[Декабрь]

(Вступительная речь, связанная перед беседой со старообрядцами г. Сарапула, бывшей в зале Духовного Училища 7 декабря 1897 г.).

О России, русском народе, русской Церкви, русском православии существуют разнообразные до противоположности взгляды. Миссионеру, как деятелю церковному, надлежит иметь дело прежде всего со взглядами на русскую Церковь, на русское православие. Разобраться в этих взглядах, определить, верны или не верны они, указать, что такое наша русская Церковь, наше русское православие – необходимо как в отношении в православным, так и в отношении к неправославным. Неправославные, неправо думающие о нашей Церкви, будут вынуждены или, по меньшей мере, хотя несколько расположены смотреть на неё другими глазами. Православные же будут знать, что такое они. Задача противо-раскольнической и противо-сектантской миссии состоит в том, чтобы уяснить русскому православному человеку его церковное самосознание. Каждый русский православный человек может, так или иначе, понимать и сознавать себя, как члена Церкви, и саму свою родную Церковь. Вопросы – необходимые и неизбежные для всякого христианина – о том, что такое он, как член Церкви, и что такое исповедуемая им Церковь, и решения этих вопросов – и составляют содержание того служения, которое называется миссионерским. Вопросы о Церкви и принадлежности к ней суть вопросы самые близкие нам, самые интересные для нас: они касаются нашего спасения и здесь на земле, и там – на небе. Если нам известно и мы убеждены, что наша Церковь истинная, сама истина, то нам остаётся только уверенно и спокойно следовать за Церковью и сообразовать свою жизнь с её заветами и, таким образом, достигать совершенства своей личности. Если же мы в своей Церкви сомневаемся, то нам поневоле придётся «хромать на оба колена». Итак, не иметь дела с вопросами о своём православии, о своей Церкви, русский православный человек не может, и в особенности в тех краях и местах необъятной Руси, где с одной стороны он слышит о своей Церкви, своём православии одно от раскольника, с другой стороны – другое от сектанта, волей-неволей приходится всякому верному сыну своей Церкви-Матери останавливать глубочайшее внимание на вопросах о православии и Церкви: когда один говорит православному о Церкви одно, другой – другое, необходимо твёрдо знать и ясно уразумевать, да что же такое на самом-то деле Церковь сама в себе.

Есть у нас в России целое направление, которое желало бы перестроить Русь святую, Церковь православную на западноевропейский лад. Одни из приверженцев этого направления восхищаются протестантством и недовольны православием нашей Церкви. Другие симпатизируют католичеству и жалеют, что она – не латинская, не папская.

Раскольники же, да и сектанты, держатся о русской Церкви взгляда, как раз противного изложенному. Они полагают, что русская Церковь лишилась своей особенности, увлеклась Западом, «испроказилась латинской прелестью», олатынилась и, таким образом, перестала быть истинно – православной Церковью.

Кого же обвиняют раскольники, да и сектанты, «в олатынении» русской Церкви? Патриарха Никона – Никона, который был таким противником Запада, что для уничтожения западного влияния на Руси не останавливался даже перед тем, чтобы не только отбирать иконы западного письма у всех, не исключая и самых знатных государственных сановников, но и приказывать своим служителям выкалывать глаза на отобранных иконах и в таком виде носить их по городу и объявлять царский указ, угрожавший строгим наказанием тем, кто впредь осмелится писать подобные иконы. Этого мало: Никон в неделю православия вместе с антиохийским патриархом Макарием даже предал анафеме всех, кто впредь будет писать или держать у себя в доме «фряжские иконы», причём брал одну за другой подносимые «ему новые иконы и, показывая каждую народу, бросал на пол с такой силой, что иконы разбивались, и, наконец, велел их сжечь (М. Макарий. История рус. Церкви, т. XII. 1883. стр. 169–172). Не тех, кто был изображён на иконах, повергал Никон наземь и старался вывести из употребления, и не сами иконы, как иконы, а то, как были они написаны, каким духом проникнуты, какой отпечаток на себе имели, – кратко – искусство западное, влияние западное. Не понявшие Никона обвинили его в еретичестве, кощунстве, безбожии!

Через заражение латинством, по мнению раскольников, русская Церковь приняла антихриста и сделалась антихристовой.

Писатель книги о вере говорит: «Святый Иоанн Евангелист в Апокалипсисе, в главе 20, пишет о связании сатаны на тысячу лет, и потом о развязании. Возвращается диавол на первое возлюбленное своё место, идеже аще из неба хотел, и от того времене поветрием тяжким поражен бысть запад. По тысящном лете, егда 595 дохождаше лето, явственное бысть отступление и прельщение нарицающихся юнитов, от святые восточные церкве к западному костелу. А по исполнении лет числа, тысящи шестисот шестидесяти шести, не непотребно и нам от сих вин опасение имети, да не некое бы что зло пострадати, по преждереченных, исполнения писания свидетельств; яко настоит день Христов, яко же рече апостол, и несть ли быти готовым подобает, аще кто достигнет тех времен на брань с самим диаволом» (Кн. о вере, ст. 271). Так рассуждает писатель книги о вере, которого в наше время назвали бы публицистом и притом славянофильского направления, т. е. сторонником и выразителем того взгляда, что Россия не одно и то же с Западом, а что она есть нечто отдельное от него, не похожее на него, своеобразное и самобытное. Писатель книги о вере находился, как и его современники, под действием общего, массового ожидания антихриста. На Запад смотрел, как на ставший уже антихристовым. Основание для такого взгляда имел в том, что Запад отпал от восточной Церкви, – отпадение это он понимал в смысле того отступления, о котором говорил Апостол Павел в известном месте послания к солунянам об антихристе. Итак, отступление, по воззрению писателя, пришло. Отступление это потом распространилось на принявших унию. После унии отступление угрожало и России, русской Церкви. Вот писатель, человек вдумчивый, следивший за ходом исторических событий и видевший, как, близко через унию западное отступление подошло к русской Церкви, и остерегает русских православных, христиан, чтобы они отнеслись к себе и происходившим подле них явлениям внимательнее и определили, не нужно ли им готовиться к борьбе с антихристом и в состоянии ли они вступить в неё. Приведя слов Иоанна Богослова: «Дети, последняя година есть, и яко же слышасте, яко антихрист грядет, и ныне антихристи мнози», писатель восклицает: «О правде! Яко много предотечев, но и сам уже близ есть по числу, еже о нем, 666. Число бо человеческо есть антихристово. Кто весть, аще в сих летех, 1666-х, явственных предотечев его, или того самого не укажет» (Кн. о вере, ст. 270).

Вот классическое место, какое приводится раскольниками для доказательства того, что с 1666 г. в нашей Церкви воцарился антихрист. И не видят раскольники, что писатель считает восточную Церковь и притом современную ему, т. е., 17 века, когда жил и патриарх Никон, православной, и что под признаком пришествия антихриста или его предтеч разумеет отступление именно от восточной и притом, повторяю, современной ему Церкви, и положительно и решительно заявляют, что. именно она, современная ему восточная Церковь – остаётся и останется навсегда, стало быть, и в недалёком для писателя будущем времени патриарха Никона православной, Христовой, неодолённой. Опускают из внимания раскольники также и то, что в 1666 г. русская Церковь не отступила от восточной Церкви, а поступила как раз напротив – подтвердила и скрепила союз с ней, а отступили от восточной Церкви именно раскольники и были отлучены от неё.

Что русская Церковь со времени патриарха Никона – антихристова, этого взгляда держатся не только раскольники, но и сектанты, напр. немоляки¹⁸⁵, бегуны, скопцы и др. Кажется, чего бы общего могло быть у раскольников и сектантов, а между тем во взгляде на нашу Церковь те и другие сходятся. Те и другие считают антихристовым признаком то, что может подлежать восприятию внешних чувств – внешность. По взгляду раскольников, хотя в русской Церкви есть то, что составляет принадлежность Христовой Церкви – и священства и таинства, и учение, – но всё это одна только видимость, содержащееся в этой видимости – антихристово, именно то, что скрывается за этой видимостью, проникает её, составляет её содержание и находится к ней в том же отношении, в каком ядро в скорлупе, и душа к телу. Вследствие этого, по мнению раскольников, русская Церковь «несть церковь, тайны божественные не тайны, крещение не крещение, архиереи не архиереи, – писания лестна, учение неправедное и вся скверна и не благочестна». В объяснение же того, почему русская Церковь, по существу своему признаваемая раскольниками антихристовой, имеет вид Церкви Христовой, раскольники представляют то, что «по всякому уму убо подобитися мыслит льстец, т. е. антихрист, Сыну Божию» (Слова бл. Ипполита). Что раскольники считают обманчивой видимостью, это ваши сектанты принимают не за нечто лицемерное, неискреннее, а за нечто положительное, так – сказать, за настоящую, неподдельную монету, и за эту самую видимость и обвиняют русскую Церковь в том, что она антихристова. Раскольник мыслит так: конечно, внешность Церкви русской хороша, но внешность эта только вид имеет церковный, а на самом деле она служит покровом для антихриста, который со времени патриарха Никона поселился в русской Церкви и заразил её всю своим духом. Сектант же думает таким образом: внешность, уже как внешность, должна быть отвергаема, в Церкви истинной, Христовой, её не должно быть: Богу нужно покланяться духом; истинная, Христова церковь невидима. Внешность составляет принадлежность только Церкви ложной, антихристовой; в русской Церкви есть внешность, стало быть, русская Церковь – антихристова.

Вот каковы судьи нашей Церкви: один (сектант) винит её за то, за что другой (раскольник) оправдал бы её, если бы только то, что, по мнению первого, представляет вину, было не обманчиво; а между тем, и тот и другой в своём ослеплении считают русскую Церковь виноватой в одном и том же, что она якобы антихристова.

Поводом, причиной, исходной точкой для обвинения Церкви у раскольника и сектанта служит одно и то же; но понимание повода, причины, исходной точки – различное, а результат один и тот же – обвинение, и в одном и том же, отчуждение от истины, ненависть к родному православию.

Взгляд на русскую Церковь, как на антихристову, повлиял и на сам уклад жизни раскольников и сектантов и на отношение их к православным. Кто не знает о замкнутости раскольников и сектантов, их брезгливости в отношении к православным, ненависти, презрении, недоброжелательстве и пр.? Уклад жизни раскольников и сектантов и отношение их к православным построены так, что в них нечего искать любви к православным и желания войти с ними в общение, как с братьями во Христе. Уклад жизни раскольников и сектантов и отношение их к православным проникнуты стремлением отстоять себя в своей отдельности и исключительности именно против православных, а также, если можно, подчинить их себе, привить им свои взгляды и отвлечь, от Церкви, а если нельзя, то, по крайней мере, ослабить православных: «они же антихристовы, чего на них смотреть-то!» Так-то думают раскольники и сектанты служить Богу; имея ревность по Боге, но не по разуму и не разумея, в чем правда Божия, они силятся выстоять на своём – на том, что они правы, а Церковь не права, и поэтому, начиная со времён патриарха Никона, доселе не хотят признать того, что Церковь права, а они заблуждаются; и противятся Церкви и борются против неё из всех сил. Необходимо доказать раскольникам и сектантам, что они напрасно стараются тщетно теряют свои духовные силы и дорогое для спасения время, – уяснить, что они настроены относительно господствующей Церкви несправедливо и лживо, ибо православная Церковь вовсе не антихристова, а истинная, Христова, – «столп и утверждение истины», – показать отщепенцам, что держатся они несоответствующих действительности понятий о Церкви, что сами дали не надлежащую постановку своей жизни, положив в основу её то, что нужно поистине назвать недоразумением, что хотя и причиняют они вред Церкви, но теряют больше сами: уничтожить Церковь им не удастся, «ибо трудно противу рожна-прати», а между тем, находясь в разобщении с ней и боясь и не желая обратиться к ней, они сами себя лишают необходимых благодатных и просветительных средств для своего духовного развития и основанного на нём спасения. – Задачи миссионера – всё это немолчно раскрывать заблудшим братьям в своих беседах с ними, – всемерно стремиться к тому, чтобы выводить раскольников и сектантов на путь примирения с православными, – чтобы ближе и ближе подводить раскольников и сектантов к несравненной сокровищнице величайших благ духовного опыта – Церкви и её сил, дать возможность привиться к Церкви, приобщиться к её благодатной жизни и совершенствам, и начать обновлённую истинную, святую жизнь, поддерживаемую и напаяемую благодатными соками Христова тела, каким является Церковь.. О если бы нам – миссионерствующим хотя немного удалось послужить великому, бесконечно-великому делу просветления религиозного сознания слепотствующей, вот уже целые века, в своём суемудрии массы отщепенцев, дорогих, родных нам братьев по крови и плоти – раскольников и сектантов, и выведения заблудших на истинный путь веры и спасения – на путь единения враждующих с нашей святой единственно истинной Матерью Церковью, дабы вся Русь, матушка наша родная, святая, могла единеми усты и единем сердцем славити и воспевати Бога Отца и Сына и Святого Духа, Троицу единосущную и нераздельную.

Миссионер Тронин

(антропологический, философский, историко-философский).¹⁸⁶

Кроме философско-исторического есть ещё метод – в собственном смысле исторический, или, точнее, историко-сравнительный, который из самого факта исторического происхождения христианства, из сравнения его начал с основными принципами религий не христианских старается показать безусловное превосходство христианской религии перед всеми прочими религиями, абсолютную необходимость её для человечества и её божественный характер. В своём «рассуждении против Иудеев и язычников о том, что Иисус Христос есть истинный Бог», Иоанн Златоуст сначала заявляет, что он прежде всего обратится к язычникам. Сказавши, затем, что главным предметом его рассуждения будет Божество Христа, св. отец задаётся вопросом, как лучше доказать эту истину язычникам? «Если язычник спросит: откуда видно, что Христос есть Бог, то я для доказательства не укажу на небо или на что-либо другое подобное. Если я скажу ему, что Он сотворил небо и землю, и море, – он не примет этого. Если скажу, что Он воскрешал мёртвых, исцелял слепых, изгонял демонов, и этого он не примет. Чем же буду убеждать его, особенно если он простолюдин? Чем иным, как не тем, что одинаково и беспрекословно признаётся и мной и им, и в чём он не может сомневаться... Что же это такое, что и язычник признает делом Христа и чему он никогда не станет противоречить? То, что Христос насадил христианство»... И далее Златоуст доказывает, что чрезвычайно быстрое распространение христианства, совершённое без всяких насильственных мер несколькими простыми рыбарями, ясно говорит о том, что оно было делом рук не человеческих, а Божиих¹⁸⁷. А у Василия Великого читаем: «Какой способа мышления может быть справедливее того, чтобы, сличая его (противника) слова с учениями, преданными нам от Духа, то, что найдётся с ними согласным, принимать, а что противно, тому не верить и бежать от него¹⁸⁸. Этот метод весьма распространён в святоотеческой литературе: он очень часто встречается у Евсевия Памфила, Лактация, Бл. Августина и мн. др. Раскрывая, например, учение о бессмертии души и загробной жизни, Лактанций приводит мнение по этому вопросу различных корифеев языческой мудрости, сравнивает их взгляд с учением Св. Писания и приходит к такому заключению: «как пророки, гадатели, поэты и философы единогласно утверждают воскресение мёртвых: то никто да не спрашивает нас, каким образом оно произойдёт. Нельзя постигнуть причину творений Божиих, надобно верить, что когда он сумел сотворить человека, то сумеет и восстановить его»¹⁸⁹.

Так-как в историко-сравнительном методе приходится проводить параллель между основными началами христианства и главными принципами религий не христианских, между христианской мудростью и мировоззрениями тех или других антирелигиозных и антихристианских мыслителей, то само собой понятно, что в упомянутый метод должен взойти, как его составная, существенно-нужная часть, – экзегетический элемент, состоящий в правильном, точном изъяснении тех мест слова Божия, которые бывают нужны для подтверждения истины или для опровержения заблуждения¹⁹⁰. «Но, поскольку, говорит св. Афанасий, в защиту свою они (противники) выставляют божественные словеса и усиливаются толковать их по собственному своему разумению, то необходимо в такой мере отвечать им, чтобы защитить места Писания и показать, что в них заключается правый смысл»¹⁹¹. Доказательства из Св. Писания могут быть прямые и не прямые: к первому роду относятся те места Св. Писания, которые прямо указывают на ту или другую истину и которые нужно только раскрыть – объяснить, ко второму – те, из которых доказательную силу, для подтверждения или опровержения того или другого положения, можно получить лишь посредством правильного умозаключения» Поясним это на примере.

Вооружаясь против Ария, св. Афанасий находит прямое доказательство защищаемой истины (о Божестве Сына Божия и о Его единосущии с Богом Отцом), например, в следующих словах Спасителя: «Аз во Отце и Отец во Мне» (Ев. Ин.14:10). По началам арианским (приступает св. отец к уяснению истинного смысла приведённого изречения), эти слова не могут относиться к Иисусу Христу и Небесному Отцу Его в строгом и буквальном смысле, как требует того решительный и прямой тон речи. Ибо «как может вмещаться» Сын во Отце, и Отец в Сыне? Или, вообще, как может вмещаться Отец, Который больше, – вмещаться в Сыне, Который меньше»? Между тем, по учению православному, изречение Спасителя удерживает весь глубокий, хотя и непостижимый для ума нашего, смысл свой: «Отец полон и совершен и Сын есть полнота Божества». Напрасно враги приводят место из книги Деяний Апостольских: «О Нем бо живем, движемся и есмы» (Деян.17:18), и утверждают, будто Отец так же находится в Сыне Своём, как и во-всех живых существах, особенно в разумных, – напрасно ото говорят, потому что «Сын есть, как из источника, из Отца льющаяся жизнь, которой всё животворится и существует. А жизнь живёт не другой жизнью, иначе не была бы она и жизнь». Несправедливо и такое толкование слов Господа (принадлежащее софисту Астерию), будто в них выражается то же, что и в следующих: «Аз от Себе не глаголах, но, якоже рече Мне Отец, тако глаголю» (Ев. Ин.12:50), «и якоже заповеда Мне Отец, тако творю» (Ин.14:31), т. е. согласие учения и действий Спасителя с заповедью Бога Отца. Ибо в таком случае, чем Сын Божий будет отличаться от Давида, Соломона, Моисея, всех пророков и Апостолов, которые также говорили не своё учение и творили чудеса не своей силой, но Божией (Пс.34:9; 4Цар. 5), и мог ли Он тогда сказать о Себе: «Аз во Отце и Отец во Мне». Но Господь выразился так, а не иначе, что по мере сил своих разумеем в таком смысле: «всецелое бытие Сына собственно принадлежит Отчей Сущности; Сын от Отца, как сияние от света, поток от источника. Посему, кто видит Сына, тот видит и представляет, собственно, принадлежащее Отцу»¹⁹²… Итак, анализированное нами доказательство св. Афанасия состоит в том, что Святитель приводит изречение Св. Писания и разъясняет, что его должно понимать не в том или другом каком-нибудь смысле, а только именно так, как оно понимается в православном учении.

Гораздо сложнее не прямое доказательство Св. Писания, которое, например, св. Афанасий приводит в подтверждение той же истины и которое он основывает на следующем тексте: «Иже есть образ Бога невидимого» (Кол.1:15; ср. Ер.1:3; Флп.2:6). Сначала св. Отец устанавливает ближайший смысл этого изречения посредством аналогии, взятой из отношения между портретом и его оригиналом, между изображением и самым предметом изображаемым. «Сие ближе иной может усмотреть в подобии царского изображения, потому что в изображении есть вид и образ царя, а в царе есть вид представленного в изображении; представленное в изображении подобие царя не отлично от него; почему, кто смотрит на изображение, тот видит в нём царя и наоборот, кто смотрит на царя, тот узнаёт, что он представлен в изображении. А по сему, безразличию подобия желающему после изображения видеть царя изображение может сказать: я и царь одно и то же; я в нём и он во мне; что видишь во мне, то усмотришь в нём; и что видел в нём, то усмотришь во мне... Так, поскольку Сын есть образ Отца, то необходимо представлять себе, что Божество Отца и свойственное Ему есть бытие Сына и Сын есть всецелый Бог»... Затем, перечисляя различные имена, свойства и действия Бога Отца (Он вечен, бессмертен, всемогущ, свет, Царь, Владыка, Бог, Господь, Творец, Промыслитель и т. д.), апологет на основании общего положения, установленного посредством упомянутой аналогии, делает такое заключение: «Сие должно быть и в образе, чтобы видевый Сына, действительно видел Отца. Ибо, какое сходство между тем, что из ничего, и между Творцом, из ничего приводящим это в бытие? Или, какое возможно подобие у Существа с несущим, имеющим уже тот недостаток, что некогда оно не имело бытия и помещено в число вещей сотворённых¹⁹³». Приведённое доказательство представляет собой ни что иное, как правильное умозаключение: в нём на основании, взятом из Св. Писания, путём аналогии установлено общее положение, из которого, потом, выводятся, как следствия из своего основания, частные суждения.

Кроме указанных нами методов для защиты христианской истины в слове Божием и святоотеческих творениях употребляется ещё метод, известный в новейшей апологетике под именем супранатуралистического. Сущность его состоит в том, что он доказывает истинность христианской религии из её сверхъестественного, божественного происхождения. Св. Писание очень часто указывает на божественное происхождение христианства, как на самое главное основное доказательство его истинности. Сам Спаситель истину Своего учения основывал, прежде всего, на Своём божественном достоинстве и посланничестве, на авторитете Своего Лица, как Единородного Сына Божия. Так, находясь у сокровищницы храма, Иисус Христос стал говорить народу о Себе, как истинном свете жизни: «Я свет миру, кто последует за Мной, тот не будет ходить во тьме, но будет иметь свет жизни»... (Ев. Ин.8:12). Здесь, как везде и всегда, выступили против него фарисеи, говоря: «Ты сам о Себе свидетельствуешь, свидетельство Твоё не истинно» (Ин.8:13). Чтобы убедить одних и поразить других, Спасителю нужно было указать, вне всякого сомнения, на какое-нибудь особенно важное, неоспоримое доказательство истинности Своих слов. И Господь прямо и решительно говорит: «Вы судите по плоти, Я не сужу никого. А если и сужу Я, то суд Мой истинен, потому что Я не один, но Я и Отец, пославший Меня. А в законе вашем написано, что двух человек свидетельство истинно (Втор.19:15). Я сам свидетельствую о Себе, и свидетельствует о Мне Отец, пославший Меня» (Втор.19:15–18; ср. 7:16–18,28–29,8:25–30 и др.). Апостолы, больше всего и прежде всего, каждому и всякому старались доказать, «что Бог соделал Господом и Христом Сего Иисуса, Которого вы (иудеи) распяли» (Деян.2:36), и потом уже раскрывали ту или другую истину. Что касается, наконец, святоотеческих творений, то в них также главным основным доказательством истинности христианства считалось его божественное, сверхъестественное происхождение. Об этом со всей рельефностью говорит уже тот факт, что всё, более подходящее к истине, все лучшие религиозные понятия греков и других народов древности, апологеты первых веков христианства, начиная с Иустина мученика, ничем иным не объясняли и не могли объяснить, как заимствованием этих элементов из сокровищницы ветхозаветного богооткровенного учения¹⁹⁴.

На чём же утверждается, чем доказывается незыблемость того основного положения – о божественном достоинстве христианства, – на котором (положении) зиждется весь modus demonstrandi супранатуралистического метода? Главными доказательствами истинности упомянутого основного положения признаются в супранатуралистическом методе ветхозаветные пророчества, с точностью исполнившиеся на Лице Спасителя, и чудеса Иисуса Христа. Сам Спаситель смотрел на ветхозаветные пророчества, как на весьма важные доказательства Своего божественного происхождения и мессианского достоинства. Когда Клеопа и Лука, на дороге из Иерусалима в Эммауст, беседовали о недавних страданиях Своего Учителя и, не будучи в состоянии примирить их со своими понятиями о Христе, как Избавителе мира, впали в глубокое сомнение, то явившийся им Господь сказал: «о несмысленные и медлительные сердцем, чтобы веровать всему, что предсказывали пророки! Не так ли надлежало пострадать Христу и войти в славу Свою? И, начав от Моисея, из всех пророков изъяснял им сказанное о Нём во всём Писании» (Лк.24:25–27). Не менее, чем ветхозаветные пророчества, признавал Спаситель и Свои чудеса неоспоримыми свидетельствами Своего божественного достоинства и истинности Своего учения. Когда в праздник обновления иудеи окружили Господа во храме и с решительной настойчивостью спрашивали у Него, Он ли обещанный Мессия – Христос, то Иисус отвечал им: «Я сказал вам и не верите: дела, которые творю Я во имя Отца Моего, они свидетельствуют о Мне... Если Я не творю дел Отца Моего, не верьте Мне, а если творю, то, когда не верите Мне, верьте делам Моим, чтобы узнать и поверить, что Отец во Мне и Я в Нём» (Ев. Ин.10:25,37–38; ср. 9:30–33 и др.). Для апостолов ветхозаветные пророчества о Христе, Его знамения и чудеса служили, без всякого сомнения, непререкаемым подтверждением божественного достоинства Спасителя. Вот слова, которые наполняли всецело душу первых провозвестников Евангелия, и которыми они начинали свою проповедь: «Мужи Израильские! Выслушайте слова сии: Иисуса Назарея, Мужа засвидетельствованного вам от Бога силами, чудесами и знамениями, которые Бог сотворил через Него среди вас, как и сами знаете, Сего, по определённому совету и предведению Божию преданного, вы взяли и, пригвоздивши руками беззаконных, убили; но Бог воскресил Его» и (Деян.2:22–24; ср. 3:12–26 и др.). «Для апостолов, справедливо говорит Лехлер, воскресение их Господа служило основным камнем их веры и Его δυνάμεις ϰαὶ τέϱατα ϰαι σημεῐα божественным доказательством Иисуса, как Мессии¹⁹⁵.

Что касается святоотеческих творений, то в них пророчества и чудеса тоже считаются основными, главными свидетельствами божественного достоинства и истинности Христа и христианства. Это, со всей очевидностью, показывает тот факт, что, даже защищая христианскую истину перед язычниками, апологеты не забывали указывать на исполнение во Христе всех ветхозаветных, мессианских пророчеств и на различные чудеса.

Мы описали методы апологетического исследования, на которые нашли основания в Св. Писании и святоотческих творениях. Все, упомянутые нами, методы представляются по нашему описанию в таком виде: каждый из них – из всех, имеющихся в слове Божием и творениях святых отцов и учителей Церкви, оснований избирает одно какое-нибудь основание, как свой краеугольный камень, на котором и утверждает, обосновывает истинность христианства, взятого в целом или только в некоторых основных Пунктах, оставляя в стороне все другие основания, как ненужные, не идущие к делу. Отсюда, quasi само собой, является такое, по-видимому, совершенно справедливое, заключение: каждый метод есть нечто вполне целое, безусловно самостоятельное и совершенно достаточное для полного раскрытия и всестороннего обоснования истины, так что приступающий к апологетическим занятиям может остановиться на каком-нибудь одном методе и им исключительно руководиться в своей деятельности, не рискуя нисколько впасть в односторонность или ложность в исследовании своего предмета и, вообще, нанести какой-либо ущерб своему делу. Но такое заключение можно сделать только по первому впечатлению, по первому спешному выводу, потому что в сущности своей дело обстоит совсем иначе. Те основания, которые находит каждый метод в Св. Писании и святоотеческих творениях, существуют там не изолированными одно от другого, но органически связанными между собой, взаимно утверждающими и пополняющими себя, как отдельные звенья, или моменты одного общего, раскрывающегося в них, основания за истину христианства. Что служит, например, основанием в слове Божием и святоотеческих творениях для метода супранатуралистического, то внутренне, тесно соединено в них с тем, что также оправдывает и метод философско-исторический; или – составляющее краеугольный камень метода антропологического связано неразрывно с тем, что составляет основу в методе историческом и т. д. А если так, если все основания упомянутых вами методов так тесно связаны между собой, то, конечно, ясно, что и все указанные методы не могут представлять из себя нечто целое и совершенно самостоятельное, а суть только части того единого целого, – которое всех их объединяет, органически связывая их между собой.

Отсюда же со всей необходимостью выходит и другое заключение, что каждый апологет обязан пользоваться в своей деятельности одинаково всеми методами, а не должен придавать большего значения одному какому-нибудь методу и, тем более, не пользоваться им исключительно, если не хочет принести прямой вред своему делу. Да это и понятно. Как часть единого целого, каждый метод раскрывает, обосновывает ту или другую истину с какой-нибудь одной стороны: в то время, как, например, философский метод относится к известной истине с точки зрения логической, с точки зрения необходимости её по формально-логическим законам человеческого мышления, антропологический – смотрит на ту же истину с точки зрения отношения её в внутренней жизни человека, с точки зрения удовлетворяемости, соответствия её глубочайшим потребностям человеческого духа и т. д. Отсюда, если первый метод более действует на ум слушающих, второй – более убедителен для их сердца и т. п. Теперь, как же апологет может ограничиться одним методом, положим, первым или, всё равно, вторым, когда он должен, как мы сказали немного выше, говорить для всех и каждого не только «внятно», но и «приятно» и даже «убедительно»¹⁹⁶, когда, вообще, он обязан раскрыть свой предмет так, чтобы «извлечь истину из того мрака, которым заблуждение доселе её покрывало, и представить её во всём том сиянии, которое ей, естественно, принадлежит¹⁹⁷? Вот почему в святоотеческих Трудах мы не встречаем исключительного господства или ощутительного преобладания какого-нибудь одного метода, но везде замечаем совсем обратное явление: один метод быстро сменяется другим, другой тотчас же сменяется третьим и т. д. Так, например, в известном апологетическом труде Св. Афанасия: «Слово о воплощении Бога Слова» сначала идёт метод чисто философский, когда доказывается, что воплощение Бога для спасения падшего человечества было возможно, необходимо и вполне достойно Божества¹⁹⁸, потом его сменяет метод супранатуралистический, который раскрывает, обосновывает истину Божества Сына Божия и Его мессианского достоинства¹⁹⁹, затем, мы видим уже метод антропологический, посредством которого утверждается истинность христианства и его сверхъестественное происхождение²⁰⁰, и т. д.

Теперь понятно, как глубоко грешат и какой большой ущерб приносят своему делу те из современных христианских апологетов, которые всецело доверяют только одному какому-нибудь методу и им исключительно пользуются в своей деятельности, считая все другие методы или излишними ненужными, или даже односторонними и прямо ложными. Только при слепой привязанности апологетов к одному какому-нибудь методу и возможно то печальное, и по самому существу своему и по своим последствиям, – явление, которое часто наблюдается в современном апологетическом мире: вместо того, чтобы всеми силами и средствами бороться против врагов Христа и христианства, защитники Христовой истины истощают свои силы в горячей борьбе между собой, защищая тот или другой метод, как единственно истинный, единственно верный путь, ведущий апологета к выполнению его задачи. Какой назидательный урок дают на этот случай – слово Божие и святоотеческие творения!..

Вл. Покровский

²⁰¹ 3. Если желательно в инородческих приходах иметь священников с полным богословским образованием, как и в приходах с русским населением, то тем более необходимо устройство церковно-приходской жизни инородцев на началах строгой законности: распределение инородческого населения по приходам, выбор и назначение к ним священнослужителей, открытие новых приходов и построение церквей, открытие церковно-приходских попечительств и школ, новых штатов в прежних приходах, назначение причтам казённого жалованья и т. п. – всё это должно принадлежать исключительно Епархиальному начальству и стороннее вмешательство в делах этого рода, как осуждаемое и древними канонами, и позднейшими определениями Высшей церковной Власти, не должно быть допускаемо. Епархиальный Преосвященный, во время своих, часто практикуемых, архипастырских поездок по епархии, имеет полную возможность узнать религиозно-нравственные нужды своей инородческой паствы, её духовные запросы, имеет возможность и прийти к ней вовремя на помощь через подведомственные ему учреждения и своих сотрудников по пастырству. В помощь Епархиальным Начальствам в деле утверждения христианства среди инородцев поволжских средних губерний и устройства их церковно-приходской жизни представляет весьма благопотребным учредить в каждой епархии специальную противо-мусульманскую миссию с назначением в миссионеры лиц с надлежащей миссионерской подготовкой, напр., из слушателей миссионерских курсов в г. Казани, непременно знающего местные инородческие языки. Имея постоянный стан в губернском городе или, по усмотрению Преосвященных, в другом месте, более нуждающемся в миссионере, миссионер стал бы разъезжать по епархии, проникая в её отдалённые уголки, на месте изучал бы духовные нужды инородцев, замечал – нормальны или не нормальны условия их приходской жизни, есть ли храм, достаточен ли для населения, нет ли нужды в открытии нового прихода или нового штата в старом, где нужно открыть школу и какую именно, а в существующих школах направлял бы обучение и воспитание к вящему успеху приходской инородческой миссии. Обо всём этом и подобном миссионеры давали бы подробные доклады Преосвященным и местным Комитетам Православного Миссионерского Общества на обсуждение членов оного, составляли бы свои заключения и представляли бы, если потребует дело, проекты для улучшения инородческого дела. Думается, что через это оживилась бы деятельность и самого миссионерского Комитета и перестала бы ограничиваться, как это в большинстве случаев бывает, только молчаливым выслушиванием традиционных отчётов и собиранием денег.

Миссионерам вменялось бы, далее, в обязанность зорко следить за духовной жизнью инородцев и внимательно прислушиваться к их нуждам. Они могли бы вести религиозно-нравственные беседы с ними, и публичные и домашние. Ближайшей задачей их Церковно-просветительной миссии было бы – христиан из инородцев утверждать в вере и благочестии, склонных к отпадению всячески удерживать на истинном пути, отпадших же и язычников стараться просветить светом Евангелия и к ним прилагать особенные заботы и труды. Таким образом, деятельность миссионера была бы чисто пастырского характера и являлась бы прекрасным пополнением деятельности священников в инородческих приходах, подобно тому как в приходах с раскольническим населением противо-раскольнический миссионер бывает хорошим сотрудником и руководителем для местных причтов. В настоящее время в деятельности священников инородческих приходов мало миссионерского характера, но от миссионеров последние получили бы толчок, пример и побуждение, так-как миссионер следил бы и руководил деятельностью священников по просвещению инородцев, следил бы за тем, на сколько тот или иной священник отвечает нуждам прихода, и обо всём этом надлежащим порядком доводил бы до сведения Епархиального Начальства. Миссионер являлся бы в епархии органом местного епископа специально по делу инородческому. По уполномочию епископа он имел бы весьма близкое отношение и постоянный надзор за преподаванием в инородческих народных школах Закона Божия, особенно в школах, по самому своему названию тождественных с задачами его деятельности: так называемых миссионерских. Эти школы находятся в заведывании Министерства Народного Просвещения, но само название и назначение сих школ обязывает Епархиальные Начальства следить за их состоянием и плодами деятельности. Епархиальный миссионер, как представитель епископа, имеет свободный доступ в них, изучает их положение, особенно обращает своё внимание на преподавание Закона Божия, на дух воспитания и обучения в сих школах, дабы они являлись для инородцев, по смыслу их учреждения, проводниками веры, светочами православия, и то, что вынесет миссионер из своих наблюдений над школами, свои заключения и соображения, вносит на рассмотрение местного Комитета Православного Миссионерского Общества в собрании его членов, подобно тому как епархиальный наблюдатель церковно-приходских школ делает это по отношению к Епархиальному Училищному Совету. Через это труд миссионера, разумеется, значительно усложнится; но, чтобы заведывание миссионерскими школами не шло в ущерб остальному делу миссии, можно назначить главному миссионеру помощника из более деятельных, по его указанию, приходских священников, без особого постоянного вознаграждения или с небольшим вознаграждением из сумм, находящихся в распоряжении местного миссионерского Комитета.

Вопрос возникает о средствах на содержание миссионеров. Но вопрос этот в виду важности деда, по-нашему, не должен представлять непреодолимого затруднения: средства можно на месте изыскать, не утруждая даже ни Св. Синод, ни Православное Миссионерское Общество ассигнованиями новой суммы на инородческое дело; – по крайней мере, по Симбирской епархии. В настоящее время здесь Миссионерское Общество отпускает на женское при Симбирской чувашской учительской школе училище ежегодно 2700 руб. на содержание училища и 600 руб. законоучителю. Как видно из отчётов училища, сумма эта не издерживается полностью, а значительная часть её откладывается в неприкосновенный капитал училища. Если из 3300 руб., ежегодно отпускаемых Обществом Миссионерским на содержание женского при чувашской учительской школе училища, отделить 1200 руб., а если возможно и 1500 руб., то, полагаем, училище от этого не пострадает ни в чём, кроме того, что не будет расти у него запасный капитал, а для миссионера такая сумма является на первое время достаточным окладом ежегодного жалованья и на путевые издержки. – Кроме того, должность миссионеров возможно соединить с должностью уездного наблюдателя, и тогда на вознаграждение миссионера потребуется ещё меньшая сумма.

4. С вопросом о миссии и миссионере для утверждения среди инородцев православия соприкасается вопрос о переводе на инородческий язык книг Священного Писания и богослужебных, как источника христианского веро- и нраво-учения. Этот вопрос, по нашему разумению, имеет великую важность, ибо далеко не всё равно для чистоты православия – кто занимается этими переводами и на сколько внимательно. Чтобы переводить на чувашский, напр., язык Библию., нужно знать не только чувашский язык и славянский научным образом, но и греческий и еврейский, и сверх того ещё быть солидно богословски-образованным, знать православно-христианскую догматику и уметь весьма точно обозначать богословские понятия соответствующими словами. Известно из истории, с какой великой осторожностью, с каким опасением и страхом брались за священные переводы люди, которым выпало на долю подобное святое дело. И это вполне понятно: погрешность в переводе священных книг является погрешностью против веры, ошибкой, быть-может, весьма вредной, ибо, войдя в народное сознание, ставши достоянием всех, она станет источником неправомыслия, а при исправлении приведёт умы в смущение и негодование, печальный пример чего мы видим в наших раскольниках старообрядцах, до сих пор отказывающихся понять – как это в церковных книгах могут быть ошибки. Мы не знаем, как инородческая масса, напр. чуваши, относится к исправлениям священных и богослужебных книг, но нам кажется крайне ненормальным то явление, если всякое новое издание Евангелия на чувашском языке будет являться с исправленным, изменённым текстом. Указывая на это, мы отнюдь не намерены изгонять из употребления – домашнего и богослужебного – книг на инородческом языке; и раньше говорили и теперь повторяем своё убеждение, что проповедь Евангелия и богослужение с требами там, где вовсе не понимают славянского языка, должны быть совершаемы на природном языке инородческих жителей. Мы настаиваем только на одном – на необходимости более благоговейного отношения к переводам слова Божия и богослужебных книг на инородческие языки, на необходимости учредить более строгую цензуру над этими переводами. Дело перевода Библии и богослужебного чина на инородческий язык нельзя никоим образом отдавать в руки, частным лицам, тем более светским, богословски необразованным. Если во всяком деле, имеющем общественную важность, коллективная работа предпочитается единоличной, более склонной к произволу и ошибкам, то тем более в таком деле, как перевод священных книг на новый язык, необходимо участие возможно большего числа лиц, разумеется, подготовленных к тому, способных и компетентных.

В епархии найдётся не мало русских священников, хорошо знающих инородческий язык и богословски образованных. Из них и из инородческих иереев, при участии сведущих в языке и Св. Писании лиц светских, можно было бы составить предварительную переводческую комиссию, которая бы работала над переводами, просматривала их, сверяла и исправляла. Думается, что только такая смешанная комиссия способна отнестись беспристрастно и спокойно к своему священному делу, соблюсти со всем тщанием правильность и точность священного текста, избежать тех отступлений и описательных выражений, которые теперь по необходимости допускаются в переводах при сильном стремлении переводчиков- инородцев к пуризму языка – желании всё передать на простом, грубом народном языке. Окончательная же редакция священного текста переводов должна принадлежать особой переводческой комиссии, существующей теперь в Казани при Академии, или вновь составленной при просветительном Братстве Св. Гурия. Того, что переведено в настоящее время на языки инородческого населения Среднего Поволжья из Ветхого и Нового Заветов и книг богослужебных, – имеем в виду главным образом чувашский язык, – нам представляется вполне достаточным для христианского просвещения инородцев. Более видится нужды в переводах другого рода: святоотеческих творений, хотя избранных отрывков из них, особенно из творений русских святителей – Тихона Задонского, Димитрия Ростовского, Феофана и др., проповедей и сборников поучений на разные случаи для чтения священниками в церквах, церковно-исторических рассказов и нравственно-назидательных статей – житий св. угодников и т. п. Эти переводы возможно, конечно, поручать и частным лицам, и строгой цензуры они не требуют.

5. История распространения среди народов христианской веры и насаждения Церкви Божией на земле указывает ещё на одно могущественное средство утверждения православия среди инородцев – на монастырь. Было бы весьма желательно основать в Поволжье хотя бы один инородческий монастырь: он был бы центром религиозной жизни инородцев, служил бы сознательному усвоению ими православной веры, укреплял в них дух чистой церковности и тем самым спасал бы от колебания в вере, от нравственной раздвоенности. Св. обители издревле служили рассадниками веры Христовой, практическими школами смирения, набожности, подвига и молитвы – жизни христианской. Такую же миссию они стали бы выполнять и по отношению к инородцам и, несомненно, больше бы послужили делу православия среди них, чем многочисленные школы светской грамотности, только косвенно служащие христианскому воспитанию инородцев. Высокое, нравственно-обновляющее и созидающее значение монастыря давно уже и ясно чувствуется и самими инородцами, которые не раз обращались, напр. к Симбирскому епископу, с просьбой – разрешить им открыть у себя пока общину на началах строго монастырской жизни, с намерением после обратить её в монастырь. Отсутствие нужного количества земли, храма и материальных средств препятствуют пока осуществлению здесь столь доброго начинания. Симбирское Епархиальное Начальство, глубоко одушевлённое заботами о наилучшей постановке инородческого миссионерства, понимает важное миссионерское и религиозно-просветительное значение монастыря для инородцев и не оставляет надежды и желания устроить для них обитель. Это было бы крупным шагом вперёд в деле утверждения православного христианства среди младенчествующих в вере инородцев, началом нового периода их духовного просвещения.

Переходим к другой стороне инородческого дела, в области школьно-учебной. К сожалению, эта область далеко не чужда духа партийности и вредного соперничества между ведомствами министерским и духовным. Церковно-приходским школам, – по проискам людей, от которых более всего, казалось бы, наши церковные инородческие школы должны были ожидать сочувствия и содействия, вследствие влияния их на крестьян непосредственно или через каких-нибудь старост, старшин, земских начальников, – либо вовсе не суждено бывает открываться в местности, где Епархиальное Начальство полагало бы полезным открыть, либо приходится замирать, как бы естественным путём, от навеянного несочувствия прихожан.

Епархиальные Начальства и учреждения никогда не вступали в борьбу и соперничество с ведомством Министерства Народного Просвещения, охотно и свободно представляя министерским школам действовать на ряду с церковно-приходскими. Такого отношения они желали бы и к своим школам со стороны чинов министерства, хорошо зная, что церковно-приходская школа вернее отвечает духовно-нравственным потребностям народа, и что народ, без постороннего влияния, всегда относится с великим доверием и преданностью к этим школам. Бояться школ духовного ведомства нечего: церковные школы ничего нового не вносят в инородческую среду, сравнительно с министерскими, кроме большего духа веры и церковности. Учителям дана строго определённая программа и преподавание ведётся, по системе Ильминского, на инородческих языках с постепенной заменой их русским. Система эта должна быть принята или в настоящем её виде или с теми изменениями, какие найдёт нужным произвести в ней Высшее духовное начальство применительно к местным условиям и нуждам епархии.

