4. Поучение о послушании в Боге почившего отца нашего схимонаха и пустынножителя Зосимы Верховского предавшимся ему по Богу в духовное окормление сестрам общежительной Троицкой Одигитриевой пустыни, устроенной им самим

Вы знаете, сколь дорого мне стоит безмолвная жизнь моя, для которой Божиею помощью оставил мое отечество и столько тысячей странствуя искал безмолвной тишины; но ныне вижу, что вас ради будет нарушение моего безмолвного жития, однако же, против воли Божией не смею упорствовать. И если Бог дал мне вас, то Его же помощью и должен от всей души послужить вам. Познаю же чрез то, если от Бога вы мне возложены, и должно ли мне вседушно о вас печься, если увижу ваше чистосердечное ко мне откровение и приверженность: то есть, как бы насильно, своим желанием влечетесь под мое управление. А если не так усердствуете, то явное знамение, что не благоволит Бог мне неразрывным союзом связываться с вами и прилежать о вас, как об отдавшихся в совершенное повиновение, но только должен по долгу христианскому так же как ко всем, так и к вам усердием прилежать, а не безмолвия себя лишать. Если кто на непреданную ему должность вступит, то наказанию повинен бывает; тем более мне грешному, и самому недобро живущему, достойно от вас отметнуться, если таких чувств ко мне не имеете, которое есть явное знамение, как не моей силы дело вами управлять и наставлять. Но может быть хочет Бог, чтобы иному наставнику предались, совершеннейшему и добро живущему, ибо знает Господь мою немощь и скудоумие; а это дело, которое иных души спасать, есть многотрудно, и плачевно, и бедственно. От этого бремени и совершенные отцы отметались и бегали, и таких только, боясь Бога, не отметались, которые вседушно, с усердием, простосердечно, со всяким повиновением и самоотвержением предавались в руководство их.

Некоторые, приступающие к иночеству, хотя и желают предаться в повиновение и послушание, но хотят иметь такого отца, который управлял бы ими в сходство их прихотных желаний, и чтобы не лишиться им и своего имущества для удовлетворения своих немощей и удовольствий. А так истинно, как должно и передано от святых отец иночествующим, не хотят: то есть чтобы все свое мнение, и рассуждение, и желание, и волю свою уничтожить и презреть, и отнюдь никакой собственности не иметь, ни малейшее что своею волею себе не присваивать, но во всем с верою возлагаться на волю и руководство своего отца, ему же по Богу предавшись, и на все предлагаемое от него соглашаться беспрекословно, если бы и не по желанию их, и тягостно что казалось, так вменять и верить, как Сам Бог так подвижет и вразумляет отца их ими управлять, и такое им делание или труды и постничество предавать. Ибо избравши себе отца и веруя несомненно, что отец их истинно о Господе любит и вседушно печется об их спасении, то как еще можно рассуждать или наблюдать, так ли поступает или обращается с ними отец, ибо если еще своего рассуждения хотят держаться, такие еще истинно не предались в повиновение; не предавшимся же совершенно по подобию благопокорных простосердечных послушников в послушание, отнюдь не возможно прийти в смиренномудрие, произрастающее от послушания. Не пришедши же в смиренномудрие и простодушие, невозможно иные плоды духовные стяжать, без них же невозможно угодными Богу быть. К тому же, если хотя мало в чем хотят свою волю и рассуждение иметь, то уже не на степени истинных умерщвленных послушников имеются, и такие сами за себя и Богу будут отвечать. Ибо тогда отец отвечает Богу, когда во всем, без истязания, непрекословно, с кротостью повинуются отцу.

Если же непременно, по слову святых отцов, должно так с простосердечием и с верою, то есть любовью, без истязания повиноваться новоначальным, то как вместимо и не тяжко будет для отца с такими самоумцами бороться и заниматься спорами, которые всякое заповедание и повеление его не делают без истязания и противоречия?

Святые отцы, зная это неудобство, заповедают удаляться от таких, которые не слушают от одного слова. Потому что когда отец может в спокойствии и в тишине пожить, если о всякой вещи принужден будет думать, как оспорить или преклонить и увещать ученика, чтобы согласился? Довольно и велико для меня старца и того, если о таких попекусь, которые с верою и любовью повинуются и уважают мои слова.

Я же грешный, простите, и сам еще не достиг совершенства иноческого и не живу достодолжно, по-монашески, за что не малого ожидаю себе осуждения. Того ради и боюсь, чтобы не усугубить еще себе осуждения от Господа, если иных восприявши под руководство мое, и буду не согласное монашеству попускать.

Но хотя я сам грешный и не живу достодолжно по-иночески, подобно святым преподобным отцам, но помощью Божиею желаю вам предлагать такое завещание и советы, с которых совесть моя извещала бы меня, что добро и спасительно, и с советом и свидетельством моего Старца (Василиска), что есть точно благоугодно Господу, то есть, чтобы мы, подражая Ему, послушны были отцу своему духовному и чистую любовь имели между собою и ко всем людям.

Итак, возлюбленные! Внемлите себе и размыслите, и если об одном только спасении все свое старание полагаете, то всеми красотами века этого пренебрежете и, от всего отрекшись, управите себя по той стезе, которою ходили все святые преподобные отцы и матери: то есть если избираете меня, грешного старца, и желаете, чтобы руководствал и управлял вами по Богу, то должны вседушно, отвергши в конец всю свою волю и мудрование, предать себя в совершенное повиновение и послушание, нимало не рассуждая о повелениях и завещаниях моих, ибо вы за них истязаны не будете, но я. Вы же за то только будете отвечать, если не будете с верою и точностью повиноваться. Если же предадите себя вседушно в такое истинное повиновение, то еще не начавши вашего жития иноческого, а уже по слову святых отцов совершили свое подвижничество и несомненно во спасаемых находитесь.

Если бы я желал иметь вас под моим управлением, то всячески лаская и послабляя вам, привлекал бы, но вместо того говорю пред Господом: как иго тяжкое и неудобоносимое приемлю управление вами, не смею противиться судьбам Божиим, но если бы вы сами не изъявили вашего непременного желания быть под моим руководством, или предались бы моему Старцу или иному какому отцу, то не стал бы не только слагать и писать для вас, но не решился бы и словами предлагать вам моих советов, потому что чувствую себя самого скудоумным и не исправно живущим.

Если же которая из вас не хочет иметь совершенного послушания и самоотвержения, такая, следовательно, не хочет быть под моим управлением, не хочет предаться отцу, но желает жить независимо и самочинно; такого жития не видится ни на небеси, ни на земли, ни даже у разбойников. То как такая ожидает быть спасенной, не следуя завещанию святых отцов?

Нам предано не для свободы идти в иночество, но чтобы преимущественно поработить себя и чтоб превзойти мирян. То есть: и они, миряне, тоже повинуются, но поневоле и нехотя, а нам, изошедшим из мира, нужно самовольно, с любовью, без понуждения повиноваться, не за что иное, но только Бога ради и ради своего спасения.

Вы не можете обрести ни единого оправдания пред Богом, если не предадите себя в повиновение с совершенным отвержением своей воли и всего своего имущества, ибо не можете извинением поставить ни знаменитости вашего рода, ни недугов телесных, ни старости, почему могли бы иметь оправдание, хотя и не предались бы в совершенное повиновение, но жили бы только под советом, удерживая и некую собственность ради своих недугов.

Но вы хотя и предадитесь совершенно мне грешному, покоряясь завещанию святых отцов, и во всем будете повиноваться безрассудно, но и тогда я не иначе управлю вас, как на моем низком и бедном и слабом житии; ибо я сам грешный и слабый, то как могу иных [высоко] руководствовать по подобию святых отцов? Они подражали святым ангелам бесстрастием и чистотою, и как бестелесные и не на земле живущие, ни о чем земном не заботились и подвизались в жестоких подвигах неослабно во все житие свое. Вы же хотя и не понесете подобно им жестоких подвигов, но жребий ваш с ними, и вас причтет Господь к лику преподобных Своих, послуживших Ему в самоотвержении и послушании, ибо вы свое исполнили, жили в повиновении и отвергли в конец свою волю. Мне же грешному стыд и посрамление! Но и я грешный уповаю на милость Божию, что не оставит и меня Господь, если буду от чистого сердца о вашем спасении печься; да и вы, представши ко Господу, умилостивите Его ко мне грешному, хотя и никакого труда не имел бы вас ради: ибо какой труд с повинующимися по добру? С обоих сторон только радование, любовь и утешение духовное о Господе.

От этого познавайте сами в себе, если угодно Богу быть вам под моим управлением: если же от моих вам советов и наставлений возрастает в вас большее смирение, любовь и вера ко мне, и все мои слова сладки вам показываются, и охотно желаете всегда от меня поучение, и с усердием ожидаете моего посещения, то это есть знамение, что должно вам держаться меня грешного, и мне недостойному благоволит Бог, чтобы пекся о вашем спасении.

Если же не имеете таких ко мне чувств, но более неверно, и сопротивно, и тягостно показывается вам мое наставление и обхождение с вами, то чрез это должно подлинно знать, что не подобает вам мне предаваться в нерассудное повиновение; но и мне последует осуждение, что не званный от Бога дерзаю наставлять вас, да и Господь не будет помогать нам, и отнюдь не узрим между собою истинной любви, тишины и согласия. А по этому беззазорно, как пред Самим Богом, [чистосердечно] должны мне открыться о вашем ко мне чувстве.

Так как поступившему в житие иноческое и предавшемуся в повиновение по правилам иноческим должно и жить, а не по подобию светских людей, – жизнь иноческая есть духовная, – то и подобает только о духовном богатстве печься; духовное же богатство внутрь нас имеется по гласу Господню: «Царствие Небесное внутрь вас есть» (Лк. 17:21). И так, когда обретем неложное иноческое богатство, то есть восчувствуем в себе кротость, смиренномудрие, безгневие, терпение, милосердие, упование не на временное нечто, но на Бога живаго, радование внутреннее о Боге и веру непоколебимую, простосердечие, сострадание и любовь чистую ко всем и прочие плоды духовные, тогда и сами светло познаем внутри нас наше богатство и духовное сокровище, и со извещением восчувствуем свое спасение.

Снискивается же такое богатство такими делами: отвержением мира и самого себя, то есть: своего нрава и своей воли, и всех своих пожеланий; потом совершенным повиновением и по силе труды: воздержанием, пощением, безмолвием, бдением, долу и на твердом лежанием, умаленным сном, продолжительным молением и поклонами, поучением Священного Писания, к тому же не малодушествовать, но претерпевать скуку и уныние, небрежение к себе, неумовение, жажду, голод и холод, рукоделие по силе и нестяжание, еще же бесчестия и уничижения любление. – Вот увидим, на какой труд и подвиг потребно себя издать; сего ради нужно такого отца обрести, который бы на такие подвиги своих учеников возбуждал и укреплял, и к такому очень полезно вседушно и неотторжно прилепиться и предать себя в повиновение. А который отец послабляет и попускает жить с самовластием, с своеумием и со своим имуществом и стяжанием, от такого полезнее уклониться, потому что такой отец до бесстрастия и чистоты довести не сможет.

Если же такой опаснонаблюдательный старец находится, но ученицы на предлагаемые от него советы не согласуются и с простосердечием, с сыновнею покорностью и любовью жить не приемлют, от таких праведно старцу отречься и себя безмолвного жития не лишать. Таким лучше не предлагать никакого духовного рассуждения, потому что на множайшее послужит осуждение, если будут слышать доброе, полезное и богоугодное, но не захотят последовать ему; но и старец не без вины останется, зачем говорил и предлагал слова спасительные к неслушающим и презирающим.

Сколь многое количество существуют духовных священных книг и поучений, и все это к тому только нас склоняет, чтобы слушали Бога и творили к благоугождению Его. Но если кто захочет сам собою последовать воли Божией и жить без управления и советов, то крайне опасно, и предприняв такое дерзостно и безнадежно, потому что нужно такому иметь большую осторожность, чтобы не вместо Бога своим страстям и прихотям служить и угождать будет. Поэтому повелевают святые отцы предаваться в повиновение и тогда совершенно можно угождать Господу Богу, ибо живя в послушании, не может иное сотворить, но только что Богу угодно, потому что если всякое дело творит так, как отец повелевает, то это самое творит по воли Божией, и слушает Самого Господа, говорящего: «Слушаяй вас, Мене слушает, и отметаяйся вас, Мене отметается» (Лк. 10:16).

Послушание, именует святой Григорий Синаит, – нож, единою все язвы, то есть пороки и страсти, очищает. Ибо, открывши все свое тайное и страстное отцу своему по Богу, и по слову его творя и повинуясь и соблюдая себя, как сможет возобладать и господствовать какая-либо страсть порочная?

Многого порицания и осуждения от Бога повинен будет отец начальствующий, если попустит братии творить несогласное правилам святых отцов, которые предались житию иноческому, да и сами ученики такого отца при смерти своей будут обвинять, что его небрежением лишились своего спасения.

Если же отец управляет по сходству завещания святых Отцов, но ученицы не последуют его руководству и его завещаниям, то старец не повинен будет, но сами они осудятся; ибо начальствующему отцу непременно так должно управлять, чтобы было сходно со святых отцов преданием, потому что того ради предались отцу, чтобы наставил их и вел ко спасению, то сам отец уже как корень имеет; если же корень гнил, то есть если сам отец не сообразно преданию правил святых управляет, то и ветви сухи будут, т.е. и ученики его не будут благоуспешны.

Напротив же этому, если отец по Богу старается управить их спасительно и богоугодно, и ученики, предавшиеся ему в повиновение, соблюдут себя в терпении и в непрекословном послушании, то такие истинные послушники и прежде смерти и по смерти будут благословлять и благодарить своего отца как споспешника и орудие их верного спасения.

Исследуй и рассмотри все Святое Писание и житие святых преподобных, но нигде не найдешь, чтобы в новоначалии входили в советы со своим отцом или держались своего рассуждения, но только вседушно повиновались и радовались, что имеют отца по Богу, управляющего ими. Да и почему не хотеть во всем в точности повиноваться, если истинною домогаются о своем спасении? Ибо все делаемое за послушание непременно есть свято и богоугодно, потому что отец за них истязан будет от Бога и суд примет. Напротив же сему, упорствующие и прекословные и ропотливые сами себя удаляют от совершенного спасения, и житие свое провождают не сообразно монашеству, [почто таковые и предаются в повиновение и в руководство, если хотят держаться своего рассуждения?] и отцу благословно и праведно отречься таких.

Не нарекут ли такого родителя безумным, который подрастающим уже детям не возбраняет и попускает грязью забавляться и домики на песке строить, а не понуждает и принуждает к делам благопотребным, нужным и полезным, свойственных их возрасту? То сколь более отец духовный восприемный безумнейшим окажется, более же отвержен будет от Самого Бога, если предавшимся ему о Господе в повиновение попустит о излишественных земных вещах печься или присваивать некое имущество, а не об одном духовном делании и преуспеянии печься.

Вступившим в иночество и предавшимся в повиновение и послушание должно в таком быть нестяжании, чтобы ни иглы собственной не иметь, но как пищу, и одежду, и жилище, и всякое имущество своим не признавать, но как Божие общее почитать. Пищу употреблять по уставу, а о правиле и прочем беспрекословно повиноваться. Но хотя и на все такое склонны будут, несомненно веруя, что Бог так вразумляет и подвижет отца так ими управлять, но и тогда отцу не легко и не безбедно, и весьма нужно быть осторожным, чтобы предлагать им незаблудное, но спасительное наставление. И потому только отец может иметь надеяние на милость Божию, что помощью Его, что мнится ему самонаиполезнейшее, то заповедует ученикам своим о Господе.

Но чтобы собственным своим нечто признавать или повелеваемые от отца дела прежде хотеть рассматривать и исследовать, хорошо ли заповедует отец или нет, такие зачем и предаются в повиновение, если на свое рассуждение возлагаются? Такие не могут быть истинными смиренными и кроткими послушниками, но более надзиратели и судьи отцу своему. Дозволено отцу отречься таких, ибо непокоряющихся безрассудно отцу своему и не согласующихся жить по положению иноческому и святые великие отцы отвергали и отдаляли от себя. Как же более мне, самому несовершенному и грешному, должно таких убегать и не соединяться духовным союзом, чтобы самому вместе с такими непокорными и самоумцами не наследовать бесконечного горя. И увы! Да и зачем там трудится, где не предвидится ни исправления, ни спасения?

Еще и потому опасно для отца принимать под руководство свое таких, которые не желают вседушно все терпеть Бога ради, потому что по времени может быть покажется им, что не хорошо отец управляет и повеления его тяжки; приведши их в нищету, то есть имения их расточивши, трудно будет успокоить их, когда начнут роптать и скорбеть на отца, а не покоряться воли Божией, веруя, что Сам Господь содействовал и вразумлял отца так управлять к пользе души их и спасению. Такого то ради несовершенства их и малодушия устрашаться и уклоняться от таких подобает, до тех пор пока не узрит отец ревности и горячности к высокому житию и совершенной к нему веры и извещения, что его руководством имеют несомненно спастись, ибо, если имели бы такую веру к отцу своему, то не прекословили бы, но от единого слова творили бы все повелеваемое, и всякое свое имущество за сор почитали бы, отрицаясь от всего, отнюдь ничто своим не признавая и по своему мнению не творя, чрез что пришли бы во смиренномудрие и бесстрастие, ибо как такому возможно от насилия страстного побеждаться, который от всего отметается, и когда свою волю в чем-либо сотворить не хочет?

По слову святых отцов, такие только могут совершенно иночествовать, которые живут, почитая себя странными и чуждыми от всего земного, и потому ничего собственного иметь не хотят, повиновение же ко отцу и чистоту совести более жизни своей хранят.

И потому, если которая из вас не вмещает до столько во всем повиноваться, что хотя бы все имущество повелел не только раздать, но и огнем сжечь и самой разлучиться от своих, даже свидания никогда с ними не иметь, ни даже с детьми, если бы которая и имела их; одним словом, если бы что и смертное и весьма трудное и неудобное казалось, и на все такое если с любовью безрассудно покориться не изволяет, такая да живет сама по себе, как хочет. Мне же, приявшему вас, если попустить что противное и несогласное с правилами и завещаниями святых отцов, то и вы не узрите своего спасения, и я осужден буду. Ибо тогда только бывает несомненное и верное спасение, когда от всего совершенно отрекшись и все свое предавши отцу своему по Богу и саму себя, с чистосердечным откровением в точности во всем повинуясь ему и сотворяя все по повелению его безрассудно, с покорностью и простодушием. Так повинуясь, если бы некое упущение или утрата во внешних вещах узрелась, но за послушание вечная мзда и венцы от Бога умножаются. Не во всем же слушая и по повелению отца в точности не сотворяя, то хотя утраты в видимых вещах и не будет, но неизвестное будет спасение.

Такое неповиновение происходит от трех вин: или от неверия, то есть не чтит и не уважает своего отца, но более вменяет его не богоугодным; или признает отца неразумным, самого же себя более сведущим; или от высокоумия и самомнения, т.е. надеясь на свой разум, не хочет творить по повелению отца. [Но исследуйте все Священное Писание и нигде не найдете похвалы за своеумие и сопротивление отцу своему. И где только было от учеников непокорение и несогласие с отцом, там и житие иноческое богоугодное не составиться, но так коловратно (как в водовороте) о себе живя. Такая зачем и хочет, чтобы был ей наставником, если с самомнением и самовластием своим расстаться не хочет?] Ибо, предавшийся отцу в повиновение, если и в малейшем в чем пребудет, не слушая его в точности, то уже не на руках отеческих носится, и отец за такую не отвечает Богу. Без повиновения же и послушания может жить и без меня, старца грешного. Разве так думаешь спастись, чтобы и внешнего, то есть имущества своего, не утратить, и спасения не лишиться, но этого не возможно. Сам Господь сказал: «Так всякий из вас, кто не отрешится от всего, что имеет, не может быть Моим учеником» (Лк. 14:33). Того ради все хотящие спастись первее всего отрекались всего своего имения. И самих себя, не щадя, предавали в истинное послушание и повиновение; другого же пути хотящим иночествовать не обретается.

Сами вы знаете и от Святого Писания поучаетесь, что соделавшись я отцом вашим духовным и управителем жизни вашей, неминуемо должен довести вас до такой степени, чтобы отнюдь непрекословно повиновались от единого слова, по подобию Апостолов Господу, или пожившии при святых отцах в послушании и совершенном нестяжании [чтобы своим собственным отнюдь ничего не признавали]. Ибо если души ваша [и спасение] вверяете мне, то тем более тленное ваше имущество для пользы же вашей должны на меня возложить, отнюдь не истязая и не любопытствуя, как или куда употреблю его.

Чрез такое же добровольное ваше нестяжание и нищету Богу, помогающую вам, каждая, претерпевая и преуспевая в своем подвижничестве, сподобиться от благодати бесстрастия: то есть, земное и временное приобретая, не возвеселит вас, и даже не будете тужить, лишаясь оного. Но более уклоняться захотите от всего, чтобы беспрепятственно со свободою, т.е. с неразвлеченною мыслью в духовном делании упражняться.

Если же которая соблюдать себя осторожно не станет, но дерзновенно начнет любопытствовать и истязать меня, куда употребляю, или самохотно советы мне преподавать, то многими помыслы одержима и борима будет и отнюдь дара смиренномудрия не сподобится, и не сможет простодушно с верою проходить всякое послушание, но всегда будет испытывать, почему так, зачем это. А иногда некое заповедание мое не понравится, и начнет обвинять меня и соблазняться; а от сего начнет и вера ко мне умаляться, и любовь угасать, и прочее изменится, и будет жить не как смиренномудрая послушница, но как судья и советница, и не узрит мира и покоя в душе своей. Все же это произрастает от корня диавольского презорства и возношения.

О том только должны вы все старание свое полагать, чтобы не расслабляться в спасительном предложении вашем, а не о тленных вещах печься. Должно вам несомненно верить, что на злое не употреблю имущества вашего, тем более помощью Божиею не сам обладаю им; а посему, отвергши все земное попечение, со свободою души будете упражняться в духовном делании, и все ваше попечение о том лишь полагать, чтобы не отпасть вечных благ и жизни нескончаемой.

Если все мы будем думать о имеющемся в общежитии нашем имуществе, и все захотим упражняться в тленных вещах и попечениях, то чем окажемся не равными мирянам или прежнему нашему [в мире] жительству и где будет исполнение иноческих обетов наших? То есть что вознерадеть и отречься всего тленного и временного и вседушно печься о духовных подвигах, о богомыслии и соединении с Богом.

А поэтому и поставляется на это служение избранная на то сестра, да печется о всех нуждах в общежитии, чрез что всем воспоследует спасение, оной же будет награда [от Бога] за послушание ее, за исправление должности и упокоение сестер; а сестры свободою [своею] и духовными подвигами спасаться будут и за нее молить Господа. Чрез такое же отвержение своей воли и повиновение и устранение от всего и пренебрежение покажется истинное служение и любовь к Богу.

Это имейте себе во знамение духовного успеяния вашего: чем более будете иметь любви к Богу, тем более возлюбите все то, что Ему угодно; а Господу всего любезнее тот, кто, оставя мир, воспримет подражать Его нищете, Его послушанию, Его смирению и кротости.

Подумайте, не безумной ли окажется та, которая за обиду и несчастье почтет оставить и отвергнуть тленное имущество и восприять легкое и благое иго, нищету Иисуса Христа, чтобы свободно следовать за Ним; имея же сердце свое одержимо любоимением, страстями и похотьми, никогда не узрит такая свободы. Если же охотно пожертвуете своим имуществом [и своею свободою, то есть если оставя все] и самих себя предадите Бога ради в нерассудное повиновение, то тотчас обретете иное богатство, недоведомое миру, и иную свободу и наслаждение, миролюбцами не постигаемое, но без сравнения многоценнее сокровищ всего мира и самого земного царства, – обретете Самого Владыку, а с Ним нескончаемое царство и наслаждение, если вседушно последуете стопам Его, Который «смирил Себя, быв послушным даже до смерти, и смерти крестной» (Флп. 2:8). Его суть слова: «и где Я, там и слуга Мой будет» (Ин. 12:26). И так, о возлюбленные Господом! Теките во след Его, оставя все земное попечение, послужите Ему в преподобии и правде, в любви нелицемерной и истинном самоотвержении и послушании.

Всякая тварь подобное и свойственное себе любит, ищет и держится; если же уклонится к неподобному и не свойственному, то повреждается. Так и мы, если уклонимся от свойственного душам нашим, то есть вместо вечных небесных благ будем прилепляться к земному и тленному имуществу и наслаждению, то неминуемо пострадаем через беду душевную, лишимся вечного блаженства и Самого Бога и впадем в нескончаемые муки.

Если же вы вознамерились искать высочайшего и честнейшего, то есть Самого Бога, и самих себя принести Ему в жертву, то есть посвятить все житие свое ко благоугождению Его, то не малодушествуйте, оставляя тленное и ни что не значащее имущество ваше, которое неминуемо и неволею от вас отнимется смертью или иным неким случаем. И не захотите его ради отпасть чистого пред Богом служения и лицемерно в иночестве жить, мир обманывая и самих себя погубляя, – то есть по видимому показываясь подражать святым Апостолам, которые, оставя все, последовали за Господом, истинною же уподоблялся Анании и жене его Сапфире, которые, побеждаясь любоимением, утаили цену и не все повергли к ногам Апостолов, как сотворивши Варнава и последующее ему. Но Варнава почтен был первым от семидесяти апостолов. А Анания с женою поражены были.

Но если же вы, предавшиеся мне Господа ради, моим нерадением или послаблением поживете со имением веществолюбиво и страстно, а не духовно, в нестяжании и бесстрастии, то и вы, а преимущественно я осужден буду. Того ради, простите, не смею иное что сказать вам, но только что Сам Господь сказал Своим ученикам: если не отречетесь всего своего имущества, жены и чад, и души своей, и не возьмете креста своего, не может быть Его учениками (См.: Лк. 14:26–27, 33). Так же и вы, если не отвергнете от себя всего земного пристрастия и не уготовите себя на всякое страдание Христа ради, то не можете быть ученицы Христовы. Но и я грешный (простите) без такого вашего обещания не могу вас принять.

Если же все имущество ваше предадите Богу и так с нестяжанием воспримете жить, то хотя в чем-либо как люди и погрешите пред Богом, но благодать Его не попустит вам погибнуть, ибо всякое преткновение и погрешность вашу будете возвещать мне и возлагаться с верою на мою волю, и чрез то оправдаетесь пред Господом. Но и я грешный помощью Божиею (и с советом моего Старца) буду возвещать вам подобающее к достижению иноческого совершенства и несомненному спасению, чрез что вы, как истинные послушницы, отвергнув все земное и тленное, безбоязненно и свободно прейдете от временной жизни к вечному блаженству, уготованному Господом возлюбившим и послужившим Ему богоугодно.

Но если принесется вам такое помышление: зачем так предаваться, можно и без отца спастись, и какая большая польза от такого подобно рабственному предания и повиновения? Послушайте святого Лествичника, который говорит: «Кто будет противоречить нам, когда утверждаем, что если корабль, имея искусного кормчего, не избежал крушения, то без кормчего он должен был совершенно погибнуть?» Так неудобно самому себя управляющему спастись. Святой же Каллист говорит, что не предавшиеся как чрез канавы скачут и много сеют, но увы! Вместо пшеницы плевелы пожинают. А святой Дорофей говорит: «Без наставника, как листья падают, а кто всего отвергается и предается в повиновение и послушание, такой делает подражание святым Апостолом, как же они, оставя все, последовали за Господом, во всем повинуясь Ему; уподобляется и Самому Господу, Который послушлив был Отцу Своему даже до креста и смерти, а потому и невозможно, чтобы Христос такого не возлюбил и не помиловал, и не прославил, который подражая Ему, вся оставя, повинуется своему наставнику». Такой, по слову святого Лествичника, не печется отвечать Богу за себя, так как спросится отец о нем, ибо делает не свое, но что отец повелевает. Следовательно, отец за него и отвечать будет. А святой Григорий Синаит говорит: «Для разленившихся к исполнению заповедей и возжелавших изгнать мутное омрачение, нет лучшего и пригоднейшего врача, как нерассуждающее с верою во всем послушание. Оно есть живительное многосоставное врачевство добродетелей для тех, кои пьют его, и нож, за раз очищающий язвины ран. Предпочетший в вере и простоте действовать сим ножом, паче всех других, за раз отсек все страсти, и в безмолвие не только доспел, но чрез послушание и совершил его вполне, обретши Христа, и подражателем Его и рабом сделавшись, и именуясь». И еще же он говорит: «Малая и великая (длинная и короткая) лествица послушническая имеет пять степеней, возводящих к совершенству: первая – отречение (от мира), вторая – подчинение (вступление в обитель с обетом исполнять уставы монашеские), третья – послушание (подчинение на деле, в жизни), четвертая – смирение, пятая – любовь, которая есть Бог. – Отречение от ада возводит лежащего и порабощенного освобождать от вещества. Подчинение обретает Христа и Ему служит, по слову Его: «Кто Мне служит, Мне да последует; и где Я, там и слуга Мой будет» (Ин. 12:26). Христос же где? – На небесах, сидит одесную Отца. Там должно быть и служащему, где Тот, Кому он служит: сие да помнит полагающий ногу на первую ступень восхождения по указанной лествице. Послушание, действуя всецело по заповедям, устрояет лествицу из разных добродетелей, и их, как восхождения, располагает в душе. Высокотворное смирение, приняв послушливого с такой лествицы возводит его горе́ к небесам, предает царице добродетелей – любви, и ко Христу подводя, представляет Ему. Так по короткой лествице удобно восходит на небеса послушливый». И далее его же: «В царские божественные чертоги нет другого кратчайшего пути восхождения малою лествицей добродетелей, как умерщвление пяти противных послушанию страстей, именно: преслушания, прекословия, самоугодия, оправдания и пагубного высокого о себе мнения. Это суть члены и части непокоривого беса, поглощающего лживых послушников и отсылающего их в бездну к змию: преслушание – уста ада, прекословие – язык его, яко меч острый, самоугодие – зубы его изощренные. оправдание – гортань его, высокое о себе, препровождающее в ад, мнение – отрыгание всепоглощающего чрева его. Но кто препобеждает первое послушанием, тот и прочее за раз отсекает, и на небеса быстро востекает одной степенью. Чудо же, воистину непостижимое и неизреченное, сотворил наш человеколюбивый Господь, что одной добродетелью, или лучше одной заповедью можно немедленно восходить на небеса, как одним преслушанием низошли мы и нисходим в ад» (Добротолюбие, т. 5).

Самовластно живущие, покажетесь не только не угождающими Богу, но и сопротивляющимися Его воли, ибо по благоволению Его, и на Небеси и на земли меньшие большему повинуются, и Сам Господь образ оставил нам Своего послушания. Если же скажете, что поэтому и мирской власти повинуясь, будет спасение? Будет, конечно, спасение, если только не противно закону и правилам Святой Церкви будет повиновение.

Если скажете: так зачем идти в иночество? Ответ: того ради, чтобы приближнее к Богу поживете, не имея попечения о земном, но весь ум и все свое старание вперяя к небесным. Если же не так поживете, то всуе будет исшествие ваше из мира. Посему-то и нужно предаться в окормление такому отцу, который искоренил бы все ваши страсти и прихотные пожелания, разрушил бы и пресекал сплетение ума вашего земными вещами и охранял бы вас от всякого диавольского пленения и обладания. Если же страстному вождю себя вручите, то, по слову святых отцов, не Евангельскому, но диавольскому научитесь житию, ибо слепец слепца водя, «оба в яму упадут» (Мф. 15:14). Но прилепитесь к боящемуся Бога, тот и вас научит бояться Бога.

Если поживете так со смирением, терпя Господа ради, то поистине причтены будете к спасаемым, и помалу привыкши к отсечению своей воли, прочее без понуждения сами так возжелаете жить, и мне вас таких, склонных к повиновению, оставить будет непростительно. И Бог будет вами прославляться, и прочие многие, увидя вас столь любомудренно живущих, возбудятся и возжелают сами иноческого жития. То как Господь Бог наш не будет нами, рабами Его, славиться? И как Он всеблагий не подаст нам большие силы благодати Своей, чтобы пришедшая к нам сестра, хотя была бы страстнейшая, но, видя вас так хорошо, смиренномудренно, любовно живущих, кротко и безрассудно повинующихся, и меня, не послабляющего и не попускающего вам уклоняться в самомнение или своеволие, то и она должна будет так жить, подражая вам и терпя отсечение своей воли и всех своих прихотных пожеланий. И так пришедшая к вам, хотя самая порочнейшая и страстнейшая, сожительствуя с вами и усмотревшая ваше по Богу подвижничество, соделается и сама, как Ангел Божий, чистая и непорочная.

Того ради и желаю, при помощи Божией, вас первоначальных управлять неослабно, чтобы и прочии, вступающие в ваше единение и сообщество, подражая вам, были бы так же подвижницы и приходили бы в безстрастие. Если же вам попущу некие слабости и прихоти, то и другим возбранить будет не возможно, и тогда устроится не монашеское богоугодное общежитие, но некое сборище бесчинных и своевольных. Но до сего не допусти мне, Господи! Лучше хочу умереть, нежели завести вами житие, противное Богу и святым правилам, преданным Его угодниками для желающих иночествовать.

Для того то Господь и попустил разным житиям быть, чтобы не могущий и не желающий иночествовать в мирской и супружеской жизни работали Ему и благоугождали различными добродетелями, а усерднейшие пусть вступают в иночество. Совершеннейшие же да вдаются на жесточайшие подвиги или конечное безмолвие.

Того ради и снова говорю, что не попущу никаких прихотей и самочиний, и не попущу вам приять в ваше общежитие самых ближайших родственниц, которые не от всей души желают подражать вам, или юности ради не могут, и не понимают, сколь осторожно должно жить в иночестве. Ибо хочу при помощи Божией завести вами монашеское общежитие, а не богадельню, но и боюсь осуждения от Бога, если для неусердствующих и немогущих нарушу предания святых отцов и оставлю мое безмолвное житие.

Таких миролюбивых и пристрастных к житейскому за ближних и единодушных признавать не должно, и даже не печься о них, хотя были бы и родственницы по плоти. Ибо они еще живы, а вы умерли миру: они части мирской, а вы духовной. С таким можно только поговорить, наставить и, не удерживая нимало, отпускать, ибо не волящие и Богу не угодны. Все такие еще не увидели себя и не печалятся о грехах своих, если хотят жить своевольно и отрадно: еще не возлюбили духовное и чистое житие и целомудренное, если любят беседы и свидания с мирскими. Таким, простите, жить с вами отнюдь не смею попустить, ибо вы сами при конце жизни вашей станете укорять и обвинять меня, если я не буду ныне осторожно охранять вас от всяких вин и вещей соблазнительных, привлекательных на слабость и падение.

Которые истинно желают жить вместе с вами, не должны ни в чем сопротивляться, но покоряться во всем и согласовывать в точности по моему завещанию. Если же захотите принимать родственниц ваших, которые не могут или не желают подобно вам терпеть, то как может быть между вами мир и согласие в жизни? Ибо каждая о своем станет печься и делать различные послабления и снисхождения, а чрез то неминуемо станете упрекать одна другую, и разрушится между вами духовное единодушие. Но и они, малолетние и слабые, друг друга упрекая, не смогут навыкнуть воздержания и терпения. Сего ради и должно таким позволить только посещать вас, чтобы они, наслушавшись ваших советов и наставлений и примечая житие ваше, могли бы прежде по домам своим приобучать себя и готовиться к житию иноческому, и тогда уже последовать вам и соединиться с вами.

Такое ваше повиновение и послушание сподобит вас быть подражательницами Господу, Который послушал Отца Своего даже до смерти крестной. И Он, Господь наш, по благости Своей, за это рабство ваше, любви Его ради, подаст вам благодать Свою господствовать над страстями греховными и похотями богопротивными и чтобы могли вы презреть все прельщающее в мире этом. Единым словом, уподобитесь прежним древним святым матерям, и в новой Евангельской благодати просиявшим. Если же не захотите от всего отречься и предать себя в повиновение, то подобны будете им, о них же мы в неизвестии, если угодили Богу или нет. То не блаженнее ли по известному и надежному пути управлять себя, нежели пускаться в неизвестный и опасный? Ибо о предавшихся в повиновение единогласно святые все отцы извествуют, что незаблудным путем идут ко Господу, и именуют таких, в послушании терпящих, исповедниками.

Рассудите сами и помыслите: неужели мне желательно есть над вами начальствовать и возобладать вашим имуществом, не спокойнее ли для меня остаться в моем любимом безмолвии? И что нужно для меня единого? Всякой христолюбец содействием и внушением Божиим не оставит мене грешного, как и до этого было, благодатью Божией. Следовательно, не убеждая и не привлекая вас к себе, но только боюсь Бога и от любви моей по Богу, советую вам идти оным путем, им же повелевают святые отцы вступающим в жизнь иноческую, чтобы сподобиться и вам быть последователями святых Апостолов и причтенными к лику учеников Христовых! Господь же, вас ради, не переменит Своего определения, то есть не причтет вас к ученикам Своим, если не отречетесь всего и не последуете Ему.

Не ужасайтесь, о возлюбленные, слышавшие такие от меня предания и подобнорабское повиновение. Ибо такое ваше по Богу предание и повиновение мне первее при помощи Божией преклонит быть вашим рабом и служителем в должном для вашего пребывания и спасения.

Который отец приемлет к себе в сожитие учеников, но не с таким наблюдением, как поступали святые отцы с первоначальными, то отнюдь не увидится истинного монашества, но произойдут только между аввою и учениками ломка, споры и всякое несогласие. Но чтобы избежать такой беды и напасти, то не должен отец принимать брата в свое управление, пока брат окажет веру свою ко отцу и усердие многими молениями и слезами, которые есть, если истинно так верует, что не собою, но отеческим руководством составится его спасение.

Второе: чтобы брат обещался отцу быть во всем откровенен, отнюдь ничего не утаивая. Такое же истинное его намерение в откровенности познается по тому: если все свои добрые и злые деяния, от юности сотворенные, без всякого сомнения и без зазора и стыда, со всею истинною откроет и расскажет.

Третье: если от всей души со всякою истинною и усердием желает отцу предаться и обещание твердое давать будет пред Богом, чтобы во всем несомненно слушать и повиноваться. Без сих же священных обязательств поистине обе стороны, то есть отец и братия, только могут одни беды, скорби и смущения претерпевать друг от друга, а Бог знает, достигнут ли своего спасения.

Когда же отец поступает по вышеупомянутому закону и святых отцов преданию, то как сам отец, так и братия будут наслаждаться спокойствием и многими духовными плодами в святой любви и единодушии.

