3. Письма Зосимы Верховского

Господи Иисусе Христе Боже наш, помилуй нас. Много искренне возлюбленнейший о Господе мой Батюшка Отец Досифей.

Слава Богу! Щедротами великого Господа и Бога и Спаса нашего Иисуса Христа, за молитвами Владычицы нашей Богородицы храними есмы и соблюдаемы от всякого неудобства и волнений века сего, чрез раба Его, а нашего отца строителя Варфоломея. Спаси его Господи, и воздай ему от небесных сокровищ вместе и со отцем Вениамином, равно и Боголюбезнейшему всему братству. Ей, батюшка, особенные от них для нас милости проистекают, ибо поистине совершенно всячески упокоены есть, как душевно, так и телесно. И для большего прославления Божиего к нам Промысла, и на обличение моего нерадения, кратко тебе, моему Ангелу, объявлю, чтобы вместе и твоя святыня порадовалась о рабах Его, и о сем удобном ко спасению месте. Ибо сам отец строитель и все братство отца моего Василиска, и меня, если и воистину недостойнейший, любезно у себя имеют, всякую потребу для упокоения душевного и плоти усердно выполняют и возбранно. И безмолвия нашего ради (если и в стыде мне себя во оном именовании помещать за злоокаянство мое) никто из братий к нам для посещения не приходит; если ли же и пришествие к нам сотворят, но и то по благословению Настоятеля, кроме единодушных странников, которых же для большего моему окаянству (исправления) Господь их приклоняет к посещению нас на исправление меня.

В монастырь же вхождение позволено так, как совесть наша сама определять будет. Правило также лежит на нашей совести, и на рукоделие ни на какое понуждаемы, разве бы что сами за праздность времени восхотели сделать. Такое и сим подобное многое снисхождение с нами устроено! Что ж до внутренности и до души касающееся, то по скудоумию моему, слабо и почти не могу объяснить, сколь великую пользу душам нашим, а преимущественно мне помраченному и ожесточенному, произрастает в этом месте пребывания. Ибо, слава Богу, имею невозбранное врачевство – частое исповедание, и не прохожу дальнего расстояния пути, ища на то духовника, как для уврачевания недуг изглаголанных помыслов и искушений, равно и для причащения Святых и Животворящих Таин. Ибо известно тебе, отче, что наш Настоятель Сам был усердный служитель пустынный, и как сам был искушен, в том может и иным искушаемым помочь. И так, если кто имеет совесть без зазрения, возжелая может во все святые посты причащаться беспрепятственно. Не достигает же нас и совсем удалено с мирскими и о мирских собеседование; не приходит на ум, где и как добыть потребы (излишества) для плоти и души: поскольку для обоих довольствуемся обильно. Совсем всуе, но и притщетно, жительствуя при сем святом месте, иметь или хранить у себя цаты, т.е. деньги: так как благодатью Божиею, за молитвами Преподобного отца нашего Арсения не вместимо в оной обители на то вины иметь, ибо не имеем потреб каких покупать, или кому ими помочь, потому что мирских требующих не видим, а братия вся, как и я непотребный, от единого отца душевно и телесно довольствуюсь, и ни малой в них не имеют нужды. Равно и риз сугубых не нужно хранить, так как благодатью Божиею довольно в монастыре и изобильно требующим подают. Но даже о келиях не возможно печалится, ибо отец Строитель еще много усердствует к пустынной жизни, а потому и уповаю, как не иметь препятствовать, но и новые построит, если потребно будет за душевное созидание, хотя уже есть и с залишком по лесу рассеянных в праздности, и на удобных местах стоящих, ибо лесу весьма изобильно строевого на острове этом. Также и о пище невозможно попечение иметь, ибо с излишеством, мнится мне, я, порабощенный мамоне, ею довольствуюсь: и благоутробная душа Настоятельская щедро преподает, и братские святые души не в зазрении совести в том моем окаянстве пребывают.

И так, за помощью Божиею, весьма удобно устроить себя и на апостолоподражательную нищету, и на святое преподобноотеческое безмолвное и безмятежное, и нестяжательное житие, а чрез то о Господе души меры ко спасению: по Благовестию святых отцов, способность к стоянию ума пред Богом, чистоту в молитве, трезвость памяти, свободное размышление, побуждение во усердие к Богу, связание ума от суетных парений, печалование и радование о Господе, печалование и скорбение о грехах, и о нерадивом своем житии, радование, что разумною тварью сотворен, и что избран из множества мирского и приведен в сию ангельскую еще же и безмолвную подражательную святых отцов жизнь, и соделан Промыслом Божиим Его служителем. И так чрез такое размышление ухищряет душа понудить себя к большему постничеству, за любовь Создателя своего, а потому и тепле припадает к Нему, прося от Него на то помощи себе и наставления. Если ли же бы излишеством, коварством врага душ наших, и наполнится келлия, тотчас все удобно износить в казну монастырскую. Если ли же случится за помрачение совести и ума или как я еще страстный, тайно, и неведения помутнением ума, валяться в каком пристрастии о помянутых, и тотчас пришествием из мнимого своего отхождения, т.е. из пустыни во обитель, вся моя скаредность и недостатки, как в зерцале, открываются мне, внутреннее показывая явственно. И тут уже отнюдь даже ни следа гордости и мнения не ощущаю в себе, пусть если бы и каменная кому душа была, думаю, не сможет гордости ощущать в себе, видя святое братство, как будто агнцев и страстотерпцев Христовых. Одни очень смиренные от чрезмерной кипящей благодати, и в едином богомыслии все течение своего бытия изнуряют; иные за любовь Божию крепче постятся, и в крайнем бессилии измождалую плоть обносяще святолепно в целомудрии, не давая к упокоению сна довольного; некоторые, как купленные рабы и порабощенные любви ради Божией, в тяжелоносные, и гнусные, и всякие притрудные работы любовно дни и ночи нудят себя. Мшелоимство в них не зрится, сребролюбие от них отбегает, зависть от них попрана, гордостью гнушаются, чревонеистовством и чревоненасытством мерзеют как какою мерзостью; всякого покоя и пространства отбегают, во всем свою волю отложили, и похотение попрали, и самочиние отметнули. И как возможно мне по тонкости описать тайные их подвиги, которые единому Тайноведцу Богу ведомы! Но единогласно вопию и вещаю, что всячески всякими тщатся ревностно Создателю своему благими делами служить во все часы живота своего. Если ли же бы случилось, или от новоначальных, или от развращенных нравов, некое неустройство, или бесчиние вред наносящих всему братству, то таковых или настоятель, или из братии на то особенный, способствием всяческим, тщатся уврачевать развращенный их и вредный нрав и обычай. Если ли же (еже не дай Господи) пребудут неисцельны, нимало не покоряясь здравому для них предлагаемому совету, то уже таковых милостивая душа Настоятельская разлучает прочь от братства, да не и прочие, еще немощные в новоначалии сущие, их ради повредятся. И так их из монастыря с любовью вон высылают, а чрез то благодатью Божиею мир и тишина в братстве по-прежнему устрояется.