Чтобы школы прямым путём утверждали православие среди инородцев, а не через посредство только грамоты, которой, как всякому известно, люди пользуются различно, чтобы они воспитывали подрастающее поколение в твёрдых христианских убеждениях и устраняли в народе саму возможность религиозных колебаний и отпадений, их следует сблизить с выше-проектируемой православной противо-мусульманской миссией. Теперь в инородческих приходах поволжских епархий имеется несколько школ, так называемых, миссионерских, содержимых на средства Православного Миссионерского Общества и обязанных служить целям его.

Непонятно – зачем эти школы, имеющие чисто церковную задачу, находятся в заведывании Министерства Народного Просвещения и подчинены лицам светским, которые назначают в эти школы учителей по своему выбору и заправляют ходом всего учебно-воспитательного дела здесь. Чтобы миссионерские школы были действительно миссионерскими, оправдывали своё название и отвечали прямому своему назначению, их следует совершенно изъять из ведения Министерства Народного Просвещения и передать в непосредственное заведывание власти, церковной, как это и признало полезным и первое чрезвычайное училищное при Св. Синоде собрание. Пусть местный миссионерский комитет имеет к сим школам начальственное отношение – требует о состоянии в них учебного и воспитательного дела ежегодные отчёты, высказывает свои соображения об их улучшении и т. п., но высшее управление ими должно принадлежать Епископу и находящимися в его ведении епархиальным учреждениям и лицам – епархиальному миссионеру, епархиальному наблюдателю церковно-приходских школ и Епархиальному Училищному Совету.

Ещё больше оснований и надобности изъять из заведывания М. Н. Просв. женское при Симбирской чувашской учительской школе училище для передачи его в ведомство духовное. Училище это, почти исключительно, содержится на средства Миссионерского Общества, считается миссионерским и никоим образом не может составлять недоступной собственности Министерства, которое, затрачивая очень незначительную сумму, и то всего несколько лет тому назад, бесконтрольно им распоряжается, ревниво закрывая в него ближайший доступ Епархиальному Начальству²⁰².

Реформированное женское при Симбирской чувашской учительской школе училище перестанет оставаться тем межеумком, каким оно было до сих пор, как управляемое чинами Министерства, а принадлежащее, по своему содержанию и назначению, ведомству духовному, перестанет стоять вопросом между этими ведомствами и тем весьма много терять в плодах своей деятельности. Переданное на ответственность духовенства, оно являлась бы в руках Епархиального Начальства хорошим миссионерским средством проводить христианские начала во внутреннюю жизнь чувашских семей и перерождать эту жизнь из грубой – полуязыческой в благообразную христианскую.

Мы пришли к тому, с чего начали: к признанию необходимости точно разграничить область христианского воспитания и гражданского образования инородцев, разграничить круг прав и обязанностей светских веятелей и Епархиального Начальства с духовенством в деле просвещения инородцев и устройства их церковно-приходской жизни. Первые, как чины Министерства Народного Просвещения, пусть занимаются образованием инородцев – какое найдут пригодным и своевременным – начальным, средним, высшим, пусть берут на себя дело обрусения их; но дело церкви и церковной власти – заботиться об утверждении православия среди инородцев, устраивать их приходскую жизнь – заводить, где нужно, церковные школы, находить для христиан инородцев священников, знающих их язык и могущих быть там полезными, изыскивать средства к обращению мусульман и язычников, охранять склонных к отпадению, открывать новые приходы, или новые штаты в старых. Допускать вмешиваться светским людям в область церковного учительства или сферу епархиального управления – значит, тем самым, вносить разлад в обще-епархиальную жизнь. Предоставьте церкви и Епархиальной власти то, что всегда и везде ей принадлежало, дело евангельской миссии среди инородцев и устройства их церковно-приходской жизни, определивши, если то нужно, деятельность епархиальных учреждений и духовенства среди инородцев точными правилами и инструкциями Св. Синода, тогда, смеем надеяться, инородческое дело встанет на надлежащий путь и, так называемый, инородческий вопрос получит своё естественное разрешение. Несправедливо бояться застоя в деле просвещения инородцев духовенством: местный Епископ и подчинённые ему учреждения, не связанные и не стеснённые никакими сторонними силами, чувствуя на себе великую нравственную ответственность за духовное благо инородческих племён, с большой любовью и заботливостью отнесутся к ним, найдут нужных для дела людей и, несомненно, проявят свою энергию там, где она теперь парализуется или остаётся почти бесплодной.

Итак, инородческий вопрос решается очень просто, потому что он, как нам думается, и на самом деле не так мудрён, как может быть представляем людьми, лично в нём заинтересованными.

В состав Русской Империи входит масса инородческих племён – на севере и юге, на востоке и западе, но когда произносится выражение «инородческое дело», «инородческий вопрос», то нужно разуметь тут дело, касающееся не лопарей и зырян, не карелов и мордвы, не киргизов и калмыков, не грузин и не кавказцев – инородцев великих по численности и дорогих как церкви, так и государству, а только, почему-то, инородцев среднего Поволжья и из них не всех, а только избранных – чуваш и татар. Это явление объясняется, нам кажется, тем, что среди поименованных инородческих племён и великого множества им подобных некому поднимать и поддерживать, так – называемые, инородческие вопросы, не в том смысле, что не нашлось там человека, готового и способного стать выразителем нужд и защитником интересов своих сородичей, а в том, что эти нужды и интересы – весь строй их жизни – не разделялись резкой гранью от общерусской жизни, в том, что эти инородческие племена не имели потребности ставить о себе вопросы. Отсюда нам представляется вполне возможным прийти к заключению, что инородческий вопрос о чувашах и татарах Казанского края, делающий столько шуму и хлопот, вызван был к существованию хотя самой жизнью, но в настоящее время поддерживается уже более искусственно, и потому ему, как более теоретическому и искусственному, в настоящее время, кажется, уже нет оснований придавать особую важность. В русском государстве, среди давних подданных единого русского царя, в области одной православной церкви – инородческий вопрос звучит диссонансом: все должны быть как бы одного рода – родные, близкие между собой, хотя бы и говорили на равных языках, все должны жить одной дружественною семьёй, хотя бы были различных верований, различного духовного роста. По нашему пониманию, нельзя назвать истинным благодетелем инородческого племени того человека, который бы намеренно обособлял своё племя от главной народности в государстве: для племени, утратившего навсегда возможность самостоятельного политического существования и, что всего главнее, с ложной верой, отсутствием науки и плодов просвещения, – единственное счастье – это свободно, открытым сердцем, восприять истинную веру главной народности, унаследовать её духовные богатства, скорее и теснее войти в состав её семьи. Русские не ищут обрусения инородцев, зная, что от этого ничего лишнего они не получат; ничьей народности они не насиловали: не отнимали ни веры, ни языка у племён, вошедших в состав их государства, а, стараясь объединиться с инородцами для их же блага, стараясь передать им свет христианства и плоды европейской образованности (культуры), сами изучали их веру, язык, нравы жизни. Н.И. Ильминский, отдавший свои силы и способности инородцам, был не татарин, не чуваш, а русский – православный. Эти соображения и факты, освобождая нас от упрёков в тенденциозности, подсказывают ясно, на каких началах целесообразнее устраивать жизнь инородцев, и что нужно для окончательного, бесспорного решения, так – называемого, инородческого вопроса... Нужно перестать считать инородцев за государство в государстве, за церковь в церкви, и заботиться только об их истинном благе, а не преследовать иных целей.

С. E. Н.

Начинается литургия.²⁰³ Отверзаются царские врата, говорится великая ектенья. Как на проскомидии, так и в ектеньях государь не называется благоверным и благочестивым. Прошение о нем наложено так:

«О самодержавному великом царе Николае Александровиче и о всех болярех и о воех его, Господу помолимся». По этому пункту раскольники разногласят между собой: одни из них молятся за одного царя, другие поминают государыню и даже наследника. В Саратове, наприм., дьякон Комаров поминал только одного государя, в Дубовке поминали государя, государыню и наследника. Так и в других местах России,

Дальнейшие особенности в литургии следующие:

1) Царские врата стоят отверстыми от возгласа: «Благословенно царство»… и до Херувимской песни.

2) Во время чтения Апостола, если священник служит с диаконом, последний подносит ему крест, которым он осеняет себя и потом диакона.

3) Перед чтением Евангелия раскольничий поп говорит: «премудрость прости, услышим св. Евангелия» и только. «Мир всем» не говорит.

4) Передняя часть фелони у старообрядцев делается на пуговицах, и эта часть то опускается, то поднимается в течение литургии несколько раз.

5) Каждение народа совершается со словами; «Дух Святый найдёт на вас, и сила Вышнего осенит вас». Каждение делается: 2 раза прямо, а 3 поперёк, образуя этим крест.

6) Малый и Великий вход совершаются в преднесении 2 свечей.

7) На Великом входе царская фамилия и др. лица не поминаются, а говорится только: – «Всех вас да помянет Господь Бог во царствии Своем всегда, ныне и присно и во веки веком», делается это 3 раза, причём первый раз священник обращается к правому клиросу, во второй – на средину моленной и последний – к левому клиросу²⁰⁴.

8) На Херувимской песни и в молитве перед пресуществлением св. таин воздевания рук не бывает. Последнее вообще считается ересью.

9) После возгласа: «Благодарим Господа» певцы поют только 2 слова: «Достойно и праведно».

10) При возгласе: «Приимите, идите»... и затем: «Пийте от нея вси».., лже-иерей, показывая на дискос и потир, держит руку двоеперстно, равно и лже-диакон во всех случаях держит руку с орарем в таком же виде.

11) На возгласе: «Твоя от твоих»... лже-священник не поднимает сосуда с дискосом, а только показывает на них, певцы же поют: «Поем тя, благословим тя, благодарим тя, Господи, и молим ти ся, Боже наш».

12) На возглас: «В первых помяни, Господи, господина нашего епископа X, егоже»... певцы ничего не поют.

13) При возгласе: «Святая святым» лже-священник чтобы избежать православного сложения трёх перстов, взимает агнец теми тремя перстами обеих рук, какие у них слагаются на молитву, т. е. великий и 2 последних. Неловко это, страшно неудобно, первые 2 перста обеих рук торчат, точно рога, но что же поделаете! Здесь в этом случае, яснее всего, кажется, изобличается лже-мудрование наших раскольников насчёт излюбленного ими двоеперстия, его якобы древности. Кажется, ясно сказано в их служебнике времён патриарха Иосифа: «иерей, приемля св. хлеб обеих рук тремя персты, и возглашает: «Святая святым». И творит крест над св. дискосом, св. агнцем»; но старообрядцы и тут видят своё двоеперстие, несмотря на явное себе противоречие. Сделайте по православному, возьмите св. агнец, согласно требованиям патриаршего служебника, тремя персты обеих рук, у вас именно так и выйдет, что 3 перста только и будут участвовать в деле, а у мнимых старообрядцев участвуют все 10 пальцев. У нас, православных, последние 2 перста пригнуты к ладони, их как бы нет, они не видны в участии поднятия предмета, а у раскольников первые два вытянуты, торчат или тоже прикасаются к предмету.

14) Мирянам преподаётся тело и кровь по три лжицы каждому, не исключая и младенцев²⁰⁵.

15) При причащении лже-священник говорит: «честное и пречестное тело и кровь Господа Бога и Спаса нашего Исуса Христа преподаётся рабу Божию (такому-то), от престола Господа Бога и Спаса нашего Исуса Христа, в храме (примерно) иже во святых отца нашего Николы Архиепископа Мирликийского чудотворца, на память (примерно) иже во святых отца нашего Сергия Радонежского чудотворца, во оставление грехов и в жизнь вечную». И это каждому; и на каждое причащение поётся: «Тело Христово приимите»...

16) На возглас: «Спаси, Боже, люди твоя»... певцы молчат и не поют: «Видехом свет истинный»...

17) При пении 33 псалма: «Благословлю Господа на всякое время»... священник раздаёт антидор богомольцам, причём, давая частицу, говорит: «Щедр и милостив Господь, пищу дал еси боящимся его». Раздав антидор мужчинам, священник идёт на женскую половину, так-как женщины у старообрядцев стоят позади мужчин. Антидор раздаётся не по равной части всем и каждому, а по рангу и положению: одному целая просфора, другому половинка, третьему четвертинка, а иным просто кусочки. Сам подход к антидору, равно и ко кресту, совершается в порядке, не торопясь и по чину: богатый идёт вперёд, бедный позади его.

18) На отпусте лже-священник даёт целование креста, причём каждого осеняет крестом) и говорит: «Силою и заступлением честного креста Твоего, Господи, помози ми грешному». При этих словах священника и осенении им – каждый богомолец должен перекреститься и поцеловать крест и руку лже-священника. Женщины подходят ко кресту на своей половине. При осенении крестом певцы поют: «Иже крестом ограждаеми, врагу проявляемся»... и пр. Подпустив ко кресту богомольцев, лже-священник идёт к жертвеннику и начинает потреблять в сосуде. Богомольцы в это время садятся на лавки, беседуют между собой, поздравляют друг друга с праздником, мальчики разносят почётным лицам поданные ими на проскомидии просфоры и получают от них подачки, уставщики моленной тоже ходят с поздравлением купцов и др., от которых ожидают вознаграждения; многие приглашают в это время уставщиков к себе домой «на чай», обед. В это же время по моленной носят кружки «на украшение моленной», и «на содержание причта». Когда лже-священник потребит в сосуде, мальчик нальёт ему стаканчик вина для омовения сосуда, другой для запития; всё это раскольничий иерей выпивает, заедая просфорами. После этого, лже-священник подходить к южной двери, мальчик подносит ему блюдо и поливает воду. Лже-священник омывает руки, державшие агнец, уста, потребившие его, а вместе с тем омывает усы и бороду. Это блюдо с водой потом разносится богомольцам и, как ни странно это, оно не вызывает у старообрядцев чувства брезгливости: они пьют воду, да ещё понемножку, считая эти ополоски священника как бы дополнением к антидору, священной водой²⁰⁶. Отёршись полотенцем, лже-священник выходит на амвон, богомольцы поднимаются и начинают полагать 7-покловный начал. После «Достойно есть»... и «Слава Отцу»... лже-священник вынимает из кармана список имён и начинает по очереди произносить молитву сначала о здравии, потом за упокой. Это делается так: «Спаси Господи и помилуй болящего раба твоего (примерно) Иоанна», говорит священник; певцы редким речитативом произносят: «Избави его Господи и помилуй от всякия скорби, гнева и нужды, от всякия болезни, душевные и телесные, прости ему всякое согрешение, вольное и невольное и душам нашим полезная сотвори». За каждое лицо эта молитва произносится 3 раза и на каждый полагается 5 поклонов. Затем, раскольничий иерей переходит к другим. Кто дал больше, тех имена он произносит отдельно; если плата дана небольшая, он соединяет несколько имён вместе. В заключение он делает такое общее произношение: «Спаси Господи и помилуй рабов божиих, творящих милостыню и нас питающих». Следует вышеприведённая молитва. Кончив о здравии, священник переходит к умершим. – «Покой Господи души усопших раб твоих» (одно или несколько имён называется) произносит он. Здесь другая молитва: «Елика согреши в житии сем яко человек, Ты же яко человеколюбец Бог прости его и помилуй и вечные муки избави, небесному царствию причастника учини, а душам нашим полезное сотвори». И тоже 5 поклонов. Представьте, что таких отдельных поминовений о здравии и за упокой набрано до 60, за каждого идёт молитва 3 раза, значит, приходится обе эти молитвы произнести 180 раз и сделать 900 поклонов. Времени пройдёт не мало. А это бывает почти каждую службу. Таким образом, и литургия, и поклоны эти занимают время очень продолжительное – часов 5–6 и больше.

Указанные 2 молитвы о здравии и за упокой пользуются большой популярностью между раскольниками. они распространены во всех толках раскола, а у беспоповцев заменяют литургию и жертвоприношение.

Кончив эти молитвы, священник делает отпуст «начала», кланяется народу и снова кладёт 3 поклона²⁰⁷.

– С праздником поздравляю вас, христиане! – говорит священник, обратясь к народу.

– Спаси Христос, батюшка! – отвечают.

Следует приглашение «на чай» или обед священника. Богомольцы спешат в кельи переодеться, мужчины снимают с себя кафтаны со сборками, оставляют их на хранение тут же, а сами подвязывают галстук, надевают сюртук, пальто; женщины снимают сарафаны, платки, завязывают их вместе с лестовкой и подручником, в узелки и тоже или оставляют здесь, или же уносят с собой.

Уходя из моленной, священник, по миниатюрности кружки, прямо кладёт её в карман и уже дома считает свой доход. Уставщики и дьякона живут на особом жаловании, оклад которого зависит от голоса.

Никаких треб в праздничные дни у старообрядцев не бывает. Всякий знает, что священник устал, и переносит их на другие дни. Самые требы у старообрядцев, исключая свадьбы, совершаются в доме и сопровождаются обязательным угощением причта. А треб у них не мало. Молебен в день своего Ангела, жены, детей, панихиды по умершим. – Это у мелких лиц, которые не могут дорого платить. Что касается купцов и состоятельных лиц, то в указанные дни они заказывают литургию и всенощную. Кроме этого у них много существует особо чтимых святых: Николай чудотворец, Пантелеймон и др.; они служат молебны перед отъездом на ярмарку, по приезде, в болезни, при радостных событиях жизни.

Так вот в каком порядке совершается у раскольников австрийской секты богослужение. Не дёшево стоит у них отслужить литургию, но служат старообрядцы, не стесняясь деньгами: 5 р. священнику, 4 – дьякону, по 2 р. двум уставщикам, а там певчим, старухам, да угощение. От этого мы и видим, что причт раскольнический благоденствует, живёт в довольстве, при деньгах, без нужды. Многие из них нажили свои дома, открыли свою торговлю, и дети их состоят купцами. Поэтому и трудно этим людям, стоящим во главе раскола и сознающим его ложь, сказать правду и самим идти по истине. Нужна самоотверженность, нужна сила воли и твёрдый характер, чтобы разорвать всю эту оболочку раскола и выйти на Божий свет. Мир раскола – это подобие заколдованного кружка. Своя у них жизнь, свои интересы, свои знакомые; кружок этот так сцеплен и скован взаимностью интересов, общения, родством, что всё постороннее мало доходит до него. Школа у него своя – в раскольническом духе, от знакомства он сторонится, читает он только свою литературу, ну и смотрит дикарём, невежей в полном смысле этого слова. Правда, торговые старообрядцы, вращаются среди разных лиц, много ездят по России, видят, слышат, но что же из этого? Весь интерес этих лиц сосредоточен только на одном денежном обороте, коммерции, прибыли, весёлой широкой жизни, а религия нисколько не касается их души и сердца, они даже молчать об ней, боятся говорить об ней с посторонним частью потому, что во-всяком постороннем, не их веры, лицо они видят еретика, заблудившегося и погибшего человека, от которого добра ждать нечего, и частью потому, что всякий раскольник видит всю свою веру в её обрядности, поклонах, лестовке, подручниках и молитвах по псалтырю дома или в долгих службах в моленной. К этому надо знать, что всякий раскольник горд, самолюбив, самоуверен, считает себя всезнающим и на других смотрит с презрением. Только нужда, крайность заставляет его иметь дело не с своим единоверцем. Всмотритесь в жизнь раскольника, не говорю бедняка, а состоятельного человека. Вся прислуга у него в доме, лавке – раскольники, саму торговлю он ведёт, в большинстве, с раскольниками и, если случай введёт его в сношение «с еретиком», он держит себя по отношению к нему осторожно, подозрительно, о делах веры молчит, а в компании таких лиц даже откажется от своей веры, скажет: «какой я старовер! Старики у меня»... Этим он прекратит всякое посягательство на его веру и вместе с ним разговор о делах веры. Наконец, много ли у нас таких православных, вращающихся в народе, которые бы сознательно и твёрдо исповедовали свою веру и влияли на раскол! Большинство содержит свою веру, как бы только для себя, а не для других. Когда я перешёл из раскола в православие я опирался исключительно на свои внутренние убеждения и в них одних я находил для себя опору и утешение. Раскольники воздвигли на меня жестокое гонение, о котором православные и представить себе не могут; хозяин, у которого я жил, хладнокровно сказал: «что тебе вздумалось менять свою веру»; соседи уличные только головой покачали над моим присоединением к св. Церкви. Ни звука радости, сочувствия, помощи, утешения я не встретил вокруг себя. Холод, равнодушие полнейшее! А между тем, раскол сразу пустил на меня свои подавляющие пружины, и я очутился буквально на улице. Хозяин, по давлению раскольников, отказал мне от должности, мать выгнала из дома, не отдав мне даже моего платья; три дня жил я в большом губернском городе Саратове, не имея куска хлеба, не зная, где переночевать; ходил, точно нищий, без определённых занятий и положения. С рабочими-поляками пришёл я обедать в бесплатную народную столовую города. И если бы не приснопамятный архипастырь, преосвященный Тихон, тогда епископ саратовский, если бы не о. игумен в то время, а ныне здравствующий в Могилёве епископ Мисаил, Бог весть, что со мной было бы. Они вырвали меня из этой обстановки, они дали мне возможность развить себя и быть тем, что я есть ныне.

Я увлёкся своими личными воспоминаниями, но я сказал это к тому, как мало наша православная среда имеет влияния на раскол. Духовенство, и только одно наше православное духовенство, ведает дело миссии, ведёт борьбу с расколом, трудится – и само лично, и тратит средства на содержание миссионеров. Но духовенство, миссионер – не всегда может проникнуть в семью раскольника и войти в ближайшее с ним общение. Раскольник сознательно чувствует своё бессилие перед ними, сторонится их и живёт вдали от них; тогда как православная среда всё же ближе стоит к расколу, чем духовенство. Вот тут-то и задача православного духовенства и миссии воспитать православную среду так, чтобы она помогала ему в деле раскола, чтобы в приходе были ревнители православия. Нужно много борцов и защитников св. Церкви! У раскольников всякий мужик или женщина знает своё учение и твёрдо отстаивает его перед другими; нужно, чтобы и православные наши твёрдо знали своё православное учение и также мужественно защищали его перед сектантством. Это может сделать школа, церковь и миссия. Не нужно падать духом и опускать руки, если раскольники перестали ходить толпой на беседы миссионера: это показывает только, что раскол сознал своё бессилие и прячется. Одно это уже важно и имеет своего рода влияние на православную среду. Хуже будет, если мы замолчим и не будем тревожить раскол своими беседами: тогда он вновь поднимет свою голову, усилит свою пропаганду. Миссия нужна; беседы приносят великую пользу и помогают православному духовенству в просвещении им своей паствы. Не закрывают школу, если в ней не учатся сектанты; не закрывают храма и прихода, если в нём развился раскол; нельзя закрывать и миссии потому только, что раскольники не являются на публичные беседы. Не идут на такую беседу, говори с ними дома. Но говори, говори везде и всюду, при всяких случаях. – «Проповедуй слово, настой во время и не во время, обличай, запрещай, увещевай со всяким долготерпением и назиданием», учит св. Павел (2Тим.4:2). Или: «Будьте всегда готовы всякому требующему у вас отчёта в вашем уповании дать ответ», – говорит св. Петр (1Пет.3:15).

Пензенский епархиал. миссионер Свящ. Конст. Попов

(Из Всеподданейшего отчёта г. Обер-Прокурора Св. Синода).

Первая всероссийская народная перепись, прошедшая из края в край Российской Империи и проникшая в самые отдалённые и глухие её углы, представляла для народа необычайное явление. Вот почему во многих местах Империи она и встречена была населением с смесью боязни, подозрения, надежд нелепых толкований и слухов. Особенно подозрительно и недоброжелательно отнеслись к переписи раскольники. Мысль о греховности переписи возникла из того, что последователям «древляго благочестия», как именуют себя сами раскольники, приходилось писаться или «раскольником» – и тем похулить это «благочестие», или православным – и, следовательно, отречься от своего исповедания; то и другое было равносильно отступничеству от древлепреданной отеческой веры. Независимо от того в среде последователей сект раскольнических толков сильна мысль, что запись в метрики и вообще во всякие документы представляется преданием себя во власть антихриста и наложением его печати. Для раскольнического воображения, и без того сильно занятого мыслью об антихристе, последнем мучителе правоверных, слух о переписи, таким образом, естественно мог показаться подтверждением страшных опасений и ещё более обострить эти страхи. К тому же некоторые раскольнические грамотеи, по словам Томского преосвященного, не гнушающиеся светских газет, почерпнули из них известие о комете, которая появится в 1899 году и будто бы столкнётся с землёй. Эти известия ещё более укрепили раскольников в мысли о близости кончины мира и тем ещё более усилили тревогу. Но особенно сильное возбуждение замечалось среди последователей страннической секты, которая с самого начала своего существования определилась, как секта противообщественная, отрицающая не только церковный, но и весь существующий общественно-государственный строй, выходя из крайне фанатического учения об антихристе, воцарившемся в мире в преемственном ряде носителей Верховной Власти. Одна странническая семья, проживающая в Мариинско-Чулымской тайге, страшась печати антихриста, собиралась было, по словам преосвященного Томского, предать себя даже сожжению, и только убеждения более благомыслящих соседей не дали осуществиться этому фанатическому замыслу. Странники, живущие в пределах Сарапульского викариатства Вятской епархии, в год переписи устроили несколько собраний, предметом рассуждений коих была всеобщая перепись. Они постановили уклоняться от переписи, что и исполнили на самом деле. По словам отчёта преосвященного Вятского, переписчиков в дома свои они не пускали, или, если те входили, то имён своих не сказывали. Некоторые из деятелей по переписи – счётчиков и наведывавших участками свидетельствуют, что многие из принадлежащих к секте странников и бегунов в Тверской, Ярославской и Костромской губерниях ускользнули от переписи, скрытые в разных тайниках, подпольях и других притонах, устраиваемых в домах менее совершенных последователей страннической секты, так – называемых «жилых» бегунов, «странноприимцев» или «пристанодержателей». Последние, живя в «миру», обязаны давать у себя приют настоящим странникам. В Даниловском, например, уезде, как известно, по словам одного деятеля по переписи, всем местным жителям, через каждые 5 вёрст имеются странноприимные дома. В двух обществах Георгиевской волости, Кинешемского уезда, в котором имеется вообще довольно значительное число странников, счётчику удалось видеть только троих. По свидетельству преосвященного Томского, некоторые из проживающих в Томской губернии раскольников также уклонились от переписи. Наиболее упорные и фанатичные раскольники Херсонской епархии, с целью уклонения от внесения своих имён и фамилий в переписные листы, бежали, по свидетельству преосвященного Херсонского, в Румынию, где и переждали время переписи.

Один счётчик (4 участка Макарьевского уезда) рассказывает, что, когда он явился к дому одного раскольника, крестьянина, местного полицейского десятского, то последний долго не впускал его, а затем отказался дать необходимые ответы, ссылаясь на то, что все сведения можно получать в волостном правлении. Наконец, им было заявлено, что он православный христианин, носит святое имя, а счётчик пришёл от антихриста, в антихристов же лист своё имя он записывать не желает; при этом он взял свой знак полицейского десятского и швырнул его со словами: «возьмите и этот антихристов знак, я ему не слуга».

На особое затруднение при переписи последователей одной секты указывает заведовавший 5 участком Варнавинского уезда, свидетельствующий, что получение ответов было затруднительно об именах лиц, принадлежащих к сей секте, так-как об этих именах сим лицам не объявляется до крещения, совершаемого в 30-летнем возрасте. Поэтому, в перепись попало много совершеннолетних лиц без имени, а до отроческого возраста почти все дети таких сектантов записаны мальчиками и девочками с одним отчеством. Имя до крещения содержится в такой тайне, что и в семье, между своими членами, не употребляют его, а некрещённых называют просто «паренёк» и «девчонка». Названия своей секты такие раскольники вовсе не объяснили, местные же жители называют их «немоляками», как отрицающих иконы и наружное моление.

Всенародная перепись в отчёте г. Обер-Прокурора Св. Синода признаётся ближайшей причиной всем известной, поразившей человечество ужасом, истории заживо-погребённых раскольников Терновского хутора Тираспольского уезда.

Тяжёлая история эта в тоже время показывает до какой степени доходит фанатизм раскольничьих монахов и монахинь и как велико их влияние на тёмную раскольничью массу.

Главное действующее лицо этой истории – «схимонахиня» Виталия. Эта Виталия, в мире Вера Макеева, дочь Херсонского мещанина, приняла пострижение в Куреневском раскольническом монастыре, но лет за 10–12 до всеобщей переписи оставила куреневскую обитель и поселилась в Терновских плавнях в ските, находящемся в саду семьи Ковалевых. Приобретённой в Куреневском монастыре начитанностью в старопечатных книгах и фанатизмом Виталия приобрела сильное влияние на окружающих её раскольников, имуществом, жизнью и смертью которых она располагала сообразно своему настроению.

В 1896 году среди Терновских скитников распространился слух о всенародной переписи. Весть эта привела в сильное смущение всех Терновских раскольников, считающих отступлением от веры записываться в метрические книги.

Виталия, ещё задолго ранее говорившая, что «в осьмой тысящи века сего совершится скончание и суд», усмотрела в народной переписи признак близости скончания мира и страшного суда и убедила своих последователей, что перепись есть «печать антихриста». Чтобы не отдать себя в руки «нечистой силы» и спасти свои души, Виталия и её последователи решили не давать о себе переписчикам никаких сведений, даже в том случае, если бы за это им угрожали мучениями и смертью. Мысль о самоубийстве явилась, когда Виталия, в постоянных разговорах с окружающими, рисовала перед ними картины угрожающих за сопротивление переписи мук и смерти. Расстроенная такими беседами жена Феодора Ковалева (хозяина сада, где был скит Виталии,) спросила своего мужа: «что же будет с нашими детьми, когда нас замучают и убьют». «Дети наши малы, отвечал Ковалев жене, переписи не воспротивятся, их заберут в никонианство и потом запишут». Ковалева ответила на это мужу, что она скорее живая ляжет с детьми в могилу, чем допустит их до такой погибели вечной. Узнавшая об этом разговоре Виталия признала ответ Анны Ковалевой озарением свыше и обещала ей и её детям мученические венцы, если она заживо зароется с ними в землю, и благословила её на такой подвиг. Описанный разговор происходил утром 22-го декабря 1896 года, а к вечеру того же дня явилось уже несколько желающих заживо похоронить себя.

В продолжение ночи на 23-е декабря обрёкшие себя на добровольную смерть разобрали часть стены в каменном погребе Фомина – соседа Ковалевых, за ней вырыли в земле горизонтальную яму, при участии Виталии сами же отпели над собой чин погребения, а утром 23-го декабря улеглись (в числе 9-ти человек) в яму, а Фёдор Ковалев, как каменщик, замуровал их. В этой партии заживо – погребённых Ковалев замуровал и свою жену с двумя детьми, в твёрдой уверенности, что эти дорогие ему существа пошли не на муку, а в царствие небесное. Пример зарытых заживо не остался без подражания среди последователей Виталии: чрез четыре дня, в ночь с 26-го на 27-е декабря 1896 года, новая могила, вырытая в полутора верстах от усадьбы Ковалевых, приняла шесть новых человеческих жертв. Виталия и Ковалев хранили в тайне эти погребения живых людей. Наконец, наступили дни переписи, и вот, когда явился переписчик в усадьбу Ковалевых, он нашёл двери скита запертыми и только через отверстие получил письменное заявление, что скитники «не согласны записывать своё имя и отчество»: так, как «метрики отчуждают их от Христа и от истинные христианские веры», что «новым законам они повиноваться не могут, но желают за Христа умрети». Ни полиция, ни местный земский начальник не могли убедить их дать о себе нужные сведения. Тогда Виталия вместе с четырьмя монахинями и одним монахом были арестованы и заключены в Тираспольский тюремный замок. Пять дней длился арест, и пять дней арестованные ничего не ели и не пили, упорно отказываясь от предлагаемой им пищи. Вот почему местные судебные власти чтобы арестованные не умерли от голода, отпустили их из тюрьмы под домашний арест в доме Ковалевых. 9-го февраля 1897 г. арестованные возвратились из тюрьмы, а ночью с 10 на 11 того же февраля Виталия велела Ковалеву засыпать землёй ещё четырёх женщин. Наконец ночью же с 27 на 28 февраля 1897 года сама Виталия, 60 летняя старуха Ковалева с дочерью и сыном и две неизвестные монахини бесследно исчезли из дома Ковалевых и, как впоследствии обнаружилось, по их просьбе были также замурованы Феодором Ковалевым. По объяснению последнего, причиной самоубийства лиц, зарытых им в феврале, служила та же перепись, хотя она и была уже кончена: одни решили зарыться потому, что попали в перепись и такой смертью желали спасти душу от положенной на них «печати», другие, в том числе и Виталия, опасались, что не избегнуть внесения в перепись, так-как найдутся люди, которые, зная их, дадут за них ответы на постановленные в переписных листах вопросы, и потому решили также «лучше заживо в землю закопаться, чем отдать себя в руки антихриста».

Против Феодора Ковалева возбуждено было судебной властью преследование, но Его Императорскому Величеству, в 31 день декабря 1897 года, благоугодно было Высочайше повелеть: преследование это прекратить с отдачей Ковалева бессрочно в один ив православных монастырей по усмотрению духовного начальства. Во исполнение такового Высочайшего повеления и состоялось определение Святейшего Синода о заключении Ковалева, бессрочно, в Суздальский Спасо-Евфимиев Монастырь, в арестантское его отделение, с подчинением строгому надзору настоятеля монастыря.

* * *

От Редакции. Уже во время судебного расследования, под влиянием бесед духовных и должностных лиц, отуманенное бреднями Виталии сознание Ковалева стаю проясняться: он понял весь ужас совершённого им преступления и часто горько плакал. Человек он тихий, слабохарактерный. Находясь в заключении в Суздальской обители, невольный преступник, под влиянием благотворно действующей монастырской обстановки, служб церковных, увещания старцев, особенно же, под благодетельным нравственным влиянием нового о. настоятеля архим. Серафима (о. Чичегова), – Ковалев раскаялся не только в своём ужасном преступлении, но и в заблуждениях раскола, разбившего всю жизнь его и приведшего к такому страшному несчастью. 7 ноября, при большом стечении народа, состоялось присоединение Феодора Ковалева к Православной Церкви. Да поможет Милосердный Господь Своей благодатью новоприсоединённому искупить свой великий грех истинно христианской покаянной жизнью. В помещённом здесь портрете Фёдор Ковалев изображён в одежде постриженника Виталии перед тем, как решено было замуроваться всем последователям этой ужасной еретички.

Мы не знаем, какая дальнейшая будет судьба Ковалева. Раскаяние его должно повлечь за собой облегчение его участи. Но желательно наперёд, чтобы Ковалев, под сенью Суздальской и затем, может быть, и какой-нибудь из миссионерских св. обителей, укрепился духовно и возрос «в меру возраста совершенна о Христе Иисусе» и стал бы верным и преданным до гроба сыном Церкви Православной. И тогда он, «как седьмерицею искушённый», явится и сам обличителем раскольничьей тьмы и провозвестником света православной истины среди своих единородных.

Ковалев и теперь должен пролить свет на запутанный и нерешённый вопрос о том, к какой именно секте принадлежала Виталия и он, исполнитель её безумных велений. Мы надеемся получить из Суздаля от почтенного о. архим. Серафима подробности о воссоединении Ковалева и его признаниях.

Полицейская власть, усмотрев из предварительного своего дознания признаки уголовного преступления в деяниях кс. Белякевича, немедленно передала дело прокурорскому надзору. Судебное следствие началось не позже, как через сутки после описанного полицейского визита в «клебань». Следствие начато было с осмотра мест заключения «исправляемых» ксёндзом Белякевичем грешников, допроса обвиняемого и ближайших свидетелей.

При новом посещении костёльного двора судебной и полицейской властью здесь среди обитателей его замечалась общая растерянность и поспешное заметание следов. Из клебани началось выпроваживание, или вернее бегство, сподвижников Белякевича: захристиан Григас, Беневич пустились в путь-дорогу восвояси, ссылаясь на усталость в службе, на нездоровье. Самого Белякевича в момент ареста, который, произведён был в 12 часу ночи, – чтобы избежать фанатического неистовства девоток, – полиция нашла лежащим на койке своей кельи в полном одеянии и вообще готовым, по-видимому, – тоже куда-то в поход, – под кроватью его находились набитый вещами, связанный дорожный сак и чемодан. Это дало повод к небезосновательному предположению, что ксёндз Белякевич имел намерение, во избежание преследования, скрыться за границу, что между тем и вызвало со стороны судебного следователя принятие такой меры, как заключение подсудимого под стражу. Мера эта имела также в виду и пресечение Белякевичу, как лицу влиятельному, возможности оказывать давление на совесть свидетелей – прихожан, при показаниях их судебной власти. По заключении в тюрьму, за Белякевича была представлена поручителями сумма в 5 тыс. руб., и Ковенский суд признавал было возможным отменить меру заключения, но Виленская судебная палата посмотрела на дело иначе, и Белякевич до самого суда находился под стражей.

Заметание следов, между прочим, коснулось и известной статуи диавола: от неё в руки судебной власти попалась лишь «свежеотпиленная» голова, туловища же не оказалось. Не успели лишь, – а вернее сказать не обратили должного внимания (так сжились с таким явлением!) – костёльные попустители и соучастники Белякевича очистить места заключения от грязи и мерзости. А между тем картина запустения ложится мрачной тенью на главу служителей католического алтаря и не может не возмущать до глубины души христианское чувство всякого человека. И на самом деле: храм Господень, алтарь для принесения бескровной жертвы, под ним усыпальница, куда ксёндзы водят верных католиков на поклонение как святыне, и тут же – устроено ими место заключения и пытки порочных, при этом пастырями ничего не предпринято для ограждения дорогих католикам мест от загрязнения естественными потребностями истязуемых! И вот, среди останков почивших, где распятие Христа и другие реликвии свято чтимые, найдены полицией человеческие испражнения!! Какое падение со стороны католических пастырей, какое грубое оскорбление религиозного чувства верного костёлу народа! Не забудем, что и настоятель Керповский, и молодой ксёндз академик г. Генис отлично знали, когда Белякевич заключал в склепы и каморы порочных прихожан.

При первом допросе все, начиная с Белякевича и кончая Керповским, отрицали всё и вся. Настоятель Керповский показал, что он ничего не знает о действиях своего викарного Белякевича и не допускает подобных поступков с его стороны, в каких-де обвиняет доброго пастыря развращённая Бернатович. Позже, когда Белякевич, будучи уже в тюрьме, сделал признание насчёт своих действий и орудий, Керповскому уже нельзя было отпираться незнанием и он заявил, что действительно знал, что Белякевич ревностно занимается исправлением порочных, и видел пользу от его мер, а потому не мешал, да и не имел времени вникать хорошенько в поступки и поведение своего викарного товарища (с которым, заметим, вместе жил и ежедневно обедал), так-как занят был «ремонтом костёла». Какая детская уловка престарелого фарисея!

Подсудимый Белякевич первоначально вкратце сделал такое показание. Евва Бернатович якобы сама пришла на службу в костёл, и сама зашла к нему, как ксёндзу, с жалобой на дурное поведение мужа и с просьбой повлиять на него. Ксёндз уговорил её остаться при костёле исповедаться, и Евва осталась добровольно при костёле ночевать, а ксёндз (для сохранности!) велел её запереть на ночь на замок в камору. На другой день, в воскресенье, – ризничий привёл Бернатович в костёл для публичного покаяния, – и ксёндз приказал ей всю обедню лежать на полу ниц, а потом снова велел Евву – в ожидании вечерни – запереть в камору, откуда часа в 4 дня Белякевич потребовал Бернатович в столовую, общую с настоятелем, где якобы ксёндз Керповский, по просьбе его – Белякевича, увещал её; в отдельную же комнату он Бер-ч не водил, верёвкой побоев не наносил, а после де увещания настоятеля повёл в костёл «на нешпору» (вечерня), где снова кающаяся лежала ниц, а потом уже с миром пошла домой. Жуковскую он, Белякевич, встретил на дороге пьяной и велел служителю для вытрезвления отвести её в клебань, где хотел завести порочную женщину в квартиру настоятеля для увещания (необходимо заметить, что Белякевич во всех своих показаниях делает своим сообщником в своих подвигах настоятеля Керповского),– но Жуковская не хотела идти по лестнице, буянила, кричала, тогда Белякевич приказал служителям запереть пьяную в камору, а служитель Беневич, по своему усмотрению, посадил её на некоторое время в погреб. Жуковской он, Белякевич, также не бил, Бернатович мог избить муж, а Жуковскую любовник. Ни верёвочки, ни кнутика у него нет и не было.

Но беспокойство царило не в одной только клебани, – оно овладело всем католическим населением Ковны, а «среди девоток происходила целая буря: одни из них день и ночь проливали слёзы под сводами костёла и у его стен, оплакивая «пана ксёндза», другие, – как злые вороны, налетели с проклятиями на Бернатович и Жуковскую. После чего та и другая подали прошения полиции и прокурорскому надзору, что жалобы их о причинённых им Белякевичем истязаниях «даны в запальчивости», что ксёндз их не бил, а только угрожал, если и ударил, то не более 2–3 раза верёвочкой, – кровоподтёки же у неё Бернатович от побоев мужа. Жуковская же заявила, что её ксёндз пьяную встретил случайно и только раз ударил «палочкой», побои же нанесены ей москалями «солдатами», ей неизвестными²⁰⁹.

Посидев дня 3–4 под арестом, Белякевич одумался, и радикально изменил своё первое показание. Вот что читаем в показании подсудимого Белякевича, данном им 20-го августа судебному следователю.

«Убедившись в течение своей 4-х летней священнической деятельности, что на грубый простой народ пастырские слова увещания не действуют (курсив везде наш), и с другой стороны памятуя слова ап. Павла: animalis homo non percipit ea, quae sunt spiritus, – я позволил себе прибегнуть к физическим воздействиям, т. е. к телесным наказаниям порочных моих прихожан, желая тем самым показать им: 1) во сколько раз сильнее будут для их душ мучения в будущей жизни и 2) заставить их смириться. Первый случай применения этой меры был в отношении проститутки из Риги (Симонович), которая, будучи приведена родителями к настоятелю Керповскому для увещания, никак не хотела смириться, и на делаемые ей кс. Керповским в течение целого часа внушения говорила: «нет уйду»; то же она отвечала кс. Генису. Тогда стал увещевать я – причём кс. Керповский и Генис ушли в свои квартиры, чтобы не быть свидетелями. Причём я ударил её, несколько раз»... Далее идёт признание ксёндза о том, как и кого он заключал в склеп под алтарём.

На вопрос следователя, пользовался ли кто из предшественников ксёндза Белякевича склепом для заключения порочных прихожан, подсудимый ответил, что он не знает, но слыхал, что давным-давно кто-то из настоятелей поместил туда во всём составе опоздавшую свадьбу. О Бернатович подсудимый теперь сообщил, что он сам с Беневичем привёл её из квартиры, увещевал оставить сводничество и на ночь поместил в камору на замок, где заключённая пробыла до 11 ч. дня; «во время обедни в ризнице она пролежала ниц перед алтарём, а потом снова отправлена была в камору, и когда около 3-х часов дня мне доложили, что Бернатович буянит, кричит и ругается, я велел лакею, Целестину привести её ко мне в спальную, и здесь, когда была Бернатович приведена, я взял верёвку со шкафа, которая мне обыкновенно (!) служила для смирения некоторых прихожан, – раз 10 ударил её по плечам, предварительно сняв платок, причём толкнул слегка рукой, и она, притворяясь, упала, после чего я ещё её раза два–три ударил. Затем я приказал Бернатович встать, сделал словесное увещание и приказал стоять на коленях, а сам отправился к настоятелю в общую столовую обедать, а после обеда повёл Бернатович к вечерне, причём приказал ей лечь ниц перед алтарём. После вечерни вместе с ней и Беневичем я отправился за Жуковской».

