И.А. Шалина. Образ святителя Николая в литургической, погребальной и иконографической традиции

Известно, что образ свт. Николая Мирликийского в русском средневековом искусстве получил особенно широкое распространение, не сравнимое ни с какой другой страной христианского мира. Об этом свидетельствуют как многообразные литературные памятники: жития, чудеса, сказания, повести, похвальные слова и службы, так и несчетное число русских храмов и икон, посвященных свт. Николаю, его чудотворные образы, уникальные деревянные скульптуры и подробные фресковые циклы. Поскольку символика образа, восходящая к византийской культуре, но имевшая на Руси особое развитие, пока не получила своего объяснения, а ее влияние на иконографию никогда не было предметом специального внимания,⁶⁴² мы предлагаем рассмотреть эту тему в следующих взаимосвязанных аспектах – литургическом, экклесиологическом, эсхатологическом и поминальном.⁶⁴³ Как кажется, они позволяют приблизиться к природе этого уникального явления, и в первую очередь к пониманию причин столь широкого распространения на Руси образа Мирликийского святителя. Отправной точкой наших рассуждений будет иконография Николая, которая в отличие от традиционных форм литературных произведений обладает уникальным характером и предполагает существование в древности таких граней почитания святого, которые не нашли прямого отражения в посвященных ему письменных источниках.

Неожиданные результаты дает иконографический анализ одного из древних русских изображений Николая – новгородской иконы сер. XIII в. из Свято – Духова монастыря (ГРМ).⁶⁴⁴ Поскольку нам уже приходилось обращать внимание на необычный символический замысел ее композиции,⁶⁴⁵ повторим здесь лишь самое главное. Архитектоничность общего замысла и особая монументальность фигуры святого уподобляют его образу христианского храма, вызывая ассоциации со словами службы святому по Октоиху (канон, песнь на утрени в четверг, глас 4): «Законы божественныя соблюдъ прпдбне, явился еси Божий храм чстнейший, тем же ти вопиемъ...» (здесь и далее выделено мной. – И.Ш.).⁶⁴⁶ Окружающие средник святые, представленные в медальонах и на полях, уподобляются членам Церкви Земной и Небесной, собравшимся вокруг Тела Христова, что также соответствует богослужебным текстам: «собрал еси вкупе вся прибегающыя к тебе» (Акафист, икос 8). На иконах с образом святого верхнее поле обычно отводилось изображению Этимасии или сцене поклонения ей.⁶⁴⁷ В данном случае представлены лишь склоненные фигуры ангелов с покровенными руками, в то время как самого Престола Уготованного нет, а ангельские взгляды устремлены не к центру поля, где следовало бы ожидать его образ, а к голове Николы, которая выделена на иконе размером и чрезмерно вытянутой формой. Такая схема была бы допустима при изображении Христа и Богоматери, образы которых равнозначны символике Этимасии. Повторение иконографической формулы не позволяет сомневаться в сохранении традиционного символического смысла: литургическим престолом, алтарной трапезой является здесь сам свт. Николай. Что именно так издревле воспринимали святого, свидетельствуют посвященные ему богослужебные сочинения, приуроченные к дню памяти 6 декабря. Самыми ранними славянскими переводами следует считать тексты служебных Миней ХII – ХIII вв., опубликованные Г. Роте и А.М. Верещагиным,⁶⁴⁸ а также песнопения Октоиха⁶⁴⁹ и Похвальное слово на перенесение мощей,⁶⁵⁰ где святитель называется «храмом Божиим, высоким престолом, архангелам сопрестолниче, хлебом неснедаемым, ковчегом спасительным, новым Ноем».

Ясно, что эти представления, отраженные и в греческих служебных текстах, выразились в столь емком зримом образе под влиянием каких – то необычайных обстоятельств. Такое восприятие свт. Николая могло быть связано с особым почитанием на Руси нетленного тела чудотворца и его прославленной гробницы.