И так довольно насладясь лицезрением оного стада Христова, опять возвращаюсь во свое мнимое безмолвие и отшельствие, и приводя на память виданные в братстве подвиги и свое злое и нерадивое житие, воистину принуждается душа убеждать себя на большее постничество и подвиги духовные, и всячески останется во смиренном о себе мудровании. Еще же в оном месте, мнится мне, возможно и обоим жительство проходить, как пишет святой Исаак Сирин в слове 55, что иным полезно сожительство со многими, а иным отшельство, ибо придя из отшельствия в обитель, всячески навыкнешь, что то есть искушение, или в братстве, или же внутрь себя, и как чрез то бывает преуспеяние, ибо удобно познаешь своего созидания меры, то есть: как душа твоя видит братий, осуждает ли их за некоторые недостатки, или диаволу все приписывает, а братии всегда во святости признает, т.е. за святых. Потому что они по попущению, или от усилий вражиих, а к тому ж и от немощи побеждаются, и снова помощью Божиею исправятся, и исправляются; я же добровольно волю диавола исполняю. Если бы и я непогрешительно сам жил, но то всячески Бог хранит меня, а потому и нет сие мое исправление. Или внутренне осуждаешь их, а себя не падающим признаешь; и таким вниманием ясно созерцается жительства мера и успеяние от своего безмолвия и отшельства. Если ли же бы и не удобостерпимое нашло время, сидя в отшельстве, то возможно соутешиться придя в обитель: не с мирскими, поскольку никто о духовном понятия не имеет, и не суетными словами, но с любезною богоусердно работающею братиею; и их душеполезными, более меда сладчайшими беседами и равноангельным их обхождением насладясь и так получив здравие душевное и придя в крепость, возможно опять в прежнее свое отшельство возвратиться. Если ли же бы восхотел по немощи и по плоти соутешиться, то и сего довольно возможно воспринять, не обходя дальнего пути и многих в мире живущих, прося и раболепствуя им, и за подаяние им рабственно рукоделие выполняя. Если ли же того ради содержит у себя всякое изобилие сидя в пустыни, еще бы во время нужды им довольствоваться, и для того сохранять у себя на многое время, то уже такое устроение, по словам святых отцов, не есть от духовной премудрости, и негодно нашему монашескому чину, а преимущественно безмолвия держащимся. Но здесь благодатью Христовою не так, но придя в обитель, милосердием и любовью пораженный, наш отец Настоятель усердно всякое требование, немощи ради нашей, с излишеством выполняет; и так с довольным довольствованием и благословенным утешением, как телесным, так и душевным пользованием, снова возможно своего безмолвия ни мало расстроясь держаться. К тому ж благодатью Божиею не зрится опасности к разорению или препятствию здесь в безмолвии в отшельствии сидящим ни от господ исправник, ни от иных начальнейших людей, ни смущения, наносимого от мирских частых посещений: т.к. оный остров состоит в отдаленности от мира, и под ведением оного монастыря, т.е. Настоятеля единого с братиею. Иметь же сомнение в теперешнем нашем Богом отцами позванном Настоятеле, который, как и тебе довольно известно, есть крайний рачитель безмолвия и пустынной жизни, которой и ныне дух неусыпно пламенеет в нем, а братия вся, как и выше написал скудоумием моим, живут ангелоподражательно; и отнюдь невозможно быть от них еже к пресечению в сем месте отшельствия, т.к. они и сами суть ревнители безмолвия, исключая некоторых новоначальных и не имеющих еще понятия о духовной равноангельной монашеской жизни, то такие разве какое покажут неудовольствие к отшельникам? Но таких благодать, живущая в Настоятеле и помянутых братиях, скоро в просвещение и познание истины монашеской наставят, показывая и изъясняя им, яко за немощь еще нашего умного действия предано нам обращение иметь в рукоделии и прочих по Бозе чувственных упражнениях. А которые в преспеянии суть, и желают как уже умерщвленные миру жить, такие более тщатся быть в безмолвии, известясь о том от Божественного гласа, который был Арсению и Антонию Великим. Если же тем Бог предпочел лучше быть в безмолвии, или же бы весь мир воспользоваться возмог, то кольми паче не пришедшим еще в их меру! Если ли же некоторые к совершению доспевше, а жительствуют в обществе с братиею, ведать подобает, что это всяко в них не от себя, но Божиим благоволением, да пользуют иных, равно и немощные и страстные, как и я страстный и скорый во всякое греховное падение держусь сего моего мнимого безмолвия во отшельстве, по святого Исаака Сирина наставлению, да удалением людей и вещей, невольно удержусь от падения, а чрез то, видя Господь как хочу спастись, может поможет Своею Благодатью прийти во успеяние и бесстрастие. Чего ради и от твоей святости на то требую к Богу молитв. Равно и со многими полезно бывает, по того же Исааку святого [наставлению], сожительство, да искушением и заушением разным, падая и восстая, придет так же кто в успеяние и бесстрастие. И так кто каких свойств, там тот по его учению святому и да жительствует. И нет, мнится мне, воистину нет ни одной вины, которою бы здесь было невозможно и неудобно безмолвное отшельственное проводить житие. И никто меня не может уверить, если и весьма груб и глуп есть и крайне невежествую, чтоб лучше было и удобнее ко спасению жительствовать на сухом пути, близ селений мирских, где состоят в окружности деревни, из коих бывают близ келлии следы тех мирских человек для различных их работ, т.е. по их хозяйству за лыками, мочалами, ободьями, лубьями и прочего бесчисленного брожения баб, девок и юношей за грибами и ягодами, с восклицанием мерзких песен, со сквернословным козлогласованием, и самыми студными и неудобо изглаголанными срамными делами, беспрестанно ожидая и сохраняясь и боясь всегда искушения от них, будучи по нужде своей в отлучении вне келлии. Но я воистину видел таких безсрамных и на все злое готовых юношей и мнимых дев, как по подобию самого диавола безстудных. А к тому же и от господ: от иных – выше достоинства и мер наших к нам почитание, а от иных осуждение, и оглаголание, и соблазнение. От простого же народа, т.е. крестьян: от иных великое также уважение и раболепство, а от иных зависть и ненависть. Чрез все же это всегда опасность как к душевному падению, так и телесному бедствию. Если ли же посетит кто, то беседа бывает о мире сем суетном и совсем нашему жительству супротивные и душевредные разговоры: о жене, детях, богатстве, долгах и бесчисленных развращениях и злобах. А ты должен на все сии их материи душеполезные советы давать; и если упользуешь, то преимущественно начнут посещать, если же нет, то, соблазнясь и повредясь, начнут монашество избравших, а преимущественно сидящих о Бозе в безмолвии, тунеядцами именовать, чрез что будет и имя Божие хулиться. И так при всех сих изъявленных случаях как возможно быть кроме искушений, без уязвления душевного, нося страстную плоть и имея чувства как в осторожность к возбранению на уповающих на себя? – написали святые отцы. Кто ты? Ангел ли? Или камень, который не чувствовал желаний общего естества и усиловании его? О! как и сколь неудобно, или и совсем невозможно, если прийти в такую меру, нее же ради избрали отшельство сидения в безмолвии, живя же в таком месте! Если Арсений Великий говорит: что тростник шумящий от ветра смущает во внимании сидящих, то как, такие вины к смущению сердца и подвижению страстей близ себя в окружении видя беспрестанно, быть возможно в мирствовании совестном и душевном устроении, и плод спасения произнести? это дело единых только бесстрастных и совершенство уже достигших, как Апостолы и прочие великие Святители, и блаженные, юродственную жизнь проводившие, которые во всех таких обращениях пребывают без вреда благодатью Христовою. А немощным всем единогласно отцы святые вопиют: что охранение лучше дел, т.е. бежать от всего наносящего помущение совести. И святые столько в сем себя наблюдали, что и на безбрадного (безбратного) брата взор в тщету себе вменяли, и за самое то внимание умное всякое рукоделие оставляли, как один отец нам об этом возгласил, что написал святой Исаак в слове 1 (12): «Дивлюсь, слыша, что некоторые в келиях своих занимаются рукоделием и могут без опущения совершать правило свое и не смущаться». Изрек же достойное удивления слово: «По правде сказать, если выхожу за водою, то чувствую замешательство в своем обычае и в порядке оного и встречаю препятствие к усовершению своего рассудка». Видишь, отче: если столько великие отцы как столпы бедствуют от малейших и таких ничтожных вин, то что не постраждем я и подобный мне, живя близ мира? Прости мне, не мое было дело это твоей святости писать, т.к. всем известно, что ты благодатью Христовою храним, и превыше всех ловлений вражиих пребываешь; но побежден будучи чрезмерною моею к тебе любовью истинною, ее же одной на память движет внутренность мою. Того ради забыл свое окаянство и должность свою молчать, т.к. сильным желанием есть объят видеть близ себя тебя живущего. Если чрез то тебе и нам и иметь быть в некоторое и на некоторое время пресечение безмолвия, посещением друг друга, но любовь все во благое совершит: и Сам Господь Бог утвердил и повелел всячески любящим истинною друг от друга в неразлучении быть, говорит бо Святейшими Своими устами с обещанием: «ибо, где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них» (Мф. 18:20). А где Он, Отец наш Небесный и Создатель, там и Царство Небесное. А посему и должно мне более радение иметь, и всячески стараться вместе с рабами Его сожительствовать, как и ты, нежели печься своечинно о Царствии Небесном. И если бы оное я и получил, и был бы в нем, но без Христа и не имея в себе Христа, воистину и на небеси не имела бы упокоения душа без Него; как и царь Давид вопиет: «Кто мне на небе?» (Пс. 72:25). А Господь наш и Бог воистину, по свидетельству св. Стефана, не в рукотворенных храмах живет. Ибо небо Ему престол, земля же подножие. И как все Святое Писание изъясняет, что Бог живет и обитает и почивает на Херувимах и Серафимах, и в рабах Его, которые заповеди Его соблюдают, как явствует в Евангелии Святом: я и Отец Мой «придем к нему и обитель у него сотворим» (Ин. 14:23). Также являет Дионисий святой, что и почивает Дух Божий на них, и сего-то ради страшусь я один уединенное опозорить жительство, т.к. еще за смрад дел моих злых, не имеет места во мне Христос, и живя один, а не с вами, рабами Его, буду всегда без Христа; а ежели удостоен буду жить с вами, то будет и близ меня, как в вас Он (Христос) жительствует, и может вы своими молитвами умолите Христа Господа, который бы возблаговолил и в меня вселиться. И когда же явит сии Его и на мне недостойном милость, тогда, может, и оставлю вас телесно, но не духом и любовью моею: «любовь никогда не перестает» (1Кор. 13:8). Потому что и раб истинный, если и отпущен будет от господина своего, но всегда признает его за господина своего. Так и я к вам есть: т.к., если что и дает мне Господь Бог, и что я ныне не имею, или иметь буду, то всячески вас ради сие все будет; а потому и есть вы мои истовые господа, и за помощью Божиею не имею вас оставить духом моим и любовью никогда. Прошу воистину со слезами и болезнью сердца, не оставить меня одного без вас. Если же уже невозможно мне будет вместе с вами быть, и я за недостоинство мое лишен буду вашего сожительства, то всячески, ног ваших касаясь, прошу, не оставить меня в молитвах своих ко Господу Богу, да помилует меня вас ради. Известно же тебе будет, возлюбленный мой отче, что я это все писание к тебе написал не того ради, чтобы непременно к себе переманить, не будет сего, но более если поистине в добром и в удобном к безмолвию, и спасению на созидание обитавши месте, или знаешь где и можешь найти такое место в тех (где живешь) местах, то всячески, мнится нам, надобно держаться его. И я многогрешный, и отец мой Василиск радостью великою радуемся и желаем и молим Бога, да сохранит Он вас Своим покровительством до скончания жизни в таком спасительном месте. Ибо не смею в равности иметь внутреннего пустынного жития и пребывания совершенного, которое в уподоблении распятию на Кресте от святых отцов применено, с нашим коневским отшельствием в равности поставить, если и здесь весьма удобно в безмолвии и спасении, как выше изъявил.