О Жуковской Белякевич, между прочим, показал, что, когда она не хотела идти на лестницу и кричала, «он ударил её 3–4 раза оливковой палочкой толщиной в палец, которая после того ещё более растреснулась». Жуковская в его присутствии отведена была в погреб. Столкнули ли её служители с лестницы, – он не видел. Через полчаса служитель Янковский уведомил Белякевича. что он усмирил Ж-скую, а когда Белякевич гулял по двору, кс. Керповский сообщил ему, что Жуковская в склепе помещена; Белякевич удивился, каким образом она там очутилась и приказал перевести её в комору.

Чёртика велел Белякевич положить в коморе на полу для большего нравственного воздействия на Жуковскую... «Заключал я в склеп порочных прихожан не страха ради, а чтобы навести их на мысль о смерти и о тех муках, которые в будущей жизни ждут грешников. О принимаемых мной мерах было известно всем прихожанам, которые обращались с просьбами об исправлении их родственников. Это было известно и о. настоятелю Керповскому... До последнего времени я два–три раза являлся на вечеринки и увещевал кутил (но без ногайки); но епископ года полтора назад запретил мне ходить по ночам»...

«Каноническими мерами исправления должны быть молитва и пост, за публичные грехи полагается и публичное покаяние согласно изречению: Pro publicis peccatis debet esse et publica penitentia in foro externo (за публичные грехи, открытые вне исповеди, должно быть и публичное наказание для устранения соблазна), – лежание крестом на полу».

Прежнее своё показание Белякевич признал ложным и заявил, что дал его из чувства самосохранения.

Мы намеренно привели с точностью оба показания подсудимого Белякевича, как ярко характеризующие его нравственную личность и преступные деяния. Прежде всего в собственных показаниях ксёндза находится подтверждение, что он действовал совсем не по горячности или увлечению фанатизма, – а по системе, обдуманно. Он сам откровенно указывает на мотивы и основания своих поступков, причём цитата его из апостола Павла слишком отдаёт специфическим духом семинарского учебника. То тупое холодное чувство, с каким ксёндз-целитель действовал при своеобразном исправлении своих порочных пациентов, – лучше всего характеризует сам Белякевич. Систему его иначе нельзя назвать, как собачья дрессировка католического простонародья (быдла), которое ксёндзы, очевидно, считают не выше скотов. И на самом деле, вникните только в эту возмущающую душу картину грубого поругания человеческого достоинства, какое проявил ксёндз Белякевич хотя бы в отношении Бернатович. Прежде всего насильственный вызов женщины под влиянием угроз. А что Белякевич властно угрожал и наводил на прихожан панику, это мы знаем из правдивого спокойного свидетельства потерпевшего Айкевича. Когда ксёндз Белякевич выпустил из заключения Айкевича, то приказал ему немедленно же оставить сожительство с Романовской (православной) и уезжать в Царь-поль, угрожая иначе высылкой по этапу. На возражение Айкевнча, что он имеет паспорт и выслать его из места осёдлости без причины никто не в праве, Белякевич сказал: а я имею силу и, несмотря ни на что, отправлю тебя по этапу. Поверив, что пану ксёндзу действительно дана такая власть, Айкевич на другой же день всё бросает и уезжает в Валки, где прожил 2 месяца. Вернувшись в Ковну, он услыхал в народе упорную молву, поддерживаемую и распространяемую девотками, «что будто бы Б-ч имеет от Царицы бумагу, и что де этой бумагой Царица ему разрешила всё делать с народом, что он захочет. При этом, девотки утверждали, что они сами видели эту бумагу».

Кроме Айкевича, и Бернатович показала, также что, защищая руками свою грудь от ударов верёвочки, она Белякевичу грозила, что будет жаловаться Государыне за ого жестокость, на это ксёндз выражался о Высочайшей Особе её Величества в высшей степени грубо и оскорбительно. Такое нахальное поведение ксёндза наводит на многие грустные размышления и ещё раз свидетельствует, что узурпаторская власть ксёндзовского мира с его нравами и мерами держит в духовном страшном крепостничестве народную массу. Не был бы так дерзок и решителен какой-то там недалёкий викарный ксёндз, если бы он не чувствовал себя членом тесно сплочённой корпорации и не имел бы за своими мерами традиционной системы. Но обратимся к картине дрессирования Бернатович, невольно набросанной яркими штрихами самим же Белякевичем.

Бернатович под страхом строгого наказания за ослушание является в клебань, – здесь её запирают как животное на замок, однако, выдержав более полсуток, её затем приводят в храм, но не на молитву, а на публичное посрамление: – заставляют неподвижно лежать целые часы ниц «крыжом» на каменном полу костёла по приказанию ксёндза, и снова после обедни запирают на замок. Белякевич в своём показании ни слова не говорит о пище и питье заключённой... Когда потерявшая терпение, голодная и холодная Бернатович начинает неистово кричать и бушевать, ксёндз требует её в настоятельские покои, а отсюда её приводят в келью, путь в которую лежит через общую столовую. В кельи пастырь одной рукой берёт «верёвочку», – «которая, обыкновенно, как мило сознаётся Белякевич, – служила ему для усмирения прихожан» (точь-точь как у строгого хозяина любителя собак или котов), а другой он снимает с плеч платок и начинает полосовать женские плечи и грудь; сшибает жертву с ног (Белякевич стыдливо замечает, что де Б-вич притворилась!), снова стегает, поднимает, опять стегает и в заключение заставляет истерзанную стоять на коленях до нишпоры, а сам тем временем (даже рук не умыв?) преспокойно идёт в столовую обедать в сообществе с достойными своими коллегами ксёндзами Керповским и Гейнсом.

Теперь спрашивается, неужели Белякевич, придя за общую трапезу, не поделился с своими соучастниками только – что совершенным подвигом по части столь нелёгкого дрессирования этого animalis homo? – едва ли в этом кто будет сомневаться. Может быть, о. настоятель с своей стороны за трапезой даже усугубил Белякевичу в награду за труды бденные чару пенного?.. Преспокойно откушав, Белякевич ведёт Бернатович в костёл к вечерне на новое поругание (лежание) и только тогда уже отпускает её восвояси. И это разве не хладнокровие, не система, а только случай!? Если бы Белякевич был выродок, а поступки его – увлечение, исключительное явление, – то разве бы мог мириться с ним настоятель?

Старик Керповский имел право и долг остановить молодого, увлекающегося ревностью не по разуму викарного ксёндза на первом же подобном безобразном, бесчеловечном подвиге. Однако Керповский этого и сам не делает, и соседу епископу не доносит, хотя без сомнения настоятель всё знал, – это не раз утверждает и сам Белякевич. Припомните, как Белякевичу, вышедшему вечером на двор погулять (после немалых невинных трудов по дрессировке Бернатович и Жуковской), сообщает Керповский; что Жуковская в склепе, чем удивил самого Белякевича. Почему, спрашивается, Керповский это знал, уж не сам ли он и распорядился отправить туда пьяную буянку? Или припомним, как, по показанию одного свидетеля, однажды ксёндз Генис сказал служителю, приведшему новую жертву, – что всё занято, сажать более некуда... Почему бы это знать Генису, если бы Белякевич один самовольно вёл эту систему исправления порочных прихожан?.. Очевидно, система Белякевича интересовала и академика Гениса. Пристав Ерасов заявляет в своём показании, что он хорошо помнит, как растерявшийся Керповский, необинуясь, объяснял прокурору и следователю при первом осмотре клебани, «что де в склеп сажают прихожан на короткое время для исправления». По показанию самого Белякевича, настоятель и все прихожане знали о его мерах исправления порочных и приводили для этого родных. В другом месте подсудимый откровенно заявляет, как Керповский и Генис однажды ушли, «чтобы не быть свидетелями» того, как будет действовать их коллега «кнутиком и верёвочкой»... Можно ли думать после всего этого, чтобы Керповский не знал всех преступных деяний своего викарного? Знал он их в самых мелких подробностях и радовался успеху. Керповский, Генис и Белякевич – люди одной школы, одного духа и воззрений. Преступление Белякевича – общее их дело, одобряемое и попускаемое и не только ими, но и многими российскими ксёндзами. Нас спрашивают в письмах из северо-западного края, знал ли о деяниях Белякевича епископ Поллюен? Мы спросим в свою очередь, мог ли епископ, живя рядом с костёлом, не знать и не слыхать того, о чём в похвалу пастырю громко говорили в католическом мире Ковны, что знали и настоятель, и все прихожане? Узнал же епископ о ночных похождениях ревностного Белякевича и благоразумно ему запретил их, так-как экскурсии эти могли окончиться для ретивого пастыря и для католицизма скандалом. Но лучше послушаем, что сам за себя говорит еп. Поллюен по поводу дела Белякевича.

На запрос суда, Тельшевский и Самогитский Римско-Католический Епископ Поллюен, от 2 октября 1898 г. за № 1785, дал такое заключение.

«Рассмотрев следственное производство по обвинению кс. А. Белякевича в самовольном лишении свободы с истязаниями и мучениями нескольких лиц, даю мой мнение.

Кс. Белякевич, состоя викарным здешнего приходского костёла Св. Троицы, по пастырской своей деятельности увлёкшись чрезмерным рвением к искоренению давно и быстро развивающейся среди его прихожан распутной жизни, прелюбодейных связей, семейных раздоров и пьянства, прибегнул в последнее время, между прочим, и к предосудительным мерам физического воздействия, вопреки уставам Рим. Кат. церкви.

Теперь (?) обнаружилось, что в нескольких случаях внушения кс. Белякевича сопровождались побоями и кратковременным заключением напутствуемых (?) им прихожан в костёльном подвале и сарае. К крайнему сожалению, ни одно лицо из подвергшихся этого рода напутствию и покаянию не пожаловалось на это и не довело до сведения епархиального начальства, чтобы оно имело возможность сейчас же, при первом случае, прекратить подобные несообразности (?). Мне остаётся теперь отнестись с строжайшим порицанием и осуждением подобных приёмов деятельности священника и подвергнуть ксёндза Белякевича за всё это заслуженному церковному наказанию.

Но, осуждая со справедливой строгостью приведённые поступки Белякевича, как употребляемые им средства воздействия, нельзя, полагаю, забывать, что единственным побуждением, руководящим и этой предосудительной его деятельностью, было всё-таки желание добра, стремление к водворению семейной правды и морали, и что даже в этом его чрезмерном усердии и неразумном увлечении совершенно отсутствовала сознательная злая воля. И вот в виду всего этого, а также в виду того, что как по намерениям действующего нельзя здесь и предполагать жестокости и мучений, как и в действительности оказались лишь побои лёгкого свойства без повреждения здоровья, и, наконец, что заключения потерпевших были кратковременны, с своей стороны я полагаю, что нет основания обвинять ксёндза Белякевича в столь тяжком преступлении, на которое указывает следственная власть. Ибо что же оставалось бы для решительно закоренелой и злой воли человека, дышащей одной только злобой и жестокостью и устремлённой единственно на причинение возможно большего зла и вреда людям и обществу?

При этом считаю ещё своим долгом сообщить обвинительной и судебной властям, что до этого прискорбного заблуждения ксёндз Белякевич отличался всегда добротой, нравственностью, добросовестностью, и большим усердием при исполнении возложенных на него приходских обязанностей, а равно засвидетельствовать, что прежняя его деятельность, исполненная бескорыстия и преданности духовным интересам прихожан, приносила значительную пользу приходу: многие случаи незаконного сожития под влиянием ксёндза Белякевича узаконялись браками, многие порочной жизни люди, благодаря его усердию, заставлялись на путь нравственного долга и христианской жизни. Этим только и объясняется та всеобщая любовь к нему и признательность здешних прихожан, проявившиеся с особенной силой в настоящий тяжёлый, несчастный момент его жизни. Но это более светлая, сторона характера и деятельности ксёндза Белякевича осталась по делу неисследованной, между тем как и она, я полагаю, имеет тоже важное значение для правильной в этом деле оценки личности ксёндза Белякевнча во всем её «духовно-нравственном существе».

Е. Поллюен

Как видит читатель, в своём заключении, очень тонко составленном, епископ Поллюен является «мужем с двоящимися мыслями»: он сначала как будто и возмущается (но без желчи и негодования, а так, для порядка) и относится с порицанием «к мерам Белякевича, как к «носообразным» с уставами католической церкви», а затем умиляется перед пастырской ревностью и нравственной высотой личности Белякевича, осчастливившего своими «несообразными» мерами многие семейства. В общем, похвалы по адресу Белякевича так много, что епископское заключение в сущности есть апология Белякевича и его системы успешного исправления порочных, а равно и иезуитского догмата, что цель оправдывает средства.

Если еп. Поллюен, действительно, возмущается «неразумным увлечением» Белякевича, искренно сожалеет, что никто ему во время не дал знать о действиях Белякевича, и если меры исправления запрещаются уставами католической церкви, то самое первое серьёзное церковно-административное взыскание должно бы постигнуть настоятеля Керповского, без воли и разрешения которого, по инструкции, ничего его викарные ксёндзы не могут предпринимать; кроме того, Керповский обязан был немедленно донести своему епископу о столь грубом нарушении своим викарным уставов церкви.

Но, сколько нам известно, Керповский никакого взыскания не понёс, – он благодушно настоятельствует всё в той же Ковне. Отсюда не ясно ли, что меры о. Белякевича и его поступки далеко не преступны с точки зрения епархиальной власти католицизма.

В виду той страстной атмосферы, какая создалась в Ковне около дела ксёндза Белякевича, процесс этот, по распоряжению г. министра юстиции, как замечено выше, перенесён был в С.-Петербургский окружный суд и назначен слушанием с присяжными заседателями на 8 февраля 1899 г. В состав коронных судей вошли: председатель столичного окружного суда г. Бобрищев-Пушкин и члены гг. Кукин и Чудинов. Обвинял товарищ прокурора г. Носович, защитников у подсудимого было три – вышеупомянутые столичные адвокаты гг. Спасович и Андриевский и третий – (без речей) пр. повер. из Ковны.

Состав присяжных в эту сессию оказался весьма разнообразным по образованию, профессиям и даже по исповеданию гг. заседателей: так 1 был старообрядец. 1 лютеранин (были в сессии два католика, но они сами уклонились от этого тяжёлого для их совести дела). По профессиям – доктор, инженер-технолог, офицер, три чиновника, учитель духовного училища, остальные – купцы и ремесленники. С этой стороны, как очевидно, подсудимый Белякевич был гарантирован от односторонности и предвзятости взглядов присяжных на его деяния. А потому, вынесенный ему присяжными обвинительный вердикт является плодом убеждения совести людей совершенно разных положений.

Обвинение к Белякевичу было предъявлено по 1540 и 1542 ст. Улож. о наказ. в том, что он самовольно и насильственно лишил свободы при костёле св. Троицы 8 лиц, причём лишение это сопровождал для них физическими и нравственными мучениями, а именно: лишением пищи, помещением в тёмные, сырые склепы и погреба, нанесением многочисленных ударов верёвкой, плетью и палкой.

При начале разбора дела зал окружного столичного суда представлял собой редкое зрелище. На эстраде места за судьями заняты были высшими представителями министерства юстиции, во главе с г. министром Н. В. Муравьевым, сенаторами, членами государственного совета. Места для публики все были заняты командированными разными ведомствами представителями²¹⁰ и многочисленной корпорацией судебного ведомства; по ходатайству подсудимого, допущены были столичных католических церквей настоятели, а также попечитель ковенского Свято-Троицкого костёла князь Огинский и друг. Коридоры суда были наполнены публикой, – главным образом дамами. Вход публике был возбранён в залу, так как слушание дела должно было состояться при закрытых дверях. Однако, многие из дам-католичек, во всё время разбирательства, не оставляли своего дежурства в коридоре суда. Все эти почитательницы подсудимого были одеты в глубокий траур и постоянно отирали слёзы. Это были главным образом ковенские девотки. Разбирательство дела заняло три дня. Свидетелей было вызвано до 50 душ, в том числе были все потерпевшие от пастырской ревности Белякевича, а также его сподвижники – костёльные служители. сотоварищи – два молодых ксёндза, но настоятель Керповский счёл более благоразумным уклониться, за болезнью и старостью, от явки в суд.

Тяжёлую и, кажется, ещё небывалую в летописях нового суда картину представляла собой скамья подсудимых, когда появился на ней обвиняемый ксёндз Белякевич, сопровождаемый конвоем двух солдат. Белякевич был одет в католическую сутану, в правой руке держал католический молитвослов. Взоры всех были устремлены на героя, всей России известной, ковенской истории. Но зрители в своём любопытстве и ожиданиях были разочарованы. Внешность и дальнейшее поведение на суде подсудимого ничего героического не представляли. Белякевич представлял собой заурядный тип угловатого, малоразвитого, несколько напыщенного бурсака, твёрдо зазубрившего уроки учебников и буквально усвоившего читанное. Ничего в нём не было одухотворённого, идейного, творческого, нервного. Его, по-видимому, не особенно волновал и такой трагический в его жизни акт, как судебный процесс. Только в часы совещания присяжных Белякевич, по-видимому, проникся важностью минуты, но и здесь не пошёл дальше избитых форм своего ритуала. Он распростёрся «крыжом»...

Не считая себя в праве давать подробный отчёт о настоящем процессе, мы ограничимся лишь сущностью дела.

Г. Прокурор в своей речи назвал это дело печальным по своему существу и трудным в судебном отношении, так как слишком много в нём неправды: – во всём и у всех, у свидетелей и у потерпевших, видна одна цель, слышна одна просьба и мольба – «покрыть это дело туманом». И действительно, грустную картину представляла на суде эта защита христианского пастыря пасомыми путём клятвопреступлений. Даже юная свидетельница Ненартович, – ещё совсем неразвившаяся миловидная девочка, и та, ради обеления Белякевича, имела силы публично, на суде, взвести на себя тяжкое обвинение, что будто она действительно находилась в связи с евреем, который явился на суде каким-то чудовищем-идиотом, грязным оборванцем, с которым никто из свидетелей рядом в зале суда не решался ни сидеть, ни стоять. Связь эта, – как для всех было ясно, прямо противоестественна и невозможна.

Поведение свидетелей ещё раз подтверждает, в каком духовном закрепощении находится тёмная католическая масса у хитрых и властных ксёндзов, сильных своим влиянием страха и материального гнёта. Обращаясь к впечатлениям от речи талантливого обвинителя, мы должны сказать, что она производила прекрасное впечатление чувством мерности. Не отягчая вины подсудимого политическими подозрениями, оставив совсем в стороне канонические мотивы, обвинитель всецело стоял на почве нравственной стороны дела. Не одевая его в тогу фанатика, прокурор видел в преступных деяниях Белякевича историю нравственного падения христианского пастыря, который, отбросив Крест и Евангелие, взял в руки плеть, пока на этом опасном пути не дошёл до того, что сделался палачом. Мотивом же был известный девиз: цель оправдывает средства, увлечение на почве личного самолюбия, властолюбия и популярности. На толпу труднее действовать средствами духовными, чем орудием насилия. Символ ненависти – плеть – толпе понятнее, чем Евангелие и Крест, как символ мира и любви. Яркой и трогательной была в речи картина контраста в отношениях Белякевича к блуднице Симонович и Христа Спасителя к ятой фарисеями в любодеянии женщине.

Сущность речей защиты представляется в таком виде. – Первый из защитников – В. И. Спасович – говорил к уму присяжных, второй – Андриевский – к сердцу. Защита соглашается с прокурором, что дело это печальное вообще и для защиты в особенности: так как в деле есть всё для квалификации преступления, не исключая и признания подсудимым своей виновности. Но защита не ожидала, что обвинительная власть укажет одни только минусы и ни одного плюса, – не усмотрит ничего светлого, смягчающего в деяниях и личности подсудимого. В числе этих смягчающих обстоятельств защитником между прочим приведены следующие главные соображения. Подсудимый ксёндз Белякевич 23 лет посвящён в священники католической церкви, – 3 года состоял на службе, – следовательно, практика у него была небольшая, а потому, естественно, он, при своей пламенной ревности об исполнении пастырских обязанностей, увлёкся и начал применять несообразные меры физического воздействия в отношении порочных своих прихожан. Белякевич ревностно выступил на борьбу с пороками паствы, будучи человеком строгой нравственности: ибо сам он ни чревоугодник, ни корыстолюбец, ни пьяница. Нельзя не уважать в нём ревности к исполнению своих пастырских обязанностей. Будучи человеком не высокого полёта по своему образованию и происхождению из крестьянской среды, сделавшись священником, Белякевич встретил в приходе содом преступлений, с которыми и вступил в небесплодную борьбу. Белякевич стремился искоренить один из распространённых видов гнусного мошенничества – это выманивание бесчестными женихами и свахами, под видом приданого, всего состояния невест, а иногда и невинности; боролся с алкоголизмом, с этой целью смело шёл на вечеринки кутил, где ниспровергал бутылки с вином, за которые тут же платил собственные деньги... Белякевич был одинок в своём деле и его вовремя никто не сдержал, новый настоятель Карповский относился безучастно.

В католической и в других христианских церквах существует одно сильное духовное средство – это покаяние и епитимии, которые духовник может налагать на пасомых, и на это не может быть никакой апелляции, – так, например, духовники заставляют лежать крестом (крыжом), целовать землю, исполнять поклоны и проч.

Как правительству смотреть на меры церковной дисциплины? Без сомнения, оно не может относиться безразлично к тому, чтобы авторитет церкви, как одного из важнейших органов в духовной жизни общества и народа, не уважался или подрывался.

В приходской среде нужно различать два слоя верующих: один – образованный класс, который набожен по-своему, который понимает и проникнут в своей религиозности началами веротерпимости, христианской гуманности; – иначе смотрит на вещи народ, нижний слой церкви.

Те меры, кои воздействуют на совесть высшего класса, поднимаются на смех в грубой народной среде. Как было тут поступать молодому, ревностному пастырю? Высшие слои современного общества по своему интеллектуальному и культурному уровню живут, действительно, в ХIХ в., а некоторые только в XVI вступают, эти же пациенты Белякевича и в XIV в. едва ещё вошли. Религиозный долг должен быть исполняем без принуждения, свободно, по совести, в этом его значение и заслуга перед Богом. Но этого рода религиозность чужда тёмному народу, который любит власть твёрдую, как церковную, так и светскую; народ любил Белякевича как такого именно пастыря и не тяготился его строгими мерами воздействия. Не надо забывать, что Белякевич воспитанник духовной семинарии; а все знают, что в этих учебных заведениях даётся одностороннее направление; уму и сердцу питомцев её – чужды широкие понятия о веротерпимости и гуманности. Кроме того, физическое, принудительное воздействие, как воспитательная мера, имеет свои традиции и в истории государственной нашей жизни... Времена, конечно, изменились, прежних наказаний не существует, законы и нравы смягчены, но идея осталась и живёт в сознании о пользе физического воздействия не у одних только Белякевичей.

Мер этих, конечно, не следовало бы употреблять духовному лицу. Но есть власть, напр. родительская, которой и закон предоставляет право употреблять меры домашнего исправления, заключения и лишения свободы. Лишение свободы не всегда имеет характер преступления, когда напр. оно добровольно. Временное заключение, как административная мера, в порядке вещей. При этом, Белякевич делал это едва ли не с ведома местного ближайшего начальства. Несомненно, существовало ранее взаимодействие между местной светской полицейской властью и церковной, если сама полиция помогала ксёндзу приводить к нему на исправление преступных прихожан; так например Симонович разыскана была по приказу полицеймейстера. Этому порядку вещей лишь недавно был положен конец циркуляром местного губернатора. Нельзя, конечно. поддерживать эту систему о содействии полиции пастырской деятельности духовных отцов. Но в тоже время нельзя не указать на безусловную верность того положения, что есть среда и люди, где одними словами действовать, действительна, невозможно, и увещания являются лишь пустыми звуками. Люди, живущие при всех благах столичных и просвещённых центров, могут не понять тех условий, среди которых живут и действуют такие деятели, как Белякевич...

Свобода и неприкосновенность личности, конечно, великие блага цивилизации и культуры нашего века. Святость их должна быть строго ограждаема законами и властью. Но есть же случаи, кои и закон предусматривает не как преступные действия, таково, например, заключение для вытрезвления; таким является в деле случай Мицхайсол, которого пьяного заключил ксёндз Белякевич в сарай и выучил молиться.

Останавливаясь «на декоративной части процесса», – на осквернении склепа, мрачности мест заключения, головы диавола, защитник не видит тут ничего особенно преступного: образ и напоминание о смерти везде в церквах в широком употреблении, и тут Белякевич проявил себя лишь последовательным церковником. Голова упразднённого ещё в 1632 г. чёрта, у которой и зубы уже вышиблены, защита считает «привязкой к процессу», не имеющей никакого значения.

Белякевич морил своих клиентов голодом – есть не давал заключённым, но он ведь и сам не чревоугодник и руководится правилом есть настолько, чтобы жить. Он человек нестяжательный, у него ничего нет, а жалованья получает только 200 руб. Наконец, Белякевич сам на содержании настоятеля: что последний посылал, то и давалось исправляемым.

Опыт исправления Симонович превосходный, тонко в психологическом отношении рассчитанная мера. Падшая девица после плетей и заключения переродилась, выучилась молиться. В ней добрые начала были придавлены, скрыты, а Белякевич их поднял, и она держится доселе на нравственной высоте и благодарит своего духовного отца, как благодетеля. Белякевичу право наказания её и власть предоставили родители, а по 165 ст. Улож. о наказ. родители могут исправлять детей мерами домашними.

Есть идеалисты, которые говорят, что через 1000 лет культура человечества так возвысится, что люди будут жить без судов, но этого никогда на будет и человеческое общество без уголовных законов и карательных мер физического принудительного воздействия в отношении преступников никогда не может обойтись. «Я боюсь показаться (говорил защитник) отсталым, но, право, розга, как педагогическая воспитательная мера вовремя и в меру применяемая, имеет своё благотворное отрезвляющее влияние на человека, с слабой или распущенной волей, как, например, выстрел на бунтующую толпу».

Все уголовные наши законы в существе ведут к тем же мерам. Побои Бернатович нанесены ксёндзом в запальчивости, так как она раздражила Белякевича, а Жуковскую избили другие. В заключение защитник доказывал, что в деяниях Белякевича нет состава уголовного преступления, а есть только превышение власти, проступки по службе. Такова в сущности речь г. Спасовича.

Главные положения другой речи защиты были вкратце следующие:

«Я поведу вас за кулисы защиты, – так приблизительно начиналась вторая речь. – Мой почтенный со-товарищ по защите, приглашая к сотрудничеству в настоящем процессе, – сказал: – я буду разум, вы сердце, в деле защиты.

Известно, что сердце побеждает разум тем, что сердце всегда идёт далее ума. Оно самый высший орган. На университетских лекциях богословия нас учили, что ни разум, ни совесть не могут быть чистыми источниками боговедения и находиться в общении с Божеством, а только одно сердце. (Здесь был приведён цитат из катехизиса Филарета.)

В судах царствует правда и милость, – последнее есть достояние сердца.

Разбирая это дело под руководством сердца, я пойду далее, чем мой предшественник по защите...

Если окинуть общим беспристрастным взором всё это дело, то в результате получим картину процесса совсем неважного, не серьёзного, в котором слишком много прикрас, тенденциозности...

Г. Прокурор говорит о главной потерпевшей Симонович, по поводу её слов: „мне здесь хорошо», что это была улыбка страдания. Непонятно, каким образом, эта простая девушка может иметь такие возвышенные мысли и мелодраматические чувства. Этой сантиментальной психологии не понятнее ли будет то объяснение, что после позорной кровати, на которой падшая Симонович продавала всякому своё грешное тело, теперь здесь, под сенью храма, близ мощей святых, – ей действительно было хорошо, ей приятна была эта новая, давно забытая атмосфера.

Белякевич превосходно рассчитал психологически воздействия на душу закоренелой, но молодой грешницы; его мера – ироническая.

Остальные потерпевшие были сравнительно с этой такие закалённые в грехах матроны, что на них меры Белякевича не могли производить никакого потрясающего впечатления.

Голова диавола валялась на дворе, ею дети играли; могли ли испугаться этого заштатного чёрта такие люди, как Бернатович и Жуковская.

Прокурор, чтобы нарисовать мрачнее картину мнимых ужасов, останавливал ваше внимание на испражнениях в подвалах под костёлом. Тут ничего нет удивительного, когда подвалы не запирались и туда мог зайти всякий при крайней нужде... Кто всходил на крышу Миланского чудного собора, тот знает, как и там не трудно испачкаться в человеческих испражнениях. Знаменитые статуи и наши соборы все в птичьих помётах. Так, на земле самые великие вещи страдают от земной нечистоты.

Распутные пьяные женщины гораздо большее истязание выносят в местах вытрезвления. Но там ведь волостное правление! а здесь, – помилуйте, – христианский пастырь! Нет, это дело потому и возведено в громкое, что оно либерально.

Белякевич, – этот почтенный христианский пастырь из народной среды, он из неё вышел и тем он хорош, что не возвысился над паствой своими религиозными воззрениями. Он, задал себе и пасомым великий вопрос: есть ли Бог? И ответил из глубины сердца с простой горячей верой: да есть Бог, следовательно, есть и вечность, есть муки, рай и ад, и пастырь беззаветно отдаёт себя на служение спасению ближних, на искоренение пороков и грехов. Если бы Белякевич был из того разряда пастырей, кто только и знает, что в широкие (?) свои карманы отсыпает медные пятаки и серебряные монеты, то он бы не делал того, что привело его сюда на скамью подсудимых.

Католическая Церковь основана ап. Петром, у которого ключи рая, у неё есть такое же, как и у нас в православной Церкви, священноначалие – иерархия. (По катехизису Филарета читается далее определение таинства Священства.) Св. ап. Пётр даровал эту благодать священства первому ей Римскому Лину и та самая неподложная благодать находится на челе подсудимого. Он мог бы и сейчас преподать разрешение грехов, если бы кто из нас, будучи католиком, потребовал от него разрешения грехов и напутствия. Белякевич добрый пастырь, он помнил своих овец, съедаемых волками, он болел душой за них и сам бросился на спасение погибающих и к нему шли они за помощью. Он ежедневно был осаждаем до изнеможения и усталости и нет ничего удивительного, если раздражался и иногда в гневе применял меры несообразные. Может же раздражаться в больнице врач при наплыве больных, и утомлённый учитель бьёт же по загривку учеников?..

Белякевич действовал в среде отъявленных грешников: кто Бога не боится, убоится ли он церковных законов? Есть среда и люди, где не всегда увещания словесные могут воздействовать и в действительности остаются пустыми звуками. Вот в отношении таких-то и применяет Белякевич меры кратковременного помещения их под своды святынь храма. Он действует как любящий отец, в отношении своих заблудших детей. Он ратовал за Бога. Но Бога никтоже виде нигде же, и Он незримый – не явится сюда, чтобы засвидетельствовать невиновность своего верного служителя. Утверждают, что Б-ч причинял страдания, что он палач, а не пастырь; но кто же большие причиняет страдания и мучения, как не хирурги. Иной пациент готов убить врача, в момент операции кричит и мучится под хлороформом даже, а после, когда наступает исцеление от недуга, он готов ноги целовать своего спасителя... Та же картина и здесь. Всё дело в цели. Чтобы судить о тех страданиях, какие Б-ч причинял потерпевшим, нужно прежде принять во внимание и то, от каких мучений пастырь этот избавлял своих порочных пасомых в будущем, а для этого нужно поднять завесу ада и вечного огня геенского. Вот от чего он их избавил.

Более образованный и развитой пастырь, как ксёндз Генис, видит самоуправство, превышение власти, но Белякевич смотрит глазами народа. За грехи Бог наказал людей потопом, Моисею Бог являлся в громе и молнии. Спаситель бичом из храма выгнал торгующих, и небеса сияют не без грома.

Все пасомые высоко ценили меры и личность Белякевича; подчинялись охотно и свободно власти пастыря своего, и никто никогда не думал видеть ни самоуправства, ни оскорбления, ни мучений. Но ксёндз Белякевич нарвался на Бернатович. Она, будучи так задолжена перед Богом, что давно махнула рукой на будущую жизнь, и жила для благ земной жизни, прошла школу скепсиса религиозного, не имела той простой веры, которую исповедовал сам Белякевич.

Подсудимый по 1117 ст. подлежит суду духовному. В деле не видно истязаний; тут есть только не более, как, побои, т. е. преступления, предусмотренные Уст. о Мир. Суд., о чём говорит мудрое заключение еп. Поллюлиена.

Нельзя смотреть на Белякевича, как на злоумышленника, он стремился к спасению душ ближних, своих духовных детей. Он был строг к себе и к другим, никаких ни сам не допускал увлечений, не прощал их и другим. Кто из вас чище по своей душе, чтобы решиться осудить этого ревностного служителя алтаря Господня? Он ратовал за Бога, он страдал о грехах своей паствы и за это он преступник? Удалитесь от той страстной атмосферы, как борьба с католицизмом. Дело это имеет общецерковный, а не обывательский характер. Проникнитесь тем сознанием, что этот монах не виновен перед обществом и нами» и проч.

Суть речей защиты по делу Белякевича слишком ясна, чтобы комментировать их. Одно можно сказать, что из уст либеральной адвокатуры едва ли это не в первый раз слышатся такие консервативные взгляды, в которых среди фарисейства несомненно много, реальной правды. Но вот вопрос: «чтоб сказали вы, друзья, когда бы сделал это я»? Сколько бы ушатов грязного словоблудия вылито было по адресу православного духовенства православными по метрике российскими либералами, если бы хоть что-либо подобное деяниям Белякевича совершил наш православный священник! Достаточно припомнить гвалт либеральных органов нашей печати по поводу мнения съезда миссионерства о отобрании детей сектантов для воспитания их в приютах. Как недавно печать казнила одного православного миссионера, не подавшего руки на публичном собеседовании своему оппоненту-раскольнику?

Судом Белякевич был приговорён к лишению всех особенных прав и к ссылке на житье в Иркутскую губернию, с воспрещением всяких отлучек из места жительства в течение 2 лет, а затем выезда в другие губернии и области Сибири в продолжении 8 лет. По Высочайшему повелению мера эта смягчена заменой Иркутской губернии Архангельскою, где теперь и обитает Белякевич. Такова фактическая сторона дела ксёндза Белякевича. Теперь обратимся к канонической.

Изучение фактической стороны процесса и личности Белякевича приводят нас к следующим соображениям и выводам по настоящему делу вообще и в частности – относительно канонической точки зрения на него.

Ксёндз Белякевич совсем не был каким-либо выродком в среде современного польско-католического пастырства, исключительным фанатиком или человеком жестокого свирепого нрава, а потому и осуждённые законами Империи деяния его отнюдь не плод личного фанатизма или изобретательности обвинённого, а наоборот – продукт системы католического пастырского богословия и не потерявших ещё доселе руководящего для питомца католических школ и клириков значения канонических трактатов католических богословов.

Ксёндз Белякевич – такой же фанатик, как и всякий польский ксёндз, – никак не более. В личном характере и в действиях его мы именно не находим тех типичных черт, какими характеризуется фанатизм, как болезненное чувство. Фанатизм, как известно, есть крайнее усиление религиозного чувства, доходящее до экстаза, – усиление в ущерб другим всем, и особенно умственным, интересам. В фанатических действиях всегда наблюдается нервное, экзальтированное настроение духа, чувствуется самоотверженное горение души, а главное сердца, ради известной идеи, – ничего этого не видим мы ни в характере Белякевича, ни в его деяниях. Мы указывали, как холодно, размеренно, точно по старинному рецепту, или по указке, ведёт он свою дрессировку порочных людей – скотов, как клоун в цирке. Сам Белякевич слишком молод, – он совсем не имел самостоятельной пастырской практики, – чтобы прийти к такому пессимистическому заключению, «что на грубый простой народ пастырские увещания не действуют». – Мы из дела видим, что он и не упражнялся в увещаниях, – а более утруждал себя «верёвочкой», чем словами. Нет, Б-ч бесхитростно усвоил себе в семинарии, как девиз пастырской деятельности, – animalis homo non percepit ea quae sunt spiritus, – а в комментариях католических канонистов учил о пользе для души мер физического воздействия, как единственно убедительного способа доказать силу адских мучений, – позавиствовался также из живых и ещё недавних преданий и опытов о спасительности «для быдла и смерда» плети и розги – и, при первой же возможности, как только временно назначен был исполнять обязанности настоятеля, за смертью ксёндза Вороновича, – начал, не мудрствуя лукаво, как человек недалёкий и прямолинейный, – открыто применять на практике теорию и систему, которую другие его коллеги тоже проводят, но, вероятно, осторожнее, хитрее.

Нет оснований относить истязания, чинимые ксёндзом Белякевичем своим пациентам, на счёт личной жестокости. В других случаях и вообще Белякевич совсем – не зверь, а наоборот, человек очень добрый, отзывчивый: он всё раздаёт, входит в нужды и скорби семьи, его любят и чуть не боготворят прихожане.

Что Белякевич не новшество ввёл в пастырскую практику, это ясно из отношений к его исправительной системе действий со стороны настоятеля, старца Керповского, которого Белякевич в своих позднейших показаниях, данных в тюрьме, т. е. после освобождения от влияния Керповского, – выдаёт как соучастника. Разве могли бы так равнодушно, спокойно созерцать в православном клире такого пастыря-исправителя, как Белякевич. Да об этом после первого же опыта затрубила бы вся округа, – сто жалоб полетели бы к епархиальному и светскому начальству. Ничего подобного не случилось с Белякевичем. Тёмная, духовно-закрепощённая масса забита, ей и в голову не могла прийти мысль, что ксёндз самоуправствует, не имеет права на подобные деяния. А потому, пасомые противоречить боятся, садятся в заключение без протеста, переносят побои, несут иго и бремя, как должное. Не стал бы и сам Белякевич так развязно направо и налево действовать своей «верёвочкой и палочкой», так властно грозить этапом. Белякевич именно был наивно уверен в своём праве, за которое стояла семинарская теория и исконные традиции пастырской практики католического духовенства. В этом его поощряли молчаливое согласие консистории и самого епископа Поллюена, которые, повторяем, не могли не знать о таком чудотворце и целителе, как Белякевич, далеко прославившийся среди католического мира.

Что не личное только дело Белякевича были его действия, а плод общей системы, своеобразная добродетель и подвиг церкви, – на это указывают деятельные заботы и клириков, и мирян, как «велемощных панов», так и «подлых холопов», как-нибудь замести следы, «смазать» и замять дело, обнажающее тайну внутренней церковно-приходской жизни костёла; – хотя бы это и стоило цены клятвопреступления.., раз цель оправдывает все средства ad majorem gloriam папизма.

Ксёндз Белякевич одним только разве отличается от прочих своих собратьев ксёндзов, что он менее других иезуит и более других властолюбив. Он воспринял уроки и наставления своего семинарского образования и воспитания более непосредственно и горячо, чем его другие товарищи, и сделал слишком поспешный и прямолинейный вывод: папа в Риме, а я, ксёндз Белякевич, в Ковно – единственный властитель и спаситель душ правоверных католиков, а все средства хороши в духовной борьбе за славу католицизма и для закрепощения тёмной массы, палка же и розга или верёвочка – наиболее верное и осязательное средство. Такова логика в действиях Бедякевича. Не подлежит сомнению, что исправительные экзекуции ксёндза Бедякевича и в глазах его ближайшего епархиального начальства, и среди паствы имели значение похвальных подвигов, доблестного служения церкви, коими ксёндз Керповский умилялся, а ксёндз Генис на суде целый дифирамб воспел по адресу подсудимого. Осуждение Бедякевича в католическом мире истолковано и увенчано, как мученическое страдание доблестного пастыря католической церкви. Мы имеем сведения, какими почестями и нежными заботами был окружён Белякевич со стороны столичной католической митрополичьей кафедры, при своём появлении в С.-Петербургской тюрьме: к нему был послан суффраган, предложено всё потребное, и, между прочим, было ходатайство о разрешении Белякевичу ежедневно совершать мессу в тюрьме.

Если бы деяния Бедякевича были явлением исключительным, не вытекавшим из духа и системы католицизма, – то поступки его должны бы были вызвать негодование, как к деяниям позорным для католической церкви. Но мы видели, что ничего позорящего не усмотрел, даже в официальном своём заключении, сам еп. Поллюен: он все возмутительные преступные деяния подчинённого себе пастыря характеризует не более, как несообразности, что надо понимать в том смысле, что де Белякевич не сообразовал с духом времени и обстоятельствами свои деяния, пересолил, а в сущности он де исполнял свой долг и творил дело полезное и благодетельное... Таков смысл и тон всего.

Кто знает духовное закрепощение, в каком находится католическое население юго-западного и северо-западного края, тот не может считать деяния Белякевича какими-то исключительными. Если повнимательнее бы следили за внутренней приходской жизнью католического мира в России, то нашли бы немало Белякевичей. Разве допускаемое, напр., ксёндзами этих краёв позванивание в колокола церковные по лицам, выходящим замуж за православных, как по умершим для Царствия Божия и спасения, – меньшее насилие над совестью, чем Белякевичева плётка?

Обратимся теперь к теоретическим основаниям, которые, по нашему мнению, служат исходной и опорной точкой для подобной практики католического пастырского самовластия и физического воздействия на души католиков. Здесь мы также немало встречаем убедительных подтверждений нашего вывода, что Белякевич сделался жертвой пастырской ревности своей, что он не сам выдумал эти меры и способы, а лишь увлёкся системой католической церковной дисциплины, что он своих личных выгод не искал, а был только ревностнейшим служителем своей церкви, что он наконец, «спасал» теми средствами своих духовных чад, которые согласны с учением его церкви. Словом, Белякевич есть жертва католицизма, а его возмутительные деяния – лишь практические и последовательные выводы, ясно вытекающие как из канонических, доктрин католицизма, так и из догматического учения о средствах спасения грешников и вообще о церковной дисциплине.

Вопрос о церковной дисциплине, её сущности, объёме, средствах и т. д. – один из труднейших и спорных вопросов канонического права. Но, кажется, несомненно одно, что католическая церковь (с её ужасными крайностями в применении дисциплинарных мер) и православная (с современным, тоже крайним, безразличием в этом деле) имеют и в этой области церковной жизни общий корень. Следующие данные указывают на это: 27-е апостольское правило гласит:

«Повелеваем, епископа иди пресвитера или диакона, биющего верных согрешающих, или неверных обидевших, и через сие устрашити хотящаго, извергати от священнаго чина. Ибо Господь отнюдь нас сему не учил: напротив того, Сам быв ударяем, не наносил ударов, укоряем, не укорял взаимно, страдая, не угрожал».

