Книга 2. 1556–1572

Лайнес, генерал-викарий. – Двухлетнее междуцарствие. – Внутренние распри. – Бобадилья сопротивляется Лайнесу. – Кардинал Карпи, судья. – Павел IV запрещает иезуитам производить выборы генерала где-либо, кроме Рима. – Избрание Лайнеса. – Он изменяет устав богословского преподавания. – Признает Фому Аквината недостаточным и несовершенным. – Павел IV хочет заставить иезуитов выбирать генерала только на три года и совершать богослужение сообща. Сопротивление иезуитов. – Торжественная речь Павла IV. – Причины, побудившие иезуитов временно повиноваться ему. – Средства, употребляемые Лайнесом для деспотического правления орденом. Лайнес на первом заседании Тридентского собора. – Претензии иезуитов на важность роли их на соборе. – Попытки иезуитов проникнуть во Францию при Франциске II и Карле IX. – Беседа в Пуасси. – Лайнес присутствует на ней. – Его речь против протестантов. – Иезуиты допущены после беседы в Пуасси. – Как и на каких условиях. – Лайнес на последних заседаниях Тридентского собора. – Его речь о папском неограниченном образе правления. – Мнение Евстафия дю Белле об этой речи. – Собрание высказывается против мнения Лайнеса. – Он извиняет или отрицает злоупотребления римского двора. – Он утверждает, что аннаты и десятины составляют священное право. Он говорит, что епископы по божественному праву не обязаны жить в своей епархии. – Он высказывается за тайные браки. – Письмо Эрвэ, Сорбонского доктора, против Лайнеса. – Косвенное одобрение ордена Тридентским собором. – Оно вызвано рекомендацией Карла Барромея. – Этот кардинал плохо вознагражден иезуитами. – Борьба их с св. Карлом Барромеем. – Иезуиты изгоняются из семинарий и коллегий Миланского архиепископства св. Карлом и его племянником Фредериком Барромеем.

1556–1564.

После смерти Игнатия, у ордена осталось сто обителей, или коллегий. Более тысячи иезуитов были рассыпаны по всему свету. Из них было только тридцать пять профессов, то есть членов, действительно и навсегда принадлежавших к ордену. Из первых товарищей Игнатия только пять человек пережили его, в том числе и Лайнес, самый главный из них. Он был главнейшим сотрудником основателя ордена, его советником и ближайшим поверенным. Однако, не он предназначался Игнатием на место генерала. С согласия Игнатия, наместниками его были избраны отцы Поланквэ, Мадрид и Надаль. Можно было думать, что они станут вести дела ордена и после смерти Игнатия, до избрания генерала; но Лайнесу удалось занять их место и заставить избрать его викарием. В силу этого звания, он назначил конгрегацию для избрания генерала. Война, возгоревшаяся в то время между Павлом IV и Филиппом II, королем испанским, помешала испанским профессам приехать в Рим, и конгрегация состоялась только через два года. Лайнесу было очень важно, чтобы присутствовали испанцы. Между ними были его самые сильные приверженцы.

Эти два года междуцарствия прошли в постоянных распрях. В особенности, противился Лайнесу Бобадилья, у которого было много сторонников. Он утверждал, что орденом должны управлять прежние пять профессов, назначенные папскими буллами, и что Лайнес не имел права присваивать себе власть, которой пользовался деспотически. За решением этих споров обратились к кардиналу Карпи, который признал Бобадилью правым. Вследствие этого, Лайнесу пришлось править в сотрудничестве со старыми товарищами Игнатия и с профессами, жившими в Риме. Эти внутренние раздоры заставляли желать скорейшего избрания генерала. Так как испанцы не могли ехать в Рим, то иезуиты хотели собраться в Испании или Португалии, предлагали также Лоретту или Авиньон. Узнав об этих намерениях, Павел IV вообразил, что иезуиты хотят удалиться из Рима только для того, чтобы избежать его власти и действовать тайным образом. Он приказал составить список всех членов ордена, проживавших в Риме, и запретил им выезд из города без особого его разрешения.

В 1557 году война между Павлом IV и Филиппом II закончилась, и король дозволил испанским иезуитам отправиться в Рим на общую конгрегацию. Собрание это открылось 19 июня 1558 года. 2 июля, в день избрания, председательствовал от имени папы кардинал Пахеко. Из двадцати голосов Лайнес получил 13 избирательных и был объявлен генералом, Поланквэ был избран адмонитором, ассистентами: Мадрид – для Италии и Сицилии, Надаль – для Германии и Франции, Гонзальво – для Португалии, Бразилии, Эфиопии и Индии, Поланквэ – для Испании. Было сделано затем несколько постановлений, между прочим, относительно преподавания богословских наук. Игнатий предписал руководиться «Суммой» св. Фомы Аквината. Лайнес возобновил эту часть правил, но прибавил, что должны также объяснять и «Магистра изречений» и что, если со временем появится более полезный и приличный курс богословия, надлежит принять его по зрелому обсуждению.

Со дня своего вступления на папский престол, Павел IV всегда относился к иезуитам благожелательно, хотя не заблуждался относительно недостатков ордена. Его, в особенности, поражали неудобства пожизненного избрания генерала, и он находил неблагочестивым разрешение, данное иезуитам, совершать в своих обителях богослужение не сообща. Он выразил свое мнение Лайнесу при первом его посещении вместе с Сальмероном. Павел IV желал, чтобы генерал избирался на трехлетний срок, как во многих других орденах. Предложение папы было доложено кардиналом Трани общему собранию и единодушно отвергнуто. Конгрегация решила, что генерал избирается пожизненно, и сообщила папе о своем решении в мемориале, в котором старалась прикрыть почтительными выражениями свое неповиновение. «Все, – говорится в этом мемориале, – совершенно единодушно, без исключения, мы рассудили, что для нашего ордена будет гораздо приличнее, чтобы генерал наш не сменялся до своей смерти».

Лайнес и Сальмерон представили этот мемориал папе. «Вы непокорные, – сказал он им серьезно, – вы упрямцы и зачинщики ереси, я очень боюсь, что из вашей среды выйдет какой-нибудь сектант»¹⁸. Он настаивал на своем желании, чтобы генерал избирался на трехлетие, и прибавил, что иезуиты должны следить за своим дальнейшим поведением и не слишком рассчитывать на привилегии, которых они могут лишиться по повелению его самого или его преемников.

Эта речь, говорит иезуитский историк, заставила бояться, как бы не было предпринято что-либо вредное для ордена или его устава. Но папе было более восьмидесяти лет, прибавляет он, а потому, иезуиты решили терпеливо ждать его смерти и усугубить свою почтительность. Им пришлось недолго ждать; в следующем же году Павел IV скончался, и место его занял Пий IV.

Что же касается совместного богослужения, которое Павел IV хотел ввести у иезуитов, то они отказались от него, соображаясь с взглядами своего основателя. Но, следуя принятой ими политике почтительности, они начали, говорят, служить литургию с хором, но отменили это немедленно после смерти Павла IV. Если верить иезуитам, самые сведущие кардиналы разъяснили им тогда, что не следует смешивать простое приказание папы с постановлением Святейшего престола. Разница весьма справедливая, что не мешает, однако, заметить, что иезуиты, заверяющие всегда в своей преданности папе, с первых же шагов своих сумели воспротивиться воле Павла IV.

На первой же общей конгрегации Лайнес внес важные изменения в устав ордена. Он добился для генерала права: во-первых, заключать всякого рода сделки без общего совета; во-вторых, комментировать и разъяснять устав, причем, его толкования имеют силу самого правила; в-третьих, составлять новые правила и отменять прежние; в-четвертых, иметь тюрьмы для заключения в них тех, кого он сочтет виновными в нарушении правил ордена.

Эти изменения легли в основание деспотической власти, которой с тех пор пользовался генерал иезуитов. Они в корне подорвали дело Игнатия и породили все те злоупотребления, которые исказили его орден. Поэтому ответственность за них должна падать, скорее, на Лайнеса, чем на Игнатия, который старался, по-видимому, всячески оградить своих учеников от произвола центральной власти. Лайнес уничтожил все гарантии справедливости одним ударом и добился самой неограниченной власти, какою когда-либо пользовался человек. В руках ловкого политика эта власть неизбежно доставляла ему громадные преимущества в делах.

Лайнес не признавал власти ограниченной и развил эту антихристианскую теорию на Тридентском соборе, на котором присутствовал в качестве богослова Святейшего престола.

Тридентский собор был собран для обсуждения реформ, потребность которых волновала тогдашний мир; на этом соборе были составлены прекрасные правила, но не было принято никаких мер, соответствовавших серьезности обстоятельств. Протестанты хотели присутствовать на нем в качестве стороны, а не обвиняемых. Папа и кардиналы не согласились допустить их на таких условиях, а потому, протестанты не послали на собор никого из своих вождей. Римский двор и разные правительства оказывали на собор вредное влияние, которое помешало ему принести ту пользу, какая от него ожидалась. Много времени уходило на догматические вопросы, и некоторые конгрегации или заседания походили на схоластические турниры, на которых богословы старались лишь блеснуть своей ученостью. Лайнес отличился странностью некоторых своих взглядов. Тридентский собор продолжался 21 год; созванный Павлом III в 1545 году, он прерывался и возобновлялся несколько раз. Лайнес участвовал в нем с Сальмероном с 1545 года; двое других иезуитов, Ле Же и Канизиус, были присланы Аугсбурским епископом.

Если верить историкам ордена, на Тридентском соборе ничто не делалось иначе, как по совету иезуитов, которые на всех догматических и дисциплинарных совещаниях так сильно блистали, что свет их затмевал всех других богословов. Писатели, относившиеся к иезуитам без любви; но и без ненависти, не приписывают им такой блестящей роли и придают богословам ордена лишь весьма второстепенное значение, что явствует даже из «Истории Тридентского собора» Паллавичини.

На первых заседаниях совета Лайнес счел долгом довольно точно следовать совету Игнатия говорить скромно и не упорствовать на особых мнениях: но, сделавшись генералом ордена, он позволил себе самые нелепые заявления, присутствуя на последних заседаниях собора. Прежде, чем проследить за его действиями на этом поприще, нам надо познакомиться с его стараниями утвердить свой орден во Франции.

Казалось, что, встретив энергичный отпор парламента, Парижского епископа, богословского факультета и университета, иезуиты успокоились. По смерти Генриха III, покровитель их, кардинал де Лоррен, получил при дворе еще большее влияние, чем прежде. Франциск II, тогда еще ребенок, совершенно подчинился ему. После шестилетнего осторожного молчания иезуиты возобновили свои искательства у кардинала де Лоррена, который выхлопотал им новые жалованные грамоты от 12 февраля 1559 года. Парламент не обратил на них никакого внимания. 10 июля 1560 года из Амбуаза Франциск прислал им новые грамоты, в которых приказывал парламенту «приступить к проверке упомянутых грамот и булл без изменений и задержек, и без новых королевских требований».

Парламент счел эти грамоты четвертым и окончательным приказанием, а потому, и приступил к их рассмотрению, но предварительно приказал, чтобы жалованные грамоты, буллы и статуты воспитанников и ордена Иисуса Христа были предъявлены Парижскому епископу, «дабы, выслушавши его мнения, распорядиться, как укажут обстоятельства».

Этим Парижским епископом был все еще Евстафий дю Белле. Он заблагорассудил прекратить видимое противодействие иезуитам и согласился на проверку их грамот, но поставил следующие условия:

«1-е. С тем условием, чтобы упомянутые братья обязались принять другое название и не называться членами ордена Иисуса или иезуитами;

2-е. Чтобы они не имели права ни составлять новый устав, ни изменять или нарушать существующий устав, который будет им вручен за подписью секретарей собрания во избежание разногласия;

3-е. Чтобы их ревизовали и налагали на них взыскания их епископы без всяких исключений;

4-е. Чтобы они не имели права читать и разъяснять Священное Писание, публично или частным образом, иначе, как выдержав испытание при богословском факультете какого-нибудь известного университета и получив разрешение епископа;

5-е. Чтобы они отказались положительным образом от всех привилегий, уже полученных или имеющих быть полученными впоследствии, а именно, от тех, которые они считают дарованными им буллой папы Павла III, данной в Риме 16 октября 1549 года, поскольку эти привилегии будут противны вышеизложенному;

6-е. И, чтобы они ныне и впредь подчинялись общим законам без нарушения прав на доходы, оброки, подати и всяких иных прав светских властителей».

Эти условия лишали иезуитов их настоящего характера и даже имени. Таким образом, Парижский епископ отвергал их действительно, под предлогом условий, поставленных для их принятия.

Университет, приглашенный обсудить in corpore вопрос, следует ли допустить или отвергнуть новый орден, высказался за полное отвержение, основываясь на привилегиях, дававших иезуитам права на исключительное и опасное существование. Это решение состоялось в августе 1560 года. 31 октября король прислал приказ, за которым последовало частное письмо регентши Екатерины Медичи от 8 ноября; в нем было сказано: «Обсудив в нашем Тайном совете причины, побуждающие нашего друга и верноподданного епископа Парижского, а также и докторов Сорбонны, противиться утверждению булл ордена Иисуса, и, не найдя в них ничего противного или вредного святым декретам и конкордатам, заключенным между Папским престолом и нами, и, принимая во внимание, что монахи, воспитанники и священники упомянутого ордена объявили, что вступают в него с условием, что их привилегии никоим образом не нарушают законов нашего королевства или галликанской церкви, повелеваем вам немедленно приступить к утверждению вышеупомянутых булл, с условием не преступать границ закона государства».

Дю Месниль и Бушро, королевские стряпчие, внесли эти грамоты в парламент и согласились на утверждение булл и привилегий: «с сохранением за собою права просить суд о принятии мер, в случае, если грамоты окажутся вредными или предосудительными для прав и привилегий духовных; а также, ввиду заявления монахов, священников и воспитанников упомянутого ордена о том, что они не намерены, в силу своих привилегий, вредить ни королевским законам, ни привилегиям Церкви, ни конкордатам, заключенным нашим святейшим Отцом папой между его папским престолом и всемилостивейшим государем королем, ни всяким иным правам епископий, приходов и т.д.». Условия эти, как видно, были извлечены из королевского послания от 31 октября.

Преемником Франциска II, умершего 5 декабря того же года, был Карл IX, при котором влияние кардинала де Лоррена еще более возросло. Катерина Медичи предоставила ему, до некоторой степени, опеку над молодым королем, довольствуясь тайным плетением сети обширной интриги, которая должна была уничтожить соперничествовавшие между собою дома Лорренов и Монморанси, и укрепить власть в ее руках.

22 февраля 1561 года, синьор де Сен-Жан явился в парламент с грамотами, в которых говорилось от имени молодого короля, «что упомянутый синьор послан нарочно, для объявления магистрату, что Его Величество хочет и требует немедленного утверждения жалованных грамот, относящихся к допущению ордена Иисуса. Так как Его Величеству стала известна великая досада вышеупомянутых монахов, и, так как король нашел, что орден этот может принести только пользу религии и христианству, и великое благо всему государству, то королева-мать, по соглашению с советом, послала синьора Сен-Жана, для объявления магистрату своей последней и непременной воли, чтобы упомянутый орден был допущен в Париже и во всем королевстве».

Как видно, иезуиты не падали духом. Они требовали разрешения поселиться не только в своем отеле в Клермоне, но и во всем государстве; это произошло от того, что они приобрели нового покровителя, кардинала Турнонского, только что дозволившего им устроить общежитие в городе, по имени которого он назывался. Кроме того, Лайнес прислал в Париж ловкого иезуита, способного извлечь всевозможную пользу из высокого покровительства кардиналов Турнонского и де Лоррена. Иезуит этот назывался Когордан. Многочисленные грамоты Франциска II и Карла IX доказывают, что Лайнес не ошибся относительно способностей и достоинств своего представителя. Когордан начинал даже очень шуметь о парламентской оппозиции, и двор считался с его великой досадой.

Парламент был не из робких и, несмотря на новые королевские приказания, решил, что, не предрешая дела о наследстве Клермонского епископа, которое оспаривалось у иезуитов, последние могли обратиться за утверждением своего ордена или к собранию в Пуасси, которое должно было состояться в ближайшем будущем, или к общему собору, который решено было закончить.

Коллоквий в Пуасси был созван под влиянием канцлера де Л’Опиталь. Этот великий человек был убежден, что мудрые и истинные реформы являлись наилучшим средством спасти Францию от кровопролитных войн и треволнений, опустошавших Германию. Видя, что политика, борьба и тысячи противоположных интересов прервали Тридентский собор и не позволяли рассчитывать на него, он посоветовал правительству созвать католиков и протестантов на совещание, на котором последние могли бы изложить свои взгляды, не опасаясь никакого насилия. Это совещание, или коллоквиум, состоялось в Пуасси, близ Парижа.

Папа взглянул косо на затею французского правительства, но рассудил за лучшее скрыть свое неудовольствие и отправил на коллоквиум Феррарского кардинала, в качестве своего легата. Заседания уже начались, когда прибыл этот прелат; он отправил впереди себя Лайнеса, в качестве богослова; последний явился во Францию с намерением не столько участвовать в заседаниях, сколько поработать в пользу законного допущения ордена.

Председателем был Турнонский кардинал, поэтому Лайнес мог надеяться, что коллоквиум утвердит его орден, и, таким образом, удастся преодолеть сопротивление парламента в деле легализации иезуитского ордена во Франции.

На заседаниях в Пуасси, Лайнес отличился только одной речью, в которой он заявил, что публичные собрания опасны, и охарактеризовал протестантов четырьмя итальянскими словами: Lupi, volpi, serpenti, assassini, то есть волки, лисицы, змеи и убийцы. Теодор де Без ответил на эти грубости жестокими сарказмами и горчайшей иронией. Лайнес тщетно пытался заставить протестантов отправиться в Тридент на возобновление собора.

Он был счастливее в хлопотах об ордене. Вопрос об утверждении не подымался на коллоквиуме, и в протоколах заседаний нет ничего, к нему относящегося. Но перед самым роспуском собрания кардинал Турнонский и епископ Парижский подали 15 сентября 1561 года мнение, подписанное от их имени Николаем Бретоном и Гильомом Бланши, приставом и секретарем коллоквиума; вот самый важный пункт этого документа:

«Собрание, согласно отзыва суда Парижского парламента, приняло и принимает, одобрило и одобряет вышеупомянутый орден, как орден и коллегию, но не как вновь устанавливаемую религию, с условием, чтобы они приняли другое название и не именовались бы орденом Иисуса или иезуитами; чтобы начальство над ними, а также судебная и дисциплинарная власть принадлежали епархиальному епископу, который имеет право изгонять и изымать из сказанного ордена преступивших в чем-либо закон и дурно живущих членов; чтобы братья сказанного ордена ни в духовных, ни в мирских делах не чинили ничего вредного для епископии, капитулов, попечительств и приходов, равно и для университетов, а также, и для других вероисповеданий; чтобы они обязались вполне подчиняться общим законам, отказавшись от всякой собственной юрисдикции, и заблаговременно и точно отреклись от привилегий, дарованных им буллами и вредных вышеупомянутым требованиям. В противном случае, или в случае получения новых привилегий, ныне существующие теряют всякое значение и силу».

Евстафий дю Белле ничего не уступил в этих условиях; иезуиты допускались во Францию с условием не быть иезуитами и не носить этого названия. Они потерпели полную неудачу, несмотря на свои интриги и на своих могущественных покровителей. Впрочем, мнение коллоквиума давало им победу, и они поспешили представить его 14 января 1562 года в парламент, который 13 февраля признал их наследниками Дюпра, Клермонского епископа. В то же время, Тулузский парламент утвердил дарственную запись Турнонского епископа, даровавшего им коллегию в Турноне. Но оба парламента допускали их лишь на условиях, подробно изложенных в мнении коллоквиума в Пуасси.

Иезуитам пришлось покориться, по крайней мере, по виду; они открыли свою парижскую коллегию, сделав на фронтоне надпись: Коллегия ордена имени Иисуса, надеясь этой тонкостью удовлетворить условию, запрещавшему им называться орденом Иисуса или иезуитами. Они открыли бесплатные курсы, чтобы устроить конкуренцию университету, и имели успех, благодаря, быть может, своим способам преподавания, а, может, и просто новизне. Для чтения лекций, они назначили самых способнейших из своей среды: Мальдонат, известный своими толкованиями Евангелия, читал философию, а Михаил Ванегас – литературу.

Коллегии в Билломе, Мориаке и Турноне достигли в самое короткое время блестящего состояния.

Кроме того, несколько иезуитов путешествовали в это же время по Франции, в качестве миссионеров. Самые знаменитые из них – Поссевин и Эдмонд Оже, издавший в 1562 году катехизис, на котором в заглавии поместил: брат ордена имени Иисуса.

Оже родился в Бри, он был остроумен и имел талант к литературе, что заставило Игнатия назначить его профессором поэзии в римской коллегии. В 1559 году он был послан во Францию вместе с отцами Роже и Пеллетье. На них возложили поручение объездить южные провинции и прославить орден, ведя борьбу с протестантами. Памьерский епископ сделал их преподавателями в коллегии своего епархиального города. Они совершали экскурсии в соседние города и миссионерствовали по всему Лангедоку. Тогда-то они и заслужили покровительство Турнонского епископа и приобрели много сторонников в краю, где борьба между католиками и протестантами отличалась особенной силой и страстностью. Пылкое усердие новых проповедников, как нельзя больше подходило к фанатизму южан, смотревших на них, как на неустрашимых защитников католической веры; поэтому, они вскоре приобрели коллегии в Тулузе, Родесе, Памьере и многих других городах.

Лайнес уехал из Франции тотчас же по окончании коллоквиума в Пуасси и посетил учреждения ордена в Бельгии и Германии. В августе 1562 года он находился в Триденте, где должны были возобновиться заседания собора. Председательствовавшие на нем легаты, торопились закончить его до прибытия французских епископов: им не хотелось реформ, а коллоквиум в Пуасси показал, что во Франции их считали необходимыми. Легаты, кроме того, намеревались предпринять кампанию против епископской власти и за ее счет расширить права папы. Они хорошо знали, что французские епископы и ученые сильно восстанут против подобных притязаний; поэтому они спешили строить свои батареи. Лайнес был избран для нанесения решительного удара. Эта честь по праву принадлежала генералу ордена, имевшего претензию считаться папской армией. На конгрегации 20 октября Лайнес более двух часов кряду доказывал с большим одушевлением, что папа – все в Церкви.

«Многие, – говорил он, – старались отговорить меня высказывать мое мнение по этому вопросу, чтобы меня не назвали папским льстецом; но я считаю себя обязанным отстаивать истину. Господь, Судья живых и мертвых, свидетель, что я говорю – по совести. С самого начала собора я всегда высказывал свои убеждения, так же намерен я поступать и впредь. Ничто мне не помешает, так как я ничего не требую, ничего не жду, ничего не боюсь».

После этого вступления, которое могло бы быть правдивее и скромнее, Лайнес приступил к делу. Вот его рассуждение: все, исходящее от Бога, составляет божественное право, а так как Иисус Христос дал Петру и его преемникам полную и неограниченную власть в Церкви, то и папа пользуется ею полностью, по Божественному праву. Следовательно, власть свою епископы получают от Бога не непосредственно, а через папу, которому она дана полностью. Такое толкование совершенно разрушает установленный Христом порядок в Церкви, уничтожает епископское достоинство и делает из папы деспота, которому незачем стесняться законами, так как для него единственный закон – собственная воля, и который, таким образом, имеет право господствовать своим непогрешимым словом над умами людей и может их заставить признавать его верховную власть над всем миром.

Лайнес не останавливался ни перед какими последствиями своей системы и утверждал, что папа облечен такою же властью, какую имел сам Иисус Христос, будучи на земле. Он старался подтвердить все пункты своей речи ссылками на Священное Писание. Несмотря на все натяжки и неточности толкования, ему удалось построить лишь весьма жалкое рассуждение; однако, оно понравилось льстецам при папском дворе, которые расхвалили речь Лайнеса, как образец логики и учености. Иезуиты исчерпали весь запас риторических фигур, вознося красноречие своего генерала. Но многие епископы и богословы, не имевшие тех же причин для восхищения, нашли этот chef-d’oeuvre еретическим и переполненным самой низкой лестью. Евстафий дю Белле вместе с несколькими профессорами из Сорбонны прибыл раньше своих соотечественников на собор. Он не слышал Лайнеса, так как по болезни не присутствовал на заседании. Узнав содержание его речи, он воскликнул: «На следующем же заседании я стану возражать против этого учения, неслыханного в прежнее время, и лишь 50 лет тому назад изобретенного Кайэтаном, чтобы получить кардинальскую шапку. Это учение было осуждено Сорбонной; это новое богословие превращает Царство Небесное в светскую тиранию, и делает из Церкви, супруги Христовой, служанку, обесчещенную по воле одного человека. Сказать, что есть только один епископ по божественному праву и, что он раздает другим их власть, все равно, что сказать, что существует только один епископ, а все остальные – лишь его викарии, которых он может отозвать по желанию. Я хочу уговорить всех отцов собора, чтобы они не допустили окончательно уничтожить епископскую власть, которая и так достаточно унижена. К этому стремятся все эти монашеские общества, которые всюду появляются и так сильно расшатывают достоинство епископов. Епископы пользовались всей своей властью полностью до 1050 года, когда появились ордена Клюни, Сито и другие, ставшие во враждебное отношение к епископству и принявшиеся наносить ему тяжелые удары. Появившиеся позднее ордена нищенствующих монахов, забрали в свои руки почти всю власть епископа, благодаря привилегиям, дарованным папами. Вот еще орден, рожденный, чуть не вчера, который, по мнению Парижского университета, состоит из лиц ни светских, ни монашествующих, который словно нарочно является для введения в веру разных новшеств, для смущения Церкви и уничтожения монашества, и который ныне покушается на окончательное низвержение епископской власти, делая ее непрочной и приписывая ей человеческое учреждение; таким образом, он вреднее всех своих предшественников».

Многие епископы разделяли мнение Дю Белле и готовились к упорной борьбе с генералом иезуитов; со дня на день поджидали французских ученых; посланники Карла IX громко заявляли, что депутаты эти, тотчас же по приезде, начнут воевать против римских притязаний. Легаты испугались и поспешили предложить на обсуждение собрания самые серьезные вопросы, чтобы заставить забыть злополучную речь, на которой они основывали большие ожидания.

Но Лайнес, не довольствуясь тем, что приписал папе преувеличенную власть, дерзнул еще пред лицом всего собора защищать злоупотребления римского двора, которые сами папы осуждали, но не могли исправить. Он утверждал, что было ересью думать, что папа не может разрешить нарушение всяких законов, так как у него такая же власть, как у самого Христа.

«Он один – говорил Лайнес, – может преобразовать римский двор, а собор не имеет для этого никакой власти: ученик не больше учителя, и раб не больше господина», – восклицал он. Таким образом, по мнению Лайнеса, Церковь, собранная на Вселенский Собор, все-таки раба папы, и все епископы не более, как ученики его. «Многие, – говорит Лайнес, – называют злоупотреблениями такие вещи, которые при лучшем рассмотрении покажутся необходимыми или, по крайней мере, полезными. Желающие снова привести Церковь в те условия, в которых она была во времена апостолов, не умеют различать времен и их нужд. Так как Церковь разбогатела, то возмутительно нелепо утверждать, что Провидение даровало ей богатства, запретив ими пользоваться».

Такое учение было действительно удобным для извинения всяких злоупотреблений и даже всяких пороков. Относя к нуждам времени и социального положения все то, что в духовенстве противоречит евангельским правилам, на Евангелие смотрят, как на книгу, в учении которой нет ничего положительного, истина которой только относительна и сообразна с обстоятельствами. Во все времена, духовные сановники, жадные, честолюбивые, друзья роскоши и тщеславия, всегда объясняли обстоятельствами все, что в их жизни было несогласно со строгими евангельскими правилами.

Относительно аннатов (папских доходов), Лайнес утверждал, что все духовные, пользующиеся имуществами Церкви, обязаны по божественному праву платить за них папе так же, как прихожане по тому же божественному праву обязаны платить десятину духовенству. Не находя в Евангелии ничего, оправдывающего такое положение, Лайнес применил к Церкви законы, составленные для иудейского духовенства, и вообразил, что рассудил превосходно. По крайней мере, его рассуждение понравилось в Риме, а Лайнес ничего больше и не желал. Можно подумать, что интересы ордена были для него дороже истины. Надо сознаться, что правда на свете часто оплевывается, тогда как лесть всегда достигает своей цели.

Из лести к римскому двору, Лайнес пытался освятить его пороки и унизить епископов; по той же причине он утверждал, что собор не должен постановлять правила, по которым епископы, на основании божественных законов, обязаны жить среди своей паствы. Большинство тогдашних епископов имели богатые аббатства, где они любили проживать, потому что там могли пользоваться в роскоши и удовольствиях своими огромными доходами, не неся забот и хлопот, сопряженных с должностью; другие жили при дворах и разделяли заботы, удовольствия и, весьма нередко, кутежи придворных вельмож. Римский двор раздавал своим друзьям епископские места, как простые милости, а не как должности. Итальянцы получали епархии во Франции и в других странах, не зная даже местного языка. Они посылали туда вместо себя суфраганов, которые получали наименьшую долю вознаграждения и несли все обязанности.

Лайнес не мог не знать всех зол, вытекавших из отсутствия в епархиях самих епископов. Несмотря на это, он горячо оспаривал мнение тех, которые хотели обязать епископов жить в епархии. Если бы такой закон был утвержден по божественному праву, римский двор не мог бы разрешать его несоблюдение и был бы лишен возможности удовлетворять тех, кто ждал его милостей. Такова была, без сомнения, причина, заставившая Лайнеса высказаться против обязательного местожительства епископов по божественному праву.

Один парижский доктор, Эрве, не мог скрыть негодования, возбужденного в нем поведением Лайнеса в этом деле; он написал к иезуиту Сальмерону письмо, в котором высказал, что, под предлогом ограждения папской власти в вопросе о резиденции епископов, нарушается формальное постановление божественного права, и, что папа потеряет в мнении общества, если не выскажется открыто за соблюдение закона, от которого в значительной степени зависит церковная реформа.

Это рассуждение было слишком возвышенно для Лайнеса, преследовавшего одну лишь цель: льстить папе и римскому двору, чтобы усилить влияние своего ордена, сделать его более сильным в Церкви. Истина была ничто в его глазах. Польза ордена оправдывала все его заблуждения и его малоискреннюю лесть.

Не можем пройти молчанием мнение о тайных браках, изложенное Лайнесом перед Тридентским собором. Этот странный богослов видел в браке простое сближение двух полов, не принимая во внимание тех последствий, в религиозном и социальном отношении, который он влечет за собою. Не видя в этом акте ничего, кроме личных отношений, он находил тайный брак, заключенный без всяких гарантий относительно общества, как духовного, так и светского, вполне законным и полагал, что власти не вправе, во имя общества, ставить ему какие бы то ни было условия.

Схоластические тонкости Лайнеса не могут скрыть безнравственность и вредность подобной теории.

Мы уже говорили, что генерал иезуитов не настолько увлекался богословскими спорами, чтобы забывать о своем ордене. Он не только постарался приобрести для него новых покровителей, путем искусных уступок, но добился еще включения в каноны собора косвенного разрешения ордена. Установив некоторые правила относительно монашеских орденов, в особенности, относительно послушничества¹⁹, собор прибавил оговорку, что он не имел намерения вторгаться своими постановлениями в устав благочестивого ордена Иисуса, одобренный папским правительством. Для получения этой похвалы, Лайнес прибег к помощи кардинала Карла Барромея, архиепископа Миланского. Этот святой архиепископ пользовался тем большим влиянием в Церкви, что к общепризнанным своим добродетелям присоединял еще одну – именовался племянником папы Пия IV.

Пий не унаследовал нерасположения своего предшественника к иезуитам, и считал их войском папского престола; Гибаденейра передает, что однажды, до своего избрания, папа сказал португальскому послу: «Когда кто-нибудь вступает в орден, папа должен бы давать ему жалование, как своему солдату». Карл Барромей разделял мнение дяди. Ему было всего 22 года от роду, когда его назначили, в 1560 году, Миланским архиепископом, и 25 лет, когда он отрекомендовал иезуитов легатам, председательствовавшим на Тридентском соборе. Он закончил письма к ним следующими словами: «Вы знаете, что эти отцы очень покорные и очень преданные чада Его Святейшества и папского престола, и, кроме того, что я им покровительствую. А потому, заявляю Вашим светлостям, что всякие милости, им оказанные, я приму, как оказанные мне лично, и прошу вас смотреть на них, как на людей, настоятельно вам мною рекомендуемых».

Иезуит Паллавичини, приводя эту выдержку из письма Карла Барромея, прибавляет: «Кардинал до самой смерти доказывал свою привязанность к ордену». Читатель увидит, насколько это заявление справедливо.

Благодаря рекомендации кардинала – архиепископа Миланского, иезуиты удостоились вышеприведенного похвального отзыва собора. Барромей доказывал на деле, что действительно считает иезуитов такими, какими изобразил их в своем письме. Он основал для них коллегию в своем епархиальном городе и присоединил к ней богатое Аронское аббатство, от которого отказался в их пользу; поручил им заведывание всеми, основанными им, семинариями и содействовал при основании многих коллегий, в особенности, в Люцерне и в Фрибурге. Его духовником был иезуит по имени Жан-Батист Рибера, который, без сомнения, не упускал случая, для поддержания доброго расположения своего духовного сына к ордену. Говорят, что этот иезуит был совершенно недостоин доверия святого архиепископа, которому пришлось позорно выгнать его из своего дворца за преступление, навлекшее на Содом огонь с неба. Барромей не счел весь орден виновным в грехах одного из его членов и снова избрал себе духовником иезуита, по имени Адорно; но иезуиты не могут допустить, чтобы в их среде был хоть один преступник; поэтому, они немедленно составили заговор против благочестивого архиепископа, своего благодетеля, чтобы отомстить за своего собрата, который, по их словам, был несправедливо осужден. Если Рибера был действительно невиновен, то почему святой архиепископ выгнал Риберу и почему отец Адорно стал подозрительным ордену, не приняв сторону Риберы?

Карл Барромей принялся серьезно за реформу Церкви и старался воскресить истинную дисциплину в духовенстве и вверенной ему пастве. Он издал самые мудрые правила и – что было всего лучше – сам являл пример всех, рекомендованных им, добродетелей. Его поступки, как и его сочинения, носили истинно евангельский характер. Он заботился, в особенности, о том, чтобы таинства, источники благодати, принимались с таким душевным настроением, которое делало бы их полезными для принимающих. Его наставления для исповедников проникнуты такой глубокой мудростью, что духовенство французское в общем собрании решило их отпечатать, чтобы противодействовать вредному влиянию иезуитов в этом вопросе, как увидим далее.

Иезуиты ни в чем не могли упрекнуть святого архиепископа, кроме слишком строгой морали, и решились напасть на него с этой стороны. Они послали в Милан некоего отца Маццарино, яростно говорившего против него. Другой иезуит, духовник миланского губернатора, настроил последнего против архиепископа. Барромей ограничился тем, что уведомил начальство иезуита Маццарино о его сумасбродствах и преступных выходках. Он просил дать расходившемуся иезуиту несколько благих советов и, по возможности, старался извинить сатиры Маццарино, относя их к его дурному и вспыльчивому характеру.

Вместо того, чтобы исполнить справедливое требование человека, которому они были так много обязаны, иезуиты и в следующем году послали Маццарино в Милан для проповеди. Проповедник этот занял кафедру в часовне коллегии и снова начал говорить, с еще большей страстностью. Его удобная и снисходительная мораль привлекала к нему толпы женщин и, вообще, людей, желавших приобрести внешний вид набожности, не заботясь о ее духе. Барромей предупредил проповедника через провинциала и через ректора, что он будет следить за его проповедями и, что, если иезуит не исправится, то он запретит ему проповедовать в своей епархии. Маццарино в ярости стал нападать «на архиепископских шпионов, являвшихся следить за ним», и открыто объявил, что зависит только от Бога и своего начальства.

Наконец, Барромей захотел пресечь подобную наглость и стал через суд наводить справки, относительно учения проповедника. Миланские иезуиты поспешили распространить в Риме ложные слухи, благоприятные Маццарино. Со своей стороны, и Барромей написал к Цезарю Специано, апостолическому протонотариусу и агенту архиепископа в Риме, письмо, из которого мы извлекли изложенные нами факты. Специано был человек добродетельный и искусный, и впоследствии, стал епископом в Наварре и Кремоне. Он отправился к генералу иезуитов, который обещал отозвать Маццарино в Рим, но затем, по настоятельным просьбам одной миланской дамы, графини Дидамиа, оставил его в Милане. Барромей снова написал к своему агенту, жалуясь на это несоблюдение обещания. Вскоре после этого, он описал все интриги иезуитов, которые через губернатора навели такой страх на прихожан, что последние не смели являться свидетелями в процессе, возбужденном против Маццарино. В то же время, иезуиты выпрашивали повсюду хорошие отзывы о нем и поставили на ноги всю свою армию ханжей обоего пола. Они пытались изъять это дело от подсудности архиепископу и перенести его в Рим. Барромей согласился на это и выслал все документы.

Поведение иезуитов открыло, наконец, глаза доброму архиепископу, и он написал к своему агенту: «Что же касается того, что вы мне пишете об ордене, то признаюсь, что я уже давно вижу, что ему грозит быстрый упадок, если не будут приняты меры. Я слишком хорошо убедился, что в ордене есть очень плохие и очень сумасбродные люди. Вы пишете, что, если бы я поехал в Рим, то принес бы некоторую пользу в деле преобразования этого ордена; я же убежден, что ничего бы не добился, так как я стал им подозрителен, вследствие этого дела с отцом Маццарино. Они еще больше наговорили бы на меня, если бы я вмешался в дела, столь близко их касающиеся. А, между тем, необходимо, чтобы другие приложили руку к этим делам».

Известно, что иезуиты утверждают, что орден их всегда пребывал в первоначальном своем состоянии усердия и никогда не нуждался в преобразовании. Карл Барромей держался иного мнения; многочисленные факты докажут читателю, что он был прав, и что иезуиты систематически закрывают глаза на пороки своего ордена, когда с таким самомнением выдают себе патенты на постоянство в добродетели.

Отец Маццарино был в Риме осужден, несмотря на все интриги иезуитов в его пользу, но они добились того, что было предписано Миланскому архиепископу не давать огласки приговору, чтобы не повредить ордену и не помешать ему творить добро. Чтобы унизить святого архиепископа, письмо, в котором кардинал Савелло объявлял, что таково желание папы, было адресовано ему через губернатора, противника Карла Барромея. Этим иезуиты слишком ясно показали, что письмо Савелло написано было под их влиянием. Папа, от имени которого оно составлено, был здесь ни при чем, и лично сказал Барромею, что он желает, чтобы приговор суда против Маццарино был переведен на обыкновенный язык.

Миланский архиепископ, узнав подлинные чувства и принципы иезуитов, отнял от них семинарии, порученные им в его епархии. Его племянник и преемник, Фредерик Барромей, отличавшийся, подобно дяде, высокими добродетелями, отнял у них коллегии, находившиеся в Миланской епархии.

Мы увидим, что и другие епископы, из самых выдающихся, точно так же относились к иезуитам.

Иезуиты решаются не соблюдать условий, под которыми они допущены во Францию. – Их тайный диплом принятия в Парижский университет. – Они открывают курсы своей коллегии на ул. св. Якова. – Курсы эти запрещены по случаю нарушения законов. – Прошение иезуитов. – Допрос Когордана ректором. – Письменные ответы. – Подавляющее возражение университета. – Иезуиты призывают университет на суд парламента. – Заявление юрисконсульта Дю Мулена против иезуитов. – Другое заявление шести адвокатов парламента против иезуитов. – Записки иезуита Кэньора. – Парижское духовенство, город, управление больницами и монашеские ордена вмешиваются в процесс против иезуитов. – Защитительные речи Верзориса за иезуитов – и Етьена Наскье за университет. – Заключительные речи дю Месниля против иезуитов. – По просьбе иезуитов, король вмешивается в дело, и процесс прерывается. – Иезуиты преподают временно. – Процесс, начатый иезуитами против наследников Гильома Дюпра. – Речи де Филльейля за иезуитов, де Ту и Дю Месниля против них. – Парламент ничего не решает, из страха перед двором. – Наследство Дюпра в руках третьего лица. – Фанатические предсказания иезуитов. – Отцы Оже и Поссевин. – Они возбуждают к истреблению протестантов. – Их писания с этой целью. – Письмо отца Оже к жителям Тулузы. – Резня протестантов в Тулузе. – Генерал иезуитов во Франции. – Мальдонат и Наварский король. – Варфоломеевская ночь.

1564–1572

Иезуиты были допущены во Францию на условиях, которых они соблюдать не хотели. С самого начала они стали применять на деле мысленные оговорки, которые впоследствии были возведены их богословами в теорию; это было известно, а потому, на первых же шагах они встретили многочисленные препятствия со стороны самых мудрых и добродетельных людей, не заблуждавшихся ни относительно их стремлений, ни относительно средств, которыми они пользовались для достижения своих целей.

Они торжественно обязались не нарушать прав и привилегий университета. Между прочим, университет пользовался правом разрешать открытие новых научных и литературных учреждений, и контролировать преподавание в них. Только те учреждения, которые имели разрешение от университета, причислялись к нему и имели законное право вести преподавание.

Иезуиты не пожелали открыто испросить разрешение, необходимое для начала лекций в Клермонтской коллегии в Париже. Без сомнения, они надеялись на то, что университет не посмеет вступить в борьбу с людьми, которым покровительствуют кардиналы Лоррен и Турнон. Если бы, со временем, университет придрался к ордену, лишившемуся столь могущественных покровителей, то он предъявит свой тайный диплом. В то время ректором был некий Сен-Жермен. Неизвестно, чем они его подкупили, но не подлежит сомнению, что он выдал им документы о причислении, не испросив разрешения университета, что было обязательно, и для сокрытия, по возможности, подлога, дал подписать эти бумаги кому-то другому, а не очередному регистратору.

Все эти интриги оставались в тайне, как вдруг 1 октября 1564 года иезуиты весьма торжественно открыли свою Клермонтскую коллегию. Сен-Жермен не был уже ректором. Его преемник, Жан Прево, созвал 8 октября университет и предложил ему простой вопрос: «Следует ли допускать иезуитов в университет?» Ответ последовал: «их следует не допускать, пока они не предъявят своих прав ректору и депутатам, ввиду того, что богословский факультет находит, что это учреждение очень беззаконно нарушает права всех приходских священников и статуты университета, и не признает никакого начальства, кроме своего генерала, что свидетельствует о том, что это очень высокомерная секта».

На основании этого постановления, Жан Прево запретил «иезуитам, всем вообще, и каждому порознь, читать публичные лекции, пока они не предъявят дипломы и документы, дающие на это права».

Иезуиты не посмели предъявить подложные бумаги Сен- Жермена, слишком недавнего происхождения. Они обратились к ректору с весьма смиренным прошением о причислении их к университету, не предъявляя никаких притязаний на его достоинства, и обещали уважать, соблюдать и подчиняться всем его статутам, законным и честным, кроме устава своего ордена. Университет обсудил это прошение; было решено подвергнуть иезуитов допросу в присутствии ректора и назначенных депутатов. Это постановление было сделано 14 февраля 1565 года. 18-го, того же месяца, иезуиты явились к ректору, согласно полученной повестке. Понс Когордан был во главе их. Вот поставленные ему вопросы и его ответы:

"Ректор: Что вы такое: белое духовенство, черное духовенство или монахи?

Иезуит: Мы во Франции то, чем нас назвал парламент, а именно: Общество коллегии, называемой Клермонтской.

Ректор: Что же в действительности: белое духовенство или монахи?

Иезуит: Настоящее собрание не имеет права ставить нам этот вопрос.

Ректор: Что же вы такое: монахи, черное духовенство или белое?

Иезуит: Мы уже несколько раз отвечали, что мы то, чем нас назвал парламент. Мы не обязаны отвечать ни на что другое.

Ректор: Относительно вашего имени нет ответа; относительно вещи, самой по себе, вы не хотите отвечать. Постановление парламента запрещает вам именоваться иезуитами или орденом имени Иисуса.

Иезуит: Мы не останавливаемся на вопросе о названии; можете привлечь нас к суду, если мы носим имя, запрещенное парламентом».

Университет не мог удовлетвориться такими ответами и отказал иезуитам в их прошении. Тогда они подали ректору письменное прошение. В предисловии, они осыпали университет похвалами и объявляли себя недостойными носить название монахов; а далее заявляли, что во Франции нет ни одной монашеской обители их ордена, а потому, они лишь простые профессора и студенты, ищущие чести быть причисленными к университету. Они – не монахи, по сравнению с теми, кто носит это название, но они монахи, по сравнению с белым духовенством. Если университет их примет, то они обязуются соблюдать его устав.

Университет ответил письменно, изложением различных условий, которые ставятся черному духовенству или монахам и белому духовенству, при причислении к университету. Поэтому, необходимо было получить категорический ответ от иезуитов на первую часть вопроса, чтобы знать, к какой категории их отнести и какие условия они должны были выполнить, чтобы получить права преподавателей. С одной стороны, говорит университет, иезуиты – монахи, так как они приносят три монашеских обета и, кроме того, дают еще и четвертый, делающий их вассалами папы; с другой стороны – парламент не допустил их в качестве монашеского ордена, согласно постановлению коллоквиума в Пуасси; он даже заставил их отказаться от названия – «орден Иисуса». При таких условиях университет не имеет возможности принять законное решение.

Сверх того, прибавляет университет, акт допущения иезуитов уничтожается, раз они нарушили условия; они же продолжали носить запрещенное название и нарушили права университета, читая лекции по богословию без разрешения богословского факультета и по литературе, не имея ученой степени.

Если иезуиты монахи, говорит в заключение университет, их нельзя присоединить прежде, чем они будут допущены во Францию; если же они не монахи, то не им завещал Клермонтский епископ свое имущество для устройства коллегии в Париже, так как он завещал его монахам.

Иезуиты не стали оспаривать этих доводов, но подали в парламент прошение, «дабы ректору и депутатам университета было приказано не притеснять и не тревожить иезуитов, равно, не запрещать упомянутым просителям читать, а ученикам их слушать лекции до тех пор, пока суд, по должном рассмотрении дела, не выскажется и не объявит свой приговор».

Это прошение дало начало знаменитому процессу.

Гордясь своими могущественными покровителями, иезуиты предупредили университет в заключение своих письменных ответов, что они будут с ним судиться, чтобы добиться права свободного преподавания. Университет, не ради иезуитов, которые, сами по себе, были не страшны, но из-за кардиналов Турнонского и Лоррена, счел необходимым принять самые серьезные меры для борьбы с влиянием этих лиц, и обратился за советом к знаменитому юрисконсульту Карлу дю Мулену, пользовавшемуся европейской известностью, и бывшему, в то время, оракулом среди юристов. Ему поставили вопрос: «Должно ли допустить иезуитов во Францию и в Парижский университет?» Дю Мулен ответил, что это не только не принесет никакой пользы, но будет, наоборот, весьма опасно для Франции и для университета. Это мнение он пояснил следующими причинами.

«Иезуиты, – говорил он, – не могут основать новый монашеский орден без нарушения закона общепринятого и установленного Вселенскими Соборами, в особенности, Латеранским, при Иннокентии III, закона мудрого, без которого возникали бы без конца новые секты и изобретались бы новые способы грабить христианский народ.

Законы государства им противны, равно, как и законы церковные. Парламент точно высказался по этому вопросу.

Сами папы и самые знаменитые ученые сознают, что установление новых монашеских орденов противно благу Церкви.

Благо государства и Церкви Франции не допускает появления в ней нового ордена, ибо он, в скором времени, распространился бы по всей стране, которая и так слишком обременена монастырями. Так как иезуиты считают себя выше всех других орденов, то они делали бы быстрые успехи. Всего несколько лет назад конгрегация Минимов, столь скромно начинавшаяся, имеет теперь по всей Франции богатые монастыри. Иезуиты преуспели бы еще более, отягощая бедный народ своими поборами.

Так как их орден в значительной степени состоит из иностранцев, в особенности, испанцев и итальянцев, то вскоре среди нас очутилась бы масса шпионов, что, по закону, является достаточной причиной даже для отвержения епископов, канонически избранных.

Что касается заявления иезуитов о том, что у них только коллегии, то, по точному смыслу законов, никакая коллегия не может быть открыта без законного разрешения; а также не открытая коллегия не может получать наследства.

Иезуиты хотят не только читать лекции без разрешения университета, но и говорить проповеди без разрешения епископа и докторов богословия. Как основу своего учения, они распространяют в народе и, в особенности, среди женщин свой катехизис, который содержит некоторые суеверия, чтобы ободрить их и побудить к нарушению указов об умиротворении страны. Поэтому, ничто не могло бы быть вреднее допущения иезуитов во Францию и в университет».

Вот краткое изложение консультации Карла дю Мулена, подписанной шестью знаменитейшими парижскими адвокатами: Паскье, Робертом, Дешапом, Канай, Дювером, дю Меснилем и А. де Ту. Эти адвокаты представили сами, по просьбе университета, сокращенное мнение, в котором высказались в том смысле, что законы университета не допускают приема в него общества странного и ублюдочного свойства – ни светского, ни монашеского; и, что нельзя полагаться на обещания иезуитов, так как эти обещания даются лишь для того, чтобы секта эта проникла в страну, и никогда не исполняются.

Иезуиты, со своей стороны, также готовились к процессу. Им удалось переманить на свою сторону обычных адвокатов университета, которому пришлось поручить свое дело Этьену Паскье, правда, очень талантливому, но весьма юному – ему было всего 24 года. Один иезуит – овернец по имени Кейньор, один из смелейших ходатаев²⁰, приготовил много записок в защиту ордена, а Верзорис взял на себя ведение дела.

Дело рассматривалось в парламенте 20 феврали. Прокурор Бурдэн дал свое заключение, сводившееся к тому, чтобы «не делалось никаких нововведений, пока суд, по выслушании сторон, не отдаст приказ». Семь дней спустя парламент согласился на эту отсрочку. Тогда иезуиты привлекли университет к суду парламента; дело разбиралось 29 марта. Епископ и приходские священники парижские, нищенствующие монахи, парижские больницы, самый город, в лице торгового старосты, подали в парламент прошения о допущении и их к участию в процессе, для защиты своих интересов от иезуитов. В особенности, приходские священники старались доказать, что слово «коллегия», употребляемое иезуитами, прикрывало собою их честолюбивые планы, и что они держали в этих коллегиях очень долгое время своих новициев, с целью привлечь их состояние в свои заведения. «Если они теперь так поступают, – говорили они, – то они еще не то придумают впоследствии».

Первым произнес речь Верзорис, адвокат иезуитов. Расхваливая этих монахов, он утверждал, что орден их состоит из святых, что само Провидение внушило Игнатию мысль основать его для борьбы с ересями Лютера и Кальвина, что смирение, бескорыстие, самоотверженность его членов должны служить ручательством в том, что они не станут нарушать ничьих прав и никогда не злоупотребят своими привилегиями; что их единственной целью было добро, которое они творят, подчиняясь законам и соблюдая условия, на основании которых они допущены во Францию. Опираясь на решение коллоквиума в Пуасси, и на жалованные королевские грамоты, он доказывал, что иезуиты по закону допущены в государстве. Он не коснулся столь точных правил университетского устава и, таким образом, упустил из виду трудный и существенный вопрос, и сильно нападал на записки и прошения, поданные Паскье по разбираемому делу.

Паскье остроумно ответил на оскорбления своего противника и извинял их великою преданностью религии иезуитов, но обратил внимание слушателей на то, что Верзорис только протрубил (trompeter) хвалу своих доверителей, не приступив, в действительности, к вопросу, который надлежало точно выразить, что он и сделал сам. Затем он представил обратную сторону панегирика Верзориса, осыпав иезуитов тысячами сарказмов и доказав, что добродетели их не представляют собою такие гарантии, как уверял Верзорис. Паскье говорил так благоразумно и остроумно, что нанес своей речью страшнейший удар ордену.

Адвокат дю Месниль, приступив к рассмотрению вопроса, столь долго разбиравшегося обоими противниками, обсудил его со всей серьезностью судьи. Его речь лишь с внешней стороны разнилась от речи Паскье; относительно фактов и статей закона, он был с ним вполне солидарен; в заключение, он пришел к тому, что иезуитов следует изгнать из страны, и посоветовал основать светскую коллегию на капиталы, оставленные Клермонтским епископом.

Иезуиты испугались этого заключения, а также, того отвращения, с каким отнеслись к ним парижское духовенство, университет, судебное ведомство и граждане. Они обратились к своим покровителям и послали ко двору, находившемуся в Байоне, отца Поссевина, одного из самых деятельных членов ордена. В то время, он вместе с отцом Эдмондом Оже объезжал южные провинции Франции и сильно агитировал против протестантов. Поссевин просил королевских грамот для епископа и губернатора Парижа; сам папа замолвил о том же слово. В Байоне Карл IX и Катерина Медичи совещались тогда с герцогом Альбой; кажется, тогда же была решена знаменитая резня, совершившаяся вскоре после того, в Варфоломеевскую ночь. Филипп II и Катерина знали, что они могли рассчитывать на иезуитов в подобных делах, а потому, Поссевин легко получил просимое. Парламент очутился между двух огней: с одной стороны, ясные и точные законы, которых он не мог открыто преступить, с другой – воля людей могущественных, с которыми он не мог не считаться. Президент Христофор де Ту рассудил, что при таких условиях необходимо притвориться и отсрочить дело. Разбор был отложен на неделю, а пока было решено, что все останется по-прежнему, то есть иезуиты будут продолжать свое преподавание. Иезуиты процесса не выиграли, но сочли необходимым воздержаться от разных прошений и пользоваться своим временным правом, как можно дольше. Так оно и было. Дело замяли, благодаря деспотизму Катерины Медичи.

После коллоквиума в Пуасси, иезуиты получили большую часть наследства, завещанного им Гильомом Дюпра. В 1568 году они заявили свои права, как наследники, на остальное. Парламент решил, что остающаяся часть наследства будет вручена третьему лицу. Недовольные этим постановлением, иезуиты снова подняли это дело, которое рассматривалось в парламенте в апреле 1569 года. Филльейль, их адвокат, произнес похвальную речь иезуитам, но де Ту и дю Месниль высказали горькие истины об этих пришельцах, которые с чудесной ловкостью прельщали людей и от которых все бежали, как от пожара, когда им вздумалось узаконить свое проживание во Франции. Дю Месниль открыто обвинил их в присвоении хитростью огромных богатств Дюпра. Парламент не посмел не исполнить приказа страшной Медичи и не вынес никакого решения.

За несколько лет до этого времени, иезуиты приобрели нового покровителя, кардинала де Бурбона, архиепископа Руанского, которого они впоследствии, при Лиге, хотели сделать королем, под именем Карла X. Прелат этот пригласил Поссевина для чтения проповедей в Руане и дал ему средства, для открытия коллегии в этом городе. Двор выдал новому заведению жалованные грамоты, но каноники, приходские священники, городской магистрат и монашеские ордена тотчас же подали в Нормандский парламент прошение о том, чтобы эти грамоты не утверждались. Возник новый процесс, закончившийся de jure осуждением иезуитов, но de facto, предоставивший им дар Руанского архиепископа в полное распоряжение. Постановление Руанского парламента доказывает, что иезуиты больше не притворялись: они уже не называли себя скромно, учениками ордена имени Иисуса, как делали перед парижским парламентом, но признавали себя священниками и монахами ордена Иисуса; что дар кардинала де Бурбон был сделан отцу Поссевину, ректору Авиньонской коллегии, и, что провинциал Франции Оливье Манар разрешил ему принять этот дар. Таким образом, орден Иисуса, как таковой, был допущен во Францию, вопреки законам и несмотря на всеобщее сопротивление.

Поведение парламентов нисколько не удивительно, если знать тайные отношения, существовавшие в то время между иезуитами и двором. Политика канцлера де Л’Оспиталь, хотевшего предотвратить революцию введением благоразумных реформ, уступила место политике де Лорренов. Герцог Гиз и кардинал де Лоррен настояли на том, что протестантов следует уничтожить оружием и инквизицией. Того же мнения держались и кардиналы Турнонский и Бурбон; к ним присоединились коннетабль Монморанси и маршал Сент-Андре. Катерина Медичи, погруженная в свои темные интриги, поощряла ведение войн, полезных для ее планов; в то время религиозные войны опустошали Францию.

Парламент так энергично воспротивился введению инквизиции, что кардиналу Лоррену пришлось-таки отказаться от этого зловещего намерения.

Иезуиты тем более одобряли религиозные войны, что во главе этого движения стояли их покровители. Расположение трех кардиналов к иезуитам не было ни для кого тайной; Монморанси и его сын Дамвиль становились на сторону иезуитов при каждом удобном случае. Однажды, когда Рамюс и Галлинд просили их заступничества за университет, Монморанси сухо ответил: «Вы бы лучше подражали иезуитам, чем нападать на них». Дамвиль известил иезуитов, и они явились к Монморанси, когда у него еще были депутатами от университета. Между ними возгорелся жаркий спор. Монморанси положил ему конец, сказав иезуитам: «Мне не безызвестно, что вытерпел ваш орден во Франции, в особенности, с тех пор, как явно обнаружился раскол. Вы должны переносить все эти притеснения тем великодушнее, что они общи всем честным людям. Помните, что все великие сподвижники Божьей Церкви встречали, подобно вам, многочисленные препятствия. Если вы будете и впредь столь же бескорыстно служить Церкви и Франции, вам нечего опасаться. Что касается меня, то я буду вам во всем оказывать помощь».

В течение этих роковых войн, когда ярость и фанатизм омрачили горем и слезами всю Францию, иезуиты всюду разжигали фанатизм, возбуждали братоубийственные распри и проникали в католические войска, для поддержания их религиозного пыла.

В 1565 году, отец Перпиньен, литератор, богослов и известный философ, был прислан во Францию, чтобы придать Клермонтской коллегии побольше блеску. С самых первых своих лекций он обратился к католическому юношеству с воззванием поддержать религию, которой грозят реформаторы. Кальвинисты встретили эти слова свистом и криками; католики приняли сторону профессора, и стычки между студентами явились, как бы, предвестниками братоубийственных войн.

Обе партии формировались уже в течение нескольких лет. Истинной побудительной причиной воодушевления их вождей была не столько религия, сколько политика и честолюбие. Обе стороны хотели привлечь к себе короля, чтобы придать задуманным планам вид законности. Существовало два заговора с целью захватить его в свои руки. Конде – с одной стороны, Гиз и Монморанси – с другой, готовились к внезапному нападению. Катерина Медичи покровительствовала Конде втайне, потому что он был слабее. Гиз и Монморанси внезапно явились в Фонтенбло, где находился двор. С ними был король. Конде и его единомышленники были объявлены мятежниками, и первая религиозная война началась. Иезуиты сыграли роль в этих придворных интригах. Оливье Манар, провинциал Франции, заявил, что им открыт заговор кальвинистов, с целью сжечь Париж.

Они, якобы, намеревались во время пожара овладеть городом, а Конде должен был схватить короля. В то же время, Эдмонд Оже открыл заговор кальвинистов в Лионе (1567 г.). Иезуит этот, обладавший живым и увлекательным красноречием, объезжал Францию, возбуждая католиков против протестантов. Его сделали Гюенским провинциалом; этот титул давал ему повод к частым объездам южных провинций. Ненависть между католиками и протестантами являлась источником распрей; всюду кипела война, Франция представляла из себя поле битвы. В каждом городе, в каждом местечке происходили сражения, вернее, побоища. Люди не отступали перед самыми возмутительными жестокостями. Вместо проповеди мира и милосердия, вместо напоминания о великих обязанностях христианства, Оже избирал, обыкновенно, темой для своих речей то, что при данных обстоятельствах могло всего сильнее подействовать на воображение слушателей. Он сумел приобрести уважение герцога Анжуйского, брата Карла IX, вступившего на престол под именем Генриха III. Генрих Анжуйский был поставлен во главе католиков, чтобы убедить народ, что протестанты восстают на короля и на Церковь. В 1569 году произошла Жарнакская битва, в которой погиб Конде. Эдмонд Оже сам вооружал Генриха Анжуйского, находился около него во время сражения, проводя в жизнь то, чему учил в своих книгах. В предшествовавшем году, он издал сочинение «Учитель военного искусства христианскому принцу, чтобы начать и благополучно кончить хорошую войну, победив всех врагов Государства и Церкви». В этой книге он открыто заявляет, что самое лучшее средство убедить еретиков – это их истребление.

Отец Поссевин деятельно помогал Оже, как проповедью, так и сочинениями. Книга его, под заглавием «Солдат-христианин», представляет собою не что иное, как призыв к насилию против еретиков. В глазах иезуитов, каждый, сражавшийся с еретиками солдат – герой, умиравший в этой борьбе – мученик; малейшая пощада – преступление: «Все те, – писал Оже жителям Тулузы, – кто в этом деле будут скрытничать или злоумышлять, будь то военные люди или судьи, никогда не узрят лица Божия, если не будут заглажены беды, происшедшие по их вине: ибо пастыри, с намерением или по небрежности запирающие волков вместе с овцами, под тем предлогом, что волки смягчатся и изменят свой нрав, ответственны перед господином своим за те убийства, которые совершатся среди бедных и невинных овечек».

Таким образом, по мнению иезуитов, приручить протестантов было столь же трудно, как приручить волков; на обязанности всех представителей власти лежало преследование и истребление их, подобно тому, как пастух преследует и убивает волков, для защиты своего стада. Тулузяне последовали советам отца Оже и в течение нескольких месяцев убили более 5000 протестантов. Отпечатанное письмо Оже было широко распространяемо, под странным заглавием – «Духовный сахар».

Поссевин отправился в 1569 году в Рим; распространился слух о том, что он отправляется туда для принесения четвертого обета; но в Авиньоне, где он был ректором, говорили, что ему дано секретное поручение ходатайствовать о восстановлении инквизиционных пыток. В то время, папой был Пий V, до избрания на престол бывший инквизитором. Слухи о миссии Поссевина не заключали в себе ничего необыкновенного. Все знали, что папа был очень горячим противником врагов Церкви и решительно стоял за суд и способы действия инквизиции. Было известно, что кардинал Лоррен, явный друг иезуитов, подумывал о введении инквизиции во Францию; можно было ожидать, что учреждение это начнет свою деятельность с Авиньона, принадлежавшего папскому престолу; в Авиньоне сохранились еще тюрьмы, построенные страшным трибуналом во время пребывания пап в этом городе. Любопытные с ужасом осматривали страшные темницы, где содержались узники, и залы, где происходили пытки и таинственные судебные заседания. Поэтому, один слух о возвращении инквизиции заставил дрожать весь город. Народ ворвался в залы сената, громкими криками требуя уничтожения иезуитской коллегии и смерти ее начальников. Судьи в нерешимости; народ бросается на коллегию и принимается осаждать ее, но успокаивается, когда суд выносит приговор, которым уничтожается все, сделанное в пользу иезуитов, и конфискуется их имущество. Когда мятеж был подавлен, кардинал д’Арманьяк, папский легат, созвал сенат и открыл заседание под своим председательством. Является отец Оже, расхваливает Поссевина и отрицает слух о том, что он отправился в Рим, чтобы просить о возвращении инквизиции. Сенат кассировал решение, принятое во время беспорядков. Вскоре после того, Поссевин возвратился в Авиньон, а Пий V четырьмя грамотами от 11 сентября засвидетельствовал, что иезуиты не делали никаких попыток восстановить инквизицию; они были слишком ловки, чтобы прямо просить об этом, они хорошо знали, что нельзя было говорить во Франции об этом трибунале, не подымая бури, но они, тем не менее, были его сторонниками. Если бы инквизиция была введена во Франции, они удовольствовались бы, как в Испании, Португалии и Гоа, тем, что выдавали бы ей своих врагов, предоставляя другим всю гнусность преследования и пыток.

Можно полагать, что Поссевин разжигал воинственный пыл Пия V против протестантов. В том же 1569 году, папа отправил военный отряд во Францию, для участия в крестовом походе против гугенотов; кроме того, он разрешил французскому двору продать часть духовных имений, для истребления протестантов или гугенотов. Папские солдаты сражались вместе с французскими при Монтонкуре. Оже снова принялся объезжать Францию, произнося речи в Бордо и Метце; в то же время, Луи Кудре проповедовал в Аахене, Аннибал Кудре – в Оке; Поссевин – в Туре, Париже, Руане, Дьеппе, Безансоне. Мальдонат оставил кафедру в Клермонтской коллегии и отправился с пятью другими иезуитами проповедовать в Пуатье, Ниоре, Сан-Максенте; провинциал Оливье Манар говорил проповеди в Вердене, он завладевал детьми, действуя на их юное воображение, и превращая их в миссионеров; он составил им списки и разделил между ними различные кварталы города.

Наконец, в 1571 году во Францию прибыл Франциск Борджиа, сменивший Лайнеса в звании генерала ордена; вместе с ним приехал племянник папы, кардинал Александрини. Пию V было известно намерение французского двора выдать сестру Карла IX, Маргариту Валуа, за молодого короля Наваррского, впоследствии, Генриха IV. Генрих был протестант; такой брак пугал папу. Катерина Медичи старалась объяснить ему, что этот брак был просто ловушкой. Эта хитрая и жестокая женщина достигла своей давнишней цели, и, одну за другой, уничтожала самые могущественные фамилии. Во время религиозных войн исчезли те, которые были подозрительны Катерине; настала пора покончить с протестантами. Для этого было необходимо уверить их, что решено жить с ними в мире, заманить всех их вождей в западню и уничтожить всю партию, убив ее предводителей, составлявших ее истинную силу. Выдавая сестру короля замуж за молодого Генриха Наваррского, и пригласив на свадьбу вождей протестантов, она достигла того, что внушала ей ее безбожная политика. Она написала Пию V, чтобы он не пугался этого брака, «который имеет добрую цель и будет полезен католической вере». А, когда приехал кардинал Александрини, Карл IX сказал ему то же самое таинственным тоном. «В таком случае, делайте то, что говорите», – отвечал Александрини и отправился давать папе отчет о планах короля. Когда кардинал этот узнал в Риме о Варфоломеевской ночи, он заметил: «Вот, что обещал мне французский король».

Знал ли о резне генерал иезуитов? Одобрял ли он ее? На этот счет у нас нет сведений; но несомненен тот факт, что он приезжал во Францию вместе с Александрини. Бракосочетание Генриха Наваррского произошло в Париже; на нем присутствовали Колиньи и главнейшие вожди протестантов. Тогда-то, 24 августа 1572 года, в день св. Варфоломея, совершилась эта, столь же подлая, сколь и ужасная, резня, позорящая летописи Франции. Резня была не в одном Париже, – во многих провинциях произошли такие же убийства. Между убийцами не встречаем ни одного иезуита, но не они ли своими проповедями подготовили эту страшную драму? Один из иезуитов, Мальдонат, явился ко двору в то самое время, как лилась кровь; его позвали для обращения Генриха Наваррского в католичество, но его убеждения не действовали. «Месса или смерть», – сказал Карл IX. Этот аргумент решил дело: Генрих объявил себя католиком, для того, чтобы, в скором времени, снова стать протестантом²¹.

Карла IX сменил на престоле брат его Генрих III; это был человек развращенный до безбожия и ханжа, доходивший до глупейших предрассудков. Отец Оже исповедовал и приобщал его, несмотря на его оргии. Этот, низкого образа мыслей и ограниченный, король в течение всего своего царствования колебался между католиками и протестантами. Резня 24 августа не уничтожила последних; к их партии примкнули весьма многие католики, которым Варфоломеевская ночь открыла глаза. Они поняли, что религия не могла оправдывать подобные преступления и что она была лишь причиной всех войн, опустошавших Францию. Не разделяя догматических взглядов протестантов, они считали вместе с ними реформу необходимой и полагали, что серьезная реформа была наилучшим средством, для восстановления мира.

Но рядом с этими благоразумными католиками, стояли фанатики, мечтавшие лишь о войне и резне, и видевшие спасение Церкви только в истреблении протестантов. Они считали исключительно себя католиками, остальных же называли политиками. Вскоре, обе партии сформировались и приготовились к борьбе. Католическая партия приняла название Священного союза или Лиги. Генрих III, смотря по обстоятельствам, переходил от политиков к союзникам и обратно, по очереди.

Иезуиты были главными организаторами и распространителями Лиги или Союза, во главе которого стоял кардинал де Лоррен; кардинал и герцог Гиз были душою Лиги. Когда Генрих III приказал их убить и вступить в союз с королем Наваррским, к которому по законам переходил его престол, иезуиты поклялись в ненависти к обоим королям и, в отмщение за убийство своих благодетелей, перенесли всю свою любовь на герцога Майена, которому впоследствии изменили. У Генриха III остался только отец Оже.

В следующей книге мы подробно опишем эти события.

Папа Пий IV дает ордену новые привилегии. – Его булла. – Как смотрят иезуиты на свои привилегии. – Состояние ордена в Европе. – Испания. – Португалия. – Венеция. – Бавария. – Испанские Нидерланды. – Северные государства. – Германия. – Канизий, его сочинения. – Рим. – Пий V хочет преобразовать орден, он терпит неудачу. – Состояние ордена в Америке. – Бразилия; убийство Ацеведо и семидесяти иезуитов. – Флорида. – Перу. – Мексика. – Франциск Борджиа поддерживает азиатские миссии. Смерть Франциска Борджиа и Пия V.

1565–1572

Франциск Борджиа, сопровождавший во Францию кардинала Александрини, стал генералом иезуитов с 1565 года, года смерти Лайнеса и папы Пия IV. Папа этот был очень предан иезуитам и дал Лайнесу следующую буллу, которую стоит занести в историю:

«Возлюбленные сыны!

В объяснении своем, присланном нам недавно, вы говорите, что папа Юлий III, наш предшественник, даровал вашему ордену право награждать учащихся в его коллегиях – даже и таких, которые не подведомственны университетам, – степенями бакалавра, лиценциата и даже доктора, как по факультету искусств, так и по богословскому; лица эти, удостоившись ученой степени, могут сами заниматься преподаванием и пользоваться всеми привилегиями, преимуществами, льготами, свободами и правами, которыми, после долгого и тщательного испытания, обыкновенно, пользуются студенты университетов; далее вы пишете, что намерение папы было, чтобы ваши воспитанники, и не бывши в университете, тем не менее, пользовались всеми этими привилегиями, так, чтобы не было разницы между студентами университетов и вашими воспитанниками; а так как коллегии ваши находятся во многих таких городах, где университеты требуют известной присяги, которую ваши воспитанники не хотят и не могут принять, то им не следует получать ученые степени из рук университетских ректоров. Затем, вы объясняете, что папа Павел III, наш предшественник, как явствует из его буллы, освободил ваш орден от каких бы то ни было десятин и налогов, но, так как в упомянутой булле он не выразился точно о различии между вашими монастырями и вашими коллегиями, которые могут иметь и имеют недвижимое имущество, то вы, опасаясь, как бы впоследствии, когда вы захотите, воспользоваться вышеупомянутой буллой, не возникло для вас беспокойства, обращаетесь к нам с просьбой объяснить, подтвердить и дополнить распоряжения нашего предшественника.

По этим причинам, желая помочь вашему ордену объяснить смысл упомянутых булл и прекратить тяжбы, возникшие у вас по этому предмету, мы по документам, которые нами рассмотрены, подтверждаем и одобряем нашей апостольской властью все привилегии, изъятия и льготы, содержащиеся в этих буллах, и берем под свое покровительство все, основанные вами, коллегии. А потому, мы полностью возобновляем вышеупомянутые буллы, даруя вам снова полученные вами от предместников наших привилегии, которые объявляем нерушимыми. Для вящей безопасности вашей, освобождаем вас и весь орден ваш, и обители ваши, новициаты и коллегии, в какой бы стране они ни находились, теперь и на будущее время, равно, самих вас, ваши капиталы и доходы, как с духовных, так и со светских имуществ – одним словом, все, что может теперь, и впредь, вам принадлежать, от всякой десятины государству, Церкви и даже нашему папскому казначейству, от всяких поборов, в виде пожертвования, даже для ведения войны с турками и защиты отечества; от всяких податей, взимаемых императором, принцами, герцогами и другими властителями, даже, если бы они совершали поборы с оговоркой: подлежащий или не подлежащий. Таким образом, мы освобождаем на вечные времена от всяких повинностей и налогов весь ваш орден, ваши обители, коллегии, ренты, доходы и имущества, о которых разрешаем вам никому не объявлять. Кроме того, даем право вашему теперешнему генералу и всем его преемникам, лично или через избранное им лицо, во всех коллегиях ордена, как подведомственных университетам, так и во всяких иных, где бы они ни находились, и в которых преподаются литература и богословие, – удостаивать воспитанников званием бакалавра, лиценциата и доктора с тем, однако, условием, что кандидаты, имеющие к тому средства, уплатят сказанным университетам за полученную степень. То же преимущество распространяем и на учащихся в заведениях, состоящих под руководством и начальством ваших коллегий. Хотим и требуем, чтобы они пользовались всеми привилегиями, дарованными предшественником нашим, Юлием III.

Запрещаем кому бы то ни было подозревать и обвинять настоящую грамоту нашу и все, в ней содержащееся, в подлоге, утайке, недействительности под каким бы то ни было предлогом, в какое бы то ни было время и где бы то ни было, но хотим, чтобы на нее всегда смотрели, как на исшедшую от Св. Апостольского престола и дарованную всему вашему ордену, вообще, и каждому из вас в частности.

Точно так же запрещается всем судьям, комиссарам, кто бы они ни были, даже кардиналам св. римской церкви, толковать, судить и определять настоящую буллу в противном смысле; в случае же это произойдет, объявляем недействительным все, что будет ими сделано, какою бы властью ни были скреплены их решения.

Вследствие этого, повелеваем всем достопочтенным братьям нашим: кардиналам, патриархам, архиепископам, аббатам, приорам и всем лицам, носящим духовный сан, обнародовать настоящую буллу и все ее содержание, и требовать строжайшего исполнения всего в ней изложенного, а также помогать вам пользоваться всеми вашими привилегиями, изъятиями и льготами, и, под страхом духовных взысканий с ослушников, строжайше запрещаем всем лично или через уполномоченных тревожить ваш орден, вообще, и кого бы то ни было из вас, в частности, по поводу вышепоименованных привилегий ваших. В случае надобности, разрешаем вам обращаться за помощью к светской власти, вопреки всем, противным сему, распоряжениям канцелярии апостольской, в особенности же, разрешению, начинающемуся словами: de поп tollendo jurequoesito, а также булле Бонифация VII, нашего предшественника, вопреки всем канонам соборов, как вселенских, так и местных, всем уставам и привилегиям монастырей, орденов, университетов, каковы бы они ни были; вопреки всем указам, кем бы они ни были сделаны: предшественниками нашими или самими нами, императором, королями, принцами, герцогами, папскими легатами или другим, облеченным властью, лицом; вопреки даже Золотой булле и той, которая начинается словами: Marе magnum…» и т.д.

Иезуиты не смели пользоваться во Франции подобными буллами, но считали их обязательными, как для Франции, так и для всякой католической страны; они только потому не требовали ее строжайшего соблюдения, что были убеждены, что, как со стороны епископской, так и со стороны гражданской власти встретят неодолимое сопротивление. Но они не упускали случая пользоваться своими мнимыми правами и, как увидим дальше, не раз вступали в борьбу с епископами, чтобы освободиться от их власти, если рассчитывали на поддержку какого-нибудь сильного покровителя.

В Италии, Испании и во всех государствах, признававших в Средние века главенство папы и не обладавших, как Франция, твердыми и ясными гражданскими законами, для ограждения себя от римских захватов, иезуиты намеревались пользоваться всеми своими привилегиями без исключения, жить вне зависимости от правителей и епископов, и составлять армию, повинующуюся только своему генералу и готовую сражаться со всеми, на кого он укажет, как на врагов. Для обеспечения себе такого существования, они возвели в богословскую теорию права, которыми папы пользовались в Средние века, и приписали божественное основание власти, порожденной обстоятельствами и ими же уничтоженной. Некоторые писатели, и, в особенности, Каэтан, старались в начале XVI века поддержать своими сочинениями власть, падавшую на их глазах, но иезуитам принадлежит право считаться создателями новой системы, названной впоследствии ультрамонтанством.

По мнению этих богословов, папа – всемирный владыка, правители – не что иное, как его наместники в светских делах, а епископы – его викарии в духовных. Власть его не ограничена, он может все, что хочет; его воля – закон, и законы для него не обязательны; он непогрешим; голос его – отголосок неба; он заменяет Иисуса Христа и унаследовал все Его могущество. Утверждая эту теорию, иезуиты отлично сознавали, что трудятся в свою пользу. Чтобы действовать и пользоваться своей верховной властью, папе необходима преданная, дисциплинированная армия, могущая без стеснения бороться, сражаться и действовать, не считаясь ни с наместниками, ни с викариями. Такую армию мог дать только их орден. Действуя только посредством их, папа становился в зависимость от них; генерал ордена делается черным папой, который всегда сумеет управлять белым папой и, в случае надобности, заставить его отказаться от своих идей в пользу идей своего руководителя. Вот каким путем иезуиты сделались всемогущими в Риме, а их генерал не раз становился истинным главою Церкви.

Внимательно вдумываясь в факты истории иезуитов, нельзя сомневаться в том, что такова, именно, была их цель, когда они поддерживали странную теорию папского абсолютизма. Является еще и другое убеждение, а именно: иезуиты отстаивали эту теорию не потому, что считали ее истинной. Мы увидим, что они в известных случаях нисколько не заботились о папской власти и уважали ее меньше, чем те, которых они называли еретиками. Им хотелось приписать папе неограниченную власть, чтобы располагать ею по своему желанию и пользоваться ею для блага своего ордена. Когда интересы ордена и папская власть взаимно мешали друг другу, власть должна была исчезнуть, а интересы ордена одерживали верх. Многочисленные факты подтвердят высказанное нами.

Мы уже знаем, что иезуиты боролись со своим благодетелем Карлом Барромеем и презирали власть этого племянника Пия IV. В то же самое время, они тиранствовали в Испании, под защитой лицемерного Филиппа II.

Карл V не был особенно предан иезуитам. Бобадилья, сопровождавший армию, высланную Карлом V против протестантов, и присутствовавший при Мюльбергской битве, высказался против него, когда он своим перемирием прекратил враждебные действия. Иезуиту хотелось войны не на живот, а на смерть, и он старался возмутить католиков. Утомившись государственными делами, Карл V удалился в Испанию, в монастырь Св. Юста. Его посетил там Франциск Борджиа, который кончил тем, что поступил в орден и сделался его генералом. Франциск Борджиа носил имя, опозоренное в летописях Церкви, но иезуиты закрывали глаза на нечестие Александра VI и видели в своем новом члене лишь богатого принца с сильными связями, который мог быть полезен ордену, в особенности, в Испании. Приглашенный Карлом V в Сан-Юст, Борджиа расхвалил ему орден и расположил его в пользу иезуитов. Карл V одобрил орден и тем, приобрел ему новых покровителей, так как, хотя и удалившись от мира, старый император имел большое влияние на двор Филиппа II, своего преемника в Испании.

Сам Филипп руководился советами Франциска Борджиа. Он лучше всякого другого ценил политику ордена Иисуса, ибо это была его собственная политика. Некоторые косвенные обвинения, направленные против иезуитов, возбудили лишь легкие подозрения в этом человеке, по природе своей склонном повсюду видеть врагов. Поэтому, в его царствование, орден расширился: появились коллегии в Толедо, Окане, Монтелле, Паленции, Сеговии, Бельмаре и Мадриде. Университет в Алькале превратился во вспомогательное заведение иезуитов, по выражению одного из их последних апологетов. Тридцать четыре доктора этого университета были занесены в списки ордена с 1558 года…

В Португалии орден оставался могущественным по-прежнему: Франциск Борджиа был оракулом при тамошнем дворе. Иезуиту Гонзалесу де Камара было поручено воспитание молодого короля Себастиана, наследника Иоанна III; государь этот причинил Португалии много зла и был причиной падения своей династии. Кардинал-инфант дон Генрих особенно хлопотал о назначении Гонзалеса. Сперва дон Генрих был враждебно настроен против иезуитов, но впоследствии, его совершенно подчинил своему влиянию Леон Генрикец, его духовник, так что дон Генрих слепо следовал его советам. Михаил де Торрес также воспользовался влиянием своим на королеву-регентшу, состоя ее духовником; в результате всех этих интриг, получилось назначение Гонзалеса воспитателем молодого короля. Регентша не любила иезуитов; они отомстили ей тем, что осыпали ее неприятностями и довели ее до такого отвращения к придворной жизни, что она решилась удалиться в монастырь, и только по настоятельным просьбам Лиссабонского сената и самых главных епископов, в особенности, Брагского архиепископа дона Бартоломея, отложила на некоторое время свое намерение. Но, утомленная беспрестанной борьбой, королева удалилась от дел в 1562 году и предоставила регентство дону Генриху, преданному другу иезуитов, которые от его имени правили государством до 1568 года. Тогда, не нуждаясь более в доне Генрихе, они его временно отстранили, чтобы завладеть молодым королем и держать его под игом своего ордена.

В это, достойное сожаления, царствование, иезуиты главнейшим образом заботились о себе. Они заставили короля предоставить им полную свободу торговли зерном и скотом, и право пастбища без обязательного соблюдения законов. Оба указа, даровавшие им эти привилегии, были даны в 1559 году. 15 января 1560 года явился новый указ, дозволявший их воспитанникам получать бесплатно ученые степени от университетов, не принося никакой присяги; по тому же указу, воспитанники эти считаются получившими ученые степени, если даже университеты в них им отказывают. В том же году издан указ о том, что все иезуиты, получившие ученые степени где бы то ни было, и каким бы то ни было образом, считаются, получившими свои степени, от Коимбрского университета. Мы уже говорили, что ученые степени в университетах давали право на духовные должности. 13 августа 1561 года вышел новый указ, в силу которого никакой студент не имел права поступить в Коимбрский университет, не имея аттестата от коллегии искусств, содержимой иезуитами. Мы могли бы указать очень много распоряжений, полученных иезуитами для господства над профессорами и привлечения к себе учащихся. Было бы скучно говорить о каждом из них, достаточно сказать, что иезуиты воспользовались своим положением, чтобы завладеть всеми преимуществами, обогатиться и вредить всем, кого они не любили.

Кроме того, они издали от имени короля множество смешных законов, как, например, закон о том, как каждый должен тратить свои деньги и какие кушанья он может подавать к своему столу. Им хотелось обратить Португалию в новициат своего ордена. Они довели до подлости свои интриги, чтобы помешать королю заключить брак, который мог повредить их влиянию; они вбили ему в голову несбыточные планы и заставили его воевать с маврами в Африке. Так как у него не было денег, то они добыли у папы субсидии с духовенства и вовлекли короля в войну, разорительную и губительную для Португалии.

Чтобы оправдаться во всех своих ошибках, они приписали их пылкому и упрямому характеру своего воспитанника и его страсти к битвам, и, таким образом, очернили память короля, над которым господствовали.

После смерти Себастиана, старый кардинал инфант дон Генрих взошел на престол, но иезуиты вскоре заставили его отречься в пользу Филиппа II испанского и проложили путь новому государю целым рядом страшных убийств. Папа отпустил им эти грехи и прислал особенную индульгенцию. Иезуиты пытались отрицать эти факты и называли историков, в подтверждение своих слов, но архивы выдали правду после изгнания иезуитов из Португалии.

В Италии иезуиты усиливались так же, как и в Испании, и в Португалии. Пий IV был им слепо предан, доказательством чего служит вышеупомянутая булла. Когда этот папа взошел на престол Св. Петра, Лайнес поспешил подать в отставку в качестве генерала ордена; это делалось, как бы, во исполнение воли Павла IV, решившего, что генерал сменяется каждое трехлетие. Лайнес ничем не рисковал, делая этот шаг, так как знал, что Пий IV держится совсем других взглядов, чем его предшественник. И действительно, папа решил, что генерал выбирается пожизненно, и все провинциалы, спрошенные Лайнесом, высказались в том же смысле. Пий IV, преданный ордену, защищал его против Венецианского патриарха Иоанна Тревизани, решившего изгнать его из областей республики. Тревизани обвинил иезуитов в том, что они стараются делаться духовниками всех жен сенаторов, чтобы через них выведывать все семейные тайны. Собрался сенат для обсуждения этого дела, и один из членов сделал доклад против иезуитов. «Иезуиты, – говорил он, – мешаются в множество дел частных и даже государственных. Они пользуются самыми почтенными и святыми вещами для развращения дам. Не довольствуясь весьма длинными разговорами в исповедальне, они заставляют их приходить к себе для совещаний».

Докладчик отмечает, что иезуиты стараются привлечь к себе особенно женщин самой высокой аристократии.

Можно поверить истине этих обвинений, потому что повсюду и всегда иезуиты подавали повод к подобным обвинениям.

Они нашли себе в сенате защитника, воспользовавшись соперничеством между сенатом и патриархом, которого подозревали в честолюбивых замыслах. Папа Пий IV вмешался в это дело, и против иезуитов не было принято никаких мер, кроме запрещения женам сенаторов обращаться к иезуитам, как к исповедникам.

В Баварии их едва не постигла та же участь. Их обвинили в очень скандальных похождениях. Под предлогом умерщвления плоти, они устроили в Баварии, как и в Испании, братства, члены которых обнажали себя неприличным образом для самобичевания. Они ввели этот обычай даже между женщинами, и эти кающиеся, бичевали себя, преимущественно, в церквах ордена. В Испании, Саламанкский собор издал в 1565 году указ, запрещавший этот, противный целомудрию, обычай, и иезуиты избегли формального осуждения, только благодаря вмешательству Филиппа II.

Этот хитрый король защищал их, сколько мог, из личных видов. Он не счел нужным поддерживать их слишком открыто в нидерландских своих владениях, где иезуитам было оказано, как и повсюду, сильное противодействие. Первые их учреждения в стране не имели успеха. Их добродетели, их рвение, их знания, прославленные, как главнейшая причина их успехов, всегда оставались без результата, если богатства и милости не приходили к ним на помощь. В Нидерландах иезуиты не имели права собственности, без разрешения Штатов. Они поселились в Лувене, чтобы конкурировать с университетом. Но и в Лувене, как и в Париже, их чрезмерные привилегии создали им многочисленных врагов среди преподавателей. В конце концов, такие могущественные покровители, как Маргарита Австрийская, правившая Нидерландами за Филиппа II, герцог Фериа, маркиз Берг и принц-епископ Льежский, выхлопотали у Брабантских Штатов разрешение, без которого всякий дар терял смысл. Штаты поступили по примеру Парижа; они созвали городских приходских священников и потребовали от них мотивированного отзыва об иезуитском ордене. Ознакомившись с буллами, священники заявили, что для страны опасно принять к себе орден. Маркиз Берг пригрозил Штатам верховной властью. Тогда приняли среднее решение. Иезуиты были допущены, но с условием не иметь коллегии в Лувене и отказаться от своих привилегий. К этим условиям Филипп II прибавил следующий специальный пункт: «Они не имеют права нести никаких священнических обязанностей без ведома, согласия и разрешения, как местных священников, так и епископов, и других начальствующих лиц».

Иезуиты согласились на все эти условия и не соблюли ни единого из них, что уже вошло в обычай в их ордене.

В Савойю они пробрались ужасным образом: герцог Савойский Эммануэль предложил им савойские коллегии, но иезуиты соглашались принять их только с условием, чтобы коллегии эти были обеспечены. Это явилось непреодолимым затруднением для герцога, который был небогат. Он вздумал обложить налогом своих подданных; иезуиты отвергли этот способ и предложили другой, более быстрый: убить протестантов, конфисковать их имущество и раздать его коллегиям. Вмешался папа, посоветовал то же самое и дал даже денег для начала войны. Борьба была ужасная. Часть протестантов удалилась в Швейцарию; другая вступила в бой, и Савойя испытала все ужасы братоубийственной войны. Иезуит Поссевин, эмиссар ордена ко всем европейским дворам, находился в рядах католиков и присутствовал при резне савойских протестантов. Он был уполномочен герцогом и Франциском Бако, папским нунцием. Герцогу пришлось испытать неудачу, и он вынужден был заключить мир с теми, на имущество которых зарились иезуиты. Однако, Мандовийская коллегия была основана и обеспечена.

В северных государствах иезуиты держались того же образа действий. Под предлогом ревностного преследования ересей, они вмешивались во все политические дела и заслужили самые горькие упреки. Письмо Станислава Продовского к Поссевину содержит факты, доказывающие, что и в Польше, как и в Португалии, вмешательство иезуитов в политические дела повлекло за собой разные несчастья и беды. Канизиус, посланный папой на Петриковский сойм, убедил слабого короля Сигизмунда принять против протестантов суровые меры. Этот робкий и нерешительный, но честный король полагал, что благоразумные реформы – наилучшее средство лишить протестантство обаяния и силы. Иезуиты держались иного мнения. На их взгляд, нужна была борьба насмерть. Они завладели слабым умом Сигизмунда. Его духовником был Альфонс де Карилльо; Станислав Прозовский приписывает дурным советам этого иезуита бедствия и войны, опустошившие Польшу.

По смерти Сигизмунда, иезуиты заставили избрать королем польским бедного герцога Анжу, духовного сына отца Оже, взошедшего впоследствии на французский престол под именем Генриха III.

В1565 году Сигизмунд узаконил существование ордена в своих владениях. Канизиус, отправленный в этом году папой к дворам северной Германии, заботился не только о порученных ему делах, но и об интересах ордена. Звание папского нунция устраняло все препятствия с его пути. Пий V сохранил за ним звание нунция и послал его в Аугсбург на сейм 1566 года. Два других иезуита, Наталь и Ледесма, сопровождали его. Им хотелось вместе с легатом Колемандоном заставить императора Максимильяна открыто высказаться против протестантов. Отчаявшись в этом, они заставили отложить всякие религиозные препирательства, и имперские курфюрсты, католики и протестанты сошлись в одном желании – снабдить Максимильяна необходимыми средствами для ведения войны с турками, угрожавшими Европе.

Покинув Аугсбург, эти три иезуита разъехались в разные стороны и основали несколько коллегий на севере, главнейшим образом в Ольмютце, Вюрцбурге и Вильне. Католики-правители думали оградить свои владения от протестантства, привлекая к себе иезуитов. При императоре Фердинанде I иезуиты достигли больших успехов. Этот государь имел полное доверие к отцу Канизиусу, которого называли в Германии австрийской собакой, намекая на его имя.

Канизиус был красноречив, добродетелен, образован, очень предан своему ордену. Его книга против истории христианства, известная под названием «Магдебургские цептурии», и его катехизис, или «Свод христианского учения» – самые замечательные из его сочинений. Он издал некоторые труды отцов Церкви и составил примечания к Новому Завету. Среди иезуитов было мало столь замечательных людей. Он умер в Фрибурге в 1597 году. Это был первый германский провинциал.

Когда Пий V, принадлежавший к ордену доминиканцев, взошел на папский престол, в Риме распространился слух о том, что он хочет уничтожить орден иезуитов, и этому радовались, что доказывает ясно, что в Риме иезуитов не любили. Чтобы опровергнуть этот слух, Пий V был вынужден произвести какую-нибудь демонстрацию в пользу этих монахов. В день своего возведения в папы, во время обычной прогулки он остановился перед их обителью профессов; поручил Сальмерону и Толету по очереди произнести проповеди перед кардиналами, а на некоторых других иезуитов возложил разные поручения и литературные работы. Хотя распространившийся слух и был преувеличен, но, тем не менее, папа находил, что необходимо преобразовать орден. Его, как и Павла IV, поразило равнодушие иезуитов к церковным службам. Их обители всегда безмолвствовали; никогда, даже в величайшие праздники, они не оглашались священными песнопениями. Под тем предлогом, что иезуит не монах, но рыцарь, вечно с копьем в руке, иезуиты утверждали, что они не могут присоединяться к остальному христианскому обществу для участия в торжествах то печальных, то радостных, смотря по воспоминаемым событиям из жизни Христа. Пий V, как и многие другие, находил этот предлог пустым; если иезуиты, отправленные в разные миссии, освобождались, как и другие монахи, от общего богослужения, то это было понятно; но то, что в их обителях, где они всегда бывали в большом числе, богослужение не совершалось, даже, так сказать, презиралось, являлось в лоне Церкви странностью, чтобы не сказать больше, которая требовала преобразования.

Пий V, как и Павел IV, потерпел неудачу, натолкнувшись на упорство иезуитов, которые, однако, всегда хвалились своим величайшим повиновением главе Церкви. Они составили записку, в которой доказывали, что в Церкви есть достаточно других орденов, которые служат обедни, и что цель их маленькой армии состоит в том, чтобы находиться беспрерывно вооруженной, готовой лететь всюду, куда ее призовет религия и нужды христианской республики. Подобно тому, как военные ордена освобождаются от богослужения, когда необходимо сражаться с врагами Церкви, так и орден иезуитов, орден духовный, должен быть освобожден от него, ибо должен беспрестанно находиться наготове к битве.

Франциск Борджиа и Поланквэ представили эту записку Пию V. Их рассуждения не убедили папу. «Надо же, – ответил он, – чтобы вы подумали немного и о ваших собственных духовных нуждах, иначе вы уподобитесь трубочистам, которые, чистя трубы, покрываются сажей». Оба иезуита держались твердо и шаг за шагом защищали свою почву. Пий V стоял за принцип. Франциск Борджиа и Поланквэ согласились только на то, чтобы богослужение совершалось в обителях профессов, и чтобы только два отца были обязаны на нем присутствовать. Два иезуита, читающие свой требник, – вот и вся уступка, сделанная орденом Пию V и священному правилу общей молитвы, на которой так настаивал Иисус Христос; впоследствии, Франциск обращался к папе с просьбой отказаться от этой уступки, и Пий V, ничего в действительности не добившийся, отменил свое жалкое распоряжение.

Этот папа нашел еще один серьезный недостаток в организации ордена. Мы уже говорили, что он состоял из различных категорий членов, принадлежащих к ордену лишь по внешности, и что только профессы четырех обетов суть настоящие иезуиты. Пий V понимал, насколько неправильна подобная организация. Он хотел, чтобы все члены ордена, получившие священство, становились настоящими членами и приносили все четыре обета.

Относительно этого пункта, как и в вопросе об общем богослужении, иезуиты оказали сильнейшее сопротивление. Пий V выразил свою волю самым формальным образом, и 16 мая 1567 года кардинал Альциат передал иезуитам папское приказание. Они его обошли и ни в чем не изменили свои правила. Они старались получить от Пия V какое-нибудь публичное свидетельство в свою пользу, но этот святой папа постоянно уклонялся от этого и всегда казался озабоченным опасением, что иезуиты причинят много вреда Церкви²².

Франциск Борджиа, иезуит, канонизованный впоследствии, противился приказаниям папы. Между тем, ему было хорошо известно, что постоянные походы иезуитов, вмешивавшихся во все политические интриги, угасили во многих умах дух истинной набожности. Он сам сознавался в этом. В одном из своих писем он говорил, что орден знал уже по опыту, что занятия, даже чисто литературные, были для него причиной гордости и честолюбия.

Вместо того, чтобы сопротивляться Пию, Франциск Борджиа должен был бы с радостью ухватиться за указанное папой средство, чтобы пробудить в иезуитах больше усердия к Богу, и поменьше привязанности к мирским делам.

В бытность его генералом, орден сделал новые завоевания в Америке. Бразильская миссия, основанная при Лайнесе, разрослась. Азеведо, побывавший там в 1566 году в качестве ревизора, устроил коллегию в Рио-Жанейро и новициат в Сан-Сальвадоре; затем, в 1569 году, он возвратился в Европу за новыми подкреплениями и уехал обратно с семьюдесятью двумя иезуитами. В пути, корабль «Св. Иаков», на котором он находился, был оторван бурей от остального флота и взят в плен знаменитым морским разбойником Жаком Сури. Экипаж, подстрекаемый Азеведо, вздумал оказать сопротивление и был частью перебит. Азеведо и его товарищи были убиты. На остальную часть флотилии напал другой французский корсар, Капдевиль, такой же кальвинист, как и Сури. Когда португальский адмирал погиб, флотилия сдалась. Капдевиль приказал перебить иезуитов, так что из всех новобранцев Азеведо остался один лишь брат Санчес, который исполнял должность повара.

Жестокая резня, произведенная Сури и Капдевилем, возбудила всеобщее негодование. Правда, иезуиты вели в Европе с протестантами ожесточенную борьбу; они восстановляли против них европейских государей и разжигали народный фанатизм, они призывали к оружию для их истребления, но все-таки страшная расправа корсаров не нашла одобрения. Убитые иезуиты были безоружны, а потому, убивать их так безжалостно было подлостью.

Через год после этого трагического события (1571 г.) отец Толоза отправился в Бразилию с тринадцатью иезуитами. Между ними нашлись отважные люди, из которых наиболее отличился о. Иосиф Анкиета, обошедший, как истинный апостол, наиболее дикие страны Южной Америки, чтобы обращать дикарей в христианство.

В 1566 году иезуиты проникли во Флориду, вслед за испанцами. Но зверства, совершенные этими последними в этой несчастной стране во время их первых завоеваний в Америке, возбудили в туземцах ненависть к имени и религии европейцев. Иезуиты, осмелившиеся высадиться во Флориде, были убиты. Испанцы поступали еще более жестоко, чем эти бедные дикари, которых так красноречиво защищал Варфоломей Лас-Казас.

В Перу иезуиты устроились без всяких затруднений. Древнее царство инков было завоевано испанцами; в Лиме, его столице, жил архиепископ, и было очень много церквей, принадлежавших доминиканцам. Филипп II выстроил в Лиме для иезуитов коллегию и церковь. В Куско, древней столице инков, в Паце и во многих других городах возникли обители ордена. Портилльо был начальником миссии. Варфоломей Фернандец и другие иезуиты не одобрили его поведения и донесли на него генералу. Портилльо отозвали, а орден продолжал сильно развиваться в Перу.

В 1572 году Франциск Борджиа послал миссионеров в Мексику, которые поселились в главном городе и стали оттуда совершать экскурсии к туземцам. Мы впоследствии поговорим подробнее об этих американских миссиях, а также о японских и индийских.

Франциск Борджиа умер в Риме 1 октября 1572 года. Он был причислен к лику святых. Как частное лицо, отличался ли он теми добродетелями, которые так восхвалены иезуитами? Заслуживает ли веры их свидетельство, если они возвеличивают самих себя в лице тех, которых стараются возвести в герои? Предоставляем читателю думать об этом, как ему угодно. Скажем только, что папе Пию V, который также причтен к лику святых и который находил, что орден иезуитов требует преобразований, мешал в этом деле Франциск Борджиа, хорошо знавший, что гордость и честолюбие заразили сильно его орден. В бытность Франциска генералом, был послан в Милан отец Маццарино, оскорбивший святого Карла Барромея в самом его городе, и чуть не в глаза. Франциск Борджиа не внял заявлениям святого Миланского архиепископа, также причтенного к лику святых, и видевшего, что его справедливые требования не исполняются, под влиянием важной дамы, графини Дидамиа. Мы могли бы указать и на другие факты, но и приведенных достаточно для того, чтобы показать, что, если Франциск Борджиа не обладал частными добродетелями, то качеств генерала иезуитов у него было слишком много.

Папа Пий V умер в том же году, и был замещен Григорием XIII.