Но много больше, уповаю: во успеяние приводить внутреннюю пустыню, так как в ней нет уже ни какого утешения, которое имеется в мире сем, чем бы возмогла душа суетным заняться. Так как рукоделие излишнее непотребно, риз тоже, пойти для увеселения не к кому, разглагольствовать не с кем, никто не посетит, не имеешь трапез соутешающихся и утешающих брашен, разве одного твоего ученика (и странника) и сурового постного насыщения; ужас от бесов, скука и тоска от уединения всегдашнего и неисходного, страх смертный, беспрестанно в душу входящий, страша звериным нападением, ядовитых гадов уязвлением и умерщвлением, и от злых людей убиением; скудость во всем, нищета крайняя, недостаток везде, приболезненная хижина, ничего же в себе не имущая разве малых книг, в них же всю свою отраду имеешь и утешение. О друзьях своих жительстве не слышит. О родственниках здравии не знает. О любимых своих вести не имеет. И все приятное бывшее от него удалилось, единым словом: мертвым стал мир ему, и он миру. Нет о чесом временном порадоваться, или им же бы помрачался ум, отметая от Бога, но присно вся мысль, ум, память и все чувство, и весь человек в Боге бывает погружен, наставляясь к Нему чрез единое размышление и смотрение Премудрости, Величества, и Промысла Его, который в творении Его. И как две книги имеет пред собою развернутые во всегдашнее время, – небо и землю, – смотря в них и удивлялся, коль велик и премудр есть Бог наш. К Нему же Единому и вопиет, печалуя день и нощь, и прося припадает, да укрепит и сохранит его до конца жизни в таком жительстве, которое приял выше сил своих Его ради.