Какое значение имеет это правило для церк. дисциплины? Запрещается ли всякое биение, или только такое, которое служит средством отмщения личных обид? Авторитетные толкователи этого правила позднейших времён склонялись к последнему мнению, которым и воспользовался папизм для своих властолюбивых целей. Так Аристин говорит: «Но не подлежит извержению тот, кто благоразумно наказывает бичом погрешающего против священных предметов, как и Господь бичом, сделанным из вервия, изгнал торгующих из храма подзаконного. Для этого избираются церковные номофилаксы и экдики, как лица, издревле отцами назначенные карать подобные преступления». Также и Вальсамон говорит: «Впрочем, умеренно наказывать своих учеников и тех, которые согрешают и после вразумления не исправляются, посвящённым дозволено, потому что и Господь ударами бича изгнал из, храма торгующих, которые таким образом грешили против божественного». А наша славянская Кормчая говорит ещё прямее: «Аще же кто, целомудрен смысл имый, беззаконно нечто творящаго в церкви святей, или во святых местех, биет, таковый не извержется».

Есть и ещё некоторые другие данные, указывающие, что православная церковь в известный период не чуждалась в дисциплинарной области мер физического воздействия на согрешающих.

Западная римская церковь пошла в этом отношении очень далеко, узаконила то, что было только временным и быть может местным, и, как мы знаем, дошла до инквизиции. Белякевич есть только последовательный служитель своей церкви.

Православная церковь в дальнейшем своём развитии отвергла то, что было в её дисциплинарной области несогласного с духом Христовой церкви, и высказалась определённо и ясно за меры духовного воздействия и против физических наказаний.

Вот в этом смысле достопримечательное правило 9-е св. собора Константинопольского, называемого Двукратным:

«Апостольское и Божественное правило подвергает извержению священников, дерзающих бити верных согрешивших, или неверных нанесших обиду. Ухищряющиеся угодити своему гневу, и превращающие апостольские установления, разумеют не токмо о биющих своеручно, хотя оное правило ничего такого не назнаменует, и правый смысл тако разумети не попускает. Ибо по истине было бы нерассудительно и весьма погрешительно, аще бы нанесший своеручным биением три или четыре удара подвергаем был извержению, а между тем, по данной свободе бити посредством повеления, простерший истязание до жестокости и до смерти, оставался бы ненаказанным. Итак, поскольку оным правилом определяется наказание за биение вообще, то и мы согласно определяем. Подобает бо священнику Божию вразумлять неблагонравнаго наставлениями и увещаниями ИНОГДА ЖЕ и церковными эпитимиями, а не устремляться на тела человеческие с бичами и ударами. Аще же некие будут совершенно непокорны, и вразумлению чрез эпитимии не послушны: таковых никто не возбраняет вразумляти преданием суду местных гражданских начальников. Понеже пятым правилом Антиохийского собора постановлено, производящих в Церкви возмущение и крамолы обращатп к порядку внешнею властью».

Обращаясь к позднейшим трактатам католических богословов по сему вопросу, мы в них находим прямое оправдание с канонической стороны деяний Белякевича.

Разве не имеет сходства следующая параллель пастырской практики, имевшей место 800 лет назад, с практикой наших дней, допущенной Белякевичем.

В истории читаем: 25 января 1077 г. Генрих IV был приведён в Каноссу, окружённую тройной стеной. Здесь в продолжение трёх суток, с утра до вечера, он стоял на дворе между второй и третьей стеной, в одежде кающегося и с голыми ногами, не принимая пищи. В судебном, производстве говорится: Белякевич 6-го августа 1898 года в г. Ковно самовольно и насильственно лишил свободы на время от часа дня 6 августа до 7 часов вечера 7 августа 1888 года Антона Михайлова Мацкайиса, заключив его, против его воли, в помещающуюся при костёле св. Троицы запертую тесную коморку, в которой находился стол из-под катафалка, дав ему во время заключения кусок чёрствого хлеба и воды» и пр. При этом папа Григорий VII поступил с Генрихом IV более грубо, чем Белякевич со своим духовным сыном, – и однако же его никто не судил и злодеем не считал. Разве доблести этого папы не могли увлечь на тот же путь спасения грешных молодого, недальновидного Ковенского героя.

Православная Русь и просвещённый христианский запад возмущается делом Белякевича, видя в нём остатки инквизиции. Но так ли смотрят на дело сами католики и что по сему предмету преподавали Белякевичу в Тельшевской семинарии?

На Западе среди католических писателей ещё и в настоящее время есть многие, которые не только защищают инквизицию, но, подобно папе Павлу IV, признают её благодатным внушением Св. Духа и домогаются её восстановления. Так, с 1877 года инструкские иезуиты, с Визером во главе, издают журнал, в котором высказываются за восстановление инквизиции. В таком же духе пишут в Испании Orti у Lara (La inquisition, Мадрид 1877), в Германии – бенедиктинец Gaws, в Бельгии – Poullet и др. Разве эти вдохновители не могли влиять на Белякевича? Вместе с тем Белякевич мог находить оправдание для совести своей мер физического воздействия и вообще своей практики в самом догматическом учении католицизма об епитимиях.

По учению Православной церкви, от кающегося грешника для прощения его грехов требуется: сокрушение во грехах, намерение исправить свою жизнь, вера во Христа и надежда на милосердие Божие. Епитимия не составляет существенного момента в покаянии; она есть только средство исправления. Не так учит католическая церковь. Там епитимия есть существенная часть в покаянии и имеет значение платы, наказания, возмездия или удовлетворения за грехи. Епитимия, а не крестные заслуги Спасителя, примиряет грешника с Богом, по учению католической церкви. «В пространном римско-католическом догматическом и нравственном катехизисе, составленном ректором римско-католической духовной академии, Домиником Стацевичем и одобренном митрополитом римско-католических церквей в Российской Империи Головинским, читаем (стр. 166): в таинстве покаяния не иначе получается прощение, как под условием, что грешник подвергнет себя добровольно епитимии, или временному церковному наказанию, смотря до важности преступления»... «Причина, по которой церковь, оставляя без епитимии грешников крещаемых, подвергает оной окрещённых, очень явственна; ибо справедливость требует поступать иначе с теми, кои согрешили, быв ещё ослеплены неверием и не имея сильной помощи благодати в борьбе против похотения, и иначе с людьми уже просвещёнными светом Божественной истины... Эти люди без сомнения виновны и достойны чтобы Бог заставил их слезами и трудными христианскими подвигами, снова заслуживать благодать Его, могущую оправдать их и сообщить им, в таинстве покаяния, духовное возрождение и новую жизнь. Для них довольно уже того, что им прощается вина, т. е., вечное за грехи наказание, а требуется только временное удовлетворение правосудию Божию». Стр. 167: «Покаяние состоит из трёх главных частей, а именно: сокрушения, исповеди и удовлетворения». Стр. 169: «Он (кающийся грешник) обязан смирить гордыню свою, слушать с уважением все наставления духовного отца, который, при совершении таинства покаяния, заступает место Иисуса Христа (?!), и охотно подвергнуть себя возложенной епитимии, как ни была бы она трудна, тем более, что нынешние церковные наказания вовсе не тяжки и даже, сказать можно, легки в сравнении с прежними, продолжительными и строгими, епитимьями. Наконец, он не должен роптать или «возражать» и т. д. Стр. 170: «Что же касается до епитимии, то она должна иметь некоторую соразмерность с прежними епитимиями».

Итак, если по учению католической церкви, грешник должен «охотно подвергнуть себя возложенной епитимии, как ни была бы она трудна» и если он не должен ни роптать, ни возражать, то очевидно, что в глазах истинных католиков виновен не ксёндз Белякевич, а те духовные чада его – Бернатович и Жуковская, которые пошли жаловаться на него в полицию за то, что он прилагал всё своё усердие для доставления им спасения. Отсюда понятно поведение на суде прочих потерпевших. Естественно, что некоторые католики не могут признать справедливым и решение петербургского окружного суда по этому делу. Оно им может представляться только делом господствующей якобы в России религиозной нетерпимости. Понятно почему доселе католический мир не, может понять, за что Белякевич осуждён русским уголовным судом, раз в католической церкви дозволительны для кающихся те грубые телесные наказания, которые употреблял Белякевич. Католическая церковь не только признаёт, но и очень часто употребляет телесные наказания – poenae vindicativae, состоящие в лишении свободы, денежных штрафах и телесных наказаниях (до 39 ударов) в собственном смысле (см. Schulte Lerbuch, § 98). А по отношению к грешнику нераскаянному, заслуживающему отлучения от церкви или даже отлучённому, некоторые католические богословы не признают преступным и убийство.

Так, напр., «непогрешимый» папа Урбан II (Friedergb, Die Gränzuen, Abth, 3, стр. 808) объявил, что таких несчастных не следует считать людьми, а лишь дикими птицами, и тот не брал на свою душу никакого греха, кто в порыве своего священного гнева убивал их. Убийство явного и нераскаянного грешника, отлучённого от церкви или только заслуживающего такого отлучения, не признают греховным и знаменитые римско-католические канонисты.

Так, напр., Тесаврус (De poenes eccles. Praxis absoluta et universalis notis et acces. locuplet. aq Ubaldo Giraldi. Rom. 1760. P. I. cap. ХХХVIII) называет достойным похвалы у Бога того, кто предательски убил бы такого явного и нераскаянного грешника; вообще же по его учению, такого грешника позволительно и явно убить безнаказанно ради общественной пользы и в виду его тяжкой вины, именно на вопрос: «an sit li licita senteniia banni, ut talis possit impune a quovis occidi» он отвечает: «licitam esse, quia eopponitur eam proferri ex justa causa ob graviora crimina et expedire ob publicam itilitatom»... (См. ст. Южн. Кр. 1899 г.).

Пруссия уже давно ещё, в 1873 г., так называемыми майскими законами (§ 3 зак. 12 мая 1873 г.) объявила католической церкви, что на телесные церковные наказания она смотрит как на уголовные преступления и признаёт их безусловно недозволенными; Австрия последовала примеру Пруссии в 1874 году (§19 зак. 7 мая). Если бы то же самое сделала и Россия, подобные преступления, какие совершены Белякевичем, не имели бы места, а если бы и повторились, то осуждение их не давало бы повода католикам упрекать русскую власть в недостатке веротерпимости.

Нам остаётся сказать несколько слов о том значении, какое имеет судебный процесс ксёндза Белякевича Ответом на этот вопрос служит весь сообщённый нами выше судебно-следственный материал, на котором мы остановились с возможной обстоятельностью. Здесь мы подведём лишь итоги сказанному. Значение этого редкого громкого процесса должно быть рассматриваемо нераздельно со стороны государственной и церковно-миссионерской.

Раз есть наличность преступления, закон должен быть равен и неумолим для всех и каждого, не взирая на породившие его мотивы и обстоятельства, хотя бы последние лежали вне личной злой воли преступника.

Раз Белякевич совершил описанные действительно преступные деяния, предусматриваемые точным смыслом закона, он, как русский гражданин, должен был понести наказание, налагаемое законами государства. Суд, как исполнитель закона, не мог, очевидно, согласиться с доводами защиты, а равно и не имел поводов и основания входить в исследование канонической стороны дела, на почве которой совершены, по нашему мнению, преступления Белякевича, – тем более, что суду ни епархиальное начальство Белякевича, ни защита, не указали на эту сторону, смягчающую вину Белякевича, а с известной точки зрения и совсем изглаживающую её. Мы выше привели доводы защиты, не ради удовлетворения любопытства своих читателей, а для обсуждения того главного положения защиты что будто бы в христианской церкви есть среда, на которую иначе и нельзя действовать, как только плёткой и физическим вообще принуждением. Это грубое, отжившее, ничем не оправдываемое заблуждение. Если так смотреть, как посмотрели в деле Белякевича либеральные адвокаты на низшие не культурные слои церковного общества, то тогда придётся слова убеждения и миссионерского увещания в отношении наших сектантов заменить полицейской нагайкой. А сколько однако проливается крокодиловых слёз теми же самыми или подобными либеральными защитниками сектантства по поводу правительственных репрессий, принимаемых иногда, в исключительных случаях, в отношении сектантов и раскольников, хотя репрессии эти никогда и нигде, даже в руках сельской администрации, не доходили до такой формы и степени, как действовал пастырь Белякевич. Почему же там – в мире раскола и сект не видят либералы наши такой же среды и таких же условий, не признают, что нередко от мер духовного увещания действительно остаются одни лишь бесполезные разглагольствования, особенно когда миссия Церкви встречается с своекорыстными побуждениями главарей, с злой волей или безумным фанатизмом агитаторов, оскорбляющих народную православную массу в самых святых её верованиях, развращающих своих слепых последователей? Неужели так покладисты убеждения наших отечественных либералов, что их за ту или другую цену можно заставить двойной мерой измерять, один и тот же предмет? Тенденция, проводимая в речах гг. Спасовича и Андриевского, что будто бы народная среда и грешники из неё не способны, в области нравственной своей жизни, к восприятию слова убеждения, – совсем несправедливая и крепостническая. Народная масса вообще, католическая особенно, представляет собой девственную, благодарную почву для духовного делания и – если хотите – более чуткую и отзывчивую к слову пастырского увещания, чем те просвещённые слои, которые, по выражению г. Спасовича. живут в XIX в. И если уж надо оправдывать применение мер исправления ксёндза Белякевича, то скорее в отношении этой культурной среды, которая не только слушать, но и знать не хочет мер церковной дисциплины. Интересно, что бы в защиту сказали гг. адвокаты, если бы Белякевич отхлестал своей верёвочкой грешную пани? Католическая народная масса слишком духовно закрепощена, запугана своим клиром, все искони направлявшим к тому, чтобы сделать её покорной, слепой, инертной в церковном отношении. Народ католический лишён права и мыслить о предметах веры, и говорить, и читать. Благодаря этим мерам нравственного и физического насилия со стороны своего клира, католическая русская масса непроницаема для православной миссии. Случаи перехода в православие из народа, по свободному убеждению, или под влиянием православной миссии совсем редки. Достаточно ксёндзу позвать такого к конфессионалу, как проходит всякая решимость. Правда менее доступна католическая народная среда и проникновению в неё лжеучений штунды. У нас нередко ставят это в заслугу католическому духовенству, якобы более зорко охраняющему свою паству, чем наши православные пастыри. Здесь большая ошибка. Католики не внемлют голосу штунды прямо ради страха перед костёлом, в виду тех мер, какими исправлял Белякевич Бернатович. Симонович. Если за обычные грехи так наказывают ксёндзы, то что же за уклонение в штунду и ересь сделает всякий пастырь! Католики более на свете сём боятся ксёндза, чем на том огненной геены. Мы не знаем ни одного случая, чтобы ксёндзы действовали словом убеждения против штунды, хотя последователей её из католиков в юго-западном крае и в Киеве насчитывается немало. Наоборот, ксёндзы высокомерно смотрят на эту «холопскую скаредную веру»; отпавших они называют не иначе, как «паршивыми овцами», «худой травой», – которую надо из поля вон, а не назад возвращать, в вертоград церковный.

Менее всего настоящий процесс имеет значения для самого Белякевича: – он слишком жалок и ничтожен для такого громкого дела. Не существенное значение имеет дело Белякевича и как наука и острастка для прочей ксёндзовской братии: – она слишком хорошо дисциплинирована и закалена, чтобы образумиться от этого одного урока. Ксёндзы будут разве только осторожнее в своих мерах физического воздействия «на поганое быдло и смерда», помня дело пана Белякевича.

Большее значение процесс имеет как публичное государственное осуждение системы и практики церковной дисциплины католицизма, допускающего такие непозволительные, по законам Империи и с точки зрения истинного христианства, меры.

Кроме того, ничем не заменимое огромное значение процесс Белякевича имеет и в отношении самой духовно-закрепощённой народной массы, слепо и покорно «верующей во всемогущую власть и широкие права своих ксёндзов. Теперь из дела Белякевича ковенская приходская среда должна была прозреть, что есть власть государственная, которая выше и могущественнее ксёндзовской власти, что есть закон, который ставит пределы насилию костёла над совестью и телом католиков русских, который одинаково ограждает права личности, свободу и честь каждого гражданина, будет ли он «быдло» или пан иди ксёндз. Народ должен был понять, что перед законом царским и правдоё государственною все равны.

Если масса народная того края, где царит произвол и насилие польских ксёндзов, не прозрела этого смысла и значения процесса Белякевича, то ей надо помочь в этом, – надо указать и выяснить русскому, верному престолу и отечеству, католического исповедания народу его св. права, как гражданина, – его неприкосновенность личности, ограждаемую законом, хотя бы оно касалось и костёла и клебани. Пусть масса знает, что и там нельзя никому самоуправствовать и господствовать над Божиим созданием и царскими верноподанными. С этой точки зрения нельзя не пожалеть, что процесс слушался при закрытых дверях, и выяснившиеся на суде возмутительные подробности из преступных ксёндзовских деяний остались без надлежащей огласки в русской и заграничной печати. Но процесс Белякевича, по силе своего освежающего душную замкнутую атмосферу польского католицизма на Руси, – влияния имеет значение скоропроходящей грозы, порыва ветра – не более. А между тем, зло насилия и самоуправства католического клира, в отношении пасомых русского народа, настолько глубоко укоренилось, что давно бы пора, кому следует, принять более систематические и решительные меры против этого зла. Благодушная Россия в этом отношении отстала от западных государств, издавших упомянутые законы.

У нас в России прежде всего необходимо установить меры к более существенному и действительному правительственному контролю над католическими духовно-учебными заведениями. Чему там учат, по каким учебникам. как воспитывают – никто ничего не знает. Обратите внимание, что никогда нигде в печати не появляется никаких сведений даже о внешней стороне положения католических семинарий. Едва ли кто знает, где и сколько в России этих семинарий и академий. Это какое-то независимое государство, тайная корпорация в государстве. У нас хвалятся добрыми нынешними отношениями с Римской Курией, но не приобретены ли они дорогой ценой какой-то автономной независимости семинарий от государственного надзора? Пока католические семинарии будут воспитывать в будущих пастырях католических такие убеждения, какие привели неосторожного, простодушного, недурного человека, но плохого иезуита Белякевича на скамью подсудимых, до тех пор источник костёльного и ксёндзовского духовного крепостничества народных масс и политическое смятение в умах католического интеллигентного общества не прекратится; и подобные процессы останутся лишь слабыми паллиативами.

Надо правительству наблюдать за учебными заведениями и не забывать костёлов, конфессионалов и клебаней – таков конечный урок процесса Белякевича.

В. Скворцов

День Святой Пасхи 18 апреля 1899 года.

Раба Божия!

Пишет тебе опять тот же академический старик. Так как письмо моё ты выслушала от Лизы (которая, прямо скажу, моя крестница) и не отвергла его, а унесла с собой, то я надумал и ещё написать тебе. Поводом к настоящему писанию служит светлый праздник Христова Воскресения, которое исповедует и проповедует весь род христианский.

И при этом всеобщем исповедании, при этой всемирной проповеди сегодня мы слышим в церквах и в домах, при посещении их духовными лицами со святыней, да и везде и повсюду слышим слова: «друг друга обымем» и «простим вся воскресением» всем, кто только носит имя христианина, приличествует во имя Воскресшего исполнить сие.

Таким образом, в нашу личную нравственную жизнь Воскресение Господа вносит взаимную любовь и всепрощение.

Но не об этом я хочу повести речь, а о том, что приносит оно по отношению к нашей вере и нашему упованию. Святое Писание глаголет: аще Христос не воста, суетна вера наша, тщетно наше проповедание и мы ещё во гресех наших (I Коринф, зач. 169, гл. 15 ст. 14 и 17). Ныне же Христос воста от мертвых начаток умершим бысть... Якоже о Адаме. вси умирают, такожде и о Христе вси оживут (Коринф, зач. 160, гл. 15, 7, 20 и 22). Посему мы веруем и исповедуем, яко воскресший из мертвых Христос Своею смертию попрал, сиречь истребил, смерть, даровав жизнь во гробах находящимся, и, снишед во ад, разрушил темницы адовы. «Где ти смерте жало? Где ти аде победа? Огорчися, ибо упразднися, огорчися ибо поруган бысть» (из слова св. Златоуста на Пасху, см. в Цветной Триоди).

Правда, мы и теперь умираем, но умираем уже не для смерти, но для жизни. Посему: «несть убо, Господи, рабом Твоим смерть исходящим нам от тела и к Тебе, Богу нашему, приходящим, но преставление от печальнейших на полезнейшая и сладостнейшая и на упокоение и радость (из молитв на день Пятидесятницы, см. в Цветной Триоди). Ясно это христианину потому, что ещё при жизни нашей на земле мы носим в себе честное тело Господа и животворящую кровь Его, по реченному: ядый Мою плоть и пияй Мою кров имать живот вечный (Ин.6:54). Правда, и теперь рассеянные приставники ада смущают ум, колеблют веру, развращают сердце и направляют волю немощного человека ко злу. Но теперь в немощах человеческих совершается уже сила Божия; бывают, конечно, и теперь падения, но есть за то и восстания через эту Божию силу, есть грех, но есть и очищение от греха, есть смущение совестя, но есть и средство примирения с Богом через властное от имени Божия грехов разрешение (Ин.20:22–23) и кровию Агнца непорочна и пречиста Христа (1Пет.1:19). Теперь, вместо разрушенных адовых темниц – дом, Христом созданный и благодати исполненный, – сиречь Церковь Его святая, дом, в коем и можем мы все сие получить. В этом доме мы не одни, а вместе с воскресшим Христом. Вот что приносит нам Воскресение Христово! Вот что значит для нас и праздник Воскресения! Вот почему мы и «веселимся божественне, яко воскресе Христос» (из Пасхального канона).

И воскресший Христос «всесилен», победа Его есть победа вечная; слава Христова в Церкви – слава неувядаемая, торжество Его над смертью и адом – нескончаемое; потому что «с нами неложно обещался Он быти до скончания века» (из Пасхального канона). И крест Христов, на главах церковных сияющий и каждым из вас на персях носимый, есть видимое вечное знамение этой победы; воссияет это знамение и в день последнего суда Господня. И всё сие также велегласно исповедует и проповедует мир христианский: – «Светися, светися новый Иерусалиме (сиречь Церковь Божия), слава бо Господня на тебе воссия. Ликуй ныне и веселися Сионе» (Пасхальный канон). – Без этой проповеди и христианства нет, и тщетно было бы исповедание наше.

Но откуда-то, чей-то слышится голос отчаяния и неверия в вечной Христовой победе, и обещание Господа «с нами быти» является не «неложным». Откуда же, вопрошаем, туча грозная заволакивает горизонт, дабы пресечь свет сияющего солнца – Христа? Не в странах иноземных, а у себя дома слышу проповедь, яко бы враг Христа (антихрист) снова восстановил темницы адовы, светлые же обители Христова дома опустошил, лишив живущих в нём и приставников, от святых апостолов по преемству идущих, и печати дара Духа Святого, и грехов властного разрешения, и пищи и пития бессмертия. Слышу проповедь, яко возлюбленная невеста Христова Церковь ограблена разбойниками: отнят у ней и перстень обручения, и драгоценный дар грехов отпущения, и бесценное сокровище со Христом соединения. Читали мы сегодня в слове св. Златоуста: «Трапеза исполнена. Насладитеся вси. Телец упитанный. Никтоже изыдеши алкай, вси насладитеся пира веры». Но где этот телец? Не вижу Его. Выкрали Его из дома Господня. Уж лучше бы и не читать тогда: «насладитеся вси», когда наслаждаться нечем, вкушать нечего. Слышу, правда, при этом и невольно вырвавшееся стенание, при перенесении на преждеосвящённой литургии Св. Даров: – «какой благодати мы лишились!» Да не будет же это стенание – стенанием ада: «увы мне!.. уне мне бяше, аще бы от Марии Рождшегося не приял» (Стих. на Велик. Субботу). Но да будет сие человеческое стенание болезненным воплем не потерявшей ещё веры души!

Но возвращаюсь к тому, что слышу без стона, с тупым самомнением проповедуемое. На основании всей этой проповеди чудится мне, – именно точно привидение какое-то страшное чудится, якобы Домовладыка – Христос не сохранил в устроенном виде Своего дома, что не уберёг Жених Своей невесты, ради которой и Себе на смерть предаде. Точно кошмар тяжёлый давит меня при мысли, якобы кончилась Его победная слава; крестом приобретённая и воскресением всему миру явленная. Что же мы после этого и празднуем, и чему ликует Церковь Божия? Что радостного приносит нам праздник Воскресения? «Где ти, аде, победа», вопрошаем мы словами вселенского учителя. Но приставник ада ответит: «вот она», эта ваша победа, – смотри. Тельца упитанного нет, хотя ты и призываешь вкусить Его и насладиться Им. Зачем, точно в посмеяние себя, и звать на несуществующую вечерю? И другие дары благодати также отняты и истреблены, а приставники церкви все изменниками оказались. Это всё наше адское, антихристово дело, и выходит не твоя здесь, а наша победа, и мы ликовствовать можем, а не вы. Чудится в этом, таким образом, злорадство денницы... Размышляя о сём с грустью примечаю и то, что Христова кровь напрасно пролита и нас уже не пользует, что враг взял силу над Христом и снова, как и после падения, удалил человека от лица Божия, разрушив завет, сиречь союз его с Христом, и Христа с ним. И вот я, – грешный, слабый человек, опять один, самому себе предоставленный. И темно в уме, и тяжко на сердце от всей этой проповеди; светлое упование сменяется мрачным отчаянием.

Но откуда этот голос, который я слышу, откуда видения, меня удручающие, – от Бога ли, или от того же хвастливого врага? Оставляя светлое упование и песнопения Церкви, беру в руки прямо Божественное Писание, дабы проверить и пасхальное ликование церковных песнопений. Беру и читаю:

созижду церковь Мою и врата адова не одолеют ей. И дам ти (апостолу Петру) ключи царства небесного. Елика аще свяжеши на земли, будет связана на небеси, и елика аще разрешиши на земли, будет разрешена на небеси (Матфея эач. 67). И в другой раз, по воскресении Своем, Господь всем апостолам, рёк: приимите Дух Свят, имже отпустите грехи, отпустятся им, им же держите держатся. (Ин.20:22–23). Посему св. Златоуст, размышляя о сём божественном праве, вязания и разрешения, называет служение преемников апостольского служения – лиц священных, выше ангельского и архангельского, так как ни ангелам, ни архангелам Господь не дал такого права, и поясняет: «яже иерей долу на земле творит, горе (на небе) рабский совет Владыка подтверждает... (Беседы о священстве). И опять читаю из посланий св. апостола Павла: Аз приях от Господа, еже и предал вам, яка Господь Иисус в нощь, в нюже предан бываше, прием хлеб и благодарив преломи и рече: приимите ядите сие есть тело Мое, еже за вы ломимое: сие творите в Мое воспоминание. Такожде и чашу по вечери глаголя: сия чаша Новый Завет есть в Моей крови: сие творите, елижды аще пиете, в Мое воспоминание. Елижды аще ясте хлеб сей и чашу сию пиете, смерть Господню возвещаете, дóндеже приидет (I Коринфянам зач. 149). «Яко до скончания ту пребывает», поясняет св. Златоуст (Беседы на 14 посланий ап. Павла. Киев 1623 год). Итак, во 1-х, Завет Новый в крови Христовой заключается, якоже и Церковь воспеваете: «Завет Новый завещая и кроплением: да обновятся людие Божия крове» (Канон на неделю Ваий). И, во 2-х, завет сей есть завет вечный; иного ещё более нового завета не будет. Посему и св. Евангелие вечно (толков. апокалипсис) и никогда не изменится (Благов. Луки зач. 107) И во время последней жесточайшей брани с антихристом Церковь не лишится сего и не отступит от сего, а побежит в пустыню, имея два крыла орла Великого, сиречь ветхий и новый завет (Апок. толков.). И там в пустыне с св. Евангелием в руках и в сердце она будет исполнять закон евангельский. Итак, победа Христова над адом есть, действительно, победа вечная, и Тому слава в церкви во все роды века.

Под водительством Божественного Писания опять светло у меня на душе, и радостен праздник Воскресения, как воспоминание победы нескончаемой силы Христовой, неодолимой не в Его только Лице, но и в устроении Его Церкви. Посему есть с чем, значит, по-христиански поздравить и тебя – с этой победой Христа над адом и возгласить: «Христос воскресе!»

Надеюсь, что и ты, как «истинная христианка», по крайней мере, если не во имя упования, то во имя любви христианской, ответишь мне каким-нибудь путём, – хотя бы через Лизу, – «воистину воскресе!»

Старик, желающий тебе спасения.

Примечание. Ты называешь меня язычником. Но скажи по совести, что ты нашла языческого, когда была в библиотеке? Да и настоящее письмо разве язычником написано?!

Молись, старица, воскресшему Богу Христианскому, да избавит Он тебя от всех напастей вражиих и спасет, яко милосерд!

25 апреля.

Раба Божия!

Вчера, при чтении мной написанного тебе письма, на возглашение «Христос воскресе», ты ответила мне: «у нас воистину воскресе». Тогда я не обратил внимания на это «у нас», сказанное очень тихо, дабы я и не расслышал, но сегодня поразмыслив об этой прибавке к общепринятому пасхальному приветствию, недоумеваю, что значит это слово. Посему мне и хочется остановиться на нём, дабы разъяснить его смысл. Конечно, лучше всего было бы у самой тебя спросить об этом; но первое, не знаю, придётся ли нам скоро увидеться²¹², а второе, сомневаюсь, чтобы ты мне и разъяснила это. Делать нечего, буду останавливаться сам предположительно на возможных объяснениях означенной прибавки с разных сторон, – быть может, попаду и на то объяснение, какое ты и сама дала бы, если бы захотела, – а вместе с тем, постараюсь показать, насколько это слово «у нас» годится тебе при пасхальном ответном приветствии, насколько оно согласуется с верой в воскресение Христово, с убеждением в вечной Его победе над адом.

1) Беру сначала самое простое, буквальное понимание слова «у нас», т. е. «в нашем обществе, среди нас». Но известно, что Христос Спаситель воскрес и не у нас, и не у вас, а в Иерусалиме, среди врагов, на смерть Его осудивших. По воскресении же Своём Он являлся ученикам Своим и жёнам мироносицам. И было всё это тогда, когда не только нас с тобой, но и самого старообрядства нашего и в помине не было. Тогда и в основанной Господом, по воскресении, церкви – и песнопения, и обрядовые действия были иные, чем теперь у нас и у вас, а очень многое, что употребляем мы и употребляете вы и о чём вы готовы спорить до слёз, явилось уже впоследствии, по истечении нескольких веков, и часто видоизменялось. Если же что было и тогда, и неизменным что оставалось и во все последующие века, так это – то, что на ряду, с крещением низводился на крестившихся и Дух Святый или возложением рук апостольских, или святым помазанием, – что ежедневно приносилась тогда и Жертва Христова в воспоминание смерти Его, что и к больному призывались старейшины, сиречь пресвитеры церковные, для исповедания грехов и для помазания елеем, – что через рукоположение св. апостолов и их ближайших учеников и преемников сообщался некоторым избранным и особый дар священства на служение церкви и пасение стала верующих. – И если бы служители и самовидцы Слова, ученики Спасовы, с жёнами мироносицами снова явились на земле для проповеди, то они и только они – могли бы сказать: «у нас, или при нас воистину воскресе Христос». Но и сие ответное приветствие рекли бы они не на умаление церкви Божией и заключающихся в ней благодатных даров, не на посрамление Главы её, а во уверение истины воскресения и вечной победы Его над адом, а равно – и во утвеждение слов Господа о неодолённости церкви, как тела Христова, с преизобильными в ней дарами благодати Св. Духа, через внешние посредства, сиречь таинства, сообщаемой (Больш. Катех.), еюже мы и спасаемся. Иной их проповеди не могло бы и быть.

Но, может быть, ты усомнишься в последнем, или у вас усумнятся, а при этом и легкомысленные найдутся и скажут: «да, если бы на самом деле апостолы Христовы снова явились на земле и сказали бы это – т. е. что церковь Христова всегда пребудет в полноте устроения, с таинствами и со священноначалием, то мы поверили бы; а теперь кому верить, – кого слушать: один говорит одно, другой другое. Не впервые и не теперь только слышится это легкомысленное слово. Ещё Христос Спаситель, применительно к понятиям иудеев, рёк притчу о богатом и Лазаре. В этой притче мы читаем, что богатый, мучась во аде, молил Авраама, чтобы он послал Лазаря в дом отца его, сказать братьям о его мучениях, чтобы и они не пришли в то же место мучений. Глагола же ему Авраам: имут Моисея и пророков, да послушают их. Аше же Моисея и пророков не послушают, то, если кто и из мертвых воскреснет, не поверят (Лук. зач. 83). Посему и легкомысленным требователям чуда можно сказать, «имут св. Евангелие и прочия божественные писания, да послушают их». И напрасно, значит, было бы появление на земле св. апостолов для подтверждения того, что ими же возвещено уже было. Вот почему ещё в первом своём письме я писал тебе, чтобы не смотреть на глаголющего, т. е. кто говорит – тот или другой: Ивановский, или Василий Александров²¹³, а на глаголемая в писании, и пленять сердце в послушание ему.

Итак, слова твои «у нас воистину воскресе» представляют по раскрытому смыслу что-то очень детское, какое-то лепетание без ясной мысли.

2) Но вероятно, не так я понял тебя, не тот смысл дал твоим словам, т. е. твоей прибавке. Слово «у нас», может быть, то означает в твоих устах, что вы, т. е. ваше общество, и только оно одно, исповедует воскресение Христово, а все другие якобы не исповедуют, что посему вы только и празднуете день Воскресения, только к тебе и твоему обществу относятся и все ликования церкви. Но тщетные мечты и вместе с тем горделивые! Христос и умер за всех, и воскрес, да всех умерших приведёт с Ним к Богу. Посему, все мы имамы избавление кровию Его и оставление прегрешений по богатству благодати Его (Ефес. зач. 217). Всё моё второе письмо и было посвящено разъяснению того, что вера в воскресение Господа – всеобща у всех христиан, и еретики, во многом заблуждающиеся, не отвергали и не отвергают его. Поэтому и праздник Воскресения есть общехристианский праздник; истинно же его празднуют те, кои имут и Тельца упитанна, у коих воспоминается и смерть Христова не словами только, но и видимым таинственным воспоминанием. Если же от тех, коих вы еретиками и язычниками именуете, на вас обратить взор, то у вас-то и нет этого; да мало того: у вас-то и слышится проповедь, яко победа Христа над адом окончилась, так-как дом Божий уже полуразрушен, – что я и раскрывал тебе в своём втором письме. Поразмысли об этом, ведь это – богохуление. Не хочу сказать, что ты желаешь похулять Бога, но так это выходит из вашей беспоповщинской веры, которую ты и выразила в твоей оговорке «у нас». Где же, спрошу, у вас? Где нет ничего, или слишком всё умалено. Сказать беспоповцу: «у нас воистину воскресе» – ведь это насмешка над собой, и не я виноват, что так выходит из всего вашего упования.

Но слышу уже огорчение и объяснение ваше, якобы вас оправдывающее. Всё сие видимое умаление благодатных даров Бог-де попустил за грехи людей и за отступление. Но ведь за грешных Господь и кровь пролиял, дабы кровию Своею очистить их от всякого греха (1Ин.1:7). Ужели Он же и лишил их этого средства очищения?! Или же враг и противник Христа сие учинил? Но единожды Единородный Сын Божий уничижил Себя, зрак раба приим... и послушлив быв даже до смерти крестные (Флп.2:6–8). Единожды Он. со Отцем неразлучный, томимый в безмерных муках, – вопиял ко Отцу: Боже Мой, Боже Мой, вскую Мя еси оставил (Мф.27:46). Ужели мало один раз такого уничижения и посрамления Бога, во образе человека, а понадобилось и ещё новое уничижение Его в теле церкви Его, понадобилось и явилось это уничижение тогда, когда Он, вознесшись с плотию на небо, и естество наше на Отчем посадил престоле (Канон воскр. 2-го гл. в песн. 9-й)?! Ей, грешно и страшно так думать. Христос единою о гресех наших пострада (1Пет.3:18). Всё это и суть речи хвастливого врага, мнимой победой своей кичащегося. А что до отступников, то каким же образом за отступление одних наказуются другие, за отступление еретиков от истины наказуется якобы Христова церковь лишением многих благодатных даров и уничижением, через уничтожение алтарей Господних и крови Нового Завета (Лк.22:20. 1Кор.11:25). Где же тут не только милость и любовь Главы церкви, душу Свою за неё положившего, и Бога Отца, во искупление мира принявшего жертву Его, но и строгая, холодная справедливость, и людям свойственная? Всё это ни с чем не сообразно и, видится, тем же врагом измышлено. Наконец, если и есть некоторая доля правды в этом вражьем хвастовстве, то скорее не там ли искать её, где не приносится тело и кровь Господа, не у тех ли кои и завет новый, в крови Христовой заключающийся, признают уже потерявшим силу и закон евангельский невозможным к исполнению, кои в книге Кирилловой и еретиками именуются, у коих, по словам толкового апостола, и «мерзость запустения на месте святе», сиречь «опустошение Христовой жертвы, каковое ложнии пророки, посланницы антихристовы начинают» (л. 549 об.). И близко оно около нас, и видится нами, и стенание некиих слышится: «какой благодати мы лишились». От уст их и сужду их, и им ли, поэтому, с каким-то презрением на пасхальное приветствие отвечать хвастливым словом «у нас»?

3) Но опять, может быть, не так я понял твою мысль. Быть может, слово «у нас» то означает, что вы и мы не одного Христа признаём и не одному Богу покланяемся. Поэтому, прежние московские федосеевцы на приветствие православных обыкновенно отвечали: «наш Христос воскрес». И ты, может быть, нечто подобное хотела сказать; – т. е. «у нас, наш Исус воскрес», давая сим разуметь, что у нас, – которых ты считаешь еретиками и язычниками, – «ин Бог, Иисус», Много лет идут разглагольствия о начертании имени Спасителя, много лет слышится, что два начертания, Исус и Иисус, означают и два лица, и что последнее начертание древней Церковью якобы не было принято. Но разве не видела ты своими глазами в академической библиотеке древние рукописи и печатные книги, в коих начертано Иисус? Разве тебе не показывали и не читали, что Павел апостол проповедовал Иисуса (Бес. св. Злат. на Деян. стр. 368. Киев. 1624 г.), что и Тайновидец, св. Иоанн, зрел души растёсанных за слово Божие и за свидетельство Иисусово (Толков. апок. стр. 81 и 97. Киев. 1625), и многое тому подобное в других книгах? Только человек ничего не знающий и не видящий, или, – что хуже, – и не желающий ни знать, ни видеть, а желающий остаться с своими предрассудками, может повторять стародавнюю, придуманную хулу на имя Иисус, яко имя сие означает иного Бога. Не у древней Церкви, употреблявшей то и другое начертание, научился он сему, а у старых вождей церковного раздора... Да если и попросту рассуждать, то что, если бы я, обратившись к известному лицу, положим, женского пола, назвал его «Екатерина Николаевна», или «Елизавета Иоанновна», а другой кто-нибудь, тут же находящийся, назвал бы так: «Катерина Николаевна», или «Лизавета Ивановна», – что эти женщины признали бы то и другое название за принадлежащее им имя, или так бы стали рассуждать, что Екатерина одно лицо, а Катерина – другое, точно так же и «Елизавета Иоанновна» и «Лизавета Ивановна»? Ответ на этот вопрос само собой и не требуется. Посему и имя Спасителя, во 1-х, на разных наречиях писалось и пишется различно, и во 2-х, и на одном языке славянском также не одинаково писалось и печаталось. Здесь вопрос может быть о том только, как правильнее писать, переводя с языка греческого, т. е. вопрос не веры, а просто грамматики, а, чтобы под разными несколькими начертаниями имени Христа Спасителя разуметь и разных лиц, – об этом и вопроса, и речи не может быть.

Итак, твоё выражение «у нас» и с этой стороны также непонятно и изумительно. Больше не знаю, что и придумать. Вот что значит, старица, бросать заученные слова, которым и сама ты едва ли дашь ясный смысл, – кроме бессознательного, необдуманного чувства религиозного отчуждения и невольного, ложного страха перед чем-то, якобы ужасным, на самом же деле – святым и христианским. И на самом деле, разве засвидетельствование о воскресении Христа и приветствие посему может быть чем-либо страшным и самому последнему из христиан? Во всяком случае, кем бы оно ни было произнесено, оно только радостно, страшно же оно врагу Христову. Чего же ты-то боишься и оговариваешься, кто тебя научил этого бояться?..

Письмо вышло длинно потому, что требовало разъяснений. Не сердись за него и оставь свои подозрительные оговорки перед всяким, кто исповедует Христа; он также верит сему, как и ты веришь, и ты должна только радоваться этой всеобщей вере. Если же хочешь размышлять, не о том размышляй, у нас или у вас воскресе Христос, – это бессмысленно, – а о том, мы-то со Христом ли, мы-то не ушли ли от Него, мы-то не пренебрегаем ли словом Его, которое составляет основу нашего упования и жизни вечной. «Аще кто верует во Христа, как Бога, а словам Христа, как Бога, не верует, тот и эллинов (язычников) горше есть» (св. Златоуст, Вес. на посл. к Колос. прав. 2-е, стр. 2054. Киев. 1623 г.).

Н. Ивановский

Старик.

«Обретохом веру истинную!»

В предыдущей статье я писал, что целителем моих духовных язв маловерия и сектантства был иеромонах о. Викентий. Решаюсь в настоящей статье, во славу имени Божия, рассказать известную мне дивную историю жизни о. Викентия. Бог от чрева благочестивой его матери предызбрал его к жизни монашеской. Ещё 3–4 летним мальчиком он не ел мяса и имел охоту и способность к грамоте, которая и началась с чтения Божественной псалтыри, а продолжалась и укоренялась в юношеском возрасте на чтении святоотеческих творений. Ещё отроком он, по совету с братом, дал мысленно Богу обет идти в монахи. В храме Божием перед св. Евангелием, он молился так: «Господи Иисусе! Я хочу идти в монахи, но Ты устрой так, чтобы мне стать монахом в те годы, когда ты пошёл на вольную страсть, на 33½ году, и так, чтобы отец помер (отец бы не отпустил его в монахи), а мать была жива». Так и сбылось, как просил у Бога будущий иеромонах, настоятель и благочинный нескольких северных монастырей Олонецкой епархии: пострижен о. Викентий в монашество на 33 году, а в монастырь ушёл после смерти отца, по благословению матери, о которой доныне не знает даже, жива ли она или умерла: так строго соблюдал сей препростый муж заповедь Господню о возненавидении родителей, или точное – воспоминаний, пристрастия к родителям, с коими всё равно разлучает нас смерть. Будущий монах ещё в юношестве и отрочестве строго хранил целомудрие духа и тела.

Когда родители решили женить его, он убежал из родительского дома²¹⁴ и сделался в С.-Пб-ге каретником, весьма известным среди вельмож и богачей за искусство, степенность и честность. Когда умер отец, совесть напомнила об обете монашества, но явилось страшное искушение, которое разрешилось дивным образом. Искусный и степенный каретник за трезвую и благочестивую жизнь прослыл завидным женихом, и к нему приступили сваты от лица миллионера-откупщика, предложившего ему в замужество дочь, прижитую незаконно, с приданым в 100 тысяч рублей деньгами и домом в СПб, пеной в 500 тысяч (на Васильевском Острове). Искушение было сильное, наводнившее душу скорбью и сомнениями. И вот о. Викентий решил просить у Бога разрешения недоумения.