Если брат верует, что добр и богоугоден есть отец, то уже несомненно будет и любить его. Открывшемуся же во всем и объявившему свои тайные не желательно уже будет в меньших бываемых погрешностях таиться от отца, а так же, обещавши во всем повиноваться, невозможно уже в чем-либо сопротивляться или делать что-либо незаповеданное отцом, но и не захочет побеждаться своими пожеланиями или следовать своему рассуждению; и так начальствующему отцу было бы не трудно, и брату, предавшемуся в повиновение, т.к. не будет падать.

Но если и едино от трех оскудеет, то прочими двумя нельзя достигнуть до чистоты внутренней и бесстрастия. Как например: хотя и имеет толику веру ко отцу, что мнит его свята, и второе – повинуется в точности с любовью и охотно, без прекословия, но если третьего не имеет, то есть живет без откровения. То как возможно быть отцу с учеником единой душой? И как так скрытного ученика признавать [возможно] за искреннего и не сомневаться о нем? Такой послушник не повинуется и Господу, если бы были во едино. Ибо как он может быть един с отцом, если отец не ведает что в нем? Следовательно, такой брат живет сам собою, а не отцом, что есть противно закону иноческому.

Или хотя во всем будет откровенен и веру будет иметь к отцу, но не повинуется в точности творить вся по повеленому, то и тогда не воспользуется, ибо не сможет победить свои страсти и презорства (гордости), делая по-своему, ибо это самое есть презорство, если презирать волю и повеление отца; а потому уже и не подражатель Христов, который был послушлив Отцу Своему даже до смерти крестной.

Или, хотя в точности и нерассудно и неистязуемо послушлив, и не прекословно ко всему повелеваемому готов оказывается, и откровенен во всех делах своих и помышлениях, но если не имеет крепкой и непоколебимый ко отцу своему веры, то не крепко будет его повиновение, и легко может отпасть от послушания и сойти в небрежение и презорство к отцу, ибо без веры все заповедуемое отцом будет тягостно и неприятно для него.

Но если скажешь, что откровенным быть и повиноваться, может быть стоит в нашей власти, но чтобы стяжать веру ко отцу и иметь его свята, весьма трудно. На это я и отвечаю тебе: что поистине весьма трудно и может быть невозможно презорливому, высокоумному и самомнительному, так как мнит себя разумнейшим за отца и праводействующим. А потому и повелевают святые отцы таким, которые одержимы от презорства, чтобы не шли не к такому отцу, который за кротость свою достоин веры, но к такому, который может благоразумною строгостью, как бы свирепством умучить в них дух презорства, надмения и высокоумия. А который со смирением печется о своем спасении, этому не трудно склониться и почитать отца своего за святого, и с верою повиноваться во всем повелеваемом и сказанном от него, если только увидит отца любовью к нему расположенным, и слышать будет от него благие советы со свидетельством Святого Писания. Большей святости и не требует, и этими добродетелями отца своего совершенно удовлетворяется и мирствует, и весь вседушно предается отцу; и пригвождается искреннею любовью, и без сомнения во всем покоряется, как Божию угоднику. И так уверовавши, желает лучше лишиться жизни, нежели оставить или отлучиться от такого любимого отца, пекущегося о нем. И такой благонравный ученик вместе со отцом все дни свои мирно и спокойно, и радостно проводят, видя друг ко другу любовь нелицемерную.

Но и строгий и не послабляющий отец не менее достоин почитаться за святого и богоугодного: ибо если не бы был свят и богоугоден, то не бы старался об исправлении своих учеников, чтобы из надменных и презоривых сделать смиренными, кроткими и благонравными. Следовательно, всякий отец, который наставляет на доброе и богоугодное, хотя сам и слабо живет, но должно помышлять, что слабость имеет по человеческой немощи и телесным недугам, но душою весь взят горе, и есть богоугоден. Тот только отец недостоин веры и почитания, который нерадит о духовной жизни, презирает и небрежет о преданиях святых отцов, и как сам предается слабостям и сладострастиям, так и учеников своих увлекает в суетные и мирские развлечения и пристрастия, такого подобает более бегать и удаляться от него, а не предаваться отнюдь такому.

Как хлеб составляется от муки, воды и огня, и если единого чего от этих трех не будет, не может совершиться хлеб; так и хотящий иночествовать: если одной от помянутых трех добродетелей (а именно: веры, откровения и повиновения) не имеет, то не воспользуется, живя в иночестве.

Хотящий без откровения жить много борим бывает от осуждения, негодования, и рождаются в нем разновидные суетные помыслы и страсти. Как лоза непосекаемая многие произрастает отрасли, так и брат, если не открывает отцу на посечение всех помышлений и деяний, то много борим бывает, и плодятся в нем [нелепые мысли и разрастаются] и укрепляются страсти. Враг же, зная, что многое такое пагубное произрастает в живущем с неоткровением, поэтому сильно его борет и нудит, чтобы жил без откровения. Сложившийся же с таким вражиим всеянием, заблуждает душою и мнит право и безгрешно жить при отце так, не говоря правду, и того ради не хочет дать обещание, чтобы быть во всем откровенным.

Равно и того, который боится дать обещание, чтобы во всем иметь послушание к отцу, уловляет враг и понуждает, чтобы тайно от отца по своей воле делать, или не так, как заповедано от отца, и только в том доброхотен послушник показывается, когда что согласно с его желанием повелено будет или сходствует с его мнением, к прочему же всему упорен, прекословен и не послушен. Ибо тоже льстит себе, помышляя, что не обещавшемуся и не предавшему себя в такое безрассудное повиновение, безгрешно и не во всем в точности повиноваться.

Иной же живет при отце, но не имеет к нему веры, как святому и угодному Богу, часто увлекается в пагубное презорство и уничижает отца, как простого и чуждого благодати, не уважает ни советов, ни повелений его, и не страшится отойти и оставить его, помышляя, что не сотворил ни обета, ни предания; того ради и не вменяет себе в грех, чтобы оставить его.

Но хотя и мнят такие самочинные, непокорные и бесстрашные, якобы не столь грешно жить без веры и предания, без откровения и послушания, [повиновения] как же тому, который искренно и вседушно предается во всем отцу своему в безрассудное повиновение с верою и любовью, по сходству Святого Писания и завещания святые отцов, и если этот преткнется в чем и погрешит, подлежит большему осуждению. Но такие ошибаются и прельщают сами себя, помышляя, что они менее судимы будут. Но возможно ли, чтобы Господь строже судил тех, которые страха ради и благоговея к завещаниям святых отцов, признали себя виновными и со смирением предались отцу, а поэтому и грехопадения их происходят не от гордости и самочиния, но от немощи человеческой, и всегда готовы к восстанию помощью и заступлением молитв отеческих.

Напротив же, те, которые не повинуются преданию святых, не повинуются, следовательно, Самому Богу, сказавшему: «Слушающий вас, Меня слушает» (Лк. 10:16). Так за это ли самое они менее будут судимы, что остались непреклонны и порабощены духом презорства, самочиния, непокорства и самомнения? Не более ли за это самое сами себя лишают верного спасения, и удаляются от Бога, ибо на кого милостивно призирает Господь? На кротких, на смиренных и трепещущих перед словом Его (См.: Ис. 66:2); гордым же противится и лишает Своей благодати (См. Иак. 4:6).

И так, не подвергает ли тот сам себе под гнев Божий с погублением своего спасения, если держится того, от чего бывают грехи его пред Богом ненавистны, а не слагается с тем, чрез что грехи бывают умаленными и удобо простительны и приятны пред Господом? Как говорит Иоанн Карпафийский: «Если, будучи таков, ты смиренномудр, то твое прегрешение, монах, предпочтительнее праведности мирян и твои нечистоты необходимее великого очищения житейских [людей]». Ибо каждому известно, что крайне ненавистно пред очами Божиими презорство сродное гордости. И если который брат не захочет предаться Отцу в нерассудное послушание и повиновение, то какое может быть большее знамение презорства и небрежения к волению Божию, который благоволит, чтобы было житие наше монашеское подобно небесному, как говорит святой Василий Великий в подвижнических уставах (глава 18). «Во-первых, возлюбив общение и совокупную жизнь, возвращаются они к тому, что по самой природе хорошо. Ибо то общение жизни называю совершеннейшим, из которого исключена собственность имущества, изгнана противоположность расположений, в котором с корнем истреблены всякое смятение, споры и ссоры, все же общее, и души, и расположения, и телесные силы, и что нужно к питанию тела и на служение ему, в котором один общий Бог, одна общая купля благочестия, общее спасение, общие подвиги, общие труды, общие венцы, в котором многие составляют одного и каждый не один, но в ряду многих. Что равняется сему житию? Но что и блаженнее оного? Что совершеннее такой близости и такого единения? Что приятнее этого слияния нравов и душ? Люди, подвигшиеся из разных племен и стран, привели себя в такое совершенное тождество, что во многих телах видится одна душа, и многие тела оказываются орудиями одной воли. Немощный телом имеет у себя многих состраждущих ему расположением; больной и упадающий душою имеет у себя многих врачующих и восстановляющих его. Они в равной мере и рабы, и господа друг другу, и с непреоборимою свободою взаимно оказывают один перед другим совершенное рабство – не то, которое насильно вводится необходимостью обстоятельств, погружающею в великое уныние плененных в рабство, но то, которое с радостью производится свободою произволения, когда любовь подчиняет свободных друг другу и охраняет свободу самопроизволением. Богу угодно было, чтобы мы были такими и вначале, для этой цели и сотворил Он нас. И они-то, изглаждая в себе грех праотца Адама, возобновляют первобытную доброту, потому что у людей не было бы ни разделения, ни раздоров, ни войны, если бы грех не рассек естества. Они-то суть точные подражатели Спасителю и Его житию во плоти. Ибо как Спаситель, составив лик учеников, даже и Себя соделал общим для Апостолов, так и сии, повинующиеся своему вождю, прекрасно соблюдающие правило жизни, в точности подражают житию Апостолов и Господа. Они-то соревнуют жизни Ангелов, подобно им во всей строгости соблюдая общительность. У Ангелов нет ни ссоры, ни любопрения, ни недоразумения; каждый пользуется собственностью всех, и все вмещают в себе всецелые совершенства, потому что ангельское богатство есть не какое-нибудь ограниченное вещество, которое нужно рассекать, когда требуется разделить его многим, но невещественное стяжание и богатство разумения. И посему-то совершенства их, во всяком пребывая всецелыми, всех делают равно богатыми, производя то, что собственное обладание у них несомненно и бесспорно. Ибо созерцание высочайшего совершенства и самое ясное постижение добродетелей есть ангельское сокровище, на которое позволительно взирать всем, так как каждый приобретает всецелое ведение сего и всецелое сим обладание. Таковы и истинные подвижники, не земное себе присвояющие, но домогающиеся небесного и в нераздельном участии всецело хранящие в себе все, и каждый одно и то же, потому что приобретение добродетели и обогащение добрыми делами есть любостяжание похвальное, хищение, не доводящее до слез, ненасытность, достойная венца; и виновен тот, кто не делает таких насилий. Все расхищают, и ни одного нет обиженного, а потому распоряжается богатством мир. Они-то предвосхищают блага обетованного Царствия, в доброхвальном своем житии и общении представляя точное подражание тамошнему жительству и состоянию. Они-то на самом деле хранят совершенную нестяжательность, не имея у себя ничего своего, но все общее. Они-то ясно показали жизни человеческой, сколько благ доставило нам Спасителево вочеловечение, потому что расторгнутое и на тысячи частей рассеченное естество человеческое по мере сил своих снова приводят в единение и с самим собою и с Богом. Ибо это главное в Спасителевом домостроении во плоти – привести человеческое естество в единение с самим собою и со Спасителем и, истребив лукавое сечение, восстановить первобытное единство, подобно тому как наилучший врач целительными врачествами вновь связывает тело, расторгнутое на многие части. И это изобразил я не с тем, чтобы самому похвалиться сколько-нибудь и превознести словом своим добрые дела общежительных подвижников» (ибо не такова сила моего слова, чтобы могло украсить великое, а напротив того, оно может более помрачить его слабостью изображения), но для того, чтобы по возможности описать и показать высоту и величие сего доброго дела. Ибо что при сличении может стать наравне с сим благом? Здесь отец один, и подражает Небесному Отцу, а детей много, и все стараются превзойти друг друга благорасположением к настоятелю, все между собою единомысленны, услаждают отца доброхвальными поступками, не узы естественные признавая причиною сего сближения, но вождем и блюстителем единения соделав Слово, Которое крепче природы, и связуемые союзом Святаго Духа. Можно ли в чем земном найти какое подобие к изображению совершенства этой добродетельной жизни? Но в земном нет никакого подобия, остается одно подобие – горнее. Небесный Отец бесстрастен, без страсти и этот отец, всех приводящий в единство словом. Нерастленными хранят себя дети Небесного Отца, и сих сблизило соблюдение нерастления. Любовь связует горних, любовь и сих привела в согласие друг с другом. Подлинно, и сам диавол приходит в отчаяние пред этою дружиной, не находя в себе сил против такого числа борцов, которые бодро и дружно ополчаются против него, так прикрывают друг друга любовью, столько ограждены Духом, что нет и малейшего места, открытого для его ударов».

Если же кто не приемлет покорить себя воли Божией, тому поистине лучше не касаться монашества, нежели со своеумием и презорством жить между святою братиею. Потому что как от беса, так и от самочинного и не следующего по преданию происходят всему братству соблазны, молва и смущение, ибо такой хотя и старается, и хочет мирно и хорошо с братиею жить, но не может, потому что от всякого послушника, который веры, откровения и повиновения не показывает, благодать Божия отступает и своих действий, то есть мира, любви, радости, долготерпения, кротости, смиренномудрия и прочих тому подобных, лишает, пока со смирением не обратится и раскается в своем заблуждении. Если же пребудет упорен в своем ожесточении, то и невольно бесовские дела творит, а именно: бунты, смущение, прекословие, осуждение, роптание и прочие враждебные и противные иночеству. Как и отец избежит суда, если такого сопротивного захочет принять в братство? Ибо равно как волка в стадо овец впустить, так и не хотящего следовать правилам и завещанию святых отцов принять в сожительство богобоязненного братства.

Живущий достодолжно под управлением отца от всяких этих погрешностей и преткновений удобно себя очищает и исправляет, либо своим собственным раскаянием и сокрушением, либо откровением отцу; а отец налагаемыми пластырями, т.е. или порицанием, или отлучением, или неким озлоблением, и излишними подвиги, всяк очищает его душу. А тот непокоривый и самочинный хотя и более тоскует и тужит, и раскаивается, и плачет, и постится, и молится, и бдит, и всячески озлобляет себя о своих грехах, но помилования, и прощения, и спасения известно надеяться не может, так как всяких трудов и озлоблений отвращается. Бог и не внемлет такому, который от этих трех первоначальных основных иноческих обязательств отметается, как Сам Дух Святой установил чрез богоносного Великого Василия и прочих, чтобы хотящие иночествововать не иначе, но так да исправляются, как об этом хорошо изъяснил святейший патриарх Каллист с Игнатием: «Внемли тому, что мы говорим и искренно тебе советуем. – Прежде всего, избери себе со всецелым, по божественному слову, отречением и совершенное повиновение непритворное. Для сего со всем усердием взыщи и постарайся найти себе руководителя и учителя непрелестного (непрелестность его да будет в представлении им в подтверждение того, что говорит, свидетельства из Божественного Писания), духоносного, сообразную с словами своими и жизнь ведущего, высокого в умозрении, смиренного в мудровании о себе, во всем добронравного, и вообще такого, каким, по богопреданным словесам, надлежит быть Христову учителю. Нашедши же такого, и к нему как к родному отцу сын отцелюбивый прилепившись телом и духом, пребывай с того времени весь в его повелениях, и с ним во всем согласуйся, смотря на него, как на самого Христа, а не как на человека, и всякое от себя отгоняя неверие, и сомнение, равно как и всякое свое мудрование и самоохотное хотение; шаг за шагом последуй за учителем своим, как зеркало какое, как свою совесть, имея это нерассуждающее полное ему послушание. Если же иной раз что-либо противное сему подсеет в ум твой враждебный всему доброму дьявол, как от блуда и как от огня, отскочи от того, так премудро говоря к себе против влагающего такие мысли прельстителя: не руководимый руководящего, а руководящий руководимого руководит; не я его, начальствующего, а он мой взял на себя суд (мой вину); не я его, а он моим состоит судьею, по св. Лествичнику, и подобное (Сл. 4-е). Для того, кто восприял намерение расторгнуть рукописание своих прегрешений и сподобиться быть вписану в божественную книгу спасаемых, нет вернейшего к тому способа, как такой образ жизни, т.е. послушание. Ибо, если, по блаженному Павлу, Сын Божий и Бог наш, Господь Иисус, ради нас став подобным нам, и премудро устрояя отческое о нас благоволение, видится протекающим сей путь (послушания), и чрез него сподобляется Отчего, за благоугождение Ему по человечеству, прославления; ибо «смирил Себя, – говорится, – быв послушным даже до смерти, и смерти крестной. Посему и Бог превознес Его и дал Ему имя выше всякого имени» и проч... (Флп. 2:8–9): то кто же осмелиться дерзко, чтоб не сказать, несмысленно, надеяться, что сподобится славы Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа, и отеческих воздаяний, не избрав шествовать тою же, с Вождем и Учителем нашим Иисусом Христом, стезею. Ибо ученику, если у него есть забота быть как учитель, надлежит неуклонно со всем рвением душевным, как например и первообраз наилучший, смотреть на жизнь и дела руководителя своего, и понуждать себя во всем всегда подражать ему. Так и о самом Господе нашем Иисусе Христе написано, что Он «был в повиновении» отцу и матери Своей (Лк. 2:51); и сам о себе Спаситель говорит: «не [для того] пришел, чтобы Ему служили, но чтобы послужить» (Мф. 20:28). – После сего, возможно ли о том, кто живет иначе, – т.е. без руководителя, самоугодливо и самовольно, – думать, что он живет божественной жизнью, согласно с Словом Божиим? Никак отнюдь. И Лествичник говорит: «Как идущий без проводника легко сбивается с пути и заблуждается: так самочинно проходящий монашескую жизнь, легко погибает, хотя бы он знал всю мудрость мирскую». Почему многие очень, чтоб не сказать – все, – из тех, кои шествуют не путем послушания и без совета, хотя, по труду своему и поту мечтают, как во сне, будто сеют много, но по истине нажинают весьма немного; некоторые же вместо пшеницы, увы! пожинают плевелы, как устрояющие жизнь свою самочинно по самоугодливому мудрованию, – чего хуже ничего нет. О сем свидетельствует св. Лествичник, так пиша: «Вы, которые решились вступить на поприще сего мысленного исповедничества; вы, которые хотите взять на выю свою иго Христово; вы, которые отселе желаете сложить бремя свое на выю другого, которые стремитесь добровольно продать себя в рабство, чтобы в замену оного получить истинную свободу; вы, которые преплываете великую сию пучину, будучи поддерживаемы руками других: знайте, что вы покусились идти путем кратким, хотя и жестким, на котором одна только есть стезя, вводящая в заблуждение, – называемая самочинием. – Кто совершенно отвергся самочиния, тот всего, что почитает добрым, духовным и богоугодным, уже достиг, прежде нежели вступил в подвиг, потому что послушание есть неверование себе самому во всем добром, даже до конца жизни своей» (Сл. 4-е, п. 5). Посему и ты, разумно познав сие, и благой неотъемлемой части небошественного безмолвия возжелав подвижнически обучиться, последуй добре установленным законам, как тебе показано, и, во-первых, объятельно обыми послушание, а потом и безмолвие. Ибо как деяние есть ступень к созерцанию, так послушание к безмолвию. «Не передвигай межи давней, которую провели отцы твои», как написано (Притч. 22:28); помни и то, что «горе одному» (Еккл. 4:10). Положив таким образом доброе начало основанию, с продолжением времени, возложишь ты и славный покров на духосозидательное свое здание. Ибо как у кого начало не искусно, у того, как сказал некто, и все не терпимо: так напротив у кого начало искусно, у того и все благолепно и благочинно, хотя случается иной раз и противное сему: что впрочем от нашего произволения бывает. Но поскольку о сем образе жизни «многое нам и не удобь сказаемое слово»; почему и проходящие ее проходят различно: то надобно указать тебе некоторые отличительные черты ее, как признаки, которых держась, как правила и отвеса, мог бы ты жительствовать с непогрешительной исправностью. – И се говорим тебе, что истинному послушнику всенеобходимо, как нам кажется, должно соблюдать следующие пять добродетелей: во-первых, веру, чистую и нелестную веру настоятелю (руководителю) своему в такой мере, чтоб смотрел на него, как на самого Христа, и как Христу повиновался ему, как говорит Господь Иисус: «Слушающий вас Меня слушает, и отвергающийся вас Меня отвергается; а отвергающийся Меня отвергается Пославшего Меня» (Лк. 10:16); и как учит Апостол: «Все, что не по вере, грех» (Рим. 14:23). Во-вторых, истину, т.е. чтоб истинствовал в деле и слове, и в точном исповедании помыслов; ибо написано: «Начало словес твоих истина» (Пс. 118:160), и: «истины взыскует Господь» (Пс. 30:24). И Христос говорит: «Я есмь путь и истина и жизнь» (Ин. 14:6); почему и самоистиной наименован был. В-третьих, – не творить воли своей: ибо для послушника, как говорится, творить волю свою есть большая потеря и большой вред; ему надо всегда отсекать волю свою, и при том самоохотно, т.е. не по принуждению от Отца своего. В-четвертых, отнюдь не прекословить и не спорить; потому что прекословие и спор не свойственны благочестивым. И священнейший Павел пишет: «А если бы кто захотел спорить, то мы не имеем такого обычая, ни церкви Божии» (1Кор. 11:16). Если же так просто и вообще всем христианам возбраняется сие, то тем паче монахам, которые дают обет полного во всем повиновения. Прекословие и спорливость происходят от самомнения, сожительницы неверия и высокоумия; как напротив, непрекословие и неспорливость происходят от верного и смиренномудрого настроения. – В-пятых, должно ему соблюдать следующую добродетель – точно и искренно все исповедовать настоятелю своему (руководителю); как мы и на пострижении. как бы страшному предстоя престолу Христову, пред Богом и Святыми Ангелами Его, дали обет иметь началом и концом (наших рачений и деланий) вместе с другими нашими к Господу обетами и заветами – и исповедание тайных сердца (помышлений и желаний). Сказано и божественным Давидом: «Исповем на мя беззаконие мое Господеви: и ты оставил еси нечестие сердца моего» (Пс. 31:5); и Лествичником: «Язвы, когда о них объявишь, не в худшее придут состояние, а уврачеваны будут» (Сл. 4, 10). Кто сие пятеричное число указанных пред сим добродетелей станет мудро и разумно соблюдать, тот да ведает несомненно, что отселе еще он делается, как в залоге, причастником блаженства праведных. – Таковы принадлежности приснопамятного послушания, как бы корень его и основание» (Добротолюбие, т. 5, гл. 14, 15).

Сколь же гибельно и Богу противно без этих основных добродетелей веры, послушания и чистого откровения проходить житие иноческое, от этого можно познать, ибо говорит пророк Иеремий: «Проклят, кто дело Господне делает небрежно» (Иер. 48:10). И Царепророк Давид говорит: «Ты укротил гордых, проклятых, уклоняющихся от заповедей Твоих» (Пс. 118:21). Но мы, [поступая в иночество, предаем себе на служение Господу] преступая же и презирая завещания и предания святых отцов, презираем повеление Самого Господа, Который говорит во Святом Своем Евангели: «Слушающий вас, Мене слушает». А поэтому и заслуживают неминуемо проклятия те, которые небрегут о преданиях святых отцов. Такого и грехи не прощаются, и подобен есть сущим в аду, которые стонут, рыдают, каются, зовут, но не услышаны бывают, потому что удалены от Бога и заключены в ад. Так и те, которые сами себя удаляют от Бога и Святой Его благодати, – заключаются в бездну погибели, обложены, как оковами, пагубным мнением, самочинием, непокорством и разными своевольными прихотями и страстями; такой, хотя и изнуряет себя постом, бдением и различными подвигами, молится, рыдает и вопиет деннонощно, но неуповательно услышан будет от Бога, ибо говорит Апостол: «Если же кто и подвизается, не увенчивается, если незаконно будет подвизаться» (2Тим. 2:5).

Святые же отцы единогласно повелевают с самого начала хотящему законно и незаблудно иночествовать, прежде всего искать отца, хорошо умеющего руководствовать идущих к Богу, и обретши такого, вседушно предаться ему, отвергши в конец свою волю и мудрование. Противящихся же этому, самочинных и непокоривых святые отцы именуют чадами гнева.

Что в нашем иночестве, если такою обдержимся гибелью? Первое: за небрежение и уклонение от правил святых отцов, проклятия будем достойны. Второе: за нетворение воли Отца Небесного не внемлет Бог молитвам нашим. Третье: не войдем в Царство Небесное. Четвертое: как не законно управляем себя, то и не будем увенчаны. И, наконец, пятое: как не слушаем святых отцов и отвергаемся от повеленного ими, окажемся как отвергающиеся от Христа и Отца Его. Все же такое злое происходит от того самого, что не хочет жить при отце с верою достодолжно, то есть веровать, что все сказанное от него свято и праведно есть, и повиноваться, творить все повелеваемое им в точности, отнюдь ни более ни менее, и с сердечным откровением и исповеданием всех своих деяний, чувств и самих помышлений.

Если же кто не только сам не хочет жить с откровением, но и скорбит на тех, которые возвещают о нем отцу, такой не повинуется Василий Великому, который говорит в своих правилах: «Всякий грех должен быть открываем настоятелю или самим согрешившим, или узнавшими о грехе, когда сами они не могут уврачевать его по заповеди Господней (Мф. 18:15). Ибо грех умолчанный есть гнойный вред в душе. Как благодетелем называем не того, кто задерживает в теле вредоносное, а напротив того, кто болезненными средствами и надрезываниями вызываете это наружу, или посредством рвоты исторгает вредившее, или вообще чрез обнаружение болезни делает и способ излечения известным: так, очевидно, скрывать грех значит готовить больному смерть. Ибо сказано: «жало смерти – грех» (1Кор. 15:56); «Лучше открытое обличение, нежели скрытая любовь» (Притч. 27:5). Поэтому не скрывай грехов один другого, чтобы из братолюбца не сделаться братоубийцею. Не скрывай и у себя самого».

В монашестве не столько нужно всякое изнурение и подвиги, как чистое сердце и бесстрастие. А как очистится, как уврачуется и придет в бесстрастие тот, который не открывает своих язв и не приемлет врачевания? Посему как Василий Великий, так и прочие святые отцы заповедают вседневно все свои тайности отцу открывать, ибо живущие так с откровенностью, всячески будет иметь опасение, чтобы не бесчинствовать, потому что знает, что по прошествии дня неминуемо должен дать отчет отцу своему, как Самому Богу, и принять от него суд за все свои действия, чувства и помышления. А потому такой истинный сын и послушник ни смерти, ни суда Божия не боится, ибо верует и извествуется благодатью Божиею, что не он сам, но отец его имеет за него отвечать. О таком послушнике сам диавол отчаивается, ибо все козни его разрушаются единым чистым откровением.

Совершенное смирение всегда думает, что все его мнения неправы, а только то за правильное почитает, что святые отцы говорят и Священное Писание показывает. Так же и послушание совершенное не говорит: так и так подобает, но слушает только и повеленное исполняет, повинуясь во всем, не истязая, почему так, почему эдак. Одним словом, говорят ему: это делай, а этого не делай; и послушает с любовью, покоряется кротко, без рассуждения. Если же некогда как человек в чем преткнется, тогда как уязвленный с великим болением сердца, с совершенным смирением и раскаянием, падая на ноги отца своего, испрашивает прощения и молитв. И о таком послушнике крепче утверждают святые отцы, что не он сам, но отец его будет за него отвечать пред Богом.

Внемли, о Богом возлюбленный послушания любитель! для тебя скажу с помощью Божиею, испытай себя прилежно и познай, как далече отстоишь еще от совершенного послушания; и тогда, когда все заповеданное тебя от отца твоего, согласное с правилами и преданиями святых отцов и Святой Церкви, приемлешь, и старайся исполнить, и если их не приял бы, то осужден бы был не только за преслушание и непокорность к отцу твоему, но и к святым правилам и уставам Церкви. Истинные же делатели послушания повиновались не только в заповеданиях, согласных с преданиями святых, но и на жесточайшие с ревностью подвизались. Ибо духовного отца и наставника повеления бывают тягчайшие и неудобоносимые. Например: без противоречия по пятидневном неядении делать рукоделие, и еще не приемля пищи, то же еще переделывать безропотно и беспрекословно, или многие свои рукоделия сжигать; или некие одежды и вещи и снеди в огнь и в воду бросать; или кореньями вверх садить; или сухой кол поливать; или столп бездушный бить; или нужники братские голыми руками очищать; иногда же безвинное изгнание, ругание, биение, трапезы лишение, и всякое уничижение доброхотно терпеть; или у врат стоя всем кланяться; или обличение всех своих злых пред всем братством со смирением терпеть; или сына утопить; или в огнь и пламенную печь войти; или по воде пойти. Одним словом, если в смерть, если в жизнь, ни отчего не отрекаться, но в точности, как угодно отцу, так повиноваться, ибо все такое видим во Святом Писании, что передаваемо было от святых отцов послушниками.

И так видишь ли, в сколь высокой мере и неудобоносной заключается истинное послушание? А чрез это запомни и пойми себе, о послушниче! Едва ли и тень достодолжного иноческого послушания к отцу твоему показываешь; потому что если и даже удобным делам иноческой жизни охотно прилежать не стараешься, то как можно обольщать себя, что в совершенном находишься послушании, если и за то, что от Святой Церкви предано, ропщешь и противоречишь? Поистине лучше смириться и сознаться, что даже и начала не положил достодолжного повиновения, но всуе проводишь дни свои в иночестве, с нерадением, самонравием и своеугодием. Поэтому не только к отцу своему истинного повиновения оказать и во всем на его волю отдаться не можешь, но ко всем иноческим делам обретаешься неслагателен, и всякое старание и ухищрение вымышляешь, чтобы исполнить свою волю и прихоти, оспорить и взять верх над своим отцом, и за это самое непокорство и сопротивление мнишь себе быть в преуспеянии, что явная есть прелесть и знамение гордого сердца.

Некоторые же от неразумия почитают за истинное и совершенное послушание то только, чтобы всякие труды, работы и рукоделия исполнять беспрекословно и в точности, как отец заповедует. А если когда услышит о некоем духовном делании, то есть или о самоотвержении, о нестяжании, об истинном и чистосердечном откровении, о молчании, о смирении, о терпении и непрекословии, и о больших подвижнических делах, которые превосходят уставное положение, например: сверх узаконенных Святою Церковью постов, еще в иные дни или седмицы поститься, или бдения творить, или поклоны умножать, или отнюдь молчать, или со знакомыми не беседовать, и о мирских делах не любопытствовать, или с родными не видаться, или жажду терпеть, или со сном бороться и спать неупокоительно или сидя, праздным никогда не быть, и ничего без вопрошения что творить, без вины наказуемым и уничижаемым быть и не оправдываться отнюдь, но все со смирением терпеть, – от всего такого отметаются и без усрамления с дерзостью отрицаются и бегут, даже слушать не терпят, а поэтому такой недостойно не только послушником, но и даже в братство причислить.

А иные еще не навыкши еще смиренномудренного повиновения, но тотчас с самого первовступления своего в иночество спешат и стремятся на жесточайшие и продолжительные посты, поклоны и бдения, на отшельничества и затворы, вериги и власяницы, и на всякие изнурения. К тому же еще своехотно, без повеления на всякие труды и служения братские себя предают. И чрез то помышляют о себе, якобы совершенно иночествуют, умерщвляют себя, не обладают страстями и вожделениями, не побеждаемы слабостями, и мнят, якобы от Божией благодати подвижутся на такие великосвятостные дела и подвижничество. Но не разумеют того, что от тщеславия и возношения на такое устремляются. Потому что если начнет отец начальствующий от таких своевольно предпринятых постничеств и трудов возбранять им, и вопреки тому начнет советовать и понуждать, чтобы более первее взыскивали кротостное не испытуемое повиновение, чтобы стараться душе отсекать пред отцом их волю свою, и для сломления своего ради возношения повинуются больше по уставу и по преданиям Святой Церкви себя управлять, говоря им так: «Искуситесь и обучитесь прежде по преданным жить, и если не трудна и удобоносна вам это, к тому же если и возношением не побеждаетесь, тогда во смиренном мудровании, на совет и волю отца своего возлагаясь, праведно будет вам принять благословение и на такое высочайшее простираться». Они же, услышавши такие советы, тотчас негодуют и смущаются, и много наставляющему их отцу противословят и, отошедши, уничижают его и ропщут, гордостно говоря: «Сам не может высоко жить, и равных себе и нас старается устроить». И вносят в души свои многие на отцы осуждения и уничижения, а себя оправдывая и непорочно творя. И так через это явно есть, что не от Божией благодати и вспомоществования такое у них желание и ревность на жестокие и трудные подвиги, потому что в иночестве без послушания и повиновения, без смирения и любви ни одно дело не благоприятно Богу.

И еще иные упрашивают и убеждают отца своего, чтобы попустил им жить в безмолвии и уединении, и мнят, что такое их безмолвие вменится им в послушание, потому что испросили на то благословение; но и здесь еще не зрится истинного повиновения, но более самопроизвольное отшельничество, потому что не по повелению отца, но за усильное их прошение попустил им отец. Истинное же незаблудное и правомудрствующее иноческое послушание убеждает, чтобы более хранить любовь и веру к отцу своему, а не за безмолвием гонятся, говоря себе так: «Я желаю в безмолвии приседеть и поучаться о Господе, но не знаю на успех мне послужит это или на тщету, того ради небрегу о моем хотении, но молю Господа и верую благодати Его, яко Он внушит отцу моему и известит его, да повелит мне отойти на безмолвие, если это полезно будет для души моей».

Благоразумный любитель послушания, слышав глас Господа своего: «Не творю волю Мою, но волю пославшего Мя Отца» (Ин. 6:38), – и им Божественным гласом, как стрелою желания, уязвившиеся к послушанию, к тому прочее жить по другому не терпит, но весь вседушно предается отцу, по подобию Феодосия Печерского, предавшегося Антонию, и прочих святых, угодивших Господу послушанием. И так говорит отцу, повергаясь к стопам его: «Се, от ныне, отче, прими Бога ради душу мою, предаю тебе всю жизнь мою; всю мою волю, хотение и разум отвергаю как ничтоже сущий, и как Самому Господу верую, что не иначе могу получить спасение, только твоим окормлением».

Старец же, слышав такое братнее доброе рассуждение и видев в нем горячее произволение идти путем незаблудного послушания, так отвечает ему: «Чадо, Бог да утвердит душу твою во благом произволении, но чтобы положить твердое основание твоему предприятию, подобает прежде всего иметь крепкую веру в том, что послушание приятнее Богу молитвы и постов, и что послушанием несомненно обретается спасение души. Второе, подобает к отцу быть расположенным верою, настолько, что все повелеваемое от отца слыша, верить, что точно по Божию изволению и от благодати так говорит. К этому же зная и то, что отец уже должен будет предстать за тебя на Суд Божий, то ты за это самое такою любовью должен прилепиться к нему, чтобы душа твоя не отторгаема была от его души, как Христос от Отца Своего. И не иметь уже к тому ни в чем своей воли, как Господь наш во всем образ нам Собою дав, да последуем стопам Его, сказал: пришел, «не да творю волю Мою», но волю Отца Моего. За такое же наше к Нему послушание и последование, и Сам Он, Господь наш Иисус Христос повинется прошению и хотению нашему, чтобы быть Ему между нами, очистить и простить все согрешения наши, и в грядущем веке совокупить и нас со благоугодившими Ему. Но и здесь, если будем искать единого только Царствия Небесного, то по Божественному Своему обещанию послужит нам Своим Промыслом, питая, одевая, утешая, возбуждая радость и облегчая труды и болезни нашего подвижничества».

Ученик же дает пред Господом обещание, чтобы в конец отринуть свою волю и во всем последовать Его отеческой воли и велениям, и говорит так к отцу своему: «Знай, Отче, что отныне никогда с Божиею помощью ни прикоснусь к какому-либо делу без твоего повеления». Поэтому и сам отец принужден бывает послушать своего ученика и сказать о своем хотении, чтобы не оставить его сидеть праздным. И так между ими у обоих видится друг ко другу любовное послушание: отец, послушал ученика своего и исполняя его волю и желание, наставляет его и говорит ему, что подобает творить, а ученик воли и повелениям отеческим повинуется радостно; и за такое их согласное и любовное друг ко другу повиновение и Сам Христос обитает между ними и исполняет души их благодатью.

Сколь же превеличественно, достохвально и преблаженно быть подражателем своему Господу, поистине никаким словом представить не возможно, так как по Апостолу: если кто со Христом страждет, то с Ним и прославится (см. Рим. 8:17). Прославление же с Христом как возможно изъявить и по достоинству восхвалить и ублажить? Сами Ангелы желают приникнуть во славу, которую уготовил Бог любящим Его. И еще слышим от Апостола, что Бог Отец за послушание возлюбленного Сына Своего Господа нашего Иисуса Христа превознесет имя Его «выше всякого имени» (Флп. 2:9). То оставит ли Христос неувенчанным и непревознесенным такого послушника, который от любви к Нему через всю свою жизнь по силе своей неуклонно пребудет в послушании, подражая Ему? И если человеколюбец Господь за преслушавшего Его соизволил пострадать и умереть, то как подражавшего последовавшего Ему не возьмет к Себе и не прославит с Собою? Так как Сам говорит Своим ученикам: «Где Я, там и слуга Мой будет» (Ин. 12:26). И если служащие Ему при Нем будут, тем более подражатель Его!

Это все уразумевши, брат вносит вкорененно и утвержденно в своей душе, что всего спасительнее и угоднее Христу Богу нашему, чтобы быть Ему подражателем и, по подобию Его, не творить волю свою. Того ради отнюдь не хочет сам предызбрать что или сотворить по своему хотению, но все да будет по отеческой воле и повелению, чтобы ни малого не последовало ущерба в его повиновении, но да явится непорочно служение его пред лицом Христовым.

И так смотри, возлюбленный брат! который носишь только именование послушника, какого духовного сокровища лишаешь себя последуя своей воли [и своему мнению]? Сам себе лишаешь свободного к Богу восшествия, стяжаемого безрассудным послушанием. Ибо с дерзновением бы предстал пред лицом Господа своего, потому что не ты, но отец твой, имея тебя в повиновении, предстоял бы отвечающим за тебя, ты же послушания ради обрелся бы в высочайшем достоинстве более самохотных безмолвников.