И так от неисходного пребывания, и нищеты, и совершенного от всех и всего удаления, уповаю, что дарует Господь такому дар слез, который как обручение некое будущее веселие и спасение души иметь будет. Сих то ради вин, о любителю пустынный! отец мой Досифей! Ей, поистине ей, сей бы час и сию минуту, если бы Господь даровал, и помог и открыл бы на то путь, ни мало бы не рассуждая и колеблясь, спешно бы исшел из мнимого моего теперешнего безмолвия, так как воистину есть ожесточен и окаменен, и еще нечувствен. А таким внутренним пустынным пребыванием может бы и пришел во страх Божий и в чувство о своей погибели. Если ли же бы и там за ожесточенной мой нрав пребыл ожесточенным, то мне мнится, все уже равно погибать, как в сем теперешнем уже продолженном безмолвии, и доселе ни мало во успеяние не пришедшим, а нагоршее более, или во внутренней пустыни, которой я еще не сподобился вкусить и испытать; а там может Господь помилует и поможет как не имеющему уже ни откуда помощи себе, кроме Создателя. Еще же, как я и выше помянул, и вины ради, приводящих в чувство покаяния. А если уже я, больше камня ожесточенный, и там не принесу плодов достойных покаянию и милости Божией не достигну, то хотя пустыни ради не имея чувственных вин, ко греху приводящих меня скоропадательного, возмогу избежать того помощью Божиею. Ибо, мнится мне, лучше устраниться со смирением и быть кроме добрых дел, жительствуя во внутренней пустыни, удаления ради от вин, приводящих к грехопадению, не приявши еще силы и бесстрастия, нежели искать великого спасения и жить среди вин, как волн, ко греху мещущих, и не имея еще такой благодати и силы, которой бы стать против греха и побеждать всегдашнее того насилование страстное, а чрез то побеждаться и чувствовать уязвление совести в прогневании Бога, как о сем полезнейше наставляет святой Исаак в слове 56-м: «Мнози силы совершиша...», и прочее. И в 69-м: «О, коль зло видение», и беседа того же в 22-м и еще в словах 13 и 14. Чти там. Сим же моим во внутреннюю пустыню отшествием являю Господеви моему истинное желание спастись. Так как что возможно от меня быть, то при Его помощи усердно исполнить стараюсь. И делом учиних пред Ним, т.е., прежде из мира изошел в монастырь для убежания греховных падений, а потом из монастыря вступил в отшельство, а из отшельства во внутреннюю пустыню. Поскольку же чистоту стяжать в молитве, и чтобы ум не парил на суетное, и слезы в молитве иметь, и любовь к Нему, то без делания заповедей Его в это прийти невозможно, как являет св. Исаак, разве особенный и смотрительный на то будет дар Божий. Равно и поститься во всяком изобилии трудно, а с насыщенным чревом бдение продолжить невместимо, а без бдения от ума помрачение отгнать неудобно, без светлости же умной не зрится молитвы усердной и слезной. Что всяко мнится мне избежанием от вин расслабляющих во внутреннюю пустыню, благодатью Христовою и Его помощью возможно будет там во успеяние прийти, к тому же там (во внутр. пуст.) если бы стал и подвижно жить, не имея завидущих тебе и похвалами своими гордость тебе и мнение наносящих, но Един Бог, Который видя в тайне, воздаст тебе во второе Свое пришествие яве. Если же бы (что избави Господи) и зло там и нерадиво жил, то и так только за одного тебя и свое окаянство воздаешь Богу ответ, а за других не отвечаешь, ибо никто не видя тебя грешащего и тобою никто не приведен на грехопадение и расслабление, что почасту случается от развращенных, со многими жительство имущих. Если ли же бы кто изшел, побеждаем и убеждаем будучи любовь Божественною Христовою, такому уже воистину, мню я, в раю пребывание он свое имеет: ибо не видя ни коей препоны ни откуда, беспрестанно в богомыслии и с Богом и в Боге своем сладостною молитвою, или умною, или сердечною, наслаждается, и уже не печальный один, но и радостопечальные более изливает слезы, обитая на горах, как птица небесная, поя и принося сладкие песни своему Творцу и Искупителю. Отлученной от всех и как агнец возлюбленный Христов да пасется и насыщается во веселии сердца благодатью Христовою. Воистину такой не имеет променять своего пустынного пребывания на многопопечительные царские чертоги, т.к. он, живя в ней, всегда со многим удобствием созерцает Царствие Небесное. Не пожелает злата и каменей многоценных, и бисера, потому что имеет в себе живущего пребесценного (каменя) Христа, Который сильно его упокоевает, веселит и утешает, и сохраняет его от всякого зла. Такому воистину звери яко соседи, гады покорены, и вся тварь таковому послужить имеет, по слову св. Исаака, да не будет ему упразднения от Бога. Владычица же наша Пресвятая Богородица о таких радуется, и любит, и помогает им много, как истинных рабов Своего Сына и Господа. Святые о них молятся и веселятся, а Ангелы святые им помогают, и сохраняют, и наставляют, и о таинствах небесных открывают, и всячески соблюдают, яко меньшую свою братию, и клевретов и друзей. Всех сетей и ловительств диавольских превыше суть; и сам диавол, как бегун некий, отбегает от них, не смея близ их быть. Адских мучений не страшатся, так как нет в них скверны, омыты бо слезами, очищены благодатью Христовою и наследники поистине не ада, но Царствия Небесного. Сего ради смерть им вожделенна есть, и столько желательна, что почасту возводя очи на небо, с Давидом царем вопиют, глаголя: О, «когда прииду и явлюся лицу Божию!» (Пс. 41:3) И еще, не стерпевая великого своего пламени любовного к Богу, вопиет: «Как лань желает к потокам воды, так желает душа моя к Тебе, Боже!» (Пс. 41:2) Но и что много говорю? Сам Господь наш был и начало положил в пустыне, и Иоанн Богослов не хотел оставить своего безмолвия, как пишет св. Петр Дамаскин: если и не на безмолвие, но на благовестие был позван. И не только одни святые к ней прибегали, желая в тишине жительствовать безмятежном, но и многогрешных, покаяния ищущих, всех святая пустыня обновляет и претворяет в великих святых. Вижу бо Марию Египетскую, и отца святого, который был художеством ткач платна, который пал в прелюбодеяние со инокинею и, видя себя достигающего крайней погибели, притек под покровительство пустыни, и тотчас возвела его во святыню и отдала Христу Богу как достойного на вечное с Ним царствование. Сие то самое и меня многогрешного дерзостным сотворяет коснуться сего пустынного жительства, да может Господь умилосердится помилует и меня, святых твоих, отче, ради молитв. И так, отче мой любезный, можешь уразуметь из сего моего от истинного усердия тебе написанного письма, о нашем Коневском устроении, и у вас близ селения жительства, и о пользе внутренней пустыни. И рассматривая с Божиею помощью полезнейшее душе своей, можешь решишься туда, куда твоя совесть более понудит, да будет все житие по Бозе и ради Бога. За сим всем, паче всего требую твоего благословения и молитв в помощь мне, и моему бедному окаянству и неустройству, и ни в малый успех пришедшему. Любезно же целуя святые твои: главу, любомудрствующую о Господе; руки, простирающиеся часто в молитве и работающие Богу, и успокоевающие живущую с тобою братию и отцов; колени, преклоняющиеся в молитве; ноги, претрудящиеся во бдении и молитвословии. И всего тебе сущего раба Божьего, с земным моим тебе поклонением. Остаюсь, за помощью Божиею, пока дух во мне пребудет, верноусерднейшим и многопреданнейшим твоим рабом грешным, в нерадении живущем, как тунеядец, Зосима.

Ч. 21-го мая 1799-го (или 1797) года. Коневская пустынь

Господи Иисусе Христе Боже наш, помилуй нас.