– «Закрыл я магазин в один прекрасный день, заперся в своей холостяцкой квартире и принялся неотступно и усердно молиться Богу. Молился усердно до поту лица, до полночи об одном: «Господи! укажи путь, жениться мне или идти в монахи? И брак ты благословил для честного и нескверного ложа и монашество указал для могущих вместить. Разреши недоумение, имиже веси путями и покажи путь!» – Утомлённый лёг я на жёсткий свой диван и забылся тонким сном, как это бывает в предварение Божественного видения. И вижу, что в дверь комнаты моей вводят женщину два ангела, как юноши, красоты неисповедимой и с крыльями – вот как на св. иконах изображаем. Ясно различаю, что ангелы духи бесплотные, ибо сквозь них вижу предметы в комнате, а посреди человек перстный, ибо сквозь него предметов не вижу. И вот св. ангел говорит: «твою молитву Господь услышал, вот твоя невеста – спрашивай её!» – Я начал говорить: – «вот я человек книжный, начитанный в Божественном Писании, желаю, чтобы и невеста моя была такая же; и вот я достиг 30 лет, а прожил степенно, и не познал, что такое жена²¹⁵, хочу, чтобы и невеста моя была такая». Невеста-то на мои слова и говорит: – «а я не такая – у меня ребёнок был». Я так и замахал руками и повелительно²¹⁶ ангелам сказал: «ведите, ведите от меня её». Ангелы увели, а я ещё крылушко как сейчас помню, в дверях мелькнувшее²¹⁷.

Очнувшись от видения и поняв, что оно от Бога, а не мечта и обольщение дьявольское, – ибо состоялось после усерднейшей молитвы, в решительную минуту жизни и пролило в душу сладость и мир, – я помолился со слезами Господу и лёг спать умиротворённый. На другой же день наотрез отказался я от невесты, рассказав свату сон. С того дня я ликвидировал дела свои и скоро оказался послушником К. монастыря».

Когда читатели мои, – особенно мои прежние единомышленники-интеллигенты, прочитают вышеизложенную правдивую повесть, то помышления сомнительные, как грязные облака, войдут в их души: «да может ли такое в наше время случиться! какие, мол, такие ангелы? ангелы и демоны в воображении только могут существовать, а отнюдь не реально!»

– О, я знаю, брат-маловер, сию кичливую уверенность неверия! Не буду заставлять тебя верить: хочешь – верь, хочешь – не верь, хотя бы даже не верь тому, что ты смертен и суду Божьему строгому подлежишь и никуда от сего судилища Христова не сбежишь. Оттого-то и сказано Господом: «кто поверит – спасён будет от геенны, а кто не поверит – осуждён будет в геенну». Ты, читатель, слишком много веришь видимостям и кажимостям, оттого и мало способен стал верить действительностям, реальностям. «Как!» – возопить читатель невер неистово (непременно неистово, ибо атеисты не могут говорить истово и спокойно беседовать, а всегда кричат, сквернословят, пеной, слюной брызжут). «Как? Так ангелы – это действительность, а видимый мир – кажимость?»

– И видимый мир – тоже действительность, но только маловременная, ибо определён Господом конец и сломка всему видимому: это случится в день второго и славного пришествия Владыки Христа; а для каждого из нас при смерти сей видимый мир исчезает на веки, а ежедневно пропадает, когда смежаем очи для сна. Ну как же не кажимость сей видимый мир? Ангелы же Божии, как бесплотные, вечны, что присуще и нашим душам, то есть тем существам, обнаружение духовной деятельности коих в нас мы называем умом, чувством, вождением (при смерти эти все способности: мыслить, чувствовать, желать при нас останутся, облупится лишь кожа – тело).

Итак, всё, мною рассказанной, истинная правда, и сам о. Викентий, по милости Божией, жив доныне. Я долго помучился сомнением, рассказывать ли, ибо сказано «не бо врагом Твоим тайну повем», и ещё: «не мечите бисера» и прочее. Но с другой стороны знаю, что дела Божия открывать позволительно и спасительно, – только тайны земного царя надо крепко хранить. Если бы все так робко вели себя, мы не имели бы «патериков» и тех чудных повестей, которыми Святая Церковь утешает наши маловерные души доныне. Никого не заставляю верить мне: «имеющий уши», т. е. способный верить, «да услышит». Знаю лишь, что о. Викентий не способен солгать, ибо он иеромонах, т. е. священник, муж смиреннейший, которому едва ли будет даже приятно прочесть в печати своё имя. Но я действую по слову: «прославляющих Мя прославлю». Не слава, милый мой, о. Викентий, страшна, но худая слава, как ты и сам учил меня в келейных беседах. Не слава опасна, но услаждение, надмение славою. Также и не поругание и побои – страшны, но то, когда человек не хочет перенести их с кротостью и радостью, как заповедано, но сердится, злится, мстить старается. Вот о. Иоанн Кронштадтский – слава его вселенская, беспримерная: портрет его в каждой избе 100 миллионного народа русского; однако о. Иоанн не надмевается сею славой оттого, что держится любомудрия церковного, отеческого. А в чём состоит сие любомудрие? А в том, чтобы разуметь и помнить «последняя твоя» и моя, то есть, что все «сыны человечестии» сойдут «под вечны своды», и «чей-нибудь уж близок час», как сказал А. Пушкин, имевший на меня влияние своей поэзией во дни моего обращения. Если бы даже о. Викентий и воспретил мне сказывать о рассказанном им мне во спасение моё и утешение, то едва ли я бы послушал его, хотя и признаю, что послушание важнее и нужнее, чем даже молитва и пост, без коих спастись невозможно. Богу повиноваться надо более, чем человеку, и Богу угодно, чтобы светильник истины не горел под спудом, но был поставлен искусной рукой на свещник гласности. Что сказал мне о. Викентий «на ухо» в келейной беседе, во дни, когда решался роковой вопрос: «верить или не веровать», то есть «быть или не быть», ибо неверующий не живёт, прозябает животной жизнью (есть, пить и спать не значит жить, а лишь тлеть и истлевать, отчего и произошло выражение «прожигать жизнь»), – услышанное мной «на ухо», возвещаю «с кровли» Миссионерского Обозрения. Я даже боюсь внутренне стыдиться, робеть сказать слово правды, чтобы не постыдился меня Господь Иисус перед ангелами Божиими. Мало верить сердцем в правду, надо исповедывать во спасение себе и другим в слух многих. Блаженным почитаю себя, что избрал меня недостойного Господь, чтобы исповедать дивные дела Божии. Слава и благодарение Господу человеколюбцу, а человеконенавистнику и «отцу лжи» сатане – срам, уничижение и мучения вечные, коих и я достоин, но и стараюсь избежать их, переплыв житейское море в ковчеге Святой Церкви.

Итак, вот какому мужу, дивному по кротости и просвещению благодатному – суждено было от Бога обратить мою душу к вере Божией, научить монашескому деланию (углубляться во внутрь себя, где потаённый сердца человек) и стать моим незабвенным духовным отцом, за которого я до смерти обязан молить Бога.

О. Викентий, когда наставала его седмица священнослужения, обыкновенно, не ужинал, приготовляясь к Божественной литургии с вечера. Чаёк он пил, но утром, едва ли не всегда, с просфоркой и конечно только во дни, когда не совершал литургии. О. Викентий любитель келейного домоседства, которое он умеет совмещать с приветливостью и долготерпением, в отношении к приходящим в его келью. За четыре года жизни моей в Муромской обители едва ли однажды он вышел за ограду обители. Иисусова молитва внутрь его (в сердце) действует так, что даже и во сне сердце его бдит, то есть вопиет жалобно и сознательно: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешного». Он признавался мне, что, когда ляжет и закроет глаза внешние, то очами ума видит рои и легионы парящих в небесном пространстве демонов, принимающих разнообразные воинственные образы, несущихся на колесницах. Такова чистота ума, достигаемая непрестанною молитвой при нерассеянном образе жизни (келейном), при воздержании чрева, языка и частом благоговейном приобщении Святых Таин. Но светлее всего в лице о. Викентия светилось смирение и кротость. Лицом он очень походит на митрополита Киевского Высокопреосвященнейшего Иоанникия: строгое монашеское лицо со светлым высоким челом, прекрасной бородой, при взгляде не которую припоминались глаголы Святого Духа: «яко миро сходящее на браду, – браду Аароню».

* * *

Забуду ли, как милый мой о. Викентий отечески и любовно предостерегал против блуда, рассказав случай страшного искушения, которое было во дни его послушничества, – искушения, от которого его спасла благодать Божия страхом вечной муки и опасением утратить чистоту тела и вместе с ней здоровья. Забуду ли, как сей великий в своём смирении и тайном подвиге муж учил меня молиться, становясь при мне в келии на колени и воздевая к небу преподобные свои руки и возводя «в горы» бесстрастные свои очи. От него я впервые услышал, что христианину необходимо утром и на ночь со всем вниманием прочитать по крайней мере «Трисвятое». То, что знает крестьянский школьник, не знал я 27-летний «интеллигент», окончивший курс классической гимназии, получивший аттестат зрелости, бывший студентом университета! Бедные мы, люди! Имени Бога не знаем, не знаем наверное (не верим), что Имя Богу «Христос», и Святая Единосущная Троица – Отец, Сын и Святой Дух, – Единый Бог. Бедные мы, жалкие люди, гордые своим невежеством! Как простодушно удивлялся милый о. Викентий, что я не умею обходиться с волосами головы моей бедной. Шевелюра моя была ещё студенческая, и я, стоя у клироса по долгу пономаря, часто ворошил свои волосы чисто по-нигилистически, совершенно неприлично для послушника. Этот жест лучше всего обнаруживал внутри, меня «нечистое» действие мыслей мятежных. Милый о. Викентий говорил с недоумением: «как это родители тебя не выучили причёсываться. У меня так бывало мать у пояска гребешок всем детям привязывала: как взъерошимся, так чтобы причесаться. Разве хорошо людей смешить, в грех вводить. А ты монахом хочешь быть, а этак ведёшь себя в храме Божьем, в присутствии братии и сил небесных, с нами невидимо служащих». – При этом о. Викентий показывал мне над собой, как ерошу волосы, и мне ясно было, что я смешу своим поведением людей. Сколько раз выручал меня отец мой духовный из рассеянности, при которой я забывал, как мне поступать в пономарском моём деле: порядка литургии и значения священнодействий божественнейшего сего и страшного служения я совершенно не знал. А ведь окончил курс гимназии и по закону Божию имел в аттестате зрелости едва ли не 5! В гимназии уроки Закона Божия были для меня самыми ненавистными, мучительными, отвратительными. Не потому ли это, что я был блудником с IV класса гимназии, а малакей занемог едва ли не с 12–13 лет! А св. Димитрий Ростовский говорит ясно и определительно, что всякий блудник имеет в себе беса, демона, и быть может даже не одного, а многих. Вот эти-то бесы во мне и производили ощущения омерзения к тому, что невыносимо для них: к глаголам вечной истины. Когда эти строки будут напечатаны, я прошу о. Иоанна Кронштадтского, сего победоносного воина Христова, довольно опытного и в рассуждении духов и в одолении духов злобы, печатно разъяснить, справедлива ли моя догадка (мысль). Это будет назидательно и обличительно для всего молодого поколения учащихся интеллигентов.

Забуду ли я, как о. Викентий шутя упрекал меня за то, что по ротозейству я забыл однажды в бане нательный крест, таинственной силы и значения которого я ещё не уразумел тогда. Кстати сказать: лишь в монастыре явился на теле моём крест животворящий, ибо с отрочества в течение, надо полагать, лет 12 я не носил креста. Только когда шёл в первую ссылку, то принял от матери не без недоумения икону св. Пантелеймона, которая спасла меня дивно от ужасного греха: мне не удалось украсть невинность у девушки, которую этим я на деле бы сделал несчастной, быть может, пустил бы по дороге блуда. По тогдашним моим подлым понятиям, я бы не женился на обольщённой: я или бы жил с ней, как с любовницей, или по интеллигентному уклонился от неё на другой же день после обольщения. Блудник делается способным на всякую подлость и низость. Это объясняется тем, что блудник «имеет беса», по удостоверению богоносного мужа. Верую, что святой Пантелеймон спас меня, возбудив во мне жалость к жертве моего сладострастия; имело влияние тут и то, что жил я в доме священника, который примером доброй жизни пробуждал совесть мою и, конечно, молился за меня, зная меня за погибающего в революционной лжи, которую я изрыгал при разговорах с батюшкой о. Николаем. Так-то материнским благословением иконой св. Пантелеймона спасён был я от ужаснейшего преступления. А эти преступления творятся²¹⁸ чуть ли не ежедневно развращённой нашей интеллигенцией, мнящей о себе, будто она призвана освобождать народ от «тирании самодержавия» и от «мракобесия» полов. Сами-то мы интеллигенты одержимы бесами, как совершенно ясно из романа Достоевского («Бесы»), а возбраняем «мракобесие» там, где Христос тайно действует. Повторяется клевета, которую некогда произносили фарисеи, предполагая «беса» и силу «вельзевула» в Царе духов и Творце ангелов – Христе, Сыне Божием²¹⁹.

Михаил С-ко

21 ноября. День Введения во храм Пресв. Богородительеицы. Лк.1:39,49,56. «Елисавета исполнилась Святого Духа» (41); «пришла Матерь Господа Моего ко мне» (43); «совершится сказанное от Господа» (45), «сотворил мне величие Сильный» (49); Евр.1:1–7: «грехи неведения народа» (7); Лк.10:38–42 «одно только нужно»; Лк.11:27–28: «Блаженны слышащие слово, Божие и соблюдающие его» (28).

Прежние мои единомышленники, братья и ближние!

С январской книжки «Миссионерского Обозрения», коего я имею высоко мною ценимую честь состоять сотрудником, будут печататься мои критические заметки о всём том, что Вами уже издано в Лондоне и будет впредь издаваться под именем «Свободного Слова» и его листков. Прошу Господа Иисуса, чтобы Он дал мне от Духа Святого дар проницательности, беспристрастия и кроткой настроенности. «Всяк дар по молитве свыше: Дух Святой распределяет духовные дарования, кому сколько хочет, ибо Дух Утешитель «идеже хощет дышет» и нельзя принудить Его дать, но надо умолить Его, чтобы «пришёл, и вселился, и очистил». Прошу вас, Владимир Григорьевич и Павел Иванович, как прежний ваш единомышленник и со-работник в деле сеяния плевел лжеучения, почтить внимательным прочтением и, если благоугодно будет, то и ответом, и возражениями на мои по поводу Ваших писаний статьи, ибо я пишу не в духе гнева и ярости, но с желанием пользы своей душе и вашим. Бог по долготерпению даёт мне время на покаяние и для дел, достойных покаяния. Смерть и к вам, братья, приближается, или иначе сказать, вы к ней: стоите ли, сидите ли, спите ли – время течёт, и расстояние между нынешним днём и днём исхода уменьшается. Верую крепко и несомненно, братья, тогда-то мы все на опыте узнаем всё то, о чём открывает нам Святое Евангелие: о геенне огненной и неугасимом огне, о вечной радости праведников, о суде страшном, о воскресении из мёртвых, о демонах и ангелах. По совершенному недоразумению (помню ваши и мои старые мудрования), вы полагаете, что всё это будто бы «православие» измыслило, навообразило, налгало. Но вы ошибаетесь: о всём этом возвещает в ясных выражениях Евангелие. Знайте же, милые мои, и вы воскреснете в день Всеобщего Воскресения, и все мы будем судимы за каждое слово и особенно строго истязуемы за слово печатное, и мы окажемся или в геене огненной, – от чего Господь Иисус да помилует нас, – или в блаженстве, коего да сподобимся все мы благодатью Господа Иисуса! Но спасение наше не без многих усилий с нашей стороны состоится и будет приобретено нами ценой многих скорбей, коих я преизобильно сподобился в окаянном моём прошлом.

Вы можете мне возразить словами св. Апостола: ты кто еси судяй братьев твоих? Отвечаю: я многогрешный, по воле Господней, посвятил себя к служению примирения, и благословением о. Иоанна Кронштадтского призываюсь к трудам и скорбям миссионерским. Благодарю Господа за сию великую милость и приемлю честь сего служения, ни что же вопреки глаголя. Редактор «Мисс. Обозр.» со своими сотрудниками гостеприимно открыл мне, неведомому им – страннику и пришельцу из далёких св. Соловок, не только свою квартиру, но – что гораздо более важно – страницы своего почтенного издания.

Будьте и вы, братья, беспристрастны ко мне. Ведь православные люди не объявляют себя «непогрешимыми», как это делает еретик – папа римский, мы Духа Святого признаём непогрешимым и святых отцов, поскольку их устами глаголал Дух Божий. Желаю вам спастись от геены, при упоминании о которой вы напрасно улыбаетесь.

Бывший ваш Михаил С-ко

21 февраля с. г., будучи в Томске по своим делам, между прочим, я обратился к знакомому мне священнику Градо-Томской Николаевской церкви о. Симеону Сосунову с просьбой посодействовать в исполнении моего давнего желания – побывать в доме скопцов, поговорить с ними и, что важнее всего, рассмотреть их домашнюю обстановку. Священник Сосунов, в приходе коего проживают скопцы, долго отклонял мою просьбу, говоря, что они, во-первых, очень скрытны, пожалуй не станут и рассуждать со мной, во-вторых, их домашняя, обстановка не представляет ничего интересного или заслуживающего внимания, так как «я не раз бывал в их домах со Св. Крестом и иконами и не мог приметить чего-либо особенного». На деле однако-ж оказалось совсем иное. После неотступной моей просьбы дать хотя проводника, о. Симеон изъявил согласие сам сводить меня к сектантам, причём заметил: «пойдём к скопчихам, потому что скопцов в моём приходе нет». Мы пошли. У ворот старого одноэтажного дома, находящегося вблизи Деревянной Никольской церкви, о. Симеон остановил меня и, подойдя к калитке, позвонил. В это время отворилась половина двойного окна с железной решёткой внутри, и оттуда выглянула желтолицая 70-ти летняя старуха-скопчиха; она поздоровалась с своим священником и тотчас заявила, что хозяйки нет дома. О. Симеон спросил, нельзя ли зайти в дом на малое время. Старуха сначала отказывала, но, перешепнувшись с находящимися в комнате старухами, стала приглашать: «заходите, пожалуйте». Окно затворилось, а запоры зазвенели, и в отворённую калитку мы вошли во двор и направились к дверям. Откуда-то выбежали две собаки и чуть было не разорвали наши шубы, старухи едва отогнали их палками.

Войдя в дом и раздевшись в передней, о. Симеон отрекомендовал меня, как своего хорошо знакомого священника из села, затем мы прошли в большой, чисто убранный, зал в котором, помолившись перед образами и обратившись назад, увидели перед собой трёх старух, стоящих рядом; остальных же двух скопчих – хозяйки и сестрицы, к сожалению, не было дома. О. Симеон занялся с ними разговором о том, что приближается великий пост, и все православные должны постовать, а я начал рассматривать обстановку и сразу заметил, что в красном углу, под иконой с теплящейся лампадкой, на большом треугольном столике, покрытом белой скатертью, стоят искусственные цветы в нескольких больших и малых вазах, в самом углу виднелась мраморная чашка, наполненная искусственными, в натуральную величину, (фруктами с разных деревьев: там были груши, сливы, лимоны, апельсины и проч. Против этой чашки с плодами, на средине столика, лежало одно очень красивое яблоко с маленьким, но заметным повреждением на средине, и таким образом, что румяная сторона его была обращена на комнату, а жёлтая – к углу и чашке. По моему мнению, это было не что иное, как наглядное изображение скопцами того прекрасного сада или рая, в котором некогда прародители наши (Адам и Ева) блаженствовали и, по заповеди Божией, имели право вкушать плоды от всякого древа в саду, кроме древа познания добра и зла (Быт.2:16,17). Яркие цветы, по всей вероятности, напоминали о запрещённом дереве, которое показалось Еве хорошим на вкус, приятным для глаз и вожделенным для созерцания (Быт.3:6). А искусственное, лежащее особняком, яблоко ясно указывало на плод этого дерева, через вкушение которого отнялось блаженство, и вместо него появился стыд, или сознание греховности нашей.

Затем я увидел на правой стене от красного угла большой портрет какого-то человека в рост до колен, с бледным лицом, без усов и бороды, с седыми волосами на голове, в вицмундире и при голубой ленте на груди. Обратившись к старухам, я спросил – «чей этот портрет?» они молчали. Тогда отец Симеон снял его и положил на стол, и мы начали рассматривать подробнее. Это был очень старинный и оригинальный портрет, писанный масляными красками, изображавший человека в стоячем положении, возле стола, с царской короной; на тёмно-зелёном сукне с передней стороны стола была такая надпись: Император Пётр III-й. Родился... Опочил... Прочитав надпись, мы, молча, поставили его на прежнее место. В это время одна из скопчих промолвила так: «если бы не вы, о. Симеон, мы никого ни за что не впустили-бы», причём все три сестрицы пристально посмотрели на меня. Полагаю, что в таком виде портрет Императора Петра III-го показывает, что он, по их мнению, был скопец и, конечно, покровительствовал еретикам, или, быть-может, это был портрет совсем другого замаскированного лица, жившего при Петре III-м и оказавшего какие-нибудь важные услуги скопчеству. Замечательно, что других портретов Царской фамилии в комнате не было. Внизу, под портретом Петра III, висит большая фотографическая группа, скопцов – человек 30, сидящих на скамейках, как в школе, кто в шапке, а кто и без шапки; некоторые из них держат в руках какие-то книжечки; перед ними небольшой покрытый столик, на котором лежит какая-то книга, по всей вероятности, это Св. Евангелие. Несколько в стороне от фотографии находится и фотографический портрет известного всем в Томске старца Феодора Кузьмича. Интересно, что скопчихи не просили нас сесть и сами не садились, а только поговаривали: «хозяйки нет дома, приходите завтра пить чай». Очевидно было, что старухам не особенно нравились такие гости-соглядатаи, смело рассматривающие комнатную обстановку, из которой кое-что они не успели, а, быть-может, и не догадались поубрать в соседнюю комнату, по своей неопытности и за отсутствием главной хозяйки дома. Кроме изображения рая и портретов, в зале находится очень много всякой мебели, есть даже мягкие кресла, диван с круглым столиком впереди, очень приличная постель и проч.; пол устлан широкими паласами; везде бросается в глаза чистота, – особенно чисто содержатся образа. Пробыв около 20 минут, мы начали собираться домой, простились со старушками, оделись и вышли во двор, но собак не было видно, их где-то заперли. Когда мы вышли на улицу, то сопровождавшие старухи-скопчихи опять крепко заперли калитку и выпустили собак.

Ярмарки, базары – удобное время для бесед с раскольниками, и я пользуюсь ими. На третьем миссионерском съезде в Казани некоторые миссионеры признавали бесполезными и неблаговременными миссионерские беседы в этих случаях; указывали, между прочим, на то, что приезжающие на базар или ярмарку обычно едут за делом на короткое время, а в конце концов, или погостить у знакомых, или же свидеться с таковыми, причём неизбежно-де является, как у православных, так и у раскольников, выпивка, а иногда и пьянство. – «Какая уж беседа с пьяными!» доказывали мне. Действительно, с пьяными людьми плохая беседа. Но не все же едут на базар или ярмарку пьянствовать, а большинство несомненно едет за делом, или просто побыть на торжище, от нечего делать. Кроме того, не все любят водку и огульно сказать, как о православных, так и о раскольниках, что они собираются на торжища ради водки, большая несправедливость со стороны моих оппонентов. Поэтому-то возражение подобное нельзя считать основательным. Кто не знает нижегородских ярмарочных бесед, которые ведутся вот уже много лет с несомненной пользой и успехом? Я также дорожу ярмарочными случаями для моих бесед с раскольниками.

Спросят: как же я действую в этих случаях?

Извольте, рад для общей пользы своими посильными опытами. Прежде всего я обозреваю поле деятельности. Другими словами, я осматриваю ярмарку или базар, смотрю людей, продающиеся предметы и пр. Останавливаюсь у продавцов книг, икон и картин, – спросишь одно, говоришь о другом, и как-то слово за слово завязывается разговор, подходящие мужички, бабы окружают меня, слушают, собирается толпа в 60–100 человек, и вот вам беседа. По навыку или уж потому, что с малолетства привык я видеть всяких раскольников – не знаю, как сказать точно, только привык я как-то узнавать раскольников в общей толпе народа и вот, остановишь его и прямо-таки спросишь: «какого упования держишься, раб Божий?» И прямо-таки, без ошибки, попадаешь на раскольника.

И опять беседа, да ещё какая? С базарной площади перейдёшь в дом к кому-нибудь, соберётся народ, и толкуй, сколько тебе угодно. Иногда, после базарных частных бесед, приходится открывать публичную беседу в храме, или в другом каком-нибудь месте, и беседы бывают такие, каких и не ожидаешь встретить. Представлю для примера недавний факт: он яснее докажет некоторым скептикам или новоначинающим миссионерам, уместны ли и полезны базарные беседы.

Большое торговое село. Ярмарка в разгаре; народа съехалось громадное количество. Раскольников по ярмарке шныряет всякого сорта: тут и «стриженая» маковка со «скобкой» на лбу – беспоповец; тут и окормляемый бегствующим священством – беглопоповец; тут и «белокриницкий» христианин по австрийской иерархии; далее, крадучись в толпе людской и пугливо озираясь, неуверенно шагает видящий во всём антихриста, – бегун или спасовец и т. д. Купля и продажа на каждом шагу. Материальный интерес всех обнял и льётся по ярмарке широкой волной. Шум, крик, стон... Смесь наречий, племён, званий и состояний. Двигаюсь и я по волне житейской. Встречаю православного, останавливаемся и говорим кое о чём. Подходит раскольник и, совершенно неожиданно, сам говорит по моему адресу: «вам дано есть разумети царствие Божие, прочим же только в притчах. Рцы, отец, како разумевши Святое Писание?»²²⁰

– Аз от себе ничесоже глаголю, но яко же святии апостолы самовидцы и слуги бывшего словеса, равно и святии богоноснии отцы наши, известиша и объясниша нам, – ответил я на текст текстом, на славянизм – славянизмом.

– Коего упования? – добавил я.

– По старопоповщине, отец. Прочти-ка мне на память 2 главу пророка Даниила.

– Что же тебе нужно знать в этой главе?

– А ты, что? Нечего зубы-то заговаривать, – нахально приставал ко мне раскольник.

– На память прочесть всю главу Пророка я не могу, да и нет надобности затверживать от слова до слова все книги Священного Писания на память. Достаточно знать, где и что писано.

– Слышите, братцы! (около нас была уже кучка людей) А ещё учитель! На память не знает Слова Божия! Вот они каковы пастыри-то Российской церкви!

– Ничего зазорного в этом нет – нисколько не смутившись (от привычки уже) ответил я раскольнику. У одного память, у другого может быть другая, слабее, чем у первого. Природные способности даются от Бога. Ты, очевидно, обладаешь огромной памятью – это Господь дал тебе такой дар! Прочти-ка мне 6 главу св. Иоанна в Евангелии на память?

– Я этого не читал, – самодовольно отвечал раскольник. Народ всё увеличивался, и проходящие образовали огромную «толпу.

– Тогда прочти мне 14 главу пророка Иеремии.

– Ты не прочитал мне 2 главу пророка Даниила, и я не стану.

– Я не прочитал потому, что не знаю её на память, а у тебя память большая, вот я и прошу тебя прочесть мне её от слова до слова.

– Не хочу.

– Я прошу тебя об этом, а ты из любви к брату, да и но слову св. апостола Петра (1Пет.3:15), обязан сделать мне это.

– Мы – не пастыри овец.

– Если ты взялся экзаменовать меня, священника, то ты становишь себя выше пастыря. Посему убедительно прошу тебя прочесть мне 14 гл. прор. Иеремии

– Прочти уж ему, Иван Афанасьевич, – говорили и раскольники, и православные.

– Опасаюсь, братия, Боюсь перемешать. Книгу бы...

– Да по книге-то и я прочту тебе 2 гл. прор. Даниила – сказал я. – А ты прочти мне на память, так-как ты памяти придаёшь большое значение.

– Нечего об этом говорить попусту, давайте о другом речь вести, метнулся раскольник.

– Сначала прочти, что я требую, а тогда мы и о другом будем говорить. Ты обвинил меня в невежестве за то, что я не выучил на память всего Священного Писания, а теперь ты и сам оказываешься таким же невеждой.

– Не ври! Я читал Иеремию и всю Библию.

– И я читал «Библию», да и постоянно читаю её, и всё же на память не могу читать по целым главам. В этом я откровенно признался, а вы лукавите, говорите против совести. Если знаешь – прочти сейчас во всеуслышание. Замолк! Значить, ты говорил ложь, а всякая ложь от диавола.

Раскольник сконфузился и притих. Я продолжал к нему.

– Ты сказал, брат, что 6 гл. Евангелия Иоанна не читал – скажи: ты христианин?

– Конечно.

– Как же ты Евангелия не читал?

– Что же из этого? Евангелие – не учительная книга, чтобы её можно было каждому читать, когда захотел. Она разбита на главы, и читать её положено понемножку, что следует только, и притом не всякому человеку, а кому полагается это, по сану. Всякий тоже не хватайся за неё...

– Какая же, по твоему мнению, книга Евангелие – учительная или законоположительная?

– Священная книга! Ей определено лежать на престоле и читать из неё понемножку, кому следует и что положено в какой день.

– Конечно! – поддакнули другие. – Нешто её можно равнять, с другими книгами! Эти взял, да и понёс с собой куда, угодно и читай к ряду от доски до доски, а ту – шалишь! Нельзя этак-то обращаться с ней. Поэтому на ней и оболочка-то завсегда другая: эти просто в коже, а та завсегда в бархате состоит, а по краям приделаны серебряные иконы евангелистов и пр. Как же её равнять-то?!

– Я не равняю св. Евангелие с другими книгами, а спрашиваю только вас – какое понятие вы имеете об этой книге?

– Вот какой непонятный... – проговорил первый мой спорщик, Иван Афанасьевич. – Коли тебе объяснили, что на Евангелии завсегда иконы законополагаются, и лежит оно на св. престоле, значит книга святая. Что же тебе ещё нужно?

– А если на Евангелии не будет никаких икон, будет оно – святой книгой?

– Вот чудной-то! Ему одно, а он – своё. Сказано тебе, что без этого нельзя. Какая же это будет книга, когда она устроена не по правилам св. отец? Без икон на ней нельзя – не положено. И какое же это будет Евангелие?

– У меня, например, оно переплетено в простой коже, без всяких украшений.

– Выходит, ты ругатель святой книги и богохульник. Вот так-то у вас всё и переменилось в церкви: то так, другое иначе – ничего старинного закона и не осталось. Все пошло по-новому! Ну, кто тебе уставил так содержать св. книгу? Да и по какому закону ты смеешь возить её с собой, как будто вещь какую? Ей указ дан лежать на св. престоле, а не таскать её везде и всюду как придётся. Эту книгу нельзя читать как вздумается, и что захотел. Такого распоряженья св. отец не было.

– Желание ваше украшать св. Евангелие лучшим переплётом похвальное – это свидетельствует, что вы с уважением и благоговением относитесь к этой божественной книге. То же самое вы видите и у нас. На св. престоле, в св. церкви, вы видите и у нас Евангелие, украшенное золотом, серебром и драгоценными камнями. Но вы неправильно толкуете то, будто бы Евангелие нельзя держать в доме, в простом переплёте и читать его каждому человеку, как в высшей степени полезную и назидательную книгу. Ведь Евангелие – это слова Бога. Как же нам, грешным людям, не читать его! – «Исследуйте писания, ибо вы думаете через них иметь жизнь вечную» (Ин.5:39), говорит Христос. А вы говорите, что не нужно читать его. Нужно только опасаться толковать Священное Писание на свой лад, по своему разуму, кому как вздумается, а читать его может всякий христианин. Да и должен он читать его и чем чаще, тем полезнее для него. Спаситель учил: «Кто любит меня, тот соблюдёт слово Моё» (Ин.14:23), потому что слово, которое Он говорил, оно будет судить человека в последний день (Ин.13:47). Так как же, братцы, нам не знать эти слова Божии? Вы назвали меня «ругателем» и «богохульником» за то, что я содержу у себя Слово Божие в простом переплёте, без дорогих украшений, но что лучше: украшать ли его только дорогим переплётом и совсем не читать его, или же постоянно читать и упражняться в «Законе Господни», имея этот Закон Господа в доступном для меня переплёте? Последнее важнее. У вас же, старообрядцев, делается наоборот: вы Евангелия совсем не читаете и не знаете его учения. Я давеча спросил тебя, Иван Афанасьевич, прочесть мне 6 главу у Иоанна в Евангелии, и ты прямо сказал, что не читал её. Какой же ты христианин, когда ты не знаешь повеления Божия? Ведь Евангелие – это Закон Божий! Как же не знать Закон Божий? Поэтому-то вот вы и путаетесь в расколе, не имея – ни законного священства, ни св. таинств, и живёте ни по Ветхому, ни по Новому Завету, а по своему старообрядческому, выдуманному людьми. Предание же людей не спасительно, и Христос укорял евреев, что они предания старцев поставляют выше Закона Божия.

– У нас Закон состоит в отеческих книгах! – сказал Иван Афанасьевич.

– В каких это?

– Мало ли их написано! «Кириллову» – возьми, – «Соборник» – Ипполита, Ефрема Сирина, Аввы Дорофея, – да разве переберёшь их!

– И это по-твоему Закон Божий?

– А как же?! – оживился раскольник. – Слышите, братия, он не признаёт эти книги за святые. Вот тебе учитель! Ниспровергает Божье Писанье. Святых отец за ни что полагает. Ай-ай-ай! – качая головой, ораторствовал мой собеседник.

– Напрасно навязываешь ты мне то, что я не говорил ещё. Указанные тобой книги я не отвергал и не отвергаю; я только спрашиваю тебя – составляют ли они основание нашей веры православной? На них ли зиждется наша св. Церковь, священство и таинство?

– А то как же? Они-то и есть голова всему делу.

– А св. Евангелие?

– Евангелие не для всех, а только священнику поручено читать по нём. Оно для службы установлено, а книги св. отец предоставлены каждому христианину, чтобы он читал их и по ним жил и соблюдал свою веру.

– Неправильно толкуете вы, что Слово Божие установлено только для одной службы, и велено читать его одному священнику, а для мирян как бы не обязательно читать его. Апостол Павел, посылая своё послание к Колосянам (Кол.4:16), приказывает, чтобы оно прочитано было всем христианам и, как у них, так и в Лаодикийской церкви, чтобы все его знали. То же самое говорит он и к Фессалоникийцам (1Фес.5:27), чтобы вся братия этой Церкви прочитала его. А вы говорите, что вам не должно читать этой божественной книги, а пользоваться только книгами, написанными разными отцами. Откуда вы взяли такое учение? Такого учения св. отцы не предавали нам. Напротив, все они учили, чтобы верующие читали Слово Божие и постоянно упражнялись в «чтении и пении песнех духовных, восхвалявшие и благодарите Господа». Потому-то они и названы «святыми отцами», что сами учили о Христе и жили во Христе, потому и писание их принято Церковью и почитается, но, конечно, не как Слово Божие, а как писание людей, хотя и праведных, святых по своей жизни.

– Христовы уста – Павловы уста; уста Христа – уста Златоуста. По-нашему, кто бы ни говорил, это всё равно, потому что всё написано одним св. Духом. Как у Христа, так в у Златоуста, – одни были уста и одно Писание Божие, которое одинаково мы и приемлем.

– Неправильно толкуете! Слово Божие есть закон Бога, устав, правило, законоположение; оно выше всяких книг и изменить, перетолковать слова Божии по-своему это значит идти против Христа и учить по-своему, по-человечески. Писание отцов Церкви только подтверждает Божественное Писание, объясняет его в тех местах, которые не всякому понятны. Вот тебе пример: Христос установил таинство св. причащения и повелел его исполнять во спасение верующих. Апостол Павел то же самое говорит об этом, но говорит уже, не как установитель этого божественного таинства, а как исполнитель его. – «Я от Самого Господа принял то, что и вам передал, говорит он: что Господь Иисус в ту ночь, в которую предан был, взял хлеб и возблагодарив преломил и сказал: приимите, ядите, сие есть тело Мое, за вас ломимое сие творите в Мое воспоминание. Также и чашу»... (1Кор.12:23). Также учил и св. Златоуст о св. причащении, говоря: если кто и чисто живёт, и кается во грехах своих, а св. тайн не принимает, спастись не может (Златоустник нед. 5 поста). Видим, какое согласие в учении о св. причащении! Христос установил, а св. ап. Павел и Златоуст подтверждают его учение. В этом смысле они и названы: уста Христа – уста Павла и Златоуста. Но иное дело Христос, а иное дело Павел и Златоуст и др. Христос – Бог и установитель закона, а Павел и Златоуст – люди и исполнители его закона. Это надо различать, а вы этого не делаете и всё смешиваете вместе. У вас на ряду с Христом, Златоустом и другое учение какого-нибудь старца почитается за Божественное Писание, и даже выше. Вот это-то и не годится, братцы! Тут-то и «заблуждаетесь вы не ведуще писаний, ни силы Божией» (Мф.22:29). Вы должны знать, что православная вера наша утверждена на Христе, Сыне Божием, воскресшем из мёртвых. – «Аще Христос не восста, всуе вера наша» (1Кор.15:14), учит св. Павел. Выходит, что законом веры нашей служить Слово Божие – Евангелие, а не старопечатные книги, как вы утверждаете. Посему-то Евангелие и украшается такими ценными украшениями, как вы видите, что оно есть слова Бога; потому-то и лежит оно на св. престоле и хранится на «месте святе», в отличие от других книг; потому-то и читается оно на всех службах, что оно есть основание нашей веры и жизни во Христе Исусе, Господе нашем.

– Значит отеческие книги вали в печку? Не годятся они, братия? Вот-так проповедь!..

– Погодите делать свои заключения и при этом ложные! Какие отеческие книги?

– Которые патриарх Иосиф узаконил.

– Я уже сказал, что закон дан Христом – это Слово Божие, Евангелие. Какой же другой закон мог дать патриарх Иосиф? Что это за книги?

– Евангелие что? Ты почитай книги Иосифа патриарха и там увидишь всё законоположение, как должно содержать себя христианину: какой крест соблюдать, начал положить, когда какую пищу вести – да весь обиход христианский прописан! А в Евангелии ничего этого нет и помину. Какой же это закон?

– Вот-как! Значить, закон Христов плохой и недостаточен по-вашему. Какой же вы христианин, когда вы не верите Христу и не следуете его учению? В Слове Божием ясно сказано о том, что довлеет христианину «яже к Животу и благочестью». Без чего нельзя спастись, Христос так и сказал это ясно и определённо. Возьмите его учение о крещении, причащении, священстве – что можно сказать против этого? Можно ли отвергать то, без чего нельзя спастись? Можно ли отвергать то, что Бог установил? Златоуст говорит: «кто исповедует Христа быти Бога, а словам Его, яко словам Бога, долженствующим исполниться, не верует, тот и еллинов горше есть» (Беседы на 14 посл. св. Павла 1 Корф. 598 стр.). Слышите, как учит св. Златоуст о тех лицах, которые неверуют словам Христа.

Если же Христос ничего не сказал о перстосложении, о семипоклонном начале и др. подобных вещах, так ведь это – обряды, которые уже установлены после Христа, и которые по местным Церквам были различные. При тех и других обрядах православные христиане спасались, поэтому спорить о них совершенно бесполезно. Нужно ратовать за Церковь, за веру православную, нужно иметь священство, освящаться благодатными таинствами...

– Это мы знаем... Вы только и держите речь о причастии, тоже надо подумать сначала, да рассудить, где оно настоящее-то? В писании сказано: станет мерзость запустения на месте свете. Вот тебе и причастье! Найди-ка теперь его. Святое то место теперь в скверне пребывает. А ты о причастии...

– Это, любезнейший, сказано о ветхозаветном храме, куда внесён был идол язычников и поставлен «во святая святых». К новозаветному храму этого прилагать нельзя.

– Это о ветхозаветном храме?!

– Да.

– Дурак ты, а ещё поп.

– Ругаться можно, Иван Афанасьевич, но это не доказательство, не истина. Докажи писанием, что я соврал это, и тогда я буду «подлинно дурак», что доселе не читал этого места и не мог понять его как следует.

– Нечего и доказывать тебе – это ясно.

– Может быть для тебя ясно, но для меня нет. Давай рассмотрим – кто из нас прав? Я ли останусь в дураках, или тебе придётся взять своё слово назад.

– Скажи: антихрист есть?

– Самого антихриста, который должен прийти напоследок мира, ещё нет в мире, но предтечи его есть.

– А мы разумеем, что антихрист царствует, и Церковь давно уже, по Апокалипсису, яко жена, убежала в пустыню, где и сохраняется от Господа в малом стаде верующих.

– Как же это, Иван Афанасьевич? Церковь убежала в пустыню, а ты отшибся от малого стада истинно-верующих христиан и живёшь себе в селе, при жене и детях. Почему же ты не с Церковью? Выходит, что ты в Евангелие не веришь, от церкви убежал, или она сама ушла от тебя, св. таинствами не пользуешься, какой же ты христианин? Ты ни еврей, ни христианин, живёшь по какому-то своему завету, веруешь не Богу, а в мерзость антихриста. Как же ты спасёшься?

Старообрядцу стало неловко. Между тем, я послал на квартиру принести «благовестное» Евангелие, – «Маргарит», – «Библию» и др.

– Слышите братия! – сказал я. Старообрядец, обозвал меня «дураком» за то, что я отвергнул его толкование, будто бы ныне в св. храме, на престоле, у христиан не совершается св. таинства, а стоит «мерзость запустения». Рассмотрим: правду ли говорит Иван Афанасьевич, и справедливо ли я обозван «дураком».

– Читай! читай! – говорили в толпе.

Сказанное «дурак» заинтересовало проходящих и вокруг меня были сотни людей, толковавшие за и против меня. Одни сочувствовали мне и говорили в народе: «резко больно. Слово жестокое»; другие, особенно раскольники, одобряли своего начетника, хвалили его, говоря: он дерзновенно поступил, как мученик. Святые не боялись царей, не точию попов...

Я открыл книгу, положил её на задок телеги и ознаменовав себя большим крестом, стал говорить. Слушайте, братцы, Божественное Писание! Св. прор. Даниил сказал: «и в святилища мерзость запустения будет» (Дан.9:27). Указывая на сии слова прор. Даниила, Христос сказал: «когда увидите мерзость запустения, реченную через прор. Даниила, стоящую на св. месте, – читающий, да разумеет» (Мф.24:15). Что же это за «святилище», где станет мерзость запустения? Обратимся к св. отцам за этим разъяснением. Св. Златоуст говорит: «Святилище, в немже мерзость запустения станет, есть храм, ветхого завета, стоящий в Иерусалиме, а мерзость запустения – кумир, или образ, низложившего град» его же постави иже град низложивый внутрь храма: понеже от Иудей всякое воображение человеческое – мерзость именуется» (Маргар. 116, 117). Вот какое объяснение даёт св. Златоуст! Перейдём теперь к другому толкователю божественных слов Спасителя, блаженному Феофилакту, архиепископу Болгарскому. Указанное место у св. Матфея он толкует так же, как и св. Златоуст. – «Мерзость запустения: труп тела глаголет приемшего Иерусалим, той бо труп свой постави в невходимых храма. Запустение же глаголет, понеже разорися град. Мерзость же, понеже трупы и образы человеческие мерзости нарицаху Иудеи, яко идоложертство ненавидяще» (Мф. 99 зач.). Такое же объяснение сделал Феофилакт – у Марка в зач. 60. Поняли теперь, братия, что названо «святилищем» и что – «мерзостью». Первое – храм иерусалимский, а второе – идол, которого поставил римский царь во св. храме. У евреев в храме было особое место «святая святых», иначе святилище, куда входил один первосвященник и больше никто, а римляне, когда завоевали Иерусалим и пленили евреев, взяли да в этом «святая святых» и поставили идола, т. е. статую, портрет своего царя-язычника и этим осквернили их храм. Евреи гнушались идолами, потому что законом Бога им воспрещено было делать идолов во образе какой-нибудь твари, кланяться им и почитать их за Бога. Такие изображения были только у «язычников», а евреи называли их «мерзостью», гнушались ими и считали их осквернением для себя. Теперь поняли братия? Видите, что не алтарь в христианской церкви назван «мерзостно запустения», а идол, болван, который был внесён в Иерусалимский храм. Посему напрасно старообрядцы чуждаются св. причащения и бегут от нашей православной греко-российской Церкви, считая её еретической, осквернённой.

