диакон Андрей

Источник

Женщина в Церкви

Женщина – «вместилище скверны»? – «Жена в церкви да молчит» – Почему женщине нельзя быть священником? – Есть ли совесть у тех, кто врет про соборы, обсуждавшие, есть ли у женщины душа? – Наше ребрышко – О грехе брюконошения – О косметике – О критических днях – Брак как Таинство – Монашество и брак – Не будем об этом – Знакомьтесь: ваша душа – О секспросвете

– Отец Андрей, почему Церковь так несправедлива к женщине? Ведь сколько в церковной литературе, особенно древней, особенно монашеской, весьма негативных высказываний о женщине как о «вместилище греха и скверны»!

– Если уж исходить из позиций терпимости и равноправия, то давайте будем «терпимы к нетерпимости» других людей и культур. Попробуем понять, прежде чем заклеймить.

Да, в некоторых книгах (в аскетических руководствах для монахов) проскальзывает то, что можно оценить как “дискриминацию” женщины в Церкви.

Но тут появляется повод заметить, сколь опасным может быть изучение религий только по книжкам. Если студенту дать задание сделать подборку высказываний Святых Отцов о женщине, то с помощью интернет-библиотек он быстренько наберет десятка два нужных цитат. И большинство из них будут весьма нелестными для женщин. Но такой исследователь ошибся бы, если бы предположил, что именно таково и есть учение Церкви.

Чтобы понять Церковь, надо в ней жить и ощущать неписаный «этос Православия».

Итак, представьте средневековый город. В нем есть два монастыря: мужской и женский. И вот в обеих обителях разыгрывается одна и та же сценка.

В мужском монастыре юный послушник подходит к игумену и говорит: «Отче, тут такое искушение у меня было… Я вчера работал на монастырском поле. А мимо такая девушка с коромыслом прошла. Я, грешным делом, загляделся на нее. А потом всю ночь уснуть не мог: помыслы блудные и мечтания одолевали…». Старец же говорит ему в ответ: «Да, от женщин нам, монахам, одни искушения. Ты бегай их, не засматривайся на них, не разговаривай с ними, не держи их образ в памяти. Помни: не может долго лежать сухая солома рядом с тлеющим углем! Женщины для нас – источник гибели и скверны!».

В женском монастыре в тот же вечер такая же беседа. Юная послушница подходит к старице и говорит: «Матушка, тут такое искушение у меня было… Я вчера пела в хоре. А в храм такой солдатик молодой зашел. Я, грешным делом, загляделась на него. А потом всю ночь уснуть не могла: помыслы блудные и мечтания одолевали…». Игуменья же молвит ей в ответ: «Да, от мужчин нам, монахиням, одни искушения. Ты бегай их, не засматривайся на них, не разговаривай с ними, не держи их образ в памяти. Помни: не может долго лежать сухая солома рядом с тлеющим углем! Мужчины для нас – источник гибели и скверны!».

Вполне понятная педагогика в обоих случаях. В аскетических наставлениях речь идет не о том, что женщина хуже мужчины (или наоборот), а о том, что у нормального человека всегда есть эротический интерес к противоположному полу. Старец обращается к своим послушникам, о которых ему хорошо известно, что они не евнухи, что у его юных послушников есть “основной инстинкт”. Естественно, что этот инстинкт у большинства из них ориентирован в нормальную сторону – на девушек. Поэтому старец и говорит: смотрите, уклоняйтесь от общения с молодыми девицами, чтобы не было повода никаким искушениям и мечтаниям. И если одна из первых, начальных задача монашества состоит в том, чтобы взять под контроль этот инстинкт, то, соответственно, в женских монастырях говорят “будьте осторожны при общении с юношами”; а в мужских – “будьте осторожны при общении с девушками”.

Этот аскетический принцип присутствует во всех религиях, где есть инициации или практика подвижничества. Буддистские тексты тут гораздо радикальнее христианских: “То же самое тело красавицы для трех существ разное: для собаки – это пища, для любовника – существо, для монаха – падаль” 51 .

А теперь вспомним, что общая особенность всей традиционной литературы во всех культурах, во всех странах, во всех веках состояла в том, что литература (как и политика, как и культура) была мужской. До нас почти не дошло свидетельств о духовной жизни и богословской мысли женщин-христианок. Нам известны лишь отдельные изречения так называемых амм (вот у нас мама, а в Египте амма: авва – это отец, а амма – мать). Мы знаем всего несколько их удивительных изречений. В основном же церковная литература прошлого – это литература мужская.

И поэтому советы мужчины-игумена тиражировались, а аналогичные советы игуменьи («аммы») оставались лишь в устном предании, не выходя за стены женской обители. Оттого у не-церковных книжников и создалось впечатление, будто Церковь что-то имеет против женщин как таковых.

В философию и догматику эти аскетические советы все же у христиан не переходили.

В качестве доказательства я хотел бы предложить сравнение двух текстов. Один принадлежит Будде.

“Взгляните на девушку в пору ее расцвета по 15-му или 16-му году. Не кажется ли эта сверкающая, ослепительная красота великолепной в эти мгновения? А между тем прекрасное, манящее и желанное в этой блестящей красоте и есть не что иное, как мучение телесности. Взгляните на то же существо в другую пору ее жизни, по 80-му году: всмотритесь, какая она разбитая, согбенная, иссохшая, на клюку опирающаяся, едва плетущаяся, бессильная, выцветшая, беззубая, облысевшая, с дрожащей головою, морщинистая, темными пятнами покрытая… Вот вам ничтожество телесности! А потом, братия, взгляните на ту же сестру недугующую, тяжко страждущую, загрязненную испражнениями, поднимаемую и обслуживаемую другими. А потом взгляните на тело той же сестры на одре смертном, через день, два, три после кончины ее, как оно вздулось, почернело, предалось тлению. А потом взгляните на скелет с обрывками мяса, залитый кровью, сдерживаемый связками… Ну, что же братья? Куда же делась та сияющая, прежняя красота? куда исчезла? и как сменилась жалким, безобразным претящим ничтожеством телесного? (Терагата,60) 52 .

Второй текст принадлежит свт. Иоанну Златоусту. Начинается он очень похоже: “Когда ты видишь женщину благообразную, веселую, воспламеняющую твои помыслы, то представь, что предмет твоего пожелания – земля, что воспламеняет тебя пепел – и душа твоя перестанет неистовствовать… Представь, что она изменилась, состарилась, заболела, что глаза ее впали, щеки опустились, весь прежний цвет поблек; подумай, чему ты удивляешься. Ты удивляешься грязи и пеплу, тебя воспламеняет пыль и прах”.

Но вот сиюминутная аскетическая задача угашения похоти достигнута, и, оказывается, Златоуст совсем не собирается догматизировать свои слова: “Говорю это, не осуждая природы – да не будет! – не унижая ее и не подвергая презрению, но желая приготовить врачество для больных. Бог сотворил ее такою, столь уничиженною, для того чтобы показать и Свою собственную силу и Свое попечение о нас, бренностию природы располагая нас ко смирению и укрощая всякую нашу страсть, а вместе с тем – являя Свою мудрость, по которой Он мог и в грязи образовать такую красоту. Посему, когда я уничижаю естество, тогда открываю искусство Художника. Ибо как ваятелю мы удивляемся более не тогда, когда он производит прекрасную статую из золота, а тогда, когда вырабатывает точный и совершенный образ из грязного вещества, так и Богу мы удивляемся и воздаем хвалу потому, что грязи и пеплу Он сообщил отличную красоту и в телах наших явил неизреченную мудрость” 53 .

Нежелание видеть разницу духовных путей христианского мира и восточного приводит к весьма примечательным ситуациям. Например, в 1991 году издательство “Художественная литература” выпустило книжку “Будда. Истории о перерождениях”. В джатаке “О заклинании тоски”, включенной в состав сборника, есть следующее назидание: “Брат мой, ведь женщины – сластолюбивы, бездумны, подвержены пороку, в роду людском они – низшие. Как ты можешь испытывать любовную тоску по женщине, этому сосуду скверны?” 54 . Издательство рекомендует эту книжку “для семейного чтения”…

Да, Рерихи всех убедили в том, что Будда и Христос так похожи друг на друга… Более того, ради того, чтобы лишний раз уколоть христиан, Е. Рерих, например, пишет: “Будда высоко ставил женщину” 55 . Я был бы готов ей поверить…

Но почитаемый рериховцами реформатор тибетского буддизма Цонкапа говорит, что для приуготовления к лучшей реинкарнации надо осознать: «Радость от достоинств мужчины; недовольство женским положением, признание его ущербным; отвращение желающих обрести женское тело от их стремления» 56 .

А однажды, чтобы убедить сомневающихся в правоте своего тезиса о том, что всякая женщина не более чем скверна, Будда провоцирует свою собственную мать (в том перевоплощении) на убийство его самого 57 … В другом перевоплощении – будучи царем Бенареса, Будда послал своего придворного плута сокрушить добродетель жены жреца, которая хранила верность мужу, – конечно же, ради подтверждения своей спасительной проповеди: “женщин нельзя удержать от соблазна” 58 . Кто в состоянии представить, чтобы подобные легенды слагались вокруг имени Христа?

И, кстати, почему Христос, по словам буддистов, якобы учившийся буддизму в Тибете и Индии, первое чудо совершил на брачном пире? Почему он умножил радость собравшихся, умножив вино? Почему не предложил помедитировать на тему об изгрызанном трупе невесты? 59

Так что мне представляется, что попытка Е. Рерих обличить христианство за счет женолюбивого буддизма не отличается уважением к историческим реалиям.

– А почему Вы думаете, что у христиан такая педагика не переходит в догматику?

– Потому что помню о том, что именно Деву Церковь превознесла выше «Херувим и Серафим».

– Но все же сам мужской характер церковной средневековой литературы, о котором Вы сказали, разве не свидетельствует о дискриминации и отлучении женщин от культуры и образования?

– Видите ли, этот факт не был никак юридически оформлен. Речь идет о вкусах, а не о репрессиях. Если сегодня есть спрос на книги Акунина и нет массового запроса на Тредьяковского – это еще не означает дискриминации или гонения на допушкинскую русскую литературу. О том, что запрета на женское литературное творчество не было, свидетельствует хотя бы то, что Церковь приняла в свое Богослужение Рождества и Страстной Седмицы песнопения, написанные в IX веке монахиней Кассией (и, кстати, отнюдь не анонимные, но подписанные ее, то есть женским именем) 60 .

Кстати, с этой Кассией произошел замечательный случай. В 830 году византийский император Феофил выбирал себе невесту. 11 прекраснейших знатных дев были представлены ему. Феофил вошел в зал, держа в руках золотое яблоко, которое он должен был вручить своей избраннице. Подойдя к Кассии, он сказал: «От жены произошло все злое» (намекая на грехопадение Евы). Кассия же быстро отмела богословские инсинуации императора и ответила Феофилу: «От жены же произошло все лучшее» (имея в виду рождество Христа от Марии). Тут император здраво рассудил, что с такой женой править будет скорее не он, а она. В итоге яблоко было подано Феодоре, которая, стала императрицей. Кассии же не оставалось другой дороги, как в монастырь… Такова легенда 61 . А Феофил и в самом деле кончил плохо: он стал еретиком, уничтожавшим иконы.

А что касается «отлучения от образования»… Знаете, я недавно купил одну милую дореволюционную хрестоматию по Средневековью. В ней приводится германский закон 1225 года, регламентирующий раздел имущества при разводе супругов: «жене идут все овцы, гуси, лари, пряжа, постели, перины, подушки, кольца, убрусы, псалтири и всякие божественные книги, обычно читаемые женщинами, сундуки, ковры, мягкие сиденья, занавески…». Составители этой хрестоматии обычно приводят только тексты – безо всяких комментариев. И только к этому месту они сочли необходимым сделать пояснение: «В средние века женщины, в общем, грамотнее мужчин» 62 .

Впрочем, не менее удивительно само наличие такого закона: современная католическая Церковь развод в принципе не допускает, а в прежние столетия ее позиция была помягче: в Риме развод был разрешен еще в 9 веке; в Византии античная практика, разрешающая разводы, была упразднена к 8 веку… 63

– А как же знаменитые слова Апостола: «жены ваши в церквах да молчат; ибо не позволено им говорить, а быть в подчинении, как и закон говорит. Если же хотят чему научиться, пусть спрашивают о том дома у мужей своих; ибо неприлично жене говорить в церкви» (1Кор. 14:34–35)?

– Во-первых, апостол говорит о Богослужебных собраниях, а не о всей церковной жизни (а вне Литургии голос женщин всегда звучал и слушался в Православии: вспомним советы древней подвижницы матушки Синклитикии).

Во-вторых, не будем забывать, что это слова именно Павла. Вроде бы если апостол нечто сказал – для христиан все должно быть ясно: следуй апостольскому завету. Но все не так просто – ибо этот апостол так говорил о принципе своей проповеди: «с иудеями я как иудей, с эллинами – как эллин». Это означает, что в его проповеди есть момент педагогического приспособления, нежелания по мелочам нарушать социальные нормы той среды, к которой он обращался. Он прекрасно умел отличать субботу от человека, умел человека ставить выше субботы, а субботу чтить за то, что ее почитание возвышает самого человека. Мало отличить главное от второстепенного – надо уметь ценить «второстепенное» ради того главного, что через него проступает. Павел, например, учил, что ветхозаветное обрезание уже не имеет религиозного смысла 64 . Но когда он своего ученика, грека Тимофея посылал на проповедь, он все же обрезал его – иначе круг проповеди Тимофея слишком сузился бы. Евреи не стали бы внимать проповеди необрезанного грека, толкующего их Писания… 65

Разве мы следуем этому примеру апостола? Подвергаются ли сегодня обрезанию наши монахи, отправляемые на служение в нашу миссию в Иерусалим?

Так, может, и слова апостола свободы об ограничениях для женщин были уступкой внешним нравам, попыткой «не дать повода ищущим повода» (2Кор. 11:12)? Христианство и так начало свой путь как маргинальная секта: ее проповедовали презренные рабы и не менее презренные (в глазах имперских элит) евреи. Если бы апостольская проповедь шла через женские уста, то появился бы дополнительный и не-необходимый социально-психологический барьер на пути Церкви к Вселенскости.

Во всяком случае последующая история Церкви показала, что Церкви приходится считаться с теми социальными условностями, которые она сама одобрять не может, но учитывать должна.

Например, в Индии даже католикам пришлось строить разные храмы для христиан из разных каст и уже во всяком случае служить для них разные мессы, чтобы из одной чаши не причащать кшатриев и неприкасаемых. И в российских тюрьмах – та же проблема. На исповеди заключенный говорит священнику: «я рад бы причаститься, но вы ведь причащаете и наших “опущенных”, а по нашим воровским понятиям, если я ем и общаюсь с ними, я сам становлюсь как они – и тогда и меня опустят»… Так что порой приходится служить отдельные службы для разных тюремных каст. Но из этого не следует, что сама Церковь проповедует кастовые различия.

Так придавал ли сам апостол Павел своему совету о молчании жен характер ситуационно-педагогический, то есть преходящий, или же он видел в нем вечную норму церковной жизни? То, что апостол в обоснование своего совета ссылается на требования «приличия» и еврейского «закона», склоняет скорее к первому варианту.

А вообще это очень интересный пример того, как меняется церковная жизнь. Слова апостола Павла, запрещающие женщине возвышать глас свой в церковном собрании, понимались как внутрицерковная заповедь в течение девятнадцати столетий. Понимались настолько жестко, что женщины не могли даже петь в церковном хоре. Знаменитые Блоковские строки – «девушка пела в церковном хоре….» – это свидетельство об уже начавшихся переменах: к концу XIX века ситуация начала меняться. Женские голоса сменили мальчиков в церковных хорах. Поначалу – «де факто». Затем уже всерьез (кажется, Чесноков стал первым композитором, который стал писать специально для женских голосов в церковных хорах).

После революции, когда мужчины ушли из храмов, женщины стали исполнять прежде чисто мужские послушания церковных чтецов 66  и даже алтарников.

Особняком стоит дата 1971 года. В этот год впервые в истории Церкви делегатами Поместного Собора стали женщины (даже на архидемократическом Соборе 1917–1918 годов женщин, в том числе и игумений, не было). Участвовали женщины и в работе Поместного Собора 1990 года, избравшего Патриарха Алексия II.

В 90-е годы пришла пора религиозной свободы – и отнюдь не всё вернулось «на круги своя». Женщины стали проповедовать: писать статьи и книги, издавать и редактировать богословские журналы, вести уроки Закона Божия в церковных и светских школах, богословия в светских университетах (в XIX веке законоучитель это только батюшка) 67 . В Тихоновском Богословском институте даже литургику – науку о богослужении – преподает женщина (М. С. Красовицкая)! И там же уже прошло несколько успешных защит богословских диссертаций женщинами.

В современной же культуре наконец-то зазвучали те голоса, которые принадлежали прежде «молчащему большинству». В Церкви зазвучал голос женщин. Православная женская богословская мысль рождается только на наших глазах.

И я рад, что именно монастырь, причем укорененный в древнейшей и славнейший обители Руси – московское подворье Троице-Сергиевой Лавры издает богословские труды женщин (Олеси Николаевой и Ирины Силуяновой).

Я рад этому парадоксу: именно монахи дают возможность зазвучать в Церкви голосу женщин.

Вспомним еще имена серьезнейшего московского философа Пиамы Гайденко и петербургской писательницы и философа Татьяны Горичевой – и станет ясно, что в России оказалось возможным появление женской православной мысли, не вырождающейся при этом в крикливый и натужно-диссидентский «феминизм».

Для меня это пример нормального церковного развития. Так меняется растущее дерево: без громких деклараций, без искусственного «перспективного планирования». Живое растет просто – «само собой».

Впрочем, одну перемену я считаю желательной в нашей церковной молитве. В женских монастырях в богослужебные тексты внесены понятные и естественные коррективы: моление возносится не «братьях святыя обители сея», а о «сестрах». Вот именно это последнее слово мне и хотелось бы почаще слышать в храме – не в качестве замены «братьев», а как дополнение. Скажем, в прошении – «Еще молимся о всех преждепочивших отцех и братиях, зде лежащих, и повсюду православных» добавление «и сестрах» было бы нелишним.

На третьем же аргументе, позволяющем полагать, что слова Апостола не относятся к проповедническим опытам современных женщин, стоит остановиться подробнее.

В этом месте своего послания апостол призывает коринфян не увлекаться мистическими экспериментами. С точки зрения апостола не следует поощрять в себе стремление к «глоссолалии», то есть говорению на «незнакомых языках». В общем – это текст, мягко, но ясно направленный против мистического экстремизма, подобного тому, что встречается у современных «пятидесятников» и «харизматов». «Если вся церковь сойдется вместе, и все станут говорить незнакомыми языками, и войдут к вам незнающие или неверующие: то не скажут ли вам, что вы беснуетесь?» (1Кор. 14:23). Затем апостол советует не говорить в собрании нескольким людям одновременно – «потому что Бог не есть Бог неустройства, но мира» (33). И затем – «жены ваши в церквах да молчат» (34). И вывод: «все должно быть благопристойно и чинно» (40).

Мы видим, что совет о молчании жен прозвучал в послании к общине, чьи собрания проходили довольно бурно. Эта община была легка на расколы, на внутренние распри. Не умела она еще и отличать подлинно христианского учения от подделок. Прикоснувшись к чему-то необычайному, она легко впадала в надменность и гордость. Поэтому апостол в посланиях к коринфянам напоминал им, что путь любви выше, чем путь гностического «знания», дар любви важнее дара «языков», жизнь в любовном единении важнее школьных споров по поводу того, чей учитель «выше».

Теперь представим себе, какой была роль новообращенных (а иных тогда просто не было) женщин в жизни такой общины. Эмоциональные, легковерные, они восторженно восприняли весть о том, что вера в Евангелие освобождает их от тягот иудейского закона. Недавно безмолвные – они стремились утвердиться в своем новом качестве, торопясь оповестить всех окружающих о своих духовных переживаниях.

Сегодня мы видим, что в тех сектах, что возвещают непосредственные и регулярные «контакты с Духом», ведущую роль играют именно женщины. Елена Блаватская, Елена Рерих, Алиса Бейли, Елена Писарева, Мария Дэви Христос из «Белого Братства», Ольга Асауляк, Людмила Шапошникова, Наталья Бондарчук… В тех оккультно-гностических кружках, которые стояли на границе церковного христианства и язычества, также возвещались идеи и духовные опыты, быстрее пленявшие именно женское сознание. В Коринфе, где христиане еще не научились отличать гностические подделки от апостольской веры, голос женщин, видевших себя в роли «пророчиц», был слишком громок.

Не входя в обсуждение доброкачественноcти каждого из «голосов» и «пророчеств», апостол Павел призывает сдерживать этот энтузиазм. Его голос – голос трезвого пастыря среди внезапно опьяневших. Никому не вынося строгого и жесткого приговора (чтобы не спровоцировать ответного бунта), он призывает не прикипать сердцем к этим экзотическим состояниям. В таком – кричащем, многоголосом, мистически впечатлительном собрании – жена да молчит. Хочет говорить? – Пусть она это делает в спокойной, трезвой обстановке у себя дома.

Не против женщин текст апостола Павла. И не в защиту полового сегрегационизма. Это просто текст в защиту трезвости и рассудительности. Разве не разум велит нам ставить любовь выше экзотических мистических дерзаний: «если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я медь звенящая. Если имею дар пророчества и знаю все тайны, а не имею любви: то я ничто» (1Кор. 13:1–2)? «Любовь никогда не перестает, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится» (8).

Так вот – если бы Олеся Николаева, Ирина Силуянова, Татьяна Горичева и Пиама Гайденко вскрикивали на «иных языках», если бы они цеплялись ко всем встречным с предложением немедленно выслушать переданное им прошлой ночью «откровение», если бы они считали себя наделенными некиим эзотерическим «знанием», если бы они ощущали себя проводницами некиих «пророчеств» – то к ним с самой жесткой интонацией надо было бы обратить слова Апостола: «Жена в церкви да молчит!».

Но ведь все они – философы. Все они пишут логично, строго, сдержанно, призывая контролировать движения сердец и эмоций доводами науки, логики, богословия. Если бы в том коринфском собрании посреди всеобщей опьяненности «иными языками» вдруг встала бы женщина и спокойно сказала: «Братья! не упивайтесь своими “вдохновениями”. Самый важный дар духа – это любовь. В сердце нетрезвое, в сердце, опьяненное своими “переживаниями”, этот дар не войдет. Поэтому давайте отложим нашу возбужденность и научимся бесстрастно-умной молитве…» – разве осудил бы ее апостол Павел за это выступление?

Почему женщине нельзя быть священником?

– Давайте сразу уясним: я ведь тоже не священник. Так что мои ответы не стоит воспринимать как попытку человека, дорвавшегося до кусочка власти, не допустить кого-то другого до этого же кусочка. Я говорю о том, чего нет и у меня. Я сам отношусь к той части человечества, которая не совершает церковных таинств, то есть к той части, к которой принадлежат и все женщины.

А лозунги о несправедливости рождаются как: сначала человеку внушают, что у него есть права, о существовании которых он и не подозревал, а потом заявляют, что этих прав ты лишен. Жил себе человек спокойно без всякого DVD, а ему вдруг говорят, что каждый порядочный человек имеет DVD, и лишь тебя этот коммунистический (вариант: “воровской”) режим совершенно несправедливо лишил права на пользование DVD. И вот человек, который доселе даже не знал, что это такое, начинает смысл своей жизни видеть в борьбе за обладание DVD.

Так же и здесь: жила себе девушка и никогда и не помышляла о том, чтобы стать священницей. По правде говоря, она и в храм-то не заходила… Но тут ей говорят: “Да ты знаешь, как тебя православные унизили! Они не разрешают тебе стать священником!” – и всё, одним озлобленным нервным клубком, борющимся за свои “права”, в мире стало больше…

А ведь сущность человека совсем не сводится к борьбе за свои права. Человек вообще осуществляет себя не тогда, когда пользуется своими правами, а когда он исполняет свой долг. Помимо того, что у человека есть права, в его жизни имеет место еще и служение.

Так вот священник – это священно-служитель. Это не человек, который обладает правами священника; напротив, он несет послушание священника, служит.

Так что Церковь просто не возлагает крест священнослужения на плечи женщины. По-моему, тут не столько ущемление прав, сколько забота о женщинах.

– Но почему же у протестантов есть женское священство, а у православных его нет?

– Человек живет в мире символов. И в этом его отличие от животных, для которых каждый предмет просто равен самому себе (точнее – сиюминутной реакции животного на этот предмет), а потому и не является ни знаком, ни символом.

А те символы, в окружении которых (и чрез посредство которых) живет человек, бывают разные. Это могут быть образы (иконы) литературные и живописные, музыкальные и сценические. Так вот, священник – это литургическая икона Христа. Алтарь – это комната Тайной Вечери. Литургия есть сама Тайная Вечеря.

На этой Вечере Христос Сам раздавал Свои Кровь и Плоть. Он взял Чашу и сказал: пейте, это кровь Моя. А не Дева Мария взяла Чашу и сказала: пейте, это кровь Моего Сына.