С 1087 г. мощи святителя находились в итальянском городе Бари,⁶⁵¹ где спустя три года были положены в крипту новой городской базилики, задуманной и построенной в честь свт. Николая, – как реликварий для хранения его мироточивых мощей, – прямо под алтарным престолом, на котором ежедневно совершали Евхаристию.⁶⁵² Таким образом, рака с погребенным под алтарем нетленным телом Николы служила гробницей и литургической трапезой одновременно. Традиционное значение церковного алтарного престола, который есть не только жертвенная трапеза, престол Бога и «селение славы Его», но и Гроб Христа,⁶⁵³ в данном случае лишь усиливало этот символизм. Факт погребения святого под алтарем, характерного для раннехристианской и западной Церкви, но не принятого православной традицией (и поэтому воспринимавшегося особенно остро⁶⁵⁴), видимо, неразрывно связал образ Николая и его нетленное тело с идеей храмового престола и евхаристической службой. Особое значение этот символизм должен был иметь в посвященных ему храмах, где евхаристическое жертвоприношение ежедневно соединялось с его именем, а литургия – с его поминальной службой.

Судя по всему, эти особенности почитания останков святого должны были получить особое развитие в Русской Церкви. В отличие от византийской она, как известно, не только приняла факт перенесения мощей Николая с православного Востока на латинский Запад, но и установила в честь этого события один из самых торжественных праздников.⁶⁵⁵ Русский литургический текст конца XI в. «Поучение на перенесение мощей» сохранил редкое свидетельство этому: «...совершим трапезу святому Николе и вкусим от нее и увидим яко благ Господь».⁶⁵⁶ Речь явно идет о евхаристическом приношении на один из центральных киевских престолов, посвященный Николаю, в день его памяти, что подтверждает, с одной стороны, раннее существование в Киеве литургии святому, а с другой – наличие под этим престолом частицы его мощей. Это мог быть придел на хорах Софийского собора, известный по чуду о детище и связанный с почитанием древней чудотворной иконы Николая Мокрого.⁶⁵⁷ Частица мощей в этом случае не была связана со временем их перенесения в Бари. Но возможно, эта реликвия была привезена уже из Италии послом папы Урбана II Феодором – греком, прибывшим на Русь в 1091 г.⁶⁵⁸

Этот символизм усиливался по мере распространения на Руси реликвии святого – его чудотворного мира, постоянно истекавшего от нетленных мощей Николы под престолом в Бари. Чудотворное миро святых обычно ассоциировалось с миром, возлитым грешницей на Тело Христа, которым она приготовила Его к погребению (Мф. 26:12), то есть с Его мертвым Телом. Миро, а не частицы мощей Николы могли использовать для освящения алтарей Никольских храмов, поскольку традиция разделения тела святого и распространения его останков в византийском мире (в отличие от латинского⁶⁵⁹) почти не известна. Соединение же с престолом, который, согласно Симеону Солунскому, помазуется миром, поскольку являет Христа погребенного на алтаре,⁶⁶⁰ лишь усиливало литургический характер восприятия святого. В этой связи стоит учесть еще один – символический – уровень соотнесения чудесного дара Николая с алтарным пространством храма. Ароматическая жидкость, постоянно источаемая его телом, напоминала о хранящемся на престоле церковном мире, которое используется в таинстве Миропомазания, сохраняя в Церкви непрерывность первоапостольской традиции.⁶⁶¹ Этим объясняется установление обряда освящения церковного мира в Великий Четверг, день Тайной вечери, ставший началом Церкви и ее главного таинства – Евхаристии, а также богослужебного последования каждого четверга, приуроченного памяти апостолам. Седмичная служба Николаю в кругу недельного богослужения также приходится на четверг. В гласовом строе Октоиха она составляет единое последование с восхвалением мучеников, «напитавших землю своею кровию», чьи тела «приемлши храмы», апостолов, основавших и утвердивших церковь, и украсившего ее престол Николая – «столпа и утверждения церковного». Их соединение наводит на мысль, что образ Николая уже в древности рассматривался в экклесиологическом контексте.