– Чти дальше! дальше иди по строке! – кричали старообрядцы²²¹. Там написало ещё: «неции иже мерзость запустения антихриста быти глаголют, яко на запустение мира и на разорение церквей грядуща». Ты это не пропускай. Надо сполна выводить толкование. Сокращать св. отец правила нельзя.

– Я и не сокращаю ничего. Я прочёл вам сначала слова Священного Писания, а потом толкование оо. Церкви, согласное слову Божию. Указанное же вами место в Благовестном Евангелии (Матф. 99 зач.) принадлежит уже не оо. церкви, а каким-то другим, неизвестным лицам, которые толковали это место по-своему. Св. Златоуст и Феофилакт относили слова прор. Даниила и Спасителя к Иерусалимскому храму, а какие- то «неции» люди относили их к антихристу. Кому же теперь верить – Златоусту или «нециим»? Уста Златоуста – уста Христа, вы сами говорили. А уста некиих людей, которые толковали против Златоуста и др., кому подобны? Ясно, что равнять этих неизвестных людей со св. Златоустом нельзя. Кроме того, укоряя меня в непрочитании указанного вами места, я должен сказать вам то же самое. Вот что сказано ниже прочитанного мною места: «несть о антихристе се, но о разорении Иерусалима». Я нарочно приберёг это слово, чтобы сказать его при ожидаемом от вас возражении.

Итак, я сказал вам от писания, что̀ есть «святилище» и что̀ «мерзость». Старообрядец голословно сказал, что «мерзость» есть ересь, которая якобы находится в православной Церкви и осквернила собой алтари и жертвенники. Я не согласился с его мнением, и за это он обозвал меня «дураком». Слышали ведь?

– Как же! Как – не слыхать!

– Теперь я прошу почтенного старообрядца взять своё слово «дурак» назад. Я, оказалось, правильно понимаю прочитанное место и согласно Священному Писанию, а он нет. Так ли, Иван Афанасьевич? Засвидетельствуй! В слове Божием сказано: «кто скажет брату своему «рака» (пустой человек), подлежит синедриону; а кто скажет «безумный», подлежит геенне огненной» (Мф. б:22). Ты назвал меня «дураком», дурак – тоже «безумный», значит ты подлежишь за это геенне огненной.

Тронули ли мои слова раскольника, или уж ему так совестно было перед слушателями огромной толпы, вдруг Иван Афанасьевич упал мне в ноги и сказал: «прости, Христа ради, отец, за жёсткое слово. Дюже сердце-то разошлось».

«Бог простит! – отвечал я. Покаяние и сознание в ошибках облегчает душу и даёт прекрасный урок людям говорить только истину. – «Рабу Господню не подобает сваритися», говорит св. Апостол. Надо беседовать тихо, кротко, с терпением выслушивать доводы своего противника, иначе выйдет только пустое препирательство и словобросание».

Сознание раскольника и его поклон произвели большое впечатление на толпу народа. Обруганный, – с Божией помощью я вышел победителем. Беседа имела большое влияние на слушателей. Вся ярмарка заговорила об этом факте. – «Дурак» и земной поклон раскольника пошёл по ярмарке из лавки в лавку и понёсся в окрестные селения. Собеседник мой вскоре пропал, а я вынужденным нашёлся открыть публичную беседу в храме, на которую собралось множество народа. После этого, меня пригласили ещё на частную беседу в дом раскольника.

Таким образом, ярмарки, базары, по моему мнению, удобно могут служить для бесед с сектантами и раскольниками. Возможны беседы и частные, и публичные. Всякое слово полезно и не вотще будет. Является случай – говори устно, а устное слово поведёт к книжному доказательству. Не составится публичная беседа, говори частно, но говори только, проповедуй благовременно и безвременно, и не опускай ни одного случая к просвещению и спасению седящих во тьме и сени смертной.

Пензенск. епарх. миссион. священник Конст. Попов

Вышедши с одного из прежде описанных нами²²² проповеднических собраний столичных сектантов-пашковцев, два посетителя отделились от большой группы последователей секты и направились налево, в глубь Васильевского Острова, по направлению к Чёрной речке. Ночь стояла светлая: луна и звёзды всё вокруг освещали своим мягким ласкающим светом, поверхность полноводной Невы украшала чудная серебристая полоса лунного света, которую то и дело перерезывали быстроходное кораблики Финляндского Общества. Время было позднее. Ночь приближалась уже к своему преполовению. Один из наших путников имел вид торжествующий, рассеянный: он быстрые свои взоры вскидывал то на луну и звёздное небо, то озирался по сторонам. На челе его отражалась беспечная самоуверенность и легкомысленное довольство. Не такого настроения был другой путник. Он весь был погружен внутрь себя. Он имел вид подавленный, шагал за своим товарищем, как автомат, понурив голову, погрузившись в какую-то глубокую думу... Лучи мягкого лунного света освещали на лице этого второго путника какую-то особенную страдальческую сосредоточенность. Нельзя было не заметить, что в душе этого человека совершается тяжёлая борьба, болезненная мука. Долго шли оба путника, не проронив ни слова. Наконец, первый из посетителей пашковского сонмища «Избранных детей Божиих» окликнул второго словами: о чём задумался, брат Иван? – Не сразу послышался ответ, – Холодят мою душу, сжимают сердце, как большая глыба льда, вброшенная в сосуд с малым количеством тёплой воды, слова сестры блондинки, сказанные по адресу братии в начале собрания, – ты их заметил? – Ответил Иван, глубоко вздохнув при этом. – Какие слова? что-то я не помню, – сказал второй путник. – Ну, если так, так и нечего мне тебе объяснять, как бы обидясь, заметил Иван. – Тогда зайдём ко мне и добеседуем о том, что тебя тяготит. Хотя время позднее, но можно и самоварчик согреть, чтобы оттаять твою леденеющую душу, – сказал, улыбаясь, первый путник, которого мы назовём Василием. Тяжёлый вздох вырвался из груди Ивана, – молчаливым киванием головы он согласился на предложение спутника.

Чтобы ближе познакомить читателей с этими нашими посетителями пашковского собрания, мы должны объяснить, что Василий считался в общине «достигшим». Это был давний и испытанный последователь секты, которому поручалось увещание неофитов на домах, а Иван – только ещё «достигающий», т.е. не твёрдый, и общество в нём не уверено, да и он не всему доверял, а переживал период критического отношения к новому, манившему его, учению секты. Вот почему слова блондинки напечатлелись в сердце последнего посетителя пашковского собрания и пропущены были мимо ушей первого. Василий был ослеплён, – он не видел окутывавшей его тьмы пагубного лжеучения пашковского сектантства, он был весь во власти «отца лжи» и его аггелов-учителей еретичества; от Ивана же ещё не отступил ангел хранитель.

Скоро наши путники водворились в квартиру, помещавшуюся где-то на третьем дворе большого дома, в мрачном полуподвальном этаже. Засветив лампу, собеседники сели за стол, вынув каждый из кармана своего пиджака евангелийце. Первый начал беседу Иван тоном, полным нетерпения и некоторой досады.

– Дорогой брат, неужели тебя не удивили слова сестры блондинки, заявившей сегодня в начале собрания, что она не даст богослужебных книг всем собравшимся, а только тем, кого она хорошо знает, так-как, будто бы, книги часто пропадают?» Объясни, пожалуйста, неужели избранные «дети Божии», как постоянно величают нас наши старшие, утаить чужое не считают грехом?

– Да, возлюбленный брат, это верно, – избранные и оправданные не могут считать за грех ничего подобного, так-как мы, принявшие Господа, не имеем грехов, ответил Ивану Василий спокойным, уверенным, недопускавшим возражения тоном и продолжал так. Разве ты не помнишь многократного разъяснения наших проповедников, что Христос искупил раз навсегда всех верующих, а, следовательно, и нас, взял на Себя все ваши грехи и пригвоздил их ко кресту, так что мы уже свободны.

С тех пор, как Христос восшёл на крест, существует один только грех: это грех-неверия; если не верить в то, что мы свободны от грехов, что мы спасены, что мы судимы не будем, что мы непременно будем в доме Его Отца, то вот это грех. Нет, брат, мы должны в это верить и верить глубоко, а кто не имеет этой веры, тот сам добровольно удаляется от Христа, не веря в Его искупление, и кто считает себя не достойным Его и не надеется быть с Ним, тот жестоко ошибается, не понимает силы Писания.

Иван слушал своего собеседника с большим вниманием, широко раскрыв глаза. Василий говорил как бы по заученному, с напускным пафосом: размахивая руками, показывая перстом горе. «Вот православные любят говорить: я грешник, я не достоин Господа, не достоин быть в Его царствии. Так и в молитвах их читается, помнишь, напр., перед причастием. Но кто так думает и говорит, тот действительно согрешает, потому что выражает неверие, а это и есть грех, – это внушает человеку сам сатана, чтобы отдалить человека от Господа Спасителя и Искупителя».

«Поверь, брат, сатана внушает человеку: ты грешен, ты же достоин Господа, иди, прежде искупи грехи, – молись, постись, приноси жертвы, тогда может быть, Господь и примет тебя. Сатана хорошо знает, что человеку это трудно, почему и внушает человеку эти неудобоносимые подвиги, и человек служит сатане, исполняя то, что он предписывает ему, тогда как спасение так легко и скоро: надо только поверить Господу, что Он искупил нас, спас, освободил, и довольно, – и Господь сейчас приблизится к тебе и будет обитать в тебе, будет руководить тобой по Своей воле, по Своему желанию».

«Итак, дорогой брат, знай и слушайся: мы – дети Божии, чтобы ни предпринимали, как бы ни действовали, чтобы ни совершали, – всё это не по нашей воле, но по воле живущего в нас Господа; итак, что бы мы ни делали, уже не мы делаем, но живущий в нас Дух Христов, и все грехи омыты кровью Иисуса Христа и Он верен и праведен давно и раз навсегда простил вам грехи. Дети Божии, принявшие Господа, отдаются в Его руки, они должны быть покорны Его воле, как бывают покорны дети своим родителям; дети Божии не должны иметь своей воли, своих действий – всё это должно быть поручено Господу, живущему в них, и живущий в них Христос руководит ими во всём по Своей воле: вот почему, дорогой брат, дети Божии не могут своих действий считать грехом. «Скажу больше, что, – по догмату нашей веры в искупление верующих от всех грехов Единым Безгрешным Господом Иисусом, не только мы, но все живущие в настоящее время и те, которые будут жить после нас, уже искуплены Христом на Голгофе, что все наши грехи, которые мы можем сделать, Христос принял на Себя и пригвоздил ко кресту ещё до нашего рождения, нам надо только верить этой истине; итак должно признавать, что все наши действия происходят по воле живущего в нас Христа, и мы с принятием Господа должны всё возлагать на Него. Нет, наши проповедники, брат, верно учат» – закончил Василий.

Иван сначала слушал, не сводя глаз с проповедника, а затем стал посматривать в евангелийце и подыскивать там тексты, что не мог упустить из виду пашковский проповедник, который и поспешил окончить своё лжеучение.

– Вот что, дорогой брат: ты утверждаешь, что ваши проповедники не заблуждаются, понимают Писание, силу его. Если так, тогда объясни мне ещё, разве не извратил сегодня наш проповедник Коротконосов не только смысл, но и само слово св. Евангелия от Иоанна, глава 5, стих 25: «Когда мёртвые услышат глас Сына Божия и услышавши оживут»? наш проповедник прочитал: «когда мёртвые услышат слово Божие и услышавши оживут». Говорил ты, бр., много и складно, но прости меня, ты мне не только не доказал настоящей беседой главного догмата нашей новой веры, а наоборот, убедил в том, что наши проповедники оскорбляют Христа, ругаются над Ним, делая Его главой человеческих пороков, руководителем человеческих преступлений. Неужели ты не видишь, какое противоречие, какая насмешка над братством нашим: блондинка заявляет, что братия на руку не чиста – книжки богослужебные прикарманивает, а Коротконосов уверяет, что мы избранные дети Божии – не имеем грехов, и, опираясь на 12 ст. 5 гл. первого послания Иоанна: «рождённые от Бога не грешат, но хранят себя от греха», толковал, а ты теперь ему вторишь, что будто бы уверовавший в искупление нас Христом становится свободен в своих действиях, и ему не вменяется уже в грех, что бы он ни совершил,, что «принявший Господа» (но как это принявший – вы оба молчите, не уясняете!) должен только верить, что все его грехи, пригвождены ко кресту... Но поймите, что ведь апостол Иоанн говорит: «рождённый от Бога не грешит, но хранит себя от греха», и дальше добавляет: «Кто хочет быть достойным Господа – не должен грешить»; – вы это не дочитываете. Апостол ведь не говорит, что тот должен – только верить в Его искупление. Не ясно ли, когда Апостол говорит, что не должен грешить, то, значит, нужно верующему иметь подвит воздержания от грехов; следовательно, по словам Апостола с верой в искупление нас Господом Иисусом Христом должны быть и дела веры, и подвиги добродетели, коими содевается спасение. Вера без дел мертва...

– Подумай, брат, теперь, разве это не грубое извращение со стороны наших проповедников Св. Писания, если они слова Божественного Учителя «будьте святы» истолковывают так: «верьте в Меня, в Моё искупление вас» и будете святы. Но ведь здесь Христос говорит – «будьте святы» не по вере только, а и по поступкам – по нравственному поведению. «Научитесь от Меня, в другом месте учил Спаситель наш, ибо Я кроток и смирен духом»; не сказал Он, что научитесь верить в Моё искупление вас, но научитесь кротости, смирению, т. е. научитесь добродетелям, подвигам, достойным христиан...

Пашковский лжеучитель Василий порывался возражать, но Иван сказал, что он его слушал молча, а потому и Василий не должен его перебивать, и попросил приискать слова Господа Иисуса Христа, которые сказаны Им исцелённому: «вот ты теперь здоров, смотри же не греши больше, чтобы не случилось с тобой хуже». Когда Василий нашёл этот стих, Иван спросил, почему Христос не сказал исцелённому так: «вот ты здоров теперь, только верь в то, что я исцелил тебя, и будешь ограждён от всего худого»? Нет. Спаситель говорит: «смотри не греши больше, чтобы не случилось с тобой ещё худшего». Ведь исцелённый несомненно верил, что Христос его Исцелитель и Спаситель, и веру эту Сердцеведец Господь, конечно, знал, однако находил её недостаточной для спасения и внушает исцелённому: «смотри не греши» чтобы не случилось худшего. Подумай, не указывает ли, брат, этими словами Христос опять на дела, а, следовательно, не ясно ли, что одна вера, которую ведь и бесы имеют, не может спасти человека, но вера спасающая должна быть споспешествуема делами любви и подвигами добродетелей христианских»?

Далее Иван попросил Василия приискать и прочесть 1Ин.1:8: «если говорим, что не имеем греха, обманываем самих себя и истины нет в нас».

– Кому, скажи, пишет это Апостол? – спросил Иван. Василий отвечал, что к незнающим Господа. – Ошибаешься, бр.: Апостол пишет эти слова уже принявшим Господа, это ясно из всех последующих стихов, прочитай-ка их и подумай, брат, хорошенько: если наши проповедники говорят, что мы дети Божии, что не имеем греха, вопреки слову св. Апостола, то в таком случае, не обманывают ли они не только самих себя, но и всех нас, слушающих их? Затем, вникнем, бр., в ст. 9: «Если исповедуем грехи наши, то и Он, будучи верен и праведен, простит нам грехи наши и очистит нас от всякой неправды». Не подтверждает ли и здесь слово Божие ту истину, что и верующие не чужды грехов. И, действительно, припомним слова богоизбранного сосуда благодати Божией, – первоверховного апостола Павла, который в борьбе с удобопреклонностью ко злу своего облагодатствованного духа и сердца взывает: «Не то доброе творю, которое хочу, но то злое содеваю, которого ненавижу (Рим.7:14), потому что не я то делаю, а живущий во мне грех» (17 ст.). Св. Павел имел грех, а мы – пашковцы не имеем греха. Значит мы выше уже апостолов? Завидное наше положение, неправда ли, но только жалкое ослепление! Обрати внимание на слово ап. Иоанна: «будучи верен», не указывает ли здесь он на слова Иисуса Христа, сказавшего (См. Евангелие от Марка, Мк.11:25), «когда стоите на молитве, прощайте, если что имеете на кого, дабы и Отец ваш небесный простил вам согрешения ваши. Если же не прощаете, то и Отец ваш небесный не простит вам согрешений ваших» (26 ст.). Здесь мы находим свидетельство Самого Христа, что верующие в Него не могут быть чужды от греха. На то и покаяние установлено в Церкви Христовой, которого, впрочем, наши проповедники не признают. Нет, бр. Василий, ко кресту Христос пригвоздил не все наши грехи, а один лишь грех Адамов, через который мы были лишены жизни, и никогда не могли зреть лица Господа даже и те, которые были праведны: души всех должны были находиться в аду до тех пор, покуда Христос не пригвоздил этот грех вечной смерти ко кресту и, сошедши духом во ад, не вывел души праведников оттуда в день Своего славного воскресения. Следовательно, вера в то, что мы искуплены будто бы от всех грехов, о которой криво толкуют наши проповедники, неосновательна, и здравомыслящий человек никогда не может согласиться с таким грубым заблуждением. Пойми и ты это, мы искуплены навсегда только от одного греха, – от греха проклятия и смерти, царствующей над вами за непослушание Адама, а не от тех грехов, которые мы совершаем каждодневно, так и сам Апостол о сём свидетельствует. Прочитай 10 стих, где ясно говорится: «если говорим, что мы не согрешаем, то представляем Его лживым, и слова Его нет в нас». Да, возлюбленный, я убедился, что в наших проповедниках не Его слова, а слова Его врага, который сказал Еве: «Бог за то запретил вам вкушать плоды с этого древа, что, как только вы вкусите его, будете сами как боги и будете знать добро и зло». Припомни, как слова змея понравились праматери нашей Еве: она сейчас же послушалась льстивого совета змея и сорвала плод с запрещённого дерева, вкусила его и подала Адаму. Не подобны ли сему искусителю и наши проповедники, указывающие нам на плод одной только личной веры, через которую так легко достигнуть пребывания со Христом и мнимого спасения, так что многие прельщаются лёгким, чисто фантастическим, путём спасения, – уверяя себя, что они привяли Господа, а в сущности они только отступили от православия и вступили в секту пашковцев. Не таже ли и здесь повторяется с нами, по действию диавола, необдуманность, как и в Эдеме с праматерью Евой!

Брат Василий потерял всякое терпение, слушая доводы Ивана, опровергавшего мудрования пашковских учителей, которым первый верил безотчётно и безусловно. Василий недоумевал, откуда дадеся такая премудрость Ивану, всегда на собраниях и на частных беседах молчавшему и вздыхавшему. Не имея что возразить, Василий просто начал сердиться и браниться, назвав Ивана «валаамовой ослицей». Отвечая на оскорбления, Иван напомнил собеседнику слова Апостола: «гневаясь не согрешайте». – Гневаться, брат, можешь, как и сказал Апостол, но оскорблять другого грешно; «солнце да не зайдёт во гневе вашем», сказал Апостол, а оно уже начинает восходить, посмотри на небо и поспеши успокоиться, я же тебя прощаю за оскорбления твои. Напоминаю тебе, брат, по любви наставления апостола Павла к Колоссянам гл. 2, ст. 8: «смотрите, братия, чтобы кто не прельстил вас философией и пустыми обольщениями, по преданию человеческому, по стихиям мира, а не по Христу», а также и Петра во втором послании его гл. 2, ст. 15: «оставивши прямой путь, они заблудились, идя по следам Валаама, сына Восорова, который возлюбил мзду неправедную». Всегда боялся я – как-только ты меня увлёк на сонмища пашковцев, – чтобы учение наших проповедников не было «пустым обольщением», – теперь я убедился, что они и мы с ними оставили прямой путь православия и заблудились. Большую роль, думаю, играет у проповедников и «мзда неправедная». Скажи, откуда эти суммы на вечные экскурсии нашего Коротконосова для присутствования на судах (что он за адвокат!)... Ведь это денег стоит, а какое значение этого для спасения. Сам учит: «не судите», а по судам шляется. Учат, что мы «безгрешны», а тут сами называют публично «книгокрадами»... Где-ж тут и в чём правда?... Ты меня назвал «валаамовой ослицей». Благодарю за это слово, – Богу всё возможно. Валаам был обличён в своём беззаконии бессловесной ослицей, которая проговорила человеческим голосом и остановила безумие пророка. О если бы оказал такую же милость Господь и к нашим пашковцам, послав хотя бы бессловесную ослицу к нашим пророкам, чтобы обличить их заблуждение, и возвратил их на истинный, хотя и более трудный, путь ко Христу, но зато верный, – на путь православной веры. Возлюбленный брат Василий! не всякому духу верь, но испытывай духов, от Бога ли они, потому что много лжепророков появилось в мир. Послушаем же совета св. апостола Иоанна и будем осторожны к слышанным нами речам пашковоких проповедников, будем проверять наставления наших непризванных учителей: согласны ли их толкования с учением Христа и апостолов Его.

Прошу тебя в тайне оставить нашу полунощную беседу и никому не говорить о моих двоящихся мыслях. Я ещё хочу побыть среди этой пучины лжеучений пашковского сонмища и молю лишь об одном Господа, да не опалён буду за это моё тяжёлое прегрешение огнём адской геенны, о которой не ложна возвещает нам евангельское благовестие Христа Спасителя.

Собеседники мирно попрощались. Василий остался дома в угнетённом настроении духа, а Иван шёл в свою квартиру торжествующим, с облегчённой душой.

Сестра Агния Двинская

Сектанты моего прихода, молокане-воскресники упрекают православных в том, что в Иерусалиме при совершении обряда умовения ног происходит нечто похожее на театр. Есть ли буквальное повеление в Св. Писании совершать это? Священник Воронеж. губернии, Митрофан Б-н.

Молокане-воскресники злословят то, чего не знают (Посл. Иуд.1:10). В Божественном Откровении есть прямое²²³ повеление совершать обряд умовения ног. Когда Спаситель умыл ноги своим ученикам, – то надел одежду свою и, возлегши опять, сказал им: знаете ли, что я сделал вам? Вы называете Меня Учителем и Господом и правильно говорите, ибо Я точно то. Итак, если Я, Господь и Учитель, умыл ноги вам, то и вы должны умывать ноги друг-другу. Ибо Я дал вам пример, чтобы и вы делали то же, что и Я сделал вам (Ин. 13:12–15). Что может быть яснее и убедительнее этих слов Самого Господа Иисуса Христа? На основании их в Греко-Российской Церкви и совершается священный и божественный обряд умовения ног, глубоко знаменательный по своему внутреннему смыслу. Сектанты, будучи помрачены в разуме и отчуждены от жизни Божией по причине своего невежества и ожесточения сердца (Еф.4:18), не понимают внутреннего смысла этого обряда, освящённого личным примером Христа Спасителя, и потому называют его театральным, уподобляясь немым псам, не могущим лаять, бредящим лёжа (Ис.56:10). Смысл же этого обряда тот, что истинный последователь Христа должен питать самоотверженную любовь к своим ближним (1Ин.3:16; Ин.15:12–13); проникаясь самым глубоким смирением (Лк.17:10; Флп. 2:5–8), эта любовь в истинном христианине должна исключительно направляться к тому, чтобы нравственно очищать, усовершать и возвышать ближнего, дабы он сделался достойным членом царства Христова (Мф.5:48; 1Пет. 4:8; Гал.6:2; 1Фес.5:11,14) и блаженным участником Его воскресения (Откр.20:6; Флп.3:20–21; Рим.6:5). Между прочим, ап. Пётр, не разумевая того смысла, какой имело умовение Спасителем на тайной вечери ног своих учеников, воспротивился Господу и решительно заявил Начальнику жизни нашей, что он не даст Ему своих ног для умовения (Ин.13:6–8). Тогда Господь изрёк ап. Петру следующую угрозу: если не умою тебя, не имеешь части со Мною (ст. 8), т. е. перестанешь быть Моим другом (Ин.15:14) и потеряешь вечное спасение (Евр.5:8–9; Ин.8:51). Эти грозные слова Спасителя всей своей тяжестью и падают теперь на сектантов, восстающих против обряда умовения ног и других благолепных священнодействий Православной Церкви, в которых, как в книге, ясно и наглядно изображается история нашего искупления.

Н. Булгаков

(Письмо в редакцию журнала «Миссионерское Обозрение».)

Мне неоднократно приходилось слышать крайне разноречивые объяснения наших священников об обязательности крестных ходов в приморских городах в дни, когда Православной Церковью установлено освящение вод.

Некоторые православные священники, «не мудрствуя лукаво», совершают крестные ходы на море и освящают море, как «водную стихию». Другие же, толкуя, что освящению подлежит лишь вода, годная «для пития», находят совершение крестных ходов на море излишним и освящают, без всякого крестного хода, в церкви пресную воду, налитую в кадку. Наконец, третьи соединяют оба толкования и, совершая крестный ход на море и освящая «водную стихию» моря, одновременно освящают и воду «годную для пития», налитую в кадку.

6-го января 1870 г. я был в г. Бердянске; крестный ход из собора направился к Азовскому морю, на льду, которого был вырублен крест, и у этого креста стояла кадка с пресной водой, и совершено было освящение «водной стихии» моря, и «воды годной для пития».

6-го января 1896 г. я был в г. Гельсингфорсе, и там в Успенском Православном Соборе во время литургии была освящена пресная вода в кадке, стоявшей в церкви. Крестного хода совершено не было, и водная стихия Финского залива освящена не была. Указывая вышеприведённые факты, покорнейше прошу редакцию журнала «Миссионерское Обозрение» печатно ответить на следующий вопрос:

Следует ли в приморских городах и сёлах, вблизи которых не имеется ни рек, ни пресноводных озёр, совершать крестные ходы на море и освящать вводную стихию» моря в дни: Богоявления, Преполовения и Происхождения древ Креста Господня?

По некоторым соображениям я бы покорнейше просил редакцию ответ на мой вопрос напечатать в текущем году.

П.И. Мессарош

Мы знаем из слова Божия, что Господь Бог Вседержитель есть Творец не только неба и земли, но и моря со всем, что в нём, со всеми его обитателями: от колоссальных китов, громадных акул, маловедомых чудовищ до микробов и инфузорий, видимых лишь в микроскоп. Все эти живые существа, населяющие глубины моря, которому Бог положил пределом песок, – все они жизнь свою получили от Животворящего Духа Божия, «о Нем бо все живет и движется». Не без воли Божией распределяются по рукам людей морские богатства: чудесная ловитва св. апостола Петра показывает, что и на море – власть богатить и убожить принадлежит Господу Иисусу. Хребет вод морских освящён хождением святейших стоп Господа Иисуса Спасителя нашего; его повелению повинуются до ныне волны морские, и без Божьего попущения не могут взволноваться воды морские. Всё это показывает, что море повинуется Единому Истинному Богу. Можно ли после этого сомневаться в благотворности и благоплодности крестных ходов на море в приморских городах и сёлах в дни Богоявления и 1 августа? Если некогда, как записано во св. Евангелии, море улеглось и прекратилось волнение, по слову Христа Господа, то почему это же не может совершиться и ныне, и впредь? Были примеры, что святые призыванием великого Имени Божия претворяли солёную воду моря в пресную, приятную для питья. Но если и не по этой последней нужде совершать мы будем освящение водной стихии моря, то по сознанию бурности и опасностей этой стихии для «плавающих в море далече», о коих матерински промышляет в своих умилительных молитвах мать св. Церковь. Без всякого сомнения, необходимо и крайне полезно совершать крестные ходы на море и освящать водную стихию моря во дни Богоявления, Преполовения и происхождения древ Креста Господня. Пресная вода освящается для пития, морская – дабы отогнать от неё злые козни человекоубийц демонов, старающихся погубить грешников «наглыми» смертями, без покаяния. Нам известен монах-миссионер, который приучил себя призывать в себе имя Святой Троицы Бога при каждом дыхании груди и тайно этим именем и крестом ограждать каждого встречного человека-брата. Это сообщило сему мужу от Духа Святого чудные дарования, коими совершаются удивительные дела милостей Божиих, о коих теперь не место говорить подробно. Итак, надо даже при каждом дыхании нашем призывать Имя св. Троицы Бога («всякое дыхание да хвалит Господа»), чем исполним заповедь «непрестанно молиться». Кольми паче необходимо не опускать случаев призывать имя Всемогущего Человеколюбца Бога над грозной и удобоволнуемой стихией. Если же особенно настаивать на непригодности морской воды для питья, то нужно помнить, что вкушаем мы священную воду не для услаждения вкуса, а для освящения тела, для избавления его от немощей и болезней. А это может произвести и солёная вода, освящённая по церковному чину. Во 2-х– издревле был и теперь существует обычай на Руси – запасаться на случаи нужды и потребностей водой, освящённой накануне Богоявления. Следовательно, морская вода остаётся к употреблению только в день её освящения. Поэтому-то, быть может, устав патр. Филарета (напеч. 7141 – 1633 г.) повелевал освящать воду только однажды – накануне Богоявления, на том основании, что Типики «обители студийские и иерусалимские от вечера точию повелевают, вяще же ничто»... Итак, и морская стихия не меньше, чем и всякая другая, для благоденствия людского требует освящения её наитием Духа Святого, и ссылка на её солёный вкус сильна лишь для маловерующего и для несовершающих освящения воды накануне Богоявления. Последнего же нигде не бывает. Поэтому, кажется, можно и даже должно, не мудрствуя лукаво, освящать и морскую воду без всякого поставления с особой пресной водой кадок на берегу моря, без двукратного освящения её в море и кадке. Для верующего вся возможна. Кроме того, крестные ходы сами по себе имеют не заменимое ничем часто миссионерское значение и для православного, и для иноверного населения, – что особенно надлежит памятовать и блюсти в протестантской Финляндии.

Ваше Высокопреподобие! Досточтимый и милый о. Иоанн!

Многих интеллигентов, с коими мне приходится беседовать по вопросам веры и Церкви Божией, необходимо сделать безответными перед Богом. Долг не только пастырей, но и верных сынов св. православной Церкви – мирян уверять, умолять, обличать, молиться о заблудших, – поверить же непреложным истинам православия это дело свободы самих неверующих. Кто уверует по православному – спасётся, кто не уверует – осужден будет на суде Господнем, страшном. Но, чтобы при двоих свидетелях стад всяк глагол, дерзаю обращаться к Вашему Высокопреподобию с вопрошениями в печати по поводу тех или других, порождаемых и в моей смятенной душе, и в душах маловерующих и суемудрствующих со-вопросников моих, – и сыновне молю, как благосердого отца: – нашего ради спасения милосердуйте об нас, заблудших интеллигентах, алчущих и жаждущих истинного боговедения. Уделите от щедрот вашего духовного опыта и мудрости о Господе нечто и для нашей духовной пользы. Я избираю для моих сыновних вопрошений и ваших отеческих ответов Миссионерский журнал, ибо, по глаголу вашему, отныне посвящаю себя миссионерскому служению²²⁴.

1) Действительно ли существует огненная геена, – дебрь огненная, преисподняя земли, кромешная тьма, ад со скрежетом зубовным и плачем? А если существует, то как примириться в душе с погибелью миллионов душ? Как не отчаяться и не вдаться в содомские дела мира, живя среди мира?

2) Можно ли надеяться молитвами и милостынями избавить от вечного огненного оного мучения самоубийц и казнённых преступников? Этот вопрос тревожит душу одного «интеллигента», который не хочет допускать мысли, будто Бог менее человеколюбив, чем он, человек-грешник, которому жаль самоубийц. Если ему – человеку жаль сущих во аде, неужели Богу не жаль?

3) О каждом российском иерее беспокойством беспокоиться надлежит, ибо, по слову св. Иоанна Златоуста, «немногие из иереев спасутся». Как страшно слово сие! Не ведёт ли оно к отчаянию? В странствовании своём Св. по Руси встречал многих пастырей, которые горят благим желанием зреть вашу личность, избыточествующую верой правой, любовью не притворной, упованием несокрушимым, и тем объединиться в илииной ревности по Бозе. В России 46 т. храмов, если бы священники собрались по 50 чел. около своих благочинных, то вы года в 3 или 5 могли бы, с благословения Синода, объехать Св. Русь, вдохновляя и одобряя собратий-пастырей. В странствованиях моих видел пастырей, уснувших в смерть, нерадящих об овцах. Можно ли быть равнодушным к этим явлениям? Как быть с солью обуявшей?

4) Олонецким Преосвященным Назарием печатно выражено упование, что вино будет когда-нибудь продаваться из аптек, как лекарство, по рецепту врача и с благословения священника. Должно ли сочувствовать этому и употреблять христианские усилия к осуществлению сего?

Михаил Со-ко

(Хроника).

(Впечатления очевидца). Съезд Иерархов и депутации. Торжественные архиерейские служения. Поздравления и поднесения юбиляру-Иерарху. Приветствие от миссии и нашей Редакции. Речь В. К. Саблера. Совещания ерархов. Паломничество архипастырев к Черниговскому Чудотворцу.

Из сообщений «Церк. Вед.» и светской печати наши читатели имеют достаточные сведения о внешней стороне Киевских юбилейных празднеств, в честь первоиерарха Русской Церкви, высокопреосвященнейшего Иоанникия, митрополита Киевского. А потому повторять одни и те же сведения мы не будем, а лишь поделимся теми незабвенными впечатлениями и чувствами, какие вынесены участниками и очевидцами этого редкого церковно-исторического торжества. Отметим также и несколько подробностей, достойных внимания, но или затерявшихся среди других сообщений, или недостаточно подчёркнутых бытописателями.

Общее впечатление от юбилейных Киевских празднеств таково: празднество пленяло взор наблюдателя и трогало сердце каждого из присутствовавших верного сына церкви величавостью своей картины, силой того духовного обаяния, каким пользуется первоиерарх Российской Церкви у всех и всюду, начиная от иерарших кафедр и царского трона; отличалось также торжество и той искренностью и сердечной теплотой благожеланий, приветствий, – какими почтили церковь и государство своего первосвятителя в знаменательный его юбилейный праздник.

В летописях подобных торжеств юбилей высокопреосвященного Иоанникия является беспримерным уже по одному составу прибывших в Киев депутаций, в числе коих находилось 24 иерарха²²⁵, – по единодушному отклику всей русской печати и по количеству полученных почтой и по телеграфу многочисленных поздравлений от иерархов. Высочайших особ, протоиереев и мирян, знатных и простых. Поздравления эти дышат непритворно-искренней преданностью и благоговейным почитанием доблестного служителя алтаря Господня. С этой стороны Киевское юбилейное торжество имело характер всероссийского чествования. Для матери градов русских – древнего Киева, украсившегося 7 ноября национальными флагами – это был чисто церковно – царский праздник.

Характерной чертой юбилейного Киевского празднества служило также отсутствие той витиеватой шумливости, которая на подобных торжествах всегда переходит границы умеренности и вдаётся в пафос, часто напускной и трескучий. Молчаливая, благоговейно молитвенная сосредоточенность и величавость проникала всё торжество в честь первоиерарха – юбиляра, который и сам никому никогда не ульсти своим малоглаголивым, языком и в других не терпит и боится хвалебных славословий.

Съезд иерархов и депутаций начался со второго ноября, – к 4 ноября, – ко дню тезоименитства его высокопреосвященства, уже большинство гостей съехалось. Юбилейной комиссией, во главе с энергичным её председателем, преосвященным Сергием, епископом Уманским, все прибывшие удобно были распределены по квартирам – в лавре и в других обителях Киева. Принесение приветствий началось 6 ноября, в день посвящения юбиляра в первую степень священства – во диакона. В этот день сам юбиляр служил литургию на ближних пещерах в том храме, где совершён был над ним иноческий постриг. В 11 часов в лаврские покои владыки прибыли викарные епископы, старейшие представители белого городского и сельского духовенства, представители лавры и монастырей, начальники и наставники духовно-учебных заведений, депутация от городского управления и ктиторы Киевских городских церквей.

Маститый юбиляр предстал перед сонмом собравшихся духовных и светских почитателей-киевлян с обычным своим сосредоточенным апостольским видом и, к общей радости, бодрым и значительно оправившимся в благодатном Крыму от своего недуга. Первым приветствовал юбиляра преосвященный Сергий чтением адреса от Киевской епархии. На обширный адрес владыка-юбиляр кратко ответил: «вы мне больше приписали, чем я сделал действительно для Киевской епархии – много добрых моих желаний и начинаний на пользу Киевской церкви ещё я не успел осуществить. Помолитесь, чтобы Господь продлил моего веку на год–другой, чтобы начатое свершить и неисполненное выполнить». На прочитанный вслед затем адрес от Киевской академии, архипастырь юбиляр с сыновним чувством ответил приблизительно так:

«Где я ни был, а Киевскую академию всегда считал своей, всегда душевно радовался её успеху и посильно содействовал её благосостоянию. Благодарно покорно за тёплые чувства к прошу молитв» Далее, наместник лавры прочитал адрес, и старшая братия поднесла икону от лавры, еп. Сергий от монастырей, городской голова – от города Киева. Отвечая кратко на все приветствия, архипастырь представителям города сказал: «Киев – вторая родина моя, на родине я прожил детских 9½ лет, в Киеве всего лет 27. Здесь я получил образование, начал службу и здесь же Бог судил мне заканчивать своё служебное поприще и земную жизнь». Все учреждения подносили св. иконы, а старосты поднесли юбиляру удивительно художественной работы дорогое серебрено-оксидированное блюдо и кувшин для омовения рук во время служения. Причём на блюде выгравирован вид всего Киева, а также лавры, обителей и знаменитейших храмов, а на кувшине – виды соборных храмов всех тех епархий, где святительствовал юбиляр. Работу эту ювелир Маршак имеет выставить на Парижской выставке?

Благодаря за подношение, владыка сказал, что ценный дар этот многоценен как памятник добрых отношений пасомых к своему пастырю.

Шестого ноября всенощные, а седьмого – литургии совершены были в семи храмах архиерейским собором и отличались большой торжественностью. В Софийском соборе священнодействовали иерархи и священнослужители из тех епархий. (Москвы, Грузии, Нижнего, Саратова), где высокопреосвященный Иоанникий архипастырствовал, во главе с Митрополитом Московским.

В 11 ч. архипастырь принял поздравления от дам высшего общества. Во втором часу дня лаврские покои были до тесноты переполнены собравшимися для поднесения приветствий депутациями и высокими представителями всевозможных светских учреждений Киева. Здесь был начальник края с многочисленной и блестящей депутацией из генералов Киевского военного округа, представители судебного округа, поднёсшие, адрес архипастырю, учебный округ с представителями от университета (в пользу столовой для бедных студентов которого владыка пожертвовав несколько тысяч), политехникума, военного корпуса и всех средних учебных заведений, от разных обществ, – всего до 50 депутаций.

Архипастырь-юбиляр вышел из внутренних покоев ровно в час, преподал общее всем благословение и занял место на приготовленном для него кресле. Товарищ г. обер-прокурора Св. Синода, сенатор Саблер, торжественно прочитал Высочайший рескрипт, данный на имя юбиляра, и поднёс пожалованные Государем алмазные драгоценные, знаки ордена Св. Андрея Первозванного. Юбиляр был глубоко тронут царской милостью. С волнением, не раз прерывавшимся голосом в ответ он произнёс: «С чувством беспредельной преданности и благодарности за милостивое, выше моих заслуг, внимание Его Величества к моему служению молю и не престану молить Всевышнего о том, чтобы Он увенчал вожделенным успехом все благие начинания нашего возлюбленного Монарха, направленные к счастью и благоденствию Его верноподаннных».

И тут же юбиляр, при помощи епископа Сергия, возложил на себя знаки, сиянием своим эмблематически напоминавшие яркий свет личных и служебных добродетелей и подвигов, совершённых архипастырем в истекшее пятидесятилетие. Затем высокопреосвященный Владимир, митрополит Московский, прочитал приветственную грамоту Св. Синода и принёс поздравление от Московской епархии и Троицкой Лавры, тут же представив многочисленные московские депутации, в том числе и от общества хоругвеносцев, учреждённого митрополитом Иоанникием. Отвечая на приветствие Синода и Митрополита, юбиляр сказал: «Сердечно благодарю сотрудников своих в деле управления отечественной церковью. Не могу не выразить при этом своей радости о существующем между вами единодушии. Верховный Пастыреначальник Господь Иисус Христос да сохранит и утвердит такое единодушие и на будущее время. В нём наша сила, в нём и твёрдое основание для нашей благоплодной деятельности. Брат от брата помогаем, яко тверд град» После сего, прочитан был проф. академии А. А. Олесницким адрес Палестинского Общества за подписью его Августейшего Председателя. А затем уже началось поднесение адресов и св. икон и личное, в кратких словах, принесение поздравлений депутациями; сначала приветствовал депутат столичной митрополии епископ Борис – от епархии, от академии, лавры и от С.-Петербургского Митрополита Антония, за ним депутат от экзарха епископ Кирион. затем шли депутации от родной юбиляру Тульской епархии, во главе с еп. Питиримом, далее от Нижегородской во главе с еп. Владимиром, от Саратовской – с еп. Иоанном. После сего приветствовали архиепископы со своими депутациями. А за ними уже начальник края с депутацией военного округа; затем продолжали поздравления все прочие епископы, после которых начальники губерний и все светские депутации. Закончились поздравления и поднесения опять духовными депутациями, во главе с протоиереями от епархий. Здесь же удостоилась представления и поднесения «Юбилейного Сборника» от редакции нашего журнала депутация, которую составляли: редактор – издатель Миссионерского Обозрения, достоянный наш сотрудник, заведующий отделом «из мира инославных исповеданий и заграничного сектантства», екатеринославский миссионер А. Я. Дородницын, и священник единоверческой г. Киева церкви о. М. Терехов. В. М. Скворцов, приветствуя юбиляра от лица миссии и редакции, между прочим, сказал: «Архипастырскому сердцу вашего высокопреосвященства всегда были близки заботы о спасении не только верных чад церкви, но и заблудших её сынов. Вами указаны новые средства и способы борьбы с религиозными лжеучениями и проложены новые в миссионерстве пути к ожесточённым сердцам коснеющих в расколе и сектантстве. Благопопечительности вашей об успехах миссии обязан своим возникновением и наш миссионерский орган. По долгу признательной любви редакция имеет счастье почтить ваш ныне юбилейный праздник первым изданием ваших превосходных проповеднических и других произведений». А. Я. Дородницын поднёс издание, в роскошном переплёте с подобающей надписью. Владыка благодарил редакцию и призвал благословение Божие на успех нашего дела и делателей миссии.