Любезной нам Друг о Бозе Отец Павел, чувствительнейше благодарствуем за писание твое к нам – сего года в Генваре 12 дня из Москвы в путь с иконою Божия Матери и с книгами, и за все писанное от тебя. Много чувствительнейше благодарим твою любовь, а преимущественно болезнуем о твоем с нами разлучении. Усмотревая из писания твоего большую к нам любовь и усердие, за что награди тебя Господи Боже наш Своею Благодатью, и поверь, любезнейший, что и я равно недоумеваю, как выразить и представить в показание наше к тебе нелестное усердие, кое состоится о Христе Бозе? Но любовным усердием нашим к тебе убеждаясь, пишем чистосердечно, если и многоболезненно для нас, что уехал обратно не видясь с нами, однако я радуюсь, что Господь Бог возвратил тебя благополучно; любя тебя, Господь Бог возвратил обратно, меня ради недостойного, да не видя моего развращенного жития, мирно совестью поживешь. А ныне слава Богу! Сильно благодари Божие Милосердие, что Он тебя привел близ жительствовать со святыми отцы великими, которые тебе и нам известны, в наслаждение моей души и имена их называю – угодник Божий святитель Христов Евлогий, в Белых Берегах равноангельный настоятель Василий, Афанасий, и подражатель оных любезный наш Анастасий, а на Песношах свидетельствованный в добродетелях преподобный настоятель Макарий, равно и Самуил, сияющий в благодати, воздержной и пустынножитель общий наш любезный отец Адриан, и преискренний общий наш друг пустынножитель Досифей, упремудренные и просвещенные от Святого Духа искусные в советах Александр и Филарет, странноприимный и горящий к Богу Духом и приснодвижимой любовью к пустыне общий наш питатель и пристанища наместник – Донской Иосиф, и прочие при нем и с ними живущие преподобные отцы, так же как самые удобные места к безмолвию на Коневце и Валаам, так и в них живущие многие святые отцы, украшенные постническими и всяческими добродетелями, их же всех любезно почитаем, в душах наших величаем, и стопы ног их целуем. И за это блажен ты есть, брате, что можешь с ними жительствовать и наслаждаться от уст их беседами, сможешь обо всем вразумиться и в недоумении разрешиться. Видя же их подвиги, удобно и сам ревностно подвигнешься к подражанию, и если бы быть случилась какая душевная болезнь, то молитвы их сильные к Богу, и искусство их в духовном врачевстве удобно всякого возмогут уврачевать, только послушай их усердно и по совету их шествуй, и обрящешься, и удобно и легко, во Царствии Христа Бога нашего. И это мы обще от усердия советуем тебе, а с нами тебе жить – не знаем, есть ли на это воля Божия, к тому ж может быть вторичный труд подъимешь, а к нам еще не захочешь доехать, так как возмогут и иные мнящиеся благословные вины встретиться и возникнут на возбранение к нам доехать, или хотя и достигнешь к нам, но рассмотря мое гнусство и непотребство, станешь раскаиваться и сожалеть о зря подъятом столь далеком пути. Ибо смердящая страстями и растленная проказою греховною моя душа может быть будет подстреканием и нанесением смущения и отягощения совести спасаемой твоей души, и сего то ради, ей, любя тебя, лучше хочу терпеть разлуку твою от нас и недвижия более для свидания с нами, но если любишь поистине нас, то прошу, чтоб ты там, ликуя и утешаясь со святыми отцы, молил Бога о мне погибающем и многогрешном, да помилует мя Господь Бог. К тому ж известно знай, если к нам приедешь и захочешь снова возвратиться, то мы ныне не имеем уже что бы тебе на путь воспомоществовать, и отнюдь не надейся ни мало, а выпросить здесь неудобно по причине небогатого народа, а что из Тобольска мы тебя приглашали, то по причине нашего к тебе истинного о Христе усердия, желая тебя любимого нашего узреть – а к тому ж тогда мы имели чем тебя обратно на путь снабдить, а ныне не имеем. И потому боимся приглашать, так как не ужившись с нами обратно тебе не с чем будет возвратиться. К тому ж мы и сами здесь жительствуя ждем всечастно себе перемены, и что впредь с нами может воспоследовать, не знаем, а только и надеемся на единого Бога и Матерь Божию. Также чистосердечно сообщаю тебе, что здесь надсматриваются от исправников, управителей и градоначальников, много строже, нежели у нас в России.

А о теперешнем нашем житии лучше же спокойствие велегласно славим и извествуем, яко милостью Божией при всяком довольствии, и Господь Бог благодатью Своею всех здешних начальников и всех православных убедил нас любить, и в нуждах нам вспомоществуют Божиим Промыслом. Теперь же мы живем уже на другом месте, ибо сперва невозможно было все места обозреть в рассуждении обширностей и пространств величайших, никем не обитаемых. А ныне уже мы более и не любопытствуем, по причине нынешнего нашего места, кое по желанию совести нашей имеется. Не хотел было тебе о нем открывать, но видя твою любовь к нам, а нашу к тебе, как бы нуждою влеком, пишу тебе о нем, да и ты любя нас порадуешься и прославишь Бога. Оно хотя и в 20-ти верстах состоит от деревни, но невходно мирскому народу, ибо на нем не имеется никаких потреб и промыслов, к тому ж оно состоит от реки Томи верстах в 5-ти и потребно лодкою к нам ехать, ибо оно как бы окружено горами, пространными болотами и озерами, и мы как на острове живем, весною и в большую воду к самой кельи лодкою можно приехать, а в малую воду с версту не доезжаем до себя, лето в августе месяце верхами проезжают в одно время крестьяне в горы за кедровыми орехами, и тот их путь от нас более версты, а к нам верхом приехать невозможно в рассуждении озера подле нас и над коем мы живем, а к тому ж и не видно от нас. Земля на нашем месте черная и плодоносная, а в прочих местах более серая и глинистая, лесов частых и густых и пространных мало имеется в рассуждении частых пожаров лесных; на нашем месте лесных плодов не имеется, и мы за потребами и для собирания всяких растений в лодке ездим недалеко от нас. Мест же здесь для жительства довольно имеется в разных местах.

Прости, любезный, что я столь распространил мое писание к тебе, – так как твое писание, растворенное любовью к нам, понудило меня хотя сими строками удовлетворить тебя, что и мы тебя поистине много любим о Господе нашем Иисусе Христе, и желаем, если Богу угодно, узреть тебя.

К Лукерьи Ефимовне по приказанию твоему я послал письмо, к Ивану Дмитровичу Бессонову для отдачи ей, но если ты сам будешь в Москве, то возьми у Ивана Дмитровича и отдай ей – я в нем по благодарении прошу, чтоб прислала свеч восковых в память. А ты, любимой наш, если сам вознамеришься к нам ехать, то поезжай прямо в Ирбит, дабы не последовало какое препятствие, а если сам не поедешь, то просим в знак своей дружбы пришли к нам, если пожалует Лукерья Ефимовна на свечи, то купи мелких свеч тафельнаго воска, а больших не много бери. И если даст тебе Иван Дмитриевич денег, или сам в состоянии, то купи беседы Златоуста на Евангелие Матфея, Иоанна, беседы о покаянии, его же книга о девстве, православное исповедание, толкование на послание Иаковлево, Петрово, Иудино, Ефрема Сирина, Десидериа; слово большое, а не малое Илариона Великого – оно находится в старых Требниках и в Номоканоне, старинном, – всячески постарайся переписать, хотя найми, или не имеется ли у Евтихиева и у Николаева отца Ферапонтова в лавке?