Уместно напомнить, что в житии Николая Пинарского, видимо, как отражение истории сионской апостольской горницы, положившей начало Сионской церкви и прославляемой в последовании каждого четверга, говорится о возведении в его монастыре храма св. Сиона во образ Сиона Иерусалимского.⁶⁶² Причем в тексте жития немало аллюзий на создание Христом Церкви, например история с камнем, который отвергли строители.⁶⁶³ Этот символизм объясняет, почему его имя столь настойчиво соединяли с чином апостолов, а жизнь уподобляли апостольской миссии, что отразилось в чтениях на дни его памяти – в Минеях,⁶⁶⁴ песнопениях Октоиха, паремиях, а в иконографии – в объединении его с ликами апостолов. Один из самых ранних и наиболее убедительных примеров – новгородская икона Алексы Петрова 1294 г. из Никольской церкви на Липне, где над фигурой святого на верхнем поле представлен апостольский деисусный чин.⁶⁶⁵ Судя по иконографической программе, для той же церкви была написана икона «Богоматерь на престоле» позднего XIII в. (ГРМ): в ней тема «апостольского равностояния» свт. Николая передана соотнесением его образа с фигурой ап. Климента.⁶⁶⁶ Примечательно, что ее иконография в точности воспроизведена на Вологодской иконе XIV в.⁶⁶⁷ Литургический смысл изображений здесь подчеркивается экклесиологическим содержанием.

Большой интерес представляют произведения мелкой каменной пластики с необычными и широко распространенными вариантами иконографии. На лицевой стороне иконки ХIII – ХIV вв. из собрания НГМ представлено «Распятие», а на оборотной – заключенные в арки поясные фигуры Николы, Давида и Соломона.⁶⁶⁸ Они напоминают о создании на Сионе иерусалимского храма, задуманного св. пророком Давидом и осуществленного царем Соломоном,⁶⁶⁹ при этом Никола знаменует строительство нового храма во имя Сиона, а «Распятие» – сотворение храма Небесного Иерусалима. На оборотах других иконок с образом Гроба Господня на лицевой стороне Никола предстает либо среди творцов литургии, либо в окружении евангелистов, напоминая крышку Евангелия и словно заменяя образ «Распятия» (ГИМ).⁶⁷⁰ Трехчастное построение сцены воплощает образ Церкви, причем изображенный в центре, как бы в «алтарной» части, св. Никола вновь уподобляется литургическому престолу.

Литургизация образа свт. Николая усилилась на Руси после 1087 г., а само перенесение мощей на Запад предопределило его особое по сравнению с Византией почитание. Важное значение придавалось русской службе на 9 мая, не имевшей греческого литургического источника. Поскольку среди стран византийской метрополии лишь Русская Церковь включила день 9 мая в свой богослужебный календарь и установила в честь перенесения мощей специальный литургический праздник, не исключено, что именно это событие и определило важнейшую черту русского почитания святого – его связь с воскресением мертвых. На эту мысль нас наводит ряд иконографических схем – некоторые из них уникальны, большинство же получили широкое распространение в русском искусстве.

К первым относится редчайший вариант сцены перенесения мощей свт. Николая, известный по трем памятникам XVI в.⁶⁷¹ На псковских иконах «Никола Зарайский, с 12 клеймами жития» 1 – й трети века (Псковский музей, № 2714) и «Никола Зарайский, с житием в 18 клеймах» середины столетия (Псковский музей, № 351)⁶⁷² сцена перенесения мощей святителя нарушает привычное следование житийного рассказа: на первой иконе она занимает 7 – е клеймо, на второй – 17 – е, но в обоих случаях предшествует (!) сцене успения святого. В них, при сохранении общей традиционной схемы, появляется редкая деталь: на верхней крышке раки (как бы в гробу) изображен стоящим во весь рост свт. Николай в одеждах святителя с Евангелием и кадилом в руках. Иконный образ «живого» святого, представленного не только «в силе и плоти», но и в состоянии священнического служения, указывает на связь нетленных мощей Мирликийского архиепископа с чудотворной силой его цельбоносных останков. Появление объемного осязаемого образа легко объяснить желанием воочию увидеть святого, а не только ощутить и почувствовать его незримое присутствие рядом со смертным прахом. Нами было высказано предположение, что на появление этой иконографии оказала влияние знаменитая серебряная статуя свт. Николая, вложенная сербскими владыками в кон. XIII – нач. XIV в. в Барийскую базилику свт. Николая и установленная там прямо на церковном алтаре, над ракой с мироточивыми мощами святого.⁶⁷³ Мощи Николы, его рака – престол, на котором происходила ежедневная служба, и статуя святого, облаченного в священнические одежды, по – видимому, и предопределили соединение в псковской иконографии образа переносимого в Бари гроба, реликвии и литургической службы изображенного в рост святителя. На создание такой композиции могли повлиять непосредственные впечатления паломников, посещавших Бари и реликварий Николы, их обостренное восприятие погребения святого под храмовым престолом.