Мы причащаемся крови Христа, которую дал Он Сам, именно поэтому священник, причащающий Крови Христа, должен быть литургической иконой именно Христа, а не Марии.

Кроме того, на Литургии священник именно раздает Дары. Давать, дарить – служение мужское. Принимать – это служение женское. Так что священство есть выражение именно мужского архетипа.

А мышление протестантов не-иконично, не символично. И поэтому в их системе женское священство вполне логично. И я против женского священства протестантов ничего не возражаю. Более того, все те служения, которые несет пастор протестантов, может нести и православная женщина. Подумайте сами, какие функции выполняет пастор в протестантской общине.

Протестантский пастор прежде всего проповедник. Но и у нас женщина может быть проповедником и учителем (в воскресной школе или в богословском институте, например).

Еще протестантский пастор может быть духовным советчиком, принимающим исповеди людей. Он не дает им «отпущения грехов» (такой практики протестантизм не допускает), а просто является свидетелем человеческого покаяния и советчиком. Что ж – и наши «старицы», духовно опытные монахини несут такое же служение в нашей церковной жизни. Есть такие монахини, к которым за духовными наставлениями ездят даже священники и епископы…

Протестантский пастор организует общинную жизнь своего прихода – но и у нас такой работой вполне могут заниматься женщины. Немалым числом приходов реально управляют «матушки»…

А вот чего не бывает у протестантов – ни у женщин, ни у мужчин – никто из них не служит Литургии. Ибо по их учению Литургии как таинства просто не существует, а есть лишь приходской театр, в котором люди разыгрывают евангельские сценки и делятся «воспоминаниями».

Священства в православном понимании у протестантов нет 68 – а потому их пасторы (или, как почему-то говорят русские баптисты – пастора) исполняют несвященнические служения, не таинство-совершительные. И тут и в самом деле не имеет значения пол этого функционера.

В общем, как еще тридцать лет назад сказал наш Синод о женском священстве протестантов – «Мы не видим оснований для возражений про­тив любого решения этого вопроса в конфес­сиях, где священство не признается таинст­вом и где, следовательно, с точки зрения Пра­вославия, сакраментального священства, как такового, вообще нет» 69 .

– Выходит, православное неприятие женского священства мотивируется только на уровне «символов»?

– Нет, не только. Тут есть и «онтология», поскольку речь идет о таинстве, которое совершает Бог, а не только о нашем осмыслении того, что делаем в храме мы. Хотя, впрочем, все равно надо признать, что женское священство в Православии отсутствует прежде всего в силу традиции, а не в силу каких-то юридически прописанных норм 70 .

Но, кроме этого, есть еще и несколько психологических мотивов. В женской религиозности есть какая-то парадоксальность. Есть такая странная церковная алхимия. Берем два компонента: первый – Православие, второй – женщина. Каждый из этих компонентов сам по себе теплый, пушистый, хороший. Теперь сливаем их в одну колбочку. Что получаем? Православие † женщина = приходская ведьма. Далеко не всегда, конечно, но все же слишком часто, чтобы этого не замечать 71 .

Удивительно, но факт: почему-то женская религиозность более жестока, нежели религиозность мужская.

Вроде бы с именем женщины связаны тепло и ласка, мягкость и заботливость. Но слишком часто приходится замечать, что женская религиозность бывает гораздо более ригористической, жесткой и даже жестокой, чем религиозность мужская. У многих женщин России есть опыт изгнания из храма. Как точно написала об этом опыте публицистка рериховского лагеря Т. Книжник – нередко наши прихожане «реагируют на длину юбки, рукава рубашки и отсутствие платка на голове с чуткостью и непреклонностью, достойной самого исправного турникета в метро». Но – кто же именно работает «турникетом» в наших храмах? Священники ли, бородатые прихожане, или, напротив, «босолицые» благочестивые юноши контролируют «форму одежды» заходящих женщин? Да нет – свои же товарищи по полу. Знаменитые наши «бабушки»… И даже проповеди священников, призывающие их воздержаться от такого самочиния, зачастую не помогают.

Посмотрите, как разнится поведение мужчины и женщины в храме (при условии, что у обоих еще нет опыта церковной жизни).

Мужчина, впервые зашедший в храм, ведет себя как охотник в лесной чаще. Он опасливо и внимательно озирается по сторонам. Но он опытен, он еще и не в таких переделках бывал. Поэтому он во всем разберется сам, он сам решит, куда какие свечки втыкать, и не стоит лезть ему под руку с советами…

Женщина же, впервые заходящая в храм, напротив, открыта к советам. Она только обрадуется, если кто-то подойдет к ней и объяснит. И вот она получает первые наставления: у этой иконы свечку за пять рублей, у этой – за десять, здесь поцелуй, здесь один поклон, а вот тут – три…

Но человек склонен ситуации своего первого вхождения в новый для него опыт воспроизводить вновь и вновь. И если женщина на заре своего воцерковления получила инструкцию, то и потом в течение десятилетий эти обретенные ею «тайные знания» она будет транслировать все новым и новым захожанкам. Может быть, поэтому женская религиозность бывает более «инструктивной» и жесткой.

Я просто совершенно уверен, что именно женщина написала дикий «акафист Божией Матери в честь иконы Ея, «Прибавление ума»». Это самобытное (а также самовольное)е творение (увы, растиражированное Мгарским монастырем Полтавской епархии с поддельным благословением Патриарха Алексия) возвещает: «О, Всенепорочная Дево, в Царстве Сына Твоего, иже что нечистое не выйдет за нарушение Заповедей Божиих, люди умом притупляются, да наказаниями вразумляются и будут петь Тебе: Радуйся, грязных женщин, пришедших в храм, обличающая. Радуйся, продолжающим ходить грязными в храм, колдунам и чародеям их портить подвергавши. Радуйся, грязных дерзавших касаться святыни, скорбями и болезнями наказуеши. Радуйся, касаться церковной святыни в эти дни, грех дважды усугубляеши. Радуйся, потерявших страх Божий, забвению их ум придаеши. Радуйся, не ходящим в храм во дни очищения, благодать им сохраняющая. Радуйся, грязным бравшим благословение у священников, благодати им не даеши. Радуйся, священников, касающихся грязных женщин, благодати на несколько часов лишаеши. Радуйся, священников, не вразумляющих людей, наемниками именуеши. Радуйся, Пресвятая Богородице, прибавление ума»…

Автору сих виршей ум явно не был прибавлен – оттого творение ее равно дико и с точки зрения содержания 72 , и с точки зрения соблюдения правил церковно-славянского языка… Естественно, что с учением Церкви подобные домыслы не имеют ничего общего.

Порой приходится слышать, что недавно обратившаяся женщина готова до истощения «запостить» всю свою еще неверующую семью.

Через женские предания транслируются такие «нормы» благочестия, как запрет передавать свечку через левое плечо. Женщины создают культ «батюшки» на приходе (возводя его в ранг «старца»).

А уж женская готовность верить самым нелепым домыслам давно уже сделала устойчивым и в церковной лексике словосочетание – «бабьи басни».

И это – не просто частность. На первых же страницах Библии мы встречаемся с предупреждением о том, что женская религиозность склонна к крайностям. Ева беседует со змием в Эдемском саду, и змий спрашивает, что же Бог запретил людям. Ева отвечает: нам к древу познания добра и зла нельзя прикасаться. Но заповедь-то была другая: не вкушай плода древа познания добра и зла. Ева же вместо «не вкушай» говорит даже «не прикасайся», вместо плода теперь уже запретно все древо. Ева ужесточает заповедь.

Тем самым, по мысли свят. Филарета Московского, Ева не выказывает понимания смысла запрета, и внешнее действие («не прикасайтесь») выставляет как условие вечной жизни 73. Случайный, внешний мотив Ева поставляет здесь главным и единственным. Отсюда змей видит, что жена не внутренними нравственными мотивами руководится, но простым страхом перед наказанием – и именно сюда направляет свои усилия.

Библию иногда полезно читать по-детски. Представьте эту картинку как на страничке «Детской Библии»: жена стоит перед яблонькой, а змей обвился вокруг ствола и даже голову сверху свесил. И в ответ на слова жены о смертоносности прикосновения он всем своим видом говорит: «Да я не то что прикоснулся, живу я тут – и ничего! Так что давай, вперед, без суеверий!».

Так именно ужесточение, искажение заповеди женой привело к ее более легкому нарушению: смерть – в понимании Евы – происходит от прикосновения, а раз она уже видела змия, прикоснувшегося к древу, то так стало легко допустить, что прав не Творец, а этот столь необычный собеседник. И затем уже в опыте самой жены еще прежде вкушения от древа познания вроде также подтвердилось, что можно нарушить заповедь без особых последствий: жена сначала «взяла плодов его», увидела, что прикосновение к древу не убило – и после этого «и ела».

Так часто в нашей церковной жизни: излишне жесткие и необъясненные запреты приводят наших взрослеющих детей к итоговому разочарованию в фундаментальных и обоснованных истинах Евангелия.

И то, что первый поступок женщины на земле, согласно Библии, это ужесточение запрета, вряд ли случайно. Женская религиозность ищет запреты, с радостью их принимает и транслирует.

Боюсь, что женское священство стало бы не более добрым, а более жестким.

Женскими устами произнесены и женским пером записаны такие, например, страшилки: «Одна странница видела такой сон: по мосту шли девушки с накрашенными губами и волосами, и все они падали в липкую смолу и погибали» 74 . А ведь это прямое противорчеие слову Библии: “человек смотрит на лице, а Господь смотрит на сердце” (1Цар. 16:7).

Еще один пример страстно-эмоционального «богословствования». В женский монастырь приходит письмо от матери четырех детей. Она говорит, что по «вопросу об ИНН-цифровом штрих-коде» разные священники говорят ей разное и просит совета – брать ли «номер» или рискнуть будущим своих детей и остаться без работы… Вот наиболее яркие перлы из ответа сестер («нас всего 20 сестер, все очень молодые, юные девушки»). После описания грядущего антихриста говорится – «Вот что готовит мир… Поэтому нам ничего от этого мира не надо! И все сестры обители так рассуждают. Более того, мы уже начали готовиться страдать, видя как зло набирает сипу, как торжествует в мире нечестие, са­танизм. Был в нашем монастыре очень трудный период, когда мы защищали свой храм, чтобы в него не заходили в развратной одежде, накрашенные, полуообнаженные женщины, которые смеялись над хрис­тианским благочестием… Модницы просто помогают сатанистам. Прежде всего с современной мо­дой связаны их ритуальные надругательства сатанистов над христианской культурой. Осо­бенно это видно в американской моде, ко­торую финансируют еврейские банкиры. Самое распространенное и давно привычное для всех женщин – крашенные губы и ногти – это символ ритуального кропления жерт­венной кровью в секте жидов-хасидов, но от этого отказаться оказывается невероят­ной трудностью… Если бы только захотели понять и распознать «зверя» не только в ИНН, но во всей современной культуре, которая гото­вит ЕМУ место в наших душах, делая их мертвыми для принятия Святого Духа… Бог возвеличил русский народ перед всеми другими народами… Народ, который в своей вере, в своем следовании за святыми стоял впереди всех народов – НАРОД-БОГОНОСЕЦ» 75 .

Замечу, что ИНН этого монастыря – 2353013199. Значит, «страдания» этих сестер были лишь в том, что они хамили туристкам, которых Бог по Промыслу Своему привел в их храм, а они их оттуда выгоняли… И еще одна немаловажная деталь: при написании слова «Бог» эти юные богословицы обходятся одной заглавной буквой. А вот для антихриста им не жалко целых трех бо-о-ольших буквищ. Похоже, что в своем монастыре они не Христа ищут, не Ему уневещиваются, а от антихриста прячутся – ибо в их помыслах сей персонаж занимает больше места, чем Истинный Жених… Надеюсь, что их фарисейские размышления о превознесенности русского народа (который в большинстве своем как раз и не шел за святыми в советские годы, да и по сю пору лишь пятью или тремя процентами от своей численности участвует в церковной жизни) над всеми остальными не дойдут до Греции… А что касается помады и секты хасидов – то ведь мода на крашеные губы гораздо древнее хасидов (это движение появилось лишь в середине XVIII века и, кстати, вызвало ожесточенное сопротивление раввинов и, как следствие – поддержку правительства России 76 ).

У нас уже есть общественный институт, куда пустили женщин – школа. Чем это кончилось? Мужчины там водиться перестали, школа стала чисто женским институтом. Конечно, в этой мутации нет вины женщин-учительниц. Но все же – хороша ли эта мутация? Я в этом сильно сомневаюсь. Если появится женское священство, то это будет верный шаг на пути превращения Православия в тоталитарную секту. Задатки к этому у нас и так есть. Но добавление женского фактора еще более это усилит.

Кроме того, не стоит забывать и об особой впечатлительности женщин. Их отзывчивость могла бы сослужить дурную службу, если бы появилось женское священство. Вспомните – как проходит исповедь в приходском храме. Кающийся стоит рядом со священником – и оба они открыты взорам остальных людей. А на исповеди люди, понятно, рассказывают о разном. И грехи бывают действительно грязные и подлые. Нетрудно догадаться, как все это будет отражаться на милом лице отзывчивой и сердечной священницы. Да по ее лицу весь храм будет читать, про что идет речь…

Это не означает, что женское духовничество невозможно. Даже священники и епископы, бывает, ездят за духовным советом и на исповеди в старицам в женские монастыри. Но это именно старицы – люди, в которых все чисто «женское» уже выгорело. А долгий опыт жизни в Церкви и духовной брани остался. Этим опытом они и делятся (понятно, что, не будучи священниками, они не читают молитв на разрешение исповеданных грехов).

Итак, если преодолевается «удобопреклонность» женского начала к эмоционально-неконтролируемым реакциям, если воцаряется трезвость, то голос женщины звучит в Церкви.

Бывают, конечно, и истерики (причем у обоих полов). В качестве примера можно вспомнить книжку З. Ждановой «Сказание о житии блаженной Матроны», публицистику Анны Ильинской, и вроде бы вполне мужские по авторству, но уж больно истеричные публикации «Жизни вечной» о «блаженной Пелагии Рязанской».

А если проповедь, написанная или произнесенная женщиной, лишена истерики, если в ней нет даже столь естественной позы взирания «сверху вниз», с которой «посвященный» вещает тем, кто еще не дорос до его вершин – то нет оснований к тому, чтобы подводить этот женский труд под строгое понимание слов апостола Павла о молчащей жене.

– Какое положение в древней Церкви занимал институт диаконисс?

– Диакониссы участвовали не в богослужебной, а в социальной жизни Церкви – помогали бедным и больным. Особо значима была их роль на востоке Римской империи, где женщины были лишены той свободы, которую они имели на западе. Здесь женщины без сопровождения не покидали своих домов, и соответственно, чтобы их крестить, нужно было проникнуть в гинекон – женскую половину дома. Право доступа сюда имели только евнухи и женщины. Поэтому на Востоке диакониссы и крестили, и проповедовали (и то и другое совершая в тайне). Сегодня же нет никакой необходимости в этом институте. Даже в женские колонии мужчин-священников пускают.

– Говорят, был церковный собор, который на полном серьезе обсуждал, можно ли считать женщину человеком, есть ли у женщины душа или нет, и большинством только в один голос святые отцы все же приняли решение, что женщина – тоже человек.

– Это миф, причем поразительной живучести, невосприимчивый ни к какой научной критике. Он был уже у Блаватской (то есть в XIX веке). Его повторяла атеистическая литературе в советские времена. Современным оккультистам эта погремушка также дорога.

Но ни один из антицерковных критиков, упоминавших об этом соборе, никогда не указывал каких бы то ни было конкретных сведений о нем: когда он состоялся, где, кто был его участником… 77 . Ни век, ни страна никогда не называются. «В некотором царстве, в тридесятом государстве, при царе Горохе…» 78 .

Я не верю этой сказке не только потому, что в научной и церковной литературе не встречал ничего, ее подтверждающего. Я все же не считаю, что границы реальности совпадают с границами моей осведомленности. Когда я слышу это миф – я отвечаю словами Честертона: «Я могу поверить в невозможное, но не в невероятное».

У Честертона эта формула звучит в таком диалоге: «Я могу поверить в невозможное, но не в невероятное. – Это и есть то, что вы называете парадоксом? – спросил Таррент. – Это то, что я называю здравым смыслом, – ответил священник. – Гораздо естественнее поверить в то, что за пределами нашего разума, чем в то, что не переходит этих пределов, а просто противоречит ему. Если вы скажете мне, что великого Гладстона в его смертный час преследовал призрак Парнела, я предпочту быть агностиком и не скажу ни да, ни нет. Но если вы будете уверять меня, что Гладстон на приеме у королевы Виктории не снял шляпу, похлопал королеву по спине и предложил ей сигару, я буду решительно возражать. Я не скажу, что это невозможно, я скажу, что это невероятно» 79 .

Так вот, такой собор, обсуждающий вопрос о наличии души у женщины, просто невероятен: в Церкви, ежедневно воспевающей Марию, такой вопрос попросту не мог возникнуть. В древности соборы были только у православных и католиков. Но и те, и другие слишком почитают Божью Матерь, Деву Марию, и поэтому сама постановка вопроса о том, женщина – человек или нет, оборачивалась мгновенной хулой на Ту, кого сама Церковь возвеличивает как «честнейшую Херувим»…

И все же мне наконец попалась книга (не теософская, а нормальная, церковная), в которой и в самом деле упоминалось о постановке такого вопроса на соборе. Это Маконский собор 585 г., собравший епископов Бургундии. «На этом же соборе поднялся кто-то из епископов и сказал, что нельзя называть женщину человеком. Однако после того как он получил от епископов разъяснение, он успокоился. Ибо священное писание Ветхого Завета это поясняет: вначале, где речь шла о сотворении Богом человека, сказано: “…мужчину и женщину сотворил их, и нарек им имя Адам”, что значит – “человек, сделанный из земли”, называя так и женщину и мужчину; таким образом, Он обоих назвал человеком. Но и Господь Иисус Христос потому называется сыном человеческим, что Он является сыном девы, то есть женщины. И ей Он сказал, когда готовился претворить воду в вино: “Что Мне и Тебе, Жено?” и прочее. Этим и многими другими свидетельствами этот вопрос был окончательно разрешен» (св. Григорий Турский. История франков. 8,20) 80 .

Так что был, был собор, на котором этот идиотский вопрос прозвучал. Но если один дурак (как говорят в таких случаях в Церкви – «окромя сана») задает глупый вопрос – это еще не значит, что весь собор был всерьез озабочен этим вопросом и ради его обсуждения собирался. И уж тем более это не значит, что Церковь в ее полноте сомневалась в том, считать ли женщину человеком.

Каждый человек (кроме святого) лишь частичкой своей живет в Церкви. А кроме этого, в его образе действий и реакций, в его мыслях и чувствах сказываются иные культурные миры, к которым он сопринадлежит. VI век в Западной Европе – это век христианизации варваров. Так какое же из этих начал породило этот дикий вопрос?

Тут стоит учесть национальный состав этого собора. На нем были епископы франки и епископы галло-римляне. Для франков христианство было полузнакомой новинкой. Поэтому в их среде и могли раздаваться странные мнения и вопросы. Не христианская закваска породила этот вопрос, а инерция языческого пренебрежения к движимому имуществу кочевника, именуемому «женщина». Христианство осадило эту инерцию, а не породило ее.

Что ж, на этом примере становится яснее, как именно создаются мифы антицерковной пропаганды. Да, интересно, что этот же Маконский Собор запретил епископам охранять свои дома собаками – ибо это противоречило бы христианскому гостеприимству…

Иногда же антицерковные проделки (подделки) рериховцев более незаметны. Например: «Можно привести достаточно примеров характерных высказываний отдельных отцов Церкви… Для Климента Александрийского “всякая женщина должна быть подавлена стыдом при мысли, что она – женщина” (Paedagogus. II, 2; P.G. 8, 429). Для Фомы Аквината copula (узы брака) всегда связаны с quadam rationis jactura (некоторой потерей разума) (Summa Theologiae I, sent.2, dist.20, q.1)» 81 .

В любом суде готов доказать, что г-н «Владимиров», написавший эти строки, сам не читал ни Климента, ни Фому.

Чего он привязался к Фоме Аквинскому – непонятно. Сами влюбленные постоянно поют о том, что они «обезумели». Ну Фома и согласился с ними. В чем его вина-то? И супружеское соединение (а именно о нем говорит Фома, а не о регистрации брака и не о решении заключить брачный союз) вряд ли может происходить вполне рационально. Супружеское ложе все же не шахматная доска. Неужто г-н «Владимиров» умеет это делать медленно и печально, с четкой рациональной рефлексией?

А вот с Климентом г-н «Владимиров» (пишу в кавычках, ибо уверен, что это псевдоним) все совсем переврал (но у него алиби: он сам Климента не читал, а просто доверился поверхностному парижскому богослову Павлу Евдокимову 82 ).

Климент не хулит женщину, а просто уговаривает ее не упиваться. Он пишет, что женщинам ни к чему терять свою красоту и – по деликатной их природе – им не к лицу пьяная отрыжка 83 . Контекст «Педагога» «Как ты можешь такое делать – а еще девочка!». Никакого выпада против женщины здесь нет. А рериховцы трактуют, что по Клименту неприлична сама природа женщины.

– И все же слишком часто сегодня говорят, что христианство унизило женщину, а язычество ее превозносит. Может, все же нет дыма без огня? Не унижает ли женщину библейская версия о создании женщины из ребра? Как любят шутить мужчины – из единственной кости, не содержащей мозга?

– Шутка эта, может, и остроумная, только вот к библейским смыслам прямого отношения не имеет. Если внимательно читать первые главы книги Бытия, то нельзя не обратить внимание на то, что мужчина создан из внешнего – из праха земного. Женщина же создана из внутреннего, из сокровенного, она взята от сердца (от ребра). Жена дана только в саду, и не раньше. Женщина – дитя Эдемского сада. Мужчина создан вне сада, но женщина – именно райское создание.

То, что женщина создается из ребра мужчины – это заслон на пути спекуляций на тему о «недочеловечности» женщины 84 .

Далее. Когда Адам видит женщину впервые, он произносит очень странные слова: “Оставит человек отца своего и мать свою и прилепится к жене своей; и будут два одна плоть”.

Эти слова сегодня привычны для нас, поэтому мы не замечаем их странности. А ведь перед нами формула классического матриархата! Мужчина оставляет своих отца и мать и приходит к жене в дом. В последующих культурах ведь было совсем иначе: невеста оставляла дом родителей и приходила под крышу к мужу. Отголоски этого сохраняются до сих пор: если муж переселяется на квартиру к жене, это воспринимается как нечто ненормальное. Библия же изначально предполагает нечто совершенно непривычное для нас: муж прилепляется к жене… Но затем все это изменилось.

Каким образом? В результате так называемого “грехопадения”?

– Грехопадение не связано со сферой пола в вульгарном понимании: оно не состояло в сексуальном общении между Адамом и Евой, как это часто почему-то предполагается. Церковь никогда ТАК не воспринимала драму грехопадения. Не в этом было их грехопадение, а в том, что люди не поверили Творцу…

Вместе с тем, грехопадение имело прямое влияние на отношения между полами. Мы видим, как последствия грехопадения изменяют изначальный замысел Бога о человеке: “К мужу твоему влечение твое, и он будет господствовать над тобой”, – говорит Бог жене уже после греха. Итак, вначале говорится, что муж будет уходить к жене, а кончается рассказ об эдемском саде тем, что теперь жена будет уходить к мужу. Значит, что-то произошло в промежутке.

А в промежутке было то, что жена была одна перед древом познания. Что там произошло – это долгий разговор и прямо к нашей теме не относящийся, но когда она все-таки вкусила плод с “древа познания”, то вернулась к мужу и предложила ему соучаствовать в этой трапезе. Так почему жена захотела, чтобы муж стал соучастником ее проступка? Мне известны два толкования этого текста.

Иудейско-раввинистическое толкование погружает нас в глубины женской психологии. Согласно этому объяснению, Ева почувствовала, что умирает. И тогда она подумала: “Как же так, вот я умру, а Адам останется жить, и Бог даст ему новую жену, и он будет с нею счастлив, но без меня! Да не будет этого!” 85 . И решает отравить Адама. Чтобы понять это раввинистическое сказание, нужно знать, что с иудейской точки зрения Ева – это вторая жена Адама, а не первая. Первой была Лилит (в Библии о ней ни слова). Ева знала, что жена может быть другой – поэтому она идет на такой поступок.

Ну, а православное толкование этого места дает Ефрем Сирин (святой, живший в IV веке). Он обращает внимание на то, что, когда человек совершает очень серьезный грех, он ощущает приступ радости: “Надо же: я смог! я переступил! я не такой, как прочие”. Приходит леденящая эйфория: когда человек падает, первые секунды своего падения он воспринимает с восторгом… Ужас приходит потом. Когда Ева преступила заповедь, она как раз почувствовала эту эйфорию, она почувствовала себя богиней. И вот тогда она идет к Адаму, чтобы показать ему свое новое качество: “вот, видишь, я начинала свой славный жизненный путь всего лишь в качестве твоего ребрышка, а сейчас я – богиня. Я возвращаюсь к тебе, чтобы научить тебя жить”. Ева ощущает себя богиней и идет показать свое новое достоинство мужу: «Я теперь стою на этой сцене!». Жена идет к мужу, «надеясь, что уже божеством вернется к тому, от кого произошла человеком» 86 . В женщине пробуждается жажда власти и господства.

