. Самоотверженность, героизм, жертвенность в принципе невозможны там, где все хорошо и где нет человеческого горя и страданий.
Таким образом, очевидно, что тяготы жизни — лишь одно из возможных условий ожесточения сердца человека, но никак не его причина. Это только собака, как известно из детской песенки, бывает кусачей от жизни собачьей. Ну так на то она и собака, у нее нет этических критериев и свободы нравственного выбора. Человека определять по этой же линейке можно лишь в том случае, если хочешь его унизить и приравнять к животному.
Ледниковый период
Но откуда же тогда берется столько ожесточения в людях? За примерами далеко ходить нет нужды:
И ведь большей частью никаких особо страшных бед при этом в нашей жизни не происходит. Повод к началу такого «ледникового периода в сердце» может быть настолько ничтожным, что мы даже не всегда способны его отследить. Просто в определенный момент вдруг констатируешь, что живешь словно бы в какой-то капсуле, отделяющей тебя от всего остального мира, и любая попытка пробиться к тебе извне не вызывает в твоем сердце ничего, кроме раздражения и неприязни. Собственно, само слово «ожесточить» буквально и означает — сделать жестким, твердым, неспособным воспринимать какое-либо воздействие извне. Не случайно ведь противоположное жестокосердию качество человека принято обозначать в тех же категориях, но с обратным знаком — «мягкосердечный». То есть способный к перемене своего сердца, сохранивший эмоциональную пластичность.
Как же происходит в человеке потеря такой драгоценной способности?
В христианстве, безусловно, есть ответ на этот важный для каждого человека вопрос. Но для того чтобы правильно его понять, необходимо сделать небольшой экскурс в текст Священного Писания.
Казни египетские
Есть в Библии место, которое можно рассматривать как некий универсальный ключ к пониманию человеческого жестокосердия во всех его многообразных проявлениях. Это история с фараоном, к которому Бог отправляет пророка Моисея вызволять еврейский народ из рабства, и говорит ему при этом странные слова: …когда пойдешь и возвратишься в Египет, смотри, все чудеса, которые Я поручил тебе, сделай пред лицем фараона, а Я ожесточу сердце его, и он не отпустит народа (Исх.4:21). Далее на Египет обрушивается целая череда бедствий, известных под названием «казни египетские». В результате испуганный фараон сначала все-таки отпускает евреев домой, заплатив им за годы рабства очень богатую компенсацию. Но потом меняет свое решение, отправляется за ними в погоню, и в результате — гибнет в море со всем своим войском1.
В приведенных выше словах Бога можно увидеть вопиющую несправедливость. Еще бы: Сам ведь ожесточил фараону сердце, а потом стал его же наказывать, и, в конце концов, погубил? Не удивительно, что именно это место Библии оказалось оселком, на котором оттачивали свое остроумие сначала советские, а за ними — и сегодняшние пропагандисты атеизма. Однако поспешные выводы во все времена были свидетельством не очень глубокого ума. И раз уж речь идет о реплике из Библии, наверное, есть прямой резон ознакомиться с толкованием, которое дает на нее Церковь.
Грязь и солнце
Слова «ожесточу сердце», казалось бы, говорят о каком-то насильственном действии со стороны Бога, которое лишает фараона свободного волеизъявления. Но сама логика библейского повествования прямо говорит об обратном. На это обращает внимание преподобный Ефрем Сирин: «Если Бог ожесточает сердце, то в сердце, которое ожесточает Бог, не могут происходить перемены. Если же фараон, терпя наказание, говорит: «Отпущу», а по миновании казни удерживает и не отпускает евреев, то значит, что ожесточение сердца его было не от Бога, но от внутреннего расположения, по которому во время наказания готов он соблюдать заповедь, а как скоро получает облегчение — попирает законы…». Собственно, так оно все и происходило: далее в Библии прямо говорится …И увидел фараон, что сделалось облегчение, и ожесточил сердце свое и не послушал их2, как и говорил Господь (Исх.8:15).
Фараон сам ожесточил свое сердце, и никто его к этому не принуждал, а уж тем более этого не делал Бог. Но тем не менее очевидно, что Бог как-то участвовал в этом, иначе не было бы смысла в словах Я ожесточу. Вот только характер этого участия был совершенно иным, нежели может показаться при поверхностном прочтении библейского текста.
Святитель Феофилакт Болгарский пишет о причинах ожесточения сердца фараона так: «Что же значит — Бог ожесточает? Казалось бы, это нелепо. Но о Боге говорится, что Он сделал жестоким грязное сердце фараона, подобно тому как солнце делает жесткой грязь. Каким же образом? Долготерпением, ибо Он делал его жестоким, являя к нему долготерпение. Здесь случилось подобное тому, что бывает, когда кто имея у себя порочного слугу, обращается с ним человеколюбиво. Чем человеколюбивее обращается с ним, тем худшим делает его, не потому, будто сам научает его пороку, но потому, что слуга пользуется долготерпением его к увеличению своей порочности, потому что пренебрегает этим долготерпением».
То же самое говорит и святитель Феофан Затворник, распространяя этот принцип с библейской ситуации на все случаи человеческого ожесточения вообще: «Слово ожесточает не так следует понимать, что Бог силою Своею производил ожесточение в сердце непокорных, подобно фараону, а так, что непокорные нравом, под действием милостей Божиих, сами, по своему злонравию, не умягчаются, а более и более ожесточаются в своем упорстве и непокоривости».