Другой пример – двусторонние каменные иконки, получившие небывалое по масштабу распространение в ХIII – ХV вв. и, вероятно, первоначально инспирированные паломническими реликвиями. На одной их стороне изображалась композиция «Жены Мироносицы у Гроба Господня», а на другой – «Распятие» или «Воскресение Христа», но эти сцены очень часто заменялись образом свт. Николая – одним (или попарно с мучениками Стефаном, Миной, Димитрием, Космой и Дамианом) или в окружении семи спящих Эфесских отроков.⁶⁷⁴ Какова взаимосвязь этих изображений?

Исследователи неоднократно отмечали, что Гроб Господень представлен на иконках вполне реалистично и мог возникнуть под живым впечатлением увиденной паломниками ротонды Воскресения.⁶⁷⁵ Появление таких иерусалимских евлогий в Новгороде, который в ХII – ХV вв. славился своими массовыми «хождениями» в Святую Землю,⁶⁷⁶ вполне понятно.

Сведений о времени и масштабах древних путешествий русских людей к гробнице святого Николы, к сожалению, не сохранилось. Однако в позднем средневековье и в новое время традиция посещения гроба святителя была достаточно устойчивой. В Бари приходили после святок, чтобы к концу Великого поста в день Воскресения попасть к Гробу Господню, а если Пасха оказывалась ранней, шли сначала в Иерусалим, на обратном же пути следовали в Бари, чтобы к 9 мая успеть на праздник перенесения мощей святого.⁶⁷⁷

Сопереживания смерти и Воскресения Христа, животворящей силы Его Гроба соединялись с чудесными исцелениями у раки с мощами свт. Николая. На Русь из Иерусалима привозили ампулы с миром и маслом от Крестного Древа и с изображенными на них сценами «Жены Мироносицы у Гроба Господня»⁶⁷⁸ (что напоминало об алебастровых сосудах, в которых жены принесли миро для умащения Тела Христа), из Бари – ампулы с живительной манной (миром) свт. Николая, украшенные его образом. Скорее всего эти евлогии, объединившие в себе память о важнейших святилищах, и легли в основу распространенных в Новгороде двусторонних каменных образков. Примечательно, что символический замысел их иконографических программ был основан на ассоциативной связи чудотворного мира Николы и евангельского мира, ставшего символом смерти и Воскресения Христа, святого как образа храма – и церкви Воскресения над Гробом Господним; Христа – победителя смерти и ада и Николая – «победы тезоименитого». С исчерпывающей полнотой идея грядущего Воскресения праведных и нетленности их плоти выражалась в композиции «Семь спящих отроков Эфесских»,⁶⁷⁹ окруживших нетленное тело Николы: именно эта сторона, как оборотная, при ношении соприкасалась с телом владельца.

Воскрешающая сила свт. Николая явлена прежде всего его житием, заполненным многочисленными исцелениями, событиями избавления невинных от смерти, воскрешения мертвых. Величайший дар Николы в воскресении мертвых подчеркивается песнопениями Октоиха: «иже от Христа приемше славнии благодать воскрешати мертвыя», оживлять «оумерщвленную окаянную душу» (песнь 6, глас 4). Лейтмотивом посвященного ему акафиста также является спасение праведных:

Радуйся, мертвецов оживление (икос 6),

Радуйся, яко тобою от вечныя смерти свобождаемся,

Радуйся, яко тобою бесконечныя жизни сподобляемся (икос 12).