Взошедшие же на верх истинного послушания не только не отвлекаются желанием к безмолвию, но и посылаемые от отца своего за послушание на отшельничество чтобы безмолвствовать, более тоскуют, дряхлствуют, печалятся из-за разлучения с отцом своим. А иные в конец даже слышать не терпят слов таких от отца своего, но решительно с дерзновением отрицаются повиноваться ему в этом, и говорят отцу так: «Лучше умоли Бога, да возьмет жизнь от меня, чем мне восприять жить без тебя». И за такое сопротивление и борьбу и прекословие к отцу снисходит на послушника богатство благодати Божией, и дарует ему Господь венец, не от пустынного терпения соделанный, но от евангельской любви и единения соплетенный.

Такой послушник истинно подражает и последует примеру Самого Христа Господа своего, Который не только творил все по воле Отца Своего, но даже и умереть на кресте не отрекся, отлучения и разделения от Отца не претерпел даже ни на одну минуту. Но и в страдании Своем, и на кресте, и во гробе, и сойдя во ад душою, пребыл не отлучен от недр Отца Своего, по исполнении же человеколюбного смотрения и послушания ко Отцу, еще быстрее вознесся на небо, с пречистою плотью Своею к любимому Своему Отцу в виде всех учеников и апостолов с небесною славою в неразлучное и бесконечное с Ним соседение и соцарствование! Так истинный послушник, подражая Христу, хотя по случаю иногда ради послушания и отлучается на некое время от отца своего, но любовью и духом неразлучен с ним бывает. По исполнении же и окончании повеленного ему послушания, быстрою ногою возвращается к лицу любимого отца своего, и ни жизнью ни смертью невозможно такого ученика отъять и отлучить от отца его. И столько крепко связан и горит к отцу любовью о Господе, что даже в Царство Небесное не желает войти без отца, но молит Бога, чтобы и там быть с отцом своим неразлучно.

Над такими с любовью и верою повинующимися учениками хотя по видимому и начальствует отец духовный, но в душе своей не признает их за учеников своих, но благоговеет к ним, как к Ангелам Божиим, посланным ему в сожительство, чтобы чрез них соделалось и его спасение. Того ради и сам отец имеет к ним большую любовь о Господе, почитая себя самого недостойным даже рабом быть у таких равноангельных послушников, и если бы было возможно, то и жизнь и душу свою положить за них не отрекся бы. Чрез такое же согласное сожитие и евангельское любовью Христовою друг ко другу единение, не только прославляемы и удивляемы бывают от всех, но и святы и праведны и треблаженны, и сущии ученики Христовы, и равноапостольными обрящутся пред Богом.

Если же такому ученику, так привязанному к отцу своему любовью, прилучится по некоей богоугодной вине на некое время удалиться и разлучиться, тогда поистине умилительное представляется зрелище, и явна всем делается разжженная между ними о Господе любовь, ибо неудержимые бывают сердечные воздыхания, слезное течение, продолжительные объятия, пламенные друг за друга моления, и непоступное к разлуке решение, и наконец не смогли бы отнюдь разлучиться друг от друга, если бы не грозило им Божие на то благоволение. Ему же не дерзая противиться, разлучаются с сладчайшею и сильным плачем любовью и с благою надеждою предаются в волю Божию, и разлучаются не духом, но только телесно, духовным же союзом нераздельны остаются до гроба, более же навеки.

Опасаюсь я описывать ту внутреннюю сладость и утешение, более же от Божия благодати бываемые действия, которые ощущают они, привязавшиеся истинною любовью к отцу своему, чтобы не как вместо объяснения, многое покрою моим невежеством. Поэтому предпосылаю к самым тем делателям такого совершенного евангельского послушания, пусть от них познают и известятся о той небесной благодати, которая обитает в святых душах их. Я же это только утверждаю, что если бы ни какой духовной сладости и радования не обреталось бы на этом пути (истинного послушания), но однако довольно и такого возмездия, как уверяют все святые и богоносные отцы, что истинный послушник без всякого сомнения обретается на совершенно спасительном пути, и совершает уже его спасение. Того ради с несомненною надеждою и упованием радуясь, отходит ко Господу, не имея за что отвечать и страшиться, что истинный раб Его и подражатель, творивший до смерти волю и повеление любимого отца своего.

И так, которые так ревностно, простодушно и с чистосердечием предались отцу, претерпели с непрекословным повиновением и творили безрассудно все повелеваемое от отца, таких всех видим от Божией благодати преисполненных духовными дарованиями, и иные из них возводимы были на высокие достоинства, и жития великие и смотрительные, и иные были спасители и окормители в Небесное Царствие, и память их во Святой Церкви и святыми прославляется. А которые, в иночестве, и вместе с повиновением последовали и своей воли и рассуждению, такие все в неизвестности имеются, приняты ли их труды и подвиги от Бога, или нет. То не лучше ли известного и верного держаться, нежели предавать себя в мнительное, опасное, а может быть обманчивое, заблудное и гибельное шествие?

Самочинные послушники во устах только носят послушание, а с какою умною опасностью проходить оное, о том даже не знают, и как иметь истинное повиновение, о том даже не учатся, даже слышать не терпят. Не только же такие, но и подвизающимся и пекущимся неусыпно о своем спасении, и таким небезтрудно подклонится в точности под иго истинного послушания, ибо великую подобает иметь ревность и пламеняющееся сердце любовью Божественною, чтобы сверх всех правил и преданий и уставоположений Святой Церкви готовым быть исполнить всякое повеление отца своего, если оное претило бы и самою смертью. Единым заключением: отнюдь не радеть о сей временной жизни, ни в чем-либо не преклониться к своей воли и мудрованию, но попирать всякое свое хотение, и рассуждение, и волю, и оправдание, но только внимать и творить волю Божию и волю по Богу отца своего, и быть всегда кротким, смиренным, простодушным, ко всем любовным, и послушливым даже до смерти по подобию Самого Господа.

Духовный отец только вспомоществует, то есть поучает, советует, поощряет и убеждает к подвигам и трудам. А Бог по мере его усердного делания, то есть смирения, чистосердечного повиновения, любви и согласия, вознаграждает его духовными дарами, и радостным творит, и утешает и помогает, и облегчает труды его, и всякое упрямство (или зло) пред ним углаждает.

Для истинного послушника не может быть большего благополучия и пользы, как находиться всегда неотлучно от отца искусного и смиренномудрого: ибо как железо, во огне держимое, прилагается и само в подобие огня и делается из жесткого мягким и удоботворным, так и рачительный послушник, живя при отце в повиновении, удобно приходит в преуспеяние, ибо как огнем, так присутствием отца испепеляются все его греховные обычаи и страсти, и, как чистою водою, так наблюдением и учением отеческим очищается душа его, согревается и просвещается благодатью Божиею. Такого послушника отнюдь не может уловить диавол, ибо он [послушник. – Ред.], находясь всегда пред лицом отца своего, объявляет ему чистосердечно все свои деяния, и желания, и помышления; и как бы младенец, носимый безбедно на руках отеческих, каждодневно приходит от силы в силу, и скоро достигает в мужа совершенного чистотою, бесстрастием и всеми преуспеяниями возраста духовного.

Напротив же сего, самочинный послушник, кроме того, что лишает сам себя мирного и спокойного безбедного устроения, чтобы не печься самому, как жизнь проводить, какие добродетели проходить и блюсти себя опасно, чтобы не заблудиться и не сойти в прелесть, то есть вместо богослужителя не соделаться служителем диавола, который весьма часто прилучается к самочинным и находящимся без окормления.

1. Творит дело с негодованием, роптанием и прекословием. Такой как сам, так и дело его достойно отвержения.

2. Творит повеленное неохотно, с противностью, насилуя себя с молчанием. И этот неприятен.

3. Творит также неохотно, с противностью. Нудит же себя творить охотно, и молчать о своем неудовольствии. Такой, хотя насилует и преклоняет себя повиноваться, этим самым сопротивоборствует врагу, однако внутри обдержится диавольским недугом, потому что не печалится о таком своем страстном состоянии. Еще и это есть знамение недуга душевредного, если не признает себе повинным.

4. Творит не Бога ради, но ради тщеславия и похвалы. Такой прельстился.

5. Творит, чтобы быть любимым отцом и братьями, не помышляя о благоугождении Господу. Такой человекоугодник, не Божий угодник, и чужд Божия воздаяния.

6. Творит повеленное просто, без всякого разума. Такой уподобляется скоту тихому, смиренному и не имущему разума, и остается без награды, а может быть еще и осудится, если научаем и вразумляем от отца и от Святого Писания, с каким мудрованием должен повиноваться: то есть: или грехов ради и страшась муки вечной, или подражая Ангелам и святым, более же Самому Господу Иисусу Христу, послушавшему Отца Своего до смерти крестной. Если ничего же от этого не имея в разуме, просто творит повелеваемое, то как ведущему доброе и не творящему, в грех ему будет.

7. Творит повеленное тоже неохотно и с противностью, но порицает сам себя и скорбит, зачем так сопротивно зрит себя к повиновению, и нудит себя, чтобы благосклонно и в точности творить повеленное. Такой, хотя и борим от врага, не очищен от страстей, но, однако, уподобляется облаченному в броню и не побеждающемуся от стрел вражиих.

8. Творит охотно и в разуме, слушая и повинуясь во всем, или за грехи свои, или желая угодить Господу, и такой есть богоугоден.

9. Услаждается и утешается самоотвержением, и любит все то, что сопротивно его воли и желаниям. Такой есть близок к бесстрастию.

10. Слыша бесчестие и укорение, но не скорбит и творит охотно и тщательно, и многотрудное до изнеможения. И по исполнении еще слышит укоры и поношение, но терпит без смущения, с благодушием, и готов ко всякому послушанию. Сей делатель есть и достиг бесстрастия.

11. Все такое же терпя, и всячески бесчествуемый, принимающий с радостью всякое поношение, а может быть и биение и безвинное наказание, и все такое, большею любовью к отцу распаляется, как к ходатаю его спасения, и привязывается к нему всем сердцем в неразлучное сожитие. Этот страстотерпец и рачитель любви.

12. На все готов, если в смерть, если в жизнь; отнюдь не сомневается ни в чем об отце своем. Не испытывает ничего, но все повеленное от отца творит охотно, с верою и любовью, и нерасторжным житием пригвождается столько к отцу, что даже в Царство Небесное не хочет без отца войти; этот превзошел всех, и совершился в любви, и есть бесстрастен.

Собравшимся и соединившимся о Боге и связавшимся между собою благодатью Божиею союзом святой любви и единодушия не подобает ни в чем иметь раздела: ни в пище, ни в одеянии, ни в иных коих вещах, даже пусть и не появляется когда-либо ад лукавого, который есть: твое и мое. Более подобает стараться, чтобы и спасение, и грехи были общие, чрез что, прилежа друг ко другу истинною любовью, как о своем так и о братнем исправлении и успеянии вседушно будут прилежными. И никто не может победиться ни высокоумием, усматривая себя выше других подвизающихся, ни пасть малодушием и безнадежием, изнемогая и отставая в подвигах, ибо подвизающиеся должны помышлять и верить, что все добрые дела и труды их соделываются вспомоществованием братских молитв, более же предстательством и помощью духовного отца, а поэтому и награда предлежит всем общая. Изнемогающий же, видя себе отстающим и падающим, не от лености и нерадения, но от бессилия и немощи лишенным великих и высоких дел, смиряется и сокрушается сердцем. Истинное же смирение и без дел велико есть пред Богом, а поэтому и они не лишаются общего воздания и спасения, по подобию, который принял равную награду, трудясь только один час, как и весь день работавший (Мф. 20:1–16).

Все же грехи и преткновения разделяются и делаются общими таким образом. Достигши бесстрастия и чистоты и усовершившиеся в любви болезнуют, вопия ко Господу о согрешающем и изнемогающем, так глаголя: «Господи! если его помилуешь, помилуй; если нет, то и нас с ним погуби». И еще: «На нас взыщи, Господи, его падение, брата же немощного помилуй и не истязуй!» Того ради прилагают труды к трудам, и подвиги к подвигам, всячески озлобляя (мучая) и изнуряя себя за погрешности брата, и всенощными бдениями, слезами умилостивляют Бога об отпущении его согрешений, испрашивая ему помощи [и исправления] от благодати Божией. Брат же, согрешающий и неисправный, видя себя истинною согрешающим и много отстающим от иноческих обязанностей, тоскует, болезнует, печалится и припадает со смирением к отцу и к братьям, чтобы не оставили его; просит братий, пусть наблюдают за ним, пусть нещадно обличают и поучают его, пусть возвещают о нем отцу, и пусть советуют об его исправлении. Отец же и братия, все такие его усердные прошения приемля, неусыпное попечение о нем подъемлют. Он же еще за то более почитает их и благоговеет к ним как к споспешникам его спасения, и за такое о нем старание горит к ним большею любовью, и лучше желает жизни своей лишиться, нежели разлучиться от таких любодружественных братий.

И Сам Господь наш весьма веселится о таких единодушных, связавшихся между собой неразрывною духовною любовью, смирением же друг друга предпочитающие, и друг другу угождающие, а себе уничижающие. И на таких милостивно призирает и грехи их прощает, и Сам Своею благодатью неотлучно от них пребывает. Ибо Сам говорит: «ибо, где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них» (Мф. 18:20). – Сколь более многое число собравшихся и соединившихся единодушием без сомнения имеют посреди их неотлучно Самого Господа, и такими как Сам Он, Господь Бог наш, познается и прославляется, так и их прославляет и являет. Как Сам изъявил, глаголя ко Отцу Своему: «Отче, о сем познают вси, яко Ты Мя послал еси, аще сии едино суть» (См.: Ин. 17:21–23). И еще: «По тому узнают все, что вы Мои ученики, если будете иметь любовь между собою» (Ин. 13:35). И еще: «Вы друзья Мои» (Ин. 15:14). Подумайте же, возлюбленные, что может быть выше, блаженнее, славнее не только на земле, но и на небеси, как быть непрестанно с Господом нашим Иисусом Христом? Поистине в эту-то славу Ангелы желают приникнуть, которую уготовал Бог любящим Его!

Богослов же, возлюбленный друг и ученик Христов, говорит: «Бог есть любовь, и пребывающий в любви пребывает в Боге, и Бог в нем» (1Ин. 4:16). Мы же познаем соприсутствующего Его с нами, и Божественную благодать Его в нас содействующую, если ныне живя в иночестве, вместо злобы и ненависти, пребываем в любви и согласии; вместо холодности, жестокости и уныния, обретаемся в духовном радовании о друг друге и о Господе Боге своем, богатея и прочими плодами Святого Духа.

Некоторые же послушники, хотя и слушают отца своего, но с негодованием, с огорчением, с прекословием, с роптанием, без любви, без веры, без усердия. Такие будут подобны бесу, потому что и диавол также не своею волею повинуется Богу и святым Его угодникам, как видим во многих житиях святых: от иных бежит повелением Божиим, иным же работает, иных возит на себе, как Иоанна Новгородского в Иерусалим, на иных работает: мелет муку, носит камни, стережет огороды и сады, и во многих случаях силою Божиею повинуется повелению святых отцов; служит и трудится диавол, но без пользы, потому что лучше от того не бывает, и покоряется святым по неволе. Так и послушник, хотя и много будет трудиться и поститься и изнуряться по повелению отца своего, но если без веры и усердия и не расположен к добру, то тщетны будут все труды его и не принесут ему никакой пользы. Более же, тем самым прогневляет Бога и губит свое спасение, потому что повинуется не ради Бога, но по подобию диавола, по неволе, то есть: или не имеет иного пристанища и не имеет свободы, или по нищете боится, чтобы не отослали и не изгнали, и того ради трудится и делает повеленное с ропотом и негодованием, со злобою и ненавистью, а поэтому и уподобляется тем бесам, которые также покоряются по неволе велению святых отец. И так же и эти послушники, хотя и трудятся, но вместо награды более примут осуждение, ибо жизнь иноческая должна быть равноангельная, то есть: вступивший во иночество должен подражать Ангелам чистотою, смирением, любовью, покорностью, которую они имеют к Господу. А те непокорные, напротив, делаются подражателями диавола своею злобою, возношением, роптанием, негодованием и прочими диавольскими свойствами, которыми оскверняют и ругаются над благодатью Божией и человеколюбием, призвавшему их, за что неизбежно вместе с диаволами примут и осуждение и отлучение от Бога и от святых, благоугодивших Ему.

Сколь блаженны и преблаженны есть те, которые в повиновении с верою и любовью при отце живут! И от таких, как от самих Ангелов Божиих, и на других изливается просвещение и вразумление, ибо и они, как Ангелы Божии, горят ко всем любовью, желают всем спастись, ревнуют о славе Божией и стараются об исправлении и успеянии братском, как о своем собственном; поэтому и преподают всем душеполезные советы, внушающие всякие добродетели, а более всего утверждающие в равноангельном делании, т.е. в послушании, смиренномудренно говоря к послушающим их братьям: постараемся, о братие, подражать святым Ангелам, которые неотторженно держатся своего Царя, и беспрекословно всею любовью повинуются Ему. Так да держимся и мы отца нашего, посланного нам благодатью Божиею, и повинуемся ему, как Сам Господь Собою образ дал нам, быв послушлив Отцу Своему даже до смерти. Сами же они все бываемое по воле и рассуждению отца своего принимают с радостью, как от Самого Господа. О всем благодарны и довольны, не пекутся и печалятся о временном, только о спасении своем заботятся, диавол никакими лишениями не может уловить их, потому что все чистосердечно исповедуют отцу и живут мирно, как на небесах, не бояться смерти, ни будущего суда, ни муки вечной, ни даже, подобно прочим, Самого Бога, потому что любят Его безмерно и во всем повинуются Его святой воле.

И так смотрите, какое различие показывается между истинными, Богу угодными послушниками и непокорными, самонравными и без веры живущими. Так зачем самим себе лишать такого равноангельного пребывания, которое составляется послушанием и отеческим наставлением и управлением? О нечувствие наше! Господь не щадит для нас и за наше спасение изливать пресвятую кровь Свою; а мы за свое спасение не хотим оставить свои прихоти и переменить злые нравы, чтобы богоугодно во иночестве пожить и чрез то вечно наслаждаться небесною славою со всеми избранными и благоугодившими Господу от века.

Вступая в монашество, прежде всего предаются в руководство, отвергают свою волю и дают обещание сохранять повиновение и послушание безрассудно. Творят же это не для иной цели, но только чтобы достигнуть чистоты душевной и бесстрастия, ибо без этого и иночество не поможет нам, более же напрасно и на осуждение будем носить на себе наименование монашеское, если не постараемся делами исправить и оправдать оное. Дела же и исправление иноческое состоит в истинном самоумерщвлении и отвержении всех своих прихотей, желаний, наклонностей, пороков и страстей, чтобы все то, что прежде было нам вожделенно, дорого и любимо, Бога ради презреть, попрать, и в конец отринуть свою волю, свое мудрование, самомнение и самолюбие, отнюдь ни к чему земному не прилепляться, все за сор вменять Христа ради; ко всему приключающемуся быть благодушным, всех любить и почитать выше себя, самому же истинною смиренномудрствовать и любить уничижение и поношение. В такое устроение пришедший, поистине носит на себе знамение своего иночества, и неволею почитаем бывает от всех как земной Ангел. Тогда ему все то, что прежде было любимо и желательно, делается отвратительным и тягостным, как то: всякая житейская слава, покой и наслаждение. Вожделенны же нищета, простота и смирение Христово.

Если же мы, вступая в иночество и небрежем, и не внимаем и не стараемся о достижении бесстрастия и чистоты душевной, то зачем и вступаем в монашество? Молиться, поститься, творить милостыню и прочие богоугодные дела можно творить и в мире живя. Вступив же в монашество, и не исполняя дел или обязанностей иноческих, значит служить только соблазном всему братству и давать вину к поношению и порицанию богоугодной иноческой жизни. А потому не больше ли чрез то заслуживаем себе осуждения и наказания от Бога, потому что всему братству причиняет непрестанно скорби и смущение? Следовательно, отраднее и простительнее будет такому, если не имеет наклонности к иноческим подвигам и обязанностям, пусть отойдет и удалится от собраний и селений иноческих, ибо отойдет с ним вместе смущение и смятение, и останется мир, спокойствие и радование духовное, которое даруется достигшим чистоты, бесстрастия и любви, которые есть Сам Бог.

С самовластием, с самомнением и противоречием подобает в доме своем жить, ибо там могут подвластные ему и слушать его, и по его желанию все делать. Вступив же в иночество, должен сам повиноваться, смиряться и терпеть все с кротостью и покорностью, чтобы угодить Христу. Подумай, если бы ты оделся, – как говорит святой Златоуст в беседах Апостольских, – в камень, в древеса и инструменты, в горцы, колеса и в прочие нелепости, то не стал ли бы чудовищем и посмеянием всех? Так и ныне показываешься чудовищем и заслуживаешь от всех презрение, ибо живешь в монашестве, а облечен в противное монашеству, то есть: в чудовищное роптание, смущение, непокорность, прекословие, лжеоправдание и в пагубное о себе мнение, в леность, небрежение, живость, пустословие и срамословие, в чревное пресыщение, многосоние и в прочее противное иночеству. И еще: если бы облекли тебя в царскую одежду, ты же поверх ее надел гнусное рубище, то вместе с безобразием не принял ли бы и муки за бесчестие и поругание царской ризы? То как думаешь и надеешься избежать гнева и праведного наказания Царя Небесного, Который человеколюбием Своим и благостью сподобил облечь тебя иноческим равноангельным образом, ты же покрываешь его гнусною бесовскою утварью [то есть: самомнением и высокоумием, презорством, самочинием, непокорством ко отцу, противоречием, смущением и раздором во всем братстве]?

Если разумом и волею отца твоего будешь связан здесь, то будешь разрешен там, на Небеси. Если же своим мнением и волею связываешь себя здесь, то и там, в вечности, по рукам и ногам связан будешь. Зачем сам себе большую муку готовишь? если сам своему разуму следуешь, то и себя смущаешь, и все братство приводишь в расстройство и немирствие. Где же нет мира, там нет Христа.

Зачем же лучше желаешь носить диавольскую утварь и вместе с диаволами наследовать вечную муку, а не желая и не стараясь уподобиться Христу и украсить душу свою Его Божественными свойствами: смирением, послушанием, кротостью, терпением и любовью, и вместе с Христом быть прославленным, и наслаждаться вечных благ в Небесном Царстве?

Хочешь ли явиться на Небесах с Ангелами и всеми святыми – будь подражатель их здесь, будь мирен, кроток, простодушен и послушлив. Без этих же свойств, если бы и на Небеси был, то и оттуда будешь низвержен по подобию бесов, что не захотели быть послушны и покорны Богу, того ради и свержены с Неба.

Хочешь ли иметь сокровище небесное внутрь себя – то трудись, взыскуй, и стяжай его иноческими подвигами. Если же видишь в себе не имеющим сил и крепости к подвигам, то прилепись вседушно к отцу твоему по Богу верою и любовью, и его молитвою и пособием примешь и ты богатство, уготованное на Небесах инокам.

Облекся иногда сатанаил возношением и неповиновением, и тотчас превратился в диавола. Облекся Христос смирением и послушанием, и тотчас обожил человечество, и прославился вместе Бог и человек! – и всех последующих Ему смирением и послушанием спрославит Своею славою, увенчает пред Отцом Своим, и водворит с Собою в бесконечные веки.

Если отец от всего сердца и души хочет и старается спасительно и богоугодно управлять и руководствовать учеников своих, то слова его и заповедания бывают точно по изволению Божию, ибо он поучает, говорит и заповедует не презрительно, не леностно, не своего ища упокоения или удовлетворения своему хотению, но как Богу назирающему, со многим опасением, изобретая самое лучшее и Богу угодное. А поэтому и ученику не слушать такого отца, есть многобедно и грешно, т.к. не отца не слушает, но Самого Бога, Который это внушает отцу. Ибо отец смиренно всего себя возлагает в управление Божией силе и Ему угодное творить хочет, и такое же заповедует ученику, что дух его в нем свидетельствует, что по Божию есть изволению; и если извещается отец о своем мнении таинственно, то уже без сомнения есть Богу угодно, ибо не возможно, чтобы Господь собравшихся во имя Его и на Него возлагающихся оставил бы и невидимо благодатью Своею не соприсутствовал бы с ними, а преимущественно оставит ли отца без Своего содействия и вразумления в таком важном деле? То не равно ли будет, как Самого Бога, так и отца не слушать, а преимущественно, если отец показывает свидетельство от Святого Писания, чтобы незаблудно управлять и наставлять ко спасению вверившиеся ему души?

Всякий начальник или игумен, поставленный званием Божиим и властью начальства, принявши жребий такого богослужения, должен сносить и терпеть немощи братий. Старцем же, уединенно живущим и немощным, святые отцы повелевают от непокорных вскоре отлучаться и говорить: «Спасая, спасай свою душу». От послушных и повинующихся убеждают не отклоняться.

Начальствующий же отец, если не терпит брата падающего и кающегося и не прощает ему, если бы было и до семьдесят крат седмерицею, по заповеданию Христову, то и сам, падая и погрешая пред Богом, да не ждет себе прощения и отпущения. Необходимо же лучше брата падающего поддерживать, увещевать и воспламенять душу его к раскаянию, сокрушению и подвигам, а не отвергать и не отдалять от себя, так как если сам брат не отбегает, но держится отца, то, следовательно, хочет спастись. И такого душу взыщет Господь от отца, и горе ему, если не прилагает всевозможного старания о братнем спасении.

Блажен отец и начальник, который терпит братий до конца и вседушно печется об их исправлении и спасении. Такой сам и без великих подвигов примет венец жизни и дерзновенно скажет Христу: «Господи, я тьмократно был оскорбляем и смущаем от братий, но, покоряясь повелению Твоему, прощал и не отвергал их от себя, тем же и меня, бесчисленно согрешившего, оскорбившего и прогневавшего Твою благостыню, не отрини и помилуй».

Да и нет никакой праведной вины, чтобы отцу смущаться на брата, ибо если падает и погрешает, то погрешает пред Богом; отцу же худым и слабым житием своим не может нанести никакого вреда, только воздаяние за терпение. Если же сам отец чрез него повреждается (т.е. гневается или обижается. – Ред.), то да познает и восчувствует, как сам еще недугует (болеет душой. – Ред.), и да молит Господа ниспослать ему свыше благодать Свою и милость; сам же не должен отлучаться и отдаляться от братий. А также и живущего при нем ученика и послушника отнюдь не должен отдалять и отвергать, если бы и различные причинял ему досады и оскорбления, по примеру того философа (Сократа), который, взяв себе жену негодную и злонравную, и к вопрошающим его, почему такую взял и держит, отвечал: «Чтобы научиться терпению».

Ты же, о, пастырю и наставниче! Не должен ли более долготерпеть и все усилия прилагать об исправлении и спасении каждого брата? Ибо Господь наш «милости хочет, а не жертвы» (Мф. 9:13), а потому за пост, бдение и изнурение и прочие пустынные (добровольные) подвиги судим и порицаем не будешь, но за братство, вверенное от Бога, если вознерадишь, то примешь суд и осуждение.

Если брат или ученик предлагает отцу о некоей вещи с желанием и намерением добрым, по своему мнению, изобретая лучшее, (при этом) сам же не верует своему разуму, но возлагается на волю и хотение отца своего и желает только показать свое усердие, то неправедно отцу на такого ученика негодовать, если бы он и неправое что-то предложил, но должно с отеческою любовью исправить его неправое мнение и внушить о его ошибке; усердия же его не отвергать и не связывать его свободы и простосердечие. Ибо если ученик заметит, что отец не благосклонен к нему бывает за слова его, то будет бояться и опасаться что-либо возвещать; но и горячей вседушной любовью к отцу за гнев его привязан быть не может, так как при гневливом отце должно брату как рабу жить и обращаться. Но так свирепо обходиться с послушником – не отеческой любви знамение, но властительства над рабами. Но и рабу позволяется о всем извещать. То неужели и рабской свободы покорного ученика не удостоить? Такое же обхождение здравым разумом не приемлется.

Поэтому тот есть добрый отец, который благосклонностью своею подает ученику дерзновение быть свободным в откровении всех своих чувств и помышлений. Благоразумною же своею строгостью отсекает в нем своеволие, угашает желание его хотений и пристрастий, обуздывает излишнюю вольность, возбраняет прекословие, и отеческим своим вниманием и наблюдением внушает к себе любовь и уважение. Истинный же послушник со смиренным повиновением, правдиво, без опасения обо всем извещает, готов будучи с любовью во всем повиноваться.

Послушник, подающий совет начальнику (или игумену), так должен думать о себе, если бы самый малейший брат, увидевши воров и злодеев, шел поведать бы игумену, указывая и советуя, с которой стороны (удобнее) зайти и одолеть воров, и радуется о том, что своего любимого отца и начальника избавил от опасности (которую хотели нанести ему воры). Такого ради охранения, не думаю, чтобы игумен вознегодовал, почему малейший брат дерзнул предостерегать его и подает совет, как победить воров. Чрез это он не может подумать, чтобы брат этот хотел над ним преимуществовать, но более обязан его возблагодарить и возлюбить за такое его усердие и охранение. Если же презрит и не поверит ему того ради, потому что есть малый и неключимый, то не сам ли своему бедствию повинен будет?

Духовному же отцу должно все свои тайности открывать верному и усердному ученику. Первое: потому что он к отцу есть очень сильно привязан любовью и верен во всем, и никому не откроет. Второе: ученик много будет получать пользы, т.к. познает чрез это любовь и благосклонность отца к себе. Третье: не для того объявлять ученику, чтобы послушать и склонным быть на слова его, но может быть некий и полезный ответ услышит от ученика на свои слова. Если ж увидит отец в ученике нечто несогласное с его совестью, такое да отвергает и чрез то в ученике заблуждение его исправит. Если же отец, может быть за совершенство свое и видя непогрешительное свое умствование, утаить захочет, то осужден будет от Бога, хотя вся деяния и помышления его правы суть, так как презирает и лишает пользы усердного брата и ученика, могущего своим откровением вразумлять его малоумие.

Если благодатью Божиею пришел к иночеству и, следуя правилам святых отцов, предался отцу в повиновение, чтобы научиться от него богоугодных монашеских деланий и управиться им в Царствие Небесное, то постарайся все внимание и старание твое обратить, чтобы вообще отсечь свой разум и последовать во всем мудрованию отца твоего. Блюди себя тщательно, чтобы ни в чем никогда не подозревать и не примечать пороков отца твоего: ибо чрез это родится в душе твоей негодование, осуждение, дерзновение, презорство (пренебрежение), смущение, неверие, и, наконец, лишение любви и покорности; и потом с дерзновением начнешь укорять его и поносить. В такое же (состояние), противное монашеству, снисходят и низвергаются более от самолюбия, тщеславия и самомнения. Нам, иночествующим, подобает стараться, чтобы ни отчего не обижаться (не соблазняться), может быть Господь попускает наставнику низводиться в некое согрешение для того, чтобы чрез то ученик его познал свой успех и внутреннее свое устроение, то есть: чувствует ли к наставнику своему охлаждение во время сделанной им погрешности или так же расположен любовью и усердием, осуждает или сожалеет, презирает или остается с неизменным уважением (и покорностью).

Если при помощи Божией видишь себя не повреждающимся, и не осуждавшим в мыслях отца твоего, тогда более праведно думать что: «(по истине) свят есть отец мой, ибо его молитвами, видя пороки его, не повреждаюсь. Если бы он был грешен и эти бы пороки были его, а не попущением Божиим для моего испытания, то как бы молитвы его помогли мне, такому немощному и удобоползновенному, не измениться и не повредиться, видя его не правильно поступающим? Следовательно, погрешности его есть не его, но ради меня смотрением Божиим приключившееся.

Если ли же повреждаешься и нисходишь в осуждение, негодование, презорство (пренебрежение), неверие, неповиновение, и, наконец, считаешь себя (не хуже, но) исправнее твоего отца и наставника, то поистине ведай, что совсем стал чужд смиренного Духа, и из-за возношения отступила от тебя благодать Божия, и уже диавол возобладал душою твоею и старается и увлекает тебя на такие богопротивные и гибельные свойства; потому что в сердцах смиренномудрых послушников, не отпадших от благодати, не может вместиться осуждение, возношение, негодование. Но по изречению Апостола: глаз чистый не видит лукавое.

Это пусть знает ученик и послушник, ибо если сам себя устроит быть недостойным, то хотя бы к пророку пошел, но и того Бог обезумит ради его недостоинства. Если с верою и простодушием будет повиноваться и держаться отца своего, тогда Господь Бог, как преподобного Ефрема женою, и великого Арсения [, и] юношею, вопрошающего (святого) старца Макария вразумил, и ослом Пророка безумие обличил, – так и старца вразумит полезное предлагать. Поэтому пусть рассматривает себя брат тщательно, и, если за маловажные некие вещи смущается, то пусть знает доподлинно, что не оставил еще Христа ради мир и миролюбивого своего нрава, и если об этом не станет себя укорять и осуждать, то не водворится мир Божий в душе его, и никогда не может быть спокоен, и от Духа Святого утешения благодатного не сподобится, и таинственного извещения о спасении своем не ощутит. Но всю жизнь свою изнурит только в примечаниях и осуждении недостатков и пороков отца своего; мало-помалу в конец угаснет и остынет в душе его вера, любовь и усердие к отцу. И в конце придет соблазнение и осуждение. Но если, напротив, с усердием и неизменно будет держаться преданного святыми отцами нерассудного повиновения, то от всех запинаний вражьих избавится и дерзновенно предстанет ко Христу, как Ему последовавший и ко всему по Богу отцу послушание до смерти сохранивший.

Если отец в невозвратное и нераскаянное снизойдет злотворение, тогда праведно от такого отца отвращаться и разлучиться с ним. Если же в некое частное и временное поползнется прегрешение, за такое неправедно будет брату смущаться или удаляться от отца. Потому что и он есть человек. Написано же: нет человека, который не согрешает, и праведник семь раз в день падает (см. Притч. 24:16).

Не мни, о послушниче! чтобы отец твой свободен был в отношении обязательств и покорности твоей чрез то, что начальствует и управляет тобою. Но как ты должен повиноваться отцу твоему и учителю до смерти, то есть если бы заповедуемо было тебе сотворить что-либо такое, в чем же угрожал тебе и страх смерти, не должно тебе и от такого отступаться, подражая Господу, который был послушлив Отцу Своему даже до смерти крестной. Такое же равное подражание Самому Господу подлежит и отцу твоему, то есть служить потребам души и тела твоего; и если бы предлежало умереть за тебя, то да не отречется. Как Господь Собою образ подал, умыл ноги ученикам, и пострадал и умер за них! Так каждый начальник должен не только послужить своим ученикам, именно потрудиться потреб их ради, но и жизнь свою за души их положить, как священномученик Афиноген и многие другие.

Спроси, друг, и узнай о всех прежде нас бывших святых отцов: почему они столько многими тысячами собирались к единому некоему отцу, неужели не имели они святых книг или довольного познания и правого рассуждения? Но видим, что находились между ними многие премудрейшие, и превосходили и побеждали многих философов и риторов, которые потом на архиерейство и патриаршество бывали возводимы, многие же из них учением и премудростью превосходили своего отца и наставника. А поэтому не могли ли они исправить сами себя? Но видим, что все они прежде всего старались обрести себе духовного отца, наставника и вождя ко спасению, и предавались, прилеплялись к нему всею душою, попирая и уничижая в конец свое мудрование, с простодушием и усердием слушали и внимали словам и учению его, и во всем повиновались ему, как Самому Богу. Многие же из учеников такою любовью пленяемы и одержимы были к отцу своему, что если бы было возможно, то желали бы не отрываясь день и ночь сидеть и внимать беседам и поучениям своего отца, не отягощался бы ни унынием, ни скукою, только бы услаждался его беседою, улавливая памятью слова из уст его, записывая их в свое назидание.

Ныне же видим приходящих в иночество и едиными только устами обещающих со всяким усердием во всем повиноваться и терпеть. Делом же не показывают ни малого тщания и усердия, но пребывают в ожесточении, без веры и любви к отцу своему, и спустя немного времени не только осуждают, противоречат, оспаривают, но и поучают своего наставника. И если он повелит что или сам сделает не по их желанию, то тотчас ропщут, негодуют, немирствуют в душах своих, и внутреннею злобою снедаются, и прочь бегут, поучений же и наставлений и слова его ненавидят, и обличения как стрелы себе вменяют. И так нося одежду и наименование монашеское, делами же во всем поступают противно святым преданиям.

Иные же лицемерствуют пред отцом своим, но это есть гибельно, то есть: внутренне осуждать, роптать и негодовать на отца, себя же самого оправдывать; внешностью же отцу поклоняться, ласкаться, смиряться, угождать и во всем подражать, и по подобию его творить; при разлучении же и в отсутствии отца делать противоположное. Тогда по Богу делание бывает повинующегося, когда не видимо для других смиряется, недостойным и грешным признает себя, и не только веленное в точности делает, но и невеленное, если знает, что это угодно отцу, делает с неложным старанием и усердием; своей же воли и хотениям и рассуждению в конец сопротивляется. Так и ты, о послушниче! Если желаешь быть всегда в покое и радовании душевном и не бояться осуждения за свою послушническую жизнь, то сохрани чистою совесть твою, твори всегда равно, как пред лицом отца твоего, так и отсутствуя, с непреложным усердием и любовью, и получишь награду, как бы не отцу, но Самому Богу повинуясь и служа.

Неудобно такому брату спастись, который мнит и верит научиться всему полезному от чтения или слушания святых книг, слова же или писания отца своего ни во что вменяет и с презорством отвергает. Не понимает же того, что читая святые книги, может быть и за год не дочитается того, что нужно для его устроения и для уврачевания душевных его язв, но скорее всего, вместо пользы и назидания, по неразумию и неопытности будет поглощать отраву души своей: ибо, не находя и не обретая иногда в себе тех пороков, о которых случится ему читать, может снизойти в высокоумие, порицать и осуждать других, свои же душевные язвы и струпы будут в нем согнивать или останутся небрегомыми и не открыты. Иногда же, не познавая, что полезнее и нужнее для него, станет избирать по своему хотению и творить, желая подражать святым отцам, что по его несовершенству может послужить более к его погибели и обольщению. Например: если он заражен и недугует завистью, или злобою, или чревонеистовством и сластолюбием, или высокоумием, а случится ему читать о безмолвии, о богомыслии, о молитве и о прочем тому подобном, что для него еще недоступно, он же с обольщением будет стремиться к этому. А что нужно и полезно для его устроения, о том не только стараться, но и познать не может. Отец же духовный и опытный не иначе, но согласно с его нравом и устроением будет учить и управлять жизнью его, когда словесно, когда письменно для его назидания, не перестанет открывать ему его язвы, прилагать врачевания отеческим своим вниманием, старанием и попечением о спасении души его, согласно с правилами и преданиями святых отец. Следовательно, не заблудится ли бедственно такой, который Сам надеется своим умом и чтением управить себя ко спасению?