Принесение приветствий продолжалось около 2 часов времени. В 3 часа состоялся в лаврской трапезе обед почти на 400 кувертов, – данный юбиляром в честь гостей на личные свои средства. Обед юбилейный также носил на себе необычный характер: на нём не было ни тостов, ни речей, но по обычаю лавры протодиакон возглашал многолетия Государю Императору и Царствующему Дому, Св. Синоду, а затем отдельно юбиляру. Здесь г. товарищ обер-прокурора обратился к юбиляру с кратким, одушевлённым и, как всегда, художественным словом и нарисовал живую, меткую характеристику личности и деятельности иерарха – юбиляра. Вот эта речь.

«Приветствую ваше высокопреосвященство с исполнившимся пятидесятилетием вашего достославного служения Святой Церкви. День нынешний – день знаменательный. Вас, первосвятителя Российской Церкви, приветствует вся православная Россия. Державный Отец Отечества, с высоты Престола Царского, прислал вам Свой Монарший привет. Сонм иерархов со всех концов русской земли собрался в древним Киеве и молитвенно призвал на вас благословение Всевышнего. С особым усердием возносилось имя ваше в епархиях, в которых Господь судил вам проходить ваше святительское служение. И древний Сионский собор, и Московские соборы, и лавра преподобного Сергия, и все храмы и обители этих епархий огласились молитвами о вас, владыко святый, из ближних и дальних мест несутся к вам молитвенные пожелания. Вы дороги отечественной Церкви, как святитель, призванный стоять у кормила церковного правления, как иерарх, всегда, во всё продолжение своей многолетней жизни, неизменно являвший пример самоотверженного служения Господу Богу и Его Святой Церкви. От юных лет вы отреклись от скоропреходящих благ и непрочных радостей мира сего: правду возлюбили, и праведно истине потрудились. Сердце своё уберегли от языка льстива. Никогда не прилеплялись к суетным желаниям. Серебра и сокровищ не собирали, славы и почестей не искали, о себе не говорили и, полагаю, не думали. Мысль ваша, окрыляемая молитвой и милосердием, уносила вас далеко от праздной суеты. Любя благолепие храмов Божиих, вы и на своей родине, и в Петербурге, и здесь, и во всех местах своего служения – воздвигали во славу Божию дивные по красоте храмы. Зная по личному опыту скорбную долю детей бедного духовенства, вы, с отеческой заботливостью, повсеместно устрояли общежития при семинариях и училищах, открывали епархиальные женские училища и ныне здесь сооружаете величественное здание новой семинарии. Всюду вы старались утверждать в воспитанниках духовно-учебных заведений любовь к Святой Церкви и готовность служить ей. Недостаёт мне времени перечислить ваши добрые дела и благие начинания. Велики ваши заслуги перед отечественной Церковью. Имя ваше будет памятно в роды родов в учреждениях, вами созданных, вам же да дарует Милосердый Господь ещё много лет потрудиться во славу Его Имени. Да продлит Он дни ваши в бодрости духа и крепости сил на пользу Святой Церкви, на утешение и радость всех любящих и почитающих вас».

Юбилейное торжество продолжалось и 8 ноября, на храмовом празднике Михайловской обители, а также и в духовной академии, куда в 7 часов вечера в квартиру преосвященного ректора собралась вся академическая корпорация, все питомцы академии из прибывших на юбилей гостей и все архипастыри.

Высокопреосвященнейший маститый архипастырь юбиляр – ныне первенец Киевской академии и по числу лет своего служения, и по своему высокому иерархическому положению.

Вечер имел непринуждённый характер родственного собрания старых и молодых, любящих свою almamater, детей и прошёл за чаем и фруктами в оживлённом обмене мыслей иерархов между собой и с представителями и деятелями Киевской церкви и богословской науки. Когда было подано шампанское, всеми высокочтимый ректор академии, один из последних могикан и светило блестящего учёного созвездия академии конца первой и начала второй половины истекающего века, – преосвященный Димитрий Ковальчицкий, сказал три классических по содержанию и форме заздравных речи: – за юбиляра, за питомцев академии, во главе с митрополитом Владимиром, собравшихся на юбилейный праздник иерархов и за В. К. Саблера. Последний ответил одушевлённым и, как всегда, блестящим тостом за старейшую Киевскую академию и за процветание богословской науки. Юбилейное собрание в академии оставило у всех самое отрадное впечатление своей теплотой, простотой и, так сказать, духовной содержательностью.

Академическим собранием началось бесценное деловое общение мысли и чувства среди собравшихся на юбилей иерархов, представителей власти, мужей науки, пастырей церкви.

День 9 ноября, – по мудрой инициативе первоиерарха – юбиляра, – пожелавшего, чтобы любовью к нему созданное приятное празднество не оставалось и без пользы для церкви, – был посвящён собранию одних иерархов, при участии г. товарища обер-прокурора Св. Синода, для братского совещания по различным вопросам церковного управления, вызываемым неотложными нуждами и живыми запросами нашего времени. Иерархи собирались в лаврских покоях митрополита утром (тогда же и снята была фотография Киевского юбилейного собора) и вечером. Обсуждению подвергнуты были до 10 вопросов, в том числе можем назвать – вопрос о мерах против прозелитивных ухищрений австрийского раскола и русского штундо-баптизма и других форм новейшего рационалистического сектантства, а также против хлыстовства, широко разливающего свой яд тайных лжеучений и обольщений тёмной массы приманкой «свободной», так называемой, духовной любви между полами. Вопросы о церковных школах, о Церковной и внецерковной проповеди, о постановке воспитания и учения в духовно-учебных заведениях и об устройстве общежитий, о наилучшем ходе операций свечных заводов, об учреждении в епархиях эмиритуры пожарного капитала и др. Председательствующий на собраниях первоиерарх, выслушав мнения других иерархов, по всем вопросам подробно излагал свой взгляд, умудрённый глубоким опытом полувековой административной жизнедеятельности, что, конечно, весьма важно и дорого для правящих епархиями архипастырей.

Такого многочисленного собора архиереев ещё в истории Российской Церкви ни разу не было, а потому понятна вся важность этого совещания. Собрание это, само собой состоявшееся, нужно считать особой милостью Божьей к Церкви нашей и к её первосвятителю-юбиляру.

Кроме того, были посвящены общению мысли и чувств собрания частные, при участии нескольких архипастырей, как напр., у почтенного профессора академии В. Ф. Певницкого, во главе с преосвященным Иринеем, у настоятеля Владимирского собора протоиерея проф. о. Королькова.

10 ноября начался разъезд депутаций и иерархов, причём, многие, не имевшие случая быть на поклонении у Святителя Феодосия, отправились из Киева в Чернигов.

Нет надобности подводить итоги того, что принесло Киевское юбилейное торжество славе и пользе Св. нашей Церкви и подъёму добрых чувств в российском пастырстве и пастве. Всё это неисчислимо, но слишком ощутимо совестью каждого православного – верного сына Церкви и почтительного к её иерархии. Итоги эти подведены будут в особом юбилейном издании, куда войдут описание торжеств, все адресы и приветствия.

На страницах «Мис. Обозр.» сообщалось об обнаружения к Каргопольском уезде на гумне крестьян братьев Крехалевых бегунского кладбища. Теперь нам сообщают, что раскольники-безпоповцы страннического толку появились в пределах Олонецкой губернии в начале 50-х годов настоящего столетия. Сначала они утвердились в Каргопольском уезде, а потом перешли в Пудожский, Петрозаводский и Повенецкий уезды и приобрели здесь значительное число последователей.

Учение местных странников столь вредное для Церкви и государства, как и у всех вообще бегунов. Так, выходя из мысли об антихристе, странники утверждают, что антихрист царствует в лице российских государей, начиная с императора Петра I; видимыми же знаками власти его служат распоряжения гражданской власти. Поэтому, они отвергают подчинение всякой власти, требуют от своих членов уклонения от всяких государственных и общественных повинностей, считают грехом записываться в ревизию, брать паспорта, отбывать воинскую повинность и т. д. Духовная власть, по их понятию, – лживые пророки, пастыри – волки, предотечи антихристовы, служащие антихристу за жалованье и чести ради. Православные христиане – падшие, погибшие, если только не перекрестятся и не перейдут в их веру. Церкви нет; она под видом апокалипсической жены с двумя крылами (Апок.12:14) убежала от антихриста в пустыню.

Таинств, кроме крещения и покаяния, нет. Церкви Божии, т. е. св. храмы, по показанию сектантов, – овощные хранилища, мерзость запустения, а потому, по выражению одного из странников Троицкого прихода, Каргопольского уезда, лучше в хлеве Богу молиться, чем в церкви.

На тело христианина, которое, по слову Апостола, есть храм Св. Духа, странники имеют презренный взгляд. Поэтому они хоронят тела умерших в скотских дворах, гумнах, болотах и т. п. местах, без гробов, завернув лишь в рогожу, и выражаются обычно так: «мёртвым телом хоть тын подпирай».

Отвергая истинную Христову Церковь с её спасительными таинствами и законным священством, не признавая Государя Императора и поставленных от него властей истинными и законными правителями, считая православных христиан падшими и погибшими, странники сами усвоили и стараются православным внушить нечестивое и развращённое учение, что, якобы настоящее состояние Церкви и общества есть особый греховодный сатанинский мир. Жить в таком мире и получить спасение нельзя. Поэтому, истинный христианин должен «таитися и бегать», или с антрихристом в брань вступити. Не имея здесь пребывающего града, он должен быть в буквальном смысле странником, неведомым миру, должен разорвать всякую связь с обществом. И действительно, одни из странников бросают свои семьи, дома, хозяйство и скрываются в пещерах, тайниках, устраиваемых пристанодержателями, и в местных избушках, а летом и прямо в лесу; другие же – «жиловые», странноприимцы, пристанодержатели укрывают и их от антихристовой власти, хранят их имущество, доставляют всё необходимое и, в случае смерти, хоронят их, – вообще сплачивают действительных странников в одно целое, организованное общество. Укрывшись в потаённых местах, вдали от взоров людей и начальства, странники проводят жизнь безнравственную, соединённую с гнусными противозаконными деяниями, каковы: распутство, детоубийство, убийство, печатание (от руки) раскольнических цветников, подделывание кредитных билетов и т. п. На всё это у них есть люди, потому – что они принимают в свою секту воров, беглых солдат, беглецов из Сибири, даже политических преступников, и тщательно укрывают их. При этом всё-таки они стараются показать людям своё наружное благочестие: часто молятся, справляют общие богослужения, устраивают беседы (религиозные), приглашая на них более состоятельных лиц, постятся, не едят мяса, считая себя якобы иноками; носят скромное платье и т. п., чем и прельщают неопытных и не сведущих в религиозно-нравственной жизни христиан, особенно простецов стариков и старушек. Чтобы прокормиться, странники бродят по деревням за сборами: масла, зерна, муки, и тут же тайно пропагандируют своё нечестивое учение среди местных поселян.

Таким образом, странническая секта растёт тайно, незаметно, и бороться с ней православным миссионерам и приходскому духовенству трудно, тем более что скрытники (странники) на беседу никогда не являются, а пристанодержатели уклоняются от бесед. По поводу оправдания судебной властью одного бродяги в силу его заявления, что он бродяжничает по принципу, как последователь секты бегунов, казанским архиепископом Павлом было возбуждено перед г. обер-прокурором ещё в 1886 г ходатайство о признании этой секты особо вредной и подведении странников-бегунов под закон о бродягах. Ходатайство это поддержано было и 2 московским миссионерским съездом 1891 г. В настоящее время накопилось не мало новых данных о крайней вредности этой секты, притом в шуйском судебном процессе прошлого года установлен факт «красной смерти». В каргопольском процессе Крехалевых также найдётся, надеемся, не мало данных об изуверстве этих сектантов. Всё это, казалось бы, должно бы убедить правительственную власть в необходимости изъятия этой секты из-под покровительства закона 1883 г. 3 мая.

Покровительствуемое нашей беспочвенной интеллигенцией «брожение духа в народе» всё чаще и чаще выражается в проявлении в новых местах новых видов сектантства, иногда крайне уродливых со стороны догмы и непременно с оттенком социальных воззрений. Это знамение времени, на которое не следует закрывать глаз. Об одном из таких новейших явлений в области миссии вот что сообщает наш почтённый Смоленский миссионер о. Николай Клитин.

12 минувшего октября, по поручению духовной консистории, пишет о. миссионер, я должен был исследовать новое, неслыханное в пределах Гжатского уезда нашей епархии, учение о бессмертии и вечной жизни на земле. Распространитель этого учения – крестьянин С. волости, д. Ре-в Егор В-в. В продолжительной моей с ним беседе (с 1 – 5 ч. пополудни) учение Егора исследовано и при его личном участии, иногда под диктовку, изложено в следующем виде.

Под понятием о бессмертной вечной жизни лжеучитель разумеет жизнь бессмертную в теле, здесь на земле; ибо, как он говорит, Иисус Христос не умирал плотью, а только иметь подобие мёртвого человека, – в доказательство сего В-в приводил слова церковной песни: «плотию уснув, яко мертв», значит, и по смыслу церковной песни Христос похож только был на мёртвого, мудрствует новый здесь лжеучитель, а эту мнимую мертвенность доказывает он ирмосом церковным: «на кресте Твое божественное истощание», т. е. от изнурённости, при страданиях на кресте, Христос яко бы впал в мертвенность, но не был мёртв. Иисус Христос есть простой Иисус, но не Богочеловек, богохульствует В-в; а стал Он Сыном Божиим, как и все верующие в Него, по благодати, и с тех пор, когда однажды Он пришёл, по обыкновению Своему, в день субботний в синагогу и Ему подали книгу пророка Исаии, в которой он нашёл следующее место: Дух Господень на Мне; ибо Он помазал Меня благовествовать нищим и проч. (Лк.4:16–19). Он соединился с Богом, т. е. вошёл в силу Божию. Иисус Христос, богохульствует далее лжеучитель, рождён по естеству человеческому: матерью Его была Дева Мария, отца он Егор знает, да не хочет сказать; страдал Христос на кресте, будто бы, как человек за грехи людей; Он вечно жив и живёт на земле плотью, но где живёт – неизвестно. На небо он не возносился, а что у евангелиста Луки о вознесении Его написано, то это, по мнению Гжатского еретика, ложь, да и вообще, Лука, неизвестный человек, много неправды написал в своём Евангелии, сказал Егор. Апостолы – безумствует В-в – точно так же до сих пор живы и живут где-нибудь на земле. Святых Божиих он не признаёт тех, которых почитает святая Церковь, – потому что они умерли, а за святых людей он признаёт тех, которые отвергают телесную смерть, т. е. себя и своих последователей. Ни икон, ни Животворящего Креста Господня, ни праздничных и воскресных дней он и его последовали не почитают, и сам креста на груди не носит. Недавно родившегося у него ребёнка Косьму крестили по православному обряду не по его желанию, а по настоянию семейства, сам же он крещение и проч. таинства и священство отвергает; крещение же он признаёт духовное – через учение Христово. С его учением, по словам еретика, вполне согласна его жена Татиана, брат его Василий и два–три последователя из двух ближайших деревень. Плату податей и других государственных повинностей, по учению Егора, не следует вносить и исполнять, но по существующему на Руси обычаю и праву он не отказывается уплачивать. Воинскую повинность отрицает. Царя он признаёт не Помазанником Божиим, а за признанного народом Правителя. Присяги также не признаёт.

В-в требует безусловного доверия к своему безумному суемудрию, доводы и все опровержения его учения ставит ни во что. Ежедневную смерть людей он объясняет тем, что умершие состояли не в его вере и верили в смерть Господа Иисуса Христа, Богочеловека. Лжеучитель на доказательство моё, что Христос на кресте умер действительною смертью, о чём ясно свидетельствует излитие из Его прободенного копьём ребра – крови и воды. – с апломбом заявил: «я не медик. Разные физиологические процессы, совершающиеся в теле человека, определять дело медицины, а не наше». Затем, открыв Евангелие от Иоанна 11 гл. ст. 25 и 26. он прочитал: верующий в Меня, если и умрёт, оживёт, и всяк живущий и «верующий в Меня не умрет во век». Вот, говорил Егор, Сам Христос уверяет, что верующий в Него жить будет во век. А в другом месте – на вопрос одного из учеников: Господи! позволь мне прежде пойти и похоронить отца моего, – Иисус Христос ответил: иди за Мной, и предоставь мёртвым погребать своих мертвецов (Мф.8:21,22). Значит, сказал Егор, кто не следует за Христом и не поверит Его учению о бессмертии, тот умрёт, и его участь погребать мёртвых. При беседе о том, что Иисус Христос был истинный Бог и истинный человек, Егор ответил, что Бог Один – Дух: Он не имеет вида человеческого, а потому Христос не мог быть Богом. Почтенный миссионер справедливо полагает, что в учении В-ва собраны крайне грубые и кощунственные воззрения толстовцев на лицо Господа Иисуса Христа, Его учение и св. Церковь, смешанные с воззрениями субботников (Иеговистов), призывающих всех смертных к бессмертию. По нашему мнению, вернее штундистов, малеванцев или адвентистов, которые также проповедуют бессмертие на земле для своих последователей, а если кто из них умирает, то это объясняют маловерием в проповедуемую сектантами истину. Для определения характера новой секты весьма важно бы иметь наблюдение над формами молитвы сектанта и вообще над культовой стороной. К сожалению наш корреспондент этого не сообщает. Интересно, что Своё богохульное учение это В-в усвоил в Москве, в Охотничьем клубе, куда сходятся представители интеллигенции, богачи разных вер и наций. Ему, как наёмному слуге, можно думать, пришлось слышать от посетителей клуба разного рода разговоры о вере и политическом строе государства, а может быть и получать от господ «умные книжки». Для простого тёмного народа учение В-ва заманчиво, во-первых, проповедью о бессмертии тела, а во-вторых и чисто материальными выгодами. Среди мужичков найдутся, конечно, такие философы, которые скажут – раз по новой вере нет нужды ни в священниках, ни в иконах и ни в какой обрядности, – значит потребные деньги на удовлетворение за труд клира останутся в сбережении, – выходит, вера полезная. Впрочем, можно надеяться, говорить о. Клитин что это странное учение в нашем уезде едва ли найдёт себе почву распространения. Слишком оно грубо и ужасно. Миссионерские беседы приходского священника о. Иосифа Вознесенского с В-ым, равно и моя, по-видимому, достаточно показали народу сумсасбродство и богохульность учения нового здесь еретика.

Мы с этим оптимистическим взглядом о. миссионера не совсем согласны: чем более религиозно-сектантское учение мистическое, абсурдное, странное, тем оно нередко бывает очень притягательно для тёмной массы. Киевская малеванщина имеет доселе распространение и устойчивость, хотя ещё более сумасбродное учение, чем В-ва. Необходима бдительность со стороны миссии и меры пресечения в отношении сборищ, и пропаганды.

Э. Я.

В 1 ч. 26 м. ночи на 30 ноября скончался государственный контролёр, д. т. с. Тертий Иванович Филиппов. Не своей государственной службой, не своим высоким служебным положением известен он большинству наших читателей, в особенности же из старообрядцев-единоверцев и раскольников, среди которых почивший сановник стяжал себе благоговейную память.

Не государственные или другие заслуги почившего воспомянет ныне у свежей могилы наш миссионерский журнал. Наш долг помянуть в Бозе скончавшегося добрым словом за его усердные занятия в области расколоведения, имеющие свою историю в этой науке.

Происходя из светского звания и закончив своё образование в Московском университете, Тертий Иванович, как молодой учитель словесности в одной ив московских гимназий, скоро вошёл в близкие сношения с главнейшими представителями нашего славянофильства – А. С. Хомяковым, братьями Киреевскими, Ю. Д. Самариным и др. Убеждённо разделяя их славянофильские воззрения, он, естественно, должен был обратить внимание и на современные ему церковные вопросы. А время то было живое и горячее. С одной стороны, сильно были возбуждены вопросы о греко-болгарской распре, принимавшей тогда острое направление; с другой – происходили горячие раздорнические споры среди наших отечественных старообрядцев из-за окружного послания, – раздоры, приведшие многих лучших из них в лоно православной Церкви. Эти явления захватили собой внимание чуткого, талантливого молодого учёного славянофила, и он посвятил им свой внеслужебный досуг. Тертий Иванович пишет горячие статьи о греко-болгарской распре. Перешедши на службу в Петербург, где, между прочим, почивший занимал должность чиновника особых поручений при обер-прокуроре Св. Синода – гр. Толстом, он ездит в Москву и там знакомится и беседует с только что обратившимися из раскола в православие и стоящими на пути к тому. Воодушевлённые, продолжительные беседы остановили внимание убеждённого славянофила на том, что очень сильно смущало старообрядцев в деле соединения их с Церковью – на клятвах собора 1667 года. Плодом этих бесед являются его чтения о нуждах единоверия в С.-Петербургском отделе общества любителей духовного просвещения, начавшиеся в 1872 г., продолжавшиеся в 1873 г. и закончившиеся в 1874 г. Взгляда, проводимого Т. Ив. в этих чтениях, мы касались на страницах «Мис. Обозр.» по поводу недавно вышедшей новой брошюры Т. И. «Три замечательных старообрядца». Он старался в ней доказать, что клятвы собора 1667 г. положены на содержащих старые до-никоновские обряды, независимо от их отношения к православной Церкви. Как положенные большим собором русских епископов, с участием двух святителей Востока, клятвы эти и сняты могут быть только таким же собором иерархов и непременно с согласия восточных иерархов. А поэтому, для законного в вполне полезного существования единоверия, он указывал на необходимость снятия с них клятв и восточными святителями. Говорил Т. И. в своих чтениях и о других нуждах единоверия, которые в настоящее время уже удовлетворены почти все. – Чтения эти вызвали на заседаниях самого же общества, а потом и в литературе, сильные протесты против верности проводимого в них автором взгляда со стороны таких учёных историков, как о. прот. И. Васильев и проф. Нильский, Чельцов и Чистович. Оппонентами и лектором из пыли архивов вызваны были на свет Божий многие исторические справки, найдены были истовые исторические документы. Вопрос о клятвах собора получил широкую литературу и был разработан подробно и основательно. К единству взгляда спорящие не пришли, хотя ими было высказано все, что только можно было в то время сказать. Поэтому и доселе всякий, желающий себе составить правильное и основательное мнение по вопросу о клятвах собора 1667 г. необходимо должен познакомиться с этой учёной полемикой, напечатанной в Протоколах Общества (2 части). Впоследствии, Т. Ив напечатал свои чтения в книге своей «Современные церковные вопросы», вышедшей нынешним годом вторым изданием. Некоторые из возражений ему И. Ф. Нильского печатались тогда же в книжках журнала «Христианское Чтение».

Чтения Т. И. тогда же стали известны раскольническому миру и приобрели среди них авторитет суждений о них учёного мужа из среды никониан, а Т. Ив. создали имя «защитника старообрядцев». Такое имя и громадное за него уважение к Т. Ив. остаётся у старообрядцев и доселе. Да и сам Т. Ив. до последних дней своей жизни остался верен своему прежнему взгляду на клятвы собора 1667 г., как это он засвидетельствовал в изданной им месяца три тому назад упомянутой брошюре «Три замечательные старообрядца». В полемике с православными миссионерами раскольничьи начетчики обыкновенно защищались авторитетом Тертия Ивановича. Во всю свою жизнь Т. Ив. продолжал интересоваться старообрядцами. С некоторыми из выдающихся из них, как напр., с Ил. Егор. Ксеносом, он состоял в дружеской переписке. По делам своей государственной службы посещая провинции – центры раскола, он всегда пользовался случаем знакомиться с местными умственными представителями раскола и беседовать с ними. Такие беседы он вёл в конце 80-х годов, напр., в Калуге с калужскими начетчиками. На них он произвёл наилучшее впечатление, а в умах их поселил какие-то несбыточные мечты.

Почивший сановник был весьма популярен среди православных иерархов восточных церквей за свои литературные труды в пользу фанариотов и имел почётный титул эпитропа Гроба Господня. Будучи чисто русским человеком, он искренно любил всё русское. Он много заботился о собирании русских народных песен, о чистоте русского языка... Соответствующим обществам он всегда оказывал деятельную и мощную поддержку.

Конечно, в такой разнообразной деятельности почившему государственному человеку легко было и ошибаться, и заблуждаться, не всему уделять должное внимание и время; но за то, что он ко всему относился искренно и с любовью, с желанием пользы делу и людям, – и Вышний Судия да простит ему вольные и невольные его прегрешения и да упокоит его в светлых Своих обителях!

М. Ч.

(Раскольничий «Синод». – Его заседания. – Кандидаты в архиерея и попы. – Столкновения с полицией. – Судьба Апухтинского подворья. Корыстолюбия раскольничьих попов. – Фабрикация чудотворных икон и мощей. Раскольничий дьякон – гонитель кур – Ссоры раскольничьего духовенства – Отъезд Картушина. Возмутительные беседы раскольничьего миссионера).

Погоня раскольничьих попов за увеличением своих доходов очень велика – и ради неё они не останавливаются ни перед чем: особенно выгодной статьёй дохода – считается эксплуатация, якобы «чудотворных», раскольничьих икон. На «Андроновке», в моленной, в которой настоятельствует раскольничий поп Иоанникий, находится, якобы чудотворный, образ Спасителя, который по желанию московских раскольников открыт уже не первый год и возится этим лже-попом даже по домам для служения молебнов. И не скупятся «ревнители древляго благочестия» как на пожертвования в Андрониевскую моленную, так и на вознаграждение её настоятеля. В последнее время ранее «прославленных» икон московским раскольничьим попам показалось недостаточно и поп «Латрыгинской моленной» на Пустой улице решил прославить и ещё одну, с этой целью послал некоего старца по домам «ревнителей» древляго благочестия с приглашением пожаловать в «Латрыгинскую моленную» – помолиться новоявленной якобы чудотворной иконе Богоматери. В назначенный день и час со всех концов Белокаменной стеклись сюда «ревнители и ревнительницы» и присутствовали на лицедействе местного попа, который «правил» всенощное бдение перед «новоявленной» иконой.

От попов не отстают и дьякона. Известно, что старообрядцы не признают икон новейшего итальянского письма, и чем стариннее икона, тем дороже она ими ценится. Это соображение дало мысль одному из раскольничьих дьяконов Рогожского кладбища. Ивану Кошке (прозванному так за свой высокий рост при необычайной худобе) – открыть целую мастерскую для выделки «старинных икон», а под час и для фабрикации готовых «чудотворных икон», «мироточивых» и проч.

Уроженец Иванова-Вознесенска, дьякон Иван Кошка, бывший в годы юности «поводырём» слепых, конечно не имел ни времени, ни возможности изучить иконописное искусство, а потому сами он является только хозяином «фабрики древних и чудотворных икон», а для их фабрикации держит несколько опытных иконописцев.

Подделать письмо икон под старинное – дело для мастера конечно не трудное; гораздо труднее сделать «мироточивые» иконы во множестве фабрикуемые дьяконом Кошкой, как наиболее выгодные для продажи. Как делаются эти мироточивые иконы – составляет секрет изобретателя дьякона-Кошки, но в общих чертах их фабрикация сводится к следующему. В том месте доски, приготовленной для иконы, где должен придтись лик или рука изображаемого угодника, выдалбливается отверстие в виде ямочки, заполняется особого рода мастикой, в состав которой входит росной ладан, розовое масло и другие вещества; затем отверстие заклеивается полотном, по которому уже и пишется изображение Когда нужно «проявить мироточивость» иконы, перед ней ставится зажжённая восковая свеча, как раз перед тем местом где заклеена мастика; от действия огня мастика тает и просачивается через полотно в виде капель благовонного мира. Эффект для незнакомых «с секретом» икон действительно получается поразительный.

Как ни возмутителен этот факт кощунственной фабрикации «чудотворных» икон, но он совсем меркнет и кажется ничтожным в сравнении с ужасным богохульством, которое позволил, как слышно, проявить один из подобных «фабрикантов» раскольничьих святынь в Москве. Мы говорим о случае, когда предметом фальсификации раскольничьего духовного лица была даже не икона, а уже мощи, за которые это лицо дерзнуло выдавать кусок человеческого мяса, приготовленные особым способом. Дело было так. Шестилетний мальчик, сын некоего служащего из раскольников, балуясь на дворе топором, нечаянно отрубил себе палец на руке. Каким-то образом палец этот попал к раскольничьему фабриканту «святынь», который и решил им воспользоваться для выделки «мощей». С этой целью палец кладётся в спирт, где вымачивается известное время, затем пропитывается «благовониями», приобретёнными в аптекарском магазине, сушится на «вольном духу» в печи, снова бальзамируется, красится шафраном для придания тёмного цвета, словом – над ним, проделывается целый ряд операций, подробности которых никому неизвестны, кроме «фабриканта», о котором идёт речь, – и наконец готовые «мощи» полагаются в ковчежец.

Описанный случай мог бы показаться невероятным, если бы раскольники уже не дали нам возможности, ещё несколько лет тому назад, убедиться в том, что для них ничего не стоит трупы каких-то черкесов выдавать за мощи святых угодников; а что это было так, это известно всем и каждому, и даже до сих пор у раскольников совершаются службы на антиминсах, в которых зашиты части от этих трупов. Да наконец, при прогрессивном увеличении раскольничьих моленных и «походных» алтарей, где же им, в самом деле, брать мощи для антиминсов; волей-неволей приходится их «фабриковать».

Заговорив о фабрикации «чудотворных икон» и «мощей» у раскольников, нам пришлось несколько уклониться от рассказа о последних событиях в жизни московских раскольников, к которому теперь и возвращаемся. Выше мы сказали, что на собрании в доме Мусорина был поднят вопрос о неурядицах и ссорах раскольничьего духовенства между собой. Вражда представителей московского раскольничьего духовенства между собой по истине изумительна. Нет почти ни одного раскольничьего прихода в Москве, где бы члены раскольничьего причта не перессорились между собой. Ссоры эти нередко влекут за собой курьёзные, чисто ребяческие, выходки. Так, дьякон бывшей Лапшинской (Саратовского лже-архиерея Паисия) моленной на Тверской-Ямской, Филипп Руфович, поссорившись с своим настоятелем, попом Иваном переведённым из Петербурга, и желая досадить своему врагу, проделывает из своего сарая отверстие в поповский курятник, просовывает в него метлу и по ночам пугает ни в чём неповинных поповских кур, которые подымают со страху такое кудахтанье и гвалт, что пробуждённый их криками раскольничий поп выбегает, не понимая в чём дело, на двор в одном белье к великому злорадству дьякона!.. Спит и видит Филипп Руфович, как бы совсем выжить из этого прихода своего настоятеля, да ничего у него дальше бесцельного пуганья кур не выходит. Уж такой этот несчастный раскольничий приход, что всегда в нём дьякона вооружаются против попов. Ранее теперешнего попа Ивана здесь был поп Савва, тоже воевавший постоянно с дьяконом, но прежний дьякон, вместо того, чтобы пугать на зло попу метлой кур, нашёл дорогу к лже-архиерейскому секретарю Перетрухину и выжил-таки попа из прихода. Впрочем, всё устроилось к общему благополучию. За некоторую мзду политичный Савватьевский секретарь попа Савву устроил на Рогожское кладбище, где он и поднесь благодушествует, а на его место, опять-таки «за благодарность», устроил перевод из Петербурга теперешнего настоятеля Тверской моленной.

Не лучше ладят между собой поп с дьяконом и в Лебедевской моленной. Здесь, наоборот, поп досаждает дьякону мальчишескими выходками: то варенье дьяконское припрячет, то разного мусору ему в конверте с рассыльным пришлёт. Прихожане, которым всё это известно, положительно возмущаются поведением своего «пастыря» и собираются жаловаться на него Картушину, но жалобу эту приходится им несколько отложить, так-как в настоящее время Картушин выехал из Москвы по своим делам (говорят, ставить куда-то нового раскольничьего архиерея поехал), и когда вернётся – не слышно.

Нет ничего удивительного, что при таком умственном уровне московских попов Картушин не нашёл никого из них достойным быть миссионером раскола и выписал для этой цели изгнанника Мирона Щеголииа, о котором мы уж имели случай говорить. Теперь этот хулитель Церкви православной уже начал свои «беседы». По праздничным дням собирает он около себя толпу слушателей из простого народа, то у Дворцового моста, близ кадетских корпусов, то на Коровьем валу, – словом, в местностях, изобилующих фабричными, перед которыми он и доказывает мнимую правоту раскола и хулит Церковь православную! Обиднее и опаснее всего то, что раскольничьего краснобая останавливаются слушать не одни старообрядцы, но и православные мужички-простачки. Просто глазам и ушам не верится, что среди белого дня на улицах древне-престольной Матушки-Москвы происходит открытая пропаганда раскола, и безнаказанно изрыгаются худы на Церковь православную.

Неужели и после этого московские раскольники осмелятся жаловаться на притеснения, что так часто приходится от них слышать?

Похоже ли это на стеснение их свободы?

А. В-в

Протестантизм на Французской выставке 1900 г. (Evargebot 10 авг.) Новая колонизаторская попытка толстовцев (Independant de Paris 28 авг.). Новая секта в Англии (Gasette de Tribunaux 7 авг.). Распространение христианства, среди евреев (Examiner 14 сент.).

В среде французских протестантов в последнее время наблюдается необыкновенное оживление, замечательное по своим мотивам. Они предполагают воспользоваться будущей французской выставкой, чтобы не только показать всему миру всё своё духовное богатство, но и доказать целым рядом проповедей и ораторских речей правоту своего вероучения. Затея эта – не новость: ещё на выставке 1878 г. протестантская миссия имела общий с Библейским Обществом маленький киоск у одного из главных входов на выставку, около которого произносились протестантскими миссионерами воодушевлённые проповеди, которые собирали около проповедников толпы слушателей. На выставке 1889 г. та же миссия имела не большой павильон, в котором происходили беспрерывные религиозные митинги. В последнем предприятии, рассчитывающем на выставку 1900 г., соединились главные силы протестантизма: комитет «Evangelical Alliance», протестантское миссионерское общество «Мс. All. Mission» и представители реформатства. Посетители будущей французской выставки, несомненно, заметят около одного из главных входов павильон, где будет устроена, так-сказать, выставка протестантизма, и где, конечно, будут раздаваться беспрерывные проповеди протестантских ораторов. Главные мотивы этого предприятия указаны Эм. Гутером (Emile Houter), одним из главных деятелей протестантизма, в «Le Christianisme au XIX Siecle» (Август). Сущность этих мотивов сводится к следующему в течение последних 10–15 лет французский протестантизм сделался предметом упорных нападений со стороны ультрамонтанской партии; его обвиняют в том, что он представляет собой иностранное движение, субсидируемое английскими и германскими протестантами, что протестанты действуют за одно с франк-массонами. В результате всех этих обвинений получалось то, что протестантское движение организовано-де с целью ниспровержения правительства и предания Франции её политическим врагам. Qui dit catholique dit fransais, qui dit protestant ditanglias» (всякий католик-француз, всякий протестант-англичанин), – сделалось ходячей поговоркой в среде ультрамонтанских проповедников. В виду этого, французский протестантизм желает воспользоваться выставкой 1900 г., чтобы придать себе характер национальной религии. В этих соображениях предположено собрать на выставку представителей всех протестантских фракций, чтобы доказать «всему миру», а главным образом правительству Франции, что ни в одном из своих подразделений протестантизм не заслуживает-де тех обвинений, которые возводят на него ультрамонтаны. При этом, конечно, будут приглашены на выставку лучшие проповедники, на богослужении будут раздаваться чудные звуки лучших в мире органов... Успех протестантов на будущей французской выставке, по-видимому, вполне обеспечен. Но главным мотивом этого предприятия, по мнению главных деятелей протестантизма, служит религиозно-нравственное состояние Франции. Со времени последней (1889 г.) французской выставки во Франции, по словам того же Эм. Гутера, развивается замечательное умственное и нравственное движение, которое можно назвать увлечением религиозными вопросами. Увлечение охватило все слои общества; духовенство, профессора, учителя, писатели, университетская молодёжь, мужчины и женщины, крестьяне и графы, – все потянулись к очагу религии в надежде согреть у него охлаждённое разумом сердце. – «Наша страна, говорит Эм. Гутер, горит желанием захватить все вероисповедания, которые, надеется она, спасут её от разрушения через удовлетворение совести и душ её жителей». Протестантизм желает воспользоваться этим движением и средством для этого он избрал будущую выставку 1900 г., где он постарается сосредоточить всё, чтобы доказать Франции, что единственное для неё спасение от нравственной тучи и душевной тревоги, которую она переживает, в протестантизме. Какое грандиозное предприятие! Но при этом невольно припоминаются уроки истории, которая с свойственным ей беспристрастием ясно доказывает, что никогда протестантизму не удавалась роль объединителя и примирителя противоположных движений религиозного духа; напротив, до настоящего времени его историческое шествие всегда сопровождалось ломкой, разрушениями, кровью... Ближайшее будущее покажет, насколько удачна будет последняя попытка протестантизма выступить в качестве универсального примирителя религиозных разногласий. «Врачу, исцелися сам»! (Лк.4:23).

Несмотря на то, что в России колонизаторские попытки толстовцев, благодаря постигавшим их роковым неудачам, в значительной степени потеряли кредит, за границей они всё ещё пользовались доверием, и время от времени в заграничной печати появляются заметки о колонизаторских предприятиях последователей Толстого. Об одной из таких попыток заграничных учеников Толстого «Humanitarian» передаёт следующее: недавно в Котсвольде – в Англии (Cotswoetds) поселилась небольшая колония заграничных учеников Толстого. В числе их находится один доктор философии Лейпцигского университета, один член Королевского Общества химии и один профессор Королевской Коллегии Наук в Эдинбурге. То обстоятельство, что в числе колонистов есть лица с таким высоким положением, которые имели настолько мужества, что променяли положение и карьеру на соединённую со многими лишениями жизнь колонистов, возбуждает к колонии общее внимание: её посещают из любопытства английские лорды, высокопоставленные дамы, писатели и другие. Один фермер так увлёкся порядками Колонии, что оставил свою ферму и имущество (локомобиль, сельскохозяйственные машины и проч.) принёс в общую сокровищницу колонии. В отношении приёма в колонии господствует полная свобода: принимают честных и бесчестных, нравственных и безнравственных, больных и здоровых. Население колонии живёт только настоящим, нисколько не думая о будущем, которому оно предоставляет заботиться самому о себе. Свобода мнений и убеждений полная: часто под одной кровлей живут лица, совершенно противоположных убеждений, напр., свободный мыслитель и нео-буддист. Участок земли приобретён на деньги доктора философии, но крепостные акты, по получении их из суда, сейчас же были уничтожены, так что, если рано или поздно коммуна распадётся и колония исчезнет, то возникнет вопрос, кому должен принадлежать участок земли. Но об этом колонисты меньше всего заботятся... Одежда у них доведена до возможной простоты: мужчины носят обыкновенные ситцевые сорочки, панталоны и башмаки, – перчатки совершенно изгнаны; равно также и женщины не носят ни перчаток, ни чулок; платье из дешёвой материи – обыкновенная одежда их; простая соломенная шляпа дополняет их костюм. В торжественных случаях, напр. по праздникам, они надевают лучшие свои платья, носят браслеты, часы и проч.; но как только кто-либо из членов общины заметит, что, благодаря своей одежде, он выделяется из среды остальных, он тотчас оставляет её и одевается поскромнее. – Лучше, говорят они, лишиться дорогого браслета, чем дружбы хотя бы одного члена общины. Колонисты не признают никаких законов, ни правил: каждый сам для себя закон; они уверены, что их принцип о непротивлении злу удержит их на пути мира и добра. – Однако, замечает «The Humanitarian», они забыли одну сторону любви – строгость, вследствие чего учение их оказалось построенным на ложном понятии любви, потому что они отвергли в ней правду и истину. Они отвергают брак, на основании своей доктрины. Они говорят, что любовь есть единственная связь, которая должна соединять мужчину и женщину. В колонии есть две четы, которые сошлись на указанных началах. В случае охлаждения любви или измены, каждый вправе оставить другого. Как далеко простирается у колонистов – толстовцев отрицание всякого внешнего авторитета видно из того, что они смотрят как на зло, делать детям наставления и приказания, и тех родителей, которые наказывают своих детей за неповиновение, они считают недостойными своими членами и, если совершенно не удаляют их из колонии, то только из боязни нарушить принцип непротивления злу. Они не лишают жизни ни одного из живых существ, даже мухи не убивают, и поэтому – они самые строгие вегетарианцы, хотя, много – значительно замечает «The Humanitarian», водочку любят. Какая судьба ожидает новую колонизаторскую попытку последователей Толстого, угадать не трудно: она окончится также, как оканчивались прежние попытки толстовцев в этом роде – распадением коммуны.

В Англии недавно возникла новая секта, известная под именем «The Peculiar People» («избранный народ»). Она находится в близком родстве с ранее существовавшей сектой «Christian Scientist’s», отличительную особенность которой составляет то, что последователи её молятся только одной молитвой – об избавлении их от бед... Последователи новой секты смотрят на себя как на людей, находящихся под особым покровительством Бога, а потому, когда кто из них заболевает, то они не приглашают врача, считая это делом бесполезным. На этой почве у последователей новой секты часто возникают судебные процессы. Так, недавно привлекались в суд супруги Норман (Norman) за то, что оставили без всякой медицинской помощи свою больную пятилетнюю дочь и вообще не проявили забот к её излечению. Глава секты, М. Андерсон (М. Anderson), защищая вероучение своей секты, заявил перед судом, что, хотя учение их запрещает приглашать к больным врача, но это не значит, что они должны пренебрегать участью больных детей.

– Что сделали бы вы, – спрашивает Андерсона присяжный заседатель, если бы один из ваших последователей вывихнул себе ногу?

– Я пригласил бы хирурга, – отвечал Андерсон.

– Итак, вы допускаете, заметил судья, что Бог не может вправлять вывихнутых ног?

– Я верю, – ответил Андерсон, что Бог предохраняет своих верных от вывихов и переломов. Я не знаю на одного подобного случая у «Избранного Народа».

– Но представьте себе, снова возразил судья, что ребёнок попал ногой под колесо. Думаете ли вы, что, если бы он принадлежал к «Избранному Народу», то его нога не была бы раздроблена?

– Она, конечно, была бы раздроблена, – спокойно ответил Андерсон, если бы Бог не оградил ребёнка.

После довольно продолжительного совещания присяжные признали супругов Норман виновными. Судья присудил мужа к заключению в тюрьме на шесть недель, и жену – на месяц. Богословский диспут продолжался и после произнесения приговора: судья напрасно усиливался убедить последователей новой секты, что христианство не требует оставлять на произвол судьбы больных детей.

Распространение христианства среди евреев («Exciminer». 14 сентября 1899 г). В настоящее время преобладает мнение, что распространение христианства среди евреев скорее ослабевает, чем развивается; действительно, сами евреи убеждены, что те из их племени, которые становятся последователями Иисуса Христа, делают это из низких побуждений. Но в недавно помещённой в одном берлинском миссионерском журнале статье пастор Де-ле-Руа (De-le-Roi), обращённый в христианство еврей, доказывает, что христианство несомненно прогрессирует среди его народа, и приводит в доказательство тому статистические данные. Положение евреев по отношению к цивилизации существенно изменилось, говорит он, в настоящем столетии, в особенности благодаря влиянию философа Моисея Мендельсона (М. Mendelshon), который убеждал своих единоверцев бросить свою прежнею обособленность и всецело войти в состав народов, среди которых забросила их судьба; это глубоко повлияло на их религию, так-как современная цивилизация представляет собой, в обширном смысле этого слова, продукт христианства, и евреи принуждены были, более или менее, признать принципы христианства. Благодаря этому, в массе евреев была приготовлена почва влиянию на них Евангелия; статистические данные, которыми пользуется пастор Де-ле-Руа, были собраны немецкими статистиками ив отчётностей о крещениях и, по-видимому, верны. Согласно им прирост в христианстве совершался в продолжении настоящего столетия следующим образом: в протестантских церквах – 72.740; в римско-католических церквах – 57.300; в православных церквах – 74.500; а всего 204.540, обращения в разных мелких христианских сектах увеличивают эту цифру до 225.000. Из них на долю России приходится 84.500, Австро-Венгрии – 44.760, Великобритании – 33.500 и Германии – 22.500. В настоящее время, таким образом, среднее числа такого прироста в год составляет: в протестантских церквах – 1.460; в римско-католических церквах – 1.250; в православных церквах – 1.100, а благодаря смешанным бракам – 1.459; а всего – 5.250. Эти цифры с каждым годом всё возрастают; самый большой прирост падает на протестантские церкви. Эти факты в высшей степени интересны, они с очевидной ясностью убеждают нас, что дело просвещения евреев светом Евангелия, хотя медленно и с большим трудом, всё же развивается и подаёт надежду на лучшее будущее.