В житии Николая Сионского немало эпизодов – аллюзий на текст Апокалипсиса, на наш взгляд, вообще определивший многие особенности в почитании святителя. Например, эпизод, повествующий о явлении ангела, сообщившего о конце мира и данном ему праве судить человеческие души, «чтобы его руками преданы были души человеческие». Открывая тайну, как « предаются души людей святым, а святые приносят их Богу», архангел Михаил вручает Николе острые серпы, которые в «великую жатву станут орудиями смерти».⁶⁸⁰ Это повлияло на формирование в русском средневековом сознании представления (на уровне обыденного, но, безусловно, отразившего древнюю церковную традицию), что святой мистическим образом связан с потусторонним миром. Ему приписывали функцию водителя христианских душ в загробной жизни, сопровождающего их по раю и аду, перевозчика праведников «через огненную реку», где он предварительно «учинял допрос и суд каждой».⁶⁸¹ Насколько можно судить по иконографическим и литературным свидетельствам, эти представления были весьма устойчивыми и распространенными на протяжении долгого времени. Особенно ярко эта грань почитания святого передана в одном из эпизодов жития прп. Варлаама Хутынского, в рассказе Родиона Кожуха о чуде исцеления Григория Тумгана, постельничего московского князя Василия II, случившегося в 1460 г. и зафиксированного в редакции Пахомия Логофета.⁶⁸² Согласно этому повествованию тяжелобольного Григория, который возлагал последние надежды на исцеление у раки почитаемого им прп. Варлаама, не успели довезти до новгородского Хутынского монастыря, и по дороге он умер. В видении царскому слуге является преподобный и советует молиться о своем спасении и воскрешении чудотворцу Николе. Святитель действительно посещает умершего Григория, причем отгоняет жезлом появившихся бесов, предъявивших длинный список греховных дел юноши и требующих себе его грешную душу. Указывая на ангела, держащего в руках свиток с добродетелями Григория, Никола взвешивает добрые и злые дела усопшего и воскрешает его. Иллюстрации этого «назидательного» эпизода, ставшего залогом веры в воскрешающие возможности «сверхсвятого», были широко распространены на Руси как в лицевых циклах жития,⁶⁸³ так и на житийных иконах Варлаама Хутынского. Подробно чудо с Григорием Тумганом представлено в клеймах московской иконы сер. XVI в. из собрания Государственного Русского музея.⁶⁸⁴

Вера, что святой связан с потусторонним миром, является стражем врат Царства Небесного и хранителем ключей от неба,⁶⁸⁵ породила своеобразный древнерусский обычай обращаться к Николе в тексте разрешительной молитвы, который влагался в руки умершего в виде свернутой хартии. По – видимому, это и имели в виду посещавшие Россию в ХVI – ХVII вв. иностранцы, свидетельствовавшие, что русские вкладывали в руки умершего «письмо к святому Николаю, в котором описывалась жизнь и поступки покойного».⁶⁸⁶

К этим представлениям примыкает важнейший аспект почитания святого, до сих пор не отмеченный в литературе, – его тесная связь с погребальными церковными обрядами. Как кажется, истоки их следует искать в знаменательном факте соединения чина отпевания усопшего и еженедельной службы Николаю в последовании Октоиха, отличающейся покаяннопоминальными молитвами и эсхатологизацией в них образа святого.

Здесь небезынтересным кажется напомнить, что в древних воззрениях славян четверг, совпадающий с днем памяти свт. Николая, был днем общения с душами умерших,⁶⁸⁷ что также могло отчасти предопределить характер его последующего почитания. Некоторые молитвы Октоиха прямо говорят о том, что они читались непосредственно перед иконой Николы, следовательно, его образ занимал важное место в поминальных обрядах и службах: «День и час страшный поминай, о душе моя! егда тя хощет привести на суд владыка и судити твоя дела тайная, и возопий ему: Спасе, спаси мя Николаа мольбами» (песнь 9, глас 4). Поэтому, размышляя о смерти, в молитвах обращались к святому, его икону приносили умирающим перед последним причастием. Так, по требованию митрополита Вассиана икону с образом Николая принесли к постели умирающего Василия III.⁶⁸⁸ Среди посмертных чудес святого немало упоминаний о поминальных службах, литиях и кутьях, творимых в Никольских храмах с надеждой на воскресение близких. В «Чуде с Агриковым сыном Василием» родители пропавшего сына в день свт. Николая ежегодно совершали в его честь две поминальные трапезы.⁶⁸⁹ В одном из апокрифических текстов царь Синагрипп творит в храме святого «канон и кутью, приносит свечи и елей», устраивает «поминальную трапезу».⁶⁹⁰ Повторяемость этих эпизодов, видимо, оказала влияние на содержание обращенных к Николе молитв, о которых упоминают греческие тексты. В древнейшей из них говорится: «весь род [людской] его одного... призывает на помощь... его имя записывают в поминание».⁶⁹¹