Еще известно испытай и вонми разумно, испроси у отцов Василия Белобережского, Александра, Филарета, у Самуила, Иосифа и прочих св. отец, чтобы открыли тебе, что значит душевная молитва, и как душевно молиться и душевно читать. А писано о сем в Добротолюбии у Григория Синаита в главе 9-й на листе 102-м, на обороте также глава состоит. И о чтении и о сем если нас известишь, то паче всего утешишь, ибо разделяется там на умное, душевное и словесное. Тропарь и кондак Иверской Богоматери у часовни Иверской купи или перепиши. Еще самого толстого адоевского частого сукна аршин 30-ть на два подрясника, а тонкого отнюдь не надо; ножницы хорошие с большими ручками, то есть портные небольшие; игл аглицких 1 номера 3 бумажки, 3 и 4 и 5-го номеров по бумажки; два долотца, одно побольше, круглые таковых подобием. – Картин страшных, во ужас и умиление приводящих, как то: на звере блудницу сидящую, богатого во огни горящего, две трапезы и протчим подобное, побольше. Еще семян самой красной долгой моркови, ее в Москве много везде; еще семян красной картофели из яблочек, растущих на картофельной траве, – мы здесь сеяли такие из яблочек семена, и они растут не хуже картофеля, а здесь красной картофели нигде нет, а преимущественно продолговатой красной. Также, если возможно, постарайся и аглецкой крупной картофели, о аглецкой картофели сам мой старец отец Василиск просит. Уведомь нас о любезном нашем отце Андреяне. Трифону Семеновичу наше усердие и поклонение посылаем, и, пожалуй, и всем знакомым от нас поклонись. А писем наших всем не показывай, а только единодушным и любящим нас. Еще купи для нашего духовного отца Иакова Никитича Арамитского Кузнецка сего города, Псалтырей Следовательных осмушных 5-ть да 2 большие в пол-листа, также и для нас купи Следовательную большую в пол-листа на белой бумаге. Еще самых маленьких киевских или черниговских канонников 5-ть, то есть с часами и утреннею и акафистами.

В прочем остаемся с Божией помощью на весь век наш к тебе, верноусерднейший, грешный и недостойный бывший Захар (Зосима) Верховский вместе с старцем моим Василискою. 1806-го года июля 23 дня.

Христос Воскресе. Господи Иисусе Христе, Боже наш, помилуй нас.

Примите, Милостивые Государи, почтеннейшие благодетели Сергей Васильевич и Варвара Петровна, чувствительнейшую благодарность нашу за присылки ваши, которые потому для нас столь приятны, что служат доказательством вашего доброго и милостивого к нам расположения без заслуг наших вами нам оказываемого, о котором извещали нас и благодетельница наша матушка Марья Семеновна. Будьте уверены, что оное для нас драгоценно! Знаю, что благодарность наша ничего не значит и недостойна вашего внимания, но имея сердца, наполненные ею и истинным к вам о Христе усердием и почтением, не можем потерпеть, чтобы не явить вам оную; возблагодарить же вас или заслужить мы ни чем не в силах; но Тот, Который сказал «когда делаешь обед или ужин, не зови друзей твоих [да] и они тебя когда не позвали, и не получил ты воздаяния, зови нищих, увечных, хромых, слепых и проч., которые не могут воздать тебе, ибо воздастся тебе в воскресение праведных» (Лк. 14:12–14). – И так Тот воздаст вам и за нас странных бедных; а мы, желая и со всем благословенным семейством вашим истинных благ и в сей и в будущей жизни, пребыть честь имеем к вам усердно покорнейшими слугами грешный и недостойный Захар Верховский с сестрами.

Получили две кадки капусты из дому вашего. Еще рыбы в кадочки соленой и сушеных щук из Москвы, тоже, думаю, по вашей милости. Господи Боже вознагради вас.

1.

Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь. Буди Вам здравствовать и радоваться о Господе Боге.

Как нареку Вас, возлюбленный о Господе Семен Логинович! Благодетелем ли? Но величайшим: ибо творите с нами беспримерные величайшие милосердные благодеяния. Отцом ли? Но беспримерным: так как отцам свойственно только о своих детях печься. Но Вы так восприяли печься по нас, как о странных, ни по чему Вам не принадлежащих, но единственно только Бога ради. Другом ли духовным? Но и здесь всех других показываетесь превосходнейшим, т.к. по благоприятству Вашему не сомневаясь, все, что имею в душе моей, сообщаю Вам, и всегда обретаю в Вас утешение и подкрепление. А преимущественно этому много удивляюсь, какого дара Вы от Бога сподоблены, что не терпит душа Ваша зрети посвященных Богу, во граде и с народом обращающихся для испрашивания на содержание, что самое и мне говоря, соизволили обещаться спомоществовать нам и попечение о нас иметь, только бы я неисходное в мире и безмолвное житие проводил. Так то Вы, друг верный о Господе и вожделенный сердцу моему, желаете во угождение Богу даровать безмолвие и вместе со мною и всех сестер моих успокоить Вашим не оставлением. А посему, успокоясь ныне под надеждою милосердных Ваших к нам щедрот, начал было я утешаться тишиною жизни моей. Но восстали на меня размышления такие, которые лишают меня спокойствия. Но как уже имеетесь Вы нашим благодетелем, то посему касаются и до Вас. А так как самонаинужнейшее есть для нас, а потому за неотложное почел объяснить Вам оное, что дарованному нам от Бога совершенно удовлетворительному нашему благотворителю, и молю благость Божию, да откроет Вам во всей точности мои чувства и да содействует в Вашем сердце к пользе душ наших. Итак, молю Вас, послушайте благосклонно. Совесть моя говорит мне: «Ты обрадовался своему спокойствию и уже удержать хочешь себя в безмолвии, следовательно, радеешь более о себе, нежели о тех, которые вручены тебе смотрением Божиим. Кто известил тебе, что ты освободился от попечения о них?» Я на это отвечаю: «Бог преклонил сердце нашего благодетеля Семена Логиновича, который взялся Христа ради печься о нас, и это приемлю в ознамение о благоволении Божии, чтобы я опять безмолвное житие проводил». Но совесть опять гласит: «Если б благодетель сей был бессмертный, тогда бы ты мог быть покоен». Но я и на это сказую, что должен я веровать, что и после Вас, благодетеля нашего, кончины Бог попечется о сестрах моих и может даровать им иного равного Вам. Но совесть моя опять гласит мне: «Хотя Господь Бог не оставит их, но мне не оправдаться, ежели дотоле не буду стараться о них, пока не увижу у них верного всегдашнего на год содержания». Ибо на неизвестном оставить их – все равно показывается, что и теперь, и прежде, и всегда оставить их на упование и не печься о них, ибо и теперь может Бог их пропитать, и нужное послать не только чрез Вас, возлюбленного нашего, но чрез других. Но мне, если, видя их нужды и ради упования на Бога, не стараться для них, то неизбежно осужден буду, яко Божиим смотрением о пришедших ко мне вознерадел, равно как и Вы не оправдаетесь пред Богом, ежели, уповая на Бога, не будете стараться для содержания супруги и чадам вашим, но под видом богослужения или упования на Бога оставите их без Вашего старания. Ибо на всех таковых собор святых отец так гласит: «Ежели родители оставляют своих чад без призрения (присмотра), то да будут прокляты». И святой апостол Павел говорит: «Если же кто о своих и особенно о домашних не печется, тот отрекся от веры и хуже неверного» (1Тим. 5:8). То кольми паче я осужден буду за духовных моих сестер, так ко мне привязанных, если оставлю на предбудущее время на неизвестности? Ибо если я и Вы, возлюбленный отец наш, умрем, а они, не имея всегдашнего содержания, принуждены будут скитаться среди мирского народа, приискивая себе на содержание, то будет ли угодно пред Богом теперешнее мое безмолвие? Да и кто их уважит, ибо не монастырские, но еще некоторые и отгонят, яко самобродных. Ибо один только Бог всеведущ и знает об их Ему служение. А посему и страшусь Бога, если вознерадею о них. Тогда бы можно увериться мне, что по Божию благоволению даруется мне спокойное безмолвие, если бы Господь Бог преклонил сердце Ваше или иного некоего христолюбца обеспечить сестер моих навсегда. Поскольку, конечно, мог бы Господь Бог многих благотворителей преклонить, ибо где Ему угодно, там и с небольшим моим старанием, но многие спомоществовали, что как самое наше место, так и все на нем устроенное строение доказывает. А чтоб навсегда обеспечить довольным содержанием, посему, хотя и многим предлагал и просил, но никого еще и доныне не преклонил Бог сотворить с нами такую милость. И за это самое так заключаю, что, видно, еще не освободил меня Бог от сей должности, а потому и боюсь гнева Божия, ежели удержу себя от старания на предбудущее их содержание.