Не видим ли и в Святых Писаниях примеров многих послушников, живших у доброго и искусного отца, но потому что с небрежением, и неохотно, и без любви и веры слушались слов его, поэтому такие спустя немного прилагаются в ненависти к отцу, и потом начав вопреки отцу своему действовать, и в непотребные дела уклоняться, и потом, не терпя более, отходят от отца, и в конец развращаются и погибают. Поэтому каждый послушник должен ожидать того же и себе, если не будет подражать тем святым, которые с совершенным повиновением и послушанием от всей души любили и уважали слова своих по Богу отцов и наставников. Но зачем такому касаться и жизни монашеской, если прежде всего требует совершенного самоотвержения и истинного предания, с чистосердечным откровением и повиновением безусловным? Если бы возможно было вступающему в иночество без предания, послушания и повиновения спастись, то не понуждали бы святые отцы и не предавали бы правил к повиновению, но заповедали бы только обращаться к чтению святых книг и этого довольно. Но вместо того все богоносные и преподобные отцы наши единогласно вещают: горе непокорным, ибо падают, как листья, и погибают, уловляемые различным прельщением, больше же богоненавистною гордостью и высокоумием.

Не полагай за совершенство того, что изошел из мира монашествовать, и не мни, якобы уже в спасении обретаешься, живя с иночествующими. Тем более не за это помышляй себя богоугодным, что читаешь и слышишь всегда Святое Писание и узнаешь чрез то, как жили святые отцы. Тем более не поэтому равняй себя с угождающими Богу, что обретаешься и живешь сам под руководством отца, наставляющего по подобию древних святых отцов, и так же посвятил себя Богу и по силе своей подвизаешься; не помышляй, что этими деланиями удовлетворил ты за грехи свои, и достиг уже спасительного пристанища. Вспомните, что израильтяне выйдя из Египта и море перейдя, и видев и слышав многие Божие чудеса и промысел о них, и так же быв под руководством и управлением Моисея, и небесною манною питаясь; однако за роптание на Моисея, противоречие, непокорность и нетерпение, погибая и падая в пустыне, не достигли земли обетованной. А поэтому и ты, о иноче! должен бояться и блюсти себя тщательно от пагубного роптания, непокорности и нетерпения, чтобы, оставив мир, не пасть и погибнуть в пустыне, не достигнув обетованного блаженства.

Подумайте, не достоин ли был бы осуждения такой, который обретя сокровище и, по утруждении своем, не восхотел бы подъять его? Так и этот брат, который о должности [своей] небрежет по утруждению, малодушествует и на иных ропщет. Того ради и лишает себя воздаяния и приплодия, то есть духовного благодатного дарования, и уподобляется тем людям, упоминаемым в евангельской притчи: которые во время веруют и с радостью приемлют, во время же печали или гонения [или напасти] отпадают, соблазняются и не совершают плода (Мф. 13:3–23; Мк. 4:1–23).

Что же, если бы к этому утружденному и утомленному брату пришел сам царь? Не забыл ли бы и не презрел ли бы он болезнь свою и изнеможение, и не послужил ли бы со всяким страхом, радостью и старанием? Но вместо этого вместе с приходящими к нему странниками, посещает его Сам Царь царей, Господь Бог наш Иисус Христос. Он же, оказывая негодование и роптание свое на приходящих, простирает его и на Самого Христа, а поэтому какого должен ждать себе осуждения!

Если на простого и невежду произнести нечто презрительное достойно есть осуждения, насколько же бедственно и многогрешно показуется негодовать и презирать таких, которые утешением любви Божией влекущиеся, посещают нас, ища и желая не временного и тленного, но спасительного и полезного душам своим.

И чудо поистине, самовольно и самохотно желает изнурять и утруждать себя разными подвигами и озлоблениями Бога ради; а когда Сам Бог Промыслом Своим посылает ему труд и служение, что не следует и наименовать озлоблением легкости ради, тогда ропщет, негодует, дряхлствует и ни малейшего не показывает терпения. То какая польза тому от самовольного постничества и озлобления, если посылаемого ему труда смотрением Божиим не приемлет и не терпит? А поэтому, не более ли нужно такому очистить себя от гнева и самоволия покорением и послушанием, чем без внутреннего смирения и кротости надеяться на дела телесные, подвижные и трудные?

Если снова оправдывает себя такой немощью и недугами, но Господь не ведает ли состояния души его и тела, и не возмог ли бы управить или удержать посещающих до того времени, когда он обретался бы в силе, в крепости и в свободном досуге? Но если всеведущий Господь, видя желание его к подвигам и телесному удручению, соизволил большего ради труда и подвига, послать их к нему во время его изнеможения, по достоинству сугубо и светлее увенчан будет. Следовало бы лучше этому брату возрадоваться о таком случае, в котором смог бы своим благодушным терпением истинное свое служение, усердие и любовь к Богу оказать, ибо не в отраде и благоденствии, но в злоключении и терпении вера наша и усердие к Богу показуется. Он же вместо покорности к Богу и послушания своего к настоятелю, сугубо возроптал, то есть и на пришедших, и на братий, не помогающих ему. От этого же да познает, что внешностью только одною служит Богу, ибо тогда только усердно и охотно творит свое послушание, когда здрав и силен или по его хотению бывают посещающие. В противном же случае дряхлствует и смущается.

Но как бы он от служения своего утружден ни был, но все не более того болящего старца, который на один вопрос брата о топоре тотчас встал, будучи сильно немощным с одра своего и начал искать тот топор, даже не ведая, когда и где положил.

Да вспомнит и праведного Дорофея, как всю ночь исходящим и отходящим в трапезное и угощение и упокоение подавал; сам же столько был в утруждении, что от великого изнеможения был как изумленный. И в таком будучи труде, еще просил братий, чтобы возбуждали его на пение, и на пении снова чтобы не оставляли его дремать. Да вспомнит же еще того старца, который от великого недосуга имел на ногах своих в обуви проросшие зерна.

Прилично здесь вспомнить и преподобную Евпраксию, как во время лютой болезни и крови многой, из ноги текущей, не оставила своего служения.

И так чрез это ясно показуется, что в служении и послушании брата того ропщущего не телесная немощь столь люто его угнетает и расслабляет, но недоброе расположение души к ближнему, кроющееся в его сердце. Ибо если к приходящим не показывать подобающего радушия и любви, но прошение с холодностью и в молчании служить им, только за послушание, то и такое приятие останется без великой награды и приобретения, тем более с негодованием, роптанием и смущением, которого не может даже утаить, но явно с укорением износит, – такое устроение поистине не монашеского обычая.

Сам брат должен сознаться, так как приходящие и посещающие Бога ради никакого зла нанести не могут, но более, как они, так и братия, не помогающие ему в служении, более пользуют его, ибо вся полная награда от Бога останется ему одному.

Если бы справедливо был он сильно изнемогший, то и с понуждением и насилованием себя не смог бы от одра восстать, и не только для пришедших, но даже для самого себя не смог бы ничего приготовить, и без услужения иных остался бы и сам голодным.

Если же и сам ел, и для посетителей учреждение сотворил, следовательно, имел силу и возможность отправить служение свое и без помощи братий. Подобает же Бога ради и на невозможное и превышающее силы подвизаться; следовательно, стоит ему самого себя укорять и скорбеть о том, что не сподобился благодати Божией и помощи, чтобы с добром, с любовью и радостною душою служить за послушание посещающим и всему братству, более же Самому Господу, сказавшему: «Так как вы сделали это одному из сих братьев Моих меньших, то сделали Мне» (Мф. 25:40).

Говорят же святые отцы, что ищущие себе послабления и покоя отходят от правой и спасительной стези. И того ради радуйся, о трудниче! а не дряхлствуй о приключающихся тебе трудностях: если обычно и с послаблением поживешь, то обычно и умрешь без извещения о спасении своем. Если же в трудах, трудясь претрудно и безгневно, с любовью повинуясь в послушании, то и Господь возлюбит тебя и преселит, водворит душу твою к преподобным и всем святым, благоугодившим Ему в трудах и злостраданиях, в вечный покой и наслаждение и в соцарствование с Ним во веки веков. Аминь.

Для того ли вступаем мы в монашество, чтобы законоположение иноческое превратить и перетолковать по своему хотению и мудрованию? Или возможно ли подумать, чтобы в уставленном и преданном от святых отцов могло что быть не правое и не полезное? Если же верить всему преданному – быть богоугодным, не следовать же тому, и живя и поступая по-другому, как возможно ожидать спасения? Поистине, за это большее предстоит наказание, как знающему как добро делать и не делающему.

А поэтому, если кто приходит к иночеству и не оставляет своего мирского нрава и мудрования, но хочет и старается с иноческими подвигами соединить свое мирское мудрование, привычки и наклонности, такой бывает ни инок, ни мирянин, как сказал о некоем святой Василий: и княжество потерял, и монашества не получил.

Отцу же и начальнику, или самовластно и о себе живущему, более предстоит опасность, нежели ученику, предавшемуся в повиновение. Потому что ученика преступление и вина бывает к человеку, то есть к отцу своему, хотя святые отцы и в равной мере поставляют [что] к Богу согрешить, что к отцу своему, ему же предаваясь душою. Однако для врачевания и восстания его достаточно только припасть со смирением к отцу и сказать вседушно: «Прости, отче!» А отец восставляет уже его и прощает и врачует, и сам за него отвечает Богу, хотя бы когда и пред Богом согрешил, но верования ради, что отец умолит Бога о нем, приемлет прощение.

Отец же и всякий самовластный не имеет о себе ходатая и такого удобного врачевания своим падениям, только единое упование на милосердие Божие. К тому же и более видится погрешение отца, нежели ученика, ибо приражается Самому Богу. Если не последует преданным правилам или если вознерадит, и чрез то ученики его останутся без успехов, то и их души взыщутся с него. А потому самовластному отцу подобает неуклонно наблюдать уставоположение и повиноваться во всем Священному Писанию, и со всяким тщанием стараться искоренять [и отсекать всякие] страсти и богопротивные наклонности учеников своих.

Всякий же ученик и послушник должен убедиться и твердо веровать, что не может быть столикой пользы в жизни монашеской ни от поста, ни от безмолвия и моления, ни от нищеты и от разнообразных подвигов, как от узаконенного нерассудного послушания. Если не может иметь безусловного послушания, то это ни от чего более, как только потому, что не считает за святого своего наставника; ибо если бы кто из прославленных Богом святых повелел ему нечто сотворить, то не стал бы противоречить и сомневаться о заповедании. Ныне же все святые и богоносные отцы повелевают не только за святого признавать своего отца, но как Самого Христа слушать и почитать. Следовательно, если в чем противоречит и не слушает своего отца, то не думает о нем, как о святом, себя же считает более сведущим или мудрейшим. А с таким самомнительным пороком как может придти в христоподражательное отеческое смирение? Не стяжавши же истинного смирения, как можно быть спасенным? Не видите ли, сколько царей, князей и великих земли, оставивших суетную славу и величие и притекших к иночеству, повинующихся вседушно Святому Писанию и заповеданиям отеческим, предавших себя в нерассудное и безусловное послушание, совершенно вознебрегших о себе, ни в чем не покоряющихся своему разуму и рассуждению? И чрез то в малом времени благопоспешеством благодати Божией, исполнив все меры уставоположений и быстро протекши все степени послушания и смирения, вознеслись на самый верх добродетелей, которая есть любовь, и ею приобретши и соединившись с Самим Богом, обоженные Его сиянием и небесною славою.

Сколь же невыносима жизнь самонравного и самомнительного послушника, и описать невозможно! Ибо всякое послушание и повеление делает с негодованием и отягощением, с роптанием и прекословием; и в таком своем обуревании и возмущении и сам в скорби находится, к тому же и от отца более обличаем и наказуем, и от всех братий соживущих подъемлет негодование, а иногда и уничижение. И так безутешно и всуе проживши все дни свои, потом и на вечное мучение переселиться должен! если же отец как человек возмалодушествует и, отягчившись непрестанным борением с этим непокорным, престанет тщательно исправлять его увещаниями, наказаниями, уничижениями и оставит его в небрежности, и так если случится этому брату приблизиться к исходу души, тогда не только с негодованием восстанет на своего наставника, но и многие будет изрыгать хулы, роптания и проклятия, укоряя его с отчаянием и исступлением: «По твоему, – скажет, – нерадению и послаблению отхожу в муку вечную!» Но и отцу предстоит неминуемо истязание и осуждение от Бога, если небрежением его утратится душа брата, искупленная пречистою кровью Самого Господа Иисуса Христа. А потому отец должен до конца, невзирая на оскорбления и негодования брата, учить, обличать, наказывать и вседушно стараться о его исправлении. И тогда небоязненно может сказать: «Господи, я, Твоего ради страха и любви, не переставал вседушно печься о его исправлении, но он не захотел меня слушать и поэтому сам о себе отвечает».

Полезнее же и много лучше безбедно и благословно отцу с непокорным и своенравным отнюдь не связываться в сожитие, как святые отцы повелевают, говоря: «Нет нам таковым ни единого слова». Какая польза и радование отцу от такого брата, если каждый день видит и слышит его противоречие, негодование и роптание? К тому же отец и от Бога будет иметь осуждение за удержание при себе такого непокорного, ибо он, отверженный и изгнанный, если восчувствует и познает свой вредоносный губительный нрав и обычай и предастся иному, искуснейшему отцу, или иными какими судьбами Божиими обретет себе спасение. Всему же братству, чрез удаление его, последует мир и спокойствие.

Самомнительный брат важнейшее самое и полезнейшее и легкое соделывает для себя тягостным и бесполезным. Если бы с простодушием и верою принимал послушание и творил бы все повеленное безрассудно, то без малейшего затруднения и скорби извещался бы о своем спасении и радовался бы душою. Он же высокоумием своим и своенравием всякому послушанию, повелению или наставлению отца прилагает свое рассуждение и рассмотрение, и через это лишается духовного мира и спасительных плодов, и хотя совершает повеленное, но без веры, с негодованием и ропотом. А поэтому, как Сам он, так и каждое дело, творимое им, не благоприятно Богу.

Да рассуждает же сам такой, где и в чем обретается его послушание, не лучше ли равенство и братство; истиннее же наглое взятие преимущества пред отцом своим. И бывает гордый наставник своему по Богу отцу и наставнику. И вместо того, чтобы со смирением от единого слова слушать и повиноваться, он дерзостно противоречит и самовластно подает советы, как мудрейший и искуснейший своего отца.

Отец же говорит такому: «Брат, я не как наставник тебе говорю, но как брат, нужное только объявляю, ты же как обладатель и судия рассматриваешь и рассуждаешь, добро ли будет или нет; то где в тебе хотя бы дух смирения, и кроткое монашеское послушание и терпение, и как это оскверненное послушание почитать [или именовать] истинным послушанием?»

Благоразумный отец должен от такого высокоумного и непокорного ученика и послушника умалчивать и скрывать некоторые дела, чтобы менее было ему осуждения: ибо отец, как только начинает при нем объявлять или повелевать что-либо, как он в ту же минуту делается дерзким судиею и советником, а не послушником. Следовательно, всякое отеческое заповедание и глаголание бывает брату в грех и осуждение.

О брате и послушниче! Как можешь и уповаешь благоугодить Господу, если живешь с отцом твоим совершенно противно Божественной его воле и учению? Сам отец твой должен опасаться и ухищряться творить или говорить то, чтобы было в угодность твою, чтобы чрез то избегать немирствия твоего и крамолы. И так ты несогласием своим и непокорным нравом связываешь отца твоего? Как же связанный тобою отец может освободить и разрешить, и отъять от тебя твои страсти и пороки? Но отцу поистине лучше самому быть связанным и не говорить и не обличать тебя, чем доводить до негодования и противоречия, и чрез то множайшему подвергать осуждению.

Но и самому отцу – непрестанная болезнь и печаль, если ученик живет по своему разуму, не слагаясь с его волею и учением. Как же примет лечение себе такой брат, если не уважает слов своего отца и всегда отягощается его поучением? Поистине, если не имеете веры к отцу своему и наставнику, то всуе и без пользы протекают дни его, и обоим, ему и наставнику, непрестанное огорчение и томление. Лучше такому брату удалиться и пойти к иному, искуснейшему, ему же сможет покорить разум свой и волю.

Подобает новоначальному брату с самого вступления своего с опасностью прилежно испытывать и рассматривать, не кроется ли некоего еретического нечестия у этого отца, к которому намерен прилепиться в сожительство, или не бывает ли столь злобен, потому что быть ему не примирительным отнюдь, и к такому пусть не предается, ибо не безбедственно есть для ученика оставить и удалиться от отца, ему же по Богу предавшись. И от единого только нечестия еретического безгрешно есть оставить и удалиться.

Если же благодатью Божией от этого чист и свободен отец, то все прочие всякие его повеления и распоряжения подобает принимать с простотою и послушанием, хотя бы что казалось и не добром.

Подобает помнить всегда, что не за добрые и искусные дела и работы уготована награда монашествующим, но за смирение, послушание и терпение. А если возмалодушествует и не захочет терпеть, и оставит отца своего и братство без справедливой и благосклонной на то вины, такого святые и богоносные отцы уподобляют Иуде предателю, и говорят: мертв душою и лишен Божьей благодати.

Братству же всему подобает с таким, который противится и не покоряется отцу своему, отнюдь не сообщаться, но бегать и удаляться, как от прокаженного, потому что святые отцы и тех равно отлучают и отвергают, которые с такими сообщаются.

Если игумен или иерей кого отлучит, то с таким не должно никому иметь сообщения. Тем более, кого все вселенские соборы и святой Василий Великий и прочие богоносные отцы либо проклинают, либо отвергают, либо отлучают и окаивают, – не подобает с такими сообщаться. Равно и святой Златоуст повелевает от такого всему братству отвращаться, ибо если один отец его отвергнет, а братия дружественно будут с ним обращаться, то не возомнит ли он, что по неразумию или по злобе отец отвергает его, и утвердится во мнении, что если бы он был не прав и виновен, то и все братство вместе с отцом отвратилось бы от него. А потому и останется не исправен в своем ожесточении и нечувствии. Неисправление же его и погибель душевную взыщет Бог на тех, которые благоприятствовали ему и не вспомоществовали, не единодушествовали с отцом.

Сколько удобно и благопоспешно благодать Божия устроила пребывание наше на месте этом, где пресечены все вины к великим грехопадениям, как то: сребролюбствовать нет потребы, враждовать с кем-либо не имеется вины, излишнего и роскошного не приобретается, пьянство, блудодеяние и чародеяния и подобные смертельные грехи не должны между нами и вспоминаться. Этих всех и прочих избежали мы не своим старанием или заслугами, но единою только благодатью Божиею. Оставлено же нам только одно малейшее борение – да не в конец будем праздны от духовного подвига, как то: есть подобает с воздержанием, отметать в неразрешенное время сластопитание, храниться от ропота, не погружаться в многоспание, по силе понуждать себя во бдении, стараться о чистом сердечном молении, не печься о суетных и излишних потребах, с мирянами не много разглагольствовать и не распытывать об их делах, о всякой вещи благословляться, с непритворным смирением просить прощение, на всякое повеление быть готовым и не непослушным, и прочие, что приличествует жительству монашескому.

Если же этих легчайших подвигов не постараемся исполнить, то в чем окажется пред Богом достодолжная от нас покорность, боязнь, любовь и благодарение? И в чем можем отличаться от бессловесных скотов, если по приятии столикой Божией благодати проживем все дни наши, только насыщаясь и покоясь? За это, по слову святого Пророка, неминуемо из чести, которую дает нам Бог, чтобы быть чадами Его, приложимся скотом несмысленным и уподобимся им (см. Пс.48:13).

В иноческих добродетелях ухищряется диавол и обманом уловляет слабых и унылых, показывая им неудобство, труд и тяготу, когда отнюдь не имеется никакого неудобства, ни труда, ни излишней тяготы, более же множайший покой и отрада, чем в мирском пребывании. Он же прельщает равным образом, якобы показывая мечтанием страшилища, когда истинно нет ничего.

Какое затруднение или стеснение истребляет объедение и довольствует умеренным питанием? Какая тягота не вдаваться во излишественный и безвременный сон? Не более ли от этого получаем умное трезвение, но и здравие телесное сохраняется более от умеренного сна и пищи. И еще: какое неудобство отсекать свою волю, не быть ропотливым и блюстись от прекословия, пребывать же в покорности и послушании? Какой стыд быть искренно откровенным своему по Богу отцу и обладателю? Какой труд преодолеть праздность, леность и нерадение? Какое неудобство может воспретить, чтобы отринуть, Бога ради, свои прихоти, своенравие и, согласуя со Святым Писанием, вдаться в покорение и послушание, и возложиться во всем на волю и мудрование отца своего, а через то стать в постоянном мире и покое, и беспечалии, и знать о своем спасении?

Если же спросите, почему иные в иночестве многие года прожившие, всегда отягчаются, унывают, изнемогают и потом впадают в великие преступления?

Святой Златоуст говорит: что такие страждут от лености и небрежения, или в новоначалии своем нерадели, или потом начали жить ослабно и небрежно и без окормления. Потому что в иночестве труд, хотя обретается, но для усердных и старающихся сей труд бывает не тягостный, более же утешительный. Ленивый же и на ложе своем тяготится обращаться. То как такому возможно понять и восчувствовать легкость и услаждение в иноческих подвигах, а посему не от унылых и ленивых захотите навыкнуть, но взирайте на подвизавшихся усердно, те уверяют и свидетельствуют жизнью своею, что поистине легко есть и сладостно иго Христово: ибо видим из тех много богатых и царей, которые от самых пелен до вступления в иночество пожили во всякой отраде, наслаждении и покое, потом же, как не чувствуя труда, так доброхотно, с теплотою и радованием духа подвизались.

Диавол наводит тяжкие и великие искушения или несносные скорби и беды, и напасти на таких, которые в малых и легких искушениях не побеждаются. Как видим праведного Иова, богоугодно и непорочно пожившего и потом люто от диавола пострадавшего, так же и святых мучеников, страшные муки претерпевших и невыносимые страдания, в коих и не дивно бы победиться, если бы душевная твердость и мужество не укрепляло их телесные немощи благодатью и помощью Божиею. Ибо всего тела уязвление, раны гноение, лютость огня, жил исторгания, кожи одирания, глада и жажды томление, и иная тому подобная, кто не ведает, сколь тяжело есть терпеть? Но впрочем угодники Божии не только наносимые от мучителей им страдания претерпевали, но и сами чрез себя за любовь к Господу подобное тому страждущие претерпевали. Как святой Варлаам мученик, сам держал руку свою над нечестивым жертвенником и не отпустил, пока с огнем вместе отпала и рука его. Подобно и святой Мартиниан хворостом себя опалил и в море ввергся. Иные же персты свои сожгли, иные язык зубами отсекли, борясь против блудной сласти. Иные постом, бдением и жаждою себя томили. Иные же на столпах, и в гробах, в затворах неисходно пожили, и хлад, и жар, и всякую нужду Христа ради мужественно претерпевали, ибо лучше изволили лишиться жизни, нежели что неугодное Господу содеять. Нам же ныне предлежат иноческие только обязанности исполнить, и претерпевать легкие и посильные труды и подвиги, но еще и в них окажемся нерадивы и невнимательны к своему спасению, то как благодать Божия возведет нас на большее преуспеяние и бесстрастие?

Почему диавол не борет сильно иноков на великие грехи и беззакония, как то: на прелюбодеяние, убийство, чародеяние, сребролюбие или на отвержение Христа, но паче прельщает и борет, по мнению, невеликими и маловажными грехами, как то: сластолюбием, объедением, леностью, праздностью, смехом и кощунством, непокорностью, роптанием, осуждением, своеволием и подобным тому? Того ради, что не за великие почитаются они, без опасения преклоняются и, оскверняясь в оных, мнят быть беспорочными и не подлежать осуждению. Диавол же ухищряется и старается, чтобы чрез оные в большее ввергнет осуждение и погибель, ибо ведает, что против малых искушений и подвига не требуется великого. Нам же многогрешным надлежало бы не отметаться и от великих подвигов и трудов, но вместо того, если и в малых и нетрудных борениях и искушениях его удобно побеждаемся и творим беспечно его волю; прогневляем же и оскорбляем Спасителя и Искупителя нашего Господа Иисуса Христа, Иже страдание и Крест претерпел нашего ради спасения. А мы и малых лишений и отсечений своих страстей и прихотей не хотим потерпеть для угождения Ему и в удовлетворение за тяжкие грехи наши. То какого не подъимем осуждения, если и в иноческой жизни не престанем творить волю исконного врага нашего диавола, как говорит один от святых: если волею не повинуется воле Божией, такой и неволею повинется диаволу.

Тогда иноком некие погрешности бывают от благодати Божией простительны, если претыкаются и падают ни от нерадения, ни от лености, но тщательно блюдущие себе и неусыпно борющиеся, но немощно побеждаются и невольно увлекаются. Почему и собственная совесть не укоряет такого, ибо по силе своей сделал подвиг и старание, но что человек немощью склонился. Если же собственная совесть сообщает и обличает, что не по немощи и бессилию, но по нерадению и бесстрашии живет противно иночеству, то есть не по слабости и немощи, но по чревоугодию сластно пресыщается, по лености скучает на молитве, погружается во многосонние по неупражнению в Святом Писании, ожесточается ко всем добрым делам и приходит в бесстрастие, невниманием и небрежением низвергается во всякие страсти и пороки, и тогда как смертные вменяются такому его согрешения. Как говорит святой Исаак Сирский о нерадивых: если и тяжко им быть с грехом, но тяжкое ожидает их и мучение. И в другом месте: «Кто разумеет делать добро и не делает, тому грех» (Иак. 4:17).

Неужели за то оправдаются иноки, что жительствуют в обителях святых, где не обретается вине к смертным грехам и беззакониям? Я же думаю, как Сердцеведец будет судить каждого по наклонности душевной, как мирянина за мирские согрешения, так и инока за иноческие преступления. Более же иноки осудятся за то, яко Бог предпочел их, и отлучил от мира и от всех мест и случаев, могущих служить им препоною к достижению душевной чистоты и бесстрастия, привел же их в житие равноангельное, где они могли бы удобно возвышаться к Нему умом и чистыми душами, и подобно ангелам деннонощно приносить Ему хвалу и славословие. А потому и оградил их всяким упокоением, свободою и беспечалием, а весь мир мановением Своим подвижет, да служит и исполняет нужды иноков; они же да пребывают неотторжны от служения Ему деланием иноческих добродетелей, то есть: отвержением мира и своих воль, повиновением, послушанием, безмолвием, молитвою, сердечным вниманием, простотою, смирением, и чистым откровением, и прочими иноческими исправлениями. К этому же даровал им вспомоществование, охранение и ограждение от отца духовного, от единодушных братий, от уединенного местопребывания, от Священного Писания, и от самого уставоположения и общих правил. И Сам благодатью Своею вспомоществует тайно, посещает, облегчает их подвиги, услаждает и радостными творит их во всех трудах их и болезнях, по подобию святых мученик, которые чем более претерпевали страдания, тем более от благодати Божией были укрепляемы и утешаемы. И так видите, как и во временной жизни этой Господь изливает уже благодать Свою на терпящих Его ради. Сколько же более в будущем веке, во славе Божества Своего, прославит и упокоит их.

Мирянам, ищущим спасения, поистине предлежат многие преграды, затруднения, соблазны и многовидные искушения, к тому же обязаны творить различные добродетели, то есть: от имуществ своих творить милостыни, принимать странных, посещать и снабжать больных, печься о домах и семействах и о рабах, и среди всех соблазнов блюсти себя строго от грехопадений. Но и тогда не могут столько быть благоугодны Господу, как иноки, вседушно отвергшиеся мира и усвоившиеся Ему, и чрез то соделываются возлюбленными Его учениками и последователями. Об этом пишет и свидетельствует святой Иоанн Карпафийский так: «Никогда не вздумай счастливее монаха считать мирянина, имеющего жену и детей и увеселяющегося тем, что многим он делает добро, и щедро творит милостыню, и вовсе не терпит искушений от демонов, – не думай так, признавая себя ниже его по благоугождению Богу, и не окаевай себя как погибающего. Ведь я не говорю, что ты живешь безукоризненно, оставаясь в монахах. Но если ты бываешь и очень грешным, то скорбь души твоей и злострадание дороже пред Богом, нежели выдающаяся добродетель мирянина. Печаль твоя великая, уныние, воздыхания, томление, слезы, мучение совести, недоумение помысла, самоосуждение мыслию, вопль и плачь ума, рыдание сердца, сокрушение, бедственность, смущение, уничижение – все это и сему подобное, что часто случается с людьми, вметаемыми в железную пещь искушений, бывает ценнее и несравненно благоприятнее благоугождения мирянина. Итак, внимай, чтобы не подвергнуться тебе порицанию божественного Писания, говорящего от твоего лица: «Какую пользу извлекли мы, «пошедшие молитвенниками пред Господом» (ср. Мал. 3:14) и всегда пребывающие в доме Его?» Очевидно, что всякий раб, находясь вблизи домовладыки, иной раз получает и удары бича и заушения, выговоры и упреки, а находящиеся вне его дома все время бывают вдали от ударов, как чужие или оставляемые в пренебрежении. «Так какую пользу, – говорит малодушный, – получили мы, подвергаясь скорбям душою и телом, мы, всегда молящиеся и поющие, между тем как те, не молясь, не бодрствуя, радуются, веселятся, бывают счастливы и благодушно проводят жизнь?» И вот «созидаются» дома чужие, «мы чужих считаем блаженными», как говорит пророк, и прибавляет, говоря, что это сказали рабы Божии, имеющие ведение (ср. Мал. 3:15–16). Но, однако, следует знать, что ничего странного они не терпят, когда, утесняемые и различным образом огорчаваемые, переносят волю своего Владыки путем многих искушений. Ибо они слышали, как Он говорит в Евангелии: «Истинно говорю вам: вы восплачете и возрыдаете, ближние мои, а мир возрадуется» (Ин. 16:20), но еще немного – и Я посещу вас через Утешителя, изгоню уныние ваше, обрадую вас упованиями на небесную жизнь и покой и сладкими слезами, которых вы лишались в течение нескольких дней, будучи искушаемы; и дам вам грудь благодати Моей, как мать рыдающему младенцу, и укреплю вас, изнемогших в брани, силою свыше, и услажду вас, огорченных, как говорит Иеремия в Плаче о внутреннем твоем Иерусалиме (см. Плач. 1:20), так что «увижу вас, и возрадуется сердце ваше от тайного посещения, и печаль ваша превратится в радость, и радости вашей никто не сможет забрать» (Ин. 16:22, 20). Итак, не будем смежать очей своих, не будем слепотствовать, считая мирянина счастливее себя; но, понимая различие между законными сыновьями и незаконнорожденными (ср. Евр. 12:8), возлюбим лучше мнимое убожество и сильное утруждение монахов, конец которого приводит к вечной жизни и к неувядаемому венцу славы Господней (1Пет. 5:4). Возлюбим поэтому тесный путь подвижников, этих мнимых грешников, – чтобы не сказать праведников, – возлюбим «приметатися в доме Бога», то есть в сонме непрестанно служащих Христу, а не «жить в селениях грешничих» (Пс. 83:11) или вращаться среди мирян, хотя бы и они совершали великие подвиги праведности. Ибо тебе, монах, говорит Отец твой Небесный, особенно любящий тебя и утесняющий и удручающий тебя разнообразными искушениями: «Будь уверен, бедствующий инок, что, как Я сказал через пророка, Я буду твоим «руководителем» (Пс.31:8), и встречу тебя на пути египетском, изощряя тебя скорбями, и пути твои, достойные порицания, «Я ограничу преградой» (Ос. 2:6) Моего промысла, поражая неожиданными несчастиями и препятствуя приводить решительным образом в дело то, чего ты желаешь неразумным сердцем; и «Я загражу море страстей твоих вратами» (ср. Иов. 38:8) Моего милосердия; «Я буду для тебя, как пантера» (Ос. 13:7), съедающая тебя помыслами порицания, осуждения и раскаяния при сознании заблуждений твоих. – Все же эти скорби – величайшая милость Божия. – Но Я буду для тебя не только «пантерой», но и «жалом» (Ос. 5:12), уязвляющим тебя помыслами сокрушения, страданиями сердечными, и «скорбь» от дома твоего не прекратится (Ос. 5:13), – очевидно потому, что душа и тело прекрасно и с пользой посещаются истинно сладкими и медоточными наказаниями Божиими. Концом же наказаний, трудов, смущения, стыда, страхов и отчаяний, обыкновенно случающихся с людьми, решившимися подвизаться, концом всех этих мрачных явлений бывает небесная радость, неизъяснимое наслаждение, несказанная слава и непрестающее веселие. – Ибо из-за того, – говорит Он, – Я утеснил тебя, чтобы «напитать тебя манной» познания, «истомил тебя голодом» (ср. Втор. 8:3, 16), чтобы облагодетельствовать тебя впоследствии и ввести в горнее царство. Ибо тогда, «как тельцы», отвязанные «от уз, взыграете» вы, смиренные иноки, отрешенные от страстей плоти и от искушений врагов, и тогда вы «будете попирать нечестивых» демонов, которые ныне попирают вас, и «они будут прахом под ногами вашими» (ср. Мал. 4:3). Ибо если ты благочестив и смиренномудр, не превозносишься суетною надменностью, не опрометчив, но сокрушен сердцем, считаешь себя за «непотребного раба» (ср. Лк. 17:10) и смирен духом – если, будучи таков, ты смиренномудр, то твое прегрешение, монах, предпочтительнее праведности мирян и твои нечистоты необходимее великого очищения житейских людей. Ведь что такое то, из-за чего ты скорбишь? Конечно, это порок, но случайный; а посмотри, как какой-нибудь человек, испачкавший свои руки смолою, очистился при помощи малого количества масла. Так ты гораздо более можешь быть очищен милостью Божию. Ведь как тебе нетрудно вымыть твою одежду, так в гораздо большей степени Господу легко омыть тебя от всякого порока, хотя бы ежедневно, естественно, поневоле и случалось искушение. Ибо в то время, когда ты говоришь: «Я согрешил пред Господом», – дается ответ: «Отпускаются твои грехи» (ср. Мф. 9:2). «Аз есмь изглаживающий их и не помяну» (Ис. 43:25). Ибо «как далеко отстоит восток от запада, так удалил Я от тебя беззакония твои, и как отец милует сынов», так Я милую тебя (ср. Пс. 102:12–13)». Только ты не отставай и не отступай от Того, Кто избрал тебя на псалмопение и молитву, но прилепись к Нему во всю свою жизнь или чистым дерзновением, или благочестивым непостыдством и твердым исповеданием Ему. И Сам Он очищает тебя Своим собственным мановением. Ибо что Бог очищает Своим хотением, того не будет в состоянии и сам великий апостол Петр признать нечистым или осудить. Ибо сказано ему: «Что Бог очистил, того ты не почитай нечистым» (Деян. 10:15). Ведь разве не Бог оправдал нас Своим человеколюбием? «Кто же будет осуждать нас?» (ср. Рим. 8:34). Ибо когда мы призываем имя Господа нашего Иисуса Христа, то легко очищается совесть наша, и тогда не бывает никакой разницы между нами и пророками и прочими святыми. «Ибо Бог определил нас не на гнев, но к получению спасения через Господа нашего Иисуса Христа, умершего за нас, чтобы мы, бодрствуем ли в добродетелях, или спим» по некоему обстоянию, как естественно при некоторых слабостях, «жили вместе со Христом» (1Фес. 5:9=10), взирая на Него с великими стенаниями и непрестанным плачем и Им дыша. Итак, «облечемся в броню веры» и возьмем «шлем надежды спасения» (1Фес. 5:8), чтобы не нашли доступа к нам стрелы отчаяния или безнадежности. Но ты говоришь опять: «Я сержусь всякий раз, когда вижу, что миряне нисколько не подвергаются искушению, и сильно раздражаюсь». Так знай, возлюбленный, что сатана не имеет надобности искушать тех, кто сам себя искушает и житейскими делами увлекается всегда к земному. Познай также и то, что искушаемым уготованы награды и венцы, конечно, не тем, которые не думают о Боге, и не тем мирянам, которые лежат ниц и храпят. «Но я, – говорит малодушный, – терплю слишком много искушений, ибо «чресла мои полны воспалений» (Пс. 37:8), как говорит пророк, и только бедствие и угнетение, «и нет исцеления для плоти и попечения о костях» (ср. Пс. 37:4; Притч. 3:8)». Но ведь есть вблизи великий Врач страждущих, «понесший наши немощи и страданием своим исцеливший нас» (ср. Ис. 53:4–5; Мф. 8:17) и исцеляющий; предстоит Он и теперь, налагая спасительные лекарства. "Ибо Я, – говорит Он, – поразил оставлением, Я и исцелю» (Втор. 32:39). Итак, «не бойся; ибо, когда ярость гнева Моего истечет, Я опять уврачую» (Ис. 7:4). «Ведь как жена не утратит чувства жалости к чадам чрева своего, так и Я не забуду тебя, – говорит Господь» (Ис. 49:15). – Ибо если любовь птицы излита на птенцов ее и она ежечасно посещает их, обращает к ним свой голос и подает пищу в уста их, то значительно более Мои милости изливаются на Мои создания, и Моя благость гораздо более излита на тебя: Я тайно посещаю тебя, мысленно беседую с тобою и влагаю пищу в отверстый твой разум как малой ласточке. Ведь Я доставляю тебе пищу страха пред Сильнейшим, пищу желания небесного, пищу воздыханий об утешении, пищу сокрушения, пищу сладкопения, пищу более глубокого знания, пищу некоторых божественных таинств. Если же Я, твой Владыка и Отец, лгу, говоря тебе это, то ты обличи Меня, и Я потерплю», – вот о чем всегда беседует с нами Господь мысленно. Понимаю, что я преступил меру, много написавши. Но вы заставили меня это сделать. Распространили же мы это слово для утверждения тех, которые подвергались опасности пасть от малодушия. Так как нашлись, как вы писали мне, у вас, живущих в Индии, вопреки ожиданию, некоторые из братии, очень обремененные искушениями и отказывающиеся и от жизни, и от быта монахов, говоря, что он удушлив и представляет бездну опасностей, и они явно считали мирян счастливыми и порицали день, в который они приняли иноческий образ, – то поэтому со своей стороны я вынужден был сделать более длинным настоящее слово и распространить его в более гладких выражениях, чтобы и непосвященный человек и неученый мог уразуметь то, о чем говорится. Вот почему я написал много, чтобы на будущее время монахи уже не мирянина считали счастливым, но только самих себя, так как они, без всякого сомнения, сильнее царей, носящих диадемы на голове своей, и светлее и славнее их, как приседящие всегда Богу» (Иоанн Карпафский. Слово подвижническое).