По – видимому, традиция посвященных свт. Николаю надгробных памятников существовала на Руси издавна. Ее следует начать с известия Ипатьевской летописи о первом Никольском храме, поставленном в 882 г. над могилой князя Аскольда в Киеве.⁶⁹² Небывалое в средневековом мире число посвященных Николаю монастырей, церквей, приделов, часовен недвусмысленно свидетельствует об особом отношении к святому как предстателю перед Богом на Страшном Суде. Думается, что некоторые из них возводились как обетные храмы, специально предназначенные для поминальных служб и литургий. Устойчивой эта традиция стала с ХV – ХVI вв., когда сформировалось представление о роли святого в деле поминовения мертвых. О ней недвусмысленно свидетельствует текст так называемого некнижного жития святого, или «Слова о хождении его и погребении», впервые изданного В.О. Ключевским.⁶⁹³ В предсмертной молитве святитель взывает: «А кто принесет свечю или просфуру или темъян или канун или кутью в церковь мою... помози им, Господи... и избави их от грех их и дай же им. Господи, во царствии небеснем водворитися... А кто напишет слово моего житиа или напишет кто образ моего подобиа, и уподоби их, Господи, во православней християньстей вере... и дай... пищу райскую на страшнем дни суда твоего праведного».⁶⁹⁴ Особый интерес вызывают посвящения свт. Николаю боковых – южных алтарей (так называемых диаконников).⁶⁹⁵ Мы уже отмечали, что к концу XIV в., когда за этими церковными компартиментами закрепляются новые литургические функции,⁶⁹⁶ пространство диаконника получает статус придела для проведения особых поминальных действ.⁶⁹⁷ Потребность в таких помещениях в это время стала необходимой в связи со сложением на Руси целой системы коммемораций и оформлением монастырского правила поминовения усопших.⁶⁹⁸ Поминальные богослужения, панихиды и литии, которые ранее происходили в нартексе и притворе, стали требовать в монастырских храмах – в силу большого числа обрядов, канонов и молитв по усопшим, часто связанных с литургией,⁶⁹⁹ – отдельного помещения для их проведения. Оформление богослужебных функций южной апсиды, таким образом, обязано отмеченным нововведениям. Самое раннее свидетельство об определенном ее назначении относится к деяниям Стоглавого Собора (1551), который называет южное отделение «кутейником», связывая с ним место проведения заупокойных служб, принесения кутии, чтения канонов за здравие и за упокой.⁷⁰⁰ Однако, на наш взгляд, в эпоху позднего средневековья эти функции были лишь закреплены канонически, связь же южной апсиды с поминальными обрядами кажется более древней. Сам факт возникновения в этом храмовом компартименте придельных алтарей мог вытекать из практики служения здесь заказных заупокойных литургий и проведения панихид, известных уже с XII в. из посланий митр. Никифора и архиеп. Нифонта.⁷⁰¹

Ярким примером такого придела является южный Никольский придел собора Рождества Богородицы в Ферапонтовом монастыре, который сразу задумывался и использовался как поминальная церковь, соединенная с усыпальницей св. Мартиниана, игумена и второго (после прп. Ферапонта) основателя монастыря, захороненного у южной стены диаконника. О первоначальности этого замысла свидетельствует наружная фреска южного фасада, выполненная иконником Дионисием одновременно с росписью храма в 1502 г. и представляющая собой надгробную композицию, по длине точно соответствующую раке святого.⁷⁰² В центре ее был изображен тронный образ Богоматери с Младенцем (ныне утраченная часть), которой поклоняются архангелы, ошую предстоит свт. Николай, и по сторонам – коленопреклоненные Мартиниан и Ферапонт. Характерно, что Мартиниан (в миру и схиме Михаил) изображен одесную – справа от Богородицы, у ног своего небесного патрона, архангела Михаила, и напротив своего предстателя – свт. Николая, обращенного к образу преподобного и соответствующего посвящению находящегося прямо за ним престола. Состояние сохранности фрески южного фасада, как неоднократно отмечалось в литературе, указывает на то, что она находилась в закрытом помещении.⁷⁰³ Все это подтверждает не только существование над погребением Мартиниана палатки – усыпальницы (возможно, деревянной), но и непосредственную связь последней с расположенной за южной стеной собора поминальной церковью. Рака поставлена у стены Никольского придела и соотнесена с его фресковым декором: прямо за ней изображена сцена «Перенесение нетленных мощей святого», внушавшая лежащему под ней игумену Мартиниану надежду на будущее воскресение во плоти. Посвящение примыкавшей к захоронению придельной церкви свт. Николаю и иконографическая программа ее декора, исполненная самим Дионисием, говорят об особой важности этого маленького церковного помещения: как кажется, именно в нем творились поминальные службы по первым игуменам монастыря Ферапонту и Мартиниану, а также заказные службы по ктитору всей постройки ростовскому архиепископу Иоасафу. Выделенные в пространстве перед южным алтарем и помещенные в пандан друг другу сцены «Успение Николы» и «Перенесение его мощей» вторят словам «Повести о погребении Николы», один из списков которой соответствует времени создания росписи: «Иже напишеть глаголы моего успение или образъ испишешь моего окроплениа, утвръди его в православней твоей вере, даруй ему множество премудрости и разума Духа Святаго, даруй въсем пищу райскую на страшнемь дни въздааниа Твоего праведного» (выделено мною. – И.Ш.).⁷⁰⁴

Столь же прямым ответом на текст «Слова о хождении и погребении» («А кто напишет слово моего житиа или напишет кто образ моего подобий, уподоби их, Господи, во православней християньстей вере... и дай... пищу райскую на страшнем дни суда твоего праведного»⁷⁰⁵) выглядят многие изображения свт. Николая. Прежде всего это деисусные композиции с его образом. Например, фреска западного аркосолия южной стены церкви на Протоке в Смоленске (рубеж ХII – ХIII вв.), где святой изображен в пандан Богородице.⁷⁰⁶ По – видимому, надгробным был задуман образ Николая в росписи церкви Георгия в Старой Ладоге (посл. четв. XII в.), выделенный монументальным арочным сводом.⁷⁰⁷ Расположение фрески на северном склоне вблизи сцены Страшного Суда на западной стене позволяет рассматривать ее как своеобразное воспроизведение формы и декора аркосолия. (При археологических исследованиях под ней действительно были найдены остатки погребения).⁷⁰⁸ Следует обратить внимание, что образ написан над квадратной нишей, которая могла служить местом для поминальных евхаристических приношений, сопровождавших заупокойные литии. Обычно такие богослужения проводили в западных частях храма, отведенных в системе росписей для небесных патронов захороненных ктиторов и тех, чьи имена поминались в заказных службах.

Особое место в ряду подобных изображений принадлежит псковским иконам «Сошествие во ад», которые, по нашему убеждению, являлись надгробными памятниками, висевшими над захоронениями древних псковичей.⁷⁰⁹ На двух из них свт. Николай размещен в центре верхней деисусной композиции,⁷¹⁰ заменяя собой традиционный образ Христа. Уникальная иконографическая деталь ясно передает смысл изображения: святитель здесь судия человеческих душ (аналогично функции Христа в каноническом Деисусе), ходатай за род человеческий. Он ассоциируется с образом небесных врат, через которые верные войдут в Царство Небесное. (Ср. со словами Октоиха: «Твоими молитвами внидем купно в животные врата»). Сродни росписям аркосолиев и упоминаемая вначале икона из новгородского Свято – Духова монастыря, которую мы также предлагаем рассматривать как поминальный образ.⁷¹¹ Не случайно в ее символическом замысле особое место отведено образам святых – патронов семьи заказчика, представленных в медальонах, как портреты умерших в «imagines clipeatae» в древних заупокойных капеллах. Их вертикальные композиции по сторонам святого напоминают церковные диптихи с именами живых и усопших, лежащих слева и справа от Св. Даров и поминаемых на литургии. Скорее всего икона и предназначалась для заказных евхаристических служб, творимых по обещанию ктитора в вечную память себе и своему роду.