Вот, отец мой! Вы благодетели наши и попечители о спасении нашем, Семен Логинович! И Анна Васильевна! Вот вещание совести моей, которое не дает обладать тишиною моего безмолвия. Знаю, что Вас только одних не просил я о сей милости, чтоб навсегда сестер моих успокоили Вашим содержанием. Но ежели и без прошения моего такие щедроты нам оказываете, восприяли исполнить нужды наши, то посему вне сомнения показывается, видно, потому иных благодетелей Господь не преклоняет, чтоб не иной кто, но Вы Самим Богом для нас предъизбраны и определены, да от Вас сделается нам это величайшее благодеяние. Видно, что Господь Бог обрел Вас, мужа по сердцу Своему, да Вами вконец усовершится безмолвное житие наше. Итак, возлагаемся на содействие Божие в сердце Вашем.

Не почтите же за лесть, ибо поистине как любителям Божиим объясняю Вам, какими размышлениями наполнены сердца наши о Вас. Мы, рассуждая о Вашем расположении к благотворению, уверяемся надеждою, что Вы не презрите прошения нашего и на наше общество. Ибо ежели Вы Бога ради не пожалели, но уже и лишили себя столькой великозначительной суммы для богадельных содержания, то тогда ли захотите, чтоб от сестер моих отъята была ваша милостыня, когда по смерти Вашей ничего житейского Вам не нужно будет, и сами будете, по милости Божией ради милостынь Ваших утешаясь, наслаждаться нескончаемым небесным радованием, а они чтоб за лишения содержания с горестью душевною таскались по народу или разошлись бы и переселились где по светским домам и лишились бы сего своего тихого, безмолвного жилища, дарованного им благоволением Божиим, сооруженного помощью благотворителей и завещанного на вечность для девиц и вдовиц, желающих жить о Бозе безмолвно. К тому ж есть много таких благодетельных и боголюбивых людей, которые помогают сидящим в острогах, заключенным в темницах и живущих в богодельнях и монастырях, а о многих сестрах, как в остроге заключенных любви ради Божией, так неисходно живущих, иные совсем о них не ведают, а иные, хотя и зная их общежитие, но не в силах пособие им делать. Итак, ежели Вы преклонными себя восчувствуете к такому для нас Христа ради пожертвованию, то уже решаетесь некое приличное духовное завещание сделать, чтоб после смерти Вашей не лишились бы сестры назначенной Вашей от Вас суммы на их содержание. А если как-нибудь уничтожится это наше место или не будет сестер, живущих на оном, то чтоб духовное Ваше завещание осталось без действия и обращено было в пользу Ваших наследников. Мы не просим, чтоб теперь вместе с духовною положили и сумму в банк, это не нужно, потому что пока Вы находитесь в сей жизни, нам не нужны деньги, то есть следующие проценты. Да и приятнее нам получать милостыню из щедрых рук Ваших. К тому ж хранимая сумма в банке не может столько пользы приносить, сколько Вашим знанием и тщанием оною суммою придобудете. Но только желательно, чтоб от Вас духовное завещание было положено в сохранном казенном месте, и вид, которой дастся на оную духовную, отдать в наше общество. Из сего можете видеть, что я хранением Божиим не денег домогаюсь, ибо меня и Вас тогда уже не будет на сем свете, когда исполнится по завещанию Вашему. Но только уповая на помощь Божию, тщусь, чтоб Вы или кто другой составил им всегдашнее верное содержание на нужное исправление, то неужели не согласитесь сделать такого духовного завещания, которое не при жизни Вашей, но по кончине Вашей подействует к выполнению, а при жизни Вашей не лишает вас оной суммы, что означите Бога ради в завещании Вашем. Но только такою сделанною духовною уже мирно от совести моей буду отпущен в безмолвие и беспопечительное житие, ибо по милости Вашей все мы успокоимся.

Если уже двух званий человеке в богадельне Вашей содержатели показываетеся: светских и духовных, то уже не отрекитесь в честь Трех Ипостасий Бога нашего и третьему званию – моим сестрам, иноческою жизнью живущим, даровать содержание. Да в будущем веке тремя венцами от Триипостасного Бога увенчаны и вознаграждены будете – за светских, и церковниц, и монашествующих.

Вот, возлюбленнии о Христе и приискреннии наши благодетели Семен Логинович! И Анна Васильевна! Я объяснил Вам все в точности, что волнует меня, и Вам, как показывается мне, будет во спасение. По объяснении сего теперь предаю себя в волю Божью. Вас же прошу, не делайте себе принуждения, ибо если Богу угодно (чтоб вам сотворить сие), то сердце Ваше объято будет обрадованием, кроме всякого сомнения возделаете, да от суммы наследственной чадам вашим часть некая Христа ради отделена будет. Ею же пользуясь сестры, вменит Вам Христос Бог, яко Самому Ему такою соделали милость. А потому, яко одолженной Вами, Господь будет самим Вам и чадам Вашим помощником и покровителем и вознаградит вечно некончаемым блаженством. Итак, если услышу от Вас на это склонных, тогда познаю и я несомненно, что милосерднейший Господь Бог сжалился и надо мною грешным, и может быть при конце уже дней моих возвратил мне мое возлюбленное безмолвие. Но говорю: до гроба моего буду чувствовать и обносить в сердце моем, и Богу о Вас благодарение приносить в недостойных моих молениях за сию Вашу милость, так как до кончины моей поживу и умру покойно милостью Вашею, зная, что сии вверенные мне от Бога служительницы Его остаются по кончине моей успокоенными. Если же сердца Ваша не склоняются на сие, то будьте спокойны в совести Вашей, но почтите таковое Ваше несоизволение признаком Вам и мне, что, видно, для того Господь Боге ожесточил Ваши сострадательные сердца, что провидит, что не столько воспользует меня безмолвно живущего, сколько угожу Господу Богу всетщательным моим старанием для сестер, а потому и не освобождает, то есть Вас и прочих благодетелей не преклоняет.