А. Я, Дородницын

Содержание брошюры о. Кутепова распадается на две части, над которыми господствует одна общая мысль, – именно, что православная (греко-российская) Церковь есть единая непогрешимая и вечная хранительница и истолковательница догматов Христова учения.

В первой части трактуется о всеобщности распространения Церкви Христовой, о праве учительства, священнодействия и управления в ней, о возможности спасения под исключительным условием пребывания в Церкви Христовой, о соборности и апостольском преемстве иерархии Церкви, о неодолённости её, о неизменности её догматов и обетовании вечного существования Церкви. Все эти признаки присущи только православной греко-российской Церкви, и притязания остальных христианских обществ считаться истинной Церковью Христовой – неосновательны. Во второй части подвергаются разбору пункты отрицательного отношения сектантов к православной Церкви Христовой и их стремления связать свои общества со временем земной жизни Иисуса Христа через различные толкования о тайных обществах.

Переиздание брошюры о. Кутепова в третий раз само по себе говорит в пользу её достоинств. Наша противо-сектантская литература не так уже бедна, чтобы переиздавать сочинение в третий раз в надежде на его распространение. Брошюра о Кутепова, как и следует ожидать от такого столь известного учёного миссионера-автора, полна высоких достоинств в отношении основательности доводов и ясности изложения. Полнота исследования вопросов также оставляет желать разве очень немногого. В исследовании вопроса о святости отдельных членов Церкви заметен, напр., пропуск указания на остаток греховности в природе человека и после крещения, как причину того, что христиане продолжают грешить и после крещения, хотя очищаются в крещении от греха первородного; в вопросе о соборности Церкви пропущено указание на преемство догматического учения всей вселенской Церковью или вселенскими соборами, как признак истинной Церкви Христовой. Таких недочётов, повторяем, очень немного.

Гораздо большим недостатком, по нашему мнению, является в брошюре о. Н. Кутепова отсутствие систематичности в исследовании вопроса о единой истинной Церкви Христовой и в разборе сектантских возражений против той главной мысли брошюры, что такой истинной Церковью является единственно православная греко-российская Церковь. Автор собрал достаточный материал для обрисования главного положения своей брошюры и ясно изложил его, но изложил не так, чтобы всё исследование вопроса представляло нечто стройное в изложении как положительного учения о Церкви Св. Писания, так и возражений сектантских. Автор, так сказать, нанизывает как пункты учения Св. Писания о Церкви, так и сектантские возражения – одно на другое. А между тем представить в системе и разобрать возражения мнимо-духовных христиан против православного учения о Церкви Христовой очень не трудно. Все возражения этих сектантов исходят из той главной мысли, что Церковь есть общество не спасаемых (в земных её членах), как учит православная Церковь, а спасённых уже людей, причём признаком этой спасённости признают живую веру и добрые дела. Стоит взять и раскрыть, на основании Св. Писания, понятие о Церкви, хотя бы в тех определениях, которые даны в Символе Веры: Церковь Христова едина, свята, соборна, апостольская (по происхождению и преемству иерархии), как уже видно будет, почему сектантские общины не могут быть Церковью Христовой. Правда, в уме сектанта рационалиста при раскрытии каждого из этих понятий возбуждаются недоумения и возражения против той мысли, что таковой Церковью является православная Церковь, напр., указание против единства Церкви на множество существующих христианских церквей, из которых каждая претендует на то, чтобы быть единой, истинной Церковью, против святости Церкви – на распространённость в среде православных людей пороков, против соборности – отчасти то, что православная Церковь, менее даже чем католическая, распространена по вселенной, отчасти то, что соборы вселенские будто бы никогда не были вселенскими и, поэтому, определённые на них догматы не были вселенским учением, против апостоличности Церкви – или принципиальное отрицание важности преемства от Апостолов или те исторические натяжки в пользу своей давности, которые делают сектанты и которые приведены в брошюре о. Н. Кутепова. К этим главным возражениям присоединяются и многие другие, но не самостоятельные, а вытекающие из указанных положений и соображений, и все они могут быть подведены и рассмотрены в их генетической связи и последовательности. Конечно, бывают возражения сектантов против истинности православной Церкви совершенно абсурдные, которые не вытекают ни из какой общей мысли, а приводятся по простой ассоциации представлений, возражения, которые говорят лишь или о невежестве сектантов, или об их злостности, в роде следующих напр.: зачем православные священники носят камилавки и длинные волосы, когда по Апостолу, покрывать мужу главу и растить власы – бесчестие (1Кор.11:4,14) или: зачем архиерей сидят в храме, уподобляясь антихристу (2Фес.2:4)... Этих возражений может быть столько, сколько мудрствующих голов сектантских, и их не уложить ни в какую систему. Их в исследовании об истинной Церкви Христовой можно не касаться. Хорошо было бы изложить в системе только существенно важные возражения сектантов.

Желая автору быстрого распространения его настоящей брошюры, мы вместе с тем не может не пожелать, чтобы автор, создавший себе славу учёного миссионера-полемиста своими противо-сектантскими брошюрами, обратил внимание на их положение. Брошюры автора читаются, по большей части, не сектантами-простецами, ни даже лицами православными, ищущими назидания и просвещения, которых можно удовлетворить всяким ясным и достаточно основательным изложением предмета, а теми работниками на ниве Христовой, которые в противо-сектантской литературе ищут научения, как вразумлять и обличат сектантскую лже-мудрость. Пастыри и миссионеры – читатели брошюр о. Николая Кутепова – ищут в них более искусно составленное руководство по предмету обличения сектантства.

С. Потехин

В книжках журнала «Неделя» с января месяца настоящего года печатаются статьи И.Н. Неплюева под названием «К лучшему будущему». Статьи эти являются призывом человечества к новой жизни, к «стройной организации общественных отношений на основе взаимной любви и братолюбия» и изображают опыт такой организации в Трудовом Братстве, учреждённом Н.Н. Неплюевым в своём имении в Черниговской губернии. Названные статьи и опыт трудового братства Н.Н. Неплюева достойны внимания вообще, особенно же для интересов миссии, так-как они имеют характер также миссионерствующий и ставят себе цель, по-видимому, общую с задачей Христовой Церкви, в которой, по слову ап. Павла, «Господь поставил одних апостолами, других пророками, иных евангелистами, иных пастырями и учителями, к совершению святых, на дело служения, для созидания Тела Христова, доколе все придём в единство веры и познания Сына Божия, в мужа совершенного, в меру полного возраста Христова, дабы мы не были более младенцами, колеблющимися и увлекающимися всяким ветром учения, по лукавству человеков, по хитрому искусству обольщения, но истинной любовью все возращали в Того, Который есть Глава Христос, из Которого всё тело, составляемое и совокупляемое посредством всяких взаимно скрепляющих связей при действии в свою меру каждого члена, получает приращение для созидания самого себя в любви» (Еф.4:11–16).

Вследствие этого, весьма нелишне ознакомиться со статьями и с опытом Трудового Братства Н. Н. Неплюева и рассмотреть, отражалась ли в них и в какой мере вечная истина Евангелия, возвещаемая и осуществляемая на земле Христовой Церковью, ибо, несомненно, есть только одна истинно-христианская жизнь любви и святости, осуществлённая в Христовой Церкви, носительнице благодати и истины Божией, и всякая иная жизнь лишь постольку и причастна любви и святости, поскольку и в ней вмещается и отражается дух Церкви Христовой.

Первая глава статьи «к лучшему будущему», напечатанная в янв. книжке «Недели», носит заглавие «Заря царства любви». Автор обращается «не к какой-либо партии, не к какому-либо народу, не к какой-либо церкви, вообще – не к какой-либо фракции человечества, а ко всем братьям по земному бытию, ко всему мыслящему и страждущему человечеству» и прежде всего излагает свою точку зрения на смысл и ход всемирной истории. Не радостна эта точка зрения. Позади себя, в минувшей жизни человечества, автор видит лишь хаос ожесточённой борьбы за наслаждение жизнью.

Заря любви только-только начинает заниматься! Он делит историю человечества на три периода – первый был царством ощущений, когда люди искали лишь «сладких пирожков» и вели ожесточённую борьбу за обладание ими. Разум человеческий в этот период был рабом, а любовь – игрушкой ощущений.

Затем, наступило царство разума. Люди поняли, что нельзя продолжать прежнюю хаотическую борьбу за «сладкие пирожки» и что надо подчинить жизнь свою разуму. Разум вошёл в свои права, но увы! характер жизни от этого не изменился. Люди «из разбойников» только превратились «в судей». Вместо «палок страха» людьми стали управлять «приманки корысти», в деле веры – вместо суеверия периода ощущений, когда люди доходили «до позора вымаливания у высшей силы сладких пирожков», когда «правоверие сводилось к точному знанию спасительного догмата и правоверных формул заклинаний», водворилось неверие, «грубый деспотизм сменился конституционизмом правового государства. Всё в жизни приобрело характер сделок, и сама жизнь стало настоящей биржей».

Таковы были результаты царства разума (хорош же разум)!.. И вот «разум сознал всю безысходность скорби, сухой, холодной деловитости и нескончаемой борьбы за истину и право, сознал права любви, сознал, что в ней единая истинная радость жизни, что лишь настолько и осмысленна жизнь, насколько мы любим».

И вот перед нами теперь «брезжит заря грядущей эры царства любви».

Но любовь невозможна без веры, «без веры в разумный, непреходящей вечный смысл любви», такой веры, которая могла бы удовлетворить и разум, и сердце, находясь в то же время в согласии с природой.

Современное человечество жаждет такой веры, оно колеблется между суевериями царства ощущений и неверием Царства разума, не желая впасть ни в ту, ни в другую крайность. И автор призывает людей, в особенности же «братство по любви, понявших значение любви, жаждущих царства любви, алчущих веры в вечное значение, силу и славу любви, без различия стран, церквей, партий, лагерей» – объединиться и подготовлять для людей «светлое будущее веры, утоляющей умы и сердца, приводящей к полной гармонии любви, разума и природы, способной организовать жизнь, всё «возвышая, очищая, освящая»...

Таково содержание первой главы ст. Н.Н. Неплюева «к лучшему будущему». Рассмотрим его при свете учения Церкви.

Н.Н. Неплюев смотрит на историю человечества с современной, так называемой, «эволюционной» точки зрения. Он верит в постепенное усовершенствование человечества, для него – золотой век любви впереди, он, может быть, ожидает и земного тысячелетнего царства Христова. Позади же себя он видит лишь один густой мрак хаотической борьбы за блага мира.

Его деление истории человечества на три периода напоминает деление французского учёного Огюста Конта, который в истории человечества также видел три периода – теологический, метафизический и положительный.

Учение Церкви и Священное Писание свидетельствуют, наоборот, о первоначальном блаженстве первых людей, изображают великих ветхозаветных праведников, подобных которым ныне, «на заре» будто бы «царства любви», мы, конечно, не встретим. Если мы обратимся ко временам христианства, то здесь ещё очевиднее станет нам, что истинное царство любви не впереди нас, а скорее позади. Достаточно вспомнить жизнь первых христиан, изображённую в книге Деяний св. апостолов, дивные образы мужей апостольских, св. мучеников и мучениц, великих святителей, каковы были особенно Афанасий Александрийский, Василий Великий, Григорий Богослов, Иоанн Златоуст. Где ныне подобные им? Св. Евангелие даёт нам очень мало надежды на то, что впереди нас царство любви. Напротив, оно говорит нам об умножения зла на земле, об оскудении любви, о пришествии антихриста. «Знай же», пишет апостол Павел ученику своему Тимофею, «что в последние дни наступят времена тяжкие. Ибо люди будут самолюбивы, сребролюбивы, горды, надменны, злоречивы, родителям непокорны, неблагодарны, нечестивы, недружелюбны, непримирительны, клеветники, невоздержны, жестоки, не любящие добра, предатели, наглы, напыщены, более сластолюбивы, нежели боголюбивы, имеющие вид благочестия, силы же его отрекшиеся» (2Тим.3:1–5).

И разве эти слова св. Апостола не исполняются в наше время?

Таким образом, с точки зрения Церкви неосновательно допускать в будущем наступление всеобщего царства любви на земле, а позади себя видеть совершенно беспросветный хаос зла и мрака.

Слово Божие и учение Церкви всегда делали и делают иное деление людей, именно – на «Сынов Божиих» и «сынов человеческих», на людей «не от мира сего» и на людей «от мира сего» или иначе «духовных» и «плотских». И те и другие люди были во все времена и будут до скончания века, пока Господь не пошлёт Своих ангелов отделить пшеницу от плевел и первую собрать в житницу небесную, а последние сжечь огнём неугасимым.

* * *

Далее, если до сих пор на земле было только зло и мрак, если заря истинной жизни только-только занимается, то что же делала до сего времени Христова Церковь?

Какой смысл имеет её существование? Каковы плоды её деятельности? Ведь существует же она в мире, а если существует, то, следовательно, не всё же на земле зло и мрак?

Или же деятельность Церкви, а может быть и само её существование, неизвестны Н.Н. Неплюеву?

Не такое отношение к Церкви находим мы у её отцов и учителей, которые с совершенной ясностью указывают её вселенское значение. Знаменитый учитель Церкви Ориген пишет: «Следуя словам св. апостола Иоанна не любите мира ниже в мире и апостола Павла не сообразуйтесь веку сему, но преобразуйтесь обновлением ума вашего, во еже искушати вам что есть воля Божия, благая и угодная и совершенная, – Церковь возращает в своих членах не то, что нужно для мира, что питает самолюбие и плотские похоти человека, но то, что служит совершенству духа человеческого, что соединяет его с Богом, возращает истину, премудрость, правду и всякое добро, и сама таким образом становится как бы воплощённым добром».

Св. Григорий Нисский говорит о Церкви: «как молоком матери питается ребёнок, так и душа человеческая питается, укрепляется и приходит в возраст узаконениями и обычаями Церкви».

Св. Киприан Карфагенский называет Церковь «вашею матерью, от которой мы рождаемся, молоком которой питаемся и духом которой одушевляемся». Мы не приводим других многочисленных святоотеческих свидетельств о спасительной деятельности Церкви в мире. Каким же образом Н. Н. Неплюев находит возможным совершенно игнорировать эту деятельность, говорить о минувших судьбах человечества так, как будто бы в нём совсем нет Церкви Христовой, «столпа и утверждения истины»?

Неужели всю многообразную и многоплодную, многовековую деятельность Церкви, направленную к утверждению на земле царствия Божия, к умножению добра, любви и святости в людях, – можно не заметить и в каком-то странном ослеплении думать, будто «заря царства любви» только-только занимается? Чем объяснить это? Не тем ли, что, обращаясь в своей статье ко многим «церквам», Н. Н. Неплюев не различает стасреди них «Единой Церкви Христовой»?

О следующих главах «лучшего будущего» побеседуем в новом наступающем году.

Священник Сергий Четвериков

5 ноября 99 г. День св. Саввы Звенигородского. Дн. паремии. Прем.3:1–9, 4:7–15, 6:15–24, 6:1–3.

«Души праведные в руке Божией и мучение не коснётся их» (1), «хотя они в глазах людей и наказываются, но надежда их полна бессмертия» (4), «надеющиеся на Него познают Истину» (9), «Праведник, если и рановременно умрёт, в покое будет» (IV, 7), «Беспорочная жизнь – возраст старости» (9), «Праведники живут во веки» (V. 15), «Непобедимый щит – святость» (19), «Злодеяние ниспровергнет престолы сильных» (24), «Господь испытает намерения» (VI. 3).

Вот уже более 5 лет, как я и некоторые другие из бывших ваших обожателей и последователей круто разошлись дорогами: вы остались на своём пути до последних дней (это читается в ваших самых последних статьях лондонского «Свободного Слова» и в «Воскресении» лондонского издания – «дышащем прещениями и злохулениями» на Христа и Его Св. Церковь), – а мы, силой Божьего промышления и действием Всесвятого Духа Утешителя, очистились от скверны вашего лжеучения. обновились и соделались верными чадами матери – Церкви и Христа Бога нашего, «не желающего, чтобы кто погиб, но чтобы все в покаяние и в разум истины пришли».

Вы давно, как кумир нашего сердца, – разбит, как властитель наших дум и юных мечтаний – низвержен, – путём тяжёлой душевной борьбы, путём многих скорбей и великих злостраданий. Но забыть вас мы не можем; скажу более, вы, Лев Николаевич, нам прозревшим, седмирицей искушённым, и ближе и понятнее с своим душевным миром, чем всем другом слепым, неискушённым поклонникам, каким и были некогда и мы. Впрочем, не буду говорить за других из бывших ваших, но лишь за себя. За это время тяжёлого вашего недуга я, Лев Николаевич, молил Премилосердого Бога дать вам отсрочку в смерти для покаяния и спасения. Никогда может быть, как в эту неделю, с такой силой не ощущало сердце моё ужас геенны огненной, мрака ада, тьмы кромешной, уготованной, по непреложному слову Евангелия, умершим в нераскаянном ожесточении против Христа Бога и Церкви Его: «всяк грех простится, кроме хулы на Духа Святого»! Впрочем, более чем кто-либо геенны достоин я сам: «от уст моих судит меня Бог.»

Опасаясь за участь вашей бессмертной души в предстоящей ей вечности, – решил я послать вам в первые же дни вашей болезни братское письмо с призывом: вспомнить смерть, геенну огненную, блаженство вечное, проверить свои помышления и последовать евангельскому зову Христа Спасителя на путь покаяния. Получили ли вы это письмо, дали ли вам его прочитать? Я просил вас отозваться хоть парой слов и теперь прошу. По милости Творца веков и времён, в руце Коего концы жизни и смерти нашей, – Вы поправляетесь. Дай Бог, чтобы Вы и ещё прожили много лет. Но ваши старческие годы и болезнь печени – вещь не шуточная – невольно мысль обращают к той грани, которой ни один смертный не может не перешагнуть. Вот почему я обращаюсь к вам с этим письмом, диктуемым самыми добрыми чувствами и нелицемерными намерениями, внушаемыми долгом христианина, тесно связанного с вами столь скорбным моим прошлым. Вы не согрешите, подобно А.Н. Чертковой, приславшей мне вчера из Лондона «открытку» не христианского духа, и не назовёте меня «Иудой Искариотским», «волком в овечьей одежде», – не сочтёте слов сострадательной моей любви к вам «фразами фарисея?»

Вспомните, Лев Николаевич, моё к вам письмо из с.-петербургской пересыльной тюрьмы, – в котором я тогда говорил вам, что вы, как Поликрат, и что на вас излилось всевозможное земное счастье: богатство, семейное редкое благополучие, долголетняя, до глубокой старости, – спокойная, безмятежная жизнь, всемирная головокружительная слава. Вас это письмо тронуло до слёз, писал мне тогда В. Г. Чертков. Оттого ли это, что писал я от преизбытка сердца, ибо в незабвенное то время весь я был охвачен любовью тёплой к людям, – «страсти мои были придавлены», как писали мне с Афона. Но думаю оттого вас тронуло то моё нежное письмо, что Дух Божий Утешитель таинственно (как ему свойственно) коснулся вашего измученного сердца, и оно сознало на мгновение, что Бог, действительно, щедро одарил вас от богатых своих даров. Не понимал я, как спасает Бог. Теперь же мне ясно, что вас Он хотел и хочет привлечь к Себе Своей благостью, кротостью, долготерпением, любовью, которая для нашего спасения предала в руки грешников на пропятие Возлюбленного Отчего Сына. Зачем вы не внемлете тихому гласу Божией любви?

И вот Бог начинает вас взыскивать Своею строгой десницей, посылая вам тяжкую болезнь и глубокую скорбь в разлуке не только с любимой дочерью, но и в разочаровании, – смею думать, ею, нарушившей заповеди Крейцеровой Сонаты и последовавшею под венец христианского брака в православной, обруганной вами Церкви. Так я понимаю причину вашей болезни, и я ей порадовался ради вашей души. С тех пор, как я писал вам то тронувшее вас сердечное письмо, с выражениями сыновней любви, утекло много воды. Многими скорбями и лютыми спасал мою сластолюбивую душу Господь: благодарю Бога и молю не лишить меня и впредь очистительных скорбей и обид. Знаю, что не попасть иными путями в царство небесное, как только «многими скорбями», коими спаслись все святые: мученики, пустынники, апостолы, пророки, учители, а также и тот разбойник, который первый вошёл в рай Божий после мук крестных. С тех пор, как прошёл я сквозь целый ряд тюрем, этапов и арестных домов, испытал я уже иные скорби, о коих сказано в Евангелии: «радуйтеся и веселитеся, егда рекут вам всяк зол глагол, на вы лжуще меня ради»: сладостнее этих скорбей нет в мире, ибо по мере, как они умножаются – умножается и утешение от Утешителя Духа, Который нежнее матери умеет облегчить скорбящую по-христиански душу. Да, если чем могу ныне похвалиться. – похвалюсь скорбями, коими облагодетельствовал меня Господь и дал познать неисповедимую сладость смирения и глубокие чувства любви к людям-братьям, всепрощения и жалости к ним. Знаете ли, Л. Н., что я слышал от «православных», которых всех сплошь я некогда, следуя вам, почитал непотребными. Один монах мне говорил, что в христианине должно мудрствоваться то, еже мудрствовалось (мыслилось и чувствовалось) во Христе Иисусе, то есть в сердце Богочеловека. Что же такое? А то, чтобы иметь в тайне сердца своего желание дать ближнему есть свою плоть. Дивно, но понятно это, по крайней мере а̀ contro verso: в злых или одержимых злой похотью является чувство, выражаемое: «так бы и разорвал в клочки, так бы и съел».

Вы написали прегрешную подпольную книгу в доказательство веры вашей, что «царство Божие внутрь нас», а я приобрёл, во внутренней борьбе с вашими лжеучениями, веру, что и царство сатанино внутрь нас, и открывается в отношениях к ближнему. Представьте, вообразите своим художественным высоким умом, как висел между небом и преисподней на кресте Кротчайший, Смиреннейший, Безгрешный, и как молился о распинателях Тот, при последнем вздохе Которого великим трусом потряслась земля, померкло солнце и уверовало сердце язычника – сотника, сказавшего: «во истину это был Сын Божий»! Неужели ваше сердце, сердце поэта и гуманиста менее чутко, чем суровое солдатское сердце сотника римского? Уверовал разбойник, то есть убийца и варвар, и смиренно сказал эти сладкие слова: «помяни мя, Господи, во царствии Своём» – неужели не уверуете вы, который умели описать подвиг Наташи Ростовой, смерть князя Волконского и многое другое трогательное, над чем я плакал в юношеские мои годы и что воздвигало ум мой от грубой скотской чувственности к высшим наслаждениям поэзией и поэтическим созерцанием («над вымыслом слезами обольюсь» – писал А. С. Пушкин)? Ныне я познаю другую поэзию – поэзию покаянной молитвы, самоокаявания, сокрушённого перед Богом сердца, молитвенного болезнования о ближних, в том числе и о вас. Мучительно и ужасно жить в сени смертной гордыни, самообожания, упорства, жестокосердия. «Когда услышите глас Его, не ожесточите сердца». О! я помню, как одержимый этими злыми демонами я мучил мою бедную, страдалицу мать. И в тайне души я всегда любил мою мать: в отрочестве я заливался слезами, когда представлял её себе во гробе, умершей. И мама моя чуяла сердцем, что, мучая её злыми речами, революционными, бестолковыми фанфаронадами, сам я более её мучаюсь. Помню: так бы кажется упал перед матерью на колени, в слезах, целуя её трудовые руки, но слёз не было в сердце, сердце не раскрывалось, – оно сделалось гнездилищем падших и нечистых духов. Вот, милый Л. Н., не туже ли самое испытывается в вас по отношению к Матери-Церкви, простирающей к вам руки и зовущей к таинствам очистительным: «ядите сие есть тело мое, еже за вы ломимое во оставление грехов» всего мира, а не только ваших, сколько бы велики они ни были. «Пейте от нея (чаши) вси» – в том числе и вы – «сия есть кровь Нового Завета, яже за вы и за многие изливаемая во оставление грехов». Но вы страшитесь, вам тяжело, совестно отдаться в объятия Матери-Церкви, ринуться, – вспоминая, сколько ругательств и хулений высказано вами на Церковь Христову в писаниях ваших, (а наипаче в критике Догматического православного Богословия). Но это ложный стыд. Последуйте доброму примеру блудного евангельского сына. Тот сам пришёл, а вас зовёт и зовёт Церковь-мать, не теряя надежды до последнего дня, всячески ожидая вашего обращения. Поверьте, Л. Н., что все православные, верующие люди больше, чем вы сами и все ваши безбожные поклонники, болеют в эти дни болезни вашей опасением за погибель вечную вашей души. Не «Миссионерское ли Обозрение» приняло на свои страницы это моё к вам письмо? Да и как не бояться и не скорбеть об участи тех людей, кои по канонам должны быть даже лишены христианского погребения по церковному чину и молитв Церкви заупокойных, кои могут умереть в ожесточении, не сознав своих заблуждений и грехов, в упорном отрицании Божества – Иисуса Христа, как будто отрицание это сделает Его менее Божественным? В том-то и Божественность Иисуса Христа, что Он, обладая живыми и мёртвыми, Он, Которого одно имя призываемое с верой, отгоняет демонов, Он, Который имеет власть, рассекши нас с вами «полма», ввергнуть в дебрь огненную, Он-то и долготерпит, и милосердствует о нас, «не желая смерти грешника», а потому даёт в наших тяжких неисцельных, казалось, болезнях отсрочку.

Опытно дознано, что болезни, посылаемые Богом, и скорби житейские исцеляют наши души от самообольщения, самообожания, гордости, лже-учительства, напоминают о личном ничтожестве, о смерти, о мучениях адских там, – в мире ином, «где каждому воздастся по делам его».

Всем известна, Л. Н., искренность вашего по природе доброго, честного сердца, чуткость богато одарённого Богом, но омрачённого гордостью ума, и я не отчаиваюсь в надежде, что вы не уйдёте в другой мир, не сказав со всей искренностью правды о себе самом, что вы не отвергнете с грубым и тупым упорством любвеобильных попечений Церкви Христовой, которая вас и детей ваших крестила и миропомазала, благословила на брак, многократно питала Кровью и Телом Богочеловека и молится до ныне о вас, Лев Николаевич! Скоро пробьёт и двунадесятый час вашей жизни... Не забудьте евангельских слов Милостивого Человеколюбца, что и в этот час пришедший к Нему «ту же честь обрящет». Припомните, Л. Н., спасшегося на кресте при последнем издыхании, «благоразумного разбойника». Не поздно и для вас покаяние, а болезнующая о заразительных струпьях и смрадных язвах вашего горделивого лже-учительства Мать-Церковь примет вас, очистит и омоет благодатью своих Таинств, вразумит успокоит смятенную вашу совесть. «Любяй неправду ненавидит свою душу»!.. Теперь, – с Божьей помощью («без Мене же ничего не можете творить», – учит слово Божие, – «без Бога ни до порога» – говорит православный голос народной мудрости), – вы поправляетесь от недуга. Подведите же, стоя на рубеже двух миров, спокойно и беспристрастно итоги вашей борьбы с Иисусом Галилеянином, Которого вы, в сознании и воображении своём, низводили с высоты Божественного достоинства на ступень едва ли не ниже себя, – и скажите устами Юлиана Богоотступника, который ведь не ниже вас по данным от Бога талантам: – Ты победил меня, – «трудно рожну противу прати»! Посмотрите, затем. Л. Н. и на ближайшие плоды своего противохристианского еретического мудрования. Церковь Христова стоит вот уже 2 тысячи, лет, как непоколебимый «столп и утверждение истины», и будет стоять до скончания века, «ибо и врата ада не одолеют её». А ваше яснополянское царство, или вернее братство, не устояло и в течение какого-нибудь десятка лет. Почему? А потому, что оно построено вами на песке, на болоте горделивых страстей. Где ваши апостолы, – первенцы и пионеры толстовской секты (все из университетской, просвещённой молодёжи!), на которых почивала ваша любовь и лучшие надежды? Одни, испив до дна чашу разочарования, – оживотворённые и обновлённые благодатью Св. Духа в Церкви Православной, при посредстве слова Божия, учения святых отцов и таинств, сделались верными и преданными сынами Церкви и государства: из них Аркадий В-ч Ал-н, исходив всю Русь, исследовав все лжеучения, побывав в св. земле, вернулся в лоно Церкви и теперь служит помощником городского головы г. К-ка, Михаил А-ч Н-в, издатель вашего смердящего злобой на военное звание и помазанника Божия, лучшего из царей нашей истории, – рассказа «Николай Палкин» – состоит смотрителем одного училища и миссионерствует среди увлекающейся вашим лжеучением интеллигенции, во славу православия.

Я, многогрешный, – исходив после освобождения от ссылки per pedes apostolorum – весь дикий север, до Соловок включительно, как видите, отдался духовной журналистике и тоже против вас миссионерствую, ради спасения своей грешной души.

Молодой, талантливый Г-е, наплодив полдюжины детей с одной крестьянкой, на правах толстовского гражданского брака, после 10 летних мук жизни по толстовскому режиму, проклял день своего впадения в капкан вашего учения и умчался за-границу; Абаза – единственная надежда у матери, не справившись с душевной борьбой, с двоящимися своими мыслями по поводу вашего лжеучения, – застрелился; совращённого в вашу секту священника Аполлова (как ужасно это, что и иерей не устоял!) ваши же удержали на смертном одре от раскаяния, послав к нему П. И. Бир-ва увещевать умирать мужественно (Какое насилие)! Дрожжина, в бесплодной борьбе с воинской дисциплиной, заела скоротечная чахотка в госпитале исправительного батальона. Шкарвана увлечение вашим учением лишило докторского диплома, гражданских прав и здоровья. Ваше же учение десятки духобор – толстовистов (постников) свело в могилу, сотни довело до ссылки, а тысячи разорило и выкинуло за борт отечества, – в Канаду, где теперь они клянут свою судьбу (прочтите письмо духобора Гончарова в ноябрьской кн. «Мис. Обозр.»). В. Г. Черткова, кн. Д. А. Хилкова (оба – единственная надежда своих матерей!), П. И. Бирюкова, И. М. Трегубова, Е. И. Попова, М. А. Бадянского постигла административная ссылка, и они эмигрировали за границу, где из непротивленцев сделались озлобленными сеятелями всякого противления, неправды и хулы на Россию и Церковь православную (в своих листках, «Свободного Слова», в которых и вы мараете свои руки, украшая каждый мизерный их листок передовыми статьями). А где ныне толстовские колонии опростившихся интеллигентов? – все рассыпались, разбрелись. Посмотрите, наконец, на свою собственную семью: Магомет и тот прежде всего пленил вслед себя жену, а вы ни супруге Софье Андреевне, ни детям вашим не могли внушить и привить своих заповедей, правил и начал жизни, ибо в самой основе их лежит фальшь и противоречие. Если уже дети ваши, последовавшие за вами, скоро изменяли (уж не Татьяна ли Львовна была, казалось, верной последовательницей вашей!), то где-ж прочность и незыблемость ваших начал и основ? Из краткого сего повествования вам ясны должны быть горькие плоды вашего учения.

Неужели вы, великий художник слова и поэт, – этому своему окаяннейшему антихристианскому учению принесёте в жертву свою бессмертную душу, свою судьбу в вечности? Да сохранит и вразумит вас Всемилостивейший Спас, имиже весть судьбами! Смотрите сами: вы свободны, насильно Бог никого не спасает. «Обратитеся ко Мне, и Аз обращуся к вам», говорит Господь. Вы самовластны, – не вы первый в Церкви и не вы последний из еретиков, и никто вас не заставляет, но молят, яко Богу молящу нами, дабы сделать вас безответными перед Богом на страшном Христовом Судище.

«Пусть знает, что обративший грешника от ложного пути его спасёт душу от смерти и покроет множество грехов.» (Иак.5:20).

Хорошо известный вам, бывший ваш Михаил С-ко.

Выпуском настоящей последней в сём году книжки заканчивается, с Божей помощью, четвёртый год издания «Миссионерского Обозрения». В нынешнем году Редакция дала своим дорогим читателям в 12 книжках 1492 страниц, 94 печатных листов.

В 4 книгах Приложения к журналу (трёхмесячники) – страниц 779, или около 50 печатных листов, а всего 144 печ. л.

«Приложение» печаталось в виде трёх отделов особым счётом страниц в каждом.

Главной руководящей идеей для Редакции при составлении содержания Приложений было – дать читателям-пастырям церкви такой материал, который бы служил к утверждению верных чад Церкви в основных истинах веры к ограждению от увлечения суемудрием сект и раскола. Таким образом, Приложение посвящено, главным образом, охранительным задачам миссии и духовным интересам православных людей. Особенное внимание обращено было в кн. Приложения на материал, полезный для внецерковной и церковной проповеди. В Приложении 1899 г. помещено более 20 внебогослужебных собеседований и чтений и 70 церковных поучений, слов, бесед и речей, 23 миссионерских поучения в ограждение от лжеучений раскола и сект рационалистических (штунды, молокан и др.) и мистических (хлыстовства).

В отделе для народного чтения в семье и школе помещено 18 произведений из жизни и мира раскола и сект (стихотворения, очерки и рассказы). Миссионерских листков издано – 26.

Книжки журнала Редакцией составлялись всякий раз с таким разнообразным подбором статей, чтобы в них читатель всегда находил интересующие его сведения о той или другой группе нашего расколо-сектантства. Наибольшее внимание было обращаемо на боевые, прозелитивные наши секты – штунду, толстовство, а также и хлыстовство. Во втором полугодии, в виду прекращения издания противо-раскольничьего журнала «Братское Слово», – Редакция увеличила количество статей по вопросу о расколе. Более значительные статьи по расколу в 1899 году помещены следующие:

О мощах святых угодников Божиих, по поводу кощунств и клевет раскольнической газеты: «Слова правды». Чельцова.

Раскольнический беспоповщинский съезд. Свящ. К. Попова. По расколо-старообрядческому вопросу, о. Д. Александрова.

Нынешнее старообрядчество и сектантство в Преображенском в Москве. К. Сенатова.

О перстосложении по Стоглаву. Свяш. мисс. о. Николая Виноградова. Общий взгляд на состояние раскола в истекшем году. М. Чельцова. К истории «славяно-беловодской иерархии». Самарск. м. Д. Александрова. Старообрядческая раскольничья литература, В. Сенатова.

Встреча с раскольничьим архиереем о. К. Попова.

Беседа с раскольницей о том, насколько должно слушаться и повиноваться родителям в делах веры и спасения. Свящ. о. А. Казанского.

Беспоповщинские «отче» и их проделки. Чельцова.

Беседа с беспоповским наставником о музыкальных инструментах. о. И. Шалкинского.

Московский раскол. Статьи А. В-ва.

О значении частных бесед с раскольниками. Свящ. о. К. Попова.

Раскольничьи соглядатаи после черниговских торжеств открытия мощей св. Феодосия Углицкого и их наветники, о. Терентия Уколова.

Об отношении учения беспоновцев об иерархия и таинствах к учению о гом же рационалистов сектантов. Ф. Арер-ва.

Съезд беспоповцев в городе Самаре о. П. Шалкинского.

Старообрядческие софизмы N.

Можно-ля признать старообрядческую австрийскую иерархию законной, о. Е. Зубарева.

Паразиты раскола О. К. Попова.

Миссионерская беседа с раскольничьим апологетом А. Перетрухиным о существенных признаках Церкви Христовой, о. Сергии Шалкинского.

Крещение у бегунов. проф. Н. И. Ивановского.

Бесчинство раскольничьих архиереев и попов в Сычевском у. о. Н. Соколова.

Как совершается богослужение у старообрядцев австрийской секты. Свящ К. Попова.

Мои письма к бегунской наставнице. Проф. Н. Ив. Ивановского.

Какое ныне время? Беседа с раскольником–беспоповцем. Архиепископа Пермского Аркадия, сообщ. Романовский, и др.

В «Миссионер. Обозрении» истекающего года помещены были труды 70 авторов, в том числе статья г. обер-прокурора Синода К. П. Победоносцева, Митрополитов – Киевского и Московского, в Бозе почившего архиепископа Одесского Никанора, епископов – Рязанского Мелетия, Самарского Гурия, Томского Макария, Таврического Николая, профессоров и наставников академии – Н. И. Ивановского, В. Ф. Певницкого, Д. И. Богдашевского, свящ. Ф. И. Титова, А. И. Булгакова, В. П. Рыбинского, – 19 епархиальных миссионеров: из них 12 священного сана и 7 мирян академистов.

Кроме ответственного редактора журнала и главного руководителя В. М. Скворцова, в составе редакции состоять в качестве ого помощников и заведующих отделами: противо-раскольничьим – магистр Казанской академии М. П. Чельцов (с.-петербургский миссионер), магистр Московской академии А. Я. Дородницын (екатеринославский епарх. миссионер) – заведует отделом иностранной миссионерской хроники, кандидат Киевской академии. А. А. Виноградов (секретарь редакции) и заведующий проповедническим отделом в Приложении.

Из иллюстраций в журнале помещены: 6 фототипических портретов Киевского митрополита высокопреосвященного Иоанникия, (разных возрастов), портреты С.-Петербургского митрополита Антония, Московского Владимира, группы – сектантов-духобор-постников и хлыстовских живых богов, портрет – раскаявшегося раскольника Феодора Ковалева.

Испытав на себе и узнав из духовного опыта других неисчислимую и неисповедимую пользу от внимательного и благоговейного чтения слова Божия, особенно в ежедневном употреблении Божественных глаголов, как насущного хлеба духовного, мы предприняли труд составления выдержек из дневных чтений Вселенской Христовой Церкви на каждый день. Выдержки эти особенно благоплодно употреблять для эпиграфов к письмам и сочинениям, ибо сим способом освящается и пишущий письмо и получающий его: – автор сочинения и редактор, наборщик и читатель, прочитывающие сочинение. Многократно слово Божие разгоняло, как дым, дурные чувства, расположения, помыслы, с какими садился писать письмо! Как часто благодать, в своих делах домостроительства душ, пользовалась письмом, возглавленным словом Божиим: эпиграф обличал, утешал, вразумлял, как это свойственно слову Божию. Вообще пользование словом Божиим упражняет дивно терпение и внимание умов. Всем учителям и законоучителям, писателям и редакторам следовало бы и в частной переписке пользоваться библейскими эпиграфами, которые мы надеемся к концу года собрать в отдельную брошюру. Как было бы хорошо ввести в обычай редакциям духовных журналов в своей переписке с подписчиками возглавлять всякую рукопись текстом слова Божия из дневного чтения и о том же просить и тех своих корреспондентов, наипаче же иереев, которые могут исполнить сей долг религиозный с тем большим удобством, что они не столь обременены перепиской, как редакции. Как благоплодно было бы, если бы и авторы благоволили заканчивать свои рукописи соответственною выпиской из эпиграфов, сообразно дню, в какой закончат рукопись.

Печатание эпиграфов начинается в первой книге Приложения 1900 г. особым счётом страниц, на ряду с «Ответами из Слова Божия». Образцы этого труда представляют наши эпиграфы к помещённым в настоящей книжке письмам к гр. Л. Толстому и толстовцам.

Из библейских выдержек «Мис. Обозр.» на каждый день года и может всякий делать свои выписки: один или несколько глаголов и речений. Но мы знаем и таких усердных, которые и большие библейские выдержки выписывают во главе своих писем, через что они учатся и достигают постепенно и нечувствительно превосходного знания Священного Писания (Библии). Всем известно, как велико и благотворно таинственное действие словес Божиих на умы и сердца, особенно же молодые. Поэтому, как было бы отрадно, если бы преподавателям чистописания в духовных учебных заведениях и церковно-приходских школах вменялось в обязанность для прописей употреблять библейские глаголы Святого Духа по разуму святой православной Церкви. Наши эпиграфы, из коих к концу 1900 года составится, с Божией помощью, брошюра, могут сослужить добрую службу. Если пастыри и учители деятельно возьмутся за молодое поколение, начиная с самого раннего возраста и кончая студентами университетов и академий, то это будет самая производительная, самая богоугодная, самая отрадная миссия. В выписках наших особое внимание будет обращено на те тексты Священного Писания, которые перетолковываются сектантами, а равно и на те, которые служат в миссионерской полемике к обличению сектантских лже-мудрований; те и другие тексты будут при печатании отмечены особыми знаками. Мы бы очень просили откликнуться сочувствующих изложенной идее и согласных на подвиг возглавления писем и рукописей эпиграфами из Слова Божие. Писать просим по адресу редакции «Мис. Обозр.» – Михаилу А. С-о.

Миссионерские вакансии. В Астраханской епархии в настоящее время состоят незамещёнными две вакансии епархиальных миссионеров I и II округа. Епархиальным начальством приглашаются к занятию этих должностей предпочтительно лица с академическим образованием, причём выражается желание, чтобы кандидаты имели священный сан. Жалование епархиальным миссионерам назначено по 1500 р., причём один противо-раскольничий имеет местожительство в. Астрахани, другой – противо-сектантский в г. Чёрном-Яре.

* * *

Важное разъяснение. – Св. Синод, по словам «Сев. Кур.», разъяснил, что дети раскольников и сектантов, обучающиеся в учебных заведениях Министерства Народного Просвещения, должны изучать Закон Божий у православного законоучителя и подвергаться испытанию в этом предмете наравне с православными учениками. Вместе с тем, при таком обязательном изучении Закона Божия, дети сектантов должны аттестоваться соответственными баллами, как в течение года, так и на экзаменах, причём балл по Закону Божию должен выставляться также и в их аттестатах и увольнительных свидетельствах.

* * *

К секте Кронштадтских Ивановцев. В ноябрьской книжке «Мис. Обозр.» сообщалось о новой секте «ивановцев», обоготворяющих о. Иоанна Кронштадтского. О. Иоанн, узнав о безумстве Максима, пожелал лично его видеть и когда тот явился, досточтимый пастырь спросил его: «как ты меня называешь?» Максим сказал: «за самого Господа Иисуса Христа!» На это о. Иоанн строго сказал Максиму: «ты безумствуешь: я такой же в беззакониях зачатый, во грехах рождённый и окаянный пред Богом человек, как и все.» Максим с пафосом фанатика на это возопил: «во истину ты – Сын Божий.» Побеседовав ещё и убедившись, что Максим – тупой неразвитой фанатик, на которого не подействуют слова убеждения, о. Иоанн принял меры к тому, чтобы сектант выпровожен был из Кронштадта административным порядком, дабы фанатик не соблазнял своим безумным лжеучением других простецов.