Следует обратить внимание на еще один необычный пример почитания святителя. На вологодской иконе кон. XV – нач. XVI вв. «Св. Николай Зарайский» из собрания В.А. Бондаренко (Москва)⁷¹² одеяния епископа имеют уникальное решение. На его святительском омофоре помимо обычных для него крестов на плечах имеются три киноварных изображения Голгофы подобно тому, как они вышиваются на параманде или аналаве, возлагаемом на шею монаха, принимающего великую схиму. Возможно, необычно оформленный «Голгофами» омофор подчеркивал особую богоизбранность Николы, ставшую лейтмотивом всех церковных служб и литургической поэзии, его самое высокое положение среди архиереев христианской Церкви как «первосвятителей удобрения», «пастыря великого», «красоты первосвященников». Поза святителя, благословляющего предстоящих и держащего на плате закрытое Евангелие, точно повторяет выход епископа из алтаря в наос на малом входе, когда он изображает собой Христа, пришедшего в мир для благовестия. Тогда и омофор получает значение не только отличительного знака архиерея, но принимает на себя всю символику его облачения на малом входе, «изображая спасительное нисшествие Христа до земли и даже до ада, через которое избавил он и живых и умерших».⁷¹³ При этом возлагаемые на него одежды означают Воплощение, смерть и Воскресение Господа.⁷¹⁴ Традиционная интерпретация омофора «как обретение заблудшей овчи»⁷¹⁵ становится здесь реальным литургическим символом спасения всего человечества.

Однако существует еще один уровень понимания Голгофских крестов на омофоре святителя. Как известно, на Руси, особенно в северных землях, где одну церковь отделяли от другой десятки верст, на развилках дорог ставили небольшие часовни для молитвы путника. Обычной принадлежностью этих часовен были не столько иконы, сколько деревянная скульптура, и в первую очередь статуи свт. Николая, представленного в той же позе, что и на рассматриваемом образе. Многие из них со временем прославлялись как чудотворные. Здесь же в киотах ставили резные поклонные Голгофские Кресты, напоминавшие о Жертве Христа и спасении праведных. Они отвечали обетному характеру возведения таких часовен, в которых часто творили поминальные службы. Поскольку и образ свт. Николая в русском религиозном сознании был тесно связан с поминальными традициями, объединению этих двух изображений придавалось вполне устойчивое значение. Рассматриваемая икона, происходящая из северных земель Вологодской обл., отразила этот комплекс христианских представлений. Св. Никола здесь и идеальный образ пастыря, и служащий на литургии епископ, ангельский образ жизни которого уравнял его с монашескими добродетелями, и отражение резной деревянной статуи, дарующей чудеса исцелений, и своеобразный надгробный памятник, связанный с поминальными приношениями и обрядами поминовения умерших, неотделимых от идеи Воскресения праведных. Не исключено, что икона из собрания В.А. Бондаренко была написана для одной из таких обетных часовен, поставленной в дальних вологодских землях.

Традиция возведения поминальных памятников, по – видимому, существовала на Руси издавна, но особое значение надгробные изображения и поминальные службы приобрели начиная с XIII в. в обетных храмах, построенных по личной инициативе заказчика над его будущим захоронением. Программа их живописного декора, и в первую очередь икон, включала образ свт. Николая, почитание которого на Руси, как мы пытались показать, было неразрывно связано с идеей Воскресения праведных. Эта особенная черта русского религиозного сознания и обусловила, на наш взгляд, своеобразие древнерусской иконографии святого.