Смотрите, о возлюбленнии! Какого блаженства сподобил нас Господь, какою любовью возлюбил нас, как возвеличил и превознес нас более всех мирян! Постараемся же достойно проходить звание наше, отвергшись своих волей и всех пристрастий, принесем в жертву Ему сердца и души наши, прилепимся Ему всем существом нашим, послужим Ему благоугодно, в смирении, в простоте любви нелицемерной!

Если же кто, вознерадив о столикой Его благости, и останется непреклонным в богопротивных наклонностях своих, то есть: если не захочет по преданию святых отцов достодолжно отдаться в повиновение и послушание, если возмалодушествует и не захочет в легких и удобных иноческих делах трудится и претерпевать, но начнет леностно, самовластно, противообразно монашеству жить, то как не осудится равно с теми мирянами, которые с бесстрашием к Богу, небрежно и развратно живя, впадают во всякое злочестие. Потому что от Бога последует наказание не по величеству грехов, но по мере душевного развращения: ибо видим некоторых и от святых, сотворивших блуд и убийства и иная злолютое, даже со отвержением Самого Господа Иисуса Христа, но т.к. души их не были развращены, поэтому вскоре от зла отвратившись, восстали и оказали исправление более падения, и от благодати Божией в конец не отпав и спасшись. Те же, которые, низведясь в лютые падения и злочестия, не захотели восстать и исправиться, таких равное показывается бесстрашие, нечувствие и безстудие пред Богом, как в мирянине развратном и грехолюбивом, более же мне думается, что несравненно более наследует осуждение и наказание инок, ибо его нечувствие и бесстрашие еще более, чем у мирянина.

Падать и сокрушаться, и потопляться на стремнинах, в обуреваниях и в пучине не есть дивно. Так во многомятежном мире живущие обуреваются, как в пучине или на стремнинах, всякими пестровидными соблазнами, искушениями и страстями. Иноки же благоволением и благодатью Божиею избежав всех житейских волнений и потоплений, достигше мирного пристанища в ограде смиренных овец Христовых. Если начнут бесчинствовать и увлекаться своевольно в богоненавистные страсти, пороки и заблуждения, то какое могут принести оправдание и какое получить помилование?

Если спросите, почему такого диавол опять не возвращает в мир? Потому, что в мире много находится таких, которыми, как орудиями своими, действует и наносит всякие соблазны, злобы, раздоры, беды и смятения. В иноках же весьма редко обретаются такие бесстрашные и развращенные. К тому же и сильную злобу и ненависть имеет диавол к инокам, как всегда борющимся и сопротивляющимся и побеждающим его; того ради такого бесстудного и самонравного послушника или монаха не прельщает диавол обратиться опять на мирское житие, чтобы, пребывая в иночестве, вспомоществует ему в борениях, то есть: да смущает мир, тишину и спокойствие, да причиняет раздоры и прения, да осуждает, укоряет и оскорбляет наставников и духовного отца своего, да разоряет и разрушает порядок и уставоположение. Таких ради вин, оставляет и укрепляет его жизнь между иноками. А потому, зная это, преподобные и богоносные отцы наши и повелевают таких, если не предаются в повиновение и одержимы высокоумием, прекословием и самоволием, вскоре отлучать и изгонять от обителей, чтобы не вредили эти немощнейшии братии.

Когда увидите инока, в обители зла и развращении, и нерадиво живущего, в мирских же селениях и городах показывающих себя строго и непадательного подвижника и постника, о таком знать подобает, что уловлен и объят есть бесом тщеславия и высокомнения, ибо старается являть себя пред мирянами как бесстрастным и благоговейным, да почитают и величают его, как святого и праведного. Такой поистине прельстился и влечется прямо в погибель, как раб и слуга тщеславного и гордого беса.

Враг душ наших диавол не столько веселится, нанося нам тяжкие и неудобостерпимые мучения, как если в малых и легких побеждает нас. Того ради и старается прежде малыми [и легкими] прихотями, вожделениями и пристрастиями нас бороть; если же в сих не победит, тогда уже, как отчаявшись, по нужде и неохотно начнет наносить всякие неисповедимые лютости, беды и печали, да по крайней мере оными сможет нас низринуть. Ибо ведает известно, что если кто окажется в малом и легком нерадив, то никогда не сподобится помощи и благодати Божией. А если понуждает себя Бога ради на терпение и старается противоборствовать врагу, на такого Господь ниспосылает великую Свою благодать и помощь, да пребывает во всех искушениях непоколебим и силен творить всякую добродетель. Этого-то ради диавол, с самого вступления в иночество всякое старание полагает, всякую кознь ухищряет, чтобы мы нерадивы были и невнимательны к маловажным согрешениям, и чрез то обретались бы недостойны к приятию помощи и благодати Божией.

Если бы Господь не лишал Своей благодати и являл помощь Свою как старающимся, так и нерадивым, и всех спасал бы единым Своим человеколюбием, то что возбранило бы Ему всех нечестивых сарацын, иудеев и развращенных помиловать даром и ввести в Царство Небесное? Но так как Он создал человека преимущественно от всех животных, по образу Своему и подобию, то и одарил его разумом и свободой, а потому и спасает и удостаивает Своей благодати только тех, которые сами вседушно пекутся о своем спасении и все старание и усердие показывают в благоугождении Ему. А которые суть ни теплы, ни холодны, таких брать изблевывать, тем более – ругателей и презрителей Его Божественных велений. И Богоматерь Пречистая Богородица воспевает, что алчущих только исполняет благ. Того ради все угодники Божии не только оказывали себя алчущими и горячими, но и в конец истаяв и испепелив себя во страданиях от великой палительной своей к Богу любви! Как святой Златоуст, ублажая их мучения, говорит: «Не считай блаженными богатеющих, но ублажай мучеников, не тех, что в роскоши, но тех, что на сковородах, не за роскошной трапезой, но в кипящем котле, не в банях ежедневно бывающих, но в жестоких печах, не благовониями пахнущих, но испускающих дым и смрад от сожигаемой плоти». И как Святые мученики ради лютых своих страданий за любовь Божию преблаженни и святости исполнены, так не терпящие в иночестве и бесстудно, бесстрашно попирающие смотрение и волю Божию, не терпящие ни малых лишений и отсечений своих волей и пристрастий, помрачении и окаянны суть, и не имеют узреть или причаститься славы Божией.

Жизнь иноческая есть жизнь покаяния. Но если дел иноческих не творим, то не творим к покаянию, а по этому показывается, что без пользы живем в иночестве.

Как не жалостно и недостойно плача и рыдания, если кто, лишая Сам себя всех житейских сластей, имуществ, славы и наслаждений, от нерадения же своего и от нестарания, погубит Царство Небесное и облечется навеки в нищету адскую, когда не обретается никакого ни от кого же помощи, или отрады, или ослабления, но вечное мучение и рыдание! И кого же станет обвинять такой о своем злополучии? Господь человеколюбием Своим призвал его, и тьмы грехопадений его от юности отпустил ему; он же вознеберег о столикой Божией благодати и не перестал исполнять свою злую волю и домогаться о снискании и удовлетворении своих прихотей и пристрастий, противясь иноческим правилам и через то оскорбляя все братство и отца своего духовного. То как не примет большего осуждения и наказания, подобно тому злому рабу, которого повелел Господь, связав руки ноги, бросить в темницу, пока не воздаст последний кодрант, поскольку он, восприявши от Бога великое отпущение долгов, не оставил взыскать свои худые и малые, и тем озлобляет ближнего. Так и от такого нечувственного взыщутся не только монашеские грехопадения, но и все прежние, творимые им от юности, за презрение благодати Божией и иноческого звания.

Святые же отцы наши не так, но во всей жизни своей оказывали вышеестественные подвиги. Мы же может быть в конце жизни уже обретаемся, но и тут еще нерадим и от легких и удобных дел отрицаемся. Они за любовь Божию питались безотрадно суровейшими снедями и только в некие благословные времена касались мало чего сладких. В прочее же время постились и претерпевали до тех пор, пока в конец изнемогали, и кроме воды иного пития не вкушали во всю седмицу. К тому же еще трудились во всенощных бдениях, стеснялись в долулежаниях, утомлялись в продолжительном молении. Иным словом, все законы иноческие с превосхождением совершали, так как от распаления любви и горячего рвения своего к Богу, все за сор вменили и нерадели о плоти сей. Так же и в послушании терпели безрассудно; подобно скотам, на всякое служение покорялись без прекословия, и творили, как рабы, ни более ни менее заповеданного. О том только все старание полагали, чтобы творить все в угодность и по воле духовного отца своего, потому что верили, что бываемое послушание к отцу вменяется, как повинуется Самому Господу Иисусу Христу по Божественному Его гласу: «Слушаяй вас, Мене слушает» (Лк. 10:16). Поэтому по повелению отца без сомнения и в огнь и в воду ввергались, и к диким зверям неустрашимо ходили, и во многих неподобных заповеданиях отнюдь не противоречив творили, как то: сухой кол поливали, веревку многократно расплетали, столпы в церкви преклоняли, другие же не ели пока сам отец не скажет и не повелит есть и пить. Потому что, единожды предав отцу свою душу и тело, уже сами над собою не имели власти, и своим мнениям не следовали. Поэтому в конец умерщвлена была в них свои воля и рассуждение, и все прихоти, страсти и пожелания.

Но как все такие спасительные и вышеестественные подвиги, совершаемые от пламенной любви и горячего усердия и веры к Богу, суть поистине многотрудны и жестоки, потому что превосходят предания и уставы святых отцов и могут быть выносимы только с помощью и содействием Божией благодати, – так и наваждением диавола творимое все злое не безтрудно и не безболезненно, хотя вместе и пагубно. Ибо чрез самомнение, презорство и преслушание последует скорбь, смущение, досада, печаль, вражда, ненависть, равно и от невоздержания, сладострастия и объедения губится телесное здравие, и претерпевают многоразличные болезни, тяготы, лишение сил, помрачение ума, терзание совести. Одним словом, не держащихся предания святых отцов вся жизнь бывает исполнена скорбей, туги, уныния, бед и отчаяния. Но как подвизающимся и терпящим Бога ради уготована от Бога величайшая награда и наследие Небесного Царствия, так и по диавольскому обольщению и влечению творящим злое и греховное, по скончанию жизни со многими бедствиями, уготовано вечное жесточайшее адское мучение. [А если со смирением, по уставу, т.е. так называемым царским путем шествуют с неуклонным повиновением и отсечением своей воли, те безбедно прейдут путь жизни этой и милость Божию обретут.

Но и такие должны быть внимательны, допрашивающие строго самих себя, – если не удручены немощью и слабостью сил, пусть блюдут себя – осторожно, чтобы не принять осуждения за то, что милостью Божиею, пользуясь здравием и крепостью телесных сил, не простирались на большие подвиги. Ибо все святые, благоугодившие Господу, в жизни этой претерпевали разновидные скорби, напасти и болезни, иные мученичеством вошли в жизнь вечную, в мирные же времена живущие, сами себя удручали без жалости трудами, изнурениями и различными подвигами, распиная себя Христу в жизни этой, чтобы сопрославиться с Ним славою вечною в наслаждении Его божественной любви.]

Подумайте, возлюбленные, можем ли мы оправдаться не только перед Богом и святыми Его, но и сами в своей совести, если, имея силу и крепость, не последуем стопам преподобных отцов наших, но в бесстрашии будем предаваться лености, неге и нерадению? Нет, любимицы мои! постараемся и мы при помощи Божией, не щадя грехолюбивой плоти своей, подражать святым преподобным отцам нашим. Будем трудолюбивее подвизаться в иноческих исправлениях, чтобы и мы во известии будем нашего спасения, и вместе с оными сподобимся войти в вечное блаженство.

Престарелый, проведший всю жизнь свою в суете и попечениях житейских, а может быть в порочных страстях и грехопадениях, вступая в иночество, не должен обманывать и прельщать самого себя, что достаточно ему одного переселения от мира к удовлетворению за прежнюю жизнь, если и слабо поживет, имея силы уже изнуренные и немощи умножившиеся.

Я же думаю, что не оправдается такой, если бы и воспринял жить богоугодно, вступив в монашество, и не обвеселится благой надеждою, но неминуемо будет ощущать в душе своей угрызение совести и стыд воззреть на Создателя за утрачение прежних дней жизни своей. Ибо что может воздать Богу за прежде бывшую свою леность и небрежение? Так как если ныне и начнет правильно жить, то выполнит только достодолжное, а никак не удовлетворит за прошедшее и за все прежде бывшие грехопадения, которыми преогорчевал и прогневлял Господа своего, от юности до старости. Если ли же и в старости милостью Божиею вступивши в иночество, вознебрежет о Его долготерпении и человеколюбии, и так же пребудет нерадив, и не захочет понудиться противоборствовать своему мирскому нраву и прихотям, и будет поступать в противность чину иноческому, то как не повинен будет множайшему осуждению и мучению? Неужели уже последний год имея жизни своей, но если и это время жизни свой не захочет провести достодолжно (сообразно иноческому званию), как может ожидать получить оставление всех грехов своих и венец жизни вечной, если не потерпит ничего иноческого, то есть: ни смирения, ни кротости, ни согласия, ни безмолвия, ни соборных общих правил и моления, ни чтения и поучения, ни покорности и повиновения, ни трапезного уставного учреждения. Не будет ли такой сам для себя врагом и наветником, и не станет ли при смерти сам себя терзать стыдом и отчаянием за нечувствие и ожесточение свое, как за малое оставшееся уже время жизни, чтобы вседушно послужить Господу, своим нерадением лишив самого себя вечной жизни и наслаждения, и низвергается в пропасти адские и бесконечное мучение?

Внемлите, любимицы мои, какое зло наследует тот, который, вступивши в иночество, противится правилам и преданиям святых отцов, и следует своей воле и рассуждению, и предается всяким слабостям и нерадению. Такой самую гибельную проводит жизнь, не обращая к Богу ни ума своего, ни сердца, но как бессловесное животное порабощается чреву, и все свое старание полагает о снискании и стяжании тленных земных благ и упокоении плоти и сладострастии. Такой, восставая от одра своего, тотчас, прежде всего, всем умом своим низводится к вымышлению качеств брашенного (пищевого) наслаждения, потом и самим делом трудится и старается приготовить сладостное и тучное брашно, чтобы угодить своему чревонеистовству. Чего ради и на утренних молениях, обеднях и вечернях стоя, бывает как истукан, без сокрушения, без страха, без умиления: потому что память о пище отъемлет и изгоняет из сердца его память Божию. После обеда же и отягощения от брашен, заботится к сонному упокоению. Вставши, если не имеет своего довольного имущества, то спешит к рукоделию и столько в нем трудится, что едва вечернее моление может исправить, не чувствуя отнюдь ни страха Божия, ни умиления. Идя же на ночное свое упокоение, тотчас с трезвенностью размышляет, какое рукоделие какому родственнику или знакомому послать, чтобы получить удовлетворительную плату. И так во все сутки не находится ему времени, чтобы подумать о муке вечной, о грехах своих, о суде Божием и Царствии Небесном. Равно и святое чтение или поучение слушает с отягощением, без внимания, лучше же с негодованием, и вместо пользы, больший яд вливает в душу свою: ибо не приемлет и не покоряется советам и наказаниям отца своего, и совершенно попирает монашеские обеты, [которые суть: об отвержении своей воли и разума, о нестяжании и послушании] исполняет же с бесстрашием и ожесточением все свои гибельные стремления. К тому же еще изнуряет время в суесловии, в кощунствах, в осуждении иных и самого наставника отца своего. В такую же растленную жизнь низводится потому, что увлекается духом презорства, тщеславия и славолюбия, желает хвалимым быть, прилежит сердцем к домашним и родственникам, и хочет угождать мирянам и знакомым, поработился чревобесию, более же гортанобесию и сладострастию. И так живя в противность предания святых отцов, как возможно надеяться спасение получить? Как ощутить сладость, уготованную нам в Царствии Божием? Или как таким образом стяжать страх муки вечной? Как Господь придет к такому и обитель у него сотворит с Отцем Своим и Духом, если нет в душе его ни малейшего места к Его упокоению; но весь вседушно пригвоздился или к миролюбцам и праздным беседам, или излишественною и безгодною любовью к родственникам, или к сластолюбию, к стяжанию и сребролюбию, или к упокоению плоти, к неге и праздности. Господу же Богу своему не хочет посвятить ни единого часа во все деннонощное время! Святые же отцы наши чрез всю жизнь свою вседушно умом и сердцем пригвождены были любовью к Господу, и не только о домашних и родных не думали и не творили никакого промышления, но если когда невольно вспоминали о них или о чем-либо житейском, то очень о том печалились, окаивали и оскорбляли себя. Самое необходимое для жизни своей служение творили с отягощением, умом и сердцем непрестанно и вседушно простирались к богомыслию и горнему своему званию. Но и так опасно охраняющие себя, сообщают нам, что едва возможно достигнуть небесного блаженства. А потому, если и мы не постараемся вседушно последовать стопам их, то где окажемся?

В нынешней же нашей жизни где видится опасность и строгое поведение, где вера и истинная любовь и предание, где повиновение и совершенное послушание, где смирение и к Богу священный страх и благоговение? Еще же более наследуем осуждения за то самое, что благодатью Его живем в таком удобном месте, способствующем к нашему спасению и удаленном от всех житейских соблазнов. – Тем же молю вас, возлюбленнии, постарайтесь вседушно благоугождать Господу во всех путях ваших, да войдете с мудрыми девами в небесный чертог Его и примете неувядаемый венец от руки Самого Господа, возлюбившего вас, избравшего от мира и усвоившего Себе обручением святого иноческого, более же ангельского образа. Не нерадите о столикой Его благодати. Возлюбите и вы Его вседушно! И как со светильниками, с пламенеющими сердцами идите к горнему званию, уповая на всесильную Его помощь, вверяясь покрову и заступлению Пренепорочной и Премилосердой Его Матери – Пречистой Деве Богородице.

Многие идут в монашество, чтобы избежать только действительных грехов и соблазнов, то есть: сребролюбия, блуда, пьянства, хищения и подобных этому. Иные же от должностей бегут, от трудов желая быть свободными и спокойнейшую иметь жизнь. И так пришедши в иночество, беспечно живут, так как достигли своего желания. Нерадят ни о подвигах иноческих, ни о том, чтобы стяжать чистоту сердца и достигнуть бесстрастия.

Вступивший в иночество не на твердом показывается основании, если не заботится о стяжании иноческих добродетелей, которые суть смиренномудрие, любовь и бесстрастие, и если не хочет скорбную жить проводить, более же если живет закрыто и утаенно от отца своего. Где у такого предания святых отцов, которые заповедуют все тайны сердца и дела, бывающие ежедневно, открывать отцу? Как же возможно случающиеся ныне погрешности чисто открывать, если прежде бывших не объявил? Живя же столь скрытно от отца и опираясь на свой разум, явно показывает, что нерадит об исполнении монашеских обязанностей, которые состоят в чистом откровении и повиновении к отцу и в душевном предании.

Этого ради и сам отец имеет такого брата как некоего соседа или судью, судящего и порицающего всех и самого отца; а потому не так и отец привязан к такому духовною по Богу любвию, как достойно к ученику и духовному сыну. К истинному ученику и послушнику непрестанно изливаются от отца советы и наставления, и день со дня возрастает и утверждается духовная по Богу любовь и единодушие: ибо ученик, видя отца своего столько о нем пекущегося, вседушно предается ему с чистым откровением в безрассудное повиновение. Отец же, видя ученика своего, как тот относится к нему в любовью, верен, послушен, откровенен и во всем говорящим правду, любит его как сына, более же берет его как свое сердце.

Потому часто происходят между братьями неудовольствия, немирствия, зависти, ссоры, роптания друг на друга и на самого отца, видя его отеческую горячую любовь к нему, а к ним холодность. Но как возможно отцу быть единодушным с такими, которые сами не склонны к нему и не откровенны и противоборственны? Тот же, как истинный ученик и исполнитель отеческих преданий и иноческих правил, обнажив все тайны сердца своего от самой юности, и чистою любовью и верою вседушно предался и прилепился к отцу своему неотторжно, с совершенным самоотвержением.

К таким же и святой Василий Великий повелевает быть более благосклонным. И Сам Господь Бог наш Иисус Христос, во всем Собою подавая нам образ, да подражаем и последуем Ему, не всех учеников Своих имел в равной любви и приближении. Так и отцу невозможно и не подобает равным быть с теми, которые не приемлют и не любят его обличений, и не покорны и не откровенны к нему.

Рассмотрим братнюю откровенность, более же недуг его душевный, который он открыл о себе, говоря, что скорбит и смущается о том, что старец столь любит и уважает преданного ему ученика и сына духовного, который и живет с ним.

В такое негодование, более же оскорбление диавольское снисходит потому, что сам живет, следуя своему разуму, презирая советы и поучения старца, и не хочет предаться в истинное повиновение, поэтому и невольно поддается диаволам и их льщению [повинуется]. Ибо они, если увидят Ангела Хранителя, отдалившегося за презорство и зависть и братоненавидения от него, тогда собравши весь свой гибельный яд, напаяют его и сотворяют подобно себе, как бесноватого, а потому и не может брат терпеть того, что есть богоугодно и более всего любезно, то есть: что бы жить отцу с учеником в истинной любви и единодушии.

Кажется, во всем мире не найдется, чтобы кто негодовал за то, что Божие благоволение исполняется. Он же скорбит, что отец с братом живут согласно завещания Евангельского, и терзается, мятется о том, что старец не изменяется и не приводится от богоугодной любви и смиренномудрия в противное Богу презорство, что не пренебрегает преданного ему брата и не поднимается над ним властно, но смиряется и приемлет его советы, по подобию Апостола Павла, который хотя сам и совершен был, но с меньшими его Апостолами советовался и учился от Анании.

О злоумный! от этого самого познай, что ты держишься во власти вражией, ибо сам чувствуешь свою неправость и знаешь точно, что зависть такая от врага. То о сем ли гибельном пороке небрежет и не содрогается, который поистине уподобляется Каину, возненавидевшему своего брата Авеля за то одно, что вседушною любовью предан был Господу и самое лучшее приношение принес Ему в жертву, чего ради и сам любим был от Бога, и жертва его была Ему благоприятна. Каин же, напротив, не захотел сам подражать брату своему и до столько низвелся завистью и злобою на него, что и убить его не устрашился.

Да внемлет брат этому примеру и да блюдет себя осторожно, чтобы не низвестись злобою и завистью до погибели. Ибо за что и он терзается, мучится, свирепствует, и ни день ни ночь не обретает покоя, как сам сказал о себе, только о том, что отец не отвращается от брата, но любит и отечески печется о душе его, и утешается его любовью и истинным преданием, более же подражанием его святым Апостолам и Самому Господу, который был послушен Своему Отцу Небесному. Он же злобный и завистливый брат, видя такое равноангельное согласие отца с учеником, до такой степени предается свирепству и смущению, что мертвым желал бы увидеть его, если бы было возможно. А потому, да трепещет о душе своей, чтобы не вменился этот недуг его, подобно первому братоубийце Каину.

Поистине страшно и весьма жалостно устроение, более же низведение в беснование души такого брата, и необходимо как Старцу, так и всему братству молиться о нем. Но да рассмотрит и рассудит сам брат, сколь лют и бесчеловечен этот его недуг и злоба, и сколь велик враг и неприятель есть он брату тому, который не щадя собственного спасения и души, заботится и домогается о том, чтобы лишить смиренного того отеческой любви и попечения, которое дороже для него самой жизни. Потому что чего ради он такою любовью привязался к отцу, что удалился от всех своих родных и близких, и не ищет духовных содружеств, но весь душою прилепился к отцу своему, в нем же полагает и свое спасение. И так дорожит им, что и на Небеси не хочет без своего отца (старца) пребывать, но молит Господа, чтобы не только здесь, но и в вечности быть неразлучным с отцом. И после такого предания, если бы мог тот злонравный брат лишить его любви отчей, то не более ли самой смерти нанес ему удар? Но, хотя при помощи Божией до этого не может воздействовать вражие коварство и злоба, но все же страшно, чтобы не вменилось ему от Бога в самое дело, судящего и по намерению.

Если же брат говорит, что жестоко я написал это, то да внемлет еще к этому и слова святого Златоуста: «Мир – такое благо, что творцы его и устроители называются сынами Божиими. Это правильно: и Сын Божий для того пришел на землю, чтобы устроить мир между тем, что на земле, и тем, что на небесах. Если же миротворцы – сыны Божии, то возмутители – сыны диавола. Что ты говоришь? Вводишь раздоры и столкновения? Кто, скажешь, до такой степени жалок? Да, есть многие, радующиеся злу и терзающие тело Христово более, нежели воины, пронзившие копьем, нежели иудеи, пригвоздившие к древу. То зло меньше этого; те члены, будучи рассечены, опять соединились; а эти, будучи расторгнуты, если здесь не соединяются, то и никогда не соединятся, но останутся вне общества верующих».

И так это, завистью и самочинием одержимый, да видит ныне сам себя, во что и в какую диавольскую гибель низводится, что и самых евреев-распинателей ненавистнее есть пред Богом. Ибо Христос страдал по воле Своей, чтобы привести всех к Отцу и соединить миром и любовью. Он же враждует на любовь и согласие. Но если бы убоялся столь страшного осуждения и переменился бы сам, то и сам соединился бы любовью с отцом и с братом, и восчувствовал бы в себе что обновлен и просвещен благодатью Христовою. И не только здесь, пребыл бы в мире и радовании, но и при кончине безбоязненно предал бы душу свою в руки Распявшегося за любовь к миру.

Почему, о послушниче, боишься отеческого наказания, и поэтому хочешь пребывать без откровения, не возвещая ему с истиною тайн твоего сердца? Возлагаемая от отца епитимия или канон не муку, но милость вечную у Бога ходатайствуют. Кто больной не радуется о целебных врачествах, но все, которые не объявляют врачу своих язв, не получают от него и исцеления. Подумай, ради какой выгоды отец твой так печалью снедается и томится заботою о тебе: не того ли ради, чтобы ты сподобился войти в Царство Небесное? Не того ли ради и удручает тебя епитимиями и наказаниями, чтобы очистить душу твою от богоненавистных страстей и пороков? Не напрасно от Святой Церкви установлены епитимии, отлучения и каноны, но для нашего спасения и очищения. Если же от отца твоего налагаемой на тебя епитимии не примешь, и советов и обличений отвергаешь, делать противное не перестаешь, то как хочешь спасенным быть?

Ты страшишься принять от отца епитимию, спасения ходатайственную; отец же сам многократно более страшится, облагая тебя ею, чтобы не поступить с тобою безрассудно и не подпасть за то самому под гнев Божий. А потому с крайним опасением, призывая в помощь Самого Бога, рассуждает сперва, и когда известится в душе своей, тогда уже по неволе, с великим нехотением и страхом облагает тебя неким озлоблением (угнетением, притеснением) и наказанием, яко пред Самим Богом, истязающим сердца, и твою душу от руки Его. Ты же, видя отца твоего, так тебя ради бедствующего, печалящего и трепещущего, чтобы самому за тебя не быть отверженным от Бога, не страшишься и еще к тому сам на него рассвирепеть, прекословить, роптать за наказания, и пребывать без откровения. [Как не трепещешь сам?]

Как мнишь явиться суду Божию, если с столикою любовью пекущегося о тебе отца презираешь и, напротив, небрежно и чуждо с ним живешь? Поэтому-то и не приносит пользу такому брату епитимии, ни даже само отлучение от братства и лишение общих молитв, но более умножают недуг и увеличивается зло, потому что о запрещении и негодовании отца своего не печалится, ни о разлучении духовного братского союза не болезнует, ни в чувство раскаятельное не приходит, но только от стыда пред видящими скорбит и боится, чтобы поста или труда некоего не возложили на него. А за отлучение от братства возможно еще радуется, желая иметь более свободы к исполнению своей воли. К тому же не внемлет, что отлученный, если пребывает в своем упорстве, то бывает отлучен от Христа и обнажается Божией благодатью, и в конец подчиненным делается врагу. Напротив же, если со смирением и всякою покорностью и раскаянием и с сокрушением исполняет обложенный канон или отлучение, то сподобляется не только прощения, но и многую Божию благодать привлекает в свою душу.

Нет и не может быть лютейшего недуга в иноке, если отцу не открывает своих пороков. Лютее же еще и того, если оскорбляется на тех, которые или от соболезнования и усердного к нему расположения, или страшась гнева Божия за нестарание хранить брата от погибели, или же повинуясь повелению святых отцов, чтобы объявлять отцу о пороках брата, того ради и возвещают о нем отцу. И надлежало бы таких любить и уважать как благодетелей и споспешников его спасения, но он вместо того ненавидит, ропщет и негодует на таких, как на врагов своих.

Но не должно отнюдь принимать во внимание и опасаться такого его безрассудного негодования и поэтому и не объявлять отцу о его пороках, ибо хотя бы многократно злословил, роптал и возненавидел за попечение об его исправлении и спасении, но чрез такое его нечувствие еще более от Бога награда пекущимся о нем как истинным богоподражателям, ибо и Бог ненавидящих Его и хулящих не оставил без Отеческого Своего Промысла и попечения, но или законами, или пророками наказывал и поучал, и наконец Сам принес Себя в жертву за спасение погибающих. И чрез то многие, познав Его Божественное человеколюбное смотрение, просветились душою и уязвились Божественною Его любовью, и вседушно, всем существом своим предались Ему как Творцу и Богу.

Так и этот брат, одержимый лютым недугом, ненавидит и враждует на тех, которые пекутся о его спасении и охраняют его со отцом вместе. Когда же очувствуется и вразумится, тогда искренне возблагодарит за то, что его не оставили в таком недуге совершенно погибнуть. Если же он и неисцелен пребудет навсегда, то пекущиеся о нем неповинны обрящутся и воспримут от Господа мзду за любовь и терпение.

Кто же истинно желает спастись, тот не только не будет негодовать, но и сам со смирением умоляет все братство, чтобы замечали пороки его и возвещали отцу. Но и сам не утаивает погрешностей и пороков своих, т.к. верит, что живет с братиями благоговейными и богобоящимися. А поэтому не опасаясь возлагается на их советы и испрашивает с усердием их [святых] молитв, ибо чем более иметь будет молитвенников и помощников спасения, тем тверже и сильнее соделается сам против всех борющих его пороков и страстей.

Того ради аввы и отцы духовные повелевают иногда, чтобы сам брат открывал всему братству о всех своих грехопадениях. Иногда же сами отцы пред всем братством изобличают его, чтобы временным стыдом избавить душу его от вечного стыда. Еще же и для того, чтобы внушить всему братству сожаление о душе его, чтобы вместе единодушно с отцом вспомоществовали его спасению и своими молитвами умилостивляли бы о нем Господа.

Кто может сам себя столько охранить и воспользовать, сколько духовное и единодушное братство? К тому же любовь и простосердечие тогда только истинно познается, когда желает и старается жить с братиею единодушно и ничего не иметь скрытного, то есть ни добродетелей, ни пороков (своих не утаивает). Если же хотя в малейшем чем-нибудь не говорит правду перед отцом свои духовным и братией, то это ясно показывает, что не привязался к ним истинною о Господе любовью, но более обладаем духом презорства, который и подвигает его на злобу и на ненависть к тем, которые пекутся об его исправлении и спасении, к тому же делает его самомнительным и самонадеянным.

Единодушные же братии и связанные союзом святой любви, охраняют и остерегают друг друга от всяких пороков и слабостей, и братнее исправление или падение имеют как свое, а потому и стараются вседушно помогать друг другу. Кто же, видя погрешность или порок брата, и оставляет без внимания, ни сам его не увещевая, ни отцу не возвещая, такой осудится как виновный в его погибели, как пишет святой Василий Великий [в правилах иноческих]: «Всякий грех должен быть объявлен настоятелю, либо от самого согрешившего, либо от имеющего сведение о нем. Утаение греха недугующему смерть уготовляет, ибо сказано: «Жало смерти – грех» (1Кор. 15:56); «Лучше открытое обличение, нежели скрытая любовь» (Притч. 27:5). Поэтому не скрывай грехов один другого, чтобы из братолюбца не сделаться братоубийцею. Не скрывай и у себя самого».

А поэтому, как послушнику бесполезно и безуспешно жить при отце без предания и чистосердечного откровения, так и отцу невозможно и бедственно иметь такого в своем окормлении, ибо не ведая ни пристрастий, ни наклонностей, ни свойств брата, как сможет безошибочно исправлять его пороки и искоренять в нем страсти и обычаи, которых не знает, а потому легко может в неведении сам питать его страсти и чесать его струпы. От Бога же неминуемо должен быть спрошен за душу брата, если удержит его при себе. А потому, если сам брат не отходит от отца, но и не покоряется святым правилам и пребывает упорен и не исправлен, тогда отцу благословно (имея достаточную причину) самому отдалить и отчуждить от себя такого. Ибо все ученики, которые верою и любовью по Богу преданы отцу своему, то сами не терпят, чтобы иметь что-либо утаенное от него, т.к. твердо вверяют быть в руки пастыря своего жизнь и смерть их. Такой, по слову Симеона Нового Богослова, никогда не противоречит, но во всем вседушно повинуется ему. Я же опять говорю всякому послушнику, чтобы не тратить попусту времени своей жизни, если не хочет во всем покоряться жить согласно с преданиями святых отцов.

Сколь велико есть заблуждение тех, которые думают, что притрудно и неудобоносимо иго послушания и предания отцу! Надеются же самовольно без самоотвержения достигнуть вечного блаженства и благоугодить Господу, но не помыслят того, если истинным и смиренным послушникам налагаются от отцов разновидные наказания и епитимии за погрешности для конечного их очищения и бесстрастия. То тем более самомнительные и непокорные не могут получить прощения грехов своих и достигнуть спасения, если не удручат себя произвольно тягчайшими озлоблениями (притеснениями) и подвигами. Но и тогда останутся без извещения, если удовлетворится оными правосудие Божие. Одно непокорство и сопротивление преданиям и правилам преподобных отцов, благоугодивших Ему, более осудит их, нежели все человеческие грехопадения и немощи покорных и смиренных послушников, которые, предавшись отцу с верою безрассудно, исполняя все заповедуемое им, безбедно отходят от жизни этой и с извещением предают души свои в руки Господа, не боясь грозных испытаний Страшного Суда Его. Сохранив веру и послушание к отцу своему до смерти, приемлют от него в напутствие благую надежду и упование милости Божией, вечного покоя и наслаждения.

Этого блаженства, то есть извещения при исходе души, неуповательно, чтобы мог достигнуть самомнительный и самовольный инок, ибо живя слабо и нерадиво, пользуясь свободою, не порабощая себя никому и во всем исполняя свои прихоти и пристрастия, неминуемо осудится более мирян за искажение монашеских правил и уставов, и нанося собою соблазн не только соживущим с ним братиям, но и мирянам. Если же и восприял бы жизнь подвижническую, озлобляя и изнуряя себя тяжкими подвигами, но и тогда сомнительно и не безбедно будет его спасение, ибо к самочинию и самомнению удобно вкрадается диавольская лесть и окрадение, а более за то, что живя с братиями покорными и послушными, не захотел подражать смиренной их жизни, но восприял иной путь, самонадеянный, многотрудный, опасный, и безызвестный.

Всякие пороки злы суть и душевредны, но более люто и губительно есть самооправдание и любовь спорить. Скажи, какая тебе польза, если оспоришь Отца твоего и оправдаешься пред братиею? Это не исходатайствует тебе Небесного Царствия, но более вечною мукою угрожает. Если ты пред людьми ищешь себе оправдания, то как претерпишь от Бога обличение и осуждение пред всеми Святыми и пред Ангелы Его, когда станет по правосудию Своему объявлять твои грехи и истязывать (исследовать) добрых деяний? Если же претерпишь доблественно здесь в жизни твоей и обличения, и осуждения, и скорби, праведно и неправедно тебе наносимые, тогда с дерзновением скажешь ко Господу: «Боже мой, хотя и не подвизался я в жестоких подвигах за мои беззакония и грехопадения, но имени ради Твоего, и исполняя обеты иноческие, не искал от людей себе оправдания, но терпел наносимые мне обиды и неправды. Тем же и Ты, Господи, человеколюбно прости все мои (неправды и) грехопадения, которыми озлоблял Твое долготерпение и благость!» Тем же более всего диавол нудит иноков спорить в самооправдании, ибо знает, что если претерпят и отринут от себя самооправдание, то от Бога будут оправданы.

Если брат будет стараться и выведовать, и якобы спорить со отцом не того ради, чтобы свое мнение утвердить, но чтобы обрести незаблудное рассуждение, такое тщание добро есть и похвально. Если же усилие свое полагает в спорах, чтобы чрез то явиться преимущественнее разумом и ведением пред отцом своим и преимуществовать себя более братий, таковой никогда правде Божией, то есть уставу иноческому, не повинется и правого рассуждения не сподобится, но пострадает подобно евреям, о них же Апостол Павел говорит: «Свою правду ищуще поставити, правде Божией не повинушася» (Рим. 10:3) Ибо и книжники и фарисеи бывши премудры, но своего ради кичения от неправого разума отпали.

Поэтому если хочет брат быть премудр, то да жительствует в незлобии, простоте и смиренномудрии, подобствуя младенцам. И за то примет от Бога премудрость и откровение, по глаголу Христову, ко Отцу своему: «Яко утаил еси сия от премудрых и разумных, и открыл еси та младенцем» (Мф. 11:25). Таково есть и ныне благоволение Божие: отъемлет от гордых и самомнительных Божественную благодать Свою и ниспосылает оную смиренным, кротким и трепещущим Божественных словес Его, исполняющим святую всеблагую волю Его, и покоряющимся правилам и преданиям святых отец.