Бог и совесть
Итак, слова об ожесточении Богом сердца фараона — не более чем фигура речи. Подобным образом в известной лирической песенке говорится: «Ах, эта девушка меня с ума свела, Разбила сердце мне, покой взяла». Хотя очевидно, что с ума тут сводит себя сам пылкий поклонник, а упомянутая девушка может быть вообще не в курсе его когнитивных и эмоциональных проблем.
Фараон сам ожесточил свое сердце. И в этом факте можно увидеть тот самый, упомянутый выше ключ к пониманию причин людского жестокосердия. Оказывается, твердым, словно засохшая на солнцепеке грязь, наше сердце становится в ситуации, когда нам открывается Бог. И совсем необязательно это должно происходить через великие и страшные чудеса, подобные тем, через которые Бог являл Себя фараону. В нашей повседневной жизни все обстоит куда проще, но тем самым и куда трагичнее для нас — мы ожесточаемся, когда нам открывается истина. Ведь, если определять совсем просто, истина — то, что есть на самом деле, в противоположность обману или заблуждению. И когда человек вдруг начинает видеть себя именно так — без иллюзий и самообмана, — это может оказаться для него очень тяжелым испытанием, даже без каких-либо знамений или чудес свыше. Ведь так непросто бывает осознать, что ты, мягко говоря, неправ в своих мыслях, словах или поступках, даже когда эта неправота для тебя самого очевидна.
И тогда возможны два варианта реакции на открывшуюся картину своей жизни. Первый — это покаяние, признание своей ошибки, желание исправиться. Второй — глухая защита от увиденного, жесткий блок, отторжение. Но… отторжение чего? Того, что есть на самом деле, то есть — истины! Так человек закупоривает себя в некий духовный панцирь, отделяющий его от реального мира, так ожесточается человеческое сердце.
Однако каким же образом во всем этом участвует Бог, и почему это болезненное осознание своей неправоты следует считать встречей с Ним? Дело в том, что у каждого человека есть удивительное свойство, позволяющее нам безошибочно определять нравственное содержание наших действий. Это — совесть, которую преподобный авва Дорофей прямо называет божественным светом в нашей душе: «Когда Бог сотворил человека, то Он всеял в него нечто Божественное, как бы некоторый помысл, имеющий в себе, подобно искре, и свет и теплоту; помысл, который просвещает ум и показывает ему, что доброе, и что злое: сие называется совестью, а она есть естественный закон». Поэтому действие нашей совести с достаточным основанием можно считать действием Бога: ведь не случайно каждый из нас на опыте знает, как совесть может вступать в конфликт с нашими планами, оценками, решениями. Очевидно, что в природе человека она как бы «не совсем наша», и по отношению к личности человека парадоксальным образом является неким ее оппонентом. Эта искра божественного, присущая нашей душе, и высвечивает перед нами ту неправду, которую мы совершаем или даже еще только собираемся совершить. Кроме того, в христианстве дистанция между этикой в отношениях с Богом и этикой межчеловеческих отношений практически сведена к нулю словами Христа: так как вы сделали это одному из сих братьев Моих меньших, то сделали Мне (Мф. 25:40). И когда мы не желаем признать очевидной своей неправоты перед любым человеком, это означает не что иное, как ожесточение нашего сердца перед Самим Христом.
Воск и глина
Ну и, наконец, еще один аргумент. В Евангелии Господь прямо отождествляет истину — с Собой: Я есмь путь и истина и жизнь (Ин.14:6). Здесь слово «истина» означает уже не просто некую данность, имеющую место в действительности, а нечто неизмеримо более высокое и важное. Истина в богословском понимании — это творческий замысел Божий о мире и о человеке, то, какими мы должны быть, согласно Божьему замыслу.
Через душевную боль наша совесть ежедневно показывает нам, где мы уклонились от этой Истины, где мы уклонились от Христа. И не так уж важно, в каких обстоятельствах это произойдет: обидим ли мы жену или сами обидимся, накричим на детей или просто с раздражением толкнем случайного прохожего в уличной давке.
Ведь под солнечными лучами различные вещества ведут себя очень по-разному: воск — размягчается, обретает способность принять новую форму, измениться. Глина же, наоборот, твердеет, сохнет, становится жесткой и нечувствительной к пальцам гончара или скульптора. Так и сердце человека — при встрече с Богом может либо размягчиться, подобно воску, либо — окаменеть, словно глина. А вот чему его уподобить — глине или воску, — это решает лишь сам человек, в этом и заключается божественный дар свободы, полученный людьми еще при сотворении. Внешние обстоятельства нашей жизни могут быть самыми разнообразными — благоприятными, или кошмарными; ровными, словно шоссейная дорога, или ухабистыми, как разбитый проселок. Но ожесточить или смягчить на этих путях свое сердце человек может только по собственной воле — когда Бог откроет ему Себя в каком-нибудь совсем неприметном для стороннего наблюдателя случае. Так вполне благополучный и счастливый богач из евангельской притчи каждый день отказывал в милости Христу, хотя перед ним был всего лишь покрытый коростой нищий бомж Лазарь. Так благоразумный разбойник, за свои преступления приговоренный к мучительной смерти, уже на кресте нашел в себе душевные силы пожалеть распятого рядом с ним Господа.