Именно этот грех, грех переломанных межчеловеческих отношений, и врачует Бог… Бог не наказывает за преступление, а врачует, исцеляет появившуюся болезнь. Бог не дает бессмысленных наказаний. Вспомним, что слово наказание несет двоякий смысл: наказание как некая дисциплинарная акция, и наказание как наказ, вразумление. Наказуя, Господь вразумляет. Он дает лекарство. Не мстит, но лечит.

Если мы стоим в аптеке, где люди выписывают различные лекарства, то по тому, что они покупают, мы можем понять, что у них болит. Так же и здесь: Господь прописывает лекарство, которое врачует отношения между мужем и женой. Но: если именно сюда прилагается лекарство – значит, именно тут и произошел перелом. Значит, именно межчеловеческие отношения надо врачевать. В них вторглись отношения власти и властной похоти. Господь этот надлом выправляет в другую сторону. Раз жажда господства впервые появилась именно в женщине, то теперь жена ставится в отношение послушания к мужчине. В глазах Бога вообще нередко те, кто ставят себя первыми, становятся последними, а последние могут стать первыми.

– А где мы видим, что мужу дается господство над женой?

– Прежде всего это те строчки, которые я уже упоминал: о влечении жены к мужу и о том, что муж будет господствовать над женой. О том же говорит и другой библейский эпизод: это наречение Адамом имени своей жене. Отныне (и только отныне), то есть с конца третьей главы книги Бытия, она – Ева. В Эдеме была «жена»; Ева появляется уже после изгнания. Но почему Адам раньше не дает имя жене? Ведь еще раньше он нарекал имена животным. Почему же имя жене не было дано сразу после этого? Именно потому, что дать имя – значит проявить верховенство. Но верховенство мужа над женой появляется только после греха. После того, как Бог определяет их новые взаимоотношения. Нет, не забыл муж дать имя жене, и не не успел это сделать до грехопадения, а просто не мог, точнее – не имел права. И поэтому наименование жены – это не просто последнее действие человека в Эдеме, но и первое событие, произошедшее уже после наказания людей Богом.

– Но почему были созданы двое и разные? Как Церковь трактует “разность” мужчины и женщины? И почему не сразу двое?

– Конечно, это можно по-разному толковать. Мне, например, довелось слышать толкование западноберлинских богословок-феминисток, по мнению которых, тот факт, что сначала создан Адам, а потом женщина, означает, что целью творения Божия была женщина; мужчина же – не более, чем полуфабрикат, использованный Богом для создания венца творения…

Но все же, если читать библейский текст посерьезнее, то мы увидим, что перед нами рассказ не только о первой семье, но и о чем-то большем. Вообще, Библия представляет не столько хронику жизни первых людей, сколько икону – осмысление базовых событий человеческой истории. Это не протокольная запись очевидца и современника, это рассказ о том, что должен знать о себе самом каждый человек. Это сборник архетипов.

В каждом из нас живет мужское и женское начало. В той главе Библии, которая описывает грехопадение, нет имен “Адам” или “Ева”, там стоит “га Адам” – это имя существительное с артиклем. Это не имя, а понятие: “Человек как таковой” (артикль от этого понятия отпадет позже – в Быт. 4,25 – и тогда понятие станет личным именем; вместо “га-Адам” появится просто Адам). И есть жена, у которой тоже еще нет имени. Здесь едины мужское и женское начало, возможно даже в одном и том же существе (не путать с гермафродитами языческих мифов): “когда Бог сотворил человека, мужчину и женщину сотворил их, и нарек им имя: человек” (Быт. 5:1–2). Как видим, “га-адам” (“человек) – это одно имя на двоих…

Действительно, в каждом человеке есть то, что традиционно считается мужским началом, и то, что считается женским. Разум и чувства. Воля и чувствительность… Муж в повествовании об Эдеме – это разумно-рассудочная часть человеческой души, а с женственностью соответственно связываются чувства.

Почему же человечество двусоставно? Просто библейское повествование с самого начала утверждает, что мир имеет право быть разнообразным. Христианство – это религия плюрализма, а не монизма. Многие индийские философы, например, говорят, что есть только «Единое» – «Непостижимое», «Непознаваемое», «Неизреченное», а все остальное только кажется, но бытием не обладает. Поэтому если какая-то реальность нам кажется отличной от «Единого», то значит наш ум помрачен и загрязнен.

А Библия поясняет: быть не-Богом – это не грех. Быть иным, чем Бог, – это не проклятье. Бог такими нас создал. Он Сам любуется разнообразием мира (“И увидел Бог, что это хорошо”). Так и человеческая природа с самого начала оказывается разнообразной, носящей в себе мужское и женское начало.

Мужчина и женщина – разные, но это не значит, что кто-то из них «хуже» другого.

– И все же многие утверждают, что некоторые устои и традиции в Православии нужно менять. Они якобы не подходят сегодня нашему обществу. Допустим, если девушка приходит в церковь в джинсах – это всегда плохо.

– Нет такого человека, который не согласился бы с тем, что в Православной Церкви что-то надо поменять. Вот только каждый по-разному понимает, что именно подлежит перемене. Один скажет, что надо избавиться от модернистского наследия петровской эпохи и вернуться в московскую Русь, воссоздать пение на старообрядческий манер, безо всяких там «Литургий» Чайковского. А другой, например рериховец, скажет, что надо отказаться от веры в то, что Христос воскрес, заменив ее верованием в то, что Христос просто «разложил Свое тело на атомы» 87 .

Отношение же к брюкам никак не является устоем Православной Церкви и православной веры. Это не вероучительная, а этикетная форма на сегодняшний день. Но когда-то за этим стояли две серьезные вещи.

Первое. В брюках в старые времена порядочные люди вообще не ходили. Ни мужчины, ни женщины. Так было в Древнем Риме, так было в Палестине, так было в Византии. Люди ходили в туниках. А в брюках ходили варвары: они были кочевниками, все время верхом на лошадях. И вот чтобы не натирать ноги об лошадь, они обматывали ноги тем, из чего потом получились брюки. Когда по Константинополю шел человек в брюках, то своим брючным видом он показывал, что он варвар, то есть не христианин, и его не пускали в храм 88 .

Когда варвары стали христианами, этот мотив ушел. Но появился другой, связанный с карнавальными переодеваниями, которые когда-то имели религиозный смысл переворачивания всего наизнанку: мужчины в женской одежде, женщины в мужской, мирянин одевается монахом, нищий – царем, ребенок – стариком, человек – зверем.

Эти переодевания на Святки или Масляницу были рудиментом очень древних языческих ритуалов встречи Нового Года.

Глав­ная забота древнего человека – забота об уничтожении истории. Чело­веку архаического мышления тяжело жить в истории как в пространстве уни­кального поступка уникальной лично­сти. Он чувствует себя надежно, только копируя чей-то поступок, отождествляя себя с героем, ко­торый впервые совершил некий акт. То «впервые» оказалось удачным. Значит, если отождествить себя с тем временем и тем героем, можно гарантировать удачу и своего нынешнего проекта. Скажем, полинезийцы, отправля­ясь с острова на ос­тров, убеждают себя, что это не они плывут, а тот чело­век, который впер­вые переплыл оке­ан.

Архаи­ческий человек воспринимает историю как экологическую катастрофу. И ново­годние ритуалы у всех архаичных на­родов – попытка возвращения в точ­ку альфа, когда не было ни меня, ни космоса, когда мы еще не грешили и все еще было возможно.

Приходит весна, начинается новый жизненный цикл. И хочется все плохое оставить в прошлом, избавиться от груза ошибок, как бы отменить историю, начать все с начала. А началом всего, первой страницей космической истории был хаос. Соответственно, обновление жизни должно придти через погружение неудавшейся жизни, жизни, коррумпированной неудачами и грехами, в первобытный хаос.

Скоморо­шество, выворачивание всего наизнан­ку, смена социальных ролей, смешение мужского и женского, молодого и ста­рого, было разрушением социального космоса, устоявшихся социальных ролей, стереотипов. А, значит, суматоха масляницы есть путь возвращения к докосмическому хаосу – возвращение на ту строительную площадку, на которой можно еще раз попробовать с нуля построить мир новый и, быть может, лучший. Собственно, «Интернационал» мог бы быть прекрасной святочной или масляничной колядкой: старый мир мы «разрушим до основанья, а затем мы наш, мы новый мир построим». Тут поистине «анархия – мать порядка».

Поэтому переодевания мужчин в женщин и наоборот – это своего рода языческая форма покаяния, выражение желания жить по-другому.

Но пришло христианство и принесло иные формы покаянного поведения: изменение не одежд, а сердец. Языческая лучинка на фоне евангельского солнца стала восприниматься не как источник слабенького, но света, а как источник вполне заметного чада…

Цер­ковь понимала этот рели­гиозный подтекст святочных или мас­леничных праздников. Скоморошество было альтернативой крещения и исповеди, ибо норовило обновить жизнь без покаяния – просто хохмами и переодеваниями…

Память об этом некогда серьезном религиозном языческом подтексте переодеваний повлекла за собой серьезное же, но уже негативное отношение к тому, что женщины надевают мужскую одежду.

И, кстати, нет тут никакой дискриминации именно женщины. Неодобрение «переодеваний» касается всех – независимо от пола. Все мы знаем, что порой приходится выслушивать женщине, если она заходит в храм в «мужских» брюках. Но вы попробуйте представить себе, а что пришлось бы выслушать мужчине, решившему зайти в храм в юбке! 89

Но духовенство сегодня ходит в «духовном платье»: в одежде, которую светские люди считают типично женской (даже ряса запахивается у нас на левую сторону, а не на правую, как у мужских рубашек). Как всегда при работе с Библией, тут неизбежен вопрос: отчего, на каком основании какие-то ветхозаветные установления мы воспринимаем буквально, а буквально соседние – считаем устаревшими. Напомню, что на той же странице Библии, где говорится «На женщине не должно быть мужской одежды, и мужчина не должен одеваться в женское платье», заповедано и следующее: «сделай себе кисточки на четырех углах покрывала твоего, которым ты покрываешься» (Втор., 22, 12). Так что если кто-то будет изгонять из храма девушку в брюках, я бы советовал к этому вышибале подойти с вопросом – «А на Ваших покрывалах в доме есть ли кисточки по углам?».

Ну, а что касается джинсов, то я вполне согласен с Валентином Распутиным, который с полной своей симпатией описывает женщину, что «сама одевалась хоть и не броско, но по моде, дав моде притереться в народе, приглядевшись, что в ней хорошо и что нет. Джинсы – да ведь это крепчайшая, хоть на камнях дери, ткань; эту моду давай сюда. Кожаные куртки пошли – да ведь кожа испокон была у нас в носке, забыли о ней по великой бедности, а миновала нужда, и о коже пора вспомнить» («Дочь Ивана, мать Ивана»)…

– Да, так как же вы объясните очевидную дискриминацию женщины, которой во время регул запрещают даже в храм входить?

– Простой ответ звучит так: в храме неуместна никакая и ничья кровь. Слишком много крови текло в религиях до Христа. Священники даже ветхозаветного храма ходили по щиколотку в крови. Но Кровь Христа остановила потоки крови, проливаемой ради Бога. И как сегодня вегетарианцы гордятся тем, что «я никого не ем», так и христиане радуются тому, что наша жертва Богу – умная, словесная, бескровная.

Мясо животных нельзя вносить в храм. Если у кого-то в храме пошла кровь из носа – лучше выйти из церкви. Если священник перебирал листочки с поминальными записками и краем листка порезал себе палец – он тоже должен покинуть храм и не может в него вернуться, пока кровотечение не остановится (или пока ранка не будет перевязана так, что кровь перестанет проступать через пластырь или бинт)… В «Вопрошаниях Кирика» (рукописи этого текста известны с конца XV века) вопрос: «Аще кто приготовится ко святому причастию, а явится во рте кровь? – Ино святого причастия не дати. – А что попу из носа кровь идет, обедня пети ли ему? – Ино обедни не пети ему» (Русская Историческая библиотека. Т.6. Памятники древнерусского канонического права (11–15 века). Ч. 1. Спб, 1908, стб. 871).

Только одна Кровь в храме уместна – Кровь жертвенная. И это Кровь Того, Кому мы молимся и Кто Себя принес в жертву за нас.

Другое дело, что «неуместно» не значит «вредно» или «губительно». Увы, нередко наши прихожане не умеют замечать таких различий и начинают стращать друг друга рассказками про «страшный грех нечистоты, причастность к которому лишает благодати и губит душу» (вспомним вышеупомянутый фольклорный акафист).

На вопрос: Почему не только в Ветхом законе, но и по словам отцов месячное очищение женщины считается нечистым? – преп. Никодим Святогорец приводит три причины: 1) из-за народного восприятия, потому что все люди считают нечистотой то, что извергается из тела через некоторые органы как ненужное или излишнее, как например, из уха, носа, мокроту при кашле и т. д.; 2) это называется нечистым, ибо Бог через телесное поучает о духовном, т.е. нравственном. Если нечисто телесное, бывающее помимо воли человеческой, то насколько нечисты грехи, которые мы творим по своей воле; 3) Бог называет нечистотой месячное очищение женщин (и это есть поистине единственная и главная причина), чтобы воспретить мужчинам совокупление с ними, когда они имеют месячное очищение, как говорит Феодорит, как из-за достоинства мужского и почитания женщины, как говорит Исидор (Пелусиот), так и ради почитания Закона и естества, согласно Филону, а главным образом и преимущественно из-за заботы о потомстве, детях» 90 .

В этом объяснении важно заметить мотив, которого в нем нет: нет «мистической», «ритуальной» тематики. Нет представления о том, будто физиологический процесс затрудняет действие Божия Духа в теле христианки.

Понятно, почему страх перед менструальной кровью живет в фольклоре: он восходит к очень древним языческо-магическим представлениям. В «Естественной истории» (28,23) Плиния говорится, что прикосновение менструирующей женщины портит урожай, губит посевы, покрывает железо ржавчиной и наводит патину на медь, уничтожает сады, убивает пчел и приносит множество других несчастий .Каббала полагает, что менструальная кровь привлекает множество демонов 91 . Она использовалась как необходимый компонент во многих колдовских рецептах. Если уж и язычество со своей неразборчивостью что-то считает нечистым и демониченским – то христианство тем более не стало оспаривать общенародное убеждение в религиозной негативности менструальной крови, и потому тоже стало сторониться ее.

Библейская позиция в этом вопросе неоднозначна. С одной стороны – ветхозаветные констатации женской нечистоты в женские дни, с другой – евангельское повествование о том, что «кровоточивая жена» коснулась Христа и получила искомое ею исцеление.

И в церковной практике: с одной стороны часто приходится слышать, что женщине во «дни нечистоты» прикасаться к церковной святыне, с другой – если женщина тяжко болеет и умирает и при этом она находится в своем «женском» состоянии, священник совершенно спокойно должен ее причастить высшей Святыней. Также считается и допустимым, и необходимым причастить роженицу, если та умирает (хотя обычно ее держали бы вдали от Чаши в течение 40 дней).

Но опять церковная позиция очевидно меняется – без официальных постановлений и громких дискуссий, «само собой». В епархиальном управлении не составляют графика явки сотрудниц на работу в зависимости от их физиологических циклов. В регентских и иконописных отделениях семинарий приход «критических дней» также не воспринимается как уважительный повод для пропуска занятий, спевок или служб.

И это – просто потому, что произошла гигиеническая революция. В былые века не было ни душа, ни нижнего белья. Кровавым же метам в храме никак не место. Плюс к этому, простите, запах (в четвертом веке преп. Макарий Египетский так перелагал слова пророка Исайи: «И вся праведность ваша – как тряпки женщины в ее месячных» 92 ).

Итак, с одной стороны, традиционная церковная позиция вполне резонна. Но при этом она не является древнейшей.

«Апостольские постановления» – памятник, дошедший до нас через св. Климента Римского, т.е. от третьего столетия – гласит в разделе «Ереси»: «Если же кто наблюдает и исполняет обряды иудейские относительно извержения семени, течения семени во сне, соитий законных (Лев. 15:1–30), те пусть скажут нам, перестают ли они в те часы и дни, когда подвергаются чему-либо такому, молиться или касаться Библии, или причащаться Евхаристии? Если скажут, что перестают, то явно, что они не имеют в себе Духа Святого, Который всегда пребывает с верующими; ибо Соломон говорит о праведных, чтобы каждый уготовил себя так, чтобы Он, когда спят они, хранил их, а когда восстают, глаголал с ними (Притч. 6:22). В самом деле, если ты, жена, думаешь, что в продолжении семи дней, когда у тебя месячное, не имеешь в себе Духа Святого; то следует, если скончаешься внезапно, то отойдешь не имеющею в себе Духа Святого и дерзновения и надежды на Бога. Но Дух Святый, всеконечно, присущ тебе, потому что Он не ограничен местом, а ты имеешь нужду в молитве, в Евхаристии и в пришествии Святого Духа, как нимало не согрешившая в том. Ибо ни законное совокупление, ни роды, ни течение кровей, ни течение семени во сне не могут осквернить естество человека или отлучить от него Духа Святого, но одно нечестие и беззаконная деятельность. Итак, если ты, жена, во дни очищения месячного не имеешь в себе, как говоришь, Духа Святого, то ты должна быть исполнена духа нечистого. Ибо когда ты не молишься и не читаешь Библии, то невольно призываешь его к себе; потому что он любит неблагодарных, нерадивых, сонливых, так как сам, по неблагодарности заболев зломыслием, Лишен Богом достоинства, решившись вместо архангела быть диаволом. Поэтому воздерживайся, жена, от суетных речей, и всегда помни о Сотворившем тебя, и молись Ему, ибо Он – Господь твой и всего, и поучайся в законах Его, ничего не наблюдая, – ни естественного очищения, ни законного совокупления, ни родов, ни выкидывания, ни порока телесного. Наблюдения эти суть пустые и не имеющие смысла изобретения людей глупых. Ибо ни погребение человека, ни гроб, ни та или другая снедь, ни течение семени во сне не могут осквернить душу человека, но одно нечестии на Бога и беззаконие и несправедливость к ближнему, или чтобы то ни было противное правде Его, прелюбодеяние или любодеяние. Брак почтен и честен, и рождение детей чисто; ибо в добром нет ничего худого. И естественное очищение не мерзко пред Богом, Который премудро устроил, чтобы оно бывало у женщин… Но и по Евангелию, когда кровоточивая прикоснулась к спасительному краю одежды Господа, чтобы выздороветь, Господь не укорил ее и отнюдь не обвинил, напротив, исцелив ее, сказал: вера твоя спасла тебя» (Постановления Святых Апостолов. 6, 27–30).

А «во всей раннехристианской Сирии имелись церковные установления, в которых определенно говорилось, что диакониссы имеют право приближаться к алтарю, причем именно потому, что Иисус Христос не прогонял от себя кровоточивых. Отмена запрета на общение с кровоточивыми женами весьма близка к отмене пищевых запретов, о чем говорится в Апостоле. Как христианам из язычников незачем перенимать еврейские пищевые заповеди, так тем же христианам незачем держаться еврейских предписаний о ритуальной (не)чистоте. И именно в Сирии, где превалировали христиане из иудеев, постановили: прикосновение к кровоточивой не оскверняет» 93 .

Отсюда понятно, почему в другом регионе постоянных контактов христиан с иудеями – в Испании конца XV века инквизиторы, перечисляя признаки, по которым можно найти маррана (еврея, принявшего христианство, но тайно продолжающего следовать религиозным традициям иудаизма) упомянули такой: «если женщины не посещают церквей в течение 40 дней после родов» 94 .

Великий сириец – преп. Ефрем Сирин так поясняет евангельский эпизод с «кровоточивой женой»:

«Хвала Тебе, Сын сокровенного Существа, ибо чрез тайныя скорби и язвы женщины, страдавшей кровотечением, было возвещено Твое врачевание и на женщине видимой было открыто людям Твое невидимое Божество… Кто приходил к Нему, как к человеку, тот и ощутил в Нем прикосновение человеческого естества; а кто приходил к Нему, как к Богу, тот обрел в Нем сокровище врачевания скорбей своих… Сила, исшедшая от Него, была послана и коснулась оскверненного чрева, так однако, что сама не подверглась осквернению. Точно также и Его Божество не было осквернено обитанием в освященном чреве, поскольку дева и по закону и кроме закона более свята, чем та женщина, которая излишеством своей крови вызывала отвращение… Враги Его хотели положить Его себе камнем преткновения, говоря: не знает закона, так как женщина, нечистая по закону, прикоснулась к Нему, и Он не отверг ея… Сила Божества очищает, не делаясь сама нечистою… Нет нечистого, кроме того, что порочит жизнь свободы. И если бы исцеленная женщина молча удалилась от Него, то Господь лишил бы ее венца геройского мужества; ибо вера, которая в этой сокровенной войне храбро боролась, должна была явно стать увенчанной. Посему голову ее украсил мысленным венцом, говоря: «иди в мире»; ибо мир есть венец ее победы. Но чтобы сделать ясным, где находится источник этого венца, добавил: “вера твоя спасла тебя”. Как женщина более других хотела почтить Его, – прежде всего тем, что подошла сзади, затем, что коснулась края одежды Его; так, надлежало так же, чтобы и эта женщина была почтена преимущественно перед прочими. “Знаю, что некто прикоснулся ко Мне”. Почему насильно не хотел указать народу на ту, которая прикоснулась к Нему? Потому, что хотел научить дерзновенности веры. Пусть научится вера похищать тайно и славиться своим хищением, поскольку Господь явно научил верных хищению при помощи веры. Веру, которая похитила похвалою одобрил, дабы прославлялась своим хищением. Вера совершила хищение, и была возвеличена, хитростью захватила, и была похвалена, дабы открылось, что недостойная вера сделалась бедной, так как не похищала, и стыдом покрылась, поскольку не брала насильно. Дивно слышать! В то время, как всякое хищение служит позором для хищника, хищение веры делает хищников достойными похвалы в глазах всех. “Кто прикоснулся ко мне?” Господь сокровища искал похитителя Своего сокровища, дабы обличить и постыдить тех, кои не хотели похищать Его сокровищ, предложенных и оставленных для всех. Слабые верою наказаны были бедностью, сильные же в вере, дерзновенно требуя, пошли и поспешили тайно похитить… Если к нечистоте, проистекающей из закона, присоединяется свободная вера, то она (нечистота), конечно отделяет и оскверняет, но вера освящает и соединяет, а воля совокупляет и изглаждает. Хотя закон повелевает осквернившемуся отделяться, однако Илия по вере получил освящение, не как враг закона, а как приверженец закона. Не осмеливайся думать, что Илия отвергал закон, который повелевал пользоваться чистою пищей (Исх.11,1–24; Вт.14,4–21); ибо закон научил Илию, что пища не может сделать нечистым. Илия не был противником закона, и закон не оказался противоборствующим своему Законодателю. Илия знал немощность закона (ср. Рим.8,3), и потому не поступал, как немощный по закону. Закон знал волю Законодателя, и потому, согласно Его воле, разрешил и связал. Ибо хотя Илия принимал пищу от нечистаго ворона (3 Царств. 17,2–6), однако твердо сохранил все то, что принял из уст Божиих» 95 .

А вот переписка по этой теме между римским папой св. Григорием Великим и архиепископом англов Августином (V век):

«Вопрос Августина: Может ли беременная женщина быть крещена, и, когда у нее родится ребенок, через сколько времени она сможет войти в церковь? И спустя сколько дней может дитя принять благодать святого крещения, дабы предупредить его возможную смерть? И через какое время ее муж сможет вступать с ней в сношение, и можно ли ей входить в церковь или принимать святое причастие во время месячных? И может ли мужчина, имевший сношение с женой, войти в церковь или принять таинство святого причастия до того, как омоется? Все эти вещи необходимо знать непросвещенному народу англов.

Отвечает Григорий: Брат мой, я не сомневался, что ты задашь мне эти вопросы, и уже приготовил на них ответ. Не сомневаюсь, что ты просто желаешь, чтобы этот ответ подтвердил собственные твои мысли и предчувствия. В самом деле, почему беременная женщина не может быть крещена, раз беременность ее не грешна в глазах Всемогущего Бога? Ведь когда праотцы наши согрешили в раю, они лишились бессмертия, дарованного им Богом, но Господь не пожелал за этот грех истребить все племя людское. Лишив мужчину бессмертия за его проступок, Он оставил ему мужскую силу для продолжения рода. Так почему же то, что было даровано человеку самим Богом, должно препятствовать ему принять благодать святого крещения? Было бы крайне неразумно ставить это таинство, изглаживающее всякую вину, в зависимость от подобной причины.

Через сколько дней может женщина войти в церковь после того, как родит? Из Ветхого Завета тебе известно, что ей следует воздерживаться от этого в течение тридцати трех дней, если у нее родился мальчик, и шестидесяти шести дней, если родилась девочка (Левит 12:4–5). Однако это следует понимать иначе. Ведь если бы она вошла в церковь хотя бы через час после родов возблагодарить Господа, она не совершила бы греха; ведь греховны удовольствия плоти, но не ее муки. Сношение происходит в удовольствии, а роды совершаются в муках, потому и сказано было первой из матерей: «В болезни будешь рожать». Если же мы запретим родившей женщине входить в церковь, то сочтем роды ее наказанием за грех.

Ничто также не должно удерживать тебя от крещения родившей женщины или ее ребенка, если им угрожает смерть, хотя бы это было в самый час ее родов и его рождения. Ибо если милость святого таинства равно дается всем живым и здоровым, то тем более нужно без промедления даровать ее тем, кому угрожает смерть, из боязни, что, выжидая более удобного времени для приуготовления к таинству Воскресения, мы можем вовсе не дать их душе воскреснуть.

Не следует запрещать женщине во время месячных входить в церковь, ибо нельзя ставить ей в вину то, что дано от природы, и от чего она страдает помимо своей воли. Ведь мы знаем, что женщина, страдающая кровотечением, подошла сзади к Господу и прикоснулась в краю одежды Его, и немедленно недуг оставил ее (Мф. 9;20). Почему же, если она с кровотечением могла коснуться одежды Господа и получить исцеление, женщина во время месячных не может войти в церковь Господню?.. Раз женщина, коснувшаяся в своей недужности одежды Господней, была права в своем дерзновении, почему то, что было позволено одной, не позволено и всем женщинам, страдающим от слабости своей природы?

Нельзя в такое время и запрещать женщине принимать таинство святого причастия. Если она не осмелится принять его из великого почтения, это похвально; но, приняв его, она не совершит греха… И месячные у женщин не грешны, ибо происходят от их естества… Предоставьте женщин собственном уразумению, и если они во время месячных не осмелятся подходить к таинству плоти и крови Господних, следует похвалить их за благочестие. Если же они, привыкнув к благочестивой жизни, захотят принять это таинство, не следует, как мы уже сказали, им в этом препятствовать. Если в Ветхом Завете рассматриваются обстоятельства внешние, то в Новом Завете главное внимание уделяется не тому, что вовне, а тому, что внутри, и наказание налагается с большей осторожностью… Раз никакая еда не испортит того, чья душа не подвержена порче, почему должно считаться нечистым то, что у чистой душой женщины исходит от ее естества?.. Мужчина, омывшийся после сношения со своей женой, может прийти в церковь и принять таинство святого причастия» 96 .

Вот прикосновение к этой теме св. Афанасия Великого (он рассуждает прежде всего по поводу мужской нечистоты, но уже в текстах Ветхого Завета эти два состояния – невольное истечение мужского семени и невольное же женское кровотечение – уравниваются в своих ритуально-канонических последствиях):

«Все творения Божии добры и чисты, потому что Слово Божие не сотворило ничего нечистого. Христово бо благоухание есмы в спасаемых, по апостолу (2Кор. 2:15). Поскольку же различны и многообразны суть стрелы диавола, и людей простодушных приводит он в смущение, отвлекает братий от обыкновенного упражнения, всевая в них помышления нечистоты и осквернения: то, по благодати Спасителя нашего мысль простейших да утвердим. «Для чистых все чисто (Тит. 1:15); нечистых же и совесть осквернится и все. Но дивлюсь ухищрениям диавола; сам он – мерзость и пагуба, а внушает, по-видимому, помыслы о чистоте. Чтобы отвлечь подвижников от спасительного занятия, начинает он жужжать им в уши о чем-нибудь таком, что никакой не приносить пользы для жизни, а только приводит к пустым вопросам и суесловию. Скажи мне, что греха или нечистого в каком-нибудь естественном извержении? Захочет ли кто ставить в вину выходящие из ноздрей мокроты, или изо рта слюны? А можешь указать еще и на важнейше сего, на извержения чрева, которые живому существу необходимы для поддержания жизни. Притом, еще веруем, что человек есть дело рук Божиих, то как могло от Силы чистой могло ли произойти какое оcкверненное дело? И если род Божий есть мы (Деян. 17:28), то ничего не имеем в себе нечистого; тогда же только оскверняемся, когда совершаем грех. А когда не по нашей воле бывает какое-либо естественное извержение, тогда по естественной необходимости и это терпим вместе с прочими нуждами… Может быть и врачи в защищение сего скажут, что животному даны некие необходимые исходы для отложения излишества влаги, питаемых в каждом у нас члене, каковы суть излишества главы власы, и влажности из главы отделяющиеся и исходящие из чрева, также и оный избыток в семенных сосудах. Итак, боголюбезнейший старче, какой здесь грех пред Богом, когда Сам создавший животное Господь восхотел и сотворил, чтобы сии члены имели таковые исходы?» (Правило 1 св. Афанасия Великого. Из послания к Аммуну монаху).

Сербский Патриарх Павел из изучения церковных правил, касающихся этой тематики, сделал вывод, что «месячное очищение женщины не делает ее ритуально, молитвенно нечистой. Эта нечистота только физическая, телесная, равно как и выделения из других органов. Кроме того, поскольку современные гигиенические средства могут эффективно воспрепятствовать тому, чтобы случайным истечением крови сделать храм нечистым, равно как могут и нейтрализовать запах, происходящий от истечения крови, мы считаем, что и с этой стороны нет сомнения, что женщина во время месячного очищения, с необходимой осторожностью и предприняв гигиенические меры, может приходить в церковь, целовать иконы, принимать антидор и освященную воду, равно как и участвовать в пении. Причаститься в этом состоянии, или, некрещенная – креститься, она бы не могла. Но в смертельной болезни может и причаститься, и креститься» 97 .

Так что вслед за Патриархом Павлом и я говорю, что новые условия нашего быта позволяют не уделять слишком много внимания этому вопросу 98 . Таковы писаные правила нашей Церкви. Что же касается неписаных приходских традиций – то тут уж каждый прихожанин должен, наверно, согласовываться с благочестивыми правилами, принятыми в его приходе и с советами своего собственного духовного наставника. Просто надо реже эти частные традиции и советы выдавать за общецерковную позицию.

– А косметика? Ведь всем известно, что современную женщину без косметики представить невозможно, а Церковь косметику, мягко говоря, недолюбливает!

– Ну причем тут отношение к косметике и отношение к женщине? С тем же успехом можно сказать, что Церковь унижает мужчин, потому что осуждает алкоголизм!

Но все же давайте разбираться.

Во-первых, в Православии настороженное отношение вообще ко всему, что искусственно (то есть сверхприродно, но не благодатно). Даже электрический свет вместо естественного солнечно-свечного, парафиновые свечи вместо восковых, вазилиновое масло в лампадах вместо оливкового, концертное пение неверующих наемников вместо пения верующих прихожан – все это своего рода «косметика», которая натирает нам душу… Церковным людям очень не нравятся даже усилители в храмах, усиливающие голос священника и звучание хора. Нетерпимы мертвые, искусственные цветы. Не должна звучать в храме магнитофонная запись церковного пения: пусть лучше звучит дребезжащий голос живой старушки, чем лазерная копия какого-нибудь диска патриаршего хора. Все должно быть живым.

Поэтому и косметика церковными людьми воспринимается как некая искусственная маска, штукатурка, налагаемая на лицо.

Во-вторых, храм – не место для лицедейства и лицемерия. Если человек пришел в храм – то к чему пудра и помада? Перед Богом надо стоять «голеньким».

В-третьих, женская косметика во все века была боевым раскрасом женщин, выходящих на тропу охоты на самцов. Но открывать в храме охотничий сезон на мужчин – это как-то не хорошо. К храму лучше отнестись как к «заказнику». Это место, где человек может быть просто человеком, а не сексуально зависимым существом. Храм дает свободу от сексуального гнета, от необходимости постоянно с кем-то заигрывать.

Ну вот, вынес я приговор столь же суровый, сколь и справедливый… А теперь начну его смягчать.

Снова во-первых. Во-первых, косметика Евангелием… предписывается: «А ты, когда постишься, помажь голову твою и умой лице твое» (Мф. 6:17). Считалось, что красивые волосы – это волосы блестящие, и для этого их смазывали маслом или жиром. Но в устах Христа это не косметический совет. Это совет духовный. Наша вера и так слишком шокирующе отлична от ожиданий мира сего. Поэтому не стоит по мелочам вступать с ним в конфликт. Не стоит слишком уж старательно подчеркивать нашу инаковость: ходить в черных одеждах, застегивать верхнюю пуговицу рубашки, с выражением постоянного благочестивого ужаса короткими межхрамовыми перебежками передвигаться по улицам городов…

Значит: если в твоем окружении принято умеренное пользование косметикой, если оно входит в правила приличия (нормы) в той среде, где живет и работает христианин, – то не стоит нарочито из нее выламываться.

Может ли быть святой женщина, которая постоянно использует косметику? Да! Пример – св. страстотерпица императрица Александра Федоровна. Но для нее косметика была не выбором, который она в своей эмансипации сделала вопреки настояниям духовника, а следованием семейной и социальной традиции. Это была форма послушания, а не бунта. Императрица – лицо России. И это было лицо, обращенное к Европе. Европейцы не прочь были позубоскалить на тему русской «татарщины». Что ж, тем более первая семья России должна была даже в мелочах показывать, что европейские стандарты культуры и даже моды России не чужды, и разговаривать с нами надо как с равными, а не как с близлежащей колонией…

Бог взирает на сердце, а не на пудру. Так что важен мотив «окосмечивания». Да, Церковь отрицательно относится к таким изменениям внешности, которые призваны делать человека более сексуально привлекательным. Но представьте себе обычную школьную училку. Она вытаскивает себя из постели на полчаса раньше и почти не приходя в сознание, «на автомате», перед зеркалом, в которое в такую рань глаза еще не хотят смотреть, «работает над образом». Неужели она это делает ради своего удовольствия или ради флирта? В школе-то у нее только один мужик – да и тот военрук-пенсионер… Ясное дело, не за ним она идет ухаживать и не его идет поражать своим внешним видом. Просто в ее среде так принято, и она не хочет выделяться.

Если мотив такой, то нет греха в ее нищей косметике. Она просто исполняет часть своего профессионального долга – ей нужно «быть в форме».

Что же касается запахов… В древней житийной литературе есть выражение о подвижниках: «уста их дышали постом». От людей высокой духовной жизни, даже если они давно были лишены возможности менять одежду и посещать баню, не исходит неприятных запахов 99. Так что можно надеяться на то, что если мы станем подражать им, нам тоже не понадобятся ни шампуни, ни зубные пасты. Но если мы еще не в той мере духовного возрастания – то лучше не отпугивать от себя людей.

В итоге у меня три совета на тему об одежде и косметике.

Первый обращен к женщине, которая просто проходит мимо храма. В ее утренних замыслах посещения храма не было. Но вот проходила мимо и в сердце шевельнулось желание зайти. Одежда ее «нецерковная»… Что делать? – Зайти. Если женщина знает, что у нее такая одежда, что может вызвать нарекания прихожанок, и тем не менее заходит на минутку в храм ради молитвы о своих детях – то это своего рода исповедничество и юродство: готовность принять неприятности и оскорбления ради того, чтобы помолиться.

Второй совет к женщине, которая специально идет на службу. Ей я советую одеться «по-церковному». Нет, дело не в том, что если на вас будет юбка не того фасона, то Бог вашу молитву не услышит. Просто у св. Иоанна Златост есть удивительное выражение: «Таинство нашего ближнего». Таинство нашего спасения зависит от того, какой мы оставляли след в жизни тех людей, с которыми соприкасались. Ранили их или исцеляли.

Открою тайну: мы, церковные люди, больны. Больны мы своей не-православностью: молитвенное славословие не всегда течет само радостно и легко, часто к нему приходится понуждать себя. А в этом случае – «и выхода другого нет: если в душе не лежит Евангелие, то в эту пустоту надо положить Типикон (устав богослужения), тем более, что эта книга гораздо больше. И Типикон нужен Церкви. Дело не в нем, а в потере чувства духовной меры: относительности и вечности» 100 .

Несколько часов держать свой ум в состоянии постоянной молитвенной сосредоточенности – очень трудно. «Мои мысли – мои скакуны». Только расслабился – и они ускакали прочь из храма, надо бежать за ними и возвращать. Конечно, человек отвлекается. Конечно, осуждает себя за эти отвлечения. И, конечно, ищет возможности оправдать хотя бы некоторые из них.

И так – на всех уровнях. Стоит бабушка, сама себя назначившая старшей дежурной по третьему подсвечнику справа, и всю службу играет в бесконечный пасьянс со свечками. Понимаете, она нашла дело, которым она сублимирует свою немолитвенность. В алтаре алтарники устраивают какую-нибудь бесконечную чистку кадила, а священники ведут умно-неотложный богословский разговор. На клиросе дьякон заводит профессиональный семинар с регентом о церковной музыке.

«Отмазки» можно любые найти, но все это будут попытки подменить дело тем, что святой Феофан Затворник называл «приделком». Дело одно, а приделков много.

И тут нам предоставляется такой удачный повод заняться чем-то другим помимо молитвы.

А раз так – то зачем же задирать больных? Зачем давать повод ищущим повода? Зачем помогать впадать во грех?

Так что, идя в храм, лучше одеться так, чтобы твоя одежда не давала повода отвлекать от молитвы ни тебя самого, ни других людей.

Третий мой совет – к самим прихожанам. Снова представим первую ситуацию: женщина случайно проходила мимо храма и у нее появилось желание зайти. Но тут уже другая мысль остерегла ее: «Ты не так одета! Тебе туда нельзя!». Вопрос: какая из этих мыслей – от Бога, а какая – от лукавого? Кто позвал эту женщину в храм, а кто – отпугнул? Убежден, что мысль о посещении храма была от Господа, а другая, пугливая мыслишка – пришла «слева». Так зачем же нам-то становиться союзниками этого «левого»?

И еще нам очень важно помнить золотую формулу христианской этики: не я терплю – меня терпят. Все мы в Церкви только еле терпимы. Никто из нас не хозяин в храме. Домовладыка тут – Господь. Он позвал нас к Себе. Вспомним притчу о званых на царский пир (Мф. 22). Почетные гости не пришли. Царь тогда приказал позвать бомжей. Вот мы и есть эти бомжи.

Подобрали меня на Курском вокзале, обмыли, приодели, привели в царские палаты. Сижу я и млею: «Скажи кому из наших, где я сегодня оказался – не поверят! Подумать только: вот я – а вот царь… вот царь – а вот он я!». И вдруг нить этих моих сладких рефлексий прерывается. Входит новый гость. Так имею ли я право сказать на таком пиру при виде очередного гостя: «Да хтой-то там приперся! Государь, да ты глянь! Тут же только порядочные люди: ты да я, да мы с тобой! Это же Гришка с Павелецкого вокзала! Да он мне вчера бычок не оставил! И вообще он павелецкий, их в нашу приличную компанию брать нельзя, тут все только с Курского!».

Так что не надо в Церкви хозяйничать и изгонять из нее тех, кого позвал сам Владыка.

– Можете ли Вы обосновать обязательное ношение длинных юбок и платков православными женщинами?

– В Посланиях апостола Павла (1Кор. 11:10) сказано, что у жены должна быть покрыта голова как знак власти мужа над нею. Что за этим стоит? В каждой культуре есть свой язык жестов и символов. Даже жесты приветствия разные. Церковные люди кланяются или целуются, у светских людей больше принято руки пожимать, в Шумере было принято при приветствии потирать нос. Так вот в культуре Ближнего Востока во времена апостолов плат на голове женщины был знаком ее замужнего статуса: не девица носила платок, а замужняя женщина (поэтому, кстати, неверно требовать ношения платка от девочек) 101 .

В языческом Риме если матрона (замужняя женщина) в публичном месте обнажала голову – это считалось законным основанием для развода с ней (см. Валерий Максим 6,3,10: история о том, как первый развод в истории Рима имел своей причиной бездетность жены, второй же случай – развод Сульпиция Галла из-за упомянутого события 102 ). Аналогично считали и иудеи. У них также обнажение головы считалось признаком девичества – и потому карфагенские церковные девы третьего века считали нужным ходить без платка (за что их обличал Тертуллиан) 103 .

Но в Греции этот обычай не был всеобщим, отчего преп. Ефрем Сирин считает, что апостол желает ближневосточный обычай как новинку навязать западным народам: «Речь эту он ведет о женщинам Рима, Коринфа и других городов, в которых они входили в церковь с открытой головой, следуя древнему обычаю. Апостол хочет ввести обычай носить покрывала на голове женщинам, которые с давних времен ходили без покрывала» 104 .

Сегодня ни в церковном мире, ни в народной культуре платок уже никак не указывает на семейный и социальный статус.

Но требовать исполнения обряда, смысл которого уже не понятен его участникам, значит фарисейничать. Хуже того: порой воцерковленная жена повсюду ходит в платке вопреки прямым запретам своего не столь церковного мужа. И это уже трагикомедия: знак, который должен выражать послушание мужу, носится именно вопреки его вкусу и воле…

Так получается своего рода глоссолалия: слово или действие, не имеющее значения для тех, кто стоит рядом с нами. Апостол же Павел в своих наставлениях на тему женского платка сказал – «Рассудите сами» (1Кор. 1:13). Св. Златоуст рассуждает – «мужу и жене дано много различных знаков, одному – власти, другому – подчиненности, между прочим и тот, чтобы жена покрывалась» 105 .

Если же мы «рассудили» и поняли, говоря языком святых отцов, «в каком разуме» сказал это апостол, то следующий вопрос – вопрос о том, в какой форме этот понятный для нас смысл лучше донести до современного человека. В сегодняшней культуре тот же самый смысл несет другой внешний символ. И если бы апостол Павел сегодня писал свои Послания, то на языке современной культуры он написал бы: жены, носите обручальные кольца, даже когда едете в Сочи.

Златоуст также полагает, что начальник и подчиненный должны обязательно внешне различаться – как в армии 106 . Опыт ХХ века показал, что социальная иерархия и организация сохраняются, даже когда люди не носят «классных мундиров» и зовут друг друга «товарищ».

Да, плат мужней жены – знак ее послушания. Это унизительно? Но если есть любовь – то для нее радостно, а не унизительно послужить любимому, исполнить его просьбу.

Впрочем, у апостола Павла при обосновании платка есть очень странный аргумент: он говорит, что женщина должна носить платок ради ангелов. Может быть, это отголосок раввинистического предания, согласно которому ангелы, чье падение упоминается в шестой главе книги Бытия, прельстились именно видом длинных женских волос… В иудейской литературе было еще и мнение, что пышные прически привлекают демонов и те запутываются в их волосах 107 .

В III веке Климент Александрийский, а позднее блаж. Феофилакт Болгарский под Ангелами понимали «праведников Церкви» – чтобы те, видя женскую непокрытость, не впадали в блудные помыслы…

С точки зрения догматического богословия понятно, почему эти толковники под словом ангелы предпочли понимать людей: свобода ангелов в православном понимании как бы одноразового пользования. Ангел только раз может сделать свой выбор, и этот выбор был сделан ими еще до грехопадения человека. Поэтому беспокоиться о безопасности добрых ангелов излишне: они точно не падут. Злые же ангелы уже пали.

Но идет ли речь об ангелах или о людях, мне все равно трудно понять, почему святых может соблазнять вид именно женской макушки. Но разве именно вид женских волос вызывает такую реакцию? Оттого я полагаю, что в апостольском совете речь идет о покрывале, которое прикрывает собой не только волосы на голове, но и все тело. Да, в апостольском тексте речь идет совсем не о платочке или шляпке. Речь идет о чадре. Там все время употребляется слово «покрывается» – katakaliptete – которое имеет оттенок закутываться. «Не сказал просто: да накрывается, но покрывается. То есть должна тщательно закрываться со всех сторон» 108 . И в Византии женщины носили именно чадру 109 . У женщины, покинувшей стены своего дома, не должно быть открытых участков тела, которые могли бы провоцировать в мужчинах мысль о «доступности» этой женщины. Как это ни странно, женщина в чадре социально защищена – она всем своим видом показывает, что у нее есть защитник, что она не ищет «приключений» 110 . Так что чадра – это одна из мер защиты от сексуальной агрессии. Так разговор о платках вполне естественно переходит в разговор о длинных юбках. Женщина в безрукавке, но в платке – все равно одета небезопасно.

А еще, когда блаж. Феофилакт объясняет, почему мужчина не должен покрывать свою голову или носить длинные волосы, он говорит удивительную вещь – «Тот, кто от Бога создан свободным и самовластным, но сам унижает себя как подчиненного, постыжает Христа, который есть глава его» 111 . Удивительные слова. Вот только находятся они, увы, в вопиющем противоречии с нашими церковно-государственными привычками: пресмыкательство перед властями, поставление себя в заведомо унизительную позу перед вышестоящим – это неотъемлемая и неизживаемая черта византинизма. Слова блаж. Феофилакта великолепно вписались бы в культуру западноевропейского рыцарства; но в восточном христианстве «честь», ее защита и хранение никогда не числились в перечне добродетелей. Во всяком случае никогда на исповеди не задавались людям вопросы: «Не лебезил ли перед начальством? Не льстил ли ему? Не становился ли на колени перед каким-нибудь властным лицом?». Это грехом не считалось и не считается. У нас совет на все времена: «Поцалуй у злодея ручку» 112 . В одной из украинских семинарий был составлен «Катехизис», в котором меня поразило изъяснение слова «лицемерие»: «Лицемер наружные дела благочестия употребляет для приобретения уважения народа». То, что гораздо чаще лицемерят для приобретения уважения начальства (буквальное значение греч. слова ipokrisis, переведенного как лицемер – под-судный) осталось за скобками…

И еще, конечно, нельзя не заметить, что из строго симметричного текста ап. Павла (в нем запреты даются как женщинам, так и мужчинам), Православие давно уже сделало исключение для мужчин. Мужчинам разрешено уже носить женские длинные волосы и молиться с покрытой головой (монахи и священнослужители). Старцы, когда «пророчествуют», также не снимают с себя клобуки, хотя вроде бы это и нарушение тех же апостольских слов («Муж молитву деяй или пророчествуяй покрытою главою, срамлет главу свою»). Зная об этом и будучи сам обладателем довольно длинной косы 113 , я как-то не решаюсь строго требовать от женщин буквального исполнения того совета ап. Павла, который сам нарушаю…

В богословской же традиции есть пример символического толкования этих слов апостола:

«Муж есть деятельный ум, имеющий главою своею слово веры; взирая на него, словно на Христа, ум созерцает свою жизнь, возведя ее посредством духовного делания из благодатных даров заповедей. И при этом он не срамит главы своей, то есть веры, каким-либо из внешних и материальных покровов, поскольку ничего из вещей временных и подвластных расторжению не полагает превыше веры. «Женой» же этого ума мы называем сам навык к духовному деланию, обросший и прикрытый, словно длинными волосами, многими и различными подвижническими помыслами и нравами и, даже более того, имеющий сам ум, как собственную главу, покрытым густотой и благоприличием этих помыслов и нравов. Стало быть, всякий муж, или деятельный, естественный и богословский ум, молящийся или пророчествующий, то есть научаемый и научающий, пусть имеет непокрытой голову, то есть Христа: деятельный – не предпочитая ничего вере или добродетели; естественный – не ставя ничего выше первого Слова; богословский – не формируя Того, Кто превыше умозрения и ведения, по образу сущих, доступных умозрению. А всякая жена, то есть навык деятельного ума, чувство ума естественного или мудрая мысль ума богословского, пусть покрывает главу: деятельный навык – нося на себе разумное различение созидающего и несозидающего; чувство – нося на себе познающую силу разума, направленную на зримые вещи; мысль – нося на себе совершенно недоказуемое и превышающее мышление ведение. Итак, всякая жена, естественно, должна иметь на главе власть разума, я подразумеваю разумное начальствование. И сие должно быть особенно ради Ангелов, наблюдающих за нашими явными и скрытыми движениями души и записывающими всякую нашу мысль и всякий поступок для восхваления или обличения нас в страшный день Суда; и ради размышлений по совести относительно совершенного нами, под которыми образно понимаются те же самые Ангелы, которые осуждают или оправдывают нас и ныне, и будут делать это позднее, в Судный день» (Преп. Максим Исповедник. Вопросоответы к Фалассию, 25) 114 .

– Не кажется ли вам, что Русская Православная Церковь требует от паствы почти монашеского поведения и этикета в Храме. Я был с семьей в Черногории в Цетиньском монастыре, где хранятся мощи Иоанна Крестителя. Стояла жара, и мы все были в шортах. Нас с удовольствием впустили к святыне, предоставив при этом длинные балдахины.

– Это не выход. У людей, особенно у женщин, предложение напялить на себя чужую месяцами не стираную одежду, вряд ли вызовет восторг. Честнее будет или прямо сказать, что, простите, мы мужчины, и если мы видим девушку в мини-юбке, мы искушаемся; или открыть свои двери для всех и сказать, что это миссионерский монастырь, мы никого не выгоняем и готовы на свой риск ради пользы других людей – даже если они «все в слезах и в губной помаде».

– К вопросу о брезгливости. Причащение таинств Христовых у нас происходит одной ложкой. Почему я должен отвлекаться на такие мысли как: здоровый или больной человек причащается передо мной?

– Это нехорошо, это невоспитанные мысли.

– Но они спровоцированы.

– Они спровоцированы тем же, кто спровоцировал Иуду. Двенадцать апостолов не из ложечки причащались, а вообще из одной и той же чаши пили. Представьте, что вы 13-й апостол, вошли на Тайную вечерю и говорите: «Ой, тут вот эти мужики грязные, провинциалы-галилеяне. Давно ли они мылись? Не болеют ли они чем-нибудь? Не буду я после них губами общей чаши касаться!». Литургия ведь и есть Тайная вечеря.

Ладно, не хотите по-богословски, скажу по-медицински. Я дьякон. После того, как все прихожане причастились, то, что осталось в чаше, должен выпить я. Потом должен вымыть чашу и даже эту воду я не могу вылить – опять должен выпить ее. С точки зрения гигиены вся зараза, которая есть в моем приходе, а значит, вся зараза, которая есть в Москве, – моя. Могу вас уверить, что за 15 лет моего служения дьяконом я ни разу не болел инфекционными болезнями. А когда я был просто студентом в Университете и в семинарии, то каждую зиму с какой-нибудь гадостью – ОРЗ или грипп – дней десять валялся. В общем – во что веришь, то и получаешь.

– Ну, хорошо. И все же где женщина – там любовь. Поговорим о ней. Почему Церковь смотрит на брак как на Таинство? В чем его смысл? Почему любовь – искренняя, горячая, чистая – все же будет считаться грехом, если она не освящена церковным ритуалом?

– Таинством является любая семья. Более того, в каком-то смысле половое общение как таковое является таинством (таинством не в церковном смысле благодатного благословения, а в смысле загадочности, непостижимости): здесь двое сливаются в одну плоть, здесь происходит преодоление самозамкнутости и чудо зачатия, рождения новой жизни.

Однако, у слова «таинство» есть и иное, собственно церковное значение: таинство как особое действие Бога через Церковь в мире. Это действие не ограничивается храмом и храмовым обрядом. Благодать Божия содействует укреплению семьи и в те годы, которые следуют за минутами церковного венчания. Поэтому таинством является не только то, что происходит во время венчания, но вся жизнь этой семьи есть таинство брака.

Что касается жизни невенчанных супругов, то, если они верны друг другу, Церковь будет укорять их только в том случае, если они осознают себя христианами, но все же так и не пришли к церковному амвону. Для христианина странно предпринимать дело, если он не испросил на него благословения и Божьей помощи. А тем более для такого важного, быть может самого важного дела, которое у него есть на земле – для любви и созидания новой жизни. Поэтому неблагословленное, немолитвенное сожительство христиан нам представляется просто странным.

Если же это люди неверующие (или нецерковным является один из супругов), но они каким-то образом декларировали свои брачные отношения перед людьми, перед государством, то Церковь не осуждает таких людей. Церковь признает реальность всех браков, которые заключаются за ее пределами: Церковь признает и браки светские, и браки, которые заключены были в других религиях (даже вне христианства).

В V веке при крещении англов встал вопрос – признавать ли те их браки, которые были заключены между близкими родственниками. Ответ св. Григория Великого, папы Римского, был таков: следует предупреждать их о необходимости расторгнуть такие браки, но до той поры, пока они это не сделали, все равно не надо отлучать их от причастия. «Само по себе это не мешает им сподобиться святых плоти и крови Господних, поскольку они не будут наказаны за грехи, совершенные ими по неведению, до принятия крещения» 115 .

Когда в XVIII веке началась проповедь русских миссионеров среди калмыков (бывших тогда наполовину шаманистами, наполовину буддистами), крещение часто принимали целыми деревнями. Перед миссионерами встал вопрос: венчать или нет уже существующие семейные пары после их крещения? Они обратились за разъяснением в Синод. Ответ Синода был: не надо. Они уже муж и жена и перед Богом, и перед людьми 116 .

В XIX веке св. Иннокентий Московский наставлял священников, миссионерствовавших у сибирских народов: «Никакие брачные союзы и договоры, заключенные до крещения, не считать препятствием к принятию Крещения, и никаких заключенных до Крещения браков, выключая самых кровных, не расторгать и в разбирательство не входить» 117 .

К сожалению некоторые священники, в которых их ревность превосходит их образование, говорят своим прихожанкам: “Если ты с мужем не венчана, то значит ты живешь в полном блуде! Пока не приведешь мужа к венчанию, я тебя причащать не буду”.

Но подумайте сами – что выйдет, если жена, исполняя повеление такого священника, будет постоянно давить на своего неверующего супруга: «Идем в храм, давай-давай венчаться!»? Муж-то человек искренне неверующий. И получается, что Церковь, навязывая ему венчание, понуждает его лжесвидетельствовать. Неужели же это верный путь ко Христу? И неужели люди станут ближе ко Христу, если придут на венчание и притворятся верующими? Неверие супруга – не повод для разрушения брака.

Такие «старцы» мнят себя ревнителями традиций благочестия, но именно традиций они и не знают. Не знают они слов апостола Павла: «Неверующий муж освящается женою верующею, и жена неверующая освящается мужем верующим» (1Кор. 7:14).

Не знают они и канонических правил. На только что приведенные апостольские слова ссылались отцы Трулльского собора, признавшие действительным союз между лицами, которые, «будучи еще в неверии и не быв причтены к стаду православных, сочетались между собою законным браком», если впоследствии один из супругов обратился к вере (правило 72).

Не знают они ни старых постановлений Синода, ни новейших. А ведь уже 28 декабря 1998 года Священный Синод Русской Православной Церкви с сожалением отметил, что «некоторые духовники объявляют незаконным гражданский брак или требуют расторжения брака между супругами, прожившими много лет вместе, но в силу тех или иных обстоятельств не совершившими венчание в храме… Некоторые пастыри-духовники не допускают к причастию лиц, живущих в “невенчанном” браке, отождествляя таковой брак с блудом». В принятом Синодом определении указано: «Настаивая на необходимости церковного брака, напомнить пастырям о том, что Православная Церковь с уважением относится к гражданскому браку». Это определение Священного Синода также говорит об уважении Церкви «к такому браку, в котором лишь одна из сторон принадлежит к православной вере».

Не знают они и принятой Собором 2000 года «Социальной концепции Русской Православной Церкви», в которой сказано: «Освящая супружеские союзы молитвой и благословением, Церковь тем не менее признавала действительность брака, заключенного в гражданском порядке, в тех случаях, когда церковный брак был невозможен, и не подвергала супругов каноническим прещениям. Такой же практики придерживается в настоящее время Русская Православная Церковь… Лишь с 893 года, согласно 89-й новелле императора Льва VI, свободным лицам было вменено в обязанность заключать брак по церковному обряду, а в 1095 году император Алексий Комнин распространил это правило и на рабов… В соответствии с древними каноническими предписаниями, Церковь и сегодня не освящает венчанием браки, заключенные между православными и нехристианами, одновременно признавая таковые в качестве законных и не считая пребывающих в них находящимися в блудном сожительстве. Исходя из соображений пастырской икономии, Русская Православная Церковь как в прошлом, так и сегодня находит возможным совершение браков православных христиан с католиками, членами Древних Восточных Церквей и протестантами, исповедующими веру в Триединого Бога, при условии благословения брака в Православной Церкви и воспитания детей в православной вере. Указом Святейшего Синода от 23 июня 1721 года было разрешено на вышеуказанных условиях совершение браков находящихся в Сибири шведских пленников с православными невестами. 18 августа того же года данное решение Синода получило подробное библейское и богословское обоснование в особом Синодальном Послании. На это послание Святейший Синод ссылался и впоследствии при разрешении вопросов о смешанных браках в губерниях, присоединенных от Польши, а также в Финляндии (указы Святейшего Синода от 1803 и 1811 годов). В этих областях, впрочем, дозволялось более свободное определение конфессиональной принадлежности детей (временно такая практика иногда распространялась и на прибалтийские губернии). Наконец, правила о смешанных браках для всей Российской Империи были окончательно закреплены в Уставе духовных консисторий (1883). Примером смешанных браков являлись многие династические бракосочетания, при совершении которых переход неправославной стороны в Православие не был обязательным (за исключением брака наследника Российского престола). Так, преподобномученица великая княгиня Елисавета вступила в брак с великим князем Сергием Александровичем, оставаясь членом Евангелическо-Лютеранской Церкви, и лишь позднее, по собственному волеизъявлению, приняла Православие».

Итак, Церковь не благословляет своим членам вступать в брак с людьми иных религиозных традиций, но если такой брак был заключен ранее, до вхождения одного из супругов в Православие, то этот брак церковного человека является вполне законным в глазах Церкви.

С другой стороны, в принципе Церковь может повенчать брак, который не зарегистрирован у государства. Если священник хорошо знает своих прихожан, то он может обвенчать их прежде государственной регистрации. Более того, во многих странах государство само признает такой брак, и священнослужитель имеет юридические права освидетельствовать брачный союз. Но в России церковный брак, увы, лишен гражданской юридической силы, поэтому венчание совершается, как правило, над супругами, зарегистрировавшими предварительно свои отношения в загсе.

Впрочем, Церковь не признает то, что сегодня (а не в XIX веке) называется «гражданским браком». Сожительство же без государственной регистрации и без церковного венчания – это не взаимное служение, а взаимное использование. Отказом от регистрации и венчания люди говорят, что они не хотят ничем жертвовать, не хотят ничего всерьез друг другу обещать.

– Странно: с одной стороны, Церковь за семью, но, с другой стороны, тот же апостол Павел призывает “не искать жены”, лучше “оставаться так”, т.е. не жениться и не выходить замуж.

– Для понимания этих слов надо отвлечься от бытового восприятия обстоятельств своей жизни. Здесь фундаментальный нравственный вопрос. По-настоящему нравственное сознание знает, что в мире ценностей есть иерархия. Мир этики не сводится к осознанию конфликта между добром и злом. В мире, который насквозь нравственно выверен, происходит постоянное сопоставление доброго и более доброго, высокого и еще более высокого.

Давайте немного отвлечемся от женской темы и вспомним слова Христа: «Кто любит отца или мать более, нежели Меня, не достоин Меня; и кто любит сына или дочь более, нежели Меня, не достоин Меня; и кто не берет креста своего и не следует за Мною, тот не достоин Меня» (Мф. 10, 37–38). Эти слова вызывают сегодня море возмущения: “Ваш Христос и ваше Евангелие проповедуют разрушение семьи и ненависть!…”.

Но остановите на секунду эмоции. Никакой текст нельзя понимать вне контекста. Скажите: Библия в ее целостности – это книга, благословляющая семью и почитание родителей, или же книга, проповедующая разрушение семейных уз? Очевидно, что Библия – это очень семейная книга, в ней царит подлинный культ брака. Люди, у которых не было детей, считались несчастными и даже проклятыми… И вообще при чтении Библии поражает, что при всем многообразии греховных ситуаций, описанных в ней, при всей ее честности (а в ней описываются грехи и слабости даже святых пророков) – в ней нет ни одной «семейной сцены». Ни одна из страниц библейской истории не повествует о побиении жены мужем.

Значит, если мы не хотим один библейский стих противопоставлять всему Писанию, мы должны найти более серьезное его истолкование.

И теперь вспомните один всем знакомый эпизод. В фильме «Семнадцать мгновений весны» русская “пианистка” Кэт оказывается перед выбором – или она должна пожертвовать своим новорожденным сынишкой, которого нацистский мерзавец морозит на подоконнике, или же предать Штирлица. В сердце Кэт сталкиваются друг с другом два долга: долг материнский и долг офицерский (она ведь офицер Советской Армии). Она понимает, что жизнь не только Штирлица, но и тысяч солдат сейчас зависит от нее. Какую из своих обязанностей она предпочтет исполнить?..

До конца эта сцена в фильме не разворачивается, но дается понять, что Кэт скорее предпочтет пожертвовать сыном (природным родством), но исполнит свой гражданский долг. Фильм был снят в советскую эпоху, однако, с огромной симпатией и пониманием смотрится и до сих пор. И ни тогда, ни сегодня я не встречал возмущения на тему: «А вы понимаете, что проповедует этот фильм? – Ради победы сталинизма он призывает жертвовать детьми! Это же пережиток тоталитарного сознания, это отрицание всякого гуманизма!..”.

Не было и нет таких возмущений. Что это означает? – Что по сути у нашего народа (и церковной, и нецерковной его части) есть согласие в восприятии этой сцены. Фильм сделан настолько корректно, тактично, по-человечески убедительно, что все согласились: «Да. Вот так, наверное, и надо было бы вести себя в этой ситуации».

Ну, а теперь у меня вопрос: Если для Кэт нравственно допустимо пожертвовать ребенком ради Штирлица, почему в случае выбора судьбы нельзя пожертвовать семейным покоем ради Христа?

Представим, что с некоторой семьей произошла какая-то религиозная неудача: инерция семейной традиции не допускает обращаться ко Христу.

Юноша расслышал зов Христа, устремился к своему рискованному будущему, а родители пеленают его порыв, требуют быть “как все”.

Что делать? Человек должен решить, кто он прежде всего: «Я – сын своих родителей, я – их отголосок, их плод, или я нечто самостоятельное?». Требование природного родства, природной идентичности вступает в противоречие с самопознанием человека, с попыткой отыскать свой путь. И вот, если отец начинает кричать: «Как ты посмел, мерзавец, пойти в семинарию, когда твой дедушка в армии Буденного воевал, а я член КПСС с 50-го года!» – вот в таких случаях надо сказать: «Пап, я тебя очень люблю. Но чтобы между нами все было хорошо, не убивай, пожалуйста, ту веру, ту любовь, которая родилась сейчас во мне. Любовь ко Христу. А после этого, когда ты отпустишь мое сердце, мы с тобой найдем общий язык».

В таких случаях человек должен решить, что в нем важнее: его собственное имя или его отчество. Это выбор между прошлым и будущим, между происхождением и призванием.

Христианский мыслитель III века, свидетель еще традиционно-языческого уклада жизни, Климент Александрийский поясняет смысл слов Христа о ненависти к родителям: “Словом мать, которую приходится оставлять ради Христа, обозначено аллегорически отечество и родная страна. Под словом же отец Писание разумеет порядки частной жизни, над которыми праведник с благодарением и великодушием должен возвышаться, чтобы стать угодным Богу” (Строматы, IV,4). “Господь вовсе не повелевает проникнуться ненавистью к своему собственному семейству. Господь хочет сказать нам своими словами только это: Не увлекайтесь неразумными пожеланиями и избегайте следовать обычаям общественным, ибо семейство состоит из родных, а города из семейств” (Строматы III,15).

Речь идет о том, чтобы быть готовым отказаться от следования общественным предрассудкам (естественно, даже в том случае, если эти предрассудки побуждают родителей воспитывать сына в духе противления Евангелию – а потому «Убежим от обычая: он душит человека» (Климент Александрийский. Увещание к язычникам. 118,1). «Вы состарились в суеверии, молодыми придете к истинному богопочитанию» (Там же, 108,3). «Есть также люди, которые говорят: мы соблюдаем все то, что оставили нам отцы наши. Разве те, кому отцы их оставили нищету, не стремятся разбогатеть? А те, кого родители не воспитывали, хотят получить воспитание и выучиться тому, чего не знали отцы их. И почему это дети слепых видят, а дети хромых ходят прямо? Ибо нехорошо человеку следовать за своими предками, жившими дурно. Поэтому исследуй, хорошо ли жил твой отец, а если отец твой жил плохо, ты живи хорошо. И оплачь отца своего, что он жил плохо, если плач твой может помочь ему» (Слово Мелитона Философа пред Антонином Кесарем) 118 .

Так что евангельские слова прежде всего психологически достоверны. Так в человеке воспитывается осознанная иерархия ценностей: «Все мне позволено, но не все полезно». Или: «Так – это хорошо, но вот так – лучше»…

И слова апостола Павла – о том же. Он благословляет брак, но как бы говорит: «Для тех горячих сердец, которые ищут чего-то большего, ищут всецелого служения духовному возрастанию, всецелого служения людям и Христу, для них я благословляю безбрачие. Но это не для всех: могущий вместити да вместит». Повторяю, здесь не выбор между “злом” – браком, и “добром” – безбрачием, а просто указание на горизонты роста. Слова апостола непонятны, если не вспомнить притчу Христа о талантах. Для тех, кому много дано – особые советы.

– Значит, все-таки монашество оценивается выше семьи? И ни к чему тогда все эти разговоры о культе семьи, о Таинстве?

– В “Настольной книге священнослужителя” – есть такой семитомник, пособие для пастырей – глава о монашестве начинается словами: “Тем, кто на пути веры, нравственного совершенства и любви почувствует себя немощным преодолевать препятствия похоти плоти, похоти очес и гордости житейской, Церковь предлагает особые средства к победе над страстями. Эти средства состоят в принятии и исполнении обетов, которые в Евангелии предлагаются не как заповеди, но как советы” 119 … Вот и судите сами о том, что считается с церковной точки зрения большим подвигом!

Я знаю монахов, которые пошли путем монашества, потому что они почувствовали такой религиозный порыв, что решили не размениваться больше ни на что другое; они взяли тот крест, который им представлялся как самый тяжелый (так Достоевский объясняет уход Алеши Карамазова в монастырь: “Сказано: “Раздай все и иди за Мной”… И Алеша подумал: “Не могу я вместо “всего” отдать лишь пять копеек, а вместо “иди за Мной” ходить лишь к обедне”).

В то же время я знаю монашествующих, которые избрали такой путь по основаниям, как будто противоположным. Например, один мой одноклассник в семинарии. Когда он подал прошение о постриге в монахи, я его спросил: «Почему ты так решил?». Он ответил: «Просто я знаю себя. Я слабый человек. Я не потяну одновременно служить и семье, и Церкви. А я действительно хочу служить Церкви. Поэтому для меня это более легкий путь. Я его выбираю, так как мне хотелось бы успеть сделать самое главное в жизни».

Есть люди, для которых путь брака был бы тяжелее, чем путь монашества. А есть люди иного устроения души. Мученическая символика есть и в чинопоследовании венчания, и в монашеской жизни…

Семейная жизнь – это не только медовый месяц. Было бы величайшим обманом думать, что чувство первой влюбленности сохранится на всю жизнь. На смену ему должны придти какие-то иные, намного более глубокие отношения, нежели романтические чувства первых дней.

Церковь прекрасно понимает, что хорошее дело браком не назовут. Каждый брак – это космическая катастрофа. Под этим термином в астрономии подразумевается столкновение двух звездных систем. Представьте, жило-было себе солнышко по имени Ванечка. Вокруг этого солнышка кружили планеты: папа, мама. По более далеким орбитам – дедушки и бабушки. Кометы иногда в гости залетали – дяди и тети…. А в соседнем подъезде росло другое солнышко по имени Танечка. Со своей планетной системой. И вдруг они встретились… Каждое из этих солнышек привыкло быть центром своей системы, вокруг которого все вертится. А тут уж извини-подвинься. И вскоре там еще новое солнышко засияет, и все – ты сам уже только планетка… Трудно принять в свою жизнь другого человека. Трудно удвоить свои нервные окончания и боль и радость другого воспринимать как свои.

Люди, у которых долгая история контактов со стоматологами, знают, что у тех есть такая забава: наши зубы под ихние коронки обтачивать. Причем для заточки берутся зубы здоровые и живые. Больно, однако… А что такое жена? – Это же коронка на всю мою жизнь! Это можно, это нельзя, об этом забудь, это не ешь, этих в дом не пускай!

Путь брака тяжел по самой своей сути, потому что создать семью – это значит пустить другого человека в самую сердцевину своей жизни, жить уже не только ради себя, потерять какую-то автономию. В этом смысле любая серьезная любовь, тем более брак, сродни самоубийству: человек перестает жить для себя и в себе и начинает жить для другого. Это очень тяжело и очень болезненно. И здесь Церковь честна – поэтому она и говорит о том, что семейный путь по-своему мученический. И при венчании на головы молодых возлагаются именно мученические венцы. То, что венцы именно мученические, ясно из тех слов, которые поются при этом: «Святии мученицы, иже добле страдавше и венчавшеся, молитеся ко Господу спастися душам нашим».

И поэтому Церковь, восхищаясь теми людьми, которые вступают в брак, поет: «Аллилуиа!».

– Христианство сегодня обвиняется в ханжестве, отсталости, нежелании идти в ногу со временем. Так чем же руководствуется Церковь в этих “сексуальных” вопросах?

– По правде говоря, это та тема, о которой я хотел бы в самую последнюю очередь говорить с молодежью. Я считаю подобный разговор с неверующими чем-то в принципе глубоко бесполезным и даже вредным. Все, что в Православии говорится на эту тему, сказано для тех, кто уже идет по пути Православия. Православие не просто набор положенных формул. Это именно путь.

Бывают такие архитектурные композиции, которые рассчитаны на восприятие движущимся человеком. Есть такие рекламные щиты, которые, когда стоишь рядом с ними, кажутся совершенно уродливыми, но если проезжаешь мимо них на машине, то эта конструкция как будто поворачивается следом за тобой. Возникает впечатление ее движения.

Что-то подобное и с Православием. Пока человек стоит на месте, ему не понятно, «зачем все это». И только когда человек начинает двигаться, рождается понимание. А пока человек стоит на месте, пока с его машины свинчены колеса – то что же ему рассказывать о том, как и что может затормозить едущих…

За устоявшимися и неподвижно вековыми глыбами церковных преданий почти незаметно то обстоятельство, что свой смысл они открывают лишь тому, кто сам приходит в движение.

Православные в сегодняшнем мире похожи на альпинистов в летнем городе. Представьте жара, в льняных тапочках и то жарко и вдруг идут люди с заготовленными теплыми шапками и куртками, с теплыми сапогами, на которых вдобавок набиты шипы. Зачем ледорубы в городе? Зачем шипы на асфальте? «Так презрен, по мыслям сидящего в покое, факел, приготовленный для спотыкающихся ногами» (Иов. 12:5).

Но если хоть что-то из снаряжения альпинистов останется в долине то там, наверху, цена беспечно отброшенного может оказаться непомерно высока. Так и в Православии все рассчитано на движение, на трудное восхождение. Там, на духовных высотах, станет понятно, зачем пост и зачем церковно-славянский язык, зачем столь долгие Богослужения и почему в храмах не ставят скамеек, о чем говорит почитание святых и что дает человеку икона, а чем драгоценно целомудрие… К стоящим в долине бесполезно обращать речь о технике безопасности в горах.

Представьте, что меня командировали вести уроки музыки в школу. Прихожу я к детишкам и говорю: «Дети, сначала мы с вами изучим историю музыки. И знаете ли, история музыки – она очень трагична. Потому что в музыке бывали удивительные достижения, и тогда создавались симфонии, благие созвучия. А бывали неудачи – и рождались какофонии. Так вот, знайте, дети, что когда-то давно, в глубокой древности возникла страшная какофония; она звучит “дзинь-блим-бум”. Дети, запомните эти звуки и никогда их не издавайте! А на следующем уроке, через неделю, мы снова встретимся и изучим историю появления другой страшной и древней ереси. Речь пойдет о какофонии “дзям-блям-блям”. Да, и вот так потихонечку мы с вами изучим историю всех ересей, а перед каникулами коснемся самой страшной ереси, недавно возникшей какофонии “дзим-блям-барамс”. Ну а после каникул, уж так и быть, я дам вам Моцарта послушать».

Что вы тогда скажете о моем педагогическом таланте? Ниже пола, что называется. К сожалению, именно по этому принципу очень часто строится наше общение с молодежными аудиториями: мы приходим к ним только для того, чтобы сказать, чего им нельзя. Высыпать на них мешок запретов и вагон императивов… Вот и создается ощущение, что мы что-то у людей отбираем, не успев им ничего дать. В итоге, как одна актриса недавно заявила в интервью: «Вы знаете, мне так тяжело жить: в этой жизни все, что приятно, или грешно, или портит фигуру».

Если мы сами в нашей проповеди превратили Православие в одно большое «низзя» – то что ж мы удивляемся тому, что оказались бесконечно далеки от молодежи, тому, что молодежь идет в секты.

Знаете, была такая замечательная буддистская притча. Некий царь подходит к человеку и говорит: «Я готов подарить тебе все, о чем ты только можешь мечтать: вечную молодость, вечную жизнь, царство, любовь, женщин, богатство – все я тебе дам. Чтобы получить эти бесценные дары, тебе нужно приложить лишь совсем небольшое усилие: я тебе дам вот эту чашу с водой, и эту чашу тебе нужно будет пронести из одного села в другое по этой дороге. Правда, есть несколько дополнительных условий. Первое – за твоей спиной будет идти воин с обнаженным мечом. Второе – если хоть капля воды упадет на землю, воин сразу сносит тебе голову с плеч. Третье – чаша будет полна до краев. И последнее условие – твой путь будет проходить через деревню, в которой в это время будут играть свадьбу». И вот через эту пьяную танцующую деревню, в которой все стараются вовлечь тебя в общий хоровод, надо суметь пронести чашу, не расплескав ее.

Что в этой притче буддистского, нехристианского – понятно: это образ палача, который сразу готов снести голову с плеч, как карма, не знающая снисхождения и милосердия 120 . А что здесь близко с христианством – это идея того, что в начале тебе нечто дается: чаша твоего сердца сначала наполняется даром, а потом уж ты постарайся ее не расплескать.

Если обычные языческие религии говорят: «Ты делай то-то и то-то, а потом в награду получишь вот это»; то в Евангелии это отношение труда и дара переворачивается: сначала достигает тебя Царство Божие, а затем уж потрудись, чтобы не растерять Его. Святые Отцы называли это «обручение будущих благ» или «задаток», «залог будущих благ».

В этом и кроется главная трудность религиозной проповеди в отличие от обычного обучения. Это ее принципиальная нетехнологичность. Я могу что-то говорить, доказывать, аргументировать, но свой опыт или опыт того святого отца, которого я цитирую, я не могу вложить в сердце своего собеседника. Это обычная непредсказуемость чуда: свершится оно или не свершится?

И в этом уже следующий парадокс Православия – то, что все формы нашей религиозной жизни, начиная от богослужебной и кончая канонической, догматической – они создавались людьми, у которых этот опыт был. А мы пробуем эти формы и эти одежды перенести на людей, у которых этого опыта нет. Так как же эти формы могут стать понятными? Мы даем истину как бы навырост.

Но как часто мы беседуем с человеком, предполагая, что мы ему понятны, и, значит, раз мы что-то сказали – то он просто обязан с нами согласиться. И вот тут мы можем сесть в лужу.

Представьте себе, я вхожу в класс к девочкам. Девочки – подростки, им лет уже 12–13. Я к ним захожу и объявляю: «Дети, вы уже большие, давайте сеголня говорить про это. Так, мальчики выйдите из класса, сегодня я только с девочками про это беседую». Оставшись в ополовиненном классе, я начинаю: «Значит, девочки, вы уже знаете, что бывает такое общение мужчины и женщины, что в женщине появляется новая жизнь, она становится беременной». После этого я 15 минут рассказываю девочкам о том, что они будут испытывать во время беременности: тошноту, аллергию и так далее. Затем 15 минут рассказываю о том, что они будут испытывать во время родов. Еще 5 минут, – про прелести кормления грудью: маститы, молочница и так далее. Наконец, поясню на примерах, как будет строиться их режим дня после рождения малыша, расскажу, что пеленки и стирки, кормления и массаж заменят видик и сплетни с подружками…

45 минут прошло, звонок, мальчики возвращаются в класс. Чего я добился? Какими глазами девочки на мальчиков посмотрят? Скажут: «Ну, мужики, мы не знали, что вы – такие сволочи! Всё! Близко к нам не приближайтесь!». Понимаете, что произошло? Эти девочки еще не знают, что такое любовь, ни супружеская, ни тем паче – материнская. А я им уже рассказал о том, с какими шипами это может быть связано дальше. Людям, которые еще не имели опыта любви, я рассказал о ее многообразии так, что у них напрочь исчезло желание когда бы то ни было входить в этот мир. А ведь потом, когда они дозреют до брака, знание о грядущих скорбях не сможет остановить их. Та любовь, что поселится в них, упрямо скажет: Да, пусть будет боль – если это боль произрастет от меня…

Вот в чем трагедия христианского пастырства: мы говорим о тех ограничениях, которые должна соблюдать душа, которая уже беременна во «внутреннем человеке». Христианин ощущает себя беременным. Он ощущает в себе биение Иной Жизни. Преп. Симеон говорит об этом чуде: «Содержащий все поселяется внутри человека, и человек становится как бы беременной женщиной». Или: «Человек сознательно носит в себе Бога. И, сжимая снаружи руки вокруг себя, этот человек ходит посреди нас, не знаемый всеми, кто его окружает… Мы, когда веруем от всей души и каемся, зачинаем в сердцах своих Бога Слово, как Дева. Он, имея в себе Христа младенца, будет считаться Его матерью, как Он, неложный, обещал: “Мать Моя и братья и друзья, вот они!”» 121 .

А мы нередко лишь имитируем беременность. Не нося внутри Христа, делаем вид, что духовный плод в нас уже есть. И более того – от других требуем такого же поведения. Раз положено беременной сторониться от таких-то яств, то и мы тоже будем всех считать таковыми и потому будем всем запрещать этот вид пищи… А в итоге среди тех, кого мы сочли беременными, кому мы предписали жить по правилам беременности, но которые никогда и не ощущали в себе Иной Жизни, рано или поздно рождается протест: «Да отстаньте вы от нас с вашими условностями и ограничениями!».

Так очень часто бывает в наших проповедях о христианской жизни. Потому что все правила аскетики, все правила нашего церковного устава – правила жизни беременного человека, беременной души, в которой уже, по слову апостола Павла «не я живу, но живет во мне Христос». И существуют эти правила для того, чтобы выкидыш не произошел. Если в человеке есть это ощущение, что в его сердце зародилась новая искорка, появилась новая жизнь – тогда ему все понятно.

Ему понятно, почему, например, не надо хохотать… Рациональных аргументов, способных объяснить, почему переедание жванецкими дурно, ведь не найдется. Но можно обратить глаза зрачками внутрь и предложить прислушаться к самоощущению души: подожди, ты вот отхохотал, а душа-то тусклее стала, опустошеннее. Но ведь для этого надо, чтобы было с чем сравнивать!

У человека должно появиться ощущение своей собственной души. Без этого ощущения души Православие останется непонятным.

Иначе – нарушается основной закон педагогики: не отнимай прежде, чем дать. И вот мы слишком часто не успеваем людям «дать» Христа, чтобы человек понял радость жизни во Христе, а уже пробуем что-то из его жизни вырвать. И человек протестует: «Во имя чего вы меня живого приносите в жертву вашим мертвым правилам?».

Представьте, что православный миссионер пересекает границы Китая. И Китайский пограничник его спрашивает – какова цель его путешествия. Миссионер честно говорит о себе как о миссионере, проповеднике Евангелия. «А в чем суть этой вашей веры, – настаивает пограничник, – что именно ты желаешь возвестить моему народу?».

А в ответ услышит: я хочу возвестить китайцам, что по Апостольским нашим правилам «Взявший в супружество вдову, или отверженную от супружества, или блудницу, или рабыню, или актрису, ни епископом, ни пресвитером, ни диакон, ни никем в списке священного чина… Имевший в супружестве двух сестер, или племянницу, не может быть в клире… Кто из клира даст себя порукою за кого-либо, да будет извержен».

Глупо с этого начинать проповедь Христа язычникам? Ну столь же неумно и к современным светским детям идти, нагрузясь запретами.

Слишком часто мы предлагаем у людей что-то отнять, не пояснив, что мы им принесли, не объяснив, чем живет христианство (а оно же ведь не запретами живет!).

То же самое могу пояснить другой притчей. Представим, что у меня урок не с девочками, а с мальчиками. Представьте, что я ношу не рясу, а какой-нибудь серенький китель с погонами. В общем, я – гаишник. Прихожу я к детям в школу и говорю: “Знаете, ребята, вы ни в коем случае не нарушайте правила дорожного движения. Обязательно их выучите: когда и как совершать обгон, как перестраиваться из ряда в ряд и прочее. Все это жизненно важно.”

Я требую от них наизусть знать весь дорожный кодекс, а назавтра грожу им экзаменом. Будут ли мои ученики стремиться к исполнению правил, изложенных им в столь навязчивой форме? Естественно, школьники не придадут никакого серьезного значения моим речам. Ведь пока у человека нет своей машины, пока он сам не умеет водить, то рассказывать ему, как вести себя в такой-то дорожной ситуации – занятие довольно-таки бесполезное, а изучение правил им воспринимается как чистейшая зубриловка, как сообщение принципиально бесполезной информации. Ведь не имеющий машины человек просто не знает, к чему эту информацию применить.

Вот я – человек безлошадный 122 , и потому мне глубоко все равно, кто кому должен дорогу уступать: шестисотый мерседес «Икарусу», или наоборот. Зачем мне это все? Я одно правило знаю: если я дорогу перехожу, все должны подождать! Батюшка идет, подождите, куда торопитесь?!

Другое дело, если однажды у меня «жигуленок» свой появится. Вот тогда я пойму, что, оказывается, правила дорожного движения написаны не только для того, чтобы гаишники взятки брали.Тогда (но не раньше) я пойму, что на самом деле каждое из этих правил написано кровью и болью человеческой. Но чтобы понять их смысл – надо жить в движении. Вот также и правила церковной жизни. Они рассчитаны на тех, кто движется, кто осознал цель своего движения и теперь старается не повредить свое средство передвижения.

Подобно правилам дорожного движения есть и правила религиозной безопасности. И эти правила тоже написаны кровью, написаны судьбами людей. Потому что слишком много было катастроф – много было и удач, но много и катастроф. Вот поэтому эти правила лучше соблюдать, если вы не хотите потерять что-то гораздо более важное, чем минутная эйфория «свободной любви».

Итак, в мире, в котором люди еще не знают о Христе, не знают, зачем надо стремиться жить во Христе, важно верно выбирать темы для бесед. К интонации назидательно-обличающей стоит обращаться лишь в последнюю очередь 123 .

Как-то в Италии гостил я в одном монастыре. Возглавлял его человек, который был католическим священником, потом перешел в Православие. Этот удивительный человек содержит монастырь на зарплату, которую сам получает в качестве преподавателя философии в местной городской школе. И вот однажды я спрашиваю его послушника: «Я не понимаю, почему в монастыре молодежи нет? Ведь батюшка преподает в школе философию. Сам он человек талантливый. Преподает хорошо. И ребята тоже замечательные. Я там несколько уроков провел, и видел, что у ребят была очень хорошая реакция. Почему же их не видно в монастыре? У меня такое ощущение, что, если бы я с этими ребятами хотя бы месяц поговорил, так они бы у меня строем сюда в монастырь на службы ходили». И слышу в ответ от этого русского послушника: «Понимаете, отец Андрей, дело в том, что у него все-таки католическое воспитание. То есть – с некоторыми целибатскими комплексами. И поэтому, проведя прекрасный урок с детьми, под конец он обязательно скажет: “Да, дети, и главное – запомните, чтобы на дискотеку – ни шагу!”. Дети, конечно, реагируют на эту последнюю фразу, и у них остается в памяти, что Церковь – это те, кто у них все время что-либо вырывает из рук».

Библейский змей использовал уловку, которая стала классикой атеистической пропаганды: он свел религию к системе запретов: «Бог запретил вам». Редуцирование христианства к системе запретов и поныне остается главным аргументом московских комсомольцев: «Ребята! Попы хотят запретить вам радости жизни, они хотят запретить веселиться, жить, танцевать, колоться, аборты делать! Долой ортодоксию!».

Но христианство – не система запретов. Это позитив. Место аскетических запретов в христианской жизни можно сравнить с той ролью, которую играют в рождении ребенка правила безопасности, которым должна следовать беременная женщина. Да, у женщины, что носит под своим сердцем ребеночка, есть ограничения: она не должна в это время употреблять алкоголь, и будет лучше, если она не будет курить и не станет поднимать тяжести. Но если некая девушка решит, что эти правила есть сам путь к рождению ребенка, то ее ждет разочарование. Если она не будет ни пить, ни курить, ни поднимать тяжести – это не значит, что в силу этого воздержания она через девять месяцев такой аскезы родит ребенка. Само по себе воздержание от водки ребенка ей не даст. Нужен супруг. Также воздержание от грехов само по себе не даст человеку Христа. Для этого нужно нечто совершенно иное: Сам Христос.

Запреты вторичны и служебны по отношению к самому главному – рождению Христа в душе. Змей же редуцирует отношения человека и Бога к системе запретов.

Мир души нетехнологичен. И поэтому прежде, чем вторгаться туда с инструкцией, попробуем для начала познакомить детей с ними самими: «я не есть одно это тело; во мне живет это странное существо по имени душа, – это то, что болит, когда все тело здорово». У этого незнакомца есть свои потребности и есть свои болячки. И вот для того, чтобы накормить вашу новооткрытую душу и чтобы защитить ее от ее болезней, вот для этого к вам и приходит Церковь. Знаете, Башлачев об этом писал так: «Отпусти мне грехи! Я не помню молитв. Если хочешь – стихами грехи замолю. Но объясни – я люблю оттого, что болит, Или это болит оттого, что люблю?».

– То есть запретами ничего не добьешься, и ретроградство не лучший способ воспитания?

– Ну нет, я совершенный ретроград, сторонник многих запретов и отнюдь не либерал. Запрет – это условие роста. Когда дереву ставят запреты, обрезая веточки, ему не дают расползаться вширь, и тогда дерево взмывает к небесам. Также и с человеком. Другое дело, что запреты должны быть обоснованы, понятны тому, к кому они обращены. Я против того, чтобы детям что-то запрещать, не поясняя, в чем угроза.

– Давайте, в таком случае, поговорим о нетехнологических тайнах души…

– Давайте. Открытие в себе своей души – это важнейшее и неожиданнейшее открытие в мире торжествующего дарвинизма. Вот сказка Григория Остера об этом:

«Один шестиклассник шел из школы мимо помойки и нашел там толстую старинную книгу про то, как надо вызывать демонов на дом. Родители шестиклассника еще не вернулись с работы, и мальчик подумал, что, пока дома никого нет, надо вызвать на минуточку какого-нибудь демона, а то мама с папой придут и не разрешат. Сначала шестиклассник хотел вызвать демона огня, но оказалось, что для этого надо поджечь на полу шестнадцатиконечную звезду, сложенную из шестисот шестидесяти шести спичек. Спичек у мальчика не хватило, и он стал перелистывать страницы книги, чтобы узнать, как вызывать каких-нибудь других демонов. К сожалению, все способы были очень трудные: надо было иметь под рукой всяких сушеных змей и вареных жаб. Кроме того, нужны были скелеты черных кошек, черепа белых крокодилов и разные настои ядовитых трав. Ничего этого у мальчика не было. Толькоучебники и тетради. К счастью, на последней странице мальчик нашел один не очень трудный способ. Надо было положить на пол стопочкой шесть никем еще не читанных учебников для шестого класса, на них шесть чистых тетрадей, а сверху шесть не-заточенных карандашей. И когда из шести учебников, шести тетрадей и шести карандашей сложится магическое число 666, воскликнуть:

Откройся, бездна, книг полна!

Ученья демон, встань со дна!

Шестиклассник, не долго думая, так и сделал. И мгновенно в полу его квартиры открылась мрачная дыра. Но не к нижним соседям, а в потусторонний мир знаний. И из этого кошмарного мира по пояс высунулось чудовищное существо. Демон учебы. Глаза его пылали жаждой знаний, а когтистые пальцы тянулись к шестикласснику.

– А! – раздался хриплый голос чудовища. – Так это ты меня вызвал?! Ну что ж, хорошо! Я сделаю тебя лучшим учеником в твоей школе, а ты за это отдашь мне свою душу. Согласен?

В тот же миг раздался железный скрежет, и двери квартиры стали медленно открываться. Скрежетал ключ в замке, потому что пришли родители с работы. Шестиклассник побледнел. Он испугался, что папа с мамой увидят, чем он тут занимается, замахал на демона руками и зашептал: -Берите! Берите все, что хотите, только исчезайте скорей.

И демон учебы исчез. Провалился в пол. Бездна знаний тут же закрылась, и родители ничего не заметили. А буквально на следующий день их сын стал круглым отличником. И до самого окончания школы учился на одни пятерки. НЕ ТО ЧТО тройки, у него даже ни одной четверки и до самого последнего класса никогда не было. За это на выпускном вечере ему вручили золотую медаль. Сын принес свое золото домой папе с мамой, положил перед ними на стол и упал бездыханный. Он лежал на полу как живой, но не дышал. Вызвали «скорую помощь», но доктор сказал родителям, что их сын уже не сможет жить, потому что в его теле больше нет души, а жить без души невозможно» 124.

Без души не только жить невозможно, но без нее невозможно ничего понять в христианстве. Одна из самых загадочных фраз в Евангелии: “Но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую”. Конечно, требовать этого от человека сразу совершенно невозможно. На такое поведение человек способен, когда он уже живет во Христе. Нет, лучше сказать – если человек ощущает, что Христос уже живет в нем… Тогда он понимает, что если начнет мстить, то что-то важное при этом потеряет.

Но страх потерять возможен только в том случае, если у человека уже есть ощущение того, что он что-то приобрел.

Не ощутив вкус слов “Царствие Божие внутрь вас есть”, никто никогда не стал бы монахом, никто не пошел бы в священнослужители, никто не остался бы на всю жизнь христианином. До аскетического труда, до личного подвига человеку, который чистым взором смотрит на Церковь, дается пережить радость прикосновения ко Христу. Иисус перестает быть персонажем “Истории древнего мира”, Он входит в мою жизнь.

И вот, когда человек ощущает, что ему что-то дано, а значит есть, что терять, тогда рождается естественная осторожность, как естественная осторожность рождается у беременной женщины.

Пока у человека нет реального чувства любви, все то, что любовь сопровождает, кажется ему ненужным и даже болезненным. А вот когда женщина чувствует, что в ней началась новая жизнь, она естественным образом, сама по себе начинает вырабатывать некие правила безопасности. Потому что она уже ощущает, ради чего нужно это делать. Она понимает, что если сейчас она эти правила не будет соблюдать, потом ей и другому существу придется страдать всю жизнь.

Вот таким же образом должен ощущать себя христианин: «Уже не я живу, но живет во мне Христос». Когда человек чувствует, что у него в сердце зашевелилась какая-то другая жизнь, а не только его, вот тогда человек уже начинает понимать, что можно эту новую жизнь потерять и начинает думать над тем, как же избежать этой утраты.

Что может быть этим более важным? Каждый знает, что радость бывает разная: бывает радость внешняя, бывает внутренняя, бывает радость телесная, уходящая, а бывает радость гораздо более глубокая…

Сравните два ощущения: ощущение плотского удовольствия и ощущение того, что бывало в вашей душе, когда вы в своем сердце прощали человека, когда смогли примириться с тем, с кем долгое время были в ссоре. Все, я уверен, переживали это ощущение сердечной радости: от обретения человека, который, казалось, был уже потерян, радость от обретения друга, радость понимания. Или просто радость от того, что удалось сделать что-то по совести, хотя это и было трудно. По сути все религиозные традиции (а не только христианские) здесь напоминают о том, что человек всегда находится в некой ситуации выбора: либо ты копишь в своей жизни радости одного плана, либо радости другого плана. Но при этом все-таки помни, что ты – человек, и те радости, которые можно считать радостями жизни по совести, радости души – они отличают человека от животных.

Если эта память есть, тогда естественно рождается все остальное. Но это ощущение нельзя спровоцировать, его нельзя передать никакой педагогикой или методикой. Оно от Бога зависит. Конечно, нужно желание человека это ощущение приобрести. А мы умеем транслировать внешние формы благочестия и не умеем передавать самое главное. Как научить человека, чтобы ему хотелось молиться после того, как он сказал «аминь»?

Когда ко мне подходят мальчишки и говорят, что собираются в семинарию поступить, то один из моих контрольных вопросов звучит так: «Скажи, у тебя бывало такое, что ты выходишь из храма и жалеешь, что Всенощное бдение окончилось? Три часа стоял в храме, ноги устали, спина гудит, а ты выходишь из храма и тебе жалко, что служба кончилась. Вот если у тебя такого ощущения не было никогда, то ты священником не сможешь стать».

– Но ведь можно совмещать и ту, и другую радость: и радость сексуальную, и радость прощения.

– Конечно, можно. Но о радости прощения я напомнил лишь потому, что мы говорим о людях, еще не имеющих религиозного опыта. И поэтому важно было в их, светском, опыте, указать нечто, что является подобием опыта духовного. Так что это не более, чем подобие. И если радость душевная совместима с радостью случайного секса, то радость духовная (а она – самая сильная и самая человечная) – нет.

– Так что же, несовместимо собирание радостей земных и небесных?

– Пожалуй, если говорить именно о собирании, сознательном и постоянном стремлении, то – да. Хотя мне самому, может быть, и хотелось бы, чтоб реальность в этом отношении была бы другой. Мне хотелось бы, чтобы можно было пребывать на горе Фавор, в окружении несказанно-радостного Божественного света и с полнотой радости в сердце – и при этом быть окруженным, например, целым гаремом… Чтобы земное и небесное легко и без потерь совмещались друг с другом.

Но скудный опыт мой, огромнейший опыт Православия и весьма разноречивый и разнокачественный духовный опыт других религий согласны в одном: собирание духовных радостей немыслимо без аскезы. Если вы хотите достичь чего-то высшего, то вам придется в чем-то себя ограничивать.

Конечно, посещение горним светом возможно и в состоянии брачном, и в состоянии даже не вполне чистой внебрачной жизни. Зарницы блещут порой в самых неожиданных временах и пространствах. Но постоянное пребывание в этом свете – оно требует умения говорить «нет» даже самому себе, даже самым как будто бы законным стремлениям своего естества…

Поэтому для тех, кто хочет «быть совершен» – для тех путь ясен: раздай имение свое… иди за Мной… не смотри с вожделением… Путь святости – это путь аскезы. Хотя в Православии человек имеет право не быть идеальным. Монашество – путь дивный (хотя и очень опасный). Но кроме монастырского, есть еще и домашнее Православие. И даже у Марины Цветаевой (а кто может указать большего ненавистника мещанского быта, уюта и условностей!) однажды вырываются такие строчки: «Ибо нужно ведь хоть кому-нибудь крыши с аистовым гнездом. Счастья – в доме, любви – без вымыслов, без вытягивания жил…». Радость земная и радость небесная могут соседствовать. Или как это говорится в «Братстве Кольца» Толкиена – «Хорошо знать, что где-то кто-то уверенно стоит на собственной земле, даже если этот кто-то – не я».

Вопрос в том – что именно человек «собирает». Чем больше заставлена комната – тем пыльнее и мутнее окошко…

Церковь выступает против того, что сегодня называется свободной любовью, не потому, что мы хотим всем навязать нашу дисциплину, наши правила жизни, и не потому, что мы хотим уменьшить количество радости. Совсем наоборот – мы хотим, чтобы человек обрел подлинную радость – радость любви. Христос говорит: “Радость ваша да будет совершенна”. Мы просто хотим, чтобы это была совершенная радость, человеческая радость, радость выше-чем-животная…

Как вы считаете, почему молодые люди в наше время уходят в монастырь?

– Это совершенно естественно. Юность – это пора, когда нужно дерзать. Когда человек, если он настоящий человек, ищет смысл для своей жизни, оправдание своей жизни. А оправдать ее, придать ей смысл может только то, что может придать смысл даже смерти. То есть то, чему не страшно свою жизнь пожертвовать. И поэтому идея монашества – это вечная идея.

Чтобы уйти в монастырь, нужна серьезная решимость. Современный мир страдает от соб­ственной нерешительности и поэтому способен лишь со стороны любоваться людьми, умеющими принимать реше­ния: экстремальщиками и экстремистами. А стать монахом – очевидный риск. И чем более жестко закрыты ворота монастыря, тем больше это опле­уха обществу. В православной традиции монашество переживается не как бегство и уход от проблем. Это сродни «иду на вы» Святослава. Человека, идущего в монастырь за убежищем, не примут. В монастырь нельзя идти, отталкиваясь, должно быть позитивное притяжение.

– А в чем эта идея монашества состоит?

– Наверно, ответ на этот вопрос естественно начать с Неба, с Бога…. Но я все же поведу речь от земли. От сапог. Вот мы привыкли, что пресловутые смазные сапоги – это символ профессионального православного патриота. И монахи всегда в них ходят.

Кажется, что это тяжкая дань традиции: тяжело, неудобно! А оказывается (по свидетельству самих монахов), эта обувь с высоким жестким голенищем принимает на себя часть веса и тем самым спасает от варикозного расширения вен и от тьмы других болезней. Так что первую половину жизни ты носишь сапоги, вторую – они носят тебя. И так во всех иных монашеских ограничениях.

Монашество – это ведь… это как плотина. Как вода сначала сдерживается плотиной, копится за ней, но затем и перехлестывает через нее на более высоком уровне, так и человек поднимается над ограничениями, которые он себе ставит. Можно уйти вниз и начать эту плотину подмывать, а можно через нее перелиться – и тогда тебе доступно все. Принцип церковной жизни прост: стань святым – и делай что хочешь. Ограничения же просто указывают направление для роста: вверх. Без ограничений… это, понимаете, как если бы вы стали опираться на мягкий костыль. Костыль должен быть твердым – и так же тверды должны быть границы, вами себе поставленные. Ведь это ваш добровольный выбор, в конце концов: выбор направления роста. Печальнейшая из альтернатив – это никуда-не-направленное разбухание.

– Отец Андрей, в школьных и студенческих сочинениях на тему “Нравственна ли свободная любовь?” сразу бросается в глаза, что нравственность воспринимается исключительно как система запретов, причем такая, которую каждый для себя определяет сам. Тогда как любовь настолько сильнее всяких табу, что просто сметает все рамки – и правильно делает…

– Православие понимает все совершенно иначе. Нравственность в христианском представлении во многом связана с идеей обновления совести – от сожженной совести к обновленной, преображенной совести, которая может подсказывать, в чем на самом деле смысл – смысл твоего поступка, смысл этого дня, смысл твоей жизни.

Только для людей с больной совестью совесть есть нечто осуждающее. Тогда совесть не столько подсказывает, что нужно делать, сколько говорит: “Знаешь, так делать все-таки нельзя”. Но это как раз есть признак атрофии нравственного чувства.

А еЕсли в человеке жива нравственная интуиция и есть у него пережитой и осознанный не то, что «смысл жизни», а скорее, смысл на всю жизнь… Иными словами – это такой смысл, к которому можно было бы обращаться каждый день, а не только раз в год. Вот тогда нравственность носит положительный характер, а не отрицательный. Тогда человек дорастает до того состояния, о котором в Евангелии Христос говорит: “Когда творишь милостыню, пусть левая рука твоя не знает, что делает правая”. Тогда добро и свет настолько естественно струятся из человека, что ему даже не надо как-то особо задумываться над тем, как поступить – так или иначе. Как о таких случаях точно сказал Высоцкий – «Мой путь один, всего один, ребята. Мне выбора, по счастью, не дано!» (а у другого советского барда было сказано: «Лучше быть нужным, чем свободным»).

Если у человека такое состояние души , тогда следование нравственным предписаниям оказывается не ограничением, но творчеством. Тогда этическая жизнь человека перестает быть слаломом между запретными столбами и становится тихим излучением сердечного света.

Вот здесь мне кажется главная разница между православным опытом нравственного богословия и светской этикой. Светская этика представляет собой набор именно запретов: “Того не делай, этого не делай”, а почему – на светском уровне всегда очень тяжело объяснить. (Почему? – Ну, нельзя и все!) Православный же может пояснить, что человек может потерять, а что он может приобрести. Смысл этого различия кроется в том, что в Православии есть установка на внутренний, личный опыт человека, а не на некую социальную санкцию. Ориентация не на то, что там общество скажет (учителя, родители, газеты), а на то, что где-то в твоем сердце появится свой внутренний свет, своя духовная радость.

– Отец Андрей, расскажите, пожалуйста, о самом страшном грехе – об убийстве любви.

– Православная Церковь не очень охотно употребляет слово “любовь”, чтобы оно не затиралось. Бывает тошно читать западных проповедников, которые пользуются словом “любовь” слишком часто. Православная традиция более целомудренна. Скажем, в классической монашеской книге «Лествица» преподобного Иоанна Лествичника перечислено тридцать степеней восхождения в Царство Божие. Последняя из них называется «любовь». Начинается она с фразы: «Тот, кто дерзает говорить о любви, дерзает говорить о Боге».

Убийство любви прежде всего происходит через гордыню и осуждение. Чтобы избежать превознесения, нужно просто почаще смотреть вверх. Вот старая история (из Древнего Патерика): приходит к старцу человек и спрашивает: «Что означает быть смиренным? – Старец говорит: Скажи, пожалуйста, у себя в деревне кем ты себя почитаешь? – Я – первый человек, самый богатый, знатный, уважаемый. – А если ты поедешь в уездный центр, ты кем там будешь? – Там я буду одним из самых уважаемых горожан. – А если ты поедешь в губернский центр, кем ты там будешь? – Тоже одним из уважаемых горожан. – А если поедешь в столицу? – Наверное, я буду себя ощущать плебеем. – А если зайдешь в царский дворец? – Там я буду ощущать себя ничтожнейшим из слуг. – Так как же ты должен ощущать себя перед лицом Бога, Царя царей? А перед Его лицом мы ходим всегда».

Так что если ты смотришь вверх, помнишь о Боге, ты уже не будешь превозноситься. Перед Богом ты и тот, кого ты ставишь ниже себя, равны. А по замыслу Божьему, может быть, той душе еще больше предназначено, чем тебе.

– Почему такая, казалось бы, вполне нравственная и полезная программа, как программа полового воспитания школьников, со стороны Церкви вызывает довольно резкое неприятие?

– Во-первых, уже из американского опыта видно, что такие программы не делают общество даже физически более здоровым: статистика показывает, что со времени введения подобных программ в американских школах число венерических заболеваний там не уменьшилось, а возросло. Возросло также число изнасилований и подростковых абортов. Американцы это заметили и отреагировали. И вот – именно в то время, когда в России пробуют ввести “половое воспитание”, конгресс США голосует за выделение миллионов долларов на проведение в американских школах программы воспитания в духе целомудрия.

Что же касается введения программы полового воспитания в наших, российских школах, то мне кажется, что это еще один шаг на пути к расчеловечиванию. Потому что человек не может быть человеком, если у него нет какой-то тайны. И конечно же, одна из главных тайн подростков, их маленький секрет, который они прячут от взрослых, это то, что они уже взрослые. Они уже не дети, они уже “все знают”. И для мира подростков как раз характерна стеснительность в этих вопросах.

В публичной бане без штанов будут ходить или маленькие дети, или взрослые мужики. Подросток же ни за что с себя плавки в бане не снимет. И вот эти сеансы массового раздевания – пусть даже на уровне слов, картинок – это разрушение естественной потребности человека в тайне. Ведь все-таки не случайно сексуальная сфера в самых разных традициях, совершенно далеких от пуританства, весьма далеких от христианства, всегда была окружена системой разнообразных табу. Именно эта область почему-то всегда воспринималась как имеющая прямое, непосредственное отношение к религии. А где религия – там мистика, там тайна.

Посвящение во взрослые всегда было таинством, а не просто раскрытием давно всем известных сексуальных секретов. В упомянутых же программах с самого начала предлагается заведомо профанный, бесчеловечный язык – язык чистейшей механики, физиологии… Вместо тайны любви речь идет о секретах секса.

Сегодня в России более чем достаточно источников для желающих подростков узнать все, что их на эту тему интересует. Более чем достаточно всевозможных книг, журналов, видеопродукции. Поэтому совсем не обязательно вводить все это в школе. Кроме того, у массовой школы есть такой талант – убивать все, чего она касается. Будь то Пушкин, будь то закон Божий. Если хотите, чтобы было воспитано поколение атеистов – введите обязательный Закон Божий. Хотите воспитать поколение импотентов – введите школьное половое воспитание.

И, знаете, при виде обилия рапсовских 125 агиток с рекламным слоганом «Твой друг – презерватив», приходит на ум народная мудрость: скажи мне, кто твой друг, и я скажу – кто ты…

– Но ведь смысл данной программы, как я понимаю, в том – что “раз все это естественно” – значит, все это необходимо знать…

– Я просил бы помнить, что слова «естественный», «естество» имеют два совершенно разных смысла, в зависимости от того, употребляются ли они в богословском контексте или в светском. В богословской речи естественным называется то, что происходит по Богозданному естеству человеческому.

Одним словом, естественно то, что делает Христос (о том, каким был Адам до грехопадения мы знаем слишком мало). Только во Христе мы видим восстановленное человеческое естество. Это и есть христианская норма. А в светском языке естественно – это то, что массово и обыденно. Поэтому для Православия естественна святость, для массового лексикона сегодняшнего дня естественен, в общем-то, порок. На языке Православия естественно то, что мы называем идеальным, то что редко. Ну, а поскольку светский язык всегда имеет ввиду естество “оживотившееся”, естество человека падшего, то естественными объявляются падшие, массовые состояния, а массовость всегда склонна извинять себя.

– Что же в итоге получается, что в мире все так мрачно: и грех с пороком естественны, и о нравственности не имеем верного представления? В принципе не представляем, что имеется в виду под нравственностью в Православии?

– Нет, я считаю, что представляем себе. Потому что нет на свете такого человека, даже очень юного человека, у которого не было бы опыта жизни в добре. Может быть, всего несколько минуток в его жизни – но они все же были… А ведь быть верующим – это означает быть верным самым светлым минутам своей жизни.

Наша жизнь полосата независимо от того, год тигра на дворе или какой-нибудь другой год. Да, бывают у нас периоды какого-то оскотинения. Но даже в эти минуты, которые на языке Православия называются окамененным нечувствием, в эти минуты все равно надо хранить верность лучшему, которое уже было и которое ты желаешь вернуть в свой обиход. Действовать так, как ты поступил бы в ту высшую минуту, в том состоянии, когда ты был духовно одержим добром и светом, когда ты был настигнут радостью – это и означает быть верующим.

– Почему Православная Церковь осуждает секс, как способ получения удовольствия? Ведь научно доказано, что подавление сексуальности делает человека злым и агрессивным.

– Честно говоря, я в этом сильно сомневаюсь. Я не могу сказать, что современные подростковые компании, в которых, как раз, секс не столько подавлен, сколько сам подавляет, менее агрессивны, чем приверженцы более сдержанной линии поведения .

Вопрос о сексе – это вопрос о свободе человека: или твои гормоны управляют тобою, ударяют тебе в голову и тогда ты думаешь уже не головой, а какими-то иными своими органами. Или ты – человек. И как человек, не просто повинуешься инстинктам, и твой поиск – не «с кем спариться». Человек должен любить не тело другого человека, а самого человека, целостного, тело и душу. И он должен нести ответственность за результаты своих действий. А самое главное – христианство дорожит любовью. Но когда сегодня юноша говорит девушке «я тебя люблю», то в 90 случаев из 100, в переводе на русский язык, этот Ромео просто хотел сказать своей Джульетте: «слышь, я тащусь от тех ощущений, которые я испытываю в твоем присутствии». В современной молодежной культуре «я тебя люблю» означает «я тобой пользуюсь». То есть мне нравятся мои ощущения, я от них балдею, а ты для меня – просто стимулятор этих ощущений. И это не любовь, а всего лишь одна из форм эксплуатации человека человеком.

Феофан Затворник говорил, что «Любовь, проповедуемая миром сим – болезнь. И опасна она тем, что больному хочется болеть до безумия». Наша повседневная жизнь подтверждает – диагноз прежний, и с каждым днем болезнь прогрессирует.

– Для того чтобы понять эти слова надо вспомнить церковное значение слова «страсть». Страсть в церковном смысле – это не сильное чувство, не влюбленность, не страдание. Страсть – это то, что в грамматике передатся с помощью страдательного залога. То есть то, что вторгается в мою жизнь, а не то, что я делаю. Действительно, любовь в этом смысле – это страсть, как то, что владеет мною. И человек влюбленный действует не замечая, что иногда чем-то странным управляем, а не сам собою руководит. Видимо, об этом измерении чувства влюбленности, о том, что там появляется элемент несвободы и неосознанности, подобное состоянию медиумичности, пассивности, и сказал свт. Феофан как о болезни.

– Может ли гомосексуалист стать православным священником?

– Боже, ну, как отвечать на такой вопрос? Даже если бы вы спросили меня – «а может ли гетеросексуалист стать священником» – и то ответить было бы трудно. Настолько эти лексиконы из разных миров…

Поэтому, кстати, и нельзя ответить простым «нет». Да, церковные каноны однозначно определяют гомосексуализм как деяние, несовместимое со священным саном. Но в том-то и неясность, что каноны (нормы права, законы) говорят именно о деяниях. На языке церковного права гомосексуалист – это человек, совершивший определенное деяние. На языке же современной психологии гомосексуалист – это человек с гомосексуальным влечением. Значит, сегодня это слово понимается более широко.

Отсюда и неясность: поскольку каноны говорят о действиях, а не о помыслах, то можно ли безусловно распространять определения церковных канонов на людей, еще не совершивших гомосексуальных поступков и зарекшихся от их совершения? Может ли канон, право наказывать за помысл, регулировать чувства?

Не во всех своих мыслях человек свободен. Что-то в него всевается «лукавым». Что-то определяется психическими травмами и впечатлениями детства (как раннего, так и подросткового). Если человек, заметив в себе гомосексуальное стремление, пугается его, оценивает его негативно, кается в нем и не допускает себя до соответствующих деяний – то с точки зрения христианства это прежде всего аскет. Он победил свой помысл, хотя до конца еще и не искоренил его (а какой вообще греховный помысл можно до конца искоренить?). За что же его наказывать?

А ведь такая борьба бывает и у святых. Даже искренний, даже святой христианин может быть стужаем этим искушением: «Вопрос: Помысл говорит мне, чтобы я беседовал с братом, к которому чувствую влечение, когда его вижу… Ответ: Брат! И я в юности моей многократно и сильно бывал искушаем бесом блуда и трудился, подвизаясь против таких помыслов, противореча им и не соглашаясь с ними… Брань сию упраздняет непрестанная молитва с плачем… Да не расслабят тебя бесы, чтобы обращать внимание на брата, которым завлекаешься, или беседовать с ним, но если тебе и случится нечаянно с ним сойтись против твоего желания, удержи взор твой со страхом и благопристойностью, и не слушай внимательно его голоса… Скажи помыслу твоему: вспомни страшный Суд Божий и стыд, который постигнет тогда» (Вопросы преп. Аввы Дорофея и ответы старца Варсонуфия Великого, 7).

Как видим, блудный помысл такого типа сам по себе, раскаянный и не воплощавшийся в блудных действиях, в этом случае не стал канонической преградой для поставления в игумены. Тем более, что человек не всегда всецело и единственно ответственен за свои мысли: худшие помыслы могут в него всеваться врагом рода человеческого.

Вот обычный мужчина. У него есть обычное мужское чувство влечения к женщине. Но это не значит, что он должен на всех набрасываться. А если он в добрачном состоянии (семинарист) или монах, то он обязан вести целомудренный образ жизни. Если у тебя, по каким-то причинам (физиологическим, психологическим или иным – не хочу вдаваться в дискуссию о причинах гомосексуализма) сформировалось влечение к особям собственного пола – это не означает, что ты должен капитулировать перед этим влечением.

Борись. И если победишь, если сможешь контролировать это свое влечение, то сможешь стать священником. Только в том случае, если под «гомосексуализмом» понимать влечение к людям своего пола, а не только сексуальную практику, можно сказать, что человек, у которого это влечение есть, но он не доводит свой гомосексуализм до практики, может стать священником.

И еще один поворот судьбы возможен в связи с этой печальной тематикой. – А что, если человек уже стал монахом, священником, и лишь затем обратил внимание на реальную структуру своих сексуальных впечатлений и осознал себя в психологическом смысле гомосексуалистом? Узнав в себе этот «зов» и с ужасом признав его реальность, он приходит на исповедь к духовнику и говорит, что вот такая мысль вторглась в его душу. Должен ли духовник требовать от такого человека отказа от священного сана? Мне кажется, что нет.

Церковные же каноны со времен ап. Павла как раз не делают различия между блудными грехами «естественными» и «противоестественными». И о блудниках сказано то же, что о мужеложниках: «Или не знаете, что неправедные Царства Божия не наследуют? Не обманывайтесь: ни блудники, ни идолослужители, ни прелюбодеи, ни малакии, ни мужеложники, ни воры, ни лихоимцы, ни пьяницы, ни злоречивые, ни хищники – Царства Божия не наследуют». (1Кор. 6:9–10).

Каноны Отцов также приравнивают один грех к другому. «Любодеяния посвященных Богу… Мужеложники и скотоложники, и убийцы, и отравители, и прелюбодеи, и идолопоклонники – того же осуждения достойны. Поэтому правило, какое имеешь о прочих, соблюдай и о сих… Явившему неистовство в мужеложестве время для покаяния да расположится сообразно времени беззаконновавшего прелюбодеянием» (Правила Василия Великого 6, 7, 62; аналогично 4-е Правило св. Григория Нисского).

Св. Иоанн Постник снижает епитимьи (почему – он говорит в своем 3-м правиле) за блудные грехи с 15 до 3 трех лет – причем опять же не отличая прелюбодеяния от мужеложства (Пр. 20 и 29). (Епитимья – это время или отлучения от Причастия или же особых духовных упражнений: посты, поклоны…).

У того же канониста мы встречаем ограничение действий канонов: «Действие на сердце нечистых помыслов, если грех еще не содеян, не подвергается епитимии… Сочувствие сердца с помыслами очищается двенадцатью поклонами… Борьба со страстями бывает достойна или награды или наказания» (Правила 4,5 и 6).

Сама сексуальность человека таит в себе риск падения. Духовник знает это. Знают это и каноны. Поэтому помыслы не наказываются (хотя к борьбе с ними человек, конечно, призывается).

Вот послушник пришел на исповедь перед своим монашеским постригом. Завтра вечером он даст обет девства. Есть в нем помыслы, которые, если они воплотятся в реальные дела, окажутся несовместимыми ни с наследованием Царства Божия, ни с монашеством, ни со свяществом? – Конечно, есть. Но именно для того, чтобы не оказаться плененным ими, он и прибегает к помощи старца, и объявляет им войну.

Можно ли быть уверенным, что он всегда останется столь же чистым, как в минуту этой своей исповеди и в день пострига? – Нет: такой уверенности ни у игумена, ни у духовника, ни у епископа, давшего благословение на этот постриг, быть не может.

Так что любой постриг или хиротония – это риск. Но ведь есть и надежда, что «Богу содействующу» юноша пройдет начатый им путь без самых страшных падений. И в этой надежде его постригают и рукополагают.

И право на эту надежду имеет любой человек, желающий освободиться от тирании помыслов и стать господином своего сердца.

– Что делать девушке, если юноша признался ей в любви, видит ее как будущую жену, а она относится к нему как к брату?

– Так, может быть, самая прочная семья и получится. Сегодня считается, что лишь обоюдная страстная влюбленность должна соединять семью. Не знаю: хорошо это или плохо. Но традиционная православная семья никакой влюбленности как условия своего создания и существования не подразумевала. Конечно, мне не верится, что наши благочестивые предки в период брачного поиска были озадачены идеей своего спасения: «а женюсь–ка я ради спасения души на Марфутке!». Но и сумасшедшая голливудская влюбленность вряд ли была нормой. В большинстве случаев основой брака был здравый расчет (прежде всего родителей).

… Сейчас идут дискуссии о том, как относиться ко дню святого Валентина. Я как-то высказал идею о том, что если что-то плохо лежит, то это надо брать. Надо просто воцерковлять, приватизировать этот праздник, говорить: это наш праздник, наш святой, а потому давайте все в этот день молиться святому Валентину об умножении любви… В ответ же один батюшка мне так мудро отвечает: «Отец Андрей! Вы путаете понятия: любовь – это одно, а влюбленность – другое. Святой Валентин – покровитель влюблённых». Ну, полагаю, что если я эти состояния путаю, то скорее всего вместе со всей молодежью (а, значит уж с нею-то мы в таком случае говорим на одном языке). Во-вторых, Проповедь священника в этот день к пришедшим в храм «влюбленным» могла бы говорить как раз о любви…

Но с точки зрения аскетики, древней церковной книжности, и в самом деле трудно было бы сказать хоть что-то доброе о влюбленности. У Отцов (вспомните среди них хоть одного семейного и многодетного священника и при этом не мученика!) вообще трудно найти советы о семейной жизни, а уж тем более о времени брачного ухаживания. Отцы Церкви о влюбленности молчали, а пары тем не менее составлялись. И получали благословение Церкви.

В церковной среде как только заговоришь о покровителе влюбленных, сразу слышишь: «А у нас есть Петр и Феврония». Я сам когда-то имел неосторожность эту идею выдвинуть, пока не прочитал всерьез их житие. Да какая же там влюбленность?! Они вместе спасаются, акафисты читают. Об их супружеской любви друг ко другу в Житии просто нет НИ СЛОВА! Они «любили чистоту и целомудрие». Подчеркнутое житийное напоминание о том, что и в браке они жили целомудренно, отсутствие каких бы то ни было упоминаний об их детях склоняет к мысли, что брак их был «белым»… Есть еще фольклорная повесть о Петре и Февронии – там побольше влюбленности, но все равно мало. Да и праздник их всегда приходится на Петров пост – 8 июля.

Конечно, влюблялись православные люди и во II веке, и в Х-м, и в XVI-м. Но это оставалось где-то за гранью церковного учения и контроля. И поэтому я не могу предложить вам готовую цитату: «Св. Иоанн Златоуст о влюбленности сказал, что влюбленный юноша должен признаваться девушке в своих чувствах вот так, а девушка, согласно Типикону, должна ему отвечать следующее». Нет такого в Типиконе.

В контексте Вашего вопроса это означает прежде всего, что отношение девушки к любящему ее юноше как к брату не является каноническим препятствием к их браку.

* * *

51

Цит. по: Ольденбург С. Ф. Культура Индии. – М., 1991, с. 212.

52

Цит. по: Кожевников В. А. Буддизм в сравнении с христианством. Т. 2, Петроград, 1916, сс. 508–509.

53

свят. Иоанн Златоуст. Беседы о пророчествах Ветхого Завета. / Творения. Т. 4. – СПб., 1898, сс. 248–249.

54

Джатака о заклинании тоски. / Будда. Истории о перерождениях. – М., 1991, с. 40.

55

Письма Елены Рерих 1929–1938. М., 1992, Т. 1, с. 399.

56

Чже Цонкапа. Большое руководство к этапам Пути Пробуждения. Т.1. СПб., 1994, с. 322.

57

Джатака о заклинании тоски. с. 40.

58

Джатака об одураченном. / Будда. Истории о перерождениях. – М., 1991, с. 50.

59

Среди 40 канонических предметов буддистской медитации, рекомендуемых “Висуддхимагой”, числятся такие: “вздутый труп, посиневший труп, гноящийся труп, изломанный труп, изгрызанный труп, труп, различные части которого разбросаны, разрубленный и разбросанный труп, окровавленный труп, изъеденный червями труп, скелет” (Конзе Э. Буддийская медитация: благочестивые упражнения, внимательность, транс, мудрость. М., МГУ, 1993, с. 7). Медитации на эти темы чисто инструментальны. К ним надо прибегать в зависимости от того, что именно кажется буддисту слишком привлекательным в женщине. Например, “посиневший труп, демонстрирующий гибель цвета кожи, благотворен для того, кто испытывает влечение к красивой коже. Изгрызанный труп, демонстрирующий разрушение прежде гордого контура выступов мяса, благоприятен для того, кто испытывает физическое влечение к выступам мяса в грудной или подобной ей частях тела” (Там же, сс. 69–70).

60

См. Монахиня Игнатия. Церковно-песнотворческие труды инокини Кассии / Богословские труды. Сб. 24. М., 1983.

61

О причине сомнений в достоверности этого эпизода с яблоком и «конкурсом невест» см. Афиногенов Д. Е. Казачков Ю. А. Легенда о Феофиле: новые разоблачения / Ученые записки Российского Православного Университета. Вып. 5. М., 2000. См. также: Каждан А. П. История византийской литературы (650–850 гг.). СПб., 2002, сс. 404–419.

62

Саксонское зерцало (Gachsenspiegel) I,24 / Средневековье в его памятниках. Антология под ред. Д. Н. Егорова. М., 1913, с. 266. . Современное издание этого текста: Саксонское зерцало. М.,1985.

63

См. Каждан А. П. Никита Хониат и его время. Спб., 2005, с. 158.

64

«Обрезание ничто и необрезание ничто, но все в соблюдении заповедей Божиих» (1Кор. 7:19).

65

«Его пожелал Павел взять с собою; и, взяв, обрезал его ради Иудеев, находившихся в тех местах; ибо все знали об отце его, что он был Еллин» (Деян. 16:3).

66

Об этом было специальное решение Поместного Собора 1917–1918 годов – «О привлечении женщин к деятельному участию на различных поприщах церковного служения (Священный Собор Православной Российской Церкви. Собрание определений и постановлений. М., 1994, вып. 4. с. 47).

67

Исключения бывали и раньше: св. Николай Японский благословлял женские лекции и проповеди в Японии (см. Запись от 16 августа 1903 г. / Дневники святого Николая Японского. Хоккайдо, 1994, с. 291).

68

«Рукоположение в степени священства, если пользоваться православной терминологией, таинством у нас не является… Ординация для лютеран – никак не таинство» (Жизнь. Церковь. Вера и наука. Профессор Фэри фон Лилиенфельд рассказывает о себе и своем видении Православия и лютеранства. Беседы с проф. Е. М Верещагиным, состоявшиеся в Германии в 1996–2002 годах. М., 2004, с. 275).

69

Послание Священного Синода о V Ассамблее Всемирного Совета Церквей и ее результатах / Журнал Московской Патриархии. 1976, № 4.С. 9.

70

Как раз некоторые протестанты (а именно – баптисты) с присущим им буквализмом находят в Библии именно юридические мотивы для отвержения женского пасторства: “Давайте рассмотрим те качества, которыми должны обладать пастор или епископ, и посмотрим, обладает ли требуемыми качествами женщина. Епископ да будет одной жены муж (1Тим. 3:2). Есть ли такое качество у женщины? Может ли женщина быть мужем своей жены?” ( Девельт Д . Церковь в Библии. – М., 1994, с. 153).

71

Говорю это, памятуя о том, что когда-то Златоусту пришлось поплатиться за подобные слова. Он сказал их, правда, не о прихожанках, а о священнослужителях: «Алтарь Церкви полон фуриями». На суде эти его слова стали потом одним из доводов обвинения (см. Тьерри А. Святитель Иоанн Златоуст и императрица Евдоксия. Христианское общество Востока. М., 1884, с. 116). А вот мнение из источника, который я считаю более чем сомнительным (см. главу «Искушение, которое приходит справа») но зато для моих из-церковных критиков он авторитетен: «Забыв, а может и не зная, наставление “жена да не отверзает уст своих”, женщины будут пытаться учить в храмах. Ева уже попробовала наставить Адама, только что из этого вышло? Так и теперь будет. Сами не войдут и другим мешать станут. Ты остереги молодых, матушка, остереги! Хуже нет, как эти православные ведьмы в храме. Что только не выдумают, что только не попридумывают! Мню, все выкрутасы их – на приход антихристов. Закрыв истину лавиной всякой глупой обрядности, проще его ждать воцарения. Понимания нет, трепета – нет, только стань, повернись, поклончик… нынешний человек есть земля иссохшая, жаждущая воды живой, слова Божия. А так получается, что слышит он не слова жизни, а черный бред храмовых старух. Уж они-то научат! Эти “сестры” такого напридумывают, что целые труды богословские понадобятся для развенчивания их «учений». Ты-то уж это знаешь. Вот спрашивают не так давно: «Правда ли, что после причастия надо бежать домой, и только после прихода в дом можно идти в магазин и т.п.? А иначе, говорят, всю благодать теряешь». Вот ответь, отче, на эту несусветицу! Басня, околесица прямо, но чтобы развенчать ее, нужен труд страниц на тысячу. Благодать Причастия Христу теряется от захода в лавку за хлебом! Каково?! И верят же им, верят. А то еще пуще – дал святой воды просящему – благодать потерял, отдал часть ветвей ивы в Неделю ваий – заболеешь. Стоял в храме, но не дождался целования креста – в храме не был. И вновь же повторюсь – верят им, верят. Проще следовать диким басням тех, кто татями стал в храме, присвоив себе право учить, а не следовать учениям Христовым» (Беседы и наставления старца Антония 4 (Письма). http://ww.zaistinu.ru/ukraine/church/antony6?print).

72

Пример богословской дикости: «Кондак, Глас 6: Рожденнаго Духом от Отца Небеснаго, прежде сотворения денницы, Тобою плотию Рожденнаго без Отца, не нарушив девства, Того умоли помочь нам победить завистью одержимаго падшаго денницу. Да одержим полную победу над дьяволом, миром и плотию, Твоими молитвами, Богоневестная». Сын, «рожденный Духом от Отца» – это богословская абракадабра (своего рода филиокве наоборот).

73

см. митр. Филарет (Дроздов). Записки, руководствующие к основательному разумению книги Бытия, заключающие в себе и перевод сей книги на русское наречие. ч.1. М., 1867. с.55.

74

Схимонахиня Анна из храма Рождества Иоанна Предтечи / Новая книга России. 2001, № 3. с. 64.

75

Арестанты или народ-Богоносец?! (Об ИНН) / Ковчег. Монастырская православная газета. Издание женского монастыря Святой Равноапостольной Марии Магдалины. № 2(19) февраль 2001.

76

Это движение появилось лишь в середине XVIII века и, кстати, вызвало ожесточенное сопротивление раввинов и, как следствие – поддержку правительства России. См. Положение о евреях 1804 года 5,53.

77

Типичный пример: «Нас заставляют принимать как Откровение и догму решения отцов церкви, серьезно обсуждавших вопрос – сколько духов могут уместиться на конце иглы, или другой такой же перл – имеется ли душа у женщины?» (Письма Елены Рерих 1929–1938. Т. 1, Минск, 1992, с. 162). Кстати, вопрос об Ангелах на кончике иглы не так смешон, как кажется церквеборцам. Кончик иглы – это минимум пространства; в пределе это математическая точка. Ангел, согласно средневековому богословию, – существо бестелесное. То есть в пространственном континууме его присутствие можно рассматривать как абсолютный ноль. Следовательно, вопрос о том, сколько Ангелов умещается на кончике иглы, в математической точке, есть вопрос о соотношении максимально малой, но все же реальной величины, и нуля. Это начало дифференциального исчисления: может ли величина, бесконечно стремящаяся к нулю, достигнуть своей цели, и в чем различие между нулевым значением и функцией, стремящейся к нулю. Весьма многие научные проблемы, прежде чем они были сформулированы и решены на собственно научном (прежде всего математическом) языке, первоначально формулировались в лоне философии. Вопрос об Ангелах и игле – один из таких вопросов. Издеваться над ним – все равно что издеваться над атомизмом Демокрита.

78

Однажды, впрочем, я встретил публикацию, где была попытка привязать этот мифический собор к определенному столетию. Корреспондент газеты «Правда» порадовал своих читателей сообщением, будто «вопрос, есть ли у женщины душа, был главной темой споров отцов церкви в VI веке. И лишь ничтожным большинством они согласились наделить слабый пол душой» (Васильев А. Египет и египтяне. М., 2000, с. 155). Занятно: оказывается, спор был, он был «главным», и шел он целое столетие. Но вот только ни одной цитаты, ни одного текста не сохранилось… Сама Церковь ни о чем подобном «не помнит», а вот ее недруги от масонов до коммунистов и оккультистов что-то «припоминают».

79

Честертон Г. К. Проклятие золотого креста. / Избранные произведения в 5 томах. т.2. М., 1994, с. 111.

80

Григорий Турский. История франков. М., 1987, с. 230.

81

Владимиров А. В поисках Православия. Современники. М., 2000, с. 156.

82

Евдокимов П. Женщина и спасение мира. Минск, 1999, с.165.

83

«Женщины, помня о своей красоте и об особенной своей обязанности наблюдать приличия, чтобы не растяги­вать губ, не должны пить из широких кубков, выливая напиток в уста широко раскрытые; пристойнее им пить из алебастровых с узким отверстием кубков, головы при этом назад, однако, не откидывая, шеи не обнажая, что, по мое­му мнению, неприлично. И рыгать подобно мужчинам или, лучше сказать, подобно рабам – это, значит, изобличать им свою страсть к пресыщению и обнаруживать тем свою неблаговоспитан­ность. Если уже ни одному разумному мужчине непри­лично действие, достойное порицания, то тем менее жен­щине, которая, помятуя уже свою природу, должна сты­диться. Большая досада, говорит Писание, жена преданная пьянству (Сир. 26:10), т.е. охмелевшая жена представляет собою гнев как бы Божий. Почему? Потому что она всю непристойность несвойственного ей поведения при этом обнаруживает (Сир. 26:11)» (Педагог. М., 1996, С. 138).

84

Значение рассказа о сотворении жены из ребра св. Феодорит Кирский видит в том, «чтобы тождество естества показать» (Феодорит Кирский. Изъяснение трудных мест Божественного Писания по выбору / Творения. Троице-Сергиева Лавра, 1905, с. 32). «Что касается свойств человеческих, то не иную природу имеет женщина сравнительно с мужчиной… Посему нельзя сказать, что Еврипид очень рассудительно пишет, когда говорит, будто бы “все вообще женщины злее мужчин, если бы и наихудший из мужчин женился даже на самой Добродетели, то и тогда жена его все же была бы злее мужа”» (Климент Александрийский. Строматы 4,8).

85

Толкование Раши. Цит. по: D. Louis. Le jardin d’Eden. – Paris, 1992, p.110.

86

Ефрем Сирин, преп. О рае. / Творения. ч.5. Сергиев Посад. 1912. с.241.

87

“Дух Христа своим приказом разложил свое тело на атомы” (Рерих Е. И. Огненный опыт. / Рерих Е. И. У порога нового мира. – М., 1993, с. 107).

88

«Употребление панталон или braccae считалось в Италии галльским и варварским обычаем» (Ф. Гизо. Комментарии / Э. Гиббон. Закат и падение Римской империи т. 1. М., 1997, с. 493). В византийской литературе брюки впервые – и осудительно – упоминаются только в 12 веке у Евстафия Солунского (Каждан А. П. Никита Хониат и его время. Спб., 2005, сс. 92 и 152).

89

А вот ответ на аналогичный вопрос украинского священника: «Главный аргумент против женских брюк берут из Библии: «На женщине не должно быть мужской одежды, и мужчина не должен одеваться в женское платье, ибо мерзок пред Господом Богом твоим всякий делающий сие» (Втор. 22:5). Все, кажется, просто: всякая женщина в брюках – смертельно грешит. Короче, таким в нашем храме не место. Увы, такое прямолинейное толкование страдает невеже­ством. Что мы знаем о мужской и женской одежде? Знаем, что в Шотландии национальной одеждой мужчин является юбка. Да и носили ли вообще шта­ны в том виде, как мы их знаем сейчас, мужчины древней Греции (можете представьте себе статую Зевса в кальсонах)? Это вопрос. Но еще более пи­кантным этот вопрос становится тогда, когда спра­шиваешь непримиримых борцов с женскими шта­нами – а Ваш сын или муж тоже носит такие вот брюки, как в летних женских костюмах? На что они, к счастью, отвечают гневным и удивленным «НЕТ». Оказывается, не всегда женские брюки являются мужской одеждой. Зачем-то ведь в магазинах ого­варивают такую подробность наименования одеж­ды под названием «брюки», как «мужские» или «жен­ские». Вряд ли в здравом уме мужчина оденет те брюки, в которых ходит женщина. Уж он тогда будет явным примером Библейского утверждения о мер­зости и нелепости носить мужчинам женскую одеж­ду (и наоборот). Кто не согласен, пусть расскажет, можно ли мужчинам в рукавицах зимой ходить. На том осно­вании, что женщины с удовольствием носят перчат­ки и считают их частью своего гардероба» (Прот. Виктор Кулыгин. Ответы на насущные вопросы / Живой Родник. Православный собеседник. Донецк, 2003, апрель, с.19).

90

Цит. по: Павел, Патриарх Сербский. Может ли женщина приходить в храм на молитву, целовать иконы и причащаться, когда она «нечиста» (во время месячных)? /Вестник Германской епархии Русской Православной Церкви за границей. Мюнхен, 2002. № 2 (3434)

91

“Так мы учили. В час, когда вышний могучий Змей бывает разбужен грехами мира, и соединяется с женщиной, и вводит в нее скверну, – тогда Мужчина отделяется от нее из-за того, что нечиста она и зовется нечистой. И нельзя Мужчине приближаться к ней: горе, если он осквернится ею в то время, когда она нечиста!.. 24 вида нечистоты ввел Змей в Женское, когда соединился с ним, в соответствии с численным значением вражды . 24 вида пробудились сверху и 24 – снизу. И отросли волосы, и увеличились ногти, и тогда суды пробудились во всем. И преподано. Когда женщина хочет очиститься, должна она срезать все волосы, которые отросли в дни ее нечистоты и остричь ногти вместе со всей грязью, которая в них. Ибо преподано в тайнах нечистоты. Скверна, которая в ногтях, пробуждает иную скверну. И поэтому их следует надежно укрыть. Ибо учили мы, что 1455 видов зла держится за ту скверну, которую вел могучий Змей, и все они пробуждаются от скверны ногтей. И используя то, что связано с ними, всякий, кто захочет, может наводить порчу на сынов человеческих. И тот, кто уничтожает их, тот как бы увеличивает Милость во вселенной… Если остатки от остатков высшей нечистоты таковы, то тем более – женщина, сочетавшаяся со Змеем и получившая от него скверну, которую он ввел в нее. Горе вселенной, воспринявшей от нее эту скверну!» (Тайна нечистоты. / Раби Шимон. Фрагменты из книги Зогар. – М., 1994, сс. 163–164).

92

преп. Макарий Египетский. Новые духовные беседы. М., 1990, с. 175. Речь идет о следующем Библейском тексте: пред лицом Бога «вся праведность наша – как запачканная одежда» (Ис. 64:6). Слав. перевод: «якоже порт нечистыя вся правда наша». В Септуагните (греч. переводе книг Ветхого Завета) стоит ρακοσ αποκαθημενισ. Первое из этих слов означает лохмотья, тряпье ; второе – очищающихся, выделяющих, отделенных. Патриарх Сербский Павел: «позже дошло до такой точки зрения, что женщины не должны приходить в церковь в этом состоянии… Возможно и из-за запаха, который издает материя очищения при разложении» 3434

93

Жизнь. Церковь. Вера и наука. Профессор Фэри фон Лилиенфельд рассказывает о себе и своем видении Православия и лютеранства. Беседы с проф. Е. М Верещагиным, состоявшиеся в Германии в 1996–2002 годах. М., 2004, с. 284. Фэри фон Лилиенфельд – лютеранский пастор, ставший почетным членом Московской Духовной Академии (в 1985 году).

94

Цит. по: Еврейская Энциклопедия. Т.8. СПб., 1908, с. 176.

95

Преп. Ефрем Сирин. Толкование на Четвероевангелие / Творения, т.8. Троице-Сергиева Лавра, 1914, сс.100–118.

96

Цит . по : Бэда Достопочтенный. Церковная история народа англов. СПб., 2001, сс. 33–36. Сексуальное общение мужчины и женщины в менструальный период св. Григорием, как и всей святоотеческой христианской традицией воспрещается. Поэтому так странно было читать в мусульманском издании: «Христиане не делают различия между периодом менструации и остальными днями месяца. Ничто не запрещает им в этот период общаться со своими женами, включая интимную близость с ними.. Ислам осуждает экстремизм иудеев и заявляет, что любое общение с женщиной, помимо интимной близости, в период регул допустимо. Но он осуждает и христиан, которые не признают никаких ограничений» (Свет священного Корана. Разъяснения и толкования. Составлено группой мусульманских ученых. Т.1. Исфахан (Иран), 2002, сс. 510 и 512). У самих же авторов этой мусульманской книги сама мысль о таком общении «вызывает чувство брезгливости» (Там же, с. 510).

97

3434

98

Занятное эхо этого моего интервью: «Угрозу, висящую над Традицией, почувствовали не только церковники стран ЕС. Письма протеста в Конвент писали даже представители Московского патриархата. Лет через несколько Россия в ЕС неизбежно войдет. И тогда уже Московскому патриархату придется держать ответ за… Да много за что. Ну, например, за то, что женщин в алтарь не пускают, почитая их существами нечистыми. За то, что запрещают женщинам входить в храм во время менструации. А уж это самая неприкрытая дискриминация. Это требование настолько диковатое на современный взгляд, что с ним внутри РПЦ борются даже такие фундаменталисты и ортодоксы, как Андрей Кураев. Читая лекции перед верующими в Магадане, он позволил себе неслыханное вероотступничество (о чем по инстанции было немедленно доложено): сказал, что в свете новых условий жизни женщинам во время критических дней заходить в церковь можно. Ссылался при этом, между прочим, на новые технологии: мол, теперь изобретены столь качественные тампоны и прокладки, что женщина не будет «смущать прихожан в храме кровавыми следами на полу». Дикие нравы – дикие аргументы, но сам факт примечателен: умный и добрый Кураев после этого выступления за свое вольнодумство был немедленно бит другими ортодоксами – неумными и недобрыми, коих в РПЦ большинство. Каково им будет завтра жить по Евростандарту, если они самомалейших изменений не приемлют?» (Дунаев А. Европа отвернулась от Бога / Огонек 15–21 сент 2003).

99

В хутынском монастыре «свыше ста монахов, большая часть коих славятся своей святостью: мы видели собственными глазами, что некоторые из них носят на теле по сорок лет железные пояса из цепей; свои рубахи и платья они не меняют, пока те совершенно не истлеют на них. О удивление! Мы обоняли от них запах, подобный мускусу» (архидиакон Павел Алеппский. Путешествие Антиохийского патриарха Макария в Россию в первой половине XVII века, описанное его сыном, архидиаконом Павлом Алеппским. М., 2005, с. 464).

100

Фудель С. И. Священное предание / Собрание сочиений. Т.2. М., 2003, С. 372.

101

«Девицы покрывала не носят, так что можно отличить девицу от замужней», – пишет арабский путешественник XVII века о православных обычаях Молдавии (первой на его пути из Дамаска в Москву стране, живущей не по законам шариата, а по канонам христианства) (архидиакон Павел Алеппский. Путешествие Антиохийского патриарха Макария в Россию в первой половине XVII века, описанное его сыном, архидиаконом Павлом Алеппским. М., 2005, с. 44).

102

Впрочем, Плутарх (Римские беседы, 14) пересказываает эту историю совершенно обратным образом: причина была в том, что, напротив, жена Сульпиция накинула плащ на голову… Разногласие, очевидно, связано с разночтениями в рукописях первоисточника (Валерия Максима): operta или aperto.

103

Tertullien. Le voile des vierges. Introduction et commentaire par Eva Schulz-Flugel. (SC, 424). Paris, 1997, p. 91

104

Толкование на первое Послание к Коринфинам / Творения преп. Ефрема Сирина. ч.7. Троице-Сергиева Лавра, 1900, с. 87.

105

Св. Иоанн Златоуст. Беседы на первое послание к Коринфянам. 26,3 / Творения. Т. 10. кн.1, Спб., 1905, с. 256.

106

«Этот знак производит благоустройство в роде человеческом, представляя в надлежащем виде начальствующего и подчиненного» (Там же, с. 257).

107

См. Tertullien. Le voile des vierges. Introduction et commentaire par Eva Schulz-Flugel. (SC, 424). Paris, 1997, p. 92. Забавно, что эти же тезисы иудейских наставников можно услышать и из православных уст: «Когда посуда не помыта, злая сила лижет и оскверняет все, а мы потом эту нечисть поглощаем и заболеваем. Встав от сна, надо быстро умыться, причесаться, чтобы темная сила не путалась в волосах и не навевала плохие помыслы» (Ильинская А. Старец-утешитель последнего времени (Псково-Печерский схиигумен Савва) / Литературная учеба. М., 1997, кн. 5–6, с. 127).

108

Св. Иоанн Златоуст. Беседы на первое послание к Коринфянам. 26,4 / Творения. Т. 10. кн.1, Спб., 1905, с. 258.

109

Гиббон Э. Закат и падение Римской Империи. т.7. М., 1997, с. 371. «Византийские женщины 11 века не только старательно закрывали руки и ноги длиннополыми рубахами и плащами, но, выходя на улицу, прятали лицо под полотняным платком» (Каждан А. П. Никита Хониат и его время. Спб., 2005, с. 103).

110

Так понимал смысл платка Климент Александрийский (Педагог 2,10 (2,54,2) / Климент Александрийский. Педагог. М., 1996, с. 203).

111

Толкования на Новый Завет блаженного Феофилакта, архиепископа Болгарского. Спб,, б.г., С. 463.

112

«Меня снова привели к самозванцу и поставили перед ним на колени. Пугачев протянул мне жилистую свою руку. «Цалуй руку, цалуй руку!» – говорили около меня. Но я предпочел бы самую лютую казнь такому подлому унижению. «Батюшка Петр Андреич!» – шептал Савельич, стоя за мною и толкая меня. – «Не упрямься! что тебе стоит? плюнь да поцалуй у злод… (тьфу!) поцалуй у него ручку». Я не шевелился. Пугачев опустил руку, сказав с усмешкою: «Его благородие знать одурел от радости. Подымите его!» – Меня подняли и оставили на свободе. Я стал смотреть на продолжение ужасной комедии. Жители начали присягать. Они подходили один за другим, цалуя распятие и потом кланяясь самозванцу» (Капитанская дочка). Русский мужик Савельич не видит проблемы в этом поцелуе; а вот воспитанный по европейски-джентльменским правилам офицер не может заставить себя согнуться.

113

Муж, «молящийся хотя бы с обнаженною главою, но с отрощенными волосами, равен покрывшемуся» (Св. Иоанн Златоуст. Беседы на первое послание к Коринфянам. 26,4 / Творения. Т. 10. кн.1, Спб., 1905, с. 258).

114

Творения преп. Максима Исповедника. Кн. 2. М., 1993, сс. 69–72; http://t-jhouse.narod.ru/biblio/max/answer1.htm#p25

115

цит . по: Бэд а Достопочтенный. Церковная история народа англов. СПб., 2001, с. 32.

116

В 1729 г. “Святейший Правительствующий Синод, слушав присланной с Царицынской заставы копии с доношения обретающегося при калмыцком владельце Петре Тайшине иеромонаха Никодима Линкевича о приемлющих Святое Крещение калмыках, которых-де с 727 и в прошлом 728 году кибиток сорок, все с женами и детьми, а по реестру именами мужска и женска пола 176 человек, в Святом Крещении совершилися. То надлежит ли-де венчать после крещения тех, которые супружество имели до крещения, чтобы резолюцию учинить. Приказали: которые калмыки супружество имели до восприятия Святого Крещения и ныне, как мужи, так и жены их, крещение приняли, тем бракосочетаваемого венчания не чинить, но велеть им жить в том супружестве невозбранно” (Полное собрание постановлений и распоряжений по ведомству православного исповедания. Т. 6, № 2214, с. 315).

117

Наставление священнику, назначаемому для обращения иноверных и руководствования обращенных в христианскую веру / Избранные труды святителя Иннокентия, митрополита Московского, апостола Сибири и Америки. М., 1997, с. 172.

118

Раннехристианские апологеты II-IV веков. Переводы и исследования. М., 2000, сс. 148–149.

119

Настольная книга священнослужителя. Т.4. М., 1983, с. 357. О том, что пустынно-монашеская жизнь в церковном предании не безусловно предпочитается жизни христианина в миру, см.: философ Ирон «видев, что жизнь пустынная, отшельническая, удаляющаяся и чуждающаяся общения с людьми, хотя сама по себе важна и высока, даже выше сил человеческих, однакоже ограничивается только преуспевающими в оной, отрицается же от общительности и снисходитель­ности – свойств любви, которая, как известно ему было, есть одна из первых достохвальных добродетелей. Сверх того, та­кая жизнь, как необнаруживающаяся в делах, не может быть поверяема и сравниваема с другими родами жизни. Напротив того, жизнь общественная, провождаемая в кругу других, кроме того, что служит испытанием добродетели, и распространяется на многих, и ближе подходит к Божию домостроительству, кото­рое и сотворило все, и связало все узами любви» (св. Григорий Богослов. Слово 25, В похвалу философа Ирона / Творения. Сергиев Посад, 1994, т.1, сс. 360–361). К таким же выводам приходит св. Иоанн Златоуст, сопоставляя жизнь городского священника и монаха-пустынножителя: «Велик подвиг и велик труд монахов. Но если кто сравнит труды их с священством, хорошо исправляемым, тот найдет между ними такое различие, какое между простолюдином и царем… Я знаю многих из проведших всю жизнь свою в затворничестве и изнурявших себя постом, которые, пока пребывали в уединении и пеклись только о себе, более и более преуспевали, а когда явились к народу и должны были исправлять невежество людей, тогда одни из них с самого начала оказались неспособными к такому делу, а другие, хотя и продолжали служение (пастырское), но оставив прежнюю строгость жизни, причинили величайший вред себе и не принесли никакой пользы другим… Ни благочестие само по себе, ни глубокая старость не могут делать владеющего ими достойным священства…Если бы кто предложил мне на выбор: где я желал бы заслужить доброе о себе имя, в предстоятельстве ли церковном, или в жизни монашеской, я тысячекратно избрал бы первое» (св. Иоанн Златоуст. Слова о священстве 6,5; 3,15; 6,7).

120

Вообще при чтении буддистских джатак поражает несоразмерность наград и наказаний. «Тогда Ананда обратился к По­бедоносному с такими словами: – Что за греховный поступок совершил этот монах, ес­ли родился в облике обезьяны? И Победоносный рассказал Ананде следующее. В давние времена, когда в мир явился будда Кашьяпа, один молодой, недавно обращенный монах увидал, как другой мо­нах перепрыгнул через канаву. – Ты проворен, словно обезьяна, – сказал ему молодой монах. – А знаешь ли ты, кто я? – спросил молодого тот, другой монах. – Почему же не знаю? Ты обычный монах будды Кашьяпы, – ответил молодой монах. – Не насмехайся надо мной! – сказал тот монах. – Я мо­нах не только по названию, я обрел и четыре благих плода монашества. Услышав эти слова, молодой монах так перепугался, что даже волоски на его теле встали дыбом. Он пал на землю и стал просить прощения, полностью раскаявшись. За свое полное раскаяние он не возродился в аду живых существ, но за насмешку над архатом он на протяжении пя­тисот перерождений всегда рождался обезьяной» (Сутра о глупости и мудрости, 40 / Сутра о мудрости и глупости. М., 1978, с. 268).

121

Цит. по: Василий (Кривошеин), архиеп. Преподобный Симеон Новый Богослов. Брюссель, 1982, с. 88.

122

А жаль. Потому что в феврале 2002 года газета «Труд» присвоила мне звание «Герой Труда», а в соответствующем удостоверении сказано, что Звание «Герой Труда» дает право на: бесплатную парковку гужевого транспорта возле здания редакции.

123

Речь идет именно об области христианской морали. Что же касается области вероучения, то в языческом обществе как раз неизбежна полемика. Но одно дело – обсуждать заблуждения какой-то философии. А другое дело – прикасаться к частной жизни людей.

124

Остер Г. Демон учебы / Остер Г. Ужасный задачник М., 2003.

125

РАПС – «Российская ассоциация планирования семьи».


Источник: Церковь в мире людей / Диакон Андрей Кураев. - Москва : Изд-во Сретенского монастыря, 2007. - 542 с. ISBN 978-5-7533-0154-3

Комментарии для сайта Cackle