Иногда вступающий в иночество предается отцу в повиновение, обещает выполнять все правила уставоположения, показывает горячее предложение и усердие ко всем трудностям и подвигам. Одним словом, убеждает отца поступать с ним по примеру упоминаемого в «Лествице», который говорит к своему отцу: «Как железо кузнецу, предаю себя тебе, святейший отче, в повиновение» (слово 4, гл.23). Спустя же малое время забывает свое предложение и не только не терпит коваться, но даже и малейшего оскорбления не приемлет, не выносит общежития и правил: тяготится послушаниями, не хочет удовлетворяться братскою трапезою, отвращается от единодушия, и как некий ратник непримиримый, всех тревожит и оскорбляет, и о том только домогается, чтобы во всем исполнялась его воля и хотения; если же не получает по своему желанию, тогда со смущением и ропотом самого наставника в лицо поносить дерзает и заочно жалуется, ропщет, все братство подущает, чтобы уничижительно поносить отца своего. И старается со всем усилием, чтобы все его рассуждению повиновались, чтобы и сам отец принимал его советы. Но если бы отец по снисхождению в кое-чем и послушал бы его, то это еще будет поводом к большей гордости его и возношению. Если же станет отметать советы его и рассуждения, и не слушать, и не уважать его, как буйного и строптивого, то это будет невыносимо не только ему, но трудно и самому отцу, который хочет, чтобы ученики жили при нем в любви, а не в боязни, и повиновались ему Бога ради со смирением и кротостью, и доброхотно за любовь Божию исполняли бы все правила и уставоположения обители. Недужный же (больной страстями) и немощствующий долженствует извещать со всею истиною, как Самому Богу, так и отцу своему, о болезнях своих и немощах и принимать с верою, если повелит претерпевать Бога ради или попустить некое ослабление против общежительного уставоположения. Но и тогда такой, то есть немощный, со страхом и опасностью должен пользоваться отеческим снисхождением и молить Бога, да не отлучит его в вечности от единодушных братий, исполняющих верно и неуклонно свои обеты и подвиги иноческие. А за слабое свое житие должен смиряться и с чистою любовью и благоговением пребывать к отцу и ко всем братиям, и молить их как стяжавших дерзновение пред Господом своими трудами и подвижнической жизнью, да ходатайствуют о нем, слабом и немощном. И за такое его смирение благодать Божия восполняет его немощи и дарует ему равную часть достояния праведных.

Если же, невзирая на немощи и недуги, повелит отец претерпевать болезненно и не уклоняться от правил общежительных, тогда, покоряясь вседушно и веруя несомненно, что извествуемый Самим Богом отец так заповедует ему, и без скорби и смущения с верою и любовью претерпевать до конца, если бы тем самым сокращалась и жизнь его, и уповать, что Господь за молитвы и предстательство отца примет его как мученика и упокоит во Царствии Своем. Такой поистине, как железо в руках ковача или как злато в горниле, так и он очищенною душою воссияет во Царствии Небесном!

Тот же строптивый брат сам извествует, что не одержим ни болезнями, ни немощами телесными, но во всей крепости и силе так неистовствует и злобится, не только не желая сам покоряться правилам общежития, но негодует и злобствует на тех, которые с усердным произволением воздерживаются и подвизаются Бога ради. Иных же слабых и малодушных старается соблазнять и совращать с правого пути, да будут сообщниками страстей и слабостей его, невоздержанию и всем его сопротивлениям и буйству.

Такой если сам не отойдет и не отлучится от братства, примет осуждение с диаволом, смущающим и разоряющим мирное и согласное братское содружество и единение. Такого и неволею заповедуют святые отцы изгонять, говоря: изгони смущающего, пусть уйдет с ним и смущение.

Оставить братию и не оставить, в обоих видится великий грех: то есть, если братия пребывают благопокорны, смиренны и любовны, неропотливы, ко всякому повелению готовы и склонны, тогда невозможно от такого братства ни брату некоему, ни самому отцу, друг от друга разлучиться, но неминуемо должны все нерасторгаемым союзом Христовым связаны быть до конца своей жизни. Только для большего богомыслия праведно показывается разлучиться друг от друга в обособление, которые находятся в уединении для безмолвия, по воле и благословении отца.

Но и тогда такие, если и будут разлучаться на некое определенное время, но духом и согласием, и мнением, и делами, и вещами будут нераздельны. То есть во всех один нрав, одно хотение, одно старание, одно уставоположение, нет различия ни в пище, ни в одежде, ни во владении, ни в рукоделии, но все и во всем являют совершенное послушание и отвержение в конец своей воли. От всего такого отвращаются, что что-то преимуществует [лучше] братий, или не сходится с уставоположением обители, или неугодно показывается начальствующему ими отцу, и делает раздор и несогласие.

Если же противно этому братия будут жить, самонравно, прекословно, не уважая и не слушая наставлений отца своего, тогда от таких если не удалится отец, то двойной вред составляется: первое, самого себя лишает отец мирной внутренней тишины и спокойствия умного, трудясь и томясь в тщетных и бесполезных размышлениях, так как трудится и печется об исправлении и спасении таких, которые попирают свою совесть и отвращают, небрегут о пользе, внушаемой им, чрез что двойной грех и осуждение наследуют.

Когда же в братстве обретается один такой непокорный и самочинный, и не будет отвержен, то никогда не сможет исправиться и не познает, не почувствует своего злого устроения, никогда не сможет стяжать смирения: ибо живя с такою диавольскою дерзостью, презорством и с неоткровением, не сможет познать, тем более почувствовать такого своего душегубительного состояния, но как сам умовредным своим обольщением сгнивает, так и немощнейших братий к тому влечет. Происходящий же вред взыщется на наставнике, почему не отринул такого, ибо чрез изгнание или отдаление может быть смирился бы и восчувствовал и притек бы с обращением и раскаянием, и пожил бы прочее с кротостью и согласием, во всем повинуясь и покоряясь отцу своему и смирялся пред братством.

Если же отверженный и в запрещении находясь, не захочет восчувствовать своего окаянства и обратиться с истинным покаянием к духовному отцу своему, но примется сам собою управлять, то пусть ведает, что неминуемо должен прилагать величайшие подвиги и пощение, и самоуничижительное во всем смирение, осуждая самого себя, и болезненно окаивая, и может быть за смиренножестокое пребывание и удручение Господь помилует его.

Впрочем, и тогда весьма опасно, чтобы пост его и жестокое удручение, бдение, долулежание, вретище и нищенское пребывание, и всякие разновидные подвиги и труды да не будут помощью бесовской, так как диавол, больше отъявши от него, которые есть корень и глава, и основание, и совершенство – это есть христоподражательное послушание, любовь и смирение, – прочее дает – охоту ему на всякие и неуместные подвиги, чтобы живя сам по себе и претерпевая в жестоком постничестве, возомнил себя святым и высоким подвижником, и чрез то погрузить в пагубное диавольское мнение, гордыню, тщеславие и презорство.

Господь по человеколюбию и благости Своей не узаконоположил нам жестокого пощения, ни сильного удручения и изнурения, но сказал: «соблюдающий заповеди Мои, тот любит Меня» (Ин. 14:21). Главное же заповедание Божие состоит в том, чтобы жили в мире, любви и согласии. Несовершенные и юные должны с кротостью и смирением пребывать в повиновении и послушании у духовных отцов и старцев, как чада богобоязненные и боголюбивые. Совершенные же да повинуются правилам и уставам Святой Церкви по Божественному заповеданию: «слушающий вас, Мене слушает», а если не повинуется Церкви, будет как язычник и мытарь. Все же святые отцы единогласно утверждают, что живущим в иночестве, кроме послушания, безнадежно достигнуть спасения. Следовательно, тот, который отпадет от послушания и вознебрегши об отце своем, хотя будет в подвиге и истает от поста, но если не обратится к отцу и не воспримет жизни в повиновении с верою, с откровением и смирением, то отчаятельно его спасение, и зря проживает дни свои.

Чего же достоин тот, который ради своих страстей и прихотей и самоугодия оставляет духовное братство и отца своего, и попирает все правила и предания святых отцов? Ибо сказано: если кроме благословной вины кто отступит от братства и от духовного отца своего, то за это бывает подобен Иуде предателю, отлучившемуся от Христа и от учеников Его. Что может еще быть страшнее и ужаснее этого изречения? И как такой думает предстать на Страшном Суде пред Господом, какими глазами увидит Христа, поругавшись Его Божественному благоволению и поправши правила и заповедания святых Его угодников, учителей и светильников всего мира? К ним же Сам Господь говорит во Святом Евангелии: «Вы есть свет мира» (Мф. 5:14) и: «Слушающий вас Меня слушает, и отвергающийся вас Меня отвергается» (Лк. 10:16). А поэтому всякий, кто хочет спастись и благоугодить Господу, неотложно должен держаться заповеданий святых отцов и неуклонно следовать их правилам.

Истинному послушнику не должно прилепляться душою ни к чему внешнему и земному. Если ли же еще к чему прилепляется, то еще не умер, но живет миру. И если полагается на свое мудрование, а отца своего презирает, то отчаятельно такого спасение. Всему такому развращению часто виновны бывают у новоначальных тайные междоусобные содружества и беседы: ибо друг друга поучают и советуют, как жить, в чем повиноваться и в чем сопротивляться, и втайне поносят и пересуживают отца своего и благоговейную братию, и бегают, отдаляются их.

Духовные отцы и богобоязные братия и истинные послушники охраняют друг друга от всякой вражеской лести и козни. И если видят брата малодушествующего и унывающего, то все единодушно увещевают, и на терпение и подвижничество поощряют и укрепляют.

Напротив же этого, не предающиеся в повиновение отцу неминуемо уловляются и впадают в сети диавола. Дружащие самовольно под видом духовной любви, вольностью своею необузданною самих себя низводят до последней бездны погибели! Надеясь друг на друга, начинают сперва нерадеть об отце своем и учителе, и презирать наставлений и повелений его. И прочее вознебрегше о послушании, в тягость уже соделывается для таких само присутствие отца, и более с ним не терпят жить. А потом, удалившись и оставив своего по Богу отца [и наставника], неудержимо влекутся в погибель, исполняя свободно все страстные свои стремления и хотения.

Пока пребывает один, не имеющий никого себе единомысленным и содружественным, то хотя по самонравию и самолюбию своему негодовал, не любил бы отца своего и отягощался бы его поучениями, но если бы хотя с насилием себе и по неволе повиновался бы и не отлучался от отца и от всего братства. А чрез такое его принужденное и свободное терпение, может быть, пред благодатью Божиею оказался бы как усиленный искатель Царствия Небесного.

Через содружество же и соединение с другим отторгается от отца и предается вместе своей необузданной воле и желаниям, за что неминуемо примет осуждение от Бога. Тот же с ним подружившийся, как бывший причиною разврата его и погибели, еще же и на себя самого навлекает клятву святых соборных отцов, ибо они в кормчей книг говорят: «Кто приобщается с отлученными, тот сам да будет отлучен. А с проклятыми, да будет проклят». И потому он за свое соединение и содружество, вместо спасения, находится под клятвою и отлучением святых отцов.

Если бы и сам старец, боясь угроз Святого Писания, отметнулся от этого брата, благословных ради вин, то есть ради его непокорства и самомнения, то довольно бы этому другому брату не сообщаться с ним, по слову святых отцов и святого Иоанна Златоуста, чтобы признал свой душевредный презоривый (гордый, дерзкий) нрав. Но вместо того чрез содружественное с ним сожитие путь подает ему к большему [презорству и] непокорству и не попустил ему прийти в познание своего недуга и раскаяние.

Но может быть и этот другой брат того ради присоединился к нему, прежде упомянутому, в сожитие, что и сам так же не хочет расстаться со своею волею, и так же старается исполнять свои прихотные и страстные пожелания и наклонности, и вместе хотят управлять своим разумом, а не следовать преданным от святых правилам, но таких всех, как блудящих и беспристанищных, удобно прельщает и уловляет враг. Потому что своя воля, по слову преподобного Пимена, – что стена медная между Богом и человеком. И еще: «Если добровольно не покоряется воле Божией, такой и неволею покоряется врагу». [Живущих в иночеств при отце и хотящих быть самовластными, таких всех иноческое любомудрие отвергает, т.к. уподобляются они и сопричитаются области того и собору, которые за непокорность и сопротивление Богу свержены с небес. Как говорит Иоанн Лествичник: «Всякой непокорный и презоривый не требует беса, потому что сам себе бес и враг!»

Подобно этому говорит Симеон Новый Богослов в гл. 42: «Впадая в прекословие и неверие к духовному отцу своему и учителю, что в сеть и глубину адову, еще будучи живым, бедный низводится, и дом сатанин и всякие его силы, бывают как непокорив и сын погибели».

Напротив же этого, о послушании говорит Григорий Синаит в гл. 107: «Послушание с верою и простотою предпочтительнее более всех действий, все страсти единою отсечет: и в безмолвие не только доспел, но чрез послушание и совершил его вполне, обретши Христа, и подражателем Его и рабом сделавшись, и именуясь».

То как же не лучше держаться преданного спасительного пути? То есть жить под управлением, с покорностью и повиновением? Ибо только сам враг диавол влагает и подущает, чтобы без благословной вины отметаться от отца и от смиренного послушания и, с высокоумием вознадеявшись на себя, по своей воле жить, и чрез то пред очами Божиими оказаться гнусным и презрительным, как сам сатана. По слову святого Григория Синаита в гл. 121: «Преслушание – уста ада, прекословие – язык его, яко меч острый, самоугодие – зубы его изощренные, оправдание – гортань его, высокое о себе, препровождающее в ад». То если и не отступая от отца, таких ради пороков, столь ненавистными, более же гибельными, себя устрояют. То какого осуждения достойны будут те, которые с такими пороками, но еще и вовсе отторгнутся от отца? Ибо не обладающим такими пороками невозможно, и безумно есть оставить отца и братию. И так подобает таким подумать и очувствоваться, в каковую пропасть низводят они сами себя от своего своеумия и самонадеяния.

Ей, возлюблении! Тяжко и невместимо видеть таких, самовольно хотящих погрузить себя в такую явную погибель! Подумайте и вразумитесь от этого: если Апостол Павел, от Самого Господа призванный, и сосудом избранным названый, но и того послал Сам Господь к Анании, да наставится и просветится от него. Но и все святые апостолы, святые преподобные и сами ангелы обретаются в повиновении и послушании. К тому же еще и Сам Господь наш Иисус Христос явил Свое послушание, не только Небесному Отцу Своему и Пречистой, Истинной Матери Своей по плоти, но и мнимому отцу Своему Иосифу. Как сказано во святом Евангелии: «и был в повиновении у них» (Лк. 2:51). То нам ли многострастным можно ожидать спастись и угодить Господу, отскочивши от повиновения и руководства отеческого? Эй, возлюбленнии, страшно, чтобы не последовало с таким по подобию того, что описал преподобный авва Дорофей: который сперва начал презирать старца Зосима, потом иных святых отцов, потом святых апостолов, и так придя в совершенную гордыню, и в хуление на Самого Бога, и наконец из ума вышел. Так не остаться бы и этим в обладании диавола; ибо без наставника, по слову преподобного аввы Дорофея, как лист падает. И по слову святого Каллиста: «Хотя и многие постнические и подвижнические дела будем сеять, но увы! Вместо пшеницы, плевелы пожнем». И еще: «Без наставника – как чрез канавы можем скакать». И еще говорит: «Желая дерзостно без наставника жить, от Бога и Небесного светлого наследия, и соборной Апостольской Церкви отторгается, отлучается, и во тьму и огнь отсылаеться тайнонаучаемся и веруем». И еще: «Если на случайную дорогу, не изведанную делом, едва ли кто решится вступить без верного проводника; если в море никто не пустится без искусного кормчего; если за какую-либо науку или искусство никто не возьмется без знающего дело учителя, – то кто дерзнет приступить к изучению делом искусства искусств и науки наук, вступить на таинственную стезю, ведущую к Богу, и пуститься в беспредельное мысленное море, т.е. в иноческую жизнь, подобную жизни Ангелов, с самоуверенностью достигнуть конца, без руководителя, без кормчего и учителя, опытного и истинного? По истине такой, кто бы это ни был, прельщает себя, и прежде вступления на путь, уже заблудился, как незаконно подвизающийся: как напротив, и шага не сделав, достиг конца тот, кто подчиняет себя отеческим уставам». Как говорит святой Лествичник: «Кто отнимает путеводителя у слепца, пастыря у паствы, проводника у заблудившегося, отца у младенца, врача у больного, кормчего у корабля: ото всех их подвергает опасности погибнуть; а кто без помощи наставника вступает в борьбу с духами злобы, тот бывает ими умерщвлен». «Чудо же, – по слову Григория Синаита, – воистину непостижимое и неизреченное, сотворил наш человеколюбивый Господь, что одной добродетелью, или лучше одной заповедью можно немедленно восходить на небеса, как одним преслушанием низошли мы и нисходим в ад». Поэтому и говорит Феодор Эдесский: «Начав жить вместе с духовным отцом и воcчувствовав пользу от него, не допускай, чтоб кто-либо отдалил тебя от любви к нему и от сожительства с ним... На подвизающихся в послушании отцам сильно злобствуют враги нашей жизни, бесы, скрежеща на них зубами своими и всякие против них злоумышляя козни. И чего они не делают, чего не внушают, чтоб отторгнуть их от отеческих недр? Выставляют предлоги к непослушанию, будто благословные, устрояют неудовольствия, возбуждают неприязнь к отцу, его наставления представляют обличениями, а обличения, как стрелы изощренные вонзают в сердце. И для чего ты, говорят они, будучи свободным сделался рабом, и рабом бессердечного деспота? Доколе будешь ты тереть лямку рабства, не видя света свободы? …находясь в послушании отца своего духовного, и не забывай обетов звания твоего пред Богом: ни руганиями не будь побеждаем, ни обличений и поношений, или насмешек не бойся, ни прилогами греховных помыслов не увлекайся, ни отческой строгости не бегай, ни дерзким самоугодием и самоволием не бесчести благого ига смирения; но в сердце вложив Господнее слово, что «претерпевый до конца, той спасен будет» (Мф. 10:22) (Добротолюбие, т.5, п.40,44, 45).]

Итак, смотрите, сколь грешно и безрассудно такие поступают, которые благосклонно обращаются, более же дружат и соединяются с такими, на кого отец праведно негодует или отвергает от себя. Такие главнейшими подстрекателями к большему расстройству бывают и еще более погрешают, чем сам тот брат, во зле живущий, потому что этот развращенный может быть и во исправление подвигся бы чрез тщательное о нем отеческое старание. Видя же некоторых братий к нему благосклонных, еще же и содружественных, уже не думает, что сам повинен, но более порицает отца и благоговейных братий и утверждается во зле, глаголя в себе: «Если бы я повинен был, то все братство вместе с отцом вознегодовало бы на меня, но ведь эти со мною». И так дружество и безгодная к нему приязнь и любовь препоною бывают его исправлению, и отеческое о нем старание остается тщетным. А поэтому дружащие с запрещенным или отлученным становятся настоящими его врагами, не попускающими ему прийти в исправление. Имеющий язву удобно может исцелиться; возбраняющий же и не допускающий врачевства смерть наносит. Следовательно, более достоин ненависти возбраняющий врачевать, нежели имеющий язву. Так более достоин осуждения ласкающий порочного, нежели сам порочный.

Если послушник претерпит три года в нерассудном повиновении у отца духовного со всяким покорением, самоотвержением и смирением, тогда благословно и праведно почитать такого в чине духовного брата, и ему может быть чисто и благоугодно будет оставить слабо живущего отца и воспринять высочайшую и подвижнейшую жизнь или, живя вообще, преподавать советы к большему подвижничеству и воздержанию.

Если же, не быв в совершенном повиновении, захочет жить при отце в чине советническом, который происходит от высокоумия и гордыни, то такой никогда отнюдь не сподобится принять и восчувствовать таинственного утешения, ниспосылаемого от благодати Божией за кроткое, смиренномудрое и непрекословное послушание. Проведя же многие года в чистосердечном [и истинном] послушании, преуспевают и делаются, благодатью Божиею, истинно смиренномудрыми нестяжателями, истинными любителями и духовными любомудрцами, таинниками и сообщниками отцу своему и не прелестными советниками всякому человеку. [Если же какой брат, прежде времени, то есть, прежде нежели придет в совершенное бесстрастие, захочет быть советником, то воистину такой прельстился, и никогда не сможет обрести ни спокойствия, ни мира душевного, но во всякой вещи, во всяком своем служении не перестанет испытывать: почему это, почему так? Более же начнет продерзостно оспаривать каждого брата и противоречить, обкрадывая себя лукавым мнением, что старается сделать лучше и полезнее. Но забывает такой, что пришел в иночество не того ради, чтобы стараться о земных сокровищах и богатствах, или довольства и покоя телесного, но чтобы очистить душу и соделать ее благоугодною обителью Святому Духу. Более же, чтобы вседневно, сколько возможно, стараться распинать себя, за любовь к распявшемуся Господу Иисусу, нашего ради спасения. Чтобы не только воспринять крест свой, но и пригвоздить на нем все свои страсти, наклонности и желания. Одним словом, быть мертвым ко всему земному, чтобы жить со Христом на небесах. Такое же самоумерщвление не иным чем исполняется, только нелестным и безусловным повиновением и самоотвержением.]

Такое же преуспеяние совершается единым нелестным безусловным повиновением и самоотвержением. И так, о возлюбленные попечители послушания! Более же скажу, попечители Самого сладчайшего и вожделенного Господа Иисуса, молю вас, отриньте от себя подальше всякое сомнение, противоречие и непокорство. Ей, всего мира сокровища и богатство недостойны и малейшей части того наслаждения, какое уготовал Господь любящим Его. Не забывайте предложения вашего, помните, для чего вы оставили мир и восприняли на себя благое иго иночества; несите крест свой с терпением! Когда же враг диавол начнет обкрадывать, прельщать и преклонять вас к непокорению, нанося помыслы, что то и то не хорошо [и худо] повелевает отец, [то и то было бы лучше и полезнее] отметайте и отражайте такие помыслы и прилоги без закоснения, и спешите очищать души ваши искренним исповеданием, и со смирением испрашивайте прощение. Сами же в себе говорите каждый: «Мне, в иноческую жизнь пришедшему на покаяние и обещавшемуся быть в повиновении, все прочее не нужно, нужно только одно послушание и терпение. Если же выскажусь и буду противоречить невопрошаемый, то соделаюсь как дерзкий и ниспаду от кроткого и молчаливого духа и от смиренного о Христе послушания. И за такую дерзость сотворюсь не иноком, но испытателем, и наставником моему наставнику и советником. Эти же степени чужды есть смиренномудрых послушников; я же за грехи мои предался отцу в повиновение и всему братству во служение. Вещи же все – не мои суть, но вверены от Бога отцу моему. Я же ради Господа всего отрекся, и как благоволит отец, так и да управляет и распоряжается всем. К тому же несомненно верую, что отец мой свят и облагодатствован от Бога: следовательно, что ни заповедует, то по извещению Божию есть. Мне ли грешному испытывать и противоречить?» [И так кроме всякого испытания и истязания делай все повеленное ты в простоте сердца.

Если же кажется тебе, что повелеваемое от отца отнюдь не добро и много хлопот и урон приносит, и что не можешь сам победить и отразить такого помысла; и по любви сыновней, не терпишь прочее молчанием покрыть, тогда спроси со смирением, говоря: «Прости мне, отче, я готов с помощью Божиею повеленное тобою [исполнить], но вижу тщетность и урон в этом деле». И если повелит, скажи мнение твое со всею искренностью, и прими с полною верою волю отца твоего, если примет предложение твое. Если же не примет, не дерзай противоречить, но покори воли его не только дело твое, но и само мудрование твое. И проси прощения, говоря: «Прости меня, отче, ибо я не хочу исполнить волю мою, и не противоречия ради дерзнул предложить мое мнение, но чтобы научиться твоего рассуждения и чтобы ты, отче, решив мое недоумение, и умиришь мое помышление».

Если ли же считаешь, что не хорошо заповедает отец, но дело, о котором ты говоришь, есть не уважительно, тогда полезнее тебе будет, если с молчанием и с любовью соделаешь в точности по повелению.

И если так брат поживет при отце с кротостью, непрекословно слушая во всем, и в согласии, и в терпении, то благодатью Божиею стяжет бесстрастие и чистоту сердца. Более же Сам Господь почиет в таком послушнике.

Если какой брат только уставное и преданное от Святого Писания будет исполнять без прекословия по наставлении отца, такая жизнь не есть послушническая, но под советом. Послушническая жизнь сообразуется с жизнью страстотерпцев и исповедников, более же уподобляется Самому Господу, Который послушлив был Отцу Своему до смерти крестной! [За это самое святыми отцами наименовано послушническая жизнь, не монашеской, тем более постнической, но исповеднической и страстотерпческой.] Говорит святой Каллист: «Хотя и многие постнические и подвижнические дела будем сеять, но увы! вместо пшеницы, плевелы пожнем». И еще: «Без наставника – как чрез канавы можем скакать». И еще говорит: «Желая дерзостно без наставника жить, от Бога и Небесного светлого наследия, и соборной Апостольской Церкви отторгается отлучается, и во тьму и огнь отсылается тайно научаемся и веруем». Поэтому и говорит Феодор Эдесский: «Начав жить вместе с духовным отцом и воcчувствовав пользу от него, не допускай, чтоб кто-либо отдалил тебя от любви к нему и от сожительства с ним... На подвизающихся в послушании отцам сильно злобствуют враги нашей жизни, бесы, скрежеща на них зубами своими и всякие против них злоумышляя козни. И чего они не делают, чего не внушают, чтоб отторгнуть их от отеческих недр? Выставляют предлоги к непослушанию, будто благословные, устрояют неудовольствия, возбуждают неприязнь к отцу, его наставления представляют обличениями, а обличения, как стрелы изощренные вонзают в сердце. И для чего ты, говорят они, будучи свободным сделался рабом, и рабом бессердечного деспота? Доколе будешь ты тереть лямку рабства, не видя света свободы? …находясь в послушании отца своего духовного и не забывай обетов звания твоего пред Богом: ни руганиями не будь побеждаем, ни обличений и поношений, или насмешек не бойся, ни прилогами греховных помыслов не увлекайся, ни отческой строгости не бегай, ни дерзким самоугодием и самоволием не бесчести благого ига смирения; но в сердце вложив Господнее слово, что «претерпевый до конца, той спасен будет» (Мф. 10:22) (Добротолюбие, т.5, п.40, 44, 45).

А кто мнит себе быть в послушании, а ни единого повеленного дела не творить, если прежде не исследует, и противоречит и негодует и огорчается, говоря: почему не так, почему не тогда, почему это, и тому подобное многословит от презоривого (гордого) сердца, – такая жизнь вовсе отчуждена и извержена из чина иноческого. И таких самоумцев повелевают отцы святые отсылать или самому отцу от таких бежать, т.к. по слову их: таких Един Бог только может и силен спасти. [Ибо никогда с отцом не могут мирно и согласно жить, но всегда будет для таковых показываться всякое дело повелеваемое не добрым и не годным. Такие именуются продерзатели, одержимыми своемнением, более же бесстыдством и высокоумием.] Истинное же смирение от таких отстоит далеко, и никогда не ощутят его, пока не отринут от себя пагубного своего навыка!

Те, которые благодатью Божиею могут безболезненно, с молчанием, непрекословно всякое трудное послушание исполнять, в малых же и ничтожных вещах небрегут и не терпят благосклонно повиноваться, поэтому за мнимое малое и ничтожное повиновение окажутся большему осуждению, нежели кто лютые и великие преступления соделывает. Ибо тот, от великого насилия страстью влекомый, не может устоять, поэтому и не дивно такому победиться. Эти же легко могут с помощью Божиею побеждать и сносить труднейшее, небрежения же ради и невнимания в малом и удобном себя низлагают, то как избежит осуждения? Истинный и совершенный послушник должен быть мертв ко всякому своему мнению и рассуждению. И к отцу своему столько иметь любви и веры, что не только все повеленое им в точности исполнять, но, и в разлуке находясь, делать только то, что знает угодно есть отцу своему и обладателю духовному. Свое же мнение и хотение, даже если и добрым казалось бы ему, но если знает, что неугодно есть отцу его, то должен неминуемо отметать.

Как младенцу приличествуют не те законы, которые совершенному, так и послушники разнствуют между собою в духовном преуспеянии; и сколько может кто вмещать, столько и обязан каждый неослабно подвизаться, не уподобляясь и не подражая немощным и немогущим; если же не будет тщательно соблюдать себя от нерадения, то великому будут подвержены осуждению.

По исполнении же всякого послушания должен внимать себе и готовым быть ко всякому внезапному и безвинному наказанию и нападению от отца, чтобы с благодушием претеревать по подобию святых мучеников. Потому что отцу духовому и руководителю неминуемо должен на могущих благодатью Божиею все терпеть в некое время и безвинно нападать, и осуждать, и поносить, и лишать, и изгонять, отлучать от трапезы и от братства, и духовными епитимиями томить: то есть, налагать на них то поклоны, то бдение, то излишнее моление и пост, – или искушая, чтобы познать истинно, как ученик его подвизается, претерпевает ли добре или расслабляется, или чтобы прочие, видевши безвинное наказание, воспользуются его смиренномудрым терпением и великодушным подвигом, и чрез то двойной сплетается ему венец, или за терпение, или за пользу братий.

Если же такого преуспевшего оставить жить просто, без всякого испытания и искушения, то всех этих венцев будет лишен подвижник, братия же – пользы, а сам отец примет осуждение, что могущему терпеть не исходатайствовал больших венцев и награды.

Итак, мужайся и крепись, подвижниче Христов! Зная, что тебе как воину и ратоборцу предлежит великодушно и неуклонно все терпеть, так и твоему духовному отцу неотменно должно иногда на тебе строгость являть (нападать и поражать). Да чрез то, как тебе будет часть со святыми страстотерпцами, так и наставнику твоему (последует участь с добрыми и) с верными рабами Христа Бога нашего, умножившими данный талант от Господа! А потому чем более и чаще увидишь отца твоего безвинно на тебя нападающим и наказывающим, тем самым познавай неусыпное его старание о твоем спасении и великую по Богу совершенную к тебе отеческую любовь и попечение.

Если не творим должного иночеству и не стараемся об исполнении наших обязанностей, то как благодать Божия изольется на нас? Подобно тем, которые не хотят трудиться в земледелании, как возмогут собирать плоды? Мы же к тому если и исполнили бы все внешнее: то есть нищету, уединение, воздержание, бдение, продолжительное моление, поклоны, долгое поучение Святого Писания, последность (последовательные молитвы) и тому подобное, – но все такое только орудия; истинного же и спасительного плода пусты окажемся, если к тому не приобретем богоугодных добродетелей, что есть: совершенного самоотвержения, истинного смирения, мира и согласия, духовного радования о Боге и о ближних, умного блюдения (хранения), чистоты сердечной, простодушия, милости, сострадания, кротости, долготерпения, безгневия и богоподражательной любви. Этими только добродетелями душа усваивается Богу. Однако же преблагий и человеколюбивый Господь, видя труд и подвиг наш во внешних делах, дарует нам Своею благодатью и эти плоды духовные. А потому должны неослабно трудиться и стараться творить то, что от нас зависит. Бог же милостью Своею, что благосерд, облагодатствует и наши души и возрастит в нас плоды духовные.

Хотя и малые имеем порочные навыки, но если страстно этим управляемся, то не можем быть соединены с благодатью Божиею. Это явно показывается на тех, которые не стараются отринуть свои малые порочные пристрастия и обычаи, и за то не чувствуют в душах своих благодатного просвещения и духовного радования и остаются в неизвестии о своем спасении.

Но если скажешь: как возможно быть человеку без всяких пороков? На это отвечаю: что того ради и предлежит нам вседневное покаяние, сокрушение, осуждение самих себя и тому подобное. И этого ради вступаем в иночество, чтобы беспрепятственно смогли стараться о стяжании душевной чистоты истинным смиренным послушанием и самоотвержением. Чтобы чрез то совершенною ненавистью возненавидеть все наши страстные обычаи и пороки, отлучающие нас от Бога и лишающие Его Божественной благодати. И за такое добровольное смиренное самоотвержение и подвиг Господь благодатью Своею прощает невольные человеческие падения и дарует им Свою Божественную помощь, видя усердное их и неусыпное старание о добродетели.

А кто не окаивает себя за свои грехи и не замечает их, и не вменяет в согрешение, но еще и оправдывает себя – о таких что и говорить! Так как неисцельно согнивают в своих страстях и пороках, и достойны суть слез и рыдания! Ибо как таких исцелить, если врачество не приемлют, то есть если советов отца своего не слушают? Более же возносятся над отцом, себя мудрейшими признают, пороки свои в грех не вменяют: суетные помышления любят и в них углубляются, бесед мирских не уклоняются и сопребывания с мирскими ищут, любопоказанием тщеславятся, безмолвия же бегают и уединения не терпят, поститься не хотят, воздержание отметают, сласти же обожают, руководства духовного и управления бегают, самовластия же и самоволия не отсекают, о дружелюбном единении и духовной любви и согласии с братиями, живущими с ним, нерадят и презирают, о миролюбцах же и своих и о чужих всячески прилежат. Этими и подобными пороками одержимому как благодать Божию и извещение о спасении возможно ощутить?

Какая польза тому от безмолвия, кто не стяжал еще плодов Святого Духа? Ибо движется и стремится желанием к этому не от любви Божественной, но от немирствия, раздора и несогласия к братству, ради нетерпеливого нрава презорства и закоренелого обычая. Следовательно, такое отшествие не спасительно и не благоугодно пред Господом. Ибо тогда доброе и Бога ради отлучение познается, если бывает от достижения бесстрастия, то есть во всем единонравие и согласие стяжавши, и ни мало от пороков братий не повреждается.

Того ради нужно прежде вместе жить, домогаться о стяжании тех добродетелей, которыми же страсти побеждаются, и в конец от сердца изъемлются, что есть: отсекайте свою волю, гоните во всем последность, любите уничижение, будьте послушны и готовы на всякое терпение. Отлучившись же от братства, как возможно прийти в такое успеяние? Не более ли станет во всем угождать своему нраву, своим прихотям и желаниям? И такой, хотя мирно будет жить, хотя в жестокое постничество предаст себя, но едиными подвигами и жестоким пребыванием не стяжаются духовные добродетели, то есть: внутреннее смирение, бесстрастие, мир, любовь и терпение. Более же таких, которые без этих добродетелей уединенно безмолвствуют, больше обкрадывает и увлекает в пагубное высокоумие и самонадеяние и презорство.

Если брат, одержимый еще всякими пристрастиями, захочет удалиться от братства и отлучиться от отца своего, то как сам собою придет в исправление и как исцелятся душевные его недуги? Подобно как уязвленный и в струпах находящийся, если удалится от врача, то не лютее ли разгноятся и разболятся все язвы? При враче же, если бы и расчесал их и навредил, но врач снова исцелит. К тому же еще такой никогда не может иметь мирного общения, согласия и единодушной духовной о Христе любви к отцу и к братии. До такой же любви не достигнув, если и ангельскими языками заговорят в уединенном своем пребывании, но ни во что не вменяются, по слову Апостола Павла (См. 1Кор. 13:1).

Хотящему грехи свои загладить и чистоты душевной сподобиться подобает желательно хотеть, чтобы во всем было в противность его воле и с оскорблением, с досаждением его нрава и привычек, и всегда готовым быть претерпевать с незлобием укоризны, брани, поношения, и сами раны, налагаемые не только от отца, но и от братий. Ибо чрез кроткое, тихое с ним обращение никогда не сможет известиться о своем преуспеянии, которое познается тогда только, если в многообразных и частых искушениях непоколебим пребывает в кротости и терпении, в незлобии и любви к поношающим и озлобляющим его, более же преклоняется к ним с благодарением и большею любовью, как к поспешникам его спасения.

В иночество поступать должно не для того только, чтобы навыкнуть послушанию и отвержению своей воли, но чтобы стяжать смиренномудрие и терпение во всякой скорби и злострадании, с совершенною покорностью и самоотвержением. Этого же ради и даруется от благодати Божией дух бесстрастия и чистота сердца. Чистые же сердцем узрят Бога (См. Мф. 5:8).

Преслушание в маловажных вещах происходит от небрежения, или что не сильно уважительно почитает добродетель послушания, или не благоговеет как должно к наставнику и отцу своему, или не отверг еще мирского нрава и мудрования и не стяжал еще истинной кротости, смирения и простодушия, но управляется еще высокоумием и презорством. Или может быть смотрительно попускает Господь в маловажных и легких делах претыкаться, чтобы познавал немощь свою и бессилие, и просил со смирением Божией помощи, и пусть внемлет и хранит себя осторожно: ибо если бы строго и бодрственно внимал себе и своему спасению, то и к отцу пребывал бы непоколебим в любви и благоговении, со всякою покорностью и послушанием.

Преимущественно же такому, кто благодатью Божиею склонен ко всякому послушанию и желает быть в повиновении, и любит смиряться и терпеть уничижение, и привержен крепкою любовью к отцу своему, такому малое небрежение, оказываемое к послушанию, вменяется в тягчайшее прегрешение, ибо происходит от оставления осторожного хранения своей совести и умного трезвения, чрез что преткновением своим в послушании соделывает отцу своему печаль и болезнование, врагу же диаволу великое радование.

Некоторые от братий, как кровью, так болезненно противоборствуют и подвизаются против своего нрава и закоренелых страстных обычаев, а поэтому таким не дивно и претыкаться и падать в преслушание. Тот же, кому не трудно и любимо послушание, носим есть как на ладонях Божией благодати. Если вознерадит о столикой помощи Божией и даровании, то как вознебрегший, более как поругавшийся благодати Божией, отвержен будет от Бога и лишится Его Божественной помощи, по слову евангельскому: «кто не имеет» и кто думает иметь «у того отнимется» (Мф. 13:12). И еще: срубите его, ибо всяк, не творящий по силе своей плода, «срубается и бросается в огонь» (Лк. 3:9). Плод же Богу приносить подобает чистый, без скверной примеси. Ибо вещи хотя ничтожны суть и маловажные, но он, претыкался и побеждаясь в них, достоин найти большого осуждения и наказания, что малого и удобного не захотел сотворить Христа ради, и чрез то лишится венца послушнического, более же исповеднического. Может быть и осуждение примет, равное с тем неключимым рабом, который талант, вверенный ему от Господа, сокрыл в землю и не сотворил приобретения, по лености своей и небрежения.

От Патерика Алфавитного:

Некогда пришли к блаженному Памво четыре скитянина, одетые в кожи, и каждый рассказывал о добродетели другого, когда его тут не было: один постился много; другой был нестяжателен; третий стяжал великую любовь; о четвертом же говорили, что он двадцать два года находится в повиновении у старца. Авва Памво отвечал им: говорю вам, что послушание сего есть добродетель высшая: каждый из вас по своей воле держит ту добродетель, которую он стяжал; а сей, отсекши свою волю, исполняет волю другого. Это суть исповедники, если они соблюдут послушание до конца.

И еще: пост доводит только до половины пути; второй – чистота, которая достигает до небес; третий друг – послушание, которое с дерзновением приводит к Богу.

Брат, не имеющий ни любви, ни веры к отцу своему, слушает слова его, советы и наставления с холодностью, с принуждением и без внимания, а поэтому и кажутся ему они тягостны, противны и невыносимы. Отец же, видя брата ожесточенным и не благоволящим к советам его и поучениям, тоже скорбит и болеет душою, и так сам в себе помышляет: не ради ли моего злого нрава и недостойности брат не может исправиться и преклониться к любви и согласию? И так думая, недоумевая и истязая себе самого, едва не приходит в отчаяние, страшась, чтобы душа брата не взыскана была на нем, так как брат не отходит и не хочет удалиться, делами и словами сопротивляется; и все советы и поучения, и само обхождение и поступки старца неприятны ему, и на всю жизнь его смущается, упрекает, соблазняется и раздражается, и явно изрыгает свою злобу и негодование. А потому отец должен уже иметь пред ним великое опасение во всех вещах, делах и поступках, чтобы брат не приходил в раздражение и немирие. При таком же принужденном и опасном обращении как возможно пребывать любви и единодушию?

Если же отец не предвидит перемен и исправления брата, если после столь многих стараний и в столь продолжительное время не успел ничего в нем исправить, но тот еще большее показывает нерадение, небрежение и дерзость, то совсем уже будет отцу бесполезно и безрассудно, если не перестанет прилагать своего старания о таком нечувственном, в нем же не предвидится ни малейшей надежды, чтобы оставил свое презорство и высокоумие и возлюбил бы истинное смиренномудрие, кротость, и послушание, согласие и мирное единодушие. Но и Господь между такими несогласными вложил не мир, но меч (Мф. 10:34), и повелел от таких разлучаться, и как гнилые уды отсекать.

Если старец от такого непокорного и высокоумного или гордого и строптивого отчуждается, то не подобает и этому противиться, а отлучиться и удалиться от старца так немирным несогласным: может быть и для души его будет полезнее и менее осуждения, чем жить так в противление монашеству. Так живущим неминуемо предстоит погибель и осуждение, либо за свои богопротивные поступки, либо за то, что братию своим нравом и роптанием тревожит и смущает, и тем самым души братий повреждает. Отошедши же и отлучившись, один понесет грех, подобный Иуде предателю, так как он не захотел последовать Христу, и отступил от Него, и продал за тридесять серебряников. Так и он не захотел слушать и покоряться отцу свому, но отступил от него, и продал свое монашество за свою развращенную волю, самомнение и пагубное презорство.

[Если старец от такого непокорного и высокоумного, или высокомерного и строптивого отчуждается, то подобает и всему братству, по словам Златоуста, против такого вместе с отцом вооружиться, и отвращаться от него, чтобы он чрез это познал свое заблуждение, и почувствовал свое лишение, чтобы возненавидел свой разум и кичение (гордость), и чтобы со смирением обратился и положил начало своего исправления. Если же и по такому оставлении и отчуждении от него всего братства, он не обратится и будет пренебрегать отцом и братией, и не восчувствует, не окает самого себя и не смирится от всей души, то, по слову Лествичника, Един Бог только такого гордого и презоривого (высокомерного) может исправить, и, по слову святого Василия Великого: такой упорный и непокорный будет в пищу диаволу.

Сам такой высокоумный и презоривый да рассудит, что подобает ему, будучи немирным и несогласным, отлучиться и удалиться от старца, может быть и для души его будет полезнее и менее осуждения, если жить так в противлении монашеству. Так живущим неминуемо предстоит погибель и осуждение, либо за свои богопротивные поступки, либо за то, что братию своим нравом и роптанием тревожит и смущает, и тем самым души братий повреждает. Отошедши же и отлучившись, один понесет грех, подобный Иуде предателю, так как он не захотел последовать Христу, и отступил от Него, и продал за тридесять серебряников. Так и он не захотел слушать и покоряться отцу свому, но отступил от него, и продал свое монашество за свою развращенную волю, самомнение и пагубное презорство.] (вместо вышестоящего абзаца)

Но и сам отец должен неминуемо отпустить от себя такого, чтобы не подвергнуть его большему осуждению и гневу Божию за его дерзости и строптивость, с которыми он не стыдится и не страшится уничижать и укорять саму жизнь и поступки старца. А поэтому старец, боясь сам принять за него осуждение, должен сказать ему так: «Прости, брат, если поступки мои и жизнь моя соблазняет тебя, то я не могу быть твоим [отцом и] наставником, и ты должен удалиться от меня, чтобы не повреждаться больше слабым моим житием».

В обителях прилично держать таких вместо работников; отцу же безмолвствующему связываться с такими, которые ни веры к нему, ни усердия не имеют, будет знамением, когда сам старец обдержится любовластием, потому что смиренномудрым и духовным старцам страшно показуется принимать в сожитие свое и управление и таких, которые со всею истинною и крепкою любовью и верою вседушно предаются конечным и безусловным самоотвержениям. От таких не смеют отрицаться, ибо и безмолвствующим о таких повелено печься, и очень опасно, если вознерадеть о таких.

Если бы старец безмолвием своим, постом и всякого вида подвигами и молением восшел на высоту бесстрастия, но, по слову Златоуста, не спасется, если презрит и оставит немощного брата, Божиим Промыслом к нему притекшего и желающего им спастись. Ибо где у такого старца покорение воле Божией, ведая, что Господу благоприятнее всего, если кто немощного и страстного исправит и спасет своим тщательным старанием?

Если же старец говорит о себе, что немощен есть и не может иных наставлять, – но Бог невозможного не требует, но сколько сможет, столько ради Господа, и пусть печется о брате. Падение же его, случающееся от сообращения с немощным братом, прощается благодатью Божиею, любовь же и попечение о спасении брата приемлются и вознаграждаются от Господа более безмолвия.

Напротив же, предосудительно и крайне опасно лишать себя безмолвного и мирного жития ради строптивых, непокорных, немирных и высокоумных самолюбцев. Такие не от Бога, но по наущению завистника спасения нашего и врага – диавола приходят, чтобы нарушить душевный мир и спокойствие.

Если же брат, хотя и претыкается и часто падает, но умоляет отца и братий, чтобы потерпели его, и с верою хочет держаться отца, и хотя насилуя себя, но старается быть в повиновении, то если такого отец пренебрежет и оставит без старания о его исправлении, то и сам старец будет оставлен Богом. Потому что тогда приличествует исполнить сказанное: «спасая, спасай твою душу» (Быт. 19:17), то есть: когда нет уже надежды исправить брата, и когда отнюдь не слушает и не покоряется, не приемлет советов и увещаний ни отца, ни брата, тогда праведно старцу оставить такого и печься о своем спасении. Следовательно, пока в конец не отринет брат желания ко исправлению, то нужно и всему братству вместе с отцом печься о нем Бога ради.

Если же такого страстного и неисправленного, и высокоумного оставить жить самого, как в затворе, чтобы не смущал иных, то от уединения еще больше возгордится и более станет высокоумствовать. Поэтому таким нельзя безмолвствовать, чтобы из человека не сделаться бесом. Полезнее такому проходить жизнь, подобно Исидору, так как стыда и скуки ради может быть слезу приобретет. К тому же еще нужно такого высокоумного ставить между братьями, пусть будет всюду как последний, чтобы чрез это соделался бездерзновенным. Все собственные, принадлежащие ему вещи забрать от него и истребить, и не попускать ему отнюдь ни откуда самому, ради своей потребы не добывать [ничего], даже самого малейшего, чтобы чрез нищету телесную соделался нищим духом. И чрез то самое пусть навыкнет и познает, что отец его печется истинно о его спасении, а потому и соделается благодатью Божиею признательным и благодарным к старанию о нем старца и стяжет терпение к понесению всяких подвигов и уничижений. И так, если в этих деяниях захочет с покорностью повиноваться и претерпевать, то всячески милостивого к себе узрит Господа и спасение примет.

Говорят все святые отцы, что нет монаху иного пути, только если повиноваться и порицать себя всегда, потому что врата Божии – смирение. И отцы наши, много поносимые, вошли радующиеся в храм Божий! – Брат некий три года давал плату, чтобы ему досаждали.

Может ли обитать благодать Божия или являть свои спасительные действия и силу Божественной помощи и плодов Духа Святого в душе, зараженной богоненавистным высокоумием и презорством (непослушанием, строптивостью, надменностью)? О нем же говорит святой Лествичник: «Презоривый сам себе бес и враг». А поэтому такого душа не может вмещать в себя ничего, кроме гибельного и бесовского, то есть: злобы, зависти, подозрений, хулы, самооправдания, самомнения и пагубного возношения. И если не постарается такой смирением, всяким уничижением и искренним сознанием победить и отвергнуть от себя пагубное презорство и высокоумие, то это настолько возрастет в нем и доведет до того, что и он начнет презирать и хулить не только отца и живущих с ним братьев, но и всех святых и Самого Бога, по подобие того, что описал авва Дорофей.

А поэтому ищущий Господа и желающий усвоиться Ему должен более всего блюсти себя от этого душепагубного недуга и не помышлять маловажным и ничтожным, если побеждается им, хотя в чем самом малом, т.к. великое ли, малое ли презорство, но все произрастает от диавольского корня и не может быть не сопряжено с обидою ближнего. И зараженный этим недугом часто претыкается и погрешает против Самого Бога чрез брата, потому что святые отцы так говорят: увидев брата твоего, увидь Господа твоего. Следовательно, кто презрительно и свирепо отвечает брату, то не брату, но Самому Господу так отвечает. И Сам Господь сообщает, говоря: «Так как вы сделали это одному из сих братьев Моих меньших, то сделали Мне» (Мф. 25:40); «и какою мерою мерите, [такою] и вам будут мерить» (Мф. 7:2)

Наиболее страшно презирать такого, которого Господь по человеколюбивому смотрению Своему, и непонятным нам судьбам лишил каких-либо видимых или внешних дарований, как то: разума и премудрости, или способностей, или высокого звания и имуществ, или внешнего образования, или телесного благообразия, сил и здравия. Одним словом, по каким бы ни было лишениям, происходящим по воле Божией, убогого, уничиженного и немощного, если дерзает презирать и уничижать или озлоблять, то оскорбляет и озлобляет в лице Самого Бога, Который благоволил всех таких наименовать Своею братиею и ублажил, глаголя: «Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное» (Мф. 5:3). Мерзок же пред Господом всяк высокосердый (гордый, который много о себе думает – ред.), и место гордым и презоривым уготовано с диаволом и аггелами его.

Более простительнее пренебречь здоровым и богатым, нежели не имеющего достатка, или болящего, или слепого и глухого. Ибо не богатых и здравых заповедал Господь призывать и питать, и покоить, но за служение бедным и больным обещает воздать во Царствии Своем. То не явно ли, когда против этой заповеди Божией поступает, который если за некую бедность или неискусство и простоту обидит и презирает, а особенно непростительно, если живущий в иночестве, горд, зверстен и жесток и так обращается к живущим и соиночествующим с ним братиям.

Жизнь иноческая, покаянная, смиренная, равноангельная; следовательно, всякий вступающий в иночество обязан прежде всего отринуть всякое возношение и гордыню, совлечься совершенно ветхого человека и облечься в нового благодатью Божиею и Христоподражательным смирением, чтобы последовать стопам Владыки своего, Который пришел в образе раба, не для того, чтобы служили Ему, но послужить Самому.

Поэтому вступающий в иночество и самым наименованием являет свою обязанность, то есть: приемлет именование послушника, следовательно, обязан быть в послушании и со смирением благоговеть ко всякому брату, как [к] Ангелу Божию. Бесстыдно же и досадительно (оскорбительно – ред.) обращать свои взоры и презрительно отвечать дерзающему, как возможно ожидать получить спасение; поистине такой гордый досадитель недостоин самого именования иноческого, и за само пребывание свое во святой обители иночествующих умножается такому казнь и осуждение за уничижение иноческого образа.

Помысли, о презориве! если бы ты имел у себя сына, сам же сотворился бы немощен, глух, слеп или убог; сын же твой за то стал бы с тобою зверски и презрительно обращаться, досаждать и отвращаться, то сам ты не предал ли бы такого проклятью? Какого же ты ждешь себе помилования от Бога, если дерзаешь озлоблять и презирать иночествующего брата, немощного, смиренного и вседушно старающегося о благоугождении Господу? Такой если и претыкается в чем-либо, если и падет как человек, но безропотным терпением немощей, убожества, болезней заглаживаются все погрешности его, и удовлетворяется человеколюбие Божие, и приобретает такого как возлюбленного Своего раба и угодника.

Еще же рассуди, кто достоин более поношений и наказаний: тот ли, который нападает на здорового и борется с могущим защититься и отомстить ему, или тот, который нападает, бьет и уязвляет болящего и немощного, который не имеет ни рук, ни сил защитить себя. Так и тот достоин есть большего наказания и осуждения от Господа, который уязвляет и поражает своею дерзостью и презорством убогого или малоумного, или немощного.

Единожды презреть и опечалить брата считается великим грехом. А который много и почасту оскорбляет и пренебрегает, какого гнева и наказания от Бога достоин? Более того, если за такую свою дерзость и наглость не ругает себя и не вменяет того в великое согрешение. Такого неминуемо постигнет тяжкое мучение, ибо если только за наименование «урод» повинен геенне огненной, то тем более за презорство тяжче ожидает осуждение, ибо чрез простые без злобы наименования усердие друг к другу не истребляется, если потом с любовью и благоприятно между собою обращаются. Презорство же показывая, всячески любовь угашает и делается тягостным; без любви же спастись не надейся.

Что может быть грешнее и законопреступнее того, если прежде, в мирском звании пребывая, со всеми был ласков, благоприятен и почтителен, вступивши же во иночество, соделался презоривым, дерзким, неуважительным, и где бы такому имеющему силу, вступивши в иночество, преимущественно подвигнуться к смирению и если бы быть под ногами всего братства, как научил преподобный Захарий, поправив свой куколь, сказал: «Который, если кто это не сотрет, не может быть монахом». Но вместо того, если он не только сам от иных не стирается, напротив, сам еще иных стирает, приводя в печаль и уныние своею дерзостью, пренебрежением и гневным устроением, и к тому же еще таких, которые прежде него вступили в иночество и желали бы иметь его содружественным и утешаться о Господе его любовью и единодушием, вместе иночествуя, – то где у такого совесть или страх Божий, если таких к нему благоприязненных столь болезненно оскорбляет холодностью своею и презорством?

Этого ради слышь, о презориве! и устыдись слов святого отца: «Когда ты хочешь воевать с братом, то подумай, что воюешь с членами Христа, и останови безумие. Что в том, если он отвержен, если ничтожен, если презренен? «Так, нет, – сказал Господь, – воли Отца вашего Небесного, чтобы погиб один из малых сих», и еще: «Ангелы их на небесах всегда видят лицо Отца Моего Небесного» (Мф. 18:14, 10). Бог за него и за тебя стал рабом и был умерщвлен, а ты считаешь его за ничто? Разве же и в этом ты не воюешь против Бога, когда выносишь противные Ему приговоры?» [по Златоусту.]

И так видим, сколь люто презорство и противно спасению. Того ради сперва всего и более всего должны молить Господа и сами прилагать всякое старание, чтобы от этого гибельного недуга избавиться нам. Если же будем держаться его, то всю жизнь нашу не узрим в себе плодов Святого Духа, то есть: любви, радости и мира.

Внемлите же и тому, как враг обкрадывает такого: где ему подобает оказывать любовь, кротость и благоговение, то есть с живущими и иночествующими с ним отцам и братиям, там он презрителен, небрежен, хладен и как чужой находится. А где следовало бы охраняться и блюсти себя внимательно, лучше же сколько возможно удаляться и бегать, то есть: посещающих мирян, и не суесловить, не слушать, не любопытствовать о житейских делах, ни о состоянии своих домашних, от которых он отделился и умер иноческими обетами, – он же, напротив, любезен и благоприятно с ними простирает свои беседы, и находится охотнее, и со всяким прилежанием старается об угождении им, и делает подобно тому, который, законную свою жену оставив, с иными прелюбодействует. Таким образом творящему как Бог захочет вспомоществовать Своею благодатью, и как возможет стяжать умную чистоту и мир душевный?

О, возлюбленные! Поистине порок этот презорства ненавистнее пред Господом всяких иных пороков и грехопадений, и отнюдь не попускает приблизиться к исправлению и восчувствовать свое от Бога удаление: ибо видим многих великих грешников, разбойников, чародеев, прелюбодеев, хищников, воров, пьяниц и в конец развращенных, но т.к. которые не одержимы были от богоненавистного и диавольского порока высокоумия и презорства, то благодать и человеколюбие Божие не отринула их в конец, но вспомоществовала им от таких уму необъятных беззаконий обратиться, сокрушиться, смириться и достигнуть спасения. Книжники же и фарисеи, мнящиеся быть праведными, судящие иных, и сами находились чистыми от таких лютых грехопадений, но так как соделались порабощенными славолюбием, гордынею и презорством, то в конец ослепши злобою, не смогли познать своего заблуждения, не захотели поверить Христу Господу, осудив Его на распятие, сами же чрез то наследовали огнь вечный и мучение.

Подумайте еще, если за чуждый огонь, внесенный в жертвенник, много прогневался Господь и не пощадил таких дерзнувших, как написано о в Ветхом Завете (Чис. 3:4). То как помилует того, который дерзает в равноангельную иноческую жизнь вносить то, что сродно только бесам и происходит от диавола, то есть презорство и гордыня? А потому пусть знает такой, что все святые Ангелы с преподобными отцами ополчаться на него, если не переменится.

Которые же с помощью Божиею отринут от себя этот диавольский недуг, те, как невинные отроки, со всяким простосердечием в смирении и с любовью повинуются и покоряются отцу своему. Друг о друге радуясь, друг к другу соединяясь святою чистою любовью, предпочитая каждый ближнего и упреждая своим служением, видят самих себя не обеспокоенных, а тем более не порабощенных от страстей, но вседушно, в чистоте сердца, умом утвержденных в Божественном познании и любви.

Нам, христианам, более же иночествующим, должно бы больше Ангелов стараться о благоугождении Господу смирением, покорностью и чистою любовью, ибо больше Ангелов почтены и возвеличены вочеловечением и страданием Искупителя нашего Христа Господа. А потому, если вознерадим о таком Его человеколюбии и не отринем от себя в конец сего богопротивного и диавольского недуга: презорства, высокоумия и гордыни, – то все Ангелы Божии [со всеми святыми] осудят нас пред Господом на Страшном и праведном Судe Его.

Если же который смиренный и любомудрый брат, отвращаясь суетных бесед и празднословия, тяготится вопрошающим его и вовлекающим во многоглаголание и пустословие, такой должен со смирением и любовью, лучше же с поклоном и тихостью отвечать так: «Прости, брат, не могу отвечать тебе на суетные и неполезные твои беседы и вопрошения, потому что нам, инокaм, правилами святых отцов заповедано храниться от празднословия и учиться молчанию: хватит нам, что, живя в мире, проводили жизнь нашу суетно и бесполезно, в молвах и праздных беседах». Так поступая, и себя соблюдет без вреда, и брата вразумит, и Богу благоугодит.

Если который брат не хочет и не старается переменить своего нрава злого и раздражительного, и не приемлет с кротостью и смирением, более же с благодарением наказание, советы и обличения, но скорбит и раздражается, такому праведно не говорить о пороках его, и оставить его: как хочет, так пусть и устраивает сам свое спасение. Но весьма достоин сожаления такой, ибо сомнительно его исправление и безызвестно спасение. И как сможет прийти в познание своих пороков и заблуждений, если не терпит обличений и не хочет слушать советов и наказаний [от] отца и духовных единодушных братий? Такой подобен тем раскольникам, которые пребывают неисцеленными, потому что хранят заповедь такую: чтобы отнюдь с православными христианами о вере не говорить, даже не слушать, даже не читать книг, составленных богоугодными пастырями и богоносными отцами на обличение и возражение их зломудрствований; поэтому даже познать не могут своего заблуждения, тем более не стараются избавиться от своей пагубы.

Мне кажется, что лучше во всяких пороках и грехопадениях умереть, чем с гордостью, превозношением и презорством явиться пред Богом, так как видим во Святом Писании, когда многих попускает Бог смотрительно впасть в блуд и в многообразные лютые падения ради смирения и истребления богоненавистного презорства, высокоумия и гордыни.

А потому если кто, обладаем сим диавольским недугом, и не старается исправиться, то такой, конечно, более самого беса примет осуждение, ибо, сотворенный по образу и по подобию Божьему, добровольно соделался подобным и содружественным с превознесшимся гордынею диаволом, и вместе с ним низведется в преисподнее дно и бездну ада.

То как отцу духовному не печалиться о таких, которые по причине высокоумия, самомнения своего и гордыни отступили от спасительной стези и уклонились на непреданный путь?

Равен же или подобен диаволу еще здесь такой потому показывается, ибо как диавол исправиться не хочет, но непрестанно ненавистное Господу творить старается, так и презоривый по подобию диавола об исправлении небрежет, и словес и поучений к обращению его глаголемых не приемлет, и смириться или признать себя виновным не терпит, более же не хочет, но повсечасно братию, живущую с ним, смущает, соблазняет и во всякие слабости и грехи вовлекает. С противящимися же ему спорит и братии успокоиться не дает. Настоятелю же и отцу своему неутолимую печаль и неусыпные труды о врачевании его соделывает.

Но если спросите, как этот недуг высокоумия уврачевать и как [возможно] от него избавиться, отвечает на это святой Лествичник: как от человек это не излечимо – то есть, тем более сам отец не исправит, только один Бог силен такого уврачевать и исцелить. И поистине трудно и невозможно отцу ученика, обладающему высокоумием и презорством, уврачевать, если не придет особенная помощь Божия; тем более без отца самому собою измениться от сего диавольского недуга невозможно.

Сего ради подобает таковому, сперва всего с горьким стенанием, укоряя самого себя и стыдя, и осуждая, болезненно молить Бога, чтобы умилосердился и избавил его от такой неизлечимой болезни, которая есть мерзостна и нечиста пред Святейшими и Божественными очами Его. К тому же еще непременно должен самого себя насильно, как бы с кровью, понуждать, везде и во всем последним ставить себя, и на уничиженные дела и послушания себя придавать, и отнюдь без благословения и без вопрошения самовольно ничего не творить, и каждый день открывать свои деяния и помышления, заповедуемые епитимии неотреченно выполнять. Тогда может быть помилует Господь такого труждающегося, дарует благодать Свою и избавит от диавольского обладания.

Если же и по продолжении таких самопроизвольных трудов еще не увидит в себе изменения и избавления от презорства и гибельной гордыни, тогда неминуемо должно поступить по наставлению преподобного Иоанна Савваита, упоминаемoго в Лествице: подобает, говорит, такому предаться в повиновение человеку яростному, напрасливому и немилосердому, чтобы таким образом у такого, злострадательно претерпевая, заставить бежать от него этого духу презорства и гордыни. Или по подобию Исидора, который всех молил с поклонением, пусть просят, пусть молятся о нем. Ибо несравнительно лучше здесь всякое злострадание, подвижничество и презрение претерпевать, чем по гордыни и презорству вместе с бесами быть низринутым в бесконечные адские мучения, и лишиться вечного блаженства и сладкого лицезрения Божия и славы святых.

Говорят святые отцы: «Кто Богу не повинуется, тот и неволею повинуется врагу». Так, возлюбленные! это самое увидим и познаем над теми, которые, вступая в иночество, не хотят с истиною покориться и отвергаются носить благое иго послушания Христова, потому что, как бы невольно и неудержимо, влекутся на сопротивное и богоненавистное служение диаволу. Такой сам, покорившись непокорному бесу, тщательно исполняет волю его и лестно, как бы под видом любви и дружелюбия, прельщает и отвлекает иных от спасения. Более же сам наветник и враг спасения нашего диавол, употребляя его как подручного себе, и его устами изрыгает свой гибельный яд, то есть, советуя братии, пусть не предаются в повиновение и руководство отцом духовным, но да последуют и подражают ему. Он же, злосчастный, пусть проникнет сам в свою душу и тогда познает, сколь далеко отстоит от спасительной стези, и как поработился диаволу, и невольно влечет тяжкое ярмо его, которое есть: смущение, ненависть, злоба, отчаяние, буря волнений и терзаний, к тому же уныние и душевная удава. Ибо якобы неким ядом опоен, так вся внутренность и самое тело его страдает, мятется и мучится, и не имеет ослабы и помилования ни днем, ни ночью: но метется подобно Каину, ибо, соделавшись в конец подручным диаволу, не имеет уже ни на один час душевной свободы. Не может ни с братиею мирно побеседовать, ни Богу помолиться не дерзает, ни книг к обличению его послушать не хочет, ни советов и поучений отца своего терпеть не может; но всегда и беспрестанно на все скорбит, со всеми крамолится (бунтует) и все дни свои проводит со смущением, негодованием и ропотом. К тому же еще увлекается диаволом в различные прихоти, сладострастие и греховные вожделения. При этом же надмевает его своенравием, непокорством и презорством, и гордынею, и за все это в награду и воздаяние, как содружественному и послушнику своему, усваивает ему вместе с собою вечное мучение [и геенну огненную].

Хватило бы для такого развращенного и той погибели, что сам не покоряется и презирает отца своего, сопротивляется и ругается преданиям святых отцов, за что соделывается противным Богу и другом диаволу; он же еще дерзает прельщать неопытных и малодушных братий чтобы подражали ему. Поэтому, какого суда должен ожидать себе от Господа, увлекая в погибель искупленных Божественною кровью Христа Спасителя и приведенных Его человеколюбием в жизнь равноангельную, чтобы служили Ему в мирном единении, в чистоте, любви и согласии, со смирением и послушанием, за обетованное блаженство со всеми святыми Его?

Святые угодники Божии за спасение ближнего нещадно предавали душу свою, иные мучение и смерть приняли. Святые Апостолы всю землю обошли, как крылатые, взыскивая и обращая ко Господу. Преподобные отцы со вседневным бдением, постами и подвигами, и со слезами, и молением неусыпное старание показывали, и изобретали всякие способы для нашего спасения, и своим примером тщательно возбуждали и поощряли на богоугодные деяния. Того ради святые обители, киновии и монастыри сооружали, и уставы, и правила, и увещательные поучения издавали, чтобы привлечь нас к ревности и усердию, последовать примеру их, и чтобы воспламенить в любовь ко Господу и в желание к презрению мира и вступлению в жизнь иноческую. При том же изъявили и утвердили, что и в монашестве нет никакого пути лучшего, удобнейшего, скорейшего, вернейшего и ко Господу благоугоднейшего, как если всесовершенно отречься своей воли и со всею истинною искренно предаться в повиновение к отцу духовному и жить с нерассудным послушанием. И такую жизнь наименовали превыше всякой иной жизни, как христоподражательную, страстотерпческую, быстро на небо возводящую и небоязненно пред Богом поставляющую.

Если же сам непокорный брат будет и иным советовать, чтоб не поддавались в повиновение, говоря: да не трутся шеи ваши под бременем смиренного послушания, – то какое лютое последует зло! Если не изгнан будет такой и оставлен будет между братьями, имея споспешником себе и советником непокорного беса, непрестанно будет смущать и развращать немощнейших, чтобы не поддавались, чтобы не теряли своей свободы и чтобы не соделывались рабами аввы и всего братства. И если об этом всесокрушенно не раскается, то поистине бедно и отчаянно его спасение, так как едва ли обретается грех более этого погрешения. Ибо видим, что многажды случается новоначальным по некоему обстоятельству преслушать и отказаться, и не повиниться или не исполнить в точности по завещанию отца своего или чего-то преданного святыми правилами, или за бессилие и немощь, или за некую вину. Впрочем, грех такого преслушания близ милости Божией имеется, а преимущественно, если еще такой за неисполнение и неповиновение свое скорбит и тужит, и окаивает самого себя. И ради такого сокрушенного раскаяния его, от благодати Божией, и в грех ему не вменяется.

Если же кто добровольно слагается и соутверждается в душе своей к непослушанию и непокорности, и мнит себе, что право и хорошо делает, то это есть диавольский недуг: так как и диавол со злобою своею и непокорством расстаться не желает. И с таким зломудрованием живя, не возможно отнюдь спастись. И к таким нужно нам не иметь ни единого слова.

Такому последует сугубое осуждение, если не покается и не обратится. Первое, за свою злобу и непокорность. Второе же, осуждение услышит и двойной муке повинен будет за братнюю погибель. Хотя братия покровом благодати Божией и не приемлют и не слагаются с его умовредными и богоненавистными советами, однако, он осудится, как развративший уже братию. Сколь же за это нестерпимая мука уготована, о том никакой разум не может постигнуть. Должно бы поистине отчаяться такому, если бы непобедимое человеколюбие, долготерпение и милосердие Божие не превышало грехов всего мира. А потому, если и он обратится, познает свое заблуждение, и всем сердцем припадет ко Господу с истинным раскаянием и смирением, и прибегнет ко отцу своему и ко всему единодушному и богоугодному братству, повергаясь с сокрушением к стопам их, умоляя искренно простить его и принять, как блудного сына, то все грехи его и злоба погрузятся и потонут в бездну человеколюбия Божия, и он обновится душою и поживет прочее в любви, мире и радости о Духе Святе. И по смерти не помянутся грехи его, но вместе со всеми богобоязненными и богоугодными братиями водворится в вечное блаженство. Если же до конца пребудет упорен в своем зломудровании, то наследует тягчайшее осуждение, ибо говорят святые отцы: «Всяк, кто сопротивное делает Богу, тот снова распинает Господа». Как и Сама Матерь Божия сказала к кающемуся Феофилу: «Бываемое что от вас Сыну Моему, озлобления и досада, яже творите распинающе Его вторицею грехами вашими, сего ни видеть, ни слышать не могу». Потребны же таким многие труды и подвиги, и сокрушение сердечное, да возмогут умолить благоутробие Его. Поскольку и очень милосерд есть, но и Судия есть праведный, и грозен мститель, то каждому воздает по делам его.

И так, если непокорный не обратится и не престанет развращать иных, и покаяния достойных трудов не принесет, то будет и Матерью Божиею ненавидим, и Сам Бог будет ему грозный мститель. То куда бежит и где укроется такой от гнева Божия?

Такой хотя и оказывает любовь и желание содружества, но можно ли признать любовью то, где укрываются сети диавола и обольщение, чтобы уловить и отвлечь от спасительной стези? Истинная духовная по Богу любовь в том заключается: что всячески друг друга подкрепляем и увещеваем на богоугодные труды и постнические подвиги и самоотвержение, по подобию, как во время гонения и мученичества многие творили: то есть, отцы – чад, мужья – жен, и жены – мужей, брат – брата и все друг друга увещевали и утверждали к мужественному терпению за Господа. Или по подобию преподобных подвижников, как и они увещевали друг к другу: «Потерпим, братие, до конца, вот еще мало, и скончается житие наше». И прочее.

Небрегущий же и нерадящий о спасении и сам не слушает полезного от своих наставников, и иных поучает, чтобы не поддавались в повиновение отцам духовным, чрез что и свою и иных погибель устраивают.

Всякий же брат, слышавший от развращенного брата советы, поощряющий и наклоняющий на слабое житие и отторгающий от послушания, не должен за это негодовать и скорбеть на него, но более должен с сердечным соболезнованием молиться о нем и вместе с отцом прилагать старание об его исправлении, чтобы и он почувствовался и познал, сколь далеко заблудился от истинного пути.

Так же, слыша это написанное обличительное увещание, не должно соблазняться или повреждаться, или осуждать его, ибо и отец, если и к развращенному брату написал это, но вместе желая предохранить от такого заблуждения слушающих и прочищающих его. Ибо тот, низводящийся в такой грех, может быть и по неведению увлекается. Если же кто по прочитании и слышании этого обличения низведется в такие же богоненавистные свойства и поступки, то, как уже вразумленный, несравненно более осудится пред Богом и останется по всему безответен.

[Если бы брат тот не был одержим таким жестоким нечувствием, то не нужно было бы излагать столь жестокого обличения, ибо и Господь, если бы жестоко не угрожал нам ожесточенным, то и мы никогда бы не пришли в страх Божий. А ныне не только убийство или иное некое смертное погрешение творить не дерзаем, но и уродивым называем или и в милости отказать опасаемся. И если бы Павел Апостол не предал сатане сблудившего во измождение плоти, то согрешивший не пришел бы в раскаяние.

Поистине, возлюбленные, не просто скоро столь умноженно написать и столь язвительно порок этого брата изъявить, но так как Самому Господу нашему Иисусу Христу изволено было кровь Свою излить, и божественную душу Свою положить за спасение каждого. Того ради и я грешный тщательно гонюсь с его обращением ко спасению. К тому же страшусь и того, дабы брат такой, умирая, не стал бы произносить проклятия, взывая к Богу на меня, что, живя со мною, я ленился наставлять и охранять, поэтому он и не пришел во исправление.]

Ныне же вы все слышавшие это должны весьма опасно блюсти себя, чтобы избежать евангельского осуждения: «кому дано много, много и потребуется» (Лк.12:48). А о таком молитесь, чтобы познал свое гибельное заблуждение и пришел в исправление.

[Если такого брата расстроенного оставить одного жить, как в затворе, чтобы не смущал иных, то более возгордится от уединения и начнет более и более высокоумствовать. Этого ради таким не следует безмолвия видеть, чтобы из человека бесом не сделался. Но подражать нужно такому преподобному Исидору, так как смирения ради и уничижения, может быть и слезу стяжает. К тому же такого нужно еще ставить между братиями везде последним, чтобы чрез то соделался бездерзновен. Если имеет некие собственные или мирские вещи, то все должно истребить и не попускать ни откуда самому ничего изыскивать на свои потребы и нужды, ни малейшего, чтобы чрез нищету телесную соделался и духом нищий, и чрез это самое вразумится и познает, что отец его истинно печется о его спасении. И так если в сих деяниях претерпевает, то всяческие Господа милости к себе стяжет и спасение получит.]

Поистине неслыханно, чтобы кто, желая быть спасенным, презирал бы Святое Писание и не хотел слушать продолжительного поучения и наставления отеческого. Видим, как Мария, упоминаемая во Евангелии, присев у ног Иисуса, тщательно слушая поучения Его, за что самое от Господа более сестры ее Марфы похвалена была. И при Апостоле Павле всю ночь сидев, слушали поучения его, если и от сна победившись, как тот юноша, упавший с третьего этажа (См. Деян. 20:9). И пророк Давид славит тех, которые поучаются в законе Господнем день и ночь. Вспомним и того старца, который весь вечер долго поучал ученика своего и, поучая, уснул; ученик же во всю ночь предстоял при нем. И за такое его терпение семь венцев сплелись ему от Господа в ночь ту. Ожесточенному же брату надлежало бы нудить себя более других тщательно и прилежно слушать полезные поучения, чтобы и самому приблизиться к тем добродетелям. Но вместо того еще досадует, почто его поучают и стараются об его исправлении.

Всякий нерадивый и не хотящий слушать полезных поучений, хотя и молит Бога о помиловании, но не услышит его Бог и не приемлет моления его, так как он не слушает отца своего и отвращается от его отеческих наставлений. Еще помыслите, добро ли воссиявшему солнцу оставаться добровольно во тьме. Так творит тот, кто не хочет просвещаться от Святого Писания, какое показывает ему отец, как солнце, просвещающее и согревающее душу прилежащего ему.

Вступившему в иночество подобает, по Апостолу Павлу, все за сор вменять и гоняться за спасением. Гоните, а не медлите: то есть все препятствующее к богоугождению, как сор, вскоре и не малодушествуя от себя отметать. Видим гонящихся на состязаниях, со скольким усилием бегут, ни на кого не глядя, всех возбраняющих со многим стремлением отревают: и смысл, и око, и крепость, и душу, и тело ни к чему иному не простирают, но только к почести и к надлежащему концу. Так подобает усиленно стремиться к богоугождению, чтобы достигнуть спасительного чаяния и не лишится жизни вечной. Но развращенный брат противно поступает, не только сам не прилагает старания к исправлению, но и вспомоществующих ему отметает, и более свирепствует, и в ненависти снисходит к отцу и ко всем богобоящимся братиям, пекущимся о нем и о его спасении.

Если же говорит, что потому не терпит продолжительного чтения и поучений из Святого Евангелия и святых отец, что не понимает чтимого. Но такой должен бы еще более оказывать терпения и тщания, и со смирением умолять отца и братий, чтобы вразумляли его и объясняли ему чтимое, ибо без усердного старания и земного, и временного – ничему невозможно научиться. Тем более, Святое Писание невозможно без усердия и самому собою право уразуметь.

Такая же холодность и отвращение к словам наставника очень сладка и любезна врагу более всех величайших грехов. Потому что всякий грех, который творим, от немощи совращаемся и падаем, как люди, или от ярости, или от похоти, или от нетерпения побеждаемся. А если отвращаемся и не терпим поучений отеческих и Священного Писания, происходит ни от чего иного, как только от неверия к наставнику и ожесточения и презорства к слову Божию. Божие же слово столь уважительно, что достаточно его держаться и предпочитать более жизни своей. Ибо все святые апостолы и мученики захотели лучше страдать и умереть, нежели умолчать и не говорить слово Божие ко спасению иных. Так как если бы умолчали и не возвещали слов поучительных, то могли бы избежать и мучительных страданий, и мы не познали бы истины и пребывали бы во тьме пагубных заблуждений. А поэтому и у такого брата, который ожесточается, свирепствует и отвращается от спасительных поучений, видится сердце и дух такой же, какой был у иных безбожных тиранов, которые мучили и убивали святых апостолов, мучеников и святых отцов за поучение и проповедание слова Божия. И этот, если бы имел власть и силу тех, то не только стал бы молить отца, чтобы сократил и оставил поучений, но употребил бы власть свою насильно сжечь все написанное к его обращению и назиданию.

Хотя такой брат в точности и не безбожник, и не варвар, но однако делами своими подражает им; так как не имя христианское и монашеское спасает, но дела иноческие приводят к Господу. Так и брат, если не слушает Святого Евангелия, отвращается поучений и наставлений, и живет с враждою, со смущением, тщеславием, славолюбием, презорством и непокорством, не воспользуется от наименования христианского, тем более, иноческого, потому что говорят святые отцы: если кто какой страсти поработился, то она ему и бог. И Апостол говорит: если христианин есть сребролюбец, то почитается как идолослужитель (Еф. 5:5). А поэтому также, кто не хочет слушать святого поучения, то волею соделывается служителем диавола и повинуется ему, потому что только диавольским служителям противны и ненавистны святые поучения. То как можно признать такого брата за инока благочестивого, который управляет себя по подобию неверных безбожников? Поистине если о таком своем нечувствии и окаянстве не возопиет со стенанием ко Господу, чтобы всемогущею Своею десницею подъял его и помог бы ему обратиться и исправиться, то отчаянно его спасение.

Если бы брат отверг от себя пагубное высокоумие с презорством и гнался бы за смиренномудрием, тогда не только не захотел бы запрещать отцу составлять для него продолжительные поучения, но и просил бы отца умиленно, чтобы написанное для него всем объявлял и прочитывал для позора о его порочной жизни. Ибо со смирением сопряженный брат того и желает и тем более услаждается, если его бесчестят и уничижают.

И так каждый да испытывает сам себя, если поистине признает себя непотребным и любит уничижен [и поношаем] быть. Тогда от всей души да благодарит Бога, так как это не ложное есть знамение, яко вселился в него Дух Святый, и благодатью Божиею сподобился дара смиренномудрия.

Отец же еще более осудится от Бога, если не будет тщательно печься об исправлении брата, или поучением из Священного Писания, или сам написуя, что Бог внушает к его назиданию. Так как брат может быть ради страстного своего навыкновения, самонравия, высокоумия, как во мраке слепотствуя и не видит, не может познать своей гибели, но вопреки еще самообольщается и мнит о себе, как право и благо поступающий. Подобно лишенному ума, который хотя ножом режется, хотя сам себя угрызает, или в воде потопляется, или иным чем себя повреждает или губит, но все такое творя, мнит, что хорошо делает. И если сидящие при нем не будут его уберегать, то как не большему повинны будут греху и наказанию, нежели сам безумный. Так и братии, а тем более отцу неминуемо последует горе и осуждение, если вознерадит и не будет оберегать, вразумлять и удерживать брата от душевной погибели; но и сам брат при кончине лишится блаженного упования, и в бедственном отчаянии сократится жизнь его.

Оскорбление же и негодование порочного брата за продолжительные поучения или писание старца к его душевному назиданию и исправлению касаются не только старца, но восходят к хулению Самого Бога. Потому что отец не от себя и не своим разумом пишет и поучает его, но сколько Бог помогает и вразумляет, как же Сам говорит в Евангелии: «без Мене не можете творити ничесоже» (Ин. 15:5). Тем более, что без Господа и без Его всесильной помощи столь много написать и стараться об его исправлении невозможно.

Поэтому, о, брате! посмотри на пагубу души своей, если за труд и попечение отца ты платишь ему ненавистью и злобою. Тем более трудно тебе спорить с Богом: ибо если Господь благоволил быть старцу в этом служении, то есть да будет попечителем и советником к назиданию и исправлению твоему и других, ты же споришь вопреки, чтобы не советовал, не писал и не предлагал о полезном, то этим самым Богу противишься; сопротивляясь же Богу, как можешь быть Ему благоугоден?

Известно же всем, что других приводить ко спасению и охранять от греховных деяний есть богоугоднее и благоприятнее более всех дел, постов и милостыней подаваемых. Чего ради не только не подобает скорбеть, но более благодарить и молить отца, чтобы не только об одних его пороках писал и обличал, но и самомалейших погрешностей не утаивал бы и не оставлял без уврачевания. Чтобы слышащий и прочитывающий этим пользовался, а чрез то сколько последует ему спасение, если только Сам захочет перемениться и исправиться: ибо Господь не только простит ему, но еще по благости Своей вменит ему, что он и братии послужил примером к исправлению.

Не так тот воин дивен бывает, который, пользуясь здравием и силою, крепко сражается и побеждает, как тот, кто весь в ранах и в пленении не поддается и не порабощается, но вырывается и, избежавши рук неприятельских, укрепившись, поражает их самих. Так и порочный, высокоумный и самонравный брат тогда дивен будет и увенчается от Бога, если поборет и отринет от себя богопротивные свойства: презорства, гордости, злобы, ненависти и пагубного высокоумия, и облечется, как щитом и бронею, кротостью, смирением и покорностью к отцу и к богобоящимся братиям.

Если же брат скорбит и не терпит того, почему сам отец от себя пишет и излагает для него поучения и увещания, – но такое его негодование не праведно, ибо видим и в святых житиях примеры благопокорных смиренных и даже облагодатствованных учеников, которые не только не отягощались поучением своих наставников, но еще сами записывали преподаваемые им устные наставления. Писания же вменялись как священное сокровище, и всеусердно старались и самою жизнью ненарушимо исполнять его, и по кончине их еще их ученики воспринимали его как священное наследие. Видим много примеров святых, которые едиными только словами спасали и управляли учеников своих; видим и таких, которые при словесных поучениях и писание свое предлагали в наставление; но которые без писания одними словами поучали, то таких отцов все речи и наставления ныне нам не известны, как и о чем поучали своих учеников. А которые свои поучительные наставления писанием оставили, то и до сегодня весь мир вразумляется и пользуется ими.

Если бы Василий Великий, Григорий Богослов и Иоанн Златоуст и прочие святые отцы одними бы только словами опровергали еретиков и обращали от заблуждения, и устным только поучением просвещали и утверждали в истинном богопознании, то мало последовало бы пользы, ибо в те только времена процветало бы благочестие, и по кончине их еще возникло бы и усилилось злочестие и многовидные ереси. Но ныне, благодарение Богу, хотя и тьмами от недр сатаны проистекают плевелы еретические, но поучаясь и вникая в премудрое и богодухновенное святых отцов писание, просвещаемся и утверждаемся в благочестии, и всякое ложное и богопротивное учение, как зловоние и прах, помощью Божиею отметаем.

Если же презоривый и высокоумный брат уничижает писание отца [своего], что далеко отстоящее от оных премудрых светил вселенной, но тем более такому старцу, который и сам несовершенен и многонемощен, скудоумен и грешен, подобает более писать, чем говорить. Ибо, словами поучая, удобно может ошибиться и сказать ошибочно; написав же, со всяким опасением внимает, чтобы во всем сходно было со Священным Писанием. К тому же предлагает многажды на рассмотрение богопросвященным отцам, и по свидетельству их предлагает и ученикам своим без сомнения.

Но гордого и ожесточенного брата, по слову святых отцов, и святые книги не могут привести в чувство. Только Един Бог силен такого исправить. То может ли так высокоумный принимать и верить простым словам старца своего, если они с таким старанием написанное и избранное из святых книг и которые вся братия и отцы приемлют и одобряют, он же враждебно почитает, но еще и ругательное говорит, что сам диавол научает такое слагать и много написать. И если не слушает святого Лествичника, чтобы от всякого подозрения на наставника, как от блуда отскочить. Он же не только не отвергает таких хульных мнений и подозрений, но и правое его писание приписывает диаволу. И если просто только в чем-либо не соизволит или противоречит наставнику своему, говорит святой Лествичник, что весьма важно и грешно, то чего достоин такой, который непрестанно негодует, прекословит и отвергает управление и учение своего старца, именуя его наущением диавола и иных расстраивая и к тому же привлекая.

После такого хульного изречения нужно было бы ни часа не терпеть брата, но тотчас от себя и от братства и от святой обители отогнать; но так как Господь запретил самому за себя отмщать, того ради подобает и старцу терпеть. И еще повелел любить врагов, и добро творить ненавидящим. А поэтому и старец всетщательно гонится за его спасением и неусыпно старается о наследовании ему вечного блаженства.

Этого ради праведно есть брату, видя такую старцеву неизменную к нему любовь и болезненное старание о его спасении, верить, что отец его предлагает то, в чем сам должен ответ дать Господу, а потому не иное что, но только согласное с волею Божиею и служащее к его исправлению. И если таким смиренным помышлением послушает увещаний отца своего, то прочее время поживет мирно, в любви и согласии, и в сорадовании, и пребудет любезен Богу, старцу и всему братству.

Помыслите, что более и достоуважительнее – чудо ли некое увидеть или глас и слова Божия услышать? Всяк скажет, весьма предпочтительнее глас и слово Божие. Но развращенные и чудеса видели, и глас с небес слышали, но ни от чего не воспользовались. Ибо, видя чудеса, разгорячались завистью, слыша глас, «говорили: это гром», и: «Ангел говорил Ему» (Ин. 12:29). Ныне же не от небес, но якобы из уст Божиих слышим Святое Евангелие, и лицом к лицу предлагается нам проповедание Святых Апостолов и святых богоносных отцов; и которые с верою и простосердечием приемлют его, тех видим в спасаемых, и небрегущих – далеко заблуждающих и отдаляющихся от Бога и своего спасения.

Таких, которые не внемлют Святому Писанию, Господь уподобляет семени, посеянному при пути, по притче евангельской («слыша не слышат, и не разумеют» (Мф. 13:13)), их же и обладающих от врага показывает, говоря: приходит враг и отъемлет от них слово, да не веровавше спасутся. И еще по Господней притче: лесть, богатства и житейские попечения подавляют слово Божие, равно от печали и гонения соблазняются. Сонливый же брат всех этих (то есть, от которых враг отъемлет разумение за богатства, или гонения, не совершают плода) более недугует, потому что те хотя слышат, он же из-за дремания не удостоен и слышания.

Может быть, сонливый брат не за великое погрешение вменяет свое дремание и того ради низводится в сон, или не уважает достодолжно словес Священного Писания, или маловерен и не твердо верует тому, что во Святом Писании повествуется, что есть спасительно и от Самого Бога чрез Евангелие или чрез святых Его Апостолов и богоносных отцов нам предано. А потому как бы самое благоволение Божие и заповедание Его презирает. Если кто без веры и без усердия слушает, то возбранено такому предлагать слова Божия, ибо говорит Господь: «не мечите бисер пред свиньями» (Мф. 7:6) То сколь же более для спящих нельзя читать Святое Писание, так как на воздух читается.

Еще же думается, как за свинонравных и за неверующих больше осудится инок спящий и дремлющий на чтении, более тех, кто не озарен светом познания истинны. Иночествующий же, как богопросвещенный и призванный благодатью Божиею, и есть в Ангельском чине, и будучи в таком превознесенном достоинстве, сном своим и дреманием лишается вразумления и пользы, происходящей от Священного Писания. Такой дремлющий не только не удобряет и не утучняет своей душевной нивы источниками, проистекающими от Святого Духа чрез слово Божие, но мало помалу увядает и иссыхает в конец в душе его и само предложение и намерение о стяжании спасительных плодов, и от нерадения всячески приходит в небрежение, расслабление и забвение к заповедям и правилам и преданиям святых отец. И так может опять возвратиться в свои страстные наклонности и наконец останется в диавольском обладании. Поэтому и во Святом Евангелии говорится о нерадивых: «кто не имеет» и что думает иметь, «у того отнимется» (Мф. 13:12) [И еще: «И от всякого, кому дано много, много и потребуется, и кому много вверено, с того больше взыщут» (Лк. 12:48)] И еще: знающий и не делающий, «бит будет много» (Лк. 12:47).

Сонливый брат сам от себе познавать должен, в какое зло снисходит чрез сон и дремание, и еще: чрез бодрствование и трезвенное поучение на какое восходит успеяние и кого более любит и уважает. Если за едой и за праздными беседами не дремлет, а на молении, чтении и Божественном поучении спит и дремлет, то уже не Бога любит и чтит, и не Богу служит, а мамоне и праздным беседам. А посему такой и равен идолослужителям.

Подумаем также, можно ли что приобрести или что сделать погруженному в сон и нерадение? Тем более не возможно приобрести благодать Божию и сподобиться спасительных плодов и улучить жизнь вечную нерадивому и беспечно предающемуся сну и нечувственности.

Поэтому, если хотим наше спасение устроить, то да постараемся подражать истинно и ревностно взыскующим Господа и вседушно служащим Ему. Ибо они всенощное бодрствование труждаясь совершают. И многие из них и под кров не входят, но так открытым небом разными видами борются со сном, неотторжно держа память о Господе Боге, и день и ночь поучаются в Божественных Его словах. То тем более погрешно и непростительно, воспользовавшись ночным сном и упокоением, становиться нечувственным и погружаться в безвременный сон и дремоту при слушании чтения и поучения, и чрез то лишаться проистекающей от него пользы. Потому что при чтении нужно иметь бодрость умную, память трезвую, внимание углубленное и рассуждение незаблудное. Дремлющий же отнюдь этих действий не может иметь. Более же всего страшнее, что этим самым дреманием ясное нерадение и небрежение к словесам Божиим, более же к Самому Богу показывается. А чрез то и спасения своего лишается.

Мы знаем, что враг – льстец, старается всегда чрез малые вины в величайшие беззакония низвергать. Что менее, как на жену воззреть? А этим самым и святого пророка Давида в тягчайшие потом беззакония ввергнул, и многих так погубил. Так и этот вражеский недуг дремания во время чтения думается есть не велик, но отъемлет от нас весьма великие блага. Ибо если бы с трезвостью слушали святое поучение, то может быть и последовали бы чтимому и научились бы, как бороться со страстями и похотями, как послушание иметь, как в общежитии жить и претерпевать, как пустынное житие проходить, как безмолвствовать, как умное трезвение стяжать, как в смирении и любви достигнуть, как на все труды беспрекословно придаваться, как подвизаться соразмерно силам своим. Одним словом, удобно научились бы, как подражать святым, как стереть главу самого сатаны и Богу угодить. Дремлющему же о всем таком услышать и научиться отнюдь не возможно. И так видим, как диавол чрез малое дремание какого и спасительного сокровища нас лишает и пустых всякого знания и дерзкими соделывает. Господь говорит во Святом Евангелии: «Я не сужу», но слово Мое, «будет судить… в последний день» (Ин. 12:47–48). Слово же Божие – не одно только то, что проповедуют на кафедре учителя, которое мы или никогда, или очень редко слышим. Слово Божие есть Священное Евангелие и прочее Божественное Писание, так же и церковное последование. Слово Божие есть жизнью, душою, воскресением слушающим его. Живо бо слово Божие и действительно. Мертв ли кто – или безбожием или по грехам – душою своею, кто может его воскресить? Слово Божие, которое жизнь есть. Заблудился ли кто во тьме ереси или в пути развращенной жизни, кто может его просветить? Слово Божие, которое свет есть и истинна. Болен ли кто душою? Слово Божие есть исцеление. Жесток ли кто сердцем? Слово Божие умягчит его. Грешник ли отчаявшийся? Слово Божие влечет его на покаяние. Живо бо слово Божие и действительно. Григорий Богослов говорит, что слово Божие хлеб есть ангельский, им же питаются души, Бога алчущие. Евреи в пустыни питались манною, души же христианские питаются словом Божиим. И если бы там, в пустыне, не послал Бог манны, что бы было бедными евреями? Так нежели не будет слова Божия, что будет с христианами? Хуже сего голода и казни наслать Божий гнев не может. Бог угрожал евреям устами пророческими, так говоря: «Послушайте, о жестокосердые люди израильские! За грехи ваши и неправды ваши пошлю Я на вас голод, но [голод не в хлеб, но] в слове Божием: то есть что вы возжаждете, взалчете, возжелаете себе слово Божие, но его не услышите. «Вот наступают дни, говорит Господь Бог, когда Я пошлю на землю голод, – не голод хлеба, не жажду воды, но жажду слышания слов Господних» (Ам. 8:11). Не слышаться в церкви Божией слову Божьему, не находиться сей небесной манне, этому хлебу ангельскому, которым питаются души, Бога алчущие, перевестись вовсе семени евангельской проповеди: это такой голод, что не тела, но души до умирания смертного приводит, а смерть душевная в муке состоит. Это такое наказание и явнейший знак Божиего гнева, душам погибель, печаль и убыток Христу, радость же [и прибыток] диаволу.

Еще же показывается, что лучше во многих мерзостях и нечистотах валяться, нежели беспечно предаваться сну и дреманию во время чтения. Поскольку блуд, воровство и пьянство, и прочие развращенные дела сотворивший, чрез услышание Святого Писания и поучения могут перемениться и очиститься благодатью Божиею. Сонливый же брат лишает сам себя всякого познания, и не может рассуждать о спасительном, может, но как скотина, не имущая разума, не может даже воззреть на небо; так и тот беспечный и невнимательный не способен и не удостаивается горнего мудрования, и пуст остается благодати Божией.

Тем же более потребно не нерадеть об этом пагубном недуге, но молить о помощи свыше от Самого Господа и стараться ревностно и усердно сопротивоборствовать и с большим подвигом нудиться против сна и дремания, тогда и Господь поможет по обещанию Своему: «просите, и дастся вам» (Мф. 7:7). И еще: если имеет усердие, дастся ему, а если не имеет и если не думает иметь, и то возьмется от него (Мф. 13:12)

Если птица некая, по слову святого Исаака, столько своим пением пленяет человека, что от сладости слышания ее забывает себя, следует за нею, падает и умирает. То сколь же более глас Божий в Священном Писании силен был бы совосхитить нашу душу и пленить сердце в свою Божественную любовь и сладость, если бы с достодолжным вниманием, верою и усердием слушали бы и поучались в Священном Писании. Такое благодатное действие видим во многих святых, которые от сладких словес Божиих, то есть от Евангелия и прочих священных поучений и повестей, столько пленились и увлеклись любовью к Богу, что были вне себя от многой сладости и радования, забывали и саму пищу и питие, как преподобный Исаак и Дорофей повествует, и Григорий Синаит, разглагольствуя со святым Максимом. Но даже и самые грехолюбивые и развращенные, углубившись в Священное Писание, тотчас переменялись от скверны греховной во святыню.

Как же, видя сколькую пользу и верное спасение, проистекающие от святых поучений, как не осудится нерадящий и беспечно предающийся усыплению и дреманию?

Вспомним же еще слова Самого Господа, сладчайшего нашего Иисуса Христа, как Он желает и как молит нас, чтобы знали и помнили заповеди Его, говоря: «Вы друзья Мои, если исполняете то, что Я заповедую вам» (Ин. 15:14). Всякий же нерадивый и дремлющий как может познать и помнить, более же исполнить волю Господа, а потому и далеко отстоит от истинных друзей Христовых. Истинныe друзья Божии, так как всеусердно слушают и приемлют сердцем слова Христовы, того ради столикою любовью к Нему привязались, что вся вменяют за сор: отступив от родных своих, пренебрегая о здравии своем, никакие препятствия, никакие напасти, ни мучение, ни даже сама смерть не смогла удержать их от стремления к возлюбленному Господу. И, последуя учению Его, подражая Его человеколюбию, и сами столько разжигались ревностью по Боге и любовью к ближним, что сами желали быть жертвою за их спасение, и как потерянную свою душу взыскующе, обходили по вселенной. Так сострадали сердцем и так старались о спасении каждого человека, чего не делали, каких усилий и средств не предпринимали, и делами и поучениями, и образ собою всем показывали, как должно Богу служить. И что человеколюбивые отцы оставили нам на воспоминание и на помощь свое спасительное писание в наставлении, увещании, толковании, поучении, и правила, догматы, законы, предания, уставы и обряды – одним словом, все необходимо нужное и служащее к верному спасению. И сами заповедуют и молят нас, да усердно и трезвенно внемлем и управляем себя по преданному от них, за что и сами ходатайствуют за нас пред Богом. То какого осуждения, более же отвержения от Бога и удаления от части спасаемых, достоин будет презритель нерадящий, более же ругающийся слову Божию и поучению святых Его! А которые поистине усердствуют угодить Господу и стараются о своем спасении, такие все за сор почитают, и день и ночь поучаются во Священном Писании.

От послушника посылаемые дары [и гостинцы] отнюдь воспрещаются от святых отцов, и вместо благословения вменяются в клятву и огонь, все истребляющий. Василий Великий пишет: «От родственников, друзей и родителей надо столько же отдаляться своим расположением, сколько видим далекими между собою мертвых и живых. Ибо кто действительно приуготовил себя к подвигам добродетели, отрекся от целого мира и от всего, что в мире, и, скажу полнее, распялся миру, тот умер для мира и для всего, что в мире, будут ли это родители или братья, или родственники, состоящие в третьем, четвертом и далее колене. Поэтому если родители удаляются от мира и приступят к тому же роду жизни, какой ведет сын, то подлинно они сродники и стоят на степени не родителей, а братий. Ибо первый, самый истинный, отец есть Отец всех, а второй после Него – наставник в духовном житии.

Если же сродники продолжают любить прежнюю жизнь, то составляют они часть мира, от которого мы удалились, и ни в каком родстве не состоят с тем, кто отложил плотского человека и совлекся свойства с ними. А кто вполне любит дружбу с людьми мирскими и желает непрестанно с ними беседовать, тот вследствие частых бесед поселяет в душе своей их расположения. И опять, кто наполнил ум мирскими понятиями, тот отстал от благого предприятия, удалился от духовного образа мыслей, снова собрал в душу извергнутое им прежде и уязвлен врагом, который плотским сродством возмущает духовное житие.

Поэтому пожелаем сродникам наилучшего, то есть правды и благочестия и того, что мы признали для себя досточестным. Ибо и нам прилично желать сего, и им полезно получить от нас такой плод. А сами освободим свои помыслы от заботы и беспокойства о них, потому что диавол, как скоро видит, что совлеклись мы всякого житейского попечения и с легкостью течем к небу, внушив нам мысль о родственниках и настроив нас заботиться об их делах, делает, что рассудок наш обеспокоивается житейскими заботами о том, каково имущество у близких нам, достаточное или скудное; какая прибыль получена от сделанных ими оборотов и насколько от сего возросло их богатство; какие потери понесены ими от встретившихся несчастных обстоятельств и насколько от этого уменьшилось настоящее их имущество.

Он делает также, что как радуемся их успехам и приходим в уныние от их неудач, так и враждуем с ними на их врагов (тогда как нам велено никого не считать врагом – Мф. 5:44), и радуемся с друзьями, которые часто бывают недостойны духовного сближения, радуемся неправедным и безрасчетным их прибыткам. Диавол снова вводит в наши помыслы все лукавые расположения к предметам житейским, которых совлеклись мы, чтобы поселить в себе духовные понятия. И опять внеся в душу вещественный и мирской образ мыслей, уничтожает в нас внутреннего подвижника, делает же из нас какой-то истукан, который носит на себе наружность подвижника, но нимало не одушевлен добродетелями. А нередко бывало, что от сильного расположения к родственникам подвижник осмеливался учинить святотатство, чтобы избавить от нужды родственников. Ибо сберегаемое для святых, посвятивших себя Богу, священно, признается и приемлется за истинное приношение Богу, а потому похищающий что-либо из этого принадлежит к числу отважившихся на святотатство.

Посему, познав несносный вред сего расположения к своим, будем избегать заботы о них, как диавольского оружия. Ибо и Сам Господь запретил таковую привязанность и привычку, не дозволив одному из учеников даже проститься с домашними, а другому – предать земле тело умершего отца. Тому, кто хочет проститься с домашними, Господь говорит: «никто, возложивший руку свою на плуг и озирающийся назад, не благонадежен для Царствия Божия» (Лк. 9:62). А тому, кто просит погребсти отца, ответствует: «следуй за Мною… предоставь мертвым погребать своих мертвецов» (59–60). Хотя по-видимому тот и другой предлагают весьма благовидные и справедливые прошения, однако же Спаситель не дал на них соизволения и на короткое время не позволил отлучиться от Него питомцам Небесного Царствия, чтобы они по увлечению в земные и плотские расположения, не сделали или не помыслили чего-либо такого, что ниже возвышенного и небесного образа мыслей. Посему помышляющим о небесном, как уже переселенным отселе и мысленно сделавшимся премирными, непозволительно иметь какое-либо уважение к земному.

Если же кто скажет: «Как же закон повелевает заботиться о своих, говоря: «и от единокровного твоего не укрывайся» (Ис. 58:7), а подобно сему и Апостол: «Если же кто о своих и особенно о домашних не печется, тот отрекся от веры и хуже неверного» (1Тим. 5:8), – то дадим ему краткий ответ, что божественный Апостол сказал сие людям мирским, имеющим у себя вещественное богатство и возможность облегчить нужду родственников; а подобно и закон говорит сие (скажу короче) живым, а не мертвым, потому что последние не подлежат никакой подобной сему обязанности. А ты умер и распялся целому миру. Ибо, отказавшись от вещественного богатства, возлюбил ты нестяжательность, посвятив себя Богу, соделался Божией драгоценностью. Как умерший свободен ты от всякого вклада в пользу сродников, а как нестяжательный ничего у себя не имеешь, что мог бы подать им. Поскольку же ты плодопринес Богу и самое тело и над ним, как над принесенным в дар Богу, не имеешь уже власти, то непозволительно тебе обращать себя на употребление людям и надобно иметь дело с одними единонравными, которые и сами все посвятили Богу. Посему как могут быть прилагаемы к тебе упомянутые изречения Святого Писания? Или не погрешишь ли, отказываясь от обета своего касательно подвижничества?» (До этих пор Василий Великий.)

А поэтому, ни един отец духовный, подражающий Христу, без благословной вины не дерзнет ученику своему дать и благословение или дозволение, даже на малое время отойти в дом своих родственников или печься о делах их, если Сам Господь последующих Ему разделяет как живых от мертвых, то не явно ли есть, сколь погрешно и противно Его Святой воле, чтобы избранный Им и посвятивший себя на служение Ему Единому, попирая совесть, преступая правила святых отцов и нарушая послушание и покорность к своему духовному отцу, обращаются вспять и, увлекаясь любовью и пристрастием к домашним, оскверняются и обезображиваются душами в мирских развлечениях, сластях и попечениях. Может быть же помыслит кто, что того ради позволительно и непогрешно проживать в дому своем, когда не принял еще пострижения? Но и такой льстит себе и обманывает свою совесть, ибо Бог судит по намерению, а не только по делам нашим. К тому же, если уже и предался отцу по правилам иноческим, то совершил уже все со своей стороны, и не по чему не имеет права и свободы отлучаться от отца своего без нарушения иноческих правил. Как говорит святой Апостол: как «пес возвращается на свою блевотину, и: вымытая свинья [идет] валяться в грязи» (2Пет. 2:22), так и инок, вращающийся с мирянами. И еще: кто хочет друг быть миру, той враг Божий бывает. И как может отец охранять и печься о таком ученике, который отлучается от него и от благоговейных братий? И как такой предстанет Господу и соединится со всеми сонмы и соборы иночествующих, которые до конца любви ради Божия претерпели, из коих многие быв и царями и князьями, но не только не возвращались вспять, но ни в слух свой приемля что житейское, и бегали самого свидания с домашними и родными, которые даже матерей своих, пришедших к ним, не принимали ради свидания и собеседования.

Еще же говорят святые отцы, что один взгляд на мирянина развращенного убивает монаха. От этого-то ради вины немощным от братий возбраняется даже и в Святые Церкви мирские на моление ходить, да не примут никакого вреда душевного, видя разные лица разряженных, напыщенных на прельщение и обольщение. Ибо Бог более всего требует от инока умного неразвлечения, и не столько приятна его молитва, сколько благоволит и услаждается его охранением и осторожным трезвением.

(В Добротолюбии): Поэтому говорят нам святые отцы Каллист и Игнатий, что с самого начала все суетные и домашние помыслы, пока еще младенцы, разбивай их о камень, который есть Господь наш Иисус Христос. Ибо многие так сами себя прельстив, больше же погубив, вознерадевши в начале и вознадеявшись на себя, ни во что же не вменяли помышлений, потом слагались с сердцем, и напоследок в конец предавшись обольщению льстивого диавола, не смогли противиться и, увлекшись сладострастием, возвращались в мир. Иные же вступали в супружество, а иные впадали в уныние, печаль и тоску, страшась же в конец изъять себя из монашества, живя как в удавке, и от нетерпения, как умовредные влачась от места на место, и нигде же не обретая себе покоя.

А поэтому, как желания и помышления, так и сами даропосылания послушника бывают по наущению диавола, потому что делает это против воли отца своего! хотя не тайно, хотя и с позволения его, но испрашивает с усилием, убеждая отца позволить ему. Если же отец не соизволит, то он бывает дряхл и негодует, не внимая убеждению отца, который с отеческою любовью указывает ему предания и правила святых отцов, воспрещающих не только даропосылания и сношения с мирянами, но воспрещают и осуждают всякую о них заботу и помышления. И если он пребывает нечувствен и непокорен ни к правилам святых отцов, ни к убеждениям своего наставника, и не стыдится о негодовании за то братий, то как не сам будет виновен своему осуждению? И зачем такой вступил в иночество и оставил мир, если не соизволяет покоряться иноческому уставоположению, и если душою и сердцем пригвожден к домашним и сродникам, и все помышление свое обращает к ним и печется о них более своей души? Как такого брата возможно наименовать послушником, сколько более недостоин иноческого звания! Ибо тот истинный инок показывается, который кроме Бога и по Богу отца своего, ни о ком не думает, и ради благоугождения Господу ничем земным не порабощается.

Преимущественно же такой поистине достоин слез, так как сам не чувствует своей пагубы, но мнит, что добро творит, и небрежет, что чрез то делает преслушание отцу и оскорбляет все братство. Но если бы покорился увещанию своего отца и правилам святого Василия Великого, то в скором времени восчувствовал бы в душе своей свободу и бесстрастие ко всему земному, всею душою и помышлением стремился бы к Богу, воспламеняясь ежечасно Его Божественною любовью и преуспевая, просвещаясь благодатью Святого Духа. Иначе же не возможно отнюдь истинною служить Господу и чисто любить и памятовать о Нем. Ибо Он Сам изрек: «если кто приходит ко Мне и не возненавидит отца своего и матери, и жены и детей, и братьев и сестер, …тот не может быть Моим учеником» (Лк. 14:26). Следовательно, необходимо должен брат пристрастную любовь свою к сродникам угасить, как препятствующую ко спасению, по слову Божию: «Если же правый глаз твой соблазняет тебя, вырви его и брось от себя» (Мф. 5:29). Если же не будет повиноваться гласу Евангелия, ни даже преданиям святых отцов, то как избежит осуждения? И поэтому как сам за непокорность свою подлежит осуждению, так и посылаемые от него дары бывают предосудительны. А где противное воле Божией, больше же по наущению диавола посылаемое приемлется, там не может быть благословения, но злополучие и разорение! Еще же приемлющие от него дары лишаются награды и воздаяния от Бога за свои подаяния и приношения. А поэтому и себе и другим навлекают осуждение [непокорностью своею отцу и правилам иноческим].

Тщеславный, бесчинный и миролюбивый монах жительствует с братиею, подобно прелюбодействующему, который небрежет о законной супруге своей, любящей его и сберегающей все его имущество, но оскорбляет ее и презирает; к тем же прилежит душою, которые расточают все имение его [и делают его всем презрительным и гнусным] и губят и самую душу его. Так и сей бесчинный брат живущих с ним духовных братий, любящих его и пекущихся о нем, не уважает и оскорбляет своим непокорством и самочинием. А мирских, которые отъемлют его душевное спасение и лишают его безмолвия, не пускают и препятствуют жить по закону иноческому, заграждают ему вход в Царство Небесное и лишают любви Божией и единения со святыми, – тех любит и прилежно старается угождать им своими услугами и даропосыланиями.

Вступивши в иночество, подобает слушать и внимать наставлениям, во всем покоряться, нигде ни в чем своего хотения не приискивать, нраву, воле и желанию своему отнюдь не внимать, стараться во всем покоить и услуживать отцу своему и сожительствующей с ним братии.

Если же, о послушниче! будешь противоречить и по своему обычаю, и нраву, и хотению воспримешь жить и чрез то отца своего вместо упокоения в печаль ввергать, то так жительствуя, всуе дни свои будешь изнурять, [ибо самочинно и развращенно живя] и спасения отнюдь не можешь получить.

Если и вся Вселенная плакать и рыдать будет, но по достоинству не восплачет о тех, которые, вступивши в иночество, в жизнь равноангельную, и не хотят мужественно терпеть и повиноваться святых отцов увещанию, которые единогласно запрещают, по обещанию, уже не исходить более и не переменять места своего жительства.

Ты же, брат послушник, как дерзаешь попирать свою совесть и нарушать данное пред Богом свое обещание быть до смерти послушным и повиноваться во всем, и после этого страшишься обидеть всех святых правила и увещания, явиться солгавшим пред Богом, чрез что и Господа из милости в гнев себе обратишь? Ибо, отпав от послушания сообразен будешь непослушным диаволам, поэтому с ними и от Господа возненавиден будешь, и все радование и торжество святых Ангелов и всех святых, бывшее на небесах тебя ради, в сетование обратишь. Как говорится во Святом Евангелии, что радость бывает на небе «об одном грешнике кающемся» (Лк. 15:7). То как же более святые Ангелы и все святые угодники Божии возрадовались о тебе, когда ты богоугодное троякое обещание пред Господом сотворил. Первое: когда ты в примирение с Богом за грехи свои пришел в Святую обитель, чтоб в иночестве служить Богу, тогда и Сам Бог таинственно встретил тебя и, как Отец щедролюбивый, обнял за шею твою и облобызал тебя и облек тебя Своею благодатью. Второе обещание сотворил ты в том, что ни ради муки, ни ради смерти не оставишь иноческого жития. Третье же обещание сотворил пред Богом, чтобы жить тебе по подобию истинных послушников, повинуясь и не разлучаясь до смерти от отца твоего духовного. И за такое твое третье обещание единогласно все святые отцы несомненно уверяют тебя, говоря: так как спасение твое уже совершилось, и ты тем сотворился подражателем Спаса Христа и не имеешь потребности поучаться отвечать за себя Богу, потому что на руках наставника твоего несешься к Богу. И если с самого начала отвергнув все помышления и прилоги вражии и возлагаясь на волю и управление отца своего, претерпишь, то окажешься как верный воин Царя Небесного, подъемля от врага великие наветы, борьбы и искушения, и неизменен пребудешь в звании своем, и как должно, неуклонно понесешь иго Христово до конца жизни твоей, чрез что и других примером своим привлечешь к подражанию, и тем окажешься как ходатай и иных спасения. И так прославится нами богопрославляемая жизнь иноческая; прославляя же Бога, и сами от Него прославлены будем (См.: 1Цар. 2:30).

Сколько же, напротив, опасно и бедственно состояние такого, который, оставив отца и братию, остается один беспомощный, и не избежит такой сетей диавола, ибо злой дух, как лев, рыкая, ищет нашей погибели и тысячи имеет сетей и прельщений на уловление нас. Но, по слову святого Лествичника, с наставником и духовным братством живущий, хотя и претыкается, но не умирает. Без помощи же не только может преткнуться, но и пасть и умереть, то есть погибнуть. Василий Великий так говорит: «Если хочет кто оставить обитель, отца и братию, кроме ереси, но за укоризну или язву, или что видел на час смутившуюся обитель, или ради бдения, или долулежания, или неумовения, или так как меньший есть всех, или так как желает мира и что в мире, или что отец или игумен, или брат огорчили его, и поэтому хочет уйти: горе ему! Кому его уподоблю? Только Иуде предателю, разлучившемуся от Христа и учеников Его!» И еще он же говорит: «Подвижник, принятый в братство и удерживаемый в нем счленением Духа, которое крепче естественных уз, не имеет власти отделяться от тех, с которыми стал соединен; или, поступая так, он мертв душою и лишен благодати Духа, как обративший в ничто условия, заключенные при Самом Духе».

К этому приложу и слово святого Златоуста (к Феодору падшему): «Посему никто не станет теперь порицать меня, если я изложу больше скорбей и изображу сильнейшие сетования, нежели какие изложены у пророка. Я оплакиваю не разрушение города и не пленение беззаконных мужей, но опустошение священной души и разрушение и истребление христоносного храма. Кто, зная хорошо, сожженную теперь диаволом, красоту ума твоего в то время, когда блистала она, не восстенал бы плачем пророка, – слыша, что варварские руки осквернили святое святых, и, подложив огонь, сожгли все… А теперь уже не то: он теперь пусть и лишен прежней красоты и благолепия, потерял божественное и несказанное украшение, и лишился всякой безопасности и охраны: нет у него ни двери, ни запора, и он открыт для всех душепагубных и постыдных помыслов. Помысл ли гордости, помысл ли блуда, помысл ли сребролюбия, или еще гнуснейшие помыслы устремятся войти в него, – никто не помешает этому; а прежде, как небо недоступно всему этому, так (недоступна была) и чистота ума твоего. Может быть, слова мои покажутся невероятными некоторым из тех, кто видят теперь твое запустение и извращение; поэтому я и скорблю и сетую, и не перестану делать это, доколе опять не увижу тебя в прежнем блеске».

Исхождение или отбегание от обители столько есть страшно и проклято, что святые отцы повелели отбегающих и погребению не предавать, ни прошение за тех творить, как преступнику своих обетов. Но даже и перемена монастыря воспрещена Вселенскими соборами (во 2м, в 1м): если который инок отбежит от своего монастыря, или во иной монастырь войдет, или в мире обитает, сам тое с принявшим его да отлучится, пока не возвратится в свой монастырь. И игумен, если с прилежанием не взыщет его, да отлучится.

О, коль страшна вещь и суд Божий на прежде бывших и ныне дерзающих! если ли не в этом веке казнь прилучится ему, то вечное томление ожидает не покаявшихся преступников своих обетов.

Слово старца схимонаха Зосимы к сестрам его обители

Снова обращаюсь к вам, о богоизбранные сестры! Вот, видите, сколько с помощью Божиею представил вам указаний об истинном, богоподражательном, смиренномудром послушании и о противном, самомнительном непокорстве. Этого ради, я грешный старец и попечитель ваш, от болезненной души написал это во утверждение ваше, чтобы и вы, о возлюбленые сестры, боясь страшных запретов, соблюдали себя осторожно от нарушения ваших обетов и преданий, и все старание прилагали бы утверждать друг друга к терпению, подражая Святым девам, обручившим себя Господу, как Варвара, Екатерина, Иулиания, Евдокия, Мелания, Евпраксия, Евфросиния, Ксения и прочие. Не только богатство свое и обручников и супругов, любви ради своей ко Господу, оставившие, но и кровь свою и души в мучение Христа ради предавши. И если вы воспротивитесь и не захотите следовать с покорностью и смирением указанным вам мною путем и правилам, преданным от святых отцов, то простите: я грешный не могу вмещать немирствия вашего и непокорства. И более желаю обратиться к моему любимому безмолвию, да пекусь о моей душе, чтобы ни всуе и бесполезно изнурять дни мои, не видя вашего преуспеяния под моим руководством и попечением. Оставив вас, один буду отвечать ко Господу, как не смог управлять и служить непокорным и самомнительным, и поэтому если не приму награды, но по крайней мере избавлюсь осуждения. Если же до конца пребуду с вами, и вы всегда пребудете упорны и непокорны, то какое горе и осуждение предлежит мне за каждую из вас. Того ради и предлагаю вам избрать одно из двух: или отвергши в конец свою волю и мудрование, преклонитесь вседушно к совершенному смиренномудрию и послушанию, или отпустите меня, да не примете и вы большего осуждения за то самое, что вас ради я оставил безмолвие и спасительное житие и предпочтительно восприял послужить вам как богоизбранным девам, уневещенным Самому Господу нашему Иисусу Христу. Вы же, напротив, своим непокорством и возношением предаете себя диаволу, меня же вовлекаете в молву, болезнь и скорбь [душевную], чрез что бедствует и мое и ваше спасение, и Бог нами прогневляется.

А потому не только я грешный, боясь осуждения от Бога, пишу и увещеваю вас, да соблюдаете достодолжно обеты ваши и да провождаете житие ваше богоугодно в единодушии и неразрывном дружелюбии; но и каждая из вас, вспомоществуйте сильные немощным любовью и советами и примером доброго жития, чтобы, вооружившись единодушием, стереть главу адского Голиафа и явиться угодными Христу Господу, Жениху душ ваших, чрез что и сами сподобитесь вечного радования и блаженств праведных, и мне может быть исходатайствуете некую отраду и милость Божию за усердное послужение к вашему спасению.