Итак, по отказе Вашем, осудя и укоря себя яко лишенника и недостойного уединенно безмолвной жизни, пойду опять тыкаться по улицам, пусть хотя вся вселенная блазнится на меня. Но я буду внимать только воли Божией и согласовать и повиноваться свидетельству моей совести, яже надеяние мне подает и оправдит меня пред Богом, яко не себя ради у боголюбивцев выпрашивать буду. Может быть, и Вы соблазнитесь (чего не дай нам Боже), что и при таком теперешнем Вашем о нас попечении и неоставлении я не успокаиваюсь успокоенно пожить, и чрез это захотите и Вы отвратиться от меня. Знаю я и сам, что если Господь Бог не поможет, то моим хождением и всеусильным старанием не только не соберу на предбудущее время для сестер моих, но не соберу и того, чего лишимся мы и в Вас. Но показывается мне, что в совести моей буду я покоен за то самое, что не вознерадел о возложенной на меня смотрением Божиим должности, и не будет вины сестрам возроптать после на меня и на Вас; на меня за то, яко бы возрадовался о Вашем вспоможении и себя только единого успокоил безмолвием, а о них вознерадел, а на Вас за сие; что удержали меня старания промыслить их всегдашнее верное содержание, а сами Вы не успокоили навсегда. А посему, ежели приведется мне где-нибудь или на улице испустить душу мою, то по крайней мере в том будет моя отрада, что до последнего моего дыхания потрудился в порученном мне от Бога служении. Ибо чашу, которую дал мне Отец Небесный, не имам ли пить ее и не видя предбудущего верного содержания? Простите, не могу покойно и мирно в уединенной келии моей пожить, ибо боюсь грозного осуждения при кончине моей, ежели престану от старания без Божиего на то соизволения. Ибо опять повторяю: так верую. Если благоволит Бог мне безмолвствовать, то силен Он и преклонить Вас или иного кого удовлетворить нас и на предбудущее время. Итак, объяснив Вам все чистосердечно, теперь от Вашего сердца ожидаю Божиего о мне определения, в тихой ли безмолвной жизни или в трудах и попечении окончить мою старость. На все Божиею помощью готов, ибо и в том, и в другом с верою приемлю, что так Господу Богу моему изволится, и Ваш ответ приму как извещение воли Божией. В заключение всего, моля, говорю: Царица Небесная, Владычица наша Пресвятая Богородица, содействуй и вложи в сердца любителем Твоим Симеону Логиновичу и супруге его, да поступят, как Тебе угодно. Ибо в честь Пресвятого Твоего имени Одигитриевой наименовано наше жилище, и со упованием на Тебя живем в оном. Итак, себя в Ваше к нам равноотеческое благоволение предал, остаюсь вам верноподданным, покорным, усерднейшим и много любящим о Бозе слугою и недостойным богомольцем на всю мою жизнь Зосима, именуемой Захарий Верховской. 1832 года августа 10 дня.

2.

Господи Иисусе Христе Боже наш, помилуй нас, аминь!

Дражайший и любезнейший благодетель Семен Логинович!

Буди Вам быть во извещении милости Божией к Вам. Моя Вера написала ко мне, что Вы, дорожа моим спасением, не желаете, чтоб я ехал в Смоленск для раздела имения моих племянников. Таковая Ваша ко мне о Бозе любовь и попечение – объемлю сердцем моим с благодарностью. Но, о возлюбленные! Рассмотрите сами, можно ли мне не ехать, ежели судьбами Божиими подлежу я не щадить себя для сестер, живущих со мною. И я теперь истинно сказую, с величайшим старанием только что могу работникам плату отдавать. Ибо если б не Вы Христа ради и прочие благотворители спомоществовали своею нам милостынею, то за недостаточество наше принуждены бы были разойтись, или мне самому без отдыха все дни трудиться в дровах, покосе и в прочих нужных работах. Сестрам же самим дрова рубить и из лесу возить, а преимущественно в зиму, сами Вы знаете, это для них будет нестерпимо, ибо не могут сего за слабостью своею исполнять. Итак, теперь, при моей жизни, хотя и очень для нас трудно, но по крайней мер, я насматриваю за ними. А без меня каково будет сестрам знаться и обходиться с наемными работниками и, может быть, нанятый работник будет потаенный вор бессовестный, то сколько сестрам будет смущений и огорчений. Вот для сего я и хочу ехать, чтоб взять на часть племянниц Веры и Маргариты семьи двух женатых добрых мужиков. К тому ж не терпит сердце их, чтобы уехать им без меня, ибо им более неудобности и вреда душевного может встретиться без меня, нежели при мне. Если же не отпущая их, но послать от них доверенность, чтоб к ним выслали на их часть людей, то может быть пришлют таких, которым мы не рады будем. Ибо сами племянники обязаны службою в Петербург, а без них не знаю, кого из родных, не из посторонних, чтоб такое усердие приложил соблюсти в разделе сущую справедливость. А потому и может следовать такой для них раздел, который для всех их будет не приятен и огорчителен. Признаюсь же Вам, что люблю племянников, так и сестер их, со мною живущих, видя их любовь ко мне, превышающую родственную. И я им один, вместо родителя им имеюсь, а они теперь удаленные от меня, сироты. И ежели я откажусь в сем случае успокоить их, то они останутся в большом расстройстве, а мне восприличествует изречение св. апостола Павла: «Если кто о своих, паче же домашних, нерадит, такой веры отверглся и горше неверного есть». Признаюсь чистосердечно, если бы Вера и Маргарита не изошли из светского жития, то, может быть, простительно было мне отказаться, так как оставивши светское житие, и по гласу св. Василия, они от части сего мира и уже не могут почитаться моими родственниками. Но теперь рад; Веры и Маргариты, не разнствующих с моею жизнью, за неотложную обязанность признаю доставить им духовное спокойствие и охранять по возможности моей от вредительного. Но еще размышляю, как оправдаюсь перед Богом, если для не знаемых мне сестер и не родственных, но единственно только потому, что, мнится мне, от Бога ко мне наставлены, должен всеусильное мое старание для них иметь? Вера и Маргарита, также показывается, яко Божиим благоволением мне вручены, и уже не светские, а потому и о них яко о единодушных и духовных моих сестрах обязан печься. А посему, показывается мне, непременно должно для них ехать, и чтоб с Божией помощью всех довольными оставить и нашему месту радетельных и хозяйственных работников привезти, ибо если будут добросовестные, то яко родные, и жители сего места будут старательны, и лучше своим ослабу оказывать и дать что, нежели наемным. Прекратя это объяснение, Господь Бог свидетель, наичувствительнейше благодарю вообще с сестрами за Ваши щедрые нам Христа ради благодеяния, и возлюбленную матушку Анну Васильевну благодарю, и всем вашим деткам желаю от Бога благословения.

Прощайте, остаюсь с непоколебимостью моею навсегда Вам преданным, покорным и многоусердно любительным слугою и послушником и недостойным богомольцем грешный и уничиженный Зосима. 1832 года августа